Власова Евгения Дмитриевна : другие произведения.

Воин Равновесия 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В этом городе люди подобны крысам, и жизнь человека не стоит ничего. Улицы принадлежат нобилям - серокожим пришельцам, умеющим воевать. Мир умирает, и близок час последней Кровавой Охоты... Для чего Равновесие послало своего воина - повернуть ход событий, стать песчинкой на часах весов или просто умереть для того, чтобы жили другие? Куда ушла магия этого мира, что уничтожило серую башню - и кто этот светловолосый парень, рядом с которым возвращается солнце?.. Как ни банально звучит, начало истории мне приснилось. Потом я дня три пыталась досмотреть продолжение и еще с месяц - додумать. Воин Равновесия 2 - в недалекой перспективе.
  ...Представляешь, счастье мое... когда-нибудь они будут рассказывать об этом своим детям. Страшную, славную сказку с хорошим концом. И будут водить их на Солнечную площадь, чтобы показать им какой-нибудь дурацкий памятник...
  
  В ее сне злая сила превратила всех горожан в крыс. Выгнала из обжитых домов, расставила повсюду ловушки, щедрой рукой новых хозяев рассыпала яд. И теперь растерянные крысы, ставшие чужими в собственных домах, осваивают сырые подвалы, сточные канавы и мусорные кучи. Гибнут в мышеловках и в кошачьих когтях. Привыкают к четырем коротким лапкам и вкусу помоев под чуждым и злорадным взглядом, от которого пробирает дрожью сквозь тонкую шкуру. Их новая жизнь безнадежна и безрадостна - особенно для тех, кто помнит иную.
  Она была крысой, но старше и опаснее прочих. Изучала лазы внутри покинутых стен, нюхала воздух, пропитанный отчаянием и страхом. У нее была цель.
  Это не мой страх и не мое отчаяние, напомнила себе она. "Это снова чужие чувства. А я... я засыпала в Единорожьем лесу. В нем стало безопасно и спокойно, и тогда я..."
  Щекой и ладонями бывшая крыса ощутила шершавую глину черепицы и устало вздохнула: далеко не все было сном. Это был еще один мир.
  Каждый раз, пройдя ошеломляющей пустотой междумирья, она заново вспоминала себя, собирала по кусочкам. Итак...
  "Я - ноэль", вспомнила она. "Юная дева, еще не прошедшая Испытания. Идущая сквозь миры. Мне... не знаю, сколько лет, сбилась со счета". Начало зрелости, но в редких мирах жизнь человека длилась столько же, сколько юность по меркам Народа. Ощущения потихоньку возвращались: пошевелив рукой, она привычно нашла рукоять оружия, и тонкая струйка воспоминаний превратилась в поток.
  "Я - Воин Равновесия. Моя ладонь проклята рукоятью меча. Я убила чудовище Единорожьего леса, но этого оказалось недостаточно".
  Редкий дар - слышать мир - в этот раз сослужил ей дурную службу. Он помогал находить изъяны, ведь ее сущность, чуткая, как камертон, отзывалась на звучание каждой новой вселенной. Девушка обнаружила, что отгорожена от мира плотной скорлупой собственных барьеров. Попытка снять их едва не стоила ей новой порции беспамятства и кошмаров.
  Нельзя одновременно вести бой и чувствовать вопль агонии, прошибающий тело насквозь... Защита помогала слабо. Там, за хрупкой стеной из разума и воли, мир продолжал кричать.
  После входа в мир вы - не воины Равновесия, а его лазутчики, внушал один из наставников. Первые два дня девушка сидела на крыше. Вокруг медленно проступал город. Она не открывала глаз, давая себе "принюхаться", пока ее дар осторожно прощупал чердак, прошел сквозь стены на пути вниз, к пустынным улицам. Мысли свободно странствовали, провожая редких прохожих; в их головах она ловила первые обрывки щелкающего, певучего языка. Слова укладывались в памяти, как карты в пасьянсе, каждое на отведенное ему место. Что обладатели подобного языка смогли сотворить со своим миром?..
  Многие дома были покинуты, но город не умер. Она чуяла скопления живых: подобно крысиным гнездам под полом, они были источником голода, страха и страстного желания выжить. На улицах обитали странные твари: сытый разум животного, практически лишенного собственной воли, ощутимая нота в дисгармонии мира... Люди вздрагивали, проходя мимо, но не ускоряли шага (не бросится, не бросится, я не бегу!..). Надо всем этим висела безнадежность: пища подходит к концу, хлебный корень родит хуже, а тварей все больше... Ничего нельзя сделать, ничего не изменить - только умереть, сейчас или все-таки позже. Кому-то еще снилось солнце, ненастоящее и тусклое, словно монета в небе.
  Потом она столкнулась с этим впервые: колючий, черный разум шествовал по улице, и все живое на его пути падало ниц, вжималось в грязные мостовые в позе установленного поклона, старалось стать незаметным, не дышать, заглушить даже стук своего сердца (...нобили едут, тише-тише, только бы мимо...). Этот разум был сродни ее собственному и мог почуять внимание: лазутчица поспешно отступила. Горяченный шепот в ее сознании утих не сразу: нобили едут, нобили, тише-тише... Этот страх поразил ее сильнее прочих: бояться слишком сильно, потому что эти услышат и придут... Это не мой страх! Она мотнула головой, избавляясь от чужого чувства. Сосредоточилась.
  Город казался ей грязным и озлобленным, как животное, выброшенное некогда на улицу.
  На второй день ноэль открыла глаза, стянув дар в плотные границы тела. Увиденное понравилось ей не больше. Она лежала на покатой крыше: потемневшая черепица крошилась под пальцами в труху. Небо над головой было низким и черным. За этими тучами не могло быть солнца, как не было его в тот день, который она пролежала, не размыкая век - ни разу кожа ее не ощутила прикосновения солнечных лучей. Густая сверху, на улицах тьма была городской, разреженной, стены вдали мерцали отсветами факелов.
  Тьма не была для ее глаз неодолимой преградой: когда-то город был красив. Она различала лепнину на двух-трехэтажных каменных домах, а потрескавшаяся штукатурка фасадов хранила память о чистых, радостных цветах. Решетки балкончиков удивляли ажурным литьем, фонарные столбы раскрывались чашечками цветов с осколками плафонов. Теперь вокруг была пыль, копоть и разруха. Выбитые или заколоченные окна нижних этажей, почерневшие стекла верхних. Кое-где под слоем грязи и мусора еще угадывались булыжники узорных мостовых...
  Ей повезло оказаться в полностью заброшенных кварталах. Родниковая вода во фляге кончалась, и к концу третьего дня пришелица решила спуститься вниз. Незаметность была в этом мире условием выживания - она уже знала, что серый плащ с капюшоном не привлечет внимания. Подозрительно чистый, но, если не соваться в освещенные места, за это не зацепится слабое человеческое зрение. И не подпускать никого достаточно близко.
  Находя едва заметные выбоины в стене, девушка соскользнула на землю. Втянула носом запах, медленно, как первую порцию яда. В каждом вдохе тут, внизу, было больше вони от разложения, нежели воздуха. Хотелось вывернуть легкие и желудок наизнанку, но это было недопустимо. Воин не может позволить себе слабость на поле боя, а это и был бой, с момента появления и до тех пор, когда дисгармония этого мира не перестанет терзать ее внутренний слух.
  Улицы не убирались годами. Сапоги вязли в липкой грязи.
  Еще сверху девушка приметила каменную башенку колодца, с проржавевшим флюгером на остроконечной крыше. В этом мире любили и понимали красоту, так что же с ними случилось?..
  С каждым шагом она понимала, что что-то не так. Вонь усиливалась. Отдельные штрихи - зловоние, темные пятна, толика чужой памяти - складывались воедино. Переживания мертвых нечасто бывают приятными, и ноэль избегала шепота этих камней. Но их голос становился все громче: он бежал здесь, и до поворота оставалось шагов пять, когда стрела клюнула точно под лопатку. А по этим камням шел другой, сильный и торжествующий, пьянеющий от запаха свежей крови в незнакомом воздухе, вот он перехватил взгляд охваченной ужасом женщины из окна и развернулся...
  Это не пустые кварталы. Это кварталы, вырезанные до последнего человека; место, память мертвых в котором настолько сильна, что живые обходят его стороной. Трупы сбрасывали в колодец, нет нужды подходить ближе и поднимать крышку.
  Лазутчица ощутила, что за ней наблюдают. Она знала, как выглядят эмоции зверя. Чистые, яркие, как пламя. Этот был словно приглушен. И еще что-то, заставляющее юную послушницу у нее внутри сжиматься в комок. Словно... додумывать было некогда. Она медленно, осторожно развернулась.
  Зверь, пошатываясь, выбирался из подворотни. Он был высок в холке, встав на задние лапы, мог бы положить передние ей на плечи. У него была черная короткая шерсть с проплешинами, жесткая даже на вид, мощные челюсти. Такие, как он, не умирали от старости, а словно ломались, становясь добычей более молодых и сильных. Он отбился от стаи, где его порвали бы, обнаружив слабину. Боль в суставах и голод заставили его забыть об осторожности.
  Девушка знала, когда он прыгнет, эхом воспринимая нехитрые звериные порывы. Шаг в сторону, упор, пальцы обхватывают рукоять, лезвие покидает ножны... движение, и тварь завершает прыжок. Выгибается на земле, успевая еще конвульсивно проскрести лапами грязь.
  Каждый раз ноэль забывала, до чего не любит убивать. Это естественно, когда сопереживаешь противнику до последнего вздоха, до последнего движения сердца. Но, когда этот зверь перестал жить, тонкая исковерканная нота в симфонии этого мира встала на место. Удовлетворение, которое она при этом испытывала, компенсировало многое.
  Она тщательно осмотрела тушу. След ошейника, шрамы от укусов и ударов. В его роду явно были собаки, не волки, а домашние звери. Как противоречив этот мир...
  Итак, в городе несколько сотен тварей, нарушающих равновесие. Твари свободно разгуливали по улицам и бросались на людей. Только что она нарушила, как говорила поселившаяся в ней чужая память, целых два правила. Никому, кроме Высокородных, не дозволялось носить оружие. А она посмела поднять его на пса господ!.. Двойное преступление, хмыкнула ноэль. Граничащее со святотатством. Вот только ни глаз, ни ушей здесь нет...
  Итак: эти звери являлись не главной проблемой этого места. Главная - хозяева, о которых она не знает ничего. Пришло время более основательной вылазки.
  Теперь она различала следы давнего боя яснее. Зная, куда смотреть, нашла стрелу: идеально ровное черное древко, металлический наконечник. Ничего лишнего, прекрасная работа.
  "Значит, у них есть луки", - думала ноэль, выходя к более людным улицам. Она уже воспринимала владельцев черных стрел как противников. Это была бойня - как еще назвать истребление горожан, которым нечем ударить в ответ? - "И, к сожалению, они умеют ими пользоваться. Эти... нобили".
  Мгновение помедлив (капюшон опущен, меч надежно скрыт плащом - все в порядке), она вышла из узкого переулка на улицу, где еще жили люди.
  В этой вылазке пришелица была далека от мысли с кем-нибудь поговорить. Тут не было прогулок и праздных вопросов, и знание языка, хоть и улучшалось с каждым пройденным домом и встреченным прохожим, оставляло желать лучшего. А вот пополнить улов чужих воспоминаний было проще, когда до носителей не приходилось тянуться через полгорода, распыляя внимание и дар.
  Придав походке торопливую целеустремленность, она исследовала город. Со множеством разрушенных и покинутых домов, запахом стоячей воды из канав, вони от мостовых, скрывшихся под слоем грязи и нечистот. Предельно обострившийся дар работал, выдергивая новые слова, новые образы.
