Аннотация: История привратника Гильдии - не планировалось, поскольку в сюжете большой роли не играет, но само так вышло, не хочется зверушку обижать. Плюс немного о злоключениях Сэнда и Мела. И на мага бывает проруха, однако.
Глава 11
После ночного дежурства Азгар проспал почти до полудня, а потом решил сходить на рыночную площадь, купить чего-нибудь вкусненького, гвоздей и зелёной краски, чтобы покрасить сторожку. Но стоя у палатки, вдруг что-то вспомнил, и, бросив только что купленные пончики, рванул в ближайший двор, чуть не налетев на пристроившегося рядом безногого нищего. Нищий разразился бранью, подбирая рассыпанные монетки, а румяный булочник недоумённо посмотрел вслед одному из своих приятнейших покупателей. Мохнатый гигант любил его сдобу и всегда был таким спокойным. Велев нищему заткнуться или убираться прочь, торговец собрал с прилавка ещё тёплые яблочные пончики и, завернув в кулёк, отложил в сторонку - небось, вернётся, когда потушит пожар, деньги-то уплачены.
А аладжи уже лез в колодец, ругая себя самое мягкое кошачьим дерьмом. Ведь это будет его вина, если со спустившимися в канализацию случится беда из-за новой гномьей системы очистки, ради которой улицы квартала чуть ли не целый год лежали перекопанными, да и сейчас ещё по обходным дорогам ни пройти, ни проехать. Старую карту дал, а предупредить об опасных местах забыл спросонья. А в полдень как раз срабатывает вся эта дьявольская автоматика, чтоб им икалось всю жизнь, этим изобретателям, и часть каналов затопляет.
Его топор был при нём, Азгар почти никогда с ним не расставался. Для бывшего лесного жителя топор был верным другом и в войне, и в мире. К тому же, ещё и кормильцем. Всегда у кого-нибудь может прохудиться крыша или сломаться повозка. Он бы помогал горожанам и задаром, но они так не привыкли, а он не глупец, чтобы отказываться. Так что, возвращаться в Гильдию было незачем. Леди, принимающая решения, всё равно уехала в Зал Совета, и это его не печалило. Будет лучше, если он не станет никому жаловаться, а сам исправит свою ошибку, ему это по силам. Если бы даже леди отрядила целый взвод гильдейских магов, что вообще-то вряд ли, они бы не смогли найти своих так быстро, как это сумеет один Азгар. У него хватит боевых умений, чтобы справиться с канализационной нечистью. Но самый главный его инструмент, который сильнее любой магии - это нос.
Молодые озороватые маги дали ему странное прозвище "мохнатый фэйс-контроль". Если этот "фэйс" означает "запах", то это в самую точку. Он помнит их столько, сколько звёзд на небе. А ещё хранит в уме целую запаховую карту Уотердипа и окрестностей, и она куда толковее и полнее, чем рисованная, которой пользуются чужаки, чтобы не заплутать. Если ему завязать глаза и под утро провести мимо него целую толпу этих гильдейских остряков, он не только назовёт всех поименно, но и скажет, на какой улице города они посещали женщин, в каком кабаке гуляли, что ели, пили, с кем дрались и кого из них ожидает самое суровое похмелье. Так что, фэйс или не фэйс, а дело своё он знает. Потому и не пропустил давешних молодчиков из Южных Доков, отказавшихся сдать железо. Шлейф затхлых частных складов, где чуть ли не вперемешку могут хранить оружие, кожи и зерно, крысиной мочи с подошв, кукурузной браги, низких женщин и дурной болезни был не лучшей рекомендацией. А тёмный полуэльф, хоть и казался разумнее других, капал в глаза дурманное снадобье из ядовитых глубоководных медуз. Это уж совсем пропащим надо быть. Нечего таким делать в Гильдии при оружии. Старик Бун привечал всяких тёмных людей, и где он теперь? Как только его место занял бледнокожий эльф, они опять тут как тут. Эти алхимики будто приманивают всякую шваль.
Впрочем, больше ничего плохого о новом маге и его спутниках привратник сказать не мог. Они были интересны. Новые люди, новые запахи. Когда они прибыли в Гильдию с прибрежных островов, то были не совсем чисты, их кожа ещё не остыла от сражения, от них пахло солью, тянулся сильный, перебивающий всё прочее след нежизни, а от мальчишки ещё и падали, и это вызвало его настороженное любопытство. Он никогда не думал, что там так опасно.
Он сразу проникся доверием к паладину, излучавшему силу и достоинство. Тот двигался, как воин, и говорил, как вожак. Большинство людских богов были слишком далеки от земли и непонятны Азгару, но он верил в силу и нужность света, исходящего от людей, подобных этому паладину. Это было гораздо убедительнее, чем какие-то проповеди.
Понравилась ему и рыжая женщина паладина, приходившая к нему утром. Она извинилась за то, что побеспокоила его после дежурства, а ведь не всякий утруждает себя мыслью, что привратник - тоже живое существо, нуждающееся в еде и сне. Она вела себя в его жилище скромно и учтиво, как и полагается непрошенной гостье, чем снискала его симпатию. А ещё ему очень понравилось, что от неё не пахло духами. Азгар не любил духов, они были лишними, только запутывали. Он знал, что гладкокожие попросту не понимают собственного тела и его сигналов, вот и пользуются всякими пустыми приманками. Только они сами и могут на них польститься. Он давно уже научился отличать их и игнорировать. Мужские обычно стремились вызвать у него безотчётный гнев, заставляли шерсть на загривке вставать дыбом. От женских почему-то урчало в животе, иногда хотелось чесать спину, катаясь по траве, будто он слюнявый переросток, тревожили память похождения юности...
