Аннотация: В мире, в который ты попал - две России, каждая из которых жаждет стать единственной. В новом мире - плащи, шпаги и аристократы, завещанный тебе клан и таинственный Дар. В этом мире - все та же вечная битва добра со злом. И ты играешь за бобра.
Введение
(неизвестно где, неизвестно когда)
Боярин князя Воротынского Семён Адашев был изрядно пьян.
Это, казалось бы, совершенно незначительное событие тем не менее стало сенсацией - слуги только об этом и чесали языками. И немудрёно - все они, сколько бы не служили, пьяным барина видели впервые. Большинство из них совершенно искренне полагали, что одержимый воинскими искусствами и закалкой тела барин ничего крепче молока не употребляет.
И вдруг на тебе! Набрался. Да ещё в такой момент - когда барыня на сносях и вот-вот разродится.
Да и с кем набрался-то!
С побирушкой! С нищим, со слепым каликой-перехожим, которого и имени то христианского не было - кличка воровская, пустая котомка да полна голова вшей, вот и всё владение убогого.
***
Побирушка пришёл в усадьбу утром, встал на колени у крыльца и трудолюбиво гундел про 'хлебца бы, люди добрые, Христом-богом заклинаю и матерью его, богородицей, хлебца бы мне...'.
Никто на него особого внимания не обращал - в прошлом году был неурожай и по дорогам нынче много христарадников слонялось. Да и побирушка был не талантливый - на бандуре не играл, песен не пел, былин не читал и даже не матерился яростно. Ничего стоящего внимания, разве что страшные шрамы на лице. Да и сам побирушка просто скучно гундел. И никто его не слушал...
Кроме барина.
Тот как раз возвращался после традиционной утренней разминки с саблей - шёл голым по пояс, смущая дворовых девок чеканностью бронзовых от раннего загара мышц. Мимо побирушки он прошёл, не повернув головы.
И вдруг остановился, как обухом стукнутый.
Барин медленно повернулся, вперился взглядом в нищего и неверящим голосом спросил:
- Голобок? Голобок, это ты? Это же ты - голос твой!
- ...хлебца бы... Ась? Кто здесь?
- Голобок!!! - барин схватил вшивого побирушку за лохмотья, и встряхнул как мешок. - Голобок, ты что - не помнишь меня?
- Голос помню. - равнодушно ответил тот. - Чей - не помню. Хлебца бы мне - мабуть, и вспомнил бы. Брюхо у меня подвело, мил человек, два дня не жрамши.
- Эй вы! - бросив побирушку, барин повернулся в сторону наблюдавших за сценкой дворовых, и скомандовал: - Сейчас перекусить гостю, потом в баню его, а после бани - к столу ведите. Стол богатый накрыть. Всё, бегом!
Дворня кинулась врассыпную заполошными курами - когда барин говорил таким тоном, ни медлить, ни задавать вопросы не стоило. А барин наклонился к нищему и тихо сказал:
- Голобок, это я - Молок.
- Молок? - тупое и забитое выражение лица побирушки на миг исчезло, и губы скривились в высокомерной усмешке. - Надо же. Выжил, значит?
И тут побирушка сделал такое, что учини это кто из дворни, уже через миг бы кровью харкал и зубы сплёвывал. Он положил барину на лицо свою грязную ладонь и быстро, но чутко ощупал. После чего сплюнул и сказал:
- А ты заматерел, пацан.
И боярин это стерпел!
***
Вот с этим-то вшиварём барин и пил второй час. Что там происходило за закрытыми дверями - всем было неведомо. Собутыльники говорили негромко, а подслушивать дураков не было - нрав у барина был крут, а чутьё на подгляд да подслух - как у зверя дикого.
Меж тем в комнате ничего необычного не было. Два мужика сидели за уже порядком растерзанным столом и вели размеренную беседу. Даже языки заплетались не сильно, и лишь красные рожи свидетельствовали о том, что мужчины не только едят.
Вот и сейчас хозяин в очередной раз разлил по кубкам, собутыльники молча кивнули друг другу, и, не чокаясь, опрокинули содержимое внутрь.
Слепой, явно изучивший уже, где что на столе стоит, зацепил квашеной капусты, захрумкал и изрёк, наконец, с невесть откуда взявшимся достоинством:
- Хороша капустка у тебя, хозяин. Так, значит, сыскным меня не сдашь?
- Сыскным не сдам, - хозяин жевал расстегай, и оттого говорил невнятно. - А вот в рожу, пожалуй, дам. Как не дать гостю дорогому, если он ещё раз разговор про это заведёт? Не сдам я тебя, Голобок, не сдам! Не так много нас под небом ходит, чтобы ещё прореживать.
- Одиннадцать. - сказал нищий и ухмыльнулся нехорошей, волчьей усмешкой.
- - Чего? - боярин посмотрел на гостя мутноватым взором.
- Одиннадцать, говорю, нас осталось. Тех, кто жив или может быть жив. Если, конечно, твой приятель из мёртвых не воскрес.
- Не воскрес. - мрачно ответил Семён. - Не довезли тогда Василия Семёновича. В дороге богу душу отдал. Давай помянем его, что ли?
И хозяин опять разлил.
- А и помянем, - согласился нищий, цапнув серебряный кубок. - Хоть и пёс был Швих, а стойкий. Помин души заслужил. А что до лекарни его не довезли - неудивительно. Вас обоих тогда на телегу загрузили - ну трупы трупами. Ей богу, в гроб краше людей кладут. Мы и тебя за мёртвого держали.
