Аннотация: В соавторстве с Константином Шелухановым. (ЭМЧ N1)
Резинкой врезались трусы.
Разит аптекой.
Спи, шансоньё всея Руси
Отпетый...
А. Вознесенский, "Реквием оптимистический".
"Смешно, не правда ли? Ну вот, - хрипел из-под стола древний дешёвый магнитофон, - и вам смешно, и даже мне..."
- Выключите это!!!
Голос ввалившегося в кухню Владимира на миг заглушил песню, но упрямая китайская техника продолжила: "По чьей вине? По чьей вине?" Мелодию оборвал сухой щелчок, и магнитофон, недовольно погудев, затих. Плёнка кончилась. Семён со вздохом полез под стол.
- А всё-таки, дядя Сосо, в сталинские времена его бы за такие песни просто расстреляли, - донеслось оттуда сквозь звуки непонятной возни.
- Возможно, - откликнулся дядя Сосо, невысокий пышноусый осетин средних лет, откладывая прочитанную газету. Улыбнулся, взглянув на покачивающегося Владимира. В свете тусклой общественной лампочки блеснули жёлтые глаза. - А может быть, и не расстреляли бы. Может быть, он просто пел бы другие песни. Правильные песни.
- И это вероятно. - пропыхтел Семён, выбираясь из-под стола. Отряхнул испачканные штаны и уселся обратно за стол. На кухню возвратилась тишина, нарушаемая лишь шелестом очередной газеты дяди Сосо, да дребезжанием кассеты, которую Семён перематывал, нацепив по старой привычке на карандаш.
Владимир, прислонившийся к покрытой облупившейся масляной краской стене, медленно багровел. Наконец его прорвало.
- Везде! Везде одно и то же!
Театрально воздел было левую руку, потом неожиданно махнул и с горечью констатировал:
- Нигде за человека не считают...
Дядя Сосо, не отрываясь от чтения, сочувственно покивал. Семён же неторопливо повернулся и смерил Владимира взглядом.
- Смешной ты, Володя.
- Чем это я, по-твоему, смешной? - вновь повысил голос Владимир.
- Пришёл пьяный. Шумишь вот по пустякам. - Семён аккуратно убрал перемотанную кассету в истёртую коробочку. - Сказал бы толком, что у тебя стряслось, что ли? Глядишь, и поможем чем.
- Рассказать? А что? - возмущение в голосе Владимира сменилось воодушевлением. - Это можно!
- Если дядя Сосо, конечно, не возражает, - уточнил Семён.
- Дядя Сосо... - осетин выдержал небольшую паузу и, отложив газету, улыбнулся. - Дядя Сосо не возражает. Рассказывайте, Владимир Семёнович. Мы слушаем.
Владимир вышел на середину помещения, встал в позу, откашлялся и приступил:
- Безнадёжная, безумная, бумажная муть измарала грязью чернил чело века... Проведите! Проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека.
Его голос, чуть хрипловатый хорошо поставленный голос актера, постепенно креп. Сквозь обычное декламаторское завывание прорывались неподдельные чувства.
- Я три дня и три ночи стоял, как влитой, - тучи сыпали морось, грозя простудой, - с номерком на руке, мёртво стиснут толпой, - Владимир покачнулся и нетвёрдой рукой обвел кухню, - в ожидании встречи, как чуда. Я три дня и три ночи, - он ещё раз покачнулся и, отступив на шаг, опёрся о выключенную плиту, - бессонных и злых, продержался без веры в удачу. В давке рёбра ломали и били под дых, но вернул я с процентами сдачу.
- Наконец, на четвёртый, продрался сквозь тьму. Свет из двери - ожоги оставил на веках! Проведите, проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека! - Владимир внезапно выбросил руку, будто указывая на кого-то, невидимого слушателям, шатнулся вперед, чуть не упав, опёрся на стол и, резко сбавив тон, продолжил:
- А в ответ: "Кто ты? Кто? Мы не знаем тебя! Где его дело? И где - бумаги? Ждут давно его охрана и кобеля в исправительно-трудовом лагере..." Где он? Где?! Неужель его нет? Нет за пазухой камня! Я по важному делу! Вот же! - слышите? - грохнула дверь в кабинет!
Дверь кухни и в самом деле со скрипом отворилась, и в кухню бочком втиснулся Нитро. Судя по туго набитому допотопному портфелю в руке, он опять собрался на несколько дней спастись от каких-то семейных неурядиц на служебной жилплощади электрика Ручника. Нитро был, как обычно, очень коротко подстрижен и минимум неделю не брился, что вкупе с мешками под глазами придавало его круглому лицу совершенно неповторимый колорит.
