Волознев Игорь Валентинович : другие произведения.

Неизвестное путешествие Синдбада

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Совершив семь путешествий, Синдбад поклялся никогда больше не покидать пределов Багдада. Хватит с него морских бурь, кораблекрушений, пустынных островов, джиннов, болот, пещер и всяческих приключений... И всё же после таинственной находки, сделанной им недалеко от собственного дома, ему пришлось-таки отправиться в новое путешествие. Причём настолько далёкое и опасное, полное ужасных событий, что после него предыдущие семь вспоминаются как сладкая детская сказка.
  И. Волознев
  
  
  
  
  Неизвестное путешествие Синдбада
  
  
  
  И снова властвует Багдад,
  И снова странствует Синдбад,
  Заводит с демонами ссору,
  И от египетской земли
  Опять уходят корабли
  В великолепную Бассору.
  
  Николай Гумилев
  
  
  
  1
  
  Совершив семь путешествий, Синдбад поклялся никогда больше не покидать пределов Багдада. Хватит с него морских бурь, кораблекрушений, пустынных островов, джиннов, болот, пещер и всяческих приключений. Много раз он оставался жив лишь чудом, и снова испытывать судьбу было бы с его стороны жестокой неблагодарностью по отношению к тем силам, которые хранили его и в конце концов привели к мирной пристани родного дома. И Синдбад неизменно отвечал отказом на заманчивые предложения знакомых купцов отправиться с ними в дальние экспедиции, сулящие, по их словам, большие барыши. Ему довольно было тех богатств, которые достались ему во время последнего путешествия.
  Плаваньям в далёкие страны он предпочитал прогулки по Багдаду, причём особенно любил в сопровождении слуги пройтись по базару. Здесь, среди разноязыкого говора, шума, ржания лошадей, выкриков водоносов и торговцев, среди бесчисленных выставленных на продажу даров природы и изделий рук человеческих Синдбад забывал о своей тяге к странствиям. В непрерывно текущей людской реке сновали носильщики, крестьяне, военные, подростки, нищие, женщины в чадрах, странствующие дервиши в запылённых лохмотьях; над головами то тут, то там проплывали круглые зонты богатых вельмож, важно шествовавших в сопровождении рослых рабов; иногда показывались носилки, в которых за парчовыми занавесями возлежали жёны приближённых халифа. А кого только не увидишь в торговых рядах! Индийцы, персы, франки, турки, негры, даже приезжие из далёкого Китая - все были здесь, все расхваливали свой товар. Недаром Багдад называли Городом Мира!
  Полюбовавшись на горячих аравийских коней в драгоценных уздечках и оценив их стать, Синдбад направлялся к лавкам, где торговали дамасскими саблями; оттуда шёл к золотых и серебряных дел мастерам, потом к торговцам китайскими шелками и румийской, затканной золотом парчой, к торговцам рукописями и морскими картами, к торговцам пряностями, торговцам птицами и зверушками, а потом ещё в лавки и лавчонки многих других торговцев. Ближе к полудню, исходив полбазара, изрядно вспотев и чувствуя усталость, он сворачивал в узкую улочку, где находилась баня. Тут его мыли, распаривали тело, разминали суставы, причём каждый сустав громко щёлкал, подстригали и выравнивали его чёрную бороду, брили голову и натирали её душистой розовой водой. После мытья, в новом, сверкающем белизной тюрбане, в новом полосатом халате и в почищенных сафьяновых сапогах, подбитых серебряными подковами, Синдбад шёл в конторы, где сидели знакомые купцы. Они шумно приветствовали его и вели смотреть всяческие диковины, привезённые ими из далёких стран. Слушая их рассказы, Синдбад начинал сожалеть о своей клятве, вздыхал и завидовал собеседникам.
  Ближе к вечеру проголодавшийся мореход заходил в духан, где готовили рисовый пилав не хуже, чем у самого халифа. Засиживался он тут подолгу, потому что после трапезы имел обыкновение сыграть партию-другую в шашки с завсегдатаями.
  В тот жаркий день, когда начались странные и удивительные события, о которых мы поведём рассказ, Синдбад, выйдя из духана, увидел сидящую на углу старую цыганку в пёстрых лохмотьях, которой в прежние дни здесь не было. Перед цыганкой стояло круглое блюдо с водой.
  - О Синдбад, не торопись проходить мимо своей судьбы! - крикнула она, увидев знаменитого путешественника. - Я умею предсказывать будущее. Задержись возле моего блюда, и тебе откроется то, что с тобой произойдёт.
  Синдбад, помешкав, подошёл к ней.
  - Ты и в самом деле умеешь предсказывать? - спросил он, присаживаясь рядом. - В таком случае, скажи мне, когда прибудут мои корабли, которые я отправил с товарами в Офир. Уже два года я не имею от них известий.
  Цыганка опустила в воду палочку и стала размешивать ею мелкие разноцветные шарики, устилавшие дно блюда. Синдбад, приглядевшись к мозаике, вскрикнул от удивления: узор из шариков неожиданно составился в картинку, изображавшую корабль. Синдбад его тотчас узнал. Это был один из кораблей, отправленных им в Офир!
  Цыганка пробормотала заклинание, и вода забурлила, пошёл пар. Старуха ввела в него руки и заговорила негромко, полузакрыв глаза:
  - О Синдбад, твои корабли сегодня на рассвете прибыли в Басру. Завтра утром ты получишь известие о них. Торговля в заморских странах была удачной, трюмы кораблей полны товаров, которые ты с выгодой продашь в Багдаде.
  Обрадованный Синдбад протянул ей серебряный дирхем.
  - Получишь ещё десять монет, если твоё предсказание сбудется! - воскликнул он.
  Пар рассеялся. Цыганка снова перемешала шарики, и Синдбад изумился ещё больше: со дна блюда на него глядело его собственное лицо! Невозможно было понять, шарики ли это по воле колдовства сложились в подобный узор, или дно блюда сделалось зеркальным.
  Вода снова забурлила. Цыганка простёрла руки.
  - О пророчица, что ещё открылось тебе? - спросил Синдбад, охваченный любопытством.
  - Скоро ты отправишься в путешествие, - сказала она.
  - Это невозможно, о досточтимая гадалка. Я поклялся именем Аллаха не пускаться в новое странствие. Никакая сила не заставит меня по доброй воле покинуть Багдад!
  Цыганка водила руками над бурлящей водой, опуская их всё ниже.
  - Это странно и непостижимо, - говорила она, - но провидческий дух, заключённый в блюде, говорит мне, что тебе предстоит отправиться в такие отдалённые страны, которых ты не достигал за семь прежних путешествий. Страшные и удивительные события произойдут с тобой. И никто в Багдаде не заметит твоего отсутствия. Тебя не будет дома всего несколько минут.
  - Но возможно ли, - недоумевал Синдбад, - чтобы я за несколько минут побывал в отдалённых странах?
  - Я передаю тебе то, что внушает дух-прорицатель, - ответила старуха. - Мне самой непонятно его пророчество. Как бы там ни было, путешествие твоё начнётся уже сегодня.
  Бурление в блюде прекратилось, пар рассеялся и цветные шарики уже не составляли никакой картинки.
  Синдбад поблагодарил цыганку и в глубокой задумчивости пошёл по улице. Размышляя о предсказании, он удивлялся его противоречивости. Как могло быть так, что завтра утром он узнает о прибытии в Басру своих кораблей, и в то же время уже сегодня отправится в путешествие?
  Он вернулся к духану, чтобы подробнее расспросить старуху, но там, где она сидела, стояли бочки с оливковым маслом, и одноглазый торговец громко приглашал народ попробовать его товар.
  Ошеломлённый мореход направился к площади. Привычный шум и суета большого базара рассеяли его тревогу. "А может быть, я совершу путешествие во сне?" - подумал он и улыбнулся при этой мысли. На душе у него стало спокойнее. Он уже начал сомневаться не только в правдивости предсказания старой цыганки, но и в самом её существовании. "Не уснул ли я, случаем, в духане после сытного обеда, сидя на мягком ковре, и не приснилась ли мне эта встреча?" - думал он.
  Сам не заметив как, он вышел к набережной Тигра. На воде покачивалось множество лодок и фелук, а на берегу царила обычная базарная суета. Моряки и торговцы рыбой разложили товар прямо на прибрежных камнях. Рыб продавали на вес и на длину, их тут же разрубали на куски, жарили в больших сковородах, и находилось немало желающих отведать горячее кушанье.
  У дальнего причала стояла большая толпа. Люди толкались локтями, вытягивали головы и старались протиснуться поближе к середине. Синдбад послал слугу узнать, что там такое.
  - Продают диковинную рыбу, - доложил слуга, вернувшись. - Она плоская и широкая, как камбала, на голове её рог, а пасть усажена четырьмя рядами острых зубов. В толпе стоят бывалые купцы и капитаны, и все удивляются. Никто никогда не видел такой рыбы.
  Заинтересовавшись, Синдбад вошёл в толпу. Узнав его, моряки и купцы посторонились, давая ему дорогу. Синдбад оглядел рыбу и тоже признался, что видит подобное создание впервые в жизни. По словам торговца, её доставили из Африки в бочке с водой. Сейчас её непрерывно поливали, чтобы она не умерла. Влажная чешуя рыбы жемчужно переливалась, пучились её красные, как рубины, глаза, блестели белые зубы.
  - Продаю её за двадцать золотых динаров, - объявил торговец. - Это дорого, но чудо-рыба стоит того. Её мяса не пробовал сам халиф!
  Услышав цену, многие в толпе покачали головами. Кое-кто сразу отошёл в сторону. Синдбад вскинул руку:
  - Я покупаю! Доставь её сегодня же в мой дом и там получишь деньги сполна. Ахмед покажет тебе дорогу, - и он кивнул на слугу.
  - Будет исполнено, о господин, - с низким поклоном ответил торговец и распорядился опустить рыбу в бочку, а бочку погрузить на телегу, запряжённую двумя крепкими мулами.
  Синдбад не стал дожидаться, пока телега двинется в путь, и поспешил домой, на ходу перебирая чётки и шепча благодарственные молитвы Аллаху, который послал ему сегодня такую диковину. Будет на что посмотреть друзьям, которые соберутся вечером в его доме.
  
  
  2
  
  Солнце низко стояло над минаретами и крышами Багдада, когда Синдбад вернулся в свой дом, окружённый тенистым садом. Вскоре пришли знакомые капитаны и купцы, и, как всегда за вечерней трапезой, начались разговоры о путешествиях и заморских странах.
  Вначале гости рассказали о том, что сами видели. Потом поведали истории, услышанные ими с чужих уст. Это были удивительные истории о морских джиннах, насылающих бурю, о городах, всплывающих со дна океана и снова погружающихся в пучину, о реках, таких длинных, что по ним можно подняться до Небесной Страны, о горных долинах, где в земле разверзаются громадные трещины, поглощая целые караваны, и будто эти трещины не что иное, как глотки подземных великанов. Слушатели ахали и качали головами. Когда рассказчики смолкли, настала очередь Синдбада. За окнами уже сгустилась ночь, а он, увлёкшись, всё говорил и говорил о летающих людях, об одноглазых великанах, о долине алмазов, о гигантской птице Рухх.
  Он закончил бы рассказ ещё нескоро, если бы не появился Ахмед, который доложил, что диковинная рыба доставлена в дом. Синдбад тотчас пригласил гостей взглянуть на неё. Все гурьбой отправились на кухню, и там, окружив рыбу, разразились изумлёнными возгласами. Никто не мог припомнить, чтоб когда-нибудь видел что-либо подобное. Лишь один старый капитан, проплававший сорок лет, узнав, что рыба доставлена с берегов Африки, задумался и спросил у Синдбада:
  - Не о тех ли берегах идёт речь, где обитает племя карликовых негров?
  - Не знаю, - ответил мореход. - Торговец, у которого я купил рыбу, ничего об этом не сказал.
  - В годы моей молодости, - продолжал капитан, - один бывалый купец как-то рассказывал мне о морском течении, которое проходит возле берега карликовых негров. Оно столь быстрое, что с ним не может справиться ни один корабль. Откуда, из каких мест оно идёт - никто не знает, но, видно, места те необыкновенные. На омываемом им берегу часто находят выброшенных на песок морских тварей, о которых никто доселе не ведал. Ручаюсь головой, что и эта рыба принесена тем течением. Немалый, должно быть, путь она проделала, прежде чем оказаться у африканского берега!
  - Неисчерпаемы чудеса подлунного мира, - покачал головой Синдбад. - Не родился ещё смертный, который познал бы их все. Да и возможно ли познать их? Лишь одному Аллаху доступно это. Так будем же довольны, друзья мои, теми немногими знаниями, которые открыты нам по его милости!
  Прощаясь, он пригласил гостей явиться к нему завтра утром, чтобы отведать чудесной рыбы. А повару Касиму приказал сейчас же приступить к её разделке.
  Гости разошлись. Синдбад после вечернего омовения и молитвы приготовился было отойти ко сну, как вдруг вбежала взволнованная служанка и сообщила, что на кухне подрались повар с привратником. Синдбад поспешил туда и тотчас понял, из-за чего повздорили слуги. Возле вспоротой рыбьей туши лежали извлечённые из неё внутренности, и в этой груде кишок и объедков виднелось горлышко потемневшего от времени сосуда.
  - Кувшин - мой! - кричал привратник Мустафа, размахивая руками. - Я первым увидел его!
  - Разделывать рыбу поручили мне, - отвечал Касим. - Я главный на кухне, и рыбьи внутренности принадлежат мне!
  - Ну и бери их, а кувшин отдай!
  - Ишь, чего захотел! Убирайся отсюда! Твоё место - у ворот!
  - Без кувшина не уйду!
  - Ах вы, нерадивые слуги, - громовым голосом закричал Синдбад, хватая палку для раскатки теста. - Так-то вы преданы мне! Так-то вы заботитесь о благополучии и приумножении богатств моего дома! Прочь отсюда, шакалы, и не показывайтесь мне на глаза, пока не остыл мой гнев!
  Касим с Мустафой на четвереньках, не смея встать с колен, уползли из кухни.
  Синдбад поднял сосуд и осмотрел его. Сосуд был тяжёлый и сделан из золота, которое потемнело от продолжительного пребывания в морской воде. Узкое горлышко было запечатано печатью с оттиснутыми на ней непонятными знаками.
  Удивляясь, мореход отнёс сосуд в уединённую комнату, поставил на пол и зажёг светильник. Наклонившись, он долго разглядывал золотые бока, ощупывал их пальцами, прикладывал к ним ухо, словно надеялся что-то расслышать. В доме стояла тишина. Из больших окон струился звёздный свет, соперничая с огоньком в лампе.
  Синдбад вооружился ножом и принялся срезать печать. Когда печать была срезана, из горлышка вдруг сама собой вылетела пробка. Пронеслась она с такой скоростью, что, задень она голову Синдбада, всё бы на этом кончилось. Вслед за пробкой из сосуда выплеснулась струя чёрного клубящегося дыма. Мореход, дрожа, смотрел, как дым поднимается до потолка и начинает сгущаться, принимая очертания большого уродливого джинна. Вскоре джинн стоял перед Синдбадом во всей своей жуткой красе. Его большая голая голова походила на череп, глаза во впадинах светились как уголья, из оскаленного рта торчали клыки. Ноги джинна были тощими и кривыми, зато мохнатый выпяченный живот походил на бурдюк, полный вина. Руки с большими когтистыми пальцами, похожие на крабьи клешни, раскинулись от стены до стены.
  - Я - Зумдада ибн Джалиджис, могущественнейший из джиннов, - сказало страшное существо и захохотало, наслаждаясь испугом своего спасителя. - Меня боятся все, передо мной трепещут, ведь я умею читать мысли! Едва взглянув на тебя, я понял, что ты купец, и зовут тебя Синдбад. Знай, несчастный, что сам великий царь всех духов Сулейман ибн Дауд опасался меня, и не зря, ведь я могу не только читать мысли, но и превращаться во что угодно. Однажды я замыслил возвыситься над самим Сулейманом. Я принял его облик и целую минуту восседал на его троне. Целую минуту небо, земля и вода повиновались мне!
  У джинна засверкали глаза, затряслись руки и он разразился рыданиями и проклятиями.
  - Моё торжество продолжалось лишь одну краткую минуту... Сулейман и небесное воинство свергли меня с престола и в наказание за гордыню заточили в сосуд, который бросили в морскую пучину. Я был обречён на вечное пребывание в этой постылой темнице... Но прошли века. На небесах, как видно, забыли обо мне, предоставив сосуду носиться по воле волн, как ему заблагорассудится. И судьба сжалилась надо мной. Я свободен! Свободен! - Джинн опять разразился хохотом. - Я приму твой облик, о мой злосчастный спаситель, и никто не заметит подмены. А чтобы никто ни о чём не узнал, я убью тебя. Превращу в таракана и раздавлю одним ударом пятки! Потом проникну во дворец халифа, приму облик правителя, соберу войско и двинусь покорять все четыре стороны света. Но ты этого не увидишь, ибо к тому времени будешь мёртв.
  - О джинн, - пролепетал опомнившийся Синдбад. - Я не верю глазам. Это невозможно...
  Джинн вперился в него пылающим взглядом.
  - Я прочёл твои мысли и знаю, что тебя удивило. Ты не можешь взять в толк, как я, такой громадный, поместился в этом ничтожном сосуде.
  - Ты прав, о джинн. Именно об этом я и хотел у тебя спросить.
  - Лёгкое колдовство, доступное самому заурядному ифриту!
  - И всё же я не поверю, пока не увижу своими глазами, как это произошло.
  Ибн Джалиджис расхохотался.
  - Если я захочу, то помещусь не то что в кувшине - в напёрстке, в иголочном ушке, да в чём угодно!
  - Нет, нет, не могу поверить, - твердил Синдбад. - Я читал в древних книгах, что этого не мог сделать даже сам Сулейман ибн Дауд!
  - Сулейман не мог, а я могу, - хвастливо заявил джинн. - Потому что я - самый умный, самый хитрый и самый ловкий из всех джиннов на свете!
  - Если Сулейман не мог, то джинн и подавно не может, - настаивал Синдбад. - Я человек торговый и меня не проведёшь. Я знаю, что почём в этом мире.
  - Ты обвиняешь меня во лжи? - заревел джинн, и от его громового голоса затряслись стены. - Я, конечно, тебя убью, но вначале докажу правоту своих слов. Перед смертью ты убедишься в моём колдовском могуществе. Смотри же!
  И джинн, заклубившись в воздухе дымом, начал засасываться в горлышко сосуда. Засосавшись наполовину, дым вновь превратился в джинна. Только теперь перед Синдбадом возвышалась лишь верхняя половина туловища; нижняя находилась в сосуде.
  - Не верю, не верю, - повторял Синдбад. - Это невозможно. Такой большой джинн в таком маленьком кувшине никак не поместится.
  Джинн в ярости потряс кулаками.
  - Не веришь, несчастный? - И он, снова превратившись в дым, продолжал засасываться в горлышко.
  Синдбад схватил лежавшую неподалёку печать и подполз к сосуду. Туда уже затягивались последние остатки дыма. Внезапно они обрели очертания уродливой головы. Клыкастая пасть раскрылась и проревела:
  - Теперь-то ты убедился?
  - Как я могу убедиться, когда твоя голова больше самого кувшина? - воскликнул Синдбад.
  Джинн посмотрел ему в глаза.
  - А-а-а-а! - вдруг заревел он, его голова затряслась, а кувшин запрыгал в воздухе. - Я прочёл твои мысли, коварный! В твоей руке печать Сулеймана, которой ты хотел вновь замуровать меня в проклятом сосуде! Нет предела человеческому злодейству, и не зря я поклялся убить того, кто освободит меня!
  Дым повалил из горлышка со страшной силой, и через несколько мгновений джинн вновь стоял посреди комнаты. Лицо его кривилось, пальцы скрючивались и тянулись к Синдбаду.
  - Превратить тебя в таракана и раздавить - это величайшая милость с моей стороны, - дрожащим от злости голосом проговорил он. - Нет, ты не заслуживаешь такой лёгкой смерти! Твоя смерть будет мучительна и ужасна! Я превращу тебя в жабу и буду медленно поджаривать на огне этого светильника. Ты будешь корчиться в жесточайших муках, и не будет для меня зрелища слаще, чем вид твоих страданий, презренный обманщик.
  - Погоди, о джинн, - вскричал мореход в последней надежде. - Ты ведь хотел превратиться в меня. А кто же, как не я, сможет по достоинству оценить такое превращение? Я очень сомневаюсь, что ты будешь похож на меня, ведь у тебя голос - как труба, а руки - как клешни. И потом, куда же ты денешь свои клыки?
  Джинн, ни слова не сказав, закружился вихрем. Через минуту вихрь сузился до размеров человеческой фигуры и застыл, превратившись в точную копию Синдбада. Кошмарный колдун стоял перед мореходом в таком же полосатом халате, и даже лицо у него было такое же бледное и испуганное.
  Но испуг сохранялся лишь первые мгновения. Двойник всплеснул руками и расхохотался, и смех у него был точь-в-точь как смех настоящего Синдбада.
  - Теперь я - Синдбад! - закричал джинн. - Мне принадлежат твои корабли и товары, твой дом, твоя жена, твои слуги. А завтра я превращусь в халифа и мне будет принадлежать весь Багдад!
  - В меня превратиться немудрено, ведь я нахожусь тут, перед тобой, - слабым голосом возразил Синдбад. - Но как же ты превратишься в нашего луноликого халифа?
  - В тот самый миг, когда увижу его, - ответил джинн. - Я его тут же убью и в его облике займу престол.
  - Значит, ты не можешь превратиться в то, чего никогда не видел! - воскликнул Синдбад. - А стало быть, ты не настолько могуществен, как утверждаешь!
  Джинн вперился в него взглядом.
  - Я не видел халифа, зато ты видел! - крикнул он. - Я читаю это в твоих мыслях! Вспомни его получше, и я тут же, при тебе, превращусь в него!
  - Ты хочешь сказать, что можешь превратиться во всё, что я воображу? - переспросил Синдбад.
  - Во всё! - горделиво подтвердил джинн.
  - Не могу поверить в такое, - пробормотал мореход.
  Джинн в гневе затопал ногами.
  - Нарочно превращусь, чтобы ты окончательно убедился в моём могуществе и умер со спокойной душой на этот счёт! - провопил он. - Давай, воображай! Сейчас стану хоть халифом, хоть слоном, хоть мелкой букашкой!
  Синдбад протянул ладонь и представил, что на ней сидит комарик. Джинн вновь превратился в дымный вихрь, который на этот раз заклубился особенно быстро, так что даже раздался свист. Вскоре вихрь сделался крохотным, свист уже походил на писк, мгновение - и на ладонь Синдбада опустился комар. Синдбад тотчас треснул по нему другой ладонью. Но он когда развёл руки, то - о ужас! - убедился, что коварному джинну ничего не сделалось. Комар был жив и пищал, и этот писк очень походил на смех...
  Синдбад закрыл глаза и со стоном опустился на пол. Чья-то нога, обутая в сафьяновую туфлю, грубо ударила его. Синдбад поднял голову и увидел перед собой своего двойника.
  Ибн Джалиджис трясся от ярости, его глаза налились кровью.
  - Коварнейший из смертных! - взревел он. - Даже та мучительная казнь, которую я приготовил для тебя, будет слишком лёгким наказанием за твою наглую выходку! Ты задумал погубить меня, словно я и правда букашка, которую можно просто так взять и прихлопнуть ладонью, оставив от неё мокрое пятно! Ты умрёшь, и умирать будешь мучительно и долго, очень долго!
  Насупив брови и заложив назад руки, он начал расхаживать по комнате.
  - А-а! - завопил вдруг он. - Зачем так долго ломать голову, когда самая мучительная казнь для тебя, Синдбад, лежит у меня под ногами? - С этими словами он поднял золотой сосуд. - Вот здесь, в этой темнице, не видя света солнца и звёзд, не слыша людских голосов, ты будешь томиться неисчислимое количество лет!
  Он протянул в сторону Синдбада руку, крикнул слова заклинания, и Синдбад начал уменьшаться, пока не превратился в человечка ростом с палец.
  - Ты не будешь нуждаться в воздухе, в еде и питье, - продолжал творить колдовство ибн Джалиджис, - болезни не тронут тебя, и жить ты будешь всё время твоего заточения в сосуде, хоть бы оно длилось целую вечность...
  Мореход почувствовал, как его против воли влечёт к горлышку, которое стало таким большим, что он мог пролезть в него. Увеличилась и комната, а его мстительный двойник сделался настоящим великаном.
  Джинн хохотал, глядя, как коротышка Синдбад влезает в сосуд. Миг - и горлышко закупорила пробка. Ещё миг - и сосуд, взлетев, упал джинну в руки. Он вышел с ним на балкон, подбросил в воздух и крикнул несколько слов. Сосуд, застывший было над его головой, тут же сорвался с места и умчался со скоростью пушечного ядра.
  Двойник Синдбада оглядел с высоты балкона многочисленные крыши спящего города.
  - Завтра всё это будет принадлежать мне, - сказал он с довольной усмешкой. - А потом и весь мир будет у моих ног. Я сделаюсь властителем вселенной! Эй, слуги! - закричал он и захлопал в ладоши.
  На крик явился Ахмед.
  - Я голоден, как сто гиен, - сказал лже-Синдбад. - Неси сюда всю еду, какую найдёшь в доме!
  - Слушаюсь, господин.
  - А что моя прекрасная супруга? - осведомился джинн.
  Слуга с поклоном указал на лестницу, выстланную красным персидским ковром.
  - Она на своей половине, господин. Наверное, ждёт тебя.
  - Пошевеливайся, бездельник.
  Ахмед удалился, а джинн, смеясь и потирая руки, устремился наверх по красной лестнице.
  
