Воронец Марина : другие произведения.

Последняя премьера

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Переименованный старый рассказ. Товарищи, мне так нужна была ваша критика...


  

Все то, чего хотелось раньше мне,

Сегодня больше смысла не имеет...

Затянется петля в полнейшей тишине;

Мечта моя в пыли времен истлеет...

  
  

***

  
   - Я обожала петь чуть ли не с самого рождения. В раннем детстве я любила слушать радио и подпевала, не зная слов. Придумывала их сама. В позднем детстве я переписывала слова песен у подруг и пела, когда дома никого не было. Я стеснялась людей, не хотела, чтобы меня слышали. Мне казалось, что в чьем-то присутствии я пою намного хуже. А хотелось петь идеально, пусть даже этого никто бы не слышал. Когда я была одна, я могла полностью расслабиться, сосредоточиться на своих ощущениях и управлять своим голосом. Мне было все равно, что петь, но всегда больше нравились красивые мелодии классиков. Тогда я пела вокализ - просто подражала голосом музыке... Это только потом, в музыкальной школе, я узнала, что это называется именно так.
   В нашем районе всего одна музыкальная школа. Туда всегда было сложно попасть. Некоторые матери специально доставали через знакомых коньяк или конфеты для директрисы, чтобы та проявила благосклонность на экзамене и взяла их ненаглядное чадо. Моя мать не покупала конфет. Даже если бы ей очень захотелось, она бы не смогла: у нас не было на это денег. В один прекрасный день она просто взяла меня за руку - мне тогда было восемь - и привела в эту школу, в красивое большое здание, облицованное мрамором и снаружи, и внутри. Оно немного испугало меня, но эти страхи прошли очень скоро. Директор, Наталья Львовна, попросила меня спеть ей что-нибудь. Я сильно стеснялась, поэтому у меня вышло несколько напряженно и неестественно. Страшно боясь провала, я какое-то время стояла, как статуя и старалась не расплакаться. Но стоило мне с опаской поднять глаза и посмотреть на своего "экзаменатора", как я поняла, что ни коньяк, ни конфеты уже не понадобятся.
   В глазах директрисы читался почти детский восторг...
  
  