- Ажно эхо пошло по отделу... Двадцать лет... Понимаешь ли ты?! - продолжил Семёнов, оборачиваясь.
- Приветствую! Братишу моего дорогого сегодня не видели? - жизнерадостно поинтересовался Нитро.
- Нет, - неожиданно спокойным и практически трезвым голосом ответил Владимир. - А что такое?
- В конторе был? - вмешался Семён.
- Не, не был, - сказал Нитро, ставя портфель в угол. В портфеле звякнуло и булькнуло.
- А число сегодня какое, помнишь?
- Не, не помню. Какой-такой павлин-мавлин?
- Так иди скорее! Сегодня же зарплату дают! Думаю, и Ручник там.
Нитро снова поднял портфель и развернулся к двери.
- Э, стоп! С портфелем не потащусь. Дядя Сосо, не присмотрите?
- Присмотрю, отчего же не присмотреть? Прокладки принес?
- Угу. Завтра поменяю. На свежую голову. - Нитро опустил портфель на прежнее место и покинул кухню - настолько быстро, насколько это позволяли его объемистая комплекция и узкая кухонная дверь.
- Двадцать лет... Понимаешь ли ты?! - двадцать лет! - с начала фразы продолжил Владимир. - Словно камень в торбе я таскал свою душу. Был я киноактёр и - посмертно - поэт, а в театре сыграл Галилея, Хлопушу... - Голос Семёнова резко затих. - Я устал от борьбы против ватной стены, в сорок два мир покинув подлунный... Надо мною, лежащим в тисках тишины, жизнь текла в свистопляске безумной! Вечность, миг ли прошли - отворили тюрьму! Что же дальше? Как жить?! - От напряжения на шее Владимира выступили жилы, голос гремел так, что в чашке дяди Сосо задрожала ложка. - И спросить-то - некого. Проведите! Проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека...
Семёнов тяжело опустился на ближайший свободный табурет. Некоторое время на кухне царила тишина. Затем дядя Сосо, улыбаясь, покачал головой:
- Странный гость...
- Подозрительный гость! - кивнул Семён, глядя на Владимира.
- И кому же он может довериться? - поинтересовался дядя Сосо. Фыркнув, Семён махнул рукой:
- Мало, что ли, таких, что за евро горсть подарят ему своё сердце? - и тут же, без перехода, ломая навязанный ритм, заявил: - Однако всё это лирика, и не более того.
- В каком смысле? - поднял на него взгляд Семёнов.
- В том, что подобным образом, Володя, ты будешь добиваться своего до второго пришествия, - ухмыльнулся Семён. - Проще надо быть.
- То есть? - Семёнов потряс головой. - Не понимаю...
- Поставим вопрос так: ты - кто?
- Я? Человек!
- А точнее?
- Владимир Семёнов, кто ж ещё!
- Не-а... - Семён зевнул. - Никакой ты не Владимир Семёнов.
- Чего? - У Семёнова отвисла челюсть.
- Точнее, Семёнов, да не тот. Тот - умер. И похоронен давно. И справка об этом - с печатью - у наследников лежит. И скелет в могилке. Или у тебя прах в урне? А, неважно...
- А как же я?
- А ты - некто Семёнов, однофамилец покойного, вынужденный мигрант невесть откуда. Не родня. - отчеканил Семён чуть ли не по слогам. - А стало быть - свободен. Гуляйте, гражданин Семёнов.
- Но я же... это же я и есть! Я же вернулся...
- Ага, - равнодушно согласился Семён, - вернулся. Живой такой, весёлый, всем интересуешься. - Он прищурился, глядя Владимиру в глаза. - Небось, ещё и денюшков хотишь, да? А может, ты и вовсе не Семёнов. Так, мошенник какой-то, прикрывающийся честным именем покойного. А?
- Э, Семён, ты это... того... не гони. - Владимир помотал головой, как бы отгоняя наваждение.
- Я не гоню, я тебе ситуацию обрисовываю. Думаешь, тут все только и ждут, чтоб тебя любимого опознать? Ты в зеркало давно смотрелся?
- Ну... С утра, когда брился...
- И что там увидел, помнишь?
- Себя, а что?
- А лет там тебе сколько, молодой человек?
- Ну...
- Вот-вот! А сколько должно быть? А те двадцать с хвостиком, которые ты там провёл?
