Воронина Виктория Анатольевна : другие произведения.

Ричард Глостер Король английский

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главный герой повести, герцог Ричард Глостер не может похвастаться внешней красотой, но во власть его обаяния попадают все женщины, с которыми сводит его судьба. После смерти жены Ричард настолько глубоко скорбит, что отказывается от всяких мыслей о личном счастье. Однако неожиданная встреча с прелестной девушкой меняет его представления о жизни. Повесть будет интересна поклонникам любовно-исторических романов Филиппы Грегори и Симоны Вилар.

0x08 graphic

В. Воронина

РИЧАРД ГЛОСТЕР,

КОРОЛЬ АНГЛИЙСКИЙ

Повесть

   Трагическая новость о смерти старшего брата Эдуарда настигла Ричарда на охоте. Герцог Глостер с недоумением посмотрел на посланца, доста­вившего печальную весть. Сорокалетний Эдуард был только на десять лет старше его, и Ричард надеялся прожить с ним всю свою оставшуюся жизнь, пользуясь его поддержкой и советами. В следующую минуту потеря брата отозвалась резкой болью в его груди, и Ричард машинально перевел взгляд на тушу дикого кабана, которого он только что заколол своим кинжалом. Мертвые глаза вепря уже покрыла серая пелена, и на мгновение Ричарду представилось, что он видит перед собой тело своего мертвого брата, чьи глаза также закрылись навеки. Ричард перекрестился, прочел короткую молитву об усопшем и пожелал больше никогда не переживать горечи утраты от смерти близкого человека. Но вспомнив о том, что благочестивый христи­анин никогда не будет просить об этом бога, и будет смиренно принимать все испытания судьбы, нахмурился и велел своей свите готовиться к воз­вращению в замок Ньюкасла, в котором проживал последние два года вмес­те со своей семьей.
   Приветственные крики народа, восторженно встречавшего герцога Глос­тера и его свиту, на минуту согрели сердце Ричарда, и он подумал, что в полной мере заслужил любовь простых людей. Он со своим войском упор­но сражался с шотландцами, препятствуя их набегам на англичан, прила­гал все доступные ему средства, чтобы на севере Англии восторжествовал закон, а не грубая сила, и простолюдины не могли не оценить наступившей безопасности, которая после многих лет смуты казалась им чудом. Да и многие дворяне северных областей были благодарны Ричарду Глостеру за надежду на мирное процветание. Он вполне оправдал доверие своего брата короля Эдуарда Четвертого, и Эдуард, нисколько не сомневаясь, предоставил младшему брату титулы лорда-наместника, адмирала Англии, и вместе с ними неограниченную власть над северной половиной королевства. Ричард успешно правил на севере Англии, и Эдуард мог спокойно решать проблемы власти на юге. Ричарду было горько сознавать, что когда он месяц назад окончательно разгромил шотландцев в последнем сражении и начал надеяться на спокойную счастливую жизнь со своей семьей, умер Эдуард, бывший всю жизнь кумиром Ричарда и его опорой. Герцог понимал, что его ждут трудные времена, - с честолюбивой королевой Елизаветой Вудвилл и ее родственниками у него сложились неприязненные отношения.
   Переехав мост через реку Тайн, свита герцога Глостера въехала в его резиденцию. Ричард первым делом принялся разыскивать свою супругу леди Анну Невилл. Никто не понимал его лучше, чем она, и мысль поделиться с ней своим горем была естественным желанием Ричарда. Правда, на этот раз она могла отказать ему в своем сочувствии - леди Анна откровенно не любила короля Эдуарда, считая его виновным в гибели своего отца графа Уорика. Когда-то граф Уорик был преданным сторон­ником братьев Йорков в их борьбе против Ланкастеров, и самым любящим их родственником, - его родная тетка Сесилия Йоркская была матерью Эдуарда и Ричарда. Но после того как король Эдуард нанес ему непростительное оскорбление, женившись на Елизавете Вудвилл во время сватовства Уорика от его имени к французской принцессе Боне, надменный граф объявил Эдуарда недостойным короны и поклялся отомстить ему за свой позор. Он перешел на сторону изгнанной королевы Маргариты Анжуйской, которую прежде считал своим смертельным врагом, и обручил свою младшую дочь леди Анну с ее сыном принцем Эдуардом Ланкастером. Но удача отвернулась от графа Уорика, - в междоусобной войне погибли и он, и принц Эдуард Ланкастер. Для беззащитной леди Анны со смертью отца и жениха наступили тяжелые времена. Дочь Уорика была объявлена дочерью предателя и бунтовщика, лишенной права на свою долю наследства, которую захватил муж ее старшей сестры Изабеллы герцог Георг Йоркский, и она испытала много притеснений от своих недоброжелателей. От дальнейших лишений Анну спас только Ричард Глостер. Он с детства симпатизировал своей кузине Анне Невилл, и без раздумий предложил ей свою руку, которую она приняла с благодарной готовностью. Признанию их брака немало способствовала мать Ри­чарда герцогиня Йоркская, в свою очередь возмущенная недостойной женитьбой Эдуарда на вдове простого дворянина Грея. Чтобы умиротворить родственников король Эдуард дал согласие на брак младшего брата, и все же леди Анна, став герцогиней Глостер, не могла простить ему перенесенного горя. Ее неприязнь к королю Эдуарду стала одной из причин, по которым Ричард согласился принять в управление северные области Англии.
   Ричард нашел герцогиню уже облаченную в черное траурное платье и об­легченно вздохнул, - как бы леди Анна не относилась к его умершему брату, ее преданность ему, Ричарду, оказалась выше ее ненависти к покойному. На ее лице отражалась непритворная скорбь, ее глаза смотрели на него участливо и выражали желание уменьшить по возможности его горе. Их былые препирательства по поводу отношения к Эдуарду были забыты. Ричард со слезами поцеловал жену, она же прижала его голову к себе, словно этим жестом хотела укрыть его от постигшего его несчастья.
   - Ничего, Дик, ничего, - шептала Анна, ласково гладя его по волосам. - Никто не умирает окончательно, бог по своей милости еще позволит вам встретиться, мы только не знаем когда это будет и как.
  -- Анна, я остался один из рыцарей Йорков, - сокрушенно проговорил Ричард. - Врагов у нашей семьи много, родня же королевы Елизаветы алчна.
  -- Вы, мой супруг, одолели могущество Ланкастеров, поверьте, вам ничего не стоит справиться с этими ничтожными Вудвилями, - в голосе Анны прозвучало презрение высокородной леди, когда она говорила о родственниках королевы. - Я верю в вас!
  -- Ты женщина разумная, и дай бог, твоя вера в меня не напрасна, - Ричард распрямился, приободренный поддержкой жены. - Давай подготовимся к обеду, не будем заставлять детей ждать нас.
   Ричард также переоделся в траурное платье, и спустился в обеденный зал с таким спокойным выражением лица, по которому нельзя было догадаться о боли, терзающей его изнутри. Леди Анна сопровождала его также спокойная, но ее омраченные глаза говорили о семейном горе. Но, в любом случае они должны подавать своим детям и челяди пример стойкости перед жизненными невзгодами.
   За большим дубовым столом уже собрались их ежедневные сотрапезники. Девятилетний сын Эдуард в сопровождении своего воспитателя подошел к родителям за благословением, и леди Анна не смогла удержаться от того, чтобы не коснуться его макушки коротким поцелуем - своего единственного сына она любила без памяти. За своей долей родительского внимания поспешила и дочь Кэтрин. Сердце Ричарда сжалось при виде дочери - одиннадцатилетняя девочка уже явно начала превращаться в девушку, чего ему решительно не хотелось. Насколько сильно он желал, чтобы его сыновья скорее выросли и возмужали, настолько ему хотелось, чтобы Кэт навсегда осталась его малышкой и ничего не знала бы кроме его отцовской любви. Слишком много примеров наблюдал Ричард, какой немилосердной была жизнь в средневековой Европе для женщин. 'Междоусобные войны приводили к тому, что множество из них становилось жертвами насильников и грабителей; именно женщины и их маленькие дети первыми умирали от различных болез­ней и подвергались всевозможным унижениям. Ричарду оставалось только надеяться, что ему удастся надежно обеспечить будущее Кэтрин.
   Благословив дочь, Ричард коротко поприветствовал капеллана, своих приближенных и нескольких юношей из благородных дворянских семей, которые воспитывались в его доме с надеждой получить рыцарское звание из его рук. Пустым оставалось только место Джона, его незаконнорожденного сына, который, как и Кэтрин, был плодом юношеской любви Ричарда до его брака с леди Анной Невилл.
   - Гью, вы не знаете где мой сын Джон? - спросил Ричард у сына барона Латимера, постоянного товарища всех игр и проделок Джона Глостера.
   Гью Латимер вскочил и поспешно ответил:
  -- Он остался смотреть новых лошадей, которых вы купили на днях, мой господин.
  -- Разве ему не сообщили о смерти нашего повелителя короля Эдуарда Четвертого? - нахмурился Ричард.
  -- Господин, Джон заявил, что выбор коней не менее важное дело, чем оплакивать покойников, - смутился юный Латимер. С одной стороны ему не хотелось подставлять друга, с другой стороны авторитет герцога Глосте­ра был так велик, что никто из приближенных никогда не лгал ему.
  -- Вы можете сесть, Гью, - спокойно сказал Ричард, и обратился к капеллану. - Отец мой, прочтите молитву за упокой души нашего возлюбленного короля Эдуарда.
   Капеллан с готовностью встал и начал читать молитву. Все присутствующие принялись повторять за ним слова, и стойко держались, не смотря на величину молитвенного правила.
   После того как прозвучало "аминь", двери распахнулись и стража пропустила тринадцатилетнего юношу с веселым лицом, отдаленно напоминающего Ричарда в том же возрасте. Джон единственный из присутствующих не был одет в черную траурную одежду, и он откровенно радовался тому, что пропустил длинное унылое молебствие, воплощая собой торжество жизнелюбивой юности. Ричард, глядя на него, сознавал, что у него не хватит духу быть с ним суровым. Джон единственный вел себя так словно не было гонца с трагической вестью, и он постоянно напоминал Ричарду о счастье первой любви, которую он испытал к его матери, прелестной леди Бланш Уэд.
   Ричард увидел Бланш при дворе своей матери герцогини Сесилии, и ее красота произвела на него столь неотразимое впечатление, что он не хотел замечать остальных дам, какими бы достоинствами они не обладали. Саму Бланш Ричард поначалу не привлек, его в отличие от его братьев трудно было назвать красавцем, одно его плечо было выше другого из-за травмы при родах, когда повитухе, чтобы помочь уже немолодой герцогине Йоркской родить, пришлось вытаскивать Ричарда из материнского лона. Но, несмотря на отсутствие внешней красоты, Ричард, в чем убедилась леди Бланш, обладал тем безграничным личным обаянием, до которого было далеко его более удачливым старшим братьям. Он умел говорить более проникновенные слова любви, чем самые искусные трубадуры и вдохновенные поэты, и с каждым разом, расставаясь с Ричардом, Бланш все больше мечтала о новой встрече с ним. Красавица думала - она знает о любви все, но Ричард подарил ей такие более глубокие и утонченные переживания нежного чувства, что весь мир стал видеться ей в более сияющем свете. Все чаще Ричард говорил во время их тайных свиданий о необходимости узаконить их отношения. Сначала Бланш не воспринимала его предложение всерьез, она знала, как горда мать Ричарда герцогиня Сесилия Йоркская, и понимала, что она никогда не согласится на брак своего сына с ней, ее придворной дамой. Но время шло, любовь увеличивалась в сердце Бланш и, благодаря этому чувству, невозможное стало казаться возможным. Когда она родила сына Джона, то позволила Ричарду обратиться за разрешением на брак к герцогине Йоркской и королю Эдуарду. Хотя король Эдуард был склонен согласиться выполнить просьбу младшего брата о браке, герцогиня Йоркская, как предвидела Бланш, пришла в гнев и выгнала ее из своего дома с запрещением видеться с членами семьи Йорков. Несмотря на почтение к матери, Ричард в этом случае пренебрег ее запретом, и продолжал встречаться со своей возлюбленной, пока у них не родилась Кэтрин. Рождение дочери заставило Ричарда слова настойчиво добиваться разрешения на брак с леди Бланш. Но герцогиня Йоркская заняла непримиримую позицию и заявила, что еще один недостойный брак одного из ее сыновей ее убьет. Напуганный перспективой близкой кончины матери по его вине, Ричард отступился от своего намерения и тем самым разбил все надежды леди Бланш, возымевшей такое отвращение к жизни, что она ушла в монастырь. Потеряв желание жить, в скором времени возлюбленная Ричарда умерла.
   Оставшись с двумя детьми на руках Ричард, ощущая свою вину за их сиротство и незавидное социальное положение, поклялся окружить их двойной заботой, а также не иметь больше незаконных любовных связей, приводящих к трагическим последствиям. Леди Анна помогала ему в воспитании его старших детей тем более охотно, что кроме сына Эдуарда она больше никого не могла родить, что ее удручало. Пасынок и падчерица в какой-то мере замещали ей нерожденных детей, и она испытывала к ним спокойную привязанность, хотя и не такую сильную как к своему родному сыну.
   И все же трепетное отношение к старшему отпрыску не гарантировало тому, что Ричард будет смотреть сквозь пальцы на его вызывающее поведение, и когда он направился к отцу, чтобы поцеловать его руку, заметил:
   - Вы показали, Джон, что не намерены вести себя как подобает дворянину, очевидно, вы собираетесь сделать карьеру конюха. Но мне хотелось бы знать - достаточно ли в вашем сердце любви ко мне для сочувствия моему горю по моему безвременно умершему брату. Вы даже не потрудились сменить свою одежду на более подобающий печальному случаю траур.
  -- Я люблю вас, отец, и приложу все свои усилия к тому, чтобы вы забыли свое горе, - весело отозвался Джон, бесстрашно глядя на отца. Ричард, желал знать все сокровенные мысли и чувства своих детей, никогда не прерывал их в разговоре и позволял им свободно высказываться с тем, чтобы вернее наметить линию их воспитания. Его внимательное отношение к детям еще сильнее привязывало их к нему.
  -- Если вы, юноша, будете вести себя подобным образом, то моя скорбь еще больше усугубится, - заметил Ричард.
  -- Так что мне брать пример с этого тихого мышонка? - спросил Джон, отпуская легкую затрещину своему младшему брату, послушно следовавшему за столом всем указаниям своего наставника. Болезненный малыш Эдуард залился слезами. Джон считал Кэтрин недостойной своего внимания и никогда не дразнил ее, зато не упускал случая задеть младшего брата и посмеяться над ним.
