Волынская-Кащеев : другие произведения.

Фабрика мертвецов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обложка Там, где правят потомки древних богов, восставшими мертвецами не удивишь! Нежить с нечистью - забота полиции. Петербургский сыскарь, слишко глубоко влезший в тайны царствующего дома Даждьбожичей, то ли в награду, то ли в наказание, назначен главой губернского Департамента полиции. Стучат колеса по рельсам новехонькой железной дороги, жуткие тени поднимаются над древними могильниками, кровавые и грязные тайны прячутся за стенами соседских имений. Но самую главную, самую опасную тайну он везет с собой - своего сына, Митю. Потомок древнего рода отряхивает пылинки с модного сюртука, жаждет вернуться в Петербург, брезгливо морщится при виде провинциальных нравов и... прячет посеребренный кинжал за отворотом рукава. Полный текст на Litnet


  Пролог. Сумерки в степи
  - Шшшарк - шмяк! Шшарк - шмяк! - комья земли взлетали над кромкой берега, и звучно шмякались на громоздящуюся у самого края изрядную кучу.
  Человек остановился, посмотрел на уже клонящееся к закату солнце, и снова принялся рыть. Лопата по самый черенок вгрызлась в береговой склон, вываливая прямиком на сапоги толстый, влажный пласт красноватой земли. Мужчина воткнул лопату в склон, нагнулся и принялся разминать эту землю в руках, внимательно рассматривая комки на ладони.
  - Ну во-от! - удовлетворённо прогудел он. - Я же говорил, что найду! "Нету, нету..." - он явно передразнил кого-то. - Искать надо уметь... а не сразу жалобы слать. Тоже мне, жалобщик! Еще извиняться колбасника заставлю, всенепременно! - он покивал сам себе, снял картуз с лаковым козырьком, по-простецки утер лицо рукавом косоворотки.
  - Шлеп! - ком земли шмякнулся ему прямиком на темечко.
  Человек замер в растерянности, медленно поднял руку, пощупал... пальцы влезли в противное и мокрое, размазывая землю по коротко стриженым волосам. Выругался и принялся оттирать голову не первой свежести платком. Отряхнулся и потянулся за лопатой...
  - Шлеп! - прилетевший из-за кромки берега новый ком угодил ему на спину.
  - Хи-хи! - в застоявшемся летнем воздухе тихо прошелестел смех.
  - Это кто там озорует? - выпрямляясь, рявкнул человек. - Ужо я вас! - и опираясь на лопату, полез по склону наверх.
  Лопата легла на край берега, следом выбрался ее хозяин. Отряхнул ладони, огляделся... Темно-красное закатное солнце расчертило поросшую жухлой травой степь кровавыми полосами. В сгустившихся черных тенях, тесно-тесно прижавшись друг к дружке, застыло двое ребятишек, мальчик и девочка лет десяти.
  - Ваша работа? - отряхивая испачканную косоворотку, вопросил человек - хотел грозно, но вышло скорее добродушно, в уголках рта дрогнул смех. - Давно батька ремня не прописывал? Глядите у меня, буду вам заместо отца родного! - демонстративно берясь за пряжку ремня, он шагнул к детишкам.
  Мир дрогнул. Багровые полосы заката разлились, словно где-то там, наверху, из перехваченного ножом горла хлынула кровь, захлестывая землю. Человек испуганно зажмурился... а когда открыл глаза, детишки, все также прижавшись друг к другу и сдвинув головы, точно шептались на ходу, убегали прочь.
  - Эй! - человек невольно шагнул следом за ними. Всыпать шутникам уже не хотелось, его охватила смутная тревога. - Куда вы, дети? - он опять шагнул за детишками... и остановился, как вкопанный.
  Дети не бежали, они скользили, плавно, точно их нес пробежавший над степью ветерок. Ярко-синие метелки степного шалфея не качались, когда за них цеплялись полы длиннющих домотканых рубах. Детишки медленно перетекали из багровых полос заката в черные тени - почти незаметно разгораясь, их окутывал серебристый ореол.
