Волков Антон Евгеньевич : другие произведения.

Битва за Свет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Комментарии: 8, последний от 07/12/2014. © Copyright Волков Антон Евгеньевич (anton@avtoturistu.ru) Размещен: 21/02/2012, изменен: 21/02/2012. 555k. Статистика. Роман: Фантастика Иллюстрации/приложения: 1 шт.		Ваша оценка:

Я не думал, что когда-нибудь мне будет так страшно... Перед нами были навалены мешки с песком, метрах в пятидесяти впереди - минные растяжки. Мы сидели, не издавая ни звука; насколько мы знали, афганцы обладают в разы более острым слухом, зрением и обонянием, чем люди. Меры безопасности были предприняты самые жёсткие: слишком высокую цену неделю назад заплатила бывшая съёмочная группа НТВ, Андрюхины знакомые, рискнувшая без поддержки вояк самостоятельно поснимать пока совсем ещё неизученных афганцев. Ребята просто хотели заработать на хлеб, говорят, в ФСБ неплохо платят за уникальный видеоматериал. Всеми правдами и неправдами они пролезли за оцепление военных, устроились в заброшенном деревенском домишке в расчёте, что останутся незамеченными. Не остались... Один из трёх всё же выжил, сейчас в психушке реабилитируется. Насмотрелся такого, что лучше себе даже не представлять...

Я с застывшей в жилах кровью смотрел на одного из монстров в бинокль. Зрения не хватало, я мог видеть его мало-мальски отчетливо лишь при лунном свете. Заметил я его несколько раньше, чем он нас: эта тварь вальяжно вышла из кустов поодаль и одной рукой тащила за собой, видимо, свой ужин - человеческий труп с уже обглоданными ногами. Мне стало дурно, но всё же я нашёл в себе силы пристально понаблюдать за поведением этой твари. Во рту было сухо, сердце колотилось с частотой сто пятьдесят ударов в минуту. Зрелище действительно было жутким. Секунд двадцать я смотрел на эту чёрно-зелёную бестию, которая плавно куда-то шла, волоча за собой труп. До этого я видел афганцев лишь на записях, но такими страшными они мне тогда не казались! А сейчас, глядя на этого зомби собственными глазами, я чувствовал, как душа уходит в пятки. Что ждать от него в следующую секунду? Чем руководствуются эти звери в своём поведении? Должно же рано или поздно человечество прийти к пониманию их устройства, законов их поведения и принципов, которыми они движимы! Мы, по крайней мере, сильно на это надеялись. Ради ответа на этот вопрос мы были здесь.

Каким-то образом афганец заметил нас. Мы сами не поняли, как это произошло, ведь те несколько секунд, что мне довелось разглядывать его, все наши пятнадцать бойцов, оператор и мы с Андрюхой сидели, затаившись как мыши...

Афганец сперва встал как вкопанный, затем отпустил труп и побежал прямо на нас. Ему оставалось всего лишь метров триста-тристапятьдесят... Какой же силой, невероятной силой, эти афганцы обладали! Скорость его бега минимум в полтора раза превышала скорость любого спортсмена. При этом он ещё и вилял на бегу, как будто специально, чтобы тяжелее было вести по нему прицельный огонь...

Командир во всё горло заорал: "Давай!", и снайперы на крышах домиков, располагавшихся позади нас, начали лупить по монстру, неумолимо настигающему нас. Оператор поверх мешков с песком дрожащими руками вёл видеосъёмку с помощью объективов ночного видения. Всё происходило настолько быстро, что мы с Андреем лишь отчётливо видели, как пару раз снайперы попали в тварь, и она дважды - в момент попадания пуль в тело - была отброшена назад. Афганцу, казалось, всё нипочем, он лишь заревел леденящим душу голосом, подобным воплю психа на грани истерии, и продолжал бежать на наш форт. В свой черёд дали по афганцу очереди из АКМов бойцы, сидящие метрах в пятнадцати по бокам от нас. У меня заложило уши. Вой чудовища слышался уже как будто из-под воды. Но я не мог оторвать взгляд от изрядно изрешечённого, но продолжающего бежать на нас чудовища. Двигалось оно уже гораздо медленнее, чуть не падало.

"Двух АКМовских рожков тебе с лихвой хватит, тварь!", - зло и с торжеством пронеслось у меня в голове. Но двух ему не хватило. И трёх... На последних ста метрах афганец был почти повержен, но он всё же продолжал бежать на нас, если это можно назвать бегом: он уже еле-еле держался на полуперебитых пулями ногах и, скорее, чисто механически, покуда ещё мог, рывками перемещался в нашу сторону.

Минную растяжку он не заметил. Громыхнуло так, что в ушах у меня запищало. С минуту я ничего не слышал, а в это время военные выскочили из-за мешков и побежали проверять, сдохла ли тварюга окончательно или же ещё подаёт признаки жизни. Оператор со своей камерой побежал за ними.

- Живой ещё, - пренебрежительно сказал обступившим ещё дёргающегося афганца солдатам командир, стоявший в центре, - теперь "пеленгуем" его и дуем в штаб, а то сейчас ведь сбегутся, мрази, можем и не отбиться.

Афганец лежал на спине, камуфляж его был весь в крови, если, конечно, вещество, бегущее в его венах, можно было вообще назвать кровью. Одну руку ему оторвало при взрыве, она валялась метрах в двух от него. Тело этого нечеловека подёргивалось в конвульсиях, из глотки доносился звук сиплого предсмертного дыхания...

Бойцы разведотряда, одетые в специальные защитные костюмы, похожие на форму пожарных, положили издыхающего афганца на носилки и поспешно погрузили его в Газель. Снайперы к тому времени уже покинули своё боевое расположение и тоже были готовы к отъезду. Все расселись по машинам и выдвинулись в сторону Москвы...

Глава 1. Афганцы

"Афганцами" теперь называли не ветеранов той далёкой войны конца 80-х годов двадцатого века в Афганистане, и совсем уж точно не жителей самого Афганистана... "Афганцами" звали ту нечисть, которая вот уже третий месяц прёт с территории Афганистана, с катастрофической скоростью сея ужас и смерть на всё большей территории нашей страны. Сперва были практически сметены российские погранзаставы на казахской границе толпами безоружных, но обладающих невероятной силой "людей". На первый взгляд людей. Но это были не люди...

Несколько десятков по-разному одетых "солдат" впервые появились в поле зрения узбекских пограничников, дежуривших в ночь на 16 мая 2014-го года на одном из пограничных контрольно-пропускных пунктов на узбекско-афганской границе. Они бежали с невероятной для простого человека скоростью прямо на КПП. Естественно, пограничники, привыкшие к пытающимся нелегально иммигрировать местным жителям, никакого подвоха не заподозрили и сначала просто в рупоры приказали бегущим остановиться, а затем открыли предупредительную стрельбу в воздух. Бегущие не остановились... Когда же толпа подбежала к пограничному пункту на критически малое расстояние, узбекские погранцы, как и положено по уставу, открыли огонь на поражение. Наутро прибывшая смена обнаружила обезображенные тела дежуривших в ту ночь ребят. На месте были найдены записи с камер видеонаблюдения, установленных по периметру злосчастного КПП. То, что было запечатлено на плёнке, смотреть было страшно даже матёрым военнослужащим и совершенно не поддавалось никакому объяснению: толпа "людей", по которой пограничники начали вести огонь на поражение примерно метров с пятидесяти, не кинулась врассыпную, и никто из толпы даже не повалился на землю! Не бронежилеты тому причина, нет... На видео можно было отчётливо разглядеть, что некоторым из них пули попадали в руки и ноги, но нелюди не падали - будто не чувствовали боли, лишь начинали хромать. Стрельба продолжалась буквально секунд семь, после чего монстры достигли погранпоста и устроили там такое, от чего после просмотра той записи у меня пропал сон на ближайшие две недели... Безоружные "люди" буквально разорвали на мелкие кусочки семерых узбекских пограничников голыми руками: сворачивали головы, вырывали сердца, проламливали черепа. Сотворить подобное было бы не под силу даже видавшим виды ВДВшникам.

Леденящая душу видеозапись попала в руки и российских спецслужб. Андрей, будучи военным журналистом и работая на ФСБ, и показал мне ту запись. Нечисть, прибежавшую со стороны Афганистана, узкий круг посвящённых стал называть "Афганцами".

Глава 2. Начало конца

Афганцев, разодравших 16 мая пограничников, искали несколько суток, но тщетно. Они как будто растворились. Их следы в виде сгустков запёкшейся крови оборвались в лесу за КПП, километрах в двух от него. Никто не мог дать объяснение случившемуся. Группа пересекших границу афганцев представляла беспрецедентную угрозу. В Узбекистане было объявлено Чрезвычайное Положение.

27 мая были зафиксированы атаки, подобные предыдущей, но в разы более массированные, унесшие жизни нескольких десятков пограничников. Группы нелюдей на этот раз достигали сотни "человек". Через несколько часов после пересечения границы афганцы напали на приграничные деревни, где истребили несколько сотен мирных жителей. Регулярная армия Узбекистана, а точнее два взвода по двадцать пять человек, настигла две из пяти групп афганцев, синхронно прорвавшихся через границу на почти сто пятидесяти километровом участке, и вступила с ними в ожесточённый бой. Афганцы по-прежнему не были вооружены. Пехотинцы, отчаянно стрелявшие по бегущим на них толпам неизвестного происхождения "людей", не успели расстрелять даже по два АКМовских рожка, как были зверски перебиты нечистью. Пули её почти не брали. Максимум десять-пятнадцать афганцев были сражены военными перед тем, как те невероятно быстро настигли взводы и растерзали их.

Контроль над границей был потерян к первому июня, когда несметные толпы афганцев, перебегая границу и сметая всё живое на своём пути, углублялись на территорию Узбекистана и сеяли там панику и смерть. Затем последовал Казахстан. Его власти организовали сначала первую линию обороны, но её прорвали, затем вторую, более плотную. Была стянута тяжёлая техника, артиллерия... Но и достаточно мощная вторая линия продержалась всего несколько дней. Нечисть "вычищала" сёла, деревни, города. Люди в панике бежали в сторону российской границы, кто на машинах, кто на лошадях. Но твари, всё напирающие со стороны Афганистана и обладающие невиданной физической силой и иммунитетом к боли, потере крови и каким-либо эмоциям, настигали практически всех беженцев.

Вести о сложившейся в Узбекистане и Казахстане ситуации заставили российское правительство в кратчайшие сроки перекрыть государственную границу с Казахстаном и стянуть к ней немыслимое количество военнослужащих, техники, в том числе и несколько вертолётов...

- Что Вы думаете о ситуации в Узбекистане? Что это может быть? - с явной тревогой спросил Шталенкова Андрюха.

- Точно уж не талибы... - протянул Шталенков, который как завороженный не мог оторваться от экрана телевизора, - я в мистику никогда не верил и сейчас не поверю! Спасибо, парень, за кассету. А ты этих тварей - хоть одну - живьём видел?

- Думаю, если б увидел, то я бы тут с Вами не сидел, они бы мной поужинали... - напряжённо пошутил Андрей. Видно было, что повторный просмотр кассеты по-прежнему заставляет его сердце сжиматься от страха. Он был весь бледный.

- Ну, а если не мистика, что же? Я не могу найти для себя никакого ответа. Жутковато... Что дальше? Кто бы они ни были, чего им нужно? Узбекистан? Ближний Восток? - Андрей пытался выведать у полковника ФСБ Шталенкова Дмитрия Юрьевича хоть что-нибудь, что могло бы удовлетворить его возбужденный разум.

- Да я почти уверен, что это - дело рук американцев. Давай рассуждать логически, - поставив видеомагнитофон на паузу, Шталенков повернулся к Андрюхе. - "Конец света" плюс катастрофическая ситуация в самих штатах плюс прошлогодний разрыв дипломатических отношений со всеми странами евразийского континента... Разве тут могут быть сомнения?

Дмитрий Юрьевич был для Андрея, да и для меня тоже, непререкаемым авторитетом. Этот человек в 1980-х воевал в Афганистане, был контужен. В конце 90-х в звании капитана был назначен на службу в ФСБ старшим лейтенантом и к 2011-му дослужился до полковника. Помимо военного прошлого, этот человек обладал безупречным логическим мышлением, эрудицией и умел располагать к себе. Андрей познакомился с ним, когда ещё только вставал на ноги как журналист, начиная свою работу на радио, году в 2006-ом, кажется. Андрей приехал на Лубянку, чтобы записать тридцатиминутное интервью с Дмитрием Юрьевичем. По окончании интервью Андрей уже считал Шталенкова почти своим товарищем, в какой-то степени эталоном человека с большой буквы - настолько тот поразил его историей своей жизни и невероятной харизмой. Андрей тогда понял, что рано или поздно он непременно будет работать под началом Дмитрия Юрьевича. К тому же, по его словам, Шталенков тоже проникся глубоким уважением к нему как к человеку и высоко оценил его талант. Да и было у них что-то общее... Вероятно, Шталенков узнал в Андрее себя в том возрасте, когда сердце рвалось из груди в бой, когда он хоть уже и не был юнцом-максималистом и идеалистом, но его жизненные взгляды пока ещё не до конца сформировались. Именно тогда, в свои двадцать-двадцать два года, он и нашёл для себя единственную верную тропу, которой он хотел следовать - военную. Андрюха же был в одном шаге от окончательного избрания своего призвания, своей профессии... До того интервью. А после он уже знал на сто процентов, что он станет военным журналистом - благодаря Дмитрию Юрьевичу Шталенкову. Я же познакомился с ним спустя два года, в 2008. К тому моменту Андрей уже работал на ФСБ журналистом, не раз бывал в горячих точках. Шталенков был в восторге от его сюжетов, от Андрюхиного подхода к делу, поэтому довольно быстро принял его в тесный круг своих товарищей. Несмотря на разницу в возрасте, они всегда находили общий язык, вместе ездили как в горячие точки, так и на шашлыки - в свободное от работы время. На один из таких пикников в Подмосковье Андрей пригласил и меня. Все рассказы Андрея об этом человеке подтвердились: дядя Дима и на меня произвёл невероятнейшее впечатление. С тех пор он стал и моим авторитетом.

- Я с Вами полностью согласен, но ведь эти головорезы - не люди! У меня в голове совсем никаких мыслей нет на этот счёт... Может у них броня какая-то особая, что хрен прошибается, а сами они накачены какой-то "дурью", которая и придаёт им силищу невиданную, - уже более хладнокровно, не на взводе, продолжал рассуждать Андрей.

- Ну да, - взорвался хриплым смехом Шталенков, - броня, ха-ха-ха! Нет, не броня это никакая. До "Конца света", да и после, в принципе, тоже, наша разведка-то не на печке валялась и задницу грела, тоже ребята ухо востро держали. Нет и не было у америкосов ничего подобного. Поверь, я знаю наверняка.

- Вы ещё скажите, что они зомби! - ухмыльнулся Андрей.

- Да, Андрюш, это зомби.

Глава 3. Разведка докладывает

22.07.2014

С Андрюхой у него дома смотрели запись допроса младшего сержанта пограничных войск РФ Рябинина М. И., дежурившего в ночь на 19-ое ещё с четырьмя сослуживцами на одном из КПП казахско-российской границы.

Парень лет девятнадцати, с круглыми от страха глазами, едва связывающий слова в предложения рассказывал: "Примерно в 1:35 ночи со стороны Казахстана... Смотрим - бегут. Толпень огромная, человек двести. Казахов смели на*уй, а у самих потери незначительные. Мы предупреждать не стали, начали их херачить и из миномётов, и из пулемётов... Ну, пару десятков ихних завалили, потом они до нас добежали. Всех изорвали, кто не в бэ-эм-пэхах и в танках был. Это не люди! Я в смотровую щель одного очень близко видел - у него одного глаза не было, кровь шла. Похоже, ему осколком глаз вышибло. Человек бы без глаза не смог бегать. А этот боли не чувствует, сразу видно. Да и силищи у них немеряно - головы бойцам отрывали, и бегают в три раза быстрее спортсменов. Танками, правда, пятерых где-то подавили, против гусениц они ничё не могут, твари. Бронебойные их тоже берут, но, б*я, попади в них - они бегают зигзагом, как будто обученные. Мы на бэ-эм-пэхе от них дёру дали, отстреливаясь по ходу отступления. Они у нас и на крыше даже были, слава Богу, люки мы надёжно задраили. Как светлеть начало, часа в четыре с чем-то, твари постепенно рассосались по окрестностям. Такое впечатление, что они с первыми лучами солнца прятаться куда-то побежали...".

- Страшно, Антоха, очень страшно, - спустя несколько секунд молчания после просмотра плёнки признался Андрей.

Потом сидели на кухне, пили чай.

- Поздно, дружище, поздно наши ЧП ввели. Столько народу спасти можно было бы, если б вовремя эвакуировали. После прорыва нашей границы три дня только прошло, а эта нечисть уже на сто пятьдесят километров углубилась, ни одной живой души не оставила на своём пути. Куда правительство смотрело? Это не Гитлер с пактом о ненападении, это сам Сатана, б**дь! - у меня в голове не укладывалось то, что твари эти так стремительно опустошают южные районы нашей страны.

- Ну, так там те ещё силы стянуты были, зря ты... Вдоль всей границы - три тысячи человек личного состава, двести единиц бронетехники, двадцать едини... - не успел договорить Андрей, как я его перебил:

- Да слышал, слышал... Значит надо было больше, больше надо было!

- Да кто же знал, что их столько набежит! - оправдывал действия правительства Андрей.

- А что слышно из ФСБ, кто они такие? Не люди точно, но тогда кто?

- Вчера я слышал, что, вроде, разведчики вычислили и захватили в армейской "верхушке" завербованного американского шпиона. В его квартире нашли кейс с записями. Так вот там в этих бумагах было что-то про Афганистан, даты какие-то, совпадающие с датами атак на Узбекистан, Казахстан и Россию. С этим типом сейчас беседуют беспристрастно на Лубянке. Короче, вот что я тебе скажу, - Андрей выдержал паузу. - Афганцы эти - американского происхождения. Шталенков сказал, что уверен в этом. Таких, как он, нюх не подводит... Ну и нюх нюхом, но документы шпиона этого явно обо всём говорят. Через пару дней, думаю, народу расскажут, что это за напасть такая. Дядя Дима считает - зомби они какие-то. Да мы и сами с тобой видим, что не человеки, уж точно...

- А что, Узбекистан и Казахстан всё, того? - с надеждой в голосе спросил я.

- Отдельные группировки войск отстреливаются по ночам, днём убитых хоронят. Гражданских процентов семьдесят перебили, мрази... Армия что у узбеков, что у казахов слабовата оказалась. Потом они же первые удар приняли - не успели подготовиться. Их врасплох нелюди застали... Наши хоть какие-то более или менее весомые силы к границе стянули, и то нечисть прорвалась... Тьфу, б*я! Пойдём покурим, а? - Андрей отставил чашку чая и жестом пригласил меня на балкон.

На следующий день, двадцать третьего, Андрей договорился со Шталенковым, что мне тоже будет позволено присутствовать на докладе по делу американского шпиона. Несмотря на то, что доклад был назначен на четыре часа, мы уже в два были на месте. Пока сидели в холле, дожидаясь открытия дверей зала заседаний, краем уха услышали от сидевших недалеко от нас сотрудников спецслужб неутешительную информацию. Хоть они и переговаривались между собой достаточно тихо, нам не составляло труда расслышать что-то вроде "...если ничего не придумаем, твари эти к концу августа и до Москвы добраться могут - тогда трындец!"... Мы с Андреем пытались услышать хоть что-нибудь ещё, что могло быть нам интересно, но ничего полезного больше так и не прозвучало. "Интересно, - думал я, не на шутку перепугавшись, - неужели наша здоровенная армия не в силах отразить натиск этих афганцев? А если и правда они до Москвы доберутся, то всё - конец! Нет больше Узбекистана и Казахстана, нет Киргизии, Туркменистана, Таджикистана. Конец света, что ли, пришёл, и мёртвые восстали из могил и сеют ужас и смерть? Многое, очень много будет известно через какой-то час, когда обнародуют разведданные". В голове у меня крутились различные сценарии предстоящего доклада. Подумал я и о возможной радиационной причине творящегося сейчас на юго-востоке: может американцы как-то тайком облучили местное афганское население и превратили их в то, что сейчас является наибольшей угрозой для нашей страны? Может под зомби Шталенков и имел в виду что-то вроде этого? Не исключал я и чего-то совсем мистического, как, например, воскрешение мёртвых. С другой стороны, когда с интервалом в два года происходят такие события, тут не то, что поверишь в считавшееся доселе совершенно невозможным, но и перестанешь отметать любые, даже самые нелепые предположения, приходящие в голову...

Глава 4. "Конец" света.

15.12.2012, суббота.

На часах примерно девятнадцать сорок пять. Сидели с Дашкой на кухне, пили чай, мирно беседовали о проведении предстоящего новогоднего праздника, как вдруг ни с того ни с сего пропало электричество во всей квартире. Странно, но обычно ярко светящий даже через занавеску уличный фонарь (живём мы на втором этаже, аккурат напротив него) тоже погас. Тьма на кухне и в квартире была такая - ни черта не видно! Выглянули в окно... За двадцать восемь лет жизни я такого ещё не видел: ни в одном из домов, которые попадали в поле зрения, не было света. Не светил ни один фонарь.

Бывало много раз, что из-за каких-то неисправностей пропадал свет в целом доме, но выгляни из окна и всегда увидишь свет в соседнем доме, а тут - кромешная тьма! Только изредка машины, проезжающие по дорожке перед нашими окнами, располосовывали улицу пучками света фар. Было очень удивительно наблюдать такую картину...

Мы с Дашкой посмеялись: "Ха-ха, небось какой-нибудь пьяный Афанасьич в трансформаторной пописал не в том углу!". Я включил фонарик на сотовом и пошёл "на разведку" на лестничную клетку, на которой уже слышались голоса соседей...

- Здрасте, дядь Миш! Чё это может быть? Света во всём районе, судя по всему, нет! - обратился я к открывающему электрощиток соседу.

Пожилой дядя Миша поздоровался и только пожал плечами на мой вопрос, ответив как всегда в своём репертуаре: "Да хрен же его знает! Дерьмо какое-то!".

Совместно с дядей Мишей, вооружившись сотовыми-фонариками, мы удостоверились в целости и невредимости предохранителей в щитке.

- Будем ждать, блин!.. - разделяя недоумение дяди Миши и соседки из квартиры напротив, брякнул я и пошёл домой.

Мы продолжали сидеть на кухне при свете фонарика и допивать остывающий чай... Вспомнили мы "каскадное" отключение электроподстанций в Москве и области в конце мая 2005-го года, когда во многих районах города вырубилось электричество. Решили, что нынешняя ситуация - ни что иное, как повторение тогдашней! Дашка предприняла попытку позвонить подруге, живущей на другом конце города, дабы узнать, что у них там, в Марьино. Сперва попробовала по городскому телефону, но тот не подавал признаков функционирования. Тогда она взяла сотовый, но он тоже только бесполезно светился и "не ловил" сеть.

У меня же был другой оператор связи, но телефон мой тоже сеть "не ловил", а оставался только лишь хорошим фонариком и не более.

- Ладно, - с напором в голосе не отступал я, - ща послушаем, чё там по радио...

И я попытался всё на том же сотовом телефоне "изловить" хоть какую-нибудь радиостанцию. Пролистал сначала все частоты из FM-диапазона, потом УКВ, но ни фига не принималось, из динамика доносилось только шипенье...

Откопали в закромах свечки, зажгли и расставили их на кухне. Самым обломным в тот вечер было то, что больше чая вскипятить мы не могли: мало того, что плита и чайник у нас электрические, так и к огромному нашему удивлению в водопроводе не было воды! Такого уж я точно в своей жизни не припомню, чтобы вода в кране была бы как-то связана с отключением электричества в доме...

- Ну что, Дашенция, откупориваем красненькое?! - было моим единственно верным в той ситуации предложением. Распили бутылочку сухого винца и легли спать. Сотовые отключили - кто знает, сколько ещё не будет электричества, а аккумуляторы заряженные ещё пригодятся!..

Ночью было очень холодно, батареи остыли. Часа в четыре я достал ещё одно одеяло с антресоли, и мы им накрылись.

Проснулись утром часов в десять, на улице окончательно рассвело. Уже даже не помня, что вчера неожиданно вырубился свет, я поплёлся на кухню и машинально нажал кнопку на электрическом чайнике. Кнопка "отпрыгнула" назад.

- Едрительный механизм! Чубайс, дай свет! - я вспомнил про вчерашний вечер и в шутку обратился к Чубайсу.

В квартире был колотун, я оделся. Дашка не спешила вылезать из-под одеяльной засады. В следующую минуту нас ждал пренеприятнейший сюрприз: воды в кранах по-прежнему не было! Я оповестил об этом Дашу. Она совсем как-то погрустнела.

Я засунул аккумулятор в сотовый и попытался настроиться на Маяк, т. к. сети по-прежнему не находилось. Сперва на ФМ диапазоне - шипение; за тем на УКВ - то же самое.

Вдруг за плотно закрытым окном послышались звуки, напоминающие усиленный рупором голос... Я подбежал к окну. В центре нашей улицы стояла МЧСовская машина с рупором на крыше. Я открыл окно.

"Граждане! Вчера вечером Земли достигли аномально сильные электромагнитные бури с Солнца, вызванные сверхмощными взрывами на его поверхности. В связи с этим из строя вышли девяносто пять процентов электрических генераторов по всей Земле. Правительство в кратчайшее время предпримет необходимые меры по частичной подаче электроэнергии в ряд московских больниц, реанимаций, родильных домов. Сроки восстановления подачи электричества в жилые дома пока не известны. Власти города призывают вас соблюдать спокойствие и не паниковать. Экономно расходуйте питьевую воду, продукты питания. Старайтесь держать продукты на морозе, ваши холодильники не работают. Старайтесь не выходить из домов - общественный транспорт не работает. Старайтесь не пользоваться личным транспортом - подача горючего на автозаправочных станциях в ближайшее время осуществляться не будет. За судьбу родственников не беспокойтесь - они будут своевременно оповещены о случившемся и проинструктированы. Ещё раз убедительно просим сохранять спокойствие, не поддаваться панике. О развитии событий вы будете проинформированы аналогичным образом. Следите за появлением автомобилей МЧС на этом же месте. Повторяем: правительство..."

Я закрыл окно. Пока я слушал голос из рупора, у меня в горле стало так сухо, что язык присох к нёбу. Я обернулся к лежащей под одеялами Дашке, которая тоже настороженно слушала заоконные инструкции. Глаза у неё были круглые, как пятирублёвая монета, и я заметил в них испуг. Я и сам был перепуган не на шутку...

Мы не могли поверить в произошедшее! Я помню, что где-то в начале 2009-го года мне попадались в Интернете различные статьи на тему "конца света в 2012", но всерьёз их тогда мало кто воспринял: слишком много нам пророчили концов света! Вот та статья:

"Агентство Американская Академия наук ожидает конец света 22 сентября 2012 года. NASA совместно с Национальной академией наук США осуществило расчёты по гипотетическому сценарию бомбардировки Земли зарядом плазмы и опубликовало доклад "Угрозы космической погоды: социальные и экономические последствия".

Наимрачнейший доклад обнародовала американская Академия наук (NAS): "Угрозы космической погоды: социальные и экономические последствия". А подготовили его специалисты НАСА, изучающие солнечную активность. Она-то и грозит глобальной катастрофой. Буквально выражаясь, концом света. В самом прямом смысле: его - света - не будет на всей планете. Причиной станут геомагнитные бури невиданной силы, вызванные колоссальными вспышками на Солнце - так называемыми корональными выбросами.

- Последствия внезапного солнечного шторма сравнимы с ядерной войной или падением гигантского астероида на Землю, - говорит профессор Дэниель Бейкер, эксперт по космической погоде из Колорадского университета и глава комитета NAS, ответственного за подготовку доклада.

Заряд плазмы, извергнутый нашей звездой, парализует все электрические сети и все то, что работает от электричества. Электромагнитная катастрофа разразится на Земле без всякого предупреждения, планета окажется неподготовленной к такому бедствию. Колоссальные вспышки на Солнце - так называемые корональные выбросы приведут к геомагнитным бурям невиданной силы и глобальной катастрофе. Сигнал тревоги со спутника, наблюдающего за Солнцем, поступит в Хьюстон, в центр космических исследований. В распоряжении у человечества окажется всего несколько минут, полагают ученые, но любые усилия будут бесполезными. Вначале люди смогут наблюдать сияние, подобное полярному, но во много раз более яркое. Затем из строя выйдут все энергосистемы, трансформаторы. Самые уязвимые элементы - трансформаторы. Они быстро перегреются и расплавятся. По оценкам экспертов, только в США через девяносто секунд после удара сгорят триста ключевых трансформаторов. И без электроэнергии останутся более сто тридцать миллионов человек, прогнозируют специалисты. Никто не погибнет, и последствия солнечной атаки проявятся не сразу. Но перестанет поступать питьевая вода, отключатся бензоколонки, перестанут функционировать нефте- и газопроводы. Автономные энергосистемы в больницах проработают три дня, затем остановятся. Выйдут из строя системы охлаждения и хранения продуктов. В итоге, подсчитали специалисты, в течение года умрут миллионы людей из-за косвенных последствий паралича экономики.

Кстати, подобная магнитная буря произошла в 1859 году. Но тогда промышленность только начала развиваться, и поэтому мир не понёс больших потерь. Сейчас человечество более уязвимо. Достаточно вспомнить последствия одной из более слабых бурь: в 1989 году скромный по масштабам солнечный шторм погрузил во тьму канадскую провинцию Квебек, шесть миллионов человек оставались без электричества в течение девяти часов. Заряд плазмы может привести к самым худшим последствиям. Но почему же на восстановление уйдет так много лет? Эксперты NASA говорят, что всё дело в трансформаторах: их нельзя отремонтировать, их можно только заменить, а при этом заводы, на которых они производятся, будут парализованы. Поэтому процесс восстановления будет очень медленным. Что же касается вероятности, что такая электромагнитная буря пронесется по Земле, то статистически она возможна, и вопрос не в том, случится она или нет, а только в том, когда случится. В самом ли деле Солнце, до которого аж сто пятьдесят миллионов километров, способно столь сильно навредить человечеству? "Если произойдет событие, аналогичное тому, что случилось осенью 1859 года, то мы его можем и не пережить", - говорит Джеймс Грин, один из директоров НАСА и специалист по магнитосфере. Тогда - сто пятьдесят лет назад - молодой английский астроном Ричард Каррингтон заметил, что светило покрылось необычно крупными пятнами - их группа была хорошо видна даже без оптических приборов. И вдруг поверх пятен вспыхнули два ослепительных шара, которые быстро росли. Они были столь яркими, что затмевали блеск Солнца. Примерно через пять минут шары исчезли. Через семнадцать часов ночь над Америкой стала днем - было так светло от зеленых и малиновых сполохов сияния. Казалось, что города охвачены огнем. Зарево над своими головами наблюдали даже жители Кубы, Ямайки, Гавайских островов, никогда прежде ничего подобного не видевшие. Имевшиеся тогда магнитометры зашкалило. Телеграф вырубился. Из аппаратов сыпались искры, жаля телеграфистов и поджигая бумагу.

Эту магнитную бурю назвали Каррингтонским событием - по имени астронома. Она была самой сильной в обозримом прошлом. Её повторения и опасаются учёные, пишет газета "Комсомольская правда". Вспышки на Солнце происходят из-за перемешивания газов. Иногда светило выстреливает их в пространство. От поверхности отрываются десятки миллиардов тонн раскалённой плазмы. Эти циклопические сгустки несутся к Земле со скоростью в миллионы километров в час. Ещё и ускоряясь по ходу. Удар принимает на себя магнитное поле планеты. Внезапные изменения в электромагнитном поле Земли наводят сильный постоянный ток. Он-то и способен буквально сжечь электрические сети, не рассчитанные на подобные нагрузки. "Есть еще одна опасность, - говорит Дэниель Бейкер, - так называемые веерные отключения. Энергетические сети на континентах взаимосвязаны. И потеря даже какого-нибудь одного узла повлечет за собой каскад аварий. К примеру, в 2006 году банальное отключение одной из ЛЭП в Германии вызвало серию повреждений трансформаторных подстанций по всей Европе. Во Франции пять миллионов человек сидели без света два часа".

Специалисты НАСА прогнозируют солнечный шторм, аналогичный Каррингтонскому, на осень 2012 года, когда активность светила достигнет максимума. И уповают на сигнал тревоги. А его, как следует из доклада, способен подать всего один аппарат, который сейчас расположен между Солнцем и Землей. Да и тот уж скоро сломается - летает с 1997 года. Но даже если он протянет еще три года, то после "штормового предупреждения" у землян останется от пятнадцати до сорока пяти минут на подготовку. "Тогда - сто пятьдесят лет назад - человечеству просто повезло, потому что оно не достигло высокого технологического уровня, - говорит Джеймс Грин. - Сейчас, случись подобное, на восстановление разрушенной мировой инфраструктуры уйдет не меньше десяти лет. И триллионы долларов".

Вот как оно всё обернулось! Правда, не сентябрь на дворе, но кто же мог предсказать с точностью до дня?! "Что будет дальше? Что делать?" - вертелось у нас в головах... Но надо было действовать, чтобы выжить. В ближайшие часы мы постарались выполнить инструкции: продукты, остававшиеся у нас в холодильнике, распихали по пластиковым пакетам и на верёвочках вывесили через окно на улицу. Мы видели, что многие люди делали также. Потом я несколько часов бегал на улицу с теми же пластиковыми пакетами и с одним-единственным пластиковым ведром, которое было у нас в квартире, и набирал в них снег что почище. Приносил этот снег домой, где Дашка в полутёмной ванной комнате, в которую еле-еле проникал дневной свет из коридора, пересыпала снег в заткнутую пробкой ванну. Я приносил снег, оставлял его Дашке и тут же убегал за ним снова. Она в то время пересыпала всё в ванну и, когда я прибегал с новой партией, возвращала мне опорожнённые пакеты. Через три-четыре часа наших стараний ванна была полна талой водой.

Как же нам повезло, что неделю назад я купил с десяток фильтрующих модулей для кувшина-фильтра! Литров двадцать- двадцать пять из наших водных запасов мы отфильтровали, разлили по имевшейся пластиковой таре (канистрам, бутылкам) и запрятали в шкафы.

Сделав дела первоочередной важности, мы решили дойти до соседнего дома, заглянуть к Андрюхе, как он там? Так пусто на улицах не было никогда. Мы видели максимум пять-семь человек, спешащих куда-то. Некоторые по моему примеру собирали снег. Один мужик даже разбирал снеговика - проще было носить домой "подготовленные" валуны. Всего три машины проехали мимо нас. Привычный людный магазин был закрыт. Ни одного ребёнка во дворах. Было страшно видеть такие последствия!

Дошли до Андрюхиного дома. Я по привычке пошёл к лифтам. Дашка с грустной улыбкой дёрнула меня за руку, мол, пойдём к лестнице. Поднялись на седьмой этаж, постучались в дверь Андрюхиной квартиры. Он оказался дома. С порога я спросил его:

- Слушал МЧСников?

- Слушал.

- Снег набирал для воды?

- Да, многие набирают... Оно и понятно.

- У меня фильтры есть, я тебе штуки 3 отдам.

- Спасибо, дружище, а то у меня последний, и тот давно не менял, - улыбнулся Андрей.

Мы втроём прошли на кухню.

- Чаю не предложу! - пошутил Андрей.

Я всегда любил его шутливую манеру относиться к трудностям. К любым трудностям, коих немало выпадало по жизни на его голову. Такое отношение вселяло в меня оптимизм и поэтому в трудные минуты я старался быть рядом с другом и от этого стократ легче переносил и свои трудности.

- Да? Плита что ль сломалась? - засмеялся я. Дашка тоже хихикнула.

- Как думаешь, на сколько это дерьмо затянется? - спросил Андрюха.

- Хмм.. Да хер же его знает на сколько. Я как думаю: ежели все эти долбанные трансформаторы погорели, то беда совсем. Будут, конечно, на дизельных генераторах, на солнечных батареях чуть-чуть электричества производить и потихонечку производить новые трансформаторы, но времени это займёт столько... Беда, Андрюха, беда пришла и, если верить той статье про "Конец света", то миллионы погибнут, дружище! - на одном дыхании ответил я Андрюхе и напомнил про ту статью, над которой раньше мы смеялись.

Несколько часов сидели на кухне, общались. Ели бутерброды, пили компот. Всё никак не могли осознать, что произошедшее носит не временный характер и через день подстанцию не починят, а весь мир будет без электричества неопределённый, но явно длительный срок. Вышли мы от Андрюхи часов в восемь вечера. На улице - кромешная тьма. Жизнь как будто замерла: ни машин, ни людей. Ну, машины две, правда, куда-то проехали мимо нас, но не более. Мы пришли в тёмную ледяную квартиру; за окном стоял мороз градусов минус восемнадцать. Зажгли в комнате одну свечку, т. к. решили экономить наши небогатые запасы свечей. Допили вчерашнее вино, долго общались с Дашкой, решая, как быть дальше. Завтра понедельник. На работу, естественно, идти мы не собирались. Да какая теперь к чёрту работа?! Мысли были забиты только тем, как выживать дальше, чем питаться, что в принципе делать...

Ситуация в стране в целом и в Москве в частности с каждым днём накалялась. 18.12.2012 часа в четыре ночи мы проснулись от каких-то очень громких криков за окном. Несмотря на то, что у нас в квартире установлен пластиковый стеклопакет, шум с улицы слышался в квартире очень отчётливо. Я подошёл к окну: в свете луны дрались два мужика, кто-то их разнимал. Всё это происходило на фоне верещащей автомобильной сигнализации. В одном из дерущихся я узнал соседа дядю Мишу. Узнал я его по красному пуховику и синей шапке, в которых он обычно выгуливал собаку. Я не мог не выскочить на улицу и не помочь соседу. Поспешно нацепив джинсы и крутку, через минуту я уже подбежал к дерущимся. Мужик колотил ногами уже лежащего на снегу соседа. Помимо меня ещё два мужика пытались их разнять. В конечном счете, мы их разняли, оттащив неизвестного крепкого мужика от дяди Миши, которого обидчик изрядно превосходил в силе. Мужик этот со всех ног принялся бежать, поняв, что преимущество уже не на его стороне.

- Держите суку, вор, держите его! - орал дядя Миша.

Но никто не отважился бежать в тёмный переулок за здоровенным амбалом.

- Дядя Миш, чё случилось, Вы живы-здоровы? - поинтересовался я.

- Да жив я, - буркнул сосед и, встав со снега и подняв шапку, подошёл к своей машине, у которой отчаянно ревела сигнализация. - Спасибо, мужики! Эх, сука, где мои семнадцать лет? Здоровый, падла, поколотил меня - дядя Миша приложил кусок снега к рассечённой брови.

Рядом с машиной валялась опрокинутая канистра, из которой вытекло несколько литров бензина.

- Бензин, гад, сливал! У меня брелок сигнализации запищал, я и выскочил разбираться, в чём дело. В темноте-то из окна не разглядел, что происходит.

Я поднялся домой и лёг спать, рассказав Дашке о случившемся. Я был очень рад тому, что моя машина с полным баком, который я залил по счастливой случайности за день до катастрофы, стояла в гараже за очень надёжными замками... Утром мы нафильтровали воды из пополненных вчера запасов в ванной. Из еды у нас оставались несколько пачек быстрорастворимых каш, прозорливо купленных до энергетической катастрофы для употребления их на завтраки, пачка пельменей, кое какой полузаплесневелый хлеб, варенье, несколько яблок и ещё какая-то мелочь вроде сушек. Магазины не работали. Вчера-позавчера в нашем, по крайней мере, районе были первые случаи мародерства. Тоже ночами кто-то взламывал двери и выносил провиант. Приезжала снова МЧСовская машина, к которой тут же сбежались толпы народу с близлежащих домов и почти начали её штурмовать. Из криков в толпе самыми частыми были: "Когда это закончится?", "Когда дадут электричество?", "Дайте пожрать". МЧСники, не выходя из машины, всё по тому же матюгальнику успокаивали бунтующие толпы. Обещали, что завтра по такому-то адресу приедут цистерны с питьевой водой, а также, что в здании управы района МЧС начнёт в порядке очереди раздавать талоны на хлеб и тушёнку. Назвали адрес и время. Я всё это наблюдал через окно. Опять у меня в горле пересохло: очень ситуация напоминала описание Ленинградской блокады времён Великой отечественной войны. Страшно стало...

Вечером к нам в дверь постучали. Это был Андрей. По выражению его лица уже с порога я понял, что он чем-то очень сильно встревожен.

- Шталенков на служебной машине приезжал, - сняв пальто начал рассказывать он. - Говорит, что на днях введут чрезвычайное положение, ведь такое начнётся... Да уже началось: магазины разгромлены, бензин у многих по ночам сливают и даже уже по квартирам лазить начали, если хозяев нету...

- Знаю-знаю, в нашем подъезде только вчера ночью три хаты обчистили. В основном, что из еды было унесли, ну и, конечно, золото, деньги, в общем, всё ценное, что только нашли. Соседка с девятого этажа рассказала. Они с мужем в соседний район ходили к старикам своим, там и ночевать оставались. Сегодня утром вернулись - дверь не заперта, хотя запирали перед уходом. Так жалко их, я им кашек отдал немного, а то у них совсем жрать теперь нечего.

- Твари! - огрызнулся Андрей. - И ведь даже если услышишь ночью, что дверь у кого-то ломают - не сунешься. Пырнут в темноте - не пикнешь!

- Да. И милицию как в старые добрые не вызовешь! - согласился я.

Потом мы втроём сидели на кухне, всё также при одной единственной свече. Обсуждали примерные планы на ближайшее будущее.

- На вот, - Андрей достал из кармана брюк и протянул мне несколько каких-то бумажечек, по размеру напоминающих денежные купюры, - это талоны на еду. Шталенков привёз мне 50 штук. Один талон - буханка хлеба, банка тушёнки. В здании управы нашего района их отоваривать можно два раза в неделю: во вторник и пятницу с тринадцати до пятнадцати. Адрес знаешь?

- Знаю... Спасибо тебе большое! И дяде Диме передай. А где их получают, талоны эти, ежели не по блату? - поинтересовался я.

- Да там же в управе, только с торца. По паспорту выдают пять талонов на неделю. Кстати, МВД взяло под контроль все крупные гипермаркеты, продуктовые склады, короче говоря, все большие "залежи" провианта. Шталенков рассказал. День и ночь грузят съестное, да и несъестное тоже, в ЗИЛы и свозят куда-то. В общем, стратегические запасы формируют на ближайшее время.

- Понятно. Выходит, как тушёнку с хлебом сожрут, начнут выдавать круассаны с кока-колой?! - засмеялся я.

Андрей с Дашкой тоже захохотали.

- Эххх, смешно, да не до смеху... - уже серьёзным тоном произнёс я. - Новый год скоро, а тут и не знаешь, дотянешь или нет.

- Ну, не кисни, не кисни! - Дашка взяла меня за руку. - Где наша не пропадала! Встретим новый год с размахом; у нас бутылка виски нетронутая стоит, помнишь? Мандаринов с оливье, конечно, не предложу, но у нас в пакете за окном ещё кусок мяса замороженный висит! Костерок тут разведём и зажарим... Андрюха! - Даша хлопнула Андрея по плечу, - Ты приглашён, чувак!

Мне как-то стало полегче на душе от того, что Дашка, казалось бы, не имеющая поводов не впадать в отчаяние, так бодро и весело шутила и не позволяла мне провалиться в бездну мыслей о безысходности нашего положения. "Нашего" - не нас троих, а в глобальном смысле. Что будет через неделю? Месяц? Все перегрызут друг друга за воду, за кусок хлеба? Перенаселённый мегаполис, в одночасье отброшенный на несколько веков назад в своём развитии, уже не представлял собой манящий уровнем своей жизни высокоразвитый город, а, напротив, превращался во всё более опасное и безнадёжное место.

Дашенька была для меня верной опорой во всём, в трудную минуту она как никто другой вселяла в меня веру в светлое (и в прямом, и в переносном смысле) будущее, помогая держаться на плаву.

21.12.2012, пятница.

Утром приезжала машина МЧС. Объявили о введении в России Чрезвычайного Положения и комендантского часа. Запрещалось появляться на улицах после девяти вечера. По улицам, по мере возможности, будут ездить патрульные машины с прожекторами на крышах. Военные будут уполномочены стрелять на поражение в тех, кто будет проявлять признаки мародерства, остальных будут задерживать до выяснения обстоятельств.

Мы с Дашкой с тех пор, как всё произошло, ни разу не отходили от дома дальше, чем на квартал (до Андрюхиного дома). Сегодня нам было позарез необходимо сходить до управы, чтобы отоварить талоны, - продукты у нас дома, кроме припасённого к новому году куску мяса, подошли к концу. От нас до управы ходу было километра три. Слава Богу, температура за бортом немного повысилась - было минус восемь градусов.

Честно признаться, отходить из дома на столь дальнее по нынешним меркам расстояние было как-то боязно. И, хотя из продуктов взять у нас в квартире было почти нечего, да и в светлое время суток грабили редко, всё равно было страшно, что кто-то может посягнуть на наш оплот, наше убежище. "Могут украсть оставшиеся свечи, кусок мяса для нового года или просто разломать замок на входной двери, а другого у нас нет..." и тому подобные мысли терзали меня. Но идти за хлебом и консервами было необходимо.

...Возле управы, по периметру, стояли милиционеры с автоматами. Всего человек тридцать. Такие меры безопасности, по всей видимости, были предприняты с целью не допустить беспорядков в очереди и, самое главное, попыток граждан проникнуть в здание и растащить запасы продовольствия. Из здания управы по громкой связи слышались призывы не толпиться, придерживаться очереди.

Пока стояли в очереди, прочитали на доске объявлений от руки написанное чёрным маркером на большом листе бумаги объявление, гласящее следующее: "Уважаемые жители нашего района! В целях обеспечения транспортного сообщения между административными округами г. Москвы с 24.12.2012 от автобусной остановки ДСК-1 по понедельникам и средам будут курсировать автобусы, следующие до пересечения Новослободской ул. с Садовым кольцом. На Садовом кольце в указанные дни будут в течение всего дня курсировать по часовой стрелке автобусы, следующие с остановками...". Далее ещё куча информации про принцип организации движения общественного транспорта и расписание следования автобусов. Например, всего в каждый из указанных дней в сторону Садового кольца и обратно должны будут идти друг за другом три автобуса три раза в день. Желающие ехать куда-либо по своим делам с использованием этих автобусов должны будут заранее, за два дня, записываться все в той же управе. Автобусы, курсирующие на Садовом кольце, будут делать остановки напротив крупнейших шоссе и магистралей, где в сторону области также будут идти подряд несколько автобусов. Таким образом, если кому-то позарез нужно попасть в перечень дежурящих больниц, родильных домов (который тоже висел на доске объявлений) или к родственникам, скоро такая возможность должна быть представлена.

Машин же на дорогах практически не было. Бензозаправочные станции по понятным причинам не работали и, соответственно, те, кто куда-либо ездил с момента чёртова "конца" света (так теперь называли произошедшее 15.12.2012), давно выжгли весь свой бензин. Остальные автовладельцы не тратят его, берегут на чёрный день, не выезжая никуда на машинах. Правда, одна-две машины в час, всё же, проезжали по шоссе. Мы наблюдали это, когда шли вдоль шоссе к управе. Очевидно, это либо едущие куда-то по неотложным делам счастливые обладатели остатков бензина, либо какие-то служебные машины. "У силовых структур, - рассказал Шталенков Андрею, - в резервах достаточно горючего, чтобы год автопарк МВД, Министерства обороны и ФСБ мог выезжать по неотложным делам. Из этого же резерва и будут заправлять пассажирские автобусы".

Глава 5. Свет в конце тоннеля.

Много тысяч, десятков тысяч людей погибло за ту холодную зиму. Основной удар пришёлся по людям, которым и до "Конца" света жилось не сладко: людям пенсионного возраста, малоимущим, инвалидам... Одним словом, выживали те, кто способен был преодолевать пешком достаточно большие расстояния на лютом морозе, кто мог топить снег для получения воды, кто не замерзал по ночам в остывших квартирах и те, о ком было кому позаботиться. А сколько людей угорело и заживо сгорело в своих квартирах, пытаясь в двадцатиградусный мороз согреться у костра из стола и стульев!

К концу мая в стране продолжало действовать Чрезвычайное Положение. Надо отдать властям должное, но они сумели худо-бедно удержать архисложную ситуацию под контролем и не допустить воцарения в стране полной анархии. Благо с повышением температуры за окном жить в первобытных условиях в XXI веке стало чуточку попроще... Регулярно подвозилась питьевая вода. Многие пользовались родниками, подземными источниками. Скромных сухих пайков, выдаваемых по талонам властями, населению хватало, чтобы выживать. Тотальный голод стране пока не угрожал ввиду того, что в стратегических хранилищах было достаточно зерна, чтобы продержаться ещё как минимум год. Потихоньку восстанавливалось сельское хозяйство, преимущественно с использованием лошадей вместо тракторов (дизель был на вес золота и расходовался крайне предусмотрительно), так что и на следующий год можно было не опасаться голода. Понемногу восстанавливалась и работа ключевых трансформаторов. Но их мощности хватало исключительно на поддержание работы больниц, которые были переполнены, роддомов, а также на производство энергии для медленного проведения восстановительных работ, производства новых генераторов.

Тем временем в России устанавливался новый уклад жизни. Люди уже начали делить время на "до" и "после". Хотя и прошло с роковой даты 15.12.2012 не более полугода, но как жилось тогда, "до", уже мало кто вспоминал. "До" казалось теперь таким же невероятным и призрачным, как тогда, до декабря 2012, казалось, что "после" - невозможно! Человечество оказалось слишком зависимым от электроэнергии и предстало совершенно безоружным перед лицом невиданной ранее угрозы.

Власти направляли максимум ресурсов на восстановительные работы и аграрный сектор. Теперь было не важно, кем тот или иной человек был "до", ему находили работу под стать. К примеру, я работал в небольшой мастерской при ФСБ (спасибо Шталенкову), занимающейся ремонтом ведомственных машин, генераторов и прочей техники, благо мастерская находилась недалеко от нас, километрах в пятнадцати, и в летнее время я ездил туда на велосипеде. Зимой меня, наряду с другими работниками, забирал старенький дизельный микроавтобус. Даша же работала летом на поле в ближайшем Подмосковье, а зимой её взяли на штабную службу тоже в ФСБ (и снова благодаря Шталенкову). Там же временно работал и Андрей. Но были и те, кто не хотел трудиться на общее благо, а предпочёл разбой правому делу. Новой валютой стали талоны на сухие пайки, это за них теперь и убивали, и отбивали рёбра в тёмных переулках, а не за рубли. Талонами выплачивалась и зарплата за работу.

Отдельную и зажиточную прослойку трудоспособного населения составляли "народные умельцы", изготавливающие из подручных материалов дизельные генераторы, а также "дизелисты" - те, кто торговал дизелем для этих генераторов. Где уж они его доставали - Бог весть (может с каких-то заброшенных нефтебаз, может, сливали откуда-то, например, с остановившихся где-то в лесах товарных поездов), но навар имели неплохой. Например, дизельный генератор с выходной мощностью четыреста ватт стоил двести талонов. Для сравнения: день работы на посевных в поле стоил четыре талона или в переводе на натуральный показатель - четыре буханки хлеба, четыре банки консервов, две парафиновые свечи, пять литров питьевой воды. Зато обладатели дизельных генераторов были невероятными счастливчиками! Они выводили выхлопную трубу из окон, чтобы квартира не задымлялась, и имели возможность греть себе чай в электрических чайниках, заряжать аккумуляторы для фонариков, освещать квартиры тёмными вечерами лампами накаливания... Одним словом, они на полшажочка оказывались в "до", в то время как люди, не имеющие генераторов по-прежнему жгли костры, угорая в своих квартирах...

К осени власти сумели наладить подачу нефтепродуктов с нефтеперерабатывающих заводов, восстановив работу ключевых насосов на магистральных нефтяных трубопроводах. Конечно, объёмы производимых НПЗ бензина и дизеля были не те, что "до", и ни о каком восстановлении продажи бензина на АЗС и речи идти не могло, но дизель для генераторов можно было купить легально, а не только у "дизельщиков". Появились в официальной продаже по цене сто талонов и сами генераторы.

У нас тоже был свой генератор на пятьсот ватт. О! Это был наш любимый "питомец" в доме. Иногда, когда просто хотелось выть от всеобщей гнетущей обстановки, от ежедневной борьбы за выживание, от непонятных перспектив на будущее и монотонной работы, по сути, за еду, вечерами мы позволяли себе истратить пару лишних литров горючки и включать на часок-два КОМПЬЮТЕР, который последние полгода представлял собой не более, чем пылесборник. Мы просматривали фотографии нашей светлой юности, которые, к сожалению, так и не были распечатаны, а хранились только в электронном виде. Разве можно было представить себе тогда, что такое пустяковое дело, как включение компьютера и просмотр фотографий может когда-нибудь быть невероятной роскошью?! Конечно, мы себе и представить не могли, что может наступить "после"... Но, казалось, "до" понемногу приближается... И это заставляло нас двигаться дальше и верить, что в ближайшие несколько лет мы сможем забыть произошедшее, как кошмарный сон и вспоминать о нём только лишь рассказывая детям про безэлектрические времена...

Что же касается жизни в других странах, то об этом подавляющему большинству населения было ровным счётом ничего не известно. Ещё бы! В условиях полного паралича транспортной системы теперь и соседний город казался далёкой заграницей. Телефонной связи же, естественно, не было и в ближайшие несколько лет и быть ещё не могло. Но на уровне правительств дипотношения поддерживались. Очень редко, но послы стран на самолётах, управляемых опытнейшими пилотами полностью в ручном режиме, наносили визиты друг другу, обменивались опытом выживания в сложившейся ситуации.

Из соседей по континенту наиболее безболезненно смогли перенести пик тяжёлого времени (зиму и начало весны) Германия, Швейцария, Бельгия, Швеция и Норвегия. В основном им удалось это за счёт высокого уровня организации действий по минимизации последствий удара стихии, а также за счёт больших запасов нефтепродуктов и продовольственных товаров в хранилищах.

США же пострадали больше, чем другие государства и понесли огромные человеческие потери из-за отсутствия должного запаса продовольствия и горючего в преддверии зимы, а также из-за их традиционной зависимости от импорта нефти из стран персидского залива и из России. Совершенно непредсказуемо и неожиданно для всех стран евразийского континента, в начале 2013 года Штаты разорвали дипотношения с ними. Послы США навсегда покинули эти страны. Более ничего, что там происходило, никому не было известно.

Глава 6. Враг идентифицирован.

...Тем временем в холле собиралось всё больше и больше народу. Пришёл Шталенков, поздоровался со мной.

- Дмитрий Юрьич, а Вы уже в курсе, что там разведчики вынюхали? - обратился к Шталенкову Андрей.

- Нет, ребята, - покачал головой полковник, - дело это слишком засекреченное, только генералы "в теме".

В зал заседаний уже начали запускать собравшихся. По большей части это были сами же ФСБешники, представители Министерства обороны и избранные журналисты, в основном ведомственные, такие как Андрюха. Таких как я, гражданских, скорее всего, тут больше не было. С другой стороны, пропуск на Лубянку был оформлен на меня как на спецкорреспондента, хотя я таковым и не являлся. Но, в любом случае, мне было оказано доверие, и я его ни разу ещё не подорвал. Можно сказать, я был на поруке у Шталенкова, а он являлся фигурой хоть и не первой величины, но и далеко уж не последней. Хотя имел он не самое высокое звание, к нему прислушивались, ему верили.

Доклад начался ровно в четыре часа. Когда на трибуне появился генерал-майор Измайловский, в зале воцарилась полная тишина.

- Мы столкнулись с неизученной, беспрецедентной и невиданной до настоящего момента угрозой, - поприветствовав собравшихся, начал Измайловский.

Последующие минут пятнадцать его речи собравшиеся слушали про детали проведённой операции по выявлению шпиона и его поимке. Но все ждали другого... И, наконец, дождались.

- В ходе допроса Тарасюка (так, кажется, была фамилия того шпиона), а также проведённой работе по изучению всех материалов, изъятых у него, было установлено, что Соединённые Штаты Америки развернули полномасштабную военную операцию против всего евразийского континента с применением неизвестного биологического оружия. Плацдармом для наступления служит Афганистан, в котором на протяжении уже многих лет дислоцируются многочисленные американские военные группировки. - перевёл дух Измайловский. - Все мы знаем о происходящем на протяжении последних месяцев в азиатском регионе. Так называемые "нелюди" или, как сейчас говорят, "афганцы" - это оружие нового поколения, применяемое США с целью полного истребления населения нашего континента. Кто эти "нелюди", как они функционируют и из чего состоят на данный момент - доподлинно неизвестно. Известно одно: это бывшие люди, ныне таковыми не являющиеся, - продолжал генерал-майор.

В зале начали перешёптываться. Мы с Андрюхой переглянулись.

- Как было установлено в ходе оперативного расследования, данный шаг со стороны США является попыткой установления полного контроля над всей территорией евразийского материка. Стремление США к господству над Евразией обусловлено катастрофическим состоянием внутри самой страны: голод, вымирание населения, острая нехватка энергоресурсов и мощностей для восстановления топливно-энергетического комплекса страны. Установлением контроля над нашим материком путём невиданного за всю историю Планеты геноцида США надеются обеспечить себе как доступ к колоссальному количеству ресурсов, в том числе и энергетических, так и к территориям для последующего расселения на них, - закончив свою реплику, Измайловский поднёс к губам гранёный стакан и сделал несколько глотков.

Все находившиеся в зале круглыми глазами и с приоткрытыми ртами глядели на выступающего. Журналисты судорожно бегали карандашами по своим тетрадям, записывая слова генерал-майора.

- Сегодня же вечером, - продолжал Измайловский, - состоится экстренное заседание глав силовых ведомств, на котором, с учётом нового видения беспрецедентной угрозы всему материку, будут приняты решения по противодействию угрозе и реализации комплекса мер по обеспечению защиты территории России. Как всем известно, в настоящее время наши войска удерживают оборону на следующих рубежах: Волгоград, Самара, Челябинск.

На белом экране с помощью проектора была спроецирована карта фронтов.

- В нескольких километрах за фронтом организована плотная линия обороны, созданная с целью недопущения прорыва этих нелюдей вглубь территории нашей страны. Пока фронт держится и не сдаёт позиции уже на протяжении недели, закрепившись на указанных рубежах. Но враг ведёт себя совершенно непредсказуемо, и существует угроза прорыва фронта в любой момент. Также, крайне часты случаи дезертирства в рядах обороняющихся. Связано это с тем, что воевать против, так сказать, "зомби" порой даже ветеранам страшно, - несколько неформально заключил генерал-майор.

Измайловский продолжал: "С момента введения ЧП враг углубился на территорию нашей страны на девяносто километров. В настоящий момент наиболее приоритетными задачами являются: не позволить американским "зомби", назовём их так, ещё больше углубляться на территорию России, эвакуировать из опасных районов как можно больше гражданского населения, мобилизовать максимальное количество военнообязанного населения к местам боевых действий, обеспечить поддержку фронтов с тыла, в первую очередь, боеприпасами, продовольствием и медикаментами и, наконец, изучить применяемых американцами "зомби" для поиска наиболее эффективных средств борьбы с ними. На данный же момент доподлинно известно лишь то, что эти чудовища в человеческом обличии обладают нечеловеческой силой, и что они активны только в ночное время суток. За время противостояния этим "афганцам" военные не зафиксировали ни одного случая атаки с их стороны в светлое время суток"...

Больше ничего интересного сказано не было. Только в конце своей речи Измайловский обратился к журналистам, присутствующим в зале:

- В целях недопущения всеобщей паники журналисты не должны обнародовать следующие подробности, касающиеся неизведанной угрозы. Далее генерал-майором был зачитан список подробностей, который ведомственные журналисты, давшие подписку о полном и безоговорочном подчинении воле руководящей верхушки, под страхом трибунала не должны были вынести за стены зала заседаний. К таким подробностям относились сведения о спецоперации по задержанию и нейтрализации шпиона, данные о замысле США по глобальному истреблению населения материка и, безусловно, о том, что противостоящие регулярной армии силы - не люди. Сводилось всё к тому, чтобы население было проинформировано "О начатой США масштабной военной операции против России с целью её полной оккупации".После доклада мы с Андреем и Шталенковым пошли в кабинет последнего.

- Чайку? - Шталенков окинул нас вопросительным взглядом.

Мы, поблагодарив его, утвердительно кивнули. Полковник достал из верхнего ящика стола три кружки, две из которых он всегда хранил там для гостей. Затем подошел к установленному около окна дизельному генератору и дернул за тросик. Генератор громко затарахтел. Шталенков вернулся к столу и нажал кнопку на электрическом чайнике. Мы с Андреем сели на диван напротив стола дяди Димы. Минут пять, пока закипал чайник, все трое сидели молча, погруженные в размышления над услышанным на докладе. В любом случае при тарахтении генератора разговаривать было не очень удобно. Когда чайник закипел, Шталенков вырубил генератор и разлил кипяток по кружкам, предварительно разлив туда заварку...

- Мда-аа... - протянул Шталенков. - Зомби, блин. Да кто ж они, чёрт побери, такие-то?! - задал он вопрос, не требующий ответа.

- Надо бы на исследование парочку сюда приволочь, - сделал логичный вывод Андрей, с задумчивым лицом сделав глоток и поставив чашку на столик у дивана. - Очевидно, шпион этот не выдал, что это за чудо техники такое, сам потому что не знает.

- А давайте-ка, парни, привезем сюда это чудо, пусть вон медики-эксперты поковыряются! - очень задорно ответил на реплику Андрея Шталенков. - А то на видео-то мы на них насмотрелись - страа-ашные... - шутливо протянул он. - А в душе, может, добрые и отзывчивые? - пародийно детским голосом протянул дядя Дима.

В этот момент я делал глоток чая, но завершить его не успел... Я так гоготнул прямо в кружку с чаем, что и я сам, и Андрюха были прилично поражены брызгами от моего напитка. Андрюха и сам взорвался громким хохотом.

- Сегодня вечером на экстренном заседании я намерен выступить с предложением отправить отряд бойцов к линии обороны и подкараулить там единичную тварь. К фронту лезть нет желания - слишком рискованно. А вот подстеречь заблудшего афганца в какой-нибудь прифронтовой деревушке - дело плёвое. Ну так, пацаны, - на блатной манер выговорил слово "пацаны" Шталенков, - нет ли желания скататься на СПА-процедуры, поваляться пару-тройку часиков в грязевой, так сказать, ва-анне, выпить чашечку кофэ где-нить под Самарой, а?

Не нужно было ничего и отвечать: Шталенков слишком хорошо нас знал, чтобы понять, что прозвучавший вопрос был автоматически квалифицирован нами как риторический. Конечно, мы были готовы, без всяких сомнений! Мы попросили сегодня же вечером сразу после заседания прислать к нам кого-нибудь, чтобы рассказать нам, было ли принято положительное решение по предложению Шталенкова.

Обратно с Андреем ехали все взбудораженные. Мы, почему-то, нисколько не сомневались в успехе предстоящего выступления Шталенкова с инициативой отправить отряд за "языком" (хотя афганец вряд ли мог представлять собой "языка" в классическом смысле этого определения).

- Дашка, Дашка, ты представляешь чего? - начал я с порога, - Скорее всего, мы с Андрюхой на войну поедем! - взволнованно протараторил я.

Я рассказал Даше и про сегодняшний доклад Измайловского и про то, что, вероятно, в момент моего рассказа обсуждал на экстренном заседании Шталенков. Сразу было понятно, что она уж точно не разделяет нашего с Андреем стремления принять участие в довольно опасной операции, а, напротив, что она очень напугана и не хочет этого.

- Ты, надеюсь, понимаешь, что это вам не игрушечки?! - крайне серьезно начала Даша, - Сам прекрасно понимаешь, что твари эти не изучены. Даже если вам удастся одну подкараулить и пристрелить, так может они какие-нибудь радиоактивные или еще что? Но, если честно, я боюсь, что даже ваш отряд может нарваться не на единичную бестию, а на группу их - и что тогда??? - голос ее задрожал, и она крепко обняла меня.

- Малыш, ну не волнуйся же так! - я тоже крепко обнял Дашку, - в пекло нас никто посылать не будет. Ну, Шталенков же планирует, не кто-нибудь! - я сделал огромное ударение на фамилию. - Мы даже на пять километров к фронту не приблизимся. Там просто афганцы поодиночке проскакивают через фронт и мыкаются между фронтом и линией обороны... Конечно, даже если с десяток гражданских такого среди ночи встретят... Эхх... Несладко придется несчастным. Но мы-то с отрядом целым собираемся! Одного-двух духов этих в решето превратим - и глазом моргнуть не успеют! - уверенно-бодрым тоном убеждал я Дашку, у которой по щёчкам текли слёзы. Она знала, что мы все равно сделаем по-своему, и что нас не отговорить, и скорее все её доводы "против" были просто криком души. Плюс ко всему, в случае, если операции суждено будет состояться, Даше придется некоторое время остаться дома одной, а времена были отнюдь не самые благоприятные. Не успели порадоваться отмене одного ЧП, как меньше, чем через год на тебе - второе! И причина-то первого - цветочки в сравнении с причиной второго. Кто знает, что будет дальше! Может быть, нас всех перебьют к едрени-матери, и это совсем не Освенцим, не противостояние homo sapiens себе же подобным. И если тогда, во время Второй Мировой Войны, расклады сил были примерно равны, ну или хотя бы преимущество одной противоборствующей стороны перед другой было относительно небольшим, то теперь бойцы с автоматами и на бронетранспортёрах были сродни первоклассникам, противостоящим в драке кандидатам, да что там, - мастерам спорта по карате!

Я очень волновался за Дашу, но я должен был ехать. И не то, что без нас с Андреем или конкретно без меня там не справятся, нет... Я сам желал этой "вылазки", хотел воочию посмотреть на врага. К тому же, я был у Шталенкова на хорошем счету и, прояви я себя с лучшей стороны в работе на ведомство, я мог претендовать на дальнейшее трудоустройство туда на постоянной основе. Но и не это главное, вовсе нет. Главное то, что идёт война, настоящая, да такая, какой ещё не было. Война, нацеленная врагом на полное истребление популяции материка или даже всего континента, война с применением то ли новейших биотехнологий, то ли самой нечистой силы. И пусть я и мог претендовать только лишь на роль водителя в этой стратегически важной операции (я время от времени подрабатывал на ФСБ на своей машине), но я хотел внести хоть какую-то лепту в борьбе за выживание миллионов людей.

- Что там от тебя-то нужно? - всхлипывала Даша.

- Ну, Андрей поедет с оператором, им надо будет материал отснять, - отвечал я Даше, - а я их повезу... У них ещё оборудования много, то есть нужна машина отдельная. Ну а почему ж мне не ехать? Я тоже хочу хоть чем-то помочь в этой войне! Не всё же время с генераторами ковыряться, когда всеобщая мобилизация... Я не хочу отсиживаться, мне совесть не позволяет.

- Езжай, мой хороший, езжай! - сквозь слёзы говорила Даша, прижимаясь изо всех сил ко мне. - Я тебя понимаю, просто мне страшно!

- Не волнуйся, приеду целёхонький, - бодро сказал я и поцеловал свою девочку.

Глава 7. Война наступает на пятки

В половину первого ночи, 24.07 в дверь постучались. Я пулей подлетел на стук. На пороге стоял человек, присланный Шталенковым. Я как-то видел его, выходящего из кабинета дяди Димы.

- Вы Антон? - спросил он меня.

- Здрасте. Я самый!

- У Андрея я был, ему всё рассказал. Завтра будьте на своей машине в пятнадцать часов у проходной на Лубянке. Оттуда колонна выдвинется в шестнадцать. Можете с собой ничего не брать - пайки, бензин, спальные мешки и прочее уже организовано. Вопросы?

- Ни одного. Хотя... На сколько примерно едем? - решил удовлетворить своё любопытство я.

- Туда, там берём объект, и обратно. Дней пять максимум. Если объект сразу попадётся, то три дня.

- Спасибо.

Человек Шталенкова, попрощавшись, ушёл.

Проснулись мы в одиннадцать. Я решил выспаться как можно лучше, ведь поспать теперь получится не раньше завтрашнего утра. В половине первого дня встретились с Андреем, дошли до гаража, завели мою Хонду и поехали на Лубянку. По пути заскочили за оператором, товарищем и коллегой Андрея. Приехали точно к сроку, к пятнадцати часам. Возле проходной уже стояли три ЗИЛа и Газель, все защитного окраса. ЗИЛы огромные, военные, на трёх парах здоровенных колёс каждый, с предназначенными для перевозки людей кузовами у двух из них. Такими раньше, до "конца" света, возили к месту несения воинской службы призывников. В этих ЗИЛах уже сидели бойцы в камуфляже. Один ЗИЛ с большой цистерной вместо кузова и с надписью "дизель" на ней. Газель тоже была тентовая, но без скамеек в кузове. Зато в нём я заметил два пулемёта и десять здоровенных канистр, очевидно с бензином.

Непосредственно у КПП стоял и курил Шталенков. Мы вышли из машины, подошли к нему.

- Мы и не сомневались, что сегодня поедем! - весёлым голосом сказал Андрей, протягивая Шталенкову руку.

Шталенков, улыбаясь, подмигнул.

- Я вчера только озвучил предложения и сразу добро дали. - ответил дядя Дима, пожимая уже мою руку. - Короче, едете под Самару, там деревушка есть, Колокольцевка называется, она аккурат в пяти километрах от фронта. Так вот там, судя по имеющимся данным, наименьшее количество афганцев за линию фронта прорвалось, так что там относительно безопасно. Бензина - сто двадцать литров, тебе, Антох, - обратился ко мне Шталенков, - ещё и на юга скататься останется; бойцы в отряде - ребята надёжные. четыре снайпера с вами. Камера, плёнки, инфракрасные объективы с собой? - шутливо командным голосом отчеканил Шталенков.

- Так точно, дядя Дим, - приложил вытянутую ладонь к правому виску Андрюха.

Итак, всё было готово к выезду. Шталенков познакомил нас с водителями трех ЗИЛов и Газели. Времени шестнадцать часов; наша колонна выдвинулась в сторону трассы М5 Москва-Челябинск. Газель ехала в голове колонны, следом мы, за нами ЗИЛы с бойцами, а замыкал колонну ЗИЛ-заправщик.