Выпили, заели.
- В общем, одиннадцатый ты. Волк, Рубец и Крапива всё ещё в Диком Поле и даже воюют ещё, говорят. До чего всё-таки человек живучая скотина - прямо удивляюсь я ему. Черёмный через полгода к татарам в плен угодил, жив или нет - не ведаю, но на всякий случай среди живых числю. Вихор пять лет назад выкуп выслужил, документы себе выправил, сейчас, говорят, в Москве осел, школу сабельного боя держит. Псов драться учит, гнида! Он всегда гниловат был.
Голобок зло сплюнул на пол, растёр плевок драным лаптем и продолжил:
- Азат, татарин наш, что единственный живым тогда остался, сразу после этого из джигитов выписался к чертям собачьим. Он ведь на калым к тому времени собрал уже, ну и мы с ребятами ему скинулись - он хоть и бусурманин, а свой, как-никак. Побратим. В общем, не нищим Азатулла ушёл. В Степи кочует, разбогател, баем стал, третью жену, говорят, недавно взял. А все остальные в земле уже, червей кормят. Сам знаешь, Молок, тумаки долго не живут.
Побирушка замолчал.
- Ты сказал - одиннадцать - напомнил боярин.
Нищий молча сунул хозяину кубок, тот, не спрашивая, набулькал ему и себе. Выпили.
- Ну а что одиннадцать? Мы со Стригой и Двойным через три года после этого в побег с Засечной Черты ушли. Не выдал нас тогда Господь - гость размашисто перекрестился - все до Руси живыми добрались, никого тогда псы по дороге не приняли. Здесь, на Руси - сразу разбежались, где они, и что с ними, про то не ведаю.
Слепой помолчал, хозяин не перебивал.
- Мне, сам видишь, не повезло. Сыскные меня в норе обложили после дела одного громкого. Я через дальний отнорок выскочить хотел, да у них, видать, свой человечек в нашей ватаге был, и все им про мою нору обсказал. В общем, прямо на чароплёта я тогда выпрыгнул. Да и чароплёт не простой меня ждал, я никогда такой быстрой волшбы не видел. В общем, успел он мне, гнида, огненным шаром очи выжечь, прежде чем я его кончил. Я тогда водой ушёл, но на том моя война и кончилась. У меня Дар хоть и не из простых, а глаза заново отрастить не позволяет. Вот и христарадничаю третий год уже. А что делать? В землю не хочу, не нажился ещё.
Помолчали. Вдруг лицо бывшего разбойника озарила усмешка.
- Кстати, знаешь что, Молок? Люди бают, что Стрига в наших краях объявился. Да не один, а банду собрал из тумаков, натаскал молодняк. Может, и встретитесь ещё, а? Чем чёрт не шутит, когда бог спит. Стригу-то помнишь?
- Помню, - глухо уронил Адашев, и замолчал. Давно забытые, казалось, картины вновь всплыли в памяти как живые...
***
Это было семь лет назад, когда нынешний матёрый боярин был самым что ни на есть зелёным пацаном - чистый жеребёнок-стригунок пятнадцати годов от роду. И именно Стрига тогда превратил жизнь молодых недорослей в ад.
На Засечной Черте юный сын боярский Семён Адашев и его сосед и лучший друг, молодой князь Василий Семёнович Одоевский по прозвищу Швих оказались случайно. Им просто не повезло.
Отец Швиха, старый князь Семён Одоевский был на ножах со своим соседом - князем Дмитрием Петровичем Лопатой из рода Пожарских. Вражда между ними возникла ещё в молодости и с годами только множилась и накалялась. Пару раз дело доходило до сабель и раз десять - до кулаков. До убийства, правда, не дошло, другие князья их растаскивали - благо, соседи сталкивались только на воинских сборах, да в Думе. Зуб, правда, каждый из них заимел на другого - как у зверя моржа, что живёт в Студёном море. Рано или поздно этот раздор должен был закончиться плохо.
Так оно и случилось.
За несколько лет до того, когда дружки Сенька Адашев и Васька Одоевский должны были впервые выехать в полк и начать свою воинскую службу, царь Шуйский издал указ, запрещавший ставить дворянских недорослей командовать людьми без прохождения испытания.
Испытание надлежало сдавать местному воеводе, и оно включало в себя, помимо демонстрации Дара и воинской выучки, месячную службу в войсках в специально введённом чине 'соискателя'. И лишь по истечении четырёх недель и после того, как воинский начальник в чине не ниже пятисотенного головы признает 'пробную службу' недорослей зачтённой, соискатель получал чин 'десятника' и первых людей в подчинение. И начиналась нормальная воинская служба.
Но друзьям не повезло.
Воеводой в тот год был князь Дмитрий Петрович Лопата. Который, узрев сына злейшего врага, ажно заржал от радости. И, вместо того, чтобы отправить отрока, как всех остальных, в местную дружину, выписал ему грамоту на прохождение соискательства на Засечной Черте. И приятеля его отправил туда же - за компанию.
Парни, по молодости и глупости, просто плечами пожали - в Черту ехать, так в Черту, какая разница, где месяц службы мыкать? И даже не обратили внимания на взгляд, которым их проводил древний плешивый подьячий, выписавший подорожную.
А смотрел старый бывалый дядька на них - с соболезнованием.