  (...Небо стало черным почти четыре десятилетия назад, когда пришли высокородные. Вода приходит по подземным трубам и чистым ключам, нужно знать, в каких домах они остались. Брать посуду, которая закрывается и не мешает бегу. Силуэт этой башни на фоне солнца гравировали некогда на монетах, но разрушена она была еще до нобилей. Говорят, так когда-то выглядел весь город...)
  Кружилась голова. Лазутчица шла дальше.
  Она бродила, выстраивая по фрагментам историю этого места и пытаясь понять, в чем цель ее появления здесь. Перебить всех кровавых псов (чья-то память подсказала ей название) на улицах? Их сотни, но задача выполнима. Но чутье воина Равновесия говорило, что псы не причина, они - следствие. А нобилей, этот источник общего страха, не нужно было искать. Она уже знала, куда сворачивать, в какую сторону смотреть ("...никогда не ходи в ту сторону, никогда не смотри туда!..").
  Из темноты в отдалении проступали контуры башен с освещенными окнами: первый свет в жилище, который она здесь видела. Чтобы рассмотреть больше, ноэль забралась на крышу. Это входило у нее в привычку: наверху было не от кого прятаться и воздух был значительно чище. В некоторых мирах ее народ причисляли к легконогим эльфам, которые ходили по снежному насту, не проваливаясь и не оставляя следов...
  Замок возвышался над городом. Каменный, в темноте он выглядел черным. Свет в окнах, редкие часовые на крепостной стене, решетка ворот поднимается, впуская конный патруль... Все, что она видела там, управлялось разумом, к которому не стоило приближаться.
  Для первого раза было достаточно. Завтра - или после того, как немного поспит (как же трудно без солнца!) - она изучит замок пристальнее. Когда отдохнет. В этом месте она выдохлась слишком быстро. Нужно только выбрать себе укрытие. Жаль, улицы слишком широки, чтобы можно было перемахнуть с крыши на крышу...
  Кто такие нобили? - мысленно спросила она, исподволь подбрасывая случайному прохожему мысль. "Высокородные господа наши!" - думал тот, поспешно скрываясь в подворотне; инстинкты крысы говорили об опасности. Сама мысль о нобилях несла опасность.
  С каждым шагом воительница осознавала то, что въелось в плоть и кровь обитателей этого мира. Нельзя носить оружие - на это имеют право только Высокородные. Нельзя поднимать глаза - дерзость оскорбляет господ, а наказание - смерть. Нельзя убивать псов, принадлежащих им. Нельзя привлекать внимание, а внимание господ может привлечь все: недостаток страха, счастье, случайная сытость... Они могут читать в душах, и боль, которую они причиняют, доставляет господам радость.
  Здесь нет приезжих - рубежи охраняются патрулями. Здесь нельзя снимать капюшон: ее загорелое лицо может сказать людям слишком многое. Да и острые, как у нобилей, кончики ушей... У них острые уши. Запомнить и учесть.
  Кто такие нобили? Аристократия?..
  "Пришельцы" - ответил ей один. Старый, он еще помнил времена, когда светило солнце. Но что-то из случившегося с тех пор помрачило его разум, и девушка не смогла узнать большего.
  "Кровавые ублюдки!.." - простонала мысленно какая-то женщина и затихла: они могут слышать мысли и чувства, они услышат и придут...
  Лицо девушки под тканью капюшона было собранным и жестким.
  Пришельцы. Возможно ли, что они тоже из другого мира? Есть ли вообще иной ответ?
  Эльфийка уже присмотрела убежище, решив своим выбором одновременно три задачи: проверить заброшенную башню у рыночной площади, которая была для горожан ориентиром, забраться повыше от зловония улиц и найти хорошую наблюдательную позицию. И уже повернула в нужную сторону, когда ощутила направленный интерес. Местные смотрели неявно, исподволь, а это был разум иного порядка. В нем не было страха. Он внушал страх, а не испытывал его.
  "Взять!"
  Обернувшись, она успела рассмотреть фигуру в темном плаще без капюшона: мужчина. Его кожа была темно-серой, а кончики ушей скрывали пепельные волосы. Он улыбался; вокруг же вылетали из переулков, из-за куч мусора недолгой памяти кровавые псы, и вместо странного безволия, к которому она успела привыкнуть, в их сознании горел четкий приказ: догнать, разорвать, сожрать живьем.
  Перебить их прямо здесь не составило бы труда, но лазутчица не хотела привлекать внимания - а что для этого могло быть хуже? Нобиль еще не видел ее лица и не знал, с кем имеет дело. Псы были способом это проверить; ноэль отмечала это, вскакивая на широкие перила небольшого мостика и спрыгивая вниз. Знание города она впитала вместе с чужой памятью надежнее, чем с молоком матери, и теперь хладнокровно просчитывала, где сможет оторваться или сбить погоню со следа. Она бежала по тому, что было некогда руслом извилистой речушки в каменных набережных. Сюда сбрасывали мусор, но посередине его было немного, как раз на неширокую тропу.
  Опасения не подтвердились: нобиль не пустился в погоню, несмотря на явное любопытство. Это было ниже его достоинства. Существо в плаще двигалось слишком грациозно, но сородич отменил бы приказ - псы доделают работу, хотя на этих вонючих улицах они теперь нередко теряют след... Мысли нобиля растаяли, когда он скрылся из виду.
  Девушка бежала легко, словно летела. Мимолетно оглянулась через плечо, одновременно задействовав дар: всего семь псов, уже растянулись, слюна с лаем вперемешку летит из оскаленных пастей... Лучше бы она не пыталась заглянуть в них: там было что-то страшное, парализующее, от чего она чувствовала омерзение на грани дурноты. Теряла концентрацию, способность легко скользить сквозь этот сумрак.
  Можно собрать силы и оторваться, хотя это будет непросто, отстраненно просчитывал воин Равновесия, ее выучка и суть. А можно исправить еще несколько нот исковерканной симфонии этого мира. Можно просто убить это - а потом, быть может, понять, что это было. Да и что тут понимать, просто след темного ритуала, который она чует, боль и дурная смерть. Дети Народа чувствительны к таким вещам, поворот направо, там река ныряет в узкий тоннель под проезжим мостом, а через двадцать шагов свернуть к бывшему прудику - ныне грязному тупичку, где можно развернуться и встречать псов по одному.
  Разворот. Тонкий, длинный клинок как продолжение руки. Первая оскаленная морда, удар! Скулеж, кровь на грязном песке, вторая тварь в прыжке - внутри что-то сжимается в комок - поворот, удар... Темная вода, так называли этот стиль ее учителя. Камень летит в неподвижную озерную гладь, зеркало разлетается брызгами: она двигалась, усиливая каждый удар инерцией поворота. Ее учили сражаться с противником, который будет весить в два-три раза больше. Учили использовать нечеловеческую скорость и маневренность, знание того, куда двинется враг через доли секунды. Учили не останавливаться, принимая боль поверженного.
  Твари умирали. Малая часть мира становилась на место.
  Псы были слабыми противниками. Они не привыкли ни к сопротивлению, ни к оружию в руках жертвы. Ориентировались на ужас, а ноэль не боялась. Они были приучены только рвать вопящее, мягкое, живое...
  Их смерть была легче.
  Девушка стояла между холмиками еще теплых тел, опустив меч, и отголоски чужой ярости затихали в ее сознании. Какая... мерзость. Потрясающая мерзость. Ей потребовалось непростительно много времени для того, чтобы, передернув плечами, прийти в себя. Сейчас ее не должна интересовать чужая боль, смерть и сущность этих зверей. Важно другое: может ли нобиль ощутить гибель псов, управляемых его волей? Что он сделает, если так? Оружие в городе под запретом; начнут ли ее искать, ощутят ли опасность?.. Куда бежать сейчас?..
  В бою она смотрела больше даром, чем глазами, ужав восприятие до размеров площадки. Оклик застал ее врасплох.
  - Эй! - вздрогнув, она развернулась на голос, - Сюда!..
  Развернуть дар, прощупать пространство вокруг. Мужчина за парапетом был один. Прочитать его: не боится, не скрывает мыслей. Бежал на лай, чтобы помочь неизвестному бедолаге отбиться, боялся опоздать. Оттого и не был отмечен как враг. Его чувства были четкими и ясными.
  Ноэль не раздумывала; она, наскоро обтерев клинок, вбросила его в ножны и шагнула к нежданному помощнику. Тот действительно не боялся - ни псов, ни ее саму. Только посмотрел как-то странно и сделал рукой жест возле головы, словно...
  Накидывал капюшон. Хмаров капюшон слетел в бою, когда было не до него. Даже не заметила.
  Пока девушка ругала себя, человек спокойно протянул ей руку. Ладонь была теплой и твердой; опираясь на нее, ноэль взбежала по стене котлована. Ее нежданный помощник спокойно развернулся к ней спиной, и, махнув рукой - догоняй! - нырнул в переулок. Она поспешила следом: надо было уходить от места схватки, а заодно проверить спутника.
  Мужчина был широкоплечим и жилистым. И... совсем еще молодым, поняла она вдруг. Голод не обошел его стороной. Лазутчица присмотрелась к одежде: штаны, заправленные в потертые сапоги, поверх многократно латаной рубашки коричневый кожаный жилет с капюшоном - такие носят здесь кузнецы или их ученики, подсказала память. Пояс тонкий, все же ученик. Под жилетом прячет кинжал, который выковал сам. Иногда он оглядывался через плечо, проверяя, не отстает ли она (эльфийка передвигалась бесшумно). У него было широкоскулое открытое лицо с глубокими, неюношескими складками от уголков губ. Серые сощуренные глаза. Из-под капюшона выбивались пряди неровно остриженных волос, отливающих в солнечном свете темным золотом...
  Стоп! Что-то в последнем мгновении было отчетливо неправильным, неуместным. Девушка обострила восприятие, но ничего не изменилось: темный переулок, размеренный бег через городские подворотни, отсутствие опасности. Л-ладно. Потом она сядет на крыше и обдумает все, на что сейчас не хватает времени.
  Что он вообще мог увидеть и какие выводы из этого сделал? Едва ли стоит утешать себя здешней темнотой: местные приучились видеть в ней, как кошки. Как она вообще выглядит со стороны?
  Проще было найти ответ в голове у своего проводника, чем изобретать самой. Она давно не смотрелась в зеркало, хотя регулярно видела себя чужими глазами: песьими, единорожьими, человеческими... Так и оценивала: вызывает ли подозрения, подходит ли к миру и заданию?
  Нужное воспоминание не пришлось искать. Оно горело у парня в голове, пока его ноги плели запутанный маршрут сквозь город. В этом мгновении она была - тонкокостная, зеленоглазая, бронзовокожая. С запрещенным оружием в руках. Убив целую стаю тварей, сильнее которых он ненавидел только их хозяев. Спокойная, смертоносная. Поразительно хрупкая...
  Образ был таким острым, что заставил ее отшатнуться. Она выдохнула сквозь зубы: обычно человеческие мысли тихие, слабые и сливаются в неразличимый гул, и тем неожиданнее бьет по наблюдателю яркое, пронзительное чувство. Было в этом длящемся воспоминании что-то невыносимо личное - из тех чувств, которые мужчина не должен испытывать к девушке непонятной расы, которую только что увидел методично вырезающей городских монстров...
  Что ж, отчасти она получила ответ. Он скорее умрет, чем расскажет кому-то о том, что видел. Хорошо.
  Осторожно прислушавшись к мыслям юноши, лазутчица поняла: тут уже безопасно, любая погоня сошла бы со следа. Переждав очередной взгляд-проверку, она скользнула к стене...
  Парень заметил ее отсутствие почти сразу, но люди слабо приспособлены для того, чтобы забираться по отвесным стенам.
  Ни к чему впутывать местных в свои дела. Тем более что теперь, увидев серокожего, ноэль знала свою цель.
  