  
  3
  
  Синдбад не слышал ни свиста воздуха за стенками своей темницы, ни плеска сомкнувшихся над ней вод. Сосуд лишь покачивался, заставляя его кататься по выгнутому полу, словно по палубе корабля, терпящего бедствие в жестокий шторм. Синдбад громко кричал, плакал и молил Аллаха о спасении, но пробка и не думала откупориваться, выпуская его на свободу.
  И неведомо было несчастному узнику, что его горячие мольбы всё же услышали на небесах. По неизреченной милости Аллаха сосуд с Синдбадом, упав в море, был сразу проглочен гигантским осьминогом. А надо сказать, что этот осьминог довольно часто всплывал на поверхность, и тогда его жертвами становились торговые суда, которые плыли к большому густонаселённому острову, лежащему посреди океана. По этой причине корабли давно перестали заходить туда. Причалы портовых городов опустели. Их жители, всматриваясь в морской горизонт, уже много лет не видели ни одного паруса. Зато часто, особенно перед штормом, когда волны начинали набухать пеной и как стадо разъярённых тигров бросаться на каменные дамбы, из тёмных вод вырастали страшные щупальца осьминога-исполина, а затем показывалось и его круглое туловище, ставшее могилой для многих отважных моряков. Горожане в ужасе покидали свои дома и бежали прочь от берега. Не имея достаточной добычи в море, осьминог нередко подплывал к причалам, протягивал свои многометровые щупальца в улицы и двери домов и уносил всё, что прилипало к его присоскам. Оторваться от них было невозможно. Люди и животные, захваченные ими, отправлялись прямиком в пасть к прожорливому чудовищу.
  Угнетаемые тварью и лишённые подвоза многих необходимых товаров, островитяне испытывали жестокую нужду. Угроза голода нависла над некогда благодатной и процветавшей землёй.
  Тогда царь острова призвал к себе магов и звездочётов и приказал им пустить в ход всё своё колдовское искусство, чтобы избавить страну от нашествий безжалостной твари. Три месяца думали и советовались мудрецы. И вот старейший из них вспомнил о древней рукописи, затерянной в подвалах разрушенной башни. После долгих поисков свиток был найден и с подобающими церемониями прочитан. В ночь, когда осьминог снова показался на горизонте, маги и звездочёты во главе со старым мудрецом поднялись на крутую скалу над морем. Пока ужасающая тварь подплывала, они, простирая руки и потрясая головами, выкрикивали заклинания, начертанные на древнем пергаменте. А старый мудрец, упав на колени и вонзив ногти в сухую землю, громко призывал птицу Рухх.
  Влекомая силой колдовства, гигантская птица стремглав одолела бескрайние просторы, отделяющие её гнездо от острова. В небе раздался шум её крыльев, подобный раскатам грома; засверкали, как молнии, её глаза. Птица Рухх была такой большой, что закрыла половину неба, отчего на остров опустилась темнота. Тем временем исполинский осьминог, нетерпеливо хлопая по воде щупальцами и поднимая высокие волны, подплыл к острову. Он был голоден, за весь сегодняшний день он проглотил лишь с полсотни рыб да золотой сосуд с заключённым в него Синдбадом, и сейчас надеялся найти поживу в прибрежных городах.
  Маги на скале продолжали творить колдовство. Повинуясь ему, птица Рухх стала кружить над островом, тяжело взмахивая крыльями. Исступлённо закричал старый маг, указывая пальцем на осьминога, и птица Рухх, разразившись громовым клёкотом, от которого все мудрецы попадали без чувств, сложила крылья и ринулась вниз. Осьминог взревел, вздыбил щупальца; птица Рухх увернулась от их удара, вонзила когти в исполинскую тушу и, забив крыльями, вытянула её из воды. Щупальца извивались в воздухе и норовили ударить или оплести могучую птицу, но она крепко держала свою добычу.
  Такая тяжкая ноша, как гигантский осьминог, оказалась не под силу даже птице Рухх. В полёте она не смогла удержать её и выпустила из когтей. Осьминог рухнул на большой город посреди острова, полностью накрыв его собой. Мудрецы лежали без чувств и некому было читать заклинания, чтобы вновь направить птицу на бой с гигантом. Освободившаяся от чар птица Рухх громко вскрикнула, расправила изрядно побитые в схватке с осьминогом крылья и унеслась прочь.
  Израненное чудовище лежало, не в состоянии добраться до моря и скрыться в его спасительной глубине. Огромное лоснящееся тело тряслось в предсмертной судороге, щупальца извивались и крушили всё, что им попадалось. Город, на который упал осьминог, и два близлежащих города были полностью снесены их страшными ударами. Жители гибли под обломками зданий, в ужасе бежали в леса, а иные прилипали к присоскам и, не в силах отлипнуть от них, погибали, когда щупальца бились об землю.
  Царь острова направил против издыхающего чудовища всю свою армию. Вначале к осьминогу подтащили катапульты и баллисты, и три дня и три ночи беспрерывно метали в него каменные глыбы и заострённые стволы деревьев. Осьминог ревел, бился и тщетно пытался уползти. Наконец его щупальца поникли. Гигантская туша затихла и лишь поводила большими круглыми, как купола мечетей, глазами, время от времени испуская надсадный, полный смертельной муки рёв.
  Тогда на полумёртвое чудище взобрались тысячи всадников и принялись колоть его копьями и мечами. А потом на огромной телеге, запряжённой пятьюдесятью мулами, подвезли громадный стальной тесак и, раскачав его на крепких канатах, с размаху вонзили чудовищу в живот. Чёрная кровь хлынула таким могучим потоком, что в нём захлебнулась и погибла вся островная армия. Устремившись к заливу, поток смёл на своём пути четыре города, двадцать деревень, вырвал с корнями целый лес и отравил землю в тех местах, по которым протекал, сделав её безжизненной.
  Когда же осьминог окончательно издох и земля вокруг него подсохла, царские слуги проникли в его распоротый живот. Там, среди множества останков проглоченных людей и рыб, рваной парусины, досок и заплесневелых бочек, гнили рыбачьи лодки и целые торговые суда. В их обломках слуги царя нашли сундуки с золотом и драгоценностями, а в одеждах погибших купцов - кошельки, набитые монетами. Царь потирал руки от радости. Доставшаяся ему добыча с лихвой окупила все разрушения, которые осьминог нанёс его острову.
  Желудок чудовища представлял собой огромную клоаку, наполненную зловонием и скользкими, топкими останками, в которые при одном неверном шаге можно было погрузиться с головой, как в болотную трясину, и сгинуть навсегда. Люди, направленные сюда искать сокровища, передвигались с большой осторожностью, обвязавшись верёвками, держа фонари и ощупывая дорогу палками. Всё ценное, что попадалось им на пути, они складывали в мешки.
  Царский конюх, шедший последним в связке, неожиданно поскользнулся и наверняка потонул бы в отвратительной мешанине полупереваренных останков, если бы не верёвка, которой он был привязан к своим спутникам. Барахтаясь впотьмах и стараясь за что-нибудь ухватиться, он неожиданно нащупал в тухнущей рыбьей массе какой-то кувшин. Радуясь добыче, он потихоньку спрятал его не в мешок, оттягивавший ему плечи, а себе за пазуху. Подошедшие люди помогли ему выбраться, и отряд продолжал движение по необъятным осьминожьим внутренностям.
  Вернувшись домой, конюх внимательно осмотрел находку. Сосуд был небольшим, но сделанным из золота и довольно увесистым, и конюх решил, что он набит драгоценностями. Дрожащими от нетерпения руками он откупорил его, перевернул и принялся трясти. Но из горлышка, вместо драгоценных камней, выпал человечек с растрёпанной бородой, одетый в полосатый халат и в красные сафьяновые туфли с загнутыми кверху носками.
  - Ты кто? - в страхе спросил конюх, на всякий случай отходя подальше. - Ты колдун?
  Синдбад, ошеломлённый неожиданным освобождением, с не меньшим страхом смотрел на великана, каким казался ему конюх. Первым делом он опустился на колени и вознёс благодарственную молитву Аллаху. Затем обратился к своему освободителю со словами приветствия. Но по лицу великана было видно, что он не понимает ни слова по-арабски. Тогда Синдбад приветствовал его на персидском, на арамейском и на греческом языках. Великан лишь пучил на него глаза и мотал головой.
  Убедившись, что человечек не причинит ему вреда, конюх начал думать о том, как с ним поступить. Оставить его в доме было опасно, потому что слух о нём наверняка дойдёт до ушей царя. Тогда придётся признаться, что человечек находился в золотом кувшине, найденном в желудке осьминога.
  "За кражу кувшина не сносить мне головы, - подумал конюх. - Поэтому избавлюсь-ка я от человечка. Утоплю его в море, а кувшин разрежу на куски и продам знакомому ювелиру, чтоб никто ничего не заподозрил".
  И он сгрёб Синдбада в кулак и отправился на берег, который находился недалеко от его дома.
  Была ночь, по небу мчались тучи, пронзительно выл ветер и большие волны с тяжёлым грохотом набегали на прибрежные скалы. Конюх влез на самую высокую скалу, размахнулся и швырнул несчастного Синдбада далеко в море.
  "Человечку ни за что не выжить в такую бурю, - сказал он себе. - Я совершаю грех перед Богом, но собственная голова дороже".
  Оказавшись в бушующем море, Синдбад пришёл в ужас и горько раскаялся в своём желании покинуть тёплый и уютный сосуд. Судьба, направляемая рукой Всевышнего, жестоко испытывала его. Избавив от заточения в сосуде и ниспослав луч надежды, она вновь обрекала его на гибель!
  Он поплыл, борясь с волнами, которые казались ему гигантскими. И он ни за что не доплыл бы до берега, если бы ему не подвернулась щепка, которая для маленького Синдбада была целой доской. Он вцепился в неё обеими руками и, закрыв глаза, отдал себя на милость Аллаха.
  Щепку с Синдбадом вынесло на берег, но здесь случилась новая беда. По берегу, в поисках выброшенной волнами рыбы, рыскала свора бродячих собак. Мореход закричал в смертельном страхе, увидев над собой громадную оскаленную пасть. Голодный вожак собрался было разорвать его, но тут невесть откуда выскочила невзрачная собачонка, схватила Синдбада и, держа его в зубах, кинулась прочь. Разгневанный вожак бросился за ней, а с ним и вся его изголодавшаяся стая.
  Синдбад от ужаса не мог даже стонать. Ветер свистел в его ушах, собачий лай казался ему раскатами грома.
  "О Аллах, - в отчаянии мыслил он, - на этот раз я погиб окончательно".
  Однако вскоре, к своему немалому удивлению, он понял, что собачонка несёт его довольно осторожно. Он мог даже поворачиваться между её зубами. Но каждая попытка высвободиться приводила лишь к тому, что собачьи зубы сжимались ещё крепче. В конце концов он перестал шевелиться, закрыл глаза и, творя молитвы, начал смиренно ждать своей участи.
  Лай преследователей приближался. Вскоре псы настигли беглянку и вожак вцепился ей в шею. Собачонке пришлось выпустить добычу. Коротышка Синдбад кубарем покатился по земле. И тут вдруг раздался громкий крик. Кричал какой-то старик, опиравшийся на суковатую палку. Он бросил её прямо в клубок сцепившихся собак, а когда они разбежались, подошёл к собачонке и начал гладить её по загривку. Голодные псы, огрызаясь, ходили поодаль, но к человеку с палкой и его собаке приблизиться не смели.
  Заметив Синдбада, старик поднял его с земли, положил на ладонь и принялся с удивлением рассматривать. Когда-то он был цирковым акробатом, а теперь бродил по городам и селениям, зарабатывая на жизнь попрошайничеством и игрой на дудке. Кормиться ему помогала ручная собачонка, которую он обучил воровать у людей лепёшки, рыбу, цыплят и кости с остатками мяса, и приносить ему. За это она получала кусочки сахара, которые обожала.
  Старый мошенник сразу смекнул, какой сказочный подарок послала ему судьба. Он отнёс Синдбада в свой шалаш на опушке леса, поиграл на дудке и показал, как надо танцевать. Догадливый мореход повторил танец. Старик удовлетворённо кивнул и дал ему с полдюжины хлебных крошек.
  На следующее утро бывший циркач уселся на базарной площади, поставил перед собой медное блюдо с плоским дном и выпустил на него Синдбада. Злосчастному скитальцу пришлось весь день плясать под звуки его дудки. Народ вокруг смеялся, десятки пальцев показывали на удивительного человечка. Восхищённые зрители накидали старику полный подол медяков. В тот день циркач впервые за много лет наелся досыта. Он лёг спать под развесистым деревом на окраине посёлка, оставив собачонку присматривать за пленником. А уж она следила в оба! Синдбад несколько раз пытался сбежать, скрыться в травяных зарослях, но она с лаем вскакивала и ловила его, а просыпавшийся старик награждал беглеца ударами маленькой плётки.
  На второй день циркач перешёл в соседний посёлок, где снова заставил Синдбада плясать на потеху зрителям. Когда тот пытался передохнуть, он стегал его плёткой и колол иглой, заставляя продолжать танец, а ещё кувыркаться, прыгать, корчить рожи и кривляться. Зрители и здесь щедро одарили старика медяками. Но этого ему было мало. Наутро он перешёл на новое место, и мучения Синдбада продолжились.
  Жадный циркач, стараясь получить от зрителей как можно больше денег, каждый день придумывал для Синдбада новые трюки. Он заставлял его ходить по натянутой верёвке, прыгать через горящий обруч, а однажды обмазал мёдом, и зрители с хохотом смотрели, как человечек дерётся с осами, слетевшимися к нему со всех сторон. Синдбад был вооружён лишь иглой, которую он использовал как копьё. Осы были для него такой же величины, как для обычных людей - собаки. Только осы были глупее собак, потому что не пытались увернуться от направленной на них иглы. Синдбад всаживал её прямо в их мохнатую грудь, и сейчас же отступал, потому что осы приходили в ярость и пытались ужалить. Зрители восхищённо кричали, когда ему всего за минуту удавалось проколоть с полдюжины особенно настырных насекомых. Но такие поединки его страшно изнуряли. Через полчаса он валился без сил и представлял для ос и их жала лёгкую добычу. А к концу боя у него распухало тело от укусов, и боль была такая, что он не мог даже пошевелиться. Опасаясь потерять столь ценного кормильца, старик давал Синдбаду пару-тройку дней отдыха, и когда тот немного приходил в себя, снова обмазывал мёдом. Уж больно прибыльными были бои с осами!
  Однажды, привлечённые запахом мёда, к Синдбаду подлетели два шершня. Каждый из них был ростом со злосчастного бойца, и оба обладали длинным жалом и могучими челюстями. Синдбад сразу понял, что игла против них бессильна. Едва он всадит её в грудь чудовищному насекомому, как в него тотчас вопьётся жало. Он даже не пытался драться. Бросив иглу, он побежал, а потом в отчаянии упал на землю и закрыл глаза, ожидая, что шершни сейчас нападут на него. Но вместо гудения насекомых над его головой раздалось карканье ворон. Поборов страх, он осмелился открыть глаза и оглянуться. Над ним кружили три крупные чёрные птицы. Две из них долбили клювом шершней, третья летела к нему самому.
  Зрители закричали в испуге. Закричал и Синдбад, увидев необычных птиц. Было отчего ужаснуться: одна из них была одноглазой, а другая - трёхглазой. И только третья выглядела как обычная птица. Она-то и схватила Синдбада своим клювом, подняла в воздух и полетела. Две другие вороны полетели за ней.
  Старый циркач завопил от злости, видя, что вороны уносят его человечка. Схватив палку, он кинулся за ними, но куда там! Они поднялись высоко над лесом и скрылись за его верхушками.
  