Первые километров двести пятьдесят не было ровным счетом ничего примечательного. Проехали Рязань. Так как скорость колоны была небольшой, порядка семьдесят километров в час, солнце уже начинало спускаться за горизонт. Андрюха сидел рядом и ловил кайф от прослушивания старых дисков, коими изобиловал бардачок моей машины, и которые ему теперь казались чем-то необычным, особенным. Ещё бы! За полтора года без электричества мой друг уже отвык от музыки. Я же частенько работал на машине и ничего этакого в прослушивании дисков не находил, - подумаешь, невидаль! Да и было мне в тот момент не до музыки... Я очень сильно волновался, хоть виду и не подавал. Мне ни разу с "Конца" света не доводилось выезжать куда-нибудь дальше, чем в ближайшее Подмосковье. Катался в основном по Москве, да и то не часто: от силы пару раз в месяц, когда Шталенков просил. Получал я по десятку продовольственных талонов за поездку плюс бензин. Но теперь, когда мы ехали среди лесов и полей по совершенно пустой трассе к месту, где нам предстояло встретиться с жуткими тварями, было как-то не по себе! Конечно же, тот факт, что позади едут два десятка матёрых бойцов, вселял уверенность, но напрочь изгнать из головы подсознательное волнение, тем не менее, было невозможно. Ещё часа через два с половиной стало совсем темно. Пару раз во встречном направлении проехали мимо нас легковые автомобили, на крышах и в приоткрытых багажниках которых были огромных размеров тюки. Я удивился и сразу не понял, что это могли быть за машины и кто и куда в них мог ехать среди ночи, да ещё и везти какие- то непонятные тюки. Спросил Андрюху, вдруг он знает, но он только пожал плечами и развел руками. Оператор, которого тоже звали Андрей, дремал на заднем сиденье. Из аудиоколонок негромко доносилось пение Владимира Высоцкого: "Идет охота на волков, идет охота!"... "М-да... Идет охота на людей, идёт охота...", - отголоском подсознательного волнения невольно подумалось мне. Мы оба с Андрюхой ехали погруженные в свои мысли. Мне же было очень легко и от этого непривычно вести машину по абсолютно пустой, некогда бывшей одной из самых загруженных федеральных трасс. Никаких фур, которых каких-то четыре года назад, едучи по этим же самым местам, приходилось то и дело обгонять с риском влепиться во встречный автомобиль, никаких рейсовых автобусов - пустота. И было страшно от темноты и пустоты. Правда, деревни, которые то и дело встречались то слева, то справа на нашем пути, заставляли немного расслабиться: в окнах теплился свет от свечей, из труб на крышах валил густой дым, очень красиво поблёскивавший в свете луны и наполнявший воздух за окном приятным ароматом деревни.

Совсем уже глубокой ночью, часа в три или в четыре, вдалеке я заметил несколько фар, режущих своим светом напополам кромешную тьму. Когда мы поравнялись, я узнал в едущих навстречу машины, подобные встретившимся нам ранее, все увешанные тюками. По мере движения такие машины стали встречаться нам всё чаще. Но самое главное и не необычное было в том, что помимо машин нам стали попадаться конные упряжки, в которых сидело по семь-десять человек. В упряжках тех можно было также разглядеть и наваленные тюки, такие же примерно, какие перевозились на машинах. И тут мы с Андреем всё поняли: чем ближе мы подъезжали к Самаре, удаляясь тем самым от Москвы, тем больше нам навстречу ехало беженцев! Как же мы не догадались раньше! Ведь в каких-то километрах в трехстах впереди свирепствует невиданной силы нечисть, рвущая голыми руками военных и гражданских без пощады и жалости. И, хотя линия обороны, организованная военными в тылу фронта километров за пять от него, пока и справлялась со своей задачей по уничтожению одиночных, прорвавшихся через фронт афганцев, слишком страшно было местным жителям оставаться вблизи боевых действий, вблизи возможной страшной смерти от рук то ли людей, то ли чертей.

Поразительно было наблюдать всё увеличивающиеся колонны всевозможного транспорта по мере того, как рассветало. По совершенно безлюдной ночью, а теперь достаточно оживлённой трассе встречалось всё больше и больше караванов, двигающихся в сторону Москвы. Причём гужевых повозок встречалось уже гораздо больше, чем автомобилей. Они плелись длинными цепочками, обгоняемые машинами. В отличие от ночного образа обвешанных тюками машин, теперь можно было рассмотреть и тех, кто был внутри. В средних размеров легковушке ехали человек по семь: двое спереди и пять, а то и шесть человек, сзади. Каждая без исключения машина, встречающаяся нам, была заполнена до отказа. Были и грузовики, в кузовах которых сидели по несколько десятков человек. Даже в кузовах самосвалов. Люди, погрузив самый необходимый скарб в машины, лошадиные упряжки, кто как мог покидали свои родные края на неопределённый срок, а может быть и навсегда...

Картина, которую нам пришлось наблюдать, заставляло сердца съёживаться от какого-то щемящего грудь ощущения безысходности. Устремившиеся прочь от смертоносной угрозы караваны напоминали сцены из фантастических фильмов, где инопланетные завоеватели в неравной схватке с человечеством захватывали и опустошали города, готовые в небольшой срок стереть с лица Солнечной системы человеческую цивилизацию.

От осознания того, что нам всем грозит, вероятно, полное истребление в пользу заселения материка беспощадными, позарившимися на наши колоссальные природные ресурсы американцами, уже стерших с лица Земли при помощи своих зомби несколько стран, я ещё отчетливее осознал свою роль в операции, на выполнение которой и ехал наш отряд. Хотелось сделать всё, что в моих силах, чтобы посодействовать тяжелейшему противостоянию наших войск этой заразе, огромными толпами напирающей со стороны Афганистана...

Глава 8. Трофей

Рассветало. Наша колонна уже проехала километров триста в сторону Москвы. Первые километры пути, пока сильны были впечатления от увиденного, я вёл машину с дрожащими руками... В горле было сухо, как никогда. В кузове Газели, ехавшей передо мной, как и на пути в Колокольцевку, лежали теперь уже не только пулемёты, но и страшный груз, который, вероятно, ещё дышал.

Когда было уже около пяти утра, возглавляющая колонну Газель помигала и приняла вправо. Я сделал также, предварительно оповестив ехавших за мной ЗИЛов сигналом поворотника. Колонна встала у обочины, водители всех машин поспешили подойти к водителю Газели, который вышел из кабины и направился к кузову. Из кузова же слышался страшный вопль. Мы с Андреем переглянулись, сбавив шаг. Кто-то окликнул бойцов, дремлющих в ЗИЛе, чтобы с автоматами подошли к Газели. Пока семеро военных с АКМами не подбежали к Газели, никто не решался заглянуть под брезентовый тент. Когда же пятеро бойцов направили дула автоматов на кузов Газельки, двое других синхронно схватив брезент слева и справа, резко подняли его. Из кузова раздался ещё более сильный вопль, от которого даже вояки изменились в лице. В кузове лежал почти дохлый афганец, тело которого неимоверно трясло. Было очевидно, что он отреагировал так на солнечный свет. Бойцы, поднявшие брезент, от оцепенения и, может быть, инстинктивно, опустили брезент. Тварь сменила оглушительный вой на гораздо более тихое, глухое постанывание.

- Похоже, солнышко ему не нравится, - громко заключил водитель Газели. - Мы, как выехали, я его слышать не слышал, так, хрипел себе понемногу. Как солнце всходить стало, он начал громче вопить. Минут десять назад уже начал недуром орать. Похоже, когда на кочках брезент колыхался, и солнце в кузов проникало, он на это и реагировал.

- Очень похоже на то, - сказал Андрей, оператор, который успел запечатлеть процесс поднятия тента солдатами на камеру.

- Ребята! - обратился водитель Газели к военным, - Давайте завяжем поплотнее выход, - он махнул рукой на свободно болтающийся кусок брезента, который служил этакой дверью для доступа в кузов, под тент.

Затем солдаты вместе с водителем плотно привязали "дверь" веревками к кузову через специальные гаки, существующие для этой цели на кузове. Вновь все расселись по машинам и продолжили путь.

Приехали на Лубянку поздно вечером. С Андреем решили зайти к Шталенкову, вдруг он еще на рабочем месте. Он часто засиживался допоздна у себя в кабинете, ведь он был холост и дома его никто не ждал. И, как мы и предполагали, дядя Дима оказался у себя в кабинете; он пил чай и читал какую-то книгу.

- Парни, - радостно воскликнул Шталенков, - как быстро-то вы, афигеть! А я бы через десять минут уже домой убежал, а тут сюрприз такой. Ну, рассказывайте, показывайте.

Мы рассказали Шталенкову в деталях, что и как было в эти три дня, и Андрей протянул ему кассету.

- Сейчас посмотрим, - уже никуда не спешил Шталенков, - шарманку заведу только...

С этими словами он включил генератор и телевизор с видеомагнитофоном. Вставил в видик кассету. Под клокотание генератора мы отсмотрели плёнку, пережив с Андрюхой ещё раз весь кошмар, который мы наблюдали воочию.

- Во скотина! - выключив генератор начал Шталенков. - И что, вы его даже живым сюда доставили?

- Да, сами не понимаем, как после такого количества свинца вообще выжить-то можно... Но стонал ещё, гад, когда его медики-эксперты из кузова извлекали, - доложил обстановку я.

- Ну это же просто прекрасно! Столько всего понятно будет после того, как его по косточкам разберут. Езжайте спать, пацаны, у вас мешки под глазами. Я завтра к четырем дня пришлю за вами машину. Приедете сюда за пряниками, да и, думаю, завтра же нам про афганца вашего расскажут на заседании.

Мы поехали по домам. Но нам не терпелось, чтобы завтра поскорее настало. Любопытство распирало нас. Было безумно интересно получить ответы на уже несколько месяцев интересующие всех вопросы: кто они, эти треклятые афганцы, и как можно эффективнее им противостоять.

Да, вероятно, военным следовало в первые же дни, а не спустя два месяца после нападения американских "зомби" на Россию, организовать подобную нашей операцию по доставке "образца" афганца для изучения военными медиками-экспертами. Но настолько массированными оказались набеги нечисти и кровопролитными бои, что в первое время никто и не думал о необходимости изучать врага; всё военное командование было озадачено разработкой стратегии отпора агрессорам, укреплением позиций и формированием линий обороны за фронтом. Да и времена не те сейчас, что раньше были: авиация теперь - роскошь, всего несколько вертолётов имеются на фронтах и они никак не могут быть зафрахтованы для дальних полётов в тыл, они нужны, как рыбе вода там, в самом пекле. Оставалось только снаряжать военизированную колонну из Москвы, а не наоборот. Ведь там, на фронтах, настоящая мясорубка: каждая ночь - неописуемый кошмар для солдат, которые деморализованы, напуганы. Световой день там уходит на восстановление и укрепление позиций, на то, чтобы похоронить растерзанных, и чтобы солдаты могли отдохнуть и наспех пройти сеанс беседы с военными психологами. Ведь то, что там творится, зачастую не под силу выдержать даже закалённой в боях психике матёрых бойцов, не то, что солдат-срочников!

Уже за полночь я постучался в дверь родного дома. Радостная Дашка встретила, лицо её светилось от счастья. Я рассказал ей все кошмары предыдущей ночи. И так как я еле стоял на ногах от усталости и от двух бессонных ночей, мы очень скоро легли спать.

На следующий день ровно в шестнадцать часов нас с Андреем забрала машина и привезла на Лубянку.

Как всегда сперва мы направились в кабинет к Шталенкову. Он обрадовал нас тем, что генерал-майор Измайловский через час выступит с докладом по результатам работы над привезённым нами нелюдем. Час пролетел за чаем незаметно, и вот мы уже сидели в зале заседаний в ожидании доклада генерал-майора.

- Я хотел бы поблагодарить Шталенкова Дмитрия Юрьевича за оперативно проведённую операцию по доставке с фронта образца противостоящих нашим войскам "зомби", - начал выступление вышедший на трибуну Измайловский. Затем он немного рассказал о том, как происходила наша операция. Мы сидели гордые и довольные, слушая, как хвалят наш отряд за проделанную работу.

- Наши медицинские и военные эксперты изучили предоставленный видеоматериал, а главное, самого бойца противоборствующих сил. Результаты работы экспертов позволяют сделать нерадостные выводы: те, кто атакуют по ночам наши позиции, всё глубже продвигаясь на территорию нашей страны, не люди. Но это уже давно ни для кого не секрет...

Во время речи Измайловского с помощью проектора на белый экран выводились изображения, как с видеоряда, заснятого оператором Андреем, так и фотокадры из лаборатории ФСБ. На последних видно, что ещё живой афганец, привязанный толстыми хомутами к операционному столу, пытался дёргаться и вырваться из надёжных оков. Можно было видеть, как лицо его сводило в судорогах от света ламп. Сам он был похож на человека, предположительно арабской наружности, одетый в изрядно запачканный темно-чёрной спёкшейся кровью камуфляж. Но цвет его кожи был тёмно-зелёным, отчего афганец этот одним своим видом вселял какое-то животное чувство страха. Тело его уже толком не было похоже на тело человека, так как было сплошь изорвано пулями.

- Представленный на изображении солдат, - генерал-майор, сделав пол-оборота, указал рукой на экран, - это обычный человек, афганец в прямом смысле слова, в прошлом. После каких-то медицинских вмешательств в его организм, вероятно, уже после смерти, он приобрёл нечеловеческую физическую силу и обострённое осязание, при этом он [афганец] полностью лишён человеческого разума. Кожный покров у этих нелюдей в три раза более плотный по сравнению с человеческим, наряду с подкожными жирами, способными к почти стопроцентному замедлению скорости пули, выпущенной с расстояния семьдесят-сто метров из автомата Калашникова. Также его организм устойчив к обильным потерям крови, которая, в свою очередь, имеет повышенную свёртываемость. Данные факты в разы снижают эффективность применения против них огнестрельного оружия. Они не чувствуют боли, а чувствуют только инстинктивное раздражение от нарушения штатного функционирования организма. Существенным недостатком их устройства является нетерпимость к свету, преимущественно к солнечному. На солнце у этих тварей происходит резкое повышение температуры тела, и пульс их увеличивается в несколько раз, вследствие чего сосуды сердца нелюдя, не выдерживая перегрузки, разрываются. Прямо под затылком у него был обнаружен неизвестного происхождения микрочип, который в настоящий момент изучается нашими инженерами. Данная особь, назовём её "зомби", не имеет собственного разума, а движима, вероятно, при помощи неких команд извне. Вероятно, но не точно, что найденный микрочип - есть ни что иное, как некий приёмник, посредством которого эти зомби и управляются. Но, повторюсь, информация данная предварительная и по мере изучения материалов будут докладываться дополнительные подробности.

Сидящие в зале шёпотом, но достаточно оживлённо начали переговариваться, пока Измайловский прервался, чтобы сделать пару глотков воды. Фактически ответ на вопрос, терзавший всех долгие два месяца, был обнародован. Наш враг - человекообразное существо, каким-то образом перевоплощенный в машину для убийств людей. Это существо - плоды трудов американских спецслужб и врачей. "Как они управляются? Радиоволны?! Но как это возможно в условиях дефицита электроэнергии на всей Земле? Кем были эти люди до их превращения в чудовищ? Как дать им отпор, принимая во внимание их троекратное превосходство над людьми?", - эти и многие другие вопросы без ответов на них пронеслись вихрем у меня в голове в эту семисекундную паузу.

Больше ничего интересного на том докладе не было. Мы с Андреем были невероятно горды тем, что внесли посильный вклад в борьбу с американской нечистью. Но в ближайшие месяцы на нашу с ним долю более не выпадало никаких значимых заданий. Только обычная, повседневная работа.

Глава 9. Конец "Света"

30.10.2014, четверг.

Оборонительные силы российской армии месяц назад были на голову разгромлены не иссякающими потоками афганцев и отброшены с предыдущих рубежей обороны назад, вглубь страны. Держа оборону в течение без малого полгода, погибло немыслимое число наших солдат, многие из которых, не выдерживая жесточайшего психологического давления от происходящего на ночных полях сражений, кончали жизнь самоубийством. Из-за всеобщей мобилизации абсолютного большинства мужского трудоспособного населения темпы восстановления электроснабжения страны упали до рекордно низких за всё время с начала "конца" света. Обострилась до предела ситуация с поставкой горюче-смазочных материалов не только гражданскому населению, но и на фронт. Осложнилась и ситуация с ремонтом и производством вооружения и техники для обеспечения измотанной и полуголодной армии. Всё это спровоцировало и накаливание ситуации в городах, в первую очередь крупных, таких как Москва и Санкт-Петербург. Да и о происходящем в остальной, не Европейской части нашей страны, было ничего, ну или почти ничего не известно: государство было отброшено на несколько веков назад, когда весточки из отдалённых окраин нашей Родины могли месяцами, теряя свою актуальность по пути, с торговыми или военными обозами идти до Столицы. Но теперь... Теперь ещё с огромной скоростью различные регионы страны, продолжающие автономно держать оборону, как куски от пирога отрезались друг от друга страшными чудовищами, хоть и в получеловеческом обличии. То, что творилось восточнее Поволжья, уже доподлинно не было известно.

В Москве и Петербурге жизнь шла почти своим привычным чередом, по нынешним меркам, конечно. Но день ото дня, по мере того, как всё больше и больше военнообязанных мужчин покидало город и отправлялось на фронт, обстановка становилась всё более напряжённой в криминальном плане. Женщины с детьми, оставшиеся одни в своих квартирах, всё чаще и чаще становились жертвами грабежей и насилия со стороны расплодившихся в городе уголовников и отчаявшихся, переступивших моральные рамки и рамки закона мужчин. Власти всё хуже справлялись с задачей поддержания порядка в городах. О маленьких же городах и говорить нечего: там относительно давно уже воцарилась полная анархия. В какой-нибудь Рязани или Туле - именно на этих рубежах сейчас удерживали свои позиции военные группировки - жить уже было невозможно. Кто сумел, бежали в Москву, совсем счастливчики - в Питер, ведь чем дальше и севернее, тем безопаснее убежище можно было найти. Нечисть подступала уже совсем близко к переполненной беженцами (в основном теми, кто не мог оказывать содействие фронтам: стариками, женщинами, детьми и инвалидами) Столице. К слову сказать, Питер теперь выглядел куда более благоприятным для жизни местом, чем Москва. Во-первых, потому, что он был расположен гораздо дальше от гильотиной нависшей над головами жителей московского региона угрозы, ежедневно на шаг приближающейся к перенаселённому мегаполису. Во-вторых, хоть государственное устройство России, да впрочем и любой другой страны, теперь уже мало кого волновало - в обществе царил дух паники, отчаяния и безысходности - власти, всё же, две недели назад объявили о переносе Столицы из Москвы в Санкт-Петербург и, соответственно, ключевые общественные институты (по большей части невоенные) в спешке переводились в город на Неве.

Даша моя всё чаще плакала, казалось бы, без видимых причин. Чего греха таить? Мне тоже очень часто становилось не по себе от осознания того, что происходящее вокруг - не кадры из фантастического фильма про приближающийся конец человеческой эпохи и не кошмарный сон, от впечатлений после которого легко избавиться умывшись ледяной водой... Нет! Это было взаправду. Частенько у меня тоже средь бела дня подкатывал комок к горлу, а в голове мутнело; состояние из нормального превращалось как будто в предобморочное. Это происходило в моменты, когда в голове проносились мысли, которые лучше моментально прогонять всеми правдами и неправдами. Например, просто хотелось выпрыгнуть из окна или выпить отравы, когда начинал моделировать у себя в голове ход событий, варианты, по которым может развиваться происходящее.

Например, один раз ковыряясь с генератором... (Да, я не был призван на фронт, поскольку всё больше меня привлекал Шталенков для различной помощи ведомству. Также, как и раньше, я работал в производящей и обслуживающей генераторы мастерской тоже, кстати, по большей части обеспечивающей ими ФСБ...) ...я погрузился в долгое размышление о том, что будет через две недели, месяц, в крайнем случае, через полгода. Но началось всё с того, что мне вспомнилось пятнадцатое декабря 2012 года и внезапное выключение света во всём городе... Насколько же тогда мы все, люди, а в частности мы с Дашей, были уверены в том, что не может, абсолютно точно НИКАК НЕ МОЖЕТ произошедшее быть чем-то из ряда вон выходящим. Наверняка очередная авария на подстанции, обрыв какой-нибудь линии, но точно уж не что-то, лежащее за рамками нашего представления. Тогда мне ещё не было и тридцати, и я за всю жизнь свою ни разу не усомнился в незыблемости Земного устройства; ведь "...Земля как крутилась миллионы лет вокруг Солнца, так и будет крутиться ещё столько же, а потом ещё столько же по столько же и до бесконечности..." был уверен я. Только ли я? Конечно нет! 99% людей, голову даю на отсечение, были точно также в этом абсолютно уверены. А тут "БАА-АХ!", шеснадцатое декабря, семнадцатое, январь, март, снова январь, а всё... Нет больше того, к чему привыкли и в незыблемости чего были так уверены... Да, Земля, конечно, не перестала вращаться вокруг Солнца: на смену ночи снова приходил день. Уже не услышать было привычного голоса диктора из телевизора в комнате, не было телефонной связи, способной посредством простых нажатий кнопочек на аппарате перенести твой голос в любой уголок Планеты. Границы возможностей вдруг стали в сотни раз уже: не летали самолёты, не ходили поезда. "Как же так?" - думалось всем. "Ведь это раньше, давным-давно, нельзя было просто так ррра-аз! ...и очутиться за скромную сумму в Праге или Гаване. Ну а теперь, теперь-то в XXI веке - это же раз плюнуть!". Но толку-то плевать, когда буквально всё в современном обществе зиждется на электрическом токе, а его нет! Есть немного, но того, что есть, едва ли хватает на то, чтобы просто выжить, а не жить в полном смысле слова. Внезапно стало невозможным покинуть в поисках новых ощущений насиженное место, да и вообще новые ощущения теперь никак не предполагали положительных эмоций - фактически началась борьба за выживание, жестокая и несправедливая. К этому ли шло человечество со своим техническим прогрессом, космическими кораблями и нано-технологиями? Шло-то, может, и к благим целям, но не дошло, а, будто бы описав в своём развитии громадный круг, вернулось обратно! Точнее его вернули. Вернули обстоятельства, чьей волей человечество было отброшено на века назад и было к этому совершенно не готово.

Но с этой катастрофой человечество, пусть и с колоссальными потерями, сравнимыми с потерями в Великой отечественной войне, через год-полтора уже почти смирилось, точнее, научилось выживать в новых обстоятельствах. Всё же последствия "Конца" света по большей части - техногенные, косвенно влияющие на население планеты. Именно поэтому, вспоминая себя, свои ощущения в первые и самые трудные месяцы после тотального обесточивания Земного шара, я вспоминаю человека не унывающего, верующего в преодоление всех невзгод и испытаний, выпавших по воле природы на плечи человечества. Я не терял бодрости духа, потому что понимал, что всё обязательно встанет на круги своя, нужно только переждать, внося свою лепту в восстановление электрической инфраструктуры, а, фактически, привычного образа жизни. Поэтому я и выбрал из прочего перечня предлагаемых Шталенковым мест, где бы я мог трудоустроиться, мастерскую по ремонту генераторов. Я знал, зачем делаю свою работу. Своими руками я, как и многие другие, по крупице собирал разбитый вдребезги дурацкими вспышками на Солнце былой образ жизни. И вот от такого осознания собственной полезности, от веры в то, что потерянное подлежит восстановлению, что всё непременно будет так, как было и, даже лучше, в голову не приходили мысли, подобные нынешним...

Когда мы ездили в Колокольцевку на поимку афганца в качестве трофея для изучения, фронт казался так далеко... В подсознании, конечно, отголоском инстинктивного страха проносилось: "а что, если они нас, а не мы их? Неужели всех истребят, как колорадского жука дачники?", но верить в такие предположения мозг наотрез отказывался. Потому что невозможно поверить в то, что завтра ничего не будет: ни нас с вами, ни наших домов, а будет лишь опустошённая территория, на которой, вероятно, будет заново строиться новыми людьми новая цивилизация. Попробуйте сейчас представить себе, что через каких-то два года не будет ничего, к чему вы привыкли! Уверен, всё это вам покажется не более, чем фантазией, глупым вымыслом, ведь "...Земля как крутилась миллионы лет вокруг Солнца, так и будет крутиться ещё столько же, а потом ещё столько же по столько же и до бесконечности...". Теперь же, когда чуть ли ни сами демоны наступают на горло военным группировкам, из последних сил обороняющим рубежи пока ещё заселённых русскими людьми территорий, волей-неволей мысли, казавшиеся ранее сущим бредом, без конца лезут в голову. Я каждый день думал "А что же будет совсем скоро? Конец?". И я с ужасом каждый раз осознавал, что ведь ответ на мой вопрос, скорее всего, положительный. В глазах сразу темнело, как в очередной раз, отвлекшись от работы или насущных забот, мысль о практически неизбежном посещала меня. Очень трудно было при этом совладать с собой, взять в руки и продолжать жить, жить, чтобы попытаться выжить.

Посещали меня также мысли и о том, чтобы бросить всё к чертям и, залив полный бак бензина, поехать не по поручению Шталенкова, а в Питер. Говорят, что питерцы загодя готовятся к обороне, что укрепляют кольцо вокруг города так, что и муха не пролетит! Что весь город там только и занят тем, что роет окопы, выстраивает заграждения, баррикадирует дома и целые кварталы. А всё потому, что при негативном стечении обстоятельств Москва падёт через месяца два-три, максимум через полгода, а территория страны на восток от Поволжья, скорее всего, уже истреблена и кишит мерзкой тварью на радость американскому правительству. Но, несмотря на это, я не имел ни морального права, ни силы духа, чтобы сбежать с "тонущего корабля" и тем самым упасть в грязь лицом в глазах Андрея и дяди Димы Шталенкова. Ведь с накаливанием ситуации в городе, чующем неладное и медленно, но верно, погружающемся в состояние паники и предчувствие конца, всё больше работы поручалось мне Шталенковым, и я нужен был тут. Хотя, положа руку на сердце, признаюсь: как-то раз я даже чуть не совершил опрометчивый поступок и не сорвался с Дашей в более безопасный Питер, который сулил в сто раз больше шансов на выживание, чем Москва. Хотя бы на ближайший год. Случилось это после того, как Шталенков в сердцах рявкнул на меня и задел за живое, сказав фразу: "Парней там, на фронте, на куски рвут, а ты тут как на Кипре прохлаждаешся". Не вспомню даже, к чему он это тогда сказал, но пару дней я сильно на него обижался и подумал, что раз уж он считает, что я "тут как на Кипре", то мне дорога в Питер - "Кипр" теперь там... Но, немного погодя я остыл и отмёл возможность проявить трусость и уехать от опасности. Как же тяжело в ситуации, в которой мы оказались, делать выбор, когда на одной чаше весов - собственная безопасность и, даже жизнь, а на другой - чувство некоего долга, вопрос "А кто, как ни я?". Но я сделал, как сам считаю, правильный выбор и нисколько о нём не жалею.

3.11.2014, понедельник.

Я сильно заболел. Слава Богу, Даша в эту аномально холодную осень ни разу даже не простудилась, хотя дома у нас было ужасно холодно; дизель для генератора теперь снова стали выдавать по талонам, один раз в неделю. Мне было не то, чтобы уж очень плохо, но с начала "Конца" света так сильно я заболел впервые. По этому поводу Даша чрезвычайно сильно волновалась и у неё плохо получалось это скрывать: она по несколько раз за вечер перебирала остатки лекарств, оставшихся у нас в закромах и всё пыталась отыскать что-нибудь жаропонижающее с не истекшем ещё сроком годности. Такое её опасение было вызвано недавней смертью нашего соседа - дяди Миши, который сначала просто температурил, а потом, не долечившись, слёг с осложнением. В больницы теперь просто температурящих не принимали... Палаты немногочисленных, пока ещё функционирующих больниц были сплошь забиты жертвами разбойных нападений, обожжёными, обмороженными и прочими несчастными, коим и то мест не всегда хватало.

Было часов семь-восемь вечера. Я лежал укутанный одеялами, Даша читала книгу. В дверь постучались. Дашка пошла открывать. Я услышал знакомый голос из прихожей - это был Андрей.

- Здорово! - принеся с собой облако морозного воздуха и расстёгивая куртку, он поприветствовал меня. Он даже не вошёл, нет. Он буквально ворвался в комнату. Лицо его светилось. Его добродушная улыбка заставила улыбнуться и меня тоже. Видно было, что у него есть, что рассказать мне - что-то такое, чего я даже и представить себе не мог! Так и было... - Прикинь чего! - Андрей сел на кресло возле кровати, Дашка - рядышком со мной, - Пока ты тут болеешь...

Андрей рассказал, что был на днях у Шталенкова по очередному поручению. Тот поведал ему, что ведомство, чуя неизбежность поражения при нынешних, силовых методах борьбы с афганцами в теперешних условиях почти полного отсутствия электроэнергии и ресурсов, пошло на решительнейший шаг. Была проведена беспрецедентная по меркам последних лет строго засекреченная диверсионная операция в самом Афганистане, в результате которой раскрылись многие карты, так необходимые нашим военным для дальнейшей борьбы и, возможно, победы над нелюдями. Андрей взахлёб рассказывал:

- ...Ну они с фронтов и из правительственных резервов собрали лучших бойцов, лучших из лучших: лётчиков, штурманов, разведчиков, снайперов, связистов и десантников. Выделили несколько дальнемагистральных самолётов-разведчиков, бомбардировщиков, фото- и видеоаппаратуру, топлива привезли грузовиков тридцать! В общем, где-то возле Тулы развернули невероятную по нынешним меркам базу, Шталенков как раз оттуда недавно вернулся! Наши несколько раз вылетали к Афганистану, удалось снять видео американских баз, местности тамошней... Самолёты - это ваще атас! Пилоты без координации с земли летали... И практики у них уже два с лишним года как нет. Ну, там просто асы, чего говорить! Дааа, вот раньше как всё легко было, когда со спутников-то рраазз и пожалуйста - снимочки чего хочешь и где хочешь по всему Земному шару, - отвлёкся на ностальгию Андрюха.

- Ну, ну чего??! - с вытаращенными глазами я подстёгивал Андрея рассказывать дальше по сути.

- Короче, несколько раз они туда вылетали. Америкосы, конечно, там готовые были к такому и лупили с земли по нашим, да и пару вертолётов подняли, но чуть замешкались, не ждали, сволочи. Радаров у них, по всей видимости, нет. Наши кое-как ноги вовремя унесли. Потом оперативно, в течение двух дней, имея снимки с самолётов, разработали план высадки десанта к базам. В общем, через пару дней высадили десант. Залетали на высадку сильно сбоку, довольно далеко от базы, шума не подняли. База у американцев в Афгане, судя по снимкам, одна такая самая большая и мощная, так что ошибиться было невозможно. Америкосы спокойно себе сидели, ковбои блин, коров пасли. А наши десантники своё дело сделали, сумели как-то выцепить там "языка" наиценнейшего, из командования ихнего. Пару раз *б*н*ли там пластидом, кипишь подняли. Американцы такого точно не ждали, тем более теперь, когда уже почти Москву окружили - не думали, что наши дерзнут... А дерзнули вот! Ну, короче, на американских же джипах, стоявших на базе, диверсанты наши шустро дёру дали. Американцы туда, сюда - машины их подорваны, догонять не на чем. Короче про**али своё счастье. Забирал наших с языком вместе старый добрый Як-141, он же, кстати, и высаживал.

- Старый добрый? - вопросительно удивилась Даша.

- Ну блин, Дашка! Это же который с вертикальной посадкой и взлётом! - пожурив Дашку за незнание легендарного самолёта Андрей. Глаза его горели. Он продолжал. - В общем и целом, вчера вечером буквально Шталенков из-под Тулы вернулся, с базы, а сёдня мне всё это и рассказал. Но это преамбула была... Теперь самое интересное! Короче говоря, прямо там, на базе "языка" этого конкретненько так допросили. Он, кстати, каким-то очень влиятельным генералом оказался... Не знаю уж, простит ли грешным чекистам Господь их методы, но выложил американец им всё, даже больше услышали, чем мечтали.

Я слушал Андрюху, затаив дыхание. В интонации, с которой он рассказывал и рассказывал нам все подробности, звучало что-то такое, от чего я напрочь забыл и про температуру 38,9 градусов, и про перманентное подсознательное ощущение какого-то груза, предчувствия конца. Теперь, услышав даже половину Андрюхиного рассказа, я воспрял духом. Нет, мы с Дашей воспряли духом. Появилась уже не призрачная, а вполне осязаемая надежда на то, что теперь ход истории вдруг переломится, и что наши войска, обладая знаниями о том, чего Андрюхе ещё предстояло нам рассказать, теперь смогут задушить все попытки Америки захватить континент для воплощения своей корыстной цели, и очистить нашу землю от мерзкой твари! Скоро, очень скоро мы, МЫ, а не американцы, оклемавшись от неимовернейших потрясений, будем практически с чистого листа восстанавливать привычный образ жизни на нашем континенте, тот уклад, к которому мы так привыкли до наступления сперва "Конца" света, а потом и наступающего и по сей час на горло, конца "Света", уготованного нам американцами.

- Так вот, - взахлёб продолжал свой рассказ мой друг, - америкос рассказал, что янки ещё давно, начиная с 2001-ого года, приступили к реализации вынашиваемого ещё со времён Холодной войны проекта. Называется он, кажется, "Future" ("Будущее") и направлен на завоевание России в частности и континента в целом.

- Охохо-хо, - присвистнул я, - глобальненько так.

- А ты думал?! Ну, короче говоря, американцы давным давно ещё проект этот планировали. В общем, готовы услышать то, чего всех больше всего интересовало все последние годы? Кто они - афганцы-то эти?

- Давай-давай, хорош тянуть уже, - мне нетерпелось услышать самого главного. Дашка тоже сидела вся в напряжении, глаз не сводила с Андрюхи.

- Афганцы эти - это убитые, а после препарированные люди из числа как военных, так и гражданских.

- Ничего себе! Хоть, вроде, так все и думали, догадывались об этом, но, всё ж таки как-то уж фантастично звучит это! - я вставил свою реплику после того, как Андрей выдержал секундную паузу.

- Да уж... Но факт есть факт. Сколько наубивали америкосы талибов в Афгане, иракцев, притом, как мирных, так и военных - все они теперь и есть эти зомби! Пленный этот понарасказывал подробностей всяких - жуть. Врачи там есть у них - умельцы, блин, так вот они уже лет двадцать практикуются из свежих тел делать зомби послушных. Каким-то образом обрабатывают тела, препарируют. Что уж они там конкретно делают - фиг его знает. Вояка этот тоже небельмесу. Но на выходе - зомби, по физическим характеристикам втрое, нет, впятеро превосходящий человека. Разве что умом они слабоваты, точнее у них его нет.

- Погоди, перебила Андрея Даша, - а как эти трупы ходячие слушаются-то команд или чем они вообще руководствуются?

- Ну чего перебиваешь, сейчас расскажу всё, - ответил Андрей. - Когда мы тогда с Антохой из-под Самары приташили экземплярчик, помните, у него в башке какой-то приёмник нашли врачи с Лубянки? Короче говоря, у американцев в Афганистане стоит прямо недалеко от границы с Узбекистаном огромная параболическая антенна. Она день и ночь на определённой частоте вещает, так сказать. Радиомагнитные волны той частоты этих афганцев и гонят в нужном направлении, то есть они как бы от этой тарелки бегут, она им боль доставляет. Ну, а убегая от неё, они всё живое на своём пути и истребляют - это их задача. Они это и умеют только Им это заложили в головы. Разве что себеподобных не трогают, отличают. Но убивать каждого человека, встречающегося им на пути - их прямая задача.

- А тарелка-то эта, ну, антенна то бишь, как работает? - у меня в голове с трудом укладывался Андреев рассказ.

- Резонный вопрос. Американцы к проекту этому подошли комплексно. Во-первых, тут же после "Конца" света они бросили максимум ресурсов на обеспечение функционирования своей базы в Афганистане. Понятное дело, перво-наперво - электроэнергия. Так вот по словам пленника, развернули они неподалёку от базы небольшую атомную электростанцию, все необходимые ресурсы для которой, естественно, были загодя и в нужном количестве припасены. Собственно вот и ответ на твой вопрос, - Андрей махнул кверху кистью правой руки, подчёркивая тем самым очевидность ответа.

-Интересно... - протянул я.

- Очень даже, - продолжал Андрей. Так вот, слушайте дальше. Пока все страны погрязли в процессе частичного восстановления энергоснабжения для поддержания инфраструктуры внутри них, восстановления промышленности, американцы все силы зарядили на приведение в полную боевую готовность своей базы. Во-первых, когда уже было понятно, что "Конец" света ни на день и ни на два, и что ситуация в Мире уже не станет прежней как минимум в ближайшее столетие, американские силы за полгода истребили всё население Афганистана, сволочи. Такого ещё в истории человечества не было, чтобы истреблялось подчистую всё население!..

- Мечта Гитлера относительно евреев, - заметила Даша.

- Во-во, я про тоже, - лицо Андрюхи сделалось озлобленно-задумчивым. Он продолжал. - Так вот, забили они до отвала телами свои холодильники, в которых тысячи убитых ждали препарирования для превращения в зомби. Но афганского населения-то для завоевания пусть даже и ослабленной, обесточенной России, всё-равно было бы маловато. Американцы всё пополняли резервы своих бойцов-нелюдей узбеками, казахами. Там, в этой их армии нелюдей полно и иракцев, даром что стольких США истребили в обе Иракские кампании. Ну и в условленный час побежала вся эта мёртвая армия от включившейся тарелки, и началось.

- Весело. Очень весело от таких подробностей... - мне казалось, что на фоне высокой температуры я не мог трезво утрамбовать у себя в голове рассказанное Андреем. Но я старался не терять логики и ясности мышления. - Ну, а что планируют наши вояки, как бороться с нечистью? Наверное, первым делом, тарелку эту трансляционную надо захреначить, нет?

- Правильно, надо. И Шталенков также предложил, но что оно только даст? Да, афганцам уже не отчего будет бежать. Они раздерут американцев ко всем чертям и, по крайней мере, "производство" новых афганцев остановится - это факт. Но это не решит проблемы с десятками или даже сотнями тысяч афганцев, которые уже разбрелись и разбредутся впоследствии по всему континенту? Не, ну конечно, можно будет им противостоять также, как противостояли всё это время. Но...

Тут я заметил, что в глазах Андрея промелькнул страх. Его я бы ни с чем не перепутал. Мне вдруг тоже стало как-то не по себе... А вдруг следующими его словами будет: "У наших нет шансов. Нам крышка" или что-то вроде того. Но эту мысль я быстро прогнал прочь, ведь я видел, каким сияющим Андрюха зашёл в квартиру - значит Шталенков не дал повода вешать головы.

- ...Но наши на фронтах уже не справляются. Каждый день наших всё больше теснят эти бестии, тьфу блин, чтоб их. Плохо дело, друг, очень плохо. - Андрей покачал головой. - Шталенков, конечно, шутил, уверял, что придумают что-нибудь. Но как-то уж больно всё печально на данный момент складывается... Даже если сейчас последний раз, огрызнувшись, наши и разнесут эту тарелку, расположение которой, кстати, пленник вот так прям выдать сходу не может, а знает только примерно где она, то война с преисподней на этом не кончится, разве что не будет усложняться, но куда уж ещё. Силы на исходе: у войск нет ни оружия, ни техники, ни людей, готовых с вилами на зомби прыгать. Из последних сил воюют.

- Мдаа.. Дела. - проговорил я сквозь комок, подкативший к горлу. Ну, а что Шталенков говорит, что правительство планирует?

- Правительство сейчас в Питере, задницы свои спасает. Фактически только ФСБ и военные ситуацией владеют и хоть что-то предпринимать могут. Завтра нас Шталенков к себе ждёт. Ты завтра давай, волю в кулак, сопли в платок и на Лубянку. На твоей машине поедем, нет служебной. Бензин есть? - я кивнул. - Отлично, - Андрей встал и, находу надевая куртку, прошагал к выходной двери, - завтра утром я зайду. Лечись. Пока.

Андрей ушёл домой. Мы с Дашей, оба погружённые в тяжёлые мысли, готовились ложиться спать.

Глава 10. Норвежские надежды

- Получай, падла! - выкрикнул Андрей и его кулак разбил мужику нос. Кровь закапала на тоненький ноябрьский снег. Мужик вскочил с земли, по касательной нанёс несильный ответный удар Андрею в ухо и, смекнув, что нас-то двое, а он один, со всех ног побежал прочь.

- Как Вы? - обратился я к женщине, которая в слезах собирала с земли и укладывала обратно в авоську рассыпавшиеся банки с консервами и пакетики с мукой.

- Спасибо, я в порядке, - поправив беретку дружелюбно отозвалась средних лет дама. - Если бы не вы... - её голос задрожал. - У меня дома три сыночка маленьких... Вот на месяц впрок получила для них еду, талоны целый квартал берегла. - Она не выдержала и заплакала, прикрыв глаза рукой.

- Ну, чего Вы тут сырость разводите! - нравоучительным тоном произнёс Андрюха. - Далеко живёте? Хотите - проводим до дома!

- Да, хочу. Проводите, если не трудно! - Женщина протянула нам банку тушенки в знак благодарности. Я взял банку и сунул её обратно в авоську женщине. Она улыбнулась, но настаивать не стала. - Я заметила, как он за мной от самой управы ещё следил, но не была уверена, - начала женщина. - Я вот в этом доме живу, - она показала на девятиэтажный дом, стоящий через дорогу метрах в трёхстах от нас. - Народу на улицах достаточно, - продолжала она, - думала, что не рискнёт. А вот за угол только зашла, он как налетит... - дама опять принялась реветь.

- Ну всё, всё... Прогнали мы его, всё хорошо. - Взял её под руку Андрей. - Вы в следующий раз одна не ходите, а с соседями или ещё с кем-то заодно.

Мы проводили женщину до квартиры, снова отказались от предлагаемой банки консервов и продолжили наш путь до гаража. Ходить поодиночке, даже мужчинам, было теперь очень и очень небезопасно. Поэтому, с недавнего времени мы с Андреем всегда старались ходить в паре, что по его, что по моим делам. Иногда, конечно, приходилось ходить и одному, но тогда при мне всегда был здоровенный кухонный нож, благо ни разу пока воспользоваться им по непрямому назначению не пришлось.

Каждый раз, проходя путь от дома до гаража, я испытывал невероятно гнетущие ощущения от картины вокруг... Большинство брошенных и уже никем не опекаемых автомобилей стояли во дворах и вдоль дорог с разбитыми окнами; кто вытаскивал обшивку салона для разведения костров, утепления квартир, кто воровал различные детали, которые принимали на чёрном рынке народные умельцы, мастерящие генераторы... Многие машины были сожжены вандалами. Местами, во дворах виднелись земляные холмики, едва возвышающиеся над поверхностью: умерших в большинстве случаев хоронили прямо во дворах, ни у кого не было возможности вывозить покойников для захоронения на подмосковные кладбища. Если приглядываться, то по меньшей мере в одном-двух окнах почти каждого дома можно было заметить следы гари - последствия холодных зим при полном отсутствии какого-либо отопления. Если квартиры сгорали вместе с хозяевами, то они моментально становились пристанищем либо бездомных, либо бандитов. Соседи таких притонов нередко становились жертвами их обитателей. Немногочисленные патрули милиции, зачастую, сами боялись соваться в облюбованные уголовниками и бомжами тёмные подъезды и под всевозможными предлогами отказывали обречённым жильцам в помощи. Чаще всего подъезды охранялись самими жильцами, стихийно сформированными дружинами, иногда даже круглосуточно. Сегодня же, в свете того, что у меня по-прежнему держалась высокая температура, но ехать к Шталенкову надо было во что бы то ни стало и поэтому мы шли с Андреем за машиной в гараж, я испытал эти мерзкие ощущения совершенно в ином, более подавляющем моё искажённое сознание, свете. Вы, наверное, представляете, что при температуре тела порядка тридцати восьми с половиной градусов восприятие окружающего мира перестаёт быть чётким и логичным, как у здорового человека. Так и я, глядя на всё это предапокалипсическое уныние, творящееся в нашем спальном районе, воспринимал в тот день всё как кошмарный сон, как какой-то бред. А тут ещё и нападение на женщину усугубило моё депрессивное состояние... В голове у меня звенела мысль: "Труба, крышка нам всем скоро настанет". В отличие от своих обычно трезвых взглядов на кошмарную ситуацию, в которой оказался сейчас город, теперь мне хотелось просто заорать во всё горло: "Да гори оно всё!", забраться на шестнадцатый этаж и... Избавиться от тяжкой действительности. Навсегда. Один чёрт - самому и пораньше, или же зарежут в подворотне за банку консервов уголовники, а то и ещё хуже: раздерут проникнувшие в город афганцы.

- Друг! - я остановился и поглядел на Андрюху. - Ну скажи мне, ну скажи, как ты считаешь, но только правда, **здец наступает, да?

Видно было, как Андрей немного оторопел.

- Ты чё, Антох, перегрелся видать? - Андрей улыбнулся.

- Да чё перегрелся-то? - ответил я другу достаточно резко и грубо. - Ну, может и перегрелся, но факт остаётся фактом, нет? Глядишь в январе, ну, от силы, в феврале, афганцы в Москву придут. По любому придут. И всё, всё тогда, доплясались. Ломанёмся резко со всей двадцатимиллионной толпой в сторону Питера и чего? Либо по дороге туда нас прихлопнут, сожрут как цыплят-табака, либо, в лучшем случае, до Питера добежим, а там тоже прихлопнут, только чуть позже. Так чего оттягивать? Может не тянуть нам со смертью-то, а?

- Парень, ты ополоумел! - покрутил пальцем у виска Андрей. - Если бы в сорок третьем все бы как ты рассуждали, нас бы с тобой сейчас тут не стояло! - пошутил друг.

- Сорок третий, сорок пятый! Не сравнимое сравниваешь... - огрызнулся я. - Сейчас 2014-ый, а не сорок третий и американцы со своими афганцами - не немцы, и мы уж точно не бойцы Красной Армии! - зло пролепетал я, имея ввиду под "нами" нынешнее население страны, деморализованное и паникующее.

- Антох! - очень спокойно обратился ко мне Андрей. - Как ты думаешь, а твой дед как бы рассуждал сейчас, на твоём месте?

После этих слов, мне как будто чем-то врезали по голове, ход мыслей тут же сменил своё направление. Я представил себе, как бы в нынешней ситуации повёл себя дедушка, который всегда был для меня одним из самых авторитетных людей, а его жизненная позиция, его мировоззрение - образцовыми. Я попытался сперва представить, как бы он говорил сейчас, в нынешней ситуации, моими словами - не получилось. Попытался представить, что, пусть и не моими словами, но будто он тоже сдаёт на попятную, шлёт всё к чертям и утверждает, что "Это конец, выхода нет", но и этого у меня не получилось. А получилось лишь представить, что он произносит: "Бороться! Бороться до самого конца!".

- Бороться! Бороться до самого конца! - сжав кулаки и зубы и вырывая из оков температурного бреда своё сознание, прорычал я.

- Бороться, друг, бороться! - подхватил Андрей. - Пока мы живы, мы будем всеми силами стремиться выжить, и мы одолеем американцев! Мы, слышишь, МЫ будем жить на этой земле и наши дети и внуки. Пока не знаю как, но мы отобьёмся от нечисти, освободим страну и континент от мрази, понял? - И Андрей посмотрел на меня взглядом, полным решительности и уверенности, которая окончательно стряхнула с меня налёт уныния.

...Возле здания ФСБ по-прежнему трещали генераторы, и их треск несколько обнадёживал, напоминал о том, что цивилизация еще не окончательно отступила.

Шталенкова мы застали спящем в своем кабинете на диване. Он открыл дверь не сразу, что говорило о том, что спал он очень крепко. Пустив нас в кабинет, он пригладил рукой взъерошенные волосы, извинился за то, что так крепко уснул и предложил чайку с печеньями.

- Ух, ё-моё, поспал... Час уже, ужас! - расстроенным голосом протянул Шталенков "ё-моё", наполняя чайник водой из канистры. Затем, залив воду в электрочайник и включив его, залпом осушил стакан родниковой воды (той, что из канистры). - Извините, ребята, что я тут, так сказать, "безобразие нарушаю"... Просто в пять утра только прилечь получилось - первый раз за последние двое суток. В общем, к делу. Есть у меня для вас две новости. Как всегда: одна хорошая, другая плохая. С какой начать?

- С хорошей давайте! - пожелал я.

- С хорошей так с хорошей. Тебе же Андрей рассказал, что мы там выведали на днях? - Шталенков обратился ко мне.

- Да, дядя Дим, в курсе уже... - ответил я.

- Значит, вчера весь день тут, в лабораториях, просидели с учёными: мы им - показания американского пленника с его сведениями про тарелку, отпугивающую афганцев, они нам - результаты исследования датчика из башки афганца. Сопоставляли данные. Потом они, ну, учёные наши, к вечеру ближе съездили на Останкинскую телебашню, всё пытались поймать хоть слабые, хоть какие-нибудь частоты с этой тарелки. И, в итоге, уловили! Короче говоря, на это мы и рассчитывали, и поэтому я вас и позвал: дело есть, серьёзное архи, ответственное.

- Вау!!! Что, придумали как нечисть побороть? - с трепетом перебил я дядю Диму.

- Практически. Но теперь плохая новость... - Шталенков выдержал паузу.

И хотя всем видом он пытался дать понять, что всё нормально, всё под контролем, мы с Андреем почувствовали в его последней фразе предвестие чего-то страшного... Дядя Дима плохо умел скрывать напряжение, явно читаемое на его лице. Очень осторожно, максимально хладнокровно он начал:

- Ребята, на самом деле, вчера поздно вечером новость плохая пришла... - видно было, что Шталенков очень не хотел говорить то, чего ему предстояло. Но он должен был.

- Позавчера вечером какое-то неслыханное количество афганцев нахер разнесли несколько километров фронта в районе Калуги и прорвались даже за линию обороны. Так американцы на наши действия отреагировали, а у нас ни людей, ни припасов почти не осталось, на последнем издыхании бьёмся. М-да, дела... - Шталенков на несколько секунд провалился в глубокие размышления. - В общем, вот что я вам скажу: через неделю-две в Москве пипец наступит. По прогнозам тварь эта сюда доберётся. Начнётся паника всеобщая, преимущественно по ночам. Огромные потоки людей днём будут двигаться на север. Давка будет. Мы, конечно, попытаемся сделать всё, что в наших силах. Например, через несколько дней начнём на МКАДе выстраивать оборону: наставим машин - заграждение, мин зароем тонн сто за МКАДом, подтянем БТР сколько найдём. Попытаемся подвести электричество и зарядим прожектора ультрафиолетовые, опробуем и такой метод борьбы с нелюдями. Но, тем не менее, очень вероятно, что всю конструкцию эту прорвут к чертям, пусть и не сразу...

- Что, совсем всё печально? - настороженно поинтересовался Андрей, - Вы же недавно говорили, что всё нормально будет, что отобъёмся?..

- Думали, что такого всплеска активности этих чертей не будет, ни разу ведь не было. А тут они всю ночь позавчерашнюю без передыха лезли и лезли. Но вы это, парни, хорош тут головы вешать! - подбадривал Шталенков. Как я и обмолвился, есть одно дело. Короче говоря, слушайте...

Шталенков, заварив-таки, наконец, чай и разлив его по кружкам, рассказал нам, что с месяц назад приезжали в Москву норвежские делегаты от их министерства обороны с переводчиками. Мол, что их как раз к Шталенкову адресовали, чтобы он их принял. Цель их приезда была разузнать, что да как у нас, какие дела с афганцами и тому подобное. "Дело понятное, - говорил он, - что вся Европа слухами полна об этой напасти, что каждая страна по-своему готовится к возможной необходимости отражения атак афганцев, но, конечно же, помогать никто не спешит - ситуация сейчас не та: тут бы жизнь нормальную наладить, промышленность хоть как-то поднять, в общем, не до помощи. Вот и надеются все на нас, мол - наша проблема, мы и отразим натиск. Дураки! - злился Шталенков. - Мы сейчас тут ляжем все под этими афганцами, а они следом. Тьфу блин... Ну да ладно. - Шталенков перестал кипятиться и продолжал по делу. - Но норвежцы, что очень меня удивило, помощь предложили. Конечно не то, чтобы всем своим четырёхмиллионным населением приехать и в мясорубку кинуться, нет... Ничего конкретного они не предложили, а выразили готовность в экстренном случае оказать посильную технологическую поддержку, если оная понадобится. Интересно то, что они одни из всех европейцев наиболее безболезненно "Конец" света пережили, у них там и с инфраструктурой всё в порядке - почти как раньше, ну, то есть, до катаклизма. Говорят, за счёт большого числа атомных станций смогли сперва пережить беду, а затем и восстановить урон почти полностью, - закончил Шталенков. Мы, затаив дыхание, слушали дядю Диму. Почему-то сам факт предложенной скандинавами помощи и того, что Норвегия как бы и не почувствовала "Конца" света, живёт себе своим чередом и ещё очень далека от конца "Света" вселил в меня оптимизм. За два года я настолько отвык от мысли, что всё сможет когда-либо быть "как раньше", что слова дяди Димы о том, что где-то, сравнительно недалеко, в настоящее время и есть "как раньше" заставили моё сердце биться чаще. Я вдруг захотел и в самом деле "Бороться до самого конца!" и словно почувствовал почву под ногами.

- Так вот к чему я клоню... - сейчас Шталенков должен был сказать что-то чрезвычайно важное, мы с Андреем затаили дыхание... - Буквально сегодня ночью Карамзин, наш главный, заявил на экстренном совещании, что по всем объективным оценкам существует только единственный шанс, - Шталенков сделал глубокий вдох, а потом выдохнул. Ему тоже было нелегко говорить эти слова, - ...не кануть в Лету. И шанс этот заключается в следующем: необходимо самим соорудить подобную американской тарелку, только более мощную, и настроить её на частоту волн, отпугивающих зомби.

- Но... - только открыл рот Андрей, как Шталенков, не дав ему договорить, продолжил:

- Да, мы этого не сделаем. Даже в Питере. У нас нет на это ни времени, ни, самое главное, никаких ресурсов.

- Норвегия? - лаконично спросил я.

- Именно! Нужно как можно скорее туда ехать, отвезти все результаты исследований наших учёных и просить норвежцев повлиять на ход истории, благо они находятся в весьма безопасном на данный момент положении, хотя бы чисто географически, и у них есть ресурсы и время соорудить эту тарелку.

- Но, дядя Дим, а как же вы планируете тут выжить, раз уже афганцы совсем близко, а тарелка эта, даже если её и соберут в Норвегии, то, во-первых, не факт, что сработает, а во-вторых, уйдёт немало времени на её запуск и, вероятно, даже в случае успеха идеи с тарелкой, России уже может и не стать к тому времени? - задал я тяжёлый вопрос.

- Согласен, неужели ну никак нельзя у нас тарелку построить? - подхватил Андрей.

- Нет, нет у нас ресурса, как ни крути. Если бы можно было, разве не стали бы? - убил последние наши надежды Шталенков.

- Во чёрт, чёрт! - я чертыхался от безвыходности. В голове у меня не укладывалось то, что совсем недавно находившийся под Самарой фронт с недели на неделю может быть уже вдоль МКАДа.

- Я искренне надеюсь, ребятки, на то, что прожектора с ультрафиолетовыми лампами смогут существенно затруднить прорыв нашего МКАДовского фронта афганцами, ну честно! У нас есть возможность в течение нескольких месяцев подавать достаточное напряжение с генераторов и дизельных подстанций, чтобы питать несколько десятков тысяч прожекторов вдоль всего МКАДА. С сегодняшнего же дня военные приступят к укреплению МКАДА и, в первую очередь, установке прожекторов и подведению силовых кабелей. Тьфу-тьфу, но дизеля у нас, припасённого на чёрный день, хоть залейся. Так что, надеюсь, когда вы вернётесь из Норвегии после запуска тарелки, мы тут будем целые и невредимые, хотя и весьма потрёпанные.

Мы с Андрюхой сделали настолько удивленные лица, что дядя Дима не стал тянуть с объяснениями и тут же продолжил:

- Да-да, вы, а кто ещё? - улыбнулся Шталенков. Он взял кружку чая, по-хозяйски закинув ногу на ногу сел в кресло и рассказал, какая катастрофическая кадровая обстановка имеет место в российских силовых ведомствах. Из его слов было понятно, что людей грамотных и адекватных уже практически не осталось. Кто на фронтах, кто в Питере, кто бежал в Европу. Кадровые резервы были истощены почти на сто процентов, и уже очень давно никак не пополнялись. Именно по этой причине он и был вынужден рекомендовать нас, благо мы ещё ни разу его не подводили, и не было доселе ситуаций, когда он мог бы усомниться в нашей способности справляться с поставленными задачами, пусть и не столь значимыми, какой была последняя, но тоже весьма ответственными...

- Ну а не проще ли туда самолётик отправить - быстрее же и надёжнее? - резонно заметил Андрей.

- Андрюш! Ну, ты не думай, что мы тут идиоты круглые и о таком варианте не думали. Зима на дворе, куда самолёт полетит? Вслепую в сторону Норвегии с посадкой неизвестно где, на белом снежном ковре? В Осло, в Берген? Одно дело в Афганистан летали наши, это да. Сверху поглядели: "Аха, вон база!". Сели на песочек поодаль, языка взяли и улетели. Норвежцы, конечно, сказали, куда обращаться, по какому адресу. Это в Осло. Но на полёт туда мы не рассчитываем. К тому же, даже если их аэродромы и готовы к приёму самолётов, расчищаются от снега, что, в принципе, очень маловероятно, то они попросту могут и, чего доброго, подбить неизвестный самолёт, прилетевший неизвестно откуда и не понятно зачем... Таким образом, только на автомобиле, никак иначе...

- Ну да, логично, - признался Андрей, - но почему мы? Нет-нет, я ни в коем случае не имею ввиду нежелание ехать равно как и, уверен, Антон, - Андрей посмотрел на меня, я утвердительно кивнул, - но Вы уверены, что мы в состоянии выполнить эту задачу на должном уровне?

- Конечно! - улыбнулся Шталенков. - И никто лучше вас её не выполнит. Антон- первоклассный водитель, к тому же и механик. Мало того, у него уже есть огромный опыт длительных поездок в самых разных условиях, в том числе он ездил на машине и конкретно в Норвегию, ведь так? - обратился ко мне Шталенков и тут же с огромным удовольствием сделал глоток остудившегося чая.

- Так точно! - был мой ответ. - Эх-х, да, были времена... Катались мы с Дашей по Скандинавии, всю её объездили на моей же, между прочим, Хондочке-старушке...

Я вспомнил 2008-ой год и наше автопутешествие по Финляндии, Швеции и Норвегии. Это было незабываемое путешествие, после которого я был одержим идеей возвращаться туда снова и снова, потому что красоты, в частности Норвегии, навсегда меня пленили и влюбили в себя.

- Ну вот. К тому же, Антон знает английский, немного шведский, а он схож с норвежским, так что там точно не потеряетесь. Ну а ты, Андрюха, и сам понимаешь свои задачи там. Андрей кивнул.

- Понимаю, конечно.

- Ну и прекрасно. Так готовы? - Шталенков встал с кресла, поставил свою кружку с чаем на стол, подошёл к шкафу и надел пиджак. Мы с Андреем переглянулись.

- Безусловно, дядя Дим. - Сказал Андрей.

- Конечно! - вторил ему я. - Когда?

- Я сейчас же пойду к начальству и постараюсь, чтобы сегодня же до вечера были подготовлены все документы и даны необходимые инструкции. С вами поедет машина сопровождения, это обязательное условие: слишком многое на кону и зависит от успеха этого задания. Промахов быть не может и не должно. Пока отдыхайте, собирайтесь и морально готовьтесь на пару месяцев покинуть Москву и вернуться с победой. Жду вас завтра, расскажу детали. Вопросы?

- Вопросов, дядя Дим, уйма, но можно мы их не будем задавать: меньше знаешь - крепче спишь! - пошутил я.

...Приехал домой, рассказал всё Даше. Она сказала, что только в одном случае я поеду в Норвегию: если и она поедет вместе со мной. Да я и сам по-другому себе не представлял, ведь оставить её одну в предосадной Москве было просто невозможно! Мы договорились,что данный вопрос я обязательно буду обсуждать со Шталенковым, а пока мы решили не терять ни минуты и приступили к сборам всего необходимого, что могло понадобится нам в дороге. В многочисленные сумки мы паковали тёплую одежду, запасы еды, канистры питьевой воды, свечи, зажигалки, фонарики, найденные со старых времён атласы автомобильных дорог России и Европы и ещё уйму всего, что только могло нам пригодиться в пути. Я же откопал в антресоли настоящий клад по нынешним временам: ультрафиолетовую лампу, без дела пылившуюся в дебрях антресоли. Такие лампы изначально предназначались для кварцевания комнат, когда кто-то в семье болел вирусными заболеваниями, но теперь... Теоретически, в случае встречи с афганцами, наша лампа могла послужить самым верным оружием против них. Конечно же, я мог только догадываться, будет ли достаточно мощности этих ламп, чтобы заставить афганцев держаться на дистанции, да и повлияет ли такая лампа на зомби в принципе. Но лучше уж что-то, чем ничего. Учитывая, что в машине у меня было аж два инвертора на двести двадцать вольт, мы упаковали и эту лампу как минимум для успокоения совести, но в надежде, что нам не придётся её применять. Взяли и Дашин ноутбук, который вот уже два года как стоял без дела на столе, отдалённо напоминая электрифицированное прошлое. Взяли мы его за тем, что во время поездки у нас будет возможность зарядить аккумулятор всё от того же автомобильного инвертора, а на ноутбуке был огромный многоязычный электронный словарь, который мог нам помочь в общении со скандинавами. Взяли и фотоаппарат с зарядным устройством - лишним не будет явно!

Перед отъездом на столь долгое время нам, признаться, было очень боязно за нашу квартиру... Чтобы снизить риск проникновения кого-либо в наш оплот, отыскали в закромах ключи от второго дверного замка, которым давно уже не пользовались.

Вообще состояние наше было более, чем нервозным. Даша волновалась как никогда раньше: помимо того, что нам предстояло проделать огромный и, мягко говоря, небезопасный путь до Норвегии, под сомнением было и то, что мы сможем вернуться в Москву в принципе, что Москва ещё будет существовать и что у нас получится скооперироваться с норвежцами. Плюс ко всему, Даша очень беспокоилась за то, что Шталенков даст команду ехать уже завтра, а я же ещё болел, притом достаточно сильно. И хотя температура у меня была уже не запредельной - всего около тридцати семи с половиной, не больше, Даша понимала, что ехать в таком состоянии в столь опасную и длительную поездку никак нельзя. Я её успокаивал, говорил, что отправят нас не раньше, чем через два-три дня, но она не верила, а была на все сто процентов уверена в обратном.

- Ага, а под Самару-то вас как "запрягли", помнишь? Вчера сказали, что вам ехать - завтра вы уже едете. И сейчас так же будет. При всём уважении к Шталенкову... Но он всегда так поступает. Ну, я, конечно, понимаю, что на кону - ход истории, но не мог он, что ли, пораньше сообразить? - нервничала Дашенька.

Я смеялся и отвечал: "Ну брось ты, раскипятилась! Шталенков как только стало известно решение высокого руководства - сразу же нам сообщил, предупредил. Раньше он просто не мог этого знать! Ну, ты не волнуйся. Мне дядя Дима таблеток дал всяких, у него их много, понятное дело: анальгин, димедрол. Молока пачку дал. Давай сейчас генератор я запущу и горячего молочка попью! Мёд остался? Отлично. Послезавтра как новенький буду! Ты лучше постарайся ничего из внимания не упустить, не забыть. Собирайся и не волнуйся...".

На следующее утро мы с Андреем снова к Шталенкову. Слава Богу, молоко сработало, и я чувствовал себя уже гораздо лучше.

Шталенков также пригласил в кабинет Сергея Валерьевича, своего коллегу по службе в ведомстве и бывшего сослуживца, с которым они вместе прошли Афганистан, служили в одной роте. Мы с Андрюхой его неплохо знали, ведь постоянно, ещё до "Конца" света пересекались с ним на пикниках, куда звал нас Шталенков, а также нередко и в коридорах на Лубянке. Сергею Валерьевичу Клопу (его фамилия нас всегда забавляла) было поручено возглавить экипаж, который должен был сопровождать нас до Норвегии. Вчетвером мы долго обсуждали всевозможные нюансы, которые могли подстерегать нас в пути. Дядя Дима рассказал, что экипаж Клопа будет состоять из четырёх бойцов. Поедут они прямо за нами на ведомственном Фольксвагене Транспортёре, будут вооружены АКМами, гранатами и, на всякий случай, будет при них и пулемёт. Договорились о том, что, проезжая Петербург, мы заедем в штаб-квартиру Минобороны, где доложим о деталях и целях нашей операции и предупредим об ухудшении ситуации на фронтах. Весь материал, необходимый для развёртывания дружественными норвежцами радиолокационной тарелки, мы должны будем везти в двух вариантах: бумажном и электронном, на флэш-картах. Всё на русском. К сожалению, найти в столь короткий срок профессионального переводчика-норвежца ФСБшники не смогли, так что пришлось рассчитывать на меня как на переводчика и надеяться на то, что мне удастся перевести данные на родственный норвежскому шведский язык или, в крайнем случае, на английский. Для надёжности материалы были подготовлены в двух экземплярах: один должен был ехать с нами, другой с Клопом. Я напрямую сказал Шталенкову о том, что: "Хоть расстреливайте, дядь Дим, но я без Дашки не поеду, как ни крути!". Другого я и не ожидал: Шталенков пообещал, что этот вопрос будет улажен с Карамзиным (благо отношения между ними были очень и очень хорошими и, можно сказать, отчасти дружескими), и что Даша может ехать с нами.

Ведомство выделяло для нашей операции несколько ящиков продовольствия, несколько аптечек, фонарики и батарейки для них, десять двадцатилитровых канистр бензина, маленький генератор и сорок литров дизеля для него, необходимое вооружение, в том числе и для нашего экипажа, и кое-что ещё. Написали для нас и официальные бумаги на финском (в ФСБ был человек, в совершенстве им владеющий) и шведском (при моём содействии) языках, на основании которых нас должны были пропустить через Финскую и Шведскую границы. Назначили выезд на вечер седьмого ноября, чтобы к утру добраться до Питера и застать там руководство Минобороны, ну и отдохнули, конечно.

Шталенков обмолвился в конце разговора о том, что тварь нечеловеческая за вчерашний день преодолела ещё два укреплённых рубежа на юге и юго-востоке уже Московской области и на несколько десятков километров приблизилась к Москве, и что на фронтах ситуация уже крайне печальная... По словам Шталенкова едва ли можно было рассчитывать на то, что оборонительные силы фронтов продержаться ещё хотя бы неделю. Американцы то ли каким-то образом заставили афганцев, расползающихся по территории страны, атаковать на всего лишь одном направлении - том, что на Москву, то ли они за последнее время наплодили какое-то гигантское количество своих зомби, но атаки монстров в последние несколько дней стали поистине страшными по масштабам и последствиям. Москва отсчитывала последние дни относительно спокойной жизни. Скоро должна была начаться кровавая бойня...

Заметно было то, что Шталенков не очень хотел в преддверии нашего отъезда нагонять на нас страху и поэтому в своей привычной манере пытался рассказывать всё это как бы непринуждённо, как-будто ничего ужасного не происходит, но предупредить нас он был просто обязан. Не нагнать на нас ужаса у него вечно не получалось. Он сам был почти бледный сегодня, он боялся! И мы видели это, и от этого нам стало не по себе. Потом в разговоре с Андреем мы откровенно признались друг другу, что очень боимся.

...Лет пять тому назад мы как-то беседовали о том, что довелось пережить нашим прародителям: о войнах в принципе и о Великой Отечественной в частности. И, хотя, каких-то два, всего два поколения отделяли нас от тех ужасных военных лет, унесших столько жизней и стеревших с лица Земли тысячи городов, нам было трудно представить, что подобное может произойти с нами. Кино, книги и рассказы о войне в нашем сознании воспринимались как художественный вымысел, как сказка. Слишком цивилизованным и спокойным казался мир времён нашей юности - какая война? "Война, такая большая и разрушительная, как Вторая Мировая, никогда больше не может повториться", - так рассуждали мы. "Мы на новой ступени эволюции. Правительства стран не допустят больше такого кошмара. Шишки на лбу набиты и получать их снова никто не захочет". Но, увы, нам пришлось встретить лицом к лицу не просто войну, а настоящий ад. И, хотя, лично мы с Андреем пока толком-то и не видели этого ада в глаза, нам было не по себе от мысли его неизбежности...

С очень тяжёлыми мыслями приехал домой. Приехал и сразу успокоил Дашку, рассказав ей о том, что она де-факто, но при том стопроцентно, принята в состав нашего экипажа в качестве "балласта" (это я так пошутил, дабы разрядить обстановку):

- Ну, вот видишь, я же говорил, что такие дела с бухты-барахты не делаются. Конечно же, нас сегодня никто не собирался гнать за тридевять земель прямо вот так, с ходу. Едем седьмого ноября.

Дашка обрадовалась, сказала, что хоть сможем как следует всё собрать, ничего не упустить. Говорить ей про то, что, скорее всего, через пару дней после нашего отъезда в Москве начнётся ад, я ей не стал, зачем? "Дай Бог, - думал я, - окольцованная тысячами тысяч мегаватт ультрафиолетовых прожекторов Москва сможет выстоять перед мерзкими существами и продержаться до момента, когда северные соседи окажут свою неоценимую помощь. Тогда зачем сейчас Даше рассказывать о неизбежном? Всё станет ясно, когда спасительная тарелка будет запущена - либо мы выживем, либо американцы... Всё сейчас зависит только от неё... Мы построим тарелку, - вертелось у меня в голове. - Мы во что бы то ни стало доберёмся до Норвегии и норвежцы совершенно точно в кратчайшие сроки её соорудят и тогда мы победим. Мы - жители континента Евразия - ПО-БЕ-ДИМ, - проговаривал про себя я".

Весь день шестого ноября был крайне суматошным. Во второй половине дня мы встретились с Андреем и загрузили в машину весь его багаж, состоявший из двух увесистых сумок. Затем мы вместе с ним провели несколько часов в моей мастерской, где совместно с моими товарищами по цеху устроили моей Хонде, так сказать, внеплановое ТО; всё до винтика проверили перед столь дальней дорогой. В гараже отыскали и самый необходимый инструментарий, который мог бы понадобиться нам в случае чего в дороге. Нашли и кинули в бардачок и комплект предохранителей - мало ли чего! В общем и целом часов в восемь вечера мы закончили сборы - всё было готово к завтрашнему отъезду. Настроение у нас было крайне неоднозначным. С одной стороны, мы чувствовали сверхответственность, понимали, что от нас зависит... Ну прямо как в кино - судьба пусть не человечества, но миллионов людей. От этого чувства я ощущал такой трепет, какой не ощущал ещё никогда. Я был весь в возбуждении и готов ринуться в бой, даже забыв о том, что у меня держалась лёгкая температурка и я ещё не окончательно здоров. Но с другой стороны, и меня, и Дашу, и наверняка, Андрея гложило сомнение в успехе предстоящей затеи. И страх... Страх перед тем, что нам предстоит и что нас ждёт в случае провала операции. Вдруг норвежцы откажутся по каким-либо причинам претворять в жизнь задумку российских учёных? Если даже норвежцы не откажутся, то вдруг радиоволны не окажут воздействия на звереподобных афганцев? И этих "вдруг", у каждого своих, но одинаково гнетущих, у каждого из нас возникало огромное множество.

Вечером решили лечь спать пораньше, часов в десять. Всё было собрано. Освещаемая лишь тремя свечками пустая холодная квартира была приготовлена к длительному пустованию. В этот вечер мне всё вокруг, всё внутри нашей некогда безупречно уютной однокомнатной квартиры казалось настолько родным и любимым: и пылящийся вот уже два года телевизор, и сувениры на полочках, привезённые нами и знакомыми из-за границы, и потемневшие от пыли занавески, которые в былые времена были кипельно белыми, и всё-всё-всё... Кровать казалась уютнее, чем когда-либо, подушки мягче. Я, когда Даша уже, видимо, уснула, прослезился от того, что всего этого я мог больше не увидеть. Что какие-нибудь полусгнившие изнутри зомби, вероятно, проникнув сюда после падения Москвы, будут укрываться в моей квартире от дневного света, пережидая его в туалете и ванной, куда при закрытых дверях свет не проникает... Было грустно, очень грустно. Может быть и Дашу гложили те же мысли, но мне показалось, что она достаточно быстро уснула, не терзая себя мыслями, подобными моим. Где-то через час мне удалось уснуть.

