Слышишь этот шум? Он шепчет правду о твоей жизни. Ты удивишься, но он знает о ней больше, чем ты. Он знает главную правду твоей жизни, а точнее ее смысл, предназначение. Ты с детства думал, что ты великий, и пришел на землю с миссией, а люди вокруг тебя - актеры; дома, леса - декорации; войны, насилие - театральные действия, выдуманные, чтоб замутнить твой рассудок. Чтоб ты ничего не понял и подумал, что являешься частью этого мира, чей-то задумкой или случайностью природы. И ты жил, влившись в эти действия. И ты улыбался и радовался тому, что можешь все это остановить. Единственное чего ты не знал, когда и как ты это сделаешь. Ты думал, что однажды, в десятый раз, посмотрев передачу о том, как убивают, насилуют детей и издеваются над слабыми, из той части твоего тела, где находится грудь, вырвется комок, который так долго сидел внутри и душил тебя, пока глаза наливались слезами. Этот ярко-красный, излучающий желтый свет, комок разорвет тебя пополам, стремительно вознесется вверх, пробьет десяток потолков и полов, и разольется по всему небу, по всему миру. И все люди ослепнут от яркого света, но ослепнут не так, чтоб ничего не видеть, а так, что куда бы они не обратили свой взгляд, они будут видеть все свои плохие деяния, все то, что они в себе хранили и с чем пытались бороться в своей душе, в своей голове. Они будут видеть плохие дела и мысли не только свои, но и близких им людей. Никто не избежит этого света, и даже ты сам.
Потом этот комок опустится на землю и как пелена накроет весь мир, и все исчезнет, словно и не зарождалось. Но пока этого не случилось, и ты мучаешься в догадках, какими будут твои действия, и когда ты это свершишь, когда ты снесешь и растворишь весь мир, озаришь его светом истины, той истины, которой тебе не узнать никогда.
Ты думаешь что, таких как ты миллион, страдающих от несправедливости сего мира, но медиум только ты, только ты свяжешься с небесными силами, и только из твоего тела может выйти тот свет, а те остальные лишь помогли тебе появиться сюда, родиться в плоти. Иногда тебе кажется, что ты не плоть, а сгусток энергии, который образовывался от их молитв, от их страданий и слез. Ты иллюзия для самого себя, ты так решил, когда проснулся однажды утром, посмотрел на свои ладони и не увидел их. Когда ты подошел к зеркалу, ты не обнаружил своих рук, ног и туловища. Спустя несколько минут все вернулось. И ты уже спокойно принимал у себя гостей. Им казалось, что ты спокоен, но внутри тебя все билось и стучало, ты пытался дать этому объяснение. Тебе было сложно понять, почему зеркало реально, а ты иллюзия. Когда гости ушли, ты понял, что и гостей не было тоже, что ты приносил чай пустому месту на диване, а придумал их, чтоб отвлечься от тех мыслей, которые посетили тебя с утра. Но ты увидел шарф, голубой шарф, от которого исходил кисло-сладкий запах женской туалетной воды. Его случайно оставила твоя подруга, что ушла полчаса назад с остальными гостями. Но ты так был уверен, что их не было вовсе в твоем доме. Ты захотел, чтоб она вернулась за ним, ведь на улице холодно...нет, не из-за этого, конечно. Ты хотел увидеть ее, потрогать, ощутить тот запах, что исходил от шарфа, чтоб убедиться, что она была здесь. Но она так и не пришла, никогда не появилась в твоем доме. А через пару недель с дивана исчез голубой шарф.
Часто ночью тебе снится, как ты кричишь, это страшный крик, крик безысходности и абсурда. Только во сне ты понимаешь, как близки эти два понятия, как прекрасно они сочетаются с понятием жизни человеческой. Но когда ты бодрствуешь, ты не можешь так кричать, ведь ты считаешь, что у тебя есть цель, которую ты должен осуществить, а где есть цель, там есть и смысл...
Один раз ты даже пригласил к себе в дом молодую цыганку, хотел, чтоб она подтвердила тебе твои мысли. Она была удивлена, увидев твою ладонь, на ней не было ни одной линии. "Ты сам себе хозяин и судьба", - сказала она тебе. Ты сильно разозлился. Но потом утешил себя мыслью, что цель твоя скрывается от тебя самого, чтоб никому не рассказал и ничего не испортил. Ведь ты и сам не видел своей ладони, а уж линий на ней и подавно, разве только во сне. Во сне тебе было сложно взглянуть на свою ладонь, но ты старался изо всех сил, и когда ты добивался в этом успеха, ты видел длинные извивающие, словно змеи, линии на желтой ладони. Они постоянно были в движении, выстраивались в различные фигуры, пересекаясь друг с другом, и ты никогда не видел одну единую застывшую линию. Они путали тебя, и ты не мог их видеть, как не мог видеть корни деревьев, которые под толстым слоем земли расходятся во все стороны.
Ты часто ищешь в людях то, что отличает тебя от них, и находишь эти отличия, они такие незначительные, но ты опять утешаешь себя, что твое предназначение тщательно скрывается.
Ты боишься потерять свой дар, ты боишься глубоко вникнуть, влиться в жизнь людей и поверить в их размышления о смысле жизни. А они, по-твоему, слишком примитивны, сразу видно придуманы людьми. По-твоему, люди считают верным достойно прожить жизнь, оставить после себя здоровое потомство и память о себе, чтоб вечно жить в чьих-то головах. "Никакого стремления к самосовершенствованию, а лишь бессмысленное бытие, поиски способов и средств существования для того, чтоб занять лучшие места в этом бардаке социальных ячеек. А что за этим стоит? Лишь внешняя видимость, оболочка, форма, она уродлива, как сгнившая слива в забытом саду".
Ты боишься проявлять эмоции, такие, которые проявляют люди, не хочешь быть похожими на них. Но ты слишком на них похож, ты как они, со своими страхами, предрассудками и прочей ерундой.
Когда тебе было восемь лет, ты украл у своего приятеля маленький образок Божьей Матери с младенцем. Ты захотел его себе, так как твой приятель так правдиво рассказывал (со слов мамы), что это маленькая серебряная вещица будет помогать тебе в исполнении твоего желания, любого желания. Ты знал, что твоя мама могла купить тебе такую же, ты даже видел ее в церкви, когда стоял на носочках, крепко зацепившись руками за толстые края витрины, и мама спрашивала тебя: "Хочешь такое украшение?". Ты отказался, не хотел показывать, что у тебя есть желания, которые ты хочешь осуществить посредством чьей-либо помощи. Ты ведь все можешь сам. Хотя ты до сих пор помнишь, как ты мучился, перед тем как украсть то, что принадлежит твоему другу. Вы сидели у него дома на полу вокруг были раскиданы игрушки, он с серьезным лицом, нахмурив брови, показывал тебе на отвалившуюся часть от какой-то конструкции, похожую на кузов от игрушечной машинки. Ты делал вид, что заинтересован его рассказом, но в твоем поле зрения был лишь один образок, который так одиноко лежал среди разбросанных игрушек. Свет лампы отражался в нем, и серебро блестело, завораживало тебя, делало этот образ волшебным, таинственным, сакральным и таким недоступным, хотя он лежал от тебя на расстоянии вытянутой руки. "Протяни руку и он твой"- думал ты. Всего лишь протянуть руку и все. Ты дождался момента, когда мальчик отвернулся, и схватил образок. Крепко сжал его в своей мокрой от пота ручке, и неистово сидел, словно увидел нечто ужасное, замер в своем поступке, в своем грехе в своем желании. Сердце билось в страхе быть пойманным, в страхе потерять то, что только что получил. Ты резко встал и сказал, что пойдешь домой. Друг просил тебя остаться. Но ты молча вышел из комнаты в прихожую надел ботинки, крепко сжимая кулачок с образком, и вышел, не попрощавшись ни с приятелем, ни с его мамой. Ты бежал домой очень быстро, так хотелось разжать кулачок и посмотреть, рассмотреть ближе, насладиться этой заветной вещичкой. Когда ты прибежал домой, спрятавшись от всех в комнате под столом, ты стал раскрывать кулачок, так медленно, словно держал в нем кузнечика, который мог выпрыгнуть из твоей руки. Ты долго сидел без движения и изучал образок (он до сих пор стоит у тебя перед глазами)... И вдруг тебе стало не по себе, ушло то ощущение таинственности и недоступности, и образок уже не так блестел, ты осознал, что украл, что согрешил. И он словно обжег тебе руку...ты откинул его. "Что с ним делать?". Ты снова взял его в руки немного презренно, и стал оглядывать комнату, увидел небольшую висящую картину над диваном, ты ловко запрыгнул на диван, снял картину и стал прицеплять образок на гвоздь. Руки тряслись, и колечко от образка не попадало на шляпку гвоздя. Неожиданно тебя позвала мама, ты вздрогнул и выронил образок, он неслышно упал за диван. Ты посмотрел вниз и понял, что не сможешь достать его оттуда. Ты повесил картину обратно, словно ничего не было. И до сих пор ты не знаешь судьбу образка. Эта история осталась просто историей, без последствий, никто не нашел этот образок, и ты ни разу не слышал от приятеля, о его пропаже, словно эта история приснилась тебе или была вырвана из другой жизни...
