...-Смею предположить, что именно золото было основным объектом алхимии не в силу его исключительных минеральных свойств. Только оно излучает свет спектрально почти адекватный солнцу. Вот цель- много-много солнышек искрами любви и жизнеобилия зажженных на поверхности планеты. Уверяю тебя, с этого все и начиналось, и цену оно от того обрело уникально высокую , и мерилом стало потому же. Печально, цену его сути определяли одни, а драки и войны за популярный и бесспорный эквивалент затеяли совсем другие, не зрящие тайны этого начинания и в принципе люди застывшие в своей слепой, исполнительной гордости. Вернемся к сути. Ценность золота не в потребительской покупательной способности, а в цветосмешении источаемого света. Глупости и наив? Хочешь, я покажу тебе злодея и вампира, существо беспомощное и калечно неустойчивое на культе своих страхов и злоб, но располагающего тонной золота? Не хочешь,...сам видел. Вот. Дальше смею предположить, что золото не активно как материя и от того гипер активно как суть. Оно лучезарно лишь при очень определенных условиях. Оно спит без любви. Золото нужно рождать усердием алхимика или пробуждать. Его летаргические трупики заботливо перетаскиваемые людьми по миру не исцеляют даже от банальной хромоты сути. Золото не напрасно практически бессмертно. Оно ждет. Терпеливо и вежливо хранит свою целостность, обжигая не со зла всех не верно на него покусившихся...
Алхимики добывали свет! Их, конечно, нужно было сжигать на вандально коптящих кострах, чтобы они не успели возобновить светооборот. Его продуктивность не этично даже сравнивать с финансовым оборотом. Спроси- зачем тебе поведана эта тайна? Конечно же, затем чтобы действовать! Дерзать! Когда знаешь, любое твое действие превращается в дерзновение. Добывать свет это вызов. Это вызов себе привыкшему греться у не своего огня . Господи, до чего все заблужено! Норма это дерзость , а прозябание претендует на нормальность. Помоги ради всего святого выпутаться, избавь от закона лукавого ... Ну что ж ты просишь, растеряша. Опять не знамо кому адресуешь мольбы свои о избавлении и совсем не адресуешь их себе. Располагая всем на свете, опять ускользаешь из себя в потусторонних причитаниях, спаси и сохрани, наставь и обереги. Адресат твоих молений ждет тебя в сердце твоем. Он там потому, что он это ты, им созданный и ведомый бережно по жизни твоей. Ты его надежда на торжество замысла любви. Если воскликнешь сердечной песней что ты готов работать с золотым светом то сразу получишь на то высочайшее позволение. Если молчишь, то будет пусто и сумрачно. Все устроено просто до невероятности. Уже давно ты тайно ждешь прозрений, присматриваешься к исходам через обряды. Молчаливо ждешь, свидетельствуешь и не будишь голос сердца, не ищешь его звучания в полную силу. Так я сам проснусь, я...-
-Слушай, ты кто? Оставь меня в покое. Сижу себе на обочине, что тибетский монах, всего лишенный, совсем из всего вычлененный. Кручу себе два колесика. Какое золото? Какой свет? Где это все? Слушай, иди с миром. Иди.
-Мне не куда идти. Я везде. А ты давай, попробуй остаться в "покое". С удовольствием понаблюдаю, как у тебя это не получиться. Одно крохотное замечание. Тибетские монахи не "колесики крутят". Они вращают время... В общем, я рядом если что...
-Больно ты не связно разговариваешь. Не думаю что мне это необходимо. И потом, почему бывает что от моего имени? По какому праву, собственно?
-....
-Эй, ты где?
-А ты где? Ты есть?
-Ну, знаешь!...
-....
* * *
... Давно и прочно в своеобразный летаргический комфорт выродилось не приемлемое тобой ранее узилище в коляске. Социум в тебе не нуждается, у него в копилке масса более легко реализуемого материала чем ты. Ты в нем тоже, потому что не видишь особенного резона уже затраченным на тебя усилиям, не знаешь чем будешь воздавать, не знаешь зачем так мощно тебя подталкивали в вакуум колясочного миросозерцания, не любишь себя в роли объекта чьей-то неоплатной обязанности, твой очередной диагноз- гражданская смерть, почти летаргия личности. Семья отвела тебе роль наследника престола еще не севшего на регентство, либо монарха списанного в утиль. Им так удобнее нести твое бремя. Они чуть-чуть лгут себе, ты не монарх и не наследник, ни славного труда в прошлом ни надежд на перспективу. Есть неизбывный, громоздкий и обязательный к исполнению под угрозой твоей гибели ритуал. Ритуал твоего ежедневного оживления и искусственного удержания в жизни.
Музыкальные пристрастия дошли до точки замерзания, ты кристаллизуешься под мантры Гребенщикова и Воскресения под Шнитке и Чайковского. Весь ты дошел до точки в футляре статичного тела как до образа и символа твоей спящей жизнедеятельности. Твое сознание догоняет выскользнувшее в смерть на 50-80% бесчувственное с полу замершей физиологией тело. Еще один верный критерий характеризует твое нулевое состояние : ты сажаешь семя лимона в цветочный горшок и очень хочешь чтобы он вырос, а он ни в какую, а ты очень хочешь, превращаешь его рост в смысл своей жизни, поливаешь паралично расплескивая воду, рыхлишь вымученными корябаниями почву, елозишь горшок по подоконнику вслед за лучами солнца, все напрасно. Двухсантиметровый зонтик с двумя листочками ищет, во имя кого расти, в этих диких условиях бетонной секции на пятнадцать метров оторванной от земли, и не находит. ТЕБЯ НЕТ ! Есть таящаяся в генных звеньях память о саде который заложил твой дед придя с великой мировой войны, заложил как точку поставил своему участию во всемирных перманентных погромах. Она водит твоей парализованной рукой сажающей семя лимона. Но дедов сад бушует и поныне хороводом цветов и плодов, а твой лимон застыл в ожидании твоей осеменяющей любви и, кажется, уже начинает чахнуть. И он прав- тебя не достаточно для этого не хитрого акта! И вы гибните на пару. Он задыхается без энергии. Ты от крушения крохотной надежды возделать свою внутреннюю пустыню. Степень твоего кризиса близка к максимуму, близка к почти необратимости. Медики твое состояние называют терминальным - готовностью к отлету, народно изъясняясь. Поэты верно подметили бы, что твоя звезда не горит а мерцает в атмосфере земли панибратски перемигиваясь с двойником зовущим из космоса. Редкое единодушие возникает при описании твоей полу летаргии. Твой диагноз можно подтверждать и так и эдак, вертя его, но дело не в этом. Дело в том, что просто твоя жизнь замерла без проявленной ЛЮБВИ! Ее нет большой или малой, жаркой или созерцательной. Она осталась в клетках твоего еще живущего организма в объеме поддержания биологии. А ты как надбиологическая сущность, как идея не производишь даже столь слабый фосфорный ее свет требуемый ростку над которым ты легкомысленно вызвался установить патронат .
Наступает тот единственный по концентрации мистичности момент, когда все утихает в предродовой таинственности. Тебе предстоит второе рождение. И оно неизбежно, и ты рождаешься... Ты уже рождался однажды, и тоже было невнятно пустынно для твоего младенческого восприятия. И костер вечной истины горел в тебе и в матери твоей, один на двоих, он был порукой тому, что до достижения состояния вменяемости и ментальной осознанности ты уцелеешь как организм, как единица некоторой энергетической субстанции. Новое твое рождение, оно не хуже не лучше первого- оно другое. И костер пылает не огнем души твоей матери, а огнем сути мироздания. И твое причащение к этому огню предполагается не автоматическое и не по чьему-то поручительству, а волевое. Ищи, в тебе осталась кроха воли для этого акта. Иначе все было бы по-иному. Вернее ничего бы не было кроме инерции развития твоего разрушительного кризиса.
Идет дождь из бог весть какого времени года, и нет пересказанного тебе матерью летнего восхода солнца которым тебя впервые встретила земля. До тебя доносится еле слышный зов не ясного происхождения. Сразу становится понятно, что происходящее не бирюльки и на карту поставлен ты, твое существование, почти потерявшее смысл. Может быть, это твой последний, может предпоследний, наверняка почти крайний шанс откликнуться. Это ощущается явственно и очень тебя концентрирует. Ты вменяем, и ты должен сознательно определить степень своей причастности, степень своей готовности соучаствовать в этом движении незыблемых законов сведенных центростремительно в кодекс под названием Любовь. Ты должен выбрать этот освещенный пятачок, или стремительное центробежное удаление от него в абсолютную нежить, без радужной оболочки твоей самости за которой ты собственно и десантирован в этот мир. От тебя ожидается осознанное подтверждение сознательной приемлемости тобою жемчуготворения вокруг искры мироздания определяющей твое Я в раковине озонового слоя , или не подтверждение. У твоего чувственного сознания захватывает дух от непостижимости и необъятности предстоящего диалога с небом. Твой опытный разум явно клинит от предложения самому уничтожить, или обуздать вопящие о невозможности происходящего библиотеки глубин сознания, напичканные прикладными знаниями под которыми погребено ведение о предстоящем контакте. Вот тут и снисходит позитивный, созидательный шовинизм твоей ускользающей личности. Как инструмент перехитривания своего же разума. Ты сбиваешь его доводом уникальности ситуации. Льстишь ему, заостряя внимание на статусе собеседника с божественным началом. Не ахти какая хитрость, с тем что под рукой и в руке удобно общаться когда вздумается, вот только не вздумывается это почти никогда, и от этого разум буксует, чего то там обрабатывает в своих недрах, и не мешает полностью в себя погрузившись. Ты продолжаешь мантру про собеседника, от которого ждут решения на заданную тему. Собеседника, которого ни на что не обрекают без его ведома еще до зачатия перипетии накопленные предками.( Но это уже для сердца, ведь оно бедное тоже несколько детренировано и разуверено, и словечки ощутимо питают его ритм приводя его в соответствие с ритмом предсердия). Собеседника, в способность которого воплощать свои решения предположительно верят и хотят твоей веры в этот бесспорный постулат, вытекающий из закона сохранения энергии. Практически ты заново непорочно начинаешься, практически тебе дано право надсознательного выбора столбовой дороги твоей жизни, и жизни как таковой. Дерзни, дружок. Не по силам задач не будет. Выбор, рожденный в тебе, обязательно имеет доступный тебе потенциал энергии на его воплощение и силу консолидирующую этот тайно рожденный потенциал...
Вот тут и вырывается из тебя то крохотное ДА твоего согласия, плюс еще неведомая, забытая за десятилетия скитаний по миру девственная, чудесная вибрация, начало великой реки новой жизни . Происходит самоопыление, крошечное слово формируется в тебе и твоих пределов не покидает, в тебе открывая трансляцию своего смысла. Это ДА действительно похоже на пыльцу или сперматозоид, на первую твою идейную клетку заряженную волшебной и невероятной силищей всей твоей грядущей судьбы просвещения и не ментального осознания и причащения к гармонии. Ни боли, ни крови, ни криков. Никакой суматохи, ничьих надежд и опасений. Твое новое рождение совершенно интимно и скрыто от всех. Только ты, на вневременье незнакомцем ставший себе, и нечто чувственное ветерком или бликом прошмыгнувшее в тебя. Нет никакого особенного внешнего торжества по окончании этого акта . Праздновать некому, да и нечего пока, зачатие традиционно не есть поводом для праздничного обряда. Прежняя, пустынная нирвана, впрочем уже обнаружившая в себе очень достойный повод для самоликвидации. Ты другой. Ты другой не по сути, суть твоя еще долго будет отрабатывать инерцию, ты другой идеологически, это принципиально важно, ты отличаешься дополнительным элементом памяти вдохновленным идеей. Одно маленькое солнышко отныне храниться в нейроне и светит идеей возрождения . Один крохотный магнитик распространяет волны своего притяжения. Конечно, тебе неведомо, что он там делает, неведомо есть ли он в тебе вообще. Тебе это чувствуется или даже скорее помнится фактом своего внедрения и твоим согласием на это. И самое важное, что у него приоритет на расконсервацию откликнувшихся на его зов собратьев и потенциальных собратьев в подернутом спленом улике твоего естества. Приоритет и даже не великая сила в вакууме- это очень большие шансы на доведение первоначального замысла до многократного умножения без коррозии от внешних воздействий. Пустоту заполнять легко, нет противодействия. А ты опустошен и выжжен длинющим кризисом отсутствия концепции твоей жизни. Ты благодатен своей внутренней нейтральностью.
Преодоление еще одной ночи ничем для тебя как существа само осознающего не замечательно. Сновидение из грязно плюшевого неба просто перекочевало из давешних сумерек в твой сон и к разряду видений никак не относится. Я, друг твой, знаю, что под утро той ночи тебе чрезвычайно повезло. В тебе возник конгломерат из впервые взаимосвязавшихся, доселе пребывавших в автономной рассеянности по твоим недрам, пережитых тобою когда-либо моментов гармонии. Исторгнутый тобою вместе с небом днем эталонный зов ДА, к твоему счастью, обнаружил в твоей спящей душе достаточное количество материала для воздвижения вокруг себя сферического, родственного энергетического слоя. Это был твой окончательный вклад в оплодотворение нового образования. Возникла очень устойчивая структура, в которой озарения небесного патроната способны перетекать в твою любовь, снова привлекающую очередные озарения. Перпетум мобиле перезапущен. Возник фон, смещен такт и ритм вибрации формирующей твое грядущее бытие. Оставим на время новорожденную тайну в недрах. Оставим абсурдное ментальное наблюдение за ее динамикой, грубость этого наблюдения, стремящегося расчленить на составляющие от бессилия понять целое, здесь неуместна, не этична, и абсолютно ни к чему. Примем как факт определенный чувствами- тайна существует и живет, она возникла в очень неожиданном как бы ни чем не чреватом месте, и у нее хорошие шансы окрепнуть используя маскировку. Самая большая угроза для нее это ментальное неверие, просто преждевременное ментальное осмысление, которое всегда норовит устроить грубые ранние испытания, дабы проявить через бой опыта наличие живой автономной структуры . Ты хороший кокон, надежная защита от нижнеастрального смога, ведь ты списан со всех счетов, ты испит всеми вампирами, ты официальный ноль. Только глубоко не официально теплица в тебе амбиция стать иной, счастливой и содержательной цифрой ...
... Спустя некоторое время, в рамках своего тайного андеграунда ты покушаешься на формулы чувств. Эх, думаешь, распишу их сейчас все. Берешь понятие любовь. Пишешь составляющие формулы. Л- это я, Ю- объект, Б- мой импульс, О- ответный импульс, В -объединенный резонирующий импульс , Ь- бесконечная энергия детонированная резонирующим импульсом(точно! даже и не буква, знак, подсказка выхода на не осознаваемую пустоту). Векторные ниточки протягиваешь мышкой, определяешь простую взаимосвязь в своем уравнении, разве что силу тока не проставляешь по узлам, но это, уж прости, величина призрачная и неизмеримая, инженеришь на всю катушку. Выходит (ЛБ+ЮО)х В = Ь. И, при этом, ты не смешной наивный пацан, ты ищущий и прорывающийся в бескрайность на костылях своих ментальных клише. Направляешь и свой общеобразовательный багаж на постижение концептуального. Получается гениально простая рабочая схема. Чудо не испаряется и вполне описуемо даже посредством разложения на исходные составляющие и построения зависимости. От чего же оно подчас испаряется или не возникает вовсе? От крохотного нюанса- не искренности, то бишь страха не просчитаться бы замешанного на гордыни мнимо возносящей выше любви. Такого себе битума бултыхающегося обволакивающе в подчас совершенных по форме головах узников сомнительной идеи о вторичности чувств и первичности торгов .