   - Отец, Джон снова обижает меня, - пожаловался мальчик Ричарду.
  -- Не плачь, Эд, ты вырастешь, и я научу тебя достойно отвечать на обиду, - ласково сказал Ричард своему любимцу, казалось, вовсе не замечая выходки своего старшего сына.
  -- Эдуард, ты должен более мужественно встречать нападки. Как ты сможешь противостоять врагам нашей семьи, если даже безобидное поддразнивание своего брата встречаешь потоком слез, - сделала замечание леди Анна, желавшая, чтобы ее маленький болезненный сын походил на мощных и неустрашимых рыцарей ее семьи Невилл.
  -- Эду есть с кого брать пример, матушка, с нашего отца, который так горюет по своему несравненному братцу Эдуарду, что ни разу не улыбнулся, хотя я ему поменял соль на сахар. Ей-богу, он бы вас всех давно заразил своей скорбью, если бы не я, - подхватил Джон, с аппетитом уплетая подрумяненный кусок кабана, заколотого сегодня Ричардом.
  -- Знаешь, Джон, я пожалуй ошибся насчет тебя, ты готовишься не конюхом стать, а шутом, - задумчиво сказал Ричард, мысленно задавая себе вопрос, что он упустил в воспитании Джона, что тот так равнодушен к памяти его покойного брата.
  -- Кто это претендует на мое место? - встрепенулся шут Джарвик, который до сих пор молчал, опасаясь еще больше растревожить горе своего господина.
  -- Найдется, кому исполнить твои обязанности, шут, если ты отлыниваешь от дела, - крикнул Джон, бросая в Джарвика кабаньей костью. - Уже час идет, а ты ни словечка не сказал, чтобы отвлечь своего хозяина от его скорби.
  -- Что ж, я, пожалуй, тоже как наш герцог Глостер буду рыдать и биться о стену головой, когда мне скажут, что я получил власть над Англией, глубокомысленно заметил Джарвик.
  -- Правду говорят - выслушай дурака и понимай все наоборот, - вздохнул Ричард, заканчивая, обед чаркой бургундского вина, - Сегодня мы слушали двух шутов, но их участь будет разной. Джон, ты последуешь за капелланом, пусть он назначит молитвы для твоего покаяния, чтобы ты мог искупить свою дерзость, А ты, Джарвик, ступай на кухню, там тебя ждет кувшин отборного красного вина для поддержания твоего здоровья.
   Шута не нужно было упрашивать идти на кухню, он помчался туда вприпрыжку, а вот Джон, пробормотав "Слушаюсь, отец" нехотя побрел за капелланом за наложенным на него наказанием. При всем своем озорстве Джон знал, когда нужно подчиниться Ричарду, поскольку больше всего на свете боялся, что отец может выгнать его и лишить своего общества.
   Ричард, встав из-за стола, подозвал дворецкого и дал ему поручение послать гонцов ко всем знатным лордам севера Англии, чтобы известить их о смерти короля Эдуарда и приказать им дать присягу верности его старшему сыну Эдуарду Пятому. Так герцог Глостер начал выполнять свое обещание данное покойному брату сделать его наследника королем.
   - Те лорды, которые откажутся без уважительной причины явиться в Ньюкасл, будут считаться изменникам и врагами дома Йорков, - закончил Ричард свое распоряжение.
   Надежда Ричарда на поддержку династии Йорков северной английской знати оправдалась, - приехали почти все приглашенные, кроме старого лорда Уэнора, разбитого ревматизмом. Вместе с ними Ричард со своей семьей присутствовал на заупокойной мессе и все дали клятву верности новому королю 0x08 graphic
Эдуарду Пятому.
   Обеспечив надежный тыл на севере, Ричард начал собираться в Лондон, зная, что завещание покойного брата назначает его опекуном несовершеннолетнего Эдуарда Пятого и лордом-протектором королевства. Предвкушение путешествия не доставляло удовольствие Ричарду, оно сулило ему неприятные встречи с заносчивыми Вудвиллями и долгую разлуку с семьей. Впервые он отправлялся в долгую дорогу без леди Анны, с которой, не разлучаясь, прожил десять лет, и все эти десять лет она была единственной женщиной, которую он знал. Ричард добровольно хранил супружескую верность и ни разу об этом не пожалел. Слишком хорошо помнил он свои душевные терзания, когда он метался между своей матерью и леди Бланш, не в силах примирить интересы этих двух дорогих ему женщин. Ему казалось немыслимым переступить через сыновнюю почтительность, и невозможным предать доверие своей возлюбленной. Эта неопределенность не могла длиться вечно, и он сделал выбор в пользу матери, о чем впоследствии не раз сокрушался. Женясь на леди Анне, Ричард твердо решил про себя, что больше не допустит борьбы двух любовных чувств, не допустит, чтобы у него была любовница, претендующая на него. Желание любовных утех со многими женщинами лишает возможности искренне любить одну из них. Его сердце должно быть отдано только супруге Анне, и только она должна быть сосредоточием его супружеской нежности и заботы. Даже если он повстречает женщину во много раз краше своей герцогини, это не должно смущать его, недаром Христос сказал: "Только одна женщина может быть женой мужчины, все остальные сестрами для него". Если Анна состарится, заболеет, потеряет свою красоту, все равно она останется для него единственной женщиной на свете, поскольку он отдал много своих душевных сил на укрепление их супружеского союза, и был готов отдать еще столько же. Чуткая Анна сознавала преданность мужа и сторицей возвращала ему благодарностью за все его заботы. Она жила только ради него, разделяла все его радости и печали, понимая его с полуслова. Ему же была нужна именно такая женщина с благородной натурой. Ричард не помнил случая, когда жена отказала бы ему в просьбе.
   Анна, заметив подавленное настроение Ричарда, ободряюще шепнула ему на прощание:
   - Дик, как только ты обустроишься в каком-нибудь месте, я тут же приеду к тебе с детьми.
   Ричард немного успокоился, и спустился к сводчатому проходу над аркой, ведущему во двор, где его ожидала охрана. Ждущий его конный отряд отличался слаженностью и добротной экипировкой. Оружейники королевских мастерских в Гринвиче научились делать доспехи и оружие не хуже своих континентальных коллег, и рыцари герцога Глостера были обладателями отличных бригатин - доспехов, наклепанных на суконную основу, новых арбалетов и полуторных мечей с характерным делением рукоятки на две части - цилиндрическую у гарды и коническую у противовеса. Их головы защищали прочные шлемы-салады, сделанные с подвижными нащечниками; и, также рыцарей предохраняли от возможных ударов прочные щиты с фамильными гербами. Над отрядом развевался багровый флаг герцога Глостера с изображением белого вепря. На языке геральдики Вепрь был символом нарастающей мощи, и Ричард выбрал для него белый цвет своего рода, означающий непорочную чистоту.
   Шестьсот рыцарей представляли собой незначительную силу против королевской армии, но их по праву можно было назвать лучшими бойцами из лучших. Обычно благородные сквайры северных графств неохотно поступали в армии знатных феодалов в качестве рыцарей. Торжественный обряд посвящения в рыцари и воинское снаряжение стоили целого состояния, а страна была разорена длительной междоусобицей Алой и Белой роз. Но если герцог Глостер замечал способного молодого человека, он посвящал его в рыцари за свой счет, и не жалел денег на вооружение своих воинов. Рыцари в ответ на заботу герцога Глостера отвечали ему небывалой преданностью, и Ричард мог надеяться, что с их помощью он справится со всеми кознями врагов. Да и его невестка Вудвилл по малочисленности его воинов поймет, что он не злоумышляет против нее. И Ричард отправился в Нортгемптон, чтобы встретиться с юным племянником-королем, проходившим учебу в Лудлоу, и вместе с ним ехать в Лондон, на коронацию.
   В Нортгемптоне его встретил лишь герцог Бекингэм, который сообщил плохие новости. Королева Елизавета уничтожила завещание своего покойного мужа о назначении Ричарда Йорка регентом королевства. Дорсет, ее сын от первого брака, захватил арсенал и королевскую сокровищницу в Тауэре. Приказы королевского Совета были подписаны лордом Риверсом, братом королевы. Другие Вудвилли начали вооружать войска и снаряжать корабли на Ла-Манше. Из всего сказанного следовало, что королева-мать и ее приближенные твердо решили не допустить Ричарда к исполнению его обязанностей и самим захватить власть до совершеннолетия Эдуарда Пятого. Но было много вельмож, которые не желали правления партии алчных Вудвиллей, способных покуситься на их владения. Во главе их стояли герцог Бекингэм и лорд Хейстинг. Они пообещали поддержку Ричарду в борьбе против Вудвиллей и присоединили свои войска к его свите. В Стрэдфорде Ричард со своими союзниками настиг лорда Риверса, сопровождавшего юного короля, и арестовал его за сопротивление законной власти, стараясь одновременно успокоить племянника, изрядно напуганного столкновением двух своих дядей. Юный Эдуард внял внушениям своего старшего родственника по отцу - Ричарду удалось пробудить в нем фамильную гордость Йорков, которая возобладала над кровью Вудвиллей, и юный наследник доверился герцогу Глостеру, взявшему на себя роль его проводника на пути к трону.
   Они въехали в Лондон четвертого мая, и Эдуард удивился отсутствию матери и ее свиты. Через час он и герцог Глостер узнали, что королева Елизавета с остальными детьми заперлась в Вестминстере. Вудвиллей никто не захотел поддерживать ни народ, ни даже нанятые ими войска, и королевский Совет объявил герцога Глостера регентом.
   До умиротворения разбушевавшихся страстей Ричард решил за лучшее от­дать юного короля под временную опеку лондонского епископа, а сам по­селился в городской резиденции Йорков - Бейнард-касл. Там регент занялся подготовкой к коронации Эдуарда Пятого, которая должна была состояться 22 июня.
   Вскоре к нему приехала мать, герцогиня Йоркская. Как и сам Ричард, она долгое время не появлялась в Лондоне, предпочитая жить в фамильных владениях из-за неприязни к королеве и ее родственникам, которые оттеснили при дворе Эдуарда Четвертого истинных Йорков и их верных слуг. Многочисленные внуки несколько примирили ее с существованием королевы Елизаветы, но все равно она не могла простить сыну Эдуарду его недостойный брак с ней. Когда ее средний сын Джордж, герцог Кларенс заявил о своих притязаниях на английскую корону, она открыто приняла его сторону. Герцогиня не побоялась публично заявить о своей супружеской измене, о том, что настоящий отец Эдуарда был ее любовник, а не ее покойный муж герцог Йорк, и, следовательно, Эдуард не по праву занимает трон, и ему следует со своей Елизаветой удалиться в сторону. Но взбешенный Эдуард никому не собирался отдавать свою корону, он признал герцога Кларенса изменником, приговорил его к смертной казни и лишил его детей прав наследства. Ричард в этом семейном споре поддержал Эдуарда, он не поверил своей матери, зная, как упорно она настроена против своего старшего сына и невестки. Хотя он тоже был недоволен родством с Вудвиллями, преданность старшему брату, одержавшему блестящую победу над их смертельными врагами Ланкастерами, снова взяла верх. Впрочем, Ричард пытался всех помирить и даже добился от Эдуарда отмены публичной казни для Джорджа.
   Но вскоре герцог Кларенс умер в Тауэре при неясных обстоятельствах, и сокрушенная герцогиня Йоркская, забрав с собой его осиротевших детей, надолго покинула Лондон.
   Теперь, после первых приветствий, герцогиня Йоркская принялась язвительно попрекать Ричарда теми событиями пятилетней давности, будто вина за гибель Джорджа лежала всецело на нем, и совсем не упоминала своего старшего сына Эдуарда, словно это не он скончался месяц назад, а Джордж.
  -- Как, Ричард, вы довольны сложившейся ситуацией? - держала она свою обличительную речь. - Вудвилли порядком намутили воду в королевстве, эти ничтожные незнатного рода людишки, - и, похоже, хорошенько растрясли государственную казну. Все это произошло при вашем прямом попустительстве, вы ведь всеми силами старались поддержать вашего братца Эдуарда и всю его негодную семейку, которая вот-вот приведет нас к полному краху.
  -- Успокойтесь, матушка, я назначен регентом и постараюсь в скором времени навести порядок, - мягко произнес Ричард.
   Старая герцогиня только махнула рукой,
  -- Да уж, ты со своим добросердечием наведешь порядок, - проворчала она. - Стоит какому-нибудь Вудвиллю заплакать перед тобой, так ты последнюю рубашку с себя снимешь и отдашь ему.
   - Вы напрасно не верите мне, матушка, - взгляд Ричарда стал жестким.
   - Изменников и предателей я буду карать без всякой пощады.
   - Дай-то бог, - вздохнула герцогиня Йоркская, и в ее глазах, устремленных на младшего сына, наконец-то мелькнула материнская нежность.
   -Ты выглядишь уставшим, Дик, - ласково сказала она.
  -- Стараюсь, чтобы на английском троне был Йорк, а не Вудвилл, - пошутил Ричард. - Наш маленький Эдуард уже начинает сознавать, что значит быть потомком Плантагенетов, и он пытается держать дистанцию от родни своей матери.
  -- Надеюсь, он не повторит прискорбных ошибок своего отца, - веско произнесла герцогиня Сесилия.
  -- При постоянном обществе такой бабушки как вы это невозможно, - улыбнулся Ричард. - Моя госпожа, позвольте мне увидеться с Уориком и Маргарет.
   Герцогиня милостиво дала ему разрешение повидать детей покойного брата Джорджа, и Ричард нашел, что они очень выросли и находятся в добром здравии, только их манеры отличала некоторая неуверенность, свойственная детям, лишенным родительской ласки. Ричард, заметив это, уверил детей в своей готовности заменить им отца, и предложил им в любой нужде обращаться непосредственно к нему. После визита он написал письмо леди Анне, в котором много места было уделено Уорику и Маргарет. Она тоже очень интересовалась детьми, поскольку их покойная мать была ее старшей сестрой, и не раз выражала желание разделить опеку над ними.