Да, он был когда-то хорош, как голубоглазый паладин - такой же сильный и отважный, один из лучших защитников племени. В их последнюю весну на старом месте от него захотела щенка сама серебристошёрстная Райна, прекрасная, только вступившая в брачный возраст дочь старейшины. Никогда ещё ритуальные поединки на его памяти не были такими ожесточёнными. Молодняк к её жилищу даже не подходил - уважали и боялись. Но из мужчин чуть ли не каждый считал своим долгом отметиться у её порога выбитым зубом, клоком шерсти, а то и кровью. Знали ведь, с каким соперником придётся иметь дело. Он чувствовал, что уже готов каждую весну оберегать её покой от докучливых ухажёров и давать выкармливать малышей столько времени, сколько она скажет. Но даже не успел узнать, понесла ли она от него...
Это была чужая война, на пути которой оказались мирные вегетарианцы-аладжи. Вожди лесных эльфов собрали своих самых умелых воинов и потребовали дать им проход в тыл оркам через свою территорию. Они красиво и страстно говорили, но старейшины не верили, что этим дело и закончится. Эльфы стали бы склонять их к союзу против зеленокожих - сколько аладжи себя помнили, они всегда так делали. Дать им ступить на свою землю - значит не оставить себе выбора. А если, того хуже, их хитрость не удастся, орки жестоко отомстят. Кроме того, пустить к себе чужаков и ввязаться в войну в брачный сезон - это худший из поступков, если кто-то из старейшин позволит такое, то тут же подпишет себе приговор, и эльфы это знали. Непонятно, на что они рассчитывали, обратившись к аладжи в такое важное для племени время. Но лесным охотникам, привыкшим к войне и смерти, это было безразлично, ослеплённые возможностью быстрой победы, они никого не желали слушать, даже собственных друидов. Только и их враги не дремали...
Райна бежала с выжившими женщинами и молодняком. Азгар надеялся, что они спаслись и отстроились заново. Аладжи через каждые три-четыре поколения разделяются на общины и кочуют в поисках лучших мест для прокорма, у них это в крови. Сам он попал к оркам и в результате недолгих злоключений стал рабом в уотердипском Подгорье. Хозяин-гном держал кузницу, где изготавливались на заказ всякие дьявольские машины, железные руки-ноги и другие штуки, о назначении которых аладжи не имел понятия. Тонкого ремесла ему не доверяли, но чёрной работой нагружали так, что спина трещала. Самым нелюбимым его устройством был большой вал, приводивший в движение целую тьму механизмов. Когда поступал серьёзный заказ, его приходилось часами раскручивать в адской жаре и вони. Зато он стал настоящим экспертом по запахам сырых и обработанных металлов, магических рун и кузнечных реагентов. В кузне Азгар потерял глаз из-за брызнувшей искры. Но, в общем, по сравнению со многими другими, его жизнь была сносной. Хозяин ценил его за выносливость и незлобивость, вдосталь кормил, радуясь, что для поддержания сил аладжи не нужно животной пищи, давал полдня, а то и день отдыха после авральных работ и не тиранил почём зря. Через пять лет он снял с него рабские браслеты и позволил выходить на прогулку, брал с собой телохранителем на важные встречи.
Идея побега, конечно, приходила Азгару в голову, но ему достаточно было один раз увидеть, как поступают с пойманными беглецами, чтобы навсегда забыть об этом. Жизнь его была не сахар, ему очень не хватало лесного воздуха и настоящего солнца, но он не был готов терпеть в посмертии ещё большие страдания. О том, что будет, когда он перестанет приносить пользу, он старался не думать. И, хоть он и не имел причин желать гному насильственной смерти, воспринял её с облегчением. А когда вышел наружу, вдохнул запахи нагретого солнцем камня, моря, конского пота и сдобы, увидел небо, то на миг ослеп и оглох от нахлынувших чувств. Он готов был целовать ноги магам, вернувшим ему свободу. Так он оказался в Гильдии. Маги дали ему подходящую работу и ни разу об этом не пожалели, но цепями его никто не держал. Он мог уйти, найти своих, если бы захотел. Но чем больше проходило времени, тем меньше ему этого хотелось. Он отдавал себе отчёт в том, что немолод, и Райна, которую он хотел видеть только своей, уже давно не его. Иначе быть не могло. В разорённом племени никто не позволил бы сильной молодой женщине долго тосковать, лишившись пары, да и сама она была истинной дочерью старейшины и понимала свой долг, когда уводила от пожарища оставшихся женщин, детей и юношей, на чьи плечи теперь ложилась забота о выживании. Может быть, кто-то из них, ещё вчера смотревших на него с завистью, не стал тратить уходящее время впустую - ведь тогда для неё мог быть потерян целый год. Это было правильно. Это было больно. В годы рабства и после освобождения не проходило дня, чтобы он об этом не думал. Он совсем запутался в своих чувствах и боялся запутаться ещё больше.
Азгар и раньше хорошо владел Общим, знал несколько букв, поскольку имел разные дела с эльфами, и ещё в Подгорье научился читать по книгам рецептов. Это было не так уж сложно. Но самое главное случилось, когда уже в городе ему в руки попал листок с переводными стихами. Тогда-то он и понял, что у всех его сложных чувств есть название, что таинственный гладкокожий, живущий в далёком Муншее и знать ничего не знающий об Азгаре, может взять и заглянуть ему в душу, и всё там увидеть, и, главное, рассказать об этом так, как сам он никогда не смог бы, даже слов бы таких не нашёл. Аладжи был потрясён. Посмотрев вокруг прозревшими глазами, он почувствовал себя так, словно и не жил до этого. В самом деле, кто может вырасти из маленького аладжи? Только аладжи. Добрый защитник, или умелый шаман, или хороший следопыт. Какими бы разными ни были его соплеменники, путь у них у всех один - добывать или выращивать еду, защищать женщин, растить потомство и когда-нибудь умереть, чтобы их дети в точности повторили их жизнь, не задумываясь о добре и зле, подлости и благородстве, любви, ненависти, власти, рабстве, расовой розни и сложном устройстве мира. Он был уверен, что, даже пережив страшную трагедию, его сородичи не сделали из неё никаких выводов. И это было тоже правильно, потому что, если аладжи начнут задумываться над такими вещами, это может разобщить их и разрушить весь их вековой уклад. Думать, творить и выживать - всё равно, что одновременно приносить жертвы разным богам. Это разные жертвы и разные дороги. Впрочем, в то, что выводы сделали лесные эльфы, он тоже не очень-то верил, у них тоже полно своих "тараканов в голове", как это называет городская молодёжь. Но сам он так жить больше не хотел. Ведь в отличие от него, у гладкокожих, которые создают красивые вещи из камня и дерева, сочиняют стихи и песни, рисуют, пишут хорошие книги - много дорог. В каждом их детище - новая. Они проведут тебя по любой, только смотри и слушай. Как можно от этого отказаться?