Смутировала однажды в неоглядных временных прорвах мысль о абстрактной самоцености земных сладостей, и пошла гулять по генам черными волнами отделяя белое от белого. По твоим ничем не подтвержденным догадкам, произошло это тогда же, когда потер неандерталец камушек о камушек и добыл огонь. Эйфория самодостаточности материального бытования восторжествовала. Все под рукой, понятное на ощупь, зовущее к манипулятивному применению. Одну извилину напряг, опознал, потер и готово. Искренность души не нужна, томление приостановленных чувств только мешает сосредоточить волю и добыть неказистый результат. Без накладок двигался процесс пока нужды то было поесть, в тепле джоули организма восполняя поспать, соседа подпалить или припугнуть. Потом ушли люди от костров, в топки, котлы, реакторы загнали огонь. Но схема псевдо волшебства осталась в подкорке. Для того чтобы что-то возникло нужно изнасиловать часть противопоставленной материи трением, подкинуть материи отведенной под уничтожение и помыслы начинают свое видимое, сию минуту ощутимое продвижение и услужение. Такое не абсолютное конструирование, при котором нечто возникшее обязательно взрастает на не прозрачном бульоне гибели и столкновении чего-либо отобранного для полной деструкции. Набор последовательно скомпанованых деструктивных манипуляций, приводящих к иллюзорному торжеству над материей, лежит в основе двигателя прогресса. Материя скукожила свою суть и стала нейтральной к истине и любви заключенной в ней. Ее стало очень легко заряжать потенциалом смерти. Сначала полетели бумеранги, стрелы и камни. Какой арсенал сейчас стоит на изготовке упоминать не резон, потому как в антиужастик обязаны выстроиться эти строки.
Однако далее насилие над материей бахнуло совсем в неожиданную сторону. Когда люди размножились, и уж совсем далеко отошли в своих помыслах от опасливого контроля над обузданным огнем, перенесли они рефлексию добычи огня в свои взаимоотношения. Иссохшая, лишенная смысла материя, и ее подвластное трансформирование так намозолила глаз и мозг, что человеки стали восприниматься человеками как материальные частицы и только. Нашел камень конкретно очерченной популяции, зарядил банальную идею, нашел другой камень бдящий о своей автономной целостности, потер в преступной расчетливой проказе идейку об идейку, подкинул хвороста людских жизней и война готова. Ты сыт и согрет, сосед и все павшие сгорели в твоем огне, во имя процветания твоего варварского опупения. Или наоборот, не суть важно, кого-то все равно подпитают души в агонии насильственной смерти сожженые, доведенные до готовности убивать перед своей кончиной. Большое взаимо отражается и повторяется в малом. И пылают с тех пор костры топимые земной материей, потрескивая отлетающими за ненадобностью в иные измерения душами, извлекаемые из стона материи, кого-то греют, кого-то кормят, кого-то пускают в расход, что-то стирают из объективной реальности. И обязательно многослойно пожирают нечто уже сотворенное в замен являя нестойкое упокоение от отложенных на не надолго проблем. Обязательно попутно грабят и пригревшихся до времени на манипулятивном вампиризме, отравляя пресыщением и отупением от ходьбы по кругу.
Так куда же делись те, кто добывал созидающий огонь истины, спросишь ты наивно. Никуда. Тонкой но нерушимой плевой своих чувств обернули горящую планету . И уже почти дождались апофеоза самоизживания джина выпущенного из бутылки. И уже почти спасли ее чудесным образом, не давая огню вырваться из круга и приобресть качество совершенно неуправляемого беснования. И не кормят его им обожаемым и заслуженным насилием, отрабатывая метод тушения не простовато- радикальный но истинный. И отыскивают головешки на пожарище и пользуясь опаленностью мозга вдыхают в души жизнь. Поддерживают ее и множат в предверии торжества глобального празднества эволюционного исчезновения огня.
Теперь спроси: зачем тебе эта грустная история о странно потраченных тысячелетиях. Затем, мой искатель, чтобы в чистом виде сравнить два первоисточных макета. Заглянуть за знак равно в их формулах. На крохотном примере отсмотреть полный, более чем понятный в малом своем отражении, дуплицирующийся цикл. Потому что если сегодня заглянуть за этот знак итога, застанешь ты там еще цветущий базар, именуемый рыночными взаимоотношениями, исчисляющийся биллионами составляющих. Интеллекта точно не хватит чтоб постичь что же получилось, и чувства включить, одуряя пестрым мельтишением красочных оберток и фантиков почти вероятно что не позволят. Ты хватаешься за определение "манипуляция", просчитанный по шагово эгоизм, и делаешь его ключевым в антиподной схеме менял. Весы готовы. Совсем не нужные весы.
В свою формулу подставляешь нежность, трепетность, счастье, восторг, торжественность, благодарность, милосердие. Дальше не перебираешь. Получается формула универсальна, получается нюанс кочует везде один. Стоп, есть! Импульс не искаженный нюансом. Чуть- чуть силы охранить импульс, можно даже не откладывать чудотворство до изживания порочного нюанса не искренности, просто быть на секунды зачатия хозяином своей воли и отделить зерна от плевел, и импульс превращается в источник чего угодно благостного, бесконечного, неисчерпаемого. Снова шевелиться рацио проставить КПД, шевелиться и обмякает: нет такой цифры. Она громоздко бессмысленна. Но при этом осмыслена вся схема процветающая нынче. И тут ты предощущаешь голос за кадром вещающий снисходительно что ты сделал слишком простые выводы касательно ох каких непростых вещей. Но гонишь его узнанное чревовещание к едрений фене еще из своих предощущений. Тебе он не нужен, и даже вреден армадой заготовленной лжи, под которой погребается простая истина. Тебе нужно утвердить выбором свой ни в чем не твердый ум. Нужно, чтобы он не крал у тебя голубые платья, пепельные локоны, пируэты в облаках, остальные проблески обновленной твоей жизни (ты помнишь, да? О-о как помнишь! Память чувств это тебе не байты осевшие в нейронах склонные к старению, это всегда молния, фейерверк!), да что там платья, вспомни как твое астральное тело чудом не упорхнуло в открытый люк амбулаторной машины убегая от этой стаи витиеватой ложности. Бесконечно много еще чего- не крал, не крал из не им производимого но им скудно и опасливо пропускаемого. Пусть оставит он в покое твое ДА которым ты перешептывался с небом. Оно уже подросло ощутимо и принятие его по инвентарной описи может стать неразрешимой задачей протаскивания верблюда через игольное ушко. Пусть учит себе английский язык, программирование, другие иероглифы соц.общения. Тебе как воздух необходимо сейчас на время выйти из-под его логической монополии, ввести его в режим считывания внешней гармонизирующей информации. Сочинить и прочувствовать свой надментальный андеграунд, воскрешающий твою душу, подсаживающий тебя до плевы с любовью ждущей грезы твоего ДА. Составить новую парадигму своего бытия без его участия. В лучезарном высоком покое создать чувствами программу эксплуатации уважаемого мозгового потенциала. Вдохнуть ее новой созидательной функцией в высшую форму биологической материи. И придать ей тем самым смысл. Освободить и раскрепостить божественную ткань мозга прозябающую в продуцировании страхов и фобий которые ежиками катаются по закольцованным нейронным связям доставляя страдание себе и всем тканям, находящимся в услужении у пантеона величественных полушарий....
ДНЕВНИК
Узнал об мексиканском обряде открывания сердца богам. Субъект, подвергаемый обряду, проходит длительную, изнурительную подготовку, для того чтобы во время обряда в его сердце обнаружился хотя бы один вопрос достойный внимания богов. Иначе- смерть. Возникло четкое ощущение, что я уже пережил этот обряд. В том районе земли много разных штучек таящих новое осмысление физической калечности. Есть пирамида солнца. Не склеп а пустое сооружение равное пирамиде Хеопса. Путь на ее вершину иногда не могут преодолеть здоровые мужики. А увечные, в силу не ясных причин, преодолевают этот путь.
Интересно, как устроен этот рукотворный фильтр...
...В мою жизнь вошел Набоков. Первый раз в жизни насильно ограничивал себя в чтении. Длил состояние. Прерывался на многоточие. Он всегда многоточие, всегда продолжение и расширение следует. Несколько абзацев на целый день включали в душе свет и аромат, производили не ясную, величественную музыку. Перечел его биографию. Очень поучительная история. Внешнее крушение одного мира, и огранка его хрусталя в подземелье чужого, совсем не того формата возвышенности, не родного мира. Если он доупражнялся, усердствуя в своей огранке, до гениального выражения своих мирроточивых состояний, то страх перед невыносимым экстазом запрещает мне воображать о токе собственно этих состояний. На него глядя, тает смысл в нервных восклицаниях быть или не быть при сокрушительной смене антуража внешнего мира. Все однозначно- зря миры не тасуются, выпадает всегда самый соответствующий и способствующий реализации. Возникло очень много ехидных вопросов к Федору Михайловичу...
... Очередная странная метаморфоза произошла с тобой в санатории. Если еще раз допустить что мир тебя окружающий есть не что иное как твое расширенное сознание, то неясно от чего прибилась к тебе в приятели одна колоритная молодая супружеская пара. Будто и вовсе не помышлял ты о браке, даже об отношениях с женщиной совсем забыл как фантазировать, но прибились эти голуби и отпаивали тебя чаями в своем выездном порыве гостеприимности, взаимно служа друг другу и тебе служа поводом для глубоких чувств. Весьма эстетичные по форме и по сути люди, он основательный и фактурный, она хрупкая и грациозная, чрезвычайно гармоничные в своем союзе, растворившем дотла его коляску. Так естественно с их вареньицем и вкусил ты установочку, что целое это таки минимум два в одном. С их просветленности и забрезжила лучиком в твоем заоблачном подземелье тема Женщины. В один из влажных лунных вечеров ты сидишь с Ним в душистой туевой аллее и облекаешь свои чувства в слова. Разжеванная туевая шишка пряной горечью холодит поднебенье. Ты закончил свою трель. Сидите с Ним на пару и дивитесь: надо же, вокруг простого вопроса размножения такую центрифугу ты сам того не ожидая устроил. Галактики, вальс душ, триумф сфер, светил и былинок и.т.п. до сих пор вертятся пестрой шарадой в ваших головах. Похоже твой основной орган размножения находится не в смирительной рубашке нижнего белья, где его обычно скрывают в незавидном заточении всю просветленную часть мирового дня, как узника приговоренного к неволе за греховную неуместность на свету . Некий энергетический, необъятный лучевой столбец обнаружил сейчас явственно для тебя свою потенцию. Предтечно первичный половой орган, фольклорно-ведическое название коему забыто, но не имеет ничего общего с мрачным словом "конец", а также с крестиками, полу крестиками и решетками с одной проскочившей частицей в нецензурном варианте правописания. Сеющий и одновременно принимающий семя первичных трепетнейший грез из сокровеннейших недр Женщины, грез печально носимых, редко задействованных, но неизбывных как сама Жизнь . Пронизывающий любые панцири зовом осознанно-очувствованного зачатия того, что потом собственно и должно облекаться в плотские скафандры. Творящий СЛИЯНИЕ смыслов и концепций предстоящего воплощения души до того как образуется голая или ненадежно защищенная пленочкой сопутствующего оргазма МАТЕРИАЛЬНАЯ МАТРИЦА двух слитых в механическом, темпераментном оплодотворении клеток. Исключающий рост новоявленного, порожнего в своем опыте, организма на не культурном стихийном смешении инвалидных грибков, рожденных повседневностью эмоций, переживаний, нестойких, вечно сопряженных со страхом и опаской земных надежд.
...Ты видишь, что у Него, твоего слушателя, не сходятся концы с концами, не роднится твой водопад с его простым, но выверенным эволюционным опытом. Но тебе это не важно. Важно, что пусть не долго он парил в твоих грезах вместе с тобой. Ты открыл сейчас свое трепетное ощущение, подаренное прикосновением к сущностному, и тщетно ловишь разлетающиеся блики бенгальского огня твоего вдохновенного спича. Разумеется, ты остаешься ни с чем, и горечь от шишки заметно реальнее разлетевшихся искр. В силу своей эпизодически проявляющейся вульгарности чувств ты даже не радуешься рождению новой системы преломлений в тебе света высоких мечтаний, ты глупым котом снова гоняешься за следствиями в виде отзвучавших слов, припоминаешь их и получаешь шишкин вкус. Не слова бы молвленные тебе припоминать, а вдохновение их породившее воскрешать и подхватывать. Ничего образуешься, время твое запущено.
Система родилась! Спасибо Ему за соучастие, за слушание безропотное. И боже мой как она работает! Несколькими днями спустя, в одиночных разъездах по парку, ты въезжаешь в девушку. В прямом смысле слова ты врываешься в райскую субстанцию ее мечтательного взгляда. Спотыкаешься, замираешь приемля проникающие потоки, ищешь источник. Безупречная фигура в голубых шелках, пепельные локоны, пронзительные серые глазищи. Инерция коляски выносит тебя из облака ее взгляда. Но вы уже скованы единым чувством, и взгляд настигает тебя и провожает тебя и, невероятно(!), зовет остановиться. Ведь это любовь, она так и возникает в мгновение ока, затем размениваясь на условности, на трезвость и понятия. Почему же ты бежишь? Куда? Почему тебе так зябко в июне? Тебя знобит от неполадок в заклиненном необъятным ломтем информации головном мозге. В нем живет убийственная в принципе и для тебя в частности классификация, разъединяющая людей по различиям формы. Классификация-бог ее упраздни! Ты заглянул сейчас в эти глаза и пережил секунды счастья. Вы были чем-то единым, ты полностью соответствовал роли отведенной тебе богом в этом союзе, и тебя пригласили к соучастию в рождении следующей ступени счастья. Но ты бежишь от подножия этой лестницы ведущей в небо. И гонят тебя не враги или бесы возникшие. Наличие таковых упростило бы твою задачу. Ты был бы целостным, вступая в любое, пусть даже жестокое сражение за право взойти по этому воздушному мосту. А сейчас тебя кнутом гонит от подножия счастья твоя же часть, твой убедительно диктующий ложь мозг. Ты не то что не целостен, ты болезненно распят на кресте погруженном тобой в твою плоть. Главное совпадение бомбардируется градом каменьев обрушенных как необходимое условие для вступления в хоровод чувств только что вспыхнувших сказочным букетом. У тебя действительно нет ничего из длинного списка сопутствующей атрибутики телесных прелестей, ложно и жестоко больно прилагаемых как неотъемлемое в предложенном порхании. Еще у тебя нет арсенала точных и верных слов, ты еще не умеешь дышать словами исторгая их не из себя а из эмпирического желания любви, ты еще их выдумываешь и компонуешь , твое чувство настолько свежо и эфирообразно, что не заточить его молнию в мундир сочиненных словес, не уплотнить до упаковки содействующей презентации. Но самое важное, что нет у тебя принципа верховенства чувств. Без внешнего боя ты бежишь от ворот в рай, увозя прочь свою боль от внутренних духовных битв за право обладать собой. Забыт твой рецепт самолечения взаимообменом любви, спит фантазия, обязанная подсказать форму контакта с родным по вибрации существом, замерла концепция скипетра силы. Плачевная ситуация - ты саморазрушаешься, комплексуешь от неожиданного открытия во всей глубине перелома в еще одном своем -ментальном- хребте, навязчиво застящим небосвод решеткой из твоих иссохших рученек. Ты вычеркиваешь себя сам. Ты воруешь у себя чудо не веря в него вопреки объективной реальности. Вопреки очевидным обстоятельствам ты низводишь себя до роли недостойного, непригодного. И , боже мой, как необъятно больно ты себе делаешь бередя этот свой открытый перелом.
И бежишь, бежишь, бежишь. Будто можно убежать...
