Волознев Игорь Валентинович : другие произведения.

Толик и волшебник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фанфик по повести Ю.Томина "Шёл по городу волшебник". В повести ленивый и жадный школьник Толик Рыжков попадает в некий параллельный мир, где живёт волшебник, тоже ленивый и жадный. Толик крадёт у него коробок с волшебными спичками, исполняющими любые желания. Он возвращается в свой мир и начинает колдовать. Ничего путного из этого не выходит. Зато волшебник распознаёт в Толике большого лентяя и жадину и снова возвращает к себе. Вместе с Толиком в мир волшебника переносятся толиков приятель Мишка Павлов и мишкина овчарка Майда. Волшебник хочет оставить Толика у себя навсегда, потому что ему очень нравятся лентяи и жадины. Но Толик с Мишкой и Майдой убегают от него. Толик, вернувшись домой, перестаёт быть лентяем и жадиной и становится хорошим парнем. Он даже не отказывается сбегать, по просьбе мамы, в булочную за батоном и половинкой круглого. На этом повесть Ю.Томина заканчивается. И начинается наш фанфик. История Толика и волшебника рассказывается заново, и совсем по-другому. Толик с волшебником никогда не были лентяями и жадинами. И хотел волшебник оставить Толика у себя по другой причине... В тексте фанфика присутствуют элементы лёгкой эротики, поэтому возрастное ограничение: 18+
  И. Волознев
  
  
  
  
  
  
  
  
  Толик и волшебник
  
  
  
  
  Толик осторожно выглянул из ванной. На пороге кухни стояла мама. Она строго взглянула на Толика и сказала своим обычным голосом:
  - Толик, ты разве не видишь, что я устала? Сбегай быстро в булочную. Купи батон и половину круглого. Хватит бездельничать.
  И тут, к удивлению мамы, Толик подпрыгнул, повис у мамы на шее и заорал:
  - Ура! Мама, ура! Я бегу в булочную! Да здравствуют батон и половинка круглого!
  А мама, отбиваясь от Толика, сказала добрым голосом:
  - Ну ладно, ладно. Я всегда знала, что ты не такой лентяй, каким хочешь казаться.
  
  
  Читатель, наверное, думает, что на этом чудеса в жизни Толика закончились навсегда? А вот и нет. От волшебника так просто не уйдёшь!
  
  
  Размахивая авоськой с батоном и половинкой круглого, Толик вбежал в подъезд и помчался наверх. До двери квартиры оставался всего один пролёт. Сворачивая на него, Толик на секунду остановился, чтобы перевести дух, а когда свернул, то встал, как вкопанный. Перед ним на ступеньках стоял мальчик с голубыми глазами!
  Да, это был он, только на сей раз не голый, а в одежде, и его светлые волосы, обычно свободно спускавшиеся волнами до самых плеч, сейчас были приглажены и зачёсаны на пробор. Но Толик всё равно узнал его. Невозможно не узнать это белое как снег лицо, и особенно - эти ярко-голубые глаза. Сейчас в них прыгали злые голубые льдинки.
  - Так, значит, ты хочешь, чтобы я забыл о тебе навсегда? - спросил мальчик звенящим от ярости голосом. - И это после всего, что я для тебя сделал?
  Толик сдавленно ахнул. Сегодня утром, убегая из мира мальчика, он истратил волшебную спичку на то, чтобы мальчик забыл о нём навсегда. Но, получается, волшебство не сработало! Мальчик не забыл! А поскольку мальчик был волшебником, то разыскать Толика для него было легче лёгкого.
  Первое, что пришло Толику в голову - это наброситься на мальчика, сбить его с ног, подбежать к двери и нажать на кнопку звонка. Выйдет мама. Или папа. Они помогут.
  Потом он подумал, что лучше рвануть вниз по лестнице, выбежать на улицу и почесать дворами, как уже было однажды. Мальчик за ним точно не погонится.
  А потом подумал, что всё бесполезно. Волшебник в любом случае его найдёт.
  - Что ты ко мне пристал, - сказал Толик. - Ищи себе других друзей.
  - Мне нужен только ты, - ответил мальчик.
  - Ты превратил Мишку в статую, - сказал Толик, стараясь говорить спокойно. - И Майду тоже превратил в статую. Ненавижу тебя после этого.
  - А пусть не натравливает её на меня! - воскликнул мальчик, и голубые льдинки в его глазах засверкали. - Статуя - это ещё не худший вариант. Я ведь сначала хотел превратить его в червяка, чтоб жил в земле, и чтоб его пожрали грызуны.
  - Вот поэтому не желаю тебя знать, - сказал Толик. - Тебе всё равно - что человек, что статуя, что червяк. А ведь это Мишка! Он единственный во всём мире, и он мой друг!
  - Подумаешь - Мишка, - тоже кипятясь, сказал мальчик. - Да если ты так хочешь, я тебе сто Мишек сотворю, и все они будут живыми и в точности как твой Мишка!
  - Настоящего Мишки ты не сотворишь никаким волшебством! - возразил Толик.
  - И не надо, - сказал мальчик. - Я твоего Мишку ненавижу так же, как тебя. Я вас обоих ненавижу. Но тебя сильнее. Во-первых, потому что ты без моего ведома проник в запретный зал, нашёл волшебные спички, расколдовал Мишку с его собакой и удрал в свой мир. И при этом совершил нечто такое, что меня просто взбесило! От твоей наглости я до сих пор не могу прийти в себя! Ты потребовал от волшебной спички, чтобы я забыл о тебе!
  - Я уже вижу, что спичка не подействовала, - сказал Толик.
  - Она и не могла подействовать, - сказал мальчик. - Я дал тебе коробок с такими спичками, которые не исполняют желаний, касающихся лично меня. Конечно, я не стал говорить тебе об этом...
  Толик с тоской посмотрел в окно. Двор за окном вдруг показался ему очень далёким. Толику со страшной силой захотелось туда, в этот уютный и жаркий сентябрьский двор, где на футбольной площадке знакомые ребята гоняют мяч...
  - А ещё я ненавижу тебя потому, что меня невыносимо тянет к тебе, - продолжал мальчик. - Ну просто невыносимо! Ничего не могу с собой поделать. Я вот даже сейчас не могу смотреть на тебя спокойно. Хочу схватить твои мягкие щёчки и измять их...
  - Эй, - Толик отступил назад. - Не прикасайся к моим щекам! И вообще, не прикасайся ко мне! Ни целовать, ни тискать меня я больше не дам, и не надейся!
  - Я мог бы одним шевелением пальца сделать тебя своим лучшим другом, - сказал мальчик. - Но я хотел, чтобы ты сам, по собственной воле, без всякого колдовства с моей стороны, подружился со мной. Чтобы ты сам захотел играть со мной в поцелуйчики и обнимашки. Я очень старался для этого. Я всё делал. Подарил тебе коробок со спичками, которые исполняют желания. Подарил бесплатные магазины, яхту, летающую машину, горы конфет и шоколада. А ты, оказывается, вот какой! Захотел, чтобы я забыл о тебе навсегда!
  - Да, - сказал Толик. - Навсегда.
  - Ненавижу, - сказал мальчик. - О, как сильно я тебя ненавижу, - голубые льдинки в его глазах стали таять, превращаясь в капельки воды. - Говори, в кого вас с Мишкой превратить. Так и быть, выполню твою последнюю волю. Говори быстрее, а то мочи нет, как хочется тебя поцеловать!
  Толик помолчал. Потом сказал тихо:
  - Слушай, не надо ни в кого превращать... Отпусти меня...
  - Предатель, - сказал мальчик. - Променял меня на какого-то мелкого засранца с собакой. Променял мой прекрасный мир на серые скучные улицы...
  - Это твой мир - скучный, - возразил Толик. - В нём всё неподвижно, ничего не шевелится, кроме рыб. Да даже и они засыпают от скуки. А тут я хоть в футбол с ребятами поиграю.
  Рот мальчика задёргался. Льда в его глазах больше не было, всё стало прозрачной голубой водой.
  - Ты так и не понял, какой потрясающий мир я создал из ничего, - сказал мальчик. - И ты вернёшься туда. Только не Толиком Рыжковым, а... даже не знаю, кем...
  Он вдруг умолк: этажом выше раздался звук открываемой двери. На лестничную площадку кто-то вышел.
  Толик хотел сказать: "Не надо превращать, отпусти меня", - но не мог выговорить ни слова. Горло его как будто заложило ватой. Она позволяла разве что негромко покашливать. Ясно, что это мальчик своим волшебством не даёт ему говорить.
  По лестнице стали спускаться. Шаги были лёгкие, подпрыгивающие. Толик сразу догадался, что это Лена Щеглова. Она училась с ним в одном классе и жила в его подъезде, только он на четвёртом этаже, а она - на пятом.
  Увидев Толика с незнакомым мальчиком, Лена замедлила шаг. Она сразу обратила внимание, что мальчик одет очень модно, да и сам по себе красавец. Он как будто сошёл с цветной обложки журнала "Огонёк".
  Толик хотел крикнуть: "Лена, убегай, здесь очень опасно!" - но изо рта вместо слов вырвался кашель.
  Лена поравнялась с мальчиком. Толик надеялся, что она пройдёт мимо, но она остановилась.
  - Здравствуйте, - сказала она мальчику, и почему-то потупилась. - А вы друг Толика?
  Мальчик глядел на неё, улыбаясь одними губами.
  - Ну, не совсем друг. Просто знакомый.
  - Я вас раньше здесь не видела. Вы, наверно, в другом доме живёте?
  - В другом, - кивнул мальчик.
  - А вы в кино случайно не снимались? - не унималась Лена. - Мне ваше лицо знакомо.
  - Нет, в кино не снимался, - ответил мальчик.
  Лена спустилась ещё на несколько ступенек и остановилась возле Толика.
  - Какой у тебя дружок красивый, - шепнула она ему в самое ухо. - Познакомь меня с ним.
  Волшебство мальчика не давало Толику не то что говорить, но и даже двигаться. Толик делал страшные глаза, пытаясь хотя бы ими сказать: "Беги, беги отсюда!" - но Лена не замечала ничего, кроме красавца блондина.
  - Где-то я вас точно видела, - сказала она. - А можно с вами познакомиться? Меня Лена зовут. Учусь в одном классе с Толиком.
  - Очень приятно. Меня зовут Станислав.
  - А пойдёмте в парк, - сказала Щеглова. - Там в кинотеатре хороший фильм идёт - "Королева Шантеклера". Я два раза смотрела, но с вами в третий раз посмотрю. Пойдёте?
  Толик снова закашлялся. Он хотел сказать: "Ленка, ты что делаешь? Беги быстрей!" - но по-прежнему вместо слов выходил кашель.
  Улыбка словно приклеилась к бледному лицу мальчика.
  - А что, пожалуй, пойду, - сказал он.
  Щеглова взвизгнула от восторга.
  - Ой, тогда подождите пять минут, я переоденусь и сразу выйду!
  И она умчалась. Наверху снова хлопнула дверь.
  - Через пять минут она забудет о встрече с нами, - сказал мальчик и начал медленно сходить по ступенькам, приближаясь к Толику.
  Его улыбка сделалась отрешённой. Глаза заволокло голубой зыбью.
  - Видишь, даже эта глупая девчонка оценила меня, - говорил мальчик. - Я ведь, перед тем как переместиться сюда, полдня думал, во что одеться и какую причёску сделать. Штук двадцать модных журналов пересмотрел, - он лёгким движением поправил на себе волосы. - Старался не ради кого-то, а ради тебя. Хотел, чтобы ты оценил мой внешний вид. Ну, и как я тебе?
  - Отпусти, - сказал Толик, и вдруг обнаружил, что ваты в горле больше нет. - Отпусти, меня дома ждут.
  - Об этом и не мечтай, - сказал мальчик. - Вы с Мишкой сбежали от меня, и за это будете наказаны. Так ты скажешь, в кого вас превратить?
  - Ни в кого, - сказал Толик.
  - Хочешь растаять в воздухе? - спросил мальчик. - Чтобы от тебя следа не осталось?
  Он подошёл к Толику почти вплотную. Пару секунд он стоял, и вдруг обхватил Толика руками и впился губами в его рот. Авоська упала на ступеньки. Толик не мог сдвинуться с места.
  Наконец мальчик оторвался.
  - Это был последний поцелуй, - проговорил он, задыхаясь. - Больше не будет. Никогда. Ненавижу...
  И он снова впился Толику в рот. Оба они не удержались на ногах и повалились на ступеньки. Мальчик, целуя, сжимал Толика изо всех сил.
  - Ну, всё, хватит, а то никогда не оторвусь, - прохрипел мальчик. - Я придумал, в кого я тебя превращу.
  Толик хотел крикнуть: "Не надо!" - но стены уже качались. Окно, лестница, голубые глаза мальчика - всё стало серым и зыбким и куда-то понеслось...
  А в это время Лена, напевая, надевала новую юбку и импортный джемпер, который мама купила ей в ГУМе. Поглядевшись в зеркальце, Лена слегка подвела ресницы и подкрасила губы.
  Она выскочила из квартиры на шестой минуте, слегка удивляясь, по какому это случаю она надела новый джемпер и юбку. Она уже забыла и красивого незнакомца, и свой разговор с ним.
  Она машинально спустилась на несколько ступенек. На лестнице никого не было.
  - А это что? - пробормотала она, увидев валявшуюся авоську с батоном и половинкой круглого.
  Забыла она и то, что эту авоську только что держал Толик Рыжков.
  
