"Таким образом, как мы видим, введение третьей координаты позволяет не только избежать искажения философской логики, нарушения принципа причинности, но и попутно объяснить множество других физических явлений, замеченных в последние годы экспериментаторами. Отсюда же - выход к последующему объяснению теории параллельных пространств (параллельных миров). В действительности - теория трехмерного Времени лучше всего описывается всеми возможными физическими формулами и логическими предпосылками. Она же включает в себя, как частный случай, теорию одномерного равновесного Времени и представляет из себя образец качественного скачка и развития философских и физических знаний на новом уровне...
"КОНВЕРГЕНЦИЯ ИНВЕРСИИ С ДИСТОРСИЕЙ", В.А. Чернобров.
Василий Рогодоев, младший научный сотрудник института Времени, получил от аналоговой машины инвертированную сборку голозаписей, улёгся в симулятор, чтобы проверить достоверность сведений. Бывали случаи, когда аппараты, отправленные в прошлое, теряли настройку и вместо подлинного "слепка" заданного отрезка одномерного равновесного времени - приносили ментальные записи сказителей и слушателей. Надо признать, воображение у давних предков, особенно до появления кино - было развито на удивление сильно! Реалистичность ментосказов позволяла после небольшой доработки использовать их для общего пользования. Сам Василий предпочитал "росские", как более жизнерадостные, но многие его коллеги упивались мрачными, особенно у германской группы народов, историями про немотивированно злобных троллей, необоснованно высокомерных эльфов и поразительно тупых вампиров.
Эти записи, полученные вчера, выглядели реальными, так что м.н.с. Рогодоев с удовольствием выбрал подходящую по резонансу ментальность. Он ощутил тяжесть кинжала на поясе, кольчугу - на могучих плечах, открыл глаза и...
Русалка вскинулась из воды, мягко села на валун. Её до колен скрыла вода, отчего она стала выглядеть, почти как земная женщина:
- Иди ко мне, присядь. Не бойся. Что может сделать сильномогучему рыцарю слабая женщина?
- Не рыцарю. Я витязь!
- Это одно и то же, - отмахнулась русалка, а груди её, упругие и очень привлекательные, качнулись из стороны в сторону.
Рогдай ощутил тесноту в портках и порадовался, что подол кольчуги помогает - со стороны возбуждение невозможно заметить.
"Не зря глаголют о красоте сирен, морских русалок. Вот настоящая пытка - на такие прелести смотреть! В Персии девы только руки да живот оголяли..."
Голова постоянно отвлекалась, следуя за глазами, которые пялились на гибкий стан и тем будоражили память о тонкостях плотских утех, что познал он в Шемахе. Крепко запал тогда юный дружинник на невольницу, выкупил, сладко любился, мечтал домой привезти, но умерла Надия в родах...
"Опять меня унесло! А ведь выяснить ещё очень многое надо!".
То была чистая правда. Дознание поручено ему, Рогдаю, как грамотному и опытному человеку, поскольку воевода хотел как можно быстрее разобраться и доложить в Киев, что порядок наведён. Князь гневался. Ему поступила челобитная, и писано там о беззаконии. Будто стали пропадать вокруг города Ростова и в нём самом - горожанки. А воевода Вышатич в ус не дует, татьбе и душегубству потакает, и горазд только мирный люд пытать да казнить.
Воевода оправдался было, мол, голод, оттого и люд бунтовать пытался, амбары купеческие громить несколько раз покушался. Вот, мол, и пришлось силу применить, пару десятков смутьянов повесить для укрощения нравов. Да разве князю словами что докажешь? Он и в доброе-то время никому не верит, а уж в смутное - и подавно! Вышатичу дан срок - неделя.
Конечно, знал бы воевода, кто челобитную подал, так у жалобщика под пыткой правду и выведал, ан, кто же ему имя доносчика откроет? Можно бы похватать всех подозрительных людей, поспрашивать с пристрастием - глядишь, и признались бы они в душегубстве. Но время такое неладное - почти вся дружина отправилась по градам и весям смутьянов и ватажников долавливать. Вот и пришлось Рогдаю вести тихое дознание.