Когда ты летишь в самолете, ты улыбаешься. Ты смотришь на лица людей, не знающих чем закончится их полет, но ты-то знаешь, что с тобой ничего не может случиться, а значит - и с ними. И ты считаешь себя ангелом-хранителем тех людей, с которыми ты временно находишься в одном здании или общественном транспорте. Тебе хочется встать и кричать: "Не бойтесь! С вами ничего не случится, потому что с вами Я!" И после посадки, все люди хлопают тебе, аплодируют за твой дар быть бессмертным.
Иногда, ради доказательства своей миссии, ты загоняешь себя в угол (в буквальном смысле этого слова),... сидишь там, и пытаешься определить, в какой стороне этого мира произойдет очередной катаклизм. "На юге, на юге, где-то в южной стороне..."- выдавливаешь из себя ты, словно за тебя говорит твое нутро. Ноутром, включив телевизор, ты понимаешь, что на юге все спокойно, а вот на севере что-то произошло... Чашка с кофе падает на пол. Осколки разлетаются по всей кухне. И ты видишь, что самый большой осколок чашки, а точнее донышко с торчащим вверх острием, лежит в северной части кухни, в лужице черного кофе. "Вот он знак, но почему так поздно?"- подумал ты. Возможно, знаки были и раньше, но просто ты не замечал их. Ты не обращал на них внимания, а они были под твоими ногами.
Ты даже женщин боишься, боишься, что они своей обманчивой красотой и притягательностью затемнят твой разум, твои здравые мысли, уведут тебя от твоей миссии, чтоб оставить и дальше этот мир жить в жестокости и безразличии. Я с нетерпением ждал, когда ты в кого-нибудь влюбишься, вокруг тебя вилось столько красивых женщин, ведь ты сам не плох собой. Но ты не мог влюбиться, так как уже был безумно влюблен, влюблен в свое предназначение, в свою идею. Хотя однажды, однажды ты чуть не изменил своей "любимой". Та темноволосая Жанна Д'арк, как ты ее называл, воинственная красавица, которая ради доказательства своей правоты готова была на все. Она сменила много работ, прежде чем оказаться с тобой за соседним столом. Ее увольняли за неподчинение, за пререкания с начальством. Тебе казалось, что вы с ней похожи, только вы по-разному выражали свой скепсис к окружающему вас миру вещей и людей. Ты про себя, а она вслух. Это было хорошо для тебя, что она выражала свои эмоции вслух, иначе бы ты никогда не понял, как вы с ней похожи. Когда она предложила довести тебя до дома после работы, ты как раз сидел и думал о том, что возможно она есть то звено, которое не достает тебе в цепи твоего существования для исполнения предназначения. Ты согласился. Вы стали общаться ближе. Однажды вы оказались у нее дома оба накаченные немалой дозой алкоголя. Она рассказывала про свою жизнь, и ты все больше и больше понимал, что она предназначена для тебя. И возможно то самое, чего ты так долго ждал, произойдет тогда, когда вы с ней сольетесь телами в безумной страсти любви. Ты смотрел на ее загорелое лицо, на ее губы, которые шевелились как-то смущенно, иногда она оголяла свои зубы в открытой улыбке, но ты не слышал того, что она говорила, ты наслаждался новой идеей предназначения двоих. Но все изменилось, когда ты из всего того, что она говорила, вырвал своими ушами всего лишь одну фразу, даже толком не поняв, в каком контексте она ее произнесла: "Мы поженимся, родим детей и проживем долгую счастливую жизнь". После чего ты резко встал, накинул плащ и ушел, навсегда оставив свою новую мысль, в чей-то не осуществившейся мечте.
А своей мечты у тебя не было, зачем мечтать, когда ты знаешь, что будет впереди и что это тебя полностью устраивает. Зачем мечтать о богатстве, о красивой жизни, когда все это приведет к одному, к тому ради чего ты появился в этом мире. Только природа брала свое, время шло, а ты понимал, что ты одинок. Ты чувствовал свое превосходство над людьми, конечно, ты же знаешь, что от тебя полностью зависела их жизнь, точнее смерть. А иногда ты понимал, как тебе не хватает их миропонимания, их бытовых проблем и их эмоций, которые ты по-прежнему боялся проявлять. И главное, что у тебя не было ни капли сомнений в твоем глобальном участии в завершении того, что так долго создавалось. Медиум.
Когда тебе было десять лет, ты спас жизнь человеку, только, когда ты рассказывал эту историю своим одноклассникам, ты говорил: "Я дал жизнь человеку". Маленький мальчик, твой ровесник, заболевший лейкозом, нуждался в трансплантации костного мозга, ему никто не подходил даже из родственников, а ты подошел. И вот спустя почти двадцать лет ты решил найти этого мальчика, так тебе захотелось знать, как он живет, тебе хотелось бы сказать при встрече с ним: "Здравствуй, это я дал вам жизнь!" Но ты мало о нем знал, помнил, только, как его зовут, и что он из другого далекого города. Однажды ночью тебе приснился сон, что ты нашел того мальчика, конечно, он уже был не мальчиком, а здоровым и крепким мужчиной, он улыбался тебе и благодарил тебя. Ты проснулся и задался целью найти его.
Сколько раз ты случайно натыкался на фотографию своей матери, когда делал уборку в письменном столе. Она очень красива. Симметричные формы лица. Большие зеленые глаза, небольшой острый нос, румяные щеки и губы, эти пышные алые губы. Сколько цветов ты видишь в этой черно-белой фотографии, вырывая эти цвета из своей памяти, памяти двенадцатилетнего ребенка, когда она склоняла голову, чтоб прикоснуться к твоему лбу своими мягкими губами. Возможно, если бы она не покинула тебя тогда, сейчас бы ты ее не любил так сильно, не желал бы встретиться с ней, почувствовать тот запах мяты с корицей, что исходил от ее рук. Ее руки. Они такие красивые; длинные прямые пальцы... Ты знал, что она оставила тебя ради твоей миссии, именно поэтому не обижался на нее. Она дала тебе возможность стать самостоятельным, стать сильным духом, чтоб терпимо ожидать начала дела и конца всего. Ты всегда проводишь рукой по ее лицу на фотографии и шепчешь ей слова благодарности. "Спасибо, милая мама...". Хотя ты понимаешь, что она тебе ничего не дала, ведь она просто сосуд, в котором ты развивался, чтоб выйти на этот свет. А этим сосудом мог быть, кто угодно. Это могла быть любая другая женщина, на любом краю земли, способная родить. Конечно, ты часто спрашиваешь себя, почему именно она, почему именно эта страна и город, в котором ты появился, ведь это ничего не меняет. Не меняет ни день, ни час, ни минута. Все было бы как должно быть. Но как ты похож на нее, это меняет все. С этой мыслью ты всегда убираешь фотографию подальше, чтоб потом не наткнуться на нее снова. Ты такой же со своими страхами, суевериями и прочей ерундой...