   Пятого июня свершился долгожданный приезд леди Анны в Лондон, и Ричард со своей семьей переехал жить в другой столичный дом Йорков Кросби-плейс. Общество жены, ее поддержка как никогда были нужны Ричарду поскольку обстановка в столице Англии заметно обострилась. Вудвилли и их вассалы не смирились с потерей власти и, как старший сын королевы маркиз Дорсет, покидали страну, чтобы вести борьбу против Ричарда Глостера, подобно изгнанным Ланкастерам во Франции. Активизировались и участились военные стычки. Кроме того, Ричард поссорился со своими союзниками лордом Хейстингом и герцогом Бекингэмом. В беседе с ним они потребовали захвата имущества Вудвиллей, рассчитывая поживиться за счет их немалого состояния. Ричард отказал им ведь подобный шаг еще больше обострил бы его отношения с королевой Елизаветой, а она как-никак была матерью Эдуарда Пятого, и заявил, что собирается считаться только с законом и своей совестью. Обманутые в своих ожиданиях могущественные лорды решили, что такой неуступчивый и независимый регент не соответствует их интересам, и хорошо было бы устранить его со своего пути,
   Десятого июня верные сторонники герцога Глостера донесли ему о заговоре против него лорда Хейстинга, графа Стэнли и Илийского епископа Джона Мортона. Ни минуты не медля, Ричард арестовал заговорщиков и назначил над ними суд - страх за свою семью заставлял его действовать решительно и беспощадно. Граф Стэнли покаялся перед ним и был им прощен. Епископа Мортона отправили в изгнание. Но Ричард не смог простить лорда Хейстинга, бывшего другом его юности, не смог забыть его предательства и вероломства. Хейстинг был казнен спустя неделю после ареста, но Ричард не конфисковал имущество мятежника, а передал его вдове и детям Хейстинга.
   Ричард все еще переживал измену своего бывшего друга, когда из Бейнардз-касл явился посланный от герцогини Йоркской с просьбой посетить ее, и Ричард немедленно отправился к матери.
   В покоях герцогини Йоркской пахло лечебными снадобьями, тяжелые бархатные занавеси закрывали окна, и темные старинные стены освещались слабым пламенем камина и пятью горящими свечами, вставленными в высокий позолоченный канделябр. Усохшая фигура герцогини, одетой в фиолетовое платье, совершенно терялась в широком, обитом штофом кресле.
  -- Как ваше здоровье, моя госпожа? - осторожно осведомился он, видя, что герцогиня Йоркская неважно выглядит, и явно чем-то подавленна.
  -- Оставь в покое мое здоровье, Ричард, я должна поговорить с тобой о более важных вещах, - резко сказала герцогиня Сесилия.
   Ричард покорно занял кресло напротив матери и приготовился слушать ее длинные речи.
   - Говорите, матушка, и я постараюсь выполнить все, что вы мне предложите, поскольку ваша воля для меня закон, - сказал он.
   Но, не смотря на то, что герцогиня Йоркская любила поговорить, на этот раз она не спешила начать разговор. Наконец она собралась с духом и начала:
   - Ричард, я давно наблюдаю за тем, что происходит вокруг и пришла к
выводу, что королем должен стать не маленький Эдуард, а ты!
   Ричард, ожидавший от матери какой угодно речи только не таких слов, подумал, что он ослышался и попросил мать повторить сказанное. Когда она выполнила, его просьбу, он растерянно проговорил:
  -- Матушка, я не могу поверить, что вы предлагаете мне стать узурпатором и отнять наследие ваших собственных внуков.
  -- Как раз это у тебя есть законные основания претендовать на английский престол, Ричард, и благодарить за все сложности и опасности нашего положения мы должны твоего любимого брата Эдуарда, - хмуро произнесла герцогиня Йоркская. - Его брак с Елизаветой Вудвилл незаконен, его дети незаконнорожденные, потому что он обвенчался с вдовой дворянина Грея, будучи женатым на леди Элеоноре Батлер.
   Но Ричард не поверил матери, считая ее рассказ очередной сказкой женщины, мечтающей сокрушить Вудвиллей, которых она ненавидела.
   - Матушка, этого не может быть, - мягко возразил он. - Ни дети Эдуарда, ни он сам не могут быть незаконнорожденными. Я никогда не поверю, что ты изменяла моему отцу. Все знают, как горячо и преданно ты его любила.
   - И, тем не менее, измена была, хотя она случилась не по моей воле, - тихо сказала герцогиня, и прижала руку к своей груди, словно желая унять боль своего сердца. - Это произошло в Руане. Однажды я как обычно отправилась спать, твердо уверенная в том, что мой муж скоро ко мне присоединится. Мое ожидание оправдалось, я провела страстную ночь любви, но утром выяснилось, что провела я ее с незнакомцем, чье лицо даже не видела. Герцогу накануне пришлось так срочно выехать по делам службы, что он даже не успел предупредить меня о своем отъезде. Вскоре я почувствовала под сердцем Эдуарда, и никто не переубедит меня в том, что он не сын того негодяя, который обесчестил меня. Теперь я всегда сплю с открытым светом, прогоняющим обман. Что касается леди Элеоноры Батлер, то если ты не веришь мне, то прочитай документы английского парламента, в них отмечен ее брак с Эдуардом. Он тайно женился на ней, посколь­ку эта девушка стойко сопротивлялась и не желала быть его любовницей. Иногда я думаю, прости Господи, что королевская власть была нужна Эдуарду только для того, чтобы лишать невинности девиц и отнимать жен у своих подданных.
  -- Но почему я ничего не знаю о леди Элеоноре? - спросил Ричард, подавленный потоком неприглядных семейных тайн, который мать обрушила на него.
  -- Венчание Эдуарда и леди Батлер произошло, когда тебе исполнилось двенадцать лет, ты был слишком мал для того, чтобы знать о недостойных похождениях брата, - сухо ответила герцогиня Сесилия. - Когда я принялась упрекать Эдуарда за этот поспешный и неосмотрительный брак, который не делал чести Йоркскому дому, он рассмеялся и заявил, что не считает свою женитьбу серьезной, и добьется развода, как только покончит с Ланкастерами. В самом деле, он бросил леди Элеонору вскоре после первой брачной ночи, и ей не оставалось другого выхода, как уйти в монастырь. Так же обстояло дело со сватовством к леди Елизавете Вудвилл. Эдуард женился на ней, рассчитывая позабавиться ею некоторое время, тем более что этот второй его брак был недействительным, но вышло иначе. Елизавета приобрела неограниченное влияние, и Эдуард, в самом деле, захотел стать ее законным супругом. Он спешно отправил священников в монастырь, чтобы добиться у леди Элеоноры развода и узаконить свой второй брак, но не успел. Леди Элеонора Батлер к тому времени уже умерла, и умерла она законной супругой Эдуарда. Эдуарду не хватило духа обнародовать позорные обстоятельства своей женитьбы и привести факт ее существования в соответствие с законом, и он решил скрыть их, рассчитывая на преданность епископа Батского, который обвенчал его с леди Батлер, и на мое молчание. Хотя я не люблю Елизавету Вудвилл, в данном случае мне было жаль ее, ведь она порядочная женщина и верила в законность своего супружеского союза. Мне казалось несправедливым заставить ее расплачиваться за грехи Эдуарда, но сейчас я жалею об этом, поскольку ее сына сейчас собираются возвести на престол, когда живы за­конные представители дома Йорков.
   - Даже если ты говоришь правду, матушка, все равно мои претензии на английский трон выглядят прямой узурпацией власти, - подавленно проговорил Ричард. - Весь народ Англии видит в моем племяннике Эдуарде единственного законного наследника трона, и никто не подозревает сомнительности его происхождения.
  -- Не забывай, твой брат Эдуард также незаконнорожденный, он не сын твоего отца герцога Йоркского, - напомнила мать.
   -Тогда мне придется публично обвинить его в этом, а для меня, матушка, будет пыткой порочить ваше имя, - содрогнулся Ричард, страстно же­лая, чтобы мать отказалась от своих замыслов.
  -- Я стойко переживу свой собственный позор и людские насмешки, но не переживу падения и гибели дома Йорков, - жестко проговорила герцогиня.
  -- Матушка, вспомните, как сильно вы любите принцев Эдуарда и Ричарда, как гордитесь тем, что они ваши внуки. Неужели вам не жаль лишать их наследства? - умоляюще произнес Ричард, - Как вы думаете, что они будут о вас говорить, когда узнают, что именно вы, их любимая бабушка, лишили их блестящего будущего, которое они считают своим по праву. Вы подумали о том, что они могут нас обоих возненавидеть смертельной ненавистью?
   Герцогиня побледнела и снова прижала руку к своей груди.
   - Не терзай мое сердце, Ричард, оно и так исходит болью за них, - глухо сказала она. - Ты не представляешь, как много я думала об этом, и как нелегко мне было принять решение. Но поверь, другого выхода нет. Если мы коронуем маленького Эдуарда, Вудвилли не успокоятся, пока не изведут всех Йорков, наших родственников Невиллей, и не завладеют имуществом Уорика, Маргарет и твоих детей! Запомни, Ричард, ты сохранишь свою жизнь и свободу, только если сам станешь королем. И перестань сомневаться и малодушествовать, кто, в конце концов, мужчина в нашей семье - ты, могущественный герцог тридцати лет, или я дряхлая старуха, уже стоящая одной ногой в могиле!
   Упрек матери словно отрезвил Ричарда, избавил его от всех сомнений, главным мотивом слов и поступков герцогини Йоркской была неустанная забота о процветании своих детей и внуков, а отстаивание интересов семьи Ричард считал главным делом своей жизни. Когда он понял, что его мать и он сам хотят одного и того же, и герцогиня Йоркская права почти во всей своей оценке сложившейся ситуации, его сердце исполнилось твердости и он сказал:
  -- Избави меня бог, чтобы я хоть в чем-то ослушался вас, матушка. Надеюсь, вы и вперед не будете оставлять меня своими советами.
  -- Я послала письмо епископу Батскому с приказом немедленно раскрыть тайну первого брака Эдуарда на королевском Совете, - сообщила герцогиня Всесилия, и все ее морщинистое лицо выражало непреклонную решимость бороться с врагами. - Он уже в пути, так что, Ричард, готовься к тому, что в очень скором времени ты станешь королем.
   Ричард после этих слов ушел, испытывая двойственное чувство восхищения своей матерью, проявившей редкую силу духа, и тягостного предчувствия грядущих несчастий. Положение было настолько плохим, что как бы он не поступил, все равно его ожидали плачевные результаты. Но Ричард уже выбрал путь, указанный ему матерью, и был твердо намерен пройти все испытания судьбы.
   Девятого июня Стиллингтон, епископ Батский, на собрании вестминстерских лордов, представляющих собой королевский Совет, заявил, что преж­де чем Эдуард женился на Елизавете Вудвилл, он, Роберт Стиллингтон, обвенчал его с леди Элеонорой Батлер.
   Ричарда, присутствовавшего на этом собрании, занимало главным образом не то, как воспримут знатные лица королевства эту новость, одобрительно или отрицательно посмотрят на его притязания, а отношение к нему его племянника Эдуарда. Для ребенка все, что происходило на Совете, несомненно, стало большим ударом. Накануне Ричард долго думал, как не пустить его на собрание, но так и не мог найти благовидного предлога, чтобы не пустить наследника своего брата на Совет, где должна была обсуждаться его коронация. А ведь юный Эдуард уже начал доверять ему, искренне и от всего сердца ища дядиного внимания: он тоже все сильнее привязывался к мальчику, перенеся на него свою любовь к умершему брату. И ему страшно было подумать, как неприглядно он выглядит в глазах доверившегося ему ребенка, и что сказал бы сейчас покойный брат Эдуард, поручивший ему опеку над своими детьми. Хотя Ричард убедился в том, что у его матери было достаточно оснований желать устранения старшего сына от решающего влияния на судьбу их рода и дела королевства, он сохранил преданность умершему Эдуарду, вспоминая только хорошие его черты.
   В довершение всего этого позора после того как епископ Батский представил Совету письма Эдуарда Четвертого и свидетелей его венчания с леди Батлер, Ричард был вынужден для подкрепления своих прав, заявить, что покойный король был рожден от неизвестного отца. Теперь в глазах людей он выглядел законченным алчным честолюбцем, не погнушавшимся выставить на позор родную мать ради собственной выгоды.
   При первой же возможности, когда закончился злополучный Совет, Ричард, ни на кого не глядя, удалился к себе, рассчитывая побыть в одиночестве и хоть отчасти вернуть себе душевное равновесие. Но долго быть наедине с собой ему не удалось. Как только Ричард, задыхаясь, сорвал с себя верхнюю парадную одежду, постучался оруженосец и доложил, что Эдуард Пятый хочет видеть регента Глостера. Ричард застыл в нерешительности, затем покорно махнул рукой и разрешил племяннику войти в свои покои. В конце концов, от этого испытания ему никуда не уйти.
   Юный принц нерешительно переступил порог комнаты, словно размышляя, стоит ли идти дальше и не лучше уйти сейчас, пока не открылось нечто страшное, способное навсегда разбить его сердце и заставить его потерять веру в разумное начало земной жизни. При этом он не сводил настойчивого вопросительного взгляда с Ричарда, пытаясь понять, что он представляет собой на самом деле - любящего родственника или коварное лицемерное чудовище.
  -- Дядя, - тихо проговорил принц Эдуард, все еще сомневаясь, стоит ли ему вообще начинать разговор. - Как ты мог так со мной, поступить? Ты ведь обещал сделать меня королем, зачем же ты берешь корону, предназначенную мне?
  -- Эд, ты слышал, что сказал епископ Батский? Дети двоеженцев не имеют прав на корону, - глухо произнес Ричард.
  -- Но отец не мог так обманывать мою мать, меня, всю Англию! - в отчаянии крикнул мальчик.
   - Скорее твой отец обманывал самого себя, не желая помнить свое прошлое,- грустно заметил Ричард.
   - А я считаю эти разговоры о якобы незаконном рождении, моем, моего брата и моих сестер наветами и интригами, подстроенные подкупленными вами людьми, - упрямо заявил юный Эдуард, продолжая прямо смотреть на дядю. Тот невольно улыбнулся несгибаемости своего племянника - чужая храбрость всегда внушала ему уважение.
   Ричард подошел к мальчику поближе и взял его за плечи.
   - Можешь мне верить или не верить, Эд, но знай, ты мне дороже любой короны. А твою же, как ты говоришь, корону я взял для того, чтобы вернее защитить тебя и всю нашу семью от многочисленных врагов здесь в Англии и за морем. Я знаю, сегодня я потерял твою любовь, потому что нельзя любить человека, которому не доверяешь, - тут голос Ричарда задрожал, на его глазах показались слезы. - Но я буду терпеть твою ненависть и твое презрение, так как для меня важно, чтобы ты остался жив, был в безопасности, и надеяться, что когда-нибудь я верну себе твое доверие.
   Искренность Ричарда, его непритворное выражение любви произвели решительную перемену в поведении мальчика, - он разом отмел все свои подозрения, и забыл о своем негодовании.
   - Тебе не придется долго ждать, дядя, я верю тебе, верю всем твоим словам, - пылко воскликнул маленький принц. - И матушке я скажу, что ты ни в чем не виноват, я буду стараться, чтобы вы помирились.