Он как думал сначала? Если две-три девки пропали - то лихие люди себе на веселье могли украсть. Побалуются да отпустят, без ушерба, а то и с "прибытком" через девять месяцев. Если богатые жёнки - выкуп запросят. Если трупы найдутся - тогда искать больного или помешанного надо, который на блудницах зло вымещал ранее. Такие-то дела Рогдай легко распутывал. Тех опроси, этих, узнай, кто кого когда бил или с топором во хмелю кидался - вот и уличишь преступника.
Но трупов женских в городе не обнаруживали давно. Лихие? Тех дружина далеко от города отогнала, им не до баб, с голоду бы не подохнуть.
А затем более верная, хоть и жуткая мысль посетила Рогдая - ну, как жёнок хитили, чтобы ими кормиться? Случаи людоедства раньше, при великом голоде, были. Женщин красть легче, они слабее мужиков, отпор даст не каждая.
Принялся дознаватель проверять мысль тревожную. Для начала опросил десяток овдовевших мужей, и что? Те указали других, что жён лишился... К вечеру список пропавших перевалил за сотню, но жалобы и стенания дело не двигали.
- Этак я увязну, как пчела в меду. Неча тратить время на унылые разговоры - для того есть подручная мелкота, - решил дознаватель.
Два дьяка и ярыга получили строгий наказ уточнить всех поимённо, а сам Рогдай принялся думу думать:
- Слишком много пропавших, а трупов нет. И все - жёнки не бедные. Почему только знатные жёнки пропадают? На еду таких ловить - неразумно. Рачительный душегуб красть будет простолюдинок, за них кто заступится? Голод, конечно, побудить на людоедство может, но одному людоеду стольких баб не переловить. Оравой? Непременно проговорится кто-то, а иной и замаливать пойдёт, не утаит такой грех. Значит, попы...
Всех священников Рогдай опрашивать не стал, двоих хватило. Второй помог нащупать ниточку. Сперва вякнул о тайне исповеди, конечно, но на правёж за укрывательство идти не решился, назвал человека, который слышал про казнь богатых баб, чуть ли не рядом с городом.
Дознаватель сыскал того мужика, но толку-то? Его хоронить собирались - с голода опух и преставился. На пороге избы Рогдаю встретился грязный, патлатый старец, несло от которого застарелой гнилью - хуже, чем из раскопанной могилы. Обычно так смердели отшельники, что в пустынь уходили, в землянках время проводили, невесть каким богам молясь.
Отшельник шмыгнул было прочь, но витязь, как узнал о смерти нужного человека - так на вонючкой вдогонку и бросился. Достогнал и поймал, конечно. Дальше всё оказалось просто - скрутить ему ухо, узнать, зачем приходил.
- Наш он, черемис, старой веры, истинной. Велесу обещан был, вот я и сотворил обряд.
- Ага, - обрадовался Рогдай, - веди-ка меня к своим ведунам!
Горячий след гнать - разве сложно? Хватаешь ведуна, обещаешь отсечь ятра, если тот молод, конечно, или язык - если стар. Когда их пара-тройка, то полезно одному отсечь обещанное, да чтобы на виду у других - те спужаются, заговорят, место капища или кумирни назовут.
Малый ведун на огневом спросе не сдался, молчал, пока не сдох. Зато набольший капищный мары-знахарь стар оказался, немощен, потому вида чужой пытки испугался, молвил, что сам не видел, но от молодого слышал: якобы, часто жгут большой костёр на излучине, а ночами челны снуют к острову-останцу. И это всё, дескать, что ему известно.