Знаки, ты решил их замечать и стал находить практически везде. Как-то ты собирался на работу, на улице была прекрасная погода, казалось, ничто не могло предвещать дождя, кроме твоего зонта, который свалился тебе под ноги, когда ты искал в шкафу щетку для обуви. Ты взял его с собой. Люди на улице странно на тебя смотрели, двадцать пять градусов тепла, на небе ни одной тучки, а ты шел с зонтом-тростью под мышкой. Через полчаса дождь ударил ливнем. Ты был очень рад, так рад, что не заметил, как люди достали свои зонты из сумок, чтоб уберечь себя от того же, что и ты. А тот случай, помнишь, когда зонт так же свалился тебе под ноги, ты взял его с собой, но дождь так и не пошел. Нет, ты его не помнишь, ты не обратил внимания на этот ложный знак.
Какой ты сильный, здоровый, за все эти годы, что ты прожил, тебя не зацепила ни одна болезнь. Нет, кроме одной, тебе было пятнадцать...чесотка, смешно, где ты мог ее подхватить? Да, ты прав в своих догадках, скорее всего тебя заразила та маленькая девочка из соседнего дома, грязная, неухоженная, как и многие дети, которых родители сплавляли тебе, чтоб ты поиграл с ними, пока их родители наслаждались своими играми.... Дети тебя любили. Ты их тоже. Ты видел, как они любят тебя, как бегают за тобой, как ревнуют друг к другу. Ты внимательно слушал их, задавал вопросы, они казались тебе мудрее взрослых; чистые мысли грязных деток... Нет, чесотка для тебя это не болезнь, ведь это слово подразумевает под собой боль, а у тебя ничего не болело, просто чесалось, а потом прошло. Хотя и боль ты испытывал, только душевную, там внутри все болело, терзало, когда ты наблюдал как разлагается этот мир, тот мир, который тебе надо было разложить за один момент, разнести на куски и оставить лишь то, что изначально было заложено, кусок земли, той земли, что все топтали ногами, не замечая ее силы и власти...
Так интересно тебе наблюдать за тем, что не создал человек, то, что действительно живое, настоящее, что слабо перед силой человеческой и сильно само по себе, когда смотришь на реки, деревья, цветы... Ты мечтаешь спасти все это, но, спасая, ты лишишь себя возможности созерцать и черпать силы из истинного природного источника. Однажды тебе в голову пришла мысль: уйти в леса, чтоб жить свободно и спокойно, "дикарем", как сейчас называют этот образ жизни. Но дикари это те, кто живут в городах, те, кто пытается затолкнуть свое тело в транспорт, набитый до отказу; те, кто стоят по часу в закусочных, чтоб забить свой желудок; те, кто похотливо улыбаются противоположному полу. Как противна тебе эта картина. Как прекрасна та, где сочная зеленая трава тихо колышется от дуновения теплого летнего ветерка, и холодная прозрачная вода родника журчит ровно и непринужденно, сливаясь с шумом колыхающихся деревьев. Но, несмотря на всю притягательность истинной красоты естества, твоё уединение с природой было для тебя невозможным, ведь тогда бы ты получил полное спокойствие, равнодушие к миру человеческому, который пугал тебя и отвращал сейчас, а с этим спокойствием ты не смог осуществить своей миссии.
Время есть, тебе кажется, что время действительно еще есть и ты сможешь утолить свою жажду любопытства, как все-таки сложилась жизнь, которую ты дал тому мальчику. Ты специально встал пораньше, чтоб успеть купить билет на электричку до места, которое ты назвал Тюльпания, где ты родился и прожил чуть больше двенадцати лет. Твое черное длинное пальто делало тебя строгим и нелепым среди оранжевых сидений электрички. Тебе было все равно, ты смотрел в окно на рядом движущий поезд, или он стоял, а двигалась твоя электричка. Ты машинально повернул голову и обратил свой взгляд на противоположное окно, вспомнил урок физики, и понял, насколько сильно тебя обработал социум...
Знаки, знаки, они же цифры. Но ты не любишь цифры и не обращаешь на них никакого внимания. Для тебя важны только те цифры, ход которых добавляет тебе по одной седой волосинке на твоей голове. И те, что на циферблате твоих часов без стрелок и без механизма, стираются из-за отсутствия на них защитного стекла. Ведь именно эти часы подарила тебе твоя мама. Ты до сих пор не можешь себе простить, что не в твоих силах сохранить их такими, какими они были изначально. Ты можешь остановить время, но вернуть его не можешь (как мне кажется, первое в твоих мыслях возникает из-за второго, хотя я могу ошибаться). Господи, сколько тебе лет? Ты сам хоть знаешь? Ты отпускал каждый свой день рождения, как отрывал лист, прошедшего дня, от настенного календаря. И видел новый лист, с новыми иллюстрациями, а старый, как ненужный, выбрасывал в мусорное ведро. Календарь все меньше и меньше...и где тот лист, который будет по воздуху нести ветер. Цифры не могут быть знаками, они всего лишь указатели...а у указателей другое предназначение.
Очень странно, таких людей как ты, казалось бы, одиночек, избегают люди, но только не тебя. К тебе они сами тянутся. К тебе часто заходят в гости, и даже ты сам, бывает, зайдешь к кому-нибудь на чашку кофе, послушать очередной бред про резкий рост цен на парфюм или о производстве новой марки машины. Да, ты умен, начитан, ты знаток своего профессионального дела, с тобой есть о чем поговорить, но ты не проявляешь эмоций. Ты не можешь, кроме четко проговариваемых слов, ничего передать другому человеку. И даже самому лучшему психологу не почувствовать твой страх, который ты испытываешь, так как боишься, что тебя могут разоблачить.
"Люди такие странные! Слушай, ты слышал такую историю, один миллионер решил проехаться в метро, просто посмотреть как там подземная жизнь, ведь он ни разу там не был, представь себе! Он думал, что под землей могут жить только гномы...ему бабушка читала про них сказки, вот он и думал так. Хех, так вот, он увидел там безногого человека, который был в камуфляжной одежде, и тот что-то говорил, ну, мол, он там служил в Чечне и ему оторвало все, чего на данный момент у него нет... А миллионер этот подошел к этому безногому и кинул три пачки стодолларовых купюр наклонился к его уху и прошептал...,как ты думаешь, что он ему сказал?" Ты не отреагировал. Ты слушал этого человека с абсолютным безразличием на лице; тебя раздражало его излишняя жестикуляция, запах дешевого алкоголя изо рта, и нестиранной одежды, но ты все равно его слушал. "Что он сказал? Ну, говори же"- думал ты, но твое лицо выражало безразличие, а знать хотелось...
"А! Ты знаешь, что он сказал?" - он уставился тебе прямо в лицо, его щетина, мерзкий запах, и пена в уголках синих губ, тебе стало противно, но твое лицо осталось неизменным, не один мускул не дрогнул на нем. А знать так хотелось.
"Да, ну тебя! Ты из них же!"- сказал человек, махнув на тебя рукой.