  
  Сначала Толику казалось, что на нём скафандр. Но очень скоро он понял, что это не скафандр, потому что не было защитного стекла. И находится он не под водой, и тем более не в космосе, а в каком-то белом помещении. То, что было надето на его голову, скорее походило на шлем. Выглядывая из глубины этого шлема, Толик мог видеть не всё помещение, а только часть стены и потолка. Они показались ему знакомыми. Где-то он уже видел эту гладкую белую стену, плавным изгибом переходившую в потолок... И ещё он обнаружил, что его шлем сделан из жёлтого металла. Не исключено, что из золота...
  А вспомнив последнюю встречу с мальчиком, Толик чуть не лишился чувств от ужаса. Значит, мальчик всё-таки превратил его во что-то! Толик попробовал шевельнуться, но оказалось, что это невозможно. Он не чувствовал своего тела. Не чувствовал ни ног, ни рук, ни рта, ни носа. Кажется, он даже дышать не мог. Он мог только видеть.
  "Эй! - позвал он. - Здесь есть кто-нибудь?"
  Ему никто не ответил. В белом помещении царила тишина.
  "Эй, помогите!" - позвал он громче, но не услышал собственного голоса. Возможно, он и не кричал вовсе, а сказал эту фразу мысленно.
  Ждать пришлось недолго. Послышались шлёпающие шаги босых ног, и к его шлему подошёл мальчик с голубыми глазами.
  Толик знал, что мальчик в своём странном жутковатом мире всегда расхаживает голым. Вот и сейчас мальчик был голым, а это значило, что Толик вернулся туда, откуда они с Мишкой только сегодня утром сбежали.
  Мальчик остановился перед шлемом. Толик полностью его не видел, видел только белый живот с пупком, гениталии и белобрысую голову. Мальчик глядел на Толика сверху вниз и улыбался с видом победителя.
  - Я превратил тебя в писсуар, - сказал он. - Дружок твой, Мишка Павлов, тоже здесь, в паре метрах от тебя. Его я превратил в унитаз.
  "Мишку-то зачем? - закричал Толик. - Он вообще не причём!"
  - Поэтому я наказал его мягче, чем тебя, - холодно ответил мальчик. - Он не помнит, кто он такой, и не сознаёт, что превращён в унитаз. А ты, как зачинщик побега, наказан жёстче. Ты всё помнишь, и сознаёшь, что превращён, и от этого тебе морально хуже.
  "Преврати меня обратно в человека! - крикнул Толик. - Слышишь? Я не хочу быть писсуаром!"
  - Ты не простой писсуар, а такой, который может видеть, слышать и думать, а главное - он знает, что он Толик Рыжков, - сказал мальчик. - К тому же, ты сделан из чистого золота. Ты должен этим гордиться.
  Он сделал ещё полшажочка вперёд и, нависнув над несчастным Толиком, обхватил пальцами свой мягкий пенис и пустил в Толика струю мочи.
  Возможно, он попал Толику в глаз. А скорее всего, не в глаз, потому что у писсуаров не бывает глаз, а во что-то такое, чем Толик видел. Перед Толиком всё сразу расплылось и потекло. Снова он стал видеть, когда моча ушла в сливные дырки, которые, видимо, находились там, где у Толика когда-то был рот, потому что у него было чувство, что мочу он натуральным образом проглотил.
  Будь он человеком, его бы тут же вырвало, но он не был человеком. Он даже своих непонятных глаз не мог закрыть.
  - Сказать, почему я превратил тебя в писсуар, а не в унитаз? - спросил мальчик с ехидной улыбкой.
  "Почему?"
  - А чтоб ты лучше видел мой член!
  Мальчик подался ещё немного вперёд и энергично заработал рукой. Пенис и державшая его пятерня заполняли почти всю внутренность писсуара. Замаслившаяся бордовая головка дёргалась буквально в сантиметре от странных Толиковых глаз.
  Минуты не прошло, как в Толика снова брызнуло. На этот раз не мочой, а спермой, которая частью осталась на Толиковых глазах, а частью медленными струями потекла вниз.
  Мальчик наклонился и заглянул в писсуар.
  - Ну, что, понравилось?
  Залепленные спермой глаза Толика едва его видели.
  - Я ещё приду, - пообещал мальчик. - Заодно и к Мишке.
  Он подмигнул Толику и ушёл.
  "Мишка! - закричал Толик. - Мишка!"
  Приятель не отзывался. Наверное, он не слышал. Да Толик и сам себя не слышал.
  
  
  В этот день мальчик с голубыми глазами ещё пару раз наведывался в туалет, причём во второй раз он прошёл мимо Толика, даже не взглянув на него. Толик услышал, как он поднимает крышку унитаза. Вскоре раздался его голос:
  - Ешь, Мишка, питайся. Я тебя буду кормить. Недавно я ел осетрину с жареной картошечкой и солянку. Оно всё во мне переварилось и переходит в тебя. Вкусно? Я знал, что тебе понравится... Ешь, мне не жалко... А товарищ твой, Толик Рыжков, даже спасибо не сказал, а я ведь его поил мочой после ситро, лимонада и вишнёвого компота!
  Послышалось журчанье сливаемой воды.
  Покидая туалет, мальчик задержался у писсуара.
  - Сейчас попью чёрносмородинового морса, - сообщил он Толику. - Потом тебя напою.
  Толику оставалось только плакать без слёз и надеяться, что мальчику надоест держать его в облике писсуара, и он снова превратит его в человека.
  
