Аннотация: Надо верить в то, что нас встретят с радостью там - на Той Стороне!
Дмитрий W. Вронский (aka Ди V. Vo)
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, МИСТЕР СМЕРТЬ!
При написании рассказа были использованы образы из песни А.Макаревича "Старый дом".
Давным-давно жила была девочка... Ну, это сперва она была девочкой -- а потом девушкой, потом женщиной, а потом, не так уж давно, стала старушкой, и была ею до тех пор, покуда не умерла. А потом...
Что-то я вперёд забежал, а это нехорошо. Всему своё время и своё место в очереди. Начну-ка я сначала, на сей раз без спешки.
Итак, жила-была девочка, и звали её... Нет, это тоже нехорошее начало. Не то, чтобы я не знал её настоящего имени и должен был бы выдумывать, разглядывая потолки в разных комнатах и обсасывая пальцы (фу, какая мерзость!). Просто я рискую, открыв имя героини, её судьбой наделить других девочек с тем же именем, буде кто из них прочтёт этот рассказ -- а это не самая завидная судьба, так что и поступок будет весьма не похвальный. Да он и в любом случае таким был бы -- хуже дела нет, судьбу кому-то навязывать. Зачем мне такой грех на душу, на ней без того их много!
Так что моя героиня останется для вас безымянной Девочкой. Зато я поведаю о ней нечто более важное, нежели имя -- её характер и её судьбу.
Главным качеством нашей героини приходится признать то, что за неимением лучшего определения называют словосочетанием "серьёзный характер". И обладала она им с рождения. Обычно младенцы долго не могут взгляд остановить на одном объекте, блуждают им налево-направо, туда-сюда. А наша героиня, когда её принесли первый раз к матушкиной груди прикладывать, распахнула свои огромные глазищи и уставилась на родительницу взглядом изучающе-оценивающим, от которого та стушевалась и порозовела, точно шкодливая девчонка, которую на горячем застукали. И это притом, что роды были далеко не первые. Да и потом, когда малышка чмокала грудью, смежив веки от наслаждения, она не забывала их время от времени открывать и не мамочку испытующе поглядывать -- ты как, тут ещё? Удирать не собираешься?
Но с этим обошлось, и в назначенный срок малышка была водружена в детскую кроватку, стоявшую в отдельной комнате в квартире родителей девочки -- а это было роскошью почти немыслимой по тем временам, отдельная комната. В этой кроватке девочка научилась сначала держать голову высоко, как подобает человеку. Затем она научилась передвигаться на четвереньках, как опять же подобает человекам -- по крайней мере, некоторым, даже самым взрослым, в некоторых жизненных обстоятельствах. А затем по полу этой комнаты наша героиня сделала свой первый шаг -- первый из шагов по дороге под названием "жизнь".
Стоило девочке подрасти, как выяснилось, что её характер обладает неким особым качеством. Папа назвал его самостоятельностью и стал относиться одобряюще, а мама обзывала самостийностью и негодовала страшно. Вначале юная самостийность проявлялась пассивно, как умение сказать "нет". Вот не понравились юной сеньорите туфельки -- так и не наденешь, будет биться как акула на крючке и руками-ногами размахивать как целая толпа ниндзей. А если даже посчастливится их нахлобучить -- будет ревмя реветь до вечера, но на своём настоит. Ценное качество для человека, вообще-то.
Но потом дитя подросло -- и поступки самостоятельные подросли тоже. Самый запомнившийся случай был такой: как-то раз бабушка вела её по тихой улочке к дому и, случайно взглянув на витрину бакалейного магазинчика, вспомнила, что дома закончился чай. Совсем неожиданно закончился -- так бывает у некоторых людей, я знаю. Поскольку детей в то благословенное время крали на улицах значительно реже, чем сейчас, то чтобы не тащить ребёнка в толчею и духоту, она велела внучке смирно стоять у входа и ждать её. Да, иногда такие наивные люди попадаются, что диву даёшься. В итоге после получасовых поисков папа нашёл блудную дочь на качелях во дворе через два в третьем.