Тюльпания, потому что везде росли тюльпаны, а где не могли расти, в силу отсутствия почвы, стояли искусственные. Ты до сих пор чувствуешь их запах. Иногда среди тюльпанов пробивались маргаритки, такие маленькие и незаметные, которые казались такими "простушками", но в них ты видел индивидуальность, скромную, но и легкомысленную красоту. Пчелы и бабочки садились только на тюльпаны. А тебе так хотелось, чтоб они садились на маргаритки. Тогда, наверное, впервые тебя отругала твоя мама, когда увидела, что ты убил несколько бабочек и пчелу и посадил их на маргаритки. Она не поняла тебя тогда, а ты не понял её... Это было единственное недопонимание между вами, как ты думал тогда и думаешь сейчас. Ради того, чтоб ее осчастливить ты готов был убить не только бабочек, которые нравились тебе не меньше, чем маргаритки. "Мамаргаритка, я люблю тебя"...
Литься ливнем, словно дождь,
Падать хлопьями как снег.
Силой ветра бросить в дрожь,
Водопадом замереть.
Сеять слезы средь цветов,
Пожинать пыльцу солей.
Дергать корни ноготков,
Зреть чертополох полей.
Тик-так, тик-так, а время все стоит.
Ты наизусть его помнишь. Текст той самой предсмертной записки. В ней столько жизни. Тебе очень сложно поверить в то, что через несколько минут после того, как эти слова легли на кусок мятой бумаги в бледно-голубую клетку, их создатель удушил себя поясом от твоего пальто. Чернила еще не успели высохнуть, когда ты увидел свою мать, упавшую на колени рядом с безжизненным телом твоего отца.
"Что он сказал?"- спросил ты, мимика отсутствовала по-прежнему, шевелились только губы.
"А?"- словно только очнулся, спросил тебя тот человек.
"Что он сказал"- с той же интонацией повторил ты.
"А ты про это...хм, вспомнил вдруг...он сказал, что если еще раз его увидит здесь, просящим о помощи, отрубит ему еще и руки".
Ты демонстративно отвернул голову. Стал смотреть в окно. Повернулся, чтоб увидеть лицо рассказчика, но его уже не было. Таким же образом исчезали многие из тех, кто тебя окружал. Не успеешь отвернуться, чтоб глотнуть свежего воздуха, как они растворялись в небытие или в их собственном абсурде.
Да именно в абсурде. Те, кто умирал на твоих глазах или ушах, все их жизни были абсурдны только для них. Если бы они могли сделать анализ своей прожитой жизни сразу после смерти, они бы оценили ее как бессмысленное бытие плоти, крови, чувств, жестов, движений, эмоций, добрых поступков и злых тоже. Если только не придерживаться религиозным воззрениям, о жизни после смерти, о реинкарнации и всему тому, что имеет продолжение после всего, того, что люди именуют жизнью. А если всего этого нет, что тогда?
Тюльпания превратилась в кладбище клубней, гнилых прошлогодних и полусгнивших новых. Твое сердце сжималось при виде полуобрушенных деревянных сараев, невысоких домов с отвалившейся штукатуркой, маленьких зданий больше похожих на гаражи с выцветшей вывеской "продукты". Люди в серых одеждах тихо идущие с обреченными лицами, словно на эшафот, молодые мамочки с колясками и плетущимися следом пьяными отцами... Одиночество переполняло тебя, душило, когда ты глядел на этот город, в котором ты родился и жил. Все стало таким серым и далеким, все казалось таким блёклым по сравнению, с привычными для тебя, яркими цветами рекламных щитов, мониторов, волос и одежд. А как только ты закрывал глаза, все оживало и расцветало, откуда-то издалека стали слышны детские голоса, девичий смех, скрип качели. И ты вдруг почувствовал себя создателем этого городка, прямо как в детстве, когда тебе подарили "разукрашку" с черно-белыми рисунками и ты словно Бог, по своему желанию заполнял их различными цветами, солнце зеленым, небо красным... На миг ты подумал, а вдруг тебя здесь никогда не было, а это место просто приснилось тебе во сне или ты нарисовал его, как на той открытке, что ты принес на могилу своему отцу. Трудно было согласиться с этой мыслью. Ты открыл глаза. Цвета на открытке размыло дождем.
Тик-так, тик-так, а время все стоит.
Большой город показался тебе театром абсурда. Обилие костюмов, масок, изображающие основные человеческие эмоции, разноцветные части одежды людей, похожих на героев анимационных мультфильмов. Все действия жителей большого города были словно частью сценария режиссера-авангардиста. До сих пор ты помнишь женщину, стоящую у цветочного киоска: ее губы были накрашены ярко-красной помадой, которая выходила за контуры губ, яркие румяна, ассиметрично растертые на толстых щеках, серая потертая юбка еле закрывала колени, желтые поношенные туфли были точкой ее причудливого наряда. Женщина держала в руках огромный букет роз и плакала навзрыд, словно маленький ребенок. И люди, тебя удивляли люди, проходившие мимо, они не обращали никакого внимания на нее. Сейчас ты понимаешь, что большой город стирает лица людей, он делает их похожими друг на друга, поэтому они любыми способами пытаются обратить на себя внимание других.
Ты старался не проявлять свою антипатию к тетушке, но она все равно проявлялась. Она была одной из главных героинь этого городского маскарада, все ее движения, мимика и специально, выбранные речи - все это было сконструировано нарочно, чтоб быть замеченной другими участниками бесконечного спектакля. Ее пафос, разговоры о политике и сигарета, зажатая между пальцев, все это ты хотел послать к чертям. Но ее присутствие не позволяло тебе этого сделать. Огромный мир развлечений, клоунов, котов, микки-маусов, ходящих по улицам в обычный будний день и ни одной клумбы с тюльпанами. Тетушка делала все для того, чтоб ты улыбнулся, чтоб тебе понравилось, и чтоб ты навсегда похоронил Тюльпанию вместе с родителями в своей душе и памяти. Она отправила тебя в самую престижную школу, казалось, ты ни в чем не нуждался. А когда наступала ночь, ты тихо плакал в подушку, чтоб никто не увидел твоего проявления слабости. Но ты знал, что это только начало твоих страданий, что дальше будет еще тяжелее, что тебя будут испытывать на силу и на прочность. В этом ты был абсолютно прав, и ты уже не удивился, когда тяжелая болезнь забрала твою тетушку, к которой ты только-только стал испытывать нежные чувства. После этого ты больше не плакал в подушку, не смеялся. Все эти эмоции стали для тебя пустыми, проявлять их означало уподобить себя людям, тем людям, на которых ты не должен быть похож.
Ты любишь и ненавидишь смотреть передачи про паранормальные явления. Ты взрываешься, когда участники таких передач, называя себя экстрасенсами, говорят, что они посланники с того мира, и приходят на землю, чтоб указать людям путь истинный. Ты сидел в Интернете два дня подряд, отрываясь только затем, чтоб поесть и справить нужду, и искал биографии тех, кто обладал даром, не свойственным обычным людям. Все они умирали как обычные люди, от болезней и прочее, но никто из них не указал того, пути, что хотели, о чем говорили, никто из них не открыл той истины, что заложена в сущности этого мира. Это псевдо посланники, думал ты. Они нужны лишь для того, чтоб стереть Бога с голов, а у кого и с душ. "Мы отведали яблок с древа знаний, а теперь хотим отведать с дерева вечной жизни и ищем эти яблоки, ищем не только научным путем, а самым простым и хитрым, без всяких знаний". Но одновременно тебя раздражают ученые- скептики, которые категорично отрицают все, что можно отнести к иррационализму. Ты смотришь, как они нервно смеются, как дрожат их губёнки, когда они пытаются дать научное обоснование какому-либо паранормальному явлению, снятому на любительскую камеру. Аргументы закончились...или противоречат увиденному или не объясняют совсем... "Страшно перевернуть себе мозги, разбить собственные стереотипы, страшно поверить во что-то запредельное, страшно потому что безызвестность всегда страшит..."