  Площадка на вершине разрушенной башни подошла идеально. Тут можно было дышать, и это почти примиряло эльфийку с действительностью. Тут был ветер, не спускавшийся к городским улицам. Он сдувал пыль, оставляя крупную каменную крошку.
  Башня была не единственной, но лучше всего сохранившейся из странных, чуждых городу построек. Среди оштукатуренных домов с изящными барельефами она смотрелась неуместно: сложенная без раствора из огромных блоков серого камня, удивительно гладко прилегающих друг к другу и словно бы сплавленных вместе. По такой кладке даже эльф не смог бы подняться без веревки, но со стороны, выходящей в глухой переулок, камень словно бы вскипел и потек, накреняя башню вбок, да так и застыл. Это была могущественная магия, сомневаться не приходилось. Но где эта магия была, когда пришли нобили?.. Все люди, которых она встречала, магии были чужды, в отличие от пришельцев. Что-то ведь те сделали с солнцем?..
  Загадка нобилей, загадка псов, загадка солнца, загадка башни. И ни одного хмарова ответа.
  Крыша и ограждение на верхней площадке были срезаны под косым углом. Словно слизнули огромным раскаленным языком, подумала девушка, погладив ладонью гладкий край. Вниз вели обвалившиеся ступени.
  Она села в центре площадки, подтянув колени к груди, завернулась в плащ. Отсюда открывался хороший вид на замок.
  Некоторое время ноэль просто смотрела, не давая волю мыслям. Ей не хотелось думать о том, что она узнала, но понимание заполняло ее изнутри.
  Нобили чужды для этого мира. Пришельцы, как и она сама. Они завоеватели и они зло, разъедающее, убивающее этот мир. Меч, рукоятью которого проклята ее ладонь, и сущность воина Равновесия говорят: их не должно быть здесь. Они не должны жить здесь, их откормленные псы не должны жить здесь. Таков твой путь, твоя плата за самостоятельность, твое испытание.
  Пока жив хоть один нобиль и хоть один его пес, миссия воина Равновесия в этом мире не закончена. Так. Пришельцы должны быть уничтожены.
  Вот. Это произнесено. Теперь можно думать.
  Реакцией было недоумение, недоверие и пугающая безнадежность внутри.
  Раньше все было... проще. Ей приходилось спасать хранителей миров, сражаться с их противниками, убивать чудовищ, но никогда - целую расу, хорошо вооруженный и укрепленный господствующий анклав. Состоящий из существ, не уступающих ей в скорости и силе, вооруженных и готовых к бою. Она не знала, что делать. Она - воин, боец, немного разведчик. Не стратег, не тактик, не мыслитель. Не великий маг. Она не знает, как в одиночку уничтожить всех серокожих. Сами мысли об этом отдавали поражением.
  Самое время вспомнить, что она не выбирала для себя эту судьбу, говорит внутренний голос ядовито. Сесть в центре поля боя и сидеть, жалея себя, пока какой-нибудь высокородный не оборвет ее страдания. Но ведь она смирилась с тем, что ее испытание требует убивать, когда ей прочили будущее лекаря. Привыкла к проклятию меча, научилась сражаться. Приняла свой путь, когда после первой победы не смогла вернуться домой. И после второй тоже. И после третьей... Она почти приняла то, что скитания по гибнущим, искореженным мирам, чье равновесие нарушено, не закончатся никогда. Единорожий лес был прекрасен. Нельзя было допустить, чтобы та тварь сожрала последнего единорога и лес погиб. Но еще никогда задача не была невыполнимой - до этого раза.
  Это безнадежно, и уйти она не может. Не потому даже, что Равновесие переносит ее в новый мир, когда задача уже выполнена, а потому, что этот мир не хуже Единорожьего леса. Просто он попал в дурные руки. Как жить дальше, оставив того светловолосого парня в руках серокожих? После этого признания стало немного легче.
  Наставники говорили: если Равновесие выставит своего воина против армии, у него есть шанс победить. Вы песчинки на незримых весах - те, которые меняют ход событий, но понять Равновесие вам не дано. Предполагалось, что это должно утешать. Но пока она видела только способы погибнуть с разной степенью неэффективности. И это не худший вариант - можно будет наконец остановиться...
  Девушка сделала глоток воды и съела немного орехов. И стала складывать то, что знала теперь о нобилях и мире, в систему.
  Это был красивый, гармоничный человеческий мир. И нем светило солнце, а пищи было достаточно для всех. Они были мирным народом вплоть до того, что не знали оружия. Потом появились высокородные и солнце погасло.
  Они пришли ночью. У них были клинки, и луки, и кровавые псы, и огонь. У горожан не было ничего - ни оружия, ни магии. Нобили залили улицы кровью и вырезали не меньше трети города. Днем было темно от дыма и копоти, и на следующий день, и на следующий... потом солнце перестало вставать вовсе.
  Бургомистр и его помощники были убиты. Нобили заняли опустевший замок и загнали внутрь под сотню горожан. Через неделю выпустили пятерых - те были не совсем в своем уме, но неплохо знали язык пришельцев. Они принесли новый закон и первые требования: пища, слуги, предметы быта... От них остальные узнавали, как надлежит приветствовать новых господ. Те, выбираясь за ворота, наглядно демонстрировали, что бывает за ослушание.
  Далее следовали годы мрака - столько, что давно ходят по улицам дети, знающие солнце по рассказам. Уходить из города воспрещалось; за этим следили патрули и кордоны. Бежавших ловили и казнили на площади. Некоторые пропадали бесследно ("...их просто складывают в другом месте, говорю тебе! Они любят живую охоту...") Возможно, нобили захватили все и там: как знать, сколько их было вначале и сколько пришло потом... А возможно, за пределами темного марева светит солнце, спокойно живут другие люди и не желают связываться с проблемой, пока она не приблизится к ним на расстояние выстрела. И есть ли еще какое-то "там"?
  Горожан интересовали вещи попроще: пища, питье, жизнь.
  Захватив власть, нобили не приняли обязательств: некому стало следить за чистотой воды, убирать улицы, растения чахли без солнца... Более того, они выслеживали и уничтожали любой намек на объединение горожан.
  Но этот мир был благосклонен к своим детям. Вода продолжала приходить через множество скважин. Наземные растения вяли, но клубни хлебного корня, не нуждавшегося в свете, продолжали плодоносить в подвалах. То, что породило бы в других мирах страшные эпидемии, здесь стало причиной нескольких неприятных, но далеко не смертельных болезней (жителей города это научило убирать трупы). Все было преодолимо - кроме нобилей.
  Нобилям нравилось убивать.
  Они были... Ноэль наконец вспомнила слово. Временщиками. Совсем скоро этот мир станет для них непригодным и они уйдут оттуда, убив солнце окончательно, пройдя по земле последней кровавой охотой. Надо успеть найти их слабое место раньше - если оно есть.
  Если не знаешь, что делать, продолжай разведку. Этим и займемся, решила девушка, только завтра. Нужно посмотреть, какие сны придут к ней в этом месте.
  
  В полудреме бродили странные сновидения.
  "...Они плоть от плоти этого мира, и солнце течет в их жилах..." - слова звучали и застывали в теплом воздухе лекционного зала, как пылинки в солнечном свете, струящемся сквозь витражные окна, а он забывает перенести их на бумагу. На полях сплошная вязь - Сол... Он сидит на лекции, но мысли его не здесь. Перед ним карта города, и он бродит по городу, находя все новые доказательства своей теории - это же все у нас под носом, как можем мы обходить это своим вниманием! Пройдет еще несколько десятилетий - и о них совсем забудут, сочтут сказкой и преданием! Нужно записать это, нужно сохранить о них все, что удастся найти. Плоть от плоти мира, и солнце... Пройти по улицам, по этим цветущим садам. Это ведь они создавали город, оставляя для себя так мало - только эти нелепые серые постройки, от которых рат вот-вот избавится. Во всем этом - их след. Сол. Его исследование, путь к красной ученой мантии. Записать на полях...
  Он идет, и арка сплетенных над головой ветвей, осыпающих его цветочными лепестками, пропадает - теперь на лицо садятся крупные хлопья пепла. Город горит, и дым щекочет ноздри. Он уже не прогуливается, осматривая город и делая заметки - он бежит, и в отдалении кричат, стучат копыта по мостовой, он падает - всадники проносятся мимо - и бежит дальше, туда, где над городом возвышается шпиль Университета.
  Хлопьев становится все больше. Он почти ничего не видит перед собой - стеклышки очков остались в общежитии, дым заставляет глаза слезиться, и всадники с факелами не пугают. Он пробегает последние шаги - и застывает. Эти, с оружием, не трогают, просто скалятся и смотрят, как он в изнеможении садится на мостовую. Горит библиотека.
  
  Лазутчица просыпается, чувствуя на щеках влагу, стряхивает остатки чужого кошмара. Или дело в том, что проседает щит?.. Она проверила скорлупу и вздохнула: времени оставалось немного. Нужно было обойти замок.
  