Потом наша героиня ещё выросла и попала в школу. Школа была, как это тогда называлось, без уклонов -- то есть там ничему не учили особенно тщательно, а всё понемногу и как-нибудь. Школа поэтому называлась просто "средняя школа" -- таковою и была. В школе характер нашей героини несколько приутих, развивался больше вглубь. По крайней мере, за время обучения она поперебывала и главным лучом звёздочки, и старостой класса, и комсомольским организатором ячейки, и на многих других постах со странными названиями -- много ещё кем. Твёрдость её характера проявляла себя в том, что на каждой должности она была именно "кем", а не "чем" -- но всё обошлось. По крайней мере, вышла из школы с хорошим аттестатом. И с памятью о многочисленных конфликтах с учителями... Ещё от школы остались воспоминания о нескольких добрых школьных подругах, связь с которыми вскоре как-то сама собой оборвалась. А вот с мальчиками в школе ей не повезло -- может быть потому, что в старших классах, когда все девчонки стали напропалую мазаться всякой дрянью и учиться строить глазки, наша героиня оставалась такой же строгой и серьёзной. Как же это называется... компьютерное такое название... "синяя мышка", что ли.
Итак, она закончила школу с позолоченной медалью и поступила в некий вуз на некий факультет, названия коих я не стану разглашать по несколько выше изложенным причинам. Училась там всё так же добросовестно и была выпущена ещё более образованной, чем поступала -- и вдобавок с краснокожим дипломом. Кроме того, за время обучения наша героиня потеряла девственность и некие иллюзии. Остальные иллюзии ей предстояло потерять далее в процессе движения в потоке жизни -- которая, как известно, не только дорога, но ещё и школа.
Одной из горчайших потерь явилась утрата иллюзии, что диплом с отличием является наилучшим инструментом, чтобы хорошо устроиться в жизни. Для мужчины -- да, вероятно. Да и то не всегда. А для женщин, как ни жаль, во все времена надёжнее действует умение мазаться всякой всячиной и строить глазки.
А вскоре наступило время, когда на одну шестую часть земной поверхности, носившей тогда гордое наименование "Советский Союз", обрушилось землетрясение под названием perestroika-энд-glasnost. И, как любое не очень добросовестно возведённое здание, наш "общий дом" затрещал по швам, обещая в скором времени развалиться на груду отдельных обиталищ. И, как всегда бывает, некоторые из тех, кто жил не на самых нижних этажах, оказались заброшены в даль за далью -- некоторые в места "не столь отдалённые", а некоторые в места более чем отдалённые.
Так что следующий раз мы с моей героиней встретились много-много лет спустя. Ни мало, ни много -- на Алтае, где она трудилась в должности начальника базы. Не военной и не продуктовой -- а туристической, где формировались группы, уходящие в поход по горным маршрутам. Подтянутая пожилая женщина в джинсах и мужской рубахе. Коротко остриженные волосы, в которых начала появляться седина. Обручального кольца нет ни на одной из рук. Она помогла мне забронировать обратный билет, и в благодарность я подарил ей коробку конфет -- она была тронута до слёз моим подарком, не часто такое с ней случалось, видно. Да и где там в глухом углу Алтая...
Наступил 2050 год. ООН мало-помалу начала, наконец, приобретать статус всемирного правительства, её "голубые каски" превратились в основную вооружённую силу на планете. Международная Космическая Станция разрослась в громадное обиталище с населением более ста человек. Обитаемые поселения появились также на Луне и на дне океана. Одним словом, развитие человечества шло своим чередом.