***
Что такое Черта - им доходчиво объяснили уже на месте.
На Засечной тамошние командиры долго разглядывали грамоту и подорожную - чуть не на просвет. Потом шушукались и крутили пальцами у виска. Потом определили наконец в полк левой руки. Потом непосредственный начальник отвёл соискателей в какой-то сарай, велел натаскать сюда сена, сидеть тихо и нос из сарая не высовывать. Разве что раз в день вышмыгнуть как мышка - за стряпнёй горячей на кухню сходить, ну и оправиться по дороге.
Княжич не выдержал, и поинтересовался, за что им такую странную службу определили.
- Так ведь здесь ублюдки на соседней позиции стоят, - охотно пояснил им воевода полка левой руки, матёрый воин с выбитым глазом и страшным шрамом через всё лицо. - Если вы им в руки попадёте - живьём на ремни порежут. Они дворян люто ненавидят и 'псами' кличут. Нет, если я, допустим, вовремя про то прознаю, я вас, конечно, отбить попытаюсь, раз уж вы у меня в полку числитесь. Но я ведь могу и не успеть. И вообще поймите - вы пока никто, и звать вас никак. Вы - мясо.
На недоумевающие взгляды воевода только хмыкнул:
- Это Черта, дураки. Здесь Смерть рядом ходит - только руку протяни. А перед Смертью, сукой старой, все равны. Ей поровну - князь ты или холоп. А жить всем охота, потому народ здесь бережётся, и без нужды никуда не лезет. А уж за тех, кто никто, никто и не встанет.
Ублюдки это понимают - у них-то порядки ещё суровее, у них там вообще Ад Опричный. Поэтому старослужащих они трогать боятся - за тех побратимы сабли из ножен вытянут и мстить пойдут, и никакие приказы никого не остановят. А вот такие птенцы желторотые, как вы, за кого встать ещё некому- любимая их добыча. Поэтому не множьте мои хлопоты - сидите здесь и не отсвечивайте. Если бы вас ко мне нормально служить прислали - я бы, конечно, из вас нормальных воинов делать начал. Но вы ко мне только на четыре недели, а это вообще ни о чём. Поймите, вы вообще - хер знает кто такие, таких, как вы, здесь отродясь не водилось. Поэтому сидите в сарае как мыши, если живы останетесь - через четыре недели выпишу я вам грамоту и отправлю домой восвояси. Какой дурень вас вообще сюда прислал? Это ж надо удумать - соискателей на Черту!
И, глядя на вытянувшиеся лица друзей, добавил:
- А вы как хотели? Это Засечная Черта, здесь князь, не князь - всем насрать. Здесь у всех первое время задача одна единая - выжить. Когда месяца три здесь проживёшь - можно начинать аккуратно башкой вертеть. А до этого - даже моргать опасайтесь.
***
Отсидеться у друзей не получилось - сначала почти все дворянские полки сдёрнули затыкать прорыв, который татары учинили под Белоколодском. А на следующий день воевода лично явился в их сарай, снял шапку, как при покойнике, и сказал:
- Не повезло вам, говнюки. Приказ мне сверху пришёл - срочно гонцов отрядить, грамоту надо воеводе в Коротояк доставить. А мне, окромя вас, и послать-то некого - сами видите, лагерь как метёлкой вымели. Сами вы нипочём не дойдёте, а единственная оказия - в Коротояк сотню ублюдков перебрасывают. Придётся вам с ублюдками идти, они через час выступают. Времени нет, собирайтесь, пошли туда, а я пока вам по дороге обскажу подробно, как себя с ублюдками вести, чтобы живыми остаться. Да не дрейфьте вы так. Ну помрёте, и что? Все мы рано или поздно сдохнем, а идти до Коротояка всего два дня. Может, и пронесёт Господь.
***
И ведь почти пронёс! Ублюдки хоть и были злые в предвкушении передовой, но к дворянским недорослям особо не цеплялись. Судя по всему, сработало выступление воеводы. Старый вояка в последний момент всё-таки пожалел пацанов и выступил перед ублюдками с программной речью. Очень короткой:
- Вы меня знаете, тупаки. Уже полтора года знаете. Это мои люди, я за них вписываюсь. Если они живыми не дойдут, я найду - кто - и порву. Вы меня знаете.
- Не пугай, пёс! - крикнул кто-то из толпы. - Пёс волкам зубы не показывает!
Но воевода, не обращая на крики внимания, подтолкнул недорослей к ублюдочному сотнику, повернулся и ушёл, не оглядываясь.
Сотник мазнул по отрокам безразличным взглядом, и склонился над грамотой.
- Так... Сотник - один, урядников - пять, бойцов - девяносто восемь. Все оружные. Теперь приданных сочтём. Лекарей четверо, неоружные, обозный один - неоружный, три посыльных джигита из татар, оружные. Курьеры, двое - короткий взгляд на сабли - оружные. Все на месте.
Он поставил галку и, повысив голос, заорал:
- Выступаем! Шевелим ходулями, раньше выйдем - раньше придём!
Идти вместе с ублюдками было тяжко. Одной из веток семёновского Дара было Чутьё, и сын боярский когда-то вбросил туда пару очков. Поэтому сейчас внутри его головы безостановочно визжал сигнал тревоги, сообщая, что вся эта разношёрстная гомонящая толпа, больше всего напоминающая скоморохов, обряженных в разноцветные тряпки - очень, очень, очень опасные люди. С очень неблагоприятными намерениями.