Глава 11. Последний путь?

Во второй половине дня мы были на Лубянке. Шталенков пригласил нас в кабинет самого Карамзина со словами: "Да, ребятки, пришлось же мне вас отрекламировать Карамзину. Если бы не ваша успешная вылазка под Самару в июле, ну ни за что бы он не пошёл на то, чтобы вам доверить такое дело. Огромную роль, конечно, сыграло и Антохино знание шведского; переводчики сейчас на вес золота. Короче говоря, готовьтесь стать героями!" - улыбнулся Шталенков. "Надеюсь, при жизни?!" - улыбнулся я в ответ. "Отставить разговорчики... При жизни, при жизни!" - Шталенков шутливо намекнул на то, чтобы подобных мыслей мы в голове не держали. "Задача у вас одна - приехать обратно и начать писать историю государства Российского заново, ясно?" - с этими словами Шталенков обернулся и посмотрел на висящего над его рабочим столом двуглавого орла. "Есть отставить разговорчики!" - отчеканил я и приложил правую ладонь к виску...

- Так, так, так... Вот наши корреспонденты, - протянув "р" в слове "корреспонденты" негромко произнёс Карамзин, человек преклонного возраста в кителе, после того, как мы вошли в его кабинет вслед за Шталенковым. - Карамзин Ильдар Игнатьевич. - представился он. Мы поздоровались с ним. Шталенков представил ему нас. В кабинете уже сидели Клоп и четыре бойца из его отряда. Нас познакомили с ними. Это были внушительные детины, все в возрасте сорок пяти- пятидесяти лет, очевидно тоже воевавшие в Афганистане - настоящие военные гуру.

- Шталенков меня убедил своими доводами, что вы должны ехать в Норвегию, и я с ним согласился. Надеюсь, я не ошибся?

- Ни в коем случае, Ильдар Игнатьевич! - ответил Андрей, который в отличие от меня и, тем более, Даши знал Карамзина. Знал потому, что в последнее время, да и раньше, часто выполнял важные поручения Шталенкова и, зачастую, Шталенков брал его с собой на отчёты перед Карамзиным, где и характеризовал Андрея со всех его положительных сторон. Андрей продолжал:

- Антон - первоклассный водитель, хорошо знает трассы Скандинавии...

- Знаю-знаю, слышал, Андрюша, - перебил его Карамзин. - Знаю. А девушка? - Карамзин посмотрел на Дашу, которая от чувства значимости Карамзина растерялась и потупила глаза. - Она кто? Она тоже, что ли, ехать собирается?

- Ильдар Игнатьевич, - вступил в разговор Шталенков, - поймите, она не может тут оставаться. Это девушка Антона, почти жена. Она не помешает.

- Ясно... Да я не против, ради Бога! - махнул рукой Карамзин. - Ну, так давайте к делу...

Затем нам выдали металлический мини-сейф с кодовым замкам, в котором находилась бумажная версия засекреченного материала. Точно такой же мини-сейф должен был ехать и в Фольксвагене. Сказали код, который мы запомнили и, на всякий случай, записали. Бумажку с кодом положили в воздушный фильтр машины, чтобы никто, кроме нас, её в жизни не отыскал. Сейф мы разместили под двойным дном багажника, там, где должна быть запаска, а саму запаску положили в Фольксваген. Дали нам и флэш-карты, которые также были запаролены аналогичным кодом. Электронные носители мы должны были везти на шеях на шнурочках, будто кулоны, дабы не расставаться с ними на протяжении всего пути. Мало ли, что может приключиться с машиной! От нас флэшку повесил на себя Андрей, а от отряда Клопа, собственно, сам Клоп.

Из канистр залили баки обеих машин под завязку. Дали обоим экипажам по рации и по три комплекта батареек к ним. Обговорили со Шталенковым и Карамзиным и то, что делать дальше, после того, как доедем до Норвегии. Было решено, что по результатам переговоров с тамошними силовиками, Клоп со своими ребятами выедет в сторону Питера, чтобы доложить о результатах операции. Нам же велено оставаться в Норвегии столько, сколько потребуется для перевода требующейся информации и улаживания прочих технических моментов; в идеале - до включения тарелки и удостоверения в её успешном функционировании. Итак, всё было готово к отъезду. На часах девятнадцать двадцать семь и уже темным-темно. Расселись по машинам. Шталенков и Карамзин пожелали нам успехов. Дядя Дима сжал ладонь в кулак и, победно вскинув его на уровне лица, крикнул нам в след: "Ждём только с победой! Бывайте!"

Таким важным, как в этот раз, я себя не ощущал больше никогда. Я вёл машину крайне внимательно и был собран как никогда раньше. Мы выехали на Сретенку. За нами ехал вооружённый до зубов Фольксваген. Во всё происходящее верилось с трудом и, скажи мне кто-нибудь пару лет назад, что мне предстоит быть звеном такой архиважной миссии, я бы ни за что не поверил, а только бы посмеялся. Я всегда считал себя самым обычным, ничем не выдающимся человеком. До "Конца" света я работал инженером-программистом, увлекался автомобильными путешествиями и велосипедными прогулками. И я даже представить не мог, что когда-либо я буду удостоен чести принимать участие в делах секретного ведомства. Но стечение обстоятельств сделало своё дело: сперва Андрей познакомился со Шталенковым и устроился к нему журналистом. Потом он познакомил с Дмитрием Юрьевичем и меня. Дальше дело случая: то да сё, "Конец" света, конец "Света", меня привлекали к делам, я завоевал уважение, всегда исправно выполняя поручения, и вот... Я еду спасать Россию. Нет, вру, континент. В багажнике моей машины не просто запчасти для генераторов, а мини-сейф со знаниями, с помощью которых и только них население континента может рассчитывать на выживание. Одним словом, чувство - непередаваемое.

Мы свернули на пустое Садовое кольцо. С обеих сторон по обочинам стояли брошенные автомобили, большинство из которых были с разбитыми стёклами и приоткрытыми дверями. Среди них виднелись также обгоревшие остовы некогда престижных иномарок. Народу на улицах было на удивление немало; хоть времени и было уже почти восемь вечера, но в центре города было гораздо спокойнее, чем в спальных районах. Свет от фар наших двух автомобилей был для прохожих явно в диковинку и даже многих пугал. Некоторые шарахались в сторону от мощного светового пучка, потому что большинство людей отвыкло уже от столь обильного света в тёмное время суток и как-то по-животному его побаивалось. Движущиеся по дорогам машины были теперь явлением крайне редким, разве что изредка по городу проезжали служебные автомобили силовых ведомств и патрульные машины.

Даша словно прилипла к окну и с настороженным выражением лица всматривалась в непривычный вид вечерней Москвы, освещаемой лишь слабым светом занимающей своё место на небе луны. Хотя, кое-где горели тусклым светом фонари - непозволительная для спальных районов роскошь, доступная лишь на крупнейших улицах центра города; и то зажигали их лишь до десяти часов вечера. После же - лунный свет был единственным источником освещения некогда тонущего в ярких огнях мегаполиса. Мне же, напротив, картина за окном была более чем привычна и дорога от Лубянки до дома и наоборот казалась самой что ни на есть обыденной... В отличие от Даши, которая в вечернее, тёмное время суток уже много месяцев со мной никуда не ездила, и поэтому на её лице читалось явное волнение от гнетущего пейзажа.

С Садового кольца мы свернули на улицу Новослободская, затем выехали на Дмитровское шоссе и взяли курс на МКАД. Ещё в середине Дмитровки мы обогнали колонну, состоящую из ЗИЛов и БТР, движущуюся в попутном направлении. Андрей предположил, что это ничто иное, как стягивание сил ко МКАДу, о котором рассказывал Шталенков. С целью опробовать радиосвязь Андрей взял рацию и, нажав нужную кнопку, деловито пробурчал "Приём, приём". "Приём" - ответил по рации Клоп. "Дядя Серёж, что за БТРы мы сейчас обогнали?" - поинтересовался Андрей. Клоп подтвердил Андрюхину догадку.

Километра за полтора до МКАД мы заметили, что, действительно, работы кипели вовсю: вдоль дороги рабочие прокладывали кабели, что-то копали. Вскоре мы увидели и свет на горизонте - это был МКАД и там вовсю шла работа по возведению баррикад и установке ультрафиолетовых прожекторов. В этом мы воочию убедились, когда вплотную подъехали к Московской Кольцевой Автомагистрали. Что меня удивило, так это то, что шоссе, по которому мы ехали, прямо под МКАД было перекрыто огромными металлическими ежами, такими, которые использовались во Вторую Мировую. Для проезда была оставлена только узкая, аккурат в ширину кузова небольшого грузовика, дорожка. Таким образом, была сооружена как бы пробка, закупоривающая въезд в город и выезд из него. Совсем недавно я её тут не видел. В очередной раз по коже пробежал морозец от одной только мысли о том, что тут, на этих укрепляемых рубежах начнется вот уже совсем скоро.

Поперёк оставленного между ежами проезда стоял "Бобик" цвета хаки; на таких по городу курсировал военный патруль. Завидев наше приближение из "Бобика" вышел военный, одетый в ватный тулуп, с висевшим на плече автоматом Калашникова. Жестом руки военный приказал нам остановиться. Мы остановились, и я открыл окно.

- Кто такие и куда едем? - очень по-хамски спросил он меня.

- Ф-С-Б! - надменно и неторопливо выговорил Клоп, вышедший из-за пассажирского сиденья Фольксвагена. Он слышал, в какой манере начал разговор со мной военный, и ему это явно очень не понравилось. Клоп протянул развёрнутое удостоверение военному. Тот посветил в него фонариком, потом поглядел на лицо Сергея.

- Прошу прощения за неподобающий тон, товарищ подполковник, - отчеканил вытянувшийся по струнке военный, отдав Клопу честь. - Времена сейчас такие, что дезертиров много, мы их тут и отлавливаем. Они обычно по ночам пытаются город покинуть. - Проезжайте, пожалуйста.

Клоп сел в машину. Военный отогнал "Бобик" с проезда и мы выехали на МКАД.

- В смысле дезертиров много? - поинтересовалась Даша.

- Ну, скоро тут каша начнётся, - начал было Андрей, вполоборота развернувшийся к сидевшей на заднем сиденье Даше. Я гримасой дал ему понять, что не надо ни о какой "каше" Дашке рассказывать, ведь я не хотел её сильно пугать. - Ну, то есть, вероятно, - сменил тон Андрей, - что афганцы могут до Москвы добраться со временем, и несмелые военные стали из Москвы на север бежать, угоняя служебные машины. Вот их тут и отлавливают, а то некому будет город защищать в случае чего.

- А зачем тут рабочие какие-то, огни горят? - любопытствовала Дарья. - Чего тут делают-то?

Я начал перебирать в голове варианты возможных ответов. Но тут Андрей не растерялся.

- Да прокладкой электрических кабелей занимаются! Может быть скоро снова начнут понемногу свет в город подавать!

То ли Даша удовлетворилась этим ответом, то ли поняла, что ей не хотят говорить правду, но она больше на эту тему вопросов не задавала, а только глядела по сторонам. Но она явно не подозревала о том, насколько уже близко находятся афганцы от Москвы и о том, что вот-вот и начнётся судный день крупнейшего российского города.

По МКАДу мы проехали небольшой отрезок до Ленинградского шоссе, на которое и свернули, оставив позади аналогичный предыдущему контрольно-пропускной пункт. Хотя едва ли его можно назвать аналогичным. По северному направлению, коим является Ленинградское шоссе, ежедневно сотни жителей Москвы, те, кто хотели, но ещё не успели покинуть город, устремляются в сторону Петербурга в надежде на лучшую жизнь там. Посему и КПП на пересечении МКАД и Ленинградки был гораздо более серьёзно оборудован и укреплён. Ежей и патрульных машин было значительно больше, равно как и дежуривших военных. Очевидно, что через несколько дней при приближении афганцев на критически близкое к Москве расстояние, КПП вдоль всего МКАДА закроются для выезда из города, а будут только принимать отступающие силы с фронтов, после чего все КПП закроют и укреплённое кольцо вокруг Москвы перейдёт в оборонительный режим. Тогда уже не останется ни единой лазейки для выезда из города и те, кто останется в городе, будут молиться на МКАД - кольцо оцепления вокруг Москвы, которое ночью будет походить на чистилище, а днём восстанавливать силы и готовиться к леденящим душу ночным боям...

Итак, мы выехали за пределы Москвы. Учитывая, что было уже достаточно поздно, на трассе не было ни души. Я ехал не очень быстро, порядка восемьдесят-девяносто км/ч, ведь состояние трассы было плачевным и ехать по ней в кромешной темноте, освещая путь перед собой лишь фарами, было не очень комфортно и безопасно. К тому же на дороге местами встречался конкретный лёд и можно было запросто улететь в кювет, если разогнаться чуть побыстрее. Андрей тут же накинулся на музыку, которую очень любил слушать, оказываясь в моей машине. Даша, положив голову на стекло, начала кимарить. Мы проехали поворот Шереметьево II, потом Зеленоград, в окнах домов которого можно было заметить еле уловимый свет свечей. "Бедные люди, - думал я. - Совсем скоро их постигнет безжалостное ужасное истребление и им не заказан вход в Москву. А ещё раньше та же участь постигнет жителей южных пригородов. А скольких уже постигла?!". К горлу подкатил комок от этих мыслей. Я сжал руль изо всех сил от злости и от накатившего в очередной раз чувства какой-то безысходности...

Когда на часах было без малого десять, мы проехали город Клин. Я сбавил скорость до семидесяти, ведь ехать по разбитой, заледеневшей и тёмной дороге стало уже совсем страшно. Андрей спросил по рации Клопа, ничего ли страшного, что будем ехать так небыстро. Тот ответил, что, безусловно, так и надо: "Тише едешь - дальше будешь!". Ещё немного погодя, мы оставили позади Тверь, потом Торжок. Начал падать снежок, из-за чего ехать стало ещё труднее, потому что он отражался в свете фар, и видимость трассы упала до пятидесяти-семидесяти метров, не более. Андрей поставил диск с классической музыкой, кажется, в тот момент звучала "Лунная соната". За окном монотонно проплывали один за другим столбы, за ними - покрытые тонким слоем снега поля и... Кромешная тьма. Поскольку небо было затянуто облаками и не видно было луны, мы могли видеть за окнами лишь то, что освещалось светом фар: те самые столбы и краешек полей. Даша дремала, Андрей, судя по его виду, размышлял о чём-то, глядя в боковое окно и постукивая пальцами по подлокотнику в такт музыке...

Как вдруг в свете фар я увидел человеческую фигуру. До неё было метров восемьдесят. Сперва подумал, что показалось, но через секунду убедился, что нет: прямо на дороге, посередине трассы, метрах уже в пятидесяти впереди в свете фар стоял человек и размахивал руками. Я моментально вдавил педаль тормоза в пол. Не пристёгнутый Андрей грудью ударился о бардачок, едва не расшибив об него нос. Даша же довольно сильно врезалась головой в подголовник переднего сиденья и вскрикнула от неожиданности. Я успел увидеть в зеркале заднего вида как водитель Фольксвагена, ехавший на дистанции метров сто позади нас, видимо, не ожидая столь резкого с моей стороны торможения, поздно отреагировал и уже юзом летел прямо на нас. Масса их машины была куда больше нашей и от этого её тормозной путь, по всей очевидности, также раза в полтора был длиннее нашего. И когда до столкновения с нами оставалось уже метров пятнадцать-двадцать, полоска света их фар, перестав бить прямо в моё зеркало заднего вида, резко ушла влево и осветила поле. Водитель Транспортёра дёрнул руль влево, пытаясь уйти от столкновения, затем, уже объехав нас, чтобы выровнять траекторию движения - снова вправо...

Тем временем человек, махавший руками и спровоцировавший сложившуюся ситуацию, одним прыжком отпрыгнул с трассы на обочину и, поскользнувшись, упал. Микроавтобус завилял, его заднюю часть потащило влево, переднюю - вправо, затем его развернуло так, что свет ксеноновых фар на мгновенье ослепил нас, и он едва не улетел в правый по ходу движения кювет и каким-то чудом остался на проезжей части.

Клоп выскочил из машины и поспешил к упавшему человеку. Мы с Андреем тоже поспешили выбежать на помощь бедолаге.

- Ты чего творишь? - орал Клоп. Мужичок деревенского вида прикрыл лицо рукой, испугавшись, что его могут начать бить.

- Сергей Валерьич, не кипятитесь! - успокаивал я Клопа. - Что случилось, чего вы руками размахивали? - спросил я перепуганного мужика. На вид ему было немногим за шестьдесят. Очень худой, не бритый, одет он был в какие-то нелепые шаровары, ватный тулуп и валенки. На лице видны были следы побоев и кровоподтёки.

- Помогите... - вполголоса произнёс мужик. - Умоляю, помогите ради Бога.

- Да что, что произошло? - переспросил мужика Андрей. Клоп помог ему подняться и отряхнуть снег с тулупа.

- К нам разбойники в дом ворвались, принялись нас с сыном бить, и даже жену. Жена с сыном без сознания от побоев в сенях лежат, а мерзавцы эти всё в доме вверх дном переворачивают. Чего ищут-то, но мы бедные и нет у нас ничего почти, из ценного - коровка только... - тараторил мужик, едва переводя дыхание. - Я вот сумел убежать и тут же завидел свет ваших фар. Скорее, пожалуйста, скорее... Вчетвером мы с ними сладим! - мужик имел в виду нас с Андреем, Клопа и себя. - Чем угодно отблагодарю, - лопотал мужик и на его глазах навернулись слёзы, - коровку вам отдам... Умоляю, спасите нас!

По словам Шталенкова - лучшего друга Клопа, Клоп был человеком очень добрым и отзывчивым. Хотя человеку, впервые его увидевшему, конечно показалось бы, что он не способен к проявлению хоть каких-то человеческих чувств, потому что лицо его было непроницаемо каменным. Но каменным оно было от того, что Клоп был ветераном двух войн - афганской и первой чеченской и повидал в жизни своей немало видов. Шталенков рассказывал, что больше всего в жизни Клоп ненавидел насилья над невинными. Ещё дядя Дима как-то рассказал нам, что именно Клоп вытащил его раненого на себе, рискуя собственной жизнью, из той ужасной бойни в Афганистане, в которой его и контузило. Поэтому и сейчас, видя беззащитного с круглыми от страха глазами слабого мужичонка, он не мог махнуть рукой и не помочь.

- Ладно, мужик, выдохни. - Сказал Клоп, подошёл к открытой двери микроавтобуса и взял свой автомат. - Где твой дом? - обратился он к трясущемуся мужику.

- Спасибо Вам, добрый человек. Там! - мужик показал на еле видневшийся метрах в двухстах от нас силуэт одноэтажного деревянного домика, стоящего метрах в пятидесяти вглубь от трассы. - Пойдёмте, пойдёмте скорее.

- Подожди, а сколько их там? - спросил Клоп несчастного.

- Двое. Безоружны, но здоровые и пьяные в стельку! - неровным голосом ответил мужичок. - Но вчетвером мы им дадим жару, пойдёмте, пойдёмте.

Клоп показал жестом Даше и Валере, водителю Фольксвагена, чтобы те ждали нас в машинах, и мы быстрым шагом последовали за мужиком. Клоп скомандовал нам с Андреем, чтобы мы не лезли в дом. Сказал, что он сам справится и вышвырнет оттуда преступников. Когда мы подошли к дому несчастного крестьянина совсем близко, то заметили, что в окнах бледнеет свет то ли от лучин, то ли от свечей. Замечу, что дом его стоял не особняком, а был третьим в ряду из семи - девяти подобных домишек, в окнах ни одного из которых света больше не было.

- Соседи есть? - шёпотом спросил Клоп мужика в тулупе.

- Нет, - чуть слышно ответил тот, - все давно разъехались или померли, одни мы тут остались.

Крадучись мы все подошли к дверям неприметного деревянного домика, внутри которого находились пьяные отморозки. Это был самый обыкновенный брусчатый дом с покосившейся крышей; но его состояние по сравнению с соседними домами было очень даже неплохим. Мужик показал пальцем на входную дверь и жестом дал Клопу знак, что открывается она от себя. Клоп приложил указательный палец правой руки к губам, дав тем самым, знак не подавать никаких звуков. Мы кивнули. Тогда Клоп чуть слышно щёлкнул затвором автомата Калашникова, сняв его с плеча, и взял его в правую руку. Левой рукой он легонько толкнул дверь. Давно не смазывающиеся дверные петли предательски заскрипели. В сенях было настолько темно, что даже матёрый военнослужащий Сергей Валерьич не стал делать необдуманного поступка и входить в дом. Он ловко вытащил из кармана левой штанины своих камуфляжных штанов фонарик и посветил внутрь сеней. Мы же стояли у него за спиной в полной уверенности, что наша помощь больше формальна, нежели действительно будет ему нужна. Этот человек, как нам казалось, да и как отзывался о нём Шталенков, мог голыми руками уложить троих своей же комплекции... А комплекция у него была - будь здоров! Он был просто сущей громадиной, минимум два таких как я в плечах, ростом порядка метра девяносто двух - девяноста пяти сантиметров. Плюс ко всему он ещё являлся и горой мышц; в ведомстве ему не было равных по АРМ-реслингу. Всё это вселяло в нас чувство безопасности, когда Клоп был рядом. Поэтому, даже сейчас, когда нам предстояло помочь беззащитному крестьянину и его семье и вышвырнуть из дома двух здоровых дебоширов, страшно не было совсем: Клоп, да ещё и с АКМом идёт первым, а значит и опасаться нечего. "Ну, - злорадствовал я, - сейчас вам головы-то проломят прикладом!" - мысленно обращался я к беспринципным жлобам, не гнушающимся избивать даже женщин.

Убедившись, что сени пусты, Клоп очень осторожно сделал несколько шагов во внутрь... И тут он замер как вкопанный...

- Не дрыгаться, ясно?! - прозвучало мерзким голосом из-за двери, которая будучи открытой внутрь дома, послужила укрытием для кого-то. Но кого?

- Автомат на пол кинул! Живо! - рявкнул тот, кто прятался за дверью. Клоп стоял не шевелясь. Очевидно, к его виску был приставлен ствол пистолета, скрываемый от наших взоров густой пеленой тьмы. Клоп кинул автомат на пол. У меня перехватило дыхание. Я не знал, что делать: стоять ли на месте либо кинуться бежать назад и звать на подмогу ещё трёх вооружённых до зубов бойцов; двое ехали в салоне Транспортёра, да плюс Валерка - водитель. Но я стоял как вкопанный, равно как и Андрей, и почему-то боялся даже пошевелиться. Тут плавно приоткрылась дверь, ведущая в комнату, и полоска тусклого света разлилась по полу. В двери появился силуэт. Он неспешно сделал два шага из комнаты в сени, и в силуэте теперь можно было увидеть здорового мужика с автоматом в руках. Дуло автомата смотрело в нашу сторону, палец мужика лежал на спусковом крючке.

- Так, ни звука, ни шороха, - пробасил человек с автоматом в руках. - Актёр, иди сюда. Мужичонка, семь минут назад так слёзно умолявший о помощи, мигом скользнул в комнату.

- Вы двое! - скомандовал здоровенный мужик нам с Андреем, - руки за головы, не то пристрелю как псов, ясно?

Мы с Андреем покорно заложили руки за головы.

- Гоги, обыскать их! - по-прежнему командовал верзила.

Из комнаты вышел мужчина с кавказскими чертами лица. Он был вооружён пистолетом. Гоги ловко ощупал с ног до головы Клопа и с лёгким кавказским акцентом отрапортовал: "Чистый!". Затем обыскал и нас с Андреем и, не найдя у нас никакого оружия, отошёл от нас на несколько шагов в глубь сеней.

- Актёр, слышь? - крикнул тот, что с автоматом, в сторону приоткрытой двери в комнату. - Сколько их там всего? В дверном проёме появился этот актёр, заманивший нас в западню, и ответил: "Там ещё девка и водитель микроавтобуса".

- Что везёте, откуда и куда едете, отвечать! - очень мерзким и скрипучим голосом протянул последнее слово бандит, чей пистолет был приложен к виску Клопа из-за входной двери.

- Молодежь - гражданские, - с невообразимым для меня спокойствием отвечал бандитам Клоп, - я - бывший военный, их сопровождаю из Москвы в Питер. - Клоп на ходу придумал историю как можно более подчёркивающую, что кроме Клопа никто и ничем бандитам не угрожает. Я сразу смекнул, зачем он так придумал: заикнись мы о том, что в машине нас ждут ещё три матёрых бойца - нас тут же расстреляли бы, почувствовав опасность. А так, разоружив единственного вооружённого Клопа, бандиты убедились в своём преимуществе, и у нас появился шанс на более благоприятное развитие событий, нежели моментальный расстрел...

- Водитель ваш вооружён? - поинтересовался бандит с басовым голосом.

- Нет, он просто водитель. Единственный охранник - я, - отвечал Клоп и, судя по всему, своей невозмутимой интонацией удивлял не только нас с Андреем, но и наших возможных палачей.

- Так, хлопцы, - скомандовал своим товарищам их, как нам показалось, главный, разговаривающий утробным басом, - сейчас идём дружно, раскулачим товарищей, а потом, если себя нормально вести будут, тут и оставим, а плохо если - в поле расстреляем к чертям, ясно? - все утвердительно хмыкнули. - А вы, - обратился он к нам, - чтоб ни звука, ни шороха, понятно? А то пулю в голову без разговоров, врубились?

Мы кивнули. Затем нам приказали с заложенными за голову руками идти по направлению к машинам, а сами бандиты шли шагов в пятнадцати позади нас. Всего их было четверо: главный, Гоги, тот, что первым приложил пистолет к виску Клопа из-за двери и треклятый Актёр, заманивший нас в западню. Главный держал нас на прицеле своего автомата, Гоги взвёл трофейный автомат Клопа и тоже держал нас на мушке, а остальные двое шагали за нами с пистолетами в руках. Мне до этого никогда не приходилось быть под прицелом как, очевидно, и Андрею. Мне было безумно страшно. Руки, заложенные за голову, тряслись, во рту пересохло. Хотелось со всех ног просто побежать куда-нибудь, но какой-то оставшийся не заглушённым чувством животного страха кусочек моего мозга предостерегал меня от такой глупости. Мысли вертелись в голове со скоростью света: за те полпути от домика до наших машин, которые мы успели пройти за пару минут, я мысленно проиграл в мозгу множество вероятных сценариев развития событий. Первым, и наиболее, как мне казалось, реалистичным сценарием, был самый плачевный для нас. Я думал: "Почему нас не расстреляли? Ну почему? Времена сейчас такие, что твори беспредел - не хочу! Всё, совсем скоро, вероятно, наступит конец нам всем как саранче на полях, после облёта их самолётом, распыляющим ядохимикаты. Поэтому ни тебе уголовных дел, ни тюрьмы. Да ничего тебе не будет за расстрелянных посреди безлюдной трассы людей. Даже искать никого никто не станет. К тому же бандюги эти со своим актёром наверняка не первых нас таких тут заловили, а у них это на потоке, да трасса какая: Москва - Петербург... Ну явно они нас не расстреляли ещё только по одной причине: хотят убедиться, что мы их не обманули в том, что больше в микроавтобусе никого, кроме водителя, нет, и ведут нас в качестве заложников на крайний случай. И ведь, если бы никого с нами больше не было, убедившись в этом, моментально расстреляли бы. Но сейчас они подойдут к Транспортёру, дёрнут ручку двери, а в салоне двое военных. Что будет? Нами прикроются как живыми щитами, затащат нас в машину, отвезут и расстреляют через два километра? Или успеют уложить ничего не подозревающих бойцов до того, как те успеют пикнуть? Но и в таком случае нас непременно расстреляют - это как пить дать. Мало того, что как-то не вызывают доверия слова "Если себя нормально вести будут, тут и оставим..." таких профессиональных преступников, какими казались эти четверо, так Клоп их ещё и обманул, что с нами нет больше никого. Не-ет, точно пошли последние минуты наших жизней. Явно этим гадам не нужны живые свидетели. Да и место у них тут, видимо, хлебное. Расстреляют, зароют в поле, а завтра ночью снова Актёра на работу отправят - света фар ждать, машины тормозить и умолять очередных жертв "помочь" несчастным жене и сыну...". Примерно так выглядел первый вариант развития событий, который пришёл мне в голову. Второй вариант был более обнадёживающим... По второму варианту, который я мог себе представить, каким-то чудом мы - трое пленных - должны были избежать вражеских пуль, в то время как трое бойцов, ожидающих нашего возвращения, должны были вступить в бой с противником и одолеть его. Мне очень хотелось надеяться именно на второй сценарий, но внутренний голос отрезвляюще шептал: "Каким образом ты планируешь выскочить из-под носа у матёрых и вооружённых уголовников, в нескольких шагах за твоей спиной ведущих тебя на прицеле? А как, по-твоему, бойцы, сидящие в микроавтобусе, догадаются, что вы придёте под дулами автоматов, и нужно будет исхитриться и оперативно нейтрализовать врага?". Внизу живота у меня как-то неприятно заныло, как бывает обычно перед лицом чего-то страшного. И вот до машин нам осталось пройти метров пятьдесят. Водитель Транспортёра уже развернул машину, и теперь она стояла к нам "лицом". Свет фар Фольксвагена, стоящего на несколько метров по ходу нашего движения ближе, чем Хонда, слепил нас, но в этом и был расчет бандитов: если бы с нами были представляющие им угрозу люди, то они могли чётко видеть, что нами прикрываются, как живым щитом. А такие люди были, и они, действительно, видели, что мы идём и идём не одни.

Главный бандит подошёл к водительскому месту Транспортёра, а Гоги с Петруччо (так наши недруги называли в разговоре между собой того, который первым встретил Клопа и гнусавил из-за двери), прикрывшись нами с Андреем и держа пистолеты у наших висков, остановились метрах в двух позади. Актёр стоял за ними с перевешанным через плечо автоматом Клопа.

- Где водила? - зло и нервозно вскрикнул главный, обнаружив, что водительское место машины пусто.

Может в салоне, там еда есть... - по-прежнему с поразительным спокойствием отозвался Клоп, но достаточно громко. Видимо, чтобы уж точно его голос услышали бойцы, сидящие в салоне. Там же, по моим предположениям, сидел и водитель. Может он, завидев нас, ведомых под дулами автоматов, воспользовался включенными ксеноновыми фарами, слепящими нас и бандитов, и быстро перелез в салон? В любом случае, сам факт того, что водителя не было на месте, как-то подбодрил меня; я подумал, что экипаж Клопа - гуру военного дела и, скорее всего, они что-то придумают, если уже не придумали, и для нас может быть ещё не всё потеряно.

- Ты, амбал, - скомандовал Клопу басоголосый, - подошёл к двери! - бандит махнул дулом автомата в сторону двери салона Транспортёра.

После этой команды главный из гадов пропустил Клопа вперёд и ткнул дуло автомата ему под рёбра. Оба подошли к правому боку микроавтобуса.

- Теперь пла-авненько открываем дверь... - велел Клопу бандит и взор его уставился на дверь микроавтобуса. Клоп медленно взял ручку, щёлкнул ей и плавно потянул дверь влево. Мы с Андреем сглотнули, подумав: "Всё, сейчас каюк нам всем настанет". Я же боялся больше всего за Дашу, сидевшую в Хонде, наблюдающую за всем происходящим и совершенно беспомощную. Если нас сейчас всех расстреляют, то, что будет с ней? Этот вопрос промелькнул у меня в голове, после чего мне сделалось совсем невыносимо. Что же произойдёт в ближайшие секунды? Бойцы в Фольксвагене попытаются нейтрализовать угрожающего Клопу верзилу? Но он скорее прихлопнет Клопа, прежде чем те успеют пошевелиться...

Когда дверь полностью открылась, и мы уже ждали чего-то страшного, к огромному нашему удивлению ничего не произошло. Бандит, взяв по-прежнему приставленный к боку Клопа автомат в правую руку, левой шустро вытащил из кармана куртки бывший фонарик Клопа и посветил в салон Транспортёра.

- Ух ты! - присвистнул главный разбойник, - У них тут пулемет... Представляете, парни?

- Ну нихрена ж себе! - противным голосом брякнул Петруччо.

Вдруг, в ту же секунду, басоголосый внезапно повалился на землю и, падая, несколько раз пальнул из автомата одиночными. Пули прошлись рядом с головой Клопа, но никакого вреда ему не нанесли, а улетели в воздух. От неожиданности, да и от испуга, я, что было сил рванул назад, одновременно стараясь упасть на землю и подсечь стоящего у меня за спиной Петруччо. Андрей же, как я заметил краем глаза, резко развернувшись, попытался схватить за руку державшего его на прицеле Гоги. Затем я лишь только услышал два пистолетных выстрела, но не видел, что произошло. У меня получилось сбить с ног гнусавого бандита, после чего я вскочил и побежал к Фольксвагену. Актёр, моментально щёлкнув затвором автомата, несколько раз пальнул в мою сторону, но, к счастью, я успел забежать за Транспортёр. Одновременно с тем, как я скользнул за машину, из-за неё выскочили два бойца в бронежилетах, присели на корточки по обоим бокам микроавтобуса и начали стрелять по бандитам. Тут я понял, почему упал главный бандит: Валерий лежал под машиной и резко дёрнул негодяя за ноги, от чего тот повалился на землю.

- Там Андрей! - орал я что есть мочи сквозь писк в ушах, вызванный оглушающими выстрелами всего в нескольких метрах от меня. Спустя секунды две я выглянул из-за левого угла машины и увидел лежащего на спине бойца; на его лбу была видна небольшая красная точечка. Лужа крови растекалась по припорошенной снежком дороге. Я поднял глаза выше и увидел, как Актёр, отстреливаясь, сиганул в кювет. Петруччо я не увидел вообще, а Гоги и Андрей лежали и не шевелились. Тогда я резко метнулся и осторожно выглянул из-за машины уже справа. Там валялся бездыханный бандит, который прикрывался Клопом, но был повален рывком за ноги из-под машины, а Клоп сидел на корточках со своим автоматом в руках.

- Не высовывайся! - крикнул мне Клоп. Сам же он медленно переместился к переднему краю машины и оглядел освещаемое фарами пространство спереди. Похоже, он видел, что Актёр соскочил в кювет, и поэтому очень-очень плавно, крадучись начал двигаться в его сторону. Валерий, тем временем, вылез из-под микроавтобуса, достал из кобуры пистолет и также на корточках очень осторожно начал перемещаться к месту, где лежали Андрей и бандит-кавказец. Только я решил одним мощным рывком добежать до Хонды, стоявшей метрах в пятнадцати позади Транспортёра и проверить, цела ли Даша, как вдруг услышал её визг через едва приоткрытое окно. Но кроме ослепляющего света фар Хонды я не мог видеть, почему она кричит. Через секунду Хонда резко дёрнулась с места и на высочайших оборотах пронеслась мимо Фольксвагена, едва не наехав на Андрея с Гоги, и понеслась вперёд по трассе. В этот же миг я услышал очередь оглушительных выстрелов из Калашникова справа.

- Этого завалил! - через долю секунды после выстрелов прокричал из кювета Гоша, четвёртый боец из Клоповского экипажа. Он, по всей видимости, при приближении бандитов, ведших нас под дулами автоматов, занял позицию в пожухлой траве кювета.

Я вскочил, выбежал из своего укрытия и увидел Клопа, стоящего у кромки кювета. Подбежав чуть ближе, я заметил внизу распластавшегося Актёра. Все бандиты были нейтрализованы... Все, кроме одного!

- Сергей Валерьич, там Дашка!.. - отчаянно завопил я Клопу, когда моя машина уже достаточно далеко уехала вперёд.

- В машину! Быстро! - крикнул нам водитель Валера, запрыгивая на своё место. Мы с Клопом запрыгнули на передние сиденья. Валера вытащил из кармана штанов ключ, ловко вставил его в замок зажигания и повернул... Но ничего не произошло. Мы не услышали даже щелчка стартёра. "Б*я, ну что такое...", - нервничал Валерий и судорожно вертел ключом туда-сюда. Затем он мигом выскочил из-за руля и подбежал к капоту машины, открыл его, но уже через несколько секунд вернулся:

- Чёрт бы побрал этих уродов, - негодовал Валера, - пробили движок. Всё, теперь мы обездвижены...

- Неет, неееет! - завопил я. - Что делать, там Дашка, Дашка в машине...

- Антоха! - Клоп положил мне руку на плечо, - Соблюдай спокойствие. Ничего они ей не сделают, догоним. Сейчас дождёмся сейчас машину какую-нибудь и догоним.

Меня всего трясло. Мы вышли из машины и подбежали к Андрею. Я боялся, что Андрея убили, но очень обрадовался, насколько тогда вообще можно было радоваться, что Андрей был живой, но держался обеими руками за правую ногу и тихонько стонал.

- Друг, ты как? - спросил его я.

- Жить буду! - отозвался Андрей.

Гоги был мёртв. Андрей рассказал, что когда я резко дёрнулся назад, чтобы повалить Петруччо, Андрей моментально предпринял почти то же самое и, резко развернувшись, подсёк стоящего за ним Гоги, и они вместе повалились на землю. Упав, Гоги успел выстрелить и прострелил Андрею правую ногу чуть выше колена, но Андрей ухитрился вырвать у него из руки пистолет и пристрелить мерзавца. Вроде бы кость у Андрея не была повреждена, а пуля прошла на вылет через мягкие ткани. Убедившись, что друг мой жив и ничего ему не угрожает, я продолжал полудрожащим голосом требовать у Клопа ответа:

- Сергей Валерьич, что делать? Что? - без намёка на хоть какое-то хладнокровие, коим обладал Клоп, лопотал я.

Клоп же был поразительно спокоен и рассудителен. Видя его хладнокровие и трезвость в оценке происходящего даже после боя, закончившегося пять минут назад, невольно я сам начал брать себя в руки. Сергей Валерьевич предложил сперва похоронить Саню - погибшего защищая нас бойца из экипажа Клопа, - затем дождаться попутки на Питер и нам с Клопом и Гошей поехать вперед по трассе и отыскать Дашу. Валере же он отдал распоряжение, также дождавшись какой-нибудь машины ехать с Андреем назад, в Москву, иначе последнему может грозить ампутация. Конечно, было сложно даже представить себе машину на этой трассе, которая бы ехала в сторону Москвы. Посему, скорее всего, Валере предстояло дождаться машины, также едущей в сторону Санкт-Петербурга и, пользуясь как служебным положением, так и имеющимися в Транспортёре материальными ценностями, постараться по-хорошему развернуть машину в обратном направлении. Главное то, что у нас был бензин, несколько канистр бензина! По нынешним временам бензин дороже любого золота, особенно для желающих укатить подальше от приближающегося пекла. Но прежде всего, необходимо было убрать с дороги тела убитых бандитов и, самое главное, оттолкать в укромное место Фольксваген, ведь в нем был целый арсенал оружия, которое теперь уже никак было не взять с собой в полном объеме.

Сапёрской лопаткой за час выкопали недалеко от дороги в ещё не успевшей сильно промёрзнуть земле неглубокую могилку для Саши. Похоронили. Бандитов же просто оттащили с дороги и положили среди высохших колосьев на поле, чтобы с трассы их не было видно. Когда мы вернулись к Транспортёру, обнаружили, что Андрею стало значительно хуже: болевой шок, закончившийся уже достаточно давно, теперь не спасал Андрея от мучительной боли и он еле-еле, стиснув зубы, постанывал лёжа на продольном сиденье в кузове машины. Туго затянутый выше колена бинт был весь алый от крови, но, к счастью, кровотечение уже остановилось. К слову сказать, перевязывал Андрею ногу Валера, а он умел делать это очень хорошо, ведь служил он в Афганистане сперва в медицинском батальоне, где и приобрёл бесценные навыки оказания первой помощи серьёзно раненым.

С трудом мы вчетвером, - Клоп, Гоша, Валера и я, - оттолкали транспортёр как раз к тем домикам, в одном из которых и устроили нам засаду бандиты. Всего метров двести, как я уже упоминал ранее. Затолкали машину во двор одного из них на место, которое, по всей видимости, раньше и использовалось в качестве стояночного для автомобиля жильца того домишки. Таким образом, транспортёр стоял перпендикулярно трассе. Было решено часть оружия: пулемёт и несколько ящиков патронов, как к нему, так и к автоматам, спрятать где-нибудь в укромном месте, потому что это было куда легче сделать, чем скрыть из виду Транспортёр. Где-то в километре вглубь от трассы, на опушке леса, Клоп разглядел в бинокль ночного видения кирпичный двухэтажный особнячок, который, видимо, уже давно никем не обитаем: почти все стёкла в нём были выбиты; никаких следов, которые бы могли свидетельствовать о хоть изредка заглядывающих в него людях, Клоп также не заметил. Но это и логично: кто же будет жить сейчас в таком гиблом месте, да ещё по соседству с околачивающимися в округе бандитами? Жители крохотных деревушек с тех пор, как на большей территории страны воцарилась анархия, не переставали быть жертвами озверевших от голода и безысходности преступников и негодяев наподобие тех, что были застрелены недавно. Поэтому люди старались сбиваться в группы, образовывая из множества маленьких, состоящих из пяти-восьми домишек, территориально удалённых друг от друга посёлочков, более или менее плотно населённые деревушки. Мы же сейчас находились как раз в одном из таких крохотных заброшенных посёлочков, ставшим пристанищем тем четверым, что прервали штатное выполнение нашей наиважнейшей миссии и оставили нас среди ночи в этом гиблом месте.

Валера остался с Андреем в домике, где поджидали нас бандиты. Там была койка, на которой Андрею было значительно удобнее лежать, нежели в салоне автомобиля и, что самое главное, там было тепло от печи, которую топили бандиты. Даже несколько ещё не успевших догореть свечек делали временное пребывание там куда комфортнее в сравнении с тёмным и холодным микроавтобусом.

Минут сорок заняло у нас с Клопом и Гошей оттащить пулемёт с коробками патронов к тому кирпичному особнячку, убедиться, что он совершенно заброшен, и поднять боеприпасы на чердак. Также спрятали на чердаке и сейф с документами, отвезти которые в Норвегию и было нашей целью. Потом Клоп достал из рюкзачка цифровой фотоаппарат, казавшийся теперь чем-то фантастическим, и сделал несколько кадров местности вокруг и самого кирпичного домика. Сделал он это для того, чтобы Валера с другими бойцами смог вернуться сюда по кадрам распознав местность, забрать спрятанное, и продолжить движение в сторону Норвегии, ведь было совершенно непонятно, найдём ли мы Дашу, найдём ли угнанную машину, сможем ли мы вообще теперь добраться до Норвегии. Конечно же, сделать это мы должны были во что бы то ни стало, но нужны были гарантии. Клоп, уже когда мы вернулись в домик к Андрею с Валерой, передал тому фотоаппарат и озвучил необходимость вернуться сюда с подкреплением сразу же, как тот отвезёт Андрея в Москву (а сделать это надо было как можно раньше), забрать документы и оружие и двигаться в Питер, где, при лучшем стечении обстоятельств, уже должны были быть мы, если нам удастся быстро найти Дашу.

Часам к двум ночи, когда всё более или менее улеглось, нам даже удалось перекусить немножко хлеба с консервированной сайрой. Потом мы с Гошей вышли на улицу, сели на лавочку перед домиком так, чтобы просматривалась трасса, и стали вглядываться в темноту в ожидании какой-нибудь машины, чтобы попытаться её остановить и просить о помощи. Условились, что первыми при наличии машины, поедем мы с Клопом и с Гошей на поиски Дашки, а Валера с Андреем должны были ехать во вторую очередь.

У меня в голове творилось нечто: казалось, что всё пищало, грохотало. Очевидно, это было остаточным явлением от оглушительных выстрелов посреди мёртвой тишины. Мне слышались голоса бандитов, переговаривающихся между собой, а особенно мерзкий голос того гада с дурацкой кличкой "Петруччо", который увёз Дашку. Почему то перед глазами вырисовывался светящийся сверхмощными прожекторами МКАД; мерещились мне и шныряющие по полю вдоль трассы афганцы, от чего я то и дело вздрагивал. Одним словом, у меня в сознании был тогда полный каламбур - последствие наслоившихся друг на друга событий, произошедших сегодня, стресса, внутреннего и хорошо скрываемого чувства паники и неуверенности в том, что я когда-нибудь ещё увижу Дашу. Я заставил себя очистить голову от мыслей о том, что с ней могло произойти и где она сейчас, иначе я рисковал "съехать с катушек", представляя себе самые страшные варианты.

Мы сидели молча, я дрожал от холода, стучал зубами и что-то напевал про себя, вглядываясь в темноту. Минут через сорок, без малого в три часа ночи, Гоша вдруг толкнул меня в бок и вскочил:

- Смотри, машина!..

Два ярких пятна фар отчетливо вырисовались на тёмном горизонте. Почти синхронно мы с Гошей вскочили с мест. Я резко мотнул головой, чтобы окончательно стряхнуть ворох опутавших мое сознание бессмысленных и угнетающих образов, то и дело наслаивавшихся друг поверх друга и заставляющих чувствовать себя в отрыве от реального мира. Гоша зажёг фонарь, и мы выбежали на проезжую часть, размахивая руками также, как размахивал перед нами бандит, первоклассно сыгравший роль беззащитного деревенского мужика. Очевидно, что водитель автомобиля заметил нас только метров с трехсот, потому что примерно с этого расстояния он принялся моргать нам дальним светом и отчаянно дудеть клаксоном. Надо отметить, что мы, безусловно, были замечены водителем гораздо ранее, чем я увидел выбежавшего почти прямо под колеса Актера: снег уже не шёл, и видимость была в разы лучше, чем несколько часов назад. Когда до автомобиля оставалось метров сто пятьдесят, мы заметили, что машина несколько сбросила скорость, но останавливаться совсем не намеревалась. Гоша в определенной последовательности включал и выключал фонарь, воспроизводя сигнал SOS. Когда до машины оставалось уже метров тридцать, не больше, Гоша что есть мочи завопил:

- Стой, стрелять буду! - одним махом выхватив из кобуры пистолет, подсветил вытянутую вверх с пистолетом левую руку и выстрелил в воздух, после чего он рывком дёрнул остолбеневшего меня за куртку, и мы вместе оказались на самой обочине. Машина, проносясь мимо нас, резко затормозила, от чего её развернуло на пол-оборота, и встала как вкопанная метров в пятнадцати поодаль от нас.

- Не стреляйте, пожалуйста, - послышался несильный мужской голос из открывающегося окна, - у нас ничего нету, не стреляйте, - умолял дрожащим голосом кто-то из машины.

- Всё в порядке, ФСБ, - громко и уверенно сказал Гоша, но пистолет по-прежнему был в его руке в боеготовном состоянии. - Пожалуйста, выключите фары! - мягко, но при этом убедительно попросил Гоша водителя. Фары моментально погасли. Тогда военный посветил фонарем в сторону водительского места, которое после разворота машины было как раз напротив нас. Подойдя чуть-чуть ближе, мы разглядели сидящих на передних сиденьях двух мужчин. Тому, что был за рулем, было на вид немногим больше сорока, а пассажир был уже в преклонном возрасте, лет семидесяти-семидесятипяти. А вот на заднем сиденье сидели двое детей: мальчик и девочка, каждому не больше десяти лет. После того, как луч фонаря пробежался по испуганным детским лицам, Гоша убрал фонарь. Из бывшего домика бандитов выбежали Клоп и Валера, оба с Калашниковыми в руках и с фонарями и сразу окликнули нас, всё ли в порядке. От вида выскочивших из домика вооруженных людей, водитель - худощавый мужчина в очках и с овальным щетинистым лицом, - совсем перепугавшись, побледнел так, что цвет его лица ничем не отличался от цвета бледной луны, зловеще освещающей пустынные поля и домишки вдоль трассы.

Клоп подошёл к машине, поздоровался с сидящими в ней и успокоил их, объяснив вкратце, кто мы такие, что с нами произошло и зачем мы их остановили. Извинился он и за вынужденную стрельбу в воздух: "Иначе бы Вы ни за что в такое время да посреди трассы не остановились бы...". Мужчина, сидевший за рулем, представился Ярославом и представил своего отца, сидящего рядом - "Олег Иванович, мой папа". В двух словах, отвечая на вопрос Клопа, зачем те в такое время едут куда-то без сопровождения, объяснил, что один его хороший товарищ, работающий в ФСБ, велел ему с детьми эвакуироваться из города немедленно, потому что приближение к Москве афганцев ожидается уже совсем-совсем скоро.

- Кто Ваш приятель? - поинтересовался Клоп, - ну, тот, что из ФСБ?

- Полковник Шталенков Дмитрий Юрьевич!

Мы все невольно улыбнулись.

- Димка и наш хороший друг и товарищ, и мы сейчас как раз выполняем служебное задание, за выполнение которого он ответственен, так что, если поможете нам, поможете и ему... - окончательно расположил к нам Ярослава Клоп.

- ...Да и многим миллионам людей ещё! - не сдержался и торжественно вставил я.

- Безусловно! - удивленный тем обстоятельством, что мы тоже знаем Шталенкова, ответил Ярослав. - Дети! - обратился он к сидящим сзади детишкам, - эти дяди поедут с нами, так что, Валя, сядь на колени к Пете. - попросил Ярослав своих отпрысков. Те послушно выполнили указание.

Я сбегал в дом и попрощался с Андреем. Пожелал ему скорее вылечиться. Я ни на секунду не допускал, что мы можем больше никогда не увидеться, и поэтому церемония прощания не была сколь-нибудь напыщенной. Андрей сказал мне напоследок: "Бороться, друг, бороться до последнего! Понял?!", и с этими словами я покинул домик, попрощавшись и с Валерой. Затем я сел на заднее сиденье старенькой легковушки, на которую теперь были все мои надежды. Насколько я разглядел, это была Шкода Фелиция выпуска конца девяностых. Клоп с Гошей быстро сбегали к Фольксвагену и принесли две двадцатилитровые канистры с бензином, которые с трудом уместились и в без того заполненный вещами багажник. Клоп попросил старика пересесть на заднее сиденье, мол, "так необходимо для безопасности". Тот послушно пересел, заняв место рядом с детьми у левого окна; я же сидел посередине, а Гоша стал втискиваться на оставшееся пространство у правого окна. При нём ещё был большой военный рюкзак, в котором, по всей видимости, находилось самое необходимое: продовольствие, боеприпасы, медикаменты, фонарь с батарейками и ещё куча всего, что нужно военному для выживания и обороны в полевых условиях. Я до этого не видел ни у кого из Клоповских бойцов подобных рюкзаков; очевидно, они везлись в салоне Транспортёра, откуда и были теперь забраны. Сергей Валерьевич тоже был с рюкзаком, только ещё большим, чем рюкзак Гоши. Когда Клоп сел на переднее сиденье и водрузил огроменный рюкзак себе на колени, в боковом кармане рюкзака я разглядел рацию, выдававшую себя торчащей наружу антенной... В ту же секунду меня словно осенило: "Рация! В Хонде же есть рация!.. Когда Андрей протестировал её на Дмитровском шоссе разговором с Клопом, он положил её в бардачок между водительским и пассажирским сиденьем, который после закрыл. Но выключена ли она или включена? Если тупой бандюга Петруччо ещё не обнаружил рацию в бардачке и не избавился от неё, то мы сможем вычислить местоположение Хонды по мощности сигнала, если будем в радиусе распространения радиосигнала!"...

- Ну, с Богом! - сказал Клоп и наш со Шталенковым общий худощавый водитель тронул машину с места.

- Сергей Валерьич! Рация... В Хонде осталась рация, но я не знаю, включена она или нет. Она там, в бардачке, думаю, она и сейчас оттуда никуда не делась.

- Слушай-ка, а ведь мысль-то хорошая! - Клоп повернулся в пол-оборота назад и несколько раз пошевелил указательным пальцем в знак одобрения. - Гош, в этой модели раций маячок обнаружения есть? - обратился он уже к Гоше.

- Да. Серёг, это СУлН-59, они без подзарядки девяносто суток в выключенном состоянии слабый сигнал генерируют, - начал рассказывать Гоша. Я почувствовал громадный прилив сил и энергии от его слов, потому что теперь мне, по крайней мере, стало примерно понятно, каким образом мы сможем обнаружить мою машину, а значит и Дашу. Гоша продолжал:

- Но если рация выключена, то радиус распространения сигнала маленький, порядка двух-трёх километров, не больше, и то на открытой местности. Если ж она включена, то аж за двадцать километров её "поймаем" в эфире. А Андрюха её выключил или оставил включённой? - поинтересовался у меня Гоша.

- Ой, если честно, без понятия, но, скорее всего, выключил... - ответил я.

В машине повисло напряжённое молчание: мужчины с детьми явно не очень хотели кататься неопределённое время по и без того очень неспокойной местности, да ещё и с риском нарваться на вооружённых бандитов. И мы трое это прекрасно понимали. Тогда Клоп их успокоил, объяснив, что мы только попросим их проехаться с нами вдоль трассы до какого-нибудь более или менее крупного населённого пункта, где бы мы смогли либо найти себе машину для дальнейших поисков, либо выведать хоть какую-нибудь информацию, которая поможет найти Дашу.

...Мы ехали со скоростью не больше шестидесяти километров в час; старый и не особо мощный двигатель Шкоды напряжённо жужжал от существенной перегрузки машины, да и ехать быстрее было бы просто не разумно и опасно. Но даже осознание необходимости столь небыстрого перемещения не могло заставить меня не ощущать ход времени крайне медленным. Минуты тянулись как часы. Искажённое восприятие действительности, которое завладело мной не более часа назад, уступило место восприятию рациональному. Голова теперь начала переполняться всевозможными сценариями, вариантами относительно ближайшего часа, двух, трех... Ох, и ненавистное же это чувство, когда в воздухе витает дух беды, а ты бессилен знать что-либо наперёд, а только беспомощно играешься с кучкой жалких предположений, которые как бы ты их не выстраивал в одну связанную цепочку, в конце концов терпят крах, рушатся за несостоятельностью. Рушатся подобно пирамидке, выстраиваемой маленьким ребёнком из разноформенных фигурок; поставит конус на кубик - держится, поставит на конус шарик - падает. Так же и с фактами, которыми пытаешься оперировать, выстраивая, казалось бы, в логичную цепочку событий: увязываешь то с этим, это с тем, а в конечном счёте что-то решительно не увязывается одно с другим, и ты, будучи отброшенным на несколько "шагов" назад, пытаешься построить цепь заново и... Снова тщетно. Ох, как бы я хотел быть неподвластным этой напасти, но я был вдоль и поперек ей подвластен... И вот я гадал: будь я таким отморозком, коими являются типы наподобие этого Петруччо (что же за идиотская кличка?!), чтобы я делал, оставшись единственным уцелевшим из своей шайки, завладев машиной и умчавшись неизвестно куда с трофейной девушкой в салоне этой самой машины? Изнасиловал бы девушку, выкинул бы где-нибудь на трассе? Вряд ли бы стал вскоре насиловать - вдруг погоня?! Нее-ет, бандит явно не хотел попасться, и поэтому, скорее всего, гнал без оглядки. А могла ли Дашка сама выпрыгнуть на ходу? По идее, вполне могла... Но нет, вряд ли бы она стала это делать, ведь это же смертеподобно, к тому же выпрыгни она - бандиту ничего не стоило бы потратить двадцать секунд, сдать задним ходом и подобрать её, если он имеет на неё какие-то планы. "Да, она прекрасно это осознает и прыгать бы она не стала" - думал я. Но куда он мог её везти, да и вообще, куда бы он сам поехал, если бы Даши не оказалось в салоне? Эти и подобные этим вопросы заполонили мой рассудок. Я пытался включать логику: мол, скорее всего, Даша для Петруччо - не нужный груз, балласт. Тогда самым логичным является то предположение, что он высадил её где-нибудь километров через пять и направился уже один к какому-нибудь бандюжьему логову, дабы присоединиться к некоей шайке, подобно недавно ликвидированной. Да что я об этом? Мне было наплевать ровном счетом на всё, кроме одной мысли: что с Дашей? Где она? Где моя любимая, милая девочка, чья улыбка и выражение глаз уже давным-давно были для меня главным путеводным огоньком по жизни! Но более важно то, что я был для неё единственной в этом катящемся в тартарары Мире опорой. Грудь мою вдруг резко защемило от ощущения, что я, я виноват в том, что нежное, беспомощное создание невольно стало жертвой мерзкого подонка... "Я идиот, тварь я" - мысленно поносил я сам себя. "Ну как можно было допустить такое, как? Придурок ты, Антоха, придурок! Бежал бы сразу, с первыми выстрелами сваленного Валерой басоголосого жлоба, к Хонде, а не прятаться за Фольксваген" - корил я себя. Но ведь я и представить не мог, что подонок каким-то образом сумеет в суматохе проскользнуть незамеченным до Хонды... Скорее всего, когда Актёр прыгнул в правый кювет, Петруччо этот сиганул в левый. Да какая теперь уже разница?

Клоп о чём-то негромко беседовал с Ярославом, но я не вслушивался в их разговор, погруженный в свои мысли. Уловил только, что беседовали они про Шталенкова, потому что то и дело произносили его имя, подкрепляя каждый раз разговор фразами типа: "Да, как же тесен Мир". Минут через двадцать - тридцать вдалеке я заметил что-то, напоминающее свет фар. В конечном счетё, где-то метров в восьмистах спереди мы ясно увидели два светлых пятна. Это точно были фары.

- Ярослав, поморгай-ка им дальним и сбавь скорость, - попросил того Клоп. Ярослав трижды моргнул фарами и, по всей видимости, привлёк внимание водителя движущейся навстречу машины, потому что тот тоже трижды включил и выключил дальний свет. Мы сбавили скорость до скорости движения велосипеда, встречный водитель тоже замедлил движение. Когда машины поравнялись, Ярослав по просьбе Клопа жестами показал водителю встречной легковушки, что хочет чего-то спросить. Проехав чуть дальше и оставив нас метрах в тридцати позади, встречная машина остановилась у обочины. Из окна нервный мужской голос крикнул: "Чего надо?", но из машины по понятным причинам никто не вышел и двигатель не заглушил.

Выйдя из машины, Клоп издалека, чтобы не спугнуть нервничающего и испуганного водителя, представился и спросил, не видел ли тот проезжающую во встречном для него направлении Хонду. Мужик, услышав про ФСБ, пошёл-таки на контакт. Он извинился, сказал, что крайне спешит в соседнюю деревню по каким-то делам, и поэтому не став вдаваться в подробности, сообщил только, что ему за те семьдесят километров, что он успел проехать, встретились две машины, но он совершенно не помнит ни цвет, ни марку обеих. Зато он рассказал, что километрах в двадцати пяти отсюда, по ходу нашего движения, есть достаточно крупный по нынешним меркам населенный пункт, какой-то посёлок, располагающейся прямо вдоль трассы. Сказал, что там нам, возможно, смогут помочь. "Хотелось бы верить", - подумал я. "Но разве у нас есть варианты лучше?". Мы продолжили наш путь. Оставалось только рассчитывать на то, что в том посёлке кто-нибудь сможет дать нам хоть какую-нибудь наводку, потому что пока у нас не было решительно никаких зацепок и, соответственно, шансов найти Дашу... Мы находились на совершенно безлюдной дороге, окружаемые лишь жутковатыми лесами и полями; на несколько километров в округе - ни души. Когда мы продолжили движение, я всё подгонял Ярослава, каждые пять минут просил прибавить газу. Двадцать пять километров тянулись словно сто...

В тот населенный пункт мы въехали как-то незаметно; он располагался по обеим сторонам трассы и был достаточно широким, то есть углублялся и вправо, и влево, домов на десять с каждой стороны, но учитывая, что была глубокая ночь, он не выдал себя ни лучиком света, а был погружен в кромешный мрак. Правда, проехав метров двести среди плотно стоящими домами, мы поняли, что тут живут люди: снаружи слышалось мычание коров и блеяние коз, а в одном из домиков чуть в глубине я разглядел чуть заметный свет в окне. То был маленький, изрядно накренившийся бревенчатый дом. Из его трубы еле-еле поднимался дымок. Всего же, по моим прикидкам, он насчитывал с сотню домов, большинство из которых - одно- и двухэтажные деревянные лачуги, и всего штук пять кирпичных построек вроде "хрущёвок". Последние, совершенно нелепым образом нарушая общую деревенскую картину, были воткнуты в глубине, метрах в двухстах от трассы.

Я обратил внимание остальных на домик со светом и попросил Ярослава остановиться. Мы вышли из автомобиля. Вдалеке, из леса, слышался волчий вой, от которого у меня по коже пробежали мурашки. Я огляделся по сторонам - ничего необычного, обычный посёлок. Правда, метрах в двадцати от нас, на обочине дороги, валялся какой-то окровавленный, как мне показалось, комок. Вид его привёл меня в некоторое волнение: в памяти твёрдо стоял образ изрешеченного, превращённого практически в кусок сырого мяса под Колокольцевкой афганца. И, хотя то, что лежало у дороги, было совсем небольшим, окружающая обстановка провоцировала сознание на самые жуткие фантазии...

Сергей Валерьевич и Гоша, выйдя из машины, немедля сняли автоматы с предохранителей; Клоп приказал Гоше оставаться у машины и держать ухо востро, а сам пошёл в сторону домика, а я за ним. После недавней встречи с бандитами, побывав на волоске от смерти, мне было, откровенно признаться, жутко идти даже те метров семьдесят, что отделяли домик со светом от трассы. Стояла настолько гробовая тишина, что когда откуда-то издалека, в очередной раз, нарушая тишину, замычала корова, я аж подпрыгнул от испуга. Я никак не мог заставить себя поверить в то, что в этом, как мне казалось, гиблом месте живут люди, которые сейчас мирно спят в своих домишках, плотными рядами стоящих слева и справа. Но широченная спина Клопа всё же вселяла уверенность, хотя мы и не были застрахованы от того, что в домике нас могла ждать подобная предыдущей засада. Но всё равно делать ничего больше не оставалось, кроме как идти на подобный риск, ведь в лапах негодяя беззащитная девушка, моя Дашенька, и её нужно было найти, найти любой ценой. Бойцы это тоже прекрасно понимали и готовы были принять риск. Да что там говорить, они же - ветераны, ветераны нескольких войн, и на их счету не по одной спасённой жизни, и, дело понятное, не всегда обстоятельства для выполнения своего воинского и мужского долга благоволили и не сулили им верную погибель, но они выжили. Выжили, выживем и сейчас. Да что им, что нам эта горстка жалких подонков, шакалов, промышляющих разбоем тогда, когда почти настал судный день и люди как никогда беззащитны. От этих мыслей меня подстегнула недюжинная злость. Я сжал кулаки и почувствовал прилив сил. В тот момент я был бы готов накинуться с кулаками на любого негодяя, встреться бы он мне тогда, и мне было бы совершенно плевать, если б его силы хоть вдвое, хоть втрое превосходили бы мои. Наверняка каждый в какие-то моменты жизни испытывал подобные чувства, когда, чувствуя за собой справедливость и правду, готов зубами перегрызть глотки подлецам и мерзавцам.

Автомат Клопа издал уже знакомый мне звук. Это был щёлкнувший затвор, приведший оружие в боевую готовность. Мы чуть слышно переступали ногами, не издавая ни единого лишнего звука. Клоп жестом показал, чтобы я подошёл к окну, в котором как раз и виднелась тонкая полоска света. Я кивнул и, пригнувшись, пробежал вдоль стены и встал слева от окна, которое располагалось аккурат на уровне моей головы. Затем очень медленно, с застывшей в жилах кровью, вытянул шею так, чтобы телом оставаясь за стеной, смочь заглянуть в окно. Я хоть и не показывал виду, но очень сильно боялся, что вот-вот получу пулю в висок. Боялся, потому что что-то мне подсказывало, что нас видели, видели, как мы подъехали и шли к дому. Ну, а в том, что этот дом - ни что иное, как убежище бандитов, я был уверен на все сто. Но каково же было моё удивление, когда заглянув внутрь, я сразу же увидел профиль старухи, сидящей на табуретке у противоположной стены небольшой комнатки возле едва попрыгивающего в открытой печи пламени. Она сидела сгорбленная, в каком-то халате, а на голове её была косынка. Свет, что изначально нас привлёк, и был светом от пламени из печки.

- Там старушка у печки сидит - прошептал я.

Клоп кивнул, затем трижды постучал в дверь. Я наблюдал, как старушка, вздрогнув от неожиданности, поднялась с табуретки и неуклюжей походкой захромала к двери.

- Кто? - из-за двери раздался скрипучий старческий голос. - Кто там?

- Мы ищем похищенную девушку, - ответил Клоп, - не бойся, мать, мы - военные, мы ничего плохого не сделаем. Только спросим кое-чего. Хотите, я покажу в окно своё удостоверение?

Но вместо ответа к большому удивлению мы услышали щелчок открывшегося засова. Дверь приоткрылась. Cгорбленная бабушка с порога бегло осмотрела Клопа, затем и меня, когда я подошёл поближе. На удивление старушка нисколько не испугалась громадного Клопа, в чьей опущенной правой руке был автомат, а только пригласила нас в дом. Крошечные сени домика были завалены каким-то хламом: лопаты, грабли, тюки, тряпки, коробки. Но комната, куда пригласила нас хозяйка, была очень уютной, хоть и совсем крохотной. По углам, сверху, были расставлены образа, рядом с которыми стояли огарки свечей. На стене, что напротив входа в комнату, висели механические часы с кукушкой, на которых было уже четыре часа двадцать минут. В комнате было поразительно уютно и тепло, тепло от печи. Мы с Клопом встали в проходе, не зная куда нам проходить и проходить ли вообще, но старушка скомандовала: "Чего встали, проходите, садитесь!" и указала на крошечный столик у кровати, стоящей аккурат под окном, в которое я и заглядывал. Мы сели на стулья, стоящие у стола, а пожилая хозяйка села на кровать. Клоп залез в нагрудный карман, вытащил оттуда своё служебное удостоверение и, раскрыв его, показал старушке. Но та не стала всматриваться в документ, а, только улыбнувшись мягко, сказала: "Милок, я чувствую, вы хорошие люди. Убери ты свою бумажку, мне и так всё понятно". Мы с Клопом переглянулись, а я не выдержал и сказал: "Да, но времена сейчас, бабуль, такие... И как вы только дверь нам открыть не побоялись, бандиты же ведь кругом!". Старушка на это только улыбнулась и посмотрела на меня так проникновенно, что у меня на душе даже стало как-то легче.

Престарелой хозяйке на вид было не меньше восьмидесяти, но, скорее всего, даже больше. Она была невероятно маленькая по комплекции, ростом едва ли метр шестьдесят. Спина её от преклонного возраста была полукруглой. Лицо, руки её были все в морщинах. Белые как пепел волосы были забраны в пучок на макушке.

- Баба Зоя я, так меня и зовите, - улыбнулась беззубой улыбкой бабушка, - как вас кликать-то? - в каждом слове делая ударение на "о" поинтересовалась она.

- Я Сергей, - отозвался Клоп.

- Меня Антоном звать, - представился я. - У нас беда случилась, мы за помощью пришли, - понимая, что на промедление у нас нет ни времени, ни права, сразу же начал я. Затем я рассказал в трёх словах, куда и зачем мы направляемся, и что с нами произошло этой ночью.

Наверное, вам очень интересно, почему баба Зоя не спала в столь поздний час и почему она вообще открыла нам дверь, когда, казалось бы, ни один нормальный человек не открыл бы теперь дверь незнакомцам среди ночи? У нас с ней завязался разговор, пусть и не очень долгий, - медлить было нельзя, - но после которого всё встало на свои места. Покойный уже сын бабы Зои до "Конца" света ещё связался с нехорошей компанией в их деревне, был не раз судим. Потом он стал безусловным лидером, авторитетом, не только среди местных уголовников, но и даже в недалекой Туле, Ростове... Баба Зоя много слёз пролила над тем, во что превратился её сын, и отреклась от него. Но тот, несмотря на все страдания и упрёки матери, уже не в силах был завязать с преступностью. Но он любил свою мать и всячески оберегал её, обеспечивал и защищал. В конце концов, случилось то, что должно было рано или поздно случиться: с год назад её сына застрелили во время очередного разбойного нападения на какую-то автомобильную колонну. Как же баба Зоя плакала и причитала, когда услышала нашу историю; она узнала в описанных мною подонках своего сына, кляла их, молила Бога о прощении души своего сына, Ивана. После гибели Ивана, лидерство над преступным сообществом взял на себя его лучший друг, который при жизни Ивана был правой его рукой. По иронии судьбы баба Зоя была лучшей подругой матери нового преступного главаря, которая совсем недавно померла. Именно поэтому баба Зоя и могла спокойно доживать свой век в её лачуге, не опасаясь преступников, которые по воле влиятельного друга её сына обходили этот дом стороной. Но самым главным было, конечно же, не то, что мы оказались на "островке безопасности", конечно нет. Главной удачей было то, что баба Зоя могла дать нам какую-нибудь наводку, хоть какую-то зацепку, где искать или кого спрашивать про дислокацию бандитского логова, что помогло бы нам в поисках Даши.

А не спала баба Зоя потому, что несколько часов назад она услышала тревожные звуки за окном: резкий свист покрышек, неожиданно нарушивший ночную тишину и привычное редкое мычание коров, который мгновенно затих. Старушка выбежала из домика, выскочили и несколько соседей. Ничего необычного они не обнаружили, только сбитую собачку, валявшуюся у дороги. Соседи разошлись по домам, поматерившись на нерадивого водителя, а баба Зоя уснуть уже не смогла: "Дурной это был знак, дурной. Я почувствовала, что что-то нехорошее произошло, и чувствовала сердцем, что ко мне сегодня придут за помощью. Вот вы и пришли" - рассказала хозяюшка дома.

- Баба Зой, как Вы думаете, где можно начать поиски моей Дашеньки? Или, может, подскажете, хотя бы, кто бы мог нам подсобить в этом? - спросил я после того, как баба Зоя излила мне душу. Клоп же пошёл к машине, чтобы дать знать остальным, что всё в порядке.

- Милок, - баба Зоя посмотрела на меня настолько сочувствующим и понимающим взглядом, что я понял - она точно поможет, - вам надо в "Перепахово" - сказала она почти шёпотом, несколько наклонившись в мою сторону, чтобы я точно расслышал. - Это деревня такая, километров пятнадцать отсюда... - с ударением на второй слог в слове "километров" продолжала старушка, глаза которой то и дело бегали в глубоких морщинистых глазницах, словно высматривая, не подслушивает ли нас кто-нибудь. Но кроме нас с ней в доме никого не было. Я понял, почему она так волновалась: друг покойного Ивана, - её сына, - фактически опекал её, позволяя спокойно дожить старость в нынешние неспокойные, предапокалиптические времена. Рассказывая нам про своего сына, его преемника и про покровительство со стороны последнего, баба Зоя обмолвилась, что новый главарь очень любит её и уважает, и даже регулярно снабжает её продуктами питания, дровами и одеждой. А теперь, рассказывая мне, как нам можно выйти на преступников, она фактически предавала лучшего друга своего сына и хорошее, можно даже сказать, трепетное отношение к ней влиятельного человека, вдобавок кормящего ееё Было видно, как тяжело ей было "сдавать" преступника... Кто будет её кормить? Кто обеспечит её безопасность, случись чего с ним? В тот момент я чуть не прослезился, видя как старенькая, беспомощная бабушка, практически обрубает себе последнюю возможность спокойного, сытого и тёплого существования ради справедливости. Но, с другой стороны, баба Зоя была, как можно было убедиться, человеком набожным, добрым и справедливым, и поэтому она не могла нам не помочь в поисках похищенной девушки. А что я мог ей предложить взамен? Что мог пообещать? Безусловно, начнись какая-нибудь заварушка, Клоп прибьёт любого гада, как собаку, и этим гадом может стать и главный среди местных преступников - кормилец бабы Зои.. И что тогда? Старушка не протянет долго без опеки. Я вдруг глубоко задумался над тем, как бы помочь бабе Зое, чтобы для неё такого сделать...