  
  4
  
  Вороны опустились на уединённой лесной поляне и выпустили Синдбада. В ту же минуту они обратились в людей. Перед Синдбадом стояли три высоких тощих человека в тёмных одеждах. Они были похожи друг на друга как родные братья. Все трое крючконосые, с удлинёнными пепельно-серыми лицами, только у одного был один глаз, который находился над переносицей, а у другого - целых три, причём третий глаз тоже находился над переносицей. И только третий колдун выглядел как обычный человек, потому что у него было два глаза. Колдуны так и звались: Одноглазый, Двуглазый и Трёхглазый.
  Некоторое время они тараторили между собой на каком-то непонятном Синдбаду языке, потом Двуглазый отбежал от остальных и, взмахнув руками, произнёс заклинание. Тотчас над ним соткались какие-то белые буквы. Вскоре они исчезли, а вместо них появились другие. Целые полосы букв появлялись и исчезали в воздухе, и колдун, показывая на них пальцем, нараспев читал возникающие слова. Два других колдуна чутко внимали ему и время от времени поглядывали на похищенного ими человечка. На последнем слове Двуглазый вскрикнул и показал пальцем на Синдбада. Буквы исчезли и больше не появлялись. Колдуны снова затараторили. Наконец один из них сорвал с пальмы широкий лист и посадил на него морехода; другой колдун ниткой, выдернутой из одежды, крепко привязал его к листу. Затем все они вновь обернулись воронами, схватили клювами лист с Синдбадом и подняли в воздух.
  Синдбад, замирая, держался за лист обеими руками и со страхом поглядывал вниз, на проплывающие леса, реки, горы и города. Вскоре остров остался позади, и вороны полетели над бескрайним океаном. Ветер свистел в ушах морехода - с такой скоростью мчались удивительные птицы! Ни одна ворона не смогла бы лететь так быстро, но Синдбад уже давно понял, что вороны - это колдуны-оборотни, и что Аллах посылает ему новое, может быть самое главное испытание.
  Перелетев океан, вороны снова помчались над горами, озёрами, реками и лесами, и под вечер второго дня полёта опустились на поляне. Тут они снова обратились в людей, развели костёр и расположились на ночлег. Синдбад, за всё это время не сомкнувший глаз, получил, наконец, возможность отдохнуть.
  Когда он проснулся, колдуны сидели перед ним на корточках и пристально смотрели на него. Синдбад низко поклонился им, а потом попробовал заговорить с ними на одном из известных ему языков.
  Двуглазый колдун перебил его, сказав:
  - Синдбад, уроженец Багдада! Мы, три чародея, избавили тебя от рабства у жадного факира, вынуждавшего тебя ради денег сражаться с осами и плясать на потеху толпе. Нам сообщила о тебе Великая Книга Небес, которой известно всё на свете и чьи невидимые строки повсюду витают в воздухе и становятся видимыми только после произнесения особого заклинания. Она сказала нам, чтобы мы поторопились, если хотим заполучить тебя, ибо вскоре ты подвергнешься нападению злобных шершней с ядовитыми жалами.
  Синдбад готов был поклясться, что колдун говорит не по-арабски, не по-персидски, не по-арамейски и не по-гречески. Это был какой-то незнакомый ему язык, но он почему-то его прекрасно понимал!
  - Из той же Книги мы узнали, - продолжал Двуглазый, - что ты покинул Багдад не по своей воле и страстно желаешь вернуться домой. Мы готовы помочь тебе в этом, но сначала ты поможешь нам.
  - О колдуны, откуда вы знаете моё имя и чем я, такой маленький и бессильный, заслужил ваше внимание? - спросил Синдбад, и вдруг с удивлением обнаружил, что сказал это на языке, которым говорил с ним колдун!
  Над ним наклонился Одноглазый.
  - Много лет, - молвил он, - мы ищем способ получить Голубой Алмаз, которым владеет ифрит с носорожьей головой. Об Алмазе мы узнали из Небесной Книги, и с тех пор постоянно вопрошаем её о нём. Неделю назад она открыла нам имя того, кто сможет похитить Алмаз у ифрита. Имя этого человека - Синдбад, и родом он из Багдада. Открылось нам также, где искать этого человека...
  - Я должен похитить Алмаз у ифрита? - воскликнул ошеломлённый мореход. - Я, ничтожный, которого с лёгкостью растерзает любая шелудивая собачонка? Мой разум отказывается в это верить. Такой подвиг под силу лишь вам, великим чародеям!
  - Против ифрита мы бессильны, - сказал Одноглазый.
  А Двуглазый прибавил:
  - Часто то, что не удаётся чародею, может совершить простой смертный. Книга указала на тебя, значит, ты сможешь.
  Тут вступил в разговор Трёхглазый колдун.
  - Благодаря нам ты получил способность понимать нас и всех, кто встретится тебе, - сказал он. - И эта способность - лишь малая часть того, чем мы облагодетельствуем тебя, когда принесёшь Алмаз.
  - Я лишь хотел бы, чтобы ко мне вернулся мой прежний рост и чтобы я попал в Багдад, - сказал Синдбад. - За это я сделаю всё, что вы от меня попросите.
  - Обещаем тебе, - сказали колдуны хором.
  - Тогда научите, что я должен делать.
  - Алмаз вправлен в серьгу, которую ифрит носит на левом ухе, - сказал Одноглазый. - Ты украдёшь его, когда ифрит заснёт.
  - На теле этого великана ты будешь не больше блохи, которую он даже не почувствует, - прибавил Двуглазый.
  - Мы доставим тебя к его дворцу, - продолжал Одноглазый. - Колдунам в него хода нет, но ты не колдун, а значит, проникнуть в него тебе будет нетрудно. Каждый вечер пастух загоняет в ворота дворца стадо овец. Мы привяжем тебя к брюху овцы, и ты окажешься в логове ифрита.
  - А уж там, Синдбад, ты должен полагаться лишь на свою хитрость и отвагу, потому что на территорию дворца наше колдовство не распространяется, - сказал Трёхглазый.
  - Ради того, чтобы снова увидеть минареты родного Багдада, я готов на всё, - ответил мореход.
  Но тут он вспомнил о джинне, оставшемся в его доме, и ужаснулся. Коварный демон, увидев, что он благополучно вернулся, может подвергнуть его новой, ещё более жестокой каре.
  Синдбад упал перед колдунами на колени и, плача, поведал им историю своего заточения в сосуд.
  - Принеси Алмаз, и мы расправимся со злодеем, - сказали колдуны.
  - Поклянитесь, что исполните обещание.
  - Клянёмся Небесами!
  - Нынче же ночью ты будешь во дворце ифрита, - прибавил Двуглазый и обернулся вороной.
  Обернулись воронами и двое других колдунов. Двуглазая ворона клювом схватила Синдбада за ворот халата и взлетела над лесом.
  На этот раз полёт был недолгим. Вскоре внизу показался огромный, мрачного вида дворец. Его окружала высокая чугунная ограда, а у ворот сидел пастух ростом со слона, весь покрытый шерстью, с чёрным звериным лицом и круглыми, горящими, как начищенные медные блюда, глазами. Перед воротами паслись неисчислимые стада овец, оглашая окрестности заунывным блеяньем.
  Колдуны с Синдбадом опустились за уступом горы и вновь обратились в людей.
  - Сейчас пастух начнёт загонять овец в ворота, и тогда ты проникнешь во дворец, - сказал Синдбаду Одноглазый. - А пока отдохни и подкрепи силы. Они тебе скоро понадобятся.
  На земле перед мореходом развернулась скатерть, и на ней одно за другим стали появляться разнообразные кушанья. Синдбад, хоть и чувствовал себя уставшим, всё же присел перед чудесной скатертью и начал поглощать еду, оказавшуюся удивительно вкусной.
  - Ифрит только с виду выглядит неуклюжим увальнем, а на самом деле он быстр, хитёр и злобен, - говорил Двуглазый, пока он ел. - Выкрасть Алмаз из его серьги непросто. Помни, что наградой тебе будет возвращение в Багдад!
  Вдали послышались звуки пастушьей дудки. Овцы, повинуясь им, дружно направились к воротам. Два колдуна подобрались к стаду, схватили овцу, пробегавшую поблизости, и затащили её за скалу, где таились третий колдун с Синдбадом.
  - Под брюхом этой овцы ты проберёшься во дворец, - сказал Трёхглазый, - а там дождись, когда ифрит заснёт. И не забудь: Алмаз вправлен в серьгу на левом ухе!
  - Возьми это кольцо и надень на палец, - сказал Синдбаду Одноглазый. - Когда понадобится преодолеть высоту, поверни его. Кольцо подбросит тебя в воздух.
  - А я даю тебе чудесный меч, - сказал Двуглазый. - Он разит без промаха и одолеет всех, кто встанет на твоём пути, кроме ифрита, конечно, ибо против него этот меч - жалкая игрушка.
  - От меня получи гребень, который поможет тебе расправиться с роем кровожадных оводов, охраняющих ифрита, - сказал Трёхглазый. - В нужный момент подбрось его в воздух, и зубья гребня превратятся в летающие иглы, которые будут поражать оводов так быстро, что не уследишь глазом.
  Вручив Синдбаду свои дары, колдуны подняли его и привязали к брюху овцы. Она жалобно блеяла и вырывалась, слыша манящий звук дудки, а когда её отпустили, опрометью кинулась к воротам.
  