Аладжи ничего не мог дать этому миру взамен, мог лишь честно выполнять свою работу, защищая его. Он был перед ним в большем долгу, чем перед своим племенем, оттого и не считал, что поступает плохо, выбирая одинокую городскую жизнь. Удручало его лишь собственное косноязычие, как будто он не был достоин этих даров чужой культуры. Рыжая явно заинтересовалась его книгами, и он захотел поговорить о них, поделиться своими мыслями хоть с кем-то понимающим. Но боялся, что не сможет связать двух слов и выставит себя старым невеждой и варваром, полезшим не в свои сани. А выглядеть недостойно перед гладкокожей женщиной он не имел права.
Он знал за собой этот страх и тщетно боролся с ним. Его читательское сердце уже давно принадлежало одной местной поэтессе. На её редкие чтения он стеснялся ходить, но не пропускал ни одной книжки. Её стихи щекотали травинками и пахли светлым мёдом, как клеверное поле, ласкали слух неясной музыкой, обжигали огнём и сковывали холодом, тосковали об утратах, кричали и бились пойманной птицей. Они были лучшим бальзамом для его одинокого сердца, в них была тайна, имя которой он уже знал. Однажды Азгар захотел отнести цветы к двери её дома в Северном округе - он знал, что у гладкокожих так принято выражать признательность - но так и не решился.
Рыжая, между тем, приходила не просто так, а по важному делу. Азгара опечалило известие о пропаже аасимара. Он был неплохим, трудолюбивым парнем, хоть и не отставал по части кутежа и баловства от прочего гильдейского молодняка, только последнее время что-то присмирел. Но к чудачествам магов старый привратник относился снисходительно. Он всякого тут насмотрелся и уяснил, что магом быть совсем не так хорошо, как кажется. До седых волос они постоянно чему-нибудь учатся, у них рискованная работа, им выматывает мозги и душу собственная сила, с которой ещё поди сладь, и все они немного сумасшедшие. Надо же им как-то расслабляться.
Теперь, старательно отыскивая следы нужных запахов, Азгар спешил на выручку Старшему, как он называл алхимика, и его спутникам. То, что с него потом шкуру спустят, это само собой, заслужил. Но он совсем не хотел, чтобы они пострадали. Много повидав и в Подгорье, и в городе, он научился разбираться в магах. Старший и его женщина были хороши, каждый по-своему. Ей давал силу древний огонь в крови, а он был опытен и терпелив. Должность Старшего обязывала Азгара относиться с почтением к нему и его гостям. У него это не вызывало внутреннего напряжения, какое он испытывал, имея дело со слабыми и недостойными. Старший ему нравился, хоть был и не из породы вожаков. Он больше походил на сухотелого чернобурого лиса-одиночку. Тонкая кость, гибкий хребет, обманчивый взгляд. До Азгара ему было далеко, но он, как и многие бледнокожие эльфы, тоже имел чуткий нюх, это было заметно по мимике. Аладжи называют такие натуры проглядами. Такой почует опасность раньше других, всё вынюхает, выследит, найдёт тропку-ниточку в гиблом месте, следы заметёт. Запах ловушки и капкана ему знаком не понаслышке, никакой приманкой не перебьёшь. Даже в пору горячей юности Азгар поостерёгся бы с таким связываться - не побьет, так запутает, и сам же потом виноватым будешь. Его щенок, правда, поначалу раздражал, но такие уж они, эти щенки. Под ногами путаются, дерзят, норовят тяпнуть, коль зазеваешься, готовы шею себе свернуть, лишь бы доказать свою важность. Из таких обычно выходит толк. Сначала привратник подумал, что он сынок Старшего, у бледнокожих ведь бывают дети от лесных. Но потом понял, что мальчишка, скорее всего, приблудыш. Точь-в-точь, лисёнок осиротевший. Однажды он долго наблюдал за таким, прибившимся к взрослому одиночке. Маячит у него перед носом, тянется, а тот знай терпит, скалится, учит своим хитростям, а под бок не пускает - ни к чему оно ему.
Азгар твёрдо решил, что потратит хоть день и ночь, но найдет этих славных людей и эльфов.
*****
Сэнд понятия не имел, где они, но чувствовал, что их порядочно отнесло от цели. Началось с того, что из глубины коридора на них понеслась толпа обезумевших тварей. Потом был страшный грохот, вал воды, сносящий местную фауну и поднимающий илистые отложения и мусор со дна. Им посчастливилось не захлебнуться грязной водой и не получить серьёзные раны, но без порванной одежды, ссадин и царапин, конечно, не обошлось. Наконец, Мел изловчился и залез на массивное перекрытие в опасном месте, где канал разделялся на верхний и нижний рукав. Сэнд сам не понял, как и последних сил сумел ухватиться за протянутую ему руку. Но они остановились лишь для того, чтобы подлечиться и отдышаться: вода прибывала, грозясь затопить весь коридор, а твари наседали, стремясь занять их место.