Оставим тебя сегодня, в странном, тобою созданном состоянии. Тем более, что закономерен набор ошибок при любом движении. Тем более что жизнь твоя уже движется по загадочной цепи уроков, которые щедро преподаются тебе, живо и быстро реагируя на твои потребности. Уже несколько дней спустя ты прибиваешься к кружку сотоварищей на центровом пятачке в парке, у памятника конечно же Н.В.Гоголю. Среди прочих ты застаешь там беседу своего собрата со здоровым и ладным парнем. Уже не тайна для тебя, что используют спинальников даже малознакомые ходячие люди как исповедальню. Эффект этот странный и похож на принцип пчеловодства. Сидит почти на месте этакий улик и периодически тактично принимает порции жизнеописаний добытых мобильными людьми. Принимает, переваривает, формирует обменный фонд привлекающий все новых и новых десантников. Вот и попал ты на такую медоотдачу. Парень повествовал твоему собрату о своем резвом любовном приключении. Возбужденно так, заразительно очень, не таясь делился радостью. Вдруг тебя пронзила догадка что он говорит о ней, о давешней твоей полюбовнице. Вдруг ты припомнил, что боковым зрением ты заметил его чернявый силуэт в том эпизоде у клумбы. Он столбенел несколькими скамейками правее. Заметил и не придал его наличию никакого значения, для тебя все в том слайде было не важно кроме ее глаз. И вот теперь ты в пошлом подслушивании жуешь его плоды, сорванные в саду который ты так позорно проехал. Вроде и парень очень даже не плох, вроде и рассказ его не скабрезен и уважителен, немного ранит тебя сокровенными деталями произошедшего обладания, но таковы законы жанра и контекст сцены. А из тебя при этом словно вычерпывает воздух каждое его слово. До помрачения виноватого ума вычерпывает. Тебя обескураживает скудость перечня его удовлетворения. Ты идешь с ним по цепочке его впечатлений, искренне желая услышать в них отголоски своего иллюзорного романа. Желаешь услышать, какой грандиозной и недоступной симфонией звучат они положенные на ноты его функционально здорового тела, но слышишь этюд в жанре секси. Желаешь оправдать свой побег действительностью своей ущербности на данном празднестве жизни. Желаешь но не находишь, не находишь, не находишь себе оправдания. Не находишь чем затушить пожар нереализованных амбиций чувств. Не словами, но чувствами корит тебя несогласие с разменом той божественной фрески по придуманному и грубо прочувствованному парнем сценарию. Теснит до боли грудь взрастающая на его словах концентрация и образность твоего несостоявшегося вальса душ, больно бьется птица полигамного счастья в твоей грудной клетке отчаянно прорываясь на уже затерянный зов. И только Гоголь своей гранитной улыбкой прерывает твой суицид. Совестит слегка голыми стволами роскошных бесстыдниц, подле которых проистекало действо, стегая твой взор, и тут же чудеса и волшебности невероятнейшие сулит. Тихонько ты съезжаешь с подмостков. Увозя в сердце своем не суд но возвышающий тебя обман. Ведь все новации и истинные порывы изначально представляются невероятностью. И проходишь ты с тем обманом в сердце шпицрутены длиннющего ряда бесстыдниц. И как будто легче тебе становится от предпринятого мазохизма. И превращается боль в приступ очень светлого и мощного возбуждения. Очень хочется жить. Очень хочется дожить до минуты, когда только что отбушевавший в тебе вихрь вырвется из твоих застенков и обретет свою просторную ему подобающую стихию. Очень хочется продлить подольше возникшее предвкушение, погостить с ним неведомым вечерок. Так настали очередные сумерки. Так настал цикл инь. Так ты начал дерзко извлекать себя из трещины между мирами. ...
.... Сублимируя, ты пишешь рассказ о музыке. Постигаешь счастье произведения слов, трепет пера над чистым листом бумаги готовым принять в свое снежное лоно отлитый в буквах образ твоих чувств. Рок, это вобщем-то это и не музыка в массе своей, так тарабарщина африканских ритмов, включающих телодвижения, упокаивающих из хлопушек барабанов душу славянскую в ином ритме пульсирующую . Но есть у тебя на этом поприще один дружаня. Он уже давно размеренно возникает в твоей жизни, всегда угадывая впадины философской растерянности или обжорства . Всегда знал как подшить в тебя лозунг вроде "каждый умрет той смертью- которую придумает сам". Ты всегда слушал его и возникал покой и вера в вечное. Нынче-же ты берешь ручку и собеседуешь с ним, развивая его афоризм. Ты уже не создан для письма о смерти, потому перо твое борется за свежую для тебя генетику не выдумывания приговоров, за бесстрашие и веру на последнем пороге земного пути. Ты осознанно желаешь свом глаголом греть и обнадеживать сердца, не жечь, ни в коем случае не жечь! Великий опыт уготовила тебе спинальная судьба. Еще сверстники твои за партами постигали аллегории разных наук, а ты уже в стерильном боксе был одиноким и не властным проживателем того, как отлетают младенческие души. Для шокового потрясения, не иначе выдуман этот стеклянный колпак в кювезах. Как беспощадно не скрывают они акт обнажения отлетающей души из обнаженного тельца дитяти. Но герой твоего жизнеописания не младенец. Конец долгой интриги игры со смертью с изначальным смирением перед ее победой пишешь ты вокруг одной знакомой старушки приставившейся не так давно. С этим персонажем и ткешь рассказ во имя бесконечной музыки жизни, выдергивая из мозгов занозы смерти. Получается сочно. Написав, кладешь его в стол поглубже. Это твой коробочек с занозами и никто никогда не будет обременен перекладыванием его обжигающего содержимого. Никто не будет питать смерть с твоей подачи...
.... Чем еще занят твой сублим досуг, распростертый по времени. Упражнением грез, гигиеной сознания, пластикой чувств, ликбезом энергообращения, трансформацией восприятия действительности... Чеканишь монеты имеющие хождение во всей галактике и набиваешь ими сундук своей души. Выдумываешь идеальные модели. Видишь, какие смешные и ничего не поясняющие слова? Несомненно, такие комментарии твоей жизни не емки, неполны, и достаточно туманны. А ты и есть туман. И ты не делаешь ничего внешне и внутренне функционального и поддающегося описанию, по прежнему нет старой, утраченной возможности "функционировать", нет опыта новой, и потому слова лишь от части описывают процесс в тебе, сквозь тебя текущий. Ты распространяешься! Может быть чуть-чуть клубишься. Но ты уже явно не точка , которую ты являл собою еще не давно. Оставим эту веселую тайну на уровне ощущения ее тобою. Не будем даже образ ее абсолютно объясняющий подбирать, а пришлепнутый выше образ оставим намеком. Ведь это не вполне гидрометеорологическое явление природы, не проявления флоры или фауны, с чем классически сравнивать повелось паренье и пробужденье души, это явление человека, явление- системы и языка образности коему и не привиделось еще никому создать. Явление обвального умножения жизни без оглядок на нерушимость прежних твоих материальных форм....
... Где ты? Чем тешишься нынче? Ты стал все чаще предпочитать не послушание и слушание а прогулы. Куда-то выпархиваешь за порцией жизни. Как школяр слывущий нерадивым захлебываясь от счастья бродит по улицам во время уроков, так и ты прогуливаешь. Ага, вот. Ну конечно, не изучаешь а живешь. Очередная осень расцвела в твоей жизни. И ты сбежал в нее с череды описывающих перспективу занятий.
Качественно непохожим вышла нынешняя твоя отлучка в санаторий по лечебным нуждам. Как-то все совсем иначе стало тебе представляться сквозь призму года прожитого в заточении квартиры. Многое тебе стало понятнее и глубже и объемнее. Много взглядов заинтересованных стал ты на себе замечать. Иногда ловил скрытое наблюдение за собой. Тебя это смущало: не привык ты к барьерам в коммуникабельности, к отстраненности пусть даже со знаком плюс. Ранее в общении все было просто и как бы само собой. Теперь ты видел желание с тобой общаться и некий барьер из чрезмерного смутного почтения, что ли, мешающего легкому сближению. Ты вырос каким-то образом, обрел слегка не общее, торжественное, выражение лица за год своего вынужденного отшельничества, и стал несколько выделяться в привычной и легкой ранее среде своей выраженной не будничностью. И среда осваивалась с нынешним тобой и готовилась тебя употребить. Но ты вдруг галсанул и устроил себе глубокое одиночество. Не сам устроил. Неведомый импульс переместил твое обитание по большей части в парк. В обитание, влекущее чем-то большим, чем популярность готовая принять на себя лавину публичной востребованности. Ты убежал дальше, в пейзаж, в самое лоно природы. Скитался и наблюдал, как деревья запущенного до естественности старого парка окрашиваются в неистовые цвета отживающей свой срок листвы. Скоро они обнажат неистребимую стужей суть своих стволов. А пока накопившая за лето счастья биомасса гуляет буйствуя краской и проникающей шалой энергией, затмевая силу и красу вечного. Странную, не типичную и очень удобную для тебя публику собрал на свои аллеи старый парк. Ни одного контролера или волевого насильника не встретил ты на бликующих акустической, золотой тенью тропинках. Художники, ведущие сбор урожая своих мистических переживаний накопленных в смутных импульсах и предчувствиях на протяжении жизни. Художники очарованно топтались под кронами и на лужайках, угадывая в причудах теней свои пограничные, торжественные видения. Все были нежно одиноки и созерцательны. Все тайно бродили в золотых камуфляжах вежливо огибая на дальних подступах друг друга. Все внимали явлению своих предтеч. Разведчики забытых чувств, мемуаристы каких то забытых великолепных мистерий. Охотники на себя. Спасатели, не дающие себе ускользнуть в окончательную пошлость обременительно устроенного быта. Тебе это было на руку, и компания такая очень тебе соответствовала. Им ты был адекватен.
Что-то будет, что-то будет... вибрировало ощущением твое переполненное существо чуть отставая от медлившего и замирающего сердца. Тебя ждало то, чего ждал ты. Несказуемое чувствование. Настоящее настолько заполняло тебя, что мирра его выплескивалась из ограниченной емкости твоей сути парящей по данному времени, мирра ниспадала водопадом лучей в прошлое, и особенно в будущее. Каждый раз было жаль покидать парк, сматывать клубки нитей просветления разложенных тобой по аллеям, вырывать себя с корнем из лучистой пасторали. Жаль, но великое режимное "надо" погоняло тебя в лечебное заведение, к которому ты был приписан. А там твое второе вибрирующее сердце проваливалось куда-то глубоко в недра, и ощущалось как теплый объект бесконечно отрывающийся в свой полет из под ложечки, сосущий своей потугой к отрыву. Ты был не способен без усилия над собой составлять слова для окружающих тебя людей, думать, есть, ориентироваться в банальных ситуациях. Некая высокая тоска помещала тебя в особенную невесомость, единственным фиксажем в которой был страх не спугнуть призрачное образование в солнечном сплетении, не дать ему отлететь, перестать чувствовать его щекотание. Пуповина этого опасения удерживала тебя от полного выветривания распахнутой личности, питала твое рождение, уберегала от полного твоего превращения в клубящуюся в груди нежность. Только она определяла тебя для тебя в фантасмагории твоего очередного преобразования. Бесконечную в земном исчислении неделю одиноко вертел ты солнышки на этой качели; влетая из парка в невесомость и обратно. Почти уже поверил ты, что тебе бесконечно и закончено хорошо на этой самодостаточной окружности описывающей все. И в одну миллисекунду взрыва, вспышки, твое "все" с его мнимой достаточностью и огромностью вдруг описало себя снаружи...
Мчась в ЕЕ темные глаза, расширяясь во всех координатах одновременно как разливается цвет восходящего солнца, познавая абсолют, ты узнал и о остатках лопнувшей икринки покинутого "все", прощально маячащего точкой на стремительно покидаемом горизонте.
Ты погрузился в глаза женщины, как взгляд погружается в звездное небо. Погрузился без намерения и не по призыву. В природе почти непрерывно происходят подобные волшебности, в соответствии с мета законом. При которых, по чьей то запредельной воле, луч солнца вдруг растворяется в недрах моря. Или, скажем, ветер ваяет из облаков целые ошеломляюще красивые анфилады, воплощая не свой замысел гармонии. Со всеми своими взрывными расширениями ты представлял в новом пространстве в лучшем случае ничтожный объем здания обсерватории. Невооруженным прозревшим восхищением оком ты озирал бесконечные просторы ее девственного мира, ее души. Клянусь, ты вошел в нее, аминь. Поверь в это, ты же чувствуешь вполне объективное натяжение своей души жаждущей роста в новом благодатном пространстве. Чуешь, как зовет расширяться открывшаяся сокровенная даль. Ничего что ты не преодолевал никаких кожаных преддверий, и толком даже не знаешь, где же ты вспыхнул. Это не критерий проникновения в данном случае, тут иные неосязаемые тактильно врата, с дискретными кодами не поддающимися насильственным расшифровкам. Забудь все свои юношеские схемы обладания, п редтечи и фазы в которых оно совершается. Расслабься и млей в лучах бесчисленных солнц, в свежести новой реальности. Никогда не опишешь ты ключик, которым тебе дано было вскрыть сей ларец, буквы по природе своей не вмещают сияние сусального золота чувств, лишь намекая на сиятельный мир, пробуждая его в душах его ищущих.
Ты вошел... Для того, чтобы так неописуемо глубоко и истинно заронить семя своей энергии, зачать любовь, что же еще можно зачать в таких таинственных глубинах. И именно это происходит в данное благословенное мгновение. Тс-сс, тише... вы сочетаетесь... Ты гость в этой тайне. Так устроен мир, что люди не проваливаются в людей навсегда, не естественно это и абсурдно, в чувственной сфере никто никем не питается. В чувственной сфере единство двоих является поводом возведения каждого из них в степень. Люди мудро разделены на мужчин и женщин. Этим им дан тест на зрелость сознательного выбора благодати. И дело мужчины создать и заслать комету своего первого импульса слияния. Дело женщины принять ее в свой не разменянный мир и освятить к эволюции. И дело обоих вить венок божественных чувств вокруг своего святого совпадения. Лелеять плод любви, осязаемо растущий по непостижимым для них законам.
Ты покинул свою обсерваторию. Оставил дворец своей очищенной от плевел сути в царстве бесконечно волшебных сфер ЖЕНЩИНЫ. Ты не покинул ее мира, он стал жить в тебе. Стал отражением твоей матрицы, разлитым по всему тебе волнами экстаза сокровеннейшей искренности. Затем ты увидел ее лицо. Нынче не великое диво увидеть столь же чудесных пропорций девичье лицо. Но лицо, которое обрел ты, поразило тебя свежим дыханием жизни. О, это была женщина! И это была жизнь. Весь ее бездонный внутренний мир, подаренный к твоему обозрению накануне, подсвечивал ее лицо неизъяснимым ровным сиянием. Оно состояло из встречи осознанных тобой ее потаенных солнц и янтарной иллюминации парка. На шелке ее плоти встречались эти два адекватных потока и в радости воссоединения порождали не свечение даже, а мерцающий ореол тумана искорок. Праздник ее лица не оставлял и малейшей надежды на сожаление о покинутых недрах ее мира. В этом акте ты стал нечеловечески мудрым и понимал теперь каждым своим квантом, что исток, из которого проистекают, и будут проистекать в веках-секундах все последующие праздники он просто вечен. Смелым, свободным и не способным к сожалениям вышел ты из нее, из своей женщины, в жизнь мирозданья. Не самцом, не властелином, не обладателем, не знамо кем обратился ты в погружении. Нет тебе названия однословного, ты праздник разверзнутой души. Познав причину, ты теперь безоглядно наслаждался первыми нотами симфонии следствий подтверждающих реальность только что явленного тебе неизбывного трансцендентального чуда женской души. Восточные глаза взирали на тебя с торжественным соучастием в новорожденном совпадении. Вибрирующие чувственно губы в прелестной нерешительности замышляли звуки. Вечность ожидаемые тобой звуки.
-меня зовут Надежда...
Ее земная прана проникла в тебя звуком ее голоса и вы воссоединились в земном измерении.Какая же ,оказывается, в вас таилась жажда этого слияния !
-меня тоже...
В ответ проник ты, незнакомым для тебя тембром голоса, который исключительно соответствовал страсти мгновения.