  
  В туалете постоянно горел белый свет, поэтому нельзя было в точности сказать, день сейчас, вечер или ночь. Мальчик не появлялся долго. Значит, была ночь.
  Толик пытался понять, каким это образом он говорил с мальчиком. Он ведь писсуар, у него нет рта, а значит, говорить он не может. Зато он почему-то может думать. Толик не произнёс ни слова, но мальчик отвечал ему. Причём отвечал вслух! Выходит, мальчик слышит его мысли. Наверное, мальчик и Мишкины мысли слышит. Но если мальчик слышит мысли писсуара и унитаза, то, может, и они с Мишкой тоже могут слышать мысли друг друга?
  И Толик мысленно закричал:
  "Мишка! Мишка! Слышишь меня?"
  Мишка по-прежнему молчал. Отчаявшись докричаться до друга, Толик совсем упал духом. Он попробовал заснуть, но сон не шёл. В Толике всё время бродили какие-то мысли. Это были невесёлые мысли о доме, о маме и папе, о школьных друзьях, о ребятах с его двора. Все они ждут его и волнуются. Одно утешало: может, они несильно волнуются, ведь Толик однажды уже уходил на несколько дней из дома, а потом пришёл. Наверно, они думают, что и сейчас придёт.
  Ещё Толик думал о том, что он уже в третий раз попадает в мир мальчика. Эти попадания всегда происходили неожиданно и против его желания. Толик смотрел на белую стену туалета и задавался вопросом: почему это случилось именно с ним, а не с кем-то другим? Может быть, тут есть какая-то причина?
  Толик считал себя самым обыкновенным московским школьником. В волшебников он не верил (да и какие могут быть волшебники, когда Гагарин в космос полетел!), не верил в чудеса, и, конечно, не мог себе представить, что когда-нибудь ему встретится волшебник, и чудеса войдут в его жизнь. Прокручивая в памяти события того рокового дня, когда он впервые попал в мир волшебника, Толик вдруг понял, что попал он туда не так уж и неожиданно. В тот день с ним с самого утра происходили какие-то странные приключения. Если бы Толик верил в приметы, то наверняка насторожился бы. Столько всего странного за такой короткий промежуток времени просто так не происходит! Но он не верил в приметы. Он, как все его сверстники, верил в науку, да и семья у него была научная: родители работали в научно-исследовательском институте. А вообще, сказать по правде, приключения были не такими уж и странными. Похожие приключения могут случаться с каждым. Но, конечно, не в таком большом количестве, как в тот день с Толиком. Причём они сменялись как в калейдоскопе. Толик даже их очередность не запомнил. То он идёт по улице, задумывается и врезается в толстяка, нагруженного пакетами с апельсинами - да так, что апельсины катятся по всей улице. То случайно ломает автомат с газировкой, и вода брызгает на прохожих. То в парке он идёт по набережной мимо рыболова, запутывается в леске и опрокидывает банку с пойманной рыбой. А в самую жуткую историю он попал, когда переходил улицу в неположенном месте. Он сто раз переходил улицу в этом месте, и ничего не случалось. А тут вдруг, откуда ни возьмись - трамвай. Толик увернулся от него и едва не угодил под колёса легковушки. Водитель легковушки резко крутанул руль, машина завизжала колёсами и стукнулась об трамвай. Засвистел милиционер. Толик кинулся бежать. Милиционер побежал за ним.
  И вот тут-то оно и началось. Толик бежал изо всех сил. Он бежал дворами, перелезал через заборы, взбирался на гаражи и бежал по их крышам, прыгая с одной крыши на другую. Но милиционер попался очень упрямый. Он и не думал прекращать погоню.
  А погоня была поистине сумасшедшая. Удивлённые лица прохожих мелькали, как фонари в туннеле метрополитена. Потом Толику стало казаться, что не только прохожие - вся улица как будто остановилась и замерла. Как будто отовсюду - с боков и даже сверху - все смотрят на него и молча ждут, когда милиционер его схватит. Наконец уже и лица куда-то пропали. Дома, витрины, кусты, деревья, заборы, прохожие слились в одно серое пятно. Лишь тёмный силуэт милиционера маячил за спиной. Милиционер не кричал и не свистел, только бежал, и этот его молчаливый бег почему-то пугал Толика больше всего.
  Толик юркнул в подвернувшийся проход между низкими дощатыми постройками, влетел в раскрытую дверь и побежал по узкому сумеречному коридору. Толик бежал, совершенно не заботясь о том, куда этот коридор его приведёт. Он уже не замечал, что шаги милиционера стихли. Он, кажется, вообще ничего не замечал. Стены пропали, а он всё бежал и бежал. Он остановился, отдуваясь, весь в холодном поту, только когда в глаза ему ударил яркий свет. Первым делом он обернулся назад - не видно ли милиционера. Позади него была глухая стена из белого полированного камня. Не понимая, как эта стена здесь оказалась - ведь, в таком случае, он должен был просочиться сквозь неё, - Толик потрогал её рукой. Точно, каменная стена. А может, здесь есть что-нибудь вроде потайной двери? Но и потайной не было...
  Толик, наконец, огляделся по сторонам. Он находился в огромном зале. Наверное, это был зал дворца. Сводчатый потолок был невероятно высоким, украшен золочёной лепниной и увешан люстрами с многочисленными хрустальными подвесками. Высокими были и окна, которые закруглялись наверху, как в самом настоящем старинном дворце. Но особенно поразило Толика, что зал был полон конфет и шоколадок. Их были горы. Они устилали весь пол, причём лежали как попало, все вперемежку. Среди конфет высились штабеля коробок с зефиром, пастилой и мармеладом. Всё это сладкое изобилие заливало солнце, лившееся из окон, и в его свете разноцветные целлофановые обёртки сверкали и переливались как драгоценные камни, или как цветы, делая зал похожим то ли на сокровищницу Али-Бабы, то ли на огромный цветник. В нём даже не сразу можно было разглядеть диван, такой же яркий и цветастый, как окружавшие его груды конфет, а на диване - разлёгшегося белобрысого мальчика. На вид он был ненамного старше Толика. На мальчике были цветастые плавки и такая же цветастая короткая рубашка, надетая на голое тело. Тело и лицо мальчика были белыми как снег. Вьющиеся волосы в беспорядке падали на плечи. На лице выделялись яркие голубые глаза. Мальчик смеялся, глядя на остолбеневшего Толика, и казалось, что в его глазах прыгают голубые искры.
  - Эй, беглец, иди сюда, - крикнул мальчик, заметив, что Толик увидел его.
  Мальчик крикнул негромко, но в тишине, царившей в зале, Толик услышал не только его голос, но и эхо, прокатившееся под сводами.
  На диване были рассыпаны конфеты. Мальчик не торопясь освобождал их от обёрток и отправлял себе в рот.
  Кроме мальчика и Толика никого в зале больше не было, и Толику ничего другого не оставалось, как направиться к дивану. Через конфетные завалы пришлось перебираться чуть ли не на четвереньках, раздвигая горы конфет не только руками и ногами, но и головой, и при этом стараясь по возможности ничего не раздавить. Среди конфет он узнавал свои любимые "Мишки", "Красные шапочки", "Золотые петушки", "Кара-Кумы" и "Трюфели", но ещё больше было конфет в незнакомых обёртках, с надписями на иностранных языках. Среди конфет попадались плитки шоколада. Тут были знакомые "Золотые ярлыки", "Славы", "Сказки Пушкина", "Коньки-горбунки". А когда он вытягивал шею и оглядывал дальние концы зала, то видел у стен множество столов с пирожными и тортами. Там же его зоркий глаз различил бутылки с лимонадом, коржики, пирожки, бублики, ватрушки, слоёные язычки, пончики, крендельки и ещё много всякой соблазнительной всячины, которая продаётся в булочных-кондитерских и в школьном буфете. А у других стен громоздились лотки с ягодами и фруктами, как на колхозном рынке.
  Толик был совершенно сбит с толку. Он не знал, что и подумать - и по поводу стены, через которую он, выходит, просочился, и по поводу всего этого вкусного изобилия. В конце концов, он решил, что здесь снимают кино, а мальчик - киноактёр. Другого объяснения просто не приходило в голову. Тем более и одет мальчик был как для съёмок кино, то есть - ярко и не совсем обычно. Да и сам он был симпатичным. Таким и должен быть киноактёр.
  - Садись сюда, - сказал мальчик, бесцеремонно смахнув конфеты на пол и похлопав по освободившемуся месту. - Будем вместе конфеты лопать.
  - Бесплатно? - спросил Толик.
  - Конечно, бесплатно, - ответил мальчик и показал рукой на конфетные завалы. - Тут собраны самые вкусные конфеты со всего мира. Бери любые, не стесняйся.
  Толик оглядел конфеты у себя под ногами и поднял "Мишку косолапого". Он присел на краешек дивана, развернул обёртку и сунул конфету в рот.
  - Понимаешь, сам не знаю, как я сюда попал, - признался он мальчику, ещё не совсем прожевав конфету.
  - Ты вбежал сюда через проход, - сказал мальчик. - Убегал от милиционера, да?
  Толик был настолько сбит с толку всем происходящим, что даже не обратил внимание на необыкновенную догадливость мальчика. До него дошли только слова о проходе. Ну конечно, тут должен быть проход! Он вгляделся в стену в том месте, откуда начинался прорытый им след в конфетных грудах, но там не было никакого прохода. В зале были две большие двухстворчатые двери, больше похожие на ворота, но они находились довольно далеко и от дивана, и от того места, где появился Толик.
  - Что-то не вижу прохода, - сказал он.
  - А проход пропал, - ответил мальчик. - Он впустил тебя и сразу пропал.
  - Это как? - спросил Толик. - Он потайной, что ли?
  - Ты всё равно не поверишь.
  - А может, поверю. Там потайной ход, да?
  - Он не потайной, - сказал мальчик после некоторой заминки. - Просто он открылся единственный раз и только для тебя. Потому что я так захотел.
  - Ничего не пойму, - сказал Толик.
  - Конечно, не поймёшь, - ответил мальчик, - поэтому лучше не забивай себе голову непонятными вещами и ешь конфеты.
  Толик нашёл среди конфет, остававшихся на диване, "Трюфель" и развернул обёртку.
  - Тут фильм, что ли, снимают? - спросил Толик, беря конфету в рот.
  - Нет, - ответил мальчик. - Я тут живу.
  - Прямо тут? - снова не понял Толик.
  - Весь дворец принадлежит мне, - сказал мальчик.
  - А конфеты чьи? - спросил Толик, стараясь не чавкать.
  - Мои. Раз дворец мой, то и конфеты мои.
  - А кто ещё живёт во дворце?
  - Никто, только я.
  - Ты один? - От удивления Толик даже перестал жевать. - Без людей?
  - Я волшебник, - сказал мальчик, - а волшебники не живут среди людей. Они живут в своих собственных мирах, которые сами и создают. Я имею в виду настоящих волшебников, а не каких-то там шарлатанов.
  Толик, уловив оттенок хвастовства в его голосе, успокоился. "Ну, это ты заливаешь, - подумал он. - Но с тобой стоит подружиться, хотя бы из-за бесплатных конфет".
  - Меня Толик зовут, - сказал он. - Толик Рыжков.
  - Когда я жил в твоём мире, меня звали Станиславом, - сказал мальчик. - А сейчас меня никак не зовут, потому что некому называть. Я здесь один.
  "Значит, точно, снимают фильм, - подумал Толик. - А парень играет роль волшебника".
  - Я смотрю, ты мне не веришь, - сказал мальчик. - Но, правда, тут всё создано волшебством.
  - Прямо всё-всё? - спросил Толик. - И эта конфета, которую я съел?
  - Ну да, - ответил мальчик. - А что, разве невкусная конфета?
  - Очень вкусная, - сказал Толик. - Но конфета сделана не волшебством, а на фабрике "Красный Октябрь", - и в доказательство он показал обёртку. - Вот, смотри, здесь написано.
  - Ну да, написано, - сказал мальчик. - И что?
  - Как - что? Её "Красный Октябрь" сделал, а не волшебство!
  - Уверяю тебя, что волшебство, - настаивал мальчик.
  - Тогда откуда она взялась?
  - Появилась по волшебству.
  Толик улыбнулся с видом победителя.
  - По волшебству - это значит, из ничего, - сказал он. - А из ничего только и получается, что ничего. Закон Ломоносова ещё никто не отменял. А закон такой: если где в одном месте что-то появилось, то в другом месте то же самое пропало. Если конфеты появились здесь, то их не стало в магазине или на конфетной фабрике. Конечно, можно ещё сделать копии конфет, с такой же обёрткой, с таким же вкусом, но это трудно, поэтому никто этим заниматься не будет. Гораздо проще накупить настоящих конфет в магазинах и привезти сюда. Купил и привёз, вот тебе и всё волшебство.
  Мальчик смотрел на Толика с изумлением, а потом сказал почти шёпотом:
  - Толик, я потрясён. Ты говоришь гениальные вещи. Ты гений.
  - Любой школьник тебе то же самое скажет, - сказал Толик, разворачивая обёртку "Красной шапочки".
  - Нет, не каждый школьник! - взволнованно возразил мальчик. - Такого не скажет даже самый мудрый волшебник!
  - А вот мы сейчас посмотрим, настоящая конфета или нет, - Толик откусил маленький кусочек конфеты и начал с задумчивым видом рассасывать его во рту.
  Мальчик смотрел на него в напряжённом ожидании.
  - Ну, что? - не выдержав, спросил он.
  - Конфета настоящая, - сделал вывод Толик. - Уж я-то вкус "Красной шапочки" знаю хорошо. Его не подделать.
  - Тогда будем лопать! - воскликнул мальчик и зачерпнул с пола пригоршню конфет. - Смотри, какая попалась, - он протянул Толику конфету в красной глянцевой обёртке. - Конфета французская, очень вкусная. Такие в Москве не продаются.
  Пока Толик разворачивал обёртку, мальчик разыскал ещё одну такую же конфету, тут же развернул её и съел. Так же поступил со своей конфетой Толик.
  Шоколадная конфета с ягодным суфле была до того вкусной, что Толик зажмурился от удовольствия. Он даже не спешил её проглатывать, желая удержать во рту приятный вкус.