Потом, после нескольких почти акробатических трюков на перекрытиях был долгий заплыв по извилистому боковому каналу. В какой-то момент пришлось нырнуть, чтобы не удариться о потолок, и Сэнд думал, что тут-то им точно конец, но, как ни странно, они выплыли, чутьё не подвело лесного мальчишку. А маг был немало удивлён ещё и тем, что, оказывается, умеет плавать, если, конечно, его хаотичные телодвижения можно назвать плаванием. Но ведь не пошёл же ко дну и даже почти не отставал. Он плохо ориентировался в запутанных изгибах и мутных водоворотах и очень боялся потерять Мела из виду, поэтому просто хватался руками и ногами за воду и напряжённо грёб, как умел.
Их материальные потери к этому моменту были велики. Все вещи унесло, кроме оружия в ножнах и подсумков. У Сэнда он был почти пуст: пара зелий и простая аптечка, остальное потерялось, когда застёжка за что-то зацепилась в этой кутерьме. Аптечка, впрочем, намокла и мало на что годилась, так что её можно было не считать. У Мела была небольшая верёвка и фляга. Маски, конечно, пропали. Вид мальчика тревожил Сэнда: на его теле снова недобро заалели пятна, глаза воспалились, из носа потекло, он даже двигаться стал медленнее. Организм лесного эльфа был отравлен канализацией, и другого способа помочь ему, кроме как поскорее вытащить отсюда, не было. Ему и самому было нелегко. Проход, облицованный грубо обработанным камнем, видимо, принадлежал к старой канализации, атмосфера здесь была ещё тяжелее, чем в больших каналах. Это не говоря уже о том, что в его теле не было ни одной мышцы, которая бы не ныла, в сапоги набралось по пинте воды, и, хотя его нос уже привык к местным запахам, он чувствовал, что воняет так, словно совершил путешествие по пищеварительному тракту дракона. Да ещё он к ужасу своему почувствовал, что энергия, потраченная в борьбе со стихией и тварями, здесь не восстановится. Никакого магического препятствия не было, но путь к источнику был словно грубо замурован пудовыми камнями. Стоило исследовать эту аномалию, но в другой раз. Надо было срочно выбираться.
Не успели они осмотреться, как чуткий слух лесного эльфа снова уловил отдалённый многоголосый визг, вопли и нарастающий шум.
- Туда! Бежим же!
Нетерпеливо дёрнув Сэнда, он побежал. Сэнду ничего не оставалось, как ковылять за ним, хотя никакого проку он в этом не видел. Узкий невысокий коридор, где невозможно было удержаться или спрятаться, не оставлял ни малейшего шанса на спасение от наводнения. А убежать от несущейся по пятам стихии было бы не под силу никому, а тем более ослабленному мальчику и не шибко сильному от рождения магу. Но судьба снова сыграла на их стороне, послав им люк в полу с тяжёлой крышкой. Лезть туда, не зная обстановки и глубины, было опасно, но не опаснее, чем оставаться в проходе, который вот-вот должно было затопить - второй раз им могло и не повезти. Крышка легла прочно и плотно, сумев выдержать напор воды, заполнившей канал. Вода ручьём стекала по покрытой слизью стене колодца, на которой они висели, держась за скобы. Клоака, иначе не назовёшь, была шагов пять в диаметре и, насколько можно было судить в темноте, достаточно глубока, что несколько утешало. Строго говоря, она могла претендовать на звание худшего места в этом городе, но надёжность этого убежища перевешивала все его недостатки. В конце концов, они сами вполне соответствовали месту. Оставалось переждать, пока прекратится потоп. Скобы, однако, опасно шатались, да и хлещущая сверху холодная вода добавляла ощущений. К счастью, футах в тридцати ниже шахта была перекрыта прочной на вид мелкоячеистой решёткой. Самым разумным было спуститься туда, воспользовавшись для страховки верёвкой, что они и сделали. При этом Сэнда не оставляла мысль, что, если лестница совсем дрянная, то ему на этой верёвке останется разве что повеситься. Лезть по ней наверх - это уже слишком. Странно, что он ещё не рухнул после всех этих заплывов, забегов, лазаний и кувырканий на перекладинах.
Очень скоро Сэнд понял, что их везение и в самом деле закончилось: даже в этом гнусном аппендиксе у них обнаружились соседи, точнее, один сосед - но какой!
Эльфам не нужен был свет, чтобы разглядеть существо, с вязкими всхлипами и шипеньем приближавшееся к ним из глубины. В их глазах, приспособившихся к темновидению, чешуя водяного змея отливала ультра-белым. На самом деле она, скорее всего, была серебристой или серебристо-голубой. Глаз не было видно - очевидно, змей ориентировался другим способом. О его размерах можно было судить по мощному удару, который он нанёс по решётке.
Удар. Ещё удар. Сверху они были заперты толщей воды, которую сдерживала крышка люка, а под ногами бесновалась страшная сила, готовая смять и переломать всё на своём пути. Их разделяла пара дюймов старого, но крепко вбитого решётчатого пола с прорехами в нескольких местах. Он ходил ходуном, заставляя хвататься за стену в поисках опоры, но змею не поддавался. Бросив два огненных шара, Сэнд медлил, продумывая дальнейшие действия и накапливая силы для мощного заклинания. Это было сложно, клоака давила, как чугунный пресс, поэтому тактика изматывания не подходила - Сэнд понимал, что сам ослабеет в ноль, если бой затянется, а ему ещё нужно было позаботиться о Мелрое. Его нужно было подлечивать и скорее вытаскивать на свежий воздух. Но сначала - придумать, как быстро и без потерь разделаться с тварью.
Тем временем, змей, поняв, что грубым напором ничего не добьётся, тоже решил применить особую тактику. Сверкая чешуёй и странно извиваясь, словно танцуя, он снова приблизился к решётке, и тогда стали видны тонкие щупальца на голове и у рта.
- Плохо, - пробормотал Сэнд, кожей почувствовав, как растёт напряжение.
