Аннотация: Перевода 14, 16 и 18 глав пока нет, они будут в первоочередном порядке
ГЛАВА 13. Леса и острова
Титус и его пёс скрылись от зла, которое едва не одолело их. Воздух стал более терпким. Лёд исчез. До них доносилось тихое бормотание - что это были за звуки, чьи голоса? Что за тени? Обезьяны... попугаи... райские птицы... белки. Это сон? Может, это в самом деле рай (хотя их внутренности глодал поистине адский голод)? Они свободны? Где они находятся? Как они очутились в этом чудном уголке?
Титус почуял, как мягкая морда щекочет его щёки. Рассвет, во всей своей необычайной красоте, открыл человека глазам пса и прочей живности, что их окружала. Спустившись с горы, покрытой льдом и снегом, они очутились в куда более приветливом мире. Здесь не было морозов, и огромное, бледно-алое солнце будто подглядывало за миром, о существовании которого Титус давно забыл, готовое в любой момент исчезнуть, коль скоро ему разонравится открывшийся вид. Титус видел зелень жизни, воду, завораживающие вереницы островов, которые, казалось, уходили в бесконечность. Каждый остров имел свою особую форму. Одни походили на китов и дельфинов, всплывших на поверхность, чтобы тут же снова исчезнуть в глубинах, другие простирались столь далеко, что им не видно было конца, третьи были приземисты и неказисты - все они тёмными силуэтами вырисовывались на фоне рассвета; небо то вспыхивало, то бледнело настолько, что сливалось с морем.
"Есть", - приказом зазвучало в ушах у Титуса, и, как только просветлело, он осмотрелся вокруг. Ему вспомнился его визит к Флэю - несчастному изгнаннику Флэю - многие годы назад. Флэй в одиночку смог обустроить себе жизнь в глуши. Он научился охотиться, разводить костры, кормить и одевать себя.
- Пёс, если Флэй смог этому научиться, то и я смогу, и ты сможешь. Убийство - спорная материя, но сейчас не время для морализаторства. Нам нужно питаться, если мы хотим выжить. Что ты видишь, Пёс, где же наша добыча? Жива и не подозревает о нашем присутствии. Твоими лапами я последую за тобой. Своими глазами и руками я накормлю тебя, своим мозгом я придумаю множество ужасающих средств, с которыми мы можем здесь выжить. Мы становимся такими жестокими, когда речь заходит о нашем существовании, Пёс. Целый оркестр играет в наших пустых животах - гул, гул, барабанная дробь и снова гул. Сколько мы ещё вынесем этот гул? Будем слушать его, пока не найдём способ его заглушить. В водоёме должна водиться рыба, и мы будем ловить её. Какая-нибудь рыбка, которая сейчас весело плещется в воде, погибнет ради нашего пропитания. Может, какая-нибудь птица лишится своего райского оперения и увенчанной султаном головы - чтобы накормить нас своим мясом, жёстким или нежным. Насколько же близки мы становимся к пещерному человеку, когда нами правит желание жить?
Острые, как еловые иглы, глаза Титуса оглядели деревья (ему требовалось найти наживку и смастерить крючок), зеленые деревья - кое-какие из них изгибались, и их ветви склонялись к воде, будто сами желали поймать рыбу.
- Пёс, помоги мне отогнуть вот ту ветвь, что свисает, а потом мы найдём ещё одну, погибче.
Титус тянул и тянул, но ветвь не желала поддаваться, цепляясь за существование с такой же силой, как рыба, которая так и не ведала о своей судьбе.
Едва солнце накалилось до предела, пёс исчез с внезапностью тумана, опустившегося в ясный день.
Страшное чувство одиночества охватило Титуса, и тот внезапно осознал всю пустоту существования, когда изо дня в день приходится только выживать. Он почувствовал, что ему больше не нужны больше болтовня, этикет и прочая галиматья человеческого общества, а лишь простая еда, вода и тепло, которое не с кем разделить - и до чего же была бы скучна эта жизнь!
В то же время, сейчас его главной необходимостью было выжить. Даже сырое мясо и рыба казались сейчас Титусу деликатесами. Но мысли его устремились в прошлое. Далёкие, подёрнутые дымкой воспоминания - вот мальчик, постарше остальных и более опытный по части того, что касалось выживания, обучает товарищей искусству разведения костра, без которого они бы замёрзли до костей. Когда эти воспоминания нахлынули на Титуса, он даже на время забыл об исчезновении Пса.
Он обошёл округу в поисках крепкой палочки и нашёлл одну, которая вроде подходила для того, чтобы натереть её на куске дерева, лежавшем на берегу, будто на жертвенном алтаре. Он вспомнил своего друга из далёкого прошлого, который заставлял спутников тереть до тех пор, пока их ладони не покрылись мозолями, а в деревяшке, лежащей на земле, не образовалась дыра. Они не понимали толком, как так получилось, что искра, чудесный кусочек красного тепла, вдруг вспыхнула у кончика истязаемой палочки, и тогда их предводитель проворно подхватил её и поднёс к аккуратно сложенной стопке хвороста, готовой для зажжения. В лесу было холодно, но постепенно, постепенно сияние, пробивавшееся из-под кучки веток начало греть их, и Титусу вспомнилось, как воздух наполнился радостными воплями, вырывавшимися из глоток его юных и изрядно перепуганных товарищей. Ему также вспомнилось приказание поддерживать лучинку тлеющей, так, чтобы можно было разжечь другой костёр, не прилагая таких усилий, и поддерживать тлеющим этот костёр, чтобы, даже если погода станет сырой, можно было бы всё равно раздуть пламя.
Так что Титус искал, пока не собрал достаточное количество наломанных веток, и начал складывать небольшой костерок из них, и укладывал их так и сяк, и тёр, и тёр, пока снова, как и многие годы назад, не вспыхнула красная искорка. Занялось пламя, красные сполохи лизали трескающиеся ветки. Ни дождя, ни ветра не было, и дым, смешиваясь с огнём, спиралью устремлялся в небо. С тех пор, когда он покинул хижину той супружеской пары вместе с псом, он не ощущал ещё такого тепла, и тревога, ненадолго заглушенная усердием, с которым он укладывал костёр, заметно обострилась. Ему не хватало Пса. Если и не было ни одной человеческой души вокруг, которой бы он смог продемонстрировать своё умение разводить костры, то он мог показать его хотя бы Псу.
- Теперь я совсем один.
Как только Титус произнес эти слова, обращаясь к себе, рядом послышался крик боли, заросли раздвинулись, и появился Пёс, таща в зубах какую-то тушку. Он положил её к ногам Титуса.