Но истерику Чутья ещё можно было пережить. Хуже было другое - один желающий стать рваньём для воеводы всё-таки нашёлся. Его звали Стрига и на первый взгляд он был серым и неприметный парнем.
Но лишь на первый взгляд.
К вечеру первого дня Семён выучил каждую морщинку на неприметном лице Стриги - так ему мечталось разбить эту харю в кровь. На марше Стрига тенью следовал за 'пёсиками', возникая то справа, то слева, и безостановочно сыпал оскорблениями.
И не было в мире такой мерзости, которую, если верить Стриге, не проделали бы матери наших героев с ослом и козлом.
И хотя воевода загодя предупредил отроков о подобной тактике, ровно как и о последствиях нарушения принципа 'на слово отвечать словом, на дело - делом', всё равно ближе к вечеру Оболенский не выдержал. Сыну князя было особенно тяжело переносить льющийся поток грязи, ведь фантазия Стриги казалась неистощимой, а процессы он сочно описывал во всех деталях.
Выхватив саблю, Василий кинулся было на ублюдка, но был мгновенно скручен и обезоружен сослуживцами Стриги.
Сам охальник смотрел на бьющегося в захвате Ваську спокойно и, пожалуй, даже равнодушно.
- Ты покойник, княжич. - Стрига говорил совершенно ровно, он не угрожал, а именно что информировал. - Всё будет по уставу, сразу после марша я стребую с тебя 'дело за дело', свидетелей достаточно. Так что от поединка тебе не отвертеться.
Он повернулся к Адашеву.
- Ты следующий, пёс. Хотя какой ты пёс? Ты щенок слепой, молокосос. Хотя даже молокосос для тебя слишком щедро. Ты - Молок.
И щедрый поток грязи полился снова, но теперь - в одно лицо.
***
К обеду следующего дня Адашеву казалось, что он сходит с ума. Стрига был неутомим и вездесущ, как дьявол-искуситель в рассказах их сурового деревенского батюшки. Он то шептал в ухо, то, напротив, отъезжал на коне подальше и громогласно сообщал всем детали тайных привычек дворянского недоросля. Народ ржал аки конь и бился об заклад - когда щенок сломается. В том, что сломается, никто не сомневался - Стрига при всех пообещал дожать его до прибытия в Коротояк, а неприметный ублюдок был, как выяснилось, местной знаменитостью. Подобными вещами он промышлял давно и осечек ещё ни разу не давал. В общем, на Адашева все смотрели с живейшим интересом, а на Оболенского - как на живого покойника.
Однако на сей раз Стрига как никогда был близок к фиско. До Коротояка оставалось чуть больше часа пути, а Семён всё ещё держался. Давление было непомерно тяжёлым, и Адашев готов был голову заложить - Стрига при прокачке Дара каким-то образом умудрился развить запретную ветку воздействия на чужой разум. Подросток понимал, что вот-вот сорвётся, и держался только на своём легендарном упрямстве, за которое мать лет с пяти звала его 'поперечиной'.
Всё изменило появление дозорного, который скакал так, как будто за ним гнались все демоны ада. Хотя никто за ним не гнался - отряд как раз шёл по степи в промежутке между двумя лесами, и всё вокруг прекрасно просматривалось.
- Татары в лесу!!! - орал дозорный. - Много, не меньше тумена! Наших всех положили, я один утёк!
***
После этого крика события сорвались в какой-то совсем немыслимый галоп, и память Адашева хранила только какие-то обрывки происходящего.
Вот сотник, привстав на стременах, смотрит, как из ближнего леса выскакивают низкорослые татарские лошади, а сидящие на них всадники в овечьих шапках ликующе кричат.
Вот заполошная суета и крики:
- В лес! В лес бечь надо!
- Да какой лес, у нас только треть конных. Не добежим, по дороге всех вырежут!
- Только что справа ложбинка была! Неглубокая, но хоть что-то!
- Точно! Ложбинка!
- Кому стоим? Бегом! Бегом!!!
Вот заполошный, безоглядный бег, в который сорвалась вся сотня, в едином порыве рванувшая в сторону неприметной ложбинки.
Вот жалобные, отчаянные крики лошадей, которым резали горло, едва соскочив со спины. Трупы коней спешно укладывали по верху неглубокой ложбинки - это был единственный способ хоть как-то уберечься от стрел кочевников и огненных шаров татарских чароплётов.
- Лекарей! Лекарей в середину прячьте! Урядник! Кобылыч, твою мать! Твои два десятка за них отвечают. Надо будет - телами своим закроете, нам без них полный карачун сразу настанет.
Вот они с Васькой лежат за чьей-то буланой кобылкой, наблюдая страшное зрелище - как безбрежная татарская конная лава разливается по степи. От топота копыт земля начала дрожать, как испуганная девчонка, и казалось, нет в мире силы, способной остановить этот порыв.
- Кажись, добегались мы. - весело сообщил Стрига, падая рядом с Адашевым. - Что, пёсик, страшно? Татар тысячи две, не меньше. Набег это, щенки, полноценный набег, а мы у них на пути оказались. Сейчас нас в землю вобьют, и дальше поскачут. Если сумеют, конечно.
И, повернувшись назад, ублюдок заорал:
- Голобок! Голобок, блуднин сын! Где ты там со своим луком ходишь? Бить пора.