  - А вот швейцарская, - мальчик протянул Толику конфету в золотистой обёртке. - Тоже очень вкусная.
  Он поискал среди конфет, валявшихся на диване, но второй такой конфеты не было.
  - Ну и ладно, - сказал мальчик, - разделим пополам.
  - Ага, - сказал Толик.
  Мальчик избавил конфету от обёртки, взял конфету в зубы и придвинулся к Толику.
  - Кусай, - сказал он.
  Толик тоже придвинулся и откусил полконфеты.
  - Ну, как? - спросил мальчик, когда Толик начал жевать. - Вкусно?
  - Во! - Толик показал большой палец.
  Мальчик сощурился, словно желая унять радостную пляску искр в своих странных голубых глазах. Но унять её было трудно. Искры и под ресницами сверкали и бесновались.
  - У тебя тут испачкано, - мальчик обхватил рукой шею Толика и провёл пальцем по его щеке. - Всё, вытер.
  - Спасибо, - сказал Толик.
  - У тебя нежная кожа, - заметил мальчик.
  - Я ещё одну конфету возьму, можно? - спросил Толик.
  - Какую ты хочешь? - спросил мальчик. - Я сам её разверну для тебя.
  - А какая вкусная?
  - Все вкусные. Других у меня не бывает.
  - Тогда вот эту, сиреневую.
  - Тоже швейцарская, - сказал мальчик, разворачивая обёртку.
  Взяв конфету двумя пальцами, он поднёс её ко рту Толика.
  - Скажи "ам".
  - Ам, - сказал Толик, и конфета оказалась у него во рту.
  Мальчик засмеялся.
  - В жизни ты даже лучше, чем я себе представлял, - сказал он, оглядывая Толика с головы до ног. - Ты не только мягкий и милый, но ещё и умный. Мы обязательно станем друзьями.
  Толик кивнул. По-другому он и не мог ответить, настолько вкусной была конфета. Толик жевал и жмурился от удовольствия.
  - Наедимся всем, чем хотим, - сказал мальчик, разворачивая следующую конфету. - А потом пойдём кататься на аттракционах.
  Он поднёс конфету ко рту Толика.
  - А-ам...
  - А-ам, - повторил Толик, закрыв глаза и открыв рот.
  Конфета оказалась у него во рту.
  - Так ты будешь моим другом? - спросил мальчик с улыбкой, приблизив своё лицо почти вплотную к лицу Толика.
  - Ага, - промычал Толик с набитым ртом.
  Засмеявшись, мальчик обхватил его руками и повалил на диван, сам завалившись вместе с ним.
  - Тогда закормлю тебя конфетами! - крикнул он.
  Толик тоже смеялся. Ему нравилось, что мальчик относится к нему по-дружески, и особенно нравилось, что у мальчика так много всего вкусного. Однако по этому последнему пункту где-то внутри всё ещё шевелились сомнения.
  - Стас, скажи честно, конфеты, правда, твои? Нам потом ничего за них не будет?
  - Конфеты мои, честное слово. Честное пионерское!
  - Ты что, пионер?
  - Нет. Сказал просто потому, что всё, что здесь есть - моё!
  Мальчик взял в зубы новую конфету, и Толик с готовностью откусил половину.
  Оба лежали, чавкая. Мальчик лежал на боку, подперев голову рукой и перекинув ногу через Толика. Голубые огоньки выныривали из глубины его зрачков, вспыхивали и пропадали.
  - Тебя как в детстве звали? - спросил мальчик.
  - Толик, - ответил Толик.
  - Я буду звать тебя Толик Мягкие Щёчки, - сказал мальчик, схватил Толика за щёки и начал их мять и тискать.
  Толик смеялся:
  - Ну, хватит, перестань!
  - А что, разве Толик Мягкие Щёчки тебе не нравится?
  - Если хочешь называть меня по-индейски, то лучше Толик Быстрая Нога, - сказал Толик. - Или Толик Ястребиный Коготь.
  - Но щёчки у тебя, правда, мягкие, - сказал мальчик. - Можно, я их поцелую?
  Толику стало неловко. Ему всегда казалось, что целоваться можно только с мамой, ну и разве ещё с девочкой. Но никак не с парнем, тем более с другом.
  - Да ты не стесняйся, - сказал мальчик. - Тут всё равно никого нет.
  И не дожидаясь согласия Толика, он поцеловал его сначала в одну щёку, потом в другую. И ещё раз в одну, потом в другую.
  Толик вертел головой в попытках избавиться от поцелуев.
  - А тебя как звали в детстве? - спросил он.
  - Меня? - Мальчик на секунду задумался. - Стасюньчик-симпатюньчик, вот как! Впрочем, это я сейчас придумал. На самом деле, я не помню своего детства. Я его вычеркнул из памяти.
  - Почему? - спросил Толик.
  - Воспоминания о детстве относятся к таким воспоминаниям, которые настоящему волшебнику мешают. Но ты этого тоже не поймёшь. Я ещё разок тебя поцелую, можно? - И он тут же чмокнул Толика в щёку. - Твои щёчки сводят меня с ума. Глазки и носик тоже сводят... - Он начал уже без всякого стеснения покрывать Толика поцелуями. - Да ты весь сводишь меня с ума! Хочу зацеловать тебя всего!
  - Меня только мама целует, - сказал Толик, делая слабые попытки высвободиться.
  Мальчик смеялся.
  - У тебя губы в шоколаде. Погоди, сейчас вытру.
  И он лизнул Толиковы губы языком.
  - Всё? - спросил Толик.
  - Нет ещё, вот тут тоже, - и мальчик прижался к его рту губами.
  Толик забеспокоился. Мальчик вёл себя слишком навязчиво. Это было необычно и не совсем приятно, но жаловаться не приходилось. Пусть уж лучше будут поцелуи, чем ссора и крики: "Ты, дурак, раздавил мои конфеты своими грязными кедами!"
  - Ну, хватит, хватит, - Толик деликатно, чтобы не обидеть мальчика, стал высвобождаться из объятий. - Мне домой надо, я опаздываю.
  - Ещё пять минуточек, - сказал мальчик. - Сил моих нет, не могу оторваться от такой милоты!
  - Ты меня за девочку принимаешь, - сказал Толик полушутливо-полуобиженно.
  Мальчик снова впился в его губы. Толик затих. От поцелуев ему, что называется, было ни жарко, ни холодно, но ему надо было вернуться домой, и из-за этого волей-неволей приходилось соглашаться и на поцелуи, и на объятия.
  Мальчик снял с себя рубашку и закинул её за диван, оставшись в одних плавках. Пользуясь моментом, Толик собрался было спросить, как отсюда выйти, но мальчик снова запечатал его рот поцелуем.
  Целуя, мальчик тёрся своим отвердевшим членом о Толиково бедро, отчего Толик чувствовал ещё большую неловкость. Он снова сделал попытку высвободиться, но мальчик только крепче обхватил его. Мальчик всасывал в себя Толиковы губы, елозил членом по его бёдрам и животу и мычал от удовольствия.
  - Да хватит, говорю тебе, - сказал Толик, теперь уже по-настоящему недовольным голосом.
  Мальчик, переводя дыхание, приподнялся над ним.
  - Мягкие Щёчки что-нибудь хотят? - спросил он, заглядывая Толику в глаза. - Только скажи, и я всё сделаю.
  - Мне не нравится, когда меня целуют и обнимают, - сказал Толик. - Лучше будем просто друзьями, без этого.
  Мальчик как будто не слышал его. Он смотрел на Толика, беззвучно смеясь, потом снова чмокнул его в одну щёку, потом в другую.
  - Ну почему ты такой милый? - почти простонал мальчик. - Не могу смотреть на тебя спокойно. Вот как хочешь, а не могу! Хочу целовать тебя без конца!
  - Меня дома ждут, - проскулил Толик.
  - А может, тебе после конфет пить хочется? - спросил мальчик, отлипая с Толика. - Будешь лимонад? Сейчас принесу. И ещё австрийских пирожных притащу. Обалдеешь!
  Он спрыгнул с дивана и огляделся, видимо раздумывая, в какую сторону бежать. Под тканью его плавок топорщился вставший член. Увидев его, Толик снова почувствовал себя неловко.
  - Ну, вообще, лимонаду хорошо бы, - сказал он.
  Его слова вызвали в мальчике целый взрыв радости. Он даже подпрыгнул. Голубые искры в его глазах разгорелись, он наклонился к Толику и принялся целовать в щёки, в губы, в шею. Попытки Толика отбиться ни к чему не приводили.
  - Не надо, - морщился Толик. - Ты мне что - мама, что ли...
  - Всё, всё, - шептал мальчик, целуя. - Ещё немножко. Ещё совсем немножечко... последний поцелуйчик... и ещё в мои мягкие щёчки поцелую...
  - Ладно, кончай! - крикнул Толик раздражённо. - Правда, надоело!
  - Всё, бегу за лимонадом и пирожными! - сказал мальчик и кинулся куда-то в обход дивана.
  Толик подумал, что мальчик сейчас побежит по конфетным грудам к дальней стене, где стояли столы с тортами и пирожными, но тот буквально через пятнадцать секунд вынырнул из-за дивана с подносом в руках. На подносе стояли откупоренная бутылка лимонада, стаканы и вазочки с разнообразными пирожными.
  Толик вытаращил глаза.
  - Как ты так быстро успел?
  - Я же сказал, что я волшебник!
  Мальчик поставил поднос на диван, взял бутылку и наполнил стаканы лимонадом. Толик со стаканом в руке сел на диван рядом с подносом. Мальчик устроился перед ним на полу, на корточках, и глядел, как он пьёт.
  - Возьми это пирожное, - сказал мальчик. - И это тоже. Спорим, тебе даже их вкус незнаком!
  - Я больше всего люблю корзиночки и эклеры, - ответил Толик с полным ртом.
  Мальчик вскочил:
  - Сейчас принесу!
  - Не надо, нет времени! - крикнул Толик.
  - А мы ещё хотели в парк сходить на аттракционы, - напомнил мальчик.
  - Там неинтересные аттракционы, - сказал Толик. - Только детские качели с каруселями.
  - Нет, я имел в виду - в мой парк, он виден из окон.
  - И ты пойдёшь туда в таком виде? - Толик кинул взгляд на его оттопыренные плавки.
  - А что тут такого? - сказал мальчик. - Погода тёплая. Другой, кстати, здесь и не бывает.
  - По паркам в таком виде не расхаживают, - сказал Толик, отправляя в рот третье пирожное. - Разве только купаться ходить.
  - Ну, так пойдём купаться! - воскликнул мальчик, и голубые искры в его глазах запрыгали как сумасшедшие. - За той дверью есть бассейн! Вода чистейшая! Плавки я тебе дам, будут и полотенца, и душ, и чай, и мороженое, и что хочешь.
  - Ой, мне же, правда, некогда, - забеспокоился Толик, торопливо проглатывая остатки пирожного и облизывая пальцы, испачканные кремом. - Теперь попадёт от мамы!
  Три часа назад его отправили в овощной магазин за подсолнечным маслом и пакетом картошки. Три часа назад. А может, больше. Мама, конечно, думает, что вместо магазина он играет в футбол во дворе. Теперь ему совершенно точно достанется от неё. Заставит весь вечер учить уроки. А завтра гулять не отпустит.
  - Нет-нет, я пойду, - он слез с дивана и в тревоге прошёлся по конфетам. Их было столько, что не наступить на них было невозможно. Они хрустели под ногами. - Ты не знаешь, сколько сейчас времени? Семь часов есть? Если есть, то магазин закрылся, и мне совершенно точно попадёт.
  Не в силах спокойно смотреть на пирожные, остававшиеся на подносе, он взял ещё одно и стал его торопливо поглощать, заодно оглядываясь в поисках выхода. Обе двери - и та, что слева, и та, что справа, - были одинаково далеко от дивана, и до них надо было добираться через конфетные горы.
  - В моём мире время не измеряется в часах и минутах, - ответил мальчик. - Есть утро, день, вечер и ночь. Сейчас день, и я ещё не обедал. Значит, скоро обед. Я уже придумал, что мы будем есть...
  - Как это - день? - всполошился Толик. - Я точно знаю, что вечер!
  Только сейчас он с особенной ясностью осознал, что происходит что-то не то. Тревога его усилилась.
  - В некотором отношении ты прав, - сказал мальчик, - солнце уже перешло зенит. Но вечер ещё нескоро. Сейчас как раз самое обеденное время.
  - Я не хочу есть! - почти закричал Толик. - У меня живот лопается от конфет и пирожных, а ты про обед! Даже слышать не хочу! Скажи лучше, как выйти отсюда. Где потайной проход? Открой его быстрей.
  - А прохода нет, - сказал мальчик.
  - Но ты ведь сам сказал, что я пришёл сюда через проход. Значит, он есть! Или ты врал?
  - Проход был, но он появился только один раз и больше не появится.
  - Почему? - спросил Толик.
  - Он появился, потому что я так захотел, - ответил мальчик.
  - Ну, так захоти, чтоб ещё раз появился.
  Мальчик сидел на диване и грустно смотрел на Толика. Голубые искры в его глазах погасли.
  - Захоти, очень тебя прошу, - Толик присел рядом. - Меня дома ждут. Я ведь всего на полчаса в магазин вышел.
  Мальчик взял его за затылок, притянул к себе его голову и поцеловал в губы. Толик смотрел на него умоляюще.
  - Ну, пожалуйста...
  - Ты хочешь вернуться в свой серый скучный мир? - спросил мальчик.
  - Он не серый, - сказал Толик. - И там у меня мама и папа. Мама будет ругаться, если поздно приду.
  - Но здесь лучше! - воскликнул мальчик. - Смотри, сколько конфет! А ещё есть море, пляж, яхты, парк и огромный дворец с красивыми залами! Будем каждый день в море купаться, смотреть кино, кататься на аттракционах и лопать, что захотим! Но ты должен забыть о родителях и доме. Ты должен жить только со мной.
  Толик отрицательно замотал головой. На это он никак не мог согласиться.
  - А может, я буду время от времени приходить сюда? - спросил он. - Ты объясни, как дорогу найти, и я буду приходить.
  - Правда, будешь? - Мальчик оживился. - Не обманываешь?
  - С чего мне обманывать, - ответил Толик и подавил невольный вздох, вспомнив о поцелуях и отвердевшем члене под плавками. Конфеты, пирожные и лимонад ему нравились, а поцелуи и отвердевший член - нет.
  - Так всё-таки, как выйти отсюда? - спросил он.
  - А выйти отсюда невозможно, - сказал мальчик. - Войти тоже невозможно, потому что здесь другой мир. Совсем другой. Он даже не на Земле.
  - А где?
  - Точно сам не знаю, но подозреваю, что в другой Вселенной. Хочешь ещё конфету? Или пирожное возьми. Самые вкусные остались.
  - Потом, потом, - Толик снова начал нетерпеливо расхаживать. - Сейчас некогда. Мне домой надо.
  Мальчик остановил его, взяв за руку.
  - Ты, правда, хочешь уйти? - спросил он.
  - Правда! - крикнул Толик.
  Мальчик обнял его и несколько раз поцеловал.
  - Теперь твоя очередь целовать, - сказал он капризно. - А то всё я да я.
  Толик с готовностью чмокнул его в щёку.