Электричество не повредило бы ему сквозь мокрые подошвы зачарованных сапог, а вот Мел был в уязвимом положении. По его быстрому знаку лесной эльф запрыгнул на стенку, ухватившись за скобы. Чувствовалось, что ему, обычно ловкому и быстрому, этот прыжок дался нелегко. В тот момент, когда его ноги отрывались от пола, щупальца затрещали и заискрились, прикасаясь к решётке. Успел.
Выждав секунду, пока змей сцепится с решёткой, Сэнд быстро нагнулся, и, прошептав пару слов, очертил замыкающее поле.
- Сожрал, кретин непуганый! С магами не встречался! - прокричал он, когда массивные прутья красиво вспыхнули, отражая расползшиеся по ним белые нити разрядов.
По телу твари прошла судорога, и это был хороший момент для боевого заклятья. Маг не преминул им воспользоваться. Он решил взять точностью, а не мощью, которая всё равно частично ушла бы в решётку. Серия небольших аккуратных молний и пара огненных стрел достигли цели, и змей с визгливым шипеньем скатился в вонючую яму. Там он ретировался в какое-то боковое ответвление, оказавшись, к досаде Сэнда, в недосягаемости.
- Ему хорошо досталось, но, боюсь, он не оставит попыток напасть, - сказал эльф, помогая Мелу спуститься.
Он взял мальчугана за подбородок и с тревогой заглянул ему в лицо. Светящиеся в темноте глаза глубоко запали. Маг чувствовал, как мелко дрожит плечо под его рукой. Он только сейчас осознал, что одежда и обувь мальчика, в отличие от его магических доспехов, не способна быстро сохнуть на теле и согревать.
- Как ты, сын деревьев? Держишься?
Мальчик сглотнул и напустил на себя суровый вид, сдвинув брови. Он понял, что Сэнд концентрируется для лечения.
- Не надо пока. Меня хватит на то, чтобы разделаться с ним, а если со мной что-то случится, ваши усилия пропадут даром. Надо использовать магию и зелья разумно, да?
- Да, да, конечно, - со вздохом ответил Сэнд, неловко потирая его плечи.
Зелья - это было громко сказано. Одно из оставшихся снадобий могло восстановить силы. Была ещё надежда на магию, но этот ресурс был невелик, тут уж действительно приходилось выбирать между лечением и противостоянием твари, желающей их во что бы то ни стало сожрать.
Пока они, пользуясь передышкой, молча выливали воду из обуви, Сэнд посматривал в темноту шахты, где пресмыкающееся зализывало раны, но явно не собиралось сдаваться.
- Этот персонаж мне немного знаком, - сказал он наконец. - Он беззуб, но на хвосте у него есть твёрдое жало, превращающее внутренности в питательный бульон. Он пускает его в ход, парализовав жертву электричеством. Теперь это его единственный способ достать нас.
- Если мы отрежем его, он умрёт? - скорее уточнил, чем спросил Мел.
Внизу послышался тихий свистящий шорох. Змей возвращался, на этот раз тихо, не привлекая к себе внимания.
- Я чувствую... по-моему, он ищет нас, - прошептал Мел.
Сэнд быстро кивнул и нервным жестом дал мальчику знак держаться поближе к стене и замереть. Медленно, стараясь не шуметь, он присел на корточки и, обострив все чувства и обратившись в слух, протянул подрагивающую руку к полу. Рецепторы уловили знакомый запах расплавленного серебра, а на чувствительных кончиках пальцев, обтянутых тонкой зачарованной замшей, заплясали иголочки. Он тут же отпрянул.
Мел не ошибся: слепой змей действительно испускал слабое электрическое поле и реагировал на его возмущение. Сил на новый разряд, способный оглушить добычу, у него уже не было, но он тщательно отслеживал пространство. Раненому хищнику жизненно необходимо было нанести точный удар своим хвостовым жалом. И он последовал, едва Сэнд успел выдохнуть.
- Мелрой! - вскричал маг, но мальчик и сам почуял опасность и отпрыгнул.
Длинное когтеобразное жало застряло и задёргалось в ячейке, и Мел тут же выдернул кинжал из ножен. Сэнд отчаянно замахал руками, зашипев:
- Так нельзя! Яд брызнет!
Решётка сотряслась от удара так, что они едва устояли на ногах. Освободившись, змей снова затаился в паре футов под ними.
- Вот падла, - в сердцах процедил мальчишка, осторожно переступая.
Сэнд не призвал его, как обычно, следить за речью. Он понимал, что долго эти танцы в клоаке продолжаться не могут. Детский организм, напичканный токсинами, проявлял чудеса выносливости, да и сам он уже еле держался. Путь наверх, судя по неослабевающему потоку воды, был ещё закрыт. О том, что он может быть закрыт насовсем, даже думать не хотелось. Решение пришло, когда его взгляд упал на широкий провал решётки. Прижав палец к губам и показав Мелу красноречивый кулак, он осторожно приблизился к дыре. Змей смог бы легко просунуть туда хвост, надо было только заставить его это сделать. Тогда один удар - и кто-то из них двоих будет обречён. В зависимости от того, кто нанесёт его первым. Сэнд мрачно усмехнулся: у него мелькнула мысль, что убить змея Мел сможет в любом случае - у этого лесного дитя хватит хладнокровия рубануть по хвосту с великим магистром, насаженным на жало. Так будет даже удобнее.