А наша героиня одиноко доживала свою жизнь в небольшом городке возле священного моря Байкал. Не совсем одиноко -- на лето к ней обычно приезжали кто-то из племянников и племянниц с супругами и детьми, чтобы совместить отдых с уходом за престарелой тётушкой. Приехавшие не только брали на себя хлопоты по хозяйству, но и покорно выслушивали жалобы на жизнь, на одиночество и ненужность. Эти жалобы, до ужаса однообразные, заканчивались одним и тем же причитанием: "Что-то смерть никак меня не найдёт, видать, плутает где-то. Скорей бы уж, а то и жить надоело!"
Говорят в народе, что если чего-то долго у Господа просить, непременно обретешь просимое. Так и тут -- в конце концов к нашей героине явился долгожданный Смерть.
Она как раз сидела в кресле в своей комнате и жаловалась на жизнь очередной племяннице. И вдруг произошло нечто, подобное беззвучному взрыву -- разлетелись прочь стены и крыши, да и племянница исчезла из виду. Всё видимое пространство заволокло бесцветным дымом. Затем дым отступил и открыл взору гигантскую человекоподобную фигуру, облачённую в белые одежды. Это был белокурый мужчина с явными признаками альбинизма и малокровия: беловатая кожа, белые бескровные губы. И даже радужка глаз была белесой, почти одного цвета с белками. Вот только два расширенных зрачка зияли погребальной чернотой, точно два провала, ведущих в неведомое.
Мужчина склонился над старушкой и протянул к ней руки со словами: "Вот и пришло время нашей встречи, милая! Пора в путь!" -- и нашей героине показалось, что его зрачки соединились в одно большое отверстие, которое втянуло её в себя, и она в бездонную пропасть падает, падает, падает...
Старушка очнулась на руках у Мистера Смерть. Он оказался не таким высоким, как чудилось, одного с ней роста, однако нёс её легко, держал крепко -- и в то же время бережно и нежно. Его прикосновение совсем не ощущалось, но в то же время внушало уверенность, что он не выпустит её ни за что на свете.
Старушка повернула голову и посмотрела вниз. Сначала ей показалось, что они движутся через ледяную пустыню -- там и тут громоздились торосы, местами темнели полыньи. От яркого блеска льдов и снегов глаза нашей героини заслезились. Проморгавшись, она вновь взглянула вниз и увидела, что глаза обманули её, по-видимому. То, что показалось сперва льдом и снегом, оказалось застывшим цементом и алебастром, а полыньями выглядели воронки, заполненные тёмной жидкостью. Старушка перевела взгляд на своего носителя.
--
Ты пришёл... Наконец-то пришёл...
--
Да, милая. Извини, что задержался -- дела, понимаешь ли. У Смерти всегда в избытке работы.
--
Мне не будет... Ах... больно?...
--
Разве тебе было больно, душа моя?
--
А-а-а... Уже?... Всё было?...
--
Да, милая, главное уже позади. И впереди у нас с тобой остался только долгий путь домой. А сейчас лучше будет, если ты поспишь. Тебе это нужно.
Глаза старой женщины закрылись, и она уснула.
Когда пожилая женщина проснулась, вокруг неё и спутника её на сколько хватало взгляда простиралась песчаная пустыня. Безграничное пространство, заполненное песком, на котором там и тут росли кустики верблюжьей колючки и чахлые скелеты саксаулов. Горбы барханов двигались сами собой, то огибая эту достойную сочувствия растительность, то безуспешно пытаясь подмять под себя. Казалось, вокруг только песок и проволокообразная растительность, но нет -- в стороне блеснуло зеркало воды, окружённое рощей финиковых и кокосовых пальм. Оазис.
Женщина подняла взгляд от земли и посмотрела в лицо своему мужчине, на руках у которого она возлежала. Тот улыбнулся ей тонкими бескровными губами.
--
Ну, надо же, я вновь на руках у мужчины! -- выплюнула она иронично, -- Как же давно этого со мной не случалось! Почти сто лет.
Мужчина ничего не сказал, только усмехнулся в ответ.
--
Да ещё какой мужчина -- статный, высокий, на голову выше меня. Так что, я правда умерла? Я же этого не чувствую! Вернее, чувствую, что не умирала. Или я ожила? Я что, я теперь живой мертвец, что ли?