   Ричард почувствовал такое облегчение, словно был грешником, которому прощались многочисленные грехи, и даровалось райское блаженство. Благодарные слезы с новой силой полились с его глаз, он крепко прижал к себе мальчика, не желая его от себя отпускать. Теперь не имело значения, кому из них должна достаться корона - они понимали, что оба они Йорки, и у них одна вера, одни чувства и одни общие надежды. Эту минуту подлинного единения Ричард и юный Эдуард запомнили навсегда, воспоминание о ней влияло на их отношения в будущем. И Ричард пожалел, что его брат Эдуард не прожил хотя бы еще пять лет до возмужания своего наследника. Тогда бы мальчик не находился под сильным влиянием родственников своей матери как сейчас, более справедливо и объектив­но относился к спорам английской знати, и Ричарду не было бы необходимости выдвигать свои притязания на королевский трон Англии.
   Вопрос об избрании Ричарда королем был решен в парламенте положительно. Принцы Эдуард и Ричард Йоркские были признанны незаконнорожденными, а дети герцога Кларенса были лишены прав, поскольку их отец был объявлен по закону изменником и бунтовщиком. Реакция Вудвиллей и их сторонников была явно негативной, они открыто протестовали против назначения нового преемника на трон. Особенно бурным было возмущение королевы Елизаветы, на которую не могли повлиять уговоры ее старшего сына помириться с Ричардом. Она снова развила бурную деятельность: слала воззвания к своим сторонникам во все концы страны, искала новых союзников в борьбе против герцога Глостера, и сумела договориться о союзе с самим Генрихом Тюдором, графом Ричмондом, посулив ему в жены свою старшую дочь Елизавету, которая отныне считалась невестой предводителя партии Ланкастеров.
   Для наведения в стране порядка, Ричард запросил из Йорка свои войска и обратился за помощью к своему кузену лорду Невиллу. При виде его превосходящей военной мощи немногочисленные сторонники королевы были вынуждены умолкнуть и отступить. Теперь ничто не могло помешать коро­нации Ричарда Глостера и его жены Анны Невилл.
   Церемония коронации проходила 6 июля в Вестминстерском аббатстве, и она была самой многолюдной коронацией, которую только знали современ­ники Ричарда, поскольку он в своем стремлении вернуть стране гражданский мир почтил своим приглашением многих сторонников Ланкастеров.
   Яркий солнечный свет лился через цветные витражи многочисленных окон огромного Вестминстерского аббатства, делая богатую одежду собравшейся английской знати еще более роскошной и нарядной. Ричард поддерживал рукой побледневшую от волнения Анну Невилл, и думал о том, что коронация очень напоминает ему его вступление в брак с Анной одиннадцать лет назад, только сейчас он венчается не с Анной, а с не менее дорогой его сердцу Англией, процветание которой было его давней мечтой.
   Внезапно Ричард увидел то, что никак не могли заметить остальные при­сутствующие в храме. Легкое, едва обозначенное, светящееся облачко отделялось от купола собора, и поплыло над головами людей к алтарю, не останавливаясь и не задерживаясь, легкой струйкой пара. Перед алтарем оно чуть заколебалось, но опустилось на Анну Невилл, благоговейно смотревшую на образ Искупителя Христа. Анна, ничего не почувствовала, но Ричард, который не доверял обычной человеческой премудрости и ощущал не видимую мистическую связь между многими явлениями и людьми, понял, что представилось его взору, хотя раньше он считая подобное всего лишь сказочной легендой. Когда-то ему рассказывали в детстве, что дух-покровитель Англии появляется в момент коронации истинного монарха для его благополучного царствования, и вселяется либо в какой-либо предмет, либо в подходящее живое существо, и пока эти носители находятся в целости и сохранности, жизни и царствованию короля ничего не угрожает. Еще рассказчики прибавляли, что видеть духа-покровителя Англии может только чи­стый сердцем король, чья совесть не запятнана ни одним преступлением.
   Раньше Ричард не очень верил в эту сказку, ничего подобного видеть ему не приходилось, но сейчас, когда он стал свидетелем этого явления, он осознал, что живет на острове, окутанном древней светлой магией, охраняющей Англию от зла и несчастья. Ричард с удвоенным пылом принялся благодарить на коленях Бога за все его милости к нему до тех пор, пока его голову и голову его жены не покрыли королевские короны, и хор не запел "Тебя, Бога, хвалим",
   Коронационный день закончился посвящением избранных сквайров в рыцари и раздачей щедрой милостыни нищим. Затем Ричард с новой королевой предпринял поездку по Англии. Они посетили Оксфорд, Глостер, Вустер, Йоркшир. Всюду население встречало их радостно, приветствуя в их лице твердую власть, способную обуздать своеволие и бесчинства злодеев.
   Осенью Ричарду уже пришлось противостоять нападению Ланкастеров и их наемников. Они привели целую флотилию с французской армией на борту. Сторонники Вудвиллей готовы были к ним присоединиться в Солсбери, Экстере и Брекноке, но подавляющее большинство англичан осталось верным королю Ричарду Третьему, и не поддержало иноземных пришельцев. Этот факт и плохая погода в море, разбросавшая и потрепавшая многие корабли заставили Генриха Тюдора отступить.
   Но гораздо больше этого вражеского нападения Ричарда встревожило вы­ступление канцлера Франции в Туре перед представителями Генеральных штатов, уговаривающего их оказать помощь Генриху Тюдору. Обвинение было настолько порочащим, что и менее щепетильный в вопросах чести человек, чем Ричард Третий, и то пробудился бы к действию. Оно гласило: "Обратите, пожалуйста, внимание, на события, что произошли в этой стране после смерти короля Эдуарда. Вы увидите, что дети его, уже большие и храбрые, безнаказанно умерщвлены, и корона его передана убийце по благосклонности народной".
   Мера безопасности, предпринятая Ричардом, когда он спрятал сыновей Эдуарда, чтобы их не захватили сторонники Вудвиллей, обернулась против него обвинением, хуже которого не придумаешь - обвинением в их убийстве. Ричард решил во избежание этих порочащих его слухов как можно ско­рее помириться с вдовствующей королевой Елизаветой и восстановить мир в семействе Йорков.
   Поначалу гордый и неприступный вид Елизаветы Вудвилл не располагал к откровенному разговору. Она всячески старалась подчеркнуть, что считает своего деверя наглым самозванцем, беззастенчиво укравшим корону ее старшего сына. И раньше их отношения были далеки от идеала, поскольку Ричард, как и его мать, герцо­гиня Йоркская, считал женитьбу Эдуарда на вдове лорда Грея неподходящим браком для Йорка. Королева Елизавета знала это, знала она также, что Ричард по мере своих возможностей старался не допускать ее родственников к власти, что и обусловило ее враждебное к нему отношение. Но теперь Ричард решил быть терпимым, не напоминать королеве Елизавете об их прошлых взаимных обидах, ни в чем не обвинять ее и добиваться ее расположения.
  -- Добрый день, сестра моя, - ласково произнес Ричард, подходя к королеве Елизавете, неподвижно сидевшей в своем кресле. - Я давно мечтал о нашем семейном согласии и пришел сюда с надеждой осуществить это свое желание.
  -- Вам не стоило трудиться, милорд, и тратить время на беспомощную вдову, которая все равно ничего не сможет вам сделать, - неприязненно сказала королева Елизавета, бросая на Ричарда мрачный взгляд, удивительно гармонирующий с ее траурным платьем. - О каком согласии может идти речь, если мы с вами не доверяем друг другу?
  -- Если вы попробуете поверить мне, то сможете убедиться, что поверили мне не зря. Я теперь помазанный король Англии, и сам Бог будет способствовать моей заботе о вас, - предложил Ричард, надеясь пробудить в невестке способность к здравому смыслу. Но королеву Елизавету от его слов передернуло как от приступа боли.
   - О, я не напрасно не доверяла тебе, Ричард, и всеми силами пыталась отговорить Эдуарда от назначения тебя регентом, - с яростью проговорила она, - К сожалению, я оказалась права, ты не только захватил власть и отнял наследие моих детей, но и опозорил и нас, и свою собственную мать. У тебя черное сердце, Ричард, даже не надейся, что я когда-нибудь поверю тебе!
   Ричард не стал напоминать Елизавете Вудвилл, что истинной причиной устранения ее от власти стала алчность ее родственников, не на шутку встревожившая многих знатных лордов. Он почувствовал, что любое обвинение будет в штыки принято этой женщиной, потерявшей голову от горя, и решил говорить о том, что было близко им обоим, и даже взять всю вину за их трения на себя.
  -- Вы правы, сестра моя, предвзято ко мне относясь, и я заслужил ваш гнев, - покорно сказал он, садясь на ступеньку кресла возле ее ног. - Да, я в свое время пытался не допустить союза между вами и Эдуардом, теперь я понимаю, что совершал великий грех, стараясь разлучить такую любящую и преданную друг другу пару. Вы и я любили Эдуарда больше всех на свете, и не можем утешиться от скорби по нему в объятиях друг друга, поскольку вы справедливо видите во мне врага. Я раскаиваюсь в том, что я не принял вас как сестру после свадьбы с Эдуардом, но я хочу исправить этот грех и сказать, что как бы вы не относились ко мне в дальнейшем, я всегда буду о вас заботиться как самый преданный брат.
  -- В последнее время вы совершили много такого чего нельзя простить,- в волнении произнесла королева Елизавета. - Неужели вас не мучила совесть, когда вы забирали корону у моего мальчика?!
   - Сестра моя, давайте представим себе, что свершилось ваше желание, и наш принц Эдуард был бы коронован, - предложил ей Ричард. - Ваши братья, дяди, сыновья Грей не успокоились бы, пока не уничтожили меня и моих сторонников, а победу в этой войне вполне мог одержать и я. Нашей смутой воспользовались бы Ланкастеры для начала войны за английскую корону. Лордам, которые до сих пор не брали участия в военных столкновениях, пришлось бы выбирать, на чьей они находятся стороне, и тогда бы в Англии началась настоящая бойня, длящаяся до по­лного уничтожения одной из сторон. Беспорядками в нашей стране вполне бы могли воспользоваться шотландцы, французы и воинственные датчане. Как вы думаете, много шансов у двенадцатилетнего мальчика-короля уце­леть в этой тотальной войне, если он не то, что свою страну, самого себя не может защитить. Почему-то вы думаете, что корона это обязательная гарантия власти, благополучия и счастья, но это далеко не так. Корона иногда бывает знаком обреченности жертвы на мучительную смерть, достаточно вспомнить несчастного безумного короля Генриха Шестого. Подумайте над моими словами, и в случае необходимости всегда обращайтесь ко мне, - Ричард слегка поклонился невестке и вышел из ее покоев, оставив ее в глубокой задумчивости.
   Поразмыслив над услышанным, королева Елизавета была вынуждена признаться самой себе, что Ричард во многом был прав, и его поступки были поведением честного человека, заботящегося о благе всех членов своей семьи. Через два дня она послала за Ричардом, и когда он пришел, она бросилась к нему со словами, что полностью вручает его опеке и саму себя и своих детей. Ричард тогда ощутил радость большую, чем при своем короновании, - еще одно сердце повернулось к нему с любовью, что он ценил гораздо больше своего высокого положения. Елизавета же впервые за долгие месяцы страха и волнений почувствовала покой и умиротворение, чувствуя, что она действительно приобрела верного и надежно­го защитника, готового бескорыстно протянуть ей руку помощи.
   После примирения с королевой Елизаветой Ричард Третий публично зая­вил о том, что он будет заботиться об детях Эдуарда Четвертого как о своих собственных детях. Принцев Эдуарда и Ричарда отправили в Лудлоу продолжать образование, королева Елизавета и ее дочери покинули свое убежище и возобновили светскую жизнь, посещая все приемы и балы, устраиваемые Ричардом Третьим. Разумное и тактичное поведение королевы Анны Невилл почтительно обращавшейся с вдовствующей королевой, окончательно примирило Елизавету с новыми монархами. Она даже начала обсуждать с Ричардом Третьим перспективу брака их детей, и они договорились до того, что возможно единственная дочь Ричар­да Кэтрин выйдет замуж за сына королевы маркиза Дорсета, а наследник Ричарда Третьего Эдуард обвенчается со второй дочерью королевы Сесиль, поскольку старшая, Елизавета, уже была просватана за Генриха Тюдора, графа Ричмонда. Елизавета Вудвилл написала письмо своему старшему сыну от первого брака маркизу Дорсету с просьбой вернуться в Англию и помириться с Ричардом, уверяя его, что король не причинит ему ни малейшего вреда. Но маркиз Дорсет предпочел остаться во Франции, сбитый с толку предостережениями изгнанных врагов Ричарда, убеждавших его в необычайном коварстве нового короля.
   Согласие между королем и Елизаветой Вудвилл бесило заклятого врага Ричарда Третьего Илийского епископа Мортона, который подумывал, не добавить ли к своему измышлению о тайном убийстве сыновей Эдуарда Четвертого обвинение Ричарда в колдовстве, ибо ему непостижимым образом удалось склонить на свою сторону вдовствующую королеву, которая его прежде ненавидела.
   В дни встреч с королевой Елизаветой, Ричард имел сомнительное удовольствие познакомиться с еще одной женщиной, с которой проводил свои ночи Эдуард Четвертый, с его любовницей Джейн Шор. Он не раз замечал в Вестминстере молодую женщину, которая, не занимая никакой должности, вольготно чувствовала себя при дворе, и шныряла во все уголки дворца подобно крысе, водя со всеми знакомство. Ричард недоумевал также, почему эта женщина смотрит на него с вожделением. Он навел справки о ней и узнал, что она была любовницей не только покойного короля, но и казненного им лорда Хейстинга.
   Джейн Шор еще в отрочестве была выдана замуж за развращенного старика, и потеряла всякое представление о нравственности и морали. Природа наделила ее необычайно красивой внешностью: при густых светло-каштановых волосах она имела завораживающие чуть раскосые зелёные глаза, а ее точеная, в меру полная фигура сводила с ума всех мужчин. Джейн Шор видела цель своей жизни в том, чтобы быть фавориткой могущественных вельмож, имевших силу и власть исполнять все ее прихоти и желания. После казни лорда Хейстинга она сразу решила сделаться любовницей Ричарда. Осуществить немедленно ее намерение помешала поездка нового короля по Англии, но теперь она снова вернулась к своему прежнему плану. Джейн Шор предполагала, что одержать любовную победу над Ричардом Третьим ей не составит никакого труда, ей не придется бороться с его другими любовницами, поскольку у Ричарда не было увлечений на стороне, а королева Анна отнюдь не отличалась красотой леди Хейстинг.