  Человек судорожно, рывком, сделал еще шаг - будто его потянули на невидимой веревке. Лицо его стремительно бледнело, словно лоб и щеки осыпали мелом. Снова рывок - нога зависла на полушаге, точно человек отчаянно боролся с собой. Крупная капля пота прокатилась по виску, повисла и упала на землю. Человек выгнулся назад - будто стараясь растянуть захвативший его незримый аркан... и... банг! Что-то неслышно лопнуло, и он с размаху сел в пожухшую траву. С хриплым вздохом вскочил, повернулся и ринулся прочь - бежать, бежать, подальше отсюда...
  Мальчик и девочка стояли у него за спиной.
  Прижавшись голова к голове, они пристально и неотрывно глядели на него... сквозь зашитые суровой ниткой веки. От этого слепого взгляда из груди у мужчины вырвался стон. Лунное сияние вокруг детишек разгоралось все ярче, его сполохи тянулись к человеку, как щупальца невиданной твари. Леденящий холод дохнул в лицо, человек отчаянно закричал... безумный, туманящий голову ужас точно стегнул его по ногам, заставляя прыгнуть в сторону.
  - Нет-нет-нет! Оставьте меня! Убирайтесь! Не-ет! - он побежал, упал, вскочил снова, и завывая от ужаса, ринулся прочь, обратно, к берегу и узкой ленте реки.
  - Пошел дядя покопать... - прошелестел над степью призрачный детский голосок.
  - Ба-бах! - ногу как в капкан зажало, и мужчина с размаху рухнул в пыльную степную траву. Яростно рванулся - и заорал, пронзительно и страшно, перекрывая стрекотание проснувшихся в сумерках цикад.
  На щиколотке его сжимались пальцы. Рука торчала из земли, а сами пальцы были белыми, голыми... костяными. Медленно, точно наслаждаясь мучениями жертвы, они сжимались все плотнее, сильнее... выросшие на кончиках пальцев когти вспороли сапог.
  - Песка-глины поискать... - подхватил второй детский голосок. Слова считалочки гуляли над степью, сливаясь с нарастающим воем ветра.
  - Не-ет! - человек отчаянно бил второй, свободной ногой. Хрясь! Хрясь! Хрясь! Толстый каблук сапога молотил по косточкам скелета, пальцы ломались один за другим, но не разжимали хватку. Наконец большой палец с хрустом отвалился, человек рванулся еще... нога его выскользнула из сапога! Подвывая, на четвереньках рванул к брошенной у берега лопате.
  - Мертвячок вдруг вылезает... - хором прошелестели детские голоса.
  Земля вспучилась, сквозь нее, как сквозь толстое покрывало, проступили контуры рук, ног, головы... Потом земля осыпалась и голый пожелтевший скелет сел в неглубокой яме. Поднялся, пощелкивая суставами... и ринулся в погоню за живым.
  Человек обернулся, заверещал и кинулся к лопате. Скелет на миг припал к земле... прыгнул, вытянувшись в струнку, как выпрыгивающая на берег рыбина.
  - Ннна!
  Лопата вонзилась скелету меж ребер. Позвонок переломился от удара, скелет распался на две части... Цепляясь уцелевшей пятерней за траву, верхняя часть поползла к жертве.
  - Нна, нна, нна! - человек отчаянно молотил лопатой, разнося в щепу хрупкие древние кости. - Отстаньте от меня, отстаньте! - человек попытался бежать, но поврежденная нога подломилась. Он зарычал от боли, отчаяния, ярости, оглянулся на замерших невдалеке лунных детишек... и упорно заковылял прочь, не выпуская лопаты из рук.
  - Мертвячок вдруг вылезает, дядю за ноги хватает... - зашептали голоса.
  С задушенным рыком человек метнулся в сторону... вылетевшая из земли высушенная, как у мумии, черная пятерня схватила воздух. Земля вскипела и из нее один за другим полезли мертвецы: голые скелеты, и туго обтянутые высохшей черной кожей, и даже почти свежие, с объеденными червями лицами.