Дознаватель хотел набольшего ведуна приткнуть, да тот пощады запросил, поклялся смертной мукой, что никуда с капища не ходит, ни с кем не видится, никому про дознание не скажет. А кто и зачем челны гоняет - знать может русалка, что на излучине той живёт. Рогдай знахаря поперёк седла бросил, и на излучину. Осмотрел поляну - нет следов костра! Пустил коня пастись, а сам к воде спустился.
Не солгал старый черемис. Стоило витязю гукнуть в сложенные ладони, да постучать по камню тройчатым стуком - вынырнула водяница, рыбу за хлеб предложила. Дал витязь знахарю свободу, даже рыбу сунул - пожалел старика. Русалка тем временем хлеб сжевала, поблагодарила и сама поболтать предложила.
- Ты кто, рыцарь?
- Рогдаем кличут. А тебя?
- Маха. Присядь со мной рядом...
Так познакомились они, нагая, прельстительная дева-водяница, и суровый воеводин дознаватель. Попервоначалу боялся Рогдай стоять у валуна, за которым дна нет.
- А ну, схватит дева-рыба и утянет в озеро?
И не такие страхи пускали о древних народах! Кто знает - вдруг да верные? Однако одолел себя воин, справился, попривык. Он по службе воеводиной со многими из "древних" знакомился, теперь вот и с водянихой встретился. Если непредвзято смотреть - хороша девка! Нагота её стала привлекать Рогдая, уж больно давно он честную женщину не ласкал. После смерти шемаханки Надии - так никого и не познал. Блудями дознаватель брезговал, поганить естество в продажной девке - это как в нужнике трапезовать. А отцовское наследство вздымалось, своего требовало, сочного да ладного, как эта рыба-дева...
"Тьфу ты, не о том думаю!" - осерчал он на окаянное естество и задал вопрос по делу:
- Ты людей, что костры палят, здесь давно видывала?
- Век бы их не видеть!
- Никак сердита на них? Кто они?
- Волхвы, по виду-то. Что мне им радоваться, если они смерти причиняют, - русалка гневно булькнула ногами, подняла тучу брызг.
Сердце Рогдая радостно дрогнуло: "Вот! Есть след!", но вслух он молвил нарочито спокойно и равнодушно:
- Вам-от, водным жителям, с тех смертей ни жарко, ни холодно...
- Не скажи, - русалка сжала перепончатую лапку в кулак и поводила пальчиком в жесте "ни-ни". - Злые те волхвы, сглупа сети ставили, ловить нас пытались. Когда мы их челны опрокинули, как они молили о спасении, ты бы слышал! Мы пожалели, отпустили. Нас-то они теперь не ловят, а вот тела удавленных в озеро бросают по-прежнему. На меня похожих... Оттого ужас и берёт за душу.
- Вона как, - искренне удивился витязь, - а слухи ходят, что бездушны вы.
Русалка расхохоталась, запрокинув голову, отчего конические груди снова трепыхнулись, распалив только что утихшее мужское желание Рогдая. Он с усилием отвёл глаза в сторону, что вызвало новый взрыв смеха:
- Не томись, рыцарь, я женщина свободная, могу и твоей стать! Не сробеешь - приходи вечером. Ждать буду...
- Погоди, дева, - протянул руку витязь и за гладкое плечо тронул, - про челны спросить хотел...
- Что мне до них, - обидчиво дернула плечиком русалка. - Там рыбак живёт, его и спрашивай!
И без плеска скользнула в озеро, только острая волна разошлась за ней, да сложенные вместе ноги, как хвост мелькнули, уходя на глубину.
*
Рогдай вернулся к жеребцу, что лениво и придирчиво выбирал траву повкуснее, зануздал его и потрусил искать рыбака. Тот искусно спрятал жилище, не укажи русалка, сквозь чащу дознаватель ни в жизнь бы не полез. С трудом прорубив путь в колючках, он вышел на зады, к огороду. Потому и застал рыбака врасплох. Тот кочевряжиться не стал, как только кинжал блеснул, так и ответы посыпались.
- Кому челны ночью даёшь? Кто палит костёр на излучине?