***

  
   Лесбиянкам живется плохо. Женя постоянно испытывала это на себе. Главная беда - практически всегда не к кому пойти если начинаются проблемы. Девушки смотрели на нее с молчаливым удивлением, мол, странная какая-то, столько парней на свете, а она с девушками... Комплексы, наверное, у нее. Единицы понимали Женину странность и могли в случае чего помочь советом, не делая больших глаз и не кривя губы. Одна из них - Олеся, только что посадила Женю на трамвай и тихо пошла к своему маленькому дому в трехстах метрах от тетра ЧТЗ.
   Но Олеся ведь тоже не панацея. Да и музыкалка не панацея. Проблемы - они же никуда не денутся - поешь ты, танцуешь или рисуешь. Все равно, у тебя найдется время передохнуть, и они всплывут, как всплывают в реке тела утопленников. И с каждым разом все непригляднее их вид. И все больше раздражения от их прихода.
   Женя с тоской смотрела в грязное трамвайное окно на засыпанную снегом улицу и поблескивающую льдом автодорогу. Весны в этом году не будет - говорили старожилы. Стояло начало марта, но повсюду лежал снег. Вчера намело здоровенные сугробы, а прошлой ночью началась оттепель, которая утром сменилась сильным морозом. Ступеньки лестниц и плитка тротуаров обледенели, так что приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться и ничего себе не сломать.
   А у Жени начался период пересмотра состояния собственных дел, сортировки окружающих людей на "понимающих" и "непонимающих", "друзей" и "готовых сделать гадость". Такое с ней иногда бывало. Наверное, со многими тоже. Кажется, живешь себе, живешь, не обращаешь внимания на отношение к тебе людей, на собственные негласные рейтинги, на репутацию, на какие-то повседневные мелочи, примелькавшиеся и потому незаметные. А потом - хлоп! - и приходит мысль: что-то не так. И начинаешь думать... И начинает выясняться. Эта тогда-то не то сказала... У этой туфли новые, ходит такая вся уверенная в себе, а я вечно как дура в этих джинсах и ковбойке... Еще что-то... Еще...
   И начинает период пересмотра и анализа... И начинаются выводы (неутешительные). И классификации людей. И прочее. Проблема в том, что выводы были настолько неутешительными, что Жене на полном серьезе грозила Великая Весенняя Депрессия.
   В данный конкретный момент в ее голове опять застряла какая-то мелочь, и чтобы отвлечься от ее обдумывания, девушка заозиралась по сторонам.
   Почти пустой вагон, стуча колесами, пробирался вверх по Горького. Вместе с Женей в трамвае тряслись еще несколько человек. Возле самой кабины водителя две пенсионерки оживленно обсуждали преимущества одного сорта помидоров перед другим. Задумчивый мужчина смотрел на буйство весны за окном и тоже, видимо, кого-то классифицировал. Домохозяйка с авоськой. Седой дед копался в своей объемистой сумке. Девушка жениных лет, стоящая почти рядом, перелистывала книгу по мотивам какого-то сериала. Женя поморщилась - она ненавидела сериалы.
   Остановка. Двери расползлись в разные стороны. В кабине стало немного больше народу. От скуки Женя начала рассматривать вошедших, а голос из динамиков тем временем прогрохотал:
   - "Следующая - Смена".
   Вошла девочка с маленьким пучеглазым пекинесом, две студентки в одинаковых коротких брючках-капри (одежда как всегда по сезону, хм) и высокая стройная женщина в плотном черном плаще из матовой ткани. Женщина привлекла внимание Жени. Наверное потому, что одета она была во все черное, и ночным пятном выделялась на фоне разноцветной компании.
   Волосы ее были убраны под косынку-бандану. Женя отметила про себя, что у женщины очень красивые ноги. Изящная шпилька и блестящие колготки телесного цвета только подчеркивали это. Стройные колени, четко очерченные голени, тонкие лодыжки, изящный взъем... Женька почувствовала дрожь где-то внутри: она обожала красивые женские ноги.
   Незнакомка, до сих пор смотревшая в окно, медленно повернула голову и посмотрела прямо в глаза Жене. Девушка вздрогнула. Идеально подведенные карие глаза, как два кусочка солнечного затмения на белом, без признаков румянца, лице, впились в ее лицо. Безо всякого выражения. Женя испугалась этого взгляда. Так смотрят на человека, которого заприметили в толпе.... Нет, которого искали в толпе... Смотрят на него, не замечая, что между вами проходят люди и кипит жизнь. Вы - как две точки, ограничивающие отрезок прямой. Вы - все, что составляет этот отрезок, а все, что вне его, никоим образом не интересует вас обоих...
   Ее не интересовало ничего, кроме Жени. Это и испугало девушку...
  

***

  
   - Сначала я пела в хоре... Сопрано. Но пела недолго - очень быстро пошла в гору моя так называемая "карьера". Я стала сначала солисткой хора, а потом и вовсе стала петь только соло. Причем петь уже не прежний репертуар. После занятий с очень известными преподавателями, мой стиль сильно изменился... Теперь я все чаще исполняла известные арии из классических опер... Тебе ничего не скажут названия, неважно. Я и не буду об этом подробно говорить, потому что это не имеет отношения к сути дела.
   Я очень заботилась о своем голосе. Не пила спиртного, не курила, не грызла семечек, соблюдала строгую диету. Эти жесткие ограничения и мои постоянные тренировки дали отличный результат - меня стали все чаще замечать "нужные люди". Выступления на конкурсах (в жюри, как ты понимаешь, сидели люди не последние в "оперно-театральном" мире), победы на конкурсах... Критики не находили способов низложить меня, не находили ничего, к чему можно было придраться... Очень скоро мне прислал приглашение Челябинский театр Оперы и балета... Приглашение на работу.
   Я подписала контракт. Но в театре тоже пела недолго. Меня ждала столица...
   Видишь, я прошла тот же путь к вершине, который приходят все люди искусства, чьи имена тебе сейчас хоть что-то говорят.
   Поверь мне, все это не упало с неба. Чтобы выжить в том мире, в который я попала, одного таланта тебе не хватит. Постоянные тренировки, жесткие рамки, в которые ты себя загоняешь... Это все тоже неотъемлемая часть твоей жизни, если ты хочешь на каждой премьере упиваться овациями. Чтобы выжить в том мире нужно упорство, умение, когда надо, отодвинуть кого-то в сторону, готовность идти к вершине, даже если каждый шаг причиняет боль. Я умела, я была готова.
   Шла и делала.
   Выходила на сцену, стоя в луче прожектора, совершала акт немного извращенной любви с залом при помощи собственного голоса, упивалась оргазмом оваций и обессиленная падала на диван в гримерке, вдыхая запах роз и лилий, которых вокруг было в изобилии. Я была как фея в райском саду. Как единственная фея в огромном саду, населенном сказочными существами. Я пела для них, как ангел, а сказочные существа одаривали меня вниманием, лаской, цветами и деньгами.
   Это был самый счастливый период моей жизни. Период, когда я могла забыть начисто обо всех бытовых мелочах, которые портили бы мне настроение, если бы не мое любимое дело. Когда я пела, я не замечала ничего.
   Мне были безразличны размеры гонораров. Я пела, чтобы петь. Выходила на сцену, чтобы просто выходить на сцену, чтобы видеть потом охапки цветов в своей комнате, блестящие глаза поклонников, слышать шепот недоброжелателей и похвалы критиков.
   И я все бы сейчас отдала за эту возможность...
  