И впрямь - со всех сторон застучала спускаемая тетива, да с негромким шмелиным гудением уносились в полёт огненные шары, запускаемые чароплётами ублюдков...
Вот третий или пятый приступ татар. Визжащие кочевники бегут, переваливаясь на кривых ногах, и размахивая кривыми же саблями. Самые ушлые держались за спинами товарищей и пытались выдернуть русских арканами. Выхваченным мгновенно отрезали голову - хан Гирей придерживался принципа строгой отчётности, не предъявив голову кяфыра, нечего было и рассчитывать на вознаграждение.
Именно в третий (или пятый?) приступ Семён отсёк лысоватому татарину руку с пикой, которая в следующий миг должна была проткнуть замешкавшегося Стригу. Ушлый ублюдок всё углядел, но вместо того, чтобы поблагодарить, крикнул:
- Я тебя за это, Молок, на час позже убью. Извини, но не люблю я ваше собачье племя. Не люблю.
Потом, когда они в перерывах между приступами лежали, отдыхиваясь, на истоптанной и скользкой от крови траве, Стрига вдруг спросил:
- А вы в ратном деле шарите, Молок. Что ты, что приятель твой покойный. Откуда бы? Вы ж сосунки.
Васька бы непременно полез выяснять отношения, но уже дважды раненый к тому времени Оболенский как раз забылся в тревожном беспамятстве. А Семён слишком устал, чтобы ругаться.
- Я Адашев, - просто ответил он ублюдку. - Если ты такой любитель подраться, про наш род должен был слышать.
- Слышал, и не раз. - спокойно кивнул тот. - А покойник?
- А Швих князя Семёна Оболенского старший сын. Дядька Семён - мужик вредный и упрямый, поэтому врагов у их дома - как у сучки блох. - сам не зная почему, разоткровенничался соискатель. - Вот он наследника с малолетства воинскому бою и учил, лучших учителей брал. А за малейшую промашку - драл как Сидорову козу, и орал на всю усадьбу: 'Или ты, или тебя, понял, сына? По-другому в этой жизни не бывает!'.
- Смотри ты, - цокнул языком ублюдок. - Князь, а шарит. Так и есть. Чему-то вас и впрямь обучили, только это ничего не меняет. Я вас всё равно обоих кончу. Именно потому, что или ты - или тебя.
Семён не стал спорить - за это время у него было немало случаев увидеть, чего стоит Стрига в бою. Ни он, ни тем более Васька, ублюдку были не соперники.
К рассвету Стрига стал командиром - бредивший всю ночь сотник наконец-то отдал богу душу. Власть перешла к первому уряднику, то есть к Стриге.
- Слушайте меня, тупаки! - сразу сказал он. - Расклад у нас хреновый. Подмоги из Коротояка не будет, раз до сих пор не прислали - тот фейерверк, что мы здесь устроили, слепой бы заметил. Это раз. Ещё один день мы в этой ложбинке не усидим - без воды сдохнем. Это два. Выход один - идём в Коротояк сами.
- Как сами? - ахнул кто-то.
- А так! - волком ощерился Стрига. - Обыкновенно. Строимся в каре, и идём, от татар отбиваясь. Здесь недалече - может, и дотопаем.
- А раненные? - степенно поинтересовался какой-то пожилой ублюдок.
- Раненых, кто ходить может - в середину. Лекарей с ними. - ответил урядник. - Лежачих...
Он помедлил секунду.
- Лежачих сами добьём, чтобы без мук отошли, и здесь бросим, - безжалостно пояснил он. - Иначе мёртвые живых за собой утянут.
***
Того страшного марша по степи до Коротояка Адашев почти не помнил - почти в самом начале он получил по голове татарской саблей, только крепкий череп и спас. Поэтому сознание мутилось, и видения смешались с явью. Семён к раненым не ушёл, шёл в каре, рубил и колол, но совершенно не помнил себя.
Потом, в лекарне, когда он малость оклемался, ему рассказали, что из сотни живыми до Коротояка дошли 36 человек - все раненые, многие - многократно. Легли бы и они, но коротоякский гарнизон спас. Когда те узрели этот 'марш живых мертвецов' - высыпали на вылазку из ворот, не слушая осторожного начальства. Отбили остатки сотни у татар, и затащили в город, а без того - не дошли бы.
Но этого Семён уже совсем мне помнил - возле города его всё-таки приложило до беспамятства.
Как шепнул ему потом лекарь-ублюдок - дотащил его до города Стрига.
***
Боярин князя Воротынского Семён Адашев тряхнул головой, прогоняя воспоминания.
Нет больше того пацана, потерявшего лучшего друга, и повзрослевшего за неделю на десять лет. Есть матёрый воитель Семён Адашев, видевший с тех пор десятки, если не сотни стычек и боёв.
- Стригу помню. - повторил боярин.
Потом посмотрел на гостя и спросил:
- Тебе как, по дорогам таскаться ещё не надоело? Может, у меня останешься, поживёшь спокойно? А, Голобок? Что я тебе - миску щей и кусок хлеба не найду?
Но слепой, не прекращая жевать, помотал головой. Потом выбрался из-за стола, и отвесил поясной поклон хозяину.
- Спасибо тебе за хлеб, за соль, Молок. Но остаться - не останусь. Волк псу не служит.
Адашев неловко пожал плечами, позабыв, что гость этого не видит. А Голобок сказал:
- Пойду я. До ворот доведёшь?