  - Врешь, не возьмешь! - человек закрутил лопату над головой. Остро заточенный край смахнул голову прущей на него черной мумии - голова покатилась по пыльной траве, подпрыгивая на кротовинах, как мяч. Выпад вперед - заточенный край рубанул мертвяка по глазам. Сорванная с лица кожа повисла, мертвяк закружился, точно враз перестав видеть. - Всех порешу! - со сдавленным ревом человек кинулся на заступившего ему дорогу мертвяка - лопата со свистом кроила воздух. - Нна! - острие с влажным чвяканьем вошло в грудь полуразложившегося трупа... и лопата застряла, зацепившись за ребро. - Нет! - человек отчаянно рванул...
  Раздутые, изъеденные червями пальцы стиснули черенок... и мертвец завалился на спину, выдирая лопату из рук человека.
  - А-а-а! - на плечах повис скелет. Когтистые лапы сомкнулись у человека на шее и... что-то вспыхнуло на груди под рубахой!
  У скелета дернулась челюсть, точно он зашелся в немом крике... Он свалился с плеч живого, и вспыхнул чадным, вонючим костром. Кости его стремительно чернели.
  - Ага! - заорал человек, выхватывая из-за ворота серебряный крестик. - На тебе, на! - крестик ткнулся в морду прущего на него мертвяка, тот с воем отвалился в сторону - голова его курилась черным дымом. - На! На! - человек ткнул крестом вправо... влево... рванулся, проскакивая меж ринувшихся к нему с двух сторон покойниками...
  Прыгнувшая ему на грудь крохотная мертвая девочка была похожа на клубок спутанной шерсти - пересыпанные землей длинные, когда-то невероятно густые волосы стояли дыбом, ободранный ветхий саван развевался лохмотьями. Девчонка врезалась обеими ногами ему в живот и... вцепилась в крест ручонками. Взвыла! Дымное черное пламя покатилось по рукам, струйками побежала по плечам, перескочило на грудь, охватило волосы... но девчонка не отпускала и... ветхий гайтан креста с треском лопнул! Мертвячка отлетела в сторону, вспыхнула черным костром, а человек кубарем полетел вниз, по каменистому склону, к реке!
  - Река... вода... не пройдете... нет... - человек приподнялся на дрожащих руках - вокруг него все кружилось: каменистый берег, багровый в красках затухающего заката, зеленые островки травы, узкая лента реки вертелись, меняясь местами. Над гребнем берегового склона возник скелет... и человек отчаянно попытался вскочить. С протяжным стоном поднялся на ноги - колени его то и дело подламывались. Ему казалось, что он бежит, но на самом деле он брел, пошатываясь. Шаг... второй... третий... холод охватил его, в голове прояснилось и он понял, что стоит по грудь в воде... и хрипло, счастливо расхохотался! - Вода... проточная вода... спасе-е-ен! - заорал он, попытался обернуться, чтоб ткнуть в сторону берега мослатым кукишем.
  Вода взбурлила. Пробивая слой зеленой ряски, из глубины поднялась голова. Словно всплывший пучок водоросли, длинные волосы поплыли, извиваясь, по черной воде... раздутое лицо утопленницы поднялось из реки. Из черной пасти выметнулись кривые длинные клыки... и тяжело, как громадная щука, утопленница взмыла над водой, и кинулась человеку на шею.
  Дно под ногами оборвалось яминой и человек ухнул в глубину, сходу уйдя под воду. Еще миг он видел над головой тонкую прозрачную пленку воды, залитую алой кровью заката. Мелькнули покрытые пузырьками плечи и грудь, белая рука, ощетинившаяся когтями... В груди у него словно что-то взорвалось... и перед глазами все померкло.
  Вода вскипела... и стихла.
  - Чявк-чявк, ой-ёй-ёй, умирает дядя мой... - замершие на обрывистом берегу детишки, медленно, не отрывая тесно сдвинутых голов, повернулись... и заскользили прочь. Кружащее вокруг них лунное сияние на миг озарило степь, и начало затухать, удаляясь.