  - Ну, открой проход... пожалуйста... Я не хотел сюда приходить, это случайно получилось. Поэтому я должен вернуться домой.
  - Случайностей не бывает, - сказал мальчик. - Если ты здесь, значит, так надо.
  - Кому надо? - спросил Толик.
  - Мне, - сказал мальчик. - Я увидел тебя во время прогулки по Москве, и ты мне очень понравился. Мне захотелось познакомиться с тобой поближе.
  - Ага! - обрадовался Толик. - Значит, ты гуляешь по Москве?
  - Очень редко, - сказал мальчик. - Вообще, я редко появляюсь в твоём мире, а если появляюсь, то в основном в городах Италии, в Париже или в Лондоне. Я люблю бывать в старинных дворцах, в картинных галереях, в опере, на концертах. Москва - скучный город, серый почти во всякое время года. Постоянно спешащие угрюмые толпы. Смотреть почти не на что.
  - Найдём, на что посмотреть! - воскликнул Толик. - Сходим в подземные колумбарии на Донском кладбище! Жуть до чего интересно!
  - Только колумбариев мне не хватало, - сказал мальчик. - Хотя, в Москве можно пойти на концерт классической музыки. У вас много хороших музыкантов. Кстати, я увидел тебя, когда шёл в консерваторию. Я проходил Столешниковым переулком и увидел тебя за окном кондитерской. Ты стоял у стойки с каким-то чернявым парнем и ел конфеты, одну за другой.
  - Это Мишка Павлов, - сказал Толик. - Мы ходили в кино, а на обратном пути решили кутнуть. Накупили пирожных и конфет...
  - Ты так забавно их ел, что я даже остановился. Потом ты посмотрел на меня, и я сразу сделал вид, что не смотрю на тебя и пошёл дальше.
  - Не помню, - сказал Толик. - То есть, тебя не помню, а поездку в центр помню. Это было месяц назад, даже больше.
  - А я всё это время думал о тебе, - сказал мальчик. - Обдумывал, как бы тебя переправить в мой мир, причём так переправить, чтобы ты не заподозрил в этом волшебства. По-моему, получилось неплохо, особенно милицейская погоня удалась.
  - Так ты её специально подстроил?
  - Ну да. Я и зал наполнил конфетами специально, чтобы тебе понравилось. Видишь, как я старался. А ты не хочешь остаться.
  - Мне нельзя, - сказал Толик.
  - Ты сказал, что будешь приходить.
  - Буду, но с одним условием. Я буду приходить ненадолго, когда будет свободное время.
  - Ты, правда, будешь приходить? - спросил мальчик, заглядывая Толику в глаза. - Правда?
  - Если буду знать дорогу, - ответил Толик.
  - И мы будем видеться, как сейчас, и лежать на диване, и обнимать друг друга? - спрашивал мальчик.
  - Будем, будем, - Толик был согласен на всё, лишь бы поскорее вернуться домой. - И обниматься, и целоваться, и конфеты есть с пирожными. Всё что хочешь будем делать.
  Мальчик заулыбался. В его глазах снова прыгали голубые искры.
  - Тебя здесь будут ждать разные вкусные вещи, - сказал он.
  - Отлично, только сейчас домой верни, - и Толик схватил с подноса очередное пирожное.
  - Тут ведь вот какая штука, - сказал мальчик. - В мой мир можно попасть только по волшебству. И уйти можно тоже только по волшебству.
  Толик, не переставая жевать, поморщился в досаде.
  - Опять волшебство?
  Мальчик рассмеялся.
  - У тебя сейчас такая уморительная рожица, если б ты себя видел! Дай я тебя ещё раз поцелую.
  Толик почти целую минуту с готовностью подставлял ему щёки и вымазанные кремом губы.
  - Хорошо, согласен на волшебство, только скорее, скорее, - наконец сказал он.
  - Я колдую с помощью одной штуки, - сказал мальчик.
  Он прошёлся, мягко ступая босыми ногами по рассыпанным конфетам, и остановился перед Толиком. Толик старался не смотреть на него. Вернее, не столько на него, сколько на его оттопыренные плавки. Эти плавки очень его смущали.
  Но посмотреть на них всё же пришлось.
  - Штука находится вот здесь, - мальчик отвёл резинку на плавках и заглянул под них. Потом просунул под плавки руку.
  Толик был уверен, что мальчик сейчас достанет свой надутый пенис, и смутился так сильно, что на миг даже перестал дышать. Но вместо пениса мальчик вытащил из плавок конфету.
  Толику пришло в голову, что мальчик колдует с помощью конфеты.
  - Ой, случайно сюда попала, - сказал мальчик, подмигнув.
  Он не торопясь развернул глянцевую обёртку и зажал конфету в зубах.
  - Кусай.
  Толику очень не хотелось брать в рот конфету, которая побывала в плавках мальчика. Конечно, она была там в обёртке, но вдруг она через обёртку пропиталась потом с его члена, или с того же члена пропахла мочой? Это будет похоже на то, как если он возьмёт этот самый член в рот.
  Однако делать было нечего. Отказаться Толик не осмелился. Пришлось откусить полконфеты.
  - Ну как, вкусно? - спросил мальчик.
  - Вкусно, - сказал Толик.
  Мальчик жевал свою половину конфеты ужасно долго. Он больше сосал, чем жевал. Толик же проглотил свою в один миг.
  - Так что с волшебством? - спросил он. - Ты обещал показать.
  - Но ты точно вернёшься? - спросил мальчик.
  - Точно, - ответил Толик.
  - Дай я тебя ещё разок поцелую, - сказал мальчик.
  - Ладно, только быстрее, - Толик подставил щёку.
  Нацеловавшись, мальчик отодвинулся от Толика и посмотрел на него с таинственной улыбкой.
  - Эта штука, которой я колдую... - сказал мальчик и снова отвёл резинку на плавках.
  "Ещё одна конфета? - мысленно простонал Толик. - Сколько их там у него?"
  Мальчик зашарил рукой под плавками. "Ну, теперь-то точно вытащит член", - подумал Толик.
  Но мальчик и на этот раз вытащил не член. Он изъял из плавок коробок спичек.
  - Спички! - воскликнул мальчик.
  На вид это был самый обыкновенный коробок. Толик даже услышал, как в нём брякнули спички.
  - Спички волшебные, - сказал мальчик жутковатым голосом фокусника.
  Толик окончательно упал духом. По всему было видно, что мальчик над ним подшучивает.
  - Волшебные? - переспросил он уныло.
  - Они выполняют любые желания, - подтвердил мальчик, - в том числе могут мгновенно перенести тебя в твой мир. А из твоего мира - в мой.
  Толик смотрел на коробок, недовольно надув губы.
  - Ну и что же с ними делать? - спросил он.
  - Очень просто, - сказал мальчик. - Вынимаешь спичку, ломаешь её и произносишь желание. Оно тут же исполняется.
  - Врёшь, - сказал Толик.
  - Проверь сам, - и мальчик протянул ему коробок.
  Толик со скептической ухмылкой повертел коробок в руках, раскрыл его, достал спичку и переломил её.
  - Хочу, чтобы... - сказал он, и вдруг какое-то странное чувство заставило его вздрогнуть. Мысли его смешались.
  - Чтобы появилось эскимо, - шёпотом подсказал мальчик.
  Но Толик уже взял себя в руки. Мимолётное замешательство прошло, и он снова не верил ни в какие чудеса. Если мальчик говорит, чтобы появилось эскимо, то оно наверняка уже приготовлено заранее. Поэтому, дразня мальчика, он громко произнёс первое, что пришло на ум:
  - Чтобы появился Пушкин! - И подумал: "Ага! Пушкина-то ты уж точно не приготовил заранее!"
  Что-то сверкнуло, промчались разноцветные искры, и в груде конфет появился человек. Это было до того неожиданно, что Толик в невольном испуге отпрянул назад, поскользнулся о конфеты и упал спиной на диван, задев локтем поднос. Вазочки с пирожными и стаканы с грохотом полетели на пол. В придачу ко всему Толик выронил коробок и рассыпал спички.
  Незнакомец совершенно не был похож на известного поэта, каким Толик его знал по картинкам. Он был худощав и староват для Александра Сергеевича, вместо курчавой шевелюры имел лысину во всю голову, а вместо пышных бакенбард - гладко выбритые впалые щёки. И одет он был скорее по-современному, чем по-старинному. На нём были чёрные штаны, клетчатая рубаха и потёртая шерстяная безрукавка.
  Видно было, что незнакомец испугался не меньше Толика. Он тоже шарахнулся, упал, оступившись, и забарахтался в яркой конфетной груде как большой тёмный жук. Схватив несколько конфет, он поднёс их к своим подслеповатым глазам и изумлённо вскрикнул. Поднявшись, наконец, на ноги, он снова огляделся, на этот раз внимательнее. Остановил взгляд на мальчиках.
  - Здравствуйте, - сказал Толик, запинаясь. - А вы кто?
  - Моя фамилия - Пушкин, - сказал старичок дребезжащим голосом. - Савелий Осипович, - прибавил он с лёгким поклоном. - Работаю бухгалтером на комбинате "Красная Роза". Вернее, работал до настоящего момента. Потому что в настоящий момент я уже вроде как не живой.
  - А по-моему, вы живой, - сказал Толик.
  - Конечно, живой, - с готовностью согласился старичок, и глаза его увлажнились. - Конечно, живой, конечно! Смерти нет, теперь я это знаю точно! После смерти есть жизнь, и есть рай!
  Он сложил молитвенно руки и посмотрел вверх, на сверкающие на солнце хрустальные люстры. Потом перевёл взгляд на радужные горы конфет.
  - Да, это рай! Именно таким я представлял его в детстве! В детстве я всегда думал, что рай - это горы конфет! И вот я попал в него!
  Он вдруг залился слезами и опустился на колени.
  - Я в раю, я в своём детском счастливом раю, - говорил он, утирая глаза рукавом рубашки. - Господи боже, благодарю тебя за все твои милости...
  Толик растерянно посмотрел на мальчика.
  - Я думал, что появится другой Пушкин...
  Справедливости ради надо сказать, что Толик вообще не думал, что появится хоть кто-нибудь. Появление бухгалтера Савелия Осиповича Пушкина стало для него такой же неожиданностью, как для самого Савелия Осиповича - попадание в рай.
  Мальчик с невозмутимым видом пожал плечами.
  - Обычная накладка при колдовстве спичками, - сказал он. - Когда я только начинал колдовать ими, у меня то же самое было. Просто надо более чётко формулировать желания. Людей по фамилии Пушкин знаешь сколько?
  - Ангел! - завопил вдруг Савелий Осипович, вглядевшись в мальчика. - Ангел светлый! Это ты перенёс меня сюда!
  Не вставая с колен, захлёбываясь слезами, он через груды конфет направился к мальчику.
  - Я только что прилёг на диван, сердце что-то заболело, - говорил он, - и вдруг я здесь. Я знаю, что я умер... Нет, это не смерть, это новая, дивная жизнь! Я ощущаю блаженство... Это так прекрасно, так прекрасно... И тебе спасибо, - обернулся он к Толику. - Твоими молитвами я здесь... А ты, - он снова повернулся к мальчику, - ты пресвятой ангел. Позволь облобызать твою светлую ногу...
  Мальчик отодвинулся от него и взглянул на Толика.
  - И что ты собираешься делать дальше? - негромко спросил он.
  - А я разве должен что-то делать? - спросил, в свою очередь, Толик.
  - На твоём месте я бы, для начала, подобрал с пола спички, - сказал мальчик.
  Толик только сейчас вспомнил про рассыпанные спички. Он кинулся их подбирать и засовывать обратно в коробок. Руки его дрожали. Спички, похоже, действительно были волшебные...
  - Так ты хочешь вызвать Александра Сергеевича, или нет? - спросил у него мальчик.
  Савелий Осипович, всхлипывая, утирал слёзы.
  - Какого, извиняюсь, Александра Сергеевича? - спросил он. - Не покойного ли поэта нашего? Он тоже здесь? И я его увижу?
  - Зависит от Толика, - сказал мальчик, показывая на Толика. - Если он захочет, то кого хотите увидите. И Александра Сергеевича, и Владимира Ильича, и Наполеона, и Цезаря, и всех, короче.
  - Ой, милые мои, - запричитал старичок, - а можно мне Петросова Аркадия Натановича увидеть? Он скончался в ноябре пятьдесят третьего в Первой Градской больнице от язвы желудка. Мне надо с ним срочно переговорить. Дело очень личное, касается денежного вопроса...
  - Какие в раю могут быть денежные вопросы, - сказал мальчик.
  - Ой, правда, я и забыл, - старик вытер глаза и заморгал ими, щурясь на солнце. - Деньги-то уж нам тут ни к чему. Вот если бы я вернулся назад, в свой мир...
  Толик сломал ещё одну спичку.
  - Хочу, чтобы здесь появилась машина "ЗИС", на которой ездит правительство! - сказал он громко.
  - А она-то тебе зачем? - спросил мальчик, но уже пронеслись мелкие разноцветные искорки, и прямо на груде конфет возникла большая чёрная машина. Конфеты захрустели под тяжестью её пуленепробиваемой брони.
  - Не знаю, - ответил Толик, глядя на машину во все глаза. - Просто я ещё не совсем поверил, что спички волшебные. А теперь верю...
  Тут опомнился и Савелий Осипович, который тоже был поражён появлением автомобиля.
  - Господь Иисус! - завопил он. - Неужели ты лично прибыл, чтобы встретить меня? - Он снова упал на колени и, шурша конфетами, непрерывно крестясь, пополз к машине. - Спаси и помилуй раба своего... Спаси и помилуй... - Подобравшись к дверце, он привстал и заглянул в кабину. - Но тут никого нет, - сказал он разочарованно.
  - А вас не удивляет, что на том свете ездят на машинах? - спросил у него Толик, набравшись смелости.
  За Савелия Осиповича ответил мальчик:
  - На том свете прекрасно ездят и на машинах, и на многом другом.
  - А ещё на том свете коммунизм, - подхватил Толик. - Можно бесплатно брать всё что хочешь. Хоть эту машину.
  Савелий Осипович перекрестился.
  - Господи Иисусе, вот счастье-то великое...
  - Слышали? - спросил мальчик. - Толик дарит вам машину.
  - Толик? - Савелий Осипович обратил взгляд на Толика и заулыбался. - Тебя зовут Толик? А ведь я тебя узнал! Ты Семёна Матвеевича сынок. Ты утонул, бедняжка, на Голицынских прудах, и теперь явился, чтобы встретить своего дядюшку... - Он снова начал всхлипывать. - Я мало виделся с тобой, но я тебя любил, богом клянусь...
  - Я не утонул, - сказал Толик.
  - Как ты похож на Семёна Матвеевича! - причитал старик. - Вылитый Семён Матвеевич!
  - Толик, - сказал мальчик, - а не отправить ли тебе гражданина Пушкина по его адресу?