- Волхвы челны отбирают. Они мне днём с того берега знамением машут, я обе лодки туда и веду.
- А платят чем?
- В торговый день сам к ним хожу, хлеб на мену беру. Старший волхв там обретается.
Слово за слово, и вскрылось, что видел рыбак, как везли на излучину женщин, а вот назад - никогда не возвращали. Дознавателю почти всё ясно стало, концы с концами сошлись. Не хватало малости - точного места, где жертвенный костёр палят. Чтобы дом сыскать, где волхвы живут, забрал Рогдай с собой рыбака. Но в чащу не полез - водой до луга быстрее получилось, а жеребец туда на свист прибежал.
Приметный дом они нашли сразу, но витязь мимо проехал, а за углом отпустил рыбака с миром. Видно же, что человек трудом живёт, а не тревожь его колдуны, он ввек бы с ними дела не имел.
Так размышлял Рогдай, сводя всё, что вызнал, вместе. Получалось неладное дело, похожее на татьбу, душегубство, воровство и смуту. Взять верховного волхва - чей он? Какому богу поклоняется? Не Велесу, понятно. Но и не Христу, иначе зачем ему таиться? И зачем он последнее время не в лесу, а в городе живёт?
Неужто волхвы жёнок богу жертвовали, чтобы время голодное скорее кончилось? А ведь простой люд им мог поверить - он давно подъел все запасы и на подножном корму едва ноги влачил. Даже знахарь-черемис жаловался, будто белок и зайцев в окрестностях переловили начисто, разве что мыши да вороны и встречались.
- Ежели на излучину волхвы свозили похищенных женщин, а потом топили тела в Нерозере, то капище и жертвенник там. Но как же я его не нашёл? Топили... Ну да, челны брали, на глубину свозили и сбрасывали... - шептал под нос себе витязь, вспоминая слова русалки. - Она сказала, что - похожи... Что там похожего - лицо, волосы, грудь? Ниже-то у неё ничего и нет... Или есть?
Деловые размышления, приличные воеводину порученцу, дознавателю по делу о массовом убийстве, внезапно сменились совершенно иным интересом, достойным разве что прыщавого юнца, впервые возмечтавшего о блуднице. Тряхнув головой, Рогдай вернулся к убийствам:
- Следов не найти. Все концы - в воду. Как же выбить из душегубов признание? Жители запуганы донельзя, и слова против колдунов не поднимут. Оно и дурню вдомёк - мести опасаются... Эх, повязать сразу всех убийц!
Помечтав, как он изощрённо допросил бы этих аскетов, которые женщин сами любить не смеют и у мужей отнимают, дознаватель немного успокоился. Голова стала работать лучше, и он сообразил:
- Надо вызнать, где капище. Как дружина вернётся - всех и брать!
До самого гостиного двора он так и эдак прикидывал, что делать дальше. Не найдя решения, заказал еду, и зря. Не лез кусок в рот. Тогда витязь потребовал вина. Выпил залпом половину кувшина - стало хуже.
Удавленные жёнки, умирающая Надия, соблазнительная Маха - обступили витязя, просили помочь, спасти. Он всех жалел, всех хотел спасти и всех вожделел. Ум заходил за разум - пришлось допить кувшин. Полегчало. Помня о голоде, что терзал простолюдинов, витязь принялся за еду. И зло взыграло в Рогдае. Щи показались пресными - хозяин получил затрещину. Вепрево колено запеклось слишком сильно, и недопаленная щетина так сильно колола губы, что только под второй кувшин удалось с ним разобраться.
- Но за что волхвы их казнили? - мысли не оставляли дознавателя. - Что в вину ставили? Какому богу столько жизней понадобилось? А ну, как и сейчас кого-то казнят? Чего я сижу! Надо взять одного, да поспрашивать? Не отмолчится, коли костерок пожарче...