  
  5
  
  Пастух загнал овец в просторную овчарню и ушёл. Синдбад выбрался из тайника под овечьим брюхом и, озираясь, направился в жилые покои дворца. Повсюду в огромных комнатах царили грязь и запустение. С потолков свисали клочья паутины, в полах зияли дыры крысиных нор. Ни одного человека не встретилось мореходу, когда он крался по дворцу, зато крыс было полно. Не раз и не два попадались ему эти зубастые твари, каждая из которых запросто могла проглотить его целиком. Увидев их, он замирал, схватившись за меч, или прятался за обломками, которые во множестве устилали пол.
  Наконец он оказался у входа в зал необъятных размеров, самый большой во дворце. Ещё не переступив его порог, он затрясся от страха. Посреди зала на соломенной циновке лежал ифрит. Величиной он намного превосходил слона и казался огромной чёрной горой. Его гигантское тело было человеческим, а голова - носорожьей, с торчащим из носа громадным рогом. На ифрите не было никакой одежды, кроме набедренной повязки; единственным его украшением были золотые серьги, в каждой из которых сверкало по голубому камню. Голова и всё жирное тело ифрита густо поросли волосами. В некоторых местах волосы свалялись, и в проплешинах виднелась растрескавшаяся кожа с гниющим мясом. Эти места густо облепляли оводы. Целое облако этих насекомых вилось и над самим ифритом, издавая неумолчный монотонный гул. Великан не обращал на оводов внимания. Он ужинал, отправляя в пасть зажаренных быков и запивая их бочками вина, такими большими, что в них мог бы утонуть не то что маленький Синдбад, но и обычный человек. Быков и бочки подавал ифриту чернолицый пастух.
  Наевшись, ифрит откинулся навзничь, начал чесаться и протирать глаза.
  - Живот я набил, теперь пора и соснуть, - проревел он, зевая. - А ты, - он обернулся к пастуху, - ступай, пересчитай кур, которых принесли из деревни. Должна быть ровно тысяча, как раз мне на завтрак. Если недосчитаешься хоть одной курицы, то утром скажешь мне. Я наведаюсь в деревню и убью кого-нибудь из людишек, чтоб впредь им неповадно было обсчитывать меня, своего повелителя.
  Сторож с низким поклоном удалился. Ифрит закрыл глаза и вскоре испустил громоподобный храп. Синдбад ещё какое-то время стоял за дверями, набираясь решимости, а потом осторожно двинулся вперёд.
  Он не прошёл и двух десятков шагов, как снова встал, остолбенев от изумления. Спящий великан оторвался от циновки и начал медленно подниматься в воздух! До потолка он не долетел, остановился между полом и сводами, и замер, подобно большому пузырю. Он как будто спал на невидимом воздушном ложе, и подобраться к нему не было никакой возможности.
  Когда ифрит взлетел, из многочисленных нор выползли крысы и принялись с жадностью пожирать объедки. Голодные животные дрались друг с другом из-за костей и требухи; более сильные раздирали слабых в клочья и тут же пожирали. Заметив Синдбада, сразу две серые хищницы кинулись на него. Он в ужасе побежал было, как вдруг вспомнил о кольце, данном ему Одноглазым. Он повернул его на пальце, и, едва одна из крыс изготовилась схватить его, подпрыгнул. Прыжок неожиданно оказался столь высоким, что у него захватило дух. Затем он плавно стал опускаться. Он выбрал место внизу, свободное от крыс, но те внимательно следили за ним, и, когда он оказался на полу, снова бросились. Он опять высоко подпрыгнул.
  Эта игра в прыжки, во время которой он ускользал от бросавшихся на него хищниц, начала даже забавлять его, но тут он вспомнил о цели своего прихода сюда. Подпрыгивая, он добрался до середины зала и, изловчившись, подпрыгнул так высоко, что уцепился за волосы на великаньей ноге. Ухватившись за один волос как за лиану, он вскарабкался по нему на голень ифрита. Отсюда он перебрался на колено, которое показалось ему похожим на холм. Ифрит как ни в чём не бывало сопел носом. По бедру, и далее по необъятному, похожему на гору выпяченному животу Синдбад добрался до груди.
  Здесь ему пришлось продираться сквозь настоящую волосяную чащу, в которой бегали блохи такой величины, что каждая была Синдбаду по пояс. Натыкаясь на них, он выхватывал меч, но блохи при его приближении отпрыгивали в сторону. По бороде ифрита, в которой блох было особенно много, Синдбад полез к левому уху. Здесь жужжание оводов слышалось громче; свирепые насекомые роились совсем близко. Синдбад нащупал под полой халата гребень Трёхглазого колдуна, приготовившись пустить его в ход сразу, как только оводы нападут на него. Он продвинулся ещё немного по ифритовой щетине и увидел золотую серёжку со сверкавшим в её центре Голубым Алмазом.
  Когда Синдбад, держась за волосы как за канаты, приближался к мочке уха, ифрит заурчал спросонья и зашевелился. Мореход продолжал перекидываться с одного волоса на другой, рискуя сорваться и упасть на пол, кишевший крысами. Великан, не раскрывая глаз, мотнул головой и провёл рукой по щеке, думая, что по ней ползёт блоха. Синдбад едва удержался, изо всех сил вцепившись в ифритовы волосы, и на некоторое время замер, чтоб ифрит успокоился. Дождавшись, когда снова раздастся храп, он двинулся дальше.
  Алмаз был уже совсем близко, как вдруг пучок жёстких волос, росших над самым ухом ифрита, превратился в клубок змей. Все они разом повернули свои шипящие головы в сторону Синдбада. А тут ещё его заметили и оводы. Их рой начал быстро снижаться, и вот уже перепуганный мореход ничего не видел вокруг себя, кроме этих уродливых насекомых, каждое из которых для него было размером с крупную собаку. От страха он едва не рухнул вниз. Но в этот миг Алмаз засверкал как звезда. Свет его, казалось, влил силы в онемевшую грудь смельчака. Синдбад достал гребень и швырнул его в первых же подлетевших оводов. И тут случилось чудо: иглы разом выскочили из оправы и набросились на насекомых. Они пропарывали их насквозь с такой быстротой, что пространство вокруг Синдбада стремительно расчистилось, а затем летающие иглы набросились на главный рой, который начал распадаться на части и таять. Заколотые оводы сыпались градом.
  Воспрянувший духом Синдбад выхватил меч и вступил в отчаянную схватку со змеями, которые пытались не подпустить его к Алмазу. Меч, казалось, ожил в его руке. Как ни быстро нападали змеи, стараясь вонзить в него свои ядовитые зубы, меч действовал ещё быстрее. Змеиные головы одна за другой летели вниз.
  Ифрит снова заворочался, тревожно заворчал и встряхнул головой так сильно, что Синдбад сорвался, и лишь в самый последний момент, уже падая, схватился за подвернувшийся волос. Переведя дыхание, он полез по нему вверх. Возле ифритова уха ему вновь пришлось отразить нападение змей. На этот раз бой с ними продолжался недолго. Не прошло и минуты, как последняя змея лишилась головы и безжизненно повисла, а Синдбад, засунув меч за пояс, раскачался на волосе и дотянулся рукой до серьги. Затем он весь перекинулся на неё, и, повиснув на ней, принялся отгибать золотые скрепы, держащие Алмаз в оправе.
  В этот момент ифрит проснулся окончательно. Он торопливо ощупал своё левое ухо и серьгу на нём, но Алмаз был уже в руке у Синдбада. Из горла великана исторгся яростный рёв, он начал шарить у себя за ухом, и мореходу пришлось побыстрее спрыгнуть вниз, чтобы увернуться от громадных пальцев.
  Внизу за ним давно уже следила большая толстая крыса, ожидая, когда он упадёт и его можно будет сожрать. Увидев, что человечек падает, она подбежала прямо к тому месту, куда он должен был свалиться, и широко раскрыла свою зубастую пасть. Синдбад на лету попытался повернуть кольцо, чтобы замедлить падение, но не успел. Он рухнул вместе с Алмазом прямо в крысиный рот, прошёл между зубами и застрял в горле. Не ожидавшая этого крыса сначала попыталась выплюнуть человечка, а потом захрипела, забилась в судорогах, задыхаясь.
  Ифрит опустился на пол и принялся ползать на четвереньках, ища Алмаз или его похитителя. Но вокруг, сколько бы он ни оглядывался, бегали одни только крысы и дрались друг с другом из-за остатков его ужина. Одна из них, с раздувшейся шеей, корчилась на полу. Ифрит не обратил на неё внимание. Он шарил по всем углам, но не находил ничего, кроме всё тех же крыс. В ярости он принялся бить их своими громадными кулачищами. Крысы, пища, бросились врассыпную.
  Толстая крыса, в горло которой угодил Синдбад, задохнулась и издохла. Две другие крысы схватили её за хвост и поволокли в нору, чтобы там сожрать. Они скрылись в ней вовремя, потому что ифрит в неистовой злобе начал крушить стены. Великана била дрожь, его налитые кровью носорожьи глаза выкатились из орбит. Огромная каменная колонна рухнула от одного его удара. За ней рассыпалась вторая, потом третья. Обезумевший от отчаяния ифрит рогом бросился на стену и пробил в ней дыру. Он рычал, вопил и ревел, обыскивая дворцовые комнаты; взобрался даже на башню, всполошив и подняв в воздух целую стаю летучих мышей, но чудесного камня не было и там.
  Всё это время Синдбад, скрючившись, сидел в холодном и узком крысином горле и обеими руками прижимал к груди Алмаз, который ему, коротышке, казался неимоверно большим, хотя на самом деле был не крупнее жёлудя. От ужаса у него перехватывало дыхание, он бледнел и обливался холодным потом, прислушиваясь к рычанию ифрита и грохоту падающих стен. Тем временем проглотившую его крысу начали грызть её подруги. Вскоре они добрались до Синдбада. Увидев их зубастые пасти, он в отчаянии достал меч и ткнул им прямо в глаз одной из хищниц. Та отпрянула, а потом, разъярённая, кинулась на смельчака. Синдбад увернулся от неё, но тут на него набросилась вторая крыса. Он метнул меч в её разинутую глотку, и крыса завизжала, когда чудесное лезвие проткнуло её насквозь. Оставив меч в её горле, Синдбад выбрался из растерзанного крысиного трупа, повернул на пальце кольцо и прыжками поскакал по норе.
  Её низкие своды не позволяли мореходу прыгать в полную силу, он то и дело стукался головой и спиной о земляные потолки и стены, и всё же довольно скоро добрался до выхода. Нора вывела его за пределы дворца, в какую-то канаву. Синдбад несказанно обрадовался, увидев над головой усыпанное звёздами ночное небо. Здесь он уже ничего не боялся. Оглядевшись, он обнаружил, что всё ещё находится во владениях ифрита, опоясанных чугунной оградой. Дворец высился совсем рядом. Повернув кольцо, мореход подпрыгнул так высоко, как только смог, и в прыжке заглянул в окно, в котором был виден ифрит. Тот в ярости бился о стены, посылая проклятия на голову неведомого похитителя Алмаза.
  Синдбад направился было к ограде, чтобы перепрыгнуть через неё и навсегда покинуть владения великана, как вдруг громкие крики заставили его остановиться и прислушаться.
  - О, горе мне! - вопил ифрит. - Исчез Голубой Алмаз, с которым я связан узами волшебства! Пока он был со мной, я чувствовал себя свободным и вольным. Но теперь, если он достанется чернокнижникам или колдунам, знающим его секрет, я попаду в вечное рабство... Я стану слугой, покорным рабом обладателя Алмаза... За пределами дворцовой ограды я и пальцем не посмею тронуть презренного вора, напротив - я должен буду служить ему и всячески угождать... Счастье, если Алмаз просто выпал из серьги и куда-нибудь закатился. Но слишком мало надежды на это... Чутьё говорит мне, что его похитили... О, горе мне, горе...
  Услышав эти крики, Синдбад в задумчивости пробормотал:
  - Алмаз обладает властью над ифритом, недаром колдуны стремятся заполучить его... А почему бы мне не оставить Алмаз у себя и самому не сделаться повелителем ифрита? Колдуны говорили, что он - могущественный волшебник. Значит, я могу просить у него всё, что захочу. Пусть он вернёт мне мой рост, доставит в Багдад и избавит от джинна, который обрёк меня на такие несчастья!
  Он подошёл к ограде, повернул кольцо, высоко подпрыгнул и мягко опустился по другую её сторону. Усевшись на землю, он отдышался и достал из-под полы халата голубой камень, который всё это время бережно придерживал обеими руками. Камень светился как фонарь, озаряя Синдбада и землю вокруг него. Мореход огляделся и опять спрятал его под полу халата, а то как бы голубое сияние не увидел ифрит и не примчался за своей собственностью.
  Размышляя, как ему с помощью Алмаза получить власть над ифритом, Синдбад не сразу услышал хлопанье вороньих крыльев. А когда три вороны закружились над самой его головой, бежать было поздно. Двуглазая ворона подлетела к нему, схватила клювом за ворот халата и подняла в воздух.
  