  Замок кажется неприступным. Она скользит по крышам, обходя его по кругу, замирает на долгие часы. Всматривается в рисунок движения патрулей. Во многом она знает его - по памяти людей, избегающих этих часов и мест, но люди не знают, когда патрульным позволено сходить с проторенных путей и сворачивать в жилые кварталы.
  Замок, как и башня, где она провела ночь, был чужд городу. Он был тут единственной постройкой, подходящей для обороны - больше она не видела ни стен, ни валов или рвов, даже в памяти людей. Те же серые блоки, которые, казалось, не могли быть сложены и подогнаны без магии.
  Подняться по стене она не сможет, слишком гладкая кладка. Закинуть веревку? - незаметно для человека у нее бы вышло, для нобиля - нет. Тайные ходы? Воротца для слуг? Первое едва ли можно обнаружить, под городом не было катакомб и старинных подвалов прошлых зданий, он сразу строился набело. Никого, кроме патрульных, замок не впускал в себя и не выпускал. Сточные трубы? Вот их выход, слишком узки и великолепно просматриваются. Других вариантов у нее не было.
  На несколько кварталов вокруг замка город словно вымер. Никто не таился в подвалах, не крался вдоль стен. Воздух был здесь немного чище: и самое неразумное существо не гадит там, где спит.
  Поэтому, сменив позицию и ощутив внизу чье-то присутствие, она была удивлена. Прислушалась к своему дару... Да ведь она его знает! Недолгой памяти светловолосый. Теперь ясно, почему он еще жив: нобили не ожидают встретить человеческое существо в границах своего круга тишины. Эльфийка выглянула из-за конька крыши.
  В солнечном свете стены замка оказались не черными - они были густого, глубокого серого цвета. Наверное, раньше у их подножья росла трава: благородный серый камень, зелень, бескрайняя синь над головой. Парк с дорожками, берущими начало из широких городских улиц. В маленькой кузнице под навесом, отделенной от Замка рядом домов, работал светловолосый юноша. В утренних лучах его лицо и плечи блестели от пота.
  Наверное, он почувствовал ее взгляд, поскольку оторвался от какой-то заготовки, вытер пот со лба, оглянулся...
  Она почти осознала неправильность происходящего, хотя сознание воспринимало что-то, произошедшее мгновенье назад, как единственно верное. В чем неправильность? Дыма нет: используемый в этом мире горючий камень его не давал. Негромкий металлический лязг не долетал до замковых стен, завязнув в переулках. Но парень пристально, сощурившись, вглядывался в крыши, а потом бросился сворачивать работу, и это означало невозможное: он видит ее. Надо уходить.
  Бежать по крышам нельзя, они просматриваются со стен Замка. Цепляясь кончиками пальцев за проржавевшие балконные ограды и узорную решетку окон, она соскользнула на землю, поправила капюшон и торопливым шагом направилась к башне, которую уже считала своей. Краем глаза эльфийка отметила на грязной мостовой тусклую полосу металла, не полностью скрывшуюся под грязью: рельсы! Конка, смешные повозки, запряженные лошадками-тяжеловозами - еще один фрагмент картинки "город, каким он был" встал на свое место. Чем больше она узнавала это место, тем сильнее ей становилось жаль его, до слез и комка в горле.
  На Монетной площади впереди - название подсказала память - развернулся Сумеречный рынок, куда не заходили патрули нобилей: самодельные лотки и менялы, дозорные в переулках, запах лепешек из хлебного корня... и псы. Дремали в своем временном оцепенении у стен домов, под самыми прилавками. Сонные твари; люди обходили их стороной, но гнать опасались. Лазутчица остановилась у выхода из переулка, размышляя, стоит ли пересекать торжище: времени было немного, но обход неудобен, а на площади ее могли запомнить. Секундное промедление ли, отпущенный ли на свободу дар, ощупывающий площадь - она сосредоточилась на псах, оценивая для себя их количество и расположение...
  ...Они были сыты, и она поняла вдруг, откуда происходит эта сытость, откуда берется тьма у них внутри, перехватила толику воспоминаний о пиршествах, тонувших в утробном рычании. Кровь, всюду ее густой тяжелый запах. Над этими мостовыми, над этим миром.
  Эльфийка стояла, боролась с тошнотой, слабостью и желанием забить про скрытность, вытащить меч и уничтожить эту мерзость здесь и сейчас. Вскормленные живым мясом детей и женщин. Длительная селекция: охотно ли жрет, гонит, впускает в себя чужую волю. Выбраковка. Восприимчивость к желанию хозяев.
  Она хотела бы вырвать это знание из своей головы.
  - Эй! Подожди!..
  Девушка рванула через площадь, не оглядываясь. Перед глазами было темно, но чутье позволяло ей разминуться с людьми в узких торговых рядах. Натыкаясь им на очередного пса, она шипела сквозь зубы: приди в себя, сейчас нельзя позволять себе... Сытая, довольная тьма. Без мысленной команды нобиля они не бросались, пока не испытывали сильного голода, нападали стаей и выбирали для этого самых слабых.
  Резать врага и умирать с ним за мгновения - одно. Это совсем другое. От этого ей становится дурно и плохо, если не вырезать это, как опухоль...
  Победить дурноту не получалось, она шла как сквозь густой кисель, раздвигая плечом толпу, сквозь бывший сквер с остатками деревьев (искореженные, узловатые стволы, листья мелкие, как у акации, почерневшие и скрученные. Она знала, что они скручиваются от тьмы и горя. А раньше по ночам они цвели огромными молочными соцветиями с медовым запахом...). Пошлость какая получается, думала мечница с досадой. Будто не скрыться пытаюсь, а приглашаю пройти следом. Свернула в безлюдный переулок у самой башни, где не было тварей, на мгновенье прислонилась к стене, отдыхая. Затем взобралась на площадку.
  Наверху она села, подобрав под себя ноги, и откинула надоевший капюшон. Отсюда был виден темный замок и краешек рынка: парень шел по ее следу, полагаясь не столько на глаза (уходила она более скрытно, чем ей казалось), сколько на чутье, словно за исчезающим шлейфом тонкого запаха. Он бежал и думал с поразительным накалом, перемежая внутреннюю речь бессмысленными для нее ругательствами иного мира: "Почему, д-демоны, какого хмарова выходца я в состоянии узнать свою женщину, но не могу догнать - а она при этом не может узнать меня?! Какого дьявола она отказывается от моей помощи?! Почему не может просто остановиться и поговорить?! Как будто у нее есть повод мне не доверять..." Он был крайне возмущен этой несправедливостью. Более того, "его женщина", которую он собирается оберегать ценой своей жизни начиная с этого момента (и очень злится, что она усложняет ему задачу) - не кто иная, как она, неудачливая лазутчица. Над неразличимым гулом толпы его внутренний монолог звучит громко и чисто, как песня.
  Ей хочется рассмеяться от того, насколько она перестает понимать, что происходит. Ее испытание не завершено, она все еще ноэль. Пока это так, она не может принимать ничью помощь, не говоря уже о том, чтобы быть чьей-то женщиной. Какая из нее, к демонам, женщина?..
  Между тем парень уже стоял у подножия башни. Убедившись, что след ведет вверх, обреченно вздохнул - и полез.
  Испытуемая не должна принимать помощь, думала лазутчица. Но она отказывалась от помощи годами - или много от этого было проку? А он уже помог ей затеряться в городе. Если это шаг к спасению этого мира?..
  Парень внизу уцепился за какой-то ненадежный выступ и едва не сорвался, повис на одной руке.
  Вначале она верила, что после какого-то количества путешествий и свершений вдруг окажется, что посвящение пройдено и пора возвращаться домой... Но миров - неисчислимое множество; она уже не юная дева с горящими глазами. Она - бесстрастная, с неплохой концентрацией на цели. Как стрела, выпущенная из лука своей безупречной подготовки, и летит гораздо дальше, чем можно было ожидать. Но этот мир, кажется, последний, думала мечница, пока незнакомый парень лез за ней по отвесной стене. Он не эльф с невесомым телом и цепкими пальцами, вот он снова срывается и скользит вниз, сдирая кожу; ругается, находит опору и упрямо лезет дальше.
  Стоило бы спуститься по другому краю башни и не допустить встречи, которая не принесет этому человеку ни счастья, ни блага. Но отчего-то она сидела на площадке и ждала. Возможно, оттого, что сбежать было бы сказочной подлостью - он подумает об этом достаточно громко, чтобы быть услышанным...
  За край уцепилась исцарапанная рука, парень подтянулся и забросил свое тело на площадку - и девушка улыбнулась широко и беспечно, как не улыбалась уже давно. Потому что она сидела на площадке под синим-синим небом, и в лицо ей светило теплое утреннее солнце. Прохладный ветер нежно коснулся кожи, и золотоволосый улыбнулся в ответ...
  Только что она видела солнце. Что?!
  - Только не убегай больше! - взмолился парень, как только перевел дыхание, - Второй раз мне сюда не забраться. Я и так не представляю, как буду спускаться... Меня зовут Тайрон. А как твое имя?
  - Таэлла...
  Она изумилась тому, как быстро пришло нужное сочетание звуков. Она так давно не пользовалась своим именем, что удивилась самому факту его наличия. Тайрон жмурится и произносит это про себя Та-эл-ла. Красиво.
  - Почему я видела свет?
  Солнце! В этом мире всегда была ночь. Все время, которое пробыла там Таэлла, а это, по ее внутреннему ритму, трое суток, солнце не поднималось даже где-то вдали, над тучами. Тут всегда был ночной холод, темнота и факелы, но каждое появление этого парня - Тая - отзывалось в реальности солнечной вспышкой, оседавшей в памяти как что-то естественное и заслуживающее скорее улыбки, чем внимания. Солнце, под которым и Замок был симпатичной старой крепостю из серого камня...
  - Потому что он есть, - разъяснил парень словно что-то само собой разумеющееся, - На самом деле. Просто нобили не пропускают его туда, где находимся мы. Им в темноте привычнее.
  - Как это связано с тобой?
  - Ты задаешь странные вопросы, - усмехнулся он, - Давай по очереди. Кто ты? Ты пришла, чтобы убить нобилей?
  Таэлла чувствовала, что он далеко не так спокоен, как выглядит. В его голове теснились вопросы, ответы на часть из которых он непостижимым образом знал. А еще ему очень хотелось взять ее за руку, чтобы она не сбежала снова. Это отвлекало.
  - Я не собираюсь убегать. И это уже целых два вопроса. Я - воин Равновесия. И - да, я пришла убить нобилей. Но я не знаю, как это можно сделать.
  Он кивнул, словно знал, что услышит именно это. Задумался:
  - Другие не видят солнца никогда. Это происходит рядом со мной, но очень редко. Не знаю, отчего. Говорили, что я могу быть... нобилем, наполовину. И не контролирую силу, которой они удерживают его.
  - Чушь, - Таэлла мотнула головой, - их крови в тебе нет.
  - Ты уверена? Они не оставляют женщин в живых, и полукровок нет - нам не с чем сравнивать, - его голос зазвучал напряженно. Тайрон много лет отчаянно не хотел быть нобилем, пусть даже наполовину, и теперь боялся поверить.
  - Мне тоже не с чем сравнивать, но я чувствую тебя человеком. Не полукровкой.
  Он рассмеялся - негромко, с неимоверным облегчением.
  - Таэлла... Это очень много для меня значит. Что я могу сделать для тебя?
  Ее собственное имя. Словно найденная вещь, без которой уже привыкли обходиться, не очень нужная, но отчего-то дорогая. Ей приятно было снова разговаривать с кем-то, слышать свое имя. Но в то же время оно делало эльфийку более уязвимой.
  - Вряд ли ты можешь что-то сделать для меня, Тайрон. Я уже знаю город, язык и почти все о нобилях, что известно вам. Находиться рядом со мной небезопасно.
  - А вот тут ты ошибаешься, - вместо того, чтобы спорить, к чему она была готова, он улыбнулся и открыл для нее свои мысли.
  Он знал: эта женщина с бесстрастным лицом, хранящим печать солнца, которого не было в их небе уже четыре десятка лет, пришла уничтожить нобилей. Она бесстрашна, решительна, сильна - и вместе с тем беззащитна. Она ничего не знает о мире и не может спросить, не вызвав подозрений. Ей нечего есть, негде переночевать, она не может позволить себе согреться у огня, очень устала и смотрит на замок так, будто собирается пойти умирать в одиночку - это ли не признак трогательной беззащитности?.. - воительница назвала бы это другим словом, но ее мнения не спрашивали. Он давно ждал знака, что пришло время что-то делать с этими - ненависть настолько сильна, что сама становится определением - осталось придумать, что именно. А пока заботиться о своей женщине. Вот, например... Тайрон достал из кармана жилета тканный сверток, развернул - и протянул ей тонкую лепешку из грубой муки. От запаха еды у нее забурчало в желудке.
  - Откуда ты знаешь?.. - невнятно спросила она, вгрызаясь в хрусткий несоленый хлеб. Спорить не имело смысла, по крайней мере, об этом.
  - Я чувствую тебя, - пожал плечами парень, - Знаю, что ты устала и хочешь спать. Знаю, что этот мир, каким его сделали нобили, для тебя непригоден. Ты многого не видишь... например, со стороны ты больше похожа на нобиля, чем на человека. Ты двигаешься, как нобиль. Это привлекает внимание.
  - Я думала, это сложно заметить, - проворчала она, приканчивая лепешку.
  - Не тогда, когда от этого зависит твоя жизнь. Но перепутать можно. Нобили обычно хотят быть узнанными.
  - Ты не называешь их высокородными.
  - Потому что это оставляет им удовольствие. В этом городе никто не может быть уверен, что доживет до новых факелов - и ты думаешь, что, отправившись умирать к стенам замка, сделаешь доброе дело? Да если бы моя смерть могла что-то изменить - я бы не думал ни секунды! - он внезапно замолк и пристально посмотрел на нее: - Тебе нужен отдых. Я покараулю и разбужу тебя факела через три. Все потом - споры потом, и мои вопросы тоже потом. Просто молчи и ложись. И тебе очень не хочется со мной спорить.
  Не хочется, кивнула Таэлла. После еды накатила сонливость. Три факела, вот как в мире без солнца измеряют время... Она доверяет ему. Потому что он полностью раскрывается, чтобы ей удобнее было его читать.
  - Что ты знаешь об этой башне? - спросила она вдруг, заворачиваясь в плащ.
  - О башне?.. Почти ничего, - с огорчением признал Тайрон, - ей больше ста лет. Сколько себя помню, она уже была такой. Но вряд ли это нобили, они так не умеют... Я могу найти тех, кто знает больше.
  Лазутчица положила меч рядом с собой. Тайрон с интересом следил за ее действиями.
  - Да... Спасибо.
  Спать, положив голову ему на колени, ей было бы удобнее, чем на голых камнях, ловит она отголосок мысли. Опускает голову на руку и закрывает глаза, продолжая слушать его мысли. Отказываться отчего-то грустно.
  Ее оружие совершенное, как и у нобилей. Даже учитель не смог бы изготовить такое - а ведь тот столько умел... Позже, когда враги останутся в прошлом, он предложит перековать ее меч во что-нибудь мирное, сделает из него прялку, спицы, иглы, расплавит - убьет - этот предмет, который делает его женщину такой одинокой и печальной. Она считает его своим проклятьем, но есть ли проклятье, которое нельзя преодолеть?..
  Она улыбнулась. Ей очень хотелось поддаться вере Тайрона в то, что даже эту задачу можно решить.
  Она не воспринимала свой меч как нечто одушевленное. Просто инструмент, орудие убийства. Хороший инструмент. Не от меча шло предчувствие того, что ей нужно сделать в очередном мире. Но сейчас, чтобы уснуть, ей следовало отвлечься от неразрешимого и подумать о чем-нибудь другом. Например, о том, каково это - иметь своего мужчину.
  ...Мужчинам и женщинам Народа выбор был дозволен после того, как они проходили Испытание. Доказывали свой статус взрослого и разумного, право на самостоятельность. До того ее воспитывали женщины, делая изрядный упор на сосредоточенности, послушании, разуме и долге... Но незадолго до Испытания в их мир пришел усталый человек и принес с собой оружие, длинный тонкий клинок с красными пластинами в инкрустации рукояти. Еще он принес весть о чьей-то смерти, грустную весть, которую Старшие восприняли спокойно - тот, чья ладонь проклята рукоятью меча, сам определяет свой конец. Когда все удалились из зала собраний для трапезы, она приблизилась к оставленному пришельцем мечу. Естественно, она знала о проклятии и не собиралась даже пальцем к нему прикасаться, но ей было так интересно заглянуть в память вещи, прочитать его... Очнулась, держась обеими руками за рукоять. Старшие смотрели сочувственно и холодно. Ей прочили другое. Это проклятие, ее оплошность и размытость задания сделали его бесконечным, отправив ноэль в путь, у которого нет конца. Или есть?
  Могла бы она остаться в этом мире после того, как победит нобилей и вернет солнце, куда бы там не звало ее проклятье? Она ведь почти и не помнит свой лес...
  