Хмельное раззадорило Рогдая, он осмелел, накинул кольчугу, опоясался мечом для пущей важности и пешим направился к верховному волхву. С разбегу саданув ногой в калитку, высадил её напрочь, отвесил пинка цепному кобелю и шумно вломился в избу:
- Где хозяин?
Испуганные домочадцы, числом косой десяток, зайцами порскнули по углам. Из троих мужиков, что расселись за столом, двое выглядели простолюдинами, но третий, осанистый, чреватый, в богато расшитой косоворотке, казался купцом средней руки, не ниже. Он и отозвался:
- Ну, я. А ты кто, невежа? Княжой прихвостень, никак?
Молча подойдя к столу, витязь подбил ногой лавку, с расчётом на некоторое время лишить пузана поддержки от других. Все трое опрокинулись. Схватив толстяка за грудки, Рогдай выволок его к себе, разметав снедь со стола:
- Нишкни, пока не удавил! Я никому не прихвостень, а воеводе Ивану Вышатичу друг и помощник!
Гнев кипел в следователе, добавляя силы. Один из опрокинутых мужиков поднялся и мелькнул справа, собираясь не то напасть, не то убежать. Удар в ухо, отпущенный витязем от всей русской души, сокрушил бедолагу, аки гром небесный - только лапти мелькнули. Второй сотрапезник волхва оказался сообразительнее и отполз в сторону на карячках.
- Я набольший из волхвов города, - возроптал задушенным шёпотом пленник витязя. - Отпусти немедля, не то возмущу силы земные, и несдобровать тебе!
- Тебя-то мне и надо, сатанинское отродье! - обрадовался Рогдай. - А ну, зачем жёнок важных похищал?
- Задушил уже, как я отвечу? - просипел волхв.
- Надо бы тебя вовсе удавить, да сперва спрос учиню, - опомнился витязь, немного ослабляя хватку. - Ты, никак, богомилец? А это двое - кто?
- Гости торговые, из других городов на сговор пришли...
- Гости в лаптях? - усомнился дознаватель, однако волочь троих ему показалось слишком обузным делом, и он согласился с волхвом. - Пусть здесь остаются, а ты со мной, к воеводе.
Сходя с крыльца, Рогдай пропустил волхва вперёд, удерживая за руку. Он всегда выворачивал десницу пленника, чтобы обеспечить покорность. Завернул и в этот раз, ан сзади на шелом витязя обрушился удар такой силы, что в голове зазвенело, в глазах помутнело, и доски крыльца метнулись в лицо... Последнее, что услышал дознаватель - хруст перекрученной руки волхва и дикий вопль того.
*
Очнулся ошеломлённый Рогдай от воды, плеснувшей прямо в нос. Чихая и откашливаясь, он пришёл в себя. Голова гудела, но не сказать, чтобы сильно. Видать, привыкла к ударам. И то, в сече куда как жесточе прилетает от меча ли, от булавы, нито шестопёра! Руки были связаны за спиной, отчего мало, что затекли до бесчувствия, но и лежалось на них неудобно. Ноги оказались свободны, однако лягнуть ими гребца не удалось - тот сидел слишком далеко, на самом конце челна.
Днище заскребло по берегу. Лодочник крикнул подмогу, витязя подхватили под локти, переволокли через борт наверх. Даже запрокинув голову, Рогдаю не удалось рассмотреть ничего, кроме крутяка с вырезанными в нём ступенями. А вот озеро открылось во всех красе - блестящее под низкой луной и бескрайнее. Как ни удивительно, но место показалось знакомым.
"Вот те раз! Валун, где русалка сидела... Как бы не получилось и свидание. Невольное... А что, булькну на дно, как жёнки пропавшие, и никто следов не сыщет... Эх, опростоволосился ты, дознавала, подвёл воеводу! Утопят, аки кота в мешке..."