   Воодушевленная этими мыслями, Джейн Шор попросила аудиенции у короля с целью приступить к его соблазнению. Ричард как раз рассматривал первый пробный экземпляр книги сэра Томаса Мэлори с повестями о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, который он предназначал в подарок леди Анне. Он и его жена очень любили рыцарские романы и романтические истории, и Ричард заранее предвкушал наслаждение, которое он с королевой получит от чтения. К тому же книга Мэлори была необычна тем, что была не написана от руки на пергаменте, а отпечатана на бумаге Кэкстоном, и текст отличался необычайной четкостью и доходчивостью.
   Но книгу пришлось отложить в связи с приходом Джейн Шор, - Ричард ни­когда не отказывал своим подданным, обращающимся к нему за помощью.
   - Чем я могу помочь вам, мадам? - как, можно приветливее спросил у Джейн Ричард, стараясь не вспоминать о том негативном впечатлении, которое на него произвело ее прошлое. Слабая женщина сейчас обращалась к нему с просьбой о помощи, и он собирался выполнить ее, насколько это было в его силах.
   - Вы в чем-то нуждаетесь, не так ли?
   - Вы правы, ваше величество, только вы сможете мне помочь, - развязно ответила Джейн Шор, стараясь подойти к королю как можно ближе. - Сейчас моя постель по ночам холодна, и если по справедливости, то это вы должны ее согревать.
   - Что вы имеете и виду? - нахмурился Ричард.
   - Ваше величество, вы казнили красавчика лорда Хейстинга, который служил мне единственным утешением в моей вдовьей доле и в скорби по безвременной кончине нашего возлюбленного короля Эдуарда, - с шутливой плаксивостью проговорила Джейн Шор. - Теперь вы просто обязаны поддержать меня в моих невосполнимых потерях, тем более, что последняя прои­зошла по вашей вине.
   Подобного отсутствия стыда у женщины Ричарду еще не приходилось видеть, даже продажные девицы вели себя гораздо скромнее и сдержаннее. Особое отвращение ему внушала неизменная готовность Джейн Шор пробуждать в мужчинах самые низменные похотливые желания. Этой способностью она яв­но гордилась.
  -- Мадам, вы отдаете себе отчет, с кем вы говорите? - опомнившись, спросил Ричард, желая как можно скорее покончить со своим разговором с Джейн Шор.
  -- Конечно. Я говорю с мужчиной, с которым сегодня ночью узнаю все любовные наслаждения, созданные богом, - сладострастно произнесла Джейн, сбитая с толку первоначальной благожелательностью Ричарда, обычно проявляемой им к просителям.
   - Ваши удовольствия подлежат ведомству дьявола, мадам, и я больше не собираюсь терпеть ваше общество, - жестко сказал король, и рот Джейн Шор раскрылся от удивления. Непонимание людей с благородной натурой сыграло с ней злую шутку, и она не знала, что внутреннее содержание Ричард ценит больше привлекательной оболочки. Он оказался первым мужчиной, на которого не подействовали ее чары, и этот мужчина разрушил все ее планы.
   Король схватил ее за руку, и вытащил из своей комнаты со словами:
   - Я запрещаю вам показываться в королевских резиденциях Вестминстера и Тауэра. Если вы нарушите мой запрет, то ваше пребывание в дальнейшем ограничится тюремными застенками.
   Стражники увели разочарованную и разозленную Джейн Шор, но Ричард продолжал думать о ней. Эта женщина представилась ему более опасной, чем он думал вначале, и он пожелал узнать все подробности ее жизни. Узнав, что король Эдуард ради нее основательно опустошил государственную казну, Ричард решил хотя бы частично компенсировать эти затраты и велел конфисковать поместье, которое Эдуард подарил Джейн Шор. Теперь она ненавидела Ричарда и за пренебрежение к ней, и за потерю имущества, и в своих ругательствах могла посостязаться с епископом Мортоном, засевшим в кройландских болотах вдали от карающей руки Ричарда Третьего. При всех своих пороках Джейн Шор обладала большой смелостью и не упускала случая публично осыпать бранью короля Ричарда. Особенно ему был памя­тен случай, когда она бросилась к нему при его выезде из ворот Сент-Олбанского аббатства. Ричард едва смог удержать своего коня, чтобы он не затоптал орущую женщину, но животное продолжало нервничать и беспокойно перебирать копытами, поскольку Джейн Шор, крича словно фурия, кружила вокруг них, явно не замечая опасности, пока в пылу ярости не свалилась в огромную грязную лужу, освобождая им дорогу.
   Ричард считал за лучшее не обращать внимания на выходки Джейн Шор, думая, что со временем ей надоест преследовать его. Но забыть Джейн Шор было непростым делом. Вскоре она вскружила голову его главному юристу Тому Лайному, и тот обратился к Ричарду с просьбой дать королевское согласие на его брак с Джейн Шор. Король отнюдь не обрадовался такому повороту событий. Он считал, что недобрая и безнравственная женщина разрушит жизнь добродушного Лайнома, и кроме того он терял ценного советчика по юридическим вопросам, поскольку тот попал под полное влияние Джейн Шор, и король больше не мог доверять ему как прежде. А именно Том Лайном помог Ричарду при оформлении новых законов, отменяющих вымогательство "добровольных пожертвований", покровительствующих английской торговле и развитию ремесел, наказывающих за насильственную выдачу женщины в замужество. Благодаря новым законам парламент Ричарда Третьего стал самым терпимым и свободным, чем прежде. Ричард, в стремлении к всеобщему благу, ввел право поручительства и запрещение под страхом наказания влиять на присяжных в суде. Ричард сделал попытку спасти Тома Лайнома от необдуманного брака и обратился за помощью к лондонскому епископу.
   - Не было границ моему удивлению, когда я услышал от Тома Лайнома о его желании соединиться браком с женой Шора. Очевидно, она свела его с ума, если, кроме нее, он больше ни о чем и ни о ком не хочет думать, - сказал он ему.
   - Мой дорогой епископ, непременно пригласите его к себе и постарайтесь вразумить его. Если же вам это не удастся и церковь не возражает против их брака, то и я дам ему свое согласие.
   Епископ выполнил просьбу короля и переговорил с Лайномом, но влюбленные, как правило, не поддаются уговорам, и Том Лайном твердо стоял на своем венчании с соблазнившей его женщиной. Ричард остался верен своему обещанию и дал согласие на этот брак. Не смотря на то, что он не испытывал к Джейн Шор никаких добрых чувств, он все же не захотел лишать ее шанса стать добропорядочной женой и матерью.
   Проблемы с Джейн Шор и стычки с нею были единственными неприятностями Ричарда на конец осени, едва задевавшие его, и он решил воспользоваться представившейся ему возможностью провести желанный досуг в кругу своей семьи. Король стал больше уделять внимания матери, жене, своим детям, осиротевшим детям своих братьев, пригласил в гости свою старшую сестру герцогиню Суффолкскую с сыновьями.
   В заботе Ричарда Третьего о своих родных и близких проявлялась вся суть его натуры и рыцарского отношения к окружающим. Ричард особо не наказывал за прегрешения, обо всех заботился, всегда был готов поддержать любого обратившегося к нему за помощью, но замечал любую мелочь и досконально исследовал подробности всех жизненных обстоятельств. Ричард тяготел к скромности, к тщательному исполнению своих обязанностей, и не упускал случая сделать благородный жест. Для своих подчиненных он был хорошим начальником, а для детей понимающим воспитателем. Все лица, находившиеся под его опекой, могли рассчитывать на стабильность и надежность своего жизненного благополучия, поистине он был для всех "отцом родным". Самая заветная мечта Ричарда состояла в том, чтобы люди относились к нему с такой же любовью, с какой он относился к ним.
   Рождественские подарки своим родным Ричард выбирал с намерением дос­тавить им удовольствие, с учетом их личного вкуса. Он и королева Анна в праздники посетили детей покойного короля Эдуарда Четвертого. Их встретили с подлинной радостью, словно не было тревожного лета с дворцовым переворотом. Только вторая дочь королевы Елизаветы Вудвилл так и не могла простить дяде, что ее семья утратила свое первое место при королевском дворе, и не вышла приветствовать новых монархов. Сесиль тайком сбежала на удаленную от главных покоев дворцовую галерею, где час спустя ее нашла ее старшая сестра, которая желала продемонстрировать подаренную ей Ричардом дорогую меховую накидку из редкого в Англии серебристого русского соболя. Елизавета Йоркская не поддерживала возмущения младшей сестры, она полностью разделяла мнение своего отца Эдуарда, безоговорочно доверявшему Ричарду. Старшая принцесса Йоркского дома всегда испытывала сильнейшую привязанность к дяде, отличающемуся благородством поведения, и у нее, в отличие от остальных членов ее семьи, воцарение Ричарда не вызвало никакого внутреннего протеста. Она даже приняла его как должное, веря, что возвышение нового короля из ее рода послужит благу всех Йорков.
   - Почему ты здесь топчешься на морозе, Сесиль? - удивилась Елизавета. - Идем скорее обратно, дядя Ричард и королева Анна принесли всем замечательные подарки.
  -- Элизабет, разве тебе приятно видеть, как они занимают положение, которое принадлежало нашему брату и матери? - неприязненно вздернула вверх свой носик Сесиль. Но Елизавету ничуть не смутили ее слова. Старшая дочь вдовствующей королевы обладала на редкость счастливым характером, позволявшим ей во всех обстоятельствах видеть только хорошие стороны.
  -- Вот тебе-то вроде не на что жаловаться, Сесиль! - ласково улыбнулась младшей сестре Елизавета. - Ты ведь помолвлена с их наследником, нашим кузеном Эдуардом.
   - Хилый плаксивый мальчишка, терпеть его не могу, - скривилась Сесиль. Как все здоровые дети, она не понимала слабости своего болезненного товарища, и приписывала его нездоровье несовершенству его натуры.
  -- Зато он очень добрый мальчик и, благодаря браку с ним ты когда-нибудь станешь королевой Англии, - примирительным тоном заметила Елизавета. - А когда я выйду замуж за Генриха Тюдора, графа Ричмонда, то буду везде уступать тебе первое место и склоняться перед тобой в глубоком поклоне.
  -- Если так, тогда я согласна его терпеть, - сказала Сесиль, польщенная блестящей перспективой своего будущего. Она и восхищалась Елизаветой, и завидовала ей, поскольку сестра со спокойным достоинством всегда могла продемонстрировать ей свое нравственное превосходство. Елизавету Йоркскую ничуть не задевали строптивость и капризы Сесиль, она во всех случаях жизни мягко, но настойчиво заставляла младшую сестру придерживаться пристойного поведения. Сесиль возмущалась давлением со стороны Елизаветы, но, в конце концов, всегда подчинялась старшей сестре, которую без памяти любила. Она тоже не могла оставаться в стороне от всеобщего обожания старшей дочери Эдуарда Четвертого и Елизаветы Вудвилл. Елизавета Йоркская со своей добротой, учтивостью и необычайно привлекательной внешностью по праву заслуживала любовь всех окружающих ее людей. Ее чудесная улыбка могла сделать обаятельным самое некрасивое лицо, ее же юную красоту она делала просто неотразимой. В глубине души Сесиль отчаянно мечтала как можно больше быть похожей на старшую сестру, и она сердилась оттого, что ей не удавалась эта затея. Вторая принцесса приписывала свою неудачу маленькому росту; она заказывала себе туфли на самых высоких каблуках, но и на них она не могла дотянуться до своей высокой, статной сестры. Но упоминание о блестящем браке с престолонаследником польстил ее тщеславию, и создал иллюзию, что она, наконец, достигнет превосходства над Елизаветой.
  -- К тому же дядя Ричард тебя очень любит, он расстроился, когда сегодня не застал тебя, - Елизавета поспешила закрепить благоприятную перемену в настроении своей сестры. - Зная, как ты обожаешь верховую езду, он подарил тебе богатую конную сбрую и уздечку, украшенную драгоценными камнями. На коне ты будешь выглядеть как настоящая королева.
   - Я хочу немедленно видеть свои подарки, - оживилась Сесиль, но Елизавета задержала ее, шепнув: - Подожди немного, нам нужно поприветствовать нашего кузена, Джона Глостера.
   Старший сын Ричарда Третьего, заметив принцесс на дворцовой галерее, приветственно махал им своей шляпой. Елизавета благосклонно улыбнулась ему и слегка присела в поклоне. Сесиль же сделала вид, что не замечает кузена и высокомерно отвернулась в сторону. Джон Глостер не стал дожи­даться, когда принцесса Сесиль вспомнит о правилах приличия. Он вскочил на коня и в сопровождении своей свиты отправился на верховую прогулку.
  -- Как ты могла не поприветствовать нашего двоюродного брата, Сесиль!- упрекнула ее Елизавета. - Нехорошо ссориться с ним.
  -- Он всего лишь бастард моего дяди-узурпатора и какой-то незначительной придворной дамы моей бабушки, тогда как я дочь короля и королевы Англии. Мне вообще не подобает замечать его, - пренебрежительно ответила Сесиль, и Елизавета подумала о том, что вместе с именем их бабушки Сесиль унаследовала и ее вызывающую гордыню. Тем не менее, Елизавета постаралась образумить младшую сестру и смягчить ее нрав.
   - Сесиль, сейчас Джон всеми признанный сын царствующего короля, наши родные братья не упускают случай засвидетельствовать ему свою дружбу и почтение, - сказала она. - Пойми, от нашего поведения зависит благосостояние нашей семьи, и неразумно ссориться с членами семьи нашего дяди Ричарда. Я подойду к Джону и объясню ему, что твое поведение было недоразумением, а ты, будь добра, извинись перед ним и веди себя с ним любезно.
   Сесиль нехотя пообещала старшей сестре выполнить ее требование, но на большом рождественском балу, данным Ричардом Третьим в честь своей сестры герцогини Суффолкской, ее натура не позволила ей принести своему презираемому кузену настоящее извинение, она говорила так высокомерно, что ее слова походили на новое оскорбление. Но, вместо того, чтобы рассердиться, Джон Глостер решил посмеяться над своей гордячкой-кузиной, - в отличие от нее, он ничуть не страдал сословным высокомерием.
   - Конечно, я не должен даже смотреть на вас, высокородная госпожа принцесса, чтобы у вас не возникало необходимости здороваться со мной, - с показным смирением произнес он, и сделал такой низкий поклон, что тщеславие принцессы Сесиль было приятно удовлетворено. Но распрямившись, Джон Глостер насмешливо щелкнул пальцами и произнес: - Однако, по правде говоря, и смотреть не на что, от горшка два вершка, не поймешь даже сразу, кто это перед тобой - пигалица, козявка или принцесса.