  Нобиль не являлся частью патруля под единым контролем. Серокожий был сам по себе и зашел в трущобы в поисках развлечений. Должным развлечением стало бы, повелев псам перекрыть все улочки, методично вырезать людей, наблюдая, как они мечутся в поисках выхода...
  Таэлла знала, что было в голове серокожего в тот момент: сытое довольство. Так просыпается хорошо выспавшийся человек, потягивается, пробуя послушное тело... И вот внизу, на площади, падает к его ногам голова какого-то попрошайки. Высокородному было скучно, но это он намеревался исправить. Ему нравилась эстетика места, которое они создали: сумерки, почерневшие от горя листья, дорожки крови на клинке. Точность и красота движения, которым он снес голову нищему. Эти людишки - не цвет города, убивать их не так интересно, но нобиль считал, что пир духа - убийство достойных - вполне можно заменить более тонким, изысканным наслаждением. Предвкушение: сейчас они осознают, кто скрывался под плащом. Он откинет капюшон и улыбнется им. Возможно, скажет, что они не пали ниц при его появлении и должны быть наказаны. После третьей головы, не раньше, они осознают и попробуют убежать - вот этот будет коктейль из паники, отчаяния и обреченности... Интересно, посмеет ли хоть кто-нибудь сопротивляться?
  Таэлла услышала это, когда ее засыпающий разум блуждал по площади, и распахнула глаза. И мгновенно поняла: все. Для нее немыслимо смотреть сверху на предвкушаемую нобилем бойню, попадая периодически под громкие, как крик, ощущения участников. Там были и женщины, грязные настолько, что цвет кожи и волос не различить, и замурзанные дети в каком-то тряпье... А ведь есть еще Тай. Он не сможет точно. Еще немного - и он вскинется, услышав пролетевший над затихшей площадью вдох...
  Таэлла поднимается на ноги одним текучим движением и спрыгивает вниз: перебирает ногами по почти отвесной каменной кладке, перескакивает на ветку мертвого дерева и оттуда тихо приземляется в площадную грязь. Время для нее замедляет свой ход, оставляя растянутые мгновенья, одно за другим. Нобиль разворачивается и рассматривает ее с любопытством - у него есть кровавые псы, черные искорки на границе сознания, которые он неспешно собирает в ладонь... Таэлла обнажает длинный, тонкий клинок и шагает вперед. Нобиль улыбается, показывая аккуратные клыки, и бросает на нее всю свору. Сейчас не до слабости: мечница предельно сосредоточена. Она вскакивает на опрокинутый прилавок, крутится волчком, не глазами, но чутьем видя, откуда и как они будут нападать. Туши псов на мостовой, лужи крови, рычание и скулеж; Таэлла отбрасывает их пинками, режет, сбрасывает на руку плащ и швыряет его в очередную оскаленную морду, полосуя мечом и уворачиваясь от клыков... Псы заканчиваются. Оказывается, нобили могут дотягиваться мысленными приказами не так уж далеко, констатирует она, переводя дух. Даже площадь еле накрывает. И что он теперь сделает, этот серокожий?..
  Нобиль смеялся, словно зрелище гибели пары десятков его питомцев его очень развлекло.
  "Таэлла!.." - отчаянный мысленный крик-предупреждение. Она наклонила голову, и камень пролетел мимо. Зрители?.. Об этом можно будет подумать позже. Тайрон находился где-то на середине спуска.
  Когда девушка, подхватив с земли свой плащ и набросив на предплечье, в несколько скользящих шагов преодолела расстояние между ними, нобиль оглядывал ее с головы до ног и с наслаждением думал, что будет делать с ней, когда она будет связанной, избитой и беспомощной... вслух, для нее. Таэлла слышала эти мысли, но не уделяла им особого внимания.
  Она плеснула ему в лицо плащом, ударила под прикрытием серой ткани - и нобиль умер, так и не убрав с лица выражения этакого рассеянного удивления. Он оказался паршивым фехтовальщиком, даже меча не успел поднять. Чувствуя, что у нее есть несколько секунд, Таэлла нагнулась над телом. У мертвого были очень правильные черты лица, белые волосы и небольшие клыки. Как такое красивое существо могло быть таким черным?..
  Но теперь у нее была другая проблема. Воительница услышала, как нарастает невнятный ропот, и развернулась: вокруг смыкалась толпа. Грязные, оборванные мужчины. В руках - палки и булыжники с мостовой. Таэлла прочитала в их мыслях: теперь нобили, мстя за своего, выбьют здесь все. Усталое отчаяние: Кровавая Охота, мчащаяся по улицам свора... Для того, чтобы усыпить их гнев, нужно порадовать господ хорошим зрелищем: несколько дней самим пытать виновника на площади у ворот замка, а потом, еще живого, отдать высокородным. Нобилям свойственно заливисто смеяться, наблюдая за этим: подобные вещи делают их счастливыми. И тогда, быть может, Охота не пойдет на город.
  Да, они отдают себе отчет в том, что пришелица хорошо сражается. И что она спасла их всех от рехнувшегося чудовища. Но разве это что-то меняет? Если бросить много камней, успех неминуем - разве что попадешь неудачно и чужачка, которая принесла им беду, помрет до пыток.
  Какие-то мгновения никто не решался бросить первым. В некоторых жила надежда, что она, повинуясь голосу совести, не станет сопротивляться...
  Таэлла сама не знает, станет ли. Уйти, никого не покалечив, невозможно, и проблему кровавой охоты это не решит. Наваливается усталость. Она опускает меч, и несколько рук поднимаются в замахе.
  - Стойте!.. - Тайрон орет, срывая голос, вклинивается между ней и первой волной, раскидывает ссаженные о камень руки. Булыжник бьет его в плечо. Качнувшись назад, парень шипит от боли и ослепляет всех своим единственным оружием - солнечным светом.
  Солнце поднимается, обещая погожий день, лицо трогает теплом. Толпа оборванцев замирает, вскинув ладони к сощуренным глазам. Сквозь толпу уверенно проталкивается широкоплечий бородатый мужчина в кожаном жилете, перетянутом широким поясом...
  - Тайрон!.. - выкрикивает мужчина. Сияние пропадает.
  "Старшина, старшина!.." - сопровождаемый бормотанием людей, он проходит вперед. Ему освобождают путь.
  - У... Унгар, - стискивает зубы парень, продолжая закрывать Таэллу собой. "Учитель", подумал он. Но не произнес, отстраненно считывала она. Мастер-кузнец. Борода у учителя с проседью.
  - Знаешь ли ты, какую беду принесла нам, чужая? Никто не просил тебя о помощи, - начал тот разговор.
  Таэлла невесело усмехнулась и положила ладонь на плечо вскинувшегося парня. Можно было многое сказать - но здесь это не имеет смысла.
  - Знаю. Давайте поговорим. Я пойду с вами, и, если мы не придумаем ничего лучше, - повысила голос, - завтра утром я выйду на площадь.
  Старшина кивнул. Именно это он хотел услышать, хоть и не помнил уже, что такое "утро". Вздрогнул Тайрон, который тоже понял.
  Таэлла убрала меч в ножны. Толпа, зашумев, шагнула вперед. Тайрон вскинул руки, старейшина зарычал: "Назад!", разворачивая полосу кожи на поясе - кнут... Щелчок над головами - и толпа неохотно отхлынула, освобождая проход.
  