- Там кирпичный особняк на опушке стоит, - продолжала старушка, - это вот Артура.

Я догадался, что Артуром звали друга её покойного сына.

- Вы как-нибудь осторожненько туда поезжайте, там много мерзавцев этих... - баба Зоя заплакала, понимая, что жива она благодаря большому криминальному авторитету и всем его прихвостням, грабящим и убивающим невинных людей. - Чтоб им пусто было, гадам, чтоб им... - она зарыдала уже в голос. - Я от Артура больше ни хлебной крошки не возьму, катись он к чертям, - причитала она. - Не буду я больше есть этот хлеб, "кровавый" хлеб! - воскликнула баба Зоя и перекрестилась. Я нежно взял её худую, скрученную ладонь в свою руку.

- Баба Зоя, Господь с Вами! Я Вам обещаю, слышите, обещаю, всё будет хорошо.

Затем я сбегал к машине и взял у Гоши несколько банок тушёнки, пять батонов хлеба (практически всё, что было у того в рюкзаке), несколько упаковок спичек, и отнёс всё это бабе Зое в знак благодарности за посильную нам помощь, и просто из желания хоть как-то ей помочь материально. Потом я рассказал Клопу, что нам нужно ехать в это "Перепахово", и что там, вероятно, много отъявленных бандитов. Тогда мы, посовещавшись совместно с Ярославом и Олегом Ивановичем, попросили бабу Зою приютить у себя на время отца Ярослава с детьми, а сами решили очень осторожно пробраться в деревеньку "Перепахово" и "послушать" в тех краях вероятный сигнал рации, оставшейся в Хонде. Та была не против, и дети с дедушкой отправились в домик.

С Клопом и Гошей мы посмотрели на карте расположение деревни "Перепахово". До неё, действительно, езды было километров пятнадцать-двадцать. Нам нужно было проехать ещё около трёх километров вперёд по трассе, а затем свернуть налево и по дороге, отмеченной на карте как грунтовая, ехать оставшееся расстояние, удаляясь от трассы.

Было около пяти часов утра, когда мы вчетвером: Клоп, Гоша, Ярослав и я выехали в сторону "Перепахово". С трудом отыскав нужную дорогу, мы свернули с трассы и начали углубляться в сторону дремучего чёрного леса, куда и вела та грунтовая, ужасно разбитая дорога. Мы ехали, естественно, с выключенными фарами и очень-очень тихо, то и дело заглушая мотор и прислушиваясь к окружающим звукам. Вокруг стояла гробовая тишина, и только изредка вдалеке можно было услышать волчий вой и чуть ближе "угукание" сов. Можно сказать, нам немного повезло от того, что на улице был морозец, порядка трёх-пяти градусов, и мы относительно легко, хоть и крайне осторожно, продвигались вперёд. Если бы на дворе был, скажем, сентябрь или октябрь, мы бы абсолютно точно не проехали бы и двух километров, а увязли бы по уши в дорожной грязи. Теперь же грязь и глубокая колея были прихвачены морозом, и почва под колёсами была достаточно твёрдой. Хотя пару раз приходилось выходить из машины и толкать её, когда та, всё же, проваливалась колесом в не успевшие как следует промёрзнуть грязевые ямы. Таким образом, минут за сорок пять мы преодолели километров восемь. Оставалось совсем немного до "Перепахово", если, конечно, мы каким-нибудь образом не сбились с пути и ничего не перепутали.

- Дальше ехать опасно, услышат - изрешетят. - заключил Клоп. - Значит так, - продолжал он, - мы с Гошей на разведку, а вы тут сидите, - обратился он к нам с Ярославом, - только машину сейчас с дороги уберём, а то мало ли чего, кто поедет из этих, тогда копец.

- Правильно! - полностью согласился с ним я. Ярослав тоже был за.

Тогда мы втроём вышли из машины, чтобы максимально её облегчить, а Ярослав потихонечку между деревьев начал отгонять машину в укромное, недоступное для обнаружения с дороги место. Маскировка машины путём углубления её в лес метров на сто-сто пятьдесят от дороги заняло у нас не менее получаса, потому что машина намертво зарывалась в слой гниющих листьев, сучьев и прочего лесного хлама. Наконец, машина была надёжно "припаркована" между двумя пышными елями так, что с дороги увидеть её было невозможно.

Мы отряхнулись от грязи. Клоп сказал нам, чтобы мы ждали их тут, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам. Сверили часы. Условились, что если они не вернутся до десяти часов утра, то мы с Ярославом должны были попытаться самостоятельно вытолкать машину и ехать обратно к бабе Зое, а, если не получится на машине, идти туда пешком. Но я не хотел даже и представлять себе, что будет, если с бойцами что-то случится. Я был на все сто процентов уверен, что они-то знают своё дело и будут предельно внимательными, к тому же у них есть огромный опыт ведения разведывательных и боевых действий, в том числе и в лесной местности. На этот раз бандиты не смогут быть ни хитрее, ни умнее двух матёрых военных.

И они ушли во тьму, а мы с Ярославом остались сидеть в машине. Ещё раз я выразил ему свою невероятную благодарность за то, что он согласился помочь нам, хотя мог бы сослаться и на детей, и на опасность обстановки и отказать. Ещё немного поговорили за жизнь. Уже начинало понемногу светлеть. Минут через двадцать я незаметно начал погружаться в сон.

Откинув по примеру Ярослава спинку пассажирского сиденья назад до почти горизонтального положения, я задремал. Снов никаких я не видел, а погрузился в глубочайший сон; это и понятно, ведь столько произошло за сегодняшнюю ночь... А мы не Афганцы - простые смертные, и невероятный стресс плюс физическая нагрузка отправили организм в глубокий нокдаун.

...Я резко подскочил от какого-то стука, да так, что сильно ударился головой о подлокотник на двери. За окном было уже совсем светло, и я сразу же, хоть и спросонья, разглядел за стеклом Клопа с Гошей. Но они были не одни: с двух сторон держа за заломленные за спину руки, они привели с собой какого-то мужика славянской внешности, достаточно крепкого телосложения, на вид которому было немногим за тридцать. В его рту был вставлен кляп, наскоро смастерённый из какого-то тряпья. Ярослав тоже проснулся и поспешил открыть двери.

- Быстро, быстро заводи машину, поехали скорее! - едва приоткрыв дверь, велел Клоп. - Антон, выходи, будете с Гошей машину выталкивать.

Я мгновенно вышел из машины, после чего Клоп усадил незнакомца на заднее сиденье, а сам сел рядом, держа у виска пленного пистолет. Ярослав же завёл машину и начал сдавать назад. Машина несколько раз застревала в грязи, но мы с Гошей помогали ей выкарабкаться. Довольно скоро из нашего укрытия мы выехали на основную грунтовую дорогу, по которой и ехали порядка восьми километров, свернув с Ленинградской трассы.

- Теперь давай к Ленинградке, а там в сторону от Москвы потом, - обратился Клоп к побледневшему от хода развития событий Ярославу, - до вечера нам надо залечь на дно где-нибудь в лесу, неподалёку.

- А что такое? Кто это? - поинтересовался я у Клопа, кивнув в сторону сидящего по правую руку от меня и зло разглядывающего окружающих мужика с кляпом во рту.

- Да вот, выловили с Гошей птичку в лесу. Птичку с недержанием, - и оба бойца хрипло загоготали. - Вышли на опушку, значит, дом тот увидели (Клоп имел в виду дом Артура, описанный бабой Зоей; бандитское логово). Ну, сели в кустах с биноклем, понаблюдали - ничего интересного, окна занавешены, не видать ни зги, - продолжал Сергей Валерьевич. - Думали, как поступить, а пока думали, глядим, дверь парадная открывается и птичка наша, пошатываясь, идёт прямо к нашему кусту нужду малую справлять. Всё, думаем, кабздец: обоссыт сейчас и фамилии не спросит! - на этой фразе все сидящие в машине, кроме пленного, засмеялись. - Так вот. Такого мы допустить не могли и его, так сказать, повязали немножко. Пообщались чуток - птичка ценная, один из этих аспидов, - Клоп презрительно мотнул головой, имея в виду бандитов, которых недавно нам удалось нейтрализовать. После этих слов он попросил меня развязать кляп на затылке у пленного, но сам при этом не опустил нацеленный на него пистолет. Я развязал кляп.

- Спасибо... - злобно прошипел мужик. - Тьфу, падлы, бля, - чуть слышно брякнул он и потупил он глаза в пол.

- Но-но, повежливее тут, окей?! - Клоп повертел стволом у виска "птички". - Давайка нам про Петруччо вашего поподробней расскажи: что за овощ такой и с чем его едят? И что за кличка идиотская? И когда последний раз его видел? - Внушительно "попросил" Клоп бандита.

- Петруччо? Хех... - скользко ухмыльнулся тот. - Отморозок - вот он кто. Видел его позавчера. Кличка такая, потому, что мексиканец.

- Прямо-таки мексиканец? - крайне удивленно спросил с переднего сиденья Гоша. На лице Клопа тоже было заметно некоторое удивление: мол, откуда в российской, можно сказать, глубинке, да ещё и в нынешние-то времена мексиканцу взяться? Я и сам с трудом поверил услышанному.

- На половину! - отреагировал пленник. - Мать русская, отец мексиканец. Отец его в Москве в ресторане мексиканском поваром работал до Конца света. - Расставил всё по своим местам бандюга.

- А-аа, - протянул Клоп, - понятно тогда. А почему "отморозок?"

- Да потому что у него головы нет; говна кусок вместо головы! - буркнул мужик. - Никаких понятий, никаких принципов, короче, конченный типок! - улыбнулся, оголив несколько золотых зубов, мерзкой улыбкой мой нетрезвый ещё сосед.

У меня по коже пробежал привычный уже, мерзкий и не предвещающий ничего хорошего холодок. В голову стремительно начала въедаться тлетворная и ненавистная тревога: "Что с Дашей?" - приняв ещё более стремительный оборот, закрутилось у меня в мозгу. Я представлял себе, что может быть в голове у описанного непредсказуемым и "отмороженным на всю голову" Петруччо, и от этого занервничал с новой силой, да так, что за считанные секунды до крови расковырял себе большие пальцы на руках.

- Сергей Валерьич, - не выдержал я и полез к тому с вопросами, - что значит "залечь на дно в лесу?" Зачем? Что мы будем делать?

- Товарищ наш любезный, - Клоп кивнул на пленника, - поделился с нами информацией ценной: по четвергам Петруччо ихний с товарищами своими традиционно охотится в лесу неподалеку. Под вечер обычно, да? - "да" Клоп рявкнул так, что я аж вздрогнул, а бандиту перехотелось разговаривать в надменном тоне. Он лишь кротко кивнул в знак подтверждения. - Так вот, - снова невозмутимо спокойным голосом продолжал Клоп, - посидим в укромном месте часов до пяти, а там рацию включим, покатаемся по окрестностям, послушаем, вдруг на Хонде твоей приедет.

- А почему вы ему поверили? Может Петруччо в доме том, у нас под боком, по сути? - нисколько не сомневаясь в правильности действий Клопа, удовлетворял я своё любопытство.

- Антох, - улыбнулся Клоп, - многолетний опыт работы... В том числе и в части допросов. У меня уже в ушах самый лучший детектор лжи; этот правду сказал, что Петруччо сегодня не видел.

- Понятно. - Успокоился я. - А если он и приедет на охоту несмотря на произошедшее, но без Хонды? Как же мы его найдем? Они же могут быть в плюс-минус -дцати километрах...

- Ежели так, то останется надеяться на то, что услышим выстрелы. Как-то так... - в голосе Клопа я уловил некоторую неуверенность, что заставило меня нервничать ещё сильнее. Поиски Даши представлялись мне крайне туманными: кругом анархия, нет ни телефонов, нет ни милиции, которая в прежние времена искала пропавших или похищенных людей. Есть только редкие патрули, дежурящие близ относительно крупных городов, но они не будут заниматься поисками человека, когда вокруг хаос, постоянные разбои и убийства. Только бы выйти на Петруччо. Это самый верный и почти единственный способ разыскать Дашу... Если нам не удастся разыскать Петруччо, то поиски наши будут напоминать поиск иголки в стоге сена. А времени-то, времени у нас в самый обрез - афганцы скоро опустошат всё вокруг. "Тогда конец... Нет, это точно конец! Без Дашеньки, без моей милой девочки я никуда не поеду. Да плевать мне на всё! Конец так конец. Клоп если откажется искать Дашу или решит продолжать путь один, я здесь останусь. Пусть меня афганец разорвёт на куски, плевать!", - думалось мне. "Нет, что это я? Отставить панику, челове-еек!", - мысленно обращался я сам к себе. "Чего, вот прям сейчас нюни распустишь и голову в песок? Нет! Найдешь Дашу и спасёшь Мир!", - и я улыбнулся, поблагодарив внутренний голос за задорный нрав последней фразы.

- Найдем Петруччо, я чую, найдем, - вопреки нотке неуверенности в голосе Клопа, уверенно заключил я. - А с ним и Дашу найдем, и, думаю, край - завтра вечером будем уже в Питере.

- Хотелось бы верить!.. - произнес Гоша.

Тем временем мы подъехали к съезду на Ленинградское шоссе и повернули налево, в сторону Санкт-Петербурга. Вернуться к дому бабы Зои было бы чересчур рискованно: там же дети и отец Ярослава, и навлечь на них уголовников, которые, скорее всего, через какое-то время спохватятся и поедут разыскивать своего, было недопустимым.

Отъехав на километра три-четыре от того перекрёстка, Клоп попросил Ярослава, который уже заметно нервничал и то и дело оглядывался по сторонам, свернуть направо, на какую-то грунтовую дорожку, по всей очевидности не видавшую автомобильного колеса уже несколько лет. Заехали в лесной массив, замаскировали машину. Бойцы по очереди держали под прицелом пленного, а остальные тем временем спали.

...Часа в четыре, когда пробивавшееся целый день сквозь густые ветви здоровенных дубов солнце начало медленно скатываться к горизонту на западе, все, кроме нашего заложника, поели тушёнку с хлебом и запили водой из канистры, которые наличествовали в багажнике машины. Пора было выдвигаться на поиски места традиционной охоты Петруччо и компании. Пленник примерно обозначил область поиска, указав на карте границу зоны, контролируемой их преступной группировкой, а также наиболее излюбленные места охоты их шатии-братии. И вскоре мы выехали на параллельную Ленинградскому шоссе дорогу, пролегающую вдоль лесополосы, и начали наши несколькочасовые прочёсывания окрестностей в надежде услышать либо что-то обнадёживающее из рации, либо выстрелы охотников, на которых охотились мы. Проехали сначала километров семь в одну сторону, затем столько же в другую. Катались и вдоль Ленинградской трассы, и вглубь от неё, помечая на карте места, где мы уже побывали. В половине шестого уже окончательно стемнело. Радовало то, что занимающая своё место на небе луна была полной и светила очень ярко, а на небе не было ни облачка. Поэтому, от греха подальше, мы ехали с выключенными фарами.

...Гоша то и дело крутил регулятор частот на рации, чтобы попытаться на различных диапазонах уловить хоть какой-нибудь сигнал, но там лишь тихонечко шипела без единого намёка на присутствие в эфире каких-либо посторонних сигналов... Как вдруг Гоша выкрикнул "Стоп" и попросил заглушить мотор. Когда в машине стало совсем тихо, Гоша с минуту покрутил регулятор, после чего сквозь монотонное шипение до наших ушей донёсся какой-то слабо уловимый гул. Или, лучше сказать, пищание, похожее на звук, издаваемый телевизором, настроенным на ничего не транслирующий в данный момент канал, а показывающий лишь калибровочное цветное изображение. Почему-то звук из рации вызвал у меня ассоциацию именно с тем звуком, сопровождающим пёструю непонятную картинку, и который я зачастую слышал в детстве из нашего телевизора, если включал какой-то канал рано утром в выходной день, когда тот ещё не начал свою работу. "Поймал!" - радостно воскликнул Гоша, когда настроил рацию на такую частоту, что сигнал стал очень отчётливым и достаточно мощным.

- А Вы уверены, что это моя рация ловится? - засомневался я.

- Девяносто пять процентов из ста! - убеждал меня Гоша. - Если, конечно, у кого-то неподалёку нету похожей модели. Частота, на которой мы слышим этот сигнал - из диапазона наших, ведомственных. Так что, похоже, мы близко к цели! - улыбнулся Гоша.

Пленному бандиту вновь повязали кляп, чтобы не наделал шума ненароком. Когда уловленный сигнал стал уже совсем сильным, Ярослав заглушил двигатель, и мы все несколько минут сидели, не произнося ни звука, в полной тишине вечернего леса, прислушиваясь и ожидая услышать ружейные выстрелы. Но никаких выстрелов мы так и не услышали. Клоп не выдержал и снял кляп бандиту:

- Они охотятся обычно или водку пьют? - серьезным тоном спросил он злобно сопящего носом мужика.

- Сначала водку пьют, потом, как совсем стемнеет, идут зайцев или кабанов стрелять, - сквозь зубы выдавил тот.

- Вот, бля, экстремалы туевы, - хмыкнул Гоша, - нажрутся и впотьмах приключений на жопу ищут... На фронт бы их. Там как раз любители ночной охоты ох как нужны, а они тут по трассе машины шмоняют, твари! - с непередаваемым презрением бросил Гоша.

- Точно! - Добавил Клоп.

В этот момент где-то относительно недалеко грохотнуло так, что от неожиданности я аж подпрыгнул на месте; стаи ворон резко сорвались с ветвей и взмыли в небо. Клоп в ту же секунду накинул и туго завязал на затылке узника кляп.

- Есть, голубчики, нашлись. - Радостно сказал Клоп. - Гоша, Антон, идём все втроём. Гоша, ты этого на мушке держи, - выходя из машины, Клоп передал пленного Гоше. - Ярослав, жди тут, мы скоро.

Клоп вытащил из рюкзака, который он впоследствии оставил на заднем сиденье, обрезанный автомат Калашникова, а мне отдал свой пистолет с глушителем, который и усмирял на протяжении всего дня нашего информатора. Как с ним обращаться я знал; перед нашим нынешним заданием Шталенков провёл для меня вводный инструктаж по обращению с подобными этой моделями пистолетов 9 калибра. Гоша велел пленнику идти перед собой, а сам держал его на прицеле своего АКМ. Клоп сразу же начал огромным охотничьим ножом, который извлёк из чехла на правой ноге, делать засечки с обратной относительно направления нашего движения стороне стволов деревьев. Я понял, что это было необходимо для того, чтобы найти потом место, где ждал нас Ярослав.

- Как в поле зрения нам черти эти попадут, я дам тебе знак - сядешь в укромное место, где-нибудь за деревом. Это, что называется, на шухер. Будешь нас подстраховывать, а то вдруг с тыла из ихних кто-то врасплох нас застанет. Понял задачу? - обратился ко мне Клоп, когда мы уже немного отошли от машины.

- Понял Сергей Валерьич! - отозвался я.

- Хорошо. А так, следи за моими или Гошиными знаками, сориентируешься в случае чего. Задача наша постараться выйти на контакт с гражданами бандитами, а этот, - Клоп ткнул дулом в спину заложнику, - наша гарантия, что они, по крайней, сразу палить по нам не начнут. Ну, а дальше по обстоятельствам сориентируемся.

Неожиданно, как гром на голову, тишину леса вновь нарушил оглушительный выстрел. На сколько я мог судить, примерное расстояние до стрелявшего от нас было метров четыреста - шестьсот, может меньше, а может и больше. Трудно было судить, когда не слышно было больше вообще никаких посторонних звуков. Только изредка потрескивали колыхаемые лёгким ветерком уже сбросившие листву деревья, и шуршала под ногами листва. Вдруг издалека донёсся нечёткий, но похожий на истошный вопль, звук.

- Стоп! - приказал вполголоса Клоп.

Все остановились и замерли. Клоп стоял, приложив указательный палец левой руки к губам, показывая, чтобы мы не произносили ни звука. В правой руке он держал поднятый стволом кверху взведённый АКМ. C минуту мы простояли не шевелясь. Затем Клоп жестом дал знак, что мы продолжаем движение вперёд, но только очень тихо. И все медленно двинулись, стараясь даже не шуршать обильно наваленной под ногами листвой. Пройдя метров сто, мы снова услышали выстрел, но не один... Сразу за ним последовали ещё два. Мы остановились. Через несколько секунд кто-то уже значительно ближе, чем прежде, истошно завопил. Мурашки пробежали у меня по коже, а глаза нервно задергались в изучении окружающего нас пространства, но всё было обычно: лес как лес...

- Мать чесна! - прошептал Клоп, - На медведя, что ли, напоролись, или на кабана, может, огромного.

- М-да, если подранок кило на триста, то не завидую я товарищам, не завидую... - вполголоса ответил Гоша.

Клоп продолжил движение вперёд, мы же последовали за ним. Я всё прислушивался к ночной тишине, пытаясь услышать издалека что-то похожее на хрюканье, но ничего подобного слышно не было. Мы потихоньку шли в ту сторону, откуда и слышали ужасный человеческий вопль и выстрелы. Видимость была почти нулевая, и можно было рассмотреть что-либо не более, чем метрах в пяти, максимум десяти, от себя. Но через ещё минут пять продвижения вперёд, мы увидели впереди светлую полосу, стелящуюся по земле: это был выход на опушку, озарённую лунным светом. Ещё немного продвинувшись вперед, мы оказались на окраине небольшой опушки. Клоп велел всем остановиться и стоять молча в тени деревьев, а сам не издавая ни звука, несмотря на то, что на нём были громадные военные ботфорты, также не выходя из тени деревьев, проскользил вперёд.

- Матерь Божья! - донёсся чуть издалека голос Клопа. - Сюда идите. - Обратился он к нам. Гоша несильно толкнул пленного в спину, и мы вслед за Клопом, стоящим теперь аккурат посередине залитой лунным светом дорожке, зашагали к опушке.

Выйдя на опушку, я сразу же увидел знакомый силуэт своей машины и очень обрадовался. "Есть! Петруччо тут, это точно, а, значит, и Дашу сейчас найдем!" - пронеслось у меня в голове, но моё внимание тут же отвлёк Клоп... Он сделал несколько шагов вперёд, а я всё никак не мог разглядеть то, что так его удивило. Когда мы подошли поближе, я увидел нечто страшное, лежащее прямо перед ногами Клопа, который освещал "это" фонариком. Я разглядел в лежащей на земле бесформенной груде мяса какие-то черты человека, но больше оно было похоже на расчленённую тушу свинины (такие висят на крюках в мясных лавках). Из человеческого можно было увидеть, во-первых, клоки одежды, а во-вторых, фрагменты тела: увидел окровавленную кисть руки, волосы, скорее всего, затылочной части головы и также залитые кровью. Меня всего передёрнуло, а пленник что-то замычал сквозь кляп, и глаза его встревожено забегали по сторонам. Несколько секунд все простояли молча, затем Клоп начал:

- Чего-чего, но такого я ещё не видел на своём веку. Кабан, даже самый здоровый, на такое не способен.

- Какое там кабан, - процедил Гоша, - тут, похоже, сам дьявол его так отделал...

Клоп подсветил лежащую в трёх метрах от ужасной находки военного окраса куртку. Потом он встал, подошёл к куртке и обшарил карманы. В одном из карманов он, судя по всему, нашёл что-то интересное, достал это, а потом произнёс: "Чёрт, да это же Петруччо, мать его!".

- Что? - с недоумением переспросил я и подошёл поближе к Клопу. У него в руках были ключи от Хонды. Он протянул их мне.

Вдруг за своей спиной я услышал отчаянное мычание пленника, и моментально обернулся. Мужик в тот же миг что было мочи рванул вперёд, в сторону чащи.

- Стой, сука, куда? - заорал Гоша тому вдогонку. Но тут же все мы замерли от увиденного: из темноты, совсем недалеко от нас, показался человеческий силуэт. Затем он издал жуткий то ли крик, то ли рёв, до костей пронзивший меня холодом и страхом, и с неистовой, нечеловеческой скоростью бросился наперерез бегущему с завязанными за спиной руками пленнику. Я замер от оцепенения. Клоп в секунду выкрикнул: "Антон, Гоша! В машину, встретимся где Ярослав!", после чего вскочил сам и ринулся назад, к лесу, откуда мы и вышли по залитой лунным светом тропинке на эту опушку. Я не успел даже понять, что происходит, как Гоша дёрнул меня за руку, и мы в три секунды, как-будто одним длиннющим шагом, очутились у машины. За спиной я услышал крик, после которого ни один нормальный человек ни за что не смог бы уснуть ещё неделю: предсмертно завопил раздираемый афганцем на куски бедолага-пленник, завопил истошно и ужасно. У меня затряслись руки, пересохло во рту. Немыслимый страх. Страх, в сто крат сильнее того, что я испытал при первой встрече с афганцем под Колокольцевкой, но тогда-то мы были готовы к встрече с ним, и дюжина вооружённых до зубов бойцов, минные растяжки и снайперы как-то вселяли уверенность в безопасность происходящего, теперь же ситуация была более, чем неожиданная, и от того я почти потерял дар речи. Трясущимися от страха руками я кое-как, по памяти, нажал на кнопку открытия дверей на брелке сигнализации, и мы запрыгнули в машину и заперли двери. Я собрал волю в кулак и сумел почти сразу попасть ключом зажигания в личинку замка, благо последняя имела подсветку, и судорожно искать впотьмах, куда же вставить ключ, слава Богу, не пришлось. Я повернул ключ зажигания. Оглушительный звук ударил по ушам так сильно и неожиданно, что я в буквальном смысле подпрыгнул на месте. Из колонок на всю громкость захрипел Высоцкий. Это Петруччо, по всей видимости, оставил рукоять регулятора громкости в положении "максимум". Я ругнулся с испуга, а тем временем мотор приятно заклокотал, я врубил дальний свет и, что было сил, надавил на педаль газа. Машина, стоящая передом по направлению к просёлочной дороге, с буксами рванула с места и через пару секунд мы уже удалялись прочь от ужасной опушки. Но нужно было вернуться к тому месту, где нас ожидал Ярослав. Так скомандовал Клоп, да и совесть скомандовала бы точно также. Интуитивно я понимал, что нам надо левее и назад; тогда, по моим расчётам, мы обогнули бы этот участок лесополосы так, что выскочили бы на ту дорожку, на которой и ждал нас Ярослав. Я выключил магнитолу, сменил дальний свет на ближний и каждую секунду нервно поглядывал в зеркало заднего вида. Мы оба с Гошей прислушивались к тишине леса, нарушаемой лишь монотонным урчаньем двигателя. Было тихо. Подозрительно тихо. Необузданный страх пожирал моё сознание. Мне казалось, что вот-вот в свете фар прямо перед капотом откуда-нибудь из кустов выскочит чудовище, живой мертвец с бронзоватым цветом кожи и звериным оскалом. В те минуты я совершенно не думал и не хотел о том, откуда вообще они тут могут взяться и о том, откуда появился то афганец, изорвавший и обглодавший Петруччо и пленника... От напряжения ноги мои дрожали, нет, не дрожали, а тряслись так, что я едва мог равномерно жать на педаль газа. У меня бывало так раньше, когда я сильно волновался, но, как и раньше, я ничего не мог поделать с ходившими ходуном мышцами.

- Налево! - выкрикнул Гоша, завидев едва различимую за кустарниками дорожку, резко уходящую влево от той грунтовки, по которой мчались мы. Я ударил по тормозам так, что Гоша чуть не расшиб лоб о консоль. Я немного проскочил нужную нам дорожку, что пришлось сдать назад метров двадцать. Внезапно из тишины леса мы услышали длиннющую серию автоматных выстрелов, а затем карканье взмывших в небо перепуганных ворон.

- Господи, Клоп! - вырвалось у меня, хотя я никогда ни при ком не называл Сергея Валерьевича Клопом. Гоша перекрестился, чему я сначала не придал значения, а потом всё время с удивлением вспоминал...

Мы молча ехали по этой, невероятно размытой дождями и заваленной какими-то корягами дороге. "Что с Клопом? Афганец одолел его?" - единожды промелькнуло у меня в голове, а потом только страх: "что будет, если мы сейчас застрянем, забуксуем?", целиком взял под контроль мой мозг и завладел им безраздельно...

- Бл**ь, ну давай же! - истерил я, изо всех сил топя педаль газа в пол. Двигатель неистово верещал, выдавая максимально возможное количество оборотов в минуту. Ошмётки грязи веснушками облепляли боковые стёкла; мы застряли в какой-то полузамёрзшей, очень плотной жиже, и, несмотря на все мои отчаянные старания, машина не двигалась с места. Секунд десять, казавшиеся тогда бесконечно долгими, я в панике пытался сдвинуть буксующий автомобиль с места. Но тщетно. "Боже, нет, ну пожалуйста!", - в полубреду бормотал я, не желая верить, что случилось то, чего я больше всего опасался. Афганцу нужно было бы каких-нибудь пять минут, чтобы добежать до нас и изорвать на куски. Но Гоша-то был с автоматом и, скажем, с одним афганцем он ещё справился бы, но никто не знал, сколько этих тварей может бродить в этом лесу. Да их и вообще здесь пока не должно было быть! Да, по всем прикидкам они должны были при самых худших раскладах появиться тут не раньше, чем через неделю! "Чёрт, чё-ёёрт, ну давай же", - тараторил я, а Гоша уже приготовился выходить и толкать машину.

22.01.2007, понедельник.

...Мы недавно познакомились с Дашей. Андрей нас познакомил. Помню, мы тогда втроём поехали на какой-то московский каток, покататься на коньках. Была сильная вьюга, можно сказать буран. После катка, когда мы с Андрюхой отвезли Дашку домой, мы ещё сильно застряли на моих тогдашних Жигулях шестой модели прямо возле Дашиного дома. Как ни пытался я "в раскачку" заставить беднягу шестёрку, по уши увязшую в снегу, выехать из снежной каши, всё было впустую: машина лишь жалобно ревела на шести тысячах оборотах двигателя, но колёса беспомощно прокручивались в снежной колыбели. Потом Андрюха вышел толкать машину. Минут десять мы с ним безуспешно пробовали вытолкать шестёрочку то вперёд, то назад, пока, наконец, не подошла к нам компания молодых людей, в поздний час возвращавшихся откуда-то, и не помогла, наконец-таки, "откопаться". Тогда я начал мечтать о машине с полным приводом. Через полтора года я сумел скопить нужную сумму и купить Хонду, обладающую помимо прочего и подключаемым полным приводом. Ещё тогда, до "Конца" света, я был более чем уверен, что рано или поздно мне придётся ни раз поклониться в колёса своей машине за то, что в решающий, критический момент, когда моя судьба или даже жизнь будет зависеть от неё, она вытащит меня из беды. И я был прав тогда.

- Не выходите! - встревоженным голосом окликнул я Гошу. Я вдруг вспомнил про кнопку блокировки дифференциала, которая имелась левее от руля специально на случай, если машина завязла в грязи. Говоря по-простому, эта кнопка служит для включения того самого полного привода, который сейчас был так необходим. Я моментально нащупал заветную кнопку и изо всех сил на пять секунд утопил её как можно было глубже. Послышался звук "пи", и на приборной панели загорелся индикатор в виде жёлтого треугольника с заключённым в него восклицательным знаком, ознаменовавший активацию блокировки дифференциала. Я снова утопил почти до отказа педаль газа. Двигатель надсадно завыл, но машина по чуть-чуть начала ползти вперед.

- Давай, миленькая, выручай же! - молил я машину. И не напрасно: ещё несколько секунд она плевала жижей уже из-под всех четырёх колес, пока, наконец, не вырвалась из грязевого плена. Мы вновь ехали по твёрдой поверхности. Вскоре мы увидели впереди достаточно широкую (гораздо шире, чем та, по которой мы ехали) дорогу и свернули налево. Насколько оба мы понимали, это уже была та дорога, у которой в полутора километрах впереди ждал нас несчастный Ярослав, и куда наперерез нам устремился Клоп. "Клоп! Что там с ним?" - меня аж передёрнуло от этой мысли. Буквально через несколько секунд откуда-то спереди снова послышались выстрелы. "Это он!".

- Быстрее, быстрее давай! - крикнул Гоша, после чего я разогнался до немыслимых семидесяти кмилометров в час по разбитой грунтовой дороге. Выстрелы грохотали. Вот уже вдали были отчётливо различимы вспышки вырывающегося из ствола АКМа пламени. Через мгновенье мы уже "подлетали" к эпицентру событий. Поравнялись со стреляющим одиночными куда-то во тьму Клопом, стоявшим за Ярославовой Шкодой. Сам Ярослав сидел, заткнув уши, на корточках у заднего колеса машины. Увидев нас, подъехавших, Клоп со скоростью пули одной рукой схватил зажмурившего глаза отца двоих детей и одним длиннющим шагом подскочил к нам. Открыв дверь и затолкав внутрь ничего не понимающего от страха Ярослава, Клоп сам запрыгнул на заднее сиденье и проорал: "Вперед!". Я рванул с места, и вот мы уже удалялись от того ужасного места, оставив позади машину Ярослава, и как потом выяснилось, афганца с полуразможжённой головой, от которого отчаянно отстреливался Клоп.

- А я думал хана уже нам, - признался Клоп тяжело дыша. - Я в эту нехристь почти обойму всадил, несколько пуль прямо в голову, а он ещё даже и ползти в мою сторону умудрялся, тварь! Я так со времен Афгана ещё не бегал, - рассказывал он, - афганец как заложника нашего разодрал, так тут же за мной побежал. Убегать от него было бы бесполезно, всё равно бы настиг... Я за деревом спрятался, и когда он был метрах в двадцати уже, высунулся и пол-обоймы в него всадил! Ну и снова бежать... Добежал до машины (он имел в виду Шкоду), а скотина эта, гляжу, уже, конечно, не так резво, но ковыляет из леса... Но, кажись, добил я его; в обойме только вот не более пяти патронов осталось... М-да! - выдохнул Клоп и на радостях блаженно запрокинул голову... Жив ведь остался!

Тем временем, Ярослав понемногу начал приходить в себя. Я тоже потихоньку стал переводить дух...

- Серёга, ты чего в Хонду с нами не прыгнул? - по большей части для того, чтобы удовлетворить бесспорно имеющийся у меня интерес о причине столь неожиданного поступка Клопа, спросил того Гоша, сам, безусловно, прекрасно зная ответ.

- От погони всегда нужно уходить в разные стороны. Кучковаться - повышать шанс на погибель. А вдруг бы на вашем пути штук пять тварей бы выскочило, а мы там все вместе - изодрали бы... Разделились - ополовинили вероятность печального исхода событий.- рассказывал Клоп, но я, вопреки предположению Гоши о моём огромном интересе о поступке ветерана, его даже не слушал. Меня волновало в тот момент явно не военное мастерство бойцов, а совсем другое.

- Сергей Валерьич, что дальше? - с нотой какой-то досады и безвыходности спросил я, по-прежнему окидывая взглядом зеркала заднего вида и будучи готовым в любую минуту увидеть там афганца.

- Ну и вопросики... - как-то недобро огрызнулся Клоп. Я понимал, что Клоп так или иначе испытывал некоторое недовольство от того, что приходиться затягивать выполнение нашей архиважной задачи из-за вынужденных поисков Даши, к тому же теперь и рискуя жизнями всех, тем самым и вовсе ставя под угрозу доставку документов в Норвегию. - Откуда ж я знаю? - продолжал он. - Надо дождаться утра и обсудить... Но одно могу сказать точно: в полном или не полном составе, но, как только рассветёт, поедем в Питер, а то ещё день-два и эта "нежить" сюда толпами нахлынет и тогда - пиши пропало! Нам нужно прорваться, пока не поздно. Прорваться любой ценой...

После этих слов Клопа мне стало так плохо на душе, что и передать невозможно! Не оставляли меня в покое и мысли о том, что, вероятно, Дашки уже может и не быть в живых. "Тогда, - подумал я, - болт мне класть на эту грёбаную страну и весь мир вместе с ней. Может оно и к лучшему, что весь этот дрянной народец (я имею в виду таких, как шайка бандитов, с которой нам пришлось столкнуться) вымрет к чертовой бабушке? Сукины сыны! - мысленно материл я покойного Актёра, Петруччо и всю их братию, - тут беда всеобщая, на носу конец "Света", капец всем скоро, на фронте тысячи тысяч гибнут, а они на трассе беженцев шмонают, да по охотам катаются!". Я вспомнил изодранную тушу Петруччо и даже как-то зло, остервенело, улыбнулся...

- Ладно, - спустя несколько секунд после прозвучавшего ответа, ответил я Клопу. Через пару минут мы увидели впереди Ленинградскую трассу. Все прекрасно понимали, что сейчас нам нужно к бабе Зое. То есть, свернуть надо было в сторону Питера, так как мы порядком удалились назад, катаясь в поисках зловещей опушки. До самого домика бабы Зои все ехали молча, напряжённо глядя в окна на пустынные, залитые лунным светом, поля, пытаясь разглядеть, нет ли там во тьме какого-нибудь движения: нет ли поблизости афганцев. Скоро на горизонте показались тусклые огни деревушки...

Глава 12. Даша

- Дружище, ты как насчёт сегодня на коньках съездить покататься? - предложил мне в тот февральский морозный вечер Андрей. Была суббота и заняться было решительно не чем.

- С удовольствием! - обрадовался я вдруг возникшей в Андрюхином предложении "движухе". - А кто ещё будет? - поинтересовался я, так как перспектива ехать на каток вдвоём хоть и была куда лучше перспективы просидеть вечер к ряду за компьютером, но требовала некоей компании, дабы претендовать на "идею дня".

- Могу однокурснице одной позвонить, она как-то говорила, что была бы не против куда-нибудь сходить со мной! - подмигнул мне друг.

- Нормальная хоть? - улыбнулся я ему в ответ; наши с Андрюхой предпочтения по женской части всегда сильно различались, и те девушки, что нравились ему, обычно нисколько "не трогали" меня и наоборот.

- Ну, да, но... - замялся Андрюха и, вероятно, боясь, что в очередной раз я могу "забраковать" его выбор, добавил: - короче сам увидишь. А вообще симпатичная, вроде, блондинка.

Ох, и заплутали мы в тот морозный вечер, пока искали Дашин дом в совершенно мне незнакомом районе "Солнцево". Мороз был такой, что, казалось бы, весьма мощная печка Жигулей едва справлялась с задачей "размораживания" стекол. Одним словом, видимость была почти как в танке. Я на чём свет стоит поносил Солнцево, убеждая Андрюху в том, что если и есть "Край Света" (в понимании древних людей), то он непременно где-то тут, в Солнцево. Смеялись мы с ним от души, а я всё поливал таинственный для меня район всевозможными эпитетами. "Смотри внимательнее по сторонам! - прикалывался я, обращаясь к дружку, - где-то поблизости, скорее всего, обрыв. Проморгаем - улетим в бездну! - муссировал тему "Края Света" я". С большим трудом мы встретились-таки с Дашей. К моему удивлению, девочка оказалась весьма симпатичной и даже понравилась мне, вопреки ожиданиям.

Тот вечер мы провели втроём на крытом катке ледового дворца "Крылья советов"; катались, общались, радовались относительной беззаботности студенческой жизни. После того, как отвезли Дашу обратно домой, в Солнцево, я шутки ради зарёкся перед Андреем возвращаться на "Край Света". Но уже примерно через год практически ежедневные поездки в Солнцево стали для меня привычным делом; мы с Дашей стали встречаться, а ещё почти через год переехали жить ко мне в квартиру, которая сейчас стояла совершенно пустая в ожидании... Либо нашего возвращения, либо гостей заокеанских, непрошенных.

Ежесекундно думая о судьбе Даши, мне почему-то вспомнилось, как же ещё совсем недавно нам было уютно и хорошо коротать холодные ноябрьские вечера в нашей квартирке, под тёплым одеялом и с чашечкой глинтвейна. От нахлынувших воспоминаний в груди моей защемило, а к горлу подкатил ком.

Нахлынувшие который раз воспоминания внезапно стряхнуло с меня некогда привычное и неприятное пищание, донесшееся от приборной панели. Я бросил туда беглый взгляд. Оранжевая лампочка, огненным пятном выделяясь на фоне остальных, подсвечиваемых бледно-лунным светом, элементов панели, буквально резала глаз; бензина оставалось километров на двадцать! Одному Богу известно, куда катался на моей машине покойный сын мексиканского шеф-повара, но факт оставался фактом.

...Тем временем мы уже въехали в ту деревушку, название которой я так и не мог больше вспомнить, где жила старушка, баба Зоя. Было около десяти или одиннадцати часов вечера, но на улице уже практически никого не было. Нам встретилась только пара человек, ещё не успевших добраться до дома и спешащих запереться там, чтобы в страхе провести очередную ночь, уповая лишь на то, что грозящая страшной расправой над всем живым нечисть будет побеждена где-то чуть южнее и восточнее, надеясь и веря, что нормальная жизнь вскоре вернётся и всё будет как раньше. Бедные, бедные люди! Афганцы, по крайней мере, первые их представители, каким-то чудом, вопреки всем прогнозам уже ступили и на эти земли. Мы подъехали к домику бабы Зои. В окне теплился свет. Едва дверь открылась, как Ярослав стремглав бросился обнимать детей. Затем и мы прошли в комнату.

Баба Зоя накормила нас "фирменной", по её словам, кашей. "Ванюша мой её так всегда называл", - с ностальгией улыбалась заботливая старушка. Поели. Затем последовал разговор, которого я изначально побаивался и не хотел. Но он просто обязан был состояться...

- Так, - решительно начал Клоп, который, в принципе, по праву и должен был начать, - все мы понимаем, что дело пахнет керосином. Ждать больше нельзя. Эту ночь мы с позволения хозяйки переночуем тут, а завтра рано-рано утром выезжаем в Питер.

После этих его слов на несколько секунд в воздухе повисло напряжённое молчание. Нарушил тишину снова Клоп:

- Антон не поедет. - Без колебания, очень твёрдо произнёс он и посмотрел на меня в ожидании реакции. Он знал наперёд, какой будет эта реакция. Я утвердительно кивнул, потупив глаза. В душу в очередной раз прокралось и накрепко обосновалось там отчаяние, ощущение того, что ничего хорошего меня, по крайней мере, уже не ждет. Признаться, я уже не рассчитывал увидеть Дашу в живых, а от этого ощущения мне как-то уже наплевать было и на дальнейший ход нашей операции, и на судьбу страны и всего Мира. Я уже не видел смысла в дальнейшем существовании, если Даши больше нет. И я совершенно чётко понимал, что либо я отсюда, из этих краёв, уеду с Дашей, либо здесь моя могила.

- Другого ответа и быть не могло! - подытожил Клоп.

- Серёга, - вдруг ни с того ни с сего заговорил Гоша, - слушай, может я с ним тут поищу его подругу, а вы с товарищем, - тут он вежливым жестом указал на Ярослава, - выедете в Питер... Уверен, там тебе выделят бойцов для дальнейшего выполнения задания... - не то, что бы неуверенно, но как-то заигрывающе обратился к Сергею Валерьевичу Гоша. - Вспомни Афган...

Тут уже сам Клоп перевёл взгляд с Гоши на стол и несколько секунд ничего не отвечал. Потом он поднял взгляд вверх, окинул им Гошу, затем меня и уже было хотел что-то сказать, как вдруг заговорила старушка, до этого не вмешивающаяся в разговор:

- Жива Даша, жива она! - каким-то мистическим заклинанием прозвучало из её уст. Я впился взглядом в глубокие глазницы бабы Зои и хотел было открыть рот, чтобы спросить её, но она тотчас продолжила:

- Я чувствую, её нет среди мертвых, и она где-то недалеко... Вы должны спасти её. - Мурашки пробежали по моей спине от этих слов бабушки. Они будто не позволяли себе не верить. Это трудно описать рационально, но, почему-то, у меня не осталось, ни тени сомнения в том, что Даша действительно жива!

- Мать! - отвечал спустя пару секунд Клоп, - Ты, конечно, жизнь повидала, многое знаешь, но нам надо спасти сотни тысяч, а может и миллионы людей, и мы не можем полагаться на твои догадки, - произнёс военный, однозначно понимающий как силу приказа, так и то, что нынешняя ситуация не даёт права полагаться на шестое чувство старухи.

- Марина! - уже совсем мистически воскликнула бабка, - Ты её бы оставил на растерзание нежити? - на последних словах баба Зоя начала креститься и что-то нашёптывать себе под нос. Клоп вытаращил на неё глаза, и я видел, насколько сильно он был удивлен.

- Но откуда ты... Откуда ты знаешь, мать, про Марину? - растерянно задал вопрос Клоп. Гоша же тоже всем своим видом выражал один большой знак вопроса. Я уставился на старушку.

- Я вижу, вижу, что ты постоянно о ней думаешь, - ровным тоном и с доброй улыбкой отвечала седая старуха, чьи руки кротко лежали на коленях, а спина была похожа на полукруг от крайней степени её сутулости. - Я могу чувствовать мысли людей, но только хороших людей, а все вы тут люди добрые и хорошие...

Клоп долго бегал взором по потускневшей и запятнанной от времени скатерти, покрывающей небольшой стол, за котором сидели мы пятеро: Клоп, Гоша, Ярослав, баба Зоя и я (дети Ярослава с дедом сидели и играли возле печки). Он сидел и покручивал золотое обручальное кольцо на безымянном пальце, а потом сказал, обращаясь как бы к нам с Ярославом.

- Марина - моя жена, царство ей небесное. Я потерял её полтора года назад, когда она сильно захворала воспалением легких, но выкарабкаться так и не смогла. - c затухающей интонацией рассказал Сергей Валерьевич. Я опустил глаза и кротко кивнул в знак соболезнования. Гоша вздохнул; по всей видимости, он знал покойную супругу своего старшего по званию товарища и тоже соболезновал.

- Найдите и спасите Дашу! - повелела баба Зоя.

- Ладно, - подняв взгляд и решительно хлопнув пальцами руки по краю стола, сказал Клоп, - утром поедем, вернём Ярославу машину, чтобы больше не задерживать его здесь, но!.. Я поеду с ними в Питер, т.к., и я не отказываюсь от своих слов, медлить больше нельзя. А вы с Гошей отыщите Дашу и пулей тоже в Питер, может к тому времени меня ещё не отправят дальше. Вопросы?

- Спасибо большое, Сергей Валерьич! Спасибо, Игорь, и Вам! - Радостно поблагодарил я бойцов. Мне стало настолько легко от того, что с огромной долей вероятности Даша и впрямь была цела и невредима. Да что там "доля вероятности!" У меня лично теперь не оставалось ни малейшего сомнения, что с Дашей всё хорошо. Иначе как тогда бабка могла бы узнать про покойную жену Клопа, Марину? Значит, у неё действительно есть дар, и она совершенно точно знает - Даша жива!

Затем мы все разместились по дому и, кто на чём: кто на старом тряпье, кто на ковриках, прямо в одежде легли спать. Баба Зоя же уложила на свою кровать детей, а сама села в кресло у камина и стала то ли что-то зашивать из одежды, то ли вязать. Одним словом, спать она отказалась, мол, "на том свете ещё высплюсь". Клоп сходил и закрыл снаружи ставни, чтобы хоть и тусклый, но всё же заметный свет от камина не был виден снаружи. И не бандитов опасался Сергей Валерьич, и не воров... В округе уже появились первые добредшие досюда афганцы, а это означало, что теперь счёт уже пошел на часы: целые их полчища могли не сегодня - завтра нагрянуть сюда и тогда конец, конец "Света"... Рядом с бойцами лежали их автоматы с полностью перезаряженными рожками, а также по одному запасному, благо в рюкзаках обоих бойцов был приличный боезапас. В первые минуты после того, как я принял горизонтальное положение, мне казалось, что заснуть мне точно не удастся, по крайней мере, из-за банального чувства тревоги, страха, что в любую минуту снаружи я могу услышать душераздирающие вопли. Это означало бы, что в нескольких сотнях метров рвут кого-то на части человекоподобные мертвецы, а мы, вероятно, уже окружены толпами этих бестий. Несколько минут я лежал и прислушивался даже к малейшим шорохам. Правда, спустя некоторое время, я сумел немного расслабиться; в этом мне помог теплящийся в камине свет, и беззаботно прыгающая по стенам комнаты тень от играющих языков несильного пламени. Но самое главное, что я уже никогда не смогу забыть, это силуэт старушки на фоне печки: Сгорбившейся, с шерстяной шалью на плечах, и склонившейся над своим вязанием! Как же стало мне тогда легко на душе, и от уюта, которым была пропитана хата бабы Зои и от нахлынувших воспоминаний о детстве и о бабушке, точно также сидевшей некогда в таком же потёртом креслице и вязавшей носки или варежки. И я перестал вслушиваться в шорохи, перестал думать о нежити, разгуливающей уже где-то совсем близко. Сознание моё стали занимать совсем другие, теперь уже более философские и проникновенные мысли. Теперь я задумался о том, что насколько же важны для каждого отдельно взятого человека его близкие, их судьба, по сравнению даже с судьбой целого мира. Сперва я проанализировал свои чувства и своё поведение в сложившейся ситуации и начал было думать: "Что, мол, как же так? От нас и от меня в частности зависит столькое: жизни сотен тысяч человек, судьбы стран и дальнейший ход истории в принципе. В это я с трудом бы сам поверил ещё пару месяцев назад, но, тем не менее, такое бремя и такая ответственность выпали-таки на мою долю. А я? Я сам себе даю зарок, что без Даши я отсюда с места не сдвинусь. Дай то Бог, что старушка права и мы найдём Дашу, но если вдруг это не так, то что получается - я плюну на всё и вся? И пусть даже Клоп не плюнет, но, кто знает, может именно мне было уготовано успешно завершить операцию. Ведь, как минимум, я неплохо знал Скандинавию и язык, что крайне важно для передвижения по северным странам и дальнейших там переговоров. Да как так вообще можно даже думать?" - размышлял я. Но затем мысли мои стали уходить всё дальше и глубже в философское русло. Тогда я зарассуждал по-другому: "А что мне вообще, в принципе, с того, что страна наша, да пусть даже хоть целый мир полетят в тартарары. Если со мной не будет Даши, на кой оно мне вообще всё будет нужно - страна, мир? Каждый же человек в своём сознании - центр вселенной. Он по-своему воспринимает мир, у него свои ценности и мечты, к которым он стремится. А если у него отнять всё, ради чего он жил: любимых людей, возможность реализовать свои мечты и заставить его ежедневно банально выживать, то будет ли он сыт одними лишь идеями? Будет ли продолжать "барахтаться" не пойми для чего? Конечно, нет!" - поймал было себя на мысли я. Но тут почему-то подумал про Клопа. Я же ведь и не догадывался, что он был женат. А сейчас он, по сути, ведь тоже остался совершенно один после смерти жены, но при этом он по-прежнему верен своей стране, ведомству, друзьям. "Зачем? - размышлял я, - К чему ему теперь стремиться, да и ради чего?". И тут меня словно осенило: ну если уж и суждено нам подохнуть, от афганцев ли иль ещё от чего, так лучше подохнуть, но попытаться сделать что-то ради будущего, и ЭТО, эти деяния во благо будущих поколений, и будут ТЕМ, ради чего стоит барахтаться! Сгинуть как таракану, раздавленного тапком, ни для чего, по чужой воле или выжить и победить, осознавая, что ТЫ подарил новую жизнь как минимум своей стране, а может и всему континенту? Ты же будешь героем, каких свет не видывал! Про тебя будут слагать песни и восхвалять веками будущие счастливые поколения, наслаждаясь жизнью, солнцем, водой и травой. А можно, конечно, распустить нюни и хоть сразу в петлю и что? Уподобиться таракану? Не-ет, лучше герой, чем таракан при прочих равных. Но сперва, конечно же, Даша, а геройство уж как придётся...

Я совершенно не заметил, как провалился в глубочайший сон. Без снов, без кошмаров. Простой и крепкий сон "вырубил" меня где-то минут через сорок после того, как мы легли.

- Эй, подъём, Родина зовёт! - чья-то рука дёргала меня за плечо. Я, щурясь, приоткрыл один глаз. Меня будил Гоша, а тем временем Ярослав поднимал детей. На улице едва начало рассветать. По моим догадкам времени было немногим за семь.

Поели. Частично из наших, частично из бабы Зоиных запасов: тушёнку, сухари, чай на колодезной водичке (конечно, не настоящий чай, а некое его подобие из сбора каких-то трав) - невероятно вкусный, а детям старушка дала по стакану молока, от вида которого все городские уже давным-давно отвыкли.

- Мать, - обращался Клоп к старухе, - хороший ты человек... Поехали с нами в Питер, тут ты ещё и двух дней не протянешь.

- Нет, милок, не поеду я... - отвечала баба Зоя. И так я тут уже задержалась, пора мне уже и так на покой. Что мне ваш Ленинград, кому я там нужна? - искренне, без толики страха в голосе говорила старушка. - Мне уже девяносто третий годок пошёл, пора мне и так, пора...

Клоп тяжело вздохнул и долго ещё бегал взглядом по столу.

...После недолгого завтрака все поспешно засобирались. Мы с бойцами вышли к Хонде, дабы на свежую голову осмотреть содержимое багажника: не пропал ли ноутбук с данными из "ячейки" для запасного колеса. Удивительно, но из багажника не пропало ничего; Петруччо, видимо, было не до того, чтобы разгребать хлам в поисках чего-то "этакого", либо он просто хотел сделать это позже. Не успел. Под наваленным в багажнике хламом, среди которого помимо домкрата, насоса, щёток и прочего, была и кварцевая, она же ультрафиолетовая, лампа, сухие пайки и, самое главное, десятилитровая канистра с бензином. В целости и сохранности лежал и ноутбук. Я залил все десять литров в бак, ведь бензина там оставалось уже совсем на дне. Теперь приборная панель сообщала мне, что бензина хватит на сто восемьдесят четыре километра. "Это ведь только на полдороги", - напряженно пронеслось у меня в голове. "Надеюсь, Ярослав хотя бы канистрочку из своих добротных запасов мне даст, ну или продаст за тушёнку или...". По сути-то, что бы я мог ещё ему предложить?!

- Поехали к машине Ярослава, - брякнул Клоп, и мы, кликнувши Ярослава из домика, сели в машину. Через минуту тот подошёл, уселся сзади рядом с Гошей, и мы выехали на Ленинградку.

Мы все, кто ехал в машине, были крайне напряжены. Ехали молча. Клоп, сидевший справа от меня, облокотясь правым локтем на дверь и подперши свою грузную голову кистью руки, сосредоточенно смотрел куда-то вперёд. На его лице была заметна явная настороженность, и он совершенно не собирался этого скрывать. Он был погружен в глубочайшее раздумье и даже не замечал, что я то и дело поворачивал голову в его сторону, чтобы заметить хоть какую-то динамику в его мимике. В зеркало же заднего вида я видел, что Гоша тоже был мрачнее тучи. Он перебирал чётки, извлечённые откуда-то из недр своего камуфляжа. Его взгляд был уставлен лишь на перекатывающиеся в его пальцах с чёрными от грязи ногтями керамические шарики. Он что-то бормотал себе под нос, но без голоса, а только лишь губами производил движения, похожие на воспроизведение слов. Ярослав же был не просто напряжён. Он был невероятно напуган: весь бледный, судорожно теребя пальцы рук, он без конца озирался то вправо, то влево. Что ждёт его и его семью? Он ведь - случайная жертва сложившейся ситуации и уж кому-кому, а ему меньше всего сейчас хотелось спасать сколько-то там миллионов людей. Его беспокоило лишь то, что будет с четырьмя людьми: им самим, его детьми и отцом; как они доедут и доедут ли до Питера. И уж почти наверняка на протяжении этих двух, бесконечно тянущихся дней, он беспрестанно проклинал нас за то, что мы втянули его в эту "добровольно-принудительную" операцию по спасению Даши и человечества.

Я прекрасно помнил дорогу до того места, откуда мы вчера без оглядки удирали, бросив там Шкоду Ярослава. Уже совсем рассвело. День обещал быть солнечным и прохладным. Мы ехали по Ленинградке и до нужного нам поворота оставалось ещё километров десять. И чем дальше мы удалялись от деревни, тем всё чаще попадались нам, идущие или едущие на лошадях в попутном направлении, люди. Совсем скоро мы настигли некое подобие организованной колонны, состоящей из человек тридцати-сорока. Они плелись с разнообразными тюками, укутанные во всё самое тёплое, вдоль обочины трассы. Также в начале и в конце "колонны" ехали две лошадиные упряжки. В телегах, которые тащили за собой лошади, сидели самые старые и совсем маленькие дети; человек по десять в каждой телеге. Когда мы поравнялись с "колонной", некоторые из пеших её членов попытались жестами рук остановить нас. Очевидно, они думали, что машина идёт на север и могла бы ещё кого-то взять. Но мы проехали мимо. Кто-то позади громко изрыгнул на нас проклятие и отчаянно махнул рукой. Догнали и обогнали мы ещё несколько похожих "организованных колонн", но на протяжении всего нашего пути поток идущих на север был почти беспрерывным: в "прогалах" между "колоннами" всегда плелись пешком по несколько человек, чаще всего семьями. Хотя, пока мы не свернули с Ленинградки, встретились нам и несколько переполненных легковушек, двигавшихся к северу и даже одна газель, которая чуть ли не скребла по асфальту глушителем - настолько много в неё набилось народу. Видно было не вооружённым взглядом и общее паническое настроение. Люди, шедшие от уже атакованных небольшими группами афганцев деревень с "юга" (со стороны Москвы), белые от страха, наспех собравшие самые необходимые пожитки, рассказывали на ходу выбегающим к ним с расспросами жителям придорожных деревень, что им пришлось пережить. Рассказывали, какие ужасы, вероятно уже сегодня, когда стемнеет, ждут и тех несчастных, до кого исчадья ада ещё не успели добраться. Те, в свою очередь, наспех приняв решение спасаться, покидали свои дома и тоже устремлялись к северу. Сарафанное радио мигом облетало округу, и поток беженцев рос в геометрической прогрессии с каждым часом. Мне, конечно же, вспомнилась наша вылазка к Колокольцевке, но, Боже, как же всё было иначе сейчас, нежели тогда! Казалось бы те же колонны людей, двигающихся прочь от беды, те же надежды, что всё образуется. Но нет, теперь всё было куда печальнее. Если тогда бегством спасались лишь жители прифронтовых населённых пунктов, направляясь в тогда ещё относительно спокойную и стабильную Москву или её окрестности, а регулярная армия, ещё не раздавленная ордами живых мертвецов, кое-как справлялась с удержанием рубежей, то теперь... Теперь конец "Света" или, если угодно, сама Смерть, холодно дышала в затылок каждому, кто двигался прочь от своих домов. Ведь кто мог, и кто хотел, уже давно покинули свои дома и ушли на север в попытках обрести новую жизнь или хотя бы отсрочку от страшного Конца в Петербурге, Архангельске, Мурманске, Петрозоводске и прочих городах севера, до которых смерть, казалось, дойдёт совсем-совсем не скоро или вовсе не дойдёт, остановленная на подступах армией, чудо-тарелкой или волей Божьей. А те же, кто бежал на север теперь, были либо самые бедные крестьяне, не имеющие ни малейшей возможности спастись бегством ранее, либо самые самонадеянные или упрямые, до последнего отказывавшиеся верить в приближение конца. Поэтому-то и колонны, встретившиеся на нашем пути, были не столь многочисленны и технически оснащены, как те, что я наблюдал на трассе М5 полтора года тому назад. Мне стало невыносимо грустно от увиденного, комок подступил к горлу. Я ехал максимально медленно, пытаясь выискать в кучках людей Дашу. Я был уверен, что она где-то среди них и других мыслей даже допускать не хотел. "А если я её не увижу сейчас, до поворота?". "А если... Никаких если!", - в зародыше убил я даже отдалённые мысли подобного характера.

...Я аж вздрогнул от неожиданности, когда меня, погружённого в раздумья и пытающегося высмотреть в бредущих людях Дашу, окликнул Клоп: "Чего ты так плетёшься?", - впервые за весь путь Клоп глядел на меня, но теперь уже я совершенно не заметил этого. Я бросил взгляд на спидометр. Красная стрелка едва переваливала за отметку тридцать километров в час. Я нажал на газ и мы набрали ещё столько же. "Да я Дашу высматривал, - признался я, - вдруг она среди них", кивком я указал на очередную группу людей, мимо которых мы проезжали.

- Не волнуйся ты. Сейчас нас в Питер отправишь и поедешь, найдёшь Дашу. Точно найдёшь, не дрейфь! - Клоп улыбнулся и похлопал меня по коленке своей тяжёлой как арматура рукой, похожей больше по размерам на лапу бурого медведя. Я попытался улыбнуться, но получилась, очевидно, какая-то кислая гримаса.

Через семь минут мы уже сворачивали с Ленинградки в сторону зловещего леса. Ещё через пять минут мы увидели впереди справа силуэт синей Шкоды. Подъезжая ближе, мы заметили нескольких собак, снующих возле машины и что-то там раздирающих.

- Вот они - санитары леса! - хмыкнул Клоп. Я сначала подумал, что это собаки, но когда мы были уже в пятидесяти метрах от места Х, я разглядел-таки в собаках волков. Они догладывали труп афганца и нехотя, по мере нашего приближения, по одному убегали в лес. Когда я остановился, остальные вышли из машины. Ярослав благополучно её завёл. Тогда я тоже вышел с целью попросить у Ярослава канистрочку бензина, ну или, хотя бы, половину. Очень робко его попросил об этом. Он несколько секунд молчал, и мне было очевиднее очевидного, что он хотел сказать: "Извини, парень, мне нужнее, у меня дети маленькие", но процедил-таки "хорошо". Я залил чуть больше половины в Хонду. Отдал я Ярославу за его вынужденную щедрость, хоть он и отмахивался, весь свой паёк. Переложили ноутбук с данными в Шкоду. Отдали мы с Гошей им (им с Клопом) и одну рацию. Бойцы поделились боеприпасами и оружием. В итоге на каждого из них пришлось по автомату с четырьмя рожками патронов, два пистолета (один с глушителем) и по нескольку магазинов с патронами к ним. Да, чуть не забыл, ещё и штуки по три ручных гранат на каждого. Всё это добро находилось в громадных рюкзаках, которые Клоп с Гошей всегда держали рядом с собой. Затем на уже двух машинах мы вернулись к бабе Зое за детьми и отцом Ярослава. После того, как все из нового экипажа Клопа расселись по местам: Ярослав за рулём, Клоп справа, дедушка с внуками сзади, после вынужденной двухдневной задержки синяя Шкода вновь взяла курс на Питер, а мы с Гошей, проводив их взглядом, готовы были отправиться на поиски Даши, чтобы, во что бы то ни стало найти её, живую или... Живую!

Глава 13. Ужас

Баба Зоя, сгорбленная, в дрянном ватнике и с платочком на голове стояла у трассы положа кисть одной руки на другую и смотрела вслед уезжающей по направлению к Москве машине. Несколько раз перекрестилась. А я смотрел на светлую старушку в зеркало заднего вида, и мне было невероятно грустно и тошно от того, что, скорее всего, мы её больше никогда не увидим... Такого ощущения, когда смотришь на человека и осознаёшь, что, вероятно, совсем скоро его не станет, мне раньше испытывать не доводилось. Я думал, а может надо было взять её с собой? Но что ждёт нас самих? Может и наши часы сочтены? Ещё поживём немножко, до захода солнца, а там... В любом случае, невероятным везением и удачей было то, что Гоша согласился ехать со мной. Казалось бы, что ему с этого? Он едва знает и меня и Дашу. Неужели есть ещё такие люди, которые готовы рисковать жизнью даже за судьбу незнакомых людей? Мне казалось это диким, потому что мне никогда не доводилось быть свидетелем такого рода поступков. Только лишь из чьих-то рассказов или из художественного кино я теоретически представлял себе, что подобная самоотверженность возможна. А вдруг у Гоши есть какие-то иные цели? Вдруг мы с Клопом по наивности не догадались о том, что у Гоши есть какие-то свои планы относительно отклонения от уготованного маршрута? "Да о чём это я?! Окстись, Антоша!", - оборвал я дрянную мысль, застлавшую пеленой недоверия мой мозг. "Наивность! - усмехнулся я про себя. - Я-то может и наивный, но Клоп! Да они же с ним огонь, воду и медные трубы!", - окончательно убил я в себе зерно подозрительности. Затем я задумался о ближайшем нашем будущем. Я даже и представить не мог, что же может ждать нас через каких-то семь-восемь часов, не говоря уже о дне завтрашнем. Или случится чудо и мы быстро, прямо вот-вот совсем скоро, через десять-двадцать километров встретим Дашу, плетущуюся вдоль обочины, и тогда уже к ночи мы будем в городе на Неве? Мысли путались, а, тем временем, руки просто делали своё дело: крутили баранку, и мы ехали навстречу неиссякаемому, хоть и не особо густому, потоку людей.

Было, может быть, немногим за десять утра. Солнце слепило нас так, что вести машину было довольно сложно, не говоря уже про выполнение основной задачи. Солнцезащитные очки давно уже не лежали в моём бардачке. Морщась и пытаясь закрыться от слепящего солнца приставленным ко лбу "козырьком" из ладони правой руки, я изо всех сил всматривался в лица идущих вдоль дороги людей.

- Может остановиться, спросить кого-нибудь? - от чувства безысходности задал я вопрос Гоше. О, насколько же это гадкое чувство, когда пытаешься до последнего надеяться на лучшее, цепляешься за малейшие шансы, но разумом-то понимаешь, что ничего уже не светит, что всё из рук вон плохо... Но мой, пусть и не очень богатый жизненный опыт, всё же призывал меня не поддаваться гадкому чувству. Мне вспомнилось, как однажды, лет пять назад у нас из клетки убежал хомячок. Совсем крохотный, которого Даша подарила мне на мои двадцать пять лет. Не успел он порадовать нас своей беготнёй по клетке и двух суток, как на второе утро я, заглянув в клетку, не увидел там уже полюбившегося питомца. Очевидно, что он с его-то крохотными габаритами (ещё совсем маленький Джунгарский хомячок был, дай Бог, три сантиметра в длину и полтора в ширину) просто протиснулся меж прутьев и пустился в вольные бега по квартире. Мы тогда, помню, очень сильно с Дашей расстроились; мало того, что это был живой подарок ко дню моего рождения, так ведь, главное, живое существо, а мы очень трепетно относились к питомцам. Ведь он по глупости-то выскочил на "свободу", но что он стал бы с ней делать? Мы две ночи устраивали на него "облавы": разбросали по квартире кусочки фруктов на шуршащих пластиковых пакетиках, чтобы, когда он ночью выберется из какого-то неведомого нам своего укрытия, чтобы покушать, зашелестел пакетик и дал нам знать, где же появился наш Хома. Но ни в первую ночь, ни во вторую мы не услышали шелеста, а лишь гулкая тишина стояла в квартире. "Наверное, он залез в какую-нибудь щель, откуда уже не суметь ему выбраться или же пролез под ванной к дыре в полу, куда уходят трубы, и спрыгнул вниз, в дебри коммуникаций. А там может разбился, может провалился в подвал, и наверняка уже либо разбился, либо через сутки-двое, так и не найденный, будет загрызен крысами или помрёт от жажды и голода." - так, к сожалению совершенно трезво и логично, рассуждали мы тогда. На всякий случай я предупредил соседей по лестничной клетке и тех, что снизу, что, быть может, покажется он где-то у них в квартире, ведь от стояка, куда собираются с соседних квартир водопроводные трубы, в смежные квартиры полным-полно маленьких ходов, и вполне возможным казалось, что хомячок мог уползти к соседям. Хотя, признаться, мы уже почти смирились с тем, что больше нам Хому не увидать. И дело не в тех грошах, которые уплачены были за тщедушное тельце, покрытое мехом, нет... Дело было в привязанности к тому, кого приручили, и любви к нему. Это может звучать странно, но даже такой маленький, нелепый организм тоже достоин быть любимым и всех хлопот, связанных с попытками найти его. И вот, уже не рассчитывая на поимку беглеца, на следующий после прекращения поисков вечер, услышали мы звонок в дверь... На пороге стоял соседский парнишка и держал в руках таз с истощённым от голода и жажды нашим новоиспечённым питомцем. Трудно было в это поверить, но это было самым радостным событием, которое случилось с нами за последние несколько дней!..

- Толку-то? - прервав мои несколькосекундные воспоминания, которые, как мне показалось, длились десятки минут, возразил Гоша. - Хотя, чем чёрт не шутит... - Гоша глубоко вздохнул. - Ну, тормозни.

Мы остановились в нескольких метрах от движущейся во встречном направлении группки из четырёх человек, я открыл окно.

- Извините! Простите, пожалуйста! - Обратился я к пожилому мужчине, скорее всего, отцу семейства: двух девушек и средних лет женщины. - Мы недавно попали в засаду бандитов и мою жену похитил один из них. Это было километрах в пятидесяти отсюда. - Я махнул рукой в сторону Москвы. - Её увезли куда-то в эти края, и мы уже вторые сутки пытаемся её обнаружить... Вам не встречалась ли девушка двадцати семи лет, волосы тёмно-русые, глаза зелёные, в потёртом синем пуховике и белой шапке? - с ходу выдал я. Все четверо в знак отрицания покачали головами.

- Нет. - Ответил мужчина, и четверо немедленно двинулись далее. Мы сделали за полчаса несколько таких остановок, но все без малейшего результата. Тогда мы стали сворачивать в близлежащие придорожные деревеньки, стучались в двери домов, ещё не покинутых их обитателями, вновь и вновь задавая всё тот же вопрос. Часа через два, когда мы удалились по направлению к Москве уже километров на тридцать-сорок, позади остались тринадцать деревушек, где мы спрашивали о Даше. В очередной, четырнадцатой по счёту деревеньке со странным названием "Ламерье", нам встретилась молодая женщина. Она спешно собирала пожитки, вынося на крыльцо дома наспех связанные тюки, и намеревалась вот-вот отправиться на запряжённой соседом упряжке прочь на север. На заданный ей вопрос она, к великой моей радости, не покачала отрицательно головой, а сказала:

- В ту ночь, когда вы говорите вашу Дашу увёз бандит, сосед вон с того дома, - она показала на некий дом метрах в тридцати от её собственного, который, по всей видимости, совсем недавно был покинут его жильцами, - вроде видел какую-то девушку, которая шагала вдоль трассы. Говорит, не разглядел её толком, но вела, она себя как-то встревоженно, озиралась по сторонам то и дело. А сам Пётр Семёнович (так звали соседа, видевшего похожую на Дашу девушку), тогда с охоты возвращался. Видел её издали только, но опасаясь, что это может быть засада бандитов, поспешил домой, к ней не подходил... Больше ничего вам сказать не могу, так как не знаю больше совсем ничего.

- Надя, скоро ты там, а? - раздался голос с повозки.

- Извините, мне пора... - сказала женщина и поторопилась, взвалив на не по-женски широкие плечи тюк со скарбом, занять место в уходящей повозке.

- Скорее всего, она! - радостно воскликнул я, когда женщина удалилась. Сердце моё забилось быстрее, я призвал рукой Гошу быстрее садиться в машину...