Это его качество сразу привлекло внимание Сэнда. Мелрой работал на побегушках у портовой трактирщицы в городишке Маунт Сара - это и кров, и еда, и возможность узнавать о приходящих кораблях. Добрая полуэльфийка, посмеиваясь, отрекомендовала его как исчадье зла, от которого больше ущерба, чем пользы. Маг отчасти понял, что она имела в виду, когда это неотёсанное босоногое недоразумение сумело усмирить, а потом безжалостно прирезать взбесившегося пса, который разорвал его чёрного кота, такого же нелепого и забиячливого. Позже, разузнав всё, что нужно, об их галиоте, лесной эльф сам подошёл к нему и, видимо, чтобы завязать разговор, спросил, правду ли говорят люди, что у кошки девять жизней, и если это так, то нельзя ли как-нибудь выяснить, сколько из них уже прожил его друг и в какого именно кота переселится его душа в следующий раз. Этим бесхитростным вопросом он умудрился вызвать сочувствие мага. У Сэнда тоже был кот мулхорандской породы по имени Джарал - воплощение кошачьей мудрости, достоинства и преданности. Их любимым вечерним занятием было чтение и разбор монографий. Джарал часто соглашался с его комментариями, но иногда явно придерживался иного мнения, хотя и предпочитал не вступать в спор. Должно быть, выводы Сэнда казались ему слишком уж субъективно-идеалистическими. Да, таков был Джарал - большой скептик, хоть и не чуждый мистицизма, но твёрдо стоявший на позиции имманентного применения разума. После его смерти Сэнд никак не решался привести в свой дом другого кота.
Сердце мага бешено колотилось, а в горле встал нервный комок, когда он поднёс руки к проёму и сконцентрировал между ладоней поток энергии. Это был расход магии, но он давал возможность управлять поведением слепой твари, а не ждать и гадать, когда и откуда она нападёт. Уловка возымела действие: змей тут же насторожился и переместил кончик хвоста, направив своё оружие в нужную сторону. Между приманкой и охотником словно натянулась прочная невидимая нить - эльф ощутил её почти физически, тонкой звенящей удавкой на шее. На миг показалось, что острое жало уже входит в его живот, делая бессмысленным всякое сопротивление.
- Давай-давай, - почти беззвучно выдохнул маг, не чувствуя своего тела, сосредоточившись на жёстком контроле эмоций, пульсирующем токе крови в кончиках пальцев и видя лишь направленное в него смертельное остриё, покачивающееся в такт его дыханию. Даже собственный голос как будто доносился до него со стороны. - Хочешь живого мага? Смотри, какой я большой и...
По-петушиному вскрикнув, он еле увернулся от взвившегося жала. Мел был наготове и, рванувшись, вложил все оставшиеся силы в удар. Сэнд неуклюже прыгнул, пропуская между ног отрубленный кусок хвоста с ядовитым когтем. С его бледных губ сорвалось восклицание, не имеющее столь же кратких и всеобъемлющих эльфийских аналогов.
Клоака наполнилась дерущим нервы скулежом и шипением, окровавленная культя забилась, скребясь жёсткими плавниками о железо. Наконец, змей выскользнул из ловушки и снова упал в свою яму, теперь уже навсегда. Сэнд ничего не слышал, кроме звона в ушах, прерываемого ударами сердца. Упершись задом в стену и ладонями в полусогнутые дрожащие колени, он остановил взгляд на зловещем обрубке, истекающем кровью и ядом, и тихо и сосредоточенно повторил ругательство, словно заклинание. Он действительно испугался и едва позорно не потерял контроль, почувствовав себя приманкой на крючке. Всё, что происходило с ним последние полторы минуты, казалось каким-то безумием, к которому он не мог иметь отношения. Впору было себя ущипнуть. Мел с усталой улыбкой протянул ему открытую ладонь, и Сэнд, с трудом сообразив, что нужно делать, вяло хлопнул по ней, обнажив зубы в кривой усмешке.
- Всё, - сипло проговорил он и кашлянул, прочищая горло. - Без жала он и пяти минут не проживёт.
- Вы смелый, - серьёзно ответил лесной эльф.
Сэнд молча посмотрел на него и хмыкнул. "Только не спрашивай, что я чувствовал".
Глянув вверх, он охнул с улыбкой. Поток из-под крышки люка слабел - вода явно шла на убыль.
- Ну, вот, - сказал он, переведя взгляд на Мела, и улыбка тут же сползла с его лица.
Подхватив падающего мальчика, Сэнд не стал щупать пульс и проверять дыхание - мысль, что он мог умереть, была абсурдной. Расстегнув пояс, он быстро снял с себя куртку и завернул в неё Мела, тут же почувствовав холод от тяжёлых мокрых волос, облепивших плечи и спину.
- Живём! Живём, живём, молодой человек, не симулируем! - срывающимся голосом командовал он, похлопывая оживающего Мела по щекам.
Пристраивая голову мальчика себе на колени, он суетливо бормотал:
- Вот, хорошо... сейчас согреешься... ты мне тут... ты меня тут не пугай.
Его магии ещё хватало, чтобы хоть немного снять симптомы отравления, и, восстановив дыхание и сконцентрировавшись, он отдал её всю. Потом полез в сумку за зельем, продолжая говорить что-то нечленораздельно-ободряющее, скорее, себе, чем мальчику. Но, поторопившись, он потерпел жестокое поражение: Мела стошнило, как только он влил в него полфлакона.
- Да что ж я такой идиот! - простонал эльф.
- Уходите, - слабым голосом перебил его Мел. - Выбирайтесь отсюда, как сойдёт вода. Это последний шанс.
Сэнд от неожиданности чуть не выронил полупустой пузырёк.
- Как же я тебя оставлю тут?
Мальчик пожал плечами и вымученно улыбнулся.
- Найдёте помощь.
- Ты сам-то в это веришь? - в голосе Сэнда зазвучали сварливые нотки. - Я понятия не имею, куда нас занесло. Пока я буду искать помощь, ты сто раз тут умрешь или твари опомнятся и вернутся. Им сюда проникнуть раз плюнуть.
- Я буду защищаться, - буркнул упрямый мальчуган.
Сэнд, не слушая его, бессильно вздохнул, покачав головой, и тихо пробормотал:
- Если бы только у меня достало сил тебя вытащить...
- Это глупо, - неожиданно резко сказал Мел и, медленно поднявшись, посмотрел ему в лицо. - Неужели вы не понимаете, что иначе нам обоим хана? Вы сильнее, вы можете спастись - так спасайтесь!