  На то, чтобы собрать малый совет, много времени не потребовалось. Пока бежали посыльные и подтягивались из других концов города старшины цехов, Таэлла задавала вопросы. У нее возникла мысль, и нужно было только ухватить ее за хвост. Час назад положение было более безопасным, но без единой идеи. Сейчас безнадежность отступала.
  Новый рат заседал в подвале. Место встреч нередко меняли, чтобы не дать нобилям шанса лишить город всех старшин разом. Серокожие не сражались за власть - просто их раздражали любые попытки крыс выбраться из сточной ямы. Этот просторный подвал раньше принадлежал трактиру: в нем стоял длинный деревянный стол с лавками по бокам, горели масляные лампы в стеклянных шарах. Девушка села, облокотилась о чисто выскобленную столешницу. Тайрон стоял с ней рядом, напряженный, готовый к бою. Старшина мрачно ходил по залу, заложив руки за спину. Сопровождающие и шум остались снаружи.
  - Сколько у меня времени? - спросила она первым делом. Унгар посмотрел на нее непонимающе.
  - Как это происходило раньше? - пояснила воительница, - Когда люди убивали нобилей.
  - Они связаны между собой, и в Замке уже знают. Через два-три факела получат сигнал патрули и вернутся в замок - еще факел. Около пяти факелов замок будет закрыт - за это время город понимает, что Высокородные в ярости, и находит виновника. Далее за факел-два надлежит собрать эшафот напротив главных ворот. Обычно виновник приходит сам и использует это время, чтобы хорошо выпить и проститься с близкими... Откуда ты и кто ты?
  - Не из этого мира, но это долгая история, - поморщилась Таэлла, - И совершенно сейчас бесполезная. Меня интересуют ответы на мои вопросы - я получаю их и нужную мне помощь, а вы строите свой эшафот в срок.
  - Спрашивай.
  - Унгар, мы не можем отправить ее туда!.. - вскинулся Тайрон, - Неужели ты не видишь дальше своего квартала?..
  - Выйди, я разговариваю не с тобой, - бросил Унгар сквозь зубы.
  Девушка взяла Тайрона за рукав. Но тот и не подумал бы куда-то выходить.
  - Она из другого мира, неужели ты не понимаешь, что это значит? Оттуда, где нет нобилей. Это шанс для нас всех! Этот шанс нельзя просто отправить на плаху для их удовольствия, как бы тебе этого ни хотелось!
  - Я не вижу шанса! - оскалился старшина, - Госпожа может перебить всех нобилей? Или переправить всех нас туда, где их нет - и нет таких же, как они?.. или, быть может, за ней придут другие с бронзовой кожей, и их будет больше, чем нобилей, верно?..
  На последнем варианте он испытующе посмотрел на Таэллу. Та молча покачала головой.
  - Значит, мы будем и дальше делать все для их удовольствия - или ты уже забыл прошлую Охоту, пацан?!
  - Я помню, - обронил Тайрон. Если будет время, она спросит, что случилось в тот раз, когда ее светловолосый перестал называть Унгара учителем. Или прочитает, когда хоть один об этом вспомнит.
  - И нужны ли нам другие остроухие? - неприязненно заметил другой старшина, худой и сутулый. Проходя в зал, они молча занимали места за столом, до поры не вмешиваясь в разговор. Мастер Ткач, определила она по памяти, - Она дерется лучше высокородных. Каково нам придется с сотней таких господ?..
  Таэлла, не сдерживаясь, рассмеялась. Старшины повернули к ней недоумевающие лица.
  - Простите. Вы не поймете. Армии не будет, мои сородичи не уходят из своего мира и они не стали бы ради меня осквернять свои руки оружием. Я же говорила, что вы не поймете...
  Тайрон зашипел сквозь зубы. Он думал о возможности пригрозить Совету этим.
  - Зачем он тебе? - спросил Унгар. Эльфийка попыталась ответить на этот вопрос и не смогла. Качнула головой:
  - Он мне нужен.
  "Для чего?.. Чтобы смотреть, как ты умираешь?" - подумал Тайрон с острой горечью. Он перестал видеть надежду, - "Я не знаю, как спасти тебя о них! Нобили чуют подмену...".
  Таэлла взяла его за руку, заставила посмотреть себе в глаза.
  - Нет. Чтобы прийти и забрать меня оттуда.
  Она перевела взгляд на старшину Унгара.
  - А теперь расскажите мне, где вы еще видели такого, как он. Человека, делающего солнце видимым.
  Унгар явно ждал другого вопроса. Он задумался и скривился:
  - На плахе, - наткнувшись на ее вопросительный взгляд, неохотно продолжил: - Лет тридцать назад. Его убивали на главной площади несколько дней, полгорода согнали смотреть. Небо тогда мигало... У него даже кровь светилась, пока на землю не падала. Из семьи у него никого не осталось. Тело сожгли. Мне было тогда лет десять.
  "...И солнце течет в их жилах..."
  Что-то невероятно знакомое.
  - Моя кровь не светится, - Тайрон угрюмо показал содранные ладони с подсыхающими темными ссадинами. Надо их хотя бы промыть, подумала эльфийка.
  - А что-нибудь еще странное за ним водится? Кроме света? - спросила она у старшины.
  - Ну... Живучий, - Унгар пожал плечами, - Один раз попал под Охоту - его рубанули на скаку, я думал, не встанет, а только шрам остался. Один раз псы погрызли, а с той заразы долго не живут. Вытаскивал из него стрелу - сунулся к патрулю...
  - А... давно погибли его родители?
  - Давно. Он и не помнит.
  - Ясно, - Таэлла сжала губы в тонкую линию. Зайдем с другой стороны, - Кто построил Замок и серую башню на Монетной площади?
  Старшины цехов чесали бороды и морщили лбы.
  - Я слышал от деда, что это было сделано еще до людей, - задумчиво сообщил старшина Ткач.
  - Хорошо. А кто разрушил башню и когда это произошло?
  - Еще до нобилей. Еще до нас, - определил Кузнец.
  - Но на монетах она еще целая! - перебил его еще один невысокий человек, полный не от еды, а от какой-то болезни, покрывшей его кожу пятнами.
  - Помнишь, я говорил, что знаю человека? Нам нужен Книжник! - уверенно сказал Тайрон, - Приведите его с Монетной площади.
  - Этот блошиный тюфяк еще жив? И неужто он сможет связать хоть пару слов? - хмыкнул еще кто-то, но Тайлла уже кивнула Унгару:
  - Нужно найти этого Книжника. И, к слову... у вас остались книги? Может, история города?
  - Вряд ли, - отозвался старшина-Кузнец от дверей, где уже отдавал распоряжение, - Что-то плесневеет в домах. Была когда-то библиотека, но нобили ее сожгли. Почти сразу же.
  - Кто такой Книжник? - негромко спросила она у Тайрона.
  - Старик. Я не видел в городе никого старше... Он совсем ослеп и немного тронулся умом. Живет на улицах, псы его обходят. Я иногда приносил ему еды.
  Бледный посыльный вошел в зал и доложил, что патрули нобилей изменили маршрут и возвращаются к замку. Над столом поднялся гомон, а Таэлла вспомнила, как сильно хочет спать.
  - В последний раз Книжника видели как раз на Монетной площади. Говорят, он совсем плох, - сообщил очередной оборванец, и Таэлла пружинисто поднялась: она надеялась, что прогулка по ночному холоду поможет ей взбодриться.
  - Можете выделить нам сопровождающих.
  
  Таэлла думала: кому принадлежали эти постройки из гигантских каменных блоков? Что заставило кипеть стены башни? Если это произошло незадолго до нобилей... Не механические орудия, а сила, магия стала причиной таких масштабных разрушений. Это были не завоеватели, их бы запомнили. Скорее некие могучие маги, которые потом исчезли или ушли - и тогда в мир, оставленный без их защиты, пришли серокожие...
  Тайрон... Тайрон-Сол. Отчего он считает Таэллу своей женщиной, если никто в этом мире не думает опознать свою в проходящей мимо незнакомке? Золотоволосый, что едва ли обычно для этих мест... Хотя эльфийка видела только трущобы, где волосы давно не мывшихся людей потеряли цвет. В нем есть ничтожно малая доля нечеловеческой крови - не определить, чья. Он не боится кровавых псов.
  Дело, быть может, и в том, что он - ключ к истинной реальности, где солнце будет светить, несмотря ни на какое колдовство, а такие представляют для нобилей опасность... Или дело в некой стихийной магии, заключенной в его крови?.. Человек, которого когда-то долго и старательно убивали на главной площади, сиял еще сильнее - сиял весь, и кровь его сияла, пока не становилась темными пятнами на досках эшафота. Он сиял в памяти Унгара все эти десятилетия.
  
  Таэлла не предполагала, что эта куча прелого тряпья у стены может быть человеком. Но где-то внутри, под тряпками, во власти своих видений, человек еще жил.
  - Здравствуй, Книжник, - Тайрон подошел, подхватил кучу и приподнял, прислоняя к стене. Пахнуло нечистотами.
  - Тай, мальчик мой... Тут светило солнце, я чувствовал! Это тепло ни с чем не спутаешь, - а голос оказался дрожащим, но вполне разборчивым.
  - Жалеет, - скривился Унгар, - Таскал ему еду из дома, когда мог. Всех ему жаль... И так лез куда не надо, вся шкура в заплатах!..
  Девушка шагнула вперед, опускаясь рядом со слепым стариком на колено.
  - Здравствуйте, Книжник.
  Положила ладони на виски старика. Ей нужно было сразу много информации - больше, чем можно пересказать словами за несколько часов, которые у нее оставались. Закрыла глаза, проникая в его видение, отталкивая его самого от реальности.
  - Мне нужна ваша лекция. Кто такие Сол?..
  
  ...Сол, плоть от плоти этого мира, и солнце течет в их жилах... Что, неужели не слышали? Проходит какой-то век, и знание об очевидном считается утерянным. Сколь коротка человеческая память... - задумчиво вещает Книжник, прохаживаясь у кафедры. На нем - красная магистерская мантия. Солнечный свет пронзает витражи и высвечивает миллиарды разноцветных пылинок. Серьезная студентка на первом ряду записывает каждое слово, только лицо ее размыто...
  А о том, что мы в этом мире не хозяева, а гости, вам тоже уже не говорили? А ведь это не какие-нибудь откровения, а всего лишь история! Когда в наш мир пришли люди, Сол впустили их и поселили на свободной земле. Отчего впустили, как не побоялись?.. А чего бояться тем, чьей силе нет предела? Кто повелевает водой, землей, огнем и воздухом этого мира, перекраивая его под себя даже не мыслью - тенью мысли!.. Сол и люди могли иметь общих детей - возможно, в этом и была причина гостеприимства. Дети появлялись нечасто, ведь держались солары обособленно. Потомкам досталась часть странного могущества, но не передался в полной мере самоконтроль Сол. Чем больше было человеческой крови, тем опаснее становились полукровки, когда сам мир повиновался их неосознанным желаниям. А равновесие мира Сол волновало...
  Вначале солары пытались контролировать свою скудеющую кровь: подлинное могущество и умение с ним обращаться подрастающий получал, проходя некую процедуру. Инициацию. Но какую именно, история, увы, ответить не может, ибо мы не Сол. Но однажды система дала сбой: впервые два нечистокровных, уже прошедших инициацию, по какому-то глупому поводу схлестнулись в схватке, и их сил и власти над стихиями было вполне достаточно, чтобы разрушить город - хорошо, не полмира. Часть разрушений - дело тех времен. Говорят, к слову, повинна женщина, которую полюбили оба - виданное ли дело, Сол ведь имели строгие обычаи для брака... И тогда старшие из этого народа восстановили для людей, что смогли, похоронили остатки своей культуры и ушли из этого мира, чтобы не подвергать его и хрупкое человечество опасности. Забрали с собой потомков, достаточно сильных, чтобы представлять угрозу. Кто-то, конечно, остался, кто-то жил среди людей, не стремясь ни к какой силе - этих оставили, ведь с подобной человечностью неизбежно приходит слабость, и могущество повелителей мира было утрачено...
  Сохранившиеся следы? Архитектура?.. О, это как раз тема его магистерской диссертации, не надо так безбожно льстить пожилому человеку!.. Инициации - безусловная опасность, естественно, они расположены за чертой города. Разумеется, я могу указать место - только вы увидите там стену. Красивую, с барельефами. Одна капля солнца - и вход откроется. Только едва ли в нашем мире наберется хоть одна капля...
  