Вы закрепили этими краткими, почти что паролями, полу эфирную фазу вашего союза. Вы отправились в дальнейшее вояжирование вместе. Пока по парку, или уже по жизни, кто знает где рассеяны по жизни поворотные точки бытия. Сверяя по каждому возникающему в панораме вашего мира кусту, стволу, ландшафту, световому преломлению родство вашего видения, эзотерику совпадения ваших реакций на прелесть источаемую окружающей материей. Господи, как чудно и чудно было вам вдвоем. Ее улыбка, не по сезону обнаженные плечи, водопад волос, тысячи других подробностей, жестов, токов окутывали твое сознание томной негой и растворяли его в чем-то большем чем ты, чем она, чем небо. Оплодотворенной гармонией своей сутью ты видел в окружающем мире подоплеку радуги его богом устроенного строения. Ту неопалимую купину, о названии которой ты тогда понятия не имел, упоминание о которой ты много позже бесконечно будешь вычитывать в фолиантах разноликих посвященных. Вы попали в свой освященный любовью мир, как дети попадают в выигрышную лотерейную комбинацию: просто как взять трапециевидную линзу и приложить к глазу, и увидеть праздник, просто на чистом едином дыхании не сложного истинного жеста, без планов, теорий и навязчивых желаний обладать целью. Какие цели и планы когда вы обладаете всеми мыслимыми их совокупностями ! В мгновение, когда вы очутились на вершине иерархии обладания...
Вместе вы прожили целую жизнь. День, сумерки, вечер, сияние взошедшей почти полной луны. Вокруг вас все мелькало и вальсировало кутаясь в шали фееричных траекторий . Все радовало вас своей открытостью для нового обретенного вами постижения и восприятия. Вы почти не производили слов. Вы попали в незнанную но ведомую, такую родную по органике страну и бродили по ней дыша ее чудесностью, не прерывая дыхание на паузы уплотнения чувств в слова. Вы были так увлечены, что вам невозможно было краснобаить в привычном для флиртов ключе или описывать словами вехи своих эго. Вокруг ниспадали такие потоки проникающей в вас жизни, что под этим дождем любые консервы слов или прошлых историй были просто неуместны. Вы не питали свой союз заготовками и мемуарами. Вам обоим было даровано попасть из причинно-следственной среды, в субстанцию где дух святой заместил все ваши прошлые неказистые представления и переживания . Вы адоптировались через омовение ласковым дождем. А впрочем, все же догадывались, какой культуры слова достойны звучания внутри происходящего с вами чуда. И уже знали в себе чувства способные произвести эти заряженные буквосочетания...
Нерасторжимость вашего союза очевидностью возникла для тебя в остаток ночи проведенной без спутницы. Разумеется, не хотелось спать! Как можно спать во сне? Твое пребывание в холодной санаторской постели сразу запустило бдение всего отныне живущего с тобой. На закрытых веках ты снова увидел парк. Тот и не тот где ты был. Все не дообработанное там и тогда нерасширенным сознанием теперь фонтанировало вторым, третьим, бесконечным слоем почерпнутых впечатлений и чувств. Мгновенно и легко ты прожил в этом состоянии до рассвета. А когда проснулся под едва просветлевшим небом хор птиц, таки погрузился ты в невесомый младенческий сон . В сновидение безвольно превратив свои неоглядные видения озвученные многоголосым пернатым ликованием во славу такого близкого и неизбежного рассвета. Почивал ты бесконечность...
По пробуждении, первое, что ты обнаружил, была твоя не способность пошевелиться. Конечно, ведь ты паралитик, весьма, почти напрочь, стесненный в движениях. В этом ли дело? Новая твоя неподвижность была иного свойства. Тебя расклинили между потолком и кроватью расцветшие за ночь все до единой твои чакры. Колоннада из их воздушных шаров мягко прижимала тебя к постели, нежно предупреждая любые телодвижения. Как сладостна была эта ипостась твоего паралича под гнетом твоей отраженной силы. Как не хотелось нарушать это оцепенение. Наступило мгновение полного равновесия. Не было прошлого, будущего, верха, низа, никаких ориентиров или привязок. Была несметная сила чувства свернутая в миге замирания. Была мерцающая голубая литера-нота "ре" в глазах, и звучала малиновым звоном сила уравновесившая все. Влекущая тебя в своем скафандре в неведомую но такую вдруг узнанную высь. И ты летел. Летел весь без остатка в эту музыку, в этот свет, в этот простор. Не оставляя на всякий случай якорей в прошлом. Ты испарялся из колбы, как джины проявляются из старой заброшенной тары. Понятно, что джины возникают накануне волшебства. Ты же был джином не ищущим приказов, но уже имеющим повод для чуда в своем сердце, несколько более объемный повод чем капризные заказы имущества. Накануне волшебства ...
Вы встретились только к вечеру. Какая разница, когда вы встретились. Какая разница, где вы встретились. Она сверкнула своим голубым платьем, словно кусочек неба где-то в чаще аллей. Потом еще раз, о боже, еще... Вы рядом. Вы взялись за руки и снова умножили себя. Она не прекращая траектории своего подлета к тебе, вдруг склоняется и целует тебя в губы. Совершенное совпадение рельефа и температуры. Секунда встречи наэлектризованного тропического шелка.
-Здравствуй...- говорит она тебе оглушенному методом ее торможения.
Твое положение оказалось чрезвычайно выигрышным. Ты видишь ее лицо на фоне белоснежного замка облаков. Оно ярче этого великолепия залитого мегаваттами солнечного света. Оно ярче от отблесков полета, от проблесков счастья, от света души. Оно обязано быть оправлено этой ослепительной белой фатой облаков. И ты восседая на своем несчастном железном троне вдруг оказываешься в самой правдивой точке наблюдения. Надежда увлекает тебя в очередной танец. Вы пробираетесь в самую дикую, самую заповедную часть парка. Зыбь песка на проселке в край затрудняет твое движение. Она с хохотом выдергивает твою коляску из рытвин, ты тоже творишь вокруг этого какой-то хмельной юмор. У нее есть цель, и ты веришь, что она стоит твоих локальных унижений в пути. Наконец вы спускаетесь в ложбинку. Лес кончается и проявляется некая сюрреалистичная живопись. И ты понимаешь, что это и есть цель вашего кросса. Это была ее поляна. Понимаешь- ее, ею волнуемая, ею живущая! Чувствуешь, насколько принадлежащая ей... Неведомо, сколько времени она провела на полянке до этого или стал ты свидетелем экспромта. Каким образом ее персонифицировала. Сейчас она ввела тебя в свой, ею обустроенный мир. Она наполнила собою всю низину. Травы, крохотные осенние цветы, кустарник- все ринулось флюидами на встречу женщине, все выразило радость от ее присутствия. И ты был тому свидетелем. Она впорхнула в центр своих владений, обернулась к тебе и еще раз подарила все это великолепие тебе. Жест, которым она собрала всю любовь, наполнявшую пространство и послала тебе, ты знал, помнил и уже много раз видел. Так, в щедротах своих, поведя рукой с отставленным мизинцем и преломив бровь образовывали царства все феи, королевны и добрые волшебницы читанные и виденные тобою в сказках. Так и женщина пред тобой, обернулась вдруг лебедушкой, навевая на тебя руками-крылами чудо эманаций ее райских угодий, образовывая ими царство тебя. И закружилась в танце, улыбаясь облакам, играя с ними в томные благостные жмурки. И так и осела грациозно, с расставленными руками навзничь в объятия травы и цветов. Изнемогая от чрезмерности невидимого дождя любви просыпавшегося на ее хрупкое тело с снежных, не дождевых облаков, пробужденных женским сердцем к низвержению не атмосферных осадков. И почти не дышала воздухом, курлыча в запредельном эротизме, играла и переливалась безупречными линиями тела на душистом ковре растений под небесным струением. Ты снова был в ней. Отряхнув хлам стесняющей плоти вросшей в железный, мобильный лишь на плоскости механизм, дымкой своего желания ты окутал тело ее и душу. И был всепроницающей пеленой. От соприкосновения с которой, душа женская и тело ощущало огоньки изысканейшей нежности. И чувствовал, как этой нежности становится необъятно много. Как заполоняет она и тебя. Как ускользаешь ты в сладкий, ароматный сон принятого от тебя обладания. Как становишься ты травой, которую гладят руки. Как становишься ты воссоединенной ликующей душой...
Еще один следующий день почти канул в лету. Он прошел как секунда. Секунда, в которую ты прожил жизнь радости. Ты бороздил казематные коридоры едва втискиваясь в их сопла растопыренными фонтанчиками блаженства бьющими из твоей горящей голубым огнем плоти. Любил всех встречных в лабиринте, в тесноте неизбежно подвергая их свежему омовению. И они любили тебя. И каждому, оказывается, было чем. Как изменился твой мир! В нем исчезла классификация. Вероятнее всего в любом живом организме обязана присутствовать толика любви делающая его живым. И сегодня все эти подснежники и олеандры распускались тебе на встречу. В этом мироверчении ты в рецидиве с трудом припомнил, что ты самец-добытчик, и еще вчера при выбредании из парка замыслил одну мужскую акцию. Мигом ты выпутался из сплетения цветов и ринулся на базарчик. Нашел там торговца по чернее и выменял у него на деньги невероятного размера виноградную гроздь. И перевел дух: теперь ты скоро увидишь Надежду. У тебя есть знак и герб вашего предстоящего свидания...
Правда, никакой замышленной акции у тебя не получилось. Побыл ты самовитым добытчиком лишь до тех пор, пока не передал подношение в ее руки под сенью старых лип. Рухнуло клише в эту секунду. Не весть откуда пробился луч солнца в ваш уютный липовый домик и оказалось, что в руках у нее гроздь зажженных свечей. Для нее это тоже было неожиданностью. Она отнесла состоявшееся волшебство на твой счет. Кто знает, возможно, она была и права. Потреблять Это как продукт, стало совершено невозможно. Она вертела преображенную материю под каскадом света, как модницы при дворе игрались рубиновыми колье в наводненных солнцем флигелях. Она вкушала тайный свет и аромат. На этот аромат будучи богаче избалованных барышень аристократок. Ты любовался этой пасторалью. День замер на гребне своего исчезновения. День не смел покидать вас. У него еще была в палитре розовая краска для раскрашивания уже назревшей прогулки. И вы скоро в нее отправитесь. Вот сейчас женщина пригубит гроздь погрузив пару ягод-самоцветов в свои уста, повесит гирлянду грозди на ель, на прокорм и радость пернатым, и вы пойдете. И будете бродить в малиновом сиропе мимо берез великанов, фонтанчиков, монументов запечатлевших сказочных Иванов-царевичей по дурацки обладающих жар-птицей, мимо херувимчиков из каменного пуха сотворенных. Бродить до того благотворительного мгновения, пока открывшиеся вам сегодня повсеместные взаимопроникновения и сплетения окружающего праздника жизни, не переполнят вас импульсом плотского слияния. Вы просто вдохнете это желание, овевая им свое созвучие. Вы просто погрузитесь в тотальный процесс процветающий вокруг. Ваши поцелуи и прикосновения возникнут как радуга из этих брызг растворенного ликования. Вы будете восходить по этому мосту своими душами почти исторгающими слезы радости, ликующими стонами переходящими в стенания молитв, словами возникающими из вздохов и всхлипов. Высоко в поднебесье вознесетесь вы. Гребень вашего вознесения обозначится для тебя дрожью оргазма в ее еще виноградного, пьянящего вкуса губах. Ты замрешь, осознавая поднебесное месторазмещение ваших душ. Ты замрешь, узнавая этот еще не познанный тобой никогда ранее трепет верхнечакрального оргазма, узнавая фиерию чувств произведенных не химическими реакциями в сумме с раздражением рецепторов а вспыхнувших как искры при вхождении душ в слои ласкающего эфира, узнавая что тебе дано право сколь угодно долго парить в этом свечении. А когда узнаешь все чуть не забытое тобой напрочь, провалишься невероятным пируэтом в сладкую голубизну оргазма вслед за женщиной и вместе с ней, провалишься начинать но не кончать....
Все ваши силы физические уйдут на извержение счастья вами порожденного и вас превосходящего в миллионы объемов. Душа сильнее чем тело. Вы родите свое облако. И оно будет принято во флот воли Божьей. Обессиленные телами и воспрявшие реализованными высоким полетом душами вы обнявшись соскользнете лихо , до холода в груди, аки на саночках по своему округлому, всецветному мостку. И в продолжении единого выдоха озона почерпнутого где-то на границе с космосом окажетесь снова на берегу озера, все также глядя неотрывно в глаза друг другу, все также не покидая душ друг друга. А на вашем месте останется по-прежнему почти полная луна, отраженная в глади озерной символом вашей памяти о свершившемся . И очередная радуга отплывет в антологию твоей жизни, и отразится в ней во всей, не покидая, тем не менее, твоего образа той ночи...
Наступила пора расставаться. Вы справились со своей негой. Которая трудно и долго, через всплески и накаты приходила к своему, увы, нормальному состоянию почти отсутствия. Вас ждал долгий переход по ночному парку, живущему ночной криминальной жизнью неспокойного земного времени. Ты любовался ее лицом, под сенью луны ставшим совершенно мраморным и таинственно притягательным. Иногда касался губами ее холодного хрупкого запястья. У тебя не было лишней одежды и возможности ее обнять, и ты вкладывал в эти краткие прикосновения в пути жар всех солнц показанных тебе в детстве в планетарии, а сейчас пылающих на почтенном расстоянии крохотными звездами. Но ты имел представление о их физике и упразднял воображением расстояния в миллионы световых лет упраздняя ночную свежесть их жаром. На вас таки наткнулась троица маргиналов и отшатнулась как от привидения. Да вы и были привидениями, никакими жертвами или бойцами, совсем не вступающими в контакт с угрозой животных импульсов сражений. Вы несли иное знамя, иного по природе героизма....
И вот больно по сердцу зацокали ее невидимые в темени каблучки. Нечто исходит, исходит, тает в тебе во всем. Ты еще не знал этого ощущения тотального свержения в пустототу. Оно непременно возникает, когда единая на двоих аура насильно и ложно растягивается перед делением на два личных мыльных пузырька, вечно трепещущихся от дуновений среды. И деление произошло, и чудо лопнуло казалось разлетевшись на фрагменты. Тьма стала беззвучной. Ты стал беззвучным. И из этой давящей на сердце тишины вдруг стала возникать мета музыка вашего не телесного сплетения. Она сочно наполняла своей чистой полигамией сферы твоих оказавшихся окнами-куполами полушарий, пропускающих ультра голубой свет, не имеющий объективного источника в ночи. Она замещала и испаряла твой приобретающий новое качество мозг. Музыка, как и синь света, проистекала из неясного источника и наполняла твое перегретое сердце прохладительными каплями нот-партитур. Она воскрешала тебя в тебе. Музыка рождала в твоем фосфорицирующем мозге одну глобальную мысль "я с этой женщиной, был, есть и буду". Конечно, мысль звучала не в словах. Это было мысленное ощущение. Поэтому оно выглядело как мега мысль. Поэтому этот конгломерат легко заполнял омытую эйфорией до антиматерии ткань мозга не встречая огня увядших зенитных батарей разномастных "но" и "нельзя". И властвовал в ней, ветром сметая засохшие струпья некогда непреодолимых табу на закономерность счастья. С этим плеером на ушах и дуновением свечения внутри ты и пробрался в недра своего душного и тесного санаторного узилища. Совсем просто пробрался, ничего что объект режимный и кара за ночные отлучки предусмотрена, равно как и за самолечение и самоисцеление...
... Хаос жизни устроен необозримо и непостижимо прекрасно. Вы вышли той лунной ночью на осознание это простого закона. Что с того что стоит перед тобой твоя Надежда и говорит что этому хаосу подчиняясь она должна уехать. Далеко уехать если оком озирать, если по карте географической прикидывать. И не уехать вовсе, если в души ваши поглядеть. Обнялись крепенько, единство свое сверяя, слов нашептали друг дружке горячих и проникновенных, чтобы эхом звонким и радостным раздавались в разлученных телах- вот собственно и все проводы. На том и перестали смотреть друг на друга глазами, переходя к смотринам душ...