- Да что ты говоришь! - вспылил Сэнд. - А ты подумал о том, как... А! - он вяло махнул рукой и отвернулся.
Потом они сидели рядышком и молчали. Сэнд прислонился спиной к стене. Было холодно и неприятно, но уже безразлично. Он жутко устал, тело было совершенно свинцовым и уже отказывалось менять положение. Мел привалился к нему, укутавшись в длинную куртку вместе с поджатыми ногами. Мальчика немного трясло, и Сэнд обхватил его плечо. Голова Мела с длинными спутанными волосами тут же упала ему на грудь. Было странно, но удивляться он тоже устал. Макушка мальчика щекотала шею, и он осторожно сдвинул плечо вниз.
Сэнд устремил взгляд вверх. Уходящая в высоту тёмная кишка колодца была единственным путём к спасению, который казался непреодолимым. Внизу зашуршало, послышались всплески. Десятки, а может, и сотни лап топтали огромное мёртвое тело, крысиные зубы прокусывали и рвали змеиную кожу в тонких местах. Он представил, что будет чувствовать больной, ослабевший мальчик, оставшись здесь один, без надежды на быструю помощь, но тут же выкинул из головы эту невозможную мысль. Это было совершенно невозможно.
Внутри расползался мерзкий холодок. Безысходность. Страх. Подлость. Сэнд издал тихий скулящий стон и неслышно прошептал:
- Молчи, малыш, не искушай меня.
Он обессилел, он лишился возможности использовать магию, и идей у него больше не было. Да, он мог оставить маленького эльфа и использовать свой шанс выжить и найти дорогу в этих зловонных, полных опасностей лабиринтах. Устами мальчишки говорил здравый смысл, сформированный суровым лесным воспитанием. Сухой и ясный рассудок, в который Сэнд и сам свято верил. Казалось бы, когда ничего не остаётся, только он и может указать верный путь. Но здравый смысл не мог подсказать ему, как потом жить долгие годы с памятью о том, какой ценой он получил свободу. И как он, несмотря на все смягчающие обстоятельства, посмотрит в глаза тем, кого уважает. То, что для Мела было глупой щепетильностью, мешало принять решение. Он снова оказался перед дорогой, на которую не решался ступить. И даже отдать часть себя в залог ради спасения от подлости - на этот раз не мог.
- Ты не понимаешь, о чём говоришь, дитя. Ты думаешь, что ты всё можешь. Что ты неуязвим. На самом деле, ты просто глупый ребёнок с чудовищной кашей в голове, - беззлобно-буднично проговорил Сэнд, всё так же глядя в черноту и машинально поглаживая волосы мальчика, заодно проверив и лоб - он был горячее обычного, но не пылал, как при сильном жаре. - Но благодаря тебе я до сих пор жив. Хотя должен был приказать тебе оставаться в Гильдии. И даже сейчас, - Сэнд повысил голос, когда Мел зашевелился и что-то возмущенно забурчал, - даже сейчас ты готов спорить со мной. Ты, конечно, знаешь лучше меня. Тебе всюду нужно сунуть нос. Вот, досовался... Ладно, всё. Без отдыха я всё равно не смогу осилить подъём, а сорваться и сломать шею у меня нет ни малейшего желания. Ты - выпей оставшееся зелье и поспи, пока вокруг тихо.
Мел собирался возразить, но Сэнд молча вытащил из сумки и поднёс к его лицу пузырёк с остатками драгоценной жидкости. Потом отшвырнул стекляшку. Та, пронзительно звякнув, провалилась в дыру и шлёпнулась в жижу на дне, даже не вызвав переполоха - крысы были слишком увлечены внезапно свалившейся добычей, каждая спешила отхватить свой кусок от того, кто внушал трепет, пока был жив.
Сэнд глянул на промокшие ботинки Мела, потом на свои сапоги, подумав, что, едва ли они налезут на широкие ступни лесного эльфа, долго не знавшие обуви.
- У вас есть план? - тихо, но, как ему показалось, с надеждой спросил мальчик.
- Отдыхай. Будет тебе план, - проворчал Сэнд, устраиваясь сам и пристраивая Мела поудобнее, насколько это было возможно в сырой клоаке.
*****
Сэнд не спал, пребывая в состоянии, близком к медитации. Так можно и восстанавливать силы, и поддерживать контроль, и размышлять. Для начала он мысленно поблагодарил Мистру за то, что она помогала ему до этого момента. Большего он ожидать от неё не мог и должен был рассчитывать только на собственные физические и интеллектуальные возможности. К богине магии он обращался чаще, чем к своим родным богам, хотя и их по-своему чтил и часто поминал. Он был уверен, что они присматривают за ним, и испытывал потребность всерьёз обращаться к ним, когда дело касалось вопросов, скорее, внутренних, чем профессионально-повседневных. Но страха или иных сильных переживаний сейчас не было. Обычно Сэнд реагировал на раздражители по мере их новизны и насущности. Таково было свойство его психики и памяти, приспособленных для долгой жизни с неизбежными сонмами эмоционально значимых ассоциаций и воспоминаний. Он смог привести в чувство Мела. Опасность миновала, сердечный ритм восстановился, и следующим важным пунктом был отдых. Он принял к сведению тот факт, что они находятся в ловушке, эмоции по этому поводу прошли, тем более, это было не первое безвыходное положение в его жизни. Он уже знал, что следует делать, когда мальчику станет лучше. Но это требовало много сил и серьёзной решимости. Пока он не чувствовал в себе ни того, ни другого.
Зато можно было обдумать предстоящий разговор с Тину, второй за эти сутки - если исходить из предположения, что они спасутся.
Маг сразу отмёл вариант, что бедным Арвидом двигала исключительно ревность. Это глупейшее из чувств иногда способно управлять поступками, но не до такой степени. Для того, чтобы среди ночи полезть в канализацию и идти к неизвестной цели, выжигая всё на своём пути, нужна более серьёзная причина, и к этому Тину обязательно прислушается и захочет знать всё. Сэнда уже мало волновало, чем это ему грозит. И так уже влез по уши. В конце концов, для него это стало таким же делом чести, каким было для несчастного юноши.
