Волкова Станислава : другие произведения.

Радуга над дорогой. Часть первая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Даже на постоялом дворе можно попасть в приключение. Рецепт прост: красивая девушка, скучная дорога, лучший друг, который собрался жениться, оттого немного приуныл... и внезапный поворот событий, который превращает приятную интрижку в смертельную опасность. Часть первая: все завертелось.
  В один из ясных майских дней 1773 года от Рождества Христова перед постоялым двором старого Костолани остановилась почтовая карета, которую сопровождали два всадника. Если судить по их запыленной одежде, то прибыли они издалека, но путь их лежал почему-то с востока, а не с запада, откуда обычно в здешние края заезжали путешественники. Габи, младшая дочь Костолани, напоминавшая маленькую темную голубку смуглотой и нежностью лица, кормила кур и от громкого гиканья одного из всадников с перепугу выронила корзинку с просом. Глупые птицы тут же устроили переполох: часть беспорядочно заметалась по двору, вторая азартно принялась отталкивать друг друга в борьбе за просыпанное зерно.
  Сам старый хозяин сидел на чурбачке перед домом, задумчиво прикусив кончик простецкой пеньковой трубки. Он не спешил подниматься навстречу гостям, пока расторопный слуга принимал у всадников лошадей, но даже его, кто повидал на своем веку немало людей, удивила столь разношерстная компания, путешествующая вместе.
  Всадник постарше спешился и первым делом принялся осматривать себя, не порвано ли его щегольское платье. Второй, с длинной косицей, перевязанной на австрийский манер, последовал его примеру, затем открыл дверцу кареты и подал руку кому-то внутри, вестимо, даме. Вместо дамы почему-то показался бледный юнец в круглых очках и с несколько обиженной миной; лицом он напоминал жида, и Костолани сплюнул себе под ноги табачной слюной. Юноша томно обмахивался льняным платком и цепко оглядывал окрестности, словно искал какой-то подвох. Незнакомец с косицей беззлобно что-то заметил, и юнец покраснел до самых ушей, важно надулся и запальчиво обронил какую-то фразу. Неизвестно, чем могла бы закончиться беседа, но спорщиков прервала темноволосая хорошенькая женщина в дорожной серой амазонке, которая высунулась из кареты и какое-то время с любопытством глядела на задир. Она надвинула важному юноше треуголку на глаза, и, пока тот пытался ее поправить, сошла на землю. Незнакомец с косицей взял ее за руку, и они обменялись такими взглядами, что Костолани сразу понял: перед ним глупые влюбленные или молодожены, которые еще не успели наскучить друг другу.
  Он вздохнул.
  Когда-то, давным-давно, Костолани и сам чувствовал что-то подобное. Точно, сразу после войны. Тогда он только-только собрался жениться на девице из соседней деревни. Вот только как бы теперь вспомнить, как там ее звали?.. А ведь, глядишь, не всыпал бы ему отец, истрепавши вожжи, так бы они и сбежали, поселились бы где-нибудь рядом с Будой, где у Костолани жил дядька, и все было бы иначе.
  Он шумно фыркнул, словно потревоженный звуками боевой трубы конь, и встал, потирая ноющее колено. Трубочку Костолани тщательно затушил, недовольный тем, что ему пришлось вспомнить о былых днях. Как раз вовремя, потому что нарядный приезжий уже направлялся к нему.
  - Любезный хозяин, - весело поприветствовал его нежданный гость. Улыбка у него была широкая, располагающая к себе, зато непривычный акцент резал Костолани слух. - Найдется ли у тебя чем перекусить с дороги? И еще бы нам с друзьями две комнаты, переночевать. Нам советовали твое заведение еще в Фугрештсмаркте.
  Он ткнул пальцем себе за плечо в сторону почтовой кареты, так и продолжая улыбаться. Габи во все глаза смотрела на него, замерев со злосчастной корзинкой, и Костолани нахмурился. Еще только девке не хватало глазеть на каких-то проезжих проходимцев!
  - Найдется, как не найтись, - неохотно ответил он, делая знак дочери убираться прочь и не болтаться без толку перед глазами. - Разносолов только нет. И не предвидится.
  - Невелика беда! - воскликнул незнакомец. - Мы и не к такому приучены.
  Его улыбка вызывала у Костолани раздражение, словно жирная свиная печенка, которую он ненавидел. Не доверяй людям, которые все время улыбаются, говорил ему отец, стелют-то они мягко, да вот спать потом жестковато.