***

  
   У Жени отлегло от сердца, когда женщина наконец отвела глаза. Несмотря на жутковатое ощущение, только что испытанное ею, Женя чувствовала, что влюбляется в эту богиню без памяти. И поймав еще один ее беглый взгляд, Женя обрела уверенность в том, что незнакомка прекрасно знает это.
   Стало страшно.
   Так не бывает!! Нет, нет, нет... Прошу, только не это... (Умоляю тебя выйди на следующей нупожалуйстанучтотебестоит?!)
   Тут Женя уверилась в том, что дама в черном читает мысли так же хорошо, как сама Женька - ноты с листа. Если не лучше... Потому что когда двери трамвая открылись, чтобы выпустить нескольких человек на родную женину остановку, незнакомка, сделав контрольный выстрел взглядом, медленно спустилась по ступенькам, почти бесшумно, будто не касаясь их. Когда они очутились на остановке, чудеса не закончились (сегодня всевышний был поистине благосклонен к молитвам дочерей его!) - непонятная женщина подошла к Жене и спросила почему-то шепотом, быстро, но четко проговаривая слова:
   - Ты живешь тут поблизости?
   Женя молча кивнула на трехэтажный дом через дорогу.
   - Есть у тебя клей или лак дома? У меня колготки порвались...
   - Найдется... Пойдем.
   Женя почувствовала горячую руку на своей руке и тихий хриплый шепот возле уха:
   - Ну пойдем...
   Она пережила пять самых потрясающих минут в своей жизни - этот путь домой она забудет нескоро. Ее странная спутница не проронила ни слова, просто шла рядом, держа Женю за руку, причем делала она это как-то по-особенному - легонько и ненавязчиво сжимая руку, иногда меняя ее положение. Невинное, на первый взгляд, пожатие, но оно вызывало у юной лесбиянки самые неоднозначные ощущения: Женя прямо физически чувствовала ласки незнакомки в самых интимных уголках тела, как будто все это происходило наяву, а не только в ее воображении. Когда они поднялись на третий этаж, дыхание Жени сбилось уже, кажется, не только от этой нехитрой физической нагрузки... Ее рука тряслась, поворачивая в замке ключ, два раза она чуть не уронила его. И стоило им шагнуть в темную прихожую, как Женька, не в силах больше терпеть, пинком захлопнула дверь, отшвырнула куда-то ключи, и впилась губами в горячие губы женщины.
   Как две изголодавшиеся львицы срывали они одежду друг с друга... На ощупь искали кровать в единственной комнате с плотно зашторенными окнами... На ощупь, ничего не видя и не слыша, сбрасывали с нее все лишнее прямо на пол...
   Из всего калейдоскопа ощущений, Женьке очень сильно запомнилось одно - то самое, что посетило ее, когда она, чуть ли не рыча от страсти, срывала чулки с этих прекрасных ног, тех, чей вид еще пятнадцать минут назад бросал ее в мелкую дрожь. Женька хорошо запомнила, как легко скользнул между пальцами тонкий, незнакомо пахнущий нейлон чулок, как прошелестела, падая, шерстяная юбка... И как тонкие пальцы вцепились ей в волосы и потянули в нужном направлении...
   Все остальное скоро перестало иметь какое-либо значение...
  