Ты остался один в вашем контексте. И небо знает с какой благодарностью ты по нему парил. И он тебе в ответ открывал все новые таинства. Распахнутым своим зрением ты оглядывал те же березы боящиеся пошелохнуться, дабы не слетало золото драгоценного осеннего наряда. И видел этого золота наверное в два раза больше. Некоторое смещение зрения дублировало каждый лист проявленной голограммой его двойника. Бывало ты приспускал забрала ресниц когда поток золотого света становился чрезмерным для тебя не готового к обладанию таким несметным богатством. А бывало, мучил себя физически насильственным не преграждением драгоценного света, чувствуя как останавливается не нужная подпитка кислородом через легкие, как сердце колотится от страшащей попытки заменить консервативный вид потребления на неведомый непривычно обжигающий избыточностью, и гораздо больший чем нужно закостенелой структуре сбалансированного организма. Так мучительно выглядит первый полет ликующего птенца. Крылья трепещут надсадно, что твое сердце сейчас, но душа уже припала к святости небесного простора, душа уже ощутила свое предназначение. Потому не будет покоя мышцам, доколе не придут в соответствие с зовущим предначертанием.
Частью контекста ты почитал и людей временно обитающих с тобою рядом. Ах люди, спасибо что изломать исковеркать иссудить пресечь истоптать не покушались одуванчик твоего восторга. Отцвел он теперь на почве и летит по воздушному бассейну его невесомое многочисленное семя. Летит, зрелое, невесомостью своей неуязвимое, к миллионам прорастаний готовое, в миллиарды новых соцветий. Летит везде и над вами тоже кружит. Чувствуете, как щекотит и безпроблемность полета пушинками летучими являет. Ринулся ты в людской хоровод, гармонику своей души до предела шально растянув.
Дурачился ты дурачился, задвинув в глубину свою намедни свершившуюся и начавшуюся Надежду. Глубоко погрузил, как бы запамятовал о ней вовсе. Только знал глубоким сладким теплом, разлитым в самом твоем эпицентре, что погружена она в тебя. Не ведал, зачем тебе этот временный склероз. Но был очень уверен, что так надо. А она вызревала под этой рябью пестротой занятого ума и души. И призвала, когда срок ее нового явления вышел. Очень запросто проступила как стигма любви. Посредством человека давно на глазах пребывающего. В месте казалось ничем не чреватым, она всемогущая вдруг явилась. Был у тебя в палате сосед один тихий очень. Огромный, сединой всюду поросший сибиряк. Жил тихо наблюдал все больше, чем участвовал. Веяло от него некой легендарностью. В спинальное житие вписал он свою легенду. Веру имел в то что ходить будет- беспримерную. Первые семнадцать лет своей спинальной жизни принципиально коляской не пользовался. Лежал что Илья Муромец на печи, в параличе силушку свою в вере высиживая. Видно напутал что-то в концепции веры, потому как на ноги не встал, тер резину об наждак планеты как и вы грешные. Но золотое яичко силы долгого усердия высидел. Так было устроено что рухнул он в первые дни вашего знакомства с высоты в три метра в отвесном пике. Хряснулся в почву головушкой всей тяжестью дородного тела плюс тяжестью коляски не жадного на металл российского производства. И не сработали законы силы тяжести и земного притяжения. Чуть ошкрябал череп, тем и обошлась сцена грозящая летальным исходом. Так вот, подсел он ни с того ни с сего в очередную вашу попойку. И когда обнажил ты себя полностью пустотой времяпрепровождения и алкоголем вогнал гипнотически в твое обнаженное сознание своего сочинения стих. Пронзительную метафоричную сцену публично и невинно распинаемой любви, под свинцовыми тучами, укрывающими от господа творящееся безобразие, в каком-то дремучем логове инквизиции, вымощенном темными булыжниками. Ужасный протест всколыхнул тебя до дна! Он поразил тебя как молния, вечно живущая в небесах и блистающая всегда исключительно вовремя. С некоторых пор ты стал очень бережно относиться к любым проявлениям любви, в метафорах или в жизни тебе являющихся. И на вопль о спасении, растворенном в стихе, поднялась с грунта субмарина "НАДЕЖДА" и стала всплывать в верхние слои твоего сознания. И все, протрезвел ты в секунду и наполнился, и кончилось твое глубинное вынашивание. И началась сознательная жизнь с чувством сподвигающим к очередному ренессансу...
ДНЕВНИК
Припоминаю как в раннем детстве, когда еще было трудно оперировать словами, на каждое название дико и не знакомо для меня звучащего дня недели я выдумывал свои образы. Не помню как пришел к такому календарю но получилась что звукосочетание "четверг" зажигало одну истому в душе, "пятница"- другую, и так звучали все семь нот качая на голубых теплых волнах. Долго жил по этому календарю. А потом выманили меня из его музыки люди. Пришла пора их сильно любить, их стало много встречаться. Не смог им по младости объяснить в каком распрекрасном днеисчеслении пребываю. Заманить в него никого не смел, не знал как и не смог. Одному жить нельзя, вот и вышел из своего теплого моря просто поверив им, в поток бурлящий и несущийся не весть куда. И музыка умерла в символах нот, которыми заполнено методичное расписание, однообразием скрипучее и булькающее нечто ...
Отчего все так как-то...? От меня . Как это вернуть? Как ? Ведь это способно жить. Ведь однажды это было.
.... Покинул ты тот одаривший тебя пейзаж по причине истечения срока путевки. Домой поехал. Дом встретил тебя радушно. Родные стены родительского гнезда перестали быть для тебя клеткой отгораживающей от где-то в абстракции процветающего мира. Ты погрузил в пространство, очерченное стенами свой реальный цветущий мир. И стены действительно стали родными. Ты чувствовал, как в тебе пульсирует чувство. И стены помогали тебе внимать этим радостным ощущениям, любезно возвращая эхо от разлетающихся от тебя далеко сквозь них флюидов. Пожалуй, ты был небывало, насыщенно счастлив. У тебя было все. Было ослепительное прошлое, был небосвод будущего, была оранжерея настоящего. Был ты туго сбалансирован, что спинакер при ветре в четыре бала. Твой дом неожиданно стал особенно и продуктивно полон людьми. Сразу ожили обе ветви твоих прошлых вялых начинаний в сфере бизнеса и общественной деятельности. Не смолкал телефон, шла вереница людей ищущих твоей причастности к радикальным проектам анархичного того времени. И ты купался во всем этом не щадя раздаривая свою бесконечность, бесплатно раздавая слонов. Наслаждался своей неисчерпаемостью и неутомимостью. Своим пополнением по мере потребления тебя.
В один из дней ты сидел в кругу забредших на твой огонек проектантов. Горячо обсуждали чью-то свободную фантазию. Дым, гам, эмоции. Фантазия, при всем ее гуманизме, явно не вмещалась в прокрустово ложе экономики. Но красота ее и не приземленность рождала страсть и отвлекала от практически легко подъемных дел. В пылу всего этого входит в комнату мать и говорит, что тебе пришла телеграмма. Протягивает грязно серый бланк, а там... самым червонным золотом сияют словечки "буду 25-го тчк Надя тчк". Смысл этих слов обрушился на тебя таким необъятным потоком света! Ты с трудом дождался трещин в разговоре, ухватившись за которые, свернул быстренько прожектируемый ковер-самолет, вручил его авторам на доработку и выставил их. В момент обратился ты в Ивана Царевича, коему ниспослана была Жар птица. А он, как из мифов известно, в больших компаниях замечен не был. В больших компаниях не все любят ослепительно яркий свет.
Ни мало не совестясь и не сострадая их удаляющейся веренице, похожей на змейку монахов странников связанных цепью-бременем прекрасной, но слегка футуристичной идеи. Тебе необходимо было остаться с Надеждой. И ты с ней остался. На телеграммном бланке как в телевизоре смотрел живую проекцию вашей жизни. Быть может более яркую и сочную чем действительность. Как хорошо, как легко и правдиво вам было с ней в тебе. Как к стати звучал Бах в наушниках и в душе. Как моментально наступил вечер. Вечером на кухне ты опять не хотел есть. Попивал ради приличия чаек во время семейной трапезы и светился как настольный торшер, легко конкурируя с электричеством добытым из проводов. И видел как в ответ тебе все ФОСФОРИЦИРУЮТ.
Дни до ее приезда промчались быстро и игриво. И вот она стоит на пороге дома твоей семьи. Архитектура твоего сотового жилья странно устроена. Открывается дверь и - нате вам, лицом к лицу. Никакой визуальной перспективы приближения по прилегающим угодьям. И наверное это хорошо на определенном этапе развития. Узник выдумывает особые формы свободы проникающей сквозь метровые панцири бетона. Он ловит мельчайшие отголоски чувства приближения родного существа и визуализирует свою картину приближения. Когда дверь открылась, Надежда просто шагнула в твое внутреннее кино. Ее состояние вне тебя и внутри было совершенно идентичным и отвечало твоим ощущениям совершенства. Она была прекрасна. Разумеется, на ней был розовый газообразный шарфик и красные боярские сапожки. Разумеется, она предстала пред твои очи с лицом пылающим тем вашим розовым заревом. Эта женщина не знала совершенства, не примеряла его и не моделировала. Она жила им и в нем. Познанная тобой ее Гармония довершалась новой составляющей-материнством. Рядом с ней стояла ее доченька. Половинка ее и вся она отраженная в этой половинке. Рядом с ней стояла распространенная и умноженная она сама. Вдвоем они запросто балансировали в огромном возрастном интервале и в равной степени были зрелы и ребячливы. Вдвоем они ждали не сходя с порога как ты воспримешь их союз. И ты просто стал третьим. На удивление просто. На душе стало легко и по детски радостно. Две пары темных глаз расширили орбиту твоего зрительного блуждания и только. Состояние естественного принятия и объединения подарило тебе секунды счастливого полета. Хорошо и мудро, что вот так сразу без долгих предварительных промоушенов, Надежда делила с тобой быть может самое дорогое что было в ее жизни. Делила плод свой. Делила смысл своей жизни. Дети, что ни говори, эфирнее взрослых. И маленькая твоя тезка моментально стала центром внимания. Ее курносое панибратство из сцены грозящей быть натянутой сотворило теплый семейный галдеж. Возникли какие-то конфеты, яблоки, мандарины, которые тасовались по карманам за ненадобностью и своим шуршанием и ароматом делали праздник встречи уютным до новогодности. А ведь и в самом деле не новый год, но целая новая жизнь наступала для всех вас...
Ты привык к любой бешенности движениям внутри себя. Иногда ты даже вызывал их чрезмерный ритм нагружая себя внутренними упражнениями фантазии или сконцентрированной мысли. Но ты оказался несколько не готов к движению возникшему в твоей квартире с прибытием долгожданных и долго выдумываемых гостей. У тебя несколько кружилась голова от взаимосвязующегося движения в доме за которым ты хотел поспеть. Возможно, ты был несколько напряжен желанием идеального совпадения миров встретившихся под одной крышей по твоему хотению. Возможно, почти не умел созидать и контролировать любовно внешние ситуации такой сложности. А может просто, в твоей жизни еще никогда не было такого уплотненного потока позитива.
В самом деле, ведь ты никогда прежде не обучал аз букам шестилетнюю разверзнутую пытливость роста вселенную на застекленной пронзительно голубыми небесами лоджии. Белыми фресками бродили по стеклам облака, свет радости вторил им на личике девчушки, слагающей из только что открытых ею букв еще одно имя твоей Надежды. МАМА- чертила детская рука. МАМА- шептали детские губы. МАМА- звенел ликующий детский голос. МАМА- вплетался твой баритон. Вы с ней рождались в жизнях друг друга, друг для друга. И все чертили знаки, все звучали этим священным словом, аукались в гигантском мире, и объявляли ему о празднике вашей встречи. И вам было бесконечно хорошо. Вы запросто улетели потом с маленьким принцем из твоей потрепанной книжки на его голубую планету. И он все водил вас по ней, все рассказывал голосом твоей души как устроено счастье. И дана была тебе награда наблюдать как слово тобою избранное и молвленное возвышает детскую душу и разукрашивает святые грезы дитя ...
Никогда раньше не пил ты полуденное, затрапезное вино с опаской, не чрезмерно ли ты пригубил нектара воплощенной тончайшей поэтики. Никогда не чувствовал себя огромным шестируким Буддой продленным по всем шести конечностям руками родных людей. Никогда не озаряла тебя догадка до каких обстоятельств руки именуются конечностями. Ведь танец их согласованного сплетения это такое животворное начало, каких еще поискать в природе! И природа была тут как тут. Она комично шныряла по обеденному столу зеленым ручным попугайчиком и веселя не только маленькую гостью, ради которой он и был намедни позаимствован у тезки, уверял своими потешными поклонами и трескотней в том, что царство птиц благословляет ваш союз. Он был не идеальный посланник. Диковатый и размашистый в настроениях, как звуки извлекаемые тезкой из балалайки, он по чьему-то зову стал вдруг на время вашего обеда паинькой и честно и с фантазией транслировал потусторонние благословение. А вы впускали в себя через смех это принятие вас природой. И сладкое томление неотвратимо приближающегося вашего с Надеждой уединения росло в твоей душе, росло из души в поднебесье...
Вы остались вдвоем. И созерцали друг друга. Созерцали губами, руками, всеми остальными доступными органами и зонами чувств . Созерцали до бесчувствия традиционных форм ощущений, закрывающихся под ливнем экстазов любовного исследования как напившиеся влаги небесной многочисленные цветы взрослой магнолии один за другим захлопывают лепестки. Созерцали до совершенного омовения душ этим всепроницающим ливнем. До розового намека огромного светила корректно проступившего в окне спальни в пору его очередного восхода. До тишайшего рассвета неги, наступившего в мистерии энигматичного сплетения девственных чувств источаемых вашей сутью, воспринимаемых как эхо из таких вами потревоженных далей, что вам пришлось затаиться в обоюдном оцепенении, когда вы открыли наличие столь широкого отголоска вашего соитья. Затаиться до дружного, беглого, прозрачного полусна. Который вдруг родился в вас целым белым светом, на крылах которого смогла донестись до вас звучащая ипостась заповедного созвучия чувств из новой беспредельной реальности. И этот ваш невесомый утренний обморок был кратким и бесконечным в одночасье, но вне всяческих параметров он был просто чудесен. Это чудесно когда ВСЕ сбылось и тоже же самое ВСЕ лишь только начинается.......
Тот рассвет был предвестником слов. Отныне все ваши слова были о любви. О принципе любви, а не лишь о чувстве друг к другу. О чем бы вы не говорили , в каждом звуке отныне будет вам слышаться сокровенный шорох запредельных перезвонов подслушанный вами в предрассветной укромности общего сна.
-как ты ехала ко мне через всю страну по диагонали, отважная очень? - жмурясь от первых лучей солнца спросил ты тогда любуясь и дивясь ею .
-да не ездила я никуда. я тут была.
И ярче солнца в разлюбом зените вспыхнул в тебе смысл и интонация ее слов. Эта вспышка намного опередила истинное положение вот только взошедшего на небосвод светила. Но вам сегодня все было дозволено. Все ваши свечения принимались вне графиков движения светил. И прижал ты плечи женщины к своим, чтобы вдохнуть в нее это несметное свечение. И увидел явственно, как разлетается на кварки буквенное обозначение твоего ДА, как рождается из твоего заговоренного в упрямой вере девиза нечто живое, пульсирующее вечностью и теплом веселого восходящего солнца ...
... Вы и правда были очень балованы и бесшабашны тем утром, и от того весьма неустрашимы и готовы к долгому труду с отложенным проявлением результата ясного изначально только вам. Две искорки ввергнутые в круговорот не истинно но истово суетливой жизни земной. И не страну пересекла Надежда, а глобус на паровозе объехала по экватору за те долгие месяцы что прошли до вашего окончательного воссоединения в ячейку общества. Дивные месяцы, не смотря географически несвоеместную, метельную, что-то старательно охлаждающую зиму, на невнятную, сбивчивую весну, на малопонятный и необъяснимый тобою ряд разъединяющих вас обстоятельств житейского толка. Вы стоически высвобождали друг друга из топи норовящей погрести всех, без предоставления льгот любящим, без особенного интереса к происходящему в их сердцах. Плохо ли было вам тогда? Да нет. Ведь разлуки в полном смысле не было. Вы жили своими встречами и находили особенную трогательность в минуту расставания, словно семя новой встречи сажали. Обнаруживали особенную ностальгическую радость в минуту встречи, словно семя грядущей разлуки погребали в грунт. Обретали особенную близость в минуту разлуки, словно трепетно лелеяли росток древа вашего дивного чувства друг к другу своими новыми индивидуальными невероятными самочувствиями в Миру.