  Пока хозяин записывал имена путешественников в книгу, погода переменилась, и низкие дождевые облака закрыли солнце; проклятые приезжие носили такие имена, что переломаешь язык. Того, кто подошел к Костолани первым, кликали господином Честером Уивером, и был он англичанином, а по профессии - помощником врача. Того, с косичкой - Йоханом Фризендорфом, он был шведом и путешественником; женщина со смазливым личиком оказалась его невестой - баронессой Роксаной Катоне из Тироля, служанку баронессы звали Камилой, а бледного юношу и вовсе невероятно и языколомно: Андреем Павловичем Вяземским. Последний, глядя на бесплодные попытки хозяина верно записать его имя, в конце концов не выдержал, отобрал у Костолани перо и мелким почерком занес себя в книгу. Против своего имени буквами побольше юноша дописал: "русский князь". Пожалуй, из всех гостей он был самым заметным, особенно это проявилось позже, за поздним завтраком: с деньгами Андрей Павлович расставался так неохотно, что, казалось, еще чуть-чуть и он вырвет их у слуги из рук и спрячет у себя в кошельке. Но что больше всего не понравилось Костолани в приезжих, так это то, что его младшая дочь глаз не сводила с англичанина. Если это было не так, то он готов съесть воротник своей новой рубахи!
  Кипя от негодования, он следил, как Габи ходит по полупустому залу, неторопливо подливая темно-красное вино гостям из глиняного кувшина. Но он видел ее взгляды, которые она бросала украдкой на этого доктора-англичанина, и как дрожала ее рука всякий раз, когда она слышала его громкий голос и смех. Совсем с ума сошла девка!
  Поговорить с ней сразу не удалось, дочка словно бы ускользала от его взгляда, и пока Костолани считал выручку, поднявшись к себе, он просто кипел от негодования. Габи-то была обручена с соседским сыном! Как теперь смотреть соседу Букови в глаза? Нет, эту девчонку точно следовало бы проучить, не дай Бог, принесет еще в подоле. И что с ней тогда делать?
  Очередные десять крейцеров были записаны в книгу, когда в голову пришла мысль еще страшнее: а если она сбежит с этими приезжими? Девка - что тихий омут, не разберешь, что у нее в голове.
  От волнения он поставил большую кляксу, похожую на лошадиную морду, и, чертыхаясь, принялся ее промокать, вполголоса проклиная тот день, когда решил заняться постоялым двором. На стене его комнаты висел портрет прадеда в парадном камзоле, почерневший от времени, и Костолани показалось, что сейчас предок смотрит на него особенно ехидно.
  
  После сытного обеда Роксана вместе со своей служанкой поднялись наверх, отдохнуть с дороги. Откуда-то уже пошли слухи, что она - баронесса, путешествующая инкогнито, и, словно мухи на мед, на постоялый двор Костолани потянулись дворяне и офицеры, желавшие выразить прекрасной незнакомке свое почтение. Роксана не поощряла их, но и не прогоняла, томно щуря темные глаза с поволокой, зато на лице Йохана иной раз возникало странное выражение ревности, смешанной с гордостью.
  Андрей Павлович, отговорившись важными делами и обиняком разузнав, где здесь рынок, нахлобучил свою треуголку и с важным видом удалился "осматривать окрестности", Уивер знал, что с подобных прогулок Вяземский возвращался с товарами и с полным кошельком; как говорил Йохан, посмеиваясь, это единственный князь на его памяти, который деньги не тратит направо и налево, а собирает себе в кубышку.
  - Ну, - когда они остались вдвоем, Уивер первым делом разлил остатки вина по кружкам, - наконец мы можем провести время, как нам заблагорассудится, Фризендорф! Честно говоря, я немного устал и надо покутить. Посуди сам, с тех пор, как мы выехали, уже неделю ничего не происходит!
  Йохан взял свою кружку в руки и зачем-то в нее заглянул. Искаженное отражение дробилось и тонуло в вине.
  - По-моему, это как раз хорошо, - ответил он рассеянно. - Я б хотел нормально добраться до Вены. Там нас ждет еще немало дел и передряг. Вот Роксане нужно перекреститься как можно быстрей. В Вене, - в Вене! - найти лютеранского священника, раздобыть денег на достойную свадьбу и дальнейшую дорогу. Не забывай, у нас впереди еще долгий путь до твоего Лондона.
  - Грядущая женитьба тебя испортила, - без особой грусти заметил Уивер. - Всегда замечал: самые лучшие из нас глупеют, как только на дороге появляется красавица.