Прощание получилось скомканным, но быстрым. Голобок дружески толкнул хозяина кулаком в плечо, повернулся и пошёл по дороге, постукивая перед собой посохом.
А Адашев замер в воротах, и лишь растерянно крикнул вслед:
- Ты заходи, ежли что...
И тут же повернулся на голос:
- Барин! Барин! - от усадьбы к воротам бежал дворовой парень, которого звали так же, как и хозяина - Сенька.
- Через четыре минуты. - безапелляционно отчеканил стрикашка. - Умрёшь ты через четыре минуты.
Не, ну нормально разговор начался? Просто прекрасная фраза для знакомства. Так или примерно так подумал Егор, но сказать ничего не успел - собеседник опять подал реплику.
- Что завис? - поинтересовался старческий голос откуда-то сзади. - Не веришь, что ли?
Егор промолчал, лихорадочно пытаясь понять, отчего вокруг полная темнота, где он вообще находится и почему не может пошевелить ни языком, ни мизинцем. Какой-то странный предсмертный бред.
- Ах да, ты уже на ступоре, - вспомнил собеседник, - Ну оно даже и к лучшему. Помолчи пока, послушай старших разумные речи.
"Деньги в сберкассе должен беречь ты" - мысленно закончил стишок Егор. "Откуда я знаю этот стишок? Господи, какого только мусора нет в моей голове, -подумал он. - Интересно, это я умудрился заснуть, несмотря на боль, или происходящее - это всё-таки предсмертный бред?".
- Ни то, ни другое! - огорошил его старичок, не то прочитав мысли, не то просто угадав. - Я просто поставил твою жизнедеятельность на паузу, чтобы спокойно мысленно пообщаться - обрати внимание, ты ведь даже не дышишь. Кстати, это заклинание ману жрёт как не в себя, а мне тебя ещё перебрасывать, если договоримся. Поэтому давай-ка ближе к делу. Сейчас ты соберёшь мысли в кучу и внимательно выслушаешь меня - даже очень внимательно, это в твоих же интересах. Потом я отвечу тебе на один - и только один! - вопрос, вторым шагом ты мне дашь согласие либо откажешься, затем я принимаю окончательное решение, и в зависимости от этого решения ты отправишься либо в мир иной, либо в иной мир.
Так или иначе - твоя короткая 15-летняя жизнь практически закончилась, прими это как данность.
Полагаю, что твоя скорая смерть сюрпризом для тебя не является. Не маленький, сам давно понял, к чему всё шло в последние дни. Думаю, за двенадцать лет скитаний по больницам ты про свою любимую болезнь знаешь всё лучше иного врача.
У меня же есть возможность выдернуть твоё сознание из умирающего тела и перебросить его в другое тело в другом мире. Расшифровывать не буду, всякой японской многотомной галиматьи про перерождение в другом мире ты читал достаточно. В общем, я и есть тот самый грузовик, что сбивает попаданца.
Кто я такой - тебе знать не нужно и даже вредно. Но полезно знать, что я не один, и в данную минуту мой антипод примерно то же самое рассказывает твоему возможному сопернику - возможно даже, в соседней палате. По крайней мере это точно происходит в России, оба попаданца должны быть из одной страны, это обязательное условие. И попадаете вы тоже в Россию, только немного другую.
В эту игру мы играем не первый, и даже не сотый раз, причём я всегда играю белыми. Да, да, это та самая многократно осмеянная в твоём мире борьба Добра со Злом, она же битва бобра с козлом.
Могу тебя обрадовать - ты играешь за бобра. Поздравляю, Жорик, ты бобёр! Поэтому должен совершать добрые поступки.
Если бы Егор мог, он бы саркастически хмыкнул. А старик как будто подслушал. Хотя почему "как будто"? Наверняка ведь, пользуясь случаем, копался в его голове, как в своём кармане, старый прохиндей.
- У тебя, я вижу, возник закономерный вопрос - зачем тебе это делать? Нафига тебе этот геморрой с переводом старушек через дорогу и вытиранием сопелек лузерам? - ехидно поинтересовался старикашка. - Охотно объясню.
Я бы мог, конечно, воззвать к твоей совести, но не буду - апелляция к морали и нравственности в этом мире плохо работает. Поэтому я зайду с другой стороны - со стороны целесообразности.
В мире, куда я тебя могу отправить, тебя будут пытаться убить. Причём в любой момент, причём самые разные люди, причём с пугающей здешнего обывателя регулярностью. Забудь санаторно-вегетарианские отношения между людьми, устоявшиеся в твоём уже почти бывшем мире, где мужчине можно прожить жизнь, ни разу не получив кулаком по лицу. Плюнь на них слюной. Там такого точно не будет, и булки расслаблять настоятельно не рекомендую.
А что же делать? - спросишь ты. Как обезопасить свою шкурку от не предусмотренных проектом дырок?
А я тебе объясню!
ЛитРПГ, сколько я знаю, ты тоже читать любил? О, да! Андрей Красников и Дем Михайлов - с пониманием, как говорил один мой приятель. Так вот - если бы предлагаемая тебе игра продавалась в Стриме, в аннотации было бы написано "с элементами РПГ". Нет, нет, не пугайся, прокачиваться тебе не придётся. Вернее, ещё как придётся, если жить хочешь, но - исключительно по старинке, безо всяких простыней с цифрами, навыками и умениями.