Здесь какой-то специфический запах кофе, он один такой на весь мир. В каких странах ты только не бывал, где ты только не испытывал на вкус искусительный напиток, такого вкуса и аромата ты не встречал нигде. Кофе всегда был для тебя частью неизведанного мира, безумного волшебства, одурманивающего разум и делающего его более прозрачным и чистым, одно противоречит другому, но ты чувствовал это, а чувства порой сильнее разума. Когда ты был маленьким, ты хотел спросить у этой женщины, которая была подругой твоей матери, откуда у нее такой прекрасный кофе. Она тайком от мамы наливала тебе на дно кружки без ручки, и ты опускал в кружку язык, ощущая своими рецепторами его тонкий изящный вкус. Кофе был атрибутом взрослой жизни, и поэтому ты испытывал два чувства одновременно, чувство гордости и наслаждения. Сейчас та же самая кружка была наполнена до краев, и тебе снова хотелось опустить туда язык, но ты сделал маленький глоток и опустил кружку на стол. "Как можно пить кофе с такой большой кружки к тому же без ручки?"- подумал ты. "А раньше пил"-подумал я...
Она не могла на тебя наглядеться, "как ты вырос", "какой красивый", "как похож на мать", "почему не женился до сих пор?", "есть кто на примете?", "мужчина должен построить дом, вырастить сына, посадить дерево"... "Что он еще должен? И кто диктует ему эти правила?"-думал ты... Ты честно признался в цели своего приезда, ты приехал не к родителям, не для того, чтоб почтить их памятью, положить им цветы на могилу; ты считал это бессмысленным ритуалом, которые люди придумали, чтоб создать внешнюю видимость того, что называлось любовью и уважением... Ты приехал разузнать об этом мальчике, которому ты явился когда-то донором, может она что-нибудь о нем знает, у нее должны были быть знакомые в больнице или там, где еще помнят об этой истории. Больше тебе не к кому было обратиться, тебя здесь мало кто помнил, а кто и помнил бы, того уже и нет.
Твоего дома не оказалось. На его месте кто-то собирался воздвигнуть дворец. Его снесли за пять минут, уничтожили вместе с твоей песочницей, качелями, тюльпанами и мамаргаритками. Здесь будет новая история, новая жизнь, новые скандалы и любовь. А пока груда красных кирпичей, цемент, какие-то инструменты лежали в беспорядке по всей территории твоего детства.
И все-таки ты приехал сюда не зря. Тебе удалось выяснить, с какого города был тот самый мальчик, ты узнал его фамилию и адрес. Конечно, скорее всего, он переехал и женился, завел детей, но информация, которую тебе передала обладательница самого вкусного на свете кофе, имела огромную ценность. "Откуда у вас этот кофе?"- все-таки, не выдержав, спросил ты. "Это обычный кофе из магазина, нескафе, или как он там..."...
"Нет, не обычный, он не может быть обычным, он другой..."- засуетился ты. Она указала тебе магазин, в котором ты купил банку идентичную той, что была у нее.
Вид из окна, выходящий в замкнутый двор тебя всегда успокаивал, это был маленький мир, где, как и в большом люди занимались своими повседневными делами, кто-то бежал из магазина, кто-то варил кашу, а кто-то преследовал свою очередную жертву. Ты так мечтал залезть в голову каждому из них, чтоб читать их мысли, опережать их действия. Ты знал, что рядом с тобой ежедневно едет в одном транспорте десятки убийц, сотни извращенцев, которые могут любезно тебе улыбнуться, уступить ступеньку на эскалаторе, но в мыслях резать тебя ножом самым изощренным способом. Ты знал, что это люди, но не знал кто из них кто. "А они действительно такие разные" - думал ты, глядя в окно - "все в этом мире задумано не случайно; одни спокойные, другие раздражительны, как в банальном сюжете психологического триллера: в маленьком пространстве на десять спокойных обязательно найдется один псих, который зарубит всех на куски..., так уравновешивается все в этом проклятом мире".
Кофе действительно оказался обычным. И ты уже пожалел, что спросил у нее про него. Это знание принесло тебе огорчение и сомнение во многих других вещах. Конечно, дело было не в кофе и не в кружке, а в тех интимных мыслях и воспоминаниях твоего детства, которые ты подавлял в себе изначально, а потом они углубились в тебе и давали лишь только тонкие намеки о своем существовании. Их не убить, они навсегда в тебе, внутри тебя, так глубоко, куда ты их запрятал. Они выходили наружу в любом своем проявлении в любой форме и чаще всего во сне. Во сне они были преувеличенными эмоциями, действиями, они были трагичными и нескончаемыми. Во сне, от них было не спрятаться в отличие от яви, они тебя пугали, заставляли вспоминать каким ты был слабым, каким ты можешь быть слабым, дохлым и ненужным ни себе, ни другим. Как тебе тяжело просыпаться с тупым чувством досады и сожаления, что не в твоих силах управлять тем комком воспоминаний, пережитых эмоций, которые как в фильме ужасов появляются в твоем сне, в твоей голове. Но днем после снов ты приходишь в себя и утешаешься мыслью, что все это твой сосуд, твое тело, которое ни чем не отличается от других людей, нервные клеточки, лейкоциты, тромбоциты, все органы... все работает как и у всех людишек, и если бы тебе дали другую форму ты бы не смог прочувствовать важности своей миссии и не исполнил бы ее.
Тик-так, тик-так, а время все стоит...
Этот кофе совсем сбил тебя с толку. Но не дал и капли сомнения, что твои чувства по поводу твоего предназначения так же могут быть обманчивы...
Лови сны, ловец снов,
Пиши строки, перо,
Беги, стрелка часов,
Сули правду, таро.
Шуми тихо, трава,
Сбывайтесь, мечты,
Колись больно, игла.
Ловец снов, лови сны.
У каждого свое предназначение или это совпадение...
Совпадение? Вчера на твоего соседа по дому упал огромный старый тополь. "Несчастный случай"- услышал ты, проходя мимо двух машин скорой помощи (почему их было две, ты так и не понял, ведь человек под деревом один). Ты испытывал любопытство, так хотелось посмотреть, узнать, спросить, что там с ним случилось, но ты не смог позволить себе ничего из этого. С непреступным видом ты прошел мимо, а в голове крутилось "несчастный случай". "Случай, значит, случайность. Как это может быть случайностью, если сосед в течение нескольких десятков лет ходил по этому месту, он проходил огромное расстояние от метро до дома (примерно полчаса), а под этим злостным деревом проходил всего лишь две секунды, и оно упало на него именно в эти две секунды. Как это не похоже на случайность... "Словно дерево знало, что, как и вчера и позавчера и каждый день, он пройдет здесь именно в это время, и ждало его..."
Еще один из всех этих маленьких провинциальных городков, в которых ты бывал, не удивил тебя отсутствием своей необычности, индивидуальности. Пятиэтажные кирпичные дома, лоджии, на которых сушилось белье. Аккуратно выстриженные газоны были словно частью театральных декораций. И тишина. Хотя откуда-то доносились детские голоса (по-видимому, где-то недалеко находился детский сад или школа), здесь было необычайно тихо, даже можно сказать глухо, словно тишина это материализованное облако, которое витало здесь, огибало звуковые волны и от непривычки давило на уши. Воздух, пахнущий озоном, мокрый разваленный асфальт, в дырках которого сверкали лужицы от дождя. В этом месте родился тот самый мальчишка, которого так долго ждали в этой семье. Его матери было уже за тридцать, отец на десять лет старше, когда после пятикратного выкидыша, в ожидании чуда и в теплящей сердце надежде в притаившемся дыхании всех, кто этого так давно ждал, беззвучно вышел на свет маленький младенец. "Мальчик" - разбила тишину ожидания старуха, принимавшая роды, держа в одной руке сморщенное дитя, ловко разворачивала во все стороны, оглядывая все ли его члены на месте. После легкого удара по спине младенца, раздался детский плачь. "Здоровый мальчик!" - той же интонацией произнесла она. Отец ребенка подбежал к роженице и стал целовать ее мокрый от пота лоб. Она улыбалась, не осознавая, что произошло, но улыбалась, потому что радовались все вокруг.