  - Но-но, - отозвался Йохан, и в его голосе отчетливо прорезался шведский акцент, как бывало всякий раз, когда он начинал волноваться. - Тебе, может, и смешно, а я хочу перестать беспокоиться, что Роксана передумает.
  - Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Относись проще. В наш просвещенный век любовь нельзя воспринимать серьезно, если речь не идет о деньгах, - Уивер ухмыльнулся, предвкушая, как Йохан вспылит. Ему нравилось беззлобно поддразнивать друга: главным было не довести того до точки кипения, когда слова теряли свою власть, и в ход шли кулаки.
  - Уж таков я есть, - проворчал Йохан и отставил пустую кружку. Уивер взглянул на друга, и ухмылка превратилась в улыбку; в глубине души он был рад, что тот именно таков, и слов для этого не требовалось.
  - Будешь сторожить Роксану, как Цербер, сидя под ее дверью? - невинно поинтересовался он.
  - Скорее, пойду и сыграю с кем-нибудь в карты, глядя на лестницу, чтобы Роксана не ускользнула. Ты-то в игре мучаешься, как Сизиф с камнем, - в тон ему ответил Йохан. Уивер болезненно поморщился. В карты ему не везло, и обычно он проигрывался в пух и прах, но провести вечер-другой за игрой любил.
  - Нам нужны деньги на дорогу, - добавил Йохан. - По-дурацки выходит, что деньги есть только у Роксаны и у Вяземского, а наши тратятся вмиг.
  - На наши деньги мы спим и едим, - отмахнулся от него Уивер, но помрачнел: даже если тратить всего лишь по десять кройцеров на каждом постоялом дворе, деньги очень быстро кончатся. - А Вяземский... Да черт с ним, с Вяземским! Просто проси у него денег, и все.
  - Мне он дает их очень неохотно.
  - Да? Не замечал, - искренне удивился англичанин. И правда, несмотря на свою любовь к деньгам, Андрей Павлович давал Уиверу любые суммы беспрекословно, разве что на лице у него появлялась сумрачная печаль. С другими он не гнушался въедливо интересоваться, на что именно нужны деньги. Доводы против лишних трат вылетали из Вяземского, точно воздух из проколотого меха, да вот беда - лишними они казались только самому Андрею Павловичу.
  Йохан промолчал, и Уивер внимательно на него взглянул. Иногда ему самому казалось чересчур навязчивым внимание Вяземского, и он даже порой подозревал, что их спутник замышляет что-то нехорошее. Никаких доказательств, впрочем, не находилось, и Уивер быстро успокаивался, забывая о плохом до следующего раза.
  - А ты заметил, на меня смотрит вон та миленькая девица? - шепотом произнес он, показывая глазами на темненькую служанку, которая действительно подходила к ним несколько раз, чтобы долить вина.
  - Нет, только не это, - Йохан поднял на него глаза и наконец-то широко улыбнулся. - Не стоит так увлекаться, Уивер! В каждом городе ты находишь девицу, которая на тебя по-особому смотрит. Представь, все они приедут к твоему дому через десяток лет с кучей ребятишек?
  - Никто ничего не докажет. Ты просто завидуешь! - он толкнул Йохана кулаком в плечо, выражая этим все свои дружеские чувства.
  - Кто еще кому завидует, - тот ответил таким же жестом, а затем отстегнул от пояса кошель. Четыре кройцера легли на край стола - за обед и за вино. Солнце выглянуло из-за туч, и светлое пятно осветило лицо девицы. Та заморгала и поспешно отступила в тень, прижимая к животу кувшин. Уивер обернулся, выискивая ее взглядом, но она на него больше не смотрела.
  Легкость, с которой он относился к женщинам, объяснялась просто: Честер Уивер привык к холостяцкой жизни. В джунглях Бенгала, где он провел свою молодость на службе Ост-Индской компании, было не до ухаживаний, в поездках по Европе - тем более, потому что гораздо больше, чем самая прекраснейшая из женщин, его интересовали птицы. Уивер даже делал записи об их повадках и наброски пернатых акварелью, втайне мечтая, что когда-нибудь он напишет о птицах книгу. С Йоханом Фризендорфом англичанин познакомился случайно, на одном званом обеде в Фугрештсмаркте. Впрочем, их дружба зародилась позже и не на пустом месте: судьба распорядилась так, что они вместе сидели в тюрьме и вместе бежали оттуда. Благодаря невероятному везению Фризендорфа, история закончилась благополучно, ложные обвинения были сняты с обоих, и теперь, спустя два месяца, они направлялись в Вену. Оттуда они строили планы добраться до родителей Уивера в Лондон, затем - в Бристоль, и уже оттуда - в город Бостон, в английских колониях Нового Света. Туда стремился Йохан, прослышавший о том, что ловкому человеку в тех краях раздолье, а землю раздают чуть ли не даром, Уиверу было все равно куда ехать, ему не сиделось на месте, а Роксана, хоть и желала остаться в Европе, но с женихом не спорила.