Всё будет проще и одновременно сложнее - за каждый добрый поступок тебе будет начисляться определённое количество очков. За каждый злой - очки, наоборот, будут списываться со счёта. И даже не спрашивай, по какому алгоритму всё рассчитывается! Просто прими как данность - всё начисляется и снимается честно, не первый век играем. Можешь сам проверять, если не лень. Чтобы увидеть, сколько очков у тебя на счету, нужно произнести фразу "Мастер, баланс" - можно даже мысленно. И ровно на секунду перед глазами появится цифра твоего счёта.
У твоего соперника, сам понимаешь, всё будет наоборот - зло в плюс, добро в минус, поэтому он всегда готов на подлости, на гадости и на низости. Вылитый Карабас в твоём любимом фильме.
Теперь о том, зачем тебе эти очки. Не скрою, мы с моим... визави, будем внимательно за вами наблюдать. И не просто наблюдать, но и активно вмешиваться в действие - это наша любимая игра и она только начинается. Я буду подыгрывать тебе, он - соответственно, своему "козлу".
Вот только каждое наше вмешательство стоит денег, в смысле - очков на счёте. И чем серьёзнее будет моё вмешательство - тем больше очков спишется с твоего счёта. Поэтому в твоих же интересах иметь на счету как можно большую цифру, чтобы я в случае форс-мажора мог вытащить тебя даже из самой глубокой задницы. А ты там окажешься - даже не сомневайся, твой соперник об этом позаботится.
Каждому из вас выдаётся стартовый капитал - 100 тысяч очков, а дальше только от тебя зависит - растратишь ты его или приумножишь. Кстати, за каждую секунду этого инструктажа у тебя списывается десять очков. Но ты не переживай - лишнего я не задержу, я довольно опытный тренер, хе-хе.
Решения о вмешательстве и списании средств, ты уж прости, буду принимать я - на том простом основании, что в этой игре разбираюсь лучше тебя на несколько порядков, ты, боюсь, просто ошалел бы от одного количества векторов вероятностей, с которыми нам приходится иметь дело, не говоря уже о том, чтобы с ними работать.
Но есть нюанс...
Тон невидимого собеседника неуловимо изменился, Егору даже показалось, что старикашка наконец-то прекратил ёрничать и заговорил серьёзно.
- Мне, в отличие от моего соперника, нафиг не нужны бессловесные рабы.
Мне нужны союзники, причём союзники думающие и играющие не за страх, а за совесть. Я привык уважать тех, с кем делю риски игры, и признаю за тобой право иметь собственное мнение и делать самостоятельные ходы.
Поэтому ты сможешь вмешаться в игру.
Если то, что собираешься сделать, будет чрезвычайно важным для тебя - вот прямо совсем-совсем важным - ты можешь произнести: "Мастер, я иду ва-банк" и назвать конечную цель. После этих слов озвученная цель становится безусловным приоритетом, и я начну помогать тебе всеми доступными средствами - вплоть до полного обнуления счёта. В этом я ручаюсь тебе своим словом.
И это абсолютно нематериальное поручительство прозвучало неожиданно весомо. А старичок меж тем продолжал.
- Но имей в виду - произнести эти слова ты можешь только трижды за всю свою жизнь. Как в сказке - только три желания.
Ещё одно важное замечание - к несчастью для тебя, прошлую игру я выиграл. Поэтому по давней традиции на эту игру я даю фору своему противнику - именно он сделает первый ход. Для тебя это означает следующее: твой соперник на старте окажется в лучшем положении, чем ты. Говорю это исключительно затем, чтобы оно не стало для тебя неожиданностью, и ты не рвал глотку в обличении несправедливости этого мира. Я играю с тобой честно, это мой давний принцип. Поэтому честно предупреждаю - Вы начнёте игру одновременно, но окажетесь в разных телах. Он, как я уже сказал, в... э-э-э... скажем так, более функциональном.
Где и кем ты и он родитесь - я не знаю, здесь чистый корейский рендом. Есть только два условия. Вы оба будете связаны изначально. Не обязательно родственными отношениями - но связь между вами обязательно должна присутствовать. Грубо говоря - он может быть конюшенным твоего дяди, живущего в соседнем городе, но условие "связь через одно рукопожатие" должно соблюдаться. Второе - вы оба будете дворянами. Это связано с одной из особенностей мира, в который ты попадёшь, ну да на месте узнаешь.
Вполне может оказаться, что вы очнётесь в этом мире далеко друг от друга, но ты не расслабляйся - мой антипод довольно быстро его к тебе подведёт. А ты как думал? На что же, по-твоему, обычно тратится стартовый капитал? Я, конечно, постараюсь отбиться, но гарантий никаких - мы не можем делать события совсем уж неправдоподобными и невероятными. Будущее нельзя гнуть через колено, оно правится много тоньше, виртуозной игрой на векторах вероятностей. Впрочем, эти детали тебе не нужны.
Да, ещё - своего соперника ты должен будешь вычислить сам. И это может стать проблемой. Зло притягивает другое зло, а плохие люди объединяются гораздо быстрее, чем хорошие. Поэтому вокруг твоего соперника, боюсь, вскоре соберётся целое кубло негодяев, и вычислить его в этом змеином клубке, боюсь, может оказаться непросто.
Старик за спиной Егора вздохнул, и, похоже, пошамкал губами. Впрочем, пауза была недолгой.
