Умирала баба в подворотне,
         Не дожив отпущенный ей срок -- 
         Минус девять дней от целой сотни.
         Мимо шел поэт и ел сырок,
         А в другой руке держал бутылку,
         Пива оставалось в ней чуток.
         Два часа назад разбил копилку,
         Надо было выпить хоть глоток.
         И, хоть жажда мучила беднягу, 
         Этакой картины не стерпел.
         Он присел с ней рядом на корягу
         И, заплакав, носом засопел. 
         Зубы ей разжал и вылил пиво, 
         В глотку вставив горло бутыля, 
         А она зажмурилась счастлИво, 
         Крякнула и вымолвила: - Бля! 
         Еду по России автостопом,
         Кучей раздираема страстей, 
         Вот и изнасиловали скопом 
         Гады-рифмоплеты всех мастей! 
         В каждом вирше поминают гады, 
         Имя распрекрасное мое. 
         Нет бы написать про листопады, 
         Журавлей, дожди и воронье, 
         Не упоминая имя всуе. 
         Затаскали так, что спасу нет! 
         Тут поэт, от робости пасуя, 
         Прошептал чуть слышно: - Я -- поэт! 
         Крякнула несчастная с досады, 
         Встала, поплелась, хромая, прочь. 
         Эхо доносило: - Гады! Гады! 
         Но поэт не знал, чем ей помочь!