То время стихов и писем формировало из вас жизнеспособные половинки будущего организма вашей семьи. В высшей степени экспериментальной и почти невероятной в житейском понимании семьи, умолчим о траги-комичном социальном статусе отводимом анархичным укладом вдрызг растрескавшейся за последние годы родной страны подобным объединениям. Семьи, у которой не предполагается совершенной формы и традиционной дееспособности. Вечно размытый твоей казалось неизбывной калечностью силуэт, постоянно хромой на тебя дуэт- это единственное как может восприниматься со стороны беглым оком плакат семейной идиллии. Увы, почти все взгляды трассирующие вокруг беглы и торопливы. Жизнь, говорят, такая, суматошная. И тебе предстоит целый процесс по развеиванию этого въедливого клише. В этой процедуре никто кроме тебя не может быть ведущим. Даже у твоей женщины нет полномочий родить в тебе не малую меру творческой ответственности. С этой мерой ты можешь прийти к женщине и вместе вы превратите ее в повод для вдохновения, или сразу в него самое. Но отмерить ее ты обязан сам...
Время формировало смысл, подсказывало возможности не плоского изображения внешности вашего тандема, ее соответствия внутренней его жизни. Время накладывало объем на невыразительную в плоскости вывеску. Вы считывали бог знает откуда чувственные планы, фантазировали, становились существами адоптированными к мирской деятельности, и продолжали импровизировать в вашем интимном, уже состоявшемся союзе. Из его неисчерпаемых кладовых заимствуя пыльцу, формы и краски для всех цветов которые очень вам желалось переселить из ваших светлых грез в суровый климат северного полушария в котором вы имели честь и труд проживать. Вы искали, между прочим, как вы можете раздавать эти только вам ведомые букеты с бескрайнего цветущего поля вашего чувства. Потому что не раздавать это невозможно! Творили на грани абсурда. Вы, скованные по рукам и ногам твоей немощью и бесплатная раздача каких-то пока очень абстрактных и эфирных цветов - что может быть несоответственнее? Слава богу, что пребывали вы в не рациональной спасительной слепоте . И смотрели на мир из огромных окон храма своей любви, а не из мира пытались проникать за его ограду с ложными линейками в сантиметрах на перевес, готовыми вонзиться в свет благости и объявить его пустотой не фиксируемой в измерениях. Вы не играли в ролевые игры. Не метались туда сюда. В величественной радости обитали в газообразной линзе вашего воздушного замка, и покидать его не собирались. Чувство ваше избрало для вас роль и место пребывания в безупречном храме, который являлся не произведением искусства, но органичным произведением естества. Чувство отложило всяческую театральную суету, наверное, почти навсегда. Вы просто и многообразно обитали и полировали бриллиантовые зеркала, которыми хотелось уже тогда пускать стайки солнечных зайчиков окрест замка и просто в синь неба. И из которых пока не хотелось и не было нужды осознанно собирать оптику для маяка, пульсирующего далеко- бесконечно далеко в темень. Ведь сама темень, о которой идет так много ее питающих и утверждающих толков, вообще не обитала в вас как категория и составляющая мироздания. От этого в вашем замке не было рвов, караулов, решеток и обученной военному ремеслу челяди. Напротив, весь он был устроен из нескольких ярусов анфилад ажурных витражей. Таких на вид проницаемых от своей высотной огромности и изящной ажурности. Но таких на деле надежно обезоруживающих прилегающее зло хитрой тактикой превращения в иллюзию. Решительно невозможно обжулить или вступить в сражение и захватить мираж сверкающий роскошью. Мираж- он для души, для совокупления светлых фантазий. Он лишь мерещится с поля битвы, или из другого какого коварства. Он в ином измерении, куда не пробраться верхом на темной мысли и вооружение за не надобностью не пронести никакими хитростями...
Невероятно, но расстояния, полосующие тот незабвенный год, очень сближали вас. Не тем что Надежда по декабристски как букашка преодолевала раз за разом огромный простор необъятного шара земного , а тем что вы упраздняли простор пространством рожденным в ваших сердцах. И не понятно проходила ли ваша встречная энергия по короткому пути к фейерверку места возвышенной встречи летящих мыслей или огибала землю по дальнему радиусу . Тебе представлялось что ты в разлуке шалишь с женщиной щекоча ее спину теплым ветром нежной мысли о ней то с востока, то с запада-севера-юга и спрятавшись за глобус угадывал с какой стороны света на этот раз врасплох ее застанет твоя так ею ожидаемая ласка . Тебе представлялось как она смеется каждый раз радуясь своей беззащитности перед перышком твоего послания касающегося сокровенного истока шеи, как счастлива от твоей превосходной расторопности опережающей ее в прятках. Ах, как рад ты был, что выдумал такие догонялки-жмурки. Как они разнообразили постоянство вашего монументального полевого стратосферного единства. А как ликовал ты когда в гости приходила Она. В ночи, днем, все равно когда. Одинаковое, невыразимое оцепенение восторга охватывало тебя от этого визита образа любимой, прилетевшего на крылах эманаций благодати божьей к тебе по каким либо праздничным надобностям, или с очередной светлой весточкой, или просто с желанием улыбнуться именно в эту бесценную минуту... Коротая расстояние вы коротали время и расширяли пространство для вашего неотвратимого воссоединения. До того события, на котором спотыкаются все героические сказки и сворачивают повествование фразой "и стали они жить-поживать, добра наживать". До того события, после которого инструкции дальнейшего жизнедеяния в эпосе и мифологии, увы, не присутствуют. Как и нет конкретики что же за добро такое наживается в финале, к которому с подвигами прорываться есть несомненный смысл...
... Событие это явилось из очередной осени. Кто знает, может Пушкин привил тебе особую событийность этого времени года, может судьба твоя, при падении твоего зеленого яблока с древа жизни, привила страх потери и любовь к ускользающему и не досягаемому празднеству особенно янтарного солнца и ощущения повсеместного запаха несметного урожая. Не важно. Главное что совершается фактическое осуществление причинно-следственного закона, из под юрисдикции которого ты лишь не на долго пока умеешь ускользать в тотальную гармонию. У тебя ритм законных циклов припадает на раннюю осень. На пору лучащегося света, запаха и чутья даров от щедрых богов. Твои причины блеснули в это августейшее время года. И возникают, поэтому, радостные пожинания плодов именно в этом светолучивом пространстве. Для блистания твоей души важны такие декорации, которые никак иначе не возникают кроме как от поворота матушки земли к солнышку особенным бочком, кроме как из этого пригашенного бархатного света свечей застывшего в серебре воздуха на весь световой убывающий день.
...Вы муж и жена. Вы начинаете жить вместе. Тебе иногда хочется ущипнуть себя, чтобы поверить, что это случилось с тобой, что это случается с тобой постоянным цветущим процессом. В твоей жизни не стало пауз, ожиданий и переключений. Ты погрузился в ожидаемое и чувственно смоделированное в разлуке перманентное состояние. Ты стал сожительствовать в нем с женщиной. Вы по-прежнему витали в облаках. Вам почти ничего не стоило достойно решить текущие материальные потребности семьи. Оказалось маленькую краюшечку фиесты можно легко обменять на любую валюту мира в объеме достаточном для обеспечения жизнедеятельности. И эта свобода оказалась весьма кстати. Как две птички божьи вы чирикали трели а ля натурель порхая по жердочкам скамеек твоего досконально исследованного и до недавно джунглеватого и физически непроходимого парка, простирающегося не вдалеке от твоего жилья. Чирикали в тон золотистым лучам, велюровому шелесту листвы напитанной осенними благодатными россами. В узорах чугунной вязи оград, в калейдоскопе трав перемеженных первыми палыми листьями, в аромате воздуха висящего на серебряных нитях паутин вычитывая ноты вечного гимна любви. Озвучивая их, вы обменивались интонационно насыщенными звуками, в которых почти невозможно было определить степень уплотненности информации. Ибо степень эта действительно была непостижима. У тебя тогда возникло подозрение, что птицы певчие, с которыми вы тогда так прочно подружились, общаются совершенно отлично от людей. И ты был прав в твоем подозрении. У людей издаваемые звуки имеют право и возможность быть не связанными с движением души. Птицы же избавлены от этой фальши и пустозвонства простым способом. У них жизнь души порождает звук, в котором отражается ее прелесть. А не наоборот и ни в коем случае не отдельно. Звука нет, если нет чувства. Он просто не имеет повода родится! Как это просто устроено, на самом деле... Поэтому не заслушиваться соловьиными руладами - счастье отнятое у редких людей. Возможностью так общаться между собой вы были непонятным образом одарены. Прошлое ли, будущее или настоящее было объектом ваших трогательно восторженных трелей, без разницы. Искренние, чувственные звуки, которыми вы вычленяли ваш союз из тишины, смешивали ваши души в пряный ароматный коктейль. И вы были заняты этим наиважнейшим приготовлением по пол дня к ряду. Лишь изредка, насытившись творчеством смешения душ, вы замирали в приличных объятиях где ни будь в особенно укромном уголке . И тогда ты извлекал звуки легко перебирая арфу ее ослепительно бликующих темных волос, нежно волнуя струны ее пальцев, колокольчики ресниц, флейты запястий. Твои движения нельзя было назвать воздействием. Ты бродил по роскоши симфонического оркестра движениями легкими, почти невесомыми, совсем физически ничего не значащими. Соприкасаясь с жизнью и душой живущей в инструментах. Даря контактом русло распространения стесненному в оболочке свету музыки. Приглашая этот свет к составлению цвета. И цвет возникал на стыке вашей плоти. Золотой, невероятно контрастный, он вдруг проявлялся в тех местах, где по наитью ты искал соприкосновения самых таинственных ваших излучений. И женщина погружалась от той цветной мелодии в томное состояние видения снов наяву. Снов о вашей ночной обнаженной бессоннице. И ты слышал как от всего сразу, от снов, от музыки, от солнечного света проникшего в дыхание ваших и без того знойных ночей начинало трепетать ее сердце в ритме крыл жаворонка зависшего в поднебесье. И ты видел ее святые слезы любви. И ты чувствовал блестящую истину этих бриллиантов. И чуть жалел, что сейчас не ночь и их сладкий вкус достанется ветру а не тебе, и чуть смаковал свою архи приличную сдержанность, которая превращала заточенный в тебе импульс в невыразимое умиление. Обычно, в такие мгновения ты начинал разукрашивать свою мелодию вкраплениями превосходных выпестованных слов. И нежно выманивал своей песнью женщину из неба. И высыхали слезы исходя в иной план глубинной нежности. И вы бежали с места своего приземления поедать холодный шоколад или кормить лебедей на пруд, или просто бежали без цели, веруя в неотвратимое счастье любых ваших экспромтов. И по вере вашей обретали неотвратимо целые дни праздничных событий.......
Впрочем, одно запланированное движение вы обязаны были сделать в каждый из тех ваших дней. К некоторому времени около полудня вы непременно оказывались на тропке по которой из школы бежала ваша дочь. Уже зная что вы на несколько минут раньше ждете разрешение своего ожидания, вы тем не менее молчаливо томились до появления прыгающего букетика ее волосенок. Со всех ног мчась к вам, прыгая в такт своему рюкзачку она налетала на вас как дуновение свежего ветерка бездумно летящего прямо в будущее. Тараторя без умолку какую-то свою бесконечную шелестящую детскую поэзию она суматошливо припадала к вам по очереди и попеременно, словно пчелка хоботком своей ахинеи проникая в не запертые хранилища нектара переполняющего ваши души. И вы гладили ее лепестками ваших теплых рук, поощряя трапезу. Вы радовались ее золотистому от вашей пыльцы тельцу, ее полуденной жажде, ее желанию исследовать и разделять цветение и кружение ваших сердец . И чувствовали, что ее стараниями очередная пыльца попадет куда положено. И будет новая завязь чувств. И не прервется смысл концентрировать солнечные лучи в новые объемы нектара, такие сладкие и вкусные, совершенно незаменимые при вскармливании человечков ...
Обычно ваша семейная идиллия незаметно превращалась в занимательную игру. Из подручных материалов легко образовывались зоны обитания героев. Сами герои столь же легко возникали из кладовых парка. Словно добрые духи природы они целыми шеренгами в раз складывались из листьев веточек и цветков, сразу готовые предоставить свои только что материализованные образы в распоряжение дитя. И начиналось взаимодействие героев. Часто главным режиссером по умолчанию назначался ты. Не сдерживая себя, ты вплетал в кукольное действо самые тотально идеальные схемы взаимоотношений, черпая их из прямой трансляции своей источающей счастье мудрой души. И родные люди сполна награждали тебя за несдержанность искренности своим интересом к происходящему, своим сотворчеством, своим восхищением от творимого натурального процесса...
Много позже, будешь ты искать, когда же именно завертелось в твоей жизни колесо нового времени. И для себя субъективно решишь, что стронулось оно с мертвой точки в угоду тем детским играм, в которые ты впал в рассвете лет. Бывает такое, делаешь бешенные усилия, тщетно потеешь и истощаешься всем организмом уповая на результат, а система колеса обозрения жизни выходит из равновесия от сущего пустяка, который и инструментом назвать нельзя- испарится, который, и называть и назначать к использованию возбранено свыше, который, необходимо просто не лукавя прожить сполна, который, нужно просто исторгнуть из души и ветер истинного вдохновения начинает крутить возносящую над линейностью повседневности карусель.
О как же тебе нужно будет найти начало этой зримой волшебной спирали, путеводная нить которой явственно будет наблюдаться в твоем бытии. Точку, в которой действительность окончательно побеждает, казалось, окаменевшую в своей незыблемости реальность. Чтобы воздать благодарность конкретным дням жизни, подарившим новый старт движению. Чтобы подтвердить в своей истории некую преемственность и не случайность и абсолютно постоянное наличие выхода.
Ты доживешь до такой фазы счастья, в которой огромным удовольствием будет неспешное, чувствами движимое осознавание промелькнувших в упоении лет, и поиск в них зашифрованных последовательностей событий и дат. Будешь ты приятно удивлен и почти зачарован совершенной геометрией взаимосвязи событий, казалось бы текущих стихийным потоком. Будешь ты смотреть с некоторого плато на пройденный путь и ведать и предчувствовать его продолжение, и набирать в грудь воздух пережитого в преддверии уже зовущего в дорогу нового пространства, которое будет на глазах образовываться из обжитого. И будешь ты счастлив на этом полуденном привале в пути. Счастлив от привкуса горного воздуха прожитых лет, от того что есть кого побаловать чайком на привале, от того что есть с кем разделить чувство сведения множества блестящих искорок дней в новорожденную точку зрения и движение обозрения, распахнувшее предстоящие грандиозные дали. Будешь ты уверенно смел, ступая на продолжение стези.
Будешь ты несокрушим своей РАЗДЕЛЕННОЙ ЛЮБОВЬЮ....