- Ну вот, пожалуй, и всё. Про мир, где ты окажешься в новом теле, я тебе рассказывать не буду - у тебя будет время разобраться на месте. Ну или не будет - как повезёт. Скажу только, что он примерно соответствует России XVII века, но с изрядными отличиями - всё-таки параллельная Вселенная. В общем, разберёшься, тем более, что ты этим периодом отечественной истории всерьёз увлекался и - не скрою - для меня это стало одним из аргументов в пользу твоей кандидатуры.
На этом мой инструктаж заканчивается. Вопрос задавать будешь?
На этих словах время вновь двинулось вперёд, как будто кто-то нажал кнопку Play. Появились звуки, включилось зрение и проявилась довольно неплохо оборудованная больничная палата, медицинская кровать, никелированная капельница и какой-то пикающий прибор в изголовье.
Лежащий на кровати юноша был настолько худ и измождён, что выглядел лет на 10-12.
В ответ на вопрос он еле заметно кивнул и даже не выдавил, а вытолкнул из себя только два слова:
- Почему. Я.
Старик хмыкнул и не пожалел 20 очков на двухсекундную паузу. Потом наконец ответил, причём тон его неуловимо изменился. Он стал... Ещё серьёзнее, что ли?
- Хороший вопрос. Есть шанс, что я в тебе не ошибся. Почему ты? Да как тебе сказать... Слушай, давай начистоту: этот ваш мир - редкостное дерьмо. И чем дальше, тем дерьмовее он становится. Я не знаю, в чём дело, так до конца и не разобрался. Может быть, причина в том, что вы живёте в тупике - к вам нет входа никому, а выход односторонний, поэтому покинуть мир можно только так, как ты - насовсем. Не буду говорить высоких слов, но в последние годы мне всё сложнее находить своих в вашем мире. Ещё полвека назад было проще. Больше столетия назад, когда вчерашнее неграмотное быдло, неумело держа мел в заскорузлых пальцах, выводило на доске "Мы не рабы, рабы немы " - всё было по-другому. Они, конечно, тоже дров наломали будь здоров, и оппонента моего порадовали изрядно, но сейчас...
Сейчас, как я уже говорил, бессловесных рабов становится всё больше, да и крикливые бунтари немногим лучше.
Потому что никто не знает - что делать и куда идти. Из вашего мира уходит надежда, Егор. И её сёстры тоже . Потребление растёт, цинизм процветает, а в добро уже мало кто верит. А кто верит - молчит, потому что застебают и оборжут.
Ты, будучи прикованным к постели с малых лет, очень мало общался с внешним миром и не успел этого цинизма набраться. По медицинским показателям пользование компьютерами и планшетами для тебя было серьёзно ограничено. Поэтому окном в мир для тебя стали книги - позабытые-позаброшенные в большинстве семей старые бумажные книги, что связками привозили тебе из дедовской библиотеки родители. И жизни тебя учили их авторы - наивные чудаки ушедших веков, верящие в честь и справедливость и пишущие сказки со счастливым концом...
Всё, время!
Оборвав рассказ, старик громко и официально произнёс:
- Вопрос был задан и ответ получен. Принимаешь ли ты моё предложение?
- Да, - скорее выдохнул, чем сказал Егор, которому оставалось менее минуты жизни.
- Согласие получено. - отчеканил невидимый старик. У него, кажется, даже голос помолодел. - Да начнётся игра!
И уже понизив голос:
- Удачи тебе! Не ссы, Капустин, прорвёмся.
Последнее, что запомнил Егор - вернее, уже практически не Егор - за мгновение до переноса сознания включилась какая-то безумная музыка и чей-то противный шепелявый голос успел немелодично прокричать:
Темнота была непроглядной. Темнота убаюкивала. Впервые за многие годы Егору было хорошо. У него наконец-то ничего не болело, и он мог просто лежать. Не терпеть, не превозмогать, не скрипеть зубами, стирая их в порошок под корень - а просто бездумно лежать и наслаждаться отсутствием боли. И не было в мире счастья выше этого.
В этом мире не было времени, в нём не было расстояний. Бывший Егор то растекался по всей Вселенной, то сжимался в точку, не имеющую длины и высоты. Этот мир был идеален.
"А старикашка обещал прессинг и сжатые булки, - лениво подумал бывший Егор. - Наврал, брехло старое". И вновь растворился в неге.
Однако спустя пару минут - или несколько столетий? -что-то дотронулось до его пятки. Лежащий на боку бывший Егор недовольно подтянул ноги к подбородку, но прикосновение повторилось, и теперь оно больше напоминало толчок. Счастливый обитатель нового мира недовольно поморщился, но толчок повторился, а потом последовал ещё один. Они были нежными и деликатными, но всё более и более настойчивыми. Наконец, один, на редкость сильный, сдвинул бывшего Егора с места.
"Чёрт знает что! - подумал тот. - Отдохнуть не дадут" - и попытался передвинуться вперёд, чтобы выйти из зоны поражения. Это оказалось весьма проблемным, а потом вдруг стены сдвинулись, мягко обволакивая его и толкая вперёд.
Через несколько минут сомнений не осталось - его выдавливали, словно пасту из тюбика. Деликатно - но неумолимо.
Потом пришла боль, но это было не страшно - к боли он давно привык. А вот изгнание из Рая - причём ни за что! - было настолько обидным, что он чуть было не расплакался.