- Быть может, быть может... - не так уверенно как я, но тоже весьма обрадованно отвечал Гоша.

Мы продолжили наши поиски. Незаметно пролетели три-четыре часа. Мы останавливались у то и дело встречавшихся нам людей и задавали им один и тот же вопрос про Дашу. Заезжали в деревушки и расспрашивали там. Но так никакой больше информации нам никто и не дал... Только лишь удивлённо смотрели на нас, едущих против встревоженного живого потока, составляющие этот живой поток напуганные люди.

Было где-то час с чем-то. Продвигаясь вдоль по шоссе, мы заметили какое-то столпотворение: человек тридцать-сорок, образовав полукруг, стояли у обочины дороги и смотрели куда-то вниз, в то время как всё новые люди, подходя к толпе, тщетно пытались удовлетворить своё любопытство. И кто прыгая, кто стараясь пролезть между стоящими, пытались увидеть нечто, вызывающее столь оживлённый интерес. Ещё на подъезде к группе людей было видно, что среди смотрящих на неизвестное царит какая-то паника. Слышались отдельные женские вопли и причитания. Поравнявшись с зеваками, мы вышли из машины, закрыли её и подошли к толпе. Люди обернулись на подъехавший автомобиль. В хорошем состоянии иномарки были уже большой редкостью, поэтому мы не могли не привлечь внимание толпы. Увидев Гошу, статного здорового мужика в камуфляже, да с "калашниковым" через плечо, многие даже шарахнулись в сторону, вероятно приняв того за бандита. Мы подошли к толпе. Люди молча смотрели на нас в ожидании.

- Не волнуйтесь, ФСБ, - с этими словами Гоша извлёк из кармана и показал обеспокоенным удостоверение сотрудника ведомства. Напряжение заметно спало. - Что тут такое? - поинтересовался Гоша. Люди расступились, я посмотрел вперёд, и в глазах у меня тут же потемнело, во рту пересохло. Взору открылось то, что мы уже видели вчера вечером. Перед нами лежала груда изуродованных останков, таких же, какие остались от Петруччо на той ужасной поляне. У останков сидела престарелая женщина и в голос ревела, то воздымая руки к небу, то изо всех сил прижимая к груди облезлую шапку-ушанку. Я двумя большими шагами подскочил к зловонной, страшной массе и... Отлегло! Это были мужские останки, судя по лежащим рядом валенкам и стенаниям несчастной женщины, которая стонала: "Ваня, Ванечка, ну как же так?! Ка-ак? Почему? Нет, нет! Боже, за что, за что-о?". Клоки волос, которые не были залиты кровью, были седыми. Это точно был труп старика, явно опознанный безутешной вдовой. И хоть сердце моё съёжилось от страшного зрелища, я, тем не менее, подумал: "Слава тебе Господи; не Даша!" и перекрестился.

- Чего вы стоите? Скоро стемнеет! Идите на север! - крикнул я зевакам. - Эти монстры ночью властвуют, пока солнце они в укрытиях.

Толпа загудела. Кто-то, моментально оторвавшись от зрелища, устремился вперёд, кто-то, пользуясь образовавшейся среди зевак брешью, подошёл к трупу поближе.

Пользуясь массовым скоплением людей, я предпринял очередную попытку выведать что-нибудь о Даше, рассказал о ситуации, приключившейся с нами, и обозначил Дашины приметы, но никто ничего не сказал. Я в расстройстве махнул рукой, развернулся и пошёл к машине. Гоша зачем-то ещё с минуту просидел на корточках над изодранным телом, очевидно, изучая принципы умерщвления, используемые афганцами, затем тоже вернулся в машину. Мы поехали дальше...

- Сначала голову сворачивают, - спустя некоторое время заговорил Гоша. - Я посмотрел вчера на Петруччо этого, и сейчас вот сравнил. У обоих голова назад смотрит, когда тело на животе лежит. - заключил Гоша.

- Слава Богу, хоть не мучают, быстро расправляются... - выдавил я. Я подумал, что это, всё же менее страшно, чем если бы они, афганцы, например, изувечивали бы несчастных и оставляли бы их умирать в страшных мучениях.

- Ведь надрессированы, собаки! - сделал вывод Гоша. - Это явно не воля этих безмозглых мешков с кишками, а конкретная "программа" - истребление человекоподобных без шанса на выживание. - Гоша скривил лицо, всем видом выражая ненависть к тем, кто затеял эту страшную кампанию по "зачистке" континента. - М-да, - вполголоса произнёс он, - такого в истории ещё не было...

Тем временем, по мере того, как солнце неторопливо перекатывалось по небу с востока на запад, в одночасье покрывая тысячи километров, нескончаемый поток беженцев понемногу редел. "Бедные, бедные люди, - думал я, - ведь пешком они за уже короткий световой день покроют лишь какие-то крохи... Ну двадцать-двадцать пять километров максимум. Счастливчики на лошадях, конечно, под сотню километров. Те же, что на машине, уже к ночи, вероятно, будут в Питере. Но пешие, коих большинство?! Где же они все будут ночевать? Под открытым небом, на морозе? Да и афганцы-то уже снуют, небось, в округе, прячутся сейчас от солнца по опустошённым за время ночных вакханалий домам, чтобы с заходом солнца...". Мне было страшно даже представить, что если афганцы и впрямь уже массово оккупировали территории вплоть до деревни, где живёт баба Зоя, а может и дальше, то какие ужасы будут твориться в округе уже этой ночью!.. Понаслышке я знал, что если в округе были замечены единичные афганцы, да даже всего один, то, с огромной вероятностью, следующей ночью в округе появляются уже сотни живых мертвецов, а ещё через сутки - тысячи!

А я ехал и не мог налюбоваться пейзажами за окном. Как же было красиво вокруг: легкий морозец, голубое с алым предзакатное небо, лёгкий снежок, едва прикрывающий поля слева и справа от дороги... От такой красоты волей-неволей начинал я впадать в ностальгию. Вспомнились мне и дни моего детства, когда примерно в такую же погоду, только при большем обилии снежка на земле, ходили мы с дедом в лес кататься на лыжах. И школьные дни, когда мы, беззаботные сорванцы-семиклассники, выскакивали на пятнадцатиминутных переменах на улицу и промокали до нитки, кувыркаясь в сугробах, в борьбе друг с другом. И годы отрочества, когда в выходные дни в столь прекрасную погоду ходили с друзьями всей гурьбой на катки и проводили там беззаботные часы. Блаженство! Такая погода, которую можно было наблюдать в тот день, ассоциировалась у меня с блаженством! Но ассоциативный ряд быстро прервался очередной страшной картиной у обочины трассы, наподобие увиденной немногим ранее... Опять толпа зевак, окруживших нечто страшное, крики, рыдания. Через четыреста метров ещё, потом ещё. Сворачиваем с трассы влево и вправо, заезжаем в деревушки. Всюду задаём торопящимся в путь, на север, людям один и тот же вопрос. Опять получаем один и тот же ответ. Затем снова выходим на трассу. Снова сворачиваем на просёлочные дороги и едем дальше без какой-либо логики, наугад, дабы спросить ещё людей. И снова безрезультатно; везде спрашиваем, но вновь и вновь люди мотают головой. Им совершенно не до нас. Никто не хочет тратить драгоценные минуты и говорить с нами, проходят мимо. Приходится выскакивать из машины и идти за ними, параллельно расспрашивая. Ответ всегда один и тот же: "Не видели", "Не слышали". Да и на что я вообще надеюсь? Боже! Чем дальше мы ехали в сторону Москвы, тем чаще видели то тут, то там обезображенные трупы людей и домашнего скота. И вдоль самой Ленинградской дороги, и в деревнях. Тут уже никто из шедших на север не обращал на них внимания. Скоро нам практически перестали встречаться живые люди. Уже и следа не оставалось от текущих, словно ручей, человеческих потоков, а встречались лишь разрозненные группки по два-четыре человека, а то и вовсе одиночки - последние, запоздалые по каким-то причинам беженцы, чьи шансы выжить в грядущую ночь были просто смешными. Ещё километра через два-три мы совсем перестали встречать людей даже в деревнях, тогда как в ранее посещённых деревушках всегда находились те (в основном упёртые старики), кто наотрез отказывался покидать родные земли и готов был, вооружившись вилами, принять неравный бой, чтобы попробовать протянуть ещё хоть немного, но дома своего не оставить. Но уже практически все деревни были абсолютно пустыми. Везде трупы, трупы. Мысли стали путаться. Недавно навеянные прекрасной, уже почти по-настоящему зимней погодой, и воссозданные в моём сознании дорогие сердцу образы, сотканные из воспоминаний разных лет, бесследно улетучились. Иллюзия беззаботности, веселья и радости, едва подразнившая меня, вмиг рассеялась. Все образы залились чёрными красками окружающей действительности. Чем дальше мы ехали, тем ужаснее виды открывались нашему взору. У меня уже во всю лились слёзы, которые я перестал скрывать и смахивал их рукавом пуховика, дрожали руки. Порой в глазах мутнело от невозможности моего сознания принимать видимое вокруг за реальность. Страшное чувство, которое нельзя себе представить, а можно только испытать. Выжившие же этой ночью в аду, свидетельства которого повсюду заставляли цепенеть от ужаса, следующие на север люди и рассказывали жителям попутных деревень, куда афганцы ещё не успели добраться, про надвигающийся ужас. Поэтому-то мы сегодня и видели нескончаемые караваны бледных от страха беженцев, устремившихся на север. Поэтому и пустели в одночасье деревня за деревней, чьи жители в надежде на спасенье удалялись на север.

"Господи, господи! - панически повторял я про себя, - Неужели конец? Всё. Всё. Бл**ь, это всё. Конец. Больше... Больше не будет. Даша! Мир. Жизнь. Лыжи, коньки. Солнышко, снежок. Господи!". Сердцебиение моё участилось в разы, и кровь в артериях запульсировала так, что я начал слышать своё же сердцебиение, глухим барабаном отдававшего в виски: "бум, бум, бум, бум...". Гоша тоже был бледен, как мел. Похоже было, что уже все, кому посчастливилось остаться живым в минувшую ночь, бежали к северу, и больше на нашем пути никто уже не встретится. Никто живой! "Что же дальше?" - вновь сам по себе возникал вопрос, на который никак не удавалось найти ответа. Тогда мне показалось, что ответ всё же есть. И ответ этот страшный: "А всё"! Мысли подводили меня к ужасному, ненавистному выводу, что дальше - пустота. Все красоты, которыми я в очередной раз восхитился совсем недавно, больше не увидят оставшиеся в живых несколько десятков миллионов жителей нашего континента, которым отведены последние дни на их исконных территориях. Миру суждено быть кардинально и безжалостно переделанным, и всеми его красотами в дальнейшем будут наслаждаться чужаки, преступившие границы всякой морали и планомерно стирающие с лица земли миллиарды жизней.

...Тем временем мы ехали по просёлочной дороге. На приборы я не смотрел, но ориентировочно мы углубились от трассы километров на десять влево, следуя указаниям ржавых придорожных табличек, указывающих в сторону очередного населённого пункта. Когда мы наконец-то доехали до деревеньки с символичным названием "Будущее" и там уже не встретили ни одного жителя, а лишь дома с настежь открытыми дверьми и ставнями окон и повсеместно разбросанные трупы, среди которых можно было различить также и детские, в голове моей помутнело... Про себя я прошептал: "Будущего нет". Мысль о том, что наши нынешние старания и попытки найти Дашу живьём уж точно не увенчаются успехом, всё больше и больше стала одерживать верх над надеждой... Подавленный нахлынувшим отчаянием, я совершенно забыл, а, точнее, не думал и про то, что времени было уже три с лишним часа. Совсем скоро солнце зайдёт за горизонт и тогда власть в окрестностях снова перейдёт к тварям бронзоватого цвета с мертвенно-бешеным взглядом, вселяющим ужас даже в ветеранов былых вооружённых конфликтов с себе подобными.

Вырвал меня из этой круговерти бессвязных страшных мыслей, обезглавивших мою волю и трезвость мышления, Гоша. Он положил свою руку мне на плечо и сказал:

- Антоха, ау, брат! - тяжёлая рука как следует, встряхнула меня. - У нас ещё час, не больше. Предлагаю сворачиваться.

- Как сворачиваться? - я остановил машину. - То есть "сворачиваться"?

- А ты что, хочешь тут палатку разбить? - пытался шутить Гоша. - Я предлагаю обратно, на всех парах. За час километров девяносто покроем, где-нибудь переночуем. А завтра...

Тут он запнулся. При всём желании мне помочь, при всём сочувствии, он не мог сходу, без запинки, продолжить начатую фразу. Менее твёрдым и уверенным голосом он продолжил:

- Завтра попробуем опять... Сюда.

Тут отчего-то мне захотелось вырвать из его кобуры заманчиво поблёскивающий пистолет и мгновенно, без раздумий, пустить пулю себе в висок. И только каким-то чудом мне хватило выдержки и сил окончательно не сдаться перед готовым торжествовать победу отчаянием; я со всей силы встряхнул головой, чтобы, как в одной из песен Владимира Высоцкого, "слетела блажь", и собрал волю в кулак.

- Да! - отрывисто, твёрдо и зло сказал я и почувствовал, как на смену слезам и соплям приходит злость. Злость животная, всё затмевающая. Злость, которая, в отличие от распускания нюней, может и должна в подобной ситуации двигать человеком, иначе - кранты. Я стиснул зубы, сжал кулаки. В сердцах я со всей дури вдарил кулаком правой руки в потолок. Затем резко, агрессивно я врубил первую передачу и, дёрнув рычаг ручного тормоза, почти до упора нажал на газ, чтобы на скользкой дороге развернуться на месте. Машина, взревев, дёрнулась влево. Но тут же раздался глухой хлопок, и автомобиль слегка "клюнул" правым передним боком. Секунда на осмысление. Нецензурная брань Гоши и моя. Потом мы оба выскочили из машины; да, правое переднее колесо получило прокол. Осмотрели более детально колесо и обнаружили глубоко вошедший в покрышку гвоздь. С минуту мы молча стояли. Запаска! Будь она проклята. Её нет... Она осталась в Фольксвагене, когда мы, ещё в Москве, на Лубянке, заняли отсек, где должна лежать она, сейфом с данными, доставить которые в Норвегию и было нашей целью...

Глава 14. Ультрафиолет

Я что было сил пнул лопнувшее колесо ботинком да так, что сильно отбил себе пальцы ноги.

- Мы до темна только до трассы дотянем. - без истерик озвучил я и без того понятный Гоше факт.

- Вот же... - а дальше несколько слов без падежей от Гоши. - Ну что, надо нам залечь на дно на ночь, других раскладов нет, - успокоившись, сказал Гоша. А других раскладов и не было; в опустошённых глухих деревнях и думать было бесполезно о том, что можно заделать или, что вообще смешно, сменить колесо.

- Кто вы? - послышался глухой испуганный голос. Гоша с перепугу в мгновенье ока взвёл свой Калашников, но тут же его опустил. Из окна покосившегося деревянного домика, находившегося шагах в тридцати от нас, через приоткрытую ставню смотрел седой старик.

- Зачем же так пугать? - выдохнув, задал риторический вопрос Гоша.

- Мы девушку ищем, - начал я, и рассказал всё, как было. На это старик ничего дельного не сказал, не знаю, мол, помочь не могу... Я, в свою очередь, спросил его, что он тут делает и почему не бежал...

- Один я тут, милок, совсем один. Девяностый годок мне уже и никому я не нужен. Уйти далеко не могу, а повозки и так были под завязку женщинами, детьми... - голос его задрожал, а трясущиеся руки закрыли лицо. Смахнув с глаз слёзы, старик продолжал:

- Мне тут помереть суждено, сегодня-завтра эти мёртвые меня найдут, а пока вот в погребе прячусь, не знаю, сколько ещё протяну... Проклятье! Эти адовы чудовища - кара Господня за грехи наши, - старик перекрестился. - Это конец "Света", милок, конец. Смиритесь, покайтесь.

- Нет, дед, это не конец! - отчего-то, почувствовав прилив чувства героизма и решительности, громко произнёс я и ухмыльнулся. - И мы, отец, те, кто положит конец этому "Концу", не горячись...

Но как только я это сказал, тут же осёкся; ему, этому беспомощному старику-то, точно конец наступит, если не сегодня, так завтра. Я вопрошающе взглянул на Гошу. Тот еле заметно отрицательно кивнул головой, дав понять, что мы никак этому старику помочь не можем, а надо спасаться самим. Я это прекрасно понимал и в ответ еле заметно утвердительно кивнул ему.

- Забаррикадируйся в подполе, отец, и до рассвета носу и не думай совать наружу! - громко скомандовал тому Гоша.

- Дело понятное, - прогундосил тот в ответ, - а вы сами-то куда поедете? Темнеет! - осведомился дед и предложил нам запереться в подполе с ним до рассвета, мол, места там впритык, но хватит. Мы с Гошей посовещались, но эта перспектива виделась нам не совсем надёжной, ибо кто знает, насколько смекалистыми окажутся ночные владыки и не догадаются ли они поднять крышку подпола... "Если вдруг откроют крышку, почуяв запах человека, тогда это будет означать, что мы для них будем как мыши в банке, и уж точно совершенно завтра для нас больше не наступит никогда", - убеждал меня Гоша вполголоса, хотя я, не на шутку сдрейфив после прокола колеса, от не видения каких-либо иных адекватных вариантов как спастись, готов был хоть сию минуту запрыгнуть в подпол к старику и надеяться, что "пронесёт". Но авторитет Гоши был для меня непоколебим, поэтому свою точку зрения я продавливать не стал, а решил положиться на боевой и жизненный опыт этого крепкого, повидавшего виды бойца. Он лишь сказал мне, что у него "есть варианты, как продержаться до утра", как сразу же, не посвящая меня в какие-либо подробности, окликнул старика, продолжающего смотреть на нас сквозь приоткрытые ставни:

- Отец! - Гоша подошёл к самым окнам, чтобы не делать шума разговором, а я проследовал за ним. - Скажи вот, пожалуйста, - уже совсем тихо, стоя прямо перед окнами, сквозь которые на нас смотрел взъерошенный, с пепельно белыми редкими волосами старичок, продолжал Гоша, - Торжок отсюда далеко?

- Чаво? - переспросил дед, не расслышав Гошиного вопроса.

- Тор - жок! - членораздельно повторил Гоша. - Город Торжок.

- А, Торжок, - на деревенский лад произнеся обе "о" в слове "Торжок" повторил дед. - Нет, сынок, тут близко довольно, километров сорок, - ответил дед. Гоша кивнул в знак благодарности, затем повернулся ко мне и спросил:

- Антон, ты помнишь, сколько мы примерно по трассе проехали ещё от Торжка, пока на нас чёрт тот не выбежал с обочины?

Я напряг память. По моим прикидкам мы ехали ещё минут десять, может двенадцать, пока не попались в бандитскую ловушку.

- Ну, десять-пятнадцать минут где-то, а что? - озадаченно переспросил я.

- Нет времени сейчас объяснять, - отрезал Гоша, затем ещё порасспрашивал старика о той деревушке (описав её по памяти), в которой в одном из домиков сидели мы, пока не дождались попутного Ярослава. После того, как все вопросы, которые он задал старику, в той или иной степени были освещены, Гоша поблагодарил того и быстрыми шагами пошёл к машине. Я, соответственно, за ним.

- Едем назад, к трассе, времени в обрез! - скомандовал, не сказал, а именно скомандовал он.

С одним спущенным колесом, буквально на ободе, мы с черепашьей скоростью двинулись обратно по направлению к трассе. Солнце багровым диском, словно намекая на скорое начало нечеловеческой кровавой бойни, висело уже у самого горизонта, готовое через какие-то несколько десятков минут свалиться за его линию, сбежать, чтобы не видеть того, что начнётся на Земле... Меня аж передёрнуло от одной мысли, что через тридцать-сорок минут солнце скроется и тьма разольётся по округе.

- Ну конечно, тайник, ведь да?! - спустя несколько минут спросил я Гошу и ожидающе уставился на него.

- Угу, - буркнул тот, погружённый в свои мысли. - Тайник! - с ударением на "к" повторил Гоша и задумчиво покачал головой, словно поддакивая сам себе в каком-то внутреннем диалоге.

- А... - начал было я, потом замолчал. Спустя небольшую паузу, в течение которой я попытался предугадать ход мыслей Гоши, и не найдя ответа на вопрос "А где мы проведём ноч? Где будем укрываться от нечисти?", продолжил:

- Тайник... Понятно, там оружие, а где мы ночь проведём?

- Где, где? Там! - Гоша посмотрел на моё обескураженное и взволнованное от непонимания его задумки лицо и рассказал мне своё видение того, как нам необходимо действовать, что делать, чтобы выжить. Понятное дело, что не случись у нас прокола колеса, мы бы мчались уже к северу, оставляя позади всё обширнее занимаемые живыми мертвецами территории, чтобы переночевать где-нибудь там, куда они ещё не добрались. А на следующее утро мы бы снова наведались в эти края, дабы продолжить поиски любимого моего человечка, который точно жив и ждёт нас где-то, нужно только найти где. Так, по крайней мере, думал я. Не могу сказать за то, что Гоша и завтра стал бы по-прежнему оказывать мне содействие в поисках, но я хотел в это верить. Но, я отвлёкся. Так вот, до прокола колеса виделось всё как-то более или менее понятно; мы бы покрыли за час-полтора сотню с лишним, а то и две, километров и отсиделись бы на пока ещё подвластным людям, а не свирепым монстрам, территориях. Но теперь и думать о том, чтобы ехать к северу, было бессмысленно; с пробитым колесом вряд ли мы до темноты проедем и те семьдесят километров, что, если ехать по прямой, и отделяли нас от посёлка, где живёт баба Зоя.

Гоша видел лишь один шанс на спасение; по его задумке мы должны были целую ночь отсиживаться на втором этаже здания, где мы тогда оставили наш тайник с боеприпасами. Объяснил он это тем, что: "Нельзя нам в местах, пахнущих человеческой кровью оставаться. Эта нехристь первым делом прибежит голод утолять, а нюх у них сам знаешь какой - чудо нюх. В деревнях полно трупов людей и животных, да и тех, кто не оставил домов своих, как видишь, хватает. Находиться в месте, где вчера ещё была жизнь нельзя. Первым делом мёртвые пройдутся по ним и второй волной уж наверняка "подчистят хвосты" за своими предшественниками. И если, как ты хотел, засядем в подвале - выковырят и изорвут, как Тузик грелку. А может и в том доме, где тайник, есть подвал, тогда в него засядем... Только вот не помню я там подвала. Но, первым делом, нам всё равно туда - там ведь пу-ле-мёт, а это, брат, половина успеха. Не забываем и про Фольксваген, в нём тоже найдётся, чем "угостить" нежить. Жить-то хочешь? Тогда давай, скорей жми туда и не думай ни о чём, кроме как побыстрее туда доехать". На мой резонный вопрос: "А если там подвала нет и найти какой-нибудь дом с подполом в ближайшей безлюдной окрестности у нас не хватит времени, что тогда?", Гоша ответил односложно "Разберёмся". О, как же он угадал - "Разберёмся" было моей любимой фразой и единственной, верной для любых ситуаций формулировкой, и я не стал спорить, да и контраргументов у меня всё равно не нашлось бы. Мы просто ехали вперёд, не зная, как и где нам предстоит провести грядущую "Варфоломеевскую ночь", да и с отсутствием уверенности, протянем ли мы её в принципе... Как-то инстинктивно, на бессознательном уровне я всецело доверял Гоше. Но не ошибался ли я?

Мы ехали, судя по всему, правильно. Совершенно незаметно пролетели сорок минут, начинало темнеть. Солнце уже на две трети опустилось за горизонт, и с каждой минутой я начинал нервничать всё больше и больше. Я старался изо всех сил настроить себя на хладнокровие, думать лишь о дороге и, по возможности, не попадать ободом в ямы, объезжая их. То и дело я повторял про себя "разберёмся, разберёмся", но пучина скорого, неминуемого ужаса засасывала меня всё сильнее. Я не мог уже концентрироваться на дороге, и пару раз мы со всего размаху влетали в огромные дорожные канавы, но, слава Богу, обод всё ещё оставался круглым и не превратился в овал. И вот, наконец-то, на горизонте появились знакомые пейзажи. Надо сказать, что "память водителя" была во мне развита очень и очень хорошо, и я слёту узнал ту местность, которую мы проезжали позавчера непосредственно после приключившегося ЧП с бандитами. "Да, эта вот водонапорная башня справа, да! Так, вот этот остов УАЗика слева, прекрасно!" вслух проговаривал я, радуясь, что мы уже почти доехали до цели. Вскоре увидели мы и тот дом, куда отнесли с простреленной ногой Андрюху, и в котором потом сидели, покуда не дождались попутки, то бишь Ярослава. Затем свернули с трассы, в направлении к злополучному домишке, в котором дожидались своей жертвы, нас то есть, Гоги, Петруччо и басоголосый бригадир. Мы подъехали аккурат прямо к Транспортёру, припаркованному между домами. Судя по всему, поставили мы его действительно в весьма укромное местечко, потому что с трассы совершенно было не понять, что там вообще стоит машина, и поблизости на тонюсеньком снежочке не было ни единого следа. Да, место это было выбрано бандитами стихийно, спонтанно и, конечно уж, оно явно не было известно остальным членам шайки, ну а проезжавшим мимо беженцам никакого дела не было до обыденных, коих сотни, отдалённых от трассы на две сотни метров чахлых домишек. У мародёров и без того работы было хоть отбавляй. Да и какие уж теперь тут мародёры, когда афганцы ступили на эти земли? В общем и целом, Фольксваген стоял совершенно не тронутый. Мы наспех побросали в Хонду всё его содержимое. Ох, и сколько же там было гранат, рожков к автоматам, пистолетов и даже бутылок с зажигательной смесью - целый арсенал! Но главное - пулемёт с несколькими здоровенными коробками патронов к нему, находились не здесь... Мы поспешили выехать вновь на трассу и, пересекши её, направились по грунтовой дороге, благо хорошо промёрзшей, к тому самому брошенному особнячку - настоящей кирпичной крепости, держать оборону которой нам предстояло грядущей ночью. Хотя, как мне казалось, два, пусть и до зубов вооружённых, человечишка едва ли могли продержаться и полчаса под натисками полчищ обладающих неистовой силой, чудовищ. А может, всё же, пока ещё не полчищ? Может их, афганцев, пока тут не столько, сколько воображал себе я? А воображение у меня было развито не кстати очень и очень хорошо. Когда я прокручивал в голове возможный сценарий ночной осады нашего убежища афганцами, воображение моё рисовало мне картину, походившую на фронтовые действия: насколько хватает угла обзора, слева и справа непрерывными потоками бегут на наш, одиноко стоящий на опушке домишко, орды одетых в окровавленное тряпьё зомби и, добегая, лезут по стенам в окна и выламывают двери. А мы, забившись в угол, что есть сил отстреливаемся от беспрерывно проникающих внутрь тварей. Но такой сценарий развития событий, конечно же, был объективно слишком уж преувеличен, и, когда я заставлял себя осознать это, моё тревожное воображение несколько отступало перед здравомыслием. Да и, опять же, я понимал, что выстраивать наперёд возможные исходы событий - загонять себя в тупик и, что на деле всё сложится совершенно иначе, чем пытаешься смоделировать. А раз так, то зачем лишний раз рисовать в мозгу страшные полотна? Оно всё равно беспочвенно и только лишь притупляет инстинкты выживания и самосохранения. Проще действовать по принципу "здесь и сейчас", то есть по обстоятельствам. Поймав себя на этой мысли, я бросил гадать и упёрся взглядом вперёд, где уже виден был одиноко стоящий на фоне леса коттедж...

Трясясь и гремя всем содержимым багажника машины на громадных колдобинах разбитой грунтовки, мы медленно подползали к отстоящему где-то на километр от трассы коттеджу. Вообще теперь, когда этот заброшенный, некогда наверняка уютный особнячок, должен был стать нашим оплотом, он ассоциировался у меня со средневековым замком или крепостью. Ещё бы! На фоне перекосившихся, подгнивших бревенчатых лачуг, это двухэтажное кирпичное изваяние и впрямь смахивало на крепость, окна на бойницы, а увесистая чёрная входная дверь на крепостные ворота. До крепости этой нам оставалось не более пяти минут езды, а до окончательного потемнения от силы получаса...

Время текло неумолимо быстро, и каждая минута приближала час Х, когда повылазят отовсюду, словно тараканы из своих дневных убежищ, страшные твари. Но, слава Богу, мы уже подъезжали к некоему подобию сада-огорода, окружавшего дом, естественно, лишь отдалённо напоминавшего некогда радовавший хозяев этого коттеджа аккуратный садик, а теперь заросшего метровой травой. Размером он был соток пять-шесть. Понять, что раньше тут было что-то вроде дачного участочка можно было по натянутой на воткнутые по его периметру металлические столбики проволоке. Благо что проволока, создававшая иллюзию заборчика, была местами порвана и оставляла достаточно свободного места, так что мы смогли заехать на территорию участка и подъехать вплотную к зданию. Входная дверь этого коттеджа смотрела в сторону трассы, так что объезжать дом не пришлось. Ничего похожего даже на тропинку, которая бы явно вела к входной двери, не было и в помине; сплошная жухлая трава, припорошённая снегом. На снегу не было ни единого следа, что означало, что с момента, когда мы отнесли сюда часть боеприпасов с Клопом и Гошей, тут больше никого не было.

Я развернул машину так, чтобы подъехать багажником максимально близко к парадной двери, с тем, чтобы быстро и удобно мы смогли перетащить в дом недавно изъятые из Фольксвагена боеприпасы. Когда я заглушил двигатель, мы поспешно выскочили из машины. Гоша дёрнул за проржавевшую ручку тяжёлой металлической двери с наполовину ободранной дрянной обшивкой. Та неохотно поддалась, и дверь, издав пронзительный металлический скрип изрядно проржавевшими петлями, тяжело приоткрылась. Кромешная тьма, стоявшая внутри дома, едва разбавлялась неярким светом, проникавшим в помещение сквозь окно, располагавшееся на лестничном проёме между первым и вторым этажами. Мы спешно разгрузили боеприпасы, и через пять минут весь арсенал уже лежал как раз в том лестничном проёме под окном. Среди извлечённых из Хонды вещей была и кварцевая лампа, загруженная туда ещё в Москве.

- Гоша, давай я лампу от аккумулятора запитаю? - обратился я к Гоше.

- Зачем? - недоверчиво поинтересовался тот.

- В случае, если всё совсем плохо будет, включим её. Должно сработать. По крайней мере, мы ничего не теряем, но при лучших раскладах обеспечим себе зону безопасности метров в десять, пока... - я выдержал тяжёлую паузу, - Пока аккумулятор не сядет! - невесело закончил я.

- Попробуй. Вдруг, действительно, поможет...

Я выскочил на улицу. Было уже почти темно, на востоке небо было совсем чёрным, и лишь с запада поступал ещё в пространство слабенький свет от почти зашедшего за горизонт светила. Уже откровенно трясясь от волнения и страха, думая лишь о том, как бы поскорее забаррикадироваться в доме, я развернул машину так, что буквально подпёр открывавшуюся наружу входную металлическую дверь, оставив лишь маленькую щель для того, чтобы провести провода внутрь здания. Самому же мне предстояло, как всё будет готово, залезть внутрь коттеджа через окно комнаты первого этажа. Гоша, тем временем, находясь внутри, проверял и готовил всю боевую технику, которая была в нашем распоряжении. Мне было по-животному страшно находиться на открытой местности одному, при том, что было уже почти совсем темно. В горле, уже совсем очень привычно для последних нескольких дней, пересохло. Озираясь по сторонам, трясущимися руками я извлёк из багажника длинные "усы". "Усы" - это два провода, которыми автомобилисты "прикуривали" машины друг другу. То есть тот, у кого садился аккумулятор, накидывал один конец каждого провода на него (на "плюс" и на "минус"), а другой на чей-либо заряженный аккумулятор, что позволяет завести автомобиль с разряженным аккумулятором. "Усы" были длинные, метров десять каждый. Перочинным ножиком, который мне одолжил Гоша, я наскоро отрезал сетевую вилку, у инвертора, - устройства для преобразования электрического тока, - который с давних времён бестолку валялся у меня под сиденьем, дожидаясь своего часа. Затем я содрал изоляцию с концов проводов и связал их с "усами", которые, в свою очередь, набросил на аккумулятор и, закрыв крышку капота, вывел их наружу, пропустив через решётку радиатора.

Буквально через семь минут я, наконец-таки, закончил; одним концом "усы" были намертво прищеплены к аккумулятору, другим выходили через решётку радиатора и тут же ныряли в щель между дверью и стеной, а крышка капота была плотно закрыта. Таким образом, попасть в дом через дверь было невозможно; машина почти упиралась во входную дверь, которая, по счастливой случайности, находилась не высоко, как это обычно бывает у коттеджей (когда вход в них находится на некотором возвышении, на этаком крыльце, и до двери нужно подниматься по нескольким ступенькам). Провода же незаметно спускались из-под капота и просачивались внутрь здания так, что по моим соображениям, не наделённые интеллектом зомби вряд ли могли нарочно их оборвать и тем самым лишить нас возможности обороняться при помощи ультрафиолета. Гоша подал мне руки, и я залез внутрь коттеджа через окно, весь бледный и трясущийся от овладевшего мной с ног до головы страха. Солнце окончательно скрылось за горизонтом и всё снаружи целиком погрузилось во мрак...

Оказавшись внутри, я немножко "отошёл", сердце стало биться более редко, а не молотило под сто двадцать ударов в минуту, как несколько мгновений назад. Но с каждой минутой напряжение, всё же, стремительно нарастало. Нужно было спешить. У нас не было права бездействовать даже секунду! Я наспех отрезал вилку питания у кварцевой лампы и ножиком содрал изоляцию с проводов. Затем прикрутил зачищенные концы проводов от лампы к зачищенным же проводам инвертора, торчавшим из щели возле металлической входной двери. "Спасибо тебе, Господи! - шептал я про себя, - Спасибо, что я теперь по эту сторону баррикады". Я не мог нарадоваться, что теперь я видел эту тяжеленную облупившуюся входную дверь изнутри, а не снаружи дома. Буквально пять минут назад там, на улице, я считал секунды до того момента, как окажусь внутри, и вот я здесь... "Будем бороться, будем жить!" - заключил я вполголоса, когда провода надёжно были связаны с "усами". Затаив дыхание и приготовившись к худшему, я нажал на кнопку включения кварцевой лампы. Лениво защёлкав, обе трубки, наполненные заветным газом, начали накаливаться, и через несколько секунд неяркий ультрафиолетовый свет разлился по прихожей.

- Еее-ес! - довольно громко воскликнул я, совершенно позабыв про все меры предосторожности... Гоша, увидев, что моя конструкция работает, вытянул правую руку с оттопыренным вверх большим пальцем. Убедившись, что моя импровизированная многозвенная конструкция работает, я сразу же погасил лампу, чтобы зря не сажать аккумулятор машины.

Теперь нам предстояло максимально укрепить все возможные лазы, которые могли использовать живые мертвецы для проникновения в дом. Мы с Гошей оба безумно нервничали, готовя здание к обороне; делали всё быстро и переговаривались, естественно вполголоса, тоже очень торопливо и напряжённо. В любой момент оно, - то страшное, от одной мысли о котором морозец пробегал по коже, и кровь стыла в жилах, - могло начаться...

Оконные проёмы (всего по первому этажу их было три) были той Ахиллесовой пятой, которая и вызывала у нас наибольшие опасения. И, хотя располагались окна довольно высоко и в них невозможно было залезть снаружи без посторонней помощи или же не воспользовавшись каким-нибудь возвышением вроде табуретки, всё же афганцы, учуй они запах живых людей внутри здания, вполне вероятно исхитрятся и проникнут внутрь. А вот если они окажутся внутри, то нам останется уповать только лишь на ультрафиолетовую лампу и на огнестрельное оружие... Но как бы мы могли забаррикадировать оконные проёмы? Практически никак! Четыре, целых четыре открытых проёма, по сути, делали нас лёгкой добычей, найди афганцы возможность забраться в них. Но! Одно окно находилось в одной, а два других в другой комнате первого этажа. Между обеими комнатами, слава Богу, висела на косяках не тронутой металлическая дверь с замком, но ключ? Ключа, естественно, в замочной скважине не торчало. Что делать? Гоша впопыхах принялся пытаться провернуть личинку замка сперва перочинным ножом, затем какой-то проволокой, которую он нашёл среди барахла на втором этаже, где в большом количестве валялись различные остатки от былого обилия стройматериалов: несколько мешков с цементом, стамески, рубанки, провода, банки с высохшей краской и много ещё всего разного. Надо заметить, что в этом особняке, по-видимому, незадолго до того, как из-за "Конца" света он был покинут навечно своими хозяевами, затеивался капитальный ремонт. Естественно, начинался он со второго этажа, поэтому-то там и обнаружился столь обильный запас стройматериалов. Само здание изнутри тоже было приведено в предремонтное состояние: ободраны обои, редкая мебель обтянута полиэтиленом, под ногами - голые цементные полы. Какие-либо ценные вещи вроде бытовой техники, одежды, посуды, да и, впрочем, каких бы то ни было предметов быта, по всей видимости, в большинстве своём были забраны хозяевами с собой, когда те оставляли свой уютный домик. А то, что не было увезено хозяевами, было растаскано по крупицам мародёрами. Так что здание внутри было пустынно и безлико, серо и жутковато от кромешного мрака, висящих с потолка проводов, плесени на бетонных полах и стенах и чувства полной безнадёжности, которое невольно возникало от всего этого...

Так вот, Гоша пару минут ковырялся с замком, но тщетно! Механизм ни в какую не поддавался, и замок не проворачивался. Времени на то, чтобы ковыряться с замком дальше совершенно не было. Тогда мы просунули в металлическую дугообразную дверную рукоять длинную металлическую арматуру, также найденную среди барахла на втором этаже. Сделали мы это так, что последняя встала в распорку со стеной и не позволяла двери открыться из другой комнаты. Таким образом, мы отсекли, насколько это было возможно, ещё один потенциальный путь проникновения афганцев внутрь здания. Оставалось совершенно незащищённым одно лишь окно - как раз то, через которое я и влезал обратно в здание после того, как закончил возиться с проводами на улице. Мы с Гошей синхронно прошептали: "Мешки!", после чего, не тратя времени на уточнение деталей, стремглав побежали на второй этаж и в несколько заходов приволокли оттуда пять мешков с отсыревшим и затвердевшим от времени цементом и завалили ими кое-как оконный проём. Конечно, конструкция эта не представляла из себя надёжного оборонительного сооружения, ведь наваленные мешки достаточно было лишь с определённым усилием стряхнуть с подоконника, чтобы мрачный кирпичный особняк вновь обратил к кишащему нечистью лесу чёрный зев пустого оконного проёма, открывающего прямой путь к забаррикадировавшейся добыче. Но мы надеялись, что наваленные на подоконник мешки хоть как-то, но увеличат наши шансы остаться в живых предстоящей ночью, хотя бы немного усложнив афганцам задачу по проникновению внутрь...

И только последний мешок глухо плюхнулся на четыре остальных, где-то вдалеке, метрах в восьмистах, раздался пронзительный вопль. Человеческий!

- Началось! - прошептал Гоша, дёрнул меня за руку и мы плавно проскользили на тот лестничный проём между первым и вторым этажами, где лежал весь наш подготовленный к бою арсенал. Было очень страшно, невыносимо страшно. И холодно. Мы заняли свои боевые позиции, сев под окном на лестнице. Мы сидели на полу справа и слева от окна, которое было как раз на уровне наших с Гошей голов. Естественно, никакого стекла или решёток в оконном проёме не было. Достаточно было повернуть голову и чуть вытянуть шею, чтобы увидеть сквозь окно всю панораму местности: прямо и чуть правее начинался лес, левее - здоровенное припорошенное снегом поле. Те двести метров, что отделяли дом от поля и леса, хаотично заросли кустарником и были ни ухоженной некогда территорией, ни совершенным буреломом. Вернее всего эту зону можно было назвать просекой. Я, едва переводя от страха дух, медленно и осторожно повернул голову и буквально одним глазком выглянул в окно. Тьма сожрала всё вокруг, лес вдалеке виделся теперь сплошной чёрной стеной. Только поле, присыпанное снегом, жутковато поблёскивало, залитое холодным светом полной, поднявшейся уже довольно высоко луны. Под луной зловеще проплывали серые тучи, будто бы норовя погрузить всё на земле в непроглядный мрак, лишив её и без того блёклого, тусклого лунного света. Я сглотнул от жуткого зрелища, даже не успев ещё опустить глаза чуть ниже, посмотреть не в далёкие панорамные виды, а хотя бы на ту самую просеку. А может быть, я нарочно не смотрел? Да, чего греха таить? Мне было, откровенно говоря, страшно опускать глаза ниже, ибо... Ещё вопль, но уже не человеческий, прокатился вдруг где-то сбоку, но уже ближе чем до этого. Похоже, предсмертным рёвом погрузила в трепет всё живое, что могло ещё находиться в радиусе километра, корова или, может, какой-нибудь лесной житель: лось или кабан. Может медведь? Не знаю почему, но в панике, в ментальной панике, я начал перебирать в голове варианты относительно того, кому бы мог принадлежать рёв. В конечном счёте, я, всё же, решился опустить глаза чуть ниже линии горизонта...

Несколько секунд я тупо вглядывался в полутьму, не в силах сразу различить что-либо на просеке. Когда глаза начали понемногу привыкать к контрастирующему с кромешной тьмой внутри помещения лунному освещению, я отчётливо различил тёмные силуэты голых кустарников, чёрными пятнами покрывающие белёсый из-за снега земной покров. Гоша тоже выглянул из-за кромки оконного проёма. Так мы сидели с минуту, не шевелясь и не произнося ни слова, пока Гоша вдруг не дёрнул меня за руку. От неожиданности я чуть было не вскрикнул, но, слава Богу, сдержался и круглыми от страха глазами уставился в его лицо. Он приложил указательный палец к губам, призывая тем самым не произносить ни звука. Потом медленно, оторвав палец от губ, провёл рукой по воздуху и указательным же пальцем ткнул куда-то вперёд и чуть вниз в оконную рамку. Я вперил взгляд на то место, куда был направлен Гошин наполовину оголённый, торчащий из обрезанной по фаланги пальцев чёрной дерматиновой солдатской перчатки, палец. Гоша указывал на место, находящееся где-то посередине между нами и лесом, то есть метрах в ста от стен нашего особняка. Куст, снег, чуть правее ещё какой-то куст. Остов какого-то старого автомобиля... Я пробежался глазами влево и вправо раза два-три пока... Пока взгляд мой не приковал к себе какой-то копошащийся у одного из кустов силуэт. Человеческий силуэт! "Афганец!" - прошипел еле слышно Гоша. Ещё несколько секунд мы смотрели за шевелящейся фигуркой, после чего мы оба отчётливо увидели, как поодаль, где кончался лес и начиналось поле, стремительно выскочила из леса такая же фигурка и побежала куда-то вдаль, через поле. Затем ещё. Потом уже ближе к нам, на просеку, выбежали ещё несколько силуэтов. "Началось! Господи, Спаси и Сохрани", - прошептал Гоша и перекрестился. Я хотел было открыть рот, что бы сказать что-то нецензурное, но понял, что язык мой намертво прилип к нёбу, а тело от ужаса отказывалось двигаться и обмякло. С каждой минутой всё больше афганцев вырисовывались перед нашим взором и молча, бесшумно, бежали в разные стороны. Мы, оцепенев и не рискуя даже пошевелиться, завороженно глядели на просеку. Пять, семь, пятнадцать афганцев пробегали уже совсем рядом с нашей "крепостью" и скрывались затем из поля зрения, направляясь куда-то в северном направлении. Бежали они справа налево по отношению к нам.

Особняк, в котором бледные от ужаса сидели мы, выходил парадной дверью на Ленинградскую трассу, с которой мы и подъехали к нему. Окном же, сквозь которое и наблюдали мы теперь страшную картину, на противоположную сторону: на поле и лес. Мы сидели спиной к окну. Прямо же перед нами, в пяти-семи метрах, спускалась вниз бетонная лестница, заканчивающаяся небольшой прихожей. Входная дверь, подпёртая снаружи Хондой, также была перед нами и вела с улицы как раз в эту прихожую. Из-за двери проникали внутрь провода и тянулись по лестнице к нам, заканчиваясь кварцевой лампой. Лампа стояла среди прочих боеприпасов между нами с Гошей, но она сама была теперь боеприпасом номер один, ибо ни пуль и ни огня боятся афганцы, а ультрафиолетового света! Слева от лестницы небольшой коридорчик вёл в меньшую из двух комнат первого этажа, единственное окно которой и было завалено мешками с цементом и смотрело прямо на коридорчик. Между прихожей и этой комнатой, к нашему огромному сожалению, никакой двери не было. Так что путь от окна до нас состоял лишь из семи метров по прямой до прихожей и, после поворота направо, ещё пяти метров вверх по лестнице. Между собой обе комнаты, как я уже упоминал раньше, были изолированы тяжёлой металлической дверью, блокированной на открытие из большей комнаты длинной металлической арматурой. Но мы не могли знать наверняка, что, если вдруг афганцы сумеют каким-нибудь образом пробраться в меньшую комнату, они не догадаются арматуру эту вытащить и, таким образом, запустить внутрь тех нелюдей, что проникнут в два совершенно пустых и широких окна в большой комнате. Совсем скоро, если афганцы учуют нас своим феноменальным нюхом, натасканным на обнаружение всего живого на весьма обширной территории, нам предстоит уже не просто сидеть, притаившись, под окном лестничного проёма, а вовсю обороняться от проникающих в дом кровожадных тварей...

Стало жутко холодно. Я еле сдерживался, чтобы не стучать зубами, и изо всех сил сжимал зубы, чтобы они не клацали друг об друга. Я сидел, всматриваясь в полумрак, расстилавшийся перед нами, и думая лишь о том, остановит ли афганцев наша лампа, когда те, не дай Бог, проникнут внутрь. Гоша осторожно, чтобы ненароком не издать лишнего звука, раскладывал в рядочек перед собой полные магазины от Калашникова, чтобы потом было удобнее заменять ими пустые. Также выложил он перед собой и несколько гранат и пистолетных обойм. Но главным нашим огнестрельным оружием был пулемёт. Он стоял между нами с Гошей, по его правую руку. Длинная лента патронов воодушевляющее "выплывала" из большого металлического зелёного ящика с какой-то военной маркировкой. Глядя на эту, казалось, нескончаемую ленту "жизни", кормящую массивный пулемёт, я мысленно восхвалял конструкторов-оружейников, которые изобрели столь эффективное в убойном плане оружие, лишь одно вселявшее в меня в тот момент надежду на выживание в наступающую "Варфоломеевскую ночь". Подле меня также лежал "Калашников" и небольшая сумка магазинов к нему.

- Менять магазины умеешь? - чуть слышно прошептал Гоша. Я вздрогнул от неожиданности. - Никогда не менял, но теоретически знаю как нужно... - ответил я.

Гоша жестом велел мне наблюдать, после чего аккуратно и плавно несколько раз показал мне порядок действия по смене обойм легендарного автомата. Потом он прошептал: "Повтори!", и я аккуратненько выполнил только что увиденную последовательность действий. У меня с первого раза получилось правильно вставить обойму в АКМ, только вот замёрзшие пальцы рук не позволяли сделать это так быстро, как хотелось бы. Гоша оттопырил большой палец руки, показывая, что я всё сделал правильно. Я бережно положил автомат рядом с собой и начал дыханием отогревать почти негнущиеся пальцы.

Прошло минут пятнадцать, пока мы совершенно молча сидели, погружённые каждый в свои, безусловно, невыносимо тревожные, мысли. Изредка то я, то Гоша украдкой поглядывали в окно за нашей спиной, но каждый раз видели мы в нём всё ту же картину: насколько хватало зрения, то ближе, то дальше, чёрными силуэтами на белом снегу бежали с невероятной скоростью справа налево чудовища. На тех, что пробегали в непосредственной близости к нашему оплоту, можно было разглядеть окровавленное рваное тряпьё. Преимущественно они были одеты в дрянные тренировочные штаны и лёгкие куртки; по всей видимости, одеяние их принадлежало им ещё до того, как они обрели вторую жизнь, воскрешённые злыми гениями-учёными. Многие были босыми, а на некоторых были надеты военные сапоги. И, если бы не ужасные, заставляющие от одного взгляда столбенеть от ужаса, лица афганцев, явно уже давно потерявшие что-либо человеческое, то можно было бы сравнить "афганца" нынешнего с афганцем времён восьмидесятых годов прошлого тысячелетия, которых часто показывали в репортажах про войну в Афганистане. Афганец тот, которого я видел по телевизору, был арабским мужчиной худощавого телосложения и плохо выбритым лицом, а то и вовсе с густой чёрной бородой. На голове непременно красовался тюрбан. Те же, что и на "афганцах" нынешних, непонятные китайские куртки, бесформенные спортивные штаны. Ещё в моих воспоминаниях афганец прошлого века был непременно с автоматом и огромным ножом, засунутым в ножны на поясе. Только вот у теперешних "афганцев" не было никакого оружия. Их руки, их зубы и все их чувства, невероятно, во много раз более развитые, чем у простых людей - это было теперь оружием пострашнее любого ножа и автомата!

- Гоша! - шепнул я, повернувшись к тому.

- А? - отозвался он, вырванный мною из каких-то своих тяжёлых мыслей. - Чего?

- Ты сколько в Афганистане отслужил? Интересно! - мне почему-то вдруг очень захотелось расспросить Гошу - матёрого бойца, ветерана Афганистана, о той войне, репортажи о которой я изредка, мельком видел по телевизору в пятилетнем возрасте. Потом, конечно, когда мне было уже за двадцать, я видел репортажи о военных уже об американских военных кампаниях в Афганистане, но образ головореза-афганца колоритнее всего был зафиксирован мной именно в конце восьмидесятых, в совсем детском возрасте, когда воевал с талибами ещё Советский Союз.

- Четыре года. - Прошептал Гоша. На пару секунд в воздухе повисла тяжёлая пауза. - Четыре года! - повторил он, выдохнув. - С 1983-ого по 1986-ой...

- Страшно было? Точнее, насколько страшно? По призыву? - высыпал я сразу несколько вопросов.

- Да, по призыву. В восемнадцать лет улетел туда. Да, Тоха, было страшно, очень страшно.

- Мне сейчас очень страшно, так страшно никогда не было... - я, отчего-то, вдруг захотел поделиться с Гошей своими чувствами, потому что совершенно невыносимо было сидеть в кромешной тьме и вязкой тишине, а хотелось хоть на какую-нибудь тему пообщаться с человеком. - Я всегда войны больше всего боялся... Даже иной раз представлял - каково это, когда кругом война, смерть, насилие, взрывы, выстрелы, разрушения - так средь солнечного дня мурашки по телу пробегали и холодок, такой неприятный, пугающий... - начал я как на исповеди рассказывать Гоше свои глубинные страхи, берущие своё начало ещё из отрочества. - Меня вот как-то спросили, - продолжал я, - "Чего ты больше всего боишься в жизни?". Точнее, не одного меня, а это в интернете опрос такой коллективный был, - я посмотрел на Гошу пытаясь понять, не забыл ли он, что такое этот "интернет" и как там кто-то кого-то мог о чём-то спрашивать. Гоша внимательно меня слушал и кивнул головой, выражая свою заинтересованность и желание слушать дальше. Я продолжал, - Ну так вот. Там все по-разному отвечали. В основном все говорили, что боятся смерти. Кто-то отвечал, что потери близких, кто-то наводнений, кто-то заболеть раком или СПИДом. Были и те, кто даже боялся больше всего захвата Земли инопланетянами... Я же ответил, что боюсь больше всего войны, потому что где война, там и смерть, и потеря близких, и разрушения, похлеще, чем от наводнений, и болезни страшные, и вообще всё самое страшное, что можно только представить... Я не прав? - я вперил свой взгляд прямо Гоше в глаза и замер в ожидании того, что скажет он, что ответит. Не про Гошу сказано, но я знал, догадывался о том, что есть безумцы, любящие войну, такие, кого пьянит запах чужой смерти и крови. Безусловно, я ни на секунду не сомневался в том, что Гоша не из таких, но какой-то потаённый, сидящий где-то далеко, в недрах моей души, страх, всё же, присутствовал. Я боялся, что Гоша вдруг ответит, что всё мной сказанное - бред, что война - это работа, способ заработать на хлеб, или, что было бы ужаснее всего - это азарт; то, что приносит ему упоение. И, хоть Гоша и не был контрактником, то есть не пошёл на войну заработка ради, а служил в Афганистане по призыву, но, думал я, вдруг, всё же, теперь он тоже упивается вкусом войны!? - хотя и отводил я такой вероятности меньше процента.

- Ты прав абсолютно. Нет ничего страшнее войны! - Гоша окончательно развеял все мои, было закравшиеся в голову, сомнения.

- А где страшнее? - любопытствовал я, - Там, в Афгане было или сейчас? - я замер в ожидании ответа. Откуда-то издалека вдруг донёсся пронзительный вопль, заставивший нас обоих содрогнуться и затаить дыхание. С полминуты не осмеливаясь произносить ни звука, мы напряжённо сидели молча, вслушиваясь в звуки, казалось, самого ада, творящегося на многих километрах вокруг нас. Где-то совсем близко слышен был треск веток и шорох от пробегающих стремглав мимо нашего убежища живых мертвецов. Но вопль, услышанный нами чуть ранее, оборвался также внезапно, как и пронзил вечернюю тишину.

- Одинаково! - едва уловимо прошептал Гоша.

Вдруг за окном, казалось, шагах в двадцати от стен дома, раздался ужасный, не человеческий и даже не звериный рёв, от которого сердце моё будто провалилось куда-то в бездну. Мы синхронно, медленно повернули головы к оконному проёму и выглянули наружу. Напротив окна стоял, задрав в свете луны отливающую мёртвенно-зелёным цветом морду, афганец, явно вперив взгляд в наше окно. Поодаль остановились и другие афганцы, порядка семи; они словно застыли от клича своего вожака. Беловатая от припорошившего её снежка равнина, просматриваемая из окна, была похожа на дьявольскую шахматную доску, на различных клеточках которой стояли, застыв, готовые в следующий миг "съесть" противника, бронзовые фигурки. Их было много. Несоизмеримо много против двух пешек, остолбенев и побледнев от страха, трясущихся на своей жалкой, хоть и укреплённой, позиции. Вдруг, стоявшие несколько секунд неподвижно, афганцы одномоментно устремились к нашему дому, за пару секунд покрыв расстояние, которое бы обычный человек пробежал бы лишь за восемь-десять, и вот уже около десятка одетых в окровавленные лохмотья тварей стояли, утробно рыча, под нашим окном. В моих глазах помутнело, но я сумел-таки собраться с мыслями и не поддаться чуть было не сковавшей меня панике. С минуту мы с Гошей безмолвно, держа пальцы на спусковых крючках автоматов, смотрели на афганцев, а они на нас. Они явно не понимали, как до нас добраться, поэтому лишь стояли, порыкивая как собаки, готовые к нападению, но ничего не предпринимали. Но вдруг один из них, тот, что первый нас заметил, рванул в сторону окна большой комнаты, дверь которой мы подпёрли арматурой из маленькой комнаты. Прятаться, пытаться себя не выдать, нам было уже бесполезно, поэтому сперва Гоша, затем я, вскочили, выпрямившись в полный рост, и прильнули к окну. Мы наблюдали, как афганец пытается в прыжке ухватиться за ржавый металлический карниз окна первого этажа, но даже его сверхмощного прыжка не хватало, чтобы хотя бы смочь зацепиться за карниз. После нескольких безуспешных попыток тварь, что было мочи, заревела, в очередной раз с разбегу в прыжке ударившись о стену. Затем он развернулся к стоящим неподвижно и наблюдающим за его попытками другим афганцам и истошно взревел. Потом вновь поднял голову и окинул нас таким взглядом, которого я никогда не забуду! Казалось, он заглянул прямо мне в глаза! Мне почудилось, что он в состоянии как-то на меня воздействовать, завладеть моими чувствами, чуть ли не парализовав мою волю и подавив здравомыслие. Но, может это была лишь иллюзия, вызванная неимоверным страхом, который я тогда испытал?! В тот же момент остальные афганцы разбежались в разные стороны и скрылись из поля зрения за стенами здания.

- Дом оббегают! - уже в полный голос, встревожено отчеканил Гоша и вскочил на ноги. - Проверь лампу!

Я положил автомат и крутанул рукоять ультрафиолетовой лампы. Газ внутри трубки неохотно засветился; лампа начала накаливаться.

- Работает! - воскликнул я, прошептав про себя "Спасибо тебе, Господи!". Вот уже перед входной металлической дверью раскатом грома пронёсся рёв голодного афганца. Гоша машинально вскинул автомат и щёлкнул затвором. Трясущимися руками то же самое сделал и я. Мы стояли, окаменев. Нервы были напряжены словно струны. Мы всматривались в полутьму, расстилавшуюся от наших ног до стены внизу. Несколько секунд - тишина. Затем снова рёв, но уже слева, со стороны заваленного мешками со смесью окна малой комнаты. Гоша рывком обернулся в пол-корпуса, и дуло его автомата было нацелено уже на дверной проём между прихожей и комнатой. Снаружи, с улицы, слышалась какая-то возня: топот, хруст веток, глухой удар, ещё один, и ещё. Кажется, афганцы, не зная, как к нам подобраться, молотили что было мочи руками и ногами о кирпичную стену... Но самое страшное наше ожидание подтверждалось: афганцы, поняв, что внутри здания кто-то есть, не собирались отступать и бежать кто куда в поисках прочей добычи. Они явно были нацелены на проникновение внутрь и теперь будут изыскивать возможность пробить брешь в обороне нашей крепости и, не дай Бог, добьются своего. Спустя пару минут мы с Гошей уже не держали автоматы, нацеленные на дверной проём, а лишь стояли, не шевелясь и вслушивались в происходящее снаружи. Возня, звуки и вопли доносились снаружи с небольшими перерывами на протяжении ещё минут двадцати. Мы снова сели на пол, облокотившись спиной о стену, и, положив автоматы на колени, продолжали вслушиваться в доносящиеся тревожные звуки и гадать, что могут придумать безмозглые, но обладающие неимоверной силой, живые мертвецы для того, чтобы попасть-таки внутрь. Я взглянул на свои наручные часы. Было немногим за десять вечера. Я удивился, насколько же быстро пролетело время, те пять с небольшим часов, в течение которых мы уже находились в этом здании. Внезапный, резкий удар о металлическую входную дверь заставил меня вскрикнуть от испуга. Какой-то афганец ещё несколько раз попытался "нащупать" уязвимость со стороны двери, но, благо, та была надёжно подпёрта моей машиной и шансов пробраться через этот лаз у чудовищ не было. Естественно, будь они, афганцы, более высокоорганизованными созданиями, они всенепременно совместными усилиями сдвинули бы Хонду и открыли бы входную дверь, но на наше счастье на это у них не хватало извилин. От досады, что не удаётся пробраться внутрь здания за, казалось бы, лёгкой, забившейся в угол, добычей, то один, то другой нелюди истошно вопили, словно звери.

- Только бы провода не порвали... - прошептал я, повернувшись к Гоше. Я снова повернул рукоять и убедился, что лампа включается. Ещё через полчаса я осознал, что мне неимоверно хочется в туалет, справить малую нужду. С испугу я совершенно не обращал внимания на ставшее вдруг нестерпимым чувство. Я сказал Гоше, что поднимусь на второй, после чего положил автомат и аккуратно, чтобы не споткнуться во тьме о ступеньки, зашаркал к лестнице. Поднявшись на второй, я зашёл за первый же угол и облегчился. Пока я наслаждался простым человеческим чувством облегчения, мой взгляд привлёк какой-то, блестящий в проникающих сквозь оконный проём лучах луны, предмет у противоположной стены. Застегнув ширинку, я сделал несколько шагов до противоположной стены, чтобы рассмотреть вблизи привлекший внимание предмет. Я присел на корточки. И что же я увидел!? У стены, очевидно когда-то ещё давно оставленная рабочими и каким-то чудом незамеченная мародёрами, стояла едва начатая бутылка водки! Я взял её в руки и повернулся спиной к окну; "Офицерская" - гласила заляпанная краской этикетка. Я бережно засунул находку в карман и пошёл к лестнице. Спустился к Гоше и радостно показал ему находку. Недолго думая, тот мигом извлёк из недр своего рюкзака банку тушёнки и ломоть чёрного хлеба. Перочинным ножом вскрыл тушёнку, намазал два куска хлеба и дал один кусок мне. По очереди мы сделали по внушительному глотку водки прямо из горла и закусили хлебом. Мгновенно, буквально в считанные секунды, по моему, измотанному паническим настроением, бессонными ночами, постоянными страхами и стрессами, организму начало разливаться приятное тепло, немножко закружилась голова, перестал ощущаться жуткий, пронизывающий до костей, холод. По Гошиному внешнему виду было понятно, что он не меньше моего погрузился в состояние чуть ли ни нирваны. Мы повторили ещё раз, затем ещё. После четвёртой "рюмки" Гоша предложил остановиться, ведь потеряй мы бдительность и размякни под действием "Офицерского" дурмана, мы сделаемся ещё более беззащитными, не в силах даже дать огнестрельный отпор вот-вот проникнувшим внутрь тварям... Я согласился с доводами Гоши и отставил бутылку с оставшимися в ней двумя третями содержимого в дальний от нас угол, чтобы ненароком не расколотить её. Но даже четырёх глотков сорокаградусного напитка хватило, чтобы буквально перенестись в другое измерение! Опьянение наступило моментально; тепло разлилось по венам, собачий страх и ужас от по-прежнему доносившихся снаружи рёвов и стуков притупился. Я бы даже сказал, что в какой-то степени я осмелел и расхрабрился. Взяв в руки автомат, я мысленно представлял, как я высаживаю рожок за рожком в появляющихся в дверном проёме чудищ, а те валятся направо и налево, сражённые свинцовым градом. Затем я задрал голову вверх, облокотился затылком о стену и незаметно погрузился в полудрёму. Мне стали являться переплетающиеся с действительностью сновидения. "Завтра" как будто уже наступило. Мы с Гошей стоим возле спрятанного между домиками Транспортёра и меняем проколотое колесо Хонды на запасное, находящееся в микроавтобусе. Мысли мои были заняты лишь Дашей. Я был уверен, что мы непременно найдём её сегодня, идущую вдоль дороги в сторону Питера. На мой вопрос "где ты была, как спаслась", она ответит, что просидела двое суток в каком-то подвале без еды и питья и лишь чудом афганцы её не учуяли и не разодрали. Мы будем минут десять, обливаясь слезами счастья, стоять и молча обниматься, а затем ещё засветло приедем в Питер... Потом мои полусны начали "схлопываться", и я конкретно начал проваливаться в глубокий сон, перестав различать какие-либо страшные звуки, доносящиеся снаружи. Вконец расслабившись и позабыв про предосторожность, я обмяк и распластался по стене в глубоком сне...

Глава 15. Ад

...Громкий хлопок, писк в левом ухе! От неожиданности и от испуга я дёрнулся на месте и повалился на бок. Ещё пока я даже не открыл глаза, серия ярчайших вспышек молнией пронеслась по черноте, застилавшей мой одурманенный сном рассудок. Открыв глаза, я невольно заслонил их ладонью. Несколько секунд глаза привыкали к невероятно ярким пятнам света в метре от меня - Гоша поливал из своего АКМа куда-то в черноту, вниз и налево, в сторону двери между прихожей и комнатой. В замкнутом пространстве Калашников грохотал так, что грохот этот уже сливался с писком, наполнявшим уши. Вскоре как будто из какого-то глубокого тоннеля до меня стал долетать отдалённый, как мне казалось, голос. Окончательно придя в себя после глубокого сна, я отвёл от глаз ладонь и посмотрел на Гошу. Да, голос, который я слышал будто бы издалека, принадлежал Гоше. Он отчаянно орал мне что-то, не отрываясь от стрельбы. Стрелял одиночными, но очень часто. Когда свист в ушах несколько спал, я начал слышать его слова.

- Лампу, Антоха, лампу! - уже совсем отчётливо услышал я. - Врубай лампу!

Я нащупал подле себя нашу ультрафиолетовую спасительницу и повернул рукоять в положение "ВКЛ". Неяркий свет начал медленно расползаться по темноте, с каждой секундой набирая интенсивность... Я схватил свой автомат и вскочил на ноги. Чуть ниже, почти у начала лестницы что-то не то выло, не то ревело. Конечно же, это был афганец, или афганцы, которые пробрались-таки в здание, пока я спал. Если бы Гоша уподобился бы мне и уснул, то, пожалуй, ни он, ни я не проснулись бы уже никогда! Тем временем лампа светила уже в полную силу так, что я стал отчётливо видеть всё вокруг. В каких-то семи метрах, у подножья лестницы, кувыркался в конвульсиях афганец, в голову которого Гоша выпустил немалое количество свинца. Гоша прицелился поточнее и выпустил в голову бестии последний патрон, окончательно прервавший её дёргания.

- Этот единственный? - тяжело дыша от такого развития событий, протараторил я.

- Да! - отозвался Гоша. - И, слава всем святым, я его вовремя заметил, точнее услышал. Ты спишь, лежишь, а я сижу и сам кимарить начинаю. Но держусь, не поддаюсь сну, ибо пожить ещё ох, как охота. Вдруг слышу, в комнате мешок на пол грохнулся. Ну, я вскочил моментально. Глаза у меня к темноте привыкли уже, так что я сразу тварь эту в дверном проёме разглядел и решетить начал... Как пролез, сука, не понятно. Видать, они там что-то на что-то положили, хватило мозгов, чтоб до окна дотянуться. А мешки, что мы навалили - разве ж это преграда? Я-то надеялся, что они не допетрят, что там окно и, соответственно, не будут пытаться лезь туда. Ан нет! У гадов, видать, инстинкты ещё остались человеческие, понимают, что если не в дверь, то в окно...

Не успел Гоша договорить последние слова, как в маленькой комнате отчетливо послышалось какое-то шевеление. Гоша приложил указательный палец к губам и прошипел "тс-сс". На пороге между прихожей и комнатой медленно нарисовалась тень, затем, едва успев выглянуть из комнаты, взревел, попавший под ультрафиолетовые лучи, и сунулся обратно, во тьму, и сам афганец. При виде вблизи жуткого создания, похожего отдалённо на человека, но вызывавшего нечеловеческий страх, у меня затряслись ноги. Бестия стояла за стенкой, рыча, словно пёс на привязи, но больше даже не пытаясь выглянуть из своего укрытия. Мы стояли как вкопанные, боясь пошевелиться и оценивая ситуацию - выскочит ли афганец в любую секунду, несмотря на свет от лампы, или же ультрафиолет - действительно тот единственный барьер, который стопроцентно сдерживает этих тварей?! Жутко! Было очень жутко. За окном, за стенами дома слышались то и дело леденящие душу и кровь порыкивания, а то и вовсе истошные вопли афганцев. Вот, судя по звукам, ещё один залез через окно в комнатушку, потом сразу ещё один и ещё. Они, залезши внутрь, по одному на секунду показывались в дверном проёме и, взвизгивая от моментально получаемого ультрафиолетового ожога, подавались вглубь комнаты. Минут через пять "коробочка была полна". В маленькой комнате собралось порядка полутора десятков афганцев, а ещё слышались и звонкие удары о металлическую дверь между комнатами, подпёртую нами арматурой. И, если совершенно безмозглые (как мы думали до недавнего времени) твари, оказавшиеся на деле весьма сообразительными, догадаются ещё и вытащить блокирующую открытие двери арматурину, то они уже будут проникать внутрь здания сразу с двух лазов... А лампа, вернее аккумулятор Хонды, явно не продержится всю ночь. Сколько он будет ещё поддерживать живительный для нас и губительный для афганцев ультрафиолетовый свет? Час, два? Может три или даже четыре, но не до шести-семи часов утра, когда начнёт рассветать, и оставшиеся снаружи бестии разбегутся в поисках затемнённых убежищ, а тех, что внутри, мы сумеем истребить пулемётом или гранатами...

Я взглянул на часы. Проспал я недолго, хотя и не так уж мало учитывая то, в какой ситуации и обстановке я сподобился "отрубиться" на полтора часа. Через одиннадцать минут должен был настать следующий день. А какой день? Какое число? Я, почему-то, поймав себя на мысли, что я уже не помню, какое сегодня число, вдруг переключился на судорожное вспоминание сегодняшней даты и дня недели... "Так, - мысленно рассуждал я, - седьмого мы выехали, затем бессонная ночь у бабы Зои. Восмое. Поймали бандита в плен. Петруччо охотится по четвергам. Восьмое - четверг. Вечером - страшная расправа над пленным на опушке. Ночь в "отрубе". Уже девятое. А что дальше?". Я никак не мог понять, какое сегодня число. Десятое? Одиннадцатое? Я пытался вспомнить, что же ещё происходило с нами до нынешнего момента и был в полной уверенности (тем более, что водка по-прежнему ещё немного мутила мой рассудок, да и я ведь только что вырвался из сна), что из памяти моей начисто были стёрты пара дней. Но нет! Девятое - это сегодня, пятница! Из-за густоты событий, наслаивающихся в мозгу одно на другое, из-за нервов, страха и водки я никак не мог поверить, что страшная опушка была всего лишь вчера! Настолько длинным мне казался сегодняшний день, настолько сильно были мы озабочены сперва тем, чтобы найти Дашу, а затем, чтобы спасать свою шкуру, что прошедший день по насыщенности событий легко бы мог сравниться с тремя обычными. Знакомое чувство! До "Конца" мы с Дашей много путешествовали. Объездили пол-России, всю Европу, были в Австралии и США. То были, пожалуй, самые счастливые дни в нашей жизни, которые мы могли бы теперь припомнить. Вырываясь несколько раз за год из рутины рабочих будней, из жаркой, пыльной и душной Москвы, мы с неописуемым восторгом от предвкушаемых впечатлений устремлялись им навстречу. Пожалуй, самым ярким и запоминающимся путешествием было путешествие в Скандинавию летом 2008-ого года, когда мы без малого за три недели проделали путь из Москвы аж до самой западной точки Скандинавского полуострова - норвежского города Бергена. Ездили мы, - представить только! - на этой же самой Хонде, подпирающей теперь снаружи дверь, ведущую в наше убежище; уже изрядно поцарапанная, с выцветшей краской и заляпанным салоном. Тогда же это была совершенно новая, блестящая машина последнего модельного ряда линейки ЦР-В. Я ежедневно любовался на неё из окна. Поблёскивая зеркалами, она, новенькая, безупречно чистая, радовала меня и заставляла с трепетом ждать того момента, когда поедем мы с Дашей на ней за тридевять земель, чтобы забыть всё насущное и всецело отдаться обаянию величественных норвежских фьордов и ревущих водопадов! И вот, настал тот прекрасный, долгожданный день, когда мы, наконец, оставив позади погрязающую в утренних будничных пробках душную Москву, устремились по Ленинградской трассе навстречу прекрасному. Эх-х... Каким же насыщенным и незабываемым было то путешествие! За один день мы, бывало, проезжали многие километры, оставляя за окном машины одну страну и приветствуя другую. Какое-то, казалось, неимоверно сильное, прочно врезавшееся в память впечатление, могло уже через каких-то пару часов стереться из памяти под воздействием другого, ещё более сильного. Так, увиденный утром небольшой водопадик на въезде в Норвегию, заставивший нас, раскрыв рты прилипнуть к окну машины, уже к обеду забывался от проезжаемых неописуемо красивых фьордов, в свою очередь, вечером уступающих в конкурентной борьбе за силу впечатления могущественному леднику... В результате, за каких-то три, всего три недели, в голове накопилось столько всякой всячины, что по приезду домой едва ли мы сами могли поверить, что отсутствовали столь незначительный срок, который в остальное время за рутинностью и однообразностью не был бы хоть сколь-нибудь примечательным, но тянулся бы целую вечность. Получается, что за три недели отпуска мы получили столько эмоций, сколько бы в совокупности не получили бы и за пару-тройку месяцев (именно на "пару месяцев" по ощущениям тянуло наше тогдашнее трёхнедельное автопутешествие), после чего вновь погружались в пучину повседневных хлопот.