  Беда была лишь в отсутствии денег.
  И Фризендорф, и сам Уивер были не слишком богаты, но если у англичанина были хоть какие-то сбережения в Лондоне, накопленные за годы службы, то у Йохана не было ничего. Фризендорф не отчаивался: карточная игра со случайными попутчиками приносила неплохой куш, мошенники ему пока не попадались, другое дело, что приходилось тратить на это немало времени. Уивер пару раз проигрывался в пух и прах, до штанов и рубахи, но всякий раз его охватывало сильное искушение попробовать сыграть еще раз.
  Он вздохнул и встал, задев ножнами сабли за лавку.
  - Скучный ты, Фризендорф, - с чувством заметил Уивер. - Играй в свои карты. Сторожи Роксану. А я, пожалуй, пойду прогуляюсь. Взгляну, что тут как.
  Он покосился в сторону девицы, но та точно сквозь землю провалилась.
  - Осторожней, - посоветовал ему Йохан. - Если что, то пока я буду наверху.
  Уивер досадливо махнул рукой и направился к дверям.
  Яркий свет во дворе заставил его зажмуриться после полумрака душного зала. Каждый мало-мальски большой город Зибенбюргена был похож друг на друга: австрийские названия, но мадьярская речь. Мадьярская знать, но влашские слуги и крестьяне, не так уж и давно освободившиеся от турецкого гнета. Эта пестрая разнородность, смешение кровей и языков нравились Уиверу: они были совсем не похожи на Британию, закостеневшую и застывшую, как ледяной гигант, посреди правил, законов, предписаний и ограничений, мертвого поля, где не пробьется и живого ростка.
  Он вышел со двора, бросив мельком взгляд на почтовую карету. Возница дремал вполглаза, привалившись головой к стенке кареты, пока слуги суетились, меняя лошадей.
  На колокольне собора Святого Михаила пробило три часа, и встревоженные галки поднялись в воздух, отчаянно осыпая проклятьями людей, выстроивших здесь город. Уивер покачал головой и усмехнулся. Удивительно, сколько теплых чувств в нем будило птичье племя. Людям, в большинстве своем, не доставалось и пятой их части.
  Он заложил руки за спину и пошел вдоль маленького канала, соединявшего реку Муреш и ров вдоль крепости.
  В этом городе удивительно сочеталось старое и новое: за деревянным забором рядом с покосившимся домом, построенным на влашский манер, паслись козы, но тут же, по соседству, высились новые каменные здания на прямых, как стрела, улицах. Центр Карлсбурга (а именно так называли город австрийцы) надежно окружали крепостные стены в виде шестиконечной звезды: кое-где они уже требовали починки, несмотря на то, что крепость была заложена не больше сорока лет назад. Уивер пересек крепостной ров и прошел по мосту через мраморные ворота, на вершине которых высился всадник в античном убранстве, и два маленьких путти чествовали его, с благоговением глядя на стать рыцаря. Названия здесь тоже звучали австрийские: ворота Евгения Савойского, улица Троицы, тупик Святой Анны. Уивер смутно помнил, что по дороге возница рассказывал Йохану, интересовавшемуся самыми нелепыми вещами на этом свете, что здесь похоронен Янош Хуньяди, отец одного из первых венгерских королей. Мадьяр плел запутанные легенды про Хуньяди, турок и какого-то Влада Дракона, но англичанин не слишком внимательно его слушал и теперь несколько жалел об этом - так чужой город был бы ему ближе.
  Впереди мелькнула смутно знакомая девичья фигурка с корзинкой, и сердце у Уивера радостно екнуло. Он узнал ту самую девицу с постоялого двора, и глупая мысль о том, что это сама судьба сталкивает их вместе, подняла ему настроение.
  Девица то появлялась, то исчезала, скрываясь за прохожими, и Уивер невольно прибавил шаг. Сейчас она казалась ему еще прелестней, чем на постоялом дворе, особенно, когда он видел ее нежный профиль. Да и не было здесь ее отца, мрачно глядевшего исподлобья, точно англичанин что-то у него украл. Отцы и братья красивых девиц всегда относились к нему с подозрением, но сам-то Уивер считал, что они просто придираются.