   Принцесса Сесиль замерла от неожиданной обиды, затем, опомнившись, кинулась под смех Джона Глостера к Ричарду искать у него управы на своего обидчика, не обращая внимания на то, что он был занят важным разговором с герцогиней Суффолкской и архиепископом Кентерберийским. Даже присутствие ее грозной бабушки, герцогини Йоркской, сидевшей рядом с ними, не остановило ее.
  -- Дядя, ваш сын Джон оскорбил меня, - подбежав, сердито затараторила Сесиль. - Он назвал меня пигалицей, козявкой, и сравнил с горшком!
  -- Джон, это правда? - строго спросил Ричард у сына,
   - В общем... да, государь, - настороженно ответил Джон Глостер.
   Ричард сокрушенно вздохнул, но принцесса Елизавета заступилась за кузена, к которому испытывала искреннюю симпатию.
  -- Ваше величество, Сесиль спровоцировала Джона на эти слова, - с поклоном доложила она Ричарду. Старшая принцесса Йоркского дома в отличие от младшей сестры в очередной раз продемонстрировала безупречное владение манерами, и, своим умением держать себя в руках, подчеркнула ее пренебрежение правилами приличия. Тем не менее, Ричард принял сторону Сесили.
  -- Как бы ни было, Джон не имел права оскорблять принцессу Сесиль, и потому он заслуживает наказания, - решил он, и приговорил:
  -- Джон, ты на весь вечер поступаешь в распоряжение принцессы Сесиль, и будешь обязан выполнять любое ее приказание.
   Джон побледнел, а торжествующая Сесиль, довольная решением дяди-короля, запрыгала от радости и показала кузену язык.
  -- Отец, я и часа не смогу выдержать общества моей высокочтимой кузины - растерянно пробормотал Джон Глостер.
  -- Ничего, Джон, этот вечер, наконец, научит тебя вежливому обхождению с дамами, - непреклонно ответил Ричард Третий, и снова повернулся к своей сестре.
   Сесиль уже хотела вцепиться в свою жертву, когда ее за руку решительно схватила королева Елизавета и вытащила дочь из бального зала. Она видела, как недовольна была герцогиня Йоркская дерзким вмешательством своей внучки в беседу первых лиц королевства, как была изумлена герцогиня Суффолкская невоспитанным поведением Сесили, и поняла, что ей пора положить конец дерзким и глупым выходкам своей второй дочери, и задать ей хорошую взбучку.
   - Видно, я давно не брала в руки розги, Сесиль, чтобы поучить тебя как следует, - угрожающе произнесла Елизавета Вудвилл, гневно глядя на дочь. - Хорошая порка пойдет тебе на пользу!
  -- В чем я провинилась, матушка? - оробев, пролепетала Сесиль.
  -- Как ты смела так своевольно вести себя перед знатнейшими особами королевства и самим королем? И главное, как ты посмела смертельно оскорбить Джона Глостера! - королева от возмущения чуть не задохнулась.
  -- Матушка, он всего лишь бастард. Ты даже имя его раньше запрещала упоминать, - удивилась Сесиль.
  -- Бог мой, ко всему прочему ты еще и глупа, - сокрушенно вздохнула Елизавета Вудвилл. - Что было раньше, то было раньше. Теперь Джон Глостер сын короля, ему скоро будет предоставлено высокое звание графа Вустера. Он будет могущественным знатным лордом королевской крови Плантагенетов, а ты, если не образумишься, останешься бедной королевской родственницей, даже недостойной вытирать пыль с его сапог. Запомни, Сесиль, если в течение вечера я замечу, что ты чем-то обидела, оскорбила или задела Джона Глостера, то знай, я собственноручно выпорю тебя так, что |ты неделю не сможешь присесть.
   Угроза матери подвергнуть ее наказанию напугала Сесиль, она притихла и вернулась в бальный зал, где ее ожидал не менее подавленный Джон Глостер. Он с тоской смотрел на принцессу Елизавету, беззаботно танцующую с другим своим кузеном старшим сыном герцогини Суффолкской Джоном де ла Полем, графом Линкольном, явно желая, чтобы Елизавета оказалась его дамой на этот вечер. Это задело Сесиль, и она в полном расстройстве покинула бал. Джон Глостер, обреченно вздохнув, вскоре отправился искать свою кузину, назначенную ему в качестве наказания. Он нашел ее на балконе дворца, она совсем окоченела, поскольку вышла в одном платье.
  -- Благороднейшая принцесса, не угодно ли вам вернуться во дворец, здесь слишком холодно, - преувеличенно учтивым тоном обратился к ней Джон Глостер. Сесиль ничем не ответила ему, только сильнее прижала свои озябшие руки к груди.
  -- Сесиль, давайте вернемся в зал, не то мой отец подумает, что я бросил вас в Темзу, - резко предложил Джон, устав ждать от кузины ответа. Сесиль, дрожа от холода, посмотрела на него. Судя по его недружелюбному взгляду, он вполне мог бы бросить ее в зимнюю реку.
  -- Я не вернусь на бал, - упрямо заявила Сесиль.
  -- Это почему же? - спросил Джон.
  -- Потому что там никто не любит меня, все любят только мою сестру Елизавету, - с досадой проговорила Сесиль, топнув ногой.
   Ее слова заставили Джона внимательно посмотреть на нее, затем, сам не зная как, он быстро произнес: - Тогда, Сесиль, наверно, я единствен­ный, кто любит не вашу старшую сестрицу, а вас!
   - Почему? - обрадовано спросила Сесиль.
   - Потому что у вас, Сесиль, звездные глаза, перед которыми меркнет весь остальной мир, - прошептал Джон Глостер. Поразительная непосредственность Сесили удивительным образом гармонировала с его собственной бесшабашностью, и она показалась ему бесконечно очаровательной. Сорвав с себя меховой плащ, Джон укрыл им свою несносную кузину, мечтая провести с нею как можно больше времени.
   Они отсутствовали так долго, что встревоженная принцесса Елизавета отправилась их искать. Вспомнив про любимый балкон Сесили, она догадалась прийти туда, и застала парочку уже целующейся.
  -- Сесиль, прекрати немедленно, - в отчаянии сказала Елизавета, и обратилась с упреком к Джону Глостеру. - Я знала, что моя сестра безрассудна, но от вас, кузен, я ожидала большей осмотрительности. Разве вы не помните, что Сесиль - невеста вашего брата Эдуарда?
  -- Да, я совсем забыл об этом, - пробормотал Джон Глостер, приходя в себя словно после долгого сладкого сна.
  -- Все гости удивляются вашему отсутствию, бабушка уже вас ищет, - торопливо произнесла Елизавета. - Ступайте в зал, танцуйте, и делайте вид, будто ничего не случилось.
   Влюбленные последовали ее совету, и бал больше не нарушался неожиданностями. Ричард нашел, что праздник удался на славу. Его сестра Елизавета была _в восторге от его избрания королем, видя в нем гарантию процветания рода Йорков. Она обещала ему, что ее муж, герцог Суффолк, окажет всю необходимую поддержку его власти как ближайший союзник. Все выглядели довольными и счастливыми. Единственное, что омрачало веселье, было нездоровье его сына, наследного принца Эдуарда. Королева Анна тоже не присутствовала на балу, предпочитая провести время возле постели своего больного мальчика. Ричарду оставалось надеяться, что его наследник поправится, окрепнет, и тогда он женит его на своей второй племяннице Сесилии Йоркской.
   Надеждам Ричарда не суждено было осуществиться, - в начале весны его единственный законный сын умер. Для Ричарда его смерть стала жесточайшим потрясением: этот мальчик занимал особое место в его сердце, с ним были связаны его главные мечты и планы. Король был безутешен, но он пытался держаться ради своей жены Анны. Для нее горестная потеря оказалась еще большим ударом, со смертью маленького Эдуарда она и вовсе стала бездетной, что сразу сказалось на ее здоровье. Со дня похорон сына коро­лева Анна стала болеть и чахнуть.
   Одна беда вела за собой другую, - вскоре поднял мятеж герцог Бекингэм, считая, что Ричард Третий недостаточно отблагодарил его за помощь в возведении на трон. Но истинная причина восстания Бекингэма заключалась в интригах епископа Илийского, уверившего герцога в том, что он тоже имеет право на корону как Плантагенет и потомок шестого сына короля Эдуарда Третьего герцога Томаса Вудстока. Генрих Стэффорд, герцог Бекингэм, рассчитывал с разъяснений Джона Мортона, что Англия, уставшая от междоусоб­ной войны, охотно примет его своим королем, и его поддержат сторонники как Ланкастеров, так и Йорков.
   Бекингэм собрал армию у себя в Брэкноке и в других поместьях Уэльса и столкнулся с непредвиденными трудностями: мало кто желал сражаться против Ричарда Третьего, люди герцога неохотно шли в его армию. Ричард, узнав о мятеже, тяжело переживал предательство Бекингэма, он считал его своим родственником, преданным ему. Король, не смотря на тяжелое чувство обиды, повел себя мудро и запретил причинять вред людям герцога как гражданским, так и военным. Политика такого расчетливого усмирения оказалась успешной - солдаты Бекингэма открыто отказывались повиноваться ему и дезертировали. К тому времени, когда военачальник Ричарда Третьего Томас Воген окружил со своими отрядами владение Бекингэма Брекнок, от войска противника остались только несколько сот человек. Мятежный герцог вместе с епископом Мортоном пробовал было бежать в Херефордшир. Он спрятался в доме своего старого друга Ральфа Бэнастера, но через несколько дней шериф Шропшира обнаружил его. Бекингэма арестовали и препроводили его в город Солсбери, где находился король Ричард. В Солсбери Бекингэму во встрече с королем было отказано: Ричард больше не доверял ему и не видел смысла в дальнейшем общении с ним. Герцога долго и мучительно пытали, стараясь выведать имена его пособников и остальных заговорщиков. В результате признаний Бекингэма были объявлены изменниками и лишены собственности епископ Кентерберийский, сэр Уильям Норис - придворный Эдуарда Четвертого, рыцарь Западного графства Англии Роберт Уилоби. Сам герцог был казнен, а его семья была передана под опеку короля.
   Была замешана в заговоре и мать Генриха Тюдора, леди Маргарет Бифорт, увидевшая в мятеже прекрасную возможность способствовать честолюбивым планам своего сына. Но ее муж граф Томас Стэнли, заподозрив провал предприятия с первых неудач Бекингэма, вовремя сориентировался в обстановке, и первый явился к королю с повинной на свою жену. Он открыл все ее связи с заговорщиками, передал письма, которым они обменивались, и при этом так сокрушался тем, что недоглядел за своей супругой, что ему поневоле хотелось верить.
   - Ваше величество, простите мою неразумную супругу, - причитал граф Стэнли. - Какая-то зловредная гадалка двадцать лет назад предсказала моему пасынку Тюдору некую корону, и теперь моя бедная, сбитая с толку, жена мечется, уверенная в правдивости предсказания.
   Для Ричарда как бальзам на рану было это признание, говорящее о том, что и среди Ланкастеров у него есть сторонники. Он поднял графа Стэнли с колен, в порыве благодарности обнял его, и не только не арестовал за измену Маргарет Бифорт, но передал эту даму и все ее владения под надзор ее супруга.
   С подавлением мятежа Бекингэма обстановка ненамного стала спокойнее, спустя месяц стала еще более угрожающей. Существовала более широкая сеть заговорщиков, чем проявившая себя во время мятежа: она объединяла сторонников казненного герцога Бекингэма, Бифортов, Стэнли, Вудвиллей и придворных короля Эдуарда. После неудачного восстания против Ричарда Третьего многие его противники бежали через пролив Ла-Манш в Бретань, где находился Генрих Тюдор, представляющий династию Ланкастеров. Особенно много было придворных Эдуарда Четвертого, которых возмутило низложение его сына. Все они - рыцарь сэр Жиль Добени, эсквайр Джон Чийн - начальник охраны покойного короля, министр Уильям Брэдон, сэр Найт, - со своими приверженцами, не считая родственников королевы Елизаветы, поспешили примкнуть к Генриху Тюдору, который прежде был их главным врагом. Ричард пробовал умиротворить слуг своего брата и привлечь их на свою сторону, но они при жизни Эдуарда Четвертого сделали ставку на могущество родственников королевы Вудвилей, и не могли примириться с тем, что доверенные люди нового короля оттеснили их на второй план и устранили от влияния на судьбу королевства.
   Генрих Тюдор умело разжигал мстительные чувства мятежных йоркистов, и чтобы сильнее привлечь к себе своих новых союзников, дал торжественную клятву в защите их интересов и публично подтвердил свое намерение взять в жены принцессу Елизавету Йоркскую в Реннском соборе. Придворные Эдуарда Четвертого с готовностью дали ему ответную клятву в верности, и признали его престолонаследником, как династии Ланкастеров, так и династии Йорков. Отныне Генрих Тюдор называет себя единственным законным королем Англии, и в таком качестве обращается ко всем монархам Европы.
   Ричарду последнее обстоятельство несло большую угрозу его власти и самой жизни, чем открытая война. Оно означало, что при удачной комбинации интриг Тюдоров духовные и светские государи Европы могут принять сторону изгнанника Генриха и объявить его, Ричарда, узурпатором власти. Остро встал вопрос об укреплении династии Йорков, и вопрос о наследнике. У Ричарда было сильное желание восстановить в правах любимого племянника Эдуарда Пятого. План имел много выгод - он по-настоящему восстановил бы единство семьи Йорков, и отторг бы сбежавших придворных Эдуарда Четвертого от Тюдоров. Но этот шаг устранял самого Ричарда от власти и отдавал его на милость его врагов. Наиболее доверенные лица Ричарда Третьего епископ Джон Линкольский, канцлер Джон Гантроп, герцог Норфолк, рыцари Рэтклифф и Кэтсби советовали своему королю узаконить его внебрачного сына Джона Глостера и сделать его принцем Уэльским. Но, несмотря на всю свою любовь к старшему сыну, Ричард Третий так и не удостоил его этого высокого титула. Он в свое время твердо и недвусмысленно сказал: "Не должно быть прав у внебрачных отпрысков, если живы законные наследники". Выход был только один - объявить наследником престола юного графа Уорика, сына покойного герцога Кларенса. Так Ричард и сделал, чем немало порадовал свою мать, герцогиню Сесилию Йоркскую. И все же решение короля вызвало немалое удивление у людей. Все хорошо помнили, какими натянутыми, даже враждебными были в последние годы жизни герцога Кларенса его отношения с Ричардом, как не желал он отдавать брату наследство Анны Невилл и интриговал против него, наговаривая на него Эдуарду Четвертому. И признание Ричарда Третьего своим наследником Уорика казалось, по меньшей мере, необычным событием. Не меньше других был удивлен сам Уорик, кото­рый никогда не был близок со своим венценосным дядей.