По густоте событий теперь всё было как тогда, день будто бы шёл за три. Я с трудом мог даже вспомнить во всех красках всё то, что нам довелось пережить ещё позавчера, когда нас тормознули бандиты. Это, казалось, было чуть ли не месяц назад, ну а на самом деле, - всего ничего, позавчера! "Пятница, девятое ноября! Холодно, как в декабре...", - подумал я, перевесил автомат через плечо и потёр друг о друга руки. Гоша тоже уже не был напряжён как струна и позволил себе опустить автомат стволом в пол, но пальца с курка не снимал. Мы стояли так и всматривались в зловещий дверной проём, за которым собрались десятки живых мертвецов, готовые дожидаться там, в своём убежище, пока догорит наша лампа, и тогда они уж точно удовлетворят свою жажду крови. Безусловно, они не понимали, что лампа рано или поздно погаснет. Я стал задумываться, что, ведь, вряд ли они будут там толпиться неопределённое время. Может, как герои на амбразуру, они внезапно кинутся на нас и ценой неимоверных усилий и вопреки сильнейшим ультрафиолетовым ожогам, сметут главный на своём пути к нам барьер, - нашу спасительницу-лампу, и, сломив наше сопротивление, начнут свою дьявольскую трапезу?!

- Что будем делать? - вполголоса обратился я к Гоше, встревоженный и напуганный.

- Посмотрим пока, что они будут делать. Подержим их на прицеле пока что, потом я им туда гранату запихаю, чтоб не рисковать. Пока понаблюдаем...

Слова Гоши были не лишены смысла: что если афганцы, поняв, что других подходов, кроме как через ультрафиолетовый коридор, к нам нет, уйдут восвояси? Если так, то закинуть им гранату сейчас было бы безрассудством, которое только лишь разворошило бы улей с пчёлами. Надо было ждать и наблюдать.

Через некоторое время мне очень захотелось пить. В Гошином рюкзаке была двухлитровая пластиковая бутыль с родниковой водой. Спросив разрешения у хозяина, я залез в рюкзак, достал воду и утолил жажду. Последний налёт сна и алкогольного дурмана слетел с меня окончательно. Голова прояснилась, мысли пришли в порядок. Но от этого сделалось только более жутко. Я понимал, что шансы наши выжить были, в принципе, не так уж высоки. Гранаты, пулемёт и лампа - с одной стороны; длинная ночь, открытый для десятков, если не сотен афганцев, пробегающих мимо нашей "крепости" и лаз в виде оконного проёма для них - с другой. И хватит ли нам вообще боеприпасов, чтобы до рассвета сдерживать орды мертвецов, даже если и удастся не допустить их проникновение за пределы той комнаты, где они теперь собрались?.. Я осознавал и всячески настраивался на то, что если не через час, то через два-три мне, не проходившему даже обязательной воинской службы и умеющему обращаться с огнестрельным оружием лишь постольку-поскольку, так или иначе придётся удерживать оборону на равных с матёрым бойцом, стоя с ним плечом к плечу. И я осознавал ту ответственность, которая на мне лежала. А это была такая ответственность, которую мне никогда не приходилось нести; ответственность за целых три жизни, - собственную, Дашину и Гоши, - разделяемая поровну нами с Гошей. Да-да, поровну. По крайней мере, так считал я. Нам с ним вдвоём предстояло поливать свинцом злополучный дверной проём, когда бестии начнут лезть оттуда в прихожую, словно черти наружу из преисподни. "И, если не ради собственной шкуры, то ради того, чтобы спасти Дашу, которая точно, точно жива и прячется где-то, я буду стоять до последнего патрона в рожке и не пущу пулю себе в лоб какой бы безысходной не была ситуация! И, если даже не сдержим мы натиск чудищ и нас растерзают заживо, то пусть лучше последний патрон я влеплю промеж глаз какой-нибудь твари!", - подумав об этом, я, что было силы, сжал приклад автомата и оскалился, глядя на чёрное жерло дверного проёма. Смешанное чувство - гнев и страх! Я был зол, можно даже сказать, агрессивен в тот момент и готов был опорожнять обойму за обоймой в мерзкие полуразложившиеся тела афганцев. Но, с другой стороны, было невероятно страшно. Руки тряслись, сердце бешено колотилось, а в голове блуждали, не покидая меня ни на минуту, страшные мысли о возможной мучительной смерти и о судьбе Даши. Мне казалось, что вот-вот, хоть мы и находились на недоступной для проникновения снаружи высоте, - между первым и вторым этажами, сзади, как-то сумев залезть в окно, вдруг вопьётся бестия своими гнилыми клыками мне в шею и со скоростью вампира высосёт с кровью мою жизнь...

Я обернулся и посмотрел в окно. Кругом, то тут, то там пробегали силуэты тварей. Сколько же их! Только на сколько хватало обзора за окном можно было бы насчитать не меньше пятидесяти, но ведь они же везде... Это сколько же сотен тысяч трупов на протяжении долгих лет препарировали американские учёные, злые гении, чтобы обрушить на тысячи километров по всем направлениям такую армию зомби?! Невероятно! В это трудно было поверить, но это было так. Что ж, совсем скоро всё решится, станет понятным, кто будет жить на нашем континенте - его исконные обитатели или же новые конкистадоры, пришедшие уже не с востока, а с запада... А пока мы тряслись от страха в этом зловещем доме, одиноко стоящем среди безлюдных территорий на стыке леса и поля, а полная луна мертвенным холодком освещала не то получеловеческие, не то полузвериные фигурки, стремительно пробегающие мимо.

Мы простояли так до часу ночи, пока не убедились, что твари из соседней комнаты не предпринимают никаких попыток на нас напасть. В то же время, они не собирались и оставлять свою плотно набитую комнату, служащую им укрытием от обжигающего ультрафиолета.

- А если попробовать их оттуда лампой вытравить? - после минут сорока, проведённых без разговоров, в напряжении и задумчивости, спросил я мнения Гоши.

- Думаю, идея плохая. Хрен же их знает, как они себя поведут. Может, - и я думаю, что так и сделают, - вырвутся оттуда от безысходности, "задавят" лампу и тогда... - смысл его ответа был предельно понятен, и я коротко кивнул в знак согласия.

Чтобы снять избыточное напряжение и хоть как-то расслабиться, я решил поговорить.

- Как думаешь, Гош, а вот где-нибудь на Канарах там, или на Мальдивах, там же сейчас, небось, люди как в раю живут, да? - немного мечтательно начал я разговор, призванный отвлечься от тупого наблюдения за чёрной пастью жуткого дверного проёма.

- Аха! - коротко ответил тот и по-прежнему не сводил глаз с окутанной легким бело-голубоватым светом лампы прихожей.

- Ну вот, смотри. Мы когда в 2009-ом были на Крите с Дашей, очень удивлялись всё, что им, критянам, можно сказать, электричество и не нужно. Нет, конечно, электричество само по себе нужно... Я просто имею в виду выработку электричества, там, всякие генераторы, станции-подстанции и тому подобное. Ты был где-нибудь в тех краях, на островах? Доводилось?

- Бывал! - скупо отозвался Гоша, с которого ни на секунду не сходила каменная маска, вызванная неимоверным его напряжением и готовностью нажать на курок в любую секунду.

- Видел, у них там везде на крышах домов солнечные батареи стоят? А котлы специальные из блестящего металла для нагрева воды? Здорово ведь! У них там солнышко, считай, круглый год и они, мне кажется, вообще "Конца" никак и не почувствовали. Ну да, нет телевидения, радио нет, но есть компьютеры, есть свет по ночам. Представить только... - после этих слов мне и самому больше не хотелось ничего говорить. Я тупым взглядом упёрся в стену спереди, а мысленно перенёсся на греческий остров Крит, с его пальмами, выжжено-жёлтыми холмами и ласковым, тёплым морем. Я мысленно перенёсся туда и начал бродить по своим воспоминаниям, совершенно оторвавшись от окружающей действительности и от непрекращающегося последние несколько часов жутчайшего ощущения возможной скорой погибели. Вот, мы едем на такси из аэропорта в гостиницу, вот размещаемся и в нетерпении бежим на море... Какое же тёплое море в августе на Крите! Потом, мы берём на прокат автомобиль и колесим вдоль и поперёк острова, снимая многие тысячи великолепных кадров для домашнего фотоальбома! Практически на каждом доме, на крыше, мы с Дашей замечали солнечные батареи и водонагревательные резервуары, работающие от солнца. Тогда, помню, Даша начала философствовать: "А вот ведь интересно: самые древние цивилизации, такие как, например, та же греческая, ну или африканская, индийская или египетская -они же теперь наиболее отсталые среди прочих. И, наоборот, США вот - впереди планеты всей!" - рассуждала Даша. - Но это и логично, - она продолжала развивать свою мысль, заставляя меня задуматься о справедливости её слов. Признаться, сам я никогда не задавался этим вопросом, но тогда мне действительно стала интересна та спираль развития цивилизаций, о которых рассказывала моя милая, нынче потерявшаяся, девочка: "Ведь старейшие цивилизации они все, вот сам погляди, южные, располагающиеся в широтах не выше Греции. Это говорит о том, что им не было необходимости подстраиваться под какие бы то ни было неблагоприятные среды обитания: круглый год тепло, рядом море - всегда есть улов в неплодоносное время года и тому подобное. Те цивилизации, что гораздо моложе этих, ты сам посуди, вынуждены были приспосабливаться к различным трудностям, при постепенной миграции народов с юга на север. В краях, где для выживания недостаточно было жить в вигвамах, люди вынуждены были строить дома, их утеплять и отапливать. Увеличились и расстояния, которые необходимо стало преодолевать в поисках пропитания, ресурсов и прочего. Так вот, развив к средним векам вполне неплохо техническую инфраструктуру для реализации своих потребностей, "новые люди" заселили всё, что только возможно: равнины и горы, районы крайнего севера и сейсмоопасные территории и тому подобное. Но всё это в изобилии в настоящее время пригодных для проживания человека мест, конечно же, обусловлено техническим прогрессом, а сам этот прогресс, - Даша многозначительно подняла указательный палец вверх,- держится теперь преимущественно на... Электроэнергии!

- ...А что грекам или индусам? Им не было необходимости приспосабливаться к новым реалиям, отсюда и то, что эти, так сказать, старожилы мировой истории теперь плетутся где-то в хвосте паровоза мирового прогресса. Но, не дай Бог такой катаклизм, какой, например, прогнозируют на 2012-ый год... - Дашка взглянула на меня вопрошающе. Она пыталась понять, знаю я или нет о некоем сообщении, распространённым американским аэрокосмическим агентством, гласящем о том, что, по прогнозам, сильнейшие электромагнитные излучения в 2012-ом парализуют Землю, оставив её без электричества. Она продолжала: "Ведь тогда как-раз таки в силу своей "недоразвитости" и не такой сильной зависимости от электричества и технического прогресса в целом, "на коне" будут именно эти самые аутсайдеры, пассажиры последнего вагона поезда "Прогресс". Тогда-то они и утрут нос "передовикам производства". Когда рухнет вся электронефтегазовая империя, лишённая в одночасье всех своих жизненно важных источников энергии, вот тогда при, считай, мгновенном откате истории прогресса на несколько веков назад..." - Даша сделала многозначительную паузу, - "Тогда они, жители упомянутых южных стран, и так привыкшие жить в ХХI-ом веке почти так же, как они и жили в XVII-ом, за исключением, конечно же, не жизненно важных прибамбасиков вроде мобильников, компьютеров и машин, смогут чуть ли не безболезненно пережить "Конец" света! А в постиндустриальных странах наступит хаос, да такой..." - Даша сказала последние слова с такой интонацией, что у меня аж морозец пробежал по коже, несмотря на тридцатипятиградусную жару, больно уж живо я представил себе то, что может наступить по прогнозам "НАСА" - погибнут миллиарды, а те, кто выживут, вынуждены будут ценой страданий, болезней и лишений смириться с новой действительностью и приспосабливаться к новым реалиям - жизни без электричества, привычных консервов и отапливаемых квартир. Конечно, всё рано или поздно восстановится, придёт к тому состоянию, на котором и свалилось в пропасть с высокого утёса, куда забиралось веками, но на это уйдут годы, если не десятилетия...

- Да уж! - протяжно согласился я. - Будет, конечно, полный абзац... А тут, - я указательным пальцем обвёл местность вокруг, - люди будут жить в почти прежнем ритме. Климат... Да, климат тут соответствующий, плюс батареи солнечные долго ещё будут служить службу; госпитали, родильные дома уж точно будут функционировать, а производство... Да что им тут особо-то нужно? Собирай урожай и ешь. Хотя с их-то солнечной энергией они, думаю, первые и восстановят генерирующее оборудование, и тогда явно уже они будут центром цивилизации.

- Вот именно! - подхватила Даша. - Ну, а в самом фаворе будут, конечно же, Австралия с Новой Зеландией. У них и так сейчас экономика и промышленность сильные, так плюс ко всему они ещё и впереди планеты всей по использованию солнечной энергии. Вот там-то точно будет рай, "если", а может и "когда" везде наступит ад...

Вдруг иллюзия пребывания на солнечном острове Крит, навеянная воспоминаниями тех лет, словно утренний туман рассеялась. Ад! Вот же он! Я вновь глядел на освещаемую блёклым ультрафиолетовым светом обшарпанную стену, а под лестницей валялся изрешечённый труп адского отродья. Я тряхнул головой, чтоб стряхнуть налетевшую блажь, огляделся. Мы стояли посреди того самого ада, о котором рассуждали тогда, с ветерком катясь вдоль Средиземного моря на машине, с Дашей. Тогда было практически невозможно заставить себя поверить в то, что такое может случиться взаправду, а сейчас уже не верилось, что может быть как-то иначе...

Гоша смотрел на меня несколько удивлённо; видимо, погружённый в свои воспоминания, я достаточно долго простоял, глядя в одну точку. Я сказал, что "замечтался" и заверил Гошу, что отныне ни на секунду не потеряю бдительность.

Наше напряжение немножечко спало, когда уже на протяжении довольно продолжительного времени афганцы не делали никаких попыток высунуться из маленькой комнаты в освещаемый лампой коридор.

- Следи в оба, хорошо? - сказал Гоша и поднялся на второй этаж, чтобы справить малую нужду. Я остался один на этом жутком лестничном проёме, нацелив свой Калашников в сторону комнаты с исчадьями ада, чего-то выжидающими там и не собирающимися её покидать. Вдруг я заметил, что лампа на долю секунды моргнула. Вроде бы моргнула. Как будто на эту долю секунды в электрической цепи пропало напряжение. Я стал внимательно всматриваться в противоположную стену, на которой, как на экране кинотеатра, я совсем недавно как будто бы "смотрел кино" из своей домашней видеотеки, перенесясь на несколько минут в те счастливые дни лета 2008-ого года.... Но теперь смотрел я за интенсивностью спасительного света, так напугавшего меня этим секундным мерцанием. Вот ещё, да-да, мне не показалось; с небольшой периодичностью лампа начала помаргивать. Мурашки пробежали по спине. Я сглотнул, сжал ещё крепче автомат и превратился в один большой нерв. Гоша как раз спускался со второго этажа.

- Гоша, приглядись! - взволнованно окликнул я его. - Мерцать начинает, заряд иссякает, кажись. - Констатировал я, едва сдерживая дрожь в голосе. Гоша замер на месте и стал вглядываться в полумрак. Постояв без движения несколько секунд, Гоша кивнул, дав понять, что он тоже видит эти подмаргивания, и что мне это уж точно не кажется. Затем он спросил сколько времени. Я глянул на часы. Было уже два часа ночи. Так незаметно пролетели два часа с момента расстрела проникнувшего внутрь афганца и моего пробуждения от пьяного сна. Два часа работала лампа, но сколько она проработает ещё? Конечно, сразу она не погаснет, а интенсивность света будет постепенно снижаться, будет и моргать периодически, но ещё пару часов, надеялся я, она проработает. А что потом, когда она погаснет совсем? Я посмотрел на наш, действительно внушающий уверенность, арсенал. "Допустим, до четырёх, в лучшем случае, лампа сможет удерживать нечисть. Начинает рассветать где-то в семь. То есть часа три нам придётся удерживать оборону исключительно с помощью огнестрельного оружия", - рассуждал я про себя. Я озвучил Гоше свои предположения. Я старался говорить как можно более хладнокровно, не подавать вида, что мне было невероятно страшно... А было мне, действительно, до того жутко, что меня даже трясло, благо в полутьме Гоша не мог этого заметить.

- Не дрейфь, - Гоша почуял-таки моё напряжение, - прорвёмся, пить дать продержимся! - Мы в Афгане и с меньшим арсеналом, - Гоша окинул взглядом наши боеприпасы, - по шесть-семь часов огневые точки удерживали. Так там же духи ещё и вооружены до зубов были, а эти твари? - Гоша пренебрежительно махнул рукой в сторону маленькой комнаты, кишащей живыми мертвецами, - они безоружны. Одно дело, на фронтах все козыри у них в руках, когда на открытой местности они со своими сверхспособностями, - Гоша саркастически хмыкнул, - "на коне". Но тут, Антоха, лупить мы их будем нещадно в узком дверном проёме, и, поверь, замочим, как нефиг делать!

Гоша подбадривал меня и, надо сказать, выходило у него весьма неплохо. Я даже как-то, можно сказать, встрепенулся, подхватил его залихватский настрой и, как герой голливудских боевиков, напоказ вздёрнул руку с автоматом так, что Калашников устремился дулом кверху на уровне моей головы. "Перебьём сук!", - пробормотал я, после чего присел, облокотившись о стену, и продолжил смотреть вперёд, на зловещий проём между комнатой и прихожей, оборонять который нам предстояло в ближайшие часы.

Через полтора часа мне пришлось буквально подскочить на месте, когда вдруг, совершенно неожиданно, из проёма показалось бронзового окраса чудовище, рыкнуло и вновь скрылось во мраке. Я замер в ожидании чего-то страшного; несмотря на то, что лампа пока ещё светила, хотя уже и заметно слабее, я понимал, что скоро начнётся...

- Пора! - многозначительно и не без тревоги в голосе отрезал Гоша.

- Что пора? - машинально откликнулся я, совершенно не представляя, чего Гоша хочет сделать.

- Пора им туда гранату запихать. Потом будем "лупить" их из пулемёта. Сядем прямо напротив проёма. Пойдём! - Гоша жестом руки подозвал меня, чтобы я помог ему спустить пулемёт по лестнице вниз.

До чего же мне было страшно спускаться в прихожую, понимая, что в двух метрах от нас находятся около двух десятков афганцев, отпугиваемых одной лишь ультрафиолетовой лампой! Спускаясь по лестнице, я не мог отвести глаз от мертвецки-чёрного проёма, ведущего в малую комнату, всматривался, не наблюдает ли за нами какая бестия. Но кроме черноты я не видел никаких признаков шевеления. Очевидно, мертвецы сгрудились несколько подальше, поглубже в комнате, чтобы лучи ультрафиолета до них не доставали вовсе. И только лишь пару раз за тянущиеся бесконечно долго прошлый вечер и нынешнюю ночь, судя по всему, самые голодные и тупые твари отваживались появиться в проёме и даже немного выглянуть из него. Но, получив свою порцию непереносимого их кожным покровом ультрафиолета, мгновенно скрывались за густой чёрной завесой. Наконец, спустивши пулемёт, мы установили его дулом на чёрный проём. Спустили и все ящики с пулемётными лентами. Гоша минут пять что-то там проверял, заправлял ленты в пулемёт, настраивал. Тем временем, почуяв в непосредственной близости запах живых людей, в проёме я начал замечать шевелящиеся силуэты нечисти, которая, порыкивая, приближалась на максимально терпимое для них расстояние к границе мрака и света. Тут я не выдержал, достал из-за пазухи крестик, висевший на тесёмке, и поцеловал его, а про себя прошептал: "Господи, сохрани". Нервы были напряжены до предела. С каждой минутой страх окутывал моё сознание всё больше и больше. Наконец, Гоша закончил приготовления к осаде маленькой комнаты шквальным пулемётным огнём и скомандовал доставать из рюкзака фонарь. По его задумке мы должны были в самый последний момент выключить лампу; сделать это нужно было мне сразу же после разрыва гранаты. Затем Гоша будет что есть мочи лупить из пулемёта по выжившим афганцам, когда те в отсутствии ультрафиолетового света, скорее всего, начнут ломиться в проём. Так Гоша планировал перебить всех тварей, что в тот момент находились по ту сторону световой "границы", после чего наша задача существенно упростилась бы. По Гошиным прикидкам, "мочить" напирающую нечисть будет куда проще, когда та лезет в окно размером метр на полтора, нежели когда та прёт из дверей, предварительно заполнив всё пространство комнаты. В последнем случае справиться с мертвецами, накопившимися в этаком "буфере" и шквалом напирающих через дверной проём, действительно, было бы очень рискованно, если не сказать смертельно. Я в мгновение ока извлёк фонарь из рюкзака, проверил его на работоспособность. Гоша принял боевую позицию за пулемётом, облокотившись спиной о стену. Я, вооруженный мощным фонарём, по яркости свечения больше напоминавший прожектор (помню, с такими ещё давно, до "Конца", ходили железнодорожники на станциях и полустанках), сел по правую руку от бойца. Из адского жерла напротив нас доносились душераздирающие хрипы, вопли, рыки; по ту сторону светового барьера что-то мелькало, вот-вот норовя вырваться наружу и разодрать двух "букашек", всего в каких-то двух-трёх метрах одним своим присутствием распаляющих в нём те инстинкты, для реализации которых оно и было произведено на свет. Мне почему-то вдруг очень захотелось облить светом зловещий, освещаемый лишь тусклым голубоватым ультрафиолетовым светом дверной проём напротив. Тёплый свет фонаря, казалось мне, хоть немного подтопит мой животный страх перед чудовищами, кишащими внутри. Я врубил фонарь и посветил в проём...

- Ты чего творишь?! - едва успел выкрикнуть Гоша, как внутри комнаты раздался невероятной силы рёв, напоминающий рёв раненого льва, и из дверного проёма в ту же секунду что-то резко рвануло на нас. Оглушительные выстрелы слева, брызжущая в разные стороны кровь, снова вопль. Всего каких-то пару секунд длилось описываемое, но я инстинктивно успел таки погасить фонарь. Перед нами, буквально в одном метре, лежали, подёргиваясь, два изрешечённые насквозь тела. Один афганец ещё хрипел перебитой трахеей, а у второго же уже и головы не было, а только кровавым месивом заканчивалась шея. Дымок лениво поднимался с дула пулемёта, а Гоша уже доставал из кобуры пистолет, которым через ещё пару секунд двумя выстрелами оборвал трахейный хрип первого афганца. Я толком даже и не осознал только-что произошедший эпизод, как Гоша уже отчитывал меня:

- Что ты делаешь, а? - не без злости в голосе спрашивал он. - Думать надо! Свет твой их разъяряет, они вообще света никогда не видят, а ты им прожектор этот врубил. И тут уже они волей-неволей и против ультрафиолета полезут, что, собственно, ты сейчас и наблюдал.

Действительно, ярчайший свет срывал все тормоза с этих бестий, и они уже не обращали внимания на светораздел и выбегали на источник этого самого света, даже подвергаясь смертельному для себя ультрафиолетовому излучению. Я кивнул в знак признания своего необдуманного поступка. Слава Богу, всё обошлось. Ну и матёрый же боец Гоша, ничего не скажешь. Тут я вспомнил про Клопа. Вспомнил, что кому-кому, а ему-то уж точно не было равных в военном искусстве из всех тех, с кем мне когда-либо приходилось общаться. Но, увидев молниеносную реакцию Гоши на внезапно возникшую опасность, его мастеровитость в изрешечивании человеческого тела (тела афганцев, как ни крути, - человеческие), и, наблюдая перед ногами двух обезображенных нелюдей, я вновь несколько осмелел и готов был принять бой плечом к плечу с Гошей. Правда моя роль пока заключалась лишь в освещении целей, перемалывать которые своим пулемётом будет Гоша.

- Готов? - спросил он.

- Вполне! - отозвался я, и большой палец моей правой руки уже поглаживал кнопку включения фонаря.

В голове вихрем пронеслось: "Это моя первая война! Дай Бог выжить, и тогда, пусть она будет и последней. Перебьём "чертей", отыщем Дашу, вернём жизнь на континент. Понеслась!". Тем временем Гоша уже выдёргивал чеку из "лимонки". "Ложись на пол, лицом к стене. Руки за голову, ладони плотно прижми к ушам. До взрыва голову не поднимай ни при каких обстоятельствах. Рот открыт, глаза закрыты!", - скомандовал он, и я чётко выполнил указания. Глаза я закрыл на моменте, когда граната влетала в дверной проём малой комнаты. Потом три бесконечно долгие секунды... Спустя мгновенье - взрыв, хлестнувший по ушам так, словно они и не были закрыты плотно прижатыми ладонями. С потолка на нас крупными "хлопьями" посыпалась штукатурка. Какое-то время лежал неподвижно, уткнувшись носом в пол. Через несколько секунд решился-таки открыть глаза и первым делом рванул к ультрафиолетовому оружию и погасил его, одновременно зажегши фонарь. Потом поднял-таки глаза чуть выше и посмотрел на результат взрыва. Из проёма валил густой сизый дым, а возле него валялись непонятные окровавленные ошмётки. Пока в ярком свете направленного аккурат во чрево проёма фонарного луча виднелся только дым, и никто оттуда не высовывался. Не было видно и каких бы то ни было шевелений за плотной, но, всё же, дающей возможность видеть за собой силуэты, дымовой завесой. Обернулся на Гошу. Тот, невероятно напряжённый, сидел, двумя руками схватив ручки пулемёта, и не отрывая глаз, смотрел на проём. Прошло несколько секунд. Я вполголоса произнёс: "Всех что ли?", имея в виду, не разнесли ли мы к чертям всех находившихся внутри бестий. Но в ту же секунду за уже почти рассеявшейся завесой мы оба увидели какие-то движения. Гоша прижал к губам указательный палец и прошипел: "Т-сс". Мы замерли. Фонарь ярчайшим лучом осветил несколько окровавленных, изорванных тел, поднимающихся с пола. В свете фонаря смотреть на то, что раньше можно было увидеть только в фильмах ужасов, было ещё страшнее, чем просто наблюдать за силуэтами в полумраке. Настоящие живые мертвецы; все в крови от разрыва гранаты, с мутными глазами, с бронзовым оттенком лица вселяли нечеловеческий ужас. Всего на полу валялось порядка десяти тел. Теперь уже их чётко можно было разглядеть в свете фонаря. И, почти одновременно, несколько из них начали шевелиться, затем неуклюже подниматься сперва на четвереньки, а после и на ноги. Остальные тела нелюдей не подавали никаких признаков жизни. Надо заметить, что мы находились теперь в более выгодном положении по сравнению с тем, что бы было, если бы мы противостояли тварям на открытой местности. Они, обладая невероятно высокими физическими показателями и будучи натренированными (хотя, лучше было бы употребить слово "запрограммированными") на то, чтобы уворачиваться от прямого обстрела, были почти неуязвимы. Даже получая такие травмы, после которых не выжил бы ни один человек, они продолжают нападать и рвать в клочья всё живое. Но сейчас они были в не самом выгодном положении. Афганцы были сконцентрированы на каких-то двадцати квадратных метрах, и взрыв гранаты не мог не убить большинство из них. Кому-то оторвало голову, кому-то осколками перебило шею. Таким образом, нам оставалось истребить, казалось, всего нескольких уцелевших мертвецов, после чего задача сводилась бы к удержанию оконного проёма от проникающих оттуда, с улицы, новых тварюг.

Через несколько секунд два афганца уже встали на ноги, и, едва успев повернуть морды в сторону ощупывающего их фонарного луча, неистово заревевши, стремглав бросились в нашу сторону. Гоша отреагировал моментально, и пулемёт, громыхая на всю округу и напрочь оглушая нас, принялся решетить рванувшуюся на нас нехристь. Афганцы даже не сумели пересечь порога комнаты, как были отброшены назад крупнокалиберными патронами и, подёргавшись ещё секунду, испустили дух. Я слышал только писк в ушах и очень боялся, как бы не пропустить какой-нибудь команды от Гоши. Поэтому, я смотрел то в проём, то на него. Но при этом мой фонарь чётко освещал содержимое комнаты и ни на миг не терял цели. Вот ещё несколько афганцев поднялись с пола, и точно также, как и их умерщвлённые предшественники, кинулись в направлении нас, и точно так же были отправлены в мир иной. Затем наступила тишина. Никакой возни из комнаты больше не было слышно. Нарушали тишину лишь жуткие рёвы, то далеко, то близко, доносящиеся снаружи.

- Погаси-ка фонарик, - вполголоса прошептал Гоша, когда уже в течение нескольких минут никаких признаков присутствия афганцев в маленькой комнате не было слышно. Я выполнил просьбу. Мы просидели, не произнося ни звука, еще минут пять, но Гоша, конечно же, не спускал глаз с дверного проёма, а руку со спускового механизма пулемёта.

- Странно, - прошептал я, - а в большой комнате они не кучкуются что ли?

- Да хрен же их знает, собак! - не успел Гоша ответить, как в тот же момент мы услышали звонкий металлический удар, как раз из большой комнаты. Я оцепенел от страха, сердце куда-то провалилось.

- Фонарь! - закричал Гоша, и я пронзил вязкий как патока мрак лучом яркого света. В проёме было пусто. Я выдохнул. Через секунду из соседней комнаты послышалась уже какая-то возня, затем снова удар о металлическую дверь. Было ясно одно: афганцы, истреблённые нами в малой комнате, не сообразили-таки и не убрали металлическую арматуру, которая блокировала открытие двери между комнатами. В принципе, мы и не думали, что они способны на это. Эти препарированные трупы не были "запрограммированы" на какое-либо коллективное мышление, не были обучены ничему, кроме банального истребления всего живого вокруг себя, кроме себеподобных. Таким образом, стало совсем ясно, что единственным входом снаружи в особняк было и оставалось то самое окно малой комнаты, напротив которого мы и сидели. И, прав был Гоша, теперь нам оставалось лишь продержаться до первых лучей солнца, не давая нечисти проникать в это самое окно. Я посмотрел на часы: два часа двадцать две минуты. Оставалось ждать, ждать довольно долго, беспокойно, пребывая в постоянном страхе. Чтобы в очередной раз укрепиться в мысли о хорошем исходе предстоящего противостояния, я окинул взглядом ящик с патронами, Калашниковы, гранаты, лежавшие между Гошей и мной. Конечно, такой арсенал внушал уверенность, сказать нечего. Через некоторое время я немного расслабился. В физическом смысле; ведь последние полчаса все мои мышцы были напряжены, натянуты как струны. Любой шорох, даже пощёлкивание остывающего металла, - дула пулемёта, - заставляло всё тело съёживаться в страхе. Но теперь немножко "отпустило". Заставив себя убедиться в мысли, что наш единственный источник угрозы - это окно напротив, и что никак по-другому афганцам до нас не добраться, я присел рядом с Гошей, положил автомат рядом с собой и расслабил мышцы. Трудно в это поверить, но тогда мне стало действительно хорошо, опять- таки в физическом отношении. Ещё бы, после всего, что успело произойти, я сидел расслабленный, можно сказать, отдыхал. Но продлилась моя "нирвана" совсем недолго. Уже в два сорок три прямо за окном вновь пронзительно заверещала бестия, очевидно, почуяв, что внутри сидит добыча. Гошина команда "фонарь", и я моментально нажал на кнопку. Луч осветил оконный проём в десятке метров от нас. Почти зелёная, грязная от запёкшейся крови, рука, нет, лапа, зацепилась за край проёма снаружи. Через долю секунды, подтянувшееся на мощных руках тело уже почти перевалилось с улицы в маленькую комнату. Ветеран далёкой афганской войны сработал безупречно: буквально два невероятно метких пулемётных выстрела в клочья разорвали голову с редкими чёрными сальными волосами, беззубым ртом и почти сгнившим, ввалившимся носом, - то, что я успел разглядеть в световом пучке за ту долю секунды.

Когда, немного погодя, свист в моих ушах спал на нет, и я, потерев ладонями уши, начал слышать звуки вокруг, Гоша повернулся ко мне и заговорил:

- Полезли, сволочи. Теперь нам, Антоха, нужно работать безупречно, иначе хана. Лампу не включаем, оставим на совсем уж худой конец. Ну, а пока будем кормить нелюдей свинцом и порохом.

- Да уж, - выдавил я, - будем кормить, а что делать?

Фонарь я снова погасил, и мы вновь затаились, прислушиваясь, в ожидании следующих попыток штурма нашей крепости. Штурм же этот не заставил себя долго ждать. Вскоре под окном послышались уже нескольких тварей, постанывающих на разный лад, но одинаково зловеще. Они, по всей видимости, как и их предшественники "продумывали" своими безмозглыми головами, как им пробраться внутрь. Скорее всего, кто-то наиболее смекалистый из мертвецов, подтащил к окну какую-нибудь бочку или ящик, в изобилии разбросанные вокруг дома и напоминавшие о некогда затеявшемся тут капитальном ремонте. Но зайти в комнату, а уж тем более выглянуть за окно, дабы поглядеть воочию на сооружение, позволяющее тварям проникать внутрь, дотягиваясь до оконного проёма, было бы смертеподобно. Слишком уж эти бестии были проворны, и подвергаться такому риску было никак нельзя. Наше счастье, что несмотря на все физические сверхспособности афганцев, мышление их было более, чем примитивным, и столпившиеся под окном твари долго соображали, как же им залезть в дом за добычей, прежде чем обнаружили ту самую конструкцию и начали взбираться по ней к окну. Но, через три минуты после расстрела последней бестии, звук, издаваемый ступающим непосредственно под окном на что-то металлическое афганцем, заставил нас вновь принять боевую позицию. Я врубил фонарь, который тот час осветил в оконном проёме безобразное тело, по всей видимости, некогда принадлежащее какому-то талибу. Такой вывод я сделал из того, что за всей бронзовостью и нечеловечностью морды афганца можно было разглядеть азиатские черты лица, чёрные средней длины волосы. Но главное - это одежда. Расстрелянная так же, как и предыдущая, и свалившаяся на пол под окно туша была одета в длинную, похожую на халат, одежду. Именно такими я и запомнил талибов, когда их показывали по телевизору. Часть из них, будучи арабами-наёмниками, носили именно длинные одежды, столь присущие жителям арабских государств. Но зачем армии препарированных трупов одежда в принципе? Этим вопросом ещё при первых случаях проникновения афганцев сперва в Узбекистан, затем в Казахстан были озадачены все, так или иначе причастные к расследованию этой невиданной доселе агрессии лица. Но вывод был очевиден для всех: трупы, превращённые в идеальные машины для убийств, после препарирования снова одевали в одежды для того, чтобы в тёмное время суток (а только лишь ночью они и были опасны) солдатам, да и гражданским тоже, было сложнее различать своих и нелюдей, что, определённо, работало. И не сосчитать, сколько было перебито мирного народа, в суматохе и панике перепутанного с нелюдями!

Вслед за этим, практически сразу начал залезать в окно следующий афганец. Но пулемёт похоронным маршем для так и не нашедших своего пристанища мертвецов чётко отбивал свою монотонную мелодию, одного за другим отправляя штурмующих окно афганцев куда им и положено, в ад! Минуты тянулись так долго, что когда я посмотрел на часы всего лишь через двадцать минут (где-то в три десять), то просто оцепенел от увиденного, ибо я был уверен, что прошло уже как минимум часа полтора... Тем временем поток голодных, жаждущих свежей человеческой плоти бестий, стремительно нарастал. Они начали лезть уже по двое за раз в неширокий оконный проём, но патронов пока хватало на всех, хотя количество отработанных гильз под ногами уже начинало вселять некоторые опасения. В основном, расстреливать появляющихся в оконном проёме афганцев удавалось ещё до того, как они успевали перевалиться внутрь комнаты. Соответственно, умерщвлённые твари падали по большей части за окно, тем самым наваливая собой ужасную кровавую трупную гору, по которой, в свою очередь, с каждой новой "ступенькой" становилось всё проще взбираться нескончаемому потоку новых, разъярённых невозможностью полакомиться живцом, афганцев. С каждой минутой наше с Гошей нервное напряжение стремительно нарастало. Я замечал, как Гоша успевал украдкой перекреститься в те короткие секунды затишья, когда, казалось, поток желающих пробраться внутрь мертвецов на миг стихал. Но не проходило и двадцати секунд, как поток нарастал с новой силой, оставляя нам всё меньше и меньше надежды на то, что нам удастся до рассвета перебить всю нечисть, непрерывно возникающую в свете фонаря в зловеще чёрном оконном проёме.

- Да сколько же их, тварей-то? - как будто откуда-то издалека сквозь грохот в ушах, доносилось до меня чертыханье Гоши, - бью-бью, никак не перебью! - матерился он. И, действительно, тварей было просто немеряно; они всё лезли и лезли на наше, уже порядком изрешечённое по периметру, окно. Тем временем мы держали оборону уже около часа. Когда я в очередной раз во время небольшого, но уже более долгого затишья в натиске нечисти, перерыва взглянул на часы, было уже без четырёх четыре. "Дай нам Бог сил продержаться ещё часа три, и... Будем жить, найдём Дашу. Я чувствую, она затаилась в каком-нибудь очень надёжном убежище и ждёт нас. Да, точно ждёт, другого и быть не может!", - ни на секунду не переставая верить в сказанное, прошептал я себе под нос. И я совершенно не хотел думать о том, что эта моя надежда - лишь искусственный спасательный круг, на котором и только с помощью которого я во что бы то ни стало желал продержаться оставшиеся до рассвета жуткие часы, и что на самом деле у Даши не могло быть ни единого шанса остаться в живых, когда повсюду снуют зомби с чрезвычайно острым нюхом и невероятно голодные...

Перерыв, который в очередной раз предоставили нам живые мертвецы, к нашей огромной радости продлился чуть дольше, чем любой из предыдущих. Пулемёт стоял без работы целых пять минут, но фонарь теперь уже больше ни на секунду не переставал облизывать своим ярким языком окровавленный, изрешечённый оконный проём, откуда в любую минуту могла показаться очередная бестия. Но целых пять минут - никого. Этот факт невероятно воодушевил нас, особенно учитывая то, что один из трёх ящиков с аккуратно сложенной в него пулемётной лентой был уже практически пуст. Гоша, в своё время наскоро обучив меня нехитрой процедуре замены ленты, взял свой автомат Калашникова с полным рожком и велел мне, насколько это возможно быстро, заменить ленту. Может быть, он сам сделал бы это куда быстрее, но это было бы явно рискованнее: оставить меня, едва умеющего стрелять из автомата, лицом к лицу с треклятым оконным проёмом. Поэтому он занял боевую стойку, а я тут же приступил к замене ленты. Делал я всё точно так же, как и во время обучения, но, как назло, после того, как я вытащил почти дострелянную с последними несколькими патронами ленту, в принимающем механизме что-то щёлкнуло и не позволяло патрону из новой ленты лечь на своё место. Скорее всего, что-то произошло с механикой пулемёта из-за его перегрева. Я даже сильно обжёг тыльную сторону ладони, случайно коснувшись дула, поскольку был без перчаток. Но сердце заколотилось и в висках тревожно застучало, когда под окном взревел афганец, что явно предзнаменовывало, что вот-вот в проёме окна вновь появится ужасное тело, чудотехнологиями спасённое некогда от тления.

- Что там у тебя? - быстро, нервно протараторил Гоша.

- Тут что-то... - Гоша оборвал меня на полуслове, крикнув: "Дай сюда!.. Хватай автомат, целься в окно!", и в мгновенье ока подскочил к пулемёту. Я с той же молниеносностью, что и Гоша, подхватил свой АКМ и, сместившись на два шага левее, расположился напротив окна. Фонарь лежал на полу, приподнятый на кирпиче таким образом, что светил прямо в окно, захватывая чуть-чуть и подоконник. В ту же секунду я увидел высовывающуюся голову кровожадной твари, рывком подтягивающейся на руках и готовой вот-вот заскочить в окно. Я, что было мочи, сжал рукоять приклада и нажал на спусковой курок. Мой автомат стоял в режиме стрельбы очередью. Несколько первых пуль чётко влетели в проём, сперва дверной, затем оконный. Одна или две угодили и в афганца, но не в голову, как это чётко получалось у Гоши, благодаря чему на одно дьявольское отродье уходило по одной, максимум по две пули. Мои же выстрелы пришлись афганцу в корпус. Может быть в плечо, может чуть ниже шеи, но он, немного отброшенный назад, только взревел от ярости, чуть было не сорвавшись с карниза. Но потом, от ударной силы "Калаша", руки мои начало поднимать вверх, и далее пули уже не достигли мертвенной плоти, молотя лишь по серой бетонной перегородке между дверным проёмом и потолком. Боковым зрением я видел, что Гоша отчаянно что-то делает с заклинившим механизмом, но тот никак не поддаётся. Через несколько секунд Гоша уже схватил свой автомат, бросив так и не поддавшийся приёмный механизм, и, присев на корточки, тремя одиночными размозжил показавшуюся вновь в жёлтом луче фонаря нечеловеческую голову. Но вслед за сражённым в проёме вновь появились конечности очередной бестии. Я уже не стрелял, а только стоял и наблюдал за истреблением тварей, нацеливши свой АКМ на окно. Всего за этот раз пытались прорваться три афганца. После того, как Гоша убил последнего, в окне с минуту никто не показывался.

- Одиночные! - скомандовал Гоша, а сам снова юркнул к пулемёту и вновь приступил к попыткам совладать с заклинившей системой. Я переключил автомат в режим стрельбы одиночными. Не буду лукавить: от страха, что я чуть было не пустил в дом кровожадного монстра, готового за секунды оторвать нам головы, да и от самого факта вдруг возложенной лично на меня ответственности за наши жизни, а, может, и за судьбу всего человечества, у меня неимоверно тряслись ноги. Страх затмил мой рассудок, и я почувствовал, что состояние моё близко к панике. Вдруг сейчас в лучах света появится мерзкое подгнившее тело, направит на меня свой замутнённый, пронзающий ужасом взор, что тогда? Мне ни за что не попасть ему аккурат между глаз, я не боец, чёрт меня дери, а инженер, программист. "Нет, Какой, к чёрту, программист?", - мысленно спросил себя я. "Сейчас каждый - боец, каждый - стрелок. В штаны наделать - будет ещё время, а пока твой ориентир, "программист" - мушка, твоя цель - голова нелюдя. Волю в кулак, отставить дрейф!". И я, уже в который раз, путём внутреннего диалога сам с собой, не дал-таки панике окутать сознание, а лишь сосредоточил все органы осязания на окне. С минуту я простоял в боевой стойке, после чего вновь возня под окном, хрипение, рычание, и вот, в окне в одно мгновенье ока, уже чуть ли сразу не в полный рост, возникло тело. Я растерялся и оторопел от увиденного. Ранее вживую я никогда такого не видел: афганец, при каких-то обстоятельствах потерявший одежду, выше пояса был абсолютно голый. Картина была такая, что гримёру фильма ужасов, сумевшему бы воспроизвести такое, точно дали бы Оскара за лучшую работу в своей номинации. Обычного для них, для афганцев, бронзоватого цвета кожа местами была покрыта тёмными пятнами цвета ушибов. Где-то была явно различима запёкшаяся кровь, или что там у них вместо неё... Под левым ребром был огромный проём, то есть рваная рана, и даже виднелось из под мерзкой плоти сломанная кость ребра. Чёрные от запёкшейся на них чьей-то крови руки с длинными чёрными ногтями, недосчитывали нескольких пальцев. Кривой, с рваными губами, рот был почти беззуб; лишь несколько гнилых осколков поблёскивали на свету, когда чудовище взревело от ударившего в глаза пучка света. Относительно длинные, до плеч, чёрные спутавшиеся волосы, клоками торчали в разные стороны. Возле правого виска можно было разглядеть, как волосы были слеплены кровью, а под ними была приличных размеров рубленая рана, очевидно, от топора какого-нибудь несчастного крестьянина. Я успел разглядеть всё это буквально за секунду, после чего, изо всех сил сконцентрировавшись на мушке, незамедлительно нажал на спусковой крючок. К моему удивлению и, можно сказать, к моей гордости, я попал! Но, увы, не промеж глаз. Пуля разорвала нелюдю щёку и, пройдя на вылет, заставила его взвизгнуть. Ещё одна угодила уже в плечо пошатнувшемуся от первого выстрела афганцу. Тот молниеносно, совершенно не так, как предыдущие его умерщвлённые собратья, а в сто крат проворнее, вмиг перемахнул через подоконник и оставшийся там один единственный мешок с цементом, и оказался уже в маленькой комнате.

- Гоша-аа! - заорал я во всё горло бойцу, который, конечно же, видел всё происходящее, но, почему-то, не отрывавшемуся от пулёмета. Я успел стрельнуть ещё только один раз, попав афганцу в торс, прежде чем тот тремя шагами долетел уже до дверного проёма, ещё секунда, нет доля секунды, и он переломит мне или Гоше хребет. Но тут долгое "а" в моём вопле вдруг перебилось громким хлопком, вторым, третьим. Голова афганца разлетелась на куски над полосой света, освещавшей лишь его торс, и только струйки крови хлестнули в разные стороны, попав в луч фонаря. От дула пулемёта радостно поднимался дымок. Гоша в самый последний момент умудрился-таки побороть неисправность, заправить ленту с патронами и высадить в бестию три тяжёлых свинцовых пули.

- Ух, ёпт, ну и ну... - не сумев как-то более вразумительно прокомментировать случившуюся ситуацию, во время последовавшего недолгого затишья в наступлении нечистой силы буркнул Гоша. - Ещё б чуток и спарринга было бы не избежать. Ты, конечно, понимаешь, кто б кого? - саркастически протянул боец, пытаясь таким образом, этакой шуткой, вывести меня из состояния шока, ступора. А я, словно вкопанный, стоял, не шевелясь, весь бледный как мел и тупо вперил взгляд в обезображенное тело афганца, валяющееся в полутора метрах от нас. Я коротко кивнул, не в состоянии хоть как-то оценить тонкость Гошиного юмора. Да я толком и не слышал, не понял, о чём он, а кивнул чисто машинально.

- Ну-ну, дружище, очнись же ты! - Гоша протянул левую руку и потряс меня за плечо. - Всё нормально, ленту заправил, и теперь у нас вновь ящик свинца наготове, видишь? На всех хватит, не пройдут, демоны! - Гоша постучал ладонью по пулемёту, точно как отец, хвалящий своего сынишку за хорошие отметки в школе, нежно, но весьма по-мужски, хлопает того по спине. Я повернул голову, взглянул на тот самый "ящик свинца" и, надо сказать, начал понемногу приходить в себя.

Ещё через час, даже чуть больше, в пять пятнадцать, после непрерывной обороны оконного проёма начал подходить к концу уже второй ящик патронов. Гоша выглядел уже весьма и весьма измотанным, а фонарь светил всё более и более тускло, но и оставалось-то нам продержаться ещё часа с два. Смена пулемётной ленты, которая произошла в пять часов тридцать пять минут, на этот раз не преподнесла никаких неприятных сюрпризов, лента моментально была "съедена" приёмным механизмом. Так что мне даже не пришлось вновь упражняться в стрельбе по живым мертвецам, благо последние позволили нам произвести замену, дав нам с минуту передышки. К шести часам потоки напирающих тварей начали набирать новую интенсивность. Во-первых, они, понимая, что скоро рассветёт, так или иначе вынуждены были уже начинать поиски затемнённых убежищ, коим, безусловно, являлся и наш особняк. Во-вторых, гора трупов, за эти несколько часов превратившаяся в настоящую лестницу для подъёма к окну, значительно упрощала тварям этот самый подъём. Теперь уже они чуть ли не забегали по этой горе вверх, к окну, чуть ли не по двое за раз пытаясь прорваться в дышащее в их сторону свинцом окно. Гоша, точно робот, станок, машина, без каких бы то ни было осечек выполнял свою, поистине мужскую, работу. Он убивал в минуту по четыре, пять, шесть, а то и десять афганцев, тратя на одного от одной до двух пуль. Максимум по две! Только благодаря этому мы ещё и были живы, благодаря столь экономичному расстрелу боеприпасов. Но в половину седьмого, когда небо за окном (а выходило окно именно на восток) уже начало подавать первые признаки приближающегося утра, начался настоящий ад! Было такое ощущение, что вокруг нашего оплота мы собрали какое-то невероятное количество афганцев, что будто бы они, словно чуя в буквальном смысле нужду истреблять всё живое вокруг себя, физически не могли оставить неприступный форт в покое и бежать дальше, куда глаза глядят, в поисках этого самого живого. Они всё лезли, лезли и лезли. Вероятно, они не брезговали и падалью, и жрали своих же убитых собратьев, в немереных количествах заполнявших пространство под этим самым треклятым окном. Очевидно также, что новые твари сбегались к нашему домишке со всей округи, то ли на грохотание пулемётных выстрелов, то ли на позывные, на рёв себеподобных. Скорее всего, так оно и было, что наша, теперь уже в буквальном смысле, крепость собрала вокруг себя и приняла удар от абсолютного большинства тварей, движущихся на север по ленинградскому направлению. Я был уверен, что перебив не один десяток тварей, мы уже спасли множество людских жизней от участи быть разодранными на куски, а если ещё и выживем, то спасём и весь континент, нужно только доставить в Норвегию раздобытые высокой ценой данные! Конечно же, не мы, Гоша перебил их. Гоша уже герой, но лучше бы ему быть героем при жизни.

В окне ни на секунду не переставали появляться безобразные тела, а тем временем третья, последняя лента патронов подходила к концу. Гоша заметно нервничал, то и дело окидывая взглядом ящик с патронами. Всерьёз заволновался и я, пересчитав беглым взором то, чем мы ещё располагали. Три гранаты, девять рожков к АКМ, четыре пистолета и по три полных обоймы к каждому, лампа... В шесть сорок восемь мы уже утопали в гильзах, которые заполнили всё вокруг. Грохотание выстрелов перемешивалось с высоким звоном сыплющихся на пол гильз. Такая канонада просто сводила с ума, грани между реальностью и ощущением пребывания в ужасном аду из какой-нибудь мистической компьютерной игры готовы были в одночасье размыться, заставив нас потерять волю. Но ведь оставалось ещё совсем немного! Совсем чуть-чуть, продержаться бы, а там уже солнышко испепелит нехристь почище любого крупнокалиберного орудия. Последние двадцать пулемётных выстрелов прозвучали в шесть пятьдесят девять. "Лампу!", - что было мочи проорал Гоша, и я врубил нашу ультрафиолетовую спасительницу и надежду. Блёклый, весьма неинтенсивный свет разлился перед нами. Тем временем в комнате вновь собралось с десятка полтора чудовищ, столпившихся прямо у дверного проёма. Они ревели на разный лад, не в состоянии пока переступить сжигающую их несовершенную кожу ультрафиолетовую границу. Мы с Гошей стояли напротив, в каких-то четырёх метрах, почти лицом к лицу с хищными бестиями, которые невероятно сильно действовали на психику своим леденящим кровь видом, воем и рёвом, впавшими мутными глазами, полугнилыми ртами с редкими зубами и хищным оскалом. Свет лампы мерцал, готовый в любую секунду позволить афганцам сорваться с мест и со всей своей свирепостью изорвать нас до неузнаваемости, а затем сожрать. Гоша, не выпуская автомат из правой руки, левой взял из вещмешка на полу гранату. Посмотрел на меня. Но я лишь бормотал что-то невнятное себе под нос и не мог собрать мысли в кулак, чтобы хоть как-то вразумительно отреагировать на его то ли вопрос, то ли предупреждение. Он выдернул чеку и швырнул гранату поверх голов афганцев вглубь комнаты. В последнюю секунду я сообразил ничком повалиться на пол и, уткнувшись головой в стену, что было сил, прижал к ушам ладони и широко разинул рот. Взрыв. Два афганца, стоявших непосредственно у дверного проёма, взрывной волной были брошены прямо на нас. Но Гоша был уже тут как тут: в двух тварей он выпустил половину рожка, обеих угрохал точно в голову. Из глубины комнаты, очухавшись от взрыва, начали подаваться на нас ещё два-три выживших мертвеца. Я не выдержал и тоже, правда более беспорядочно, начал поливать их очередями из своего АКМ. Получилось! Двоих я угрохал самолично, третьего же, изрешечённого мной в торс, прибил точным выстрелом в голову ветеран. После я поднёс всё более тускнеющую лампу на метр вперёд, поближе к двери. Новые бестии, начавшие наполнять комнату, с рёвами отступали назад по мере "давления" на них ультрафиолетом. Вновь комнатка была битком заполнена смрадными телами. Успел посмотреть на часы: семь часов четырнадцать минут. Небо на горизонте, просматривавшемся сквозь ужасные тела, уже совсем посветлело. Лампа же стала моргать, уже на одну-две секунды стирая невидимую границу. Монстры, чуть подаваясь вперёд, тут же, в момент, когда лампа вновь окатывала их нетерпимым светом, отскакивали назад, при этом истошно ревя во всю глотку. "Назад!" - взревел уже Гоша. Я отпрыгнул на два шага назад и плюхнулся на пол. Вторая из трёх оставшихся гранат влетела в проём. Прогремел взрыв, и вновь ошмётки плоти вылетели из двери. Я молниеносно вскочил и схватил лежавший рядышком автомат. Из комнаты через секунду же выскочил афганец. Двумя свинцовыми потоками из дул моего и Гошиного автоматов он, а за ним и ещё двое были отправлены на тот свет. Всё! В семь сорок четыре блеснул первый луч солнца и, попав в окно, ознаменовал собой конец ада! За окном мы слышали множественные истошные вопли в азарте осады нашей крепости не успевших убежать восвояси афганцев, сгорающих живьём. В маленькой, а также в большой комнатах первого этажа находилось ещё с десяток бестий. Лампа погасла окончательно. Гоша, заменивший за считанные секунды, в течение которых я поливал проём свинцом, уже четвертый рожок, точными выстрелами размозжил последние четыре головы тварей, что в отчаянии и безвыходности одновременно, расталкивая друг друга, ломанулись на нас. Всё было кончено. В окно больше никто не лез, да и не смог бы этого сделать. Мы победили. Из большой комнаты, окно которой точно также выходило на восток, доносились предсмертные вопли, истошные крики бестий, которые были не в состоянии укрыться от проникающих в голый оконный проём лучей утреннего солнца. Они больше не представляли для нас никакой угрозы, и им было уготовано сдохнуть через несколько минут, изжаренным благословенным светом самой большой звезды Солнечной системы, которая и породила на Земле хаос из-за того электромагнитного излучения 2012-ого года со всеми вытекающими последствиями. Но победа эта была ровно на десять-одинадцать часов, пока светило вновь не зайдёт, прокатившись по небу, уже за противоположный горизонт, и вновь на Земле не воцарится тьма и не повыползают из своих нор кошмарные отродья...

Мы оба, обессиленные, свалились на пол, сели, прислонившись спинами к стене, и тупо, безвольно смотрели за принимающимся рассветом, подарившим нам ещё как минимум десять часов жизни.

Глава 16. Разводные мосты

Мерзкий, сладко-приторный запах тлена ударил в нос. Я открыл глаза и тут же, машинально, приставил ко лбу ладонь, закрываясь от слепящего солнечного света, бьющего через окно. Гоша спал, причём очень крепко; всё его лицо было залито ярчайшим солнцем, но он даже не морщился, как будто находился в кромешной тьме. Оно и немудрено, ведь прошедшая ночь выпила все силы, физические и душевные. Я с ужасом посмотрел на часы. Сколько же мы проспали? Без десяти девять. Что-то около полутора часов. Ещё толком не понимая, что происходит, спросонья не сориентировавшись в пространстве, я принялся оглядываться по сторонам, с ужасом вспомнив об ордах афганцев, ещё каких-то полтора-два часа назад не дававших нам право со стопроцентной уверенностью говорить о завтрашнем дне. Кругом трупы. В освещённой уже не искусственным и блёклым, а что ни на есть самым настоящим ярким солнечным светом. И в этом свете взгляду открывалась ужасная, невиданно жуткая и мерзкая картина: десятки изуродованных тел дьявольских бестий и их фрагментов, буквально почерневших от мощнейшего облучения естественным ультрафиолетом, были разбросаны по всей площади комнаты. Когда я окончательно пришёл в себя после сна, меня вырвало от всего этого вида и от запаха, сравнение которому трудно было и подобрать. Проснулся Гоша, наморщил лицо и приложил руку рукавом к носу, дабы не поддаться рвотному рефлексу.

- Собираемся! - пробурчал он сквозь ткань куртки и встал с пола. Приподнялся и я, всеми силами пытаясь не поддаться вновь подступающему рвотному рефлексу. Затем мы молча, одной рукой закрывая нос, принялись паковать по рюкзакам остатки боеприпасов. Говорить мы не могли из-за тошнотворного запаха, да и не о чем было нам говорить. Мы оба думали лишь о том, как бы поскорее выбраться из этого зловещего могильника! Собрав все остатки боеприпасов и, распихав их по рюкзакам, мы взяли и тяжеленный пулемёт, оставить который в доме было бы непозволительной роскошью. Было жутко пробираться к окну, единственному выходу из здания, сквозь десятки нечеловеческих чёрных трупов. Даже чисто психологически было трудно заставить себя переступить через порог, ведь подсознательный страх того, что вдруг кто-то из тварей выжил и внезапно вскочит из груды тел, невозможно было обуздать. Трудно сравнивать, но прохождение крохотной комнаты было сродни прогулке по минному полю, не говоря уже о невыносимом запахе, уверенно пробивающимся даже из-под плотно прижатого к носу рукава левой руки; правой рукой я с одной стороны тащил пулемёт, соответственно с другой стороны его тащил Гоша. Выглянули в окно. Бог ты мой! Сколько же там было трупов! Сотни тел! Ужасная картина. Я больше всего на свете хотел теперь как можно скорее покинуть это дьявольское место. Мы, с трудом подняв пулемёт на подоконник, с силой толкнули его из окна вперёд и вниз. Тяжёлая бандура глухо плюхнулась на чёрные изуродованные тела, горкой наваленные под окном. От окна до трупов было всего-то чуть больше метра. Остальное же пространство под окном, более чем на метр вверх от земли, - убитые афганцы, этакая трупная "лестница", выстроенная за ночь Гошиным пулемётом! Мы по очереди спрыгнули вниз и провалились ногами в это чёрное месиво. Тут уже вырвало и Гошу, и меня по второму кругу, хоть я и старался не смотреть под ноги. Собрав волю в кулак, вытащили увязший в телах пулемёт и скинули его с чёрной горы на землю. Затем, торопливо подхватив его, поспешили удалиться от зловонного месива и, обогнув дом, оказались у главного входа, у Хонды, надёжно подпиравшей входную дверь и питавшей нашу ультрафиолетовую лампу, спасшую наши жизни и бережно упакованную в мой громадный по размерам рюкзак.

Машина была нетронута. Да и что бестиям до железяки? Она не представляла для них никакого интереса. Да и мысль о том, что самый простой путь заполучить нас живьём, абсолютно беззащитных - это всего лишь навсего оборвать провода, выходившие из-под решётки радиатора и ныряющие в щель под дверью, не могла даже прийти в их безмозглые головы. Погрузили в багажник пулемёт, рюкзаки. Я отсоединил "усы" от аккумулятора, аккуратно свернул их и тоже отправил в багажник. Всё, больше мы ничего из нужного здесь не оставили, ничего не забыли, и можно было ехать. Куда ехать? Конечно же, первым делом нам необходимо было заменить колесо с лопнувшей шиной, для чего нужно было вернуться к Транспортёру. Я и не надеялся, что заряда в аккумуляторе Хонды хватит на то, чтобы провернуть стартёр и завести машину. Естественно, так оно и было. Машина не заводилась. Но, надо отдать должное моей приверженности к механической коробке передач, паниковать было рано. Единственным, но вполне работоспособным вариантом было попытаться завести двигатель "с толкача". С другой стороны, у Хонды было пробито переднее колесо, рулевое, что до предела осложняло задачу даже просто вытолкнуть машину с этой придомовой фазенды, докатить её до, хоть и разбитой, грунтовой, но дороги. Но по сравнению с испытанием, которое мы пережили ночью, вытолкать машину и завести её "с толкача" не представлялось уж таким непреодолимым препятствием на пути к выполнению миссии мирового масштаба. Хотя мои мысли были заняты теперь лишь тем, как и где мы будем искать в предстоящие часы Дашу, а совсем не идеей спасения Мира, и уж тем более не тем, как и где мы проведём в отсутствии былого обилия боеприпасов грядущую ночь. Вообще, мне кажется, что в такие моменты человек начинает мыслить совершенно иначе, нежели в повседневной жизни. Теперь, в отличие от своего обыденного образа мышления, когда я любил загодя простраивать сценарии развития событий на месяцы, а то и годы вперёд, я мыслил максимум с перспективой в один час. То есть я не задумывался уже даже о вечере, а лишь обдумывал насущные задачи: как бы сейчас нам лучше завести машину, как бы поскорее сменить лопнувшее колесо и... По логике, вместо троеточия должно быть: "где искать Дашу, куда ехать, как действовать?", но этих мыслей на тот момент в моей голове не было. И не должно было быть! Ведь как бы оно там ни было, каких бы телодвижений не требовалось бы через, скажем, час или два, но, не выполнив текущую, тупую задачу и не заведи мы машину, то грош-цена всему тому, что можно наметить для выполнения через час!

Итак, я поставил нейтральную передачу, и мы с Гошей что было мочи навалились на Хонду, понемногу сдвигая её от крыльца назад, чтобы затем развернуть её "лицом" к Ленинградке и выкатить, наконец, на грунтовую дорогу. Машина неохотно поддавалась. Мы, обливаясь потом, через десять минут сумели-таки по крохам развернуть и дотолкать автомобиль до дороги. Потом, собрав в кулак волю и преодолевая невероятно обострившееся от свежего воздуха чувство голода и усталости, принялись ускорять машину до необходимой для старта двигателя "с толкоча" скорости. Полторы тонны едва ли развивали скорость пешехода по разбитой грунтовке, да вдобавок и со спущенной шиной. Но вот небольшой уклон дороги вниз, то есть спуск. Мы, насколько это было нам под силу, максимально разогнали машину, и я, на ходу заскочив в неё, наспех воткнул первую передачу и отпустил сцепление. Хонда дёрнулась, и из-под крышки капота приятно заклокотал двигатель, а из выхлопной трубы чуть доносился запах выхлопных газов. Гоша залез внутрь. Мы переглянулись и улыбнулись друг другу. Через семь минут мы уже подъезжали к укромно припрятанному между домиков Транспортёру. Мы вышли из машины, но двигатель глушить я не стал, чтобы аккумулятор успел наверняка зарядиться от генератора. Открыли Транспортёр, вытащили запаску. Я уже было принялся откручивать баллонным ключом болты с лопнувшего колеса, как вдруг мы с Гошей оба, совершенно отчётливо услышали из правого домика какие-то звуки. Глухой удар, ещё один. Потом какое-то звяканье, несколько шагов... Замерев на месте от столь неожиданного поворота событий, мы переглянулись, синхронно приложив указательные пальцы к губам и прошипев "Тс-сс!". Я аккуратно положил на землю ключ, поднялся, и вслед за Гошей беззвучно проскользил к прикрытому ставней окну. Тем временем звуки внутри домика по-прежнему отчётливо доносились для нас. Тут мы заметили, что входная дверь закрыта не плотно, а лишь прикрыта. Гоша машинально извлёк из кобуры пистолет, снял его с предохранителя. По-военному, юркнул спиной к стене, то же велел жестом сделать и мне. Мы стояли, прислонившись спинами к стенке, между приоткрытой входной дверью и окном. Звуки доносились и справа, и слева от нас...

Характерный рык развеял все наши опасения и догадки. Внутри, в тёмном помещении, находились попрятавшиеся от солнца афганцы.

- Вот вы где, суки! - ехидно прошипел Гоша, спрятав пистолет обратно. - Ну, сволочи, пришёл наш черёд развлекаться. Гоша вытащил из рюкзака ручную гранату.

- Не, не надо! - остановил его я. - Последняя же, ты чего? - я поразился тому, как боец потерял от злости всякий рассудок и совершенно уже не мыслил трезво, норовя израсходовать последнюю оставшуюся гранату. - Вон в Транспортёре ещё бензина чуток есть, масло в системе. Да и стоит удачно! - последним я имел в виду то, что Фольксваген стоял аккурат между деревянными домами, и оставалось лишь поджечь его, чтобы к чертям спалить обе хаты.

- Уху... - буркнул Гоша, сбавив немного свой пыл, и убрал гранату. Довольно быстро я сменил колесо. Проколотое же кинул в багажник Хонды, пригодится. Пока минут десять я ковырялся с заменой колеса, Гоша что-то искал в салоне Транспортёра. Я не придал этому никакого значения, ведь сам бы перед тем, как спалить машину, не упустил бы возможности по максимуму извлечь из салона всё, что представляло хоть какую-то ценность. Краем глаза я видел, что Гоша сперва "орудовал" в багажнике, время от времени пихая в рюкзак какие-то мелкие предметы, затем принялся потрошить бардачок. Мне показалось, что искал он что-то конкретное, хотя чего он там мог найти такого, что представляло бы явный интерес? Патроны? Вряд ли. Деньги? Смешно. Ну да ладно, его дело. Может там есть что-то для него символичное? Может фотография? Или что-то из принадлежащего Клопу? Собственно, мне было совершенно не интересно. Я лишь увлечённо крутил домкрат, прикручивал запасное колесо и думал, куда нам сейчас лучше ехать, где начинать поиски моего любимого беззащитного человечка.

...Тяжёлая рука, вероломно, из-за спины, прижала к моему рту и носу какую-то тряпку. Я было вцепился в, казалось, железную руку, пытаясь оторвать её, высвободить голову из тисков, но после пары-тройки вдохов сквозь ту самую тряпку, я почувствовал, что начинаю обмякать. Руки сделались словно ватными, ноги подкосились, сознание затуманилось, а перед глазами будто задёрнулся чёрный занавес и резко потемнело.

***

- Да не могу я, Андрюха, никак не могу... - Шталенков никак не поддавался на какие бы то ни было уговоры и доводы Андрея. - Здесь же такое, тако-ое творится, тьфу! Не могу я ехать с мыслью о том, что Москву тут могут сдать, оставить... - Шталенков в пылу ударил кулаком по столу и, похоже, не рассчитав силу удара, аж зажмурился от боли и замахал кистью на уровне плеча. - И так уже все разъехались кто куда, как крысы с тонущего корабля поразбежались. Всем своя шкура важней... а я не могу, я должен тут быть. До последнего! Я должен, должен... - Он обеими руками закрыл лицо и с выражением то ли отчаяния, то ли досады, а, может, и с тем и другим, помотал головой.

- Ну, Дмитрий Юрьич, ну... Я с Вами согласен абсолютно, но... Но на другой-то чаше весов и Москва и вообще весь наш Континент! Вы поймите, что без Вас вся операция затеянная может под угрозу встать в принципе, а там и Москве, и России в целом будет уже не помочь. Конец придёт уже окончательный. - Андрей экспрессивно жестикулировал и изо всех сил пытался донести до Шталенкова свои, надо заметить, небезосновательные опасения. - Не факт, что у ребят получится, нужно подкрепление, нужно! Видите же какая заваруха из ничего вышла! Шайка отморозков, а какие жертвы, какие последствия... А вдруг не доедут? Вдруг ещё чего? Риски неимоверно высоки, нужна страховка, Дмитрий Юрьич, нужна непременно, а кто как не Вы?!

В воздухе на минуту повисла тяжёлая пауза. Отчётливо было слышно мерное тиканье настенных часов. Шталенков уткнулся взглядом в заваленный бумагами письменный стол, средним пальцем нервно выстукивая сбивчивый ритм по его поверхности. Андрей сидел напротив Шталенкова, вполоборота повернувшись к столу. Он сидел, вытянув перебинтованную ногу вдоль стола. Рядом стояли два старых обшарпанных костыля. Штанина джинсов была обрезана почти от самого основания, а простреленная нога Андрея была перемотана кипельно-белыми бинтами, видимо, совсем недавно, поскольку они нисколько не разворсились и не потеряли стерильную белизну.

- Давай дождёмся Карамзина, как он распорядится, так и сделаем. - Наконец-то, спустя десять секунд прервал тяжёлую тишину Шталенков и тут же, обращаясь уже не к Андрею, а глядя тому за спину, добавил: "Легки на помине!". Андрей обернулся и увидел входящего в кабинет Карамзина. В тот день Шталенков уже встречался с Карамзиным, да и не было времени на всяческие реверансы, поэтому дядя Дима не то, что не отдал тому честь, но даже и не встал со стула. - Только что, вот прямо десять секунд тому назад, про Вас разговаривали! - доложил Шталенков самому главному человеку на Лубянке.

Андрей же было подскочил со стула, чтобы сделать шаг навстречу вызывающему как трепет, так и глубокое уважение престарелому Ильдару Игнатьевичу, но тот жестом велел Андрею не тревожить лишний раз больную ногу и оставаться на месте, и сам подойдя к Андрею, пожал ему руку.

- В каком же контексте вы тут меня вспоминали? - Карамзин посмотрел на Шталенкова, опершись кулаками о стол, - Кости мне перемывали? - шутливо спросил он и подмигнул. Шталенков улыбнулся в ответ, но весьма натянуто. Через какие-то несколько минут человек, вошедший в комнату, волевым решением может коренным образом изменить судьбу своего подчинённого, так привыкшего к своей пусть и нелёгкой, но любимой работе на Лубянке, к своему заваленному бумагами и папками со всякого рода служебными материалами кабинету. Да, Дмитрий Юрьевич изрядно нервничал, что было трудно не заметить по тому, как он теребит пальцы рук, которые он вытянул перед собой на столе.

- Теперь у нас контекст только один, у всего управления, - не стал отшучиваться в ответ Шталенков, не имея на то никакого желания, а поспешил перейти сразу к делу, - и Вы, безусловно, понимаете, о чём я.

- Понимаю... - задумчиво протянул Карамзин. - И, как вы, естественно знаете, я только что с экстренного совещания по вашей этой ситуации. И решение есть, мы его единогласно поддержали. Поскольку ресурса у нас просто нет, ну нет его физически, чтобы снарядить ещё хотя бы два экипажа на Питер, поедете туда Вы, Дмитрий Юрьевич. Поедет также и Андрей, ибо здесь ему делать совершенно нечего, ну а повезёт вас Валера. Выезд завтра утром, не критично... Хватит нам ночных приключений. Выгадать хотели несколько часов, а под угрозой... Тьфу, мать! - выругался Ильдар Игнатьевич. - Поедете засветло. Вопросы? Шталенков упёрся взглядом в стол и даже не поднял глаза, когда Ильдар Игнатьевич, объяснив некоторые нюансы про грядущий вояж, попрощался и покинул комнату. Андрей же, напротив, радостно улыбался и видно было, как ему не терпелось уже поскорее завершить начатое, снова взять курс на Питер и во что бы то ни стало принять участие в продолжающейся операции, важнее которой человечество ещё не видывало.