***

  
   - ...Такие моменты часто хочется вернуть. Просто попросить добрую фею, мол, сделай так, чтобы по щелчку пальцев исполнялись желания. Щелк! - и вот ты снова на сцене в белом искрящемся платье. Щелк! - и снова поднимут свои головки давно увядшие лилии. Щелк! - и ты снова с улыбкой даешь автограф высокому брюнету, восторженно глядящему на тебя...
   Но фея так и не появилась, несмотря на пролитые в подушку слезы; роскошные букеты увяли, а брюнет слушает теперь другой чарующий голос... И, исходя из всего вышесказанного, совсем отпадает необходимость всуе щелкать пальцами...
   Как говорила учительница математики где-то еще в средней школе - итак, мы имеем то, что имеем. Жизнь заканчивается, мое весеннее солнышко. Как шоу. Оно должно продолжаться, но я - я, шоумен, - этого не хочу.
   А напоследок надо попробовать все, ведь ты же не станешь спорить со мной?
   Смешно, но когда я училась классе в десятом, моя подруга однажды спросила меня и еще нескольких девчонок, что мы сделаем, если выяснится, что жить нам осталось неделю. Другие девчонки -нормальные люди, заметь - отвечали, что они простятся со всеми близкими, попросят прощения у всех, кого обидели, раздадут долги, сходят в церковь... И тому подобное. Я же, выслушав их ответы, сказала, что напоследок испробую все, что не могла себе позволить раньше. Я попробую наркотики - легкие и тяжелые; гонки на большой скорости по городу на шикарной машине, которую возьму напрокат (неплохо было бы эту машину разбить для полноты ощущения). Наверное, еще ограблю банк, куплю шампанского, наполню им ванну, и буду нежиться в ней целый час. Потом пойду в ресторан, соблазню самого шикарного мужчину, которого только увижу, испробую с ним в постели все, что только нагенерирует мое воображение... Хотя, почему только мужчину - можно и женщину... Ну, ты понимаешь... В общем, все мои фантазии были такого плана...
  

***

  
   - У тя есь сигает? - язык плохо слушался Женю, но женщина понимающе кивнула и протянула белую никотиновую палочку, которую непослушные дрожащие пальцы девушки едва удержали.
   Любовницы закурили.
   Сделав глубокую затяжку, гостья резко с явным наслаждением выдохнула дым и посмотрела на Женю. Юная лесбиянка лежала совершенно обнаженная, раскинув ноги, на наскоро расправленной кровати. Ее стеклянные глаза смотрели в потолок, а лицо совершенно ничего не выражало. Казалось, из девушки скоропостижно вытащили душу, оставив тело в пустоватом одиночестве. Примерно так себя и ощущала в данную минуту Доронина Евгения восемнадцати лет и трех месяцев от роду, случайная любовница этой странной женщины.
   Но осмысленное выражение все-таки вернулось на ее личико, и девушка слабо спросила:
   - Как тя звут?
   Сделав еще одну затяжку, случайная знакомая ответила необычайно для нее длинно:
   - Марина. Не надо ничего говорить, отдохни лучше. Я, сволочь, тебя даже не спросила... Ты в первый раз? Почему такой шок?
   - Типа того. Не знаю. - Женя ответила на вопросы последовательно, что снова вызвало улыбку Марины. - Слуш, почеу ты шеп-шепотом горишь?
   - Это следствие болезни, - глаза женщины сверкнули, но от Жени это благополучно ускользнуло. - И в каком-то смысле поэтому я здесь.
   - Я почустввала, что ты смот-ришь на меня... - Девушка проглотила комок в горле и продолжала уже спокойнее: - Ты правда сразу меня захотела как увидела?
   - Я почувствовала, что ты меня захотела. Этого же достаточно, нет?
   - Да. А как ты узнала, что я тебя не отпихну, не заору...
   - Поверь мне, я своих чувствую. Всегда знала, кто меня отпихнет, кто мне поможет, а кто меня предаст. Чутье у меня такое... - Марина потушила сигарету прямо о подошву собственной туфли и аккуратно положила окурок на пол у кровати. - И я так же, чувствую, что именно ты сможешь меня понять...
   - Понять?
   - Я тебе что-то расскажу... Только обещай меня не перебивать.
   И Женя без малейших колебаний дала это обещание...
  