  Вода колыхнулась снова. Раз... другой... третий... Человек брел к берегу, ступая медленно и размеренно, как автомат. Остановился у самой кромки воды. Стряхнул налипшие водоросли. Поднял руки - рывками, будто марионетка неопытного кукольника. Растопыренными ладонями пригладил волосы... и зашагал прочь от реки, в ту же сторону, куда отправились и странные дети. Шаг его был размерен, как на променаде по бульвару, глаза смотрели прямо... Ярко-зеленая муха с негромким жужжанием сделала круг, и уселась ему на глаз. Человек продолжал идти, все также ровно глядя перед собой. Глава 1. В гостях у бабушки - Бабушка! - Здравствуй, мальчик мой! - княгиня протянула обе руки вскочившему ей навстречу юноше. - Как же тебе идет форма! - надушенной рукой касаясь обшлага его тужурки с эмблемой яхт-клуба, проворковала она. - И жилет отличный! Ах ты юный франт! - она погрозила внуку пальцем, и легким движением пальцев велела горничной их покинуть. Сама потянулась к пузатому чайнику, наливая в широкую чашку пахнущий малиной и мятой чай. - Угощайся, душа моя. Моя Марьяна нынче новый сбор составила. Говорит, для меня, старухи, весьма полезный. - Бабушка, если уж изволите кокетничать, делайте это сообразно возрасту: офицерам головы кружите, статских меж собой стравливайте... А то... 'старуха'! - юноша покачал головой. - 'Цветы последние милей роскошных первенцев полей'. - Умеешь ты, Митенька, сказать приятное... старухе. - она по-девчоночьи хмыкнула, бросив на внука быстрый насмешливый взгляд. - Только Сашу Пушкина не цитируй. Осознание, что ветреный юноша, которого ты некогда шлепала веером по рукам, теперь портрет в учебниках словесности, не позволяет чувствовать себя молодой. - Я вовсе не из учебника... - смущенно пробормотал юноша. - Право же, когда я говорю, что вы - моя бабушка, мне не верят! Бабушка и впрямь смотрелась много моложе истинного возраста - в ее черных косах не было ни единого седого волоска, а темные южные очи не утратили блеска. Лишь известность ее в петербургском обществе не позволяла скрыть, что рождение старшей княгини Белозерской, в девичестве Орбелиани, из Кровных Внуков Квириа Справедливого, Предводителя Волков , приходится еще на прошлое столетие. Митя не стал уточнять, что не верят по иной причине: чтоб у сынка полицейского сыщика, в бабушках - кровная княгиня Белозерская? Но он еще не обезумел, признаваться бабушке в таком, и без того комплимент не вполне удался. - Дамский угодник... Боюсь думать, скольких ты покоришь, когда повзрослеешь! -улыбнулась княгиня и посерьезнела. - Увы, но порадовать тебя нечем. Чашка в пальцах Мити дрогнула, и он торопливо поставил ее на блюдце. - Я говорила с твоим дядей... неоднократно! Я просто требовала, чтобы тебе позволили остаться со мной в Петербурге! Ты мог бы вступить в Пажеский корпус - уж моему внуку не откажут в приеме! Митя стиснул ручки кресла: взять-то его возьмут, а вот потом припомнят и изъяны в происхождении, и последнюю... выходку, да-да, выходку, отца! По сравнению с Пажеским даже ожидающая его участь на миг показалась не такой ужасной. - Можно и не в Пажеский, хотя это сразу представление ко двору... - словно тоже подумав, каково придется ее внуку, неохотно кивнула княгиня. - В Александровский лицей, на худой конец... по стопам Сашеньки Пушкина... У меня сердце кровью обливается, когда я думаю, скольких возможностей ты лишаешься! Потому что он мне отказал! Мой сын - отказал! Наотрез! - воскликнула княгиня гневно. - Твой дядя стал просто невыносим! - и посмотрела на внука возмущенно, будто именно он был виновен в вопиющем дядюшкином неповиновении. - Он заявил, что недолжно разлучать вашу семью! Будто мы тебе не семья! - Что еще дядя