.... Прошло три года. Вы трансформировались за это огромное время. И сделали это вместе, параллельно во времени и совсем безболезненно, что подтверждало бесконечную истинность вашего бездонного первого совпадения. И вы же остались такими же какими возникли при зачатии вашей встречи, что подтверждало ее чувственную не случайность. По теории некого современного сакрального физика вы приобрели объем пирамиды, вынеся точки своих чувственно материальных проекций неоглядно вверх. И законы, по которым обитали вы и люди вами приглашенные на плоскость основания пирамиды, стали крохотной составляющей действительного свода законов. Вы постоянно ощущали этот свой объем. Вы много чего ощущали огромного и торжественного. Даже время вы чувствовали в необычной его помпезности. Внутри вашего союза оно не обременяло не остановимой бестактной паровозностью, в ритм которой необходимо вечно успевать плохо осмысливая зачем и куда. Высоты вершины вашего чувства хватило для проникновения в ось времени. В которой все не так, пластично, бережно и не насильственно. В которой жить хорошо уютно и архи продуктивно. Примерно в эту ось зовут все не конъюнктурные религии. Примерно там рекомендуют заводить себе кукловода и сдаваться на его истинное попечение. Примерно так вы и поступили. Вам посчастливилось обзавестись не просто лишенным жизни фетишем взирающим застывшим нарисованным оком на ваши радости с небес. Вам удалось обзавестись в тех благостью дышащих слоях самими собою,своим отражением и представительством.
Вы так и не смогли обнаружить край в вашем тайном прекрасном пространстве, которое чудесным образом распростерлось перед вами в благословенные мгновения первой вашей встречи. Когда жаждешь чувств, в точке исполнения желания несомненно возникает бесконечное как рай пространство. Рисунок полета вашего танца по дарованным вам далям питала невероятная, ноуменальная фантазия. Она несомненно происходила из ткани того простора в котором имела все для своей реализации. Ей не из чего и не для чего было возникать в ином контексте. Вы скоро утратили не смелость в чувственных модификациях и смешениях. И сполна были вознаграждены за обретение некой не рецепторной отваги. Вы скоро обрели счастье рафинированного взаимодействия чувств. И в истоме вкусили их действительный вкус и кристальный цвет. Какие только размашистые вензеля и пиктограммы не чертили ваши сплетенные души перемещаясь в трехмерности. Какие только пируэты не исполняли, по старой, едва тлеющей привычке опасаясь свалиться за край чуда. За эти три года вы сформулировали аксиому о том что из чуда выпасть физически невозможно. В нем просто нет точки опоры, оттолкнувшись от которой возможно совершить богопротивное катапультирование. По лжи льдинок из кажущихся твердынь прыгают люди в другой плоскости. В сфере куда вы попали лед в миг тает от искренних слов любви, которые золотым ключиком отпирают врата сердец. И все, точки опоры нет, и навык балансировать и бояться не допрыгнуть умирает. Есть только вы в виде первоначального замысла божьего, в виде обнаженной сути своей. И выбраться из этой формы обитания столь же трудно как покинуть недра сиропа. Трудно потому, что совсем не нужно. Ведь они за руки держатся- ненужность с трудностью, друг дружке обеспечивая право быть. Этакий тандем неполноценностей тщетно соревнующийся с самодостаточностью и целостностью любви. Ваше открытие, наверное, меркнет на фоне громад воздвигнутых Аристотелями всех времен и народов. И пусть меркнет. Вам достаточно было этой открытой банальности, подтверждаемой ежесекундно примитивным опытным путем. Вам достаточно было вашей необъятной нирваны пестующей ваши возбуждающие полеты. Вот такие не жадные до сложных знаний и эгоистически не пытливые были вы тогда. Вы были рады что ваши ноги проваливаются в пустоту нащупывая твердь таящую в себе потенциал предательства. Были рады что ноги сохраняли за собой лишь функцию эстетического атрибута в условиях воздушного бассейна вмещающего вас. Ваше банальное открытие окончательно закрепило вас в исходе из причинно -следственного мира в солнечный мир состояния чувств. Состояние это вслед за стрелками часов без устали обходило полный круг, и следующий, и тысячный не имея в своем кружении на этой бесконечно устроенной карусели и секунды прерывания. Физически вы были сплочены практически в единый организм и почти неделимым на двоих оком наблюдали боковым зрением историческое тиканье сразу из нескольких точек наблюдения. В этом состоянии бокового перекрестного наблюдения откуда-то из очень далека жили вы- настоящие и неприкосновенные. А то что наблюдалось на поверхности земной тверди было вашим отражением. Уязвимым и чрезвычайно хрупким и утлым. Такими вы виделись себе из места где рождаются отражения, все, в том числе и ваши. И это был мудрый и правдивый взгляд на действительное положение вещей. Хрупкость и иллюзорность фигурок вызывало непреодолимое желание помочь им, оградить и уберечь . Их непоседливость серьезно беспокоила. Ну что они мечутся по огромной территории огромных стран трудно сменяя грохочущие виды транспорта, почивая в чужих постелях, спотыкаясь о границы и людей не добром подвинутых в путь, претерпевая иные обременительности связанные с перевозкой тел . Оправдывая свое локальное саморазрушение и утомление любовью к путешествиям и новым впечатлениям. Они- такие хрупкие и временные. Им всего лишь смутно неймется от потуги педантично повторять проекции стратосферных кульбитов их далеких прообразов, которые как ни верти главенствовали в судьбах фигурок и вели их по тропе жизни на подсознательном уровне . Ведь новых впечатлений нигде нет, по большому счету. Их вырабатывание напрямую никак не связано с объемом пересекаемых пространств и местом пребывания. Гораздо важнее настрой на погружение в состояние дарующее впечатления. Люди просто привыкли влетать в эти состояния разогнавшись на железных и дурно пахнущих транспортных средствах. Во всех посещенных городах и весях вы земноводные искали лишь созвучия своим душам. И находили обязательно, едва вынырнув из омута дорог. Ведь мир почти весь поет в едином мажорном диапазоне. Однако это не является созиданием - малышами бесконечно гоняться за тенью воздушного змея. Совсем это не гармония в сравнительно вязкой среде настигать призрак чего-то летящего и совершенно свободного. Это есть игра в опознание змея и узнавание взаимосвязи с ним. И то до обретения стойких навыков потребных в игре. Со временем это становится формой обслуживания или утомительного тренинга, начинает заслонять и малышей и змея рвущегося в высь от идеала, порукой коему всегда был и есть факт наличия стойкого интереса, почти азарта, нескончаемой новизны . Да и что проку тяжко копить летучие впечатления и свидетельские созерцания в очень не эффективном ритме когда коэффициент соотношения достижения и собственно обладания губительно мал. Копить в копилку которой нет. И не копить потому вовсе, а просто соединять подобное с подобным, черпая его решетом дорожных приключений...
Одним словом, однажды, вы заоблачные терафимы снизошли на вас планетарных осознанным желанием обустроить свой уголок мира. Как рационально, оказывается, рождать облака фантомов любви. Нет-нет, да и прольются они дождиком своевременных эксклюзивных и потому безошибочных подсказок. Вдруг приходит решение -хватит жить в абстрактом пространстве и решительность на первый весомый акт материализации поэзии. Вы покушаетесь построить дом. Свой дом, в прямом и конечно же в переносном смысле слова. Рассчитывая лишь на магию исполнения желания, как обычно для вас, без видимых предпосылок к его исполнению. Это начинается как юмор. Прогуливаясь по пригороду на вашем смешноватом микро автомобильчике, вы замечаете почти развалины недостроенного дома. Неприглядно серые, с глубоко закопанной в блеклости изюминкой. Эфемерный зов погребенного и кем-то забытого смысла побуждает Надежду выбраться из батискафа и забраться в недра нагромождения чьих-то преданных чаяний. Ее не было видно некоторое время. И вот ты видишь ее в одном из многочисленных окон остова дома. Женщина не зря путешествовала по концепции жилища, по всей видимости долгие годы пребывающей в забвении. Она нашла в лабиринте смысл и пришла открыть его тебе . Высоко художественное полотно появления женщины, чтоб не сказать высокопарно явления, в оконном проеме стало твоим решением в выборе места вашей оседлости в мире. Все... здесь будет дом, будет сад, будет много ароматного ветра с бескрайних полей, будет без числа птиц и неба содержащего их, будет много чего прилагаемого к этой основе. Ты одаришь свое счастье самым большим букетом несрываемых цветов. Наконец ты увидел, где реально можно взять миллион белых монеток цветов и бронзовых пятаков самых сладких плодов и совершить промежуточное погашение неоплатного векселя любви. Ты остро почувствовал импульс удовлетворить свою мужскую состоятельность. Не спрашивая себя где ты возьмешь тонну краски в которой утопишь облюбованную серость, откуда возьмется небо на месте октябрьского моросящего брезентового балдахина, где возьмешь кубатуру строительной материи для заполнения сплошных зияющих пустот, не задавая себе тысяч вопросов из кирпичиков ответов на которые собственно и складывается Дом при не образном и не идейном его возведении, трусил ты по рытвинам тропы приведшей к месту грядущей реализации уберегая от тряски лишь одну ценность- свой пронзительный импульс и картину его породившую . интуитивно ты очень не желал погружаться в трясину вопросов. Хранил только идею любви. Образ охранял и состояние озарения, при котором он возник.
По возвращении в пристанище ты стал лихорадочно перебирать свои заметки по поводу архитектуры и испытал настоящий шок. Были у тебя такие заметки. Давненько пылились они в дальнем ящике. Как-то, помнишь, нагрянуло на тебя беспочвенное вдохновение, и ты с месяц чертил на бумаге в клеточку планы, разрезы и фасады абстрактного дома. Для удобства и не выскальзывания из плегидных рученек вместо линейки пользуя коробок из-под аудио кассеты. Такая гравюрка в жанре фентези "мальчик, соединяющий точки на плоскости едва до нее дотягиваясь". Потом даже вызвал архитектора профессионала, и он облек твои намеки из отобранных в ворохе листков в красивую и вычурную графическую форму. С хорошим приветом был паренек. Мало что на лету схватил твои представления не пугаясь сумасшедшей говорящей головы, какой ты тогда и представал перед поверхностным взором, так он еще и флюгер на твой мини замок водрузил. От души дав крупный план его орнамента и подробное описание шарикоподшипникового поворотного механизма. И еще начальный ландшафтный дизайн прилегающих несуществующих территорий проработал. Торжественный вышел домишко на великолепном материчке ограниченного островка ватмана. И пареньку понравился как родной. Пытался ты ему втюхать денег сверх оговоренных. Не взял- стыдливый плагиатор- только папочку на прощание погладил как кошку. И она прогнула спинку, шельма. Некоторое количество зимних заточительных вечеров скрасило благоговейное перебирание крупных листов из той папки. В результате твоих медитаций из листков выросло почти правдивое объемное изображение полу сказочного строения. Это тем более замечательно, что было это в до историческую эпоху твоего вхождения в благодатные струи реки 3D графики. Ах, были таки у человека не компьютеризованного некоторые возможности. И жизнь гиперэффективно созидающая тоже наступила не с вживлением в плоть людскую процессора...
И вот ты развязываешь тесемки на файле где обитаешь ты прошлый, накладываешь первичную кальку на пульсирующее сегодня и почти не веришь как совпадают силуэты из мира мечтаний и воплощенной реальности. Сладенько так тебе становится от этой легкой искусственности неверия. Люди почти все почти всегда кокетничают и вертятся впуская в себя чудо. Им проще играться с ним и подразнивать пока оно во вне организма души. Пока оно чуть-чуть отдельно и все как на ладони сияет. В своих недрах его поди попробуй потом отыскать в клетках и энергоканалах. В себе с ним не побалуешь и не пофамильярничаешь, понимая кто из вас настоящий а кто так- нагромождение временных условностей и тканей. В себя его приняв ему отдаваться надобно, переставая быть собой собственным и жутко любимым. Именно что жутко, ложно надчудесно, в кайфово- похмельной амплитуде, как бы радостно в целом. В конце концов, ты погрузил копеечку папки, распухшую от сегодняшней физической проекции, в недра своей плоти. Вау, какой это секс- забеременеть каждой клеточкой сразу и всеми токами в придачу... Противоестественно пытаться зачинать одному. Призываешь в свою келью супружницу.
-матушка, воздвигнем те это вот?- поджигая папку взглядом вопросил ты.
В особо светлые мгновения ты звал ее матушкой. В знак уважения в соучастии в новом твоем рождении. Матушка дрогнули слегка, по женски осторожничая. Терафимы - они ленивы в своем заоблачном счастии и дважды одни и те же сгустки вдохновения не ниспосылают. Бросят камешек и наблюдают как от него круги по воде расходятся. Ими брошенный не камешек, а целая плита перекрытия на твою головоньку угодила. И они ждут, хихикая, как ты будешь накрывать неизбежной волной свою женушку. И у тебя на женскую зыбь не отваги есть очередная точка радости.
1. что ж нашей Шуре век по чужим углам маяться?- спрашиваешь ты с озорным милосердием.
Смех, вдох на полную грудь. Объятия тесные. Еще бы! Не пуд соли вместе съели и интима эпохального века пережили. Где у нее в душе ресурс радости таиться ты знал всегда наверняка, и запустить его мог одной интонацией пары слов. Шура-это птица такая новой породы. Сами вы ее вывели, сами и нарекли- хомолюбикус волнистый( непременный окрас-зеленый). Попал к вам этот продукт будущей мутации птенцом крошечным и сиротливым. Жена выкупила его из жалости на январской распродаже африканских птиц. Коммерсанты как обычно все перепутали или нарочно шокирующе обострили и в погоне за чистоганом выставили кроху на мороз мученически пропадать в надежде на скорую продажу ортодоксальному садисту или сердобольцу. Отпаивали вы ее затем, отпаривали, летать учили, разговаривать на гомовом языке. Спать укладывали хворенького меж собой, в салфетке напитанной душистыми отварами. Пестовали что дитя родное, на лужайке весенней выгуливали что собаченку. И она возлюбила людей больше чем представителей своего очерченного зоологами вида, наотрез отказываясь от череды подсаживаемых женихов. Как вы могли обречь такой продукт селекции на квартиросъемничество? Как ты мог при таком аргументе остаться без соратников ,один на один с грудой камня на окраине города, на крайнем его северном рубеже? Половинка твоя молодец. Всегда знает слово которым можно подвести черту. Она чеканит- "это будет наша стартплощадка". И подводит черту под числителем мечтаний, отбивая начало фазы материализации знаменателя. Ты даже не спрашиваешь куда предполагается старт. Чувство с которым сказано это словообразие предполагает что стартуете вы обязательно в свет. Вот и хорошо. Тебе туда и нужно...