***

  
   - Когда я закончила говорить, на меня молча смотрели пять пар глаз. Затем одна из девчонок молча покрутила пальцем у виска, одна восхищенно прошептала "ну ты даешь!", а остальные так и остались стоять молча.
   Больше мы не говорили на эти темы.
   Но кто же мог подумать, что столько лет спустя я попаду в придуманную тогда ситуацию. Моя жизнь заканчивается, как шоу. И я правлю бал. У меня нет неизлечимой болезни, которая сведет меня в могилу через неделю, нет. Я - сама себе неизлечимая болезнь. Я сама себе устанавливаю сроки... А подогревает мой интерес то, что я дала себе месяц на все про все. Потом, по моему тайному договору с собой, шоу непременно должно закончиться.
   Но я пошла все же немного дальше своих школьных фантазий. Я перепробовала все наркотики, какие смогла достать и ощущения, испытанные мною не передать никакими словами. Я несколько раз под видом разбитной панкушки-наркоманки ходила на рокерские сейшены и переспала с несколькими панками разных мастей и возрастов. Машину для своих безумных гонок я не взяла в прокате, а просто угнала. Роскошный мужчина после ночи со мной не вернулся домой. Девушка, которую прочили мне в преемницы, - тоже. Об ограблении Южуралбанка слышал весь город, а я все еще гуляю на свободе... Куш был большим, поэтому ванну я наполнила не шампанским, а очень дорогим красным вином... Ты - заключительная часть моих похождений...
   Ты - это то, что их завершит. Такого у меня еще не было. Ты - моя первая и последняя женщина в этой жизни. Как это ни смешно...
  