Основания для таких дум были, и веские. Временное капище оказалось не на берегу, а выше, на каменистом бугорке, который Рогдай и в расчет не принял. У вкопанного в землю столба билась женщина со связанными руками. Она признавалась во всём, молила мучителей отпустить, пыталась пасть на колени, но верёвка на шее удерживала её подле столба и не пускала ниже. Верховный волхв, с рукой, убранной в берестяной лубок и подвешенной на груди, размахивал здоровой и кадил вонючим дымом, одновременно вещая доброй сотне жителей:
- ... а тако же, вместе с другими лучшими жёнками города, прятала яства и припасы, чтобы оголодал люд и помер, а добро бы умерших они присвоили. Ан, явил господь милость нам, волхвам, упредил о злоумышлении и повелел истребить радетельниц сатанинских... Узрите, вот жито, что она прятала!
Рука с кадилом взметнулась, перст указал на женщину, а один из тех, кого Рогдаю представили, как гостя торгового, выметнул из-за спины несчастной добрую жменю зерна. Горожанам, которые толпились перед костром и ослеплены были его пламенем, могло показаться, что жито появилось ниоткуда, но дознаватель-то всё видел!
- Ах, вы, обманщики, - шепнул он, только теперь понимая цель похищений.
Волхвы подогревали смуту! Трудно ли запытать слабую женщину, чтобы та оговорила себя и мужа? А голодный народ верил, что состоятельные горожане специально утаивали зерно, а рыбу, лесную птицу и зверя гнали прочь колдовством.
Рогдай собрался крикнуть миру, что дурят их вольнодумные жрецы, и не волхованием явлены зёрна, осыпавшие ближайших к костру горожан, но в его разинутый рот кто-то вогнал вонючий кляп из невыделанной шкуры.
- Суди её, народ! - взвыл главный волхв.
- Смерть! Удавить! - и другие ненавистные выкрики слились в угрожающий шум.
Колени несчастной женщины подкосились, два пособника верховного колдуна быстро затянули петлю до конца, упираясь лаптями в её спину, повыше лопаток. Тело несколько раз дёрнулось, всё слабее и слабее, а затем волхв завопил, обращаясь к небу:
- Боже, прими её душу! - не менее громко крикнул в землю. - Получи грешное тело, сатана! - и отогнал народ прочь. - Да придёт сытость в ваши дома, люд честной! Наказано зло, некому красть и прятать жито, а кто осмелится - будет казнён смертью лютою...
Плотной толпой уходили жители, пугливо оглядываясь на вершителей их судеб - всесильных волхвов. Только теперь Рогдай понял, насколько сильна власть жрецов над невежественным людом. Он вот - никого не боялся, ни колдунов, ни попов. Потому как выучился грамоте, многократно перечитывая Писание. Любопытный мальчонка острым глазом нашёл разногласия в словах евангелистов, понял причину их дружного вранья и с тех пор верить стал не поповским словам, а только Богу.
Потому Рогдай и не стал священнослужителем, что лгать никому не восхотел. Потому и ересь свою таил в душе, никому не навязывая. Потому и древние народы за нечисть не держал. Что плохого, если привыкли лешаки в чаще лесной жить? Они такие же люди, только говор чуть отличается, да шерстью густо поросли. Водяники, из которых русалка утрешняя - к воде приспособились лучше бобров, а отличие от земельных только в том, что нагие плавают, да перепонки меж пальцев...
Русалка вспомнилась не случайно - дознавателя снова волокли к воде. Волхвы уже затоптали костёр, удавленную жертву снесли в лодку и огрузили большим камнем. Такой же привязали к ногам Рогдая. Столкнув челны на воду, волхвы поплыли на глубину. Верховный, указав на лубок, злорадно пообещал витязю:
- Ты знать хотел, куда богатые, да известные жёнки исчезают? Теперь знаешь! Они хлад и глад на город наслали, за то изведены будут! Что молчишь?
Приблизив лицо к дознавателю, волхв понял причину, выдернул обслюнявленный комок кожи изо рта Рогдая, бросил за борт:
- Сперва я тебя удавить хотел, как всех, да возжелал насладиться воплями. Вопиять станешь, ан, вотще! Никто не услышит, паче того - которые услышат, так уши заткнут! Прощай же. Топи её, братие!