  - По моему адресу? - Старик посмотрел на него со слезами умиления. - Воскресить меня хотите? Ангелы мои, отцы пресвятые, - он на коленях пополз к мальчику, непрерывно крестясь. - Воскресите, верните меня к жизни, очень вас прошу. У меня только одно желание и есть - ещё бы годик пожить на земле. А лучше годков пять. Меня там дела ждут. В понедельник надо квартальный отчёт сдавать, если не сдам - весь отдел премию не получит...
  - Вы отправитесь домой прямо в этой машине, - сказал Толик. - Залезайте.
  - Сейчас, сейчас, отцы мои, залезаю, - Савелий Осипович начал дёргать дверцу.
  - Ты смотри, - шепнул Толику мальчик, - не отправь его в квартиру прямо с машиной. Лучше на улицу отправь.
  Дверца не открывалась.
  - Что-то открыть не могу, - сказал старик. - Не ездил я ни разу на такой машине, и вообще машин у меня отродясь не было...
  Дверцу подёргал Толик. Она, действительно, не открывалась. Толик посмотрел на мальчика.
  - Тут заперто, - сказал он.
  - Сам заварил кашу, сам и расхлёбывай, - с улыбкой сказал мальчик, подмигивая.
  Толик, на всякий случай отвернувшись от Савелия Осиповича, сломал спичку:
  - Хочу, чтобы дверца машины открылась!
  Не успел он обернуться, как услышал радостный возглас:
  - Ой, ангелы мои небесные, открылась! Сама открылась! Заступники мои, спасители, не знаю, как благодарить вас, - говорил старик, залезая в лимузин.
  - Машина ваша, - сказал Толик, захлопывая за ним дверцу. - Пользуйтесь, не стесняйтесь. Куда вас доставить?
  - И кто ж доставит? - спросил старик. - Тут больше никого нету, а я водить не умею...
  - Я хотел спросить, живёте где? - поправился Толик.
  - На Серпуховке, у Даниловского рынка, - сказал старик. - Мой дом первый слева от ворот...
  Толик переломил спичку.
  - Хочу, чтобы машина с Савелием Осиповичем Пушкиным оказалась слева от ворот Даниловского рынка, - сказал он.
  Машина тут же исчезла, оставив после себя внушительную вмятину в конфетной груде. Вмятина немного похрустела обёртками, пошуршала осыпающимися конфетами, и затихла. В зале снова воцарилась тишина.
  - Четыре спички израсходованы совершенно бездарно, - сказал мальчик. - Тем более такая машина старику ни к чему. Он ещё и неприятностей из-за неё не оберётся.
  Он был прав: неприятности у Савелия Осиповича начались сразу, как только машина появилась у рыночных ворот. В это время по вечерам здесь царило оживление. Народ непрерывной толпой входил в ворота и выходил из них. У рыночной ограды не было ни одного свободного пятачка, где бы не сидели или не стояли торговки семечками, цветами и зеленью. И посреди всей этой толкотни вдруг появился огромный бронированный "ЗИС-115". То ли по счастливой случайности, то ли ещё по какой причине, но он появился в таком месте, где в этот момент не было людей, причём ухитрился встать так точно в это безлюдное место, что самые близкие пешеходы не были даже задеты им. Народ при его появлении сразу шарахнулся. Никто ничего не понял, поскольку никто не видел, как он появился, но всё пришло в сильнейшее смятение. По толпе пробежал шёпот: "Начальство приехало, большое начальство..." Торговцы, подхватив свой товар, спешили отойти в сторону. Расступились пешеходы. Все стояли и смотрели на "ЗИС". Подойти к нему никто не решался, но толпа, окружавшая его, росла. Все ждали, что сейчас откроется дверь, и вылезет не кто-нибудь, а сам Хрущёв, решивший лично проинспектировать Даниловский рынок. Но дверь не открывалась, и Хрущёв не вылезал. Из машины вообще никто не вылезал: Савелий Осипович опять не мог открыть двери. Впрочем, его это не слишком заботило. Его вообще ничего не заботило. Он только что побывал на том свете и встретился с ангелами. Теперь он знал, что смерти нет, и что по ту сторону смертной черты есть рай. Это знание наполняло его душу несказанным блаженством. И даже когда все четыре дверцы "ЗИСа" разом открылись и в кабину просунулись какие-то люди в тёмных плащах и в шляпах, он только благостно заулыбался и начал креститься. Люди в тёмных плащах и в шляпах были сотрудниками Комитета Государственной Безопасности, поскольку обнаруженный "ЗИС-115" числился за их недавно назначенным начальником товарищем Семичастным. Узнав о появлении "ЗИСа" у Даниловского рынка, они первым делом связались по телефону с охраной Гаража Особого Назначения, где этот "ЗИС" должен был находиться. Охрана Гаража, заглянув в свою ведомость, в которой скрупулёзно отмечалось, во сколько какая машина выехала и во сколько вернулась, ответила, что сегодня данная машина из Гаража не выезжала. То есть, должна была находиться в Гараже. Но её там не было! Зато она обнаружилась у Даниловского рынка, и в ней находился некий гражданин Пушкин Савелий Осипович, несший какую-то околесицу про ангелов и тот свет. Пушкина доставили в КГБ и подвергли обстоятельному допросу. Следователи, успевшие навести о нём справки, сразу поняли, что Пушкин явно не тот человек, который мог угнать правительственный "ЗИС" из хорошо охраняемого спецгаража. Скорее всего, он был соучастником, причём самым мелким, пешкой, и даже непонятно было, почему его вмешали в такое сложное и рискованное предприятие, как угон машины председателя КГБ. На допросе Пушкин твердил о рае, полном конфет, каком-то синеоком ангеле и своём племяннике Анатолии Заяицком, который, по его словам, утонул в молодом возрасте ещё до войны. Допрос в кабинете на площади Дзержинского вели три следователя. Председательствовал очень смуглый широколицый чекист с ёжиком чёрных седеющих волос над узким лбом. Под сросшимися бровями блестели маленькие пронзительные глаза. Все его вопросы сводились к двум основным: как Савелий Осипович оказался в правительственной машине и кто его соучастники. Савелий Осипович отвечал одно и то же: лёжа у себя в комнате на диване, он внезапно умер и попал в рай, откуда его вернули на землю в этой самой машине. В раю были хрустальные люстры и горы конфет. Там его встретили покойный племянник Толя и прекрасный ликом синеокий ангел с золотистым нимбом вокруг головы. В раю Савелий Осипович оказался по содействию покойного племянника, который близко знаком с ангелом, поскольку разговаривали они между собой вполне дружески. Когда Савелий Осипович изъявил желание вернуться в мир людей, Толя поддержал его просьбу перед ангелом, и тот милостиво согласился. В раю тут же появилась машина. Толя сказал Савелию Осиповичу, что он эту машину ему дарит и он может пользоваться ею как хочет. На ней его и вернули на землю. Следственная группа отправилась на Серпуховскую заставу, где Савелий Осипович проживал в большой коммунальной квартире на третьем этаже. Кроме него, в квартире проживало ещё с полтора десятка жильцов. Старшая по квартире, очень полная пожилая женщина, проводившая большую часть своего времени в кухонных хлопотах, заявила следователям, что Савелий Осипович сейчас находится у себя в комнате. Он просил его не беспокоить, поскольку весь день будет заниматься квартальным отчётом. "Он с самого обеда никуда не выходил, - говорил она, провожая следователей до его двери. - Если бы вышел, то я бы услышала. У него дверь страшно скрипит". "Это что же, он и сейчас здесь?" - поинтересовался старший следователь, точно знавший, что Пушкина в эти минуты допрашивают на Лубянке. "Здесь, здесь, - отвечала соседка. - Куда ему деваться. Ни разу не выходил. Я так думаю, он заработался и прилёг поспать, такое с ним бывает нередко". "Откройте дверь", - потребовал следователь. Соседка взялась за ручку, и дверь заскрипела. В комнате никого не было. Всё как будто говорило о том, что жилец только что вышел, причём ненадолго. На столе горела настольная лампа, стоял стакан с недопитым чаем, разложены были бухгалтерские книги и бумаги. "Уму непостижимо, - разводила руками удивлённая соседка. - Он не выходил, клянусь! Я бы услышала!" Следователь первым делом подошёл к окну. Рамы были плотно закрыты и, судя по толстому слою пыли на подоконнике, не открывались давно. Значит, через окно Пушкин выйти не мог. Часть следователей разошлась по квартире, чтобы опросить жильцов, другие приступили к обыску в комнате. Просматривали каждую тетрадь, каждую ничтожную бумажку. Бумаги, которые казались подозрительными, складывались в отдельные папки для последующей тщательной проверки. Тем временем на площади Дзержинского продолжался допрос. "Так откуда, вы говорите, появилась машина?" - в сотый раз спрашивал председательствующий. "Она появилась из воздуха силой духа святого по божественной воле синеокого ангела, - тоже в сотый раз отвечал Савелий Осипович. - А Толенька, покойник, мне её подарил. Не забыл, значит, родного дядюшку..." Допрос длился всю ночь. В итоге следователи пришли к выводу, что угонщиков было, по всей видимости, трое. Кроме Пушкина, в похищении машины участвовали светлоглазый мужчина по кличке Ангел и некий Анатолий Заяицкий, родственник Пушкина. Насчёт Анатолия Заяицкого очень скоро выяснилось, что, действительно, был такой человек. Он утонул в 1939 году, купаясь на пруду в Голицыно. Другого угонщика, имевшего характерную для вора-рецидивиста кличку Ангел, искали в основном в уголовной среде, используя милицейские картотеки и доклады секретных осведомителей. Следователи старались: странным исчезновением и не менее странным появлением правительственной машины заинтересовался сам Хрущёв. Ангелов нашли множество, особенно когда начали шерстить лагеря. Почти в каждой зоне имелся свой Ангел, а в некоторых и по два Ангела. Однако при более детальном знакомстве с этими личностями выяснялось, что у подавляющего большинства имелось надёжное алиби, а те, у которых надёжного алиби не было, тоже никак не могли оказаться в Москве в момент угона машины. Снова пытались надавить на Пушкина, но он на все вопросы твердил, что лежал на диване, умер, попал в рай, общался с ангелами, машина досталась ему по их воле. Сбить его, подловить на противоречиях никак не удавалось. Выведенный из себя следователь стучал по столу. "Ты мне эту поповщину брось! - кричал он грозным голосом. - Юлишь! Сумасшедшего из себя корчишь! Я тебя, Пушкин, насквозь вижу! Позоришь славную фамилию! Кто твои сообщники? Признавайся, или пойдёшь под расстрел!" Савелий Осипович глядел на него ласково и смиренным голосом отвечал, что после того, как побывал на том свете, он не боится смерти и с радостью вернётся в светлый рай к синеокому ангелу. Следствие зашло в тупик. А поскольку это дело с угнанным "ЗИСом", как ни крути, отдавало некоторым мистическим душком, решили его прекратить и засекретить. Пушкину дали срок и отправили с глаз долой в мордовские лагеря. Тут надо сказать, что он ещё на стадии следствия, сидя в тюрьме КГБ, рассказывал всем, кто хотел его слушать, как он попал в рай и встретился там с синеоким ангелом и покойным племянником, которые специально для него вызвали правительственную машину и в ней вернули на землю. Рассказывал он об этом и в лагерях. А поскольку рассказывал он с необычайным одушевлением и искренностью, со слезами на глазах, то ему верили, и авторитет его рос. Иногда, рассказывая, он доводил себя до такого исступления, что слушатели вскрикивали, а некоторые впечатлительные женщины падали в обморок. Постепенно вокруг него образовалась группа единомышленников, которые вместе с ним обращались с молитвами к синеокому ангелу и племяннику Толе. Единомышленники утверждали, что эти молитвы действительно помогают и даже совершают чудеса. Дошло до того, что Савелия Осиповича стали называть отцом Савелием и просить у него благословения. Обсуждая историю, происшедшую с ним, единомышленники пришли к единодушному мнению, что синеокий ангел - это Иисус Христос, а племянник Толя - святой апостол Андрей Первозванный. Особый интерес вызвала правительственная машина. После продолжительных дискуссий был сделан вывод, что, поскольку на таких машинах ездит власть, то Господь тем самым хотел показать, что его избранник отец Савелий - тоже власть, но власть не от мира земного, а от мира небесного, то есть власть самая настоящая, истинная. Все эти разговоры, обсуждения и молитвы, проводившиеся втайне от лагерного начальства, привели единомышленников и самого отца Савелия к твёрдому убеждению, что верно только учение о синеоком ангеле, который является Иисусом Христом, а все остальные учения - ложны, и необходима новая Церковь, которая понесла бы эту истину в народ. Начальство, узнав о сектантских сходках, переправило Савелия Осиповича в другой лагерь, оттуда в третий, из третьего - в четвёртый. Его перебрасывали из одного лагеря в другой, но повсюду находились люди, которые хотели его слушать. Верные единомышленники, используя свои связи, перемещались по лагерям вместе с ним. Они объявили себя апостолами новой веры, а отца Савелия - мессией, который спасёт мир. Общим числом в шесть человек, эти апостолы на одной из подпольных сходок в Дубровлаге провели Учредительный Собор Святоапостольной Церкви Синеокого Ангела Иисуса Христа и единогласно избрали отца Савелия её главою. Отныне его титул звучал так: Наисвятейший Вселенский Патриархиссимус Савелий Превознесённый. На тайных богослужениях апостолы и прихожане новой Церкви истово молились Синеокому Ангелу Иисусу Христу и причащались конфетами - Его телом, и лимонадом - Его кровью. После молитв апостолы с воодушевлением пели благодарственный гимн, в котором, среди прочих, были такие слова:
  