Не верьте что шейники тяжелы на подъем и неповоротливы. Просто они выглядят иногда как материальный хлам замаскированные присущей им тетраплегией. Они бывают молниеносны при определенных условиях пылающей в сердце идеи. За пару дней ты нашел хозяев уже не их начинания, вывел им реальную цену полно-отстойной недвижимости, оставив без оплаты их не уплотненные иллюзии, и обстряпал всю бумажную кухню коронующую тебя в безраздельное владение. В этом процессе овладения объектом ты был даже быстрее себя. Впрыгнув на условно и документально твое собственное пространство, в раскорячку сидя на четырех своих колесиках вздыбленных в разные стороны застаревшим строительным мусором, на какую-то крайне тяжкую минуту почувствовал ты себя жалким, мелким и беспомощным. Сломанным луноходом, упершимся в серую огромную скалу, никчемным и парализованным отсутствием связи с заславшим тебя центром управления. Почувствовал биологический страх, свою мизерность и бешенную озабоченность, нечеловеческую а прямо таки рабскую да к тому же еще и в смеси с полной растерянностью с чего и для чего начать. Ужаснулся, какого вампира ты талантливо быстро прикупил. Какое к чертям владение, если тебя сейчас оторвет от плоскости этот почти зимний ветер и потащит как фантик в ему лишь ведомую даль. Это к ехидному вопросу о том не била ли тебя жизнь фейсом об тэйбл с тех пор как ты сказал в небо свое замечательное и всеспасительное ДА. Всегда и непременно била, то кардинально то пощипывала током в сердце намекая на пересечение границы. Самая эта безграничная жизнь была нещадна как только ты воздвигал границы между собой и ею. Как только ты закрывался от небосвода шалашом своей самости и ворчал- это я а это ты. Она ничего не могла для тебя сделать после твоих разделов. Ведь не она их затевала и прекратить насилием раздел имущества не в ее природе. Жизнь карала тебя своим отсутствием также как имеет свойство это проделывать воздух, любовь, свет. Ответь себе с трех раз, кто же тебя карал. Именно три раза повтори, чтобы пропитался мозг правильным до истинности ответом. Разрушаясь в своей выделенной нищете, ты полагал в минуты больного собственноручно обустроенного затмения что это жизнь тебя карает. Любовь-карает, цветы-кусаются, облака как заводные боксеры тумаки рассыпают, кругом засады и враги. Под укрытием такой логики практически нечем дышать. До боли и шока нечем. Вот и сейчас. Ты бурно якнул и остался вне контекста. Не плавно перешел из одного слоя в другой, а впрыгнул в не вполне осознанное пространство. Еще бы, ведь ты формальный владелец, на бумажке написано что властелин. В тебе сокрушительно разжалась пружина тоски за прикладной деятельностью и забросила на эту драку с ветром. Поучительную и очень нужную продуваемостью минутку растерянности тебе подкинула природа. Нельзя обгонять себя и в принципе обгонять что-либо из диалектики. Вот и чертей уже поминаешь устами которыми века твердил качественно иные слова. Дуй себе дуй ! - крикнул ты ветру с вызовом и агрессией чуя как подтягивается обоз твоих идей и верований, выигрывая время до прихода твоей настоящей силы. Ты раньше здорово умел за агрессией свою вину прятать, вот и припомнилась юность буйная. И даже голову перестал в гордыне склонять, не пряча лицо от колючих пощечин. Для чего только на лице чувствительность забыли выключить, да еще и в гиперчувствительность возвели? Попробуй теперь этими обнаженными нервами щек держать удары стальных порывов. Определенно не твоя миссия одиноко голым стоять на ветру. Но ты сделаешь и это. Будешь стоять прочно, обороняя свой в любви совершенный выбор от своих локальных ошибок, будешь до непременного установления гармонии отстаивать, будешь злой ветер превращать в иллюзию а себе возвращать пульс любви. И во спасение тебе уже идут поучительные толпы хиппи. Детей покинувших города или оскорбивших их своим драйвом. Детей которых предали родители рабски служащие недвижимости и не вернувшиеся с войны за право ею обладать. Придут они к тебе, между всем прочим, или прежде всего прочего, родителю прекрасного и одноименного тебе ангела во плоти. Напомнят своевременно о дочери твоей и о приоритетах жизненных. Еще придут к тебе на подмогу Макаревичи и Леноны, которые безусловно знали толк в том куда должны выходить образа окон их домов. И придешь к себе ты сам- ученик, свидетель и почитатель их творчества и бунта посвященного гармонии. Пришло бы к тебе и апостолов с архангелами сотен несколько, будь ты пообразованнее в богословской науке образов чудесных. Будет с тебя и такого узкокультурного прихода, ведь не городище ты затеял воздвигать а лишь кров для своей семьи, и будет тебе весточка о том, чего же ты хочешь на самом деле, какого процесса. И как, какой не кровью и потом и круговым противостоянием, а мазками гуаши ты собираешься воплощать свой реактор вечного движения любви, собираешься оживлять сей саркофаг умершей мечты. И весточку эту пошлют тебе предки твои. Ведь не без роду племени ты по миру маешься. Потрудились они до тебя славно, храни их господь вечно. Все почти были пионерами и освоителями целин разных, пустошей поствоенных и постреволюционных. Тысячи людей потрудились во имя твоей победы над ветром, во имя твоей дружбы с ним. И этот пласт информации уже настигает тебя. Информационные образования легко преодолевают любые беснования воздушной массы .И ты имеешь право рассчитывать на их спасительный кокон. Ведь ты сделал чувственный выбор. Правда, попал в ситуативную нелепость дерзнув потешить свою самость оголенную отсутствием контекста истории. Но не отрекся от выбора и он привел тебя к правде на которой стоит жизнь. Покидаешь ты свой плацдарм не трусом бегущим, и не победителем воинствующим, и не коммерсантом, разбогатевшим на объем этих серых камней. Уходишь ты художником что рисует ДОМ, пацифистом и дизайнером счастья. Оставляя на нем плодиться и созидать первичное свое вдохновение ....
Грубая энергия, требуемая для воплощения задуманного ДОМА опускает тебя до Вульгарного бизнеса по перемещению огромных масс материи. До этого ты , с риском быть изгнанным из храма но хотящим просто банально кушать, приторговывал информацией, идеями, технологиями, фантомами короче говоря. Теперь ты властвуешь над потоками сельхозпродукции. Ты удивлен, ведь в этом нет никакого трансцендентального смысла- двигать горы туда-сюда и при этом еще и неведомо за что получать коммерческий дивиденд. Но в этом тоже есть свой экстаз и он тебе открывается. Когда ты сопровождаешь тобою впервые организованный караван тягачей груженных семенами хлеба насущного, а значит потенциальными жизнями -тебя колбасит по взрослому. Ты такой большой и все моторы тягачей сыто урчащие- это ты, и десятки тонн зерна- ты, и это ты тяжело и солидно своей плотью рассекаешь поток яркоцветных малолитражек, таких легковесных и не неустроенно суетливых. Гоняешь водителя то в хвост то в гриву колонны, и нет тебе насыщения движущимся воплощением твоей воли и силы. Водитель с удовольствием сканирует несколько раз к ряду колонну, и ему нравится затягивать твой экстаз. На этот затянутый доброжелателем момент твоей заземленной силы все галактики сворачиваются и сохнут без твоего внимания и благоговения. Ну что ж пусть подождут- не один ты перемещаешь по планете материю абсолютно и не мудро упиваясь отнюдь не продуктивным процессом. Просто ты задумал расширить себя до двухсот кубов потребных на постройку дома. Не абстрактных, в ночном небе подвешенных бездонных россыпей кубов, которые обнимала и присваивала твоя мысль, а очень реальных микроскопических кубиков легко дающих себя ощупать и себя компоновать. Сейчас идет примерочное твое расширении. И небо снисходительно прощает тебе этот юношеский обморок пленяющий тебя в торбе удовольствия и раздувания щек твоей самости. Тем более что ты в нем не надолго. И скоро кончится твой бизнес по дренажу и расширению энергоканалов, по мальчишескому надуванию щек. И скоро все станет на свои места. И прекратишь ты заниматься спортом, навыки в нем приобретенные направляя в русло предметного созидания. Небо просто покажет тебе как легко организовывать что либо. Для этого важно быть убедительным. А ты убедителен. Ты убедителен своей длящейся любовью. Для которой все эти автокараваны из реальных игрушечных машин- бирюльки детские, суть, несерьезности волевым напором движимые ...
Когда грубая энергия уплотнилась до очертаний остова якоря, его образ вдруг надел на себя ваш затеянный жилищный проект, вы открыли возможность вторичных полетов которые стали доступны земным вашим теням. Ласточки в стратосфере при трансконтинентальных перелетах и пара строящая гнездо-две ипостаси одного создания заполюсовывающие в нем полный цикл небесно-земной гармонии . Они живут рядом, нам в назидание. Они строят гнезда на стенах наших жилищ. Имея физическую возможность полной свободы пересекать туда-обратно экватор, они тем не менее бросают якорь своего выбора в нишу твоего окна и радостно ваяют на нем лепнину следующей жизни, кров своим птенцам. Помнишь, как ты жил возведением их гнезда коротая свое заточение? Казалось, сама свобода позвала тебя на представление. Совершенно нерациональные существа, прилетающие за не мерянные версты вдохновлять почти пустое место. При этом абсолютно удовлетворяющие вкус к прекрасному любого рационалиста аналитика и экзальтированного лирика. К ним нет претензий ни у кого, они прозрачны и законченно совершенны. Другое дело те астральные, алые, шелковые вымпелы птиц которые возникают из звука и в звук уходят растворяясь в небе в волновую функцию, теша лишь тонких поэтов высокомерно относящихся к бренности земной. Есть и такие пернатые бесплотные жители в природе, все в ней есть. И ты может быть впишешь силуэты их шелково-прозрачных стягов в свой герб когда-нибудь попозже, наверное впишешь, когда придет предел гостить частью своей на тверди земной и потянет тебя далекий зов к безвозвратному испарению. А пока на твоем знамени обязано пребывать черно -белое смешение всемогущей ласточки. И черное в этом символе будет играть всеми цветами радуги, как до искры переливается ласточкино перо. И белое будет пронзительно бесцветным от присутствия в равновесии всех цветов мыслимого спектра. Ведь предстоит тебе с подругой многократно в клювик почвы набирать, и кружить, стремясь по конкретному адресу совершить реальный мазок красочной материей. И парус души при этом кружении предстоит соблюдать девственно белым, равнонатянутым со всех сторон. Ты еще не осознаешь, что при свершении твоего домовладения возникло подобие скипетра силы вычувствованного тобой для более тонких и несказуемых назначений чем постройка дома. Клятвенно выведенная функция жизни проступает во всех твоих начинаниях. Начинает в них работать и делает примитивные усилия продуктивными и поучительными. Делает их этапом и частью чего-то необъятно большего...
Очередное баловство от неба получили вы послав мэсседж о желании свободы перемещений. Мэсседж со своим гербом пересеченным парой ласточек. Их только орнитологи додумываются в коробках транспортировать, прости им господи их научный поиск. Для вящей вашей парной свободы возник вдруг в вашем распоряжении стремительный синий автомобиль. Надежно и в чем-то даже галантно теперь могли вы без утомления путешествовать в границах крупной ячейки, на которые поделена Европа политиками. В густо синем лаке отражались небо, красно солнышко и луна. Вы любили наблюдать это смешение горнего и земного цвета на лакированной палитре кузова. При приличном разгоне казалось, будто и правда бока мобиля трутся об облака и светила. Главное правильно выставить угол зеркал заднего вида и иллюзия полета возникает полная. Вы на двоих делили полет, и путалось понимание того, кто из вас в действительности находился за рулем. В рученьках жены ваши крылья были естественно податливы и служили вашей мечтательной совместности. И нельзя сказать в прошедшем времени что вы делили полет. Он никогда не кончается в душе его пережившей хоть однажды. Он зовет тихонько из всех будней. И возникает пунктирно в жизни во все новых и новых ипостасях одна прекраснее другой. Вы кружили вокруг вашего затеянного гнездышка и искали чем его уплотнить, даже когда забывали поставить перед собой такую задачу. Благо материала везде было вдосталь. И хороводили вы не в поисках его, а во имя ощущения упругих струй воздуха. Это те самые вторичные полеты заманили вас в свою сладостность. Вояжи за ингредиентами гнезда по форме были соблюдены. В местах приземления вы обязательно отщипывали то горстку праха денег, то соломинку технологий, то перышко не вашего сбывшегося творческого акта вдохновенного строительства.
Но случалась и стратегическая добыча. Однажды после дальнего-дальнего перелета, когда пребывали вы в месте не то что славном, в культовом месте из которого произросла Русь крещенная, встретилась вам странница одна. Бесконечно васильковые глаза, замызганная блеклая одежда, благообразие в облике и голосе совершенное. Были вы в компании старичка всю жизнь свою сознательную положившего на спинальный промысел. Уже покидали обитель, осмотрев все ее камни и купола золотые, молитву суетную экскурсионную справив. А тут она. Поздоровалась и удерживает разговором для вас не понятным, и все погодить просит, пока батюшка освободится от ритуала и почтит вас вниманием. Ей удалось быстро поколебать ваш легкомысленный туристический настрой. Для заполнения паузы она рассказывала о путях своих необозримых паломничеств. Вам было интересно, но когда она отлучалась в храм, заглянуть не окончена ли служба, обменивались вы некоторым недоумением. Что происходит, с чего вам такая честь? И тут она вышла и сама все прояснила.
- Адвокатов мы набираем- притишив голос начала она- люди большие, что на виду власть имут, много грязи принимают в души. Адвокаты им нужны на суде божьем. Нам нужно пятьдесят человек, таких как вы, прикрепить за ними.
Вы не ответили ей ничего. Вы только за свои души были в ответе, да и то не в полной мере. Встреча с батюшкой расстроилась как-то сама собой. Остался в памяти только повод ее, остался ярким светом вдохновения. Если столь духовная социальная институция в своих тайных ритуалах делает на вас калечных такую ставку... есть смысл содержать себя в состоянии пригодности к такой востребованности в культовых усреднениях. Славно что не вышло встречи и информация прошла неоконченным намеком на то, что живет где-то изюминка понимания твоей действительной роли в природе. Славно, что указали тебе как твоя форма обязывает содержание к просветлению. Ты конечно не готов был тогда ни к какой адвокатуре и отобран был для нее лишь по формальным признакам внешней неполноценности. Но кредит на оборудование конструкции смысла вашего обиталища с благодарностью принял и откланялся с почтением невесте божьей...
Или вот еще эпизод. Оказываетесь вы в очередном вашем залете в стольном граде. Там неразбериха царит полнейшая. Можно сказать паника. Страна ваша недавно на сто восемьдесят градусов развернула свою идеологию и что теперь с этим делать никто не знает. Потому что идеология не рождена народом как идея вдохновенного пути к свободе, а позаимствована и насильно внедряется и насаждается как правильная. И основная масса людей попросту боится и панически ищет свое место под солнцем, зажженным с другой стороны. Как выход из этого тупика движения чреватого давкой затевается мероприятие призванное посеять милосердие в смятенных умах. Вы оказываетесь в эпицентре данного события. Электричество смотрит тебе в лицо черным оком микрофона, и ты должен обнародовать свой девиз- манифест , позволяющий любому оказаться над схваткой и давкой. Это тяжело. Тяжело не от того, что ты не знаешь о чем сказать или готов к неискренности. Очень тяжело потому, что глубоко интимные вещи ты должен сказать анонимным адресатам, огромной их разноликой армии, да так проникновенно чтобы остановить их массово или единично в массе- что еще не посильнее, и на время прервать уничтожающую давку. Абсурдно, но ты стесняешься говорить светлые слова предощущая эхо которое они породят. Чрезмерно много хмурых и глубоко подавленных людей созерцал ты на улицах по пути к этой трибуне. То куда тебя сейчас зовет ступить интуиция, движется в обратном или перпидикулярном векторе их линейных перебежек. Предвидится тебе их суетное раздражение. -Еще один, ты скажи что делать? -Так я и говорю.- Говоришь. Сегодня что делать?- Именно сегодня и нужно это делать. С этого нужно начинать в любом случае. Актуальность сказуемого делания непреходящая а присутствующая всегда. Только это делание имеет ультра прикладное значение... -
Очень смелым требует быть от тебя наступивший момент. Откинуть гору воображаемых бессмысленных прений и уповать лишь на силу собеседующих чувств. И тебе хватает смелости силы и веры в людей... Ты распахиваешь душу и погружаешь в нее микрофон. Пусть все слышат как бьется твое сердце пока ты в сомнамбуле перекладываешь его ритм на не весть откуда взявшиеся слова. Имеющий уши да услышит, имеющий бдящую душу да откликнется. И ты летишь в провода, которые дают тебе небывалую мощь рассыпаться искрами твоего искреннего света в миллионах одновременных искр. Информация содержащаяся в твоем спиче отходит на второй план уступая место движению несказанного чувства. У нее был хороший рисунок и структура, быть может даже несколько чрезмерно витиеватая и изысканная, сказался симптом твоей хронической начитанности не беллетристикой. Однако существует иерархия главенства в природе, и от того служила информация средством и проводником целевых волн света. Чуть-чуть ты не проваливаешься в свето-электрический поток весь и безвозвратно, благо женушка твоя придержала за золотую нить связующую с ней. Благо друзья твои подстраховали вас своим завороженным вниманием, удержав по реальную границу микрофона. У женщины ведь тоже был шанс уйти с тобой. И не только потому, что речь твоя была и о ней тоже, как о причине твоего безоглядного транслирования бесконечного. Когда начинаешь быть не биологическим телом, а проводником энергии жадно впитываемой электо током трудно сохранить структуру, даже если ты опосредованно участвуешь в событии как часть вечного . Поэтому любимая женщина не могла быть эффективным хладнокровным спасателем. Ваши сердца легко перенимали ритмы друг друга...