У соседнего челна громко булькнуло. Верховный волхв отодвинулся, пропуская пособников. Они перекинули за борт камень, затем ноги пленника, опосля спустили того в воду до пояса. Неспешно погрузили всё тело, позволив воину держаться подбородком за чёлн. Рогдая колотила крупная дрожь - ему хотелось жить, как никогда. Проклятый груз тянул вниз, голова помалу разгибалась, шершавая бортовая доска царапала кожу у горла, натягивая её и собирая складкой.
Набрав слюны, Рогдай плюнул в харю. От усилия - подбородок соскользнул с борта. Теплая, но неумолимая вода сомкнулась над дознавателем.
*
Он опускался на дно быстро, борясь с желанием вдохнуть - слишком много воздуха ушло с плевком. Когда на уши стало давить ощутимо, вокруг похолодало, видать, приближалось дно, где выходили родники. Неожиданно кто-то тронул Рогдая за лицо. Вечерняя заря на глубину если и проникала, но плохо, мало. Однако и жалких крох света хватило, чтобы опознать:
"Маха?"
Камень достиг дна. Русалочьи руки обхватили щёки витязя, а губы прижались к его губам. Воздух ворвался к нему в рот, изгнал воду, и в этот момент его терпение кончилось. Рогдай сделал вдох, принимая в себя выдох русалки. Этого было мало, но она успела взмыть, вернуться и снова оделила его вдохом. Так продолжалось несколько раз, отчего дознаватель то обнадёживался спасением, то впадал в отчаяние. После очередного вдоха Маха зубами припала к его рукам, стянутым за спиной. Она успела распустить узел и принести воздух, с которым Рогдай освободился полностью. Долго ли - извлечь засапожник, чиркнуть по верёвке?
- Уф-ф-ф... - блаженно распластался он, выныривая, раскидывая руки и удерживая себя на поверхности. - Спаси тебя бог, Маха...
- Плывём к берегу, - отозвалась русалка, - держись за плечо.
Она двигалась мощно, волной изгибая тело, как это делают выдры или бобры. Витязь скользил за ней, думая о чудесах и благодаря бога, что тот создал столь дивное творение, наделил разумом и познакомил с ним, с Рогдаем.
У валуна глубины оказалось всего по пояс. Спасительница выметнулась из воды, непринуждённо села, подвернув ноги вбок. В серебристом свете восходящей луны она выглядела восхитительно, почти не отличаясь от нагой девушки, разве что длинные пальцы ног растопырены и плёночка меж ними просвечивает, как на лапке лягушачьей.
Рогдай выбрался на берег, скинул рубаху, порадовавшись, что кольчугу украли волхвы, а то выплыл бы он с той-то тяжестью, ага! Стащил сапоги, вылил воду, положил наклонно, чтоб стекали. Потом спустил порты, выжал и расправил по траве. Серебряная фигура на валуне ждала. Перекрестившись, витязь... да какой там витязь! обычный парень, обуреваемый естественным желанием - направился к девушке.
- Не здесь, а в озере, - показала Маха пальчиком, легко соскользнула и оказалась в воде, почти вся.
Рогдай зашёл поглубже, привлёк её к себе, зарылся лицом между восхитительных грудей, потом поочередно обласкал каждый напрягшийся сосок, как научила Надия, персидская девица из Шемахи. Он не спешил, хотя русалочьи губы, полные, нежные, упругие, уже ждали, раскрытые для глубокого поцелуя...
Маха отвечала на ласки, вздыхая всё глубже и слегка постанывая от томления. Объятия стали жаркими, желание так разгорелось, что Рогдай уже мечтал о соитии, думая, какими словами попросить её помощи в направлении на потаенку, о месте которой он сомнение имел - иного же она рода, дева-рыба?