***

  
   Женя не видела в этом ничего смешного:
   - Почему тебе смешно, Марина? Что тут смешного?
   Женщина перевернулась на спину и внимательно посмотрела в потолок.
   - Я много думала... Кем я буду, когда перестану быть собой, когда умру? Каким-то животным? Или птицей? Если птицей, то я хотя бы в следующей жизни наконец смогу петь... А если никем? - Марина повернула голову и пронзительно посмотрела Жене в глаза. - А если никем? Вообще никем. Меня просто не будет. И вообще после этого момента, когда обо мне можно будет сказать "она умерла", вообще ничего не будет? Ничего не изменится для этого мира вообще. Все будет как было, и я своей жалкой смертью ничего не прибавлю и не убавлю. - Она нахмурилась: - Как и своей жизнью, впрочем...
   - Так живи, Марин! - воскликнула девушка и села на постели.
   - Зачем?
   - А зачем тебе умирать? Умереть никогда не поздно...
   - Жень... Ты никак не можешь понять... Видимо, это я плохо объясняю...
   У меня раньше было то, что позволяло мне чувствовать себя живой, любимой и нужной. Я жила, дышала полной грудью, получала от жизни удовольствие... А сейчас этого нет, из-за проклятого северного ветра, которому приспичило подуть в тот день. Из-за моей тупости, потому что я как обычно решила, что ничего не случится из-за 20 минут, проведенных в одном халатике на жутком морозе. Из-за этого ублюдка, которого я любила, потому что ему приспичило уйти именно в тот день... Из-за кучи вещей... Раз! - пневмония. Раз! - осложнения. Раз! - и нету больше голоса. Раз! - вот и меня больше нет! Finita la comedia... Все.
   Она помолчала немного и продолжала уже спокойнее:
   - На самом деле, я умерла уже тогда, когда вернулась домой... С посиневшими руками и ногами, головной болью, сильным насморком и высокой температурой. А осознала это потом, в больнице, под капельницами, растерзанная врачами, исколотая десятками игл... Вот тогда я поняла, что моя последняя премьера, прошедшая накануне, - "Евгений Онегин", партия Татьяны - действительно последняя. И больше ничего подобного никогда уже не будет. Когда я спрашивала у врачей, смогу ли еще когда-нибудь петь, они только разводили руками... Удивляясь... Почему это еще не очевидно для меня... Из их слов следовало, что сильно повреждены голосовые связки, и даже говорить прежним звонким голосом я никогда больше не смогу. И мое некогда роскошное сопрано - слышишь? - теперь это жалкий хрип, похожий на последний хрип умирающего. И это правда, это на самом деле последние слова человека, стоящего одной ногой в могиле. Со времени моей выписки из больницы прошел месяц. Как раз завтра годовщина. И я думаю, что достаточно уже копчу небо, не принося ни пользы кому-то, ни радости себе самой. Надо закругляться.
   Она подняла руку, пресекая Женины возражения.
   - Не надо. Ты только не говори мне о людях, потерявших руки, ноги, зрение, слух, об инвалидах, которые борются за жизнь, и радуются ей несмотря ни на что. Не рассказывай мне про Паралимпийские игры... Про эти деревянные победы, пластмассовые медали и всеобщее сострадание под маской радости за "чемпионов"... Людям хочется быть лучшими. Но они - лучшие среди слабейших. А мне это не нужно. Мне не нужны эти жалкие подачки, и это не амбиции говорят во мне... Возможно, это гордость, но зачем жить без гордости? Как жить без нее? Я была лучшей, и пусть уж останусь такой в памяти людей. Не хочу заканчивать свою жизнь так медленно и жалко, как это мне светит, понимаешь? Не хочу дымить и чадить, но не гореть... Это унизительно. Как унизительно для королевы прислуживать в трактире пьяным рыбакам. Именно на это меня обрек тот ублюдок, когда уходил. Он этого не знал, конечно, он не ожидал, что я кинусь за ним... Откуда он мог знать... Но все же это он. Однако сейчас уже нет смысла кого-то винить. Повторю, милая моя Женя, мне надо закругляться.
   Мы же каждый - хозяин своей судьбы. Я тоже. И завтра я все закончу. Я уже решила... У меня давно припасен револьвер, достался еще от отца. Маленький итальянский револьвер. И всего три патрона к нему. Мне хватит.
   - Только Бог решает, когда мы уйдем... не мы сами, - сказала Женя так тихо, что казалось она соперничает с Мариной в тишине голоса. - Или ты в него не веришь?
   - После всего, что я сделала, мне выгоднее будет не верить... По христианским канонам для меня и ад - курорт. Забудь, Женя... Христианская мораль для меня не эталон и не ориентир. Мне не интересна религия, от нее одни комплексы. А раз так, то давай я сама все решу, не Бог.
   И Марина рывком встала с постели.
   Пятнадцать минут спустя они уже стояли в коридоре - очевидно, женщины виделись в последний раз. Марина поправила плащ на плечах, взяла свою маленькую черную тканевую сумку.
   - Ну... Прощай, - тихо и как всегда хрипловато сказала она. - Прощай, милая моя, и спасибо, что выслушала мою историю. Ты единственная знаешь ее как есть. - Губы Марины искривила усмешка. - Историю одной маленькой королевы, которая была слишком горда, чтобы жить дальше... Я надеюсь, у тебя все будет хорошо...
   - Я постараюсь... Прости, что не могу помочь... Единственное о чем я жалею...
   - Неважно. Все у меня прекрасно. Женя... Жень! Ну не надо. Не плачь... - Марина порывисто обняла юную лесбиянку за шею и они долго целовались, стоя на пороге. Женя плакала в голос, не желая успокаиваться. И как только за певицей закрылась дверь, кинулась к окну, даже не вытирая слез, чтобы хотя бы проводить взглядом свою случайную королеву.
   Она увидела Марину почти сразу. Она показалась в дверях подъезда, ступила на верхнюю ступеньку лестницы... Женя непроизвольно считала ее шаги, глотая соленые слезы... Но внезапно, когда Марина была ровно на середине крыльца, ее каблук неудачно скользнул по обледеневшей ступеньке, нога подвернулась, черным облаком взвился плащ, отлетела в сторону маленькая сумка... Секунды спустя все было кончено...
   Постояв с минуту в полной неподвижности, Женя закрыла форточку и медленно вышла из комнаты.
  

KiRane

5 апреля - 13 июля 2005 г.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"