Пришлось-таки признаться себе в том, что ситуация сильно задела его.
Лишь в одном он перегнул палку с Арвидом: молодой маг, конечно же, не мог переломить привычку коллег заниматься своими делами, которая сформировалась при его начальнике. Эрио Бун сам последнее время подавал им дурной пример. Но для того он и обратил внимание аасимара на его ошибки, чтобы тот понял, что теперь не один и ему есть у кого поучиться. Сэнду, которого местное болото не без оснований считало новой метлой, нужен был помощник, способный развиваться, которому можно было со временем доверить более широкие полномочия. Он готов был увидеть такого помощника в молодом, но, по словам Тину, перспективном и преданном Гильдии маге. Но парень воспринял его настолько недружественно и подозрительно, что он не знал, что и думать. Лишь реакция Кары на трагедию поставила всё на свои места.
Можно было догадаться о содержимом записки, лежавшей кучкой пепла в его урне. Явно ничего ценного для расследования его гибели - и слава богам, что он её сжёг без остатка. Но то, как это всё восприняла Кара, задело Сэнда, и ещё как. Она была в шаге от того чтобы обвинить его в смерти Арвида, даже не попытавшись понять. Хотя бы допустить мысль, что он тоже глубоко переживает смерть юноши, между прочим, своего подчинённого, и думает, мог ли уберечь его от такой участи. Неужели она его настолько плохо знает? И это был не первый подобный случай.
Но когда он задал себе вопрос, много ли, на самом деле, у Кары было поводов узнать, что он чувствует, ответ был неутешителен. Он часто вдохновенно спорил с ней, делился своим мнением по разным вопросам и с интересом выслушивал её. Он смешил её и рассказывал разные истории - у него их много накопилось за долгую жизнь. Он осыпал её изысканными комплиментами, выражал действием своё отношение так, как это должен уметь мужчина, и был счастлив осознавать, как это важно для неё. Но то, что доставляет боль, отзывается в сердце, тревожит память, словом, то, о чём говорят с богами - не обсуждал. Их союз был на удивление гармоничным для такой пары, как они, особенно когда Кара не обижалась на него по странным причинам и не отказывала в женском внимании. Но можно ли было ожидать умения понимать без слов от молодой, почти юной женщины-человека?
Сэнд раздражённо поморщился, поймав себя на том, что всё-таки дал волю эмоциям. А как не дать, когда не хочешь, но вновь проживаешь эту невыносимую сцену в отстойнике над мёртвым телом, и в сердце вонзается - так, шип - не шип, а ничтожная колючка. Несправедливость.
Уж он-то хорошо знал Кару, и отлично понял, что за глупая идея пришла ей в голову. Да она и не умела скрываться - Эйлин раскусила её не хуже него. Как она могла подумать, будто его недовольство Арвидом имело личные причины! Он профессионал, маг, в конце концов, зрелый мужчина, а не гормонально-зависимый герой из ярмарочной мелодрамы. Кара нравится не только ему, это факт, и что, теперь только об этом и думать? Посмотрела бы лучше на бревно в своём глазу. Чем, ради всех богов, перед ней провинилась Тину? Тем, что была удивлена встречей, но безупречно владела собой? Тем, что встретила его не огненными шарами, а гостеприимной улыбкой? И любезно предложила Каре чаю, а не смотрела на неё горгоной, что Каре, безусловно, было бы понятнее и ближе?
Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Сэнд едва не рассмеялся в голос. Профессионал и зрелый мужчина зациклился на бытовых страстях. Но всё так странно переплелось. Его сильной стороной всегда было то, что любые повороты судьбы, даже самые неблагоприятные, он умел использовать для обогащения своего опыта, а иногда и расширения круга изучаемых вопросов. И переждав трудные времена, выходил из них с новыми навыками и идеями. Вот и сейчас, с этой судьбоносной поездкой в Уотердип, снова настал такой момент. Изменились его перспективы чуть ли не по всем направлениям, замаячил новый серьёзный интерес. Он чувствовал, что вот-вот вздохнёт свободнее. Он видел, что его знания и опыт могут серьёзно укрепить и улучшить шаткую прикладную конструкцию, наспех сооружённую гениальным покойником Эрио Буном. Он был в выгодном положении: его не поджимало время, и он умел работать системно, а не по наитию и озарению. Его неукротимый ум уже начал подспудно работать над этой проблемой, рождая базовые элементы формул и аналитические цепочки, закладывая основу для нового знания на стыке нескольких дисциплин. Териантропия и методы борьбы с ней. Практичная часть его "я" тоже говорила, что этому стоит посвятить время. Даже с учётом всех опасных издержек такой работы.
А все эти проблемы с Карой порядком отвлекали. Но эти отношения как-то незаметно стали больше чем фоном для всего, что с ним происходило. Они были слишком важны... эмоционально значимы, чтобы просто спокойно и без драм освободиться от них, как он обычно поступал в таких случаях.
Он мог поклясться, что знает себя вдоль и поперёк, и меняться ему некуда, но снова приходил на ум занозистый вопрос, каким же видит его женщина, которая с ним живёт уже полтора года и кажется ему самому то близкой и понятной, то абсолютной незнакомкой.
В его причудливо устроенной памяти один за другим стали возникать образы, звуки, запахи, смыслы. Между некоторыми из них, как подсказывала простая логика, были столетия, но по одному Мудрецу на Закате* понятным закономерностям они оказывались рядом в одном архиве, накладываясь и просвечивая. Что ж, подумал он, почему бы и нет. Оказавшись в ловушке, когда смерть ходит рядом, самое время повспоминать свою жизнь. Может, всплывёт что-то важное...
_____________________________________
* Мудрец на Закате, Лабелас Энорет - эльфийское божество, отвечающее за течение времени, память и изменения