В 11 лет у меня начала расти грудь. Это было очень стыдно. В 12 мама купила мне первый бюстгальтер, по девчачьи, - лифчик. Нежное хлопчатобумажное белье в мелких розовых цветочках с зелеными листиками 1-ого размера.
Главное было одеться на физкультуру так, чтобы ОН не просвечивал через майку. Потому что стоило лямочкам обозначиться через футболку, как пацаны-одноклассники начинали тыкать пальцами в направлении груди и кричать чего-то ужасно обидное. Мальчишки так были поражены происходящими с нами превращениями (сами-то они даже и не думали начинать расти, и видимо, ужасно завидовали, что девчонки выше, сильнее (да-да,- не спорьте!), и у нас начала расти грудь (не у всех, конечно, у некоторых ее так и до сих пор нет)). В обычном виде - в форменных шерстяных платьях (а сверху фартук), мы чувствовали себя защищенней и спокойней, - мальчиков ничего не отвлекало от скачек по коридорам, подножек, жуткого ора и валяний между партами в стычках на переменах. Но на физкультуре... Поэтому каждый урок физры становился для женской половины класса своеобразным экстримом. В раздевалке мы делились опытом, какая майка просвечивает и выдает наши женственные тайны меньше. Но, как бы мы не старались приспособиться под жестокую действительность, ничего не помогало. Стоило нам выйти на построение в гулкий прохладный зал, как маленькие павианы начинали орать, тыкать в нас пальцами и бесноваться как ненормальные.
Однажды для отличницы и красавицы Оксаны, немного склонной к полноте, и поэтому более развитой, чем другие девочки, урок физической культуры закончился, так и не начавшись. Не выдержав дразнилок, вся покрытая красными пятнами, она с рыданиями выскочила из зала - прямиком к классной, жаловаться на малолетних дикарей. Обезумевшие от гормональных цунами пацаны смеялись и свистели ей вслед. Веселиться им было недолго..
Класс ждали крупные разборки. Наша Люборигорина (Любовь Григорьевна), добрая женщина и педагог по призванию, в ярости кричала на дураков-мальчишек так, что брызги от мела, который она бросила в гневе на стол, долетели до средней парты. Она призывала их к совести и приводила в пример мам, сестер и бабушек, вопрошая, не смеются ли те и над ними. Пацаны сконфуженно молчали.
Беда была еще в том, что наш физрук, прозванный за ровный свекольно-бордовый цвет лица, какой бывает у светло-рыжих людей, и коренастую приземистую фигурку Кирпичом, требовал, чтобы девочки посещали физкультуру в шортиках. Мальчишки могли ходить в чем угодно, - хоть в кальсонах - это никого не интересовало. Как, впрочем, и то, чем они занимаются на уроке. Вопрос с ними решался просто - пацанам просто на урок кидался мячик. Девочками же наш учитель занимался строго и тщательно. Во-первых, все ученицы обязаны были приходить в спортзал в означенной "форме". Во-вторых, все прыжки через козла, лазанье по канату, забеги и кульбиты тщательно отслеживались и контролировались. Мало ли, вдруг кого-нибудь надо будет подсадить или поддержать. И не дай Бог, кто-нибудь из девчонок секунду-другую не доберет на задании результат. Тогда ее ждала индивидуальная дополнительная тренировка..
Такого пристального внимания со всех сторон мы вынести были не в силах. Мы возненавидели физкультуру.
В шеренге построения по росту я стояла вторая, после свой подружки, отличницы и умницы Люськи. Под майкой я ощущала как лямки "лифона" давят на кожу; на обнаженных ногах - непривычный холодок и взгляды десятков глаз.. Чувствовала я себя очень неуютно, при всем при том, что перед уроком кривоногий маленький Шилов из параллельного класса предложил мне поцеловаться. Вот гад! Именно в тот период, не смотря на все эти неприятности, я поняла, что имею на мужчин какое-то необъяснимое воздействие.
В 14 лет моя грудь пробрела уверенный третий размер. Глядя на меня, бабушка сказала - можно подумать, что тебе 17, а не 14. Что это значит, я еще не поняла. Но высказывание на всякий случай запомнила.
Теперь на физкультуру мы, девчонки, ходили уже с гордо задранными подбородками, а те дамы, кому еще не повезло обзавестись грудью, с завистью смотрели на остальных. Наши придурошные одноклассники неожиданно изменили свое поведение на противоположное. Они поутихли, и кое-кто уже даже перерос самую высокую девочку в классе, ту самую мою подруженцию Люсю. Мальчики и девочки еще не знали, что делать с возникшим интересом друг к другу. Поэтому присмирели и начали робко танцевать на вечеринках, боясь лишний раз прикоснуться друг к другу.
Однако, не изменился Кирпич. Он еще яростнее требовал соответствия физкультурной формы его представлениям, и еще придирчивее относился к девушкам, не забывая регулярно приглашать самых хорошеньких в свою баскетбольную секцию. Что совсем не значило, что мы соглашались. Теперь мы все больше напоминали оленят - отрастили длиннющие руки, ноги и ресницы, оставаясь при этом такими же пугливыми и стеснительными. Кирпич на физкультуре, осматривая наш внешний вид на построении, все время поправлял широкие штанины, которые, видимо, мешали ему ходить.
Через 20 лет я случайно узнала, что наш учитель физкультуры, в общем-то, неплохой грубоватый мужик, неравнодушный к девочкам, умер в мучениях от рака, сохранив до последних дней железобетонную эрекцию, в чем сам и признался в последние перед смертью дни.
Грустно устроена жизнь. Пусть земля ему будет пухом.