  
  6
  
  Три чёрные птицы опустились на знакомой лесной поляне у догорающего костра и обернулись колдунами. Одноглазый отобрал у Синдбада Алмаз.
  - Подкиньте в костёр дровишек, братья! - крикнул он, подняв над головой сверкающий камень. - Сейчас мы вызовем ифрита, и к утру он построит нам дворец из чистого золота!
  - Однако прежде давайте перекусим, - сказал Двуглазый.
  Он повёл рукой, и возле костра развернулась скатерть, уставленная кувшинами с вином и блюдами с лепёшками и жареным мясом. Колдуны сразу же принялись за еду.
  - О мои высокочтимые покровители, - взмолился Синдбад, протягивая к ним руки. - Не забудьте о своём обещании помочь несчастному, претерпевшему столько опасностей, чтобы добыть для вас эту драгоценность! Верните мне мой рост и отправьте в Багдад!
  - А что, может, и правда отправим его в Багдад? - со смехом спросил у братьев Двуглазый и подмигнул им.
  - Отправим! - закатились те зловещим хохотом, а Трёхглазый прибавил: - Отправим вот в этом кувшине!
  И он поднял кувшин с вином.
  - Наш Синдбад будет плавать в вине, а кувшин будет плавать по морю!
  Мореход повалился на колени, обливаясь слезами ужаса и отчаяния. Его худшие опасения подтвердились: эти коварные создания обманули его, он не дождётся от них помощи!
  Трёхглазый протянул руку, намереваясь схватить его и засунуть в кувшин, и тут Синдбад вспомнил о чудесном кольце, которое всё ещё оставалось на его пальце. Он повернул его, и, как кузнечик, отпрыгнул далеко в сторону.
  - Я забыл отобрать у него своё кольцо! - взревел Одноглазый. - Пока оно у него, я не могу остановить его силой колдовства! Стой, стой, несчастный, а то тебе же будет хуже!
  И он бросился за Синдбадом. Но тот мчался большими прыжками, перемахивая с кочки на ветку, с ветки на корягу, и колдун вскоре потерял его из виду. Он остановился, и Синдбад услышал, как он бормочет:
  - А не глупец ли я, бегая по лесу за никчёмным коротышкой? Ведь я с моими братьями, благодаря Алмазу, повелеваю могущественнейшим из ифритов! Потребую от него, чтоб разыскал Синдбада и отобрал у него кольцо. Для ифрита это пустяк.
  Он повернулся и зашагал обратно к поляне. Встревоженный Синдбад бесшумными прыжками последовал за ним.
  До поляны он добрался раньше Одноглазого. Открывшаяся картина повергла его в ужас: Трёхглазый колдун лежал без движения с зияющими ранами на груди, а поодаль, с окровавленным мечом в руке, таился Двуглазый.
  На поляну выбежал Одноглазый. Оглядевшись, он сразу всё понял.
  - Это ты его убил! - закричал он брату, и его единственный глаз страшно засверкал. - Ты хочешь один владеть камнем!
  - Угадал, братец, - оскалившись, отозвался Двуглазый. - Зачем я буду делить с кем-то колдовское могущество Алмаза?
  - Этой подлости вполне можно было от тебя ожидать! - крикнул Одноглазый. - Но со мной тебе не удастся расправиться так легко!
  Сказав это, он обернулся вороной и с громким карканьем налетел на Двуглазого. Но и тот обернулся вороной.
  Две большие чёрные птицы схлестнулись в воздухе, нанося друг другу удары клювами и когтями. С каждым ударом они сходились всё ближе и ближе, и наконец превратились в чёрный клубок, в котором уже нельзя было разобрать, где одна ворона, а где другая. Разбрасывая во все стороны перья, клубок упал на землю и покатился. Возле костра колдуны вновь обернулись людьми и покатились уже в человеческом облике, стискивая друг друга в смертельных объятиях. Их человеческие тела после битвы в вороньем обличье были страшно исцарапаны, исколоты и разорваны, многочисленные раны сочились кровью. Колдуны дрались из последних сил. Ни один не желал уступать.
  Наконец Одноглазый налёг на своего противника, стиснул пальцы на его горле и прохрипел:
  - Признавайся, шакал, куда ты дел Алмаз?
  При этом он толкнул голову Двуглазого прямо на горящие головни. Тот задёргался от боли, и вдруг вновь обернулся вороной. Но она была до того изранена, что даже не могла взлететь. Одноглазый колдун её тут же поймал, и она вновь обернулась человеком.
  - Скажу... - корчась, прохрипел Двуглазый. - Только отпусти... Не убивай меня, пожалей, ведь я твой родной брат...
  - Он тоже был твоим родным братом, - Одноглазый, сам истекавший кровью, кивнул на убитого. - Но ты его не пожалел! Ладно, оставлю тебя в живых, если скажешь, где Алмаз.
  Двуглазый был едва жив. Его лицо помертвело, из горла струилась кровь. Он обратил затуманенный взор на труп Трёхглазого и что-то прошептал запёкшимися губами.
  - Что? - не расслышал Одноглазый. - Что ты хочешь сказать?
  Двуглазый поднял руку и показал на мертвеца.
  - Я спрятал Алмаз... ему в рот...
  - А! - торжествующе взревел Одноглазый и попытался встать, но был настолько слаб, что тут же снова упал.
  Собрав последние силы, он пополз к трупу. И тут Двуглазый, находившийся при последнем издыхании, дотянулся до валявшегося невдалеке меча, поднял его и обрушил на голову брата. Тот уткнулся лицом в землю и испустил дух. Но и Двуглазый тоже упал и остался лежать неподвижно. Лица обоих колдунов залила смертельная бледность.
  Синдбад смотрел на них в изумлении. Все три колдуна ради обладания волшебным камнем перебили друг друга! Его изумление возросло ещё больше, когда бездыханный труп Трёхглазого вдруг зашевелился. Приподнялась голова с остекленевшими глазами, а потом и весь труп, покрытый многочисленными ранами, поднялся на ноги!
  Синдбад от ужаса ослабел настолько, что не мог сделать ни шагу. Он лишь опустился на колени, закрыл лицо руками и принялся шептать молитвы.
  Мертвец заговорил, обращаясь к своим погибшим братьям, как будто те могли его слышать:
  - Вас погубило ваше коварство и алчность, о презренные колдуны. Вы прочитали в Великой Книге Небес имя похитителя Алмаза, но не удосужились вопросить у той же Книги, чем закончится ваша затея. А там сказано, что вы погибнете, едва Алмаз окажется в ваших руках.
  Затем он повернулся к мореходу.
  - О Синдбад, не бойся меня, встань и выслушай, - сказал мертвец, и голос его, бархатистый и приятный, совсем не походил на каркающий голос Трёхглазого. - С тобой говорит не колдун-оборотень, а принц Абу-Мансур, превращённый в Алмаз. Знай, что если меня в обличье Алмаза положить в рот спящему или мёртвому, то я получу возможность пользоваться его руками, ногами и всем его телом, в том числе органами речи. Трёхглазый колдун мёртв. Его убил Двуглазый, напав на него внезапно и предательски. А чтобы надёжнее спрятать Алмаз от Одноглазого, он засунул его в рот трупа. И вот я владею телом мертвеца и могу говорить, используя его горло и язык. Это я, принц Абу-Мансур, превращённый в Алмаз, говорю с тобой. Теперь ты - властелин Алмаза, и тебе не следует бояться меня.
  - Колдуны говорили, что в этом камне заключено небывалое могущество, - произнёс Синдбад дрожащим голосом.
  - Это так, - ответил Абу-Мансур, шевеля губами мертвеца. - Властелин Алмаза становится хозяином ифрита с носорожьей головой, который за одну ночь может построить дворец, натаскать гору золота, осушить море и сделать много чего ещё.
  - О принц, а сможет ли он перенести меня в Багдад? - спросил Синдбад.
  - Для него это легче лёгкого.
  - И вернуть мне человеческий рост?
  - Только прикажи.
  - В таком случае, ты действительно бесценное сокровище, о принц, превращённый в Алмаз! Когда мы окажемся в Багдаде, я буду хранить тебя и лелеять. Никто, даже сам халиф, не прикоснётся к твоим сверкающим граням.
  Абу-Мансур на это ничего не сказал, лишь заставил труп низко поклониться Синдбаду.
  - Скажи же скорей, как вызвать ифрита! - воскликнул Синдбад.
  - Положи Алмаз в огонь. Ифрит тут же явится и исполнит твоё желание.
  - Благодарю тебя, о принц. Позволь мне взять Алмаз.
  - Алмаз полностью в твоей власти.
  Абу-Мансур заставил мертвеца лечь на землю и широко раскрыть рот. Синдбад приблизился к нему с невольной оторопью. Для маленького человека мертвец был настоящим великаном. Синдбаду пришлось сначала по руке взобраться на его грудь, с неё перелезть на подбородок, а уже потом спуститься в горло, куда провалился камень. Ещё больших трудов стоило ему выбраться оттуда с Алмазом в руках. Наконец он снова очутился на земле. Всё это время от камня исходило слабое голубое сияние, но как только он оказался на горящих угольях, сияние перешло в ослепительный свет. Затряслась земля, зашумели деревья, и перед Синдбадом вырос великан-ифрит с носорожьей головой.
  - Это ты выкрал у меня Алмаз? - спросил ифрит, да так, что его голос прозвучал как раскаты грома.
  Синдбад от страха вжал голову в плечи.
  Ифрит опустился перед ним на колени.
  - Приказывай, о повелитель, - пророкотал он. - Я могу построить для тебя дворец, могу осыпать драгоценностями, какие не снились ни одному царю, уничтожить неприятельское войско, доставить прекрасных невольниц. Проси, я всё исполню.
  Осмелевший Синдбад сложил руки рупором и закричал:
  - Верни мне мой рост! О ифрит, верни мне мой рост, прошу тебя!
  Он старался кричать как можно громче, потому что ифрит, казавшийся ему огромной горой, мог не расслышать его.
  - Нет ничего проще, о повелитель, - сказал ифрит и, воздев руки к небу, произнёс заклинание.
  Звук его голоса ещё не успел стихнуть, а Синдбад почувствовал, что летит вверх. Уменьшился костёр со сверкающим Алмазом, травяные заросли превратились в мягкий ковёр, и трупы колдунов уже не выглядели такими громадными и страшными. Лишь ифрит не изменился. Даже стоя перед Синдбадом на коленях, он намного превосходил самые высокие деревья и по-прежнему казался горой.
  Синдбад огляделся вокруг, удивляясь превращению, происшедшему с ним. Вместе с его выросшим телом вырос и его желудок, который при этом стал совсем пустым и сразу известил о своём желании наполниться.
  - О ифрит, принеси мне еды, - попросил мореход.
  Перед ним тут же развернулся ковёр, уставленный блюдами с жареными цыплятами, бараниной, рисом, блинчиками, плодами и орехами, а между блюдами стояли стеклянные кувшины, наполненные винами и напитками.
  Синдбад принялся за еду, а когда насытился, встал на ноги и сказал:
  - А теперь, о ифрит, перенеси меня в Багдад, в мой дом.
  - Повинуюсь, повелитель, - не вставая с колен, ответил великан. - Только не забудь Алмаз, лежащий в костре. Не следует оставлять его здесь, где его может найти какой-нибудь случайный прохожий и завладеть им. Сам же я теперь и пальцем не могу притронуться к нему.
  Синдбад приблизился к ярко пылавшему костру.
  - Не бойся обжечься, бери его смело, - сказал ифрит.
  Синдбад протянул руку и вынул Алмаз из огня. Пламя костра показалось ему холодным. Прохладен был и сам Алмаз. Его сияние, после того, как его вынули из пламени, пошло на убыль.
  Ифрит придвинул к мореходу ладонь, на которой могло поместиться человек сто.
  - Залезай, повелитель.
  Синдбад подошёл к исполинской руке, как вдруг замешкался и обратился к ифриту со следующими словами:
  - Прежде чем мы перенесёмся в Багдад, я хочу попросить тебя ещё об одной услуге.
  - Приказывай, - проревел великан.
  - В Багдаде остался джинн Зумдада ибн Джалиджис, которого я освободил из заточения в золотом кувшине. В награду за моё благодеяние этот коварный и жестокий демон сделал меня ростом с палец и заточил в тот самый кувшин, из которого я его так опрометчиво извлёк. Скажи мне, о ифрит, сможешь ли ты уничтожить моего врага?
  Ифрит опустил свою носорожью голову до самой земли и пророкотал:
  - О мой повелитель, если бы твоим врагом был простой смертный, пусть бы даже он владел неисчислимыми армиями и ему подчинялось полмира, я уничтожил бы его в мгновение ока. Но с джинном, тем более таким могущественным, как Зумдада ибн Джалиджис, я бороться не в силах. Прикажи выстроить дворец или разрушить город, и я всё исполню, но не требуй от меня невозможного.
  - Значит, если мы перенесёмся в Багдад, я снова окажусь во власти моего заклятого врага? - спросил Синдбад.
  - Да, мой повелитель, - ответил великан. - И мало того, что ты окажешься в его власти. Он беспрепятственно отберёт у тебя Алмаз и станет управлять мною, как своим рабом.
  - Что же мне делать? - вскричал в отчаянии мореход. - Как мне бороться с коварным джинном? Скажи, дай совет!
  - Укротить его может только повелитель всех духов и демонов царь Альтамус, потомок великого Сулеймана ибн Дауда. Кроме него никто не в силах совладать с ибн Джалиджисом.
  - Как ты думаешь, о ифрит, согласится ли Альтамус помочь мне?
  - Если ты войдёшь в его дворец и предстанешь перед его сияющим взором, то можешь считать, что твой противник повержен.
  - Повелитель духов настолько добр, что снизойдёт к просьбе простого смертного? - удивился Синдбад.
  - Альтамус справедлив и великодушен, он обязательно поможет тебе, - ответил ифрит.
  - Тогда доставь меня скорее в его дворец!
  Великан снова опустил голову.
  - О мой господин, ты даёшь мне повеления, которые ставят меня в тупик. Лучше бы ты приказал мне построить дворец или разрушить город! Я не могу выполнить и этот твой приказ. Дворец Альтамуса и его страна закрыты не только для смертных, но и для духов.
  - Значит, злодейский джинн так и будет хозяйничать в моём доме? - воскликнул Синдбад. - О, горе мне!
  Клыкастый рот ифрита скривила усмешка.
  - Тебе ли отчаиваться, мой повелитель, когда в твоих руках чудодейственный Голубой Алмаз? - проговорил он.
  - Что? - Синдбад взглянул на него в надежде. - Что ты хочешь этим сказать? Алмаз поможет мне предстать перед всемогущим Альтамусом?
  - Я хочу сказать только то, - ответил великан, - что, в отличие от меня, недостойного, обладателю Алмаза всегда открыт доступ в страну Альтамуса и в его дворец.
  - Неси в таком случае меня к границе его страны, о ифрит. Буду просить помощи у этого великого властителя!
  Синдбад взобрался на ладонь, и великан с гулом поднялся в воздух. Он летел с такой скоростью, что у морехода свистело в ушах. Время от времени Синдбад наклонялся к щели между огромными пальцами и смотрел, как далеко внизу проносятся моря и горы, леса и пустыни.
  Ифрит летел всю ночь и весь следующий день, и к вечеру опустился в дикой безлюдной местности, на берегу неглубокого ручья с водой свинцового цвета. Он опустил ладонь с Синдбадом к самой земле и разжал пальцы. Мореход, ступив на землю и оглядевшись, с удивлением обнаружил, что на там, где стояли они с ифритом, было ещё светло, над лесными верхушками закатным светом золотилось солнце, а по другую сторону ручья уже царили глубокие сумерки, небо синело по-ночному и на нём мерцали звёзды.
  - За ручьём начинается страна Альтамуса, - сказал ифрит. - Солнце и звёзды там подчинены воле этого могущественного владыки и ходят не так, как в нашем мире.
  - Далеко ли до дворца и есть ли к нему дорога? - спросил Синдбад.
  - О господин мой, - ответил ифрит, - я никогда не был в стране Альтамуса и не знаю, как добраться до дворца, но думается мне, что с помощью Голубого Алмаза ты благополучно доберёшься до него.
  Синдбад прошёлся вдоль ручья, поглядывая на Алмаз, который слабо светился в его руке.
  - Как он может мне помочь? - спросил мореход.
  - Не знаю, о повелитель, но перебраться через ручей он тебе поможет, это точно.
  Синдбад медлил войти в воду.
  - Решайся, иначе тебе никогда не одолеть ибн Джалиджиса, - проревел ифрит.
  - Аллах да поможет мне! - громко воскликнул путешественник и, подняв Алмаз над головой, вошёл в воду.
  Его ноги почти не почувствовали струй, словно это был не ручей, а клубы низко стелющегося тумана. Посреди ручья ноги Синдбада вдруг онемели, а его самого пробрала сильная дрожь. В тот же миг Алмаз полыхнул так ярко, словно это была зарница. Сам не помня как, мореход вышел из ручья на противоположный берег. Алмаз померк и снова светился прежним, обычным для себя слабым светом. Синдбад поскорее засунул его за пояс.
  Ифрит уже не усмехался, а хохотал во всё горло.
  - Ты попался, Синдбад! - ревел он. - Тебе никогда не выбраться оттуда, и власть твоя надо мной кончилась!
  Синдбад похолодел от ужаса.
  - Проклятый ифрит, ты обманул меня, своего повелителя! - закричал он и снова вошёл в ручей, чтобы вернуться на тот берег, где остался великан.
  Но посреди ручья он наткнулся на невидимую стену. Он бился об неё кулаками и головой, пробовал обойти её, перепрыгнуть, повернув на пальце кольцо, но все его попытки вырваться из ночной страны были тщетны.
  Ифрит надрывался от смеха, наблюдая за ним.
  - Проклятый лжец! - плача, кричал Синдбад. - Ты будешь наказан за это!
  - Вот уж нет, о Синдбад, - ответил ифрит. - Я служил тебе верой и правдой, ибо таково было заклятие, наложенное на меня. Я не солгал тебе ни в едином слове, иначе меня за моё ослушание постигла бы неминуемая гибель. Это истинная правда, что помочь тебе может один лишь Альтамус. Я не скрыл от тебя и того, что мне, ифриту, входа в его страну нет. Ты сам потребовал перенести тебя к пределам его страны, и ты сам, по своей воле, перешёл её границу. Я служил тебе, пока Алмаз находился в обычном мире. Теперь же, о Синдбад, ты перенёс камень в страну Альтамуса, а это другой мир, где всё по-другому. Заклятие снято! Я свободен!
  И ифрит, разразившись громоподобным рёвом, взмыл ввысь. Через несколько мгновений он превратился в точку, чернеющую в небесной голубизне, и скрылся из глаз.
  Синдбад с тяжёлым вздохом уселся на берегу.
  - О Абу-Мансур, - сказал он, вынув волшебный камень. - Принц, превращённый в Алмаз! Слышишь ли ты меня? Скажи, куда мне идти? В какой стороне дворец Альтамуса?
  Но камень безмолвствовал. Тогда Синдбад, продолжая испускать вздохи, снова засунул его за пояс и побрёл куда глаза глядят.
  