- Так ведь говорят, что это у всех так? - Владимир беспомощно развёл руками.
- И что с того, если теперь твои дети вдвое старше тебя? Думаешь, оно им надо, папашу дорогого опознавать? Вернулся, понимаешь...
- Семён! - Дядя Сосо отложил газету и строго посмотрел на собеседника. Очень строго.
- Извините меня, пожалуйста, - огрызнулся Семён, - но я юрист. И должен думать о людях профессионально. Заранее. Чтобы потом чего не вышло. - Он встал и подошёл к плите. - Чаю кто-нибудь хочет?
- Не откажусь, - отозвался дядя Сосо. - Но вот о людях думать надо лучше. Люди у нас хорошие. Просто им время неудачное попалось.
- Ну ладно, давайте считать, что я не прав! - Семён открыл кран и сунул старенький металлический чайник под струю. - Люди у нас хорошие, дети спят и видят, как бы им родного папу признать, а все продюсеры только и мечтают доходами от записей поделиться... А толку-то? Откуда им знать, что он и в самом деле он?! - Он ткнул наполненным чайником в сторону Владимира. Плеснуло. Схватившись за голову, Семёнов раскачивался на табуретке, бормоча себе под нос:
- Что же ты говоришь такое, Васёчек, что же ты говоришь-то...
- Меня Семёном зовут, Володя. - сбавив немного тон, поправил Семён. Поставил чайник на плиту, включил. - А что делать? Вон, слыхали про мужика, который себя вернувшимся этим объявил, как его... Ну, который в девяностом на машине разбился. И ведь похож, зараза, и поёт так же! Ничего тут не поделаешь, жуликов развелось, как грязи. Думаешь, к твоим такие же умники не подкатывались?
- А что делать-то, мне-то что делать? Я же настоящий...
- И чем ты это докажешь? А главное - как?
- Не знаю... А как?
- А... - Семён выключил воду. Бухнул чайник на задребезжавшую плиту. Потом хлопнул ладонью по раковине и неожиданно широко улыбнулся. - А ведь есть способ! Берёшь бумагу, ручку и пишешь исковое заявление. В суд. О признании себя любимого собой любимым. Живым. И всё!
- А... Как же тогда... - Семёнов, не договорив, взглянул на собеседника.
- А вот это уже будет проблема суда. Пусть приглашают экспертов, справки оформляют, свидетелей опрашивают... Заодно и деток твоих вызовут. Хрен знает, должна же быть на свете хоть какая-то справедливость! Может, они и так тебя узнают?
- Ну... - Владимир помялся. - Должны. Они у меня хорошие. Это я вот... возвращенец.
- Вы, Владимир, тоже хороший человек, - веско сказал дядя Сосо, ткнув пальцем в район потолка. - Я в вас верю.
- А что мне тогда с комиссией делать?
- Что? А, комиссия... Да плюнь ты на неё, - отмахнулся Семён. - Статус возвращенца у тебя уже есть, жильё и пособие дали, а остальное всё равно только по суду...
Дверь снова отворилась. Вошёл слегка заснеженный, явно с полдороги вернулся, Нитро.
- Я портфель, того, заберу, - пробормотал он. - Так как-то спокойнее всё же. Спасибо, что присмотрели.
Из-за его спины выскользнула крупная, ухоженная волчица с белым конвертом в зубах и подошла к Семёну. На лице Владимира появилась гримаса напряжения. Как и любой новичок в квартире, он побаивался соседки, но старался это скрывать. Дядя Сосо, напротив, на правах старожила улыбнулся вошедшей:
- Что, прочитать? - И, не дожидаясь ответа, принялся вскрывать конверт.
- Ну, я пошёл. Если что, считайте меня кем-нибудь. - буркнул Нитро и вновь покинул помещение. Теперь уже окончательно.
- Так, - сказал Семён, разворачивая сложенный вчетверо тетрадный листок. - Пишет тебе, тётя, наш малыш Фенечка... Что там у нас? А, вот: "Здравствуй, дорогая тёть Галю! Надеюсь, у вас тамо усё хорошо. У меня здесь тоже усё хорошо. И кормят хорошо. И командиры хорошие все. И неуставных отношениев тоже никаких нету. Так что ты не беспокойся напрасно. А недавно я получил благодарность в приказе - за поимку двух нарушителей границы. Жалко, отпуск не дают. А домой мне уже скоро, так что ждите. А напоследок ещё прошу: пришлите мне, пожалуйста, новый ошейник против блохов..."
На плите тихонько завёл свою песню закипающий чайник.