- Ты меня проткнёшь, - тихонько засмеялась та при очередном объятии и вывернулась, заняв известную витязю позицию, правда, более свойственную подругам его боевого жеребца. - Так удобнее...
*
С рассветом донельзя утомлённый Рогдай прокрался в гостиный двор, вывел из конюшни своего коня и погнал к воеводе. Иоанн Вышатич поразился, узрев дознавателя в таком виде, велел подать горячего сбитня, лишь потом выслушал. Дружина собралась мигом, волхва верховного и всех его пособников на дому повязали, в мешках из города увезли.
Когда поставили душегубов перед воеводою, вышел вперёд Рогдай и обличил всех. Узрев перед собой утопленника, содрогнулся верховный волхв, признался в злодеяниях.
- Как же ты дерзнул жизни лишать жёнок? Как посмел облыжное наветы возводить? - разгневался воевода. - Невиновных крал и удавливал! Да разве божье творение для вашей потехи создано?
- Полно, Вышатич! - будто осмелел волхв. - Сам-то скольких человеков в петлю отправил?
- О татях заботишься? То мой суд, да княжий, а не ваш, смердий. Говори, кому поклонялися?
Верховный волхв мужества набрался, так и ответил - де, тело человеческое сотворено Сатаной из ветошки, коей Бог после бани утёрся. Это потом Господь спохватился, душу даровал. Потому и нет греха тело извести, в землю вернуть, Сатане:
- ... душа-то всё к богу вернётся! А поклоняемся мы владыке земному, не небесному.
*
Ментальный резонанс разрушался, таял. Младший научный сотрудник Василий Рогодоев вышел из погружения, утратил ощущение силы, оперся уже своими, хилыми ручками закоренелого противника физических нагрузок, в ложемент и сел.
Проверка закончилась, подтвердив его опасения. Последний аппарат всё-таки попал на сказителя, похоже, не одного даже. Судя по яркости образов и неустойчивости внешнего вида героев - эта запись к реальности прошлого отношение имела не большее, чем Ветхий завет к подлинной истории.
Но отказываться от сказки "на халяву" Вася не стал. Одним глазом контролируя полупрозрачную дверь - не идёт ли начальник? - он досмотрел запись, ухмыляясь в особо забористых местах и причмокивая от удовольствия...
*
Недолго спорил воевода с душегубами. Приговорив, что лжива их вера в антихриста, как творца сущего, повелел он показательно пытать каждого, дабы горожане от страха перед колдунами избавились, затем повесить на дубе.
Так оно и свершилось, даже в "Повести временных лет" о споре Вышатича с волхвами слово похвальное писано.
А про Рогдая удалого - только сказки велись, да и то мирянами, а не Боянами златоустыми. Баяли, получил витязь похвалу от воеводы, новый доспех взамен похищенного волхвами, да шапку денег, на которые справил себе и родителям крепкий просторный дом. Старики было женитьбой задались, справную девушку посоветовали, да отпор получили от прежде послушного сына.
Сказка гласит, якобы дознаватель, не простой, бери выше - старший! - испросил отдых у воеводы Вышатича. И всю-то неделю провёл на самом берегу Неро-озера, в шатре изукрашенном. Пастушата слышали, как пели там два голоса, красивый женский и низкий мужской, заливисто хохотала девушка и часто прерывалась на звучные, сочные поцелуи.
Проезжал как-то мимо отряд дружинников, заглянули в знакомый шатёр, выпили по чаше зелена вина. А когда прощались с Рогдаем, спросили, кто она, эта дивная красавица? В шальварах, в короткой шёлковой сорочке, да с открытым животом, как персиянские танцорки? И вроде ответил тот: "Шемаханская царица".
В иных сказках - Маху называют царевно-лягушкой, но сходятся, что поженились любящие. Да верить ли изустным преданиям?
*
- Я бы поверил,- прошептал Рогодоев, м.н.с. института Времени, очень вовремя отключая голозапись.
В кабинет вошёл его научный руководитель, Иван Николаевич Вышатин.