  Когда он почти нагнал ее, она вскрикнула и покачнулась, хватаясь за лодыжку, соблазнительно выступающую из-под юбок. Изящные ножки притягивали взгляд, и даже колючие чулки грубой вязки не портили впечатления. Корзинка полетела на землю, и Уивер, полный галантности и достоинства, поддержал девицу за талию, внутренне радуясь такой глупой уловке. Что это была хитрость - англичанин не сомневался нисколько. Но это ему льстило, значит, он ей действительно понравился.
  - Что ж ты так? - пожурил он ее. - Неосторожно.
  - Нога... Подвернула, - робко сказала девица, стараясь не поднимать глаз. Он видел только прядь ее черных волос, выбившуюся из-под пожелтевшего от времени чепчика. - Благодарю вас.
  - Можешь идти? - заботливо поинтересовался он. - Я могу проводить тебя обратно.
  Уивер подхватил корзинку с земли. Полосатое льняное покрывало, тщательно заправленное по краям, сбилось, и из нутра корзинки показался перепачканный подол платья; видно, девица шла к прачке.
  - Как тебя зовут? - точно невзначай спросил он, не спеша отдавать корзинку.
  - Габи...
  Голос у нее был тихим и нежным, как журчание ручья, и это тоже нравилось Уиверу. Конечно, женщины любят прикидываться беззащитными, но когда они играют роль, их выдают и голос, и нетерпение в жестах, и чересчур настойчивый взгляд. Габи была искренней, хотя и боялась его. Последнее Уивер чувствовал, и тем больше ему хотелось произвести хорошее впечатление на эту миленькую девицу.
  - А я - господин Уивер. Можешь звать меня просто Честер.
  Он отпустил ее талию и взял девицу под руку, отводя ее в сторону, пока кроме неодобрительных взглядов прохожих на них не посыпались еще и ругательства за то, что они встали посреди дороги.
  - Надо бы проверить твою ногу, - озабоченно сказал Уивер, лихорадочно соображая, как не потерять это знакомство, и в его голосе послышались деловые нотки. - Ты не бойся. Я - лекарь.
  Габи отвернулась.
  - Я не могу привести вас в дом...
  - Не надо в дом! - от радости Уивер невольно повысил голос. - Подойдет какой-нибудь сарай, где ты можешь присесть. Или просто уединенное место. Не бойся меня... - повторил он. - Я похож на человека, причиняющего вред?
  Англичанин настойчиво повернул ее к себе, пытаясь заглянуть в глаза, но Габи по-прежнему избегала его взгляда.
  - Не знаю, - это прозвучало тихо, словно чьи-то шаги прошуршали по песку.
  - Будь уверена, это не так. Ты можешь наступить на ногу?
  Габи могла. Ей явно было больно, но она молчала, и сердце у Уивера сжималось всякий раз, как он замечал гримаску на ее лице, когда она неудачно наступала на пораненную ногу. "Вывих, - решил он про себя. - Точно вывих. Наверняка там все распухло. Ничего, вправить легко".
  - Потерпи, - уговаривал он. - Сейчас уже... Скоро.
  Они вернулись назад, но в какой-то момент Габи повернула не туда, и они оказались в темном переулке. Глухая стена постоялого двора, в которой было лишь одно подслеповатое окошко, закрывала выглянувшее солнце. Под карнизом в гнезде барахтались птенцы, но девица не дала Уиверу времени рассмотреть их и потянула его в стодол, загон для лошадей и скота.
  В солнечных лучах, проходивших сквозь щели в стенах, кружилась мелкая коричневая пыль - измельченный навоз. Овцы заблеяли, перепугавшись незваных гостей, но Габи не обращала на них никакого внимания. Она поставила корзинку на утоптанную землю и села на сено, глядя на Уивера широко раскрытыми глазами, в которых читалась какая-то отчаянность и обреченность.
  - Надо снять чулок, - англичанин отчего-то почувствовал неловкость. Девица не шевельнулась, и он опустился перед ней на колено, приподнимая нижнюю юбку. Как только его пальцы коснулись подвязки чулка, Габи вздрогнула и замерла, не сопротивляясь и не помогая ему обнажать ногу. Уивер закатал чулок вниз и ласково дотронулся до ее лодыжки, привычно нащупывая вывих.
  - Где болит? - деловито спросил он. - Здесь? Уивер не успел удивиться тому, что никак не может найти распухшее место, потому что сильный удар чем-то деревянным пришелся по его затылку, и перед глазами помощника доктора померк дневной свет.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"