Ночевали Андрей и Дмитрий Юрьевич прямо в кабинете у последнего, благо там стоял диван и была раскладушка. Семь тридцать утра. Подъём. У главной проходной уже стоял подготовленный к дальней дороге личный автомобиль самого Карамзина, самый свежий, резвый и технически подготовленный из всего нынешнего автомобильного парка ФСБ. Это бронированный Мерседес Гелендваген чёрного цвета со спецсигналами, укреплённым на крыше мощнейшим ультрафиолетовым прожектором, низкопрофильными покрышками, не чувствительными к проколам, собственной радиостанцией и многими-многими другими техническими наворотами, способными свести к минимуму риск невыполнения запланированного марш-броска.

На южном и юго-восточном МКАДовских фронтах уже вторые сутки шли ожесточённые ночные бои. Пока они по большей части заключались лишь в удержании афганцев за МКАДом за счёт исправно работающего ультрафиолетового оружия, но были и зоны, куда афганцам, всё же, удавалось проскочить - где лампа выгорела, где халатность или дезертирство со страха... Вот там то и начиналась настоящая бойня. Благо пока в Москве на складах было более чем достаточное количество как крупнокалиберного оружия и боеприпасов к нему, так и всякого рода взрывчатых веществ и уж тем более различных мелкокалиберных боевых единиц. Безусловно, были и погибшие со стороны военных, ведь оружие имеет свойство давать осечки, молодые бойцы зачастую с испуга не в состоянии вести прицельный огонь. В таких вот ситуациях по сообщениям с фронтов за прошедшие двое суток и были зверски растерзаны семнадцать солдат, все новобранцы, потому и не повезло бедолагам.

Когда в восемь часов шестнадцать минут утра девятого ноября 2014-ого Гелендваген Карамзина пересекал линию Северного МКАДовского фронта, Андрей не заметил какой-либо суеты сверх нормы или каких-нибудь жутких картин - последствий ночных боёв, присущих теперь южному и юго-восточному фронтам. Вытянувшись по струнке и отдав честь сидящим внутри, двое молодых солдат без каких-либо лишних вопросов подняли увесистый шлагбаум и выпустили одним своим видом вызывавший трепет автомобиль за пределы Московской Кольцевой Автодороги.

***

...Я приоткрыл глаза и увидел интересную картинку; наверное, да, скорее всего, это был сон: передо мной вдруг проплыла огромная секция разводного моста. Я видел этакие чудеса инженерного творчества в Питере, когда много лет назад ездил туда с экскурсией от университета. Где-то вдалеке блеснул в лучах солнца и тотчас скрылся за зданием шпиль Адмиралтейства. Я не понимал, где я и что вообще происходит. Липкий словно патока разум неохотно начал включаться. "Питер!", - подумал я. Вдруг, поверх увиденной, радужной картинки, чётко ассоциировавшейся у меня с той университетской туристической поездкой, чёрной кляксой всплыло воспоминание о десятках тлеющих под солнцем трупов афганцев, о маленькой, сплошь забрызганной похожей на кровь субстанцией, комнате того злополучного особняка, где недавно мы провели самую страшную в моей жизни ночь. Мысли закрутились ещё быстрее, я начал складывать в единую цепочку те обрывки воспоминаний, что вихрем завертелись в моей голове. Но тело было будто аморфным, ватным, обмякшим. Я широко раскрыл глаза. Да, мы ехали по Санкт-Петербургу, сомнений не осталось - это не сон! Я с трудом повернул голову немножко левее и тут же встретился взглядом с Гошей, управляющим моей Хондой. "Конечно же, нельзя было ему доверять, этому предателю! Я же знал, знал, что неспроста он согласился помогать мне, сукин сын!", рассуждал я в полубреду. "Но чего ему нужно, чего он хочет? Спастись в Питере? Но он же просто мог послать меня куда подальше ещё позавчера и спокойно увозить свою задницу на север вместе с Клопом?!", терялся я в многочисленных догадках, которые ну никак не хотели увязываться со всеми теми обстоятельствами, которые произошли за предыдущие двое суток...

- С добрым утром! - бодро произнёс Гоша. - А мы как раз приехали, наконец-то... - как мне показалось, радостно заключил он.

- Куда приехали? - еле-еле сумел произнести я едва слушающимися губами, так окончательно и не осознав, что же, всё-таки, происходит.

- Как куда? - Гоша искренне удивился. - В Северную столицу, город Санкт-Петербург, а ты думал? На Багамы? - с лёгким сарказмом хмыкнул он.

Вдруг сердце моё заколотилось в бешеном темпе, мысли в раз стали чёткими и ясными! Я вспомнил, как в процессе установки запаски на Хонду, чья-то рука, - не иначе как Гошина, - приложила к моему лицу влажноватую тряпку, пропитанную какой-то дрянью, которая на какое-то, очевидно не малое, время погрузило меня в глубочайший сон. "Даша! Мы в Питере, где Даша?", - я оторопел от чувства паники, беспомощности и безысходности. Затем я сделал жалкую попытку поднять руки, но не тут-то было: я с ужасом обнаружил, что руки мои были чем-то связаны за сиденьем в запястьях. Ну конечно, я сразу же заметил, что из моих джинсов вытащен ремень...

- Сука... - прошипел я сквозь зубы, глядя на Гошу, а на глазах непроизвольно навернулись слёзы. - Тварь! - шипел я на ветерана, беспомощно ёрзая на сиденье и тщетно пытаясь вызволить заломленные за спину руки.

- Но-но, полегче ты, - брякнул Гоша в ответ. - Для твоего же, дурак, блага...

- Что это было? Что за тряпка? - процедил я сквозь зубы.

- Морфий! - улыбнулся Гоша. - В аптечке Транспортёра был. Неотъемлемый элемент боевого медкомплекта... - Деловито закончил Гоша. По моим щекам уже вовсю катили слёзы.

- Там же Даша, тварь! - в голос рыдал я, уже оставив бесполезные попытки освободиться от ремня. - Оставил бы меня лучше там, поехал бы один! - орал я на Гошу, который, тем временем, уже припарковался у какого-то серого, неприметного здания и заглушил мотор.

- Ты пойми же, - голос Гоши сменился на сочувствующий и понимающий, в нём вдруг не осталось и отголоска какого-то сарказма или хладнокровия, - пойми, Антоха... Ты своими глазами видел ад, видел, что творится. Даши уже нет в живых - это горькая правда. Мне приходилось терять многих друзей и родных, я столько пережил... Это нужно пережить, переплакать и идти дальше. Я тебя понимаю более, чем прекрасно, но ты бы погубил и себя, и меня, если бы мы остались в тех краях и продолжили бы бесполезные поиски. Но, увы, это была бы наша погибель без малейших шансов как найти твою Дашеньку, так и нам пережить вторую такую ночь...

- Она жива, жива, понял ты, урод! - у меня началась настоящая истерика, я крыл бойца благим матом, вновь принявшись дёргаться и вертеться, как уж на сковороде в надежде вырвать руки из железных оков умело завязанного ремня и как следует врезать бойцу по морде.

- Нет, друг, - спокойно отвечал тот, - чудес, увы, не бывает, поверь мне. Просто будь сильным, ты не один, ты нужен человечеству, поэтому единственное, что я могу тебе посоветовать - взглянуть правде в глаза, принять правду, какой бы горькой она ни была и смириться, найти в себе силы пережить, перебороть ситуацию. Главное не замкнуться и не сгинуть, Антоха! - Гоша положил руку мне на плечо, его голос сделался совсем мягким и был полон сочувствия. - Правда, друг, я хотел как лучше... Дашу уже не вернуть, нет чудес на свете, нет. Есть афганцы, есть американцы, которым, единственное, что ты можешь сделать в светлую память о Даше - это отомстить, не дать им реализовать свой зверский план, вернуть жизнь целому континенту. Иначе, если сгинешь, Даша погибла зря, ты понимаешь?..

Я сидел совершенно опустошённый изнутри, будто бы душу мою уже вырвали с корнем из бренного тела, и осталось лишь оно одно, дряблое и безвольное, обмякшее словно слизень в кресле, в котором на протяжении многих лет неизменным штурманом во всех наших путешествиях сидела Даша, и улыбка её в лучах солнца напоминало улыбку невинного дитя, а впереди, казалось, у нас была долгая и счастливая жизнь с детьми и внуками, радостями новых открытий и упоения каждым прожитым днём... Где-то, в самой глубине своего сознания ещё вчера, во время удержания обороны от страшных чудовищ в том особняке, видя, что творится вокруг, как эти монстры лихо истребляют всё живое вокруг, я понимал, что Даши уже, скорее всего нет в живых, но принять эту мысль, продиктованную рассудком, а не сердцем, я никак не мог и никогда бы не принял. Теперь же мне хотелось выть и кричать, понимая, что Гоша-то прав, что нет и не было бы никаких шансов найти Дашу живой, что попытка её найти, которую я мог предпринять, если бы не было Гоши, усыпившего меня, привела бы меня к верной гибели, но Дашу бы я не нашёл. "Это невозможно, она умерла, её больше нет...", - эта жуткая, но трезвая мысль, выворачивала меня наизнанку, гасила последние лучики надежды и какое-либо видение дальнейшей жизни.

Не помню уже, сколько мы просидели молча, может пять, может пятнадцать минут, но в том состоянии полной потерянности я уже не считал время, не думал о том, что ждёт нас впереди, а просто тупо сидел, уставившись в одну точку и молчал, ведь сказать мне было совершенно нечего. Спустя некоторое время Гоша спросил меня, может ли он развязать мне руки. Я кивнул. Я уже не испытывал никакой агрессии, а всё, что я теперь хотел, это выпить как можно больше водки, чтобы оторваться от ненавистной реальности и забыться, пускай хотя бы и на несколько часов. Мы вышли из машины. Меня шатало из стороны в сторону, и один раз я чуть было не упал плашмя назад; морфий и полное моральное опустошение не позволяли мне сколь-нибудь контролировать своё тело. Гоша обнял меня за талию, чтобы поддержать. Таким вот образом мы миновали контрольно-пропускной пункт территории дома экстренного правительства Российской Федерации в Питере. Длинный, пустой и серый коридор мы прошли также молча, и лишь глухие наши шаги эхом отдавали аж в самом его конце.

- Вам сюда! - вежливо сказал сопровождающий нас военный охранник и указал на большую деревянную дверь почти в самом конце нескончаемого коридора. - Ваши вчера из Москвы приехали, они здесь.

Я не придал этой его фразе никакого значения. Какие наши? Из какой Москвы? Гоша открыл дверь, и мы вошли в кабинет. У меня даже не было сил оторвать потухший, бессмысленный взгляд от пола. Но когда я поднял глаза...

...Я перестал верить в чудеса ещё в раннем детстве, когда такой желанный Дедушка Мороз, пришедший поздравить семилетнего меня с новым, 1991-ым годом (который ознаменовал образование в мире новой страны, Российской Федерации, после давно уже забытого путча, произошедшего у московского дома правительства, "Белого дома", в августе того года), оказался не сказочным волшебником, а переодетым соседом, когда волшебная палочка, подаренная мне родителями, почему-то так ни разу и не сработала, и по многим другим причинам, которые, рано или поздно, приводят к такому же выводу почти всех детей. Но то, что я увидел, подняв глаза теперь - это было чудо, не идущее ни в какое сравнение с тем, если бы даже Дед Мороз был настоящим, а волшебная палочка могла бы в любой момент материализовывать пломбир в руке. На диване, стоявшем возле стены чуть справа и спереди от входа, накрытая пледом, спала Даша. Да, моя Дашенька крепко спала на диване, подложив ладони под щёку. Я стоял, не решаясь сделать ни шага вперёд, ни закрыть глаза, боясь, что это какая-то галлюцинация, вызванная, быть может, ещё до конца не выветрившимся из моей крови морфием. Потом последовало ощущение оцепенения, нереальности всего происходящего. А слева на диване, стоявшем у противоположной стены, сидел Андрей с вытянутой перед собой перебинтованной ногой. Он смотрел на меня и улыбался так тепло, как и прежде, что я с ещё большей уверенностью поймал себя на мысли о том, что всё происходящее - ничто иное, как мираж.

- Ты чего? - всё также улыбаясь, мягко обратился ко мне мой друг. Я молчал. - Ау, Антох, ты чё? - повторил он.

- Ааа... - было открыл я рот, как Даша, разбуженная словами Андрея, вдруг заворочалась и открыла глаза. Пару секунд она, спросонья не поняв, что к чему, приподнявшись немного с дивана и облокотившись локтем о подушку, в упор смотрела на меня, не проявляя никаких эмоций. Тут уже я решился сделать шаг, да не только шаг, а я буквально рванул с места и двумя прыжками уже оказался у дивана, вцепился в свою любимую девочку, а она в меня, да с такой силой, что у обоих нас затрещали кости. "Она, да, она, чудо Боже!", - крутилось у меня в голове. Я почувствовал, как по её мягкой, тёплой щеке потекли слёзы, хотя и у меня слёзы катили просто градом. Я не заметил, как в кабинет вошёл Шталенков и присел на диван рядом с Андреем. Лишь через пять минут мы смогли немного ослабить свои объятья и посмотреть друг на друга вблизи.

Андрей рассказывал за чаем: "Ну, мы, значит, на "Гелике" едем, часа три уже, как за МКАД выехали. Людей в округе - ну просто никого. За все три часа от силы двух-трёх встретили, бредущих вдоль обочины. Дело понятное, подобрать мы никого не могли, хоть и хотелось очень хоть кого-то спасти. И тут гляжу, девушка... Те-то все мужики были до этого. Я Валерке говорю, притормози чуть-чуть, явно уж не бандитка; идёт и даже не обернулась на звук приближающегося автомобиля, Вся такая в запачканной одежде, волосы растрёпаны. Поравнялись с ней, и тут уже я сам в такой осадок выпал - Дашка, ёперный театр!". Дашка: "Меня Петруччо тот, гадина, километра через четыре высадил, "Иди!", говорит. Я в слезах, соплях, сначала вдоль трассы плелась, но страшно очень стало. Увидела где-то совсем вдалеке свет в домиках. Было похоже на то, что там какая-то деревня. Я несколько километров дотуда шла, постучалась в дом, там милые дедуля с бабулей жили. Меня впустили. Следующей ночью был ад. Всю деревню растерзали несколько чудовищ, а я же залезла в последний момент на водонапорную башню, где наверху резервуар для воды. Воды там никакой, конечно же, не было, а огромная пустая металлическая ёмкость. Там и укрылась и всю ночь на морозе пролежала в ней, думала, что если афганцы не достанут, то от холода умру. Но, то ли адреналин и безумный страх, - ведь я слышала все вопли, крики и стоны внизу, в деревне, - то ли просто все силы организма мобилизовались в такой чрезвычайной ситуации, я продержалась там ночь, вся в поту и отупении. Тряслась и дрожала там так, что думала, твари эти услышат, как зубы друг о друга клацают, но нет, не услышали. Утром, когда солнце уже взошло, кое-как выбралась оттуда; руки, ноги, да, в общем, всё тело окоченело так, что чуть было не сорвалась с лестницы и не разбилась! Но пронесло... Затем, конечно же, сразу к дороге направилась, в надежде, что добрые люди подберут. Вот меня добрые люди, - Даша подняла взгляд на Андрея и Шталенкова, - и подобрали...".

Немножко привыкнув к мысли, что всё самое страшное, чего я так опасался, позади, я приступил к распитию предложенного нам местными товарищами чая с сухарями. Господи, как же всё это было вкусно! Но не прошло и пяти минут, как в комнату вошёл и встал позади нас с Гошей (мы сидели с ним за одним столом, бок о бок, ведь я не держал на него более никакого зла) здоровенный мужик, чего я, жадно поглощая предложенные вкусности, даже и не заметил. Зажмуривший от удовольствия и невероятного для последних нескольких дней душевного спокойствия глаза, я лишь спустя некоторое время почувствовал чьё-то присутствие за своей спиной и обернулся. За моей спиной стоял Клоп Сергей Валерьевич, сложив свои богатырские руки на груди. Может в иной ситуации я бы и удивился, но по сравнению с тем, что Даша сидела живая и здоровая в метре от меня, факт появления Клопа меня не удивил вовсе.

- Да, парни, - забасил тот, пододвигая к столу стоявший в сторонке металлический стул и усаживаясь во главе стола, - промазали мы с вами, однако?

- Рад Вас видеть, Сергей Валерьич! - искренне поделился своими мыслями я. - А в смысле "промазали"? - сказал я и уставился на Клопа. Я совершенно не понял его такой аллегории.

- А вон, - Клоп ткнул пальцем в дальний угол комнаты, где стоял небольшой деревянный столик, а на нём красовался тот самый ноутбук, который мы везли из Москвы, с Лубянки, а потом, расставаясь с Клопом после ночёвки у бабы Зои, передали ему, - железо стоит, так?

- Та-ак! - кивнул я.

- Ну, так здешние умельцы, - Клоп отхлебнул горячего чая, - уже вторые сутки кукуют, код подбирают. Не промазали? - взорвался хриплым хохотом Сергей Валерьич.

- Етить-переетить! - сквозь зубы процедил я. - Ну конечно, код-то мы Вам не отдали!

Действительно, в целях обеспечения безопасности перевозимых материалов, мы же ещё в Москве надёжно упрятали бумажку с записанным кодом в короб воздушного фильтра моей машины. А в свете последних событий Сергей Валерьевич, конечно же, забыл тот, хоть и не сложный, но всё же семисимвольный код, который мы, вроде как, запомнили перед выездом с Лубянки. Признаться, теперь я тоже не вспомнил бы его даже под дулом пистолета. Но факт оставался фактом: Клоп последние сутки провёл тут, в этом мрачном административном здании временного правительства России в Питере. Как он и сказал, попытки восстановить доступ к информации, предпринимаемые местными "умельцами", ни к чему не привели. После недолгого чаепития мы спустились к Хонде и извлекли из короба воздушного фильтра ту самую бумажечку, которая ещё на сутки отсрочила выполнение этой архиважной, беспрецедентной операции по ликвидации угрозы вымирания нации. Времени было уже около семи вечера. Пара часов приготовлений. Дальше, в сторону Финляндии, нас должно было ехать два экипажа: моя Хонда и Гелендваген Карамзина. Из людей: Клоп, Гоша, Шталенков, Андрей, Даша и я. Учитывая то, что афганцы ещё не достигли широт северной столицы и не достигнут ещё несколько дней, может даже недель, выезжать решено было в ночь, дабы не терять драгоценное время. Да и опасений, связанных с возможностью возникновения подобной ситуации с бандитской засадой, что произошла с нами, особо не было, ведь севернее Петербурга плотность населения была теперь существенно выше, чем южнее. То есть и порядка, и контроля со стороны местных военных было там куда больше, да к тому же большинство ленинградских чиновников беспрерывно пользовались трассой М10 "Скандинавия" для вывоза в благополучную пока ещё Финляндию своих семей и близких. Понаслышке я знал, что люди высокого ранга как легально, так и в виде взяток отдавали финнам буквально всё своё имущество: автомобили, золото, дорогую бытовую технику и всякие разные предметы роскоши, лишь бы те дали им зелёный свет и приютили в стране тысячи озёр, с лихвой обеспеченной продовольствием, электроэнергией, медикаментами и другими жизненно важными благами, практически полностью отсутствующими теперь даже в центральном регионе России.

Глава 17. Suomi

"Суоми" - так финны сами называют свою страну, страну тысячи озёр. Миновав благополучно пограничный пункт под названием "Торфяновка" границы Россия - Финляндия, в нескольких сотнях метров впереди мы и увидели большой металлический щит с надписью "Suomi". Надо заметить, что мы на привилегированных правах махом миновали многокилометровую очередь, тянущуюся к Российско - Финской границе. Очередь эта вызывала самые грустные эмоции. Кто на автомобиле (но таких было подавляющее меньшинство), кто конный, кто пеший стояли, сидели, лежали на морозе в надежде на спасение. Тысячи простых людей надеялись найти своё пристанище в Финляндии, но единицы находили его. Финские пограничники под угрозой трибунала чётко следовали должностным инструкциям и не пропускали на территорию своей страны ни одного лишнего человека, не имеющего на то права. А для гражданина России единственным правом на пересечение государственной границы Финляндии было наличие близкого родственника, проживающего там. Совсем другое дело было с чиновниками. Наличие корочки определённого образца уже служило поводом к тому, чтобы простой финский пограничник набирал номер телефона, и к тому самому чиновнику выходило уже более высокого звания должностное лицо. Затем финн, тщательно проверив на подлинность документы высокопоставленного российского гражданина и задав ему несколько специфических вопросов на ломаном русском языке, предлагал тому пройти в помещение за тяжёлой железной дверью и с плотно занавешенными изнутри окнами. В этом-то помещении и происходили некие как легальные (санкционированные правительством Суоми), так и коррупционного характера "действия" по урегулированию вопроса "эмиграции" представителя российской власти и его родственников в страну тысячи озёр. Безусловно, не только представители чиновничьего сословия, но и просто очень богатые люди, называемые в своё время "олигархами", претендовали на спасительный переезд. Вот тут-то и имело место самой настоящей коррупции, благодаря которой перед навороченной машиной бывшего "олигарха" загорался зелёный свет на пути к продолжению цивилизованной жизни, впрочем, как и продолжению жизни вообще.

Шталенков, Клоп и я зашли по приглашению финского подполковника пограничных войск в ту самую комнату за железной дверью. Объяснились, показали документы, депешу на английском, в которой объяснялось, куда и зачем мы едем. Вся процедура заняла от силы пять минут, после чего финн выдал нам какую-то проштампованную, с немногочисленными рукописными записями на финском бумажку и велел сохранять её до финско-шведской границы. Затем мы вернулись в машины, шлагбаум перед нами поднялся и вот мы уже покинули территорию Российской Федерации и въехали в Финляндию. Тут же мысли у меня в голове завертелись каруселью! Конечно, ведь я не мог не вспомнить ту самую автомобильную поездку по Скандинавии, когда в далёком 2008-ом году мы въезжали на территорию страны нашего северного соседа на этой же самой Хонде. Вот и теперь, как тогда справа, на пассажирском сиденье, сидела Даша. Эх, ведь та наша поездка была, пожалуй, самым ярким и запоминающимся событием в жизни нас обоих. Ни о чём больше мы не могли часами напролёт рассказывать друзьям с таким упоением. Не было на нашей памяти более авантюрных, безбашенных и, в тоже время, ни с чем несравнимых по насыщенности событиями и впечатлениями приключений, кроме того замечательного автопутешествия! И вот спустя шесть лет мы едем по тем же местам, которые мы на протяжении всего этого времени с восторгом упоминали в наших бесчисленных рассказах о том путешествии. Но теперь же на нас висел тяжеленный груз ответственности за всё оставшееся в живых население как нашей страны, так и, как бы пафосно это не звучало, за весь Евразийский континент! Нам предстояло взять курс не на Хельсинки, как это было тогда, а севернее, для того, чтобы обогнуть Ботнический залив и пересечь сухопутную Финско-Шведскую границу. Далее нам предстояло с востока на запад пересечь неширокую Швецию, после чего уже пересечь и Шведско-Норвежскую границу. Первое, что бросилось в глаза после первых десяти минут передвижения по де-юре причисляемой к Скандинавии стране, это то, что несмотря на поздний час на трассе нам неоднократно встречались автомобили. Было около двух часов ночи, а нам встретилось, по меньшей мере, четыре автомобиля, а днём наверняка движение будет и вовсе плотным. Да уж, что же мы увидим утром, при свете? Неужели здешние жители, оправившись от "Конца" света 2012-ого года и вовсе не зная про конец "Света", практически не откатились по уровню жизни, инфраструктуры на несколько десятков, а то и сотен лет назад, как это произошло в нашей стране? Но где они, скажем, берут топливо для автотранспорта, обилие которого на дорогах непременно удивит нас завтра, точнее уже сегодня, но когда наступит световой день? Ведь Россия была, именно что была когда-то, казалось, совсем недавно главным и чуть ли ни единственным экспортёром углеводородов в ту же Финляндию. "Хотя нет, - думал я, - рядом же Норвегия, точно также неимоверно богатая на углеводороды. Другое дело, что российская нефть была дешевле норвежской, но только лишь дешевле, а не доступнее. Но на бензине ли тут ездят? Ведь сырую нефть нужно ещё и перерабатывать, а это сложный и ресурсоёмкий процесс. Хотя, в Норвегии же, говорят, и вовсе время не останавливалось и уж тем более не поворачивало вспять, так что не удивлюсь, - рассуждал про себя я, - если там и работает один или несколько нефтеперерабатывающих комплексов. Почему нет?" Ну конечно! Меня вдруг осенило. Ведь ещё в том самом далёком 2008-ом году, когда мы покоряли Скандинавию на машине, нам просто не могло не броситься в глаза присутствие на каждой автозаправочной станции стран скандинавского полуострова такого диковинного вида топлива, как биоэтанол. Биоэтанол - это не углеводородное топливо, а что-то вроде спирта, субстанции, каким-то образом производимой из растений вроде рапса. Скандинавы всегда были впереди планеты всей в части охраны окружающей среды и вопросов использования альтернативных источников энергии, таких как: энергия морских приливов и отливов, солнечная энергия, ну и конечно биологическая, растительная энергия. "Вот и весь секрет! - восторженно заключил я уже вслух, чем разбудил недавно задремавшую Дашу. - Биоэтанол, ну или, если угодно, биодизель, так его раз так! Его ж из рапса делают, а селекция к двенадцатому году уже до того дошла, что он хоть в глине растёт, хоть в холоде. Это мне один хороший друг биолог как-то рассказывал. В умеренном, конечно, холоде, но, считай до середины Финляндии, если поперёк страны мысленно экватор провести, расти будет. А тут, в Скандинавии, площади огромные под летние засевы, народу относительно немного живёт, так что, - я деловито поднял указательный палец кверху, - думается мне, тут у них теперь новая эра, эра биоэнергетики". Мы ехали по идеально ровной, прямой трассе ещё около четырёх часов. К утру, действительно, поток транспорта на дорогах понемногу увеличивался, что заставляло сердце моё биться всё чаще от трепетного осознания того, что вот, вот она цивилизация. Да, не то, что приостановившаяся в развитии, а, напротив, в экстремальной ситуации шагнувшая вперёд, вышедшая на новый уровень! От одной мысли, что нам предстоит увидеть в Норвегии, у меня чуть ли не начинала кружиться голова, ведь в наших высших кругах поговаривали, да что там - Карамзин сам об этом говорил, что по сравнению с Норвегией то, что можно увидеть в Финляндии, просто меркнет. В Норвегии, образно говоря, уже был двадцать второй век, в то время как Финляндия гордо оставалась в старом добром двадцать первом, а Россия же, как это не прискорбно было осознавать, откатилась далеко-далеко назад в эволюции своего развития. С нарастающим потоком автотранспорта на дорогах, меня всё больше и больше клонило в сон. Даша на переднем пассажирском и Андрей на заднем мирно дремали, в то время, как я управлял машиной под еле слышное звучание джаза (был и такой в моей музыкальной коллекции). Я подал знак следовавшему сзади Гелендвагену, в котором ехали Шталенков, Клоп и Гоша (водитель Валера остался в Питере, а вести Мерседес было поручено Гоше), и мы решили остановиться у обочины и поспать несколько часов, прежде чем продолжать наш путь.

...Проспали мы до половины девятого утра. Я проснулся от холода, поскольку машина уже совсем выхолодилась, а стёкла изнутри уже раскрасились в морозные узоры. Я посмотрел на термометр приборной панели. За бортом было минус девять, в машине же от силы плюс шесть. Даша сжалась в клубок и с головой укуталась в чрезвычайно тёплую, не по размеру огромную пуховую куртку, которую для неё выпросил у кого-то из коллег по цеху в Питере Шталенков. Андрей же, вытянув прострелянную ногу, спал на боку на задних сиденьях. Он тоже был в армейском тёплом бушлате, а вытянутую ногу накрыл одеялом, которое также было выделено нам питерскими ФСБэшниками. Да и я сам, в принципе, был одет очень тепло, но по мере того, как выхолаживалась машина, спать становилось всё более дискомфортно. В итоге я и проснулся. Сразу же завёл мотор и включил печку, Даша с Андреем проснулись. Между тем полоса на дисплее приборной панели, показывающая уровень бензина, была уже в красной зоне. Мерседес с бойцами стоял с заглушенным двигателем, о чём я узнал, приоткрыв окно и прислушавшись. Сходил и разбудил мужиков, так как уже пора было ехать; поспали мы уже более чем достаточно для нынешних-то обстоятельств. Быстро позавтракали сухими пайками, попили ещё тёплый чай из трёхлитрового термоса и поехали дальше. Да, я был прав, предполагая ночью, что на утро мы будем поражены количеством автомобилей на дорогах. Мы были поражены! Не проходило и минуты, как навстречу нам проезжали машины. Чистые, сохранившиеся почти в идеальном состоянии Вольво, Фольксвагены, Шкоды, Рено, Тойоты и даже русские Лады и Жигули! Прав я был и насчёт биотоплива; встречающиеся время от времени заправки пестрили ценниками преимущественно на биоэтанол, но продавался также и дизель, и бензин. Мы заехали на одну из попавшихся на нашем пути заправок. В Финляндии в качестве средства купли-продажи товаров в обороте по-прежнему было ЕВРО. Я узнал об этом, когда Шталенков рассказал ещё в Питере, перед выездом, что руководство выделило ему тысячу евро на сопутствующие расходы по пути в Норвегию. "Больше, - сказали, нет... Последнее из резерва!", - делился потом дядя Дима. - Придётся как-то выкручиваться...". Мне сперва трудно было поверить в то, что где-то ещё можно расплачиваться настоящими деньгами! Ведь в стоящей на краю бездны России мы уже привыкли расплачиваться в лучшем случае продуктовыми картами, а в худшем - к обмену, тому, что был в незапамятные времена, и уже даже и забыли, что такое оборот настоящих денег. Тогда я поймал себя на мысли, что уже и не помню, как выглядит, например, сторублёвая банкнота, и, как я ни пытался вспомнить, что же на ней изображено, у меня так ничего и не выходило! Шталенков предложил попробовать "как-нибудь договориться" на этот раз, чтобы не тратить порядка трети (да, бензин стоил теперь заоблачных денег; стоил он и вдвое дороже дизеля, и в два с половиной раза дороже биоэтанола) нашего бюджета, а приберечь его. Естественно, на "договориться" был делегирован я как человек коммуникабельный и владеющий шведским, вторым государственным языком Финляндии. Оставалось одно: предложить что-то, что могло бы заинтересовать даму-оператора автозаправочной станции, и за что она готова была бы продать нам на две машины сто литров бензина. На удивление, проблему удалось решить довольно быстро: я предложил женщине-оператору новенькое запасное колесо Гелендвагена, цена которого явно существенно превышала стоимость требуемого нам объёма горючки. То колесо стоило действительно дорого, ведь новенькая шина девятнадцатого радиуса была надета на хромированный литой диск. Благо, что у Мерседеса помимо этой, лежавшей в двойном дне багажника запаски, была и ещё одна, находившаяся в специальном отсеке снаружи дверцы багажного отсека, и мы, "продав" одно колесо, ничем не рисковали, сохранив при том приличную сумму денег "на всякий пожарный". За это колесо, которое, по всей видимости, средних лет финка уже знала, кому и почём реализует, нам было налито не только сто тридцать литров бензина (пятьдесят восемь в Хонду и остальное в Мерседес), но и "под пробку" наполнены две двадцатипятилитровые канистры. Таким образом, чтобы доехать до самого места назначения, запас горючки был обеспечен сполна. Я очень радовался, что нам так повезло, ведь за такой объём топлива, что мы получили за запаску, мы явно отдали бы порядка половины имеющейся у нас суммы. Теперь же думать о том, что предлагать за бензин, нам было уже не нужно, а нужно было лишь без происшествий и как можно скорее добраться до Осло.

Залив баки обеих машин под завязку, мы поспешили продолжить наш путь. Дорога та была для нас сплошным удовольствием, ибо виды за окном были просто великолепны: бесчисленные кристально-чистые озёра, хвойные и смешанные леса, множество диких животных, снующих то тут, то там неподалёку от трассы. Поскольку мы ехали на север, да и уже были существенно севернее Выборга, "Торфяновки", то, когда было ещё немногим больше полудня, солнце уже почти сравнялось с линией горизонта, готовое ещё через пару часов совсем скрыться из виду. Я, осознав, что через пару часов землю окутает мрак, невольно занервничал, памятуя о том, что менее чем в тысяче километров южнее, на нашей родной земле, с наступлением темноты жуткие твари вновь примутся за дело, уничтожая всё живое на своём пути. Они планомерно будут продвигаться всё севернее, всё ближе к цели мирового господства треклятых американских правителей. Гоша рассказал, что пока он со мной, усыплённым морфием, вёл машину в сторону Питера, он то и дело видел в зеркало заднего вида на фоне кристально голубого, уже почти зимнего неба, поднимающиеся вверх столпы чёрного дыма. Конечно же, уцелевшие каким-то чудом жители деревень и городов, отчаянно жгли дневные укрытия не переносящих солнечного света афганцев. Те же, в свою очередь, прятались везде: в сараях, домах, кузовах заброшенных грузовых автомобилей. Словом, везде, где можно было бы избежать попадания на их несовершенную кожу ультрафиолетовых лучей. Вполне вероятно, что в каких-то областях, подвергшихся массированным атакам нечисти, местное военное командование, честно оставшееся защищать свои родные города от невиданной напасти, проводило полномасштабные дневные операции такого рода. Скажу больше, потом я узнал от Шталенкова, что такие операции действительно проводились, и они были отнюдь небезрезультатными. И хотя живые мертвецы в общем и целом одерживали верх над оставшейся немногочисленной армией, шаг за шагом вырезая населённый пункт за населённым пунктом, войскам, всё же, удавалось хоть в какой-то степени сдерживать распространение ада на север, днём выжигая сотни афганцев в их укрытиях. Так вот и Гоша видел многочисленные столпы дыма, совершенно очевидно от сжигаемых домов и сараев с тварями внутри. Тот набитый бестиями дом (с припаркованным возле него Фольксвагеном Транспорётром), Гоша тоже сжёг сразу же после того, как погрузил меня в сон. Боже! Какой же ужас через несколько часов начнётся там, на наших землях? Что с Москвой? Обороняется ли она ещё или уже сметена с лица земли полчищами нелюдей? И ведь ответов на эти вопросы не было, а были лишь щемящие душу догадки. Ужасное чувство, чувство какого-то наступающего на пятки конца "Света", а тут, в Финляндии, как будто бы ничего и не происходит. Жизнь в Суоми словно идёт своим чередом, за исключением лишь бурного роста экономики и приспособлением к изменившейся в худшую сторону ситуации с электроснабжением. А что же в Швеции, что в Норвегии? Неужели там и вовсе жизнь продолжается в таком ключе, в каком она была там "до", а может ещё и с прогрессом? Норвегия! Эта маленькая по населения, но с существенной площадью страна всегда тянула меня, завлекала своей сказочной природой, величественными фьордами и горами, уровнем жизни. Я был на сто процентов уверен, что после "Конца" света нигде в Европе, даже в самых её благополучных странах, после того, как "долбануло", не было всё настолько хорошо и благополучно, как непременно должно было быть сейчас в странах Скандинавии, а особенно в Норвегии. И объяснение тому очень простое: Скандинавские страны расположились особнячком на Скандинавском полуострове, с трёх сторон морем отрезанные от других "больших земель". В частности Норвегия, традиционно благополучная, богатая углеводородами и передовыми технологиями страна была населена всего-то на всего девятью-десятью миллионами человек, в то время, как та же Москва к 2012-ому году насчитывала только по официальным данным девятнадцать миллионов человек. Представить только: девять миллионов жителей были единственными законными обладателями неисчисляемых запасов нефти и газа из шельфов северного моря, лучшими технологиями в сфере альтернативных видов энергии, к тому же ещё и лучшими учёными, иммигрировавшими в Норвегию в последние двадцать лет! Я с головой ушёл в размышления. Мой мозг будоражили мысли. Я думал: "Ведь, по сути, до Конца "света" самым страшным испытанием было практически стопроцентное обесточивание всего и вся - населения, экстренных служб, промышленности... Именно из-за неготовности к таким катаклизмам по сути морально зачахших способов получения, преобразования и транспортировки электроэнергии и имели место столь катастрофические последствия. Невероятно высокая плотность населения, его концентрация преимущественно в больших городах, мегаполисах - эти факторы также сыграли против человечества. Голод, холод, потеря контроля над ситуацией со стороны властей и, как следствие, анархия и отбросили человечество на десятки, а то и сотни лет назад. Но Скандинавия словно чуяла неладное! В то время, как всё "прогрессивное" человечество банально жгло мазут на электростанциях и тем самым производило большую часть электричества для различных нужд, скандинавы уже вовсю пользовались для тех же целей энергией приливов и отливов морей, биоматериалами, энергией ветра и солнца и прочими диковинными для остального человечества способами генерации электроэнергии, о которых я даже могу и не подозревать. То же и с преобразованием и последующей транспортировкой выработанной энергии. Конструкции трансформаторов и их качество могли быть у норвежцев значительно более совершенными, а то и вовсе революционно новыми, а это значит, что станции по выработке электричества в Норвегии могли пусть и не совсем безболезненно, но в большинстве своём выдержать ту проклятую магнитную бурю декабря 2012 года. Пусть даже я и идеализирую скандинавов, но, в любом случае, несмотря на весь ошеломляющий технический прогресс, присущий в большей степени Норвегии и в несколько меньшей остальным скандинавским государствам, те же норвежцы жили и живут в невероятной гармонии с природой. В отличие даже от России, где подавляющее большинство населения на момент катастрофы было сконцентрировано в крупных городских агломерациях, в Норвегии население в большинстве своём существенно "размазано" по территории страны, хоть и с увеличением плотности к югу и её уменьшением к северу. Ещё в наш с Дашей последний визит в эту неописуемо красивую и прогрессивную страну мы были очень удивлены, насколько же тесно и взаимовыгодно норвежцы сосуществуют с природой! Даже к частным домишкам на склонах фьордов, удалённым на солидные расстояния от крупных по тамошним меркам городских центров, непременно были подведены все необходимые коммуникации: электричество, газ, водопровод, телевидение и интернет. Невероятно, казалось бы, но это факт - в такое вот немыслимое для нашего русского сознания развитие инфраструктуры норвежские власти инвестировали все те сверхдоходы, которые страна получала за счёт экспорта углеводородов. Сопоставимые же по колоссальности поступления в бюджет нашей страны средства от той же продажи нефти и газа либо бездарно "осваивались", либо и вовсе разворовывались. Россия даже в лучшие свои годы отставала от Норвегии по уровню развития на десятки лет. Но даже притом, что развитость инфраструктуры в Норвегии была на высочайшем уровне, её коренные жители вовсе не забывали своих исконных традиций, будь то рыбалка, охота, подсобное натуральное хозяйство, лесничество... Выходит, что у большинства норвежцев, имеющих собственные дома, отсутствовала столь остро выраженная зависимость от электричества, как, например, у жителей центральной Европы. Норвежцы легко могли переживать лютые зимы даже без центрального отопления, как несколько веков назад отапливая свои жилища натуральным образом при помощи печей и каминов. Тысячи тысяч незамысловатых деревянных домиков, населяемых такими вот, следующими традициям, людьми, располагались по всей Норвегии в самых неожиданных и, казалось бы, непригодных для жизни местах. Так, например, я прекрасно помню многокилометровые фьорды с мрачно висящими над гладью воды отвесными стенами величественных скал, а прямо у подножья этих скал стояло два-три домишка. Сзади - скалы, спереди в двадцати метрах - широченная гладь холодных вод фьорда. Слева и справа какие-то незначительные куски земли, в трёхстах метрах заканчивающиеся отвесной стеной скалы, уходящей под воду и окончательно обрубающей ту небольшую пядь суши. Казалось бы, жалкий клочок суши у подножья скал - ни дорог, ни магазинов, ни общественного транспорта, а лишь сиротливо припаркованная лодка да крохотный огород возле домика. Помню, у меня рот открылся, когда на протяжении экскурсии на пароходе по загадочно изогнутым, лабиринтоподобным фьордам, я то слева, то справа наблюдал похожие картины. Я всё не мог понять, зачем же люди живут в такой глуши и, главное - как они там живут? Как они взаимодействуют с "большой землей", чем занимаются, часто ли плавают куда-нибудь к "цивилизации"? Признаться честно, я так и не нашёл для себя какого-то вразумительного ответа, а лишь довольствовался рассказам гида об этакой самобытности значительной части норвежского народа. Такое единение с природой, такое трепетное отношение норвежцев к своим многовековым традициям и навыкам ведения натурального хозяйства вкупе с безукоризненно налаженной инфраструктурой в стране в целом сыграло свою роль. Я уверен, что в сложившейся первоначально катастрофической ситуации с подачей электричества и тепла в большинство частных домиков Норвегии, сохранившаяся приверженность норвежцев истокам ведения натурального хозяйства просто обязана была сыграть свою решающую роль в благополучном преодолении всех нагрянувших в 2012 году трудностей. Может быть, после того посещения страны фьордов и водопадов я склонен идеализировать способность норвежца жить в большом отрыве от столь привычной нам цивилизации (магазины, машины, электроника и полное обеспечение всеми благами вроде тепла, электричества и тому подобного). Но, тем не менее, я уверен, что проблемы с подачей электроэнергии и вытекающие из них прочие трудности в совершенно незначительной степени повлияли на жизнь граждан Норвегии".

Перед границей со Швецией, когда солнце уже окончательно опустилось за горизонт и по-зимнему стемнело, мы решили сделать небольшую остановку, чтобы перекусить. Остановились у какой-то придорожной кафешки, из окон которой проливался на рыхлый, кипельно белый снег электрический свет. Если честно, то я был настолько вымотан событиями прошедших дней, что совершенно не придал никакого значения тому, что на протяжении всего нашего передвижения по территории Финляндии повсеместно виднелся электрический свет! Любой, кто внезапно попал бы из России в Финляндию в тёмное время суток, открыл бы от изумления рот, но все мы, кто ехал в моей машине, даже ни разу словом не обмолвились об этаком чуде, о наличии электричества даже в деревнях. Но это и понятно: слишком уж многое нам довелось пережить за последние трое суток, чтобы теперь удивляться в принципе. Но вот, почему-то, именно это придорожное кафе каким-то чудесным образом сумело стряхнуть, прочно въевшийся за несколько прошедших дней в кору моего головного мозга, налёт страха, отчаяния и безысходности. При виде этого уютного двухэтажного домика белого цвета, с аккуратно убранной террасой, усаженной небольшими сосёнками, а, самое главное, по-домашнему уютно разливающего вокруг себя тёплый, вселяющий надежду электрический свет, по моему телу как будто тоже разлилось какое-то тепло. Я припарковал машину возле небольшого грузовичка, стоявшего в нескольких метрах от заведения, но никак не решался открыть дверь и выйти наружу, словно боясь разрушить столь приятные ощущения, так греющие душу. Выглядело это кафе как-то сказочно, совершенно нереально для нашего в корне изменившегося за последние годы сознания. Наверное, именно это ощущение сказочности, будто бы иллюзорности увиденного, и стало причиной той приятной теплоты, разлившейся по моим венам. Это как будто бы я наяву увидел что-то нереальное, давно забытое. Так, выходит, такое ещё есть? Оно возможно! К нему можно прикоснуться, почувствовать его! Вдруг нахлынувшие чувства, воспоминания, ассоциации были сравнимы разве что с чувством какой-то дикой эйфории - так давно забытым чувством. Вот мы снова, как когда-то давно, в безоблачном "до", выйдем из машины холодным зимним вечером и поднимемся по ступенькам в уютный кафетерий, где свет, электрический свет, где наверняка играет музыка, а вокруг витает ни с чем несравнимый запах корицы! Я вдруг словно заново осознал всю важность нашей поездки в Норвегию, будто бы новая цель подхлестнула меня, вселила новые силы и осознание того, зачем нам нужно истребить нечисть - для того, чтобы хотя бы попытаться вернуть миру увиденное и вспомненное. Чтобы, как минимум, во что бы то ни стало сохранить то, что ещё не сожжено дотла. А вспомнилось мне столько тёплых, уютных, нежных моментов, когда мы с Дашей путешествовали, познавали мир, радовались каждому дню, каждому зимнему вечеру, проведённому в уютной, тёплой обстановке с неотъемлемым её атрибутом - запахом корицы, который сопровождал нас практически во всех кафе, какие мы ни посещали. Сколько же миллионов людей смогут вот так вот просто радоваться, если сегодняшний мир не канет в бездну! Воспрянув духом, я решился-таки открыть дверь и выйти из машины. Даша с Андреем дремали, но, проснувшись и увидев этот буквально сказочный домик, тоже поспешили покинуть Хонду. Шталенков же, Клоп и Гоша, выйдя из машины, уже успели даже закурить и дожидались нас. По всей видимости, они не так восторженно восприняли придорожное кафе, а вели какие-то будничные разговоры.

- Вот это да! - не удержался я. - Как же классно, нет? - повернулся я к Даше и взял её за холодную руку. Она прижалась ко мне, крепко обняла и лишь прошептала с придыханием мне на ухо: "Потрясающе!".

Вскоре все мы уже поднимались по ступенькам в кафе под незамысловатым названием "Fortuna". Столь будораживший мои воспоминания запах корицы, который я так надеялся тут учуять, я услышал уже с крыльца, и сердце моё застучало чаще. Я не ошибся! Всё как раньше! Даша крепко-крепко сжимала мою руку. Мы оба совершенно оторвались от реальности, будто бы не было никакого "Конца", будто бы мы снова, как раньше, путешествуя по чужеземным странам, идём в кафе, чтобы насладиться чашечкой кофе после долгого дня, проведённого в исследовании очередного незнакомого нам городка. Мы зашли внутрь. Навстречу нам уже шёл производивший впечатление безумно приветливого и гостеприимного человека пожилой седовласый мужчина. Он, было, начал говорить с нами по-фински, очевидно, приветствовать, но я тут же попросил его по возможности перейти на английский. Проблемой это не обернулось и он уже вовсю, пожимая всем нам руки, приглашал нас к двум из пяти не занятых уютных столиков. Вежливым жестом он усадил нас с Дашей и Андреем за один, а Шталенкова, Клопа и Гошу за другой. До нашего прихода занятым был лишь один стол, за которым сидели двое средних лет мужчин. Они тихо о чём-то беседовали, курили и пили что-то безалкогольное. Когда мы садились рядом, они оба приветливо кивнули нам, на что мы ответили взаимностью. Чтобы не возникло недоразумений, я сразу же поспешил объясниться с пожилым официантом на предмет оплаты. Я коротко рассказал ему, что мы едем из России в Норвегию с чрезвычайно важным для всего человечества заданием, и что у нас совсем мало евро, которые мы, по возможности, хотели бы сберечь. Я предложил ему свои наручные часы за то, что он всех накормит и напоит, рассказал, что по-человечески мы не ели уже очень-очень долгое время. Он бегло взглянул на мои блестящие, некогда стоившие огромных денег часы, подаренные мне моим дядюшкой за несколько лет до "Конца" света, и тут же заверил меня, что мы для него - почётные гости, и что можем не переживать за оплату. Мне показалось, что он по достоинству оценил мои часы, и, сев за стол, дал понять остальным, что мы можем спокойно заказывать кушанья и напитки, но в разумных пределах.

За чтением меню каждый из нас шестерых провёл не меньше минут десяти. Чего там только не было. Я готов был дать руку на отсечение, что даже высокое руководство ФСБ видело такое разнообразие яств только лишь до энергетической катастрофы, а после даже высшие чины и думать забыли о том, что можно было прочитать по-английски в меню "Фортуны". Да, это была Фортуна, не иначе, и сегодня она повернулась к нам передом. Несколько видов речной и морской рыбы под всевозможными соусами и различного приготовления, мясо на любой вкус, несчётное число всевозможных гарниров, от простой пасты до изысканных закусок из креветок, крабов, мидий, большое разнообразие салатов. Вот что значит электричество! Никогда раньше, заходя в кабак или даже в магазин, никто и не задумывался, какая же длинная производственная цепочка предшествовала появлению на прилавках и на наших столах всех без исключения продуктов, в том числе и простой картошки, самом базовом и, можно сказать, некогда чуть ли ни самом дешёвом продукте. Говоря о промышленном выращивании той же картошки, не будучи матёрым аграрием сразу можно увидеть, что оно состоит из многочисленных технологических процессов, как то: возделывание почвы, посадка, последующий уход за корнями, и, в конечном счёте, уборка урожая, его хранение, транспортировка, снова хранение... И все эти процессы происходили исключительно с применением техники, которой требуется горючее. А без электричества нет производства горючего и, следовательно, нет техники, позволявшей реализовывать все технологические процессы, предшествующие доставке этой самой картошки миллионам потребителей. Не работают холодильники - негде хранить портящиеся продукты. Всё, буквально всё в обществе двадцать первого века зиждилось на электричестве. В полной мере осознать это возможно было только на контрасте, подобным тому, который на себе испытали мы в кафе "Фортуна". Взахлёб зачитываясь меню, я готов был петь оду электричеству, которое тут, казалось, не было чем-то необычным.

...Из безалкогольных напитков тоже можно было выбрать всё, что душе угодно: различные сорта чаёв, кофе (и откуда только?), газированные и негазированные прохладительные напитки, молочные коктейли. Но алкогольных напитков предлагалось очень и очень мало. Я увидел лишь пиво, водку и шнапс. Такого изысканного алкоголя как виски, ром, джин, коньяки и вина не было и в помине. Но это и понятно, ведь виноградников в северной Европе никогда и не было, да если бы и были, то слишком уж непозволительная это была бы роскошь - выращивать виноград вместо того же жизненно необходимого рапса, плодовоовощных культур, пшеницы. Единственной загадкой, так и оставшейся без ответа, стало для меня наличие в этом кафе разнообразных чаёв и кофе. Быть может, остались запасы со светлого "до", а, быть может, существуют в Скандинавии какие-то хозяйства, которые, всё же, в тепличных условиях занимаются выращиванием и этих культур. Но это всё догадки... Я заказал себе форель, запечённую на углях, со столь любимой мной картошкой, большую тарелку греческого салата и... Каждый из нас заказал по чашечке кофе, но мой кофе был ещё и с корицей. В ожидании своего заказа я весь извертелся, извёлся, ведь предстоящая трапеза представлялась мне не меньшей сказкой, чем сам этот уютный, полный электрического света, домик. Пока ждали еду, те двое мужчин с соседнего столика не удержались и решили завести с нами разговор. Видимо, больно уж мы были им интересны. Но ещё бы: целая русская делегация в финской глуши близ шведской границы; трое здоровенных военных в камуфляже и при оружии, раненый парень и девушка. Впрочем, у кого бы столь колоритная компания в такие сложные времена, да при таких обстоятельствах не вызвала как минимум огромного интереса? Один из них, типично долговязый и светловолосый финн, повернувшись к нам и глядя на меня, произнёс с акцентом: "При-евет, я звать Йокка, а ты?". Я с удовольствием пошёл с ним на контакт.

- My name is Anton. Nice to meet you, Yokka Меня зовут Антон. Рад знакомству, Йокка.. - ответил я заулыбавшемуся во все тридцать два зуба доброжелательному финну, дав понять, что нам будет проще общаться на английском. Йокка незамедлительно представил и своего товарища, звали которого Пааво. Пааво, менее высокий, русоволосый сероглазый финн, дружелюбно протянул руку сперва мне, после чего поздоровался и с остальными. Затем они попеременно начали расспрашивать меня, кто мы такие, какими судьбами находимся в столь непопулярной местности, кто мои спутники и много ещё всего искренне его интересовало. Я вкратце рассказал о нас, нашей задаче, а также и нашу историю с бандитами, потерей Даши и обороны дома от афганцев и наблюдал, как в процессе моего, пусть и весьма сжатого, рассказа у тех всё шире открывались глаза и менялись выражения лиц.

- Unbelievable! Невероятно! - воскликнул Йокка по окончании моего десятиминутного повествования и о чём-то обмолвился по-фински с Пааво. Тем временем седовласый официант, который, как выяснилось позже, оказался и владельцем (на пару с женой) всего этого дома и кафе "Фортуна", уже нёс первые блюда. Завидев его, выходящего с кухни с огромным подносом в руках, я вежливо извинился перед нашими новыми финскими товарищами, и уже начал поедать изысканные яства, правда, пока только взглядом. Финны поняли, что мы уже несколько лет не ели, да даже в глаза не видели ничего подобного, и что надо на время оставить нас в покое. Я не помню, чтобы когда бы то ни было раньше, я испытывал в жизни такое удовольствие от еды. Даже слово "удовольствие", пожалуй, меркнет перед тем, что я тогда чувствовал. Может блаженство? Может быть, но не суть. Я, да и, впрочем, все остальные тоже буквально вылизали тарелки, не оставив ни крошки. Затем напитки. Кофе! О, никогда раньше мне не казался кофе столь упоительным, столь изысканным и просто-напросто вкусным. Корица! Я уже начал забывать этот запах, но теперь он мой, мой, и никто уже у меня его не отнимет. По крайней мере, здесь и сейчас. Блинчики с варёной сгущёнкой и мёдом, подаваемые к кофе, были тоже более чем великолепны. Я даже заказал себе ещё пару блинов с малиновым вареньем, пусть они, конечно, и не сочетались с кофе, но больно уж хотелось отведать варенья. Да что греха таить? Попробовать хотелось буквально всё! Будь наша воля, мы бы, наверное, заказали вообще всё, что предлагалось в меню, и лопнули бы, в конечном счёте, но надо было иметь и совесть. Часы мои хоть и стоили прилично, но отнюдь не позволяли бесчинствовать в плане нечеловеческого обжорства. Когда праздник живота подходил для меня к логичному завершению, финны, распалённые моим рассказом, вновь обернулись к нам. На их лицах читалось явное любопытство, да нет, что там! Они были не на шутку перепуганы и встревожены после того, что услышали. Они вежливо поинтересовались, вкусная ли была еда и готов ли я продолжить с ними общение. И, поскольку я уже скушал всё, что назаказывал, а остальные продолжали свою трапезу, у меня ещё было с минут пятнадцать, чтобы провести их за беседой с финскими водителями. Они ещё порасспрашивали меня о всяких подробностях, связанных в первую очередь с продвижением афганцев на север, об их повадках, о зверствах, ими чинимых. В двух словах спросили и про жизнь в "обесточенной" и, можно сказать, оккупированной нелюдями России, но это их явно интересовало меньше, чем неведомая пока северянам угроза. В свою очередь, я тоже спросил их про то, что говорят о неминуемой угрозе в самой Финляндии, что думает делать и делает правительство для того, чтобы дать достойный отпор нечисти, которая не через месяц-два, так через полгода неминуемо пересечёт и Российско-Финскую границу и будет "вычищать" всё новые и новые территории, пока, в конечном счёте, не дойдёт до северных берегов континента... Йокка и Пааво начали попеременно рассказывать на ломаном английском про какие-то глобальные задумки как финского правительства, так и правительств остальных скандинавских государств, между которыми год назад был заключён альянс, нацеленный на совместное противостояние Концу "света". Оказывается, главы четырёх скандинавских государств - Финляндии, Швеции, Норвегии и Дании выработали целую стратегию по противодействию надвигающейся со стороны России смертоносной угрозе. Из бюджетов всех четырёх стран были выделены беспрецедентные по новым временам суммы на укрепление, в первую очередь, столиц государств. Причём распределение средств, интенсивности работ и усилий по реализации программы безопасности происходило "справа налево" или, если угодно, с "востока на запад". Предполагалось сперва, насколько это возможно, защищать Хельсинский округ: саму Столицу и прилегающие к ней крупные населённые пункты. И это логично, ведь если взглянуть на карту, то от города Порвоо, стоящего на берегу Финского залива, до бесчисленных, почти что составляющих одно большое целое, озёр, берущих начало от Лахти и тянущихся на сотни километров вглубь страны, на север, было-то всего лишь порядка сотни километров. Тут Пааво достал из внутреннего кармана висевшей на спинке стула куртки изрядно потёртую карту Финляндии, разложил её на столе, и они вместе с другом начали оживлённо водить по ней пальцами, придавая наглядность тому, что рассказывали. А географии в их рассказе было хоть отбавляй. Первый этап реализации программы обороны от нехристи заключался в беспрецедентном укреплении линии Порвоо-Лахти посредством выставления стокилометрового "ультрафиолетового щита", тянущегося от залива до озёр. На небольших пустошах между берегами самих озёр, где это возможно, также устанавливались прожектора, пулемётные дзоты, минные растяжки, возводились глубокие рвы с водой. Где-то даже подобными рвами соединяли озёра, если последние находились друг от друга в пределах километра-полутора. По замыслу альянса, после того, как обильное скопление вытянутых перпендикулярно экватору, словно придуманных для защиты, озёр заканчивалось, вторым этапом необходимо было укрепить участок до города Оулу, общей протяжённостью около ста пятидесяти километров. Оулу стоит на берегах Ботнического залива, как раз в том месте, где его берега начинают скругляться перед финско-шведской границей. А вот дальше стоял самый сложный и пока нерешённый межправительственным альянсом вопрос: вопрос укрепления четырёхсот тридцати километрового участка, определённого как новая финско-шведская граница, и далее через Норвегию вплоть до Норвежского. Он почти повторяет старую границу за тем лишь исключением, что, в отличие от старого варианта линии границы, новая - абсолютно прямая и пролегает несколько западнее старой границы. Таким вот образом, оборонительная линия или, как называли её теперь в Скандинавии, "линия жизни" должна пройти по центру Финляндии, (если смотреть снизу - от Финского залива), упереться в правый верхний бок залива уже Ботнического, после чего "отрезать" шведско-норвежскую часть Скандинавского полуострова от доступа к ней нелюдей по суше. Под "отрезать" понимается укрепление каким-либо образом самого сложного участка от Ботнического залива до Норвежского моря.

Теперь картина действий скандинавского альянса по противостоянию дыханию смерти, всё ближе подбирающегося к их странам, была нам понятна. "Нам" - это мне, Даше и Андрею, которые понимали по-английски, бойцам же оставалось лишь наблюдать за тем, как тараторящие, словно пулемёт, финны без остановки водят пальцами по карте и очерчивают на ней различные области.

Закончив с географией, ребята рассказали, что финское правительство вынуждено было объявить эвакуацию, затем, чтобы люди в течение полугода покинули территории, лежащие восточнее "линии жизни". Эвакуация эта была объявлена лишь недавно, с первыми печальными новостями из Москвы, то есть чуть меньше недели назад. Вот почему мы, двигаясь по Финляндии с востока на запад, видели по-прежнему заселённые дома, машины на дорогах и в целом ту жизнь, которая была тут до объявления эвакуации. По словам Пааво, многие не спешат оставлять свой дом, а иные и вовсе наотрез отказываются верить в грядущую беду и попросту игнорируют призывы властей к миграции на запад страны. Мы удивились, откуда два наших случайных знакомых столько всего знают про ситуацию с Концом "света", но те раскрыли карты; их грузовичок, тот, что мы и увидели припаркованным возле "Фортуны", как раз и развозил по определённым областям страны те самые листовки и брошюры с информацией об эвакуации. А они оба, Йокка и Пааво, водители и одновременно ответственные за оповещение населения сотрудники министерства культуры Финляндии, которым в числе многих, и поручили задачу по информированию населения.

На мой вопрос о том, когда альянс начал подготовку к противостоянию, Пааво ответил, что программа по увеличению объёмов производства ультрафиолетовых прожекторов, строительства множества электростанций с юга на север вдоль всей "линии жизни", копание рвов и соединение озёр на участке Лахти-Оулу была запущена ещё с год назад. По их словам, в настоящий момент работы активно ведутся, вот только с установкой и подключением прожекторов, потребляющих колоссальное количество энергии, пока всё не совсем так хорошо, как хотелось бы. В холодное время года, особенно с декабря по март, возникают большие проблемы с доставкой оборудования в труднопроходимые для грузовиков места "линии жизни", особенно ближе к северу. "А с участком от Оулу до Норвежского моря вообще неразбериха какая-то... Насколько нам известно, туда ещё не начали даже электричество подавать, не говоря уже об установке прожекторов. Слишком сложный во всех отношениях участок. Скорее всего, не успеют..." - нерадостно заключил Йокка.

- Вся сложность укрепления этого участка состоит в том, что он проходит на крайнем севере, через вечную мерзлоту и тундру. Зимой там до минус сорока пяти бывает, летом теплее, конечно! - невероятно эмоционально, размахивая руками в разные стороны рассказывал Йокка. Альянс пока так и не пришёл к какому-то единому мнению о том, как укреплять эти проклятые четыреста тридцать километров и нужно ли их вообще укреплять. Думают, что эти ваши зомби, может, туда и не доберутся, замёрзнут... - и он заглянул мне в глаза с какой-то надеждой, с вопросом, ответ на который был для него очень важен. Я понял, что Йокка хотел услышать от нас какую-то информацию, способную либо подтвердить, либо опровергнуть те самые размышления на тему "может замёрзнут". Наверное, он думал, что мы, сидящие здесь вооружённые русские, двигающиеся в Норвегию, знаем устройство афганцев "от и до", но он ошибался. Я лишь пожал плечами, ответив, что морозы до минус двадцати пяти, присущие для средней полосы России, афганцев нисколько не тревожили, а насчёт минус сорока-сорока пяти я ничего не могу сказать. Я лишь предположил, что поскольку плотность населения там, на крайнем севере, чрезвычайно низкая, то, может, афганцы и не станут активно продвигаться с востока на запад именно по северу, решив, что там им нечего ловить...

Естественно, в финансировании и выполнении работ по повсеместному возведению мощнейших ультрафиолетовых прожекторов, оперативному строительству многоцелевых электростанций, рассчитанных на длительную автономную работу, многократному дублированию (на случай обрывов) питающих прожекторы линий электропередач и многому другому также участвовали все страны альянса, потому что силами одной Финляндии сделать всё это было бы просто невозможно. Все понимали, что они обязаны помогать Финляндии, ведь она первая примет на себя страшный удар. В противном же случае, афганцы молниеносно доберутся и до других. Водители грузовичка рассказали, что было много дебатов по вопросу о том, что некоторые члены альянса высказывались за укрепление лишь того самого наиболее сложного участка, финско-шведской границы. Предлагалось "отдать" Финляндию и свести всю оборону лишь к тем самым четырёмстам с лишним километрам, но, в итоге, от этого варианта отказались, потому что в случае полной эвакуации населения Финляндии в Швецию и Норвегию, его невозможно было бы даже прокормить, не говоря уж о размещении нескольких миллионов финнов. Вопрос о том, чтобы бросить братское, скандинавское государство, и укреплять лишь границы своих стран, ни у Шведов, ни у Норвежцев, ни у Датчан даже и не вставал. Вдобавок, именно на западных территориях Финляндии и производится добрая половина всего рапса, служащего для всей Скандинавии если не основным, то уж точно наравне конкурирующим с остальными видами топливом. За столь интересным и для всех нас, и для двух финнов разговором мы провели не менее получаса. Почти все уже допили свой кофе с восхитительным пирожным, и нам пора было уже трогаться в путь, ведь время бежало неумолимо, и нужно было как можно быстрее достичь Осло.

Я взглянул на часы, но даже не запомнил, сколько было времени, потому что вспомнил про то, что этими часами мне предстояло расплатиться с хозяином кафе, который в тот момент как раз направлялся к нашему столику, неся на подносе последние две чашечки кофе для Шталенкова и Андрея. Я отщёлкнул крепёж на металлическом браслете своих часов и с улыбкой, хоть и не без сожаления о ценном подарке, со словами благодарности протянул часы пожилому хозяину. Но тут Йокка, понявший всю ситуацию, плавным движением опустил мою руку, жестом показал, что не нужно этого делать и полез за бумажником. Я возразил, но финн был крайне настойчив и уже вовсю объяснялся с хозяином "Фортуны", выясняя сумму нашего счёта, и, получив ответ, начал отсчитывать сумму. Тогда я предложил свои часы уже ему. Точнее не предложил, а, пожав ему руку и поблагодарив за столь благородный с его стороны жест, положил часы перед ним на стол. Тут подключился уже и Пааво, сказав, что я их невероятно обижу, если тот же час не надену свои часы обратно и буду продолжать возражать против того, что они нас угостили, проявив свойственное финнам гостеприимство. Я было подумал, что коли мы первые покинем стены этого чудесного, невероятно уютного и навеявшего столько тёплых воспоминаний домика, то я свои часы просто повешу на зеркало грузовичка двух столь любезных соседей по границе, но тут же передумал делать это, побоявшись тем самым и впрямь серьёзно обидеть их. Ещё минут пять мы все прощались с Пааво и Йоккой, жали им руки, благодарили за то, что они нас накормили и желали им и их стране никогда не столкнуться с адскими отродяьми, к тому моменту уже расползавшихся по Тверской области, а может уже и гораздо дальше. В свою очередь мы пообещали, что сделаем с норвежскими властями всё возможное, чтобы в кратчайшие сроки дать техногенный отпор лютым тварям. На том мы и попрощались окончательно, сели по машинам и продолжили движение.

Глава 18. Надежда на спасение

Уже через сорок минут после самого незабываемого за последние как минимум два года ужина, мы подъехали к финско-шведской границе. Мы с Дашей во время нашего автопутешествия 2008-ого года, по сути, этой границы-то и не видели, потому что плыли из Хельсинки в Стокгольм на пароме и, переночевав на нём, просто оказались в шведской Столице. Но я мог себе представить, что эта, сухопутная граница ничем не отличалась от всех других границ внутри Шенгена, которые я когда-либо видел. А были они все весьма номинальны. Подъезжая к границе можно было увидеть соответствующий дорожный знак, затем знак, предупреждающий о выезде из одной страны и въезде в другую, небольшое зданьице-таможню и небольшую площадку для остановки фур и грузовиков. Никаких шлагбаумов или военных, никаких препятствий для выезда из одной страны-участницы Шенгенского соглашения и въезда в другую не было и в помине! Теперь же граница между Финляндией и Швецией выглядела совершенно иначе. Уже на подъезде к контрольно-пропускному пункту ещё с финской стороны то слева, то справа виднелись множественные военные автомобили, патрули и укрепления. Перед нами ехало около пяти машин, также желающих попасть в Швецию. Перед нашей небольшой колонной вскоре показался опущенный шлагбаум, и трое людей в военной форме велели идущим впереди автомобилям остановиться. Затем последовала какая-то проверка документов, разговор водителей с военными, после чего по одной машине начали выпускать с территории Суоми. Вскоре очередь проверки дошла и до нас. На удивление, никаких вопросов нам особо не задавали, а лишь спросили о каком-то пропуске, видимо, о той самой бумажке, что дали нам на въезде в страну тысячи озёр. Шталенков протянул военному требуемую бумагу. Тот посветил в неё фонариком, попросил наши паспорта, сверил их с вписанными в бумагу сведениями и по рации велел кому-то поднимать шлагбаум.

- И всё? Мы можем ехать? - недоумённо спросил я, не поверив столь простую процедуру выезда из страны. Но пограничник меня, по всей видимости, не понял, потому что предыдущее общение на английском заключалось лишь в двух произнесённых им на английском заученных фразах: "Your permit" Ваше разрешение и "Your passpotrs" Ваши паспорта. Мой же вопрос поставил его в тупик и он, явно понявший, что на финском общаться с нами бесполезно, переспросил на шведском - втором государственном в Финляндии языке:

- Vad? Что?

Впервые в жизни в реальной ситуации мне пригодился шведский язык, который я несколько лет учил до "Конца", потому что очень хотел некогда уехать жить в Швецию. Я повторил свой вопрос, и финн, несколько ошарашенный тем, что я понял его "Vad", ответил, что им звонили с финско-российской границы и предупреждали о нас.

- Звонили? - у меня чуть челюсть не отвисла от услышанного. Дело в том, что последние два года "звонить" можно было только внутри здания, и я сперва даже не понял, что же ответил мне финн, не сумевши связать слово "звонили" с "финско-российская". Телефонная связь, функционировавшая до недавнего времени лишь в здании ФСБ на Лубянке, уже давно перешла в разряд истории, чего-то забытого.

- Да, звонили, проезжайте же уже, задерживаете остальных! - несколько нервно ответил мне пограничник, не понимая, чего же я ещё хочу от него, когда шлагбаум перед нами уже открыт. Мы выехали с территории Финляндии, а я всё никак не мог уложить в своей голове то, что в Суоми функционирует дальнемагистральная телефонная связь. Шведские пограничники долго расспрашивали нас о цели транзита через их страну, досконально изучили все наши официальные бумаги, документы, и довольно долго осматривали машины. Уж не знаю, чего они предполагали там найти, но час времени мы потеряли на пункте досмотра автотранспортных средств. Сильно насторожил шведов факт наличия у нас многочисленных единиц огнестрельного оружия, на которое, как ни странно, финны не обратили внимания, поскольку ехали мы ни откуда-то, а из России, где творится полнейший кошмар и, вдобавок, мы представляли правительственную делегацию. Продержав нас на границе в общей сложности без малого два часа, заставив нас показать даже те секретные данные, что мы везли на ноутбуке и, окончательно убедившись, что мы действительно едем для выполнения жизненно важной как минимум для всего континента миссии, пропустили нас. Надо отдать должное шведским пограничникам за то, что они детально описали нам состояние дороги, ведущей в Норвегию, и предупредили о паре перекрытых участков и путях объезда. Они даже вручили нам карту Швеции от 2011 года, на которой и пометили перекрытые участки и подсказанные пути объезда, так что мы, будучи теперь предупреждёнными, с лихвой должны были в пути компенсировать потраченное из-за повышенной бдительности шведских стражей границы время.

Дорога по Швеции ничем особенным не запомнилась, ведь ехали мы в кромешной темноте северной зимы, и лишь электрифицированные домики, то и дело встречавшиеся вдоль трассы, вселяли оптимизм и всё тот же настольгический трепет. Машин на трассе, также как и на территории Финляндии, было много. Даже ещё больше, чем там. И чем южнее мы продвигались, обогнув Ботнический залив, тем увеличивалось и количество автомобилей. Что в Швеции, что в Финляндии плотность населения в разы увеличивалась к югу и уменьшалась к северу. Это и не мудрено, ведь, чем севернее земли, тем менее они благоприятны для проживания, а в нынешних условиях и подавно. Но, несмотря на поздний час, навстречу нам то и дело проезжали грузовики и фуры, везущие, как мы теперь могли догадываться, всяческое оборудование к "линии жизни". И их поток нисколько не уменьшался даже глубокой ночью.