   В то смутное беспокойное время у Ричарда Третьего был только один повод для личной радости - ему удалось найти подходящего мужа для своей дочери Кэтрин в лице Уильяма Герберта, графа Хартингтона, человека благоразумного, доброго и не склонного к авантюрам. Ричард отступил от своего намерения держать дочь при себе, поскольку понимал, что в случае его возможной гибели из-за вторжения Тюдоров, Кэтрин останется почти без защиты. Ее брат Джон и королева Анна были слишком слабой опорой для незамужней девушки. Графу Хартингтону пожаловали титул камергера принца Уэльского и дали понять, что он может рассчитывать на успешную придворную карьеру. И, хотя Ричарда не раз кололо в сердце на свадьбе дочери, будто он во второй раз прощался со своей прелестной леди Бланш Уэд, на которую была очень похожа Кэтрин, умом он понимал, что поступает правильно. Тучи продолжали сгущаться над его головой. В ответ на настойчивые требования Ричарда Третьего к герцогу Бретонскому выдать Англии мятежников, Генрих Тюдор с своими приспешниками сбежал в Францию и там попросил помощи у французского короля Карла Восьмого. Просьба изгнанника была благосклонно услышана, интересы короля Франции и претендента на английский трон совпадали. Ричард Третий считал делом своей чести и чести Англии претен­довать на присоединение к своей стране Франции, которую завоевал ан­глийский король Генрих Пятый, и неуклонно следовал этому принципу, несмотря на соображения благоразумия. Французскому королю такое требование казалось неприемлемым, а Генрих Тюдор в обмен на его помощь обещал отказаться от всяких притязаний Англии па территорию Франции, чем вызвал немалое возмущение Ричарда.
   - Генрих Тюдор, потерявший стыд и совесть, не знающий, что такое верность Отечеству, дерзнул дать Карлу полное право на трон Франции, за который народ Англии боролся сто пятьдесят лет. Более того, главарь мятежников признает право французов на английскую Гасконь и даже на порт Кале, - негодовал он, и патриоты- англичане всецело разделяли гнев своего короля.
   Зимою ряды сторонников Ланкастеров во Франции пополнились: из замка Хэммес в Кале сбежал объявленный государственным преступником Джон де Вэр, граф Оксфорд Ланкастерский. Страж крепости Хэммеса Джеймс Блаунт, начальник порта Кале Джон Фортескью изменили присяге королю Ричарду и вместе с графом Оксфордом примкнули к Генриху Тюдору, поскольку их семьи в прошлом были сторонниками Ланкастеров, и лишь по необходимости повиновались Йоркам. На их решение также сильно повлиял лорд Стэнли, скрытно продолжавший интриговать в пользу своего пасынка Генриха Тюдора. Очередное предательство разрушительно подействовало на психику Ричарда, - в нем уже мало что оставалось от того человека, который в день своей коронации оптимистично верил, что его добрая воля и стремление к всеобщему благу благотворно подействуют на Англию и уничтожат междоусобицу Ланкастеров и Йорков. Душевное равновесие короля пошатнулось, на него часто нападали приступы яростного гнева по ничтожным поводам, которые не на шутку пугали окружающих его людей. Страх за себя и своих близких приобретал все более сильную власть над королем. Правда, Ричард пытался совладать с собой и держать свои эмоции в узде, в нем осталось неизменным стремление следовать правилам чести и жить в согласии со своей совестью, но слишком часто благородные качества его натуры подвергались суровому испытанию. Ему же было важно не столько получить поддержку людей, сколько быть уверенным в том, что он эту поддержку получит.
   Джон Мортон не переставал, насколько это было возможно, разжигать пламя борьбы против ненавистного монарха. Для вражды у него имелась основательная причина - Ричард отстранил его от всякой власти, помня как французский король Людовик Одиннадцатый подкупил его для того, чтобы заключить с Эдуардом Четвертым мир и сохранить Францию для себя, что герцог Глостер считал прямым предательством интересов Англии. При Ричарде Третьем епископу Джону Мортону не на что было надеяться кроме прихода скромного священнослужителя, а его натура требовала реализации его незаурядных государственных способностей. Поэтому Мортон неутомимо интриговал в пользу Генриха Тюдора, распуская о Ричарде Третьем порочащие его слухи. Епископ Илийский постарался внести раскол в круг самых ближних родственников Ричарда Третьего и принялся настраивать престолонаследника Уорика против дяди. Тайно подосланные агенты Мортона убеждали наследника остерегаться короля, уверяя его, что никто иной как Ричард Третий виноват в преждевременной загадочной смерти его отца герцога Кларенса. Назначение Уорика наследником всего лишь временная уловка, нужная Ричарду для того, чтобы удобнее было возвести на трон собственного потомка.
   Уорик поверил всем этим наветам и дал втянуть себя в заговор. Верные слуги предупредили Ричарда о готовящейся измене, и Уорик был арестован. Подросток еще никогда не видел своего дядю в таком гневе: исчез заботливый старший родственник, неустанно пекущийся о его благе, остался страшный разъяренный незнакомец со странной пустотой во взгляде, громящий и крушащий все вокруг, чтобы не поддаться желанию растерзать изменника.
   - Подлый мальчишка, как тебе только в голову взбрело выступить против меня! - кричал он. - Или для того, чтобы получить от тебя нож в спину, нужно возвысить тебя над всеми людьми, осыпать всевозможными благами?!
   - Простите меня, дядя, простите, - лепетал мальчик, в ужасе отсту­пая перед ним. - Меня сбили с толку, обманули...
  -- Если бы тебе было знакомо чувство нашей фамильной чести, то тебя нельзя было обмануть, - продолжал бушевать Ричард. - Но видно ты по­шел в своего отца, самого вероломного и бесчестного из всех Йорков!
  -- Простите, дядя, - плакал Уорик, но Ричарда не трогали его слезы, он видел, что племянник раскаивается только из страха.
  -- Наверно, именно таким негодяям вроде тебя и следует сидеть на троне. Если королем становится благородный человек, вы разорвете его сердце на части своей подлостью и неблагодарностью! - в отчаянии воскликнул Ричард.
   Он так и не простил племянника, не смотря на то, что из-за этого поссорился со своей матерью, заступившейся за любимого внука. Только мольбы и слезы королевы Анны, которой Уорик был дорог как внук ее отца и память о ее умершей сестре Изабелле, смягчили его участь. Ричард не стал выдвигать против племянника никаких обвинений, только заключил его под надежным надзором в замке Шеррифф-Хаттон в графстве Йоркшир, где проживали самые преданные его сторонники.
   Было еще донесение, что агенты Мортона несколько раз беседовали также с королевой Елизаветой, разжигая ее честолюбие, но у Ричарда уже не было душевных сил разбираться еще и с невесткой. Поразмыслив, Ричард решил еще раз проявить свое милосердие и публично объявил полное свое прощение и возврат имущества тем сторонникам Ланкастеров, которые перейдут на его сторону. В этом прощении также назывались имена недавних предателей Джеймса Блаунта и Джона Фортескью, но из этого шага ничего не вышло. Парадокс, но врагов Ричарда Третьего в гораздо большее смятение приводила не его жестокость, которую они понимали, а его благородное великодушие к ним, которое они как раз не понимали и объявляли сплошным притворством с его стороны, еще более опасным, чем открытая вражда. Каждый судит по себе и считает остальных представителей рода человеческого похожими на себя. В толковании сторонников Ланкастеров добродетели и заслуги Ричарда Третьего были не подлинными свойствами его ума и характера, а утонченным коварным лицемерием, служившем его амбициям и скрывавшим его преступления. Его бессонницу по ночам они объявляли муками преступной совести, хотя на самом деле этого короля терзало отсутствие совести у своих врагов.
   На призыв Ричарда никто из его противников не откликнулся, и ему ничего не оставалось другого как укреплять береговую охрану Англии, искать новых союзников в борьбе с Тюдорами и решать внутренние проблемы королевства. Дела настолько поглотили его, что он не смог выполнить просьбу леди Анны навестить ее, хотя она просила его об этом посыльными несколько раз.
   В начале марта Ричарду донесли, что королева уже совсем плоха и почти не встает с постели. Это известие настолько испугало Ричарда, что он тут же прервал заседание городского совета в Солсбери и поспешил в Тауэр, где в целях безопасности проживала королева Анна.
   Слух о его скором прибытии мгновенно достиг столицы, и лондонцы пос­пешили на улицы встретить своего короля, который в последнее время не часто баловал их своим посещением. Одной из жаждущих увидеть его была Джейн Шор, не забывшая, что только один мужчина отверг ее соблазнительные прелести, и этим мужчиной был Ричард Третий. Воспоминание об этом не давало ей покоя даже больше, чем сожаление о потерянном поместье, она постоянно строила планы, как покорить сердце Ричарда и заставить его мучительно раскаяться за то пренебрежение, которое он когда-то проявил к ней. Со временем это стремление стало главной жизненной целью Джейн Шор, перед ней отступила даже ее безграничная алчность, она жадно ловила любые новости о короле, стараясь изыскать возможность приблизиться к нему.
   Джейн энергично работала локтями, расталкивая толпу, мешавшую ей пройти к дороге, по которой должен был проехать король со свитой. Ее яростному напору мало кто мог противостоять, и скоро Джейн оказалась на самой обочине.
   Зевакам не пришлось долго ждать монарха. Ричард слишком спешил к своей жене, чтобы мешкать, и то и дело торопил своего коня, лишь изредка отвечая на приветственные крики толпы. Джейн впилась взглядом в его лицо, остро отмечая осунувшиеся от многих забот черты, но Ричард даже не повернул головы в ее сторону, предпочитая как можно скорее преодолеть свой путь. Ее это расстроило, и разочаровало то, что она видела Ричарда всего несколько мгновений.
   Домой Джейн Шор пришла сердитая, подавленная, и тут же принялась распекать служанок за их мнимые провинности. Ее муж Лайном с опаской выглянул из своего кабинета, и тут же предпочел спрятаться обратно, не желая попасть под горячую руку жены. Разогнав всех, Джейн села перед зеркалом и сосредоточено принялась наводить на себя дополнительную красоту, страстно желая следующей встречи с Ричардом. В мыслях она была в Тауэре, куда король уже должен был прибыть.
   Королева Анна по случаю приезда мужа, встала с постели, шатаясь от слабости, и встретила его, сидя в кресле. Ричард с опаской ожидал, что жена встретит его градом справедливых упреков за долгое отсутствие, но леди Анна спокойно поприветствовала его и попросила только удалить всех их приближенных из ее комнаты, чтобы без помех поговорить с ним наедине. Ричард с готовностью выполнил ее просьбу, но начало их разго­вора оказалось для него хуже всяких упреков.
   - Ричард, это правда, что ты хочешь развестись со мной, чтобы жениться на своей племяннице Елизавете? - спросила, затаив дыхание, леди Анна и увидела, как Ричарда передернуло от ее слов.
  -- Анна, откуда ты взяла это нелепое, это бесстыдное предположение, распространяемое моими врагами, от которого я немало пострадал, - тихо спросил король, но леди Анна увидела, что ее муж начинает сердиться.
  -- Так говорят в народе, - неуверенно произнесла королева.
  -- В народе?! Вернее сказать, это говорят скрытые недобитые отребья Ланкастеров и безмозглые сплетники, у которых слишком длинный язык! - в гневе закричал Ричард Третий, и принялся в волнении расхаживать по комнате. - Может быть и ты, Анна, вслед за моими врагами начнешь повторять, что я не только хочу жениться на Елизавете, но намерен отравить тебя, что я убил моих племянников Эдуарда и Ричарда, утопил брата Кларенса в бочке с вином, зарезал юного принца Ланкастера и задушил старого короля Генриха. И тебе, видно, не дорога честь моего имени!
  -- Ричард, будь же справедлив, я спросила всего лишь о наших отношениях, внушающих мне тревогу, ты ведь так долго не навещал меня, и ничто не могло развеять моих опасений, - с мольбой в голосе произнесла леди Анна. Ей удалось пробудить жалость в своем муже: Ричард сел рядом с ней и пылко начал уверять ее в своей преданности и многолетней любви к ней.
   - Елизавета мне как дочь, и я очень надеюсь на ее брак с Генрихом Тюдором. Дай-то бог, чтобы в этом молодом человеке проснулось благородство, и он простил бы все прошлые обиды, причиненные его семье. Анна, вспомни хотя бы о том, что церковь не позволяет брака между племянницей и дядей из-за их слишком близкого родства, - закончил свои уверения Ричард. - Да и чтобы я стал делать с этим ребенком после свадьбы, разве я могу хотя бы пять минут говорить с ней так, как беседую сейчас с тобой, душа в душу?
   - Не знаю, - заплакала леди Анна. - Может, ты захочешь жениться на какой-то другой женщине, а меня развод с тобой убьет вернее всякого яда. Я не только не могу рожать тебе детей, даже свои прямые супружеские обязанности выполнять уже не способна. У тебя есть вполне обоснованный повод оставить меня.
   - Я клялся перед алтарем быть верным тебе в болезни и в здравии, - напомнил Ричард. - И я люблю тебя, Анна!
  -- Невозможно любить столь безобразную женщину, какой я стала из-за своей болезни, - в расстройстве проговорила Анна, пытаясь закрыть руками предавшее ее свое лицо, которое теперь ужасало людей своей желтизной. Ричард мягко отвел ее руки и нежно поцеловал ее.
   -Ты не веришь моей любви, Анна, но я все же докажу тебе, что никогда не оставлю тебя, - твердо произнес он, и рассказал жене о видении, которое предстало перед ним в момент его коронации в Вестминстере. - Я не могу расстаться с тобой, ибо пока ты со мной - моей жизни и моему царствованию ничего не угрожает, в тебе заключен дух-хранитель моего благополучного царствования. Стоило тебе заболеть, и у меня тут же начались неприятности с Генрихом Тюдором и с прочими лордами-изменниками. Если я тебе хоть немного дорог, как ты говоришь, то постарайся выздороветь, чтобы всегда занимать свое место при мне. Что касается наследников, то видит бог, их у нас предостаточно, хотя они не совсем такие, какими бы я хотел их видеть.
   0x08 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
   - О, Ричард, я даже не подозревала, что я для тебя так важна, - щеки королевы Анны даже порозовели от радостного волнения. - Конечно, я постараюсь поправиться и встать на ноги.
   Довольный восстановленным согласием с женой, Ричард бережно препроводил ее в спальню, где и сам остался ночевать. Полночи он и королева вспоминали самые трогательные и волнующие моменты своей супружеской жизни, начиная с той минуты, когда Ричард приехал в замок Миддлхэм, где ее содержали под стражей по приказу Эдуарда Четвертого, и сделал ей предложение руки и сердца.