  
  Море конфет... красота, красота...
  Скоро узрим Синеока Христа.
  
  
  И ещё такие:
  
  
  Юный, сияющий, в нимбе из роз
  Шёл по конфетному морю Христос.
  
  
  Лагерное начальство сочло, что секта синеоков развила слишком бурную деятельность, и в Дубровлаг прибыла следственная комиссия, состоявшая из трёх генералов, пяти полковников и одного человека в штатском. Долго комиссия не разбиралась. Секта была признана вредительской и постановлено было задушить её в зародыше, пока она не успела пустить свои ядовитые побеги по другим лагерям. Патриархиссимус Савелий был повторно осуждён и расстрелян за бандитизм, шпионаж и антисоветскую агитацию. Место его упокоения осталось неизвестным. Апостолов рассовали по одиночным камерам, из которых живым не вышел никто. Тайные записи, сделанные слушателями отца Савелия, чекисты разыскали и частью уничтожили, а частью надёжно скрыли в своих секретных архивах. Когда гораздо позже архивы стали доступны для исследователей, ничего, связанного с Церковью Синеокого Ангела Иисуса Христа, обнаружено не было. Всё исчезло бесследно. Свидетели, которые могли хоть что-то рассказать об этой необычной Церкви, умерли. Уцелел чудом только один последователь отца Савелия - бывший зэк Варфоломей Елизаров. Спустя пятьдесят лет после смерти Патриархиссимуса он всё ещё был жив. Ему было восемьдесят пять лет. Он одиноко жил в глухой полузаброшенной деревне в Кировской области. О том, что он синеок, никто не знал. Это было его глубочайшей тайной. Каждое воскресенье поздно вечером Варфоломей спускался в подвал своей избы, доставал из тайника нерукотворный образ Синеокого Ангела Иисуса Христа и при свете свечи молился на него. Образ - это рисунок простым карандашом на оборотной стороне лагерной накладной, согласно которой со склада некоему Гангрусу Т.Ф. выданы: шапка зимняя одна, куртка ватная зимняя одна, штанов суконных пара одна, нижнего белья хлопчатого комплект один, рукавиц пара одна, сапог кирзовых пара одна, портянок пара одна, кружка жестяная одна, ложка жестяная одна, миска жестяная одна, и что-то ещё, тоже, видимо, одно. Об этом "одном" сообщалось в самом низу, где бумага особенно сильно истрепалась и разобрать что-либо было уже совершенно невозможно. Листок пожелтел и покоробился от времени, карандашный рисунок был едва виден, но Варфоломей точно знал, что образ побывал в собственных руках Патриархиссимуса Савелия Превознесённого, который объявил его священным и чудотворным, созданным духом святым. На образе у Ангела было узкое лицо, длинные волнистые волосы, большие глаза и вокруг головы - кружок нимба. Без всякого сомнения, образ творил чудеса, но творил только для тех, кто знал божественную истину. А знал её один Варфоломей Елизаров, и не допускал до неё никого, поскольку всех окружающих считал ворами, мошенниками, пьяницами, сластолюбцами и оголтелыми негодяями, недостойными предстать пред Синеоким Ангелом Иисусом Христом. Наверное, именно благодаря чудотворному образу ему было однажды видение во сне: погрязший в грехе мир горит, рушится и погружается в геенну, и только он, Варфоломей Елизаров, возносится в рай, где предстаёт перед Господом нашим Синеоким Ангелом Иисусом Христом и вкушает блаженств. Помолившись, Варфоломей трижды целовал Ангела в святые уста, которые давно стёрлись, поскольку бумага на этом месте из-за многолетних целований позеленела и превратилась в лохмотья. После поцелуев он съедал кусочек конфеты, запивая его сладкой газировкой, снова крестился, прятал чудотворный образ обратно в тайник и задувал свечу.
  Но до той поры должно пройти ещё очень много времени. Пока же Толик находился в необыкновенном мире мальчика с голубыми глазами и озадаченно вертел в руках коробок с волшебными спичками.
  Толик знал, что чудес не бывает, но ведь бухгалтер Пушкин появился. И "ЗИС" появился. И непонятно было, как всё это объяснить. Толик от всего происходящего даже вспотел.
  Мальчик смеялся, глядя на него.
  - У тебя сейчас такая уморительная мордочка. Хочу тебя поцеловать.
  - А я... тоже перенесусь отсюда? - спросил Толик, чувствуя, как майка липнет к спине. - Перенесусь, и со мной ничего не будет?
  - Да не будет, не бойся, - ответил мальчик. - Спички не причиняют вреда своему хозяину, даже если хозяин дурак и загадал такое желание, которое может его убить или покалечить.
  - А какие ещё желания можно загадывать? - спросил Толик.
  - Любые, - сказал мальчик, - только не желай волшебных предметов типа волшебной палочки, шапки-невидимки, неразменного рубля или волшебных спичек. Этого ничего не будет. Только спичку переведёшь зря.
  Толик несколько секунд раздумывал.
  - И сколько спичек я могу взять? - задал он, наконец, главный вопрос.
  - Весь коробок бери, - сказал мальчик.
  - Не жалко?
  - У меня таких коробков миллион без какой-то мелочи, - снова засмеявшись, ответил мальчик. - Тебе, для возвращения сюда из твоего мира, и нужна-то всего одна спичка, а я дарю целый коробок.
  У Толика захватило дух, как будто он стоял на высоком обрыве над водой и готовился прыгнуть.
  - Спасибо, - проговорил он дрогнувшим голосом.
  - Смотри, дров не наломай, - сказал мальчик. - Волшебные спички - не игрушка, с ними поаккуратней.
  - Ладно, - сказал Толик.
  - Тогда обнимашки на прощанье! Обнимашки и один поцелуйчик!
  И мальчик направился к нему, раскинув руки. Толик не стал дожидаться, когда он стиснет его в объятиях, и поскорее сломал спичку.
  - Хочу быть дома, - сказал он.
  Мальчик и озарённый солнцем зал пропали. В глазах у Толика потемнело. Темно было и когда он проморгался. Оказалось, что это не в глазах у него темно, а темно в его комнате. В ней ещё не включали свет, несмотря на сгустившийся за окном вечер.
  Дверь была распахнута. Толик видел часть сумеречного коридора и кухню, в которой горел свет. Там звенела кастрюлями мама. А в большой комнате работал телевизор. Передавали футбольный матч "Торпедо" - "ЦСКА". Отец, ярый болельщик "Торпедо", конечно же, был там и не сводил глаз с экрана.
  Толик подумал, что надо бы войти в квартиру по нормальному, через квартирную дверь, чтобы у мамы не возникло лишних вопросов. Она и так уже вся на нервах из-за его долгого отсутствия. Он подкрался к порогу комнаты, и тут мама, сквозь все посторонние шумы, услышала его шаги.
  Она вышла из кухни.
  - Александр, это ты? - спросила она, решив, что в комнату зашёл отец.
  Она включила в комнате свет и увидела Толика.
  - Толик? - Она уставилась на него, как на привидение. - Ты как здесь очутился? Почему я не слышала, как ты вошёл?
  - Я... неслышно вошёл, - пробормотал Толик. - Не хотел, чтобы ты волновалась...
  Мама, наконец, пришла в себя. Она оглядела Толика внимательнее.
  - Неслышно, говоришь? - Голос мамы стал строгим. - Так.
  Мамино "так" не предвещало ничего хорошего. Толик хотел прошмыгнуть мимо неё в коридор, но она загородила дорогу.
  - Ты где был столько времени? - спросила она грозно. - Уже вечер давно. Ты в это время должен учить уроки.
  - Ты мне не поверишь... - начал Толик, торопливо пытаясь что-нибудь придумать.
  - Конечно, не поверю, - мама взяла его за рукав, втащила на кухню и усадила на табуретку. - Ты ещё днём был отправлен в магазин за подсолнечным маслом и картошкой! Где они? Признайся, что опять в футбол играл!
  Перед Толиком на столе стояла тарелка остывшего супа. Толик быстро схватился за ложку, надеясь оттянуть расплату.
  - Не смей есть! - сказала мама.
  - А я как раз не хочу есть, - тонким голосом отозвался Толик. - Знаешь, мама, у меня аппетита нет.
  - Я тебе покажу "не хочу"! Ешь немедленно!
  Толик опять запустил ложку в суп. Но мама быстро поняла свою оплошность.
  - Положи ложку! Отвечай, где был.
  - Знаешь, мама, на улице такое большое движение... - сказал Толик, придумывая на ходу.
  Мама наклонилась к нему.
  - А почему от тебя шоколадом пахнет? - спросила она. - Ты все деньги, что я тебе дала, в кондитерской потратил, да? Признайся!
  - Мама, я же говорю, что ты не поверишь, - сказал Толик. - Я шёл в магазин, и мне по дороге старуха попалась очень толстая. Она несла три большие сумки. Она говорит: мальчик, помоги донести сумки до квартиры, я тебе что-то дам. Ну, я и помог.
  Старуха с сумками пришла в голову Толику как-то сама собой, потому что года три назад ему действительно встретилась женщина с сумками, которая попросила помочь ей донести сумки до шестого этажа, потому что у них в подъезде сломался лифт. "Я тебе что-то дам", - сказала она и прищурила глаз, как бы давая понять, что это "что-то" должно Толику очень понравиться. Обрадованный Толик тут же схватил сумки, вошёл с женщиной в подъезд и потащил сумки по лестнице. Он тащил их, удивляясь их тяжести, и воображал себе подарки, которыми с ним сейчас расплатятся. Сумки при ходьбе били по ногам. Толик сквозь их матерчатые бока чувствовал, что в одной сумке, похоже, лежат яблоки. "Наверняка яблок даст, - думал он. - Это неплохо, но деньги лучше. Даст двадцать копеек - вообще отлично. Две копейки свои добавлю и куплю ленинградское мороженое". А потом он подумал, что у женщины, наверное, в квартире много всяких ненужных вещей, с которыми ей не жалко расстаться. Теннисная ракетка, например. Или леска с поплавком. Или книги. Она подведёт его к книжному шкафу и скажет: "Ты очень хороший мальчик, как Тимур из книги Гайдара "Тимур и его команда". Выбирай любую книгу". Толик выберет что-нибудь приключенческое, лучше всего "Последний из могикан", которого он начал читать ещё в пионерском лагере, взяв его в лагерной библиотеке, но не дочитал, потому что кончилась смена и надо было уезжать. Сумки болтались и били по ногам. От ручек болели ладони. Толик весь вспотел. Ему очень хотелось остановиться передохнуть, но женщина шла, не сводя с него глаз. "Я вижу, ты стараешься, - говорила она. - Ты очень хороший мальчик. Наверное, пионер?" "Пионер", - отдуваясь, хрипел Толик. "Такой хороший мальчик, как ты, должен быть председателем школьной пионерской организации. Может, правда, председатель?" "Да, - хрипел Толик, - председатель..." "Я и родителей твоих знаю, - говорила женщина. - И маму, и папу" "Откуда... знаете?... - через силу спросил Толик. "А как же, я с ними в магазине в очереди стояла". Когда подходили к шестому этажу, в глазах у Толика прыгали чёрные мухи, а пот со лба и спины катился градом. "Ну, если уж и родителей знает, - думал Толик, - то штук десять яблок точно даст. Да и не полагается мне меньше, я же председатель". "Ну, всё, пришли, - сказала женщина. - Ставь сумки здесь". Толик поставил сумки и выдохнул. "Ступай, - сказала женщина. - Я скажу твоим родителям, какой ты хороший мальчик. Они обрадуются". "Вы сказали, что-то дадите", - напомнил Толик. "Родители дадут", - сказала женщина. "Это как же, - пролепетал Толик. - Вы обещали". "Вот и скажу им". "Причём тут они? - проныл Толик. - Вы мне обещали, а не им". "Пререкаешься со старшими? Обязательно скажу! Пусть проучат тебя!" "Но я же нёс..." "По сумкам, небось, лазил, пока нёс, - повысила голос женщина, звеня ключами. - Лазил, по глазам вижу. Что украл? Признавайся. Там у меня деньги лежат". Толик пошёл вниз. "Стой! Деньги верни!" Толик побежал. "Как не стыдно! - кричала вдогонку женщина. - В милицию тебя сдам, там разберутся, какой ты председатель. Хулиганьё!" Настроение у Толика было испорчено на весь день. "Надула, - думал он. - Вот и верь после этого всяким незнакомым женщинам с сумками..."
  - Да, мам, мне встретилась очень толстая старуха с тремя сумками, - повторил Толик. - Она так и сказала: я тебе что-то дам. И я понес.
  Такое начало вполне могло сойти за правду. Но что придумать дальше? Тем более, надо как-то объяснить шоколадный запах...
  - У неё в сумках были шоколадные конфеты! - осенило его. - Она работает на фабрике "Красный Октябрь"!
  - И, конечно, накормила тебя конфетами, - сказала мама, всем своим видом показывая, что не верит ни одному его слову.
  - Накормила, - закивал Толик. - Старуха хорошая, она даже на доске висит.
  - Врёшь! - сказала мама. - Старухи не висят на досках!
  - А эта висит. На почётной доске. Поэтому ей разрешают брать с фабрики конфет и шоколаду сколько хочет. Она каждый день по три сумки конфет приносит.
  - Всё ты выдумываешь.
  - Нет! Я был у неё в квартире. У неё конфет полно. Везде лежат. Пол на два метра покрыт конфетами. Она говорит: ешь, Толик, конфеты, а то испортятся. Пропадёт добро.
  - Ты растёшь бессовестным негодяем, - сказала мама, и в глазах её появились слёзы.
  Теперь Толику на самом деле расхотелось есть. Он очень не любил, если мама плакала. В такие минуты он просто не знал, что делать. И хотелось убежать из дому, чтобы не видеть, как она плачет. Но сейчас убежать было невозможно.
  Толик посопел, повздыхал и принялся утешать маму.
  - А знаешь, чего ещё я на улице видел, - сказал он. - Там один дяденька купил сардельки. Толстый такой. А один мальчик украл у него сардельку и побежал. А милиционер за ним погнался. И я тоже погнался. Я его первый догнал и отобрал у него сардельку. Он только половину успел съесть. А милиционер сказал мне "спасибо" и записал адрес, чтобы потом вручить мне именные часы. Этого милиционера преступники ранили. А я...
  Но мама не дала Толику рассказать про преступников. И хотя слёзы на её глазах исчезли, легче от этого не стало.
  - Замолчи, врун, - сурово сказала мама. - Почему-то ни с кем другим ничего не случается. Только у тебя всё время какие-то преступники. Мне давно надоело твоё враньё. Три дня не пойдёшь гулять! Сразу после школы будешь садиться за уроки!
  Толик беспокойно завозился на табуретке. Конечно, он виноват. Расстроил маму. Но три дня - это уж слишком. На три дня он ничего такого ужасного не совершил, только домой пришёл поздно и масла с картошкой не купил.
  Мама велела ему переодеваться и идти в ванную мыть руки. В этот момент телевизор разразился рёвом. В матче забили гол. Если бы гол забили наши, то папа присоединился бы к рёву, а то, может, и в коридор на радостях выбежал. А так он молчит. Значит, гол забили нам.
  Толик снял с себя штаны и стал надевать треники, в которых ходил дома, как вдруг раздался крик мамы:
  - Толик, ты куришь!
  Из кармана штанов выпал коробок. Толик забыл про него, как только мама заплакала. Она уже протянула руку, чтобы забрать коробок, но Толик схватил его секундой раньше. Тут же он бросился в ванную и заперся.
  - Толик, я в ужасе! - закричала мама, но Толик уже сломал спичку.
  А потом, немного подумав, сломал ещё одну.
  Когда Толик вернулся на кухню, мама встретила его радостной улыбкой. Она обняла Толика, погладила его по голове и поцеловала в щёку.
  - Славный ты у меня мальчик, - сказала она.
  - Угу, - ответил Толик.
  - Как ты ловко схватил коробок, - сказала мама. - Я так обрадовалась. Ты просто настоящий спортсмен.
  Толик, не говоря ни слова, уселся на табуретку. На кухонном столе стояли бутылка подсолнечного масла и пакет картошки.
  - А я думала, ты забыл купить, - говорила мама. - Нет, ты у меня ничего не забываешь, ты молодец... Ой, ты ведь устал, бедный, на четвёртый этаж поднимался с такой тяжестью! А я, глупая, сама не догадалась сходить. Послала тебя в магазин, а тебе ведь, наверно, хотелось в футбол поиграть.
  - Мама, у меня же мяча нет, - сказал Толик, решив до конца выяснить могущество спичек.
  - Мяча нет? - спросила мама, и засмеялась счастливым смехом. - Ничего, я куплю тебе мяч.
  - Лучше два мяча купи.
  - Обязательно, - сказала мама.
  Между тем ловкие мамины руки делали всё, что нужно, и вскоре перед Толиком появился подогретый суп, второе и даже банка консервированных ананасов, которая приберегалась к празднику.
  Мама села напротив Толика и с доброй улыбкой наблюдала за тем, как он вылавливает пальцами кружочки ананасов.
  Телевизор в большой комнате снова заревел. Папа молчал и не показывался. Толик вздохнул. Он тоже болел за "Торпедо". "Ни в жизнь нам не выиграть у "ЦСКА", - подумал он, - а то ещё и продуем с крупным счётом".
  - Почему ты не ешь суп и второе? - озабоченно спросила мама.
  - Не хочу.
  - Правильно, - сказала мама. - Всегда нужно делать только то, что тебе хочется. Когда я увидела спички, я сразу догадалась, что ты начал курить. И это правильно. Ты же у нас настоящий мужчина, а все настоящие мужчины курят.
  Толик посмотрел на маму. Может быть, она всё-таки шутит? Чего-чего, а уж курить Толика не заставишь. Подумаешь, удовольствие - дышать всяким дурацким дымом!
  Но мама, кажется, не шутила. Её доброе лицо просто светилось от удовольствия, что она видит Толика и разговаривает с ним. Сейчас она была готова выполнить любое его желание. И Толик подумал, что если он вдруг поцелует маму, то она снова заплачет, на этот раз от радости. На какое-то мгновение Толику стало неловко, как будто он заставил маму сделать что-то нехорошее, как будто он обманул её.
  Но уже в следующую минуту Толик думал, что всё это не так уж плохо. Ананасы, в конце концов, гораздо приятнее получать, чем подзатыльники. Новый мяч тоже не помешает.
  Всё же, чтобы доставить маме приятное, Толик сказал, что он вовсе не курит и курить никогда не будет. И мама обрадовалась так же, как раньше, когда думала, что Толик начал курить.
  Из большой комнаты донеслась бодрая музыка футбольного марша. Эта музыка означала, что в матче перерыв. Папа вышел мрачный и молчаливый.
  - Какой счёт? - спросил Толик.
  - Ноль - три, наши продувают, - ответил папа.
  Мама, не замечая папиного настроения, тут же напомнила ему, что он обещал подарить сыну канадскую клюшку. Скоро зима, во дворе зальют хоккейную площадку, а Толику играть нечем.
  - А вот мы посмотрим на его отметки, - сказал папа хмуро.
  - Толик у нас отличник, - сказала мама. - На прошлой неделе только одна тройка была, и ту исправил.
  - Поживём - увидим, - сказал папа. - До зимы ещё далеко.
  Толик подумал, что надо бы и папу сделать добрым, а потом решил, что добрые папа и мама - это перебор. Хватит одной доброй мамы. Тем более вопрос с покупкой клюшки можно решить другим путём...
  - Пап, а если "Торпедо" сейчас выиграет, купишь клюшку? - спросил он.
  - Ну да, выиграет, скажешь тоже, - невесело усмехнулся папа. - Нападающие совсем бегать перестали.
  - Ну, а если? - настаивал Толик.
  - Александр, - вмешалась мама, - обещал - значит, должен купить Толику клюшку.
  - Нет, если "Торпедо" выиграет, купишь? - настаивал Толик.
  Папа погрозил ему пальцем.
  - Но если проиграет, никакой клюшки не будет, и не мечтай.
  - Александр, - вскинулась мама, - это, в конце концов, непедагогично!
  Папа отмахнулся.
  - Потакать ему во всём тоже непедагогично.
  Он увидел опустошённую Толиком банку консервированных ананасов.
  - А это что? Мы же на праздник купили.
  - Праздник не скоро, ещё купим, - сказала мама. - Толик ведь у нас сегодня отличился: купил подсолнечного масла и пакет картошки, и всё это донёс до четвёртого этажа. Надо же чем-то наградить его.
  Папа только головой покачал. Он ушёл досматривать футбол, а Толик забежал к себе в комнату и сломал спичку.
  - Хочу, чтобы "Торпедо" забило сегодня десять голов!
  Он вышел в коридор и принялся ходить взад-вперёд, прислушиваясь к звукам из большой комнаты. Минуты три слышен был только неразборчивый голос комментатора, и вдруг телевизор снова взорвался рёвом. Но поскольку папа молчал, Толик забеспокоился. Неужели спичка не подействовала, и "Торпедо" получило ещё один гол? Толик вошёл в комнату и уселся на диван рядом с папой. Нет, спичка подействовала. Гол забило "Торпедо". Но у папы это не вызвало большой радости.
  - Хорошо хоть размочили, - только и сказал он.
  Но когда через пять минут торпедовцы снова забили гол, он подскочил и хлопнул Толика по плечу. Глаза его горели.
  - Видел, какой проход был по краю? Вот так бы с самого начала играли! Но ничего, времени ещё много.
  Армейцы начали с центра поля. Едва их игрок сделал пас, как мячом тут же завладел кто-то из торпедовцев и побежал с ним к воротам. Передача, удар, вратарь прыгает, но мяч в сетке!
  Папа снова подскочил.
  - Ура, три - три! Старик, твои шансы растут!
  Папа всегда называл Толика "старик", если ему было весело. А маму тогда называл "старуха". Маме это не нравилось. А Толику было всё равно - старик так старик.
  Торпедовцы снова перехватили мяч. Армейцы суетились, кидались целой грудой на игрока, владевшего мячом, но мяч каким-то непостижимым образом выкатывался из-под их ног и попадал к подбегавшему торпедовцу. Тот делал пас, затем наносился удар - чуть ли не с центра поля - и счёт на табло менялся.
  - Старик, будет тебе клюшка! - кричал папа, обнимая Толика.
  Армейцы после очередного гола сбили с ног нападающего "Торпедо". Того унесли на носилках. Но торпедовцы, играя без одного полевого игрока, снова ухитрились забить гол.
  - Ура, ура! - кричал папа. - Будет клюшка, будет!
  - Пап, хорошо бы две клюшки, - сказал Толик, но папа в общем шуме даже не расслышал его.
  Армейцы сбили ещё одного торпедовца. Комментатор сказал, что игра приняла слишком жёсткий характер, а когда сбили торпедовца в штрафной площадке, он сказал: "Ну, нет, товарищи. Такой футбол нам не нужен!"
  Торпедовцы с пенальти забили восьмой гол.
  - Вот это игра! - вопил папа. - Наши будут чемпионами, вот увидишь!
  - Так, две клюшки будут? - спросил Толик.
  - Ладно, старик, уговорил! Две клюшки!
  Армейцы в отчаянии, нарушая правила, кидались под ноги противникам, стадион ревел, судейский свисток был едва слышен. Торпедовцы тянули время, медленно вводя мяч в игру или выстраивая "стенку" перед своими воротами. После штрафного удара, сделанного армейцем, мяч чудесным образом отскочил к торпедовцу, тот побежал к воротам и ударил. Под гул стадиона мяч попал в "девятку".
  - Го-о-ол! - закричал папа.
  - Хорошо бы ещё пару шайб купить, - сказал Толик.
  - И пара шайб тебе будет. Всё будет. Ура!
  - А может, по случаю победы вторую банку с ананасами умнём? - спросил Толик.
  Услышав про ананасы, папа опомнился.
  - Что-то ты уж очень губы раскатал, - сказал он, оторвавшись от экрана. - А одно место не слипнется?
  - Про ананасы я пошутил, - сдал назад Толик, понимая, что действительно многовато получается. - Главное - что наши победили!
  - Да, это главное! И с какой игрой победили! Нас хоть против бразильцев выпускай - всех разорвём!
  Комментатор сказал, что время матча истекло, но судья должен прибавить минуту или две, потому что много было остановок. Счёт был девять - три. Толик напрягся. Победа одержана, но спичке было заказано десять голов. Исполнит она желание в точности, или довольствуется просто победой?
  Армейцы всей командой ринулись в атаку. Они должны были забить последний гол, чтобы "сохранить лицо". Но у самой штрафной вратарь "Торпедо" храбро кинулся на мяч. Атака была сорвана. Вратарь не спешил вводить мяч в игру. Армейские болельщики недовольно гудели. Судья смотрел на часы, собираясь дать финальный свисток. Вратарь разбежался и ударил по мячу со всей силы. Видимо, он просто хотел отбить его подальше. Весь стадион, включая судью со свистком во рту, заворожено следил за его полётом. Мяч летел прямо в ворота армейцев. Они были пусты. Вратарь, махнувший на всё рукой, вышел из ворот. И только когда обнаружилось, что мяч неминуемо попадёт в створ, он бросился назад, но было поздно. Мяч со всего размаху влетел в сетку. Судья засвистел и жестом показал, что игра закончена. Десять - ноль.
  - Старик, это невероятно! - Папа схватил Толика за плечи и затряс. - Будут тебе две клюшки и две шайбы! Заслужил! Молодец!
  В возбуждении он выбежал из комнаты.
  Мама находилась на кухне. Она слышала его крики и сказала одобрительно:
  - Конечно, Толик у нас молодец. Я всегда это знала.
  А назавтра началась новая неделя. Толик ещё не совсем проснулся и лежал с закрытыми глазами, а мама уже вошла в его комнату и принялась складывать в портфель учебники и тетрадки. Она специально проверила по дневнику расписание уроков, чтобы положить всё нужное и ничего не забыть.
  Провожая уже одетого Толика, она раскрыла перед ним дверь и вышла с ним на лестницу. Здесь она поцеловала Толика, и всё время, пока он спускался вниз, махала рукой.
  А Толик, спустившись на первый этаж, остановился. Он засунул руку в карман, нащупал коробок и засмеялся от удовольствия.
  Впереди его ждала новая, совершенно сказочная жизнь...
  