  
  7
  
  Скитаясь по нескончаемому лесу, Синдбад обнаружил, что в стране Альтамуса никогда не восходит солнце. Только луна и звёзды ходили здесь по небу. И он много лунных дней и безлунных ночей пробирался сквозь чащи сумеречной страны, питаясь одними плодами и ягодами. А когда лес кончился, его взору открылась необозримая равнина, покрытая сухой травой и кое-где - чахлыми кустарниками. Он пошёл по ней, и к концу второго лунного дня пути увидел лежащую на земле гранитную плиту с непонятными письменами. Догадываясь, что это надгробие, положенное здесь над чьим-то прахом, Синдбад сотворил молитву и зашагал дальше, думая лишь о том, как бы добраться до ближайшей воды. Пройдя ещё немного, он увидел вторую плиту, похожую на первую. А невдалеке виднелись и третья плита, и четвёртая, и пятая, и много других. Синдбад пошёл не останавливаясь, торопясь миновать зловещее кладбище, но скоро вся равнина вокруг оказалась усеяна надгробиями. Неожиданно одно из них зашевелилось. Синдбад отпрянул в страхе и зашагал быстрее. Зашевелилось и другое надгробие, а за ним и остальные. Шевелились уже не только надгробные плиты, но и сама земля, по которой он шёл. Она ходила волнами и трескалась, и из трещин доносились жуткие звуки, похожие на стоны.
  Ближайшие к путнику плиты начали приподниматься. Из ям под ними высовывались костлявые руки и черепа древних покойников. Ожившие мертвецы пытались схватить Синдбада. Он уворачивался от их страшных пальцев и шёл всё быстрее. Наконец, он побежал, но чем дальше он бежал, тем сильнее колыхалась земля, и тем больше в ней разверзалось трещин, из которых высовывались уже не одна и не две костлявые руки, а десятки рук. Задетый одной такой рукой, Синдбад упал. В тот же миг земля под ним разверзлась, покойники схватили его и увлекли в мрачную бездну.
  Оцепеневший от ужаса мореход чувствовал, что падает куда-то вниз. Вцепившиеся в него костлявые пальцы не давали падать слишком быстро. Он словно парил в непроглядной тьме. Вскоре где-то далеко внизу показались багровые огни. Они быстро приближались, и в их свете Синдбад разглядел огромный город, здания в котором были сложены из каменных глыб. Багровый свет излучали крупные кристаллы, установленные на верхушках башен и на крышах многих домов. Четыре скелета, державшие Синдбада, снизились над площадью и отпустили своего пленника. Мореход упал на каменную мостовую.
  Некоторое время он лежал без движения, зажмурившись и мысленно моля Аллаха избавить его от этой новой беды. Наконец он осмелился раскрыть глаза.
  Он находился в необъятной пещере, освещённой багровыми кристаллами и сполохами подземных огней, вырывавшихся из глубоких расщелин. Этот свет почти не достигал каменных сводов, зато прекрасно освещал мрачные башни и стены подземного города. На многих стенах были выбиты барельефы, изображавшие чудовищного вида драконов. В их глаза были вставлены сверкающие багровые кристаллики, отчего создавалось впечатление, будто изваяния - живые, и вот-вот сойдут со стен. Вокруг Синдбада на многочисленных балконах и на крышах домов толпились сотни живых человеческих скелетов. Они показывали на него пальцами, кричали, ревели на разные лады, болтали друг с другом, трубили в раковины, и из-за этого на площади стоял неумолкающий гул.
  К Синдбаду подошёл рослый скелет в ржавом шлеме и в таком же ржавом панцире, держа в одной руке изъеденный ржавчиной щит, а в другой - потемневшую от времени кривую саблю. Увидев, что пленник очнулся, он грозно потряс саблей и проревел:
  - Ты взят в Страну Мертвецов, несчастный! Пади ниц перед нашим царём!
  Синдбад повертел головой и увидел справа от себя золотой трон, стоявший на груде выбитых из камня человеческих и звериных черепов. На троне сидел царь, закованный с головы до ног в чёрные доспехи. В узких глазницах его шлема зияла чернота.
  Мореход повернулся к нему и склонился головой до земли.
  - Кто ты и зачем пришёл в Долину Надгробий, лежащую над моей Страной? - услышал Синдбад далёкий завывающий голос, словно в глубине чёрных доспехов пророкотало горное эхо.
  - О царь, моё имя - Синдбад, я родом из Багдада и иду ко дворцу могущественного повелителя духов Альтамуса, чтобы искать у него защиты от коварного джинна Зумдады ибн Джалиджиса. Этот недостойный чародей изгнал меня, а сам принял мой облик и остался хозяйничать в моём доме. О царь, прошу тебя, выпусти меня из своей Страны и позволь продолжать путь. Небеса да воздадут тебе за твоё благодеяние.
  Царь Мертвецов встал, лязгнув доспехами.
  - Ты сказал - Синдбад? - переспросил он, и голос его прозвучал раскатисто, как труба.
  - Ты не ослышался, о повелитель, - ответил мореход, не поднимая головы.
  Тяжело переставляя закованные в железо ноги, царь спустился по каменным черепам, как по ступенькам, и приблизился к простёртому путнику.
  - Я ждал тебя, - сказал он. - Встань и следуй за мной.
  Замирая от страха, Синдбад поднялся с колен и зашагал за царём. За ними двинулся многочисленный отряд Мертвецов в шлемах и доспехах.
  Синдбад обратил внимание, что среди живых скелетов, обитающих в Стране Мертвецов, немало было звериных. По улицам подземного города бродили скелеты собак, над домами летали скелеты птиц и летучих мышей. А ещё выше, под самыми сводами пещеры, парили скелеты громадных крылатых ящеров, похожих на тех, чьи барельефы были выбиты на стенах. Их летали целые стаи. На одном из ящеров, опустившемся ниже остальных, Синдбад заметил седока - Мертвеца в панцире и шлеме.
  В городе можно было увидеть немало скелетов и других животных, не известных Синдбаду. Среди них выделялись скелеты огромных зубастых ящеров, передвигавшихся на двух массивных задних ногах. На каждом таком исполине сидело по одному или по нескольку подданных подземного царя, которые правили ими, направляя их бег в нужную сторону.
  Процессия во главе с царём вошла в раскрытые двери большого круглого здания. Внутри оно представляло собой зал со сводчатым потолком и освещалось гудящим подземным пламенем, которое выбивалось из расщелин в полу. Царь приблизился к стоявшему посреди зала небольшому возвышению, на котором, как на ложе, лежала девушка поразительной красоты. Синдбад изумился. Наверное, кроме него самого, это было единственное существо из плоти и крови в стране скелетов. Ресницы девушки были опущены, грудь вздымалась ровно и спокойно. Она спала.
  - Принцесса спит уже много лет, - провыло из глубины чёрных доспехов. - Ни один из магов, обитающих в моей Стране, не в силах её разбудить. В день появления принцессы древнейший маг, обладавший провидческим даром, возвестил, что спящую разбудит человек по имени Синдбад, который явится из Верхнего Мира.
  - Я? - поразился мореход. - Но как?
  - Не знаю, - ответил царь. - Провидец сказал ещё, что после пробуждения принцессы меня ждёт великое изменение.
  - Какое изменение, о всесильный владыка? - робко поинтересовался Синдбад.
  - Этого я тоже не знаю. Древнейший маг был до того дряхл, что не успел договорить пророчество до конца. Упомянув об изменении, которое меня ждёт, он упал и рассыпался в прах. Но думаю я, что после пробуждения принцессы я снова стану существом из плоти и крови. Моё тело, как когда-то тысячи лет назад, будет молодым и сильным, я обрету былое колдовское могущество, поднимусь в Верхний Мир и покорю все страны, какие там существуют. А принцесса станет моей женой. Но вначале ты должен её разбудить!
  - Повинуюсь, о царь, - ответил Синдбад с низким поклоном. - Хотя я не уверен, что мне это удастся.
  - Тогда ты будешь низвергнут в самые глубокие подземелья моей страны! - в гневе закричал царь и вышел из зала со всей свитой.
  Оставшись наедине со спящей девушкой, мореход начал её будить, касаясь руками плеч и головы. Но всё было тщетно. Принцесса продолжала спать. Видя бесполезность своих усилий, Синдбад опустился на пол и разразился громкими рыданиями и жалобами на свою горькую участь. Тут его, видимо, услышал Аллах, потому что Синдбад вдруг вспомнил об Алмазе, спрятанном в складках его широкого пояса. В мыслях морехода мелькнул мёртвый Трёхглазый колдун, который поднимался и говорил, точно живой.
  - Абу-Мансур! - вскричал он, торопливо доставая чудесную вещь. - Вот кто мне поможет!
  Он разжал зубы девушки и вложил камень ей в рот. И спустя минуту произошло то же, что и с Трёхглазым. Продолжая спать, девушка пошевелилась, а потом привстала на ложе и обратила лицо с закрытыми глазами на Синдбада.
  - О Синдбад, рад снова приветствовать тебя, - произнесла она. - Это говорю я, Абу-Мансур, твой верный спутник в путешествии ко дворцу великого Альтамуса. Ты вовремя догадался дать мне голос и тело, ибо сейчас сюда вернётся царь Мертвецов. Увидев, что ты не исполнил его повеление, он прикажет заточить тебя в самую мрачную из темниц, откуда ты уже не выйдешь никогда.
  - Что же мне делать? - спросил Синдбад. - Как разбудить девушку?
  - Разбудить её может только Альтамус, больше никто, - ответил Абу-Мансур. - Но я могу заставить её раскрыть глаза и встать с ложа. Увидев её, царь Мертвецов решит, что она пробудилась, хотя она по-прежнему будет спать.
  - Царь сказал, что когда девушка проснётся, с ним произойдёт изменение, - прибавил Синдбад, в сомнении качая головой. - Но если девушка будет спать, то, значит, и изменения не будет. Царь догадается, что она спит, и мне настанет конец.
  - Сделай так, как я тебя научу, - сказал Абу-Мансур. - Когда царь Мертвецов увидит проснувшуюся принцессу, он сразу потребует от тебя, чтобы ты и над ним сотворил чудо, превратив его из давно истлевшего покойника в живого человека из плоти и крови. Притворись, будто ты сможешь это сделать. Вели царю лечь на пол и снять с себя шлем. Под шлемом ты обнаружишь пустоту. Пустота будет и внутри его доспехов. Смело засунь туда руку и найди горсточку праха. Это всё, что осталось от некогда могущественного колдуна, при одном звуке имени которого трепетали все живущие в подлунном мире. Вынь прах, и душа царя навсегда покинет своё железное обиталище и растворится в эфире. Так что, перемена с ним произойдёт, но не та, о которой мечтает этот негодный властитель.
  Едва он успел это сказать, как заскрипели, раскрываясь, высокие бронзовые двери, и в зал вошёл царь Мертвецов. Он шёл один, тяжело переставляя ноги в железных доспехах. Придворные остались за дверями. Когда царь приблизился к спящей девушке, её тело, повинуясь воле Абу-Мансура, встало с ложа и широко раскрыло свои прекрасные карие глаза. Царь остановился в изумлении.
  - О Синдбад, теперь я вижу, что ты великий чародей! - послышался гулкий голос из глубины доспехов. - Повелеваю тебе вернуть мне моё тело и былую силу. Начни немедленно. Я жду.
  Мореход в замешательстве оглянулся на девушку. Абу-Мансур заставил её ободряюще кивнуть.
  - Хорошо, о владыка, - сказал Синдбад. - Но прежде, чем я приступлю к колдовскому обряду, ты должен лечь на пол и снять с себя шлем.
  - Верни мне мою человеческую плоть, и получишь сокровища, какие не снились смертному, - сказал царь, ложась на пол и закованными в железо руками снимая с себя шлем. - Я верил, что предсказание сбудется! Верил всегда! И вот настал мой заветный час!
  Шлем с лязгом отделился от панциря и упал на каменный пол. Синдбада передёрнуло от ужаса: под шлемом ничего не было! Доспехи были полностью пусты!
  Испуганный мореход долго не решался притронуться к жуткому созданию, пока, наконец, за его спиной не прозвучал спокойный голос Абу-Мансура:
  - Будь твёрд, Синдбад. Делай, как я велел.
  Замирая от страха, мореход просунул руку внутрь панциря и нащупал там маленькую горсточку праха. Едва он коснулся её, как из глубины доспехов раздался ужасающий вопль. Сам не помня, что делает, Синдбад вобрал прах в кулак и быстро выдернул руку из панциря. Вопль тотчас стих.
  Синдбад огляделся.
  - Что теперь делать, о Абу-Мансур?
  - Надо как можно скорее покинуть Страну Мертвецов, - ответил принц. - Сохрани этот прах, он ещё поможет нам. А теперь идём. Я знаю, где находится ход, ведущий в Верхний Мир, - и он заставил спящую направиться к одной из бронзовых дверей, расположенных вдоль стен. - Путь к нему - вот за этой дверью, но добраться до него непросто.
  Мореход последовал за девушкой.
  - Здесь за всеми дверьми - стража, - предупредил Абу-Мансур. - Но Мертвецы ещё не знают о смерти царя, и потому они выполнят его приказ не трогать нас. Иди спокойно, не подавай виду, что боишься. Если побежишь - они заподозрят неладное, кинутся на нас и растерзают.
  Синдбад раскрыл дверь, на которую указала спящая, и сердце его замерло: в помещении за дверью, озарённом огнями факелов, толпилось не меньше сотни скелетов. Завидев Синдбада и девушку, они расступились по сторонам, образовав неширокий проход. Беглецы двинулись по нему к следующей бронзовой двери, видневшейся невдалеке.
  Синдбад шёл, от страха не чуя под собой ног. Мертвецы рычали, как злобные псы, и чем ближе путники подходили к двери, тем грознее становился их рык. А когда беглецы были возле самой двери, чудовищные создания сгрудились за их спинами, залязгали челюстями и загремели костями. Их руки тянулись к путникам, как бы собираясь их схватить, но в последний момент отдёргивались. Правду сказал Абу-Мансур: людей никто не тронул, ибо таков был приказ царя.
  Синдбад потянул на себя тяжёлую бронзовую створку, и она медленно раскрылась. Видно было, что её не раскрывали очень давно. Она заржавела настолько, что не могла раскрыться до конца. Синдбад и спящая девушка едва протиснулись в открывшийся проём. Мореход, последним выйдя из страшной комнаты, плотнее закрыл за собой дверь, а увидев на ней засов, поспешил задвинуть его. Только тогда он вздохнул с облегчением.
  Они находились в пещере на берегу подземного ручья. Красноватый колеблющийся свет проникал откуда-то сверху из широких трещин.
  - Нам нужно поторопиться, - сказал Абу-Мансур. - Мертвецы скоро узнают о смерти царя и снарядят за нами погоню.
  Они зашагали по мощёной камнями дорожке, которая сначала шла вдоль ручья, а потом стала петлять по извилистым пещерным ходам, перебегая через пропасти по изогнутым мостам. Дорожка привела их к сводчатому входу в огромный подземный зал, не уступавший по размерам тому, в котором находилась столица Страны Мертвецов.
  Синдбад и спящая девушка вышли на выступ скалы, нависавший над залом. Внизу, освещаемый багровыми кристаллами и сполохами подземных огней, раскинулся город с приземистыми домами. Под сводами зала носились скелеты птиц. Справа от путников в скале были прорублены ступени, ведущие вниз.
  - Таких подземных залов множество в Стране Мертвецов, - сказал Абу-Мансур, - но только из этого есть проход в Верхний Мир. Взгляни на свод. Вон там, почти в самом зените, темнеет небольшая, едва заметная трещина. Там начинается проход.
  - Даже не знаю, как мы доберёмся до него, - пробормотал Синдбад. - Может быть, поможет чудесное кольцо, и я смогу подпрыгнуть на такую высоту?
  - Пока ты будешь прыгать, тебя заметят Мертвецы и схватят, - ответил Абу-Мансур. - Мы спустимся вниз и подберёмся к тварям, что бродят в низине у городской стены. Это прирученные Мертвецами скелеты древних летающих ящеров. Мы улетим на одном из них. Следуй за мной и ничего не бойся.
  И спящая девушка, управляемая принцем, направилась к каменной лестнице. Абу-Мансур заставлял её так ловко перепрыгивать со ступени на ступень, что Синдбад невольно позавидовал ей. Сам он спускался медленно, боясь сорваться с высоты.
  Несколько крылатых ящеров бродило в одиночестве, отделившись от остальных. Спящая подошла к одному из них и взялась рукой за его костлявый бок. Чудовище послушно присело и сложило крылья. Девушка обернулась к Синдбаду и махнула рукой. Мореход, поборов страх, подбежал к ней.
  - На спине ящера есть два седла, - сказал Абу-Мансур. - Залезай на одно из них, и побыстрее, а то Мертвецы уже заметили нас и бегут сюда.
  Спящая первая взобралась на спину чудовищного скелета. Синдбад устроился за её спиной. Девушка хлопнула в ладоши, издала резкий гортанный крик, и скелет, захлопав в ответ костлявыми крыльями, рывком поднялся в воздух.
  Тем временем сотни Мертвецов, крича и потрясая кулаками, бежали к стаду скелетов крылатых ящеров. Оседлав их, они устремились в погоню за Синдбадом и девушкой. На каждой твари сидело по нескольку Мертвецов, вооружённых луками и стрелами. Мертвецы вопили, ревели, выкрикивали угрозы и трубили в раковины.
  Абу-Мансур рукой спящей девушки направил скелет прямо к спасительной расщелине в своде. Проход в Верхний Мир, снизу видимый как маленькое тёмное пятнышко, вблизи оказался довольно широкой пещерой. Крылатый скелет свободно влетел в неё и помчался куда-то вверх.
  Скелет мерно взмахивал крыльями, поднимаясь по тёмному коридору всё выше и выше и не проявляя признаков усталости. Синдбад почти ничего не видел в окружающей темноте, но он чувствовал, что скелет время от времени меняет направление движения, видимо следуя изгибам коридора.
  В тот же коридор влетели преследователи. За спинами беглецов замелькали огни факелов, послышался рёв раковин и грохот десятков костлявых крыльев. Засвистели выпущенные Мертвецами стрелы.
  - Принц, мы погибли! - закричал перепуганный Синдбад. - Сатанинские твари неминуемо настигнут нас и мы никогда не выберемся из их страшной Страны!
  - Возьми прах царя Мертвецов и брось его в сторону наших врагов, - ответил принц.
  Синдбад немедленно исполнил его повеление. Рассыпанные в воздухе крупицы праха превратились в светящееся зеленоватое облако, которое стало стремительно увеличиваться и разгораться. Скелетов, влетавших в него, охватывало зелёное пламя, они чернели и рассыпались в прах. За одну минуту вся преследовавшая Синдбада стая сгинула в колдовском облаке, а скелет крылатого ящера, на котором летели беглецы, благополучно достиг дальнего конца коридора. В этом месте подземный коридор суживался настолько, что скелет не мог в него протиснуться. Седокам пришлось оставить его и дальше пробираться, согнувшись в три погибели.
  Вскоре далеко впереди показалась небесная звезда. Там был выход из подземелья. Обрадованный Синдбад пополз быстрее, и вскоре они со спящей девушкой выбрались из расщелины, находившейся под одной из надгробных плит. Мореход тревожно огляделся, узнавая местность. Это была Долина Надгробий, откуда Мертвецы утащили его в свою страну.
  - Мы будем в безопасности только когда покинем эти гиблые места, - сказал Абу-Мансур, словно откликнувшись на его мысли.
  И правда: из-под соседнего надгробья высунулась костлявая рука и потянулась к путникам. Такая же рука, взрыхлив землю, показалась из-под другого надгробья...
  - Теперь самое время воспользоваться волшебным кольцом, - прибавил принц.
  Мореход, не мешкая ни секунды, вскинул девушку себе на плечи и повернул кольцо. Рука ближайшего скелета метнулась к нему, но он подпрыгнул и, пролетев добрый десяток метров, опустился на одну из плит. Тотчас из-под неё высунулась костлявая рука, но Синдбад снова подпрыгнул.
  Большими прыжками он помчался по могильным плитам, придерживая спящую девушку. Ветер свистел в его ушах, в груди замирало, полы распахнутого халата взвивались, как крылья. Скелеты тянулись к нему из-под всех плит, но Синдбад каждый раз уворачивался от их рук. Он направлялся к горам, темневшим вдалеке, где Долина Надгробий кончалась.
  Больше часа длилась неистовая скачка. Озарённые звёздами горы приближались, а надгробий попадалось всё меньше и меньше. Наконец страшная Долина осталась позади. Синдбад перепрыгнул через небольшую речку и опустился на опушке леса. Ветви окружающих деревьев гнулись под тяжестью спелых плодов, но усталость морехода была сильнее, чем голод. Сняв девушку с плеч, он лёг на землю и крепко заснул.
  
  
  8
  
  Проснувшись и утолив голод плодами, он спросил принца:
  - О Абу-Мансур, уже давно я нахожусь в этой стране, а ночь всё длится и длится. Неужели эти благодатные поля и леса ни разу не ласкал солнечный луч?
  - Когда-то их освещало солнце, - ответил принц, - день сменялся ночью, и всё было устроено как в том мире, откуда прибыл ты. Но вот уже много лет, как эта страна окуталась вечными сумерками.
  - Отчего это случилось? - спросил Синдбад.
  - Не могу ответить на твой вопрос, - сказал Абу-Мансур. - На всё воля повелителя этих мест, великого Альтамуса.
  - Тогда скажи мне, в какой стороне его дворец и долго ли нам добираться до него?
  - Я буду указывать тебе путь, но он не близок.
  - Ради того, чтобы мирно зажить в родном Багдаде, я одолею любое расстояние! - вскричал мореход. - Идём же!
  И он прошёл с девушкой, руководимой принцем, много лунных дней и звёздных ночей по нескончаемому лесу, питаясь плодами и ягодами.
  Как-то на привале он спросил Абу-Мансура:
  - О мой добрый вожатый, мечтаешь ли ты о возвращении в человеческий облик, или Голубой Алмаз стал твоим вечным обиталищем?
  - Снова стать человеком - моя самая заветная мечта, - ответил принц. - Потому-то я и иду с тобой к Альтамусу - в надежде, что он расколдует меня.
   - Клянусь, я сделаю всё, чтобы ты вместе со мной предстал перед великим чародеем! - воскликнул Синдбад. - Мы товарищи по несчастью, и нас ведёт одна звезда!
  Продолжив путь, они в скором времени вышли к широкой реке.
  - Нам надо переправиться на другой берег, но мостов тут нет, - сказал Абу-Мансур.
  - Мне приходилось переправляться через реки ещё шире этой, - ответил мореход. - Я знаю, что делать.
  За два лунных дня он сплёл плот из ветвей и лиан. Когда плот был готов, они со спящей девушкой взошли на него и Синдбад оттолкнулся от берега длинным шестом. Но едва плот выплыл на середину реки, как вода перед ним забурлила, вспучилась, и поднялся гигантский водяной столб, вершиной достигнув облаков. Река сразу обмелела, потому что вся вода, что была в ней, вобралась в этот ужасный столб.
  Внезапно столб превратился в уродливого и страшного водяного джинна.
  - Кто тут смеет без моего ведома переплывать через мою реку? - раздался его голос, похожий на грохот водопада.
  - Это я, Синдбад, купец из Багдада, - ответил перепуганный мореход. - По воле злого джинна Зумдады ибн Джалиджиса я оказался вдали от родины и теперь иду к могущественному царю Альтамусу просить вернуть меня домой. А это - девушка, спасённая мною от Мертвецов.
  - Ты, ничтожный смертный, надеешься добраться до дворца Альтамуса? - проревел исполин и расхохотался.
  Синдбада пробрала дрожь от этого зловещего смеха, но тут спящая коснулась его руки.
  - Это водяной джинн, - негромко сказал Абу-Мансур. - Он злой и жадный, и может погубить тебя, если ты не откупишься от него. За переправу через реку он потребует от тебя девушку. Делать нечего, придётся расстаться с ней, - прибавил принц с глубоким вздохом. - Но перед тем, как отдать её, забери Алмаз. Сделай это незаметно от джинна, а то он и его захочет отобрать.
  Нахохотавшись всласть, джинн проревел:
  - Всякий, кто переплывает через эту реку, должен заплатить мне дань! Плати!
  - О джинн, у меня ничего нет, - ответил Синдбад. - Отпусти меня, и я попрошу Альтамуса вознаградить тебя за твою доброту.
  - Несчастный, долго ты будешь насмехаться надо мной? - Джинн злобно скривился. - Если ты вправду думаешь добраться до дворца Альтамуса, то ты сошёл с ума! Выброси свою дерзновенную мысль из головы! Никогда тебе не дойти до дворца Альтамуса. Дворец далеко, и всех, кто идёт к нему, подстерегают тысячи опасностей! Одна из них - эта река. Ты уже здесь можешь кончить свои дни. Но я сжалюсь над тобой и возьму в качестве дани эту прекрасную девушку. Я заберу её, а ты переправишься на другой берег и продолжишь свой гибельный путь.
  И джинн, нагнувшись, протянул к девушке свои растопыренные пальцы, с которых лилась вода.
  - О джинн! - закричал Синдбад. - Позволь мне напоследок поцеловать мою бедную спутницу!
  - Хорошо, - рука замерла в воздухе. - Простись с ней и благодари меня за мою доброту.
  Синдбад наклонился к спящей, приник губами к её рту и пальцами надавил на щёки, благодаря чему Алмаз изо рта девушки перешёл в его рот. Ресницы спящей тотчас сомкнулись и она откинулась навзничь. Синдбад, как бы скорбя о ней, закрыл ладонями своё лицо и незаметно от джинна вынул изо рта Алмаз.
  Пряча его в ладонях, он печально склонился над девушкой.
  - О джинн, - сказал он, - безмерно моё горе. Моя прекрасная спутница лишилась чувств, узнав об уготованной ей участи стать твоей пленницей.
  - Ничего, - рявкнул джин, - я подожду, когда она придёт в себя, и унесу её в свой подводный гарем. А ты, Синдбад, можешь продолжать путь.
  С этими словами он осторожно поднял девушку своими большими пальцами, состоявшими из воды, повернулся и зашагал по обмелевшему руслу реки. А Синдбад торопливо засунул Алмаз за пояс, спрыгнул с плота и побежал к противоположному берегу, благо река обмелела настолько, что в самом глубоком месте была ему по колено.
  Едва он успел выйти на берег, как вода стала стремительно прибывать: это обрушился водяной столб, возвратив реке её воду. Синдбад удалился от реки всего на пару десятков шагов, а она уже по-прежнему была полноводна и бурлива. Водяного джинна и след простыл.
  Путник вошёл в лес. Река осталась позади, скрывшись за деревьями. Синдбад прошёл по лесу совсем немного, как вдруг сзади раздался оглушительный рёв. Мореход повернул кольцо, подпрыгнул, ухватился за верхнюю ветвь ближайшего дерева, и, устроившись на ней, посмотрел на реку, извилистой полосой тянувшуюся в низине. Водяной джинн снова появился на ней. Он ревел во всё горло, размахивал руками, поднимая тучи брызг, и в его рёве Синдбад различил слова:
  - Меня обманули! Она не в обмороке! Она спит заколдованным сном, и я не в силах её разбудить! О, коварный путник! Ты всучил мне негодный товар! Попадись ты мне, я скручу тебя и выжму всю твою кровь, а потом буду хлестать твоим телом по прибрежным скалам, пока оно не истреплется, как старое мочало! Я обманут, обманут...
  Он подошёл к одинокой скале на середине реки и уложил спящую на её вершину. Затем снова превратился в водяной столб и опал, закружился по реке пенными водоворотами.
  Скорбя о девушке, Синдбад слез с дерева и направился в самую глубь леса. Он искал какое-нибудь мёртвое тело, которое можно было бы использовать для связи с Абу-Мансуром. На четвёртый лунный день пути он наткнулся на труп лани. Животное умерло совсем недавно, угодив копытом в расщелину и сломав ногу. Синдбад положил в рот лани Алмаз. Но та открыла глаза всего на минуту, взглянула на него, издала короткое мучительное блеянье и затихла.
  Мореходу стало ясно, что Абу-Мансур не может управлять мёртвым животным. Он взял Алмаз и пошёл дальше, грустя о том, что лишился и девушки, и своего таинственного попутчика. Совет Абу-Мансура пришёлся бы сейчас очень кстати: Синдбад чувствовал, что заблудился в этом бесконечном лесу. Сколько бы он ни шёл, а лес всё не кончался, и дворец Альтамуса не показывался.
  