--
Ты и правда умерла, драгоценная моя, и пока что не воскресла. Вот через несколько дней наше путешествие завершится, и ты родишься в новом теле и будешь вновь живой. А пока что ты мёртвый мертвец, мертвее не бывает!
--
Но как же так... Я же вижу и слышу! И даже чувствую кое-что...
--
Так и должно быть, дорогая моя, так и должно быть! То, что лежит у меня на ладонях -- это твоя душа, а она не умирает со смертью тела. Хотя многие пытаются её убить при жизни -- кто обильными возлияниями, кто исполнением других похотей своих... А пуще всего неверием! Но никому до конца это не удаётся, слава Творцу.
--
И всё же непонятно -- если от меня лишь душа осталась, почему мне спать хочется? И есть?
--
Всё правильно. Спи, дорогая! Это будет волшебный сон -- он и накормит тебя, и силы подкрепит.
И женщина уснула. Неизвестно, в этом сне века ли прошли, или сутки, или же тот ослепительный миг, который разделяет прошлое и будущее... Но настал момент, и молодая женщина проснулась.
--
Ох, ни... гм... чего же себе! Я и правда у парня на руках, да ещё и голая совсем! Ну, не скажу, чтоб такого не бывало никогда -- но только после того, как переспать. Да не по одному разу.
--
Можешь считать, милая, что всё уже было. Или будет. Или как раз происходит. Близость душ немножко отличается от близости тел, видишь ли.
--
Значит, по-обычному трахаться не будем? Досада! Хотя может и хорошо -- уж больно ты дылда, раза в два выше меня. Это ты так вымахал, или я ужалась? Ладно, переживу. Слушай, я потрясно выспалась! Снов не помню, но самочувствие обалденное -- словно помолодела.
--
Так и должно быть, милая, так и...
--
Да ладно нудить, зануда! Ой, где это мы?
Под ними простирался пейзаж наподобие Кавказского хребта. Изогнутые спины гор сливались и устремлялись в высоту, заканчиваясь горными пиками, каждый из которых был увенчан сверкающей папахой, из-под которой вытекали горные реки. Они текли в горные долины, местами низвергаясь водопадами -- и возле водяных потоков зеленый цвет был особенно ярок.
--
Ой, мама моя, красота какая! Так бы любовалась, да любовалась без передыху. Эт чего?
--
Это жизнь твоя, моя милая! Вернее, некий этап твоей жизни. Препятствия кажутся неодолимыми, но ты идёшь им навстречу и достигаешь блестящих вершин. А затем попадаешь в уютную долину, где можно отдохнуть, наслаждаясь плодами свершений.
--
Как здорово! Я хочу туда, можно?
--
Нет, милая, не теперь. Ты обязательно побываешь в этом замечательном крае, но не сейчас. Если ты попадёшь туда в своём нынешнем виде, ты останешься там навсегда и не узнаешь ничего иного.
--
Досада! Так что же -- надо распрощаться с этой всей красотой? Я закрою глаза. Ладно?
--
Конечно, светлая моя! Прощаться с пережитым всегда лучше во сне -- когда прошедшее кажется сном.
Молодая женщина уснула. А Мистер Смерть всё так же неощутимо нёсся вперёд, деликатно трогая носочками белоснежных сапог такую же белоснежную чистоту горных вершин.
Девушка открыла глаза и густо покраснела.
--
Привет! А я тут сплю... Слушай, у тебя ничего нет, чтоб мне прикрыться? Ну, платка там, или ещё чего-нибудь?
--
Не смущайся, милая! Я следил за тобой с момента твоего рождения до старости, так что видел тебя во всяких видах. А сейчас я ослеп во всём, что касается тебя -- я больше не вижу тебя, разве что как свечение в моей ладони.
--
А, тогда ладно. А что у нас внизу?