  
  От воспоминаний его пробудили знакомые шлёпающие шаги.
  К писсуару подошёл голубоглазый мальчик. Как всегда, голый. Мальчик потягивался и зевал. По его сонному виду Толик понял, что настало утро.
  У мальчика был стояк. Его пенис был заметно больше, чем вчера вечером. Сначала мальчик помочился в Толика, потом стал дрочить. Сперма снова попала Толику прямо в его непонятный глаз. Тут появился какой-то другой мальчик, тоже голый, с каштановыми волосами и карими глазами, присел перед голубоглазым на корточки и принялся вытирать ему пенис пушистым белым полотенцем.
  - Ты у меня не единственный писсуар, - говорил Толику голубоглазый мальчик, пока его вытирали. - У меня их по дюжине на каждом этаже. Но такой как ты - только один. Ссать в тебя мне почему-то больше всего нравится. Поэтому я поместил тебя рядом со спальней.
  Кареглазый кого-то напомнил Толику. Толик начал вспоминать, где он его видел, и вспомнил только когда оба мальчика ушли. Ну конечно, Толик видел кареглазого в зеркале, и не раз! Это был двойник Толика! Двойник, созданный волшебством голубоглазого мальчика!
  А тот не приходил долго. Наконец явился.
  - Ждёшь меня? - спросил он, посмеиваясь и легонько теребя пенис. - Скучаешь по моей сперме?
  "В человека меня преврати! - мысленно завопил Толик. - Ну, преврати! Пожалуйста! Что тебе стоит!"
  - Заладил одно и то же, - сказал мальчик. - Ты наказан. А будешь надоедать - превращу в монету и закину в море. С рыбами будешь болтать.
  "А парень откуда взялся? - спросил Толик. - Почему он на меня похож?"
  - Помнишь роботов? - ответил мальчик. - Я их всех превратил в твоих двойников. Были роботы - стали двойники Толика Рыжкова. Неплохо придумано, а? Не обращай на них внимание. Они твои двойники только снаружи, а внутри как были болванами, так и остались. Роботы были моими рабами. Я создал их, чтобы выполняли приказы. Теперь вместо них выполняют приказы твои двойники. Делают всякую рабскую работу. Они хоть и тоже болваны, но я вполне ими доволен. Мне приятнее, когда прислуживают не Железные Люди с тупыми мордами, а Толики Рыжковы с лукавыми глазками и мягкими щёчками. Ну, всё, хватит разговоров! Сейчас вечер, почти ночь. Я иду спать.
  Весь следующий день мальчик не появлялся. Пришёл вечером, опять в сопровождении раба.
  - Пей, - сказал мальчик, выпуская в Толика мочу. - Я только что выпил вишнёвого соку. Нравится?
  Толик молчал. Он решил показать мальчику, что он не раб. Он не будет заискивать и лебезить. Наоборот, он будет гордо молчать. Пусть знает наших!
  - Ты что, правда не чувствуешь вишнёвого вкуса? - спросил мальчик.
  Толик молчал.
  Мальчик ушёл. Через час вернулся и снова помочился.
  - Чувствуешь апельсин?
  Толик молчал.
  Через час мальчик явился, отхлёбывая из чашки горячий шоколад. Начал мочиться в Толика.
  - Ты хоть шоколад чувствуешь, или нет?
  Раздражённый молчанием Толика, мальчик вылил содержимое чашки в писсуар.
  - На, пей, - в глазах мальчика сверкали яростные голубые искры. - Специально для тебя принёс.
  Толик молчал. Молчать - значило не думать ни о чём. Все мысли убрать из головы, а то мальчик их слышит.
  - Вот ведь гад! - крикнул мальчик, уходя. - Даже "спасибо" не скажет!
  "Больно надо мне тебе "спасибо" говорить", - подумал Толик.
  Мальчик тут же вернулся.
  - Не хочешь говорить "спасибо"?
  "И думать о тебе не хочу", - мысленно сказал Толик.
  - Ну, ладно. Сделаю так, что ты каждую минуту, каждую секунду будешь думать обо мне. Превращу тебя в плавки и буду их постоянно носить!
  "Не надо в плавки!" - испуганно взвизгнул Толик.
  Но мальчик уже ушёл.
  Наутро он явился в чёрных обтягивающих плавках. С ним был раб - двойник Толика. Они встали перед писсуаром. Мальчик заставил раба опуститься на колени и притянул к себе его голову. Не снимая плавок, он стал тереться набухшим пенисом о лицо раба.
  Вскоре мальчик задёргался и замычал, выплёскивая сперму.
  - Снимай, - велел он рабу.
  Тот аккуратно снял с мальчика испачканные спермой плавки. Мальчик взял их двумя пальцами.
  - Небольшой подарочек от меня.
  И он кинул плавки в писсуар. А потом помочился на них.
  - Плавки оттуда не убирать, - приказал мальчик, уходя.
  За ним ушёл раб. Грязные плавки остались лежать в Толике.
  В туалете снова наступила тишина.
  "Это он в них меня превратит?" - в нарастающей панике думал Толик, уставившись на плавки.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"