сказал? - Митя сцепил пальцы в замок. Когда надежды рушатся окончательно и бесповоротно, удержать дрожь в руках почти невозможно. Но необходимо, если ты, конечно, светский человек. - Мальчишескую ерунду: что ты должен возмужать, взять на себя ответственность... будто взрослость и мужественность заменят придворную карьеру! Что твой отец нуждается в поддержке. Сильные мужчины должны сами себя поддерживать, а не искать опоры в сыне неполных шестнадцати лет! А твой отец, несомненно, силен. - только что кипевшая негодованием княгиня вдруг покачала головой, точно в восхищении и недоумении разом. -Надо же... Поймать на краже и кого - великого князя! И не побоялся же обвинить... Да тот несчастный адъютантик, на которого все свалить пытались, должен вечно за твоего отца Бога молить. Уж он-то не великий князь, ссылкой в Туркестан бы не отделался. Вот уж нашла княгиня кому сочувствовать! Да пусть бы адъютанта великого князя Николая Константиновича, великого князя Крови Даждьбожей, лишили чести и дворянства, отправили на каторгу, в Сибирь, под расстрел... За покражу изумрудов с иконы великой княгини могли... Не все ли равно? Адъютанта отец спас! А своего сына погубил! - Я все же пойду по стопам Александра Сергеевича - не в лицей, так в южную ссылку! - надо улыбнуться, и голос побеспечнее, но... непослушные губы ни в какую не желали складываться в улыбку. - Ну какая ссылка, мальчик мой! Эта Екатеринославская губерния, наверняка, не так уж плоха. Хотя Сашенька не чаял как убраться, только две недели и продержался - грязь, скука... Ах, опять я не то говорю! Это ж с полвека назад было, наверняка с тех пор все изменилось! - явно не веря собственным словам, она жалостливо посмотрела на внука. - Что я там стану делать!? - окончательно теряя самообладание под этим взглядом, вскричал Митя. - Отец - провинциальных карманников отлавливать, ему для счастья и того довольно! А я? Ни общества, ни хорошего портного... Ничего! Но как отец мог! Ведь можно же было по-другому разрешить дело, чтоб Его Величество остался доволен... - Дмитрий, успокойся! - голос княгини вдруг построжел. - Не мог же твой отец позволить осудить невинного? Митя принялся рассматривать собственные колени, пряча лицо от взгляда бабушки. Он отлично знал, что говорить можно... и чего нельзя. Например, что ему безразлично кого бы осудили, а кого - оправдали, лишь бы остаться в Петербурге! У всех отцы как отцы: и состоянием не обделены, и двором приняты... и только у батюшки знакомство с августейшей фамилией привело к аресту двоюродного брата государя-императора! - Конечно, не мог. - принужденно пробормотал он. Поднял голову и состроил умоляюще-трогательное детское выражение, что всегда умиляло пожилых дам. - Поговорили бы вы с отцом? Он вас так уважает. - Я с твоим отцом никогда не была близка. - княгиня заметно смутилась. -Все же я была против их брака с твоей матерью. Для кровной княжны Белозерской личный дворянин Меркулов... 'Так уж и скажите, бабушка - сын городового, выслуживший дворянство!' - зло подумал Митя. - ....изрядный мезальянс. Но я была неправа, и вовсе не стесняюсь сие признать! Дочь, Царство ей Небесное, получила даже больше, чем мы надеялись. А мне подарили прекрасного внука! -и потянувшаяся через чайный столик княгиня растрепала Мите тщательно уложенные поутру волосы. Тот покорно терпел. Матери он не помнил совсем, но судя по свадебному портрету, внешность ее заставляла желать большего, а годы - меньшего. Приданное ее было невелико, во всяком случае для избалованных питерских женихов, а Кровная Сила и того меньше, так что на родовой брак матушке рассчитывать не приходилось. Об этом не говорили вслух, но Митя ведь не деревенский