А внизу, словно гигантское лоскутное одеяло, проплывали пашни. Прямоугольники плодородных полей, разделённые ровными рядами ветрозащитных деревьев. По некоторым из прямоугольников ползли могучие трактора, за которыми волоклись многоплужные упряжки, взрывающие почву и перекрашивающие её поверхность в более тёмный жирный цвет. Другие прямоугольники зеленели рослым житом, в зарослях которого звенели пчелиные эскадрильи. А по третьим прямоугольникам, расцвеченным всеми оттенками золотого, плыли величественные корабли зерноуборочных комбайнов, превращая дикие заросли в щетинистую стерню.
А вон там комбайн вдруг остановился, из кабины выскочил и спустился по боковой лесенке водитель, подбежал к жене и детям, обнял всех поочерёдно. И все вместе они уселись на таком же лоскутном одеяле, только подобающе малых размеров -- вкушать плоды труда.
--
Послушай... эээ... А как к тебе следует обращаться?
--
Мы же с тобой так близки! Так что просто по имени -- Смерть.
--
Послушай, Смерть, я как-то должна развлекать тебя? Ну, беседой. Я же как бы в гостях у тебя. Или помолчим?
--
Помолчим! Отчего же не помолчать, если молчится.
И они молчали, глядя на пролетающие под ними узоры пашен -- но это было не то напряжённое молчание, когда хочется сказать хотя бы что-то, чтобы разбить ледок тишины. Нет, это было то уютное молчание, когда ничего говорить не нужно и стараться -- всё славно и без слов. И этот уют незаметно убаюкал девушку.
Девочка-подросток открыла глаза, взглянула вниз и взвизгнула.
--
Ой, дядя Смерть, я страшно боюсь высоты! Держи меня крепче, дядя Смерть!
--
Не волнуйся, милая! Того, что попадает мне в руки, я никогда не упускаю! Разве что иногда и на некоторый срок -- но это не твой случай...
--
А, тогда ладно. Значит, я могу спокойно смотреть вниз, да?
А посмотреть было на что! Под ними простирался вековечный дикий лес. Вот крепенький березняк сменяется трепещущим осинником, а вот дрожат на ветру ветви гигантских елей.
А вот между деревьев показался прогал, лесная поляна. На поляну из леса вышел лесной гном -- низенький, упитанный, весь сизо-синий словно спелая слива. Огляделся, укоризненно покачал головой, топнул ножкой и пропал -- словно сквозь землю провалился. А может быть и в самом деле сквозь землю, кто их знает, лесных гномов.
--
Я хочу туда, на полянку, поиграть с зайчиками и белочками! Можно?
--
Нет, девочка моя, нет! Это очень хищный лес -- попав туда, ты никогда не выберешься из него. Да и в нём не протянешь долго... Смотри.
Бежит белочка, перепрыгивая с дерева на дерево. Торопится, будто домой. Но на самом деле она спешит убраться прочь от гнезда, потому что за ней гонится хищная куница. Гонится... Догоняет... Догнала. Предсмертный визг белочки разносится по лесу. Жизнь идёт здесь по лесным законам.
Девочка отвернулась от края гигантской ладони, на которой она сидела по-турецки как джин Хотабыч на ковре-самолёте. Легла, сжавшись в комок, закрыла глаза.
--
Я больше не хочу туда, там плохо и страшно. Я теперь боюсь этого леса. Даже кустов. Особенно кустов -- кто там сидит в них? Не хочу...
И с этими словами девочка заснула.
Очаровательная малышка открыла глаза, посмотрела в лицо Мистеру Смерти и озадаченно протянула:
--
Дя-а-а-дя!
Подумала немножко, решила, что он ей по нраву, и лучезарно улыбнулась.
--
Здастуй, дядя!
Вскочила и побежала к краю ладони. Остановилась у края, стала смотреть вниз.