  
  9
  
  На закате луны Синдбад увидел далеко за деревьями огонёк. Он пошёл на него, и вскоре его взору предстала лесная поляна, на которой пылал большой костёр и сидели два огромных, ужасного вида джинна. Головы у них были человеческие, но очень большие, раздутые, с четырьмя рогами и заросшие шерстью; шерстью было покрыто и всё их тело, похожее на медвежье; ног у них не было, зато у каждого было по шесть рук, смахивавших на обезьяньи. За спинами их были сложены громадные крылья, как у летучей мыши. Одно из чудовищ поворачивало вертел с насаженным на него бегемотом, другое подкидывало в костёр обломки деревьев.
  Перепуганный Синдбад собрался было бесшумно уйти, как вдруг джинны заговорили, и мореход с удивлением обнаружил, что понимает их язык. Вот когда ему снова пригодилось чудесное свойство понимать все языки, в том числе язык джиннов! Он затаился за деревом и прислушался.
  - Ты говоришь, что направляешься в страну Огнедышащих Гурий? - спросил один джинн у другого. - Я никогда там не был, но знаю, что это очень далеко.
  - Даже дальше, чем дворец Альтамуса, - отозвался второй джинн.
  - Я со своим давно умершим отцом однажды летал ко дворцу этого могущественного чародея, - сказал первый джинн. - Мы летели так быстро, что ветер едва не вырвал крылья из наших спин, и всё равно полёт продолжался шесть лунных дней и шесть звёздных ночей. Не позавидую я тому, кто решится проделать этот путь по земле. Дороги к дворцу Альтамуса нет, и со всех сторон его окружает густой лес.
  Услышав эти слова, Синдбад едва не лишился чувств: теперь он понял, почему водяной джинн хохотал, узнав, что путник идёт во дворец Альтамуса! А он-то полагал, что ещё день или два пути по лесу - и впереди покажутся крыши царского дворца. Как жестоко он ошибался!
  Джинны сняли зажарившегося бегемота с вертела, разодрали его на куски и принялись жадно поедать горячее мясо. Насытившись, они улеглись под деревом и продолжали разговор.
  - Я как-то угодил в лапы к людоедам, чьё племя обитает к западу отсюда, - зевнув, сказал первый джинн. - Их были тысячи. Они набросились на меня, связали и попытались убить. Я смеялся над их попытками. Откуда им было знать, что убить меня может только вода подземной реки Кергириб? Кончилось тем, что я порвал их жалкие верёвки, вырвал с корнями увесистую пальму и перебил половину племени. Славно я повеселился!
  - Со мной произошёл случай ещё забавней, - сказал второй джинн. - Однажды я заснул на берегу лесного озера и не заметил, как ко мне подкрался змей толщиной с башню. Проснувшись, я обнаружил себя в его брюхе. Я тогда чуть не лопнул от хохота, ведь убить меня может лишь тот, кто воткнёт деревянный кол в моё левое ухо, и не во всякое время, а лишь в час, когда багряная звезда Акрагур стоит в самом зените! Видел бы ты, брат, как корчилась в невыносимых муках эта гигантская гадина, когда я когтями и зубами прокладывал себе путь в её утробе!
  Джинны, сытые и довольные, захрапели, а Синдбад задумался. Устремив взгляд на небо, он увидел мерцавшую прямо над его головой большую багряную звезду. "Уж не Акрагур ли это?" - подумал мореход, и тут ему пришла мысль, которая заставила его вздрогнуть и поспешно вскочить на ноги.
  Поискав вокруг себя, он отыскал длинную прямую ветвь, отломал её от дерева и очистил от листьев и веток. С этим колом он подкрался к спящему джинну. Приблизившись к его левому уху, наклонённому к земле, он ещё раз взглянул на багряную звезду, вознёс молитву Аллаху, а затем размахнулся и с силой ударил колом. Прочная ветвь почти целиком вошла джинну в голову. Тот содрогнулся, раскрыл рот, да так и умер - не успев даже крикнуть. Второй джинн продолжал спать как ни в чём не бывало.
  Синдбад взобрался на мохнатую грудь мёртвого чудовища и подполз к запрокинутой голове. Пасть была открыта, и он осторожно вложил в неё волшебный камень.
  В этот момент второго джинна укусила змея. Он заворочался, засопел, отмахнулся от досадливой гадины. Змеиный укус значил для него не больше, чем щипок комара, однако он разбудил его. Джинн раскрыл глаза, поднял голову и увидел Синдбада, сидящего на груди его товарища. Разразившись яростным рёвом, он протянул лапу, чтобы схватить смельчака, но тот успел спрыгнуть на землю. Это ещё больше разозлило чудовище. Джинн вскочил на ноги и бросился к Синдбаду.
  Не миновать мореходу оказаться в его лапах, как вдруг мертвец, до той минуты лежавший неподвижно, ударил джинна ногой. Тот потерял равновесие и кубарем полетел на землю. Мертвец поднялся. Тусклыми глазами глядя на своего живого товарища, он оскалил клыкастую пасть и двинулся на него.
  - Эй, ты что делаешь? - закричал тот, но мёртвый джинн, телом которого управлял Абу-Мансур, набросился на него и принялся молотить кулаками.
  Джинн, видя, что его товарищ мёртв, но ведёт себя как живой, попятился в испуге. Мертвец продолжал наседать на него и вскоре повалил на землю.
  Синдбад выглянул из-за дерева и крикнул:
  - Абу-Мансур, это ты?
  - Я, Синдбад, и я очень рад твоей находчивости, - отозвался мертвец. - Поистине небеса благоволят тебе. Ты получил не только возможность общаться со мной, но и могучие крылья летающего джинна!
  Второй джинн, услышав их разговор, упал на колени:
  - Ты великий колдун, - сказал он Синдбаду, - коли убил моего брата и заставил его, мёртвого, встать и служить тебе. Смилуйся, прикажи ему отпустить меня, ведь всё равно он не сможет меня убить.
  - Он говорит правду, - сказал Абу-Мансур, отходя в сторону от дрожащего джинна. - Пусть уходит подобру-поздорову, нам от него толку нет.
  - Ступай и благодари небеса за нашу милость к тебе, - сказал джинну Синдбад.
  Тот попятился, униженно кланяясь, а потом расправил крылья, взлетел над поляной и скрылся из виду.
  - Абу-Мансур! - закричал обрадованный мореход. - Теперь я окончательно уверовал в то, что мы доберёмся до дворца великого Альтамуса!
  Принц заставил мёртвого джинна склониться перед Синдбадом.
  - Залезай на плечи этого чудовища и покрепче держись за шерсть на загривке, - сказал он. - Мы летим ко дворцу повелителя духов!
  Синдбад взобрался на мертвеца, и тотчас над его головой взвились и зашумели могучие крылья. Мертвец поднялся в воздух. Поляна с догорающим костром осталась внизу и скрылась за деревьями. Мертвец поднялся ещё выше, и перед ошеломлённым Синдбадом раскинулся необъятный простор, озарённый луной и звёздами. Внизу от края и до края простирался густой лес, который напомнил мореходу океан. Оглядывая его, он замирал и крепче прижимался к загривку джинна.
  Полёт продолжался семь лунных дней и восемь звёздных ночей. Абу-Мансур иногда заставлял мертвеца опускаться на землю, чтобы Синдбад мог перекусить плодами и отдохнуть. На восьмой лунный день мертвец стремительно, как падающий коршун, ринулся вниз, и Синдбад не успел опомниться, как они очутились на земле.
  Перед ними возвышалась стена из чистого золота, а за ней сверкали бриллиантовые купола прекраснейшего из дворцов, которых когда-либо видел путешественник.
  - Я не мог опуститься за стеной, - сказал Абу-Мансур, - потому что она не пропускает мертвецов, вроде этого джинна, телом которого я управляю.
  - Тогда поищем ворота, - ответил Синдбад. - Я дал тебе слово, что явлюсь к Альтамусу вместе с тобой, и сдержу его.
  И они зашагали вдоль золотой стены.
  
  
  10.
  
  Шли они долго, но ворот нигде не было.
  - Как ты думаешь, о благородный Абу-Мансур, - сказал Синдбад, - не будет ли с моей стороны проявлением неучтивости, если я перепрыгну через стену, воспользовавшись чудесным кольцом Одноглазого колдуна?
  - Стена не пропустит того, кто явился к Альтамусу без его позволения, - ответил принц. - Ты ведь не был зван царём?
  - Не был, - сказал Синдбад со вздохом. - Но Альтамусу неоткуда было узнать обо мне, ничтожном скитальце. Чтобы сообщить царю о своей нужде, мне самому пришлось идти к нему, проделав долгий и опасный путь. Если я теперь не попаду во дворец, то все мои труды будут напрасны. Поэтому я всё-таки прыгну. А ты, о принц, жди меня здесь. Я вернусь за тобой.
  С этими словами он повернул кольцо и подпрыгнул.
  Стена была высотой в два человеческих роста, и Синдбаду, которому приходилось совершать прыжки гораздо более высокие, она не представлялась серьёзным препятствием. Но когда он подпрыгнул, стена неожиданно выросла. Синдбад ударился об неё и с громким криком упал на землю, туда, где только что стоял.
  - Попробую подпрыгнуть выше, - сказал он и принялся прыгать на одном месте, с каждым прыжком увеличивая высоту.
  Когда его прыжки достигли поистине великаньей высоты, он ещё раз попробовал перелететь через стену. Но она и на этот раз выросла, и Синдбад, чувствительно ударившись об неё, вновь рухнул вниз.
  - Стена меня не пускает! - закричал мореход. - О, горе! Теперь я никогда не вернусь в Багдад, а ты не станешь человеком! О горе, горе!
  И он залился слезами.
  - Погоди отчаиваться, - сказал принц. - Ты владеешь Голубым Алмазом, чудодейственным камнем, делающим простого смертного волшебником, а чародея - колдуном ещё более могущественным. До конца ли ты познал его магические свойства? А вдруг он поможет тебе попасть во дворец?
  - Но как мне воспользоваться силой камня, о Абу-Мансур? Научи, подскажи, ты ведь всё знаешь.
  - Вынь Алмаз изо рта мёртвого джинна и иди во дворец, - сказал принц, - а уж там пусть будет, что будет.
  Джинн распластался перед Синдбадом, и тот, взобравшись на его страшную голову, вынул чудесный камень из пасти.
  С Алмазом в руке он подошёл к стене, и вдруг Алмаз ярко вспыхнул. Часть стены перед Синдбадом ушла под землю. Алмаз, пылавший как маленькое солнце, озарил прекрасный сад, и в его глубине - дворец, возведённый из крупных отшлифованных драгоценных камней. Стены, арки, колонны, округлые крыши - всё здесь было сделано из алмазов, рубинов, сапфиров и изумрудов, и всё переливалось при свете полной луны. Никогда ещё путешественник не видел такой красоты. Держа сверкающий Алмаз высоко над головой, он вошёл в сад, и золотая стена вновь поднялась за его спиной. Алмаз сразу потух, сделавшись прежним голубым камнем. Синдбад спрятал его за пояс и по выложенной яшмой дорожке поспешил ко входу во дворец.
  Дорожка вела через сад, в котором росли пальмы и агавы, а ещё яблони, гранатовые, персиковые, апельсинные и лимонные деревья, ветви которых гнулись под тяжестью плодов. Отовсюду доносились птичьи трели и щебетанье. С ветки на ветку перелетали маленькие птички и пестрогрудые попугаи; между деревьями важно расхаживали павлины, распустив веером узорчатые хвосты.
  У раскрытых настежь дворцовых дверей путник не встретил ни охраны, ни слуг. Он немало удивился этому, а потом подумал, что такому могущественному волшебнику, как Альтамус, не нужны ни слуги, ни охрана.
  Внутренние покои дворца поразили его роскошью убранства. Полы были устланы пушистыми коврами, на стенах и потолках висели сотни хрустальных шаров с горящими в них свечами; свет дробился в гранях светильников и переливчатыми узорами ложился на ковры, на стены и на золотые деревья, стоявшие тут повсюду. Яблони, гранатовые, персиковые и лимонные деревья, агавы и пальмы, которые высились в залах дворца, были сделаны из чистого золота, листья их были усыпаны изумрудами, а плоды искусно выточены из небывало крупных самоцветов. Приблизившись к золотому гранатовому дереву, Синдбад оглядел его плоды и дотронулся до одного граната, который оказался не гранатом вовсе, а большим рубином, отшлифованным так, словно это был не камень, а плод. Багрово-красный камень закачался на золотой ветке, засверкал в блеске хрустальных лампионов.
  Золотой сад являлся как бы продолжением живого сада, что был снаружи, только вместо птичьих трелей здесь негромко звучала музыка, неизвестно откуда доносившаяся.
  Помимо золотых деревьев, ковров и лампионов, в чудесном зале находилось великое множество самых разнообразных драгоценных предметов. Повсюду стояли искусной работы золотые кубки, подносы, чаши, кувшины; на низких столиках были разложены перстни, браслеты и ожерелья, поражавшие тончайшей работой изготовивших их ювелиров; здесь же лежали парчовые футляры, в которых хранились пергаментные листы с цветными миниатюрами.
  Не найдя в первом зале Альтамуса, Синдбад перешёл во второй зал, оттуда - в третий, потом в четвёртый. Повсюду сверкали в блеске лампионов золотые деревья с изумрудными листьями и ювелирные изделия, но царя нигде не было. В одном из залов путешественник заметил стайку прекрасных девушек. В лёгких полупрозрачных одеждах, подчёркивавших контуры их стройных тел, они медленно танцевали под тихую печальную музыку. Синдбад долго смотрел на них, забыв обо всём на свете, а опомнившись, мотнул головой, словно стряхивал с себя сон.
  - Я пришёл сюда не для того, чтобы заглядываться на прелестных пери, - пробормотал он. - Мне надо найти Альтамуса.
  Но в других залах, куда он входил, ожидая встретить седовласого государя в белоснежных одеяниях, было одно и то же: золотые деревья, хрустальные лампионы, множество драгоценных изделий, доносившаяся откуда-то негромкая музыка и танцующие девушки, которые не обращали на пришельца никакого внимания.
  Синдбад вскрикнул от изумления, увидев, как одна из девушек ни с того ни с сего вдруг превратилась в яшмовый бокал. Помедлив, он подошёл к нему, взял в руки и повертел, не веря глазам. Бокал был тончайшей работы, с золотой инкрустацией и эмалью. Мореход готов был поклясться, что ещё две минуты назад на этом месте стояла девушка, а никакого бокала не было.
  Он направился дальше, теперь уже внимательнее приглядываясь к очаровательным созданиям, танцевавшим между золотыми деревьями. Его смутная догадка вскоре подтвердилась: любая из девушек, устав кружиться по залам, могла превратиться в драгоценную вещь, каких и без того было множество во дворце: в кубок, миниатюру, ковёр, янтарный апельсин, рубиновый гранат, перстень, статуэтку, маску с прорезями для глаз. И наоборот: любая из безжизненных вещей вдруг превращалась в живую девушку, которая присоединялась к хороводу подруг.
  Поражённый Синдбад поднимался по устланным коврами ступеням и проходил залами, где золотые пальмы простирали свои усыпанные изумрудами разлапистые листья над бассейнами с неподвижной водой. Альтамуса не было и здесь. Утомлённый долгим путешествием по дворцу, мореход приблизился к девушкам, которые не танцевали, как остальные, а сидели под золотой яблоней и перебирали нитки жемчужных бус.
  - О прекрасные пери, скажите мне, где хозяин этого дворца, великий царь Альтамус? - спросил он.
  - Мы не видели его много лет и очень опечалены его отсутствием, - ответили девушки.
  - Государя нет во дворце? - вскричал Синдбад. - Значит, я напрасно проделал долгое и опасное путешествие? О, я несчастный!
  И он, схватившись за голову, упал на колени.
  - Что мне делать, что делать, - причитал убитый горем мореход. - Где мне искать Альтамуса? Как я попаду в Багдад? Долго ли мне ещё скитаться? О Аллах милосердный, помоги!
  Тут к Синдбаду обратилась одна из девушек:
  - Царь Альтамус, наш добрый муж и повелитель, может пребывать в обличье любой из этих вещей, что окружают тебя во дворце.
  А другая девушка прибавила:
  - Найди эту вещь, чужестранец, и верни государю его истинный облик.
  - Но как же я это сделаю? - спросил Синдбад.
  - Очень просто, - ответила первая девушка. - Во дворце есть большой зал, в середине его стоит трон Альтамуса. На трон падает луч лунного света. Внеси в него предмет, в который воплощён Альтамус, и царь тут же примет человеческий облик и исполнит любую твою просьбу.
  Синдбад растерянно огляделся.
  - Но этот предмет ещё надо найти среди тысяч и тысяч прекрасных изделий. Как, по каким приметам отыскать его, подскажите, прекрасные пери!
  - Если бы мы это знали, то сами давно бы уже вернули нашему мужу человеческий облик, - наперебой проговорили девушки и, заслышав звук флейты, встали и унеслись к танцующей стайке своих подруг.
  Слова девушек повергли Синдбада в глубокое уныние. Он продолжал путь по дворцу, и лишь к концу третьего часа пути вступил в необъятных размеров зал с хрустальным купольным потолком. Посреди зала возвышался сверкающий трон Альтамуса, сложенный из изумрудов, нефритов и бриллиантов. Трон был пуст. Лишь едва заметный голубоватый луч луны падал на него, просачиваясь сквозь отверстие в потолке.
  Идя к трону, Синдбад брал первые попадавшиеся под руку драгоценные предметы. Нагруженный ими, он поднялся к сидению, на которое падал луч, и начал вносить в него предмет за предметом. Но ни один не превратился в Альтамуса.
  Тогда Синдбад принялся ходить по залу, собирать в подол своего халата различные изделия, лежащие повсюду в великом множестве, и относить их к трону. Иные превращались в девушек, которые тут же убегали к своим подругам, но большинство оставались самими собой. Альтамуса не было ни в одной из вещей, внесённых Синдбадом в голубой луч.
  