увалень какой, сам понимал, что отец женился ради связей, необходимых для карьеры честолюбивого полицейского чиновника. Попросту согласился на сделку! Дело житейское, никто бы его не осудил... не крои он из себя невесть что! Осуждения невиновного он не мог допустить, ха! - Боюсь, мне пора идти. Надо, знаете ли, собираться, раз уж ссылка неизбежна! - Митя бросил на бабушку полный отчужденности взгляд. - Ты меня расстраиваешь, мальчик мой. - огорченно протянула княгиня. - Словно и не с родной бабкой прощаешься! Чего она ожидала - что он будет разводить любезности, когда она его так подвела? -Клянусь, я вытребую тебя к себе на следующее лето! Ты и оглянуться не успеешь! Ne serait-ce pas charmant? - как говаривает младший князь Волконский. Зимний сезон он проведет в этой... тмутаракани, чтоб не сказать хуже? Благодарю покорно! - Провинциальные барышни будут от тебя без ума! Станешь вывозить их кататься на Днепр - говорят, виды невероятные... Его лицо оставалось холодным и невозмутимым: ему не интересно, что за виды там, куда его ссылают без всякой вины! - Уж бабушка позаботится, чтоб вам хватило и на лодку, и на конфеты! - раздутый от ассигнаций толстый кожаный бумажник бабушка ловко сунула ему за обшлаг. Его жизнь сломана, а она предлагает конфеток купить! Еще и не себе, а каким-то провинциальным дурам! - Довольно уж дуться! Сменишь обстановку, попутешествуешь... От ярости стало горячо в груди: путешествовать - это выехать в Ниццу, или в Баден-Баден, или на худой конец в Крым, а не в грязную дыру! - Через годик вернешься... Он умрет там за год! - И отдадим тебя... хоть во флот! Будешь морским офицером, раз уж тебе так идет форма! Во флот! Она даже не собирается протежировать его в гвардию! А еще говорит, что Белозерские - его семья! Надо уходить, сейчас же, немедленно, пока он не наговорил непоправимого, после чего от бабушки и малой протекции не дождешься! - П-прощайте, бабушка! - выдавая стиснувшую горло злобу за волнение, прохрипел Митя. - Я... буду скучать! - А уж я-то как буду! Храни тебя Бог, мальчик мой! Аннушка, проводи! И он пошел к дверям, оставляя за спиной разбитые надежды и эту... подлую... старуху! Все же глянул через плечо, надеясь хоть увидеть на ее лице страдание. Но бабушка уже пила чай, с легким интересом поглядывая через высокое окно на пеструю толпу внизу, на улице. Да она вовсе о нем не думает! У нее есть ведь внуки и получше, настоящие кровные Белозерские, а от полукровки, чей отец едва получил дворянство, можно и деньгами откупиться. Пожаловать рублик, как дедушке-городовому на Рождество жаловали. Он вернется и швырнет бумажник ей в лицо... И остаться вовсе без ничего: и без покровительства, и без денег! - Дмитрий Аркадьевич... Прошу. - тихий голос заставил его очнуться. Оказалось, что он уже стоит под парадной лестницей бабушкиного особняка, а провожающая его горничная протягивает фуражку с гербом. Митя решительно и зло нахлобучил фуражку, лишь на миг задержавшись у ростового зеркала. С мимолетным удовольствием оглядел синюю, со множеством блестящих пуговиц, тужурку яхт-клуба поверх и впрямь отличного белого жилета, и белоснежных же брюк. Даже плебейская коренастость (батюшка удружил наследием!) не столь бросалась в глаза. С этой формой для него была связана последняя надежда, слишком зыбкая, чтоб и впрямь надеяться. Но... оставить Петербург, уехать в эту... губернию! - Это не может случиться со мной! С кем угодно, только не со мной! - он зло сморщился, поправляя в шейном платке длинную, похожу на шило, серебряную булавку с навершием в форме серпа, и выскочил на улицу. Продолжение на Литнет, ссылка в аннотации
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"