Столько людей собралось посмотреть на твоего соседа. Водитель скорой помощи с невозмутимым лицом заводил машину, и перед тем как тронуться, крикнул вслед, женщине, которая что-то очень громко и невнятно кричала, что в их обязанности входит возить живых людей, "а мертвых пусть возит труповозка"... Люди сходились со всех дворов. Прохожие фотографировали мертвеца и бурно что-то обсуждали между собой. Ты смотрел на это в окно сквозь тюль, высунув лишь лицо из-за шторы. Тебе было противно, как эти чертовы людишки, с любопытством рассматривали того, кто еще меньше часа назад дышал. "Устроили цирк, а еще говорят о морали"- шипел ты сквозь сжатые зубы. "Что за молодежь пошла, девки ходят в коротких юбках с голыми пупками. К этой вдове с пятого этажа, после смерти мужа, столько мужиков ходит, а еще она пьет и, кажется, принимает наркотики... " - подражал ты пенсионерок, которые каждый вечер под твоим окном перемывали косточки тем, кто попадался им на глаза, сначала тихо, провожая их взглядом, лживыми улыбками, а потом за спиной обсуждали все, что только можно обсудить. "Собрались высоко - моральные интеллигентные людишки и смотрят по часу на мертвое тело, некрофилы чертовы, зрелища им подавай..."
"Почему ты плачешь?" - спросил ты девочку, которая одна сидела на большом высоком плоском камне, зажав руками коленки. "Почему ты не в садике, где твои родители?"- продолжал ты засыпать ее вопросами, присев на корточки, чтоб увидеть ее опущенное вниз лицо.
"У меня никого нет, я одна, сама по себе. Меня никто не любит. К кому я прихожу, тот страдает или уходит с этого мира. Но я прихожу не ко всем, я прихожу к тем, кто склонен к моему появлению, кто ждет меня как музу, и кто не ждет меня, стараясь прикрыться плотскими утехами. Я прихожу тогда, когда все хорошо, когда вокруг много людей, а потом вдруг резко никого". Ты закрыл глаза. Вот оно какое твое одиночество. С виду невинное дитя, плачущий ребенок, которому что-то когда-то не досталось... Вечно плачущее создание в глубине твоей души, в центре сердца, съедающее, разъедающее мысли о беспечном бытие в этом мире... Она ходит за тобой попятам и жалуется скольких людей сумела погубить. Ученые говорят, что это лишь нехватка элемента, серотонина в головном мозге, а ты видишь целое дитя.
Несмотря на слова старухи, принимавшей роды, мальчик родился весьма болезненным. Он переболел всеми болезнями, какими только могут болеть дети. Родители потратили много сил и средств, возя его по врачам. Крапивница, корь, свинка, желтуха...зараза липла к нему с такой периодичностью, что сами доктора разводили руками. Мать все время ревела, за что же ей такое наказание. И уже не знала чего молить у Бога или здоровья для мальчика или второго здорового ребенка. Высшие силы услышали ее молитвы. И в тот момент, когда главный врач онкодиспансера попросил отца мальчика присесть на кожаное кресло в кабинете, чтоб выслушать диагноз его десятилетнего сына, она родила дочь.
Аккуратно свернутый листок выпал из твоего неглубокого кармана, когда ты поднимался по лестнице. Ты нервничал. Это заметил бы не только я. Твоя нервная система выдавала тебя, это выражалось, как и у обычных людей, в выделении на коже липкого пота и легком дрожании рук. Ты словно нарочно забыл номер квартиры, хотя точно знал, что она на пятом этаже. (Черт возьми, у тебя ведь прекрасная память). Сунул руку в карман, а листка с адресом нет. Ты почувствовал, когда он упал между вторым и третьим этажом, но сделал вид перед самим собой, что не заметил, чтоб вернуться за ним, чтоб потянуть время. Эх, ты такой же, по образу и подобию...
Ты неуверенно позвонил в дверь квартиры. Когда за дверью послышались громкие шаги, ты захотел убежать, так как абсолютно забыл, зачем ты сюда пришел, цель твоего прихода вылетела у тебя из головы. Не вспомнить, совсем не вспомнить. Дверь открыла женщина с опухшим после длительного запоя лицом и огромным синяком под глазом, под цвет ее заношенного фиолетового халата. На рыжей крашеной голове виднелось две бигуди, которые по видимому, были вплетены около месяца назад, они словно вросли в ее волосы и были частью головного декора. Увидев тебя, она выпятила свои пухлые губы в брезгливой гримасе.
-Шо?- не открывая рта, прошипела она, оставаясь на месте, глядя на тебя с недоумением.
Ты потерял дар речи. Ты не знал что сказать. У тебя закололо в боку живота. Листок с адресом упал на пол из твоих мокрых от пота рук. Ну, скажи хоть что-нибудь. Хотя бы извинись и уйди.... Нет, ты не нашел что сказать, а как маленький ребенок, который что-то натворил, развернулся и побежал, побежал что есть силы...
Слезы лились ручьем, было такое чувство, что из тебя выливалась соленая вода, накопленная за многие годы, что ты сдерживал в себе. Ты закрыл глаза, перед лицом стояла та женщина в фиолетовом халате, ее безразличный взгляд, полный недоумения пожирал твои мысли, которые еще недавно были полны рационализма. Все казалось бессмысленным и абсурдным. Тебя никто не ждал, а ты ждал, ждал чуда, ждал, что дверь откроет тот самый мужчина из того прекрасного сна и скажет тебе спасибо. Хотя до того как поехать в этот город, с адресом на белом листке, ты предполагал, что возможно тот самый мальчик-мужчина уже давно там не живет. И он действительно там не жил, ты этого не знал, так же как не знал, того, что женщина в фиолетовом халате это та самая мать, которая несколько лет тому назад, стоя на коленях перед иконой Святого Великомученика Пантелеймона, просила исцеления своего сына.
Ты несколько часов просидел на том камне, котором сидела плачущая девочка. А она стояла в стороне и, молча, за тобой наблюдала, она и не собиралась тебя покидать. За ней стоял мальчик, маленький мальчик с гордо вытянутой головой, руками, заложенными за спину и демонстративно выдвинутой вперед ногой, словно в танце казака. За этим мальчиком, коим являлся ты, появилась еще одна девочка или не девочка, пол было сложно определить, но это создание, словно прижимало тебя, закрывало тебе воздух, не давало тебе свободно двигаться. Она вымеряла каждый твой шаг, следила за каждым движением и пыталась обратить на себя твой взгляд... Но ты игнорировал ее, ты с невозмутимым лицом двигался во все стороны и казалось, что ты свободно двигаешься в пространстве, но нет, ты был в замкнутом круге, вокруг тебя водили хоровод все эти девочки и мальчики, и ты был там внутри, один.
Ты проснулся резко, словно кто-то толкнул тебя в бок. Тяжело дыша, глаза были направлены в потолок, ты собирался с мыслями, пытаясь понять, где ты. Ты был дома, на своей кровати. Ты встал, пошел на кухню, налил в стакан воды, не выпив оттуда ни капли, ты вылил ее в раковину. Выглянул в окно. Там было темно и тихо. Ты вернулся в комнату, сел на кровать, крепко зажал голову руками и лег на спину. Сон или реальность? Эта фиолетовая женщина, эта Тюльпания, эти капли воды из крана... Неужели ты сдался, сдался на полпути, не дойдя всего несколько шагов. Но до чего идти? Зачем идти? Где смысл во всем этом? "Я не могу быть куском бессмыслицы этого мира, я не могу быть просто случайностью, песчинкой в огромном мире песка"...Тебе хотелось кричать, ты сжал зубы, чтоб не закричать и уснул от этого напряжения.