Когда было уже далеко за полночь, температура воздуха за бортом снизилась до минус восемнадцати по Цельсию; в машине же было очень тепло и уютно. Я взглянул на датчик уровня бензина. С момента заправки в Финляндии мы сожгли ровно половину бака. Нам повезло, что в тех краях, где мы ехали, по всей видимости, ещё не было обильных снегопадов. Дорога хоть и была весьма заснежена и требовала от водителя огромной концентрации внимания, но вполне проходима. Через какой-то месяц, может раньше, проехать по ней без идущего впереди грейдера будет, скорее всего, невозможно. Даша не спала, а сидела с разложенной на коленях картой, подаренной нам шведскими пограничниками, и то и дело сверялась с встречающимися вдоль дороги указателями. Когда на часах было час двадцать восемь ночи, до Осло оставалось ещё как раз полпути. Во время очередной технической остановки, оба наших экипажа единогласно решили на сон не останавливаться, а ехать до "победного", чтобы к утру быть уже на месте. И мы ехали всю ночь, коротая время и борясь с подступающим сном музыкой и беседами. Разговаривали мы, конечно же, о том, кто как видит исход печальных событий, гадали, что ждёт нас впереди, говорили и о смысле жизни, и о вечности, и о вселенной. За разговорами время действительно пролетало незаметно. Очередная Дашина сверка - до шведско-норвежской границы в районе никому до этого неизвестной норвежской деревушки Лиллебу (Lillebo) всего чуть менее шестидесяти километров. Спустя минут сорок показался и указатель "Sverige-Norge", оповещающий о приближении к границе. Удивительно, но пересечение границы между Швецией и Норвегией заключалось лишь в смене названия государств на здоровенных щитах, отстоящих на пятьдесят метров друг от друга. Не было ни контрольно-пропускных пунктов, ни пограничников, ни каких бы то ни было формальных атрибутов границ двух скандинавских стран, кроме лишь упомянутых щитов с названиями оных. Видимо, поток желающих нелегально переселиться из Швеции в Норвегию не был столь существенным, сколь был аналогичный поток рвущихся из Финляндии в Швецию и, тем более уж, из России в Финляндию. Да, многое изменилось за прошедшие два года! И неудивительно, что шведы в новых реалиях решили закрыть государственные границы с Финляндией, в которой уже и без того нашло своё пристанище большое число нелегалов из России. Так или иначе, но отношения между Норвегией и Швецией, как можно было догадаться по опыту пересечения границ, были куда более открыты и похожи на те, что были "до". Было без малого пять утра, когда мы подъезжали к Осло. Нам повезло, что мы успели проскочить длинный участок северной трассы до метели, которая вдруг разыгралась уже на подъезде к Норвежской столице. Мы плелись как черепахи, потому что видимость из-за обильного снега и ветра была практически нулевая. Мы проехали пределы внешнего кольца - автомобильной магистрали, опоясывающей Осло на подобие МКАДа. Теперь, когда мы въехали в норвежскую Столицу, а бензина у нас едва ли оставалось и на сотню километров (у Гелендвагена, вероятно, несколько больше из-за большего объёма бака, но в любом случае уже весьма немного), нам было совершенно неизвестно, куда конкретно нам было нужно держать наш оставшийся, уже совершенно незначительный, путь. Я чувствовал, что через какой-то час, полтора максимум, мы каким-то образом да найдём искомое ведомство, и уже наконец-то ляжем спать, ведь сил практически не оставалось...

Остановились на первой повстречавшейся нам заправке, но не с целью пополнить запасы горючки, а в столь ранний час спросить хоть кого-то, куда нам нужно ехать, где искать здание министерства обороны Норвегии. Автозаправочная станция, естественно, не работала, но в какой-то крошечной будке, примыкающей к ней, горел свет. По всей видимости, это было какое-то подсобное помещение, и в нём кто-то находился и не спал. Я вышел из машины и подошёл к окошку. Внутри двое играли в кости, сплошь окутанные табачным дымом. Я постучал в окно. Один из игравших от неожиданности, подпрыгнув на месте, выронил из рук игральные кости, и испуганно посмотрел на окно. Затем оба переглянулись, поднялись со стульев, и пошли открывать дверь. Испугались они если только от неожиданности, но никак не от позднего гостя, ибо дверь они открыли без какой-либо боязни, даже не спросив, кто же там. Признаться, мне было более, чем дико от этого! При других обстоятельствах я и представить бы себе не смог, чтобы в такое-то время, когда мир катится в тартарары, можно было вот так спокойно, в пять часов утра открыть дверь неизвестно кому. Но это была Норвегия. По первой же ситуации, столь удивившей меня, складывалось такое впечатление, что жители этой небольшой, но чрезвычайно богатой и благополучной в своё время страны, будто бы жили в каком-то другом измерении, будто и не было для них никакого "Конца" света, равно как и конца "Света"! Потрясающе, невероятно! Я улыбнулся открывшим мне дверь и с удивлением глядящим на меня скандинавам. Поздоровался и задал вопрос. Их удивление троекратно усилилось, когда они услышали мой вопрос относительно министерства обороны. Не рассчитывая на такую удачу и, если честно, не надеясь получить от этих двух сотрудников заправки точных координат искомого здания, я удивился не меньше, когда те подробно рассказали мне путь до министерства. И откуда только они знали? Но это меня волновало меньше всего. Я, наспех отблагодарив тех двух, поспешил сесть за руль, и наша колонна из двух автомобилей, провожаемая взглядами работяг с круглыми от удивления глазами, вышла на финишную прямую! Ещё двадцать минут плутания, сопоставления названий улиц и очертаний зданий с описанными мужиками с заправки, и вот мы уже заглушили двигатели возле громадного здания современной постройки, надпись над парадным крыльцом которого гласила: "Министерство обороны Норвегии". Нам оставалось всего несколько часов до того, как двери сего министерства откроются. И те люди, донести до которых сверхважную информацию с бережно довезённого за столько километров от Москвы до Осло и чуть было не утраченного вместе с надеждой на спасение континента ноутбука, начнут приходить на свои рабочие места. Осталось лишь их дождаться. Не заглушая двигателя, но погасив фары, и мы, и экипаж Мерседеса заснули крепким сном в салонах машин, ведь все мы уже были обессилены от изнурительной дороги и всего того, что произошло с нами за последние несколько дней!

Трудно было оценить, долго ли мы проспали, но выдернул нас из глубокого сна стук в окно. Открыв глаза, я увидел, что с улицы, прислонившись лбом к стеклу пассажирского окошка, в салон машины удивлённо смотрит мужчина средних лет, а за его спиной стояло ещё несколько человек. Проснулись и Даша с Андреем, и мы втроём не менее удивлённо уставились на стоящих снаружи людей. Спустя несколько секунд, я вышел из машины. Люди обступили меня, на их лицах виден был такой интерес, который трудно было бы даже с чем-либо сравнить. Ну ещё бы! В такие времена, когда даже самые некогда привлекательные в туристическом плане страны, к коим относилась и Норвегия, уже забыли о таком понятии, как туризм, обступившие Хонду с русскими номерами норвежцы просто сгорали от любопытства! Мои часы показывали десять минут одиннадцатого по московскому времени, то есть в Осло сейчас было десять минут девятого, и только-только занимался рассвет. Меня начали расспрашивать, кто мы, что мы тут делаем, нужна ли нам помощь, что происходит в России, Швеции, Финляндии. Для тех десяти-пятнадцати человек, что окружили меня, словно аборигена, я представлял неимоверный интерес, впрочем, равно как и мои спутники, пока что сидящие в машинах и наблюдающие оттуда за происходящим. Сначала я сбивчиво пытался давать ответы на сыпавшиеся на меня в хаотичном порядке вопросы, на несложном английском рассказывая и про нашу миссию, и про чудовищ, напирающих со стороны Афганистана, и, собственно, про нас самих. Но потом я понял, что ни времени на этакую "пресс-конференцию", ни желания распинаться о подробностях всего и вся, стоя на приличном морозе, у меня не было. Я чётко сформулировал вопрос и задал его норвежцам: "Во сколько начинается рабочий день у министерства обороны Норвегии?". "Рабочий день уже начался в восемь часов, пойдёмте!", - пригласил меня старичок, навьюченный смешной, не по размеру большой, но очень тёплой одеждой. Он зазывающе махнул рукой, и уже было двинулся в сторону здания министерства, но я попросил его подождать минуту и позвал всех своих спутников пойти с нами. Закрыли машины и всей гурьбой проследовали за нелепо одетым дедушкой...

Могли бы вы сейчас представить себе, каким было бы выражение лица, скажем, туземца, если бы тот увидел телевизор или автомобиль? Мне кажется, что выражения наших лиц можно было бы легко поставить в сравнение в тот момент, когда поднимаясь по ступенькам к дверям министерства обороны, старичок достал из внутреннего кармана куртки сотовый телефон, набрал номер и принялся с кем-то разговаривать! Он остановился, чтобы не входить в здание во избежание помех связи; остановились как вкопанные и мы, с разинутыми ртами, словно туземцы за диковинной штуковиной, наблюдая за тем, как буднично и незамысловато мужчина говорит по сотовому телефону! О да, для нас это было настоящим шоком, ведь уже больше двух лет прошло с тех пор, как прозвучал в России последний звонок мобильного телефона, и ушло в забытье такое понятие, как сотовая связь. Закончив разговор, старик недоумённо посмотрел на нас, не понимая причины нашего столь ярко выраженного удивления. Раньше я и сам никогда в жизни бы не подумал, да даже представить бы себе не смог, что такая обыденная когда-то вещь как сотовый телефон в действии вызовет у меня такой восторг, если не сказать трепет!

- У вас тут сотовая связь работает? - спросил я скандинава, с трудом укладывая в голове увиденное.

- Да, как видите. Спустя несколько месяцев после... - тут он, не зная, как объяснить на английском то глобальное обесточивание всего и вся в 2012-ом году, ввинтил простое и понятное: "капут!", - власти восстановили связь. У нас тут с электричеством проблем вообще нет! - не без гордости добавил он. Я кивнул. В тот миг мысли мои полностью были оккупированы размышлениями о том, что, быть может, и интернет тут работает! Чудеса, фантастика... Почему-то именно в этот момент я окончательно отмёл какие бы то ни было тени сомнений в том, что всё будет хорошо, что мы непременно выиграем эту роковую схватку с самой преисподней! Такая страна, как Норвегия, нисколько не потерявшая в 2012-ом своей индустриальной мощи, а, напротив, на фоне прочих стран ещё и развившаяся за эти два минувших года, совершенно точно имела, что противопоставить штатам в этой судьбоносной войне! Я словно воспрял духом. Сколько месяцев, недель, дней осталось до реализации оружия, способного дать афганцам настоящий отпор? Да, настоящий, тот, который они гарантированно не смогут преодолеть. Не свинец и не пламя, нет. Это должна быть громадных размеров параболическая тарелка, нещадно излучающая радиоволны определённых частот и очищающая пядь за пядью территорию нашего континента от зомби. Но изготовить такую тарелку... Возможно ли это в столь ограниченные сроки, которыми мы располагаем? Удержит ли "линия жизни" натиск мертвецов, если те прорвутся-таки за границы России?

Тем временем дедуля, который, по всей видимости, был каким-то здешним сотрудником, уже провёл нас внутрь, к пропускному пункту. По обе стороны от мощных турникетов несли свою службу двое здоровенных военных. Последовал диалог, в ходе которого я кратко изложил нашу историю и показал документы на английском, подписанные Карамзиным и скреплённые печатью ФСБ России. Охранники куда-то звонили, отходили, задавали нам всевозможные вопросы. В конечном счёте, когда они выяснили всё, что им требовалось, попросили нас подождать минуту. За нами должен был спуститься сотрудник, который "нами займётся". Мы присели на кресла в холле. Дедушка, что поразил нас, напомнив про давно забытые технологии двадцать первого века, пожелав нам успехов, предъявил пропуск и скрылся в коридоре по ту сторону турникетов. Через непродолжительный промежуток времени из-за турникетов показался статный, высокий, лет шестидесяти генерал. Тяжёлой поступью он отточенной, поистине генеральской походкой отчеканивал по мраморному полу своими лакированными ботинками вымеренные шаги. Украшенная национальными символами фуражка, невероятной красоты китель и идеально правильной формы брюки делали его похожим на героя какого-нибудь патриотического фильма. Его мужественное, гладко выбритое лицо было мне знакомо, я определённо его уже где-то видел! Но где, как это возможно? Может в кино? Я терялся в догадках...

Он вышел к нам, мы встали с мест. Бойцы машинально отдали ему честь. Он отдал честь им.

- Мы вас давно ждали, и вот вы, наконец, приехали! Добро пожаловать! - спокойно, но с некоторым воодушевлением произнёс он, пожал всем руки, и несколько панибратски похлопал по плечу Шталенкова. Ну конечно же, я его видел, и не в кино, а наяву! Генерала звали Даниэль Нильссон. Он - глава министерства обороны Норвегии и правая рука правящего короля Норвегии. Я пару раз видел его в коридорах на Лубянке, когда он и ещё несколько военных проходили между кабинетов, сопровождаемые Шталенковым и самим Карамзиным. Всё! Мы были на финишной прямой. Теперь не оставалось никаких вопросов, где и кого нам нужно искать, кому объяснять цель нашего приезда. Мы были у цели. Шталенков и даже Клоп, чьё лицо, казалось, совсем не умеет выражать каких-либо эмоций, впервые за долгое время улыбнулись. Даша, увидев такую картину, чуть было не заплакала, сжала изо всех сил мою ладонь и тоже улыбнулась. Она всё поняла. Перед нами стоял тот, при чьём содействии нам предстояло отменить конец "Света", не дать кануть в Лету исконным обитателям нашего, Евразийского континента, подарить жизнь ещё оставшимся в живых сотням миллионов людей. Впервые за долгое-долгое время подобное натянутой струне напряжение, неуклонно присущее каждому из всех нас, стоящих напротив министра обороны Норвегии, страх, боязнь не доехать, не справиться, отступали. Теперь, когда мы доехали, довезли до Осло и ноутбук с данными, все видеозаписи про афганцев, материалы лабораторий Лубянки, оставалось лишь, объединив усилия, предпринять необходимые действия. "Мы непременно победим, точно, гарантированно. У афганцев нет шансов. Нам нужно лишь немного времени, и весь этот кошмар, нет - сам Ад, навсегда сгинет, став лишь ужасной записью в учебниках истории будущих поколений, моих детей и внуков", - крутилось у меня в голове. "Спасение!".

Глава 19. Норвежские будни

Началась ежедневная интенсивная работа. Шталенков, Андрей и я со специалистами норвежского оборонного министерства работали с привезёнными нами данными. Даша, Гоша и Клоп были озадачены различными вспомогательными задачами. Так или иначе, все были при деле и, дабы как-то вписать нас в общественную жизнь на тот срок, что нам предстояло пробыть в Норвегии, нам назначили зарплаты за выполняемые функции. Таким образом, мы словно получили некий вид на жительство, только неформальный. Жили мы в гостинице, за номера в которой платить нам было не нужно. Эти расходы взяло на себя министерство. На заработанные же деньги мы могли покупать себе продукты питания, одежду, бензин, да, впрочем, всё, что угодно. Вот уж, действительно, правильно говорят, что к хорошему человек быстро привыкает! Походив пару дней с раскрытыми от изумления ртами по изобилующим всевозможными продовольственными, бытовыми, техническими товарами магазинам, в скором времени мы уже воспринимали столь широкий ассортимент продаваемых товаров, впрочем, как и само наличие в городе большого числа супермаркетов, как должное. Уже через несколько дней всем нам казалось совершенно обыденным завтракать бутербродами с сыром или сёмгой, а обедать настоящим горячим грибным, рыбным или куриным супом с наивкуснейшим мягким хлебом и сытным "вторым" блюдом (преимущественно рыбным). Постепенно стали мы привыкать и к развитой, словно и не знали жители Осло ни о какой беде, накрывшей мир два года назад, инфраструктуре. Функционировали все, столь привычные в "доконцасветные" времена, городские службы, ходили автобусы и трамваи, работали аптеки, парикмахерские, прачечные и даже кинотеатры. Вот к этому действительно было трудно привыкнуть. Но самым же ярким для меня воспоминанием тех дней, безусловно, было наличие горячей воды в жилищах! Впервые за последние вот уже два года я по-человечески принял ванну. Да, можете ли вы себе представить, я набрал целую ванну горячей воды и часа четыре, ночью, после рабочего дня в министерстве, просидел в ванне, словно боясь, что это может больше никогда не повториться. Словом, мы попали в какую-то сказку и, поначалу, будто неандертальцы, удивлялись и не могли нарадоваться каким-то некогда столь обыкновенным вещам и явлениям.

Но за всем "сказочным" бытом стояла и ежедневная напряжённая работа, переводы документов, консультации с инженерами, докторами, физиками, военными. Через неделю после нашего прибытия в Осло, 19.11.2014, норвежские специалисты отсмотрели все видеоматериалы, привезённые нами. Они на глазах бледнели, когда просматривали многочисленные документальные записи, среди которых были: те, что мы привезли из Колокольцевки; записи с камер наблюдения того, принявшего удар армии зомби первым, участка казахско-российской границы; запечатлённые на видео опыты над трофейным афганцем в лабораториях ФСБ и прочие. Единожды увидев тех исчадий ада, которые всё дальше и дальше продвигались на запад и север, норвежцы непроизвольно менялись в лице. Конечно, они слышали о надвигающимся зле, но им было трудно и представить себе, до чего совершенными "машинами для убийств", страшных убийств, были эти афганцы американского производства. Среди инженеров, которым на основе исследований и предстояло конструировать ту самую судьбоносную параболическую тарелку, призванную очистить континент от живых мертвецов, был один американец, проживающий в Норвегии с момента окончания университета в Осло. Его звали Майк. Он был незначительно старше нас с Андреем и очень приветливым и общительным, поэтому мы с ним сдружились и неоднократно после рабочих будней ходили в бар пропустить по стаканчику виски. За разговорами было заметно, что Майк несколько стесняется своей национальности, будто бы чувствует и за собой часть вины, тяжким грузом лежащей на плечах бесчеловечного американского правительства, решившего в одночасье повернуть вспять историю планеты. Но никто, ни на секунду не относился к нему как-то иначе, предвзято или с недоверием. Так и мы понимали, что одна лишь национальная принадлежность человека никоим образом не позволяет приписывать ему грехи верхушки правящей элиты, вольно распоряжающейся судьбами миллионов как своих граждан, так и граждан других стран. Именно ограниченный круг лиц американского правительства посмел посягнуть на право вершения мировой истории, на право миллиардов мирных граждан жить на своих исконных территориях, постепенно восстанавливая "доконцасветный" быт и оправляясь от вероломного удара стихии... По иронии судьбы, именно Майк, исследуя в начале декабря тот самый, извлечённый из черепа трофейного афганца микрочип, обнаружил, что при определённом диапазоне волн этот самый чип способен вызвать у подконтрольной органической боевой единицы что-то вроде невероятно обширного инсульта, способного умертвить афганца за считанные секунды. До этого о подобной функции чипа никто и не догадывался, предполагая, что основная и единственная его функция заключается лишь в вызывании у препарированных трупов инстинкта удаления от источника излучения. Открытие Майка стало поистине революционным применительно к задачам, реализовать которые и должна была тарелка. До этого мы могли рассчитывать лишь на то, что афганцы будут бежать прочь от мучительного для них излучения от этой самой тарелки, но каким образом было бы возможно их всех уничтожить, оставалось совершенно неясным. Теперь же все ликовали! Достаточно было сконструировать громадных размеров тарелку, поместить её на высоком месте, и все афганцы в радиусе действия излучаемых ею волн просто-напросто передохнут как рыба в отравленной воде. По сути, если бы не американец Майк, то дальнейший план действий по отмене конца "Света" по-прежнему был бы не очень ясен. Американец обнаружил то, что позволит истребить американских же бестий. И теперь все предпосылки для того, чтобы дать бой исчадьям ада были выполнены: принципы смертоносного воздействия, частота волн, их мощность и прочие технические вопросы были решены. Оставалось главное - производство этой самой гигантской, беспрецедентной по своей мощности тарелки.

Глава 20. 2015. Битва за "Свет".

Шли дни, недели. К середине декабря с Финской границы пришли первые тревожные известия. Тринадцатого декабря, естественно ночью, афганцы впервые показались возле контрольно-пропускного пункта "Торфяновка" Российско-Финской границы. Пограничники обеих стран, молниеносно среагировав, врубили загодя установленные ультрафиолетовые прожектора, как только заметили, что из пустоты, из тьмы (к тому времени людей по ночам уже нельзя было увидеть на открытом пространстве) на них с большой скоростью надвигается нечто. От света прожектора оно взревело, попятилось назад и через мгновенье скрылось во мраке. Так описали первую встречу с афганцем наши ребята-пограничники, дежурившие в ту ночь на "Торфяновке". Надо заметить, инфраструктура в части телефонной связи между странами участницами Скандинавского Альянса была налажена безупречно! Звонок с КПП в центральный оборонный штаб Финляндии, располагавшийся в Хельсинки, затем вызов скоммутировали в Стокгольм, уже в шведский штаб, а оттуда, в свою очередь, звонок поступил напрямую на пульт дежурного штаба уже норвежского, входившего в состав Министерства обороны Норвегии и располагавшегося в его же здании. Мы об этом узнали лишь тринадцатого утром и, если говорить откровенно, были буквально ошарашены от услышанного. По прогнозам военноначальников Скандинавского Альянса при худшем стечении обстоятельств уже к середине января наступающего года бестии смогут достичь "линии жизни". При всё тех же, худших раскладах, военные чиновники отводили от двух до четырёх месяцев на удержание обороны этой самой линии, после чего, по их прикидкам, если афганцев станет чрезвычайно много, они с огромной долей вероятности просочатся сквозь бреши в оборонительной линии и тогда... Но при оптимистичных оценках "линия жизни" может продержаться и полгода, и год, ведь главный враг афганцев, - ультрафиолет, а, точнее, выработка электричества для его подачи, была практически не ограничена, и световой щит, распространяющийся гораздо дальше и эффективнее любых оборонительных редутов или огнестрельных выстрелов, сможет чуть ли неограниченное время сдерживать натиски. Не было бы брешей! Но мы, русские, знающие об афганцах не понаслышке и видевшие воочию всю их мощь, весь тот ужас, что они сеют, однажды появившись, больше склонялись к пессимистичному прогнозу. Бреши точно будут, их не может не быть на столь протяжённом участке. Итого, реально у нас в запасе было месяца четыре, полгода максимум. "Линия жизни", скорее всего, захлебнётся под натиском полчищ разъярённых и неудержимых тварей, после чего они уже вольготно будут продвигаться на запад, к Норвегии, пядь за пядью оставляя за собой вычищенные подчистую земли!

По прогнозам же ведущих инженеров и конструкторов, кто руководил процессом производства тарелки, получившей кодовое название "Возмездие", до окончания сборочных и монтажных работ оставалось не меньше тех же четырёх месяцев. И это притом, что на производство "Возмездия" были брошены колоссальные ресурсы, как производственные мощности, так и ресурсы людские. Я не мог бы себе и представить, что такое, даже в теории, было бы возможно в России. Европейцы были то ли более организованы, то ли более трудолюбивы, но и сейчас, как и во времена "до", масштабные и технологически сложные проекты у них всегда реализовывались значительно быстрее и качественнее, чем у нас на Родине. Как бы прискорбно это ни было, но факт оставался фактом. Хотя, прискорбно это было тогда, когда Россия безнадёжно проигрывала Западу в промышленной сфере. Но только не сейчас. В случае с изготовлением "Возмездия" это было как нельзя кстати! Всего-то лишь квартал - плёвый, ничтожно малый срок, если объективно оценивать масштабы и сложность конструкции, но каким же долгим он казался теперь, когда афганцы готовы были вот-вот всей своей массой навалить уже и на Финляндию! Затем Швеция и... Норвегия. И, как говорится, отступать уже будет некуда; Норвегия остаётся тем последним оплотом, который способен предотвратить обращение вспять хода мировой истории.

Дни стали тянуться очень и очень медленно. Во всём нашем русско-норвежском коллективе хоть и безмолвно, но совершенно для всех очевидно, день ото дня нарастали тревожные настроения. "А вдруг прорвутся, вдруг не успеем? А вдруг инженерный просчёт в конструкции? А вдруг "Возмездие" их просто не "возьмёт"?" - и ещё тысячи подобных "а вдруг" крутились в голове каждого, кто был причастен к процессу реализации "Возмездия". Всё происходящее напоминало лотерею, а на кону - судьба континента! От одной лишь мысли о том, что с тарелкой мы можем и не успеть, мурашки пробегали по спине. Ближе к концу декабря, к новому, 2015-му году всё больше и больше афганцев стали пробираться снизу вверх, вдоль Российско-Финской границы, на территорию Финляндии. Пограничные пункты в течение светового дня спешно покидались как финскими, так и российскими пограничниками, получившие от финского правительства право на убежище на территории Суоми. Формальная граница между двумя странами переставала существовать. Теперь не оставалось каких бы то ни было признаков границы, а о былом разграничении территорий двух стран напоминали лишь пустующие контрольно-пропускные пункты, служащие теперь дневным укрытием для нелюдей.

31.12.2014. Как и положено, отмечали новый год. На праздновании была вся наша "делегация", да плюс ещё несколько норвежских ребят из числа сотрудников министерства и инженерно-технического состава. Большой редкостью была присутствующая за праздничным столом шведская водка "Абсолют" (припасы кого-то из скандинавов) с разными вкусами: черносмородиновая, лимонная, с перцем. Мы жадно на неё накинулись и пили, как и подобает русским, целиком выпивая рюмку и закусывая, кто солёной рыбой, кто хлебом с маслом, чем вызвали невероятное удивление со стороны других участников застолья. По очереди поднимали тосты, но все они были об одном, о спасении...

22.02.2015. Большая часть элементов конструкции "Возмездия" была изготовлена, начались работы по транспортировке конструкции в Швецию. Там её должны были установить на уже подготовленную для этих целей площадку на одной из гор. Элементы конструкции "Возмездия" доставляли туда во множество заходов, на огромных грузовых вертолётах. Оттуда, с возведённой на горе вышки, излучаемый "Возмездием" радиосигнал должен был распространиться на всю территорию Финляндии и на северные широты России, от Санкт-Петербурга до Мурманска.

Афганцы уже больше месяца у "линии жизни". Поначалу их было немного, но в феврале там начался настоящий ад! Пройдя по обширным территориям, где ещё могли оставаться отказавшиеся от эвакуации люди, и, опустошая их, твари нескончаемым потоком начали ночные нападения на "линию жизни". Основной удар пришёлся на южные рубежи линии. Сотни, если не тысячи, тварей еженощно выстраивались огромными ордами перед невидимой границей, где таял излучаемый прожекторами ультрафиолет, и, понимая, что свет не погаснет до утра, разбегались по лесам и болотам в поисках световых прорех. Афганцы не могли плавать, поэтому многочисленные озёра и широкие реки были для бестий такими же непреодолимыми рубежами, как и световые границы. Но были и бреши, как, например, плотные заросли, чащобы между оборудованными прожекторами оборонительными пунктами, куда афганцы находили тропы и заходили к военным уже с тыла. Что там тогда творилось одному Богу известно, но с фронта постоянно докладывали, что день ото дня учащались случаи дезертирства. Днём бреши, из-за которых страшной смертью погибали десятки военнослужащих Альянса, укрепляли оперативно подвозимыми прожекторами, но каждую ночь находились участки, куда афганцам вновь удавалось проникнуть, минуя ультрафиолетовый барьер, и снова десятки в клочья разодранных ребят...

Чем севернее уходила "линия жизни", тем меньший шквал нелюдей её атаковал, потому что и распространялась напирающая с территории России нечисть по большей части со стороны Выборга, и значительно меньше со стороны Петразаводска. Бойцы, неделю или две державшие оборону южных рубежей "линии", как правило, перебрасывались севернее. В свою очередь, новобранцы с северных рубежей "линии", прошедшие некий "курс молодого бойца" в редких встречах с леденящими кровь гостями из средней Азии, перебрасывались на юг, на смену повидавшим виды, изнурённым и требующим реабилитации "ветеранам", прошедшим ад.

День ото дня всё большее количество шведов и финнов прибывали в Норвегию. Альянс, почти не веря в призрачные шансы победить живых мертвецов и готовясь к худшему, начал эвакуацию гражданского населения заранее.

08.03.2015. Уже сотни афганцев прорвались за "линию жизни" и двигались по Суоми на северо-запад, ежедневно на десятки километров приближаясь к границе со Швецией, где к тому времени Альянс успел выстроить хоть и слабую, но, всё же, вторую линию обороны. Завтра "Возмездие" будет окончательно собрано на возвышенности, послезавтра его подключат к электропитанию (рядом, буквально в нескольких километрах от площадки, работала новейшая, построенная в конце 2011-го года атомная электростанция) и к вечеру впервые запустят.

09.03.2015. В главном кафедральном соборе Осло прошла месса, на которой присутствовала вся правящая верхушка Норвегии, в том числе и Даниэль Нильссон. Все без исключения, даже убеждённые атеисты, все присутствовали на мессе и... Молились. Молили всех святых о том, чтобы тарелка сработала, чтобы разогнала, умертвила всю нечисть, занявшую уже чуть ли ни треть Континента и бесчеловечно умертвившую миллионы людей. Завтра - поистине судный день, чего он нам сулит?

10.03.2015. К трём часам дня конструкция безо всяких накладок была подключена к электросети. Её калибруют, проверяют на готовность к включению. Господин Нильссон постоянно связывается с координационным центром Альянса, ему обо всём оперативно докладывают. О ходе работ также без перерывов и каких-либо рекламных пауз докладывают все (а было их три на всю Скандинавию) радиостанции и единый Скандинавский телеканал. Сотни тысяч скандинавов с замиранием сердца следят за ходом запуска тарелки. В девятнадцать часов глава Альянса, шведский премьер-министр Улоф Лёвгрен нажимает кнопку запуска "Возмездия". По всем телерадиостанциям объявлено об успешном запуске. Тарелка начала излучать волны заданной частоты, сбоев, а также проблем с её функционированием и подводкой электропитания не наблюдается. На улице уже почти стемнело. Всего через каких-то несколько часов должны уже, по идее, поступить первые сведения об эффективности "Возмездия". "Ни разу?! По всей линии? Вы уверены? Подтвердите!", - не унимался господин Нильссон. Да и все мы не могли поверить своим ушам, когда узнали, что погранзаставы с "Линии жизни" ни разу за ночь с десятого на одиннадцатое не были атакованы бестиями. Не сговариваясь, все мы, кто находился на тот момент в штабе, буквально истошно заорали что было мочи "Ура!". Слёз не скрывал никто. Даниэль Нильссон обессилено упал в кресло, закрыл лицо руками и молча плакал. Я, Даша, Андрей, Шталенков и Гоша утонули в объятьях друг друга, и дело тоже не обошлось без слёз. И лишь Клоп не проронил ни слезинки, но за то он улыбнулся!! По-настоящему, да так широко, как, пожалуй, по свидетельствам его боевых товарищей он не улыбался со времён войны в Афганистане. Атак не было и на следующие сутки. Этот день - десятое марта 2015 года навсегда войдёт в историю и будет отмечаться на Евразийском континенте наравне с Рождеством Христовым и Новым Годом. И первый раз этот праздник был отмечен всеми жителями Скандинавского полуострова одиннадцатого марта, когда по всем источникам средств массовой информации было официально объявлено о ликвидации смертоносной угрозы. В стенах министерства обороны был дан такой ужин, который трудно было бы себе представить и "до". Самые дорогие и неприкосновенные вина были извлечены в тот вечер из хранилищ и буквально текли рекой... Трудно и описать, какое сильное чувство радости испытывали все в тот вечер! Это было настоящее ликование, чувство эйфории от того, что наступил тот самый переломный момент в битве за "Свет", которого мы так ждали, боясь, что он может и не наступить вовсе. Но радость эта, увы, была, как говорят в таких случаях, со слезами на глазах. И уже на следующий день нас всех словно окатили из ушата холодной водой. В похмельном бреду, мы мучились от мыслей о том, что же с Москвой, что с Питером? А, может, Москва, Питер всё ещё обороняются, закованные в прочные ультрафиолетовые кольца? Может мы зря их "похоронили" и ещё успеем на подмогу этим двум великим русским богатырям, не раз прошедшим за всю свою историю огонь, воду и медные трубы. А Ленинград? Ему же и впрямь не впервой. Чего стоит только та ужасная блокада времён Второй мировой войны? Наверняка они ещё держатся. Пусть на последнем издыхании, но непременно держатся! И мы обязательно спасём хотя бы тех, кто выжил, тех, кто уже практически лишённый каких-нибудь надежд на спасение, потерявший семью, кров и веру, стоит жуткими ночами лицом к лицу с исчадьями ада, сжимая в дрожащих руках рукоятки прожекторов. А что с Дальним Востоком? Может туда бестии и вовсе не добрались? Доподлинно никто не знал, сколь велики масштабы бедствия. Насколько глубоко на восток продвинулись нелюди? Что с Китаем, что с Индией, что с Восточной и Западной Европами? На эти вопросы ни у кого не было ответа. Как во времена Великих открытий, Альянсу, сумевшему таки найти противоядие к, казалось бы, неизлечимой инфекции, поразившей тело континента, предстояло вновь рисовать новую карту, пусть не мира, но целого континента! Словом, победу праздновать было более, чем рано, и успех "Возмездия" ещё совершенно не означал окончания всех бед. Напротив, сегодняшний день ознаменовывал начало долгой, масштабной и чрезвычайно непростой борьбы по освобождению занятых нелюдями территорий, нейтрализации американской базы в Афганистане и недопущению контрмер, которые уж наверняка заготовили американские мерзавцы, некогда затеявшие самый бесчеловечный и смертоносный геноцид в истории Вселенной!

Через несколько дней после запуска "Возмездия" были организованы специальные экспедиции, в задачи которых входило продвижение на несколько десятков километров восточнее "Линии жизни" и поиск фактических подтверждений тому, чего все так долго ждали...

15.03.2015. Дневная экспедиция, выдвинувшаяся на сорок километров на восток от "Линии жизни", возвратилась с полным кузовом мёртвых афганцев. Мобильная лаборатория Альянса немедленно произведя вскрытие, обнародовала его результаты. "Причиной гибели зомби послужили множественные разрывы сосудов головного мозга, повлекшие полное отмирание последнего и, в результате, смерть в течение одной минуты после попадания под действие радиоволн", говорилось в докладе. С этого момента не осталось ни малейших сомнений, что делать дальше.

К маю были произведены несколько мобильных экземпляров "Возмездия", способные оперативно доставляться вертолётами в любые места на расстояние до стапятидесяти километров, быстро устанавливаться даже на неподготовленные площадки, подключаться к также транспортируемым вертолётами мобильным электростанциям и, уже через три часа после посадки транспортников, вводиться в действие. Правда, и радиус поражения афганцев такими портативными тарелками был невелик: порядка всего-то семидесяти-ста километров на пересечённой местности и стапятидесяти километров в условиях местности открытой. Позже были разработаны и совсем компактные версии "Возмездия", работающие прямо с борта летящего на небольших высотах грузового самолёта.

В конце мая Альянс разработал и утвердил план зачистки захваченных территорий континента от господствующих там афганцев. Был сформирован специальный мобильный оперативный штаб, в состав которого входило множество самых современных самолётов, вертолётов, вездеходов, радиолокационных установок и электростанций. Да что там говорить! Помимо прекрасной военной экипировки, штаб был всё-равно, что небольшой город, где было всё, что могло понадобиться для автономного проживания в нём в любое время года и в течение долгих месяцев целого лагеря учёных, военных и технических специалистов. Задача штаба заключалась в планомерном его продвижении восточнее и южнее и разворачивании в определённых локациях "Возмездия" на несколько дней, пока не будет уверенности, что территория в радиусе досягаемости чиста. Затем штаб перебазируется ещё юго-восточнее, где снова будут развёрнуты и приведены в действие "Возмездия"... Таким вот образом, пядь за пядью отнимая у афганцев завоёванные территории, Альянс дойдёт до Москвы, где будет смонтирована уже полномасштабная, подобная той, что установлена в Швеции, тарелка, способная покрывать уже гораздо более обширные территории. Дальнейший же ход этой архисложной и долгой операции будет корректироваться по мере выполнения намеченных задач. Вся наша российская команда, не желая отсиживаться без дела в Норвегии, которая уже никогда более не узнает той страшной беды, постигшей не так давно нашу страну, изъявила желание войти в состав сотрудников оперативного штаба. Безусловно, нам не было отказано, и всем нашли применение. Наши два автомобиля были включены в состав многочисленной автоколонны, состоявшей из всевозможных единиц бронетехники: медицинских автомобилей, передвижных лабораторий, электростанций, технических грузовиков и других видов спецтехники, в общей своей массе образующих "сухопутную" часть штаба. В начале июня мы покинули Осло и взяли курс на Санкт-Петербург. Выжил ли Питер? Сумел ли он отсидеться за ультрафиолетовым оборонительным кольцом? По мере продвижения мобильного штаба по направлению к городу на Неве, в эфире не было слышно абсолютно ничего: ни каких-либо позывных, ни опознавательных радиопередач. Сплошная тишина! Давящая, жуткая тишина и шипение из динамиков. Сколько ни пытались скандинавские военные настроиться на всевозможные радиочастоты, выходить на связь на общедоступных диапазонах в надежде услышать хоть какие-то сигналы от возможно выживших людей, всё напрасно! Монотонное шипение - единственное, что на протяжении нескольких месяцев мы слышали из радиоприёмных станций альянса. И, каждый раз, каждый день, совершая очередную попытку установить связь, я, обученный процессу установления радиосвязи с помощью диковинной радиостанции, находившейся в громадном бронированном фургоне, всё больше убеждался, что выживших нет. По крайней мере, точно не было тех, кто бы пытался дать о себе знать посредством радиосвязи. Уже на территории Финляндии, в нескольких десятках километров восточнее за бывшей "Линией жизни", начали то и дело встречаться жуткие картины. То тут, то там в поле зрения попадались истерзанные афганцами человеческие трупы, трупы животных, и гниющие, чёрные как сажа от воздействия солнечного света тела самих афганцев, умерщвлённых "Возмездием". Неотъемлемым предвестником встречи с очередным, заставляющим вспоминать всех святых, трупом мерзкой твари, всегда был тошнотворный смрад некогда уготованной к гниению, но препарированной для второй "жизни" плоти. Но на подъезде к Петербургу смрад почуялся уже за полкилометра, нагоняемый встречным ветром и предвещающий о нечто жутком, что нам предстояло увидеть...

Кольцевая автодорога вокруг некогда одного из самых прекрасных городов мира встретила нас перекосившимися, разбитыми ультрафиолетовыми прожекторами, хаотично стоявшей на асфальтовом полотне, а местами и перевёрнутой в кюветах за КАДом, военной техникой, и горами, буквально горами человеческих останков вперемежку с чёрными, почти сгнившими телами. Дышать даже внутри автомобилей было просто не возможно; смрад тлена был настолько едким, настолько нестерпимым, что буквально все, кто ехал в колонне, нацепили респираторы. Автоколонна, с трудом лавируя между ужасными последствиями кровавой бойни, медленно свернула на плотно заставленный всевозможной техникой и оборонительными сооружениями КАД. Возглавлявший вереницу разнокалиберного автотранспорта могущественный грейдер уверенно расчищал невероятных размеров ковшом все встречающиеся на пути препятствия. Нам предстояло проехать ещё километров тридцать и, обогнув по КАДу город на Неве с севера на юг по часовой стрелке, добраться до аэропорта "Пулково". Там, на территории аэропорта, требовалось разведать обстановку, при необходимости расчистить взлётно-посадочные полосы, подготовить к запуску портативные "Возмездия" и радиолокационную станцию. После этого с военного аэродрома близ Осло в "Пулково" должны были вылететь несколько транспортных вертолётов, самолёт-разведчик и огромнейший транспортный самолёт, на борту которого и находились основные компоненты полномасштабного "Возмездия", да плюс ещё добрых тонн сорок топлива для электростанций.

Вид бывшей основной транспортной артерии величественного города напоминал теперь кадры из фильмов про конец света. Жуткое, подавляющее рассудок и заставляющее паниковать зрелище! Кругом полусгнившие останки людей и нелюдей, перевёрнутые автомобили, разбитые стёкла прожекторов и стрелянные гильзы... Огнестрельное оружие! Когда погасли последние ультрафиолетовые лампы, пистолеты и автоматы - жалкие пугачи, толком не способные дать серьёзного отпора обладающим невиданной силой дьявольским отродьям, были тем последним средством обороны, которое применили отчаявшиеся, иступлённые от страха бойцы КАДа. Понимая свою обречённость, да и просто чтобы лишить себя ненужных, ужаснейших мучений, большинство ребят, до последнего героически удерживающих КАД, скорее всего, пустило последнюю пулю из обоймы себе в лоб. Смотреть на месиво по сторонам было решительно невозможно. Я старался упереть свой взор лишь впереди идущую фуру, но стоило взгляду соскочить в сторону, как сердце готово было выпрыгнуть вон из груди. Даша же сидела на заднем сиденье и, насколько я видел, изредка поглядывая в зеркало заднего вида, не отрывала свой взгляд от какой-то интересной книжечки на английском, которую она взяла с собой из Норвегии. Она специально не смотрела по сторонам, боясь увидеть всё то, что видели мы с Андреем, сидящим на переднем пассажирском сиденье. Хотя и повидала она уже много всего, начиная с заставших нас врасплох и, позднее расстрелянных на трассе Москва-Питер, бандитов, и заканчивая всеми ужасными последствиями расправ афганцами над мирными жителями в ту дьявольскую ночь, когда просидела она в резервуаре водонапорной башни. Но видеть весь, окружающий нашу автоколонну, ужас вновь она совершенно не хотела. Моя Хонда ехала в середине колоны, Гелендваген - ближе к началу. А в громаднейшем грейдере, колесо которого в высоту было примерно в полтора человеческих роста, идущем первым и расчищающем дорогу, помимо его машиниста сидели штурманами Клоп и Шталенков, которые, сверяясь с бумажной картой Санкт-Петербурга 2006-ого года издания, указывали машинисту дорогу. Мне казалось, что, даже несмотря на все те ужасы, которые довелось повидать ветеранам Афгана на той страшной войне, не говоря уже о простом машинисте железного Титана, то, что видели они все перед собой, было просто невыносимым... Сам же Петербург был практически не виден с кольцевой автодороги, только если совсем издалека. Но даже те пустующие, с разбитыми стёклами, местами сгоревшие то ли от разводимых внутри костров, то ли сожженные специально, дабы истребить находившихся внутри зомби, здания бывших магазинов, придорожных кафе и автосервисов, напоминали собой сцены из самых, казалось бы, фантастических на тот момент апокалипсических фильмов начала XXI века. Это был уже совершенно иной мир. Он не был даже отдалённо похож на тот, к которому мы уже успели привыкнуть (а к хорошему, как известно, быстро привыкаешь) за полгода, проведённых в Норвегии, и, уж тем более, нисколько не напоминал тот, в котором так, казалось бы, беззаботно мы жили до треклятой череды ужасных катастроф. И даже пострадавшая от нападения афганцев Финляндия не производила столь ужасное впечатление по масштабам бедствий, какое складывалось от созерцания Питерских окраин... Глядеть по сторонам без наворачивавшихся на глаза слёз было совершенно невозможно. Да плюс ещё тот нестерпимый смрад от десятков, сотен перемешанных с нелюдями тел людей.

Начинало темнеть. Хотя по всем расчётам излучение установленного в Швеции "Возмездия" должно было достигать Питера, уверенность в том, что они действительно покрывают эти территории, была весьма и весьма призрачной. Может быть да, а, может, и нет. Благо в одном из технических фургонов работало портативное "Возмездие", способное на порядка полусотни километров в условиях открытой местности "вычищать" местность от нечисти. Около девяти вечера наша массивная, неповоротливая автоколонна была уже на подъезде к главному аэропорту Петербурга. Пока мы преодолевали КАД, бывало так, что я немного подоставал от идущей передо мной фуры, и тогда между нами образовывалась небольшая дистанция, позволявшая мне видеть то, что происходит в начале колонны. Нам на пути так и не встретилось ни одной живой души. Ни людей, ни скота, ни бродячих собак. От такого вакуума мою спину обильно покрывали мурашки. Хотя нет, живые существа нам, все же, встречались. Изредка, то слева, то справа от грейдера в свете фар промелькивали взлетающие с какой-то падали вороны, и, недовольные вынужденным отрывом от своей дьявольской трапезы, они описывали приличный круг над грохочущим автопоездом, после чего спускались обратно, дабы продолжить начатое. От того, погружающиеся во мрак ландшафты за окном казались еще более ужасными и зловещими. Не знаю, как бы я и чувствовал себя, если бы наша машина ехала последней в колонне. Сколько я ни пытался выкинуть из головы дурные мысли, мне все казалось, что вот-вот откуда-нибудь из зловещего мрака, окутанного вдобавок и нестерпимым смрадом, выскочит рой афганцев, что "Возмездие", работающее в едущем через несколько машин позади нас трейлере, по каким-то причинам вдруг отказало... Поэтому, когда очередная стая птиц, напуганных грохотом и светом приближающихся машин, внезапно взмывала с земли кверху, я непременно видел в отблеске черной массы воронья бегущих на нас с неистовой скоростью мертвецов. Прикладывая немало усилий, чтобы держать себя в руках и не вздрагивать от то и дело мерещившихся причудливых образов, я старался не отвлекаться от дороги и держать все время одинаковую дистанцию от идущего впереди меня трейлера-лаборатории. Когда же мы проезжали давным-давно заброшенные, немного отстоящие от дороги автозаправочные станции, погружённые в кромешный мрак, я невольно вспоминал, как они выглядели "до". Когда я, бывало, в ночное время ездил по маршруту Москва - Пенза, то многие неосвещённые участки трассы, в принципе, выглядели почти также, как и сейчас: по сторонам чёрный лес, впереди и сзади - кромешная тьма, правда время от времени разрезаемая мощным пучком дальнего света фар встречных автомобилей. Но заправки! Они всегда были ярко освещены и весёлыми, воодушевляющими микро-городками, этакими оазисами посреди чёрной пустыни радовали глаз и напоминали о том, что ты находишься в цивилизации, а чёрная трасса скоро приведёт тебя в сверкающий сотнями тысяч огней город. Но теперь чёрные, уже давно разграбленные заправки, время от времени встречающиеся нам, только лишь ещё более подчёркивали весь тот ужас, что относительно недавно накрыл Россию, и который мы во что бы то ни стало должны изничтожить. На одном из некогда привлекавших взгляды водителей высоком стенде при заправке, я сумел разглядеть застывшие навек и лишь напоминающие о былой цивилизации цены: за литр бензина марки АИ-95 - 27 рублей 86 копеек, литр дизеля - 26 рублей 71 копейка. А когда я в последний раз держал в руках рубли, копейки? Я сумел вспомнить лишь тот проклятый день, субботу 15.12.2012, когда я с утра сбегал в магазин и купил буханку хлеба, пачку масла и сигареты, а потом... Потом я и не помню, чтобы мне где-то приходилось видеть наши русские деньги, лишь талоны на продовольствие в качестве оных...

Наконец, в поле моего зрения попалась возвышающаяся в нескольких километрах поодаль освещаемая блеклым светом луны диспетчерская рубка аэропорта. Она напоминала великана с огромной головой, но без рук, стоявшего без движения и будто бы вглядывавшегося куда-то вдаль. Через пару километров мы уже двигались по некогда оживленной территории пассажирского терминала "Пулково". Мне сразу вспомнилась та приятная суета, когда ты, весь переполненный ожиданий дальнего перелета, приезжаешь на такси в аэропорт, а там шум, гам, все несутся на свои рейсы с сумками наперевес. Кто в командировку, кто в отпуск, но все, так или иначе, ждут, когда же они уже пройдут все досмотры, все формальности, и усядутся в комфортном кресле Аэробуса, чтобы раскрыть газету в Москве, а закрыть, не дочитав, уже где-нибудь, скажем, в Париже. Но нашему взору предстали лишь раскуроченные мародерами остовы машин, кругом битое стекло, а некогда работающий день и ночь терминал угрюмо смотрел на нас бездонно черными, пустыми глазницами оконных проемов.

В течение нескольких часов после прибытия колонны в "Пулково", военные быстро разбили палаточный городок вдоль взлётно-посадочной полосы, но не вплотную к ней, а метрах в тридцати по обе стороны от неё. После часу ночи вся возня вокруг обустройства временного места жительства для персонала мобильного штаба потихоньку закончилась, и все, разойдясь по своим палаткам, улеглись спать.

...На утро следующего дня штаб принялся за интенсивную работу. Грейдер расчищал взлётно-посадочную полосу, а технари "разворачивали" все необходимые на ближайшие несколько дней элементы инфраструктуры. Проснулись мы с Дашей около десяти утра от ужасного грохота, издаваемого расчищающим взлётно-посадочную полосу грейдером. При таком грохоте спать уже всё-равно было бы не возможно, и мы решили вставать. Позавтракав наивкуснейшими рыбными консервами с белым хлебом, которые мы получили на мобильной кухне, и, попив горячего чая, мы отправились к начальнику штаба, чтобы тот озадачил нас на предстоящий день. Начальник, лет сорока семи, невысокий, но коренастый датчанин Якоб Бёгелюнд, был в великолепном (насколько это было возможно при выполнении такого, мягко говоря, ужасно сложного, жутковатого, но архи ответственного задания) расположении духа. На удивление, он сказал, что пока специалисты занимаются своими делами, мы можем распорядиться своим временем, как нам угодно, и что я понадоблюсь как переводчик только часа через четыре, когда штабное военное командование Альянса совместно со Шталенковым будет прорабатывать маршрут на Москву. Я был невероятно этому рад, ибо ещё вчера вечером, только завидев на подъезде к аэропорту диспетчерскую вышку, я загорелся желанием на неё забраться и посмотреть на окрестности с высоты. Даша сказала, что она хотела бы дочитать свою книжечку, и что я могу не привязываться к ней и, если уж мне так хочется, "лезть на свою эту вышку и плевать оттуда вниз сколько душе угодно".Что ж, сказано - сделано! Я сбегал до палатки наших бойцов, которые тоже уже поднялись и в момент моего появления завтракали. Я попросил у Клопа его бинокль, с которым он не расставался на протяжении всего пути от Осло до Петербурга и, будучи штурманом грейдера, непрестанно пользовался им для оценки состояния дороги впереди и выбора маршрутов проезда автоколонны. Это был здоровенный военный бинокль шведского производства весом под два килограмма и невероятными оптическими характеристиками.

- Смотри не грохни! - пробасил Клоп и протянул мне внушительных размеров бинокль.

- Сергей Валерьич, а "Возмездие" включено? - поинтересовался я. День был весьма солнечный (и, что особенно радовало, не по-июньски тёплый), и ни о каких афганцах в условиях открытой местности не могло быть и речи. Но здания! Я боялся не то, чтобы заходить, но даже и приближаться к зданиям, опасаясь скрывающихся там афганцев.

- Конечно! - отозвался Клоп. - Вон терминал, - он махнул рукой в сторону показавшегося мне столь мрачным и устрашающим ночью, а теперь не вызывающего абсолютно никаких эмоций, пассажирского терминала аэропорта, - быть может, кишит тварями. - Клоп отхлебнул чаю из блестящей металлической кружки и откусил буквально половину бутерброда с сыром, после чего с набитым ртом продолжал, - Хоть всю ночь тарелка и "молотила", хрен же их, тварюг, знает, может не передохли, ну или, там, в подвалах где засели, и излучение до них не "добило", - тут он, наконец, проглотил еду, - одним словом, риски ни к чему, и тарелку не выключали. Но ты, это, всё-равно бдительность не теряй, глаз да глаз по сторонам, окей?

- Уху, - кивнул я, - буду начеку.

Повесив бинокль на шею, я быстрым шагом устремился к стоявшей метрах в двухстах диспетчерской вышке. Признаться, когда я к ней подходил, меня не оставляли мысли о том, что внутри могут быть афганцы, не убитые "Возмездием". И подойдя, я, честно говоря, с минуту не решался открывать проржавевшую металлическую дверь, которая, плюс ко всему, не была закрыта плотно и оставляла небольшую щель. Дверь открывалась наружу и я, собравшись-таки с духом, дёрнул дверь за ручку и тут же спрятался за ней. Душа на несколько секунд, как говорится, ушла в пятки, и я, затаив дыхание в ожидании выскакивающего наружу афганца, замер как вкопанный. Но никакого афганца оттуда не выскочило, да и, судя по всему, внутри и не было никаких бестий. На солнце, залившее сквозь дверной проём тёмное чрево первого этажа башни-великана, не было слышно никакой реакции. Я осторожно, медленно заглянул внутрь. Солнце освещало противоположную входу стену, и тёплый солнечный свет, разливался и на несколько метров влево и вправо. В лучах солнца от резкого открытия двери клубилась густая пыль. Толстый её слой обильно покрывал и линолеум на полу. Каких бы то ни было следов пребывания кого-либо внутри я не заметил. А, если бы афганец укрывался в здании, то он неминуемо бы оставил следы, потому что несмотря на все их сверхспособности, летающих афганцев пока ещё не встречали. Судя по толстому, идеально ровно лежащему на полу слою пыли, в этом строении уже очень давно никого не было. Как минимум последние несколько месяцев, а может даже и того больше. Поняв это, я немножко расслабился, зажёг прихваченный их машины фонарь (тот, коим я резал мрак в дверном проёме кишащей афганцами комнаты домика на опушке) и плавно ступая на запылённый линолеум сделал несколько шагов вперёд. Внутри не было никаких скверных запахов, а только лишь запах пыли перемежающийся с каким-то запахом технологического характера, который трудно и передать. Окончательно убедившись, что ничего необычного и подозрительного в чреве вышки, по всей видимости, нет, я, ощупывая фонарём выкрашенные белой краской стены, пошёл искать лестницу. Признаться, несколько раз я останавливался, чтобы прислушаться, но ничего необычного, кроме долетавших снаружи звуков от работающего грейдера и прочих звуков со стороны разбитого лагеря, я не услышал. Проходя по первому этажу я не увидел ничего, что бы могло привлечь мой интерес: несколько запылённых кресел в коридоре, план эвакуации при пожаре на стене, остановившиеся 27.12.2013 настенные часы на батарейках, вешалка-стойка с одной единственной курткой с надписью "Диспетчерская служба аэропорта "Пулково" на ней - вот, собственно, и всё, что я запомнил с первого этажа диспетчерской вышки. Через минуту я уже стоял у винтовой лестницы, ведущей наверх. На ступенях - всё та же густая пыль. Решив, что опасаться мне нечего, я, легонько ступая по лестнице, начал подниматься наверх. Вышка эта была высотой метров сто. По крайней мере, такой умозрительный вывод сделал я, когда жадно пожирал её взглядом, предвкушая, как я поднимусь на верхний её ярус, дабы поглазеть в бинокль на окрестности. Минут десять занял у меня подъём, и вот я уже стоял в залитом светом солнца помещении, откуда некогда вели свою трудовую деятельность десятки диспетчеров, выдавая ежедневно разрешения на посадку и взлёт сотням больших и маленьких самолётов. На стёклах, сквозь которые внутрь диспетчерской рубки проникал солнечный свет, также виднелся толстый слой пыли. Я, воодушевлённый предстоящим созерцанием пространства вокруг, погасив фонарь, кинулся к одному из окон. Рукавом ветровки протёр его и выглянул. Какая же красота открылась моему взору! Залитые солнцем поля, леса, населённые пункты и... Сам Питер со множеством сверкающих на солнце золотых шпилей предстал во всей красе где-то вдалеке. Я взял в руки бинокль и первым делом начал выискивать, глядя в окуляры, нашу с Дашей палатку и, собственно, её саму. Из множества прочих, я отыскал её без особого труда, потому что у меня неплохо получалось ориентироваться на местности с высоты и, вдобавок, она стояла аккурат рядом с припаркованной Хондой, не узнать которую я просто не мог. Я улыбнулся, когда увидел немного высунутые из палатки и греющиеся на солнце Дашкины ножки в голубеньких носочках. Я даже хихикнул, когда одна ступня вдруг начала почёсывать другую, когда на неё села увесистая муха. Бинокль был настолько мощным, что я мог прочитать маленькую надпись на носках, и даже отчётливо видеть ту самую муху. Хотя и расстояние от меня до палатки было не более двухстапятидесяти-трёхста метров. Поумилявшись вдоволь разглядыванием Дашкиных ног, проводив взглядом Якоба Бёгелюнда, вышедшего из своей штаб-палатки и резвым шагом направившегося к радио-локационному фургону, на ходу почёсывавшего лысый затылок, я перевёл взгляд чуть правее. Порассматривал какие-то, прилегающие непосредственно к КАДу, населённый пункты, одним своим видом наводящие не только тоску и уныние, но и чувство какого-то страха и отвращения. Местами виднелись то полуистлевшие останки людей, то лишь какие-то их фрагменты. Попадались в поле зрения и трупы афганцев, но уже непосредственно возле самого КАДа, где сражали их пули уготованных на последние часы обороны огневых точек. Но на эту, леденящую кровь картину я вдоволь насмотрелся вчера, теперь же мне хотелось вовсе не этого. Меня интересовал город внутри КАДа, его улицы, дома, каналы. Предвкушение созерцания картины, которую раньше можно было увидеть только лишь сквозь призму фантазии сценаристов и режиссёров апокалипсических блокбастеров в кино, будоражило мой мозг ещё с вчерашнего вечера, с тех пор, как только я заприметил эту самую диспетчерскую вышку. Я направил бинокль на город. Вот я увидел купола Исаакиевского собора, вот шпиль Адмиралтейства. Я с жадностью пожирал взглядом великие достопримечательности основанного царём Петром города. Надо заметить, что мне несказанно повезло с погодой, и видимость была идеальной. Позабыв про всё на Свете, я с упоением рассматривал некогда оживлённые улицы города, которые только можно было увидеть в бинокль и которые не были закрыты от взора какой-нибудь многоэтажкой. Картина отчасти напоминала ту, что мы видели в Москве прямо перед тем, как покинуть её, устремясь на север, в Норвегию. Множество выгоревших квартир, на улицах кучи мусора, разграбленные мародёрами, грязные и ржавые остовы машин, битые и опустошённые витрины магазинов... Вот чего не было в Москве на момент нашего из неё отбытия, так это множество фрагментов человеческих останков, не доеденных исчадьями ада. Мне стало очень интересно, остались ли ещё афганцы в Питере, или же они, опустошив город и, тем самым, выполнив своё предназначение, гонимые на север голодом и инстинктом убивать, навек покинули город на Неве. Я бегал взглядом по городу на протяжении минут сорока, изучал его улицы, пытался заглядывать в разбитые окна пожелтевших от времени домов, набрёл взглядом на какую-то станцию метрополитена и долго всматривался в чёрный дверной проём, ведущий в вестибюль станции, предполагая, что смогу увидеть в нём какое-нибудь шевеление, свидетельствующее о возможно укрывающихся там афганцах. Но ничего такого я не увидел и в очередной раз принялся ощупывать какую-то неширокую улицу. Моё внимание приковал к себе большой чёрный крест наподобие буквы "Х", начерченный на окрашенной серым металлической входной двери, которая была плотно закрыта. Я несколько удивился своему открытию и принялся шарить взглядом по другим домам, только уже более внимательно, чем прежде. Каково же было моё удивление, когда на двери дома, расположенного в паре кварталов поодаль от первого, я увидел подобный чёрный же крест. В паре километров правее - ещё один подобный, но уже не на подъезде жилого дома, а на воротах какого-то промышленного здания. Потом ещё один, и ещё... Тут я уже не на шутку разволновался от лицезрения таинственного, непонятного моему мозгу открытия? "Что это может быть?" - закрутилось у меня в голове, и я судорожно начал перебирать в голове различные варианты того, что бы могли означать загадочные кресты, коих минут за пять я насчитал с десяток. Но я никак не мог найти ни одного, более или менее способного претендовать на роль потенциально вероятного, варианта.

И тут случилось то, чего я ну никак не ожидал, и что намертво приковало меня к окулярам бинокля. Я увидел, как дверь с начерченным на ней чёрным крестом, вдруг приоткрылась и...

Глава 21. Остатки России.

Из подъезда жилого дома вышли на улицу два человека. К сожалению, бинокль не позволял рассмотреть, были ли это мужчины или женщины. Но точно не дети. Едва покинув подъезд, они, беспрестанно озираясь по сторонам, короткими перебежками скользили между зданиями. В руках у обеих человеческих фигурок было что-то похожее на обыкновенное металлическое ведро. Я застыл, боясь, что рука с биноклем вдруг дёрнется, и я потеряю этих двух из виду. Я завороженно глядел, как две фигурки пробежали метров триста от подъезда, из которого вышли, до какого-то небольшого канала. Там они набрали в вёдра воду и тем же маршрутом устремились обратно. Благополучно добежав до своего подъезда, они поспешили затворить металлическую входную дверь. На всё про всё у них ушло минут пять-семь. Пронаблюдав за закрытой дверью с крестом ещё с минуту, я наконец сделал над собой усилие и оторвался-таки от окуляров.

Я устремился вниз по лестнице, готовый ещё не добежав до выхода из вышки, заорать во всё горло: "Там люди!". Чуть дважды не упав на лестнице, я выскочил в холл первого этажа. Свет фонаря судорожно бегал по белым стенам, нащупывая входную дверь. Наконец, та была найдена, и я, ослеплённый ярким солнцем, выскочил из здания. Сломя голову я бежал к лагерю, и ещё не добежав до палаток, завопил:

- There are people in the city! Там люди в городе! Там люди, люди живые в Питере, - что было мочи вопил я.

...Господин Богелюнд распорядился послать в Питер три бронированных джипа с солдатами альянса, а также и Клопа с Гошей, - русскоговорящих бойцов, необходимых для ориентирования альянсовцев в незнакомом им городе незнакомой страны и контакта с выжившими. На случай, если потребуется переводчик (связующее звено между бойцами альянса и нашими эф-эс-бэшниками), я тоже был определён в состав мобильной группы. Солдаты альянса были прекрасно экипированы всем необходимым для ведения боевых действий, ведь не было никаких гарантий, что загнанные в условия экстремального выживания люди, места возможного обитания которых я наблюдал в бинокль, не настроены воинственно. Нашей мобильной группе было поставлено задание вступить в контакт с местным населением, разузнать необходимую информацию о текущем положении дел в городе, о том, когда сдались последние рубежи кольца обороны вокруг города, а также выяснить, покинули ли афганцы пределы Санкт-Петербурга или же передохли они под воздействием "Возмездия".

Около двух дня мы выехали. Первый раз в жизни мне довелось быть пассажиром такого вот бронированного военного Хаммера НАТОвского образца, которые мне доводилось раньше лишь наблюдать по телевизору в репортажах про американские военные кампании в Ираке и Афганистане. Серьёзная, надо сказать, машина! Прекрасные ходовые характеристики, четырёхмиллиметровая броня, в крыше люки для автоматчиков, а в одном из трёх джипов на крыше было оборудовано пулемётное гнездо. В специальных отсеках в салоне джипа было такое количество боеприпасов, что, казалось, во время боевых операций против вооружённого лишь стрелковым оружием противника, из такого "танка" можно было бы отстреливаться чуть ли не сутки! Ко всему прочему, джипы были оборудованы и портативными радиостанциями, так что у нас была постоянная связь с лагерем в независимости от ландшафта местности. Говоря по-простому, сидя в такой машине среди четырёх, до зубов вооружённых бравых парней, чувствуешь себя весьма уверенно. В машине, в которой ехал я, было, как и в остальных, четыре человека. Наш броневик ехал первым в колонне. На переднем пассажирском сиденье ехал Гоша, читая уже изрядно проржавевшие перекосившиеся указатели и подсказывая дорогу водителю. Я же впервые за долгое время был пассажиром и сидел сзади, рядом с норвежским солдатом, по внешнему виду - моим ровесником. Во втором джипе - четыре матёрых, переживших оборону "линии жизни" скандинавских бойца. Замыкал колонну броневик, в котором помимо трёх альянсовцев ехал и Клоп. Через минут пятнадцать по расчищенной вчера грейдером дороге мы благополучно добрались до КАДа. Но вот чтобы проехать по Пулковскому шоссе под самой кольцевой магистралью, водителю первого Хаммера пришлось изрядно потолкать массивным стальным бампером остовы искорёженных машин и останки оборонительных сооружений. Проехав чуть более двух километров от КАДа в сторону центра, мы свернули на Дунайский проспект. Нам совершенно ни к чему было углубляться далеко в центр, а сперва лишь нужно было разведать обстановку в окраинных, спальных районах. Тем более, что кресты, начерченные на дверях подъездов, попадались в мои окуляры преимущественно в этих краях - наиболее обозримых с той диспетчерской вышки в силу их наибольшей близости и не закрытости другими объектами. И высматриваемые нами зловещие кресты не заставили себя долго ждать. Практически сразу после того, как мы пересекли по Дунайскому проспекту Московское шоссе, по правую сторону дороги нам в глаза бросился элитный некогда жилой дом, совсем современной постройки. На массивной серой двери подъезда был намалёван подобный рассмотренным мною в бинокль чёрный крест. Наша колонна по моей просьбе свернула с проспекта, дабы по бордюрам и газонам подъехать непосредственно к подъезду. В столь загадочной и явно неспокойной обстановке выходить из машин было бы слишком рискованно, да и зачем, когда громадные броневики с лёгкостью преодолевали столь несложные для них неровности под колёсами. Ещё на подъезде к зданию в глаза нам бросились разбитые и настежь распахнутые окна первого этажа, и следы крови на кирпичах под окнами. Я, честно сказать, несколько мандражировал от чувства неизвестности, хотя на то пока, казалось, и не было поводов: четыре миллиметра брони едва ли делали нас досягаемыми даже для самых лютых афганцев. Да и о каких афганцах в принципе могла идти речь, когда на улице был день, и ярко светило солнце. Три наших бронированных Хаммера подъехали вплотную к подъезду. Остановившись, все начали всматриваться в окна как первого, так и остальных этажей, пытаться уловить всевозможные детали, не совсем понятные нам пока-что мелочи, коими изобиловали теперь эти лютые места. Но первостепенной нашей задачей, конечно же, было пообщаться с живыми людьми, в одиночестве вот уже с полгода как непонятным нам образом умудряющимися выживать в этих жутких каменных джунглях, по всей видимости, просто кишащих афганцами.

В нашем броневике был громкоговоритель, в простонародье называемый чаще "матюгальником". Я предложил использовать его. Гоша с идеей согласился, так как вряд ли тем самым мы могли как-то усугубить обстановку, ну а для привлечения внимания - как-раз самое то! Я взял подвешенный под потолком на пружинистом проводе микрофон и, удерживая большую красную кнопку в торце увесистой штуковины, заговорил: "Люди, кто меня слышит, отзовитесь! Мы - представители российских и европейских военных организаций. Наша цель - узнать от вас обстановку в городе, помогите нам, подойдите к машинам. Метод уничтожения афганцев найден, мы планомерно будем вычищать от нежити километр за километром с севера на юг, с востока на запад. Скоро всё это кончится, весь этот кошмар, но нам необходима ваша помощь!". Я отпустил кнопку.

- Подождём... - предложил я.

- Уху. - буркнул Гоша.

- Vi ska vдnta lite Немного подождём!! - передал я по рации двум другим экипажам.

Все прилипли к бронированным окнам в выжидании какой-либо реакции: движения ли в окнах жутковатого дома, открытия ли двери подъезда, либо какой-то ещё, ведь практически гарантированно, что кто-то нас точно услышал, поскольку в замолкшем городе не было практически никаких посторонних звуков, почти как в лесу.

Вдруг, через буквально десять секунд после моего объявления по громкой связи, в окне второго этажа мы увидели человеческую фигуру! Через пыльное стекло на нас смотрел, по всей видимости, мужчина, потому что сквозь толстый слой пыли лицо смотрящего казалось достаточно темным, скорее всего из-за щетины на нём. Я вновь схватил микрофон, нажал на кнопку и произнёс:

- Не бойтесь, спускайтесь к нам, вы теперь в безопасности!

Фигура стояла неподвижно и смотрела на нас ещё какое-то время, после чего отошла от окна. "Спускается!", - подумал я. И действительно, через пару мгновений дверь подъезда медленно приоткрылась, и нашему взору предстал лет пятидесяти мужчина с обильно поросшем щетиной лицом и одетый в какое-то грязное тряпьё. Глаза его одновременно выражали как сильнейшее удивление, так и страх. Он застыл в дверях, словно боялся сделать шаг и выйти окончательно за пределы подъезда. Его глаза беспорядочно бегали по сторонам, словно он пытался выцепить взглядом нечто страшное, мешающее ему окончательно выйти из дверей и оказаться на открытом пространстве. Посмотрев по сторонам и оглядев местность, он решился-таки сделать ещё пару шагов в нашу сторону. Я приоткрыл дверь машины и попросил его сесть внутрь. Он подошёл вплотную к машине, и я тотчас же почувствовал, как в нос мне ударил резкий неприятный запах давно немытого тела и засаленного тряпья. Запах, подобный запаху от бомжей, некогда гревшихся морозными зимними вечерами в столичной подземке. Делать было нечего и оставалось лишь смириться со смрадом и посадить несчастного рядом с собой на заднее сиденье, поскольку, уж точно, выходить из машины никому не хотелось. Небритый, давно нестриженный, с синяками на лице и до смерти перепуганный мужчина сел рядом со мной.

- Вас как зовут? - пытаясь не показывать своего отвращения к источаемому им запаху, спросил я того.

- Николай. - робко и отрывисто произнёс мужчина.

- Меня Антоном звать. - представился я. - Расскажите, пожалуйс... - не успел закончить я, как встревоженный не на шутку Николай перебил меня:

- Они рядом, они... В любую секунду... - Сбивчиво и отрывисто буркнул Николай, - они...

- Николай, не бойтесь, Вы в безопасности! - успокаивал того с переднего сиденья Гоша, а оба солдата Альянса безмолвно, не понимая, о чём идёт речь, попеременно смотрели то на Николая, то на подъездную дверь с чёрным крестом. В нескольких оконных проёмах можно было наблюдать прильнувших к ним людей и смотрящих на нашу автоколонну. - Кто рядом? - продолжал Клоп. - Афганцы? Но сейчас же день, не о чем беспокоиться! - уверенным голосом заключил Гоша.

- Они и днём теперь... - не успел Николай договорить фразу, как снаружи послышался странный звук, напоминающий раскат грома, доносящегося от приближающегося грозового фронта. Николай в одно мгновенье замолк, прислушиваясь. Мы тоже затаили дыхание, пытаясь понять, что же это за странное накатывающееся то ли рычание, то ли грохот. Это точно не были раскаты грома, ведь небо было совершенно безоблачным по всем сторонам, насколько только хватало глаз... Низкий, утробный бас доносился сперва откуда-то издалека, но с каждой секундой он приближался, становясь всё громче и отчётливее. Спустя несколько мгновений, рёв уже был такой неистовой силы, что можно было почувствовать вибрацию в салоне Хаммера. Мы видели, силуэты людей, с замершим дыханием наблюдавших из окон за судьбой Николая, севшего в одну из загадочных для них машин, вдруг подняли головы кверху и, совершенно потеряв интерес к происходящему у подъезда, замерли, всматриваясь в высь. Через мгновенье огромная тень проскользила по залитому несколько секунд назад солнечным светом зданию, а ещё через секунду прямо над нашими головами пролетел на низкой высоте, оглушая нас нестерпимым гулом мощнейших двигателей, военный самолёт! Я схватил рацию, настроенную на мобильный штаб Альянса в Пулково, и встревоженно спросил ответившего мне Шталенкова, не самолёт ли Альянса пролетел сейчас над нами. Услышав в ответ, что ни один самолёт Альянса не покидал своей базы, руки мои невольно опустились на колени, а сам я потерялся и обмяк... В голове закружились беспорядочные мысли, в отчаянии бившиеся над попытками дать какой-то логичный ответ увиденному. Но сколько я ни пытался рациональным образом дать ответ на колом стоявший в мозгу вопрос о том, что за самолёт только-что пролетел над нами, какого-либо адекватного ответа я найти так и не мог...

Комментарии: 8, последний от 07/12/2014.
Размещен: 21/02/2012, изменен: 21/02/2012. 555k. Статистика.
Роман: Фантастика

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"