  
  11
  
  Шесть месяцев минуло с того дня, как Синдбад появился во дворце. Всё это время он неустанно искал предмет, обличье которого мог принять великий чародей, прерываясь лишь в часы, когда луна скрывалась за горизонтом и луч пропадал. Тогда он утолял голод плодами из сада, окружавшего дворец, и восстанавливал силы сном.
  Тысячи изумительной красоты изделий, находившихся в тронном зале, внёс он в луч, но ни одно не явило ему Альтамуса. И ещё тысячи оставались нетронутыми им в сотнях других залов. Отчаяние стало овладевать Синдбадом. Он столько вещей переносил к трону, что уже начал путаться в них и забывать, какие он ставил под луч, а какие - нет. И настала минута, когда набранные им чаши, перстни, диадемы и ожерелья выпали из его ослабевших рук, он опустился перед троном на колени и, заливаясь слезами, склонил голову на его сиденье.
  - Придётся мне уйти отсюда, так и не повидавшись с Альтамусом, - сказал он. - За дворцовой стеной лежит мёртвый джинн; я вложу в его рот Алмаз и попрошу Абу-Мансура доставить меня туда, где каждое утро восходит солнце, где есть города и базары, где купцы сидят в своих лавочках среди выставленного товара... Как мила моему сердцу их жизнь, наполненная трудами! Пускай я никогда не вернусь в Багдад, но я почту за счастье осесть в каком-нибудь другом городе и открыть там торговлю. Прощай, прекрасный дворец Альтамуса! С грустью и тяжёлым сердцем я покидаю тебя! - Он достал из-за пояса Голубой Алмаз и прибавил, обращаясь к нему: - О мой добрый друг принц Абу-Мансур, слышишь ли ты меня? Я всего лишь простой смертный и не в силах найти заколдованного чародея в этом огромном дворце. Наверное, я недостоин предстать перед его светлым взором. Я не смог помочь себе, но ещё больше скорбит моё сердце о том, что и тебе, о Абу-Мансур, придётся навсегда остаться камнем...
  Говоря эти слова, он поднял ладонь с лежащим на ней Алмазом. И вдруг тот ослепительно вспыхнул и исчез, а по залу прокатился раскат, подобный громовому. Синдбад в ужасе отпрянул от трона, закрыв лицо руками. Когда же он опомнился и отвёл руки, то увидел, что сквозь хрустальный потолок в зал потоками льётся яркий солнечный свет, а на троне сидит красивый темнобородый мужчина в расшитом золотыми и серебряными звёздами белоснежном халате, с рубиновым ожерельем на плечах и в высоком тюрбане, украшенном сверкающей звездой и полумесяцем. От лица и всей фигуры сидящего исходил чудесный свет.
  Синдбад в изумлении отступил на несколько шагов и упал ниц перед владыкой.
  - Не пугайся, - прозвучал ласковый голос. - Я и есть царь Альтамус, повелитель джиннов и духов, встречи с которым ты ищешь.
  - О светлейший государь, разве в Голубой Алмаз был превращён ты, а не Абу-Мансур? - спросил Синдбад, поднимая голову.
  - Голубым Алмазом был я, - сказал царь, - но я не мог открыть своего настоящего имени, ибо заклятие, наложенное на меня, было таково, что в этом случае я никогда бы не вырвался из обличия камня и не принял бы свой истинный облик. Я вынужден был скрывать своё имя и обстоятельства превращения в Алмаз даже от тебя, о Синдбад, которого по праву считаю своим спасителем. Но теперь заклятие снято и я могу поведать тебе мою историю.
  Среди многих удивительных вещей в моём дворце есть волшебное зеркало. Оно показывает самую красивую девушку из рождённых на свет, где бы она ни появилась. А поскольку прекрасные девушки появляются не часто, то зеркало многие месяцы, а то и годы не показывает ничего, кроме туманной пелены. Но если девушка появляется в нём, то её красота поистине божественна и сравнима разве что с красотой тех пери, которых ты видел в моём дворце. Однажды, это было много лет назад, зеркало показало мне изумительное создание, юную дочь могущественного царя Абуль-Дубана. Её прелести и красота покорили моё сердце, и я загорелся желанием взять её себе в жёны и доставить в свой дворец. Перенесясь за тысячи километров отсюда, в столицу страны, которой правил Абуль-Дубан, я отправил ему сотни красивых невольниц и сильных молодых рабов, нагруженных богатыми дарами, сопроводив их просьбой выдать за меня его дочь. Увидев дары, Абуль-Дубан хотел было согласиться, но его коварный визирь, который замышлял убить государя и завладеть его дочерью и царством, посоветовал ему не спешить. Он убедил царя, что с такого богатого жениха, как я, можно взять гораздо больше. И жадный Абуль-Дубан потребовал, чтобы я за одну ночь выстроил ему три дворца: алмазный, рубиновый и жемчужный. Я исполнил его повеление. Тогда он, по совету визиря, пожелал обрести бессмертие и сделаться царём всех джиннов и духов, которые обитают в подлунном мире, и чтобы я всегда повиновался ему и исполнял любые его приказы. Я согласился и на это. О Синдбад, я должен сказать тебе, что красоту я ценю больше всего на свете, даже больше собственной свободы, а потому за обладание самой прекрасной девушкой в мире я отдал Абуль-Дубану свою власть над джиннами и духами и поклялся повиноваться ему, скрепив клятву священным именем Сулеймана ибн Дауда. Завладев моей волшебной силой, Абуль-Дубан созвал джиннов и заставил их выстроить для него тысячу золотых дворцов и наполнить их жемчугом и бриллиантами.
  Тем временем визирь, завидуя возросшему могуществу Абуль-Дубана и не оставляя надежд свергнуть его, нашептал царю, что, пока я жив, все его богатства и власть в один прекрасный день могут быть у него отобраны. Он убедил царя, что я злоумышляю против него, что моя колдовская сила осталась при мне и что я лишь делаю вид, будто подчиняюсь ему. Абуль-Дубан согласился с наветами визиря и решил тайно убить меня. Но визирь был умнее своего царя, он понимал, что убить меня невозможно; и по его совету царь произнёс заклинание, превратив меня в Голубой Алмаз. И едва он сделал это, как тотчас лишился волшебной силы, которую я ему передал. О Синдбад, знай, что моё волшебство основывается на великодушии и доброте; за многие века, что я живу в подлунном мире, я никому не причинил зла, ибо в этом случае моя сила сразу иссякла бы. Передавая её Абуль-Дубану, я честно предупредил его об этом, но он в своей гордыне и алчности не внял предостережению. И стоило ему совершить злодеяние, превратив меня в Алмаз, как он тотчас потерял своё волшебство. На него налетели джинны и демоны, повелителем которых он был за минуту до этого. Недовольные тем, что, управляя ими, он заставлял их строить бесчисленные дворцы и добывать сокровища, они жестоко покарали его. Создания преисподней мстительны. Они превратили Абуль-Дубана в уродливого ифрита с носорожьей головой, визиря - в чёрного пастуха, а придворных - в крыс. Прекрасную дочь царя они тронуть не посмели, но погрузили её в вечный сон и отнесли в Страну Мертвецов, откуда её не в силах вызволить ни один колдун на свете, даже самый могущественный. Чтобы ещё больше досадить царю, они наложили на него заклятье: быть в вечном рабстве у того, кто завладеет Голубым Алмазом. Вот почему ифрит так боялся его потерять. Он вправил Алмаз в серьгу и всегда держал его при себе. Но это, как ты знаешь, ему не помогло. Об Алмазе узнали три всеведущих колдуна. Они вычитали в Великой Книге Небес имя того, кому судьбой определено украсть у ифрита чудодейственный камень. С помощью Алмаза они стали бы владыками мира, но их погубили злоба, подозрительность и жадность. Ты видел, о Синдбад, как они истребили друг друга, желая единолично владеть Алмазом. После их гибели власть над ифритом получил ты. И ты мог бы сделаться царём, выстроить себе дворец и наполнить его сокровищами, но ты пожелал вернуться в родной Багдад и зажить мирной жизнью свободного торговца. Ты отправился в далёкий путь к моему дворцу и, преодолев множество препятствий, пережив ужасы и лишения, оказался в этих чертогах. И тут по милости Аллаха свершилось чудо. Ничто, кроме райского луча, сияющего над моим троном, не могло снять с меня заклятие и вернуть мне мой облик. Ты, Синдбад, направляемый высшей силой, дал упасть нездешнему свету на грани голубого камня. И свет этот вернул мне не только мой истинный вид, но и мою волшебную силу. Духи подлунного мира вновь подвластны мне.
  Альтамус умолк, с улыбкой глядя на Синдбада. Тот некоторое время безмолвствовал, раздумывая над услышанным, а потом сказал:
  - О сиятельный владыка, неужели та спящая девушка, которую мы вывели из страшных пещер Мертвецов, - дочь Абуль-Дубана?
  - Да, это она, - сказал Альтамус. - Если бы она осталась в Стране Мертвецов, то даже я со всем своим колдовским могуществом не смог бы освободить её. Моя власть не простирается на область мёртвых. Только простой смертный неисповедимым промыслом Небес мог вывести её оттуда, и ты сделал это, о доблестный Синдбад.
  Мореход низко поклонился.
  - Без тебя, - сказал он, - даже и пребывавшего в облике Алмаза, я никогда бы не совершил такой подвиг. Но как печальна участь прекрасной девушки, которую я не уберёг в пути! Похищенная водяным джинном, она осталась на скале посреди реки.
  - Река течёт в подвластном мне мире, - ответил Альтамус, - а потому мне нет необходимости отправляться туда для спасения моей любимой жены. Смотри!
  Он простёр руку, и девушка, которую Синдбад вывел из Страны Мертвецов, появилась возле трона. Колдовской сон оставил её; она удивлённо оглядывалась, не понимая, где она. Увидев Альтамуса, она покорно опустилась перед ним на колени.
  - О муж мой, - воскликнула она. - Я уснула во дворце моего отца и, кажется, спала целую вечность. Ты перенёс меня к себе? Какой прекрасный зал! Какими дивными вещами он наполнен! А кто те девушки, которые танцуют под золотыми деревьями?
  Альтамус не ответил, он лишь коснулся рукой её белого лба, и глаза девушки блеснули: она всё поняла! Она вскочила и спустя минуту уже водила хоровод с другими жёнами Альтамуса. Музыка с появлением царя стала весёлой и быстрой, танец девушек стал живее, и впервые за всё время своего пребывания во дворце Синдбад услышал их заливистый смех.
  Мореход вдруг заметил, что проснувшаяся девушка и ещё две другие превратились в драгоценные предметы: одна - в павлина, усыпанного самоцветами, вторая - в золотую чашу, а дочь Абуль-Дубана - в жемчужное ожерелье.
  - Мои жёны бессмертны, как я, вечно молоды и прекрасны, - сказал Альтамус. - Но скучно всегда пребывать в человеческом облике, и я для своих милых подруг придумал забаву: они по своей воле могут превращаться в разные прекрасные и восхитительные вещи, которые ласкают мой взгляд так же, как и их стройные тела. Знай, что мои жёны - не только те девушки, что порхают по залам и танцуют под звуки флейт, но и те, что отдыхают сейчас в обличьях изумительной красоты вещей, которых ты видел во дворце. Дочь Абуль-Дубана стала одной из них и пополнила мой гарем, хотя это и стоило мне таких ужасных волнений. Но я не жалею о случившемся, ибо готов претерпеть любые муки ради истинной красоты - воплощённой ли в изделии ювелира, в узоре ли на ткани или в чертах женского лица. А теперь, о Синдбад, в благодарность за моё чудесное возвращение ты можешь просить у меня всё, что пожелаешь. Я могу вернуть тебя в Багдад, сделать царём, подарить дворец, наполненный сокровищами, а могу, как некогда Абуль-Дубану, передать власть над джиннами и духами. Но в этом случае ты не должен употреблять свою волшебную силу во зло, иначе тебя постигнет его участь.
  - О сиятельный владыка, - опускаясь на колени, сказал Синдбад. - Я всего лишь смертный, и, как все смертные, подвержен соблазну греха. Боюсь, что, управляя джиннами, я не смогу удержаться от необдуманного и несправедливого поступка. Поэтому прошу тебя только об одном: верни меня в Багдад и избавь мой город от злодея Зумдады ибн Джалиджиса. Меня пробирает дрожь при мысли о том, что он успел натворить за время моих скитаний.
  - Друг мой, пусть это не беспокоит тебя, - сказал Альтамус. - Мне подвластны не только духи, но и стихии. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на окна моего дворца. Все эти годы, что я отсутствовал, моя страна была погружена в сумерки бесконечно длящейся ночи. Но в ту минуту, когда я вернулся, на небосводе появилось солнце. Отныне ночь и день положенной им чередой будут сменять друг друга. Помимо ветров, морей, звёзд и солнца, мне подвластно и само время. Я сделаю так, что дни и месяцы, в течение которых ты странствовал, обернутся для тебя несколькими минутами, и ни твоя жена, ни твои слуги и друзья не заметят твоего отсутствия. А зловредный джинн снова окажется в сосуде, и на этот раз он будет погребён на дне самого глубокого и тёмного моря, откуда не вырвется никогда.
  - Благодарю тебя, о могущественный царь, - Синдбад снова склонился в поклоне, а когда поднял голову, уже не увидел ни трона, ни прекрасного зала. Он словно плыл в облаках, и ему казалось, что он парит над бездной.
  Мгла рассеялась так же внезапно, как и появилась, и он обнаружил себя в своём доме в Багдаде, в тот самый вечер, когда откупорил сосуд с жестоким джинном Зумдадой ибн Джалиджисом.
  Пройдясь по комнате, где всё это произошло, удивлённый Синдбад вышел на лестницу, устланную красным ковром, и тут увидел своего двойника, торопливо поднимавшегося к комнате его жены.
  Едва зловещий двойник взялся за дверную ручку, как какая-то сила отбросила его назад. Он скатился по ступеням и упал к ногам морехода, удивление которого возросло ещё больше: к коварному джинну вернулся его истинный звероподобный облик! Джинн захрипел, его лицо перекосила гримаса нестерпимой боли. Он забился в судорогах, при этом быстро уменьшаясь в размерах. Вскоре он съёжился до размеров пальца, и его хрип перешёл в писк. Откуда-то с потолка с грохотом упал золотой сосуд, подкатился к нему, и уродливого коротышку, несмотря на отчаянное сопротивление, втянуло в горлышко. Сосуд заткнула пробка, на пробке появилась колдовская печать. Всё это произошло на глазах поражённого Синдбада за считанные секунды. Сосуд подскочил, перевернулся в воздухе и со скоростью стрелы, пущенной из ассирийского лука, вылетел в распахнутое окно. Мореход подбежал к нему и вгляделся вдаль, но сосуд умчался так быстро, что его уже было не различить среди звёзд.
  Синдбад долго стоял, глядя на город, на его огни, рассыпанные в темноте как светляки, на серебрящиеся под звёздами купола дворцов и мечетей, на многочисленные сады, в которых заливались соловьи, и думал о том, что бесполезно давать клятвы не покидать его больше, ибо всё в руках Аллаха.
  А наутро к нему пришли его друзья-купцы и сообщили радостную весть: в порту Басры появились корабли, отправленные два года назад в страну Офир. Их трюмы ломятся от дорогих и редкостных товаров. Потом в комнату вошли слуги и повар Касим, которые внесли большое блюдо с зажаренной рыбой, купленной вчера на набережной. Кушанье все нашли восхитительным и сошлись на том, что ничего более вкусного им пробовать не приходилось. Затем, как повелось, начались разговоры о путешествиях и чудесах заморских стран.
  Синдбад молчал, слушая друзей, и думал: а не приснилось ли ему его путешествие? Он ощупал палец, на котором носил кольцо Одноглазого, и обнаружил, что кольца нет. Должно быть, Альтамус пожелал оставить его у себя.
  Он позвал повара и тихо спросил: находил ли он вчера что-нибудь в брюхе этой рыбы?
  - Да, господин, - прошептал Касим. - Там был сосуд, который мы с Мустафой отдали тебе.
  Синдбад кивком отпустил его и продолжал задумчиво слушать гостей. А когда те приступили с расспросами к нему самому, поведал им о происшествиях, случившихся с ним во время его предыдущих странствий. И ни слова не сказал о джинне Зумдаде ибн Джалиджисе, ифрите с носорожьей головой, Стране Мертвецов и великом царе Альтамусе, иначе бы его высмеяли как обманщика и лгуна.
  Так исполнилось предсказание цыганки об удивительном восьмом путешествии Синдбада, о котором будет знать только он один.
  
  
  "Приключения, фантастика" Љ5, 1994 г.
  Отредактировано автором в 2017 г.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"