А внизу колыхалось бескрайнее море ковыля. То замирало, то, повинуясь напору ветра, снова катило седые волны. Иногда в этом покрывале виднелись разрывы, в которых можно было увидеть что-то: то камешек, то лежащее на голой земле гнездо с пёстрыми яичками, то пробегающую степную птичку... Это было интересно, но не надолго -- очень уж однообразно. И малышка заскучала и стала капризничать.
--
Хочу игрушку! И ка-фет-ку! И пипи хочу! И аа тоже хочу!
--
Извини, милая! Тебе пока не положено игрушек. И еды-питья тоже. А что до прочего -- я могу, конечно, позволить тебе сделать это прямо в полёте... Но лучше будет не оставлять нигде частицу тебя, а то могут возникнуть проблемы.
Малышка явно не поняла из его монолога ничего, кроме того, что ей отказали. И отреагировала так, как и подобает ребёнку её возраста -- надулась и отвернулась.
Между тем среди моря ковыля промелькнула поляна, покрытая полевыми цветами. На ней нарядно одетые дети играли яркими игрушками: разноцветными мячиками и воздушными шариками, надувными уточками и плюшевыми мишками, собаками и тиграми. А ещё там стоял стол, уставленный сластями самыми сладкими, лакомствами всяких видов: вазочками с конфетами, тарелочками с печеньями, блюдами с тортами и тарелками с разнообразнейшими фруктами...
Увидев такую благодать, наша героиня не колебалась -- кинулась вперёд, намереваясь соскочить. Да вот ведь: края ладони были огорожены чем-то вроде невидимой резиновой стены, так что беглянку отбросило назад на середину.
Некоторое время малышка сосредоточенно ревела, растирая глазёнки кулачками, и не слушала никаких утешений. В результате так в слезах и уснула.
Летит по воздуху Мистер Смерть, чуть касаясь носками белоснежных сапог белых завитков-барашков на волнах, которые катит океан... уже не море ковыля, а самый настоящий солёный океан. Словно вечность океан огромен, и глубок как жизнь сама. И таит в глубинах сокровища великие -- но не всякому откроет их.
А на ладони у Мистера Смерть открыла глазоньки восхитительная девочка-младенец. Внимательно его изучила -- и вдруг улыбнулась, словно солнышко распустилось на небосклоне огненным цветком. И поприветствовала:
--
Дя-дя-дя!
--
Да, радость моя, я твой дядя! А ещё на сегодняшний день я твой папа, и твоя мама, и твоё всё!
Летит над океаном Мистер Смерть, улыбается на его ладони малютка крохотная -- не больше просяного зёрнышка.
--
К завершению подходит наше с тобой путешествие, милая! Завтра у тебя начнётся новая жизнь. А пока спи -- надо уснуть. Баюшки тебе баю!
Летит над океаном Мистер Смерть, спит у него на ладони наша героиня, жизни для новой жизни набирается.
А вот показался он -- Тот Берег. Тяжело опустился Мистер Смерть на прибрежный песок -- вреден, видать, для него воздух той земли. Поднял голову, поглядел вдаль незрячими глазами и заковылял вперёд, оставляя в песке глубокие ямы следов.
Там, в стороне от воды, где заканчивался песок, начиналась свежая трава, да такая яркая, будто её фломастерами нарисовали. А ещё дальше сплошной стеной лес -- мирный, не хищный. Чуть в стороне он расступался -- там катила в океан свои воды широкая река. А в невообразимой дали за лесом виднелись горные пики, некоторые из них были беловершинными.
Мистер Смерть бережно опустил нашу героиню на траву, она открыла глаза и внимательно посмотрела на него.
--
Ну, вот, милая, и окончился наш перелёт. Новая жизнь ждёт тебя! Там, среди этого леса, стоит поселение -- там тебя приветят, обласкают и накормят. Будут сласти и игрушки, новые друзья и интересные занятия, и всё, что нужно для счастья. Ну, беги!
Наша героиня вскочила на четыре лапы, встряхнулась, взмахнула пушистым хвостом и с громким лаем кинулась навстречу новой жизни.