На утро ты вспоминал, все то, что произошло ночью, и подумал, какой нелепый тебе приснился сон. Ты ведь не плакал, так ты думал, что не плакал. На самом деле ты пообщался с этой женщиной в фиолетовом, но так как она была очень пьяна, ничего вразумительного она тебе не сказала. Какой ты сильный! Тогда ты просто решил, что приедешь в другой день и снова пообщаешься с его матерью. Из сна ты узнал, что она его мать.
Хватит сентиментальных уходов, подумал ты. И снова приехав в этот город, ты по памяти (из сна, какой же он был реалистичный) добрался до того дома, быстрым и решительным шагом поднялся на пятый этаж, позвонил в дверь. Картина повторилась, только теперь она спросила: "Шо опять?". "Где твой сын?!" - жестко проговорил ты.
"Какая у вас чудесная дочь" - улыбаясь, говорили вслед этой счастливой матери, которая еще несколько лет назад была такой несчастной. А теперь она вела за руку белокурую кудрявую девочку, с большими голубыми глазами, обрамленными длинными ресничками. Она шла по узкой дороге местного парка по направлению к школе, встречать своего сына, который еще казалось недавно, чуть не отправился на тот свет. Кто бы мог подумать, каким счастьем обернется ее горе. Она все время думала, о том мальчике, который стал донором для ее сына. Они даже как-то приезжали в гости этот мальчишка со своей мамой. Все вместе они сидели в саду на траве, в воздухе стоял цветочный запах, и смеялись над тем, что когда их дети вырастут девочка и этот странный, но забавный мальчик - донор поженятся, несмотря на их немаленькую разницу в возрасте. Но месяц за месяцем эти две семьи стали все реже встречаться, а только лишь переписывались, потом созванивались, а потом пропали друг для друга навсегда.
И конечно она не могла тебя забыть. Ты когда-то принес ей счастье. Она всмотрелась в твое лицо, ее глаза округлились, потом стали такими печальными. Женщина махнула рукой, приглашая тебя в квартиру.
Она по твоему согласию налила тебе чай в граненый стакан, на дне которого плавали белые хлопья и села за стол напротив тебя, натягивая на оголившиеся колени свой фиолетовый халат. Ты услышал очень длинную историю про ее дочь, половину слов ты не понимал, так как она говорила очень невнятно. Что-то там было с ней, резала вены, топилась и в итоге в день своего восемьнадцатилетия ушла в монастырь. А о сыне ни слова. Ты уже стал сомневаться, был ли он вообще. Вы перешли из кухни в комнату. Она достала стопку фотографий, упакованную в желтый конверт, из старого побитого трюмо. Столько их было. Ты пересматривал их очень быстро, выискивая на них ее сына. Но его нигде не было...не было ни в ее словах, ни на фотокарточках...словно он исчез в небытие, словно его и не было вовсе. Ты не решался спросить. Ты боялся ошибиться или принести ей боль воспоминаниями, ведь не известно, что было с ним потом. Женщина все время говорила, тыкала пальцами с длинными и грязными ногтями в фотографии и тяжело вздыхала. Потом она неожиданно повернулась к тебе и выпалила, словно так долго сдерживала в себе: "Где ты был столько лет, сынок?". Ты резко встал, фотографии с колен разлетелись по полу. Она схватила тебя за ногу и стала кричать: "Не уходи, не оставляй свою мать одну...". Ты со всей силы оттолкнул ее и направился к дверям. Опять бежать...но куда? "А вдруг она просто сошла с ума, и никакой я ей не сын, она просто спутала меня с ним..."Ты вернулся в комнату, она валялась на полу в той же позе, в которой и приземлилась, когда ты ее оттолкнул. Тебе стало ее жаль, хотя ужасное отвращение к ней ты тогда испытывал больше всего. Ты подошел к ней, закрыл глаза, затаил дыхание, чтоб не вдыхать отвратительный запах, что исходил от нее, обнял ее и прошептал: "не плачь мама, я вернулся".
Ложь, как сильно ты ее ненавидишь. Ты чувствуешь ее, как она колется. Ты с одного взгляда в глаза собеседнику мог распознать эту сладкую карамельку с горькой начинкой или наоборот горькую карамельку со сладкой начинкой. Тебе сложно смотреть в глаза тому, кто, глядя в твои глаза, лжет тебе без зазрения совести. И сам не знаешь почему, но ты не хочешь показывать, что уличил их в данном грехе. Тебе смешно и непонятно, зачем человек врет в таких мелочах, результат которых ничего ему не принесет, кроме того, что может создать впечатление положительного человека в чужих головах. А ты сам? Тебе самому не давали возможности соврать, точнее ты сам по себе такой, что врать тебе не приходится. Когда однажды, чтоб тебя скомпрометировать твой компаньон по работе спросил тебя о том, как ты относишься к своему начальнику, ты тихо и непринужденно ответил: "Никак". И ты не соврал, конечно. Именно так ты к нему и относился. Как и в прочем к остальным людям, которых ты знал лично. Хотя объективно твой начальник был еще той сволочью. Можно подумать, что ты равнодушный ко всем и тебя не волнуют личные качества тех людей, которые не по твоей воле находятся в твоем окружении. Нет, просто ты не видишь в этом смысла. Зачем тратить время на мысли и анализ всего того, что так ничтожно, на то, что исчезнет без остатка здесь, на этой земле, в этом безграничном на данный момент знаний, пространстве...
"Ты ведь мой сын?" - спросила она тебя с тупой надеждой в глазах. Так трогательно вы смотрелись со стороны. Ты на корточках и она лежащая на полу с приподнятым торсом и руками, вцепившимися в твои колени, служившими таким образом ей опорой. Твой замученный взгляд и ее полной надежды в том, что ты ее обманешь и скажешь да. И ты борющийся со своими принципами, суевериями и прочей ерундой...Что сказать? Все это бред...очередной сон, но надо ответить, чтоб узнать продолжение этой истории.... Ведь это только одна из целей, другая самая важная впереди. И она никак не касается этой истории. Здесь нет связи...это просто бред...
"Да, это я! Я же сказал, что это я!" - сказал ты со злостью, так как тебя заставили соврать второй раз. Она оглушительно засмеялась неестественным смехом плохой актрисы. "Расскажи мне, куда я исчез? Расскажи мне, умирающая женщина!"- кричал ты, схватив ее за плечи, и тряс, словно отец, который нашел пачку сигарет у своего малолетнего сына. Она успокоилась от своего театрального смеха и, улыбаясь во весь рот, пообещала рассказать тебе все как было...
Собирай мозаику абсурда,
Бери безмолвно смерти риф.
Лепи из глины цели груды,
Играй бессмыслицы мотив.
Усни, чтоб было очень тихо,
И заберись в карманы снов
Они тебя подскажут быстро
В каком ты точно из миров.
Тик-так, тик-так, а время не остановить...оно стреляет в вечность...
..."Если бы у меня была книга судеб, я бы, скорее всего, не стояла на коленях и не молила бы подарить мне две жизни, которые убили меня. Он ушел из дома еще до того, как дочь ушла в монастырь" - закончила она свой малоинформативный рассказ, во время которого она, словно прозрела и вырвалась из своего образа безжизненной, убитой спиртным, несчастной женщины. "И я теперь одна!"- после долгой паузы торжественно произнесла она и вернулась в свой сценический образ: женщины умирающей в своем заношенном фиолетовом халате.... И она умерла. Умерла сразу после того, как ты захлопнул за собой дверь. Умерла, растворилась в своем собственном абсурде, так что, милиция, которую вызвал сосед по этажу и иногда по кровати, не смогла найти тело этой бедной женщины.
