Я застыл, выбирая, где жизнь, а где смерть,
но плясали в глазах огоньки
и мешали сумятицей мне рассмотреть,
для кого заказали венки.
Чье-то знамя, по ветру стелясь, по глазам
желтой тканью стегало меня.
И тогда современнику тихо сказал:
"Выручай, брат, не вижу я дня".
От спасенья его я навеки ослеп
и отдался движенью на звук.
Пусть безвкусна вода, но безвкусен и хлеб,
и его выбивают из рук.
И почувствовал я, как сдвигается твердь
черной сотней кривых рычагов.
Это смерть. Приходящая памятью смерть.
Это ужас кровавых веков.
1.9.89