До того, как открыли большой мост и оживленная торговля заполонила Вашингтон-стрит в Бруклине, эта улица была тенистой и прекрасной, и среди зданий, свидетельствующих о достатке местных жителей, между Тиллари- и Конкорд-стрит затесался дом, который долго считали населенным призраками. В нем когда-то жили муж и жена; они казались искренне привязанными друг к другу, и их любовь будто бы лишь крепла со временем, потому что никто из их троих детей так и не дожил до сознательных лет. Взаимное горе порой связывает крепко, как и обычная привязанность. Как-то раз, когда жена навещала друзей, она увидела проезжавший мимо экипаж, в котором сидел ее муж, а рядом с ним пышно разодетая женщина. Сразу же жена вернулась домой, и когда предполагаемый изменник вернулся, она встретила его горькими упреками. Он ничего не ответил, взял свою шляпу и был таков; никто больше не видел его в родных местах.
Жена выглядывала на улицу и ждала, высматривая каждый день, не возвращается ли он, но дни становились неделями, после - месяцами, потом перетекали в года, но муж не приходил. Иногда она причитала, что слишком зло и резко говорила с ним, размышляя, будто если б знала все до конца, то могла бы оправдать его. У нее не было семьи, за которой надо было приглядывать, не было дела, которому она могла бы посвятить себя, потому ее целыми днями она вслушивалась и всматривалась в ожидании, пока наконец ее здоровье не ослабло, и привычное прохожим лицо больше не появлялось в окне второго этажа. Пришел ее последний день. Она поднялась с постели, словно дух и силы вернулись к ней, подошла к окну, где так часто стояла, оперлась на полуоткрытую ставню, крепко держась за занавесь, вновь взглянула на улицу, безнадежно вздохнула и умерла. Это ее тень еще долго виднелась в окнах дома; это ее восковое лицо, погасшее от боли и усталости, неясно светилось по вечерам над перилами.