Ты медленно шел по тропинке, протоптанной тысячью парой ног где-то между реальностью и ее обратным отражением, потерянный в пространстве и во времени... Но верующий в свое предназначение! Шел с огромным желанием реализовать свои маленькие цели перед той огромной, чтоб как-то занять свое время, чтоб отвлечься от мыслей, уводящих тебя от твоей миссии. Ты чувствовал себя победителем в этой социальной игре, хотя игры и не было вовсе. Разве что только это были игры твоего разума, твоей души, твоей беспредельной веры в себя...
Ты продолжил свои поиски дома. Очень простым путем, с которого ты мог бы начать изначально, но тебе было интересно идти другим.... Ты быстро набрал на клавиатуре имя и фамилию этого человека, которому ты дал жизнь. Их было очень много, этих людей... "Если бы им всем я дал жизнь" - непроизвольно подумал ты. В строке поиска вместе с именем и фамилией ты набрал названье города, в котором он родился. "Тринадцать жертв опасного маньяка..." - самая первая строчка с совпадениями по твоему запросу. "Бред"- прошептал ты, - "полный бред". Ты кликнул по этой, на твой взгляд, бредовой ссылке. Каждая прочитанная строчка этой статьи приводила тебя в дикий ужас. Ты замер на месте, твое лицо загорелось, по телу пробежала дрожь. Ноги сковало временным параличом, в висках застучало, тебе казалось, что твой череп кто-то сжал огромными металлическими клещами... "...все тринадцать без вести пропавших детей найдены, закопанными в...их тела изуродованы...следственная группа не могла поверить, что все это было совершенно одним человеком... он должен обладать невероятной силой...обычный рабочий родом из провинциального города... никто не мог поверить в то, что он на такое способен... после долгих допросов он во всем сознался... он не жалел о содеянном поступке... им вершило желание убивать... милиция вовремя остановила попытку родителей погибших детей свершить самосуд над преступником..."...
"Это не он, не может быть", - мотал ты головой и без конца твердил эту фразу. "Не может быть, не может быть, не может быть". Все данные имени, фамилии и города, где он родился, совпадали. Ты медленно сполз со стула на пол. Воздух, тебе не хватало воздуха. Ты на коленях дополз до лоджии, так хотелось глотнуть чистого кислорода. Со всей силы, что у тебя была, все также стоя на коленях, ты толкнул рукой дверь лоджии, раздался оглушительный грохот и дребезжание стекла. Ты ловил ртом воздух, которого тебе не хватало, в груди с левой стороны очень сильно закололо... ты схватил двумя руками то место, где кололо, словно хотел остановить боль, которая еще отдавала в виски.... Ты упал с колен, свернулся в клубок, прямо как ребенок в утробе матери. В ушах послышался сначала свист, а потом шум, он словно был двойной: одна часть шла из тебя и выходила через твои уши, а другая шла из вне и входила в твои уши, и эти две части слились в унисон и ты слышал его, как он громок, как он безобразен, как он пуст, как он давит и убивает тебя этот шум... Безумная физическая боль, которую ты испытал впервые, парализовала твое крепкое тело, ты сильно сжимал глаза, ты видел свет, который проникал сквозь кожу твоих век, и этот свет был красным, по нему то возникали, то исчезали желтые пятна с дырами посередине. Потом боль стала затихать, она, словно, змейкой уползала, но оставляла еще свой хвостик с ядом на твоем теле. И ты уходил от нее, медленно разводя руками эти дыры в желтых пятнах, ты пролезал через них с такой осторожностью, чтоб не задеть их вязкие края. Пролезая сквозь эти пятна, ты натыкался на другие, такие же, как прежние. Их было бесконечно много, одна за другой, но ты все шел и шел, надеясь найти что-то другое, незнакомое тебе, может быть даже такие же пятна, но хотя бы другого цвета. И вот последняя дыра, ты пролез сквозь нее, и перед тобой возникло огромное пространство, заполненное прозрачным дымом, и посреди него большое белое окно, висевшее в воздухе. Форточка была приоткрыта, из нее дул легкий ветерок. Теплый ветер ласкал тебе лицо так приятно, что ты улыбнулся и закрыл глаза. Шум стихал и снова увеличивался...Ты видел, сквозь этот шум как разлагается мир, но только это был не весь мир, а твой личный мир, мир надежд, мир сдержанных эмоций, мир безудержной веры. За окном у большого старого тополя стояла та самая твоя Жанна Д'арк, она была одета в легкое ситцевое платье, ее белые руки были сложены на большом животе. Она улыбалась, глядя в бесконечность, она была так прекрасна, так красива, ты захотел ее обнять. Ты вдруг пожалел, что тогда ты оставил ее, так захотелось вернуть то время, когда ты мог сблизиться с ней, уйти от всех своих мыслей, которые пожирали тебя, делали тебя незаметным, ненавистным самому себе. На миг ты подумал, что это человеческий дар, средство адаптации смотреть на вещи и не думать об их абсурде, находить в них смысл, находить смысл в жизни, в смерти, в бесконечности потока времени.... Ты хотел, чтоб она увидела тебя, ты звал ее, но она все смотрела в даль и на лице ее была застывшая улыбка, и сама она постепенно замирала, пока не превратилась в бездвижную фигуру. Потом исчезло окно, рассеялся туман, и перед тобой возникло огромное поле, усеянное тюльпанами, ты увидел свою мать, которая аккуратно срезала цветы большими ножницами и укладывала в желтую плетеную корзину. Еще дальше от твоей матери стоял твой отец, держа двумя руками большие круглые часы, на которых было больше чисел, чем на обычных, они шли так же по кругу, но начинались с нуля и заканчивались большими числами, тебе было не сосчитать, сколько было отдельных цифр в каждой строчке, потом цифры стали перемещаться по всем часам, путаться, мешаться и внезапно посыплись вниз на тюльпаны и побежали в разные стороны, и твой отец устремился за ними, а потом скрылся за горизонтом. Потом неожиданно все цветы почернели, твоя мать упала на них, и все исчезло, словно закрылись занавесы театральной сцены. Теперь все стало белым, и ты увидел того мальчика, лежащим на кровати лысого с кислородной маской на лице. Он был таким, каким ты его запомнил, без искажений, так явно, словно ты вернулся в те времена. Тогда тебя водили из одного кабинета в другой, брали кровь то из пальца, то из вены, и ты не мог понять всей важности этих действий, а люди в белом их лица были такими серьезными и ты думал, что они вовсе не люди, а просто врачи, которые должны помогать бедным лысым детям. Потом появилась женщина в фиолетовом халате и вырвала кислородную маску с лица того мальчика. Он долго бился в судорогах. Ты внимательно пригляделся и уже увидел не того мальчика, а видел самого себя маленьким. Это ты лежал там без кислородной маски, корчась от дикой боли, от нехватки воздуха. Тебе так хотелось помочь самому себе, ты тянул свою руку, чтоб достать эту маску и снова надеть ее на лицо. На первый взгляд она была так близка, но рукой до нее было не дотянуться. Но ты не терял надежды, ты тянулся из-за всех сил, пока твое детское тело не превратилось в бездвижную фигуру. Потом вдруг резко все стало желтым, из того самого окна лился солнечный свет, такой яркий и насыщенный, словно солнце было на расстоянии всего лишь нескольких метров от окна. Стало жарко. И ты увидел свою тетушку с сигаретой, зажатой между пальцев. Она сильно смеялась и указывала тебе другой рукой, свободной от сигареты, куда-то вверх. Ты хотел обратить свой взгляд туда, куда она тебе указывала, но ты не мог задрать голову, словно у тебя вместо шейных позвонков была вставлена металлическая пластина. А она все тычет пальцем вверх и говорит своим взглядом: "ну посмотри же!". Никак, тебе никак и не удастся узнать, на что она тебе пыталась указать. И вот она исчезла, исчез желтый свет и на тебя полился дождь, таким потоком, словно вылили ведро воды. И ты побежал обратно, лез сквозь эти дыры, уже не так аккуратно, как шел туда. Эти дыры были нескончаемы, они были еще долго, пока все не исчезло.