  - Здесь, - Таэлла отметила на карте несколько точек, - расстояние не так велико. Никаких ездовых животных не осталось?
  - Откуда?.. - поморщился старшина-Кузнец, - Если пешком, за четыре факела можно успеть.
  - Отправьте с Тайроном группу. Мало ли - псы... - Таэлла зевнула.
  - Само собой, - старшина подхватывает ее зевок.
  Каждый из участников происходящего имел свой взгляд на вещи. Девушка видела все. Унгар в возможность Тая получить некую силу не верил. Старшина считал, что она просто нашла способ убрать подальше паренька, и был всей душой ей за это благодарен. Уважал. А если что и выгорит... женщину все равно нужно отдать нобилям. Она выносливая, да и не человек, значит, проживет долго. Пока нобили будут развлекаться - уже после эшафота - можно будет посмотреть на эти возможности и решить, что с ними делать. Спокойно, без спешки. А надежды себе позволять не стоило.
  Тайрон стоял перед лицом необходимости: как можно быстрее разобраться с солнцем в своей крови, чего бы это ему ни стоило. Для этого нужно было немедленно выдвинуться к окраинам, пользуясь отсутствием патрулей. Но он не смог бы вернуться раньше, чем действо на площади начнется. Это причиняло ему боль.
  От усталости она "проваливалась" в чтение окружающих, и, выныривая, не сразу возвращалась в ритм. Тайрон, оказывается, возвышается над ней на целую голову. Она прослушала, что он сказал.
  - Я могу пойти вместо тебя. Человек-солнце их вполне устроит, - говорит он упрямо, продолжая сжимать ее плечи.
  - И чем это закончится? - спрашивает воительница, - Тебя убьют. Заинтересуются мной. И нечего будет им противопоставить.
  Поддерживать концентрацию было сложно. Раньше все укладывалось в путь ее проклятья - найти и убить кого нужно, вот и все. А тут нужно придумать способ совершить невозможное. Или пойти на эшафот, потому что нельзя, чтобы гибли мирные люди. Все складывалось как-то странно - ведь невозможное придется совершать другому.
  "Знаю. Ты не веришь, что у меня все получится и я вернусь".
  Тайрон прижимает ее к себе.
  - А еще они чуют фальшь. Другой пытуемый их не устроит.
  "Этих ублюдков устроит любой. На какое-то время".
  - У меня хорошая регенерация. Лучше твоей, - шепнула она.
  Он зло скрипнул зубами и ничего не ответил. Опустил лицо, уткнувшись носом в ее волосы.
  "Все будет хорошо. Представляешь, счастье мое... когда-нибудь они будут рассказывать об этом своим детям. Страшную, славную сказку с хорошим концом. И будут водить их на Солнечную площадь, чтобы показать им какой-нибудь дурацкий памятник..."
  Нет, подумала Таэлла. Если я отвечу на твое объятье, моя концентрация падет - и завтра мне станет смертельно страшно. Не надо.
  Горячее кольцо рук вокруг нее слабеет. "В самом деле... Хватит думать только о себе!". Он стремительно выходит. Она бы ощутила разочарование острее, если бы не так хотела выспаться.
  Теперь, когда его нет, можно не скрывать мысли.
  ...едва ли в нашем мире наберется хотя бы одна капля. Звучало убедительно. Неразумно надеяться на это всерьез. Значит?.. Спасти людей. Попасть в замок. Там... по обстоятельствам. Так себе план, но другого нет.
  - Унгар, не трогай связки и суставы. В замке они мне понадобятся.
  - Как догадалась? - спросил он сумрачно.
  - Поняла, отчего он с тобой не разговаривает. В мыслях зовет Учителем, но простить не может. Какой сейчас факел? - она смутно помнила, что факелы считали от первого патруля. Сейчас распорядок сбивался, и это заставляло людей нервничать сильнее.
  - Восьмой.
  - Доски уже на площади?
  - Уж за этим мы можем проследить самостоятельно, - фыркнул мужчина. У него на душе лежал здоровенный камень. Он стал только тяжелее, когда девушка расстелила плащ прямо на полу, у небольшой печки:
  - Разбудите, как будете готовы.
  
  Пространство напротив главных ворот постепенно, по мере готовности деревянного помоста, заполнялась толпой. Таэлла не успела толком проснуться и, следовательно, испугаться; площадь оскаленных ртов и лихорадочно горящих глаз пролетела мимо нее в несколько шагов. Ее сопровождали, слегка подталкивая в спину. Помост с факелами по углам, чтобы было лучше видно. Ступени. Столбы. Унгар привязывает ее лицом к стене замка, на которой, несмотря на темноту, она различает сплошную серую массу. Нобили. По такому случаю - чуть не все население крепости.
  Лица людей сливаются для нее в одно сплошное пятно, нобилей она не видит, за Унгаром, раскладывающим инструменты, наблюдать не хочется - и она прикрывает глаза, обращаясь в слух.
  
  Здесь и сейчас палач не верил уже ни во что и хотел выполнить свою работу так, чтобы нобилям понравилось. Но связки собирался щадить, и вообще достигнуть максимума эффекта при минимуме повреждений - иное могло бы разозлить высокородных, как если бы холоп вдруг стянул со стола господина самый сладкий кусок. Толпа была самой настоящей, озлобленной: она вопила "На дыбу ее! Вырви ей ногти!.. Нет, сделай браслеты, сними кожу!..", она кидалась бы камнями, если бы была такая возможность; все эти люди, выросшие в подчинении, верили, что она навлекла на их головы гнев сильных, а еще сильнее хотели увидеть, как кричит другая остроухая... Нет, не все. Были и те, кто помнил Монетную площадь.
  Вот и начало: все опускаются перед стеной в установленном поклоне. Кузнец зачитывает с помоста, в чем и перед кем виновата нынешняя жертва. Толпа нестройно орет. Начинается с небольшого теста на боль и страх: кто-то менее чувствителен к холоду или жару, кто-то боится насекомых и равнодушен к хрусту собственных костей... По результатам выясняется, какие пытки могут быть применены с наивысшим результатом.
  ...Нобили были благодарной публикой: они жадно следили за процессом и испытывали азарт, затмевающий разум. Им предстояло величайшее развлечение и лучшее из лакомств: заставлять страдать не жалкое низшее существо, а нечто, равное им самим. На пытку одного из их маленького анклава наложен запрет (мысленная связь делает его не таким обидным), а тут - другой долгоживущий! С хорошим болевым порогом, великолепной выносливостью... Если еще и восстанавливается быстро, счастью и вовсе не будет предела. Более того - несломанное, сильное, не бывавшее прежде в руках палачей...
  Высокородные и думать забыли за что-то наказывать горожан, доставших им такой подарок.
  Им нравился холодный подход пыточных мастеров этого мира, палачей не по призванию, а по обязанности. Открытия вроде первоначального теста на боль приводили нобилей в восторг: им такое никогда не пришло бы в голову предпочесть не те пытки, наблюдать за которыми нравилось им самим. Мысль о том, что интереснее использовать те, которые не нравятся подопытному, была для них как прорыв в науке... А сейчас они наблюдали. Крики толпы были для них подливой к главному блюду, а бесстрастность жертвы, которая испытывала боль, но не эмоции, только заводили их: задача предстояла непростая. Пусть пока эльфь висит, привязанная, пусть понимает, что пытают ее, наперебой предлагая палачу варианты, те самые люди, которых она пыталась спасти от смерти. Пусть понимает, что она в полной власти высокородных, которые забавы ради снимут с нее кожу, дадут вырасти новой и снова снимут, и эта боль - только начало, прелюдия к дальнейшим развлечениям... Кто она и откуда - это можно будет узнать позднее, сейчас эльфь не захочет отвечать на вопросы. А высокородные не любят спрашивать понапрасну. Ставлю свой лучший клинок - еще два дня и она сама будет рассказывать все о себе, своем мире, своей расе, как и зачем она здесь, захлебываясь словами! Нет, ставлю свой лук, что она продержится неделю!.. Может, послать вниз гонца? Они втирают соль, а могли бы взять камарский жгуч!.. Это саботаж!.. Хотя откуда у смердов камарский жгуч? Они уже давно жрут свои сапоги без соли, а для представления где-то наскребли, бедняги. Ну так давайте отправим им гонца со жгучем! И пару вечных угольков, а то жаровня слабовата... А если после этого знака благосклонности они перестанут смотреть на стену с опаской - тем интереснее будет пустить псов!..
  Им нравилось наблюдать, что они сделали из этих людишек всего за полсотни лет. Совсем немного вмешательства - и те уже жрут друг друга, соревнуясь в низости за право вылизать сапоги господина. Для тех, чьи предки уверяли, что никогда не склонятся перед свихнувшимися кровавыми ублюдками, поразительное достижение. И прекрасное зрелище, которое теперь можно разделить с посторонним.
  
  Тайрен не воспринимал дороги и не видел развалин. Значки, какая-то клинопись... Неважно. Его спутники стояли в отдалении и бесстрастно наблюдали, как он достает самодельный нож и пускает кровь. Если в ней есть сколько-нибудь солнца, то дверь откроется, даже если для этого потребуется вся. Рана закрывалась, он отворял ее заново, прикладывая к стене прорезанную ладонь. У него уже темнело перед глазами, когда стена перестала существовать. Тай оглянулся на сопровождающих, все так же безучастно смотревших на него, и уверился: то ли это галлюцинация, то ли для них пути не было. Шагнул в открывшийся проход. "Сол, плоть от плоти мира, и солнце течет в их жилах..." - он внезапно стал понимать надписи на стенах. Встань в центре, докажи, что ты Сол и достоин власти над своим миром. Какие-то предостережения: сойти с ума, раствориться в стихии, потерять разум... Если кровь слишком слаба, несовершенный Сол не получит власти. Человек погибнет. Тайрон равнодушно пробегал их глазами: если ему предстояло стать более Сол, чем человеком, чтобы вернуться вовремя, он был готов отказаться от всего человеческого. Знать бы, от чего и как...
  Ему открылся зал посвящения. Круглая комната-пещера, никаких узоров, только прожилки, завораживающая игра оттенков. Круг из песчаника со статуями по периметру. Наверное, они должны открыть глаза и посмотреть на меня, думает Тай. Проходит в центр и ждет. Ничего не происходит.
  "Я буду применять силу во благо", - думает он и тут же понимает, как это глупо. Любой человек мог пообещать то же самое. "Иначе этот мир обречен!.." - чистая правда, но ничуть не лучше. И не действеннее. Как же можно запустить этот механизм?.. Тайрен начинал закипать. Ему было плевать, что с ним может случится, если его кровь слаба. Выжить и не помочь своей женщине стократ хуже. Вначале он полагал, что систему можно обмануть: раз получившие могущество потом становились обычными людьми, с их слабостями и недостатками, значит, нужно просто ступить в этот круг спокойным, расслабленным и мудрым... Но это не сработало, а мудрости и спокойствия хватило всего на пару минут. Его женщина на площади и ей больно - а он стоит здесь, ожидая неизвестно чего. Она не ждала его возвращения, как ни пыталась это скрыть - но именно поэтому он обязан вернуться!.. Ей не должно быть больно, пока он жив.
  Отчего-то именно это сдвинуло колесо.
  Связь с миром была совсем рядом, всегда была внутри него, просто он не знал, где искать - и не власть это была, просто взаимосвязь настолько тесная, что его дыхание вызывало ветер, а от ударов сердца едва заметно вздрагивала земля... Он потянулся к этой связи и рухнул, сжимаясь в комок, потому что с той стороны к нему в голову рвался мир.
  Сол не умели ненавидеть. От этого в их мире не было войн и оружия. Зато любить могли - это и было в нем от Сол, как и умение распознать...
  И еще - крайняя живучесть. Ему казалось, что его голова выворачивается наизнанку и к ней прирастают все ветра мира. Он становился ветром, легким, как воздух, и взмывал в небо - во все небеса этого мира одновременно, полностью растворяясь в стихии, но некое болезненное осознание всегда оставалось частью его памяти - оно рвало его на части, но в итоге возвращало обратно, туда, где он был нужен.
  Таю казалось, что он весь становится водой, реками и родниками, все его воспоминания, чувства, то, что делало его собой - жидкое, изменчивое и утекает сквозь пальцы... Он стал водой почти весь, когда что-то твердое, как якорь, дернуло его обратно к телу, выгибающемуся в муках преобразования, к разрывающейся голове. У него есть женщина, она на площади, и эшафот сколочен много часов назад - осознание держало прочно.
  Сгорать было уже проще. Так или иначе, его тело оказалось в состоянии пережить это превращение. Дух - тоже.
  Но как она улыбалась, когда он влез на эту грешную площадку!.. Ради такого стоило возвращаться. Раз за разом.
  Теперь нужно отделить себя от всего этого и встать. Встать!..
  
  Таэлла расслаблена и спокойна. Ей больно, но боль приносила - не покой, нет. Она снимала шелуху отрешенности, наросшую за десятилетия скитаний по иным мирам. Она словно погружалась все глубже в себя, уходя от действительности в прошлое, шла навстречу юной ноэль - послушнице, ученице, деве, как это можно перевести?.. - которая из смешливости, шалости и желания быть не такой, как все, прислушалась к душе меча... Каждое забытье, из которого ее возвращают - шаг. К послушнице, которая училась убивать и драться, зная, что предназначение женщины - хранить мир, лечить, воспитывать детей. Которая вырезала скверну иных миров, как врач вырезает болезнь из тела. Которая осталась далеко позади, не в силах догнать идущего сквозь миры Воина Равновесия. Которая осознала, что ей никогда уже не вернуться в свой дом, в свой лес... Которая отказалась от единственного в своей жизни шанса обнять мужчину, считающего ее своей...
  
  Она чувствует слабый толчок под ногами, едва заметный. Еще один. Вздрагивает не только эшафот, на лицах людей - легкое недоумение, словно они раздумывают, не показалось ли. От следующего толчка могла задребезжать посуда на кухнях.
  Ей в лицо дует прохладный ветер. Движение воздуха вскидывает с мостовой мусор и пыль, нарастает, поднимает волосы и заскорузлые от грязи полы одежд - и бессильно роняет обратно. Когда через мгновение ветер возникает снова, люди как раз осознают, как давно не было ветра на этих улицах - годами. А потом вспыхивает солнце - в ярко-синем небе с барашками белых облаков, от изумленных выдохов по площади проходит гул. На мгновение гаснет, словно реальность снова сменяется. Загорается снова.
  Беспредельное удивление: у солнечного мальчишки все получилось, надо же! Таэлла понимает, что скорлупа больше не нужна. И начинает неудержимо смеяться: он моргает, просто моргает!.. Он моргает, дышит, у него бьется сердце - а что будет, когда он решит сдвинуться с места?.. Земля и небо пустятся в пляс и поменяются местами?.. а другие физиологические процессы?..
  Она хохочет так, что слезы текут по щекам. Хочет утереть их, но руки связаны.
  На стене звучит отрывистая команда. Там вспыхнул страх, почти сразу взятый под контроль единым разумом. Нобили еще не понимали, в чем дело, но мысль была простой: если эта, на площади, умрет - тьма может вернуться. Убить тех, кто видел солнце, слабость, непонятный прокол магии богоравных... Туча черных стрел взлетает в воздух - ну вот и все, думает Таэлла, как просто...
  Порыв ветра с ревом сметает стрелы в сторону, превращая в безвредные палочки, с дробным стуком прогремевшие по крышам. Команда псам - добраться до эшафота и убить, прорвать себе дорогу сквозь толпу. Солнце, пусть слабое, в облаках, мешает, но это приказ!.. Напитать команду силой и подождать исполнения...
  Площадь встряхивает сильнее. Первые крики людей; кто-то - кажется, Унгар, палач - начинает резать веревки. Вначале на ногах, затем на руках - Таэлла падает на помост. Ее трясут за плечо, протягивают меч - нет, уже настырно тычут рукоятью в ладонь. Она рефлекторно сжимает пальцы и в голове проясняется. Рано!.. Падать и умирать - позже, ее путь не закончен. Пока жив хоть один нобиль и хоть один его пес... Первые псы прорываются к помосту. Летит опрокинутая жаровня. Как же больно! - Таэлла уже на ногах, рубит вправо, шагает влево, плечи-локти-запястья - каждый сустав отзывается болью, но нужно продолжать танец. Слишком медленно! - ее впервые достают. И еще раз. Это придает скорости. Рядом щелкает кнут Унгара, давая ей время подняться.
  Ветер с ревом набрасывается на стену. Нобили кричат, но ей некогда смотреть. Но заметить, как из толпы в пса летит первый камень, эльфийка успевает.
  Она спрыгивает с помоста, приземляется на ноги - не мягко, далеко не мягко. Самое сложное - справиться даже не с болью, а с брезгливостью от прикосновения босых ног к тому, что некогда было мостовой - о боги, теперь, при свете, все видно... Сапоги сняли для чего-то болезненного с пальцами ног. Идти она может.
  Небо перестает мигать - облака проносятся по нему с устрашающей скоростью, собираются в комки. Тень летит впереди Таэллы, тень с обнаженным клинком. Сейчас или никогда - не дать им собрать силы, не дать опомниться, применить свою магию, подтянуть силы с застав... Нобили выходят из ворот. Их ведет единый разум, знающий, как и куда нужно бить.
  Таэлла улыбается. Сейчас она пойдет туда и приведет этот мир в порядок. Дисгармония больше не будет болезненно царапаться где-то внутри ее головы. Эффективность героической гибели приближается к максимальной. Сейчас. Не пустить их к толпе, задержать. С псами там и сами как-нибудь справятся. А потом он появится... он найдет способ. Обязательно найдет.
  Нобили выходили из ворот единым сознанием, разворачивались в построение. Я больше не боюсь, улыбалась Таэлла. Теперь есть свет, есть другая сила. Теперь...
  Что это? - спрашивает у нее разум нобилей. Кто ты? Она не отвечает - не имеет смысла. Солнечный свет мешает им, но не сильно: не всем же быть такими плохими бойцами, как первому ее поединщику... Ее сил хватает на то, чтобы парировать атаки и сильно кого-то ранить. Затем у нее вышибают меч. Возможно, серокожий, который сейчас что-то шипит ей в лицо на незнакомом языке, и есть их правитель. Если бы он не держал ее за горло, Таэлла смогла бы ему ответить. Но эльфийка не может, и поэтому нобили наконец решают убить ее. Шею сдавливает... и отпускает, позволяя осесть на землю. Прекрати это!!! - кричат на нее сотни голосов. Она сидит на неопрятной мостовой, пытаясь восстановить дыхание, но воздух в легких отчего-то становится густым, как вода... Нобили сидят рядом, вцепившись пальцами в шеи, рвут на груди одежду, лица искажены паникой, кожа стремительно темнеет... Коллективный разум под угрозой смерти распался на отдельные фрагменты - все они умирали поодиночке.
  Там, в отдалении, люди, и у них, за исключением солнца и взбесившихся псов, все хорошо. Значит, парень нашел способ. Он изменил воздух этого мира и тот стал непригоден для пришельцев - как же просто!..
  Таэлла поняла, что это победа - одновременно с осознанием, что воздух не пригоден и для нее тоже. Хотя бы так, думает она, откидываясь на спину и глядя в небо. У нее хватит сил уйти в небытие раньше, чем тело начнет бессмысленную борьбу за жизнь. Это невозможное дело закончено. Вокруг ревела, освобождаясь, симфония мира. Жалко, что именно сейчас все кончается - послушница так и не успела посмотреть на него, как на своего мужчину... и вообще, момент смерти вовсе не значительный для жизни, он дурацкий и нелепый. То ли дело миг, когда над городом встало солнце, и я поняла - у него получилось.
  "Таэлла!.."
  
  ...Слезы стали дождем, который лил всю ночь, смывая с улиц грязь и сор, но ночи оказалось мало - пришлось пустить по улицам маленькую реку. Показался рисунок мостовых, и вода текла, такая чистая, что в ней мелькали стайки золотых рыбок. От влаги просыпались семена, полвека проспавшие в земле. Река заняла свое место в русле, а в скверах проклюнулись первые зеленые ростки. Облака с каждым днем редели - еще немного, и люди достаточно привыкнут к свету, чтобы убрать их совсем.
  Таэлла приходила в себя, а у нее в голове уже звучали чужие мысли, четкие и красивые, как песня: Я еле успел все исправить, хотя понервничать пришлось изрядно. Просыпайся. На небе вот-вот появится первая радуга, ты сможешь увидеть ее из окна. Я ждал этого момента для тебя. Она будет прекрасна. Я так за тебя испугался...
  
  У нее в самом деле была хорошая регенерация - через неделю Таэлла начала вставать с постели и выходить из отведенного ей маленького домика. В городе наводили порядок: разбирали завалы, осваивали пашни. Приходила какая-то благодарная делегация, но Тайрон их выгнал.
  Сам Тайрон-Сол большую часть дня пропадал на восстановительных работах, а вечером приходил, усталый. Садился на краешек постели, брал ее за руку и начинал думать: про первую траву и звездное небо, совсем непохожее на привычные серые тучи, про ветер и дождь, о том, как он ускоряет рост первых цветов, что на улицы стали выпускать детей... О том, каково быть ветром, несущим первую весну, собирать в тучах влагу и нести на поля, будто в ладонях. Про ветры он рассказывал чаще, чем про теплые течения или ручьи. Таэлла слушала сквозь дрему и никуда не спешила. Призвание еще не звало ее в путь.
  
   Завернувшись в плащ - по вечерам ее еще знобит - Таэлла выходит на крыльцо посмотреть на звезды. В этот раз Тайрон возвращается затемно, но его мысли она слышит издалека.
  ...Ты помнишь, что нам еще нужно придумать памятник? Между прочим, не у каждого героя есть такая возможность. Какой ты хочешь? Губернатор предлагает тебя в бронзе, с мечом, вокруг - черные псы, за спиной - я в золоте и с солнцем в руке... Хотелось бы мне, чтобы все на самом деле было так просто! Даже немного обидно становится... но не предлагать же им плаху и лучников. Этот фрагмент из официальной версии вообще вычеркнут. Плаху людям вспоминать не захочется. А зря - это был бы очень грустный и правдивый памятник...
  Таэлла думает, что это было не главное и даже не второстепенное. Если можно было бы увековечить первый восход солнца, это было бы достойным выходом из положения. Тайрон каким-то образом снова знает, о чем она думает, и говорит:
  - Ну, глупости. Выходи в любое утро и смотри, чем не памятник? То ли дело ты... И еще один, на Монетной площади. И на нашей площадке. Твой - наверху, мой - где-нибудь на середине подъема...
  - Не слишком ли много памятников всего на двоих героев? Тем более что мы еще живы, - не выдерживает она.
  - Пусть помнят, - говорит Тайрон жестко, - Придет время, когда нас не будет. Когда они научатся владеть оружием... Унгар еще попросит тебя дать первые уроки. Возможно, мы успеем.
  - Мы теперь можем куда-то не успеть?.. - не понимает Таэлла.
  Тайрон грустно улыбается:
  - А если я сейчас нарушаю равновесие этого мира? Он еще недостаточно пришел в норму, чтобы сказать наверняка. Но - что, если?..
  - Ты думаешь, что я заберу тебя отсюда? - догадалась Таэлла, - Из твоего мира, для которого ты стал хранителем и богом?
  - Отчего нет? - парень пожимает плечами, - Мне нужно еще немного времени, чтобы привести все в порядок. Солнце будет вставать и без хранителя и бога, а с заморозками могут быть проблемы. Хорошо бы проследить...
  У него между бровей залегает складка: так всегда происходит, когда Тайрон думает о том, что еще предстоит сделать.
  - Быть может, ты не нарушаешь равновесие. А я отправлюсь дальше... - размышляет она вслух. Не так давно она отстояла свой меч, из которого Тайрон всерьез намеревался сделать прялку. Или делал вид, что собирается.
  Парень не спорит, не убеждает, что она никому и ничего не должна. Привык. Он подходит сзади и обнимает ее за плечи, привлекая к себе. От него исходит ровное тепло. Таэлла уже знает, что он скажет. - Тогда мы уйдем вместе.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"