   Ричард в первый раз за многие дни безмятежно заснул, не тревожимый призраками угрожающих ему врагов, но утро следующего его пробуждения не было для него добрым. Королева Анна Невилл умерла во сне, и ее тонкая изящная рука по-прежнему лежала у него на груди, храня желание своей владелицы подарить мужу последнюю нежную ласку.
   Ричард, осознав свое несчастье, вскочил, и полуодетый помчался к лекарю своей жены Джонатану Хайту. Он вытащил его, сонного, с постели, и привел к телу своей жены с умоляющими словами:
   - Оживи ее, Хайт, и проси у меня все, что захочешь.
   Но лекарь, осмотрев умершую королеву, сокрушенно покачал головой.
   - Ваше величество, я не могу пойти против воли господа бога, который забрал ее, - признался он.
   Потерявший последнюю надежду Ричард разразился безудержными рыданиями.
   Вместе с королевой Анной ушло его счастье, его вера в лучшее будущее, сама его прежняя более счастливая и беззаботная жизнь. Лорд Невилл, заметивший почти невменяемое состояние своего кузена-короля на похоронах, приказал могильщикам поторопиться, опасаясь, что еще немного, и король потребует заживо похоронить себя рядом с супругой. Горе Ричарда было глубоким и безграничным как его натура, но не прошло и месяца со дня смерти королевы Анны, как его советники, собравшись с духом, заговорили с ним о необходимости найти новую жену для него. Наиболее подходящей кандидатурой в их глазах была принцесса Иоанна Португальская. Ричард был вынужден согласиться с ними главным образом затем, чтобы избежать обвинения в том, что он принуждает свою племянницу Елизавету Йоркскую вступить с ним в брак. Из пересудов о Ричарде и его старшей племяннице верным было только утверждение, что их взаимное восхищение друг другом выходило за рамки обычных семейных отношений. В этой сильной родственной привязанности недоброжелатели с нечистоплотным воображением усмотрели преступную кровосмесительную связь. Король был вынужден всеми силами пытаться положить конец порочащим слухам, которые вредили как его репутации, так и репутации Елизаветы Йоркской. Но врагов, ненавидящих Ричарда, вовсе не остановил факт его официального сватовства.
   Джон Мортон, епископ Илийский, не упустил возможности создать новый миф, порочащий Ричарда Третьего. Разговаривая с группой английских дворян с целью привлечь их на сторону Тюдора, он обрисовал смерть королевы Анны как очередное тайное убийство, совершенное ненавистным королем.
   - Убил кровавый тиран свою кроткую невинную беззащитную жену, чтобы совершить еще одно тяжелое злодеяние, - насильственно жениться на собственной племяннице Елизавете, невесте моего господина Генриха Тюдора, поскольку она является законной наследницей дома Йорков, - с чувством глубокого удовлетворения повествовал Джон Мортон.
   - Каким же способом король погубил свою супругу? - с любопытством спросил один из его слушателей.
   - Каким? - растерялся на мгновение Мортон, не сразу вспомнив, что он приписывал Ричарду отравление леди Анны. - Не важно, главное, мы знаем, что он убил ее, и знаем, что великий грех терпеть царствова­ние узурпатора и убийцы.
   Ричард был до того безутешен в своем горе, что лондонский епископ стал увещевать его:
   - Крепитесь, государь. Своим поведением вы ропщете против воли нашего Господа. Если он забрал у вас вашу супругу королеву Анну, зна­чит, так было лучше и для нее, и для вас. Господь отбирает у нас что-то, чтобы дать взамен нечто лучшее. Только нужно верить в это, и это произойдет.
   - Нет, ваше преосвященство, никогда я не поверю, что для меня найдется жена лучшая, чем покойная королева, - отрицательно покачал головой измученный своим горем Ричард. - С леди Анной мы были одной крови, мы на многое смотрели одинаково, находя радость в том, что поддерживали друг друга в этой земной жизни. Трудно даже представить, что найдется женщина хоть в чем-то подобная ей.
   Хотя Ричард в прошлом любил леди Бланш Уэд более пылко, со всей безоглядностью первого юношеского чувства, брак с леди Анной оставил гораздо более глубокий след в его душе, с ее смертью он действительно потерял свою вторую половину.
   Скорбь короля Ричарда была так велика, что даже новости о действиях своих врагов он воспринимал совершенно равнодушно. Целыми днями он сидел, запершись в своих покоях в Тауэре, лишь изредка принимая решение по неотложным вопросам.
   Новость о смерти королевы Анны, распространившаяся в Лондоне, подтолкнула Джейн Шор к немедленным действиям. Она решила использовать еще один шанс сблизиться с Ричардом, когда он стал свободным.
   Переодевшись служанкой, отважная красавица беспрепятственно пробралась в Тауэр. В личных покоях короля на нее никто не обращал внимания, поскольку никто не считал нужным интересоваться личностью женщин низкого сословия.
   Дождавшись вечерней темноты, Джейн Шор незаметно проскользнула в спальню Ричарда Третьего, и притаилась за огромным сундуком, устроившись как можно удобнее на новом месте. Ей оставалось только молиться, чтобы другие слуги не вздумали нарушить покой королевской спальни, но ей повезло. После нее в комнату вошел только Ричард Третий, сразу же поставивший свечу, которую он принес с собой, возле своего изголовья. Затем Ричард немного постоял в задумчивости возле окна, горестно вздохнул, и, раздевшись, лег в постель.
   Тяжелые мысли и сознание своего безотрадного существования не отпускали его даже после чрезвычайно утомительного дня. Король думал то о происках врагов, то о своем намечающемся бракосочетании. О внешности и поведении принцессы Иоанны Португальской послы доносили самые благоприятные отзывы, но Ричард предчувствовал, что невеста так и останется для него чужой женщиной, чье присутствие рядом с ним будет подчеркивать потерю королевы Анны Невилл. Покойная жена забрала с собой его сердце, и для Ричарда перестали существовать женская красота и обаяние. Но он сознавал, что став королем он утратил право распоряжаться собственной жизнью, его поступки должны укреплять положение близких ему людей и служить им защитой. И Ричард приготовился со смирением встретить все перемены в своей судьбе.
   Некоторое время он ворочался с боку на бок, потом, по его мерному дыханию, Джейн Шор догадалась, что король заснул. Только тогда Джейн отважилась выйти из своего убежища, и, затаив дыхание, подойти к спящему человеку, за которым столько времени охотилась, чтобы свободно разглядеть его при свете одинокой свечи. Даже во сне Ричард сохранял вид страдающего человека, чем невольно тронул сердце Джейн, до сих пор думавшей только о себе. Она невольно попыталась разгадать тайну притягательности этого человека, в своем облике непостижимым образом сочетающем и безобразие, и безграничную привлекательность. С каждой минутой Джейн Шор все больше пленялась спящим Ричардом: она кружила возле его постели, мечтая заиметь колдовское могущество Феи Морганы. Тогда она силою своих чар перенесла бы Ричарда в свой волшебный замок, и никто, кроме нее, не мог бы видеть его и разговаривать с ним.
   Желание быть ближе к Ричарду привело к тому, что Джейн решила проскользнуть к нему в постель. Король не проснулся, но даже во сне ощутил, что он больше не один. Джейн и не подумала отстраняться от его ищущей руки, наоборот, теснее прижалась к его телу. Убедившись в присутствии женщины, Ричард начал просыпаться. Его руки обняли Джейн Шор, и сам он, со счастливой улыбкой, прошептал: "Анна!". Джейн не обратила внима­ния на произнесенное вслух чужое женское имя, а стала осыпать Ри­чарда бурными поцелуями, испытывая чувство погибавшего от жажды человека, который наконец-то добрался до воды. Но страстные ласки, непохожие на любящие прикосновения сдержанной Анны, насторожили Ричарда, и он окончательно проснулся.
   Увидев вместо пригрезившейся ему леди Анны презираемую им Джейн Шор, Ричард содрогнулся, словно перед ним была старая безобразная ведьма, и резко оттолкнул ее от себя. Открыто обнаруженное к ней отвращение Ричарда привело Джейн в неистовство. Безграничная обида за отвергнутую любовь привела ее к желанию уничтожить предмет этого чувства, которое доставило ей столько страданий. Джейн схватила охотничий нож Ричарда и попыталась поразить им его сердце. Король еле сумел отвести руку взбешенной женщины, но она все-таки нанесла ему неглубокую рану.
   Звуки борьбы и крики Джейн насторожили дворцовую стражу, и караул почти в полном составе ворвался в королевскую спальню. Два стражника схватили орущую Джейн Шор, а начальник стражи Томас Воген позвал оруженосца Генри Смолла, чтобы вместе с ним поскорее перевязать королю рану. Все это время Джейн Шор не переставала оскорблять Ричарда.
  -- Проклятый горбун! Скрюченный калека! Худосочный боров!- кричала она, вырываясь из рук своих противников.
  -- Сумасшедшая баба! - пробормотал Томас Воген, глядя, как два стражника тщетно пытаются связать Джейн Шор. - Государь, простите меня за недосмотр.
  -- Томас, отпустите эту женщину! - вдруг велел ему Ричард Третий.
  -- Но, мой король, она опасна! - оторопел Томас Воген.
   - Делай, что я говорю, мне нужно поговорить с Джейн Шор наедине, - уже нетерпеливо повторил свое приказание король, и стража быстро удалилась, оставив вдвоем Ричарда и озадаченную неожиданным поворотом событий Джейн.
   Пока ему перевязывали рану, Ричард все пытался понять, что привело к нему Джейн Шор. Не затем же она, в самом деле, явилась, чтобы заколоть его и быть повешенной за убийство короля. На поиск корысти это тоже не было похоже - Ричард ясно дал ей понять, что не потерпит рядом с собой алчную куртизанку. Ответ на его вопрос ему дали его же губы все еще горевшие от слишком горячих поцелуев неистовой красавицы. Поведение Джейн Шор было поведением женщины, влюбившейся безрассудно и глубоко, не смотря на всю безнадежность своего чувства. И Ричард еще никому так не сочувствовал как этой вздорной к безрассудной жительнице Лондона.
   - Джейн, садись рядом со мной, стоять на каменном полу Тауэра очень холодно, - предложил ей Ричард, показывая место на широкой кровати.
   - Государь, вы только что вытолкали меня из своей постели, - негодующе произнесла Джейн Шор, упрямо не двигаясь с места.
   - Может быть, я захотел рассмотреть тебя поближе, вижу теперь, что я плохо тебя знаю, - нашелся Ричард. - Садись, ты ведь не разочаруешь ме­ня в своей смелости, не так ли, Джейн?
   - Какой прок в моей смелости, если вы, государь, все равно отвергаете меня? - угрюмо заметила Джейн, но все-таки села на предложенное место.
   - Отвергаю, потому что не понимаю, зачем я тебе, Джейн, - ласково произнес Ричард Третий. - Что ты нашла во мне, несчастном горбуне и скрюченном калеке, когда у тебя есть красивый любящий муж Том Лайном, который жизнь готов за тебя отдать.
   - Меня потому и влечет к вам, что вы, король, отвергли меня и остались верным своей жене, - откровенно призналась Джейн Шор.
   - Тогда, Дженет, тебе не стать счастливой, - сочувственно проговорил Ричард. - Если ты выбираешь тех, кто отвергает тебя, и отталкиваешь человека, который к тебе тянется всей душой.
   - Да, Том прекрасный муж, красивый, любезный собеседник. Он исполняет любое мое желание, покупает все, что я захочу, я полностью подчинила его своей воле, но это не удовлетворяет меня, я хочу чего-то большего! - страстно воскликнула Джейн, и тихо прибавила: - Но я не знаю, чего я хочу от Тома.
   - Так любить его, как он любит тебя, Джейн, только и всего, - невозмутимо ответил ей Ричард на ее вопрос.
   Джейн озадаченно посмотрела на короля и тут же отрицательно передернула плечами.
   - Тогда я стану его рабой, а он хозяином положения, нет, меня это совсем не устраивает, - заявила она,
  -- Пусть хозяйкой в вашем доме станет любовь, - предложил Ричард. - Вы оба с Томом будете подчиняться ей, пытаясь угадать, кому она вручит бразды правления в следующую минуту. Высшее наслаждение любви, Джейн, состоит в том, чтобы подчиняться человеку, который сам считает тебя своим властелином. Если ты этого не понимаешь, то тогда напрасно бог создал тебя женщиной, ведь только женщинам в полной мере доступно искусство этой чудной игры.
  -- Напрасно вы считаете меня столь тупой, государь, - с досадой проговорила Джейн, и по ее заблестевшим глазам Ричард понял, что его слова нашли живой отклик в ее сердце. Теперь вместо недавней разъяренной тигрицы перед ним сидела женщина с прекрасным лицом ангела. Джейн ощущала то мистическое единение с Ричардом, которое бы не дала ей телесная близость. Казалось, Ричард забрал себе ее душу, дав ей взамен свою, - она все понимала и воспринимала действительность как он, отказавшись от самой себя. - Вы еще увидите, какой прекрасной женой я могу стать.
  -- Когда у вас с Томом родятся дети, не забудьте про меня. Кажется, я заслужил право стать их крестным отцом, - улыбнулся Ричард.
  -- Непременно, мой король, - заверила его Джейн Шор.
   Ричард вызвал своего оруженосца Генри Смолла, и поручил ему доставить Джейн Шор домой в целости и сохранности.
   Визит Джейн Шор неожиданно возымел благотворное влияние на короля. Ричард почувствовал, что он нужен другим людям, своим родным и своей стране. В нем появилась былая энергия и желание защищать своих подопечных от всякой опасности. Даже скорбь по умершей леди Анне уже не отдавалась такой сильной болью в сердце.
   Угроза вторжения сторонников Генриха Тюдора, именуемого себя английским королем Генрихом Седьмым, продолжала расти. В начале лета 1485 года Ричард Третий узнал, что при помощи французского короля Карла Восьмого Тюдоры собрали пятитысячную армию. В самой Англии приверженцы Ланкастеров начали открыто проявлять себя, намереваясь присоединиться к войску Тюдоров. Положение английского короля сделалось настолько шатким, что португальцы не спешили ответить согласием на предлагаемый им брачный союз, и оказать ему нужную военную помощь.
   Ричард понял, что, не смотря на все его усилия Англии не избежать новой кровопролитной войны, и в который раз горестно задумался над тем, почему бог посылает ему столь тяжелые испытания. Он всегда старался следовать священным христианским заповедям, и если нарушал их, то помимо своей воли. Скорее ему приходилось отвечать за грехи своей семьи, ибо много проклятий обрушивалось на дом Йорков во время войны Алой