Бросив ключ на крышку сундука - не хочется сейчас ностальгировать, да и пустое это занятие - Ниваль приоткрыл чердачную дверку, мысленно обругав Милана за то, что не смазывает петли, и выскользнул на лестницу. Меча решил не брать, рассудив, что там, куда он планирует заглянуть, меч, скорее всего, попросят оставить охране. А если кто-то по пути надумает с ним связаться, для защиты ему хватит пары кинжалов, кожаного дублета с металлическими вставками и мягких, но очень прочных зачарованных перчаток с длинными наручами и вшитыми на костяшках шипами. К тому же, по специальным кармашкам на всякий случай можно рассовать пузырьки с зельями, ядовитый состав для смазывания клинков и экспериментальные тряпицы, пропитанные сонным снадобьем Сэнда.
Он прислушался - кажется, спят - и, стараясь производить как можно меньше шума, спустился на пару ступенек. Он, конечно, не боялся, что Эйлин ему помешает, не такая она дура, но не хотел привлекать внимания к своей прогулке и лишать сестрёнку здорового ночного сна. Взглянув на крышу сортира, он ухмыльнулся. Всё то же. Над ней по прежнему висела прикреплённая к углу соседнего двухэтажного дома потрёпанная, провисшая растяжка с красиво выписанными полустёртыми буквами на разноцветных флажках. Только теперь она призывала не вступать в ряды патрулей, а вносить пожертвования на развитие сети общественных трапезных. Раньше ему нужно было подпрыгивать, чтобы добраться до неё, а теперь можно лишь привстать на цыпочки. Срезать - святое дело. Прыжок на крышу туалета, захватывающая поездка по растяжке - и вот ты уже на параллельной улице. Экономим почти минуту и получаем море удовольствия.
Подумав, что на поиски приключений можно отправиться и позже, Ниваль решил немного прогуляться. Квартал Гильдии Мясников, в просторечии прозванный Обжорным тупиком. Запах домашних коптилен, который совсем не раздражал бы, если бы был ему также привычен, как обитателям этого священного уголка чревоугодия, светящиеся мутные окна забегаловок, собаки, поджидающие своих законных остатков чужого пиршества, скучающие патрульные, раздумывающие, не зайти ли им перекусить. Улица живет своей жизнью. По мере приближения к Тролльей Стене застройка становится реже, шум стихает. Здесь улица поворачивает и, резко беря под уклон, ведёт к морю. Там внизу - полоса пляжа, к которому можно спуститься по осыпающимся ступенькам старой каменной лестницы, едва заметной среди высокой травы на откосе. Когда-то, проплыв оттуда немного на юг, за городскую стену, можно было добраться по узкой насыпной косе к старой маячной башне, живописные обломки которой так никто и не решился снести, чтобы построить что-нибудь полезное. Насыпь давно перенесли, и теперь без лодки туда не доберешься. Всякие слухи ходят про это место, вроде там было в незапамятные времена совершено страшное убийство, в подвалах полно нечисти, а может, и вурдалаки водятся.
Ниваль усмехнулся, поравнявшись с белёным глинобитным, увитым зеленью домиком, последним на этой улице, стоящим над самым морем. Где-то между десятью и одиннадцатью годами он проводил в этом домике почти всё свободное время. Здесь жил старый рисовальщик и скульптор, из тех, кого называют непризнанными гениями. Был он гением или нет, но хорошо платил за позирование, порой угощал его со своего стола и вообще был забавным чудаком, хоть и ворчливым. И поорать любил. Но издаваемый им шум Ниваль обычно пропускал мимо ушей. А тот вбил себе в голову, что у мальчишки есть способности, и возомнил себя его учителем. К рисованию у Ниваля душа не очень лежала, а вот с глиной он полюбил возиться, и с удовольствием занимался этим в засаженном мальвами дворике под навесом, заменявшим мастерскую. То, что у него получалось, он сам считал полной ерундой. Ну что значит "изобрази мне весну на взморье", как её можно изобразить в глине? Вот и лепил что попало в своё удовольствие. Но мастер был очень доволен и говорил, что у него развитое пространственное мышление и оригинальная фантазия.
Время, что он проводил здесь, можно было назвать весёлым. Мастер любил лепить и изображать Ниваля в камне. И самому Нивалю это со временем очень понравилось. Это было так интересно - менять выражение лица, принимать десятки разных поз, входя в образ, и вдруг замирать, по восторженному вскрику мастера, да так, чтобы ни одна жилка не дрожала. Разве кому-то из его приятелей-сорванцов это было под силу? Прислонившись к забору, начальник Девятки улыбался, вспоминая, как мастер обычно кричал, тряся кудрявой чёрной бородой, отчаянно жестикулировал и бегал вокруг него, заставляя принимать облик то юного божества, то мальчика с луком, то готового перевоплотиться оборотня. "За что я тебе плачу?! Тупица, не стой, как деревянный! Забудь, что ты всего лишь малолетний оболтус, у которого на уме одни шалости! Не изображай юного Теуриля, не пытайся представить себя Теурилем. Ты и есть юный Теуриль, понимаешь?! Твой отец, лорд Уотердипа погиб, и ты поднимаешь его меч - не глупую деревяшку, а настоящий тяжёлый меч. Это - твоя первая и последняя битва! Ты вдохновляешь, ты зовешь за собой, твои глаза горят, а сердце трепещет в отчаянной решимости. И зов готов сорваться с твоих уст - в тебе ведь течёт кровь героев! Разве взрослые защитники города смогут струсить, глядя на ребенка, отважно смотрящего в лицо смерти?! Да, да, вот так! Так, мой мальчик! Гениально!"
Только став взрослым, Ниваль осознал, как полезно было то, что казалось ему тогда весёлой игрой. Его умение использовать воображение, пластичность, способность играть лицом и безупречно контролировать своё тело - не в этом ли домике они получили толчок к развитию? И, что ещё важнее, не тогда ли он начал мечтать о чём-то большем, нежели купить лодку и щёгольскую шапочку, когда изображал юных божеств, героев и мифологических персонажей? И не тогда ли он стал захаживать в публичную библиотеку, чтобы ближе узнавать тех, в кого перевоплощался?
Статуя Теуриля была их последней совместной работой и последней попыткой мастера получить признание. Он изготовил её для оформления Сквера Героев. Он так радовался этому заказу. Получив задаток, тут же истратил его на лучший мрамор и заплатил Нивалю вперёд за позирование. Работа была долгой и нервной. Но мастер уложился точно в срок, статуя и впрямь получилась прекрасной. Он утверждал, что это благодаря его великолепному маленькому натурщику. Это он вдохновил его. Без него он не решился бы взяться за такую работу.
В тот чёрный день он взгромоздил своё творение в полтора человеческих роста на каталку и повёз по узким извилистыми улочкам южных Доков. Ниваль, конечно, гордо вышагивал рядом в новеньком камзольчике и голубой шапочке-таблетке с перьями, лихо сидевшей на венце светлых вихров. И мальчишки суетились вокруг, крича: "Златовласка! Гляди, это же он, только остроухий! " На пересечении улицы Сетей с Рыбной площадью мастера поджидала злая судьба в виде двух торговок, не поделивших место. Одна из них оттолкнула тяжёлый передвижной лоток, полный рыбы, и он помчался прямо на процессию, подскакивая, громыхая и разбрасывая вокруг скоропортящийся товар. Люди едва успели отскочить, а вот скульптура погибла, разнесённая на осколки. Кто-то бросился подбирать рыбу. Мальчишки, конечно, развеселились, тут же придумав пинать отколотые мраморные части тела и конечности и смотреть, как они катятся вниз по улице. Ниваля тоже подзуживало присоединиться к ним, но было неудобно перед мастером, который плакал, сидя на пыльной дороге и обнимая уцелевшую голову прекрасного юного героя. Да и скульптуру было жаль, и труда. Но мальчишка есть мальчишка - долго горевать он не мог. Собрав оставшиеся осколки и вежливо предложив помощь мастеру, даже не услышавшему его, он попрощался и убежал.
Ниваль сам не заметил, как ноги привели его к рассохшейся дубовой двери. В доме горел тусклый свет. Глупо, конечно, но вдруг мастер жив? Он постучал. И тут же знакомый ворчливый голос пригласил его войти. В доме, который выглядел очень уютно, залитый солнцем, сейчас было темно и мрачновато. Лишь две свечи освещали часть длинного стола с сидевшей за ним одинокой сгорбленной фигурой. Пахло немножко красками, немножко сырой глиной, немножко стружками, немножко чечевичной похлебкой, луком и перебродившим вином. Бедностью пахло. За пределами трепещущего островка света угадывались полки и ниши с очертаниями скульптур и каких-то угловатых фрагментов. Один из них стоял напротив полукруглого окошка и был хорошо виден. Голова юного Теуриля с сохранившейся частью плеча, выточенная из прекрасного, будто бы прозрачного белого мрамора, призрачно сияющего в лунном свете. Тонкая шея, застежка плаща на плече, гордо вскинутая мальчишеская головка с растрёпанными локонами, выбивающимися из-под обруча, приоткрытые в полуулыбке-полувздохе губы и глаза, в которых горел - действительно горел - огонь мальчишеского азарта, неверия в смерть и будущей вечной славы. Ниваль сглотнул неожиданный комок в горле. 'Неужели я был таким?'
- Кто здесь? - мастер подслеповато сощурился, глядя в сторону двери.
Ниваль молча, не представляясь, подошёл к нему, сняв и положив на стол перчатки. Взглянул на своего бывшего учителя. Длинные волосы, жёсткая седая щетина на удлинённом лице, изборождённом глубокими морщинами, нос крючком, выцветшие влажные и, очевидно, слабо видящие глаза.
- Я слышал, здесь живёт один из лучших рисовальщиков и скульпторов Уотердипа.
Услышав его голос, мастер, всматриваясь в его лицо, склонил голову и слегка улыбнулся.
- Симон? Извини, старина, глаза в последнее время подводят меня. Сядь рядом.
Когда Ниваль сел, мастер пристально посмотрел на него и, не доверяя глазам, прикоснулся к его лбу и провел рукой по лицу.
- О, нет... ты не Симон. Давно ты не заходил ко мне на огонёк. Чем старик может быть полезен такому важному гостю?
Нивалю вдруг стало неловко. Действительно, зачем он пришёл в этот бедный одинокий дом?
- Я бы... хотел... что-нибудь купить. Может быть, - он указал на мраморную голову, - вот это?
Мастер усмехнулся, покачав головой.
- Глупый мальчишка. Я это никогда не продам. Это лучшее, что я когда-либо создавал. Где-то на полке должен быть стакан. Не сочти за труд. Я полагаю, домашнее вино и холодный луковый пирог - это не то, к чему ты привык. Но ничего другого у меня нет, а накормить тебя надобно. Мальчишки вечно хотят есть.
Ниваль улыбнулся. Вся неловкость улетучилась. Уж кто-кто, а он никогда не боялся старого брюзгу и не дрожал перед ним, как другие.
- Обожаю холодный луковый пирог и домашнее вино.
Несмотря на обильный ужин в доме Милана, Ниваль добросовестно съел предложенный пирог до последней крошки, собрав на кусочек теста весь оставшийся на тарелке лук.
- Вкусно.
Старый мастер хрипло рассмеялся.
- Узнаю моего вечно голодного ученика.
Он прикоснулся жилистой, натруженной, совсем не старческой рукой скульптора к руке Ниваля.
- Твои руки. Они стали такими сильными. Они умели чувствовать материал, сейчас они могли бы быть руками большого мастера.
- Ну, уж... вы мне льстите.
- Не говори глупостей, - ворчливо ответил мастер, как будто передразнивая сам себя. - Почему ты держишь стек левой рукой, оболтус?
- Мне так удобнее, мастер, - тихо ответил Ниваль.
- Называй меня маэстро, а не мастер.
- Какая разница?
- Это между левой и правой рукой у тебя нет разницы, - язвительно пробурчал старик, - а между мастером и маэстро разница огромна. Поймешь, когда сам станешь маэстро.
Они оба улыбнулись. Воспоминания, воспоминания...
Тут Нивалю пришла в голову идея. Он поинтересовался, не набирает ли мастер учеников, объяснив, что знает одного мальчугана, который талантливо рисует и мечтает учиться на скульптора в Академии.
- Вы могли бы дать ему несколько толковых уроков перед тем, как он попробует свои силы в Академии, если, конечно... ваше зрение.
Старик хмыкнул и бесцеремонно ткнул Ниваля двумя пальцами в лоб. Как будто и не было этих двадцати лет, и не начальник Девятки Невервинтера сидел перед ним, а десятилетний мальчишка из Доков.
- Балбес ты! Я не какой-нибудь лубочник. Я не так зорок, как раньше, но мои руки и чутьё мне по-прежнему верны. - Он вздохнул, виновато обведя взглядом свой бедно обставленный дом. - Только боюсь, мне не на что содержать ученика. На незатейливых надгробиях много не заработаешь, да и заказов сейчас мало.
- Об этом не беспокойтесь, - выпалил Ниваль, сам не веря в то, что говорит это, - я возьму на себя расходы. Это будет... ммм... хорошее вложение.
В полуслепых глазах старика загорелась надежда.
- Правда? Ты действительно сделаешь это, ты приведешь мне ученика?
- Да... только не завтра, а через неделю-другую. Раньше не получится.
Мастер экспрессивно взмахнул рукой и проворчал.
- Мальчишки... вечно вы готовы клясться всеми святыми, лишь бы от вас отстали, а на следующий день забываете, о чём была речь. И откуда вам помнить, если у вас одни шалости на уме!
- Я не подведу, обещаю, - улыбнулся Ниваль, - но предупреждаю - он непоседа и озорник, каких мало.
- А... можно подумать, ты был другим.
На Тролльей Стене отстучали час ночи. Ниваль встал.
- Мне пора. Я бы рад ещё посидеть, но меня, правда, ждут дела.
Старик картинно замахал рукой, словно веля идти прочь.
- Я не дурак, понимаю, что такому молодцу нет интереса коротать ночь со старым сумасбродом. Иди уж, а то, как бы твои дела не разбежались, путаясь в юбках.
- До свидания. Не провожайте.
Подойдя к двери, Ниваль задержался и, вытащив из поясной сумки кошелёк с серебром, взвесил его на ладони.
- Эй! - крикнул старик. - Я, может быть, плохо вижу, но слышу отлично! Брось эти глупости!
Он резко развернулся, быстро подошел к столу, сверкнул глазами, с видимым усилием вскинул руку с воображаемым тяжёлым мечом и подался вперёд в готовности броситься навстречу наступающим оркам. Старый мастер вздрогнул, приблизившись к нему и увидев своё ожившее творение в его напряженной фигуре, в гордом повороте головы и горящих глазах. Ниваль довольно улыбнулся потрясённому старику, положил кошелёк на стол, изысканно поклонился, прикоснувшись рукой к груди, и тихо сказал.
- Я задолжал вам за уроки. Маэстро.
*****
Быстро поднимаясь по улице, Ниваль размышлял о том, что напрасно становится таким сентиментальным и так открыто выражает свои чувства. У него чуть голос не задрожал, когда он разговаривал со стариком. Это не должно войти в привычку. Это было временно - так, маленькая вспышка доброты и великодушия. Да, да, чтобы произвести впечатление и пристроить Мелроя. Но оставшуюся ночь он будет играть другую роль - искателя приключений, любителя острых ощущений, приехавшего в город удовольствий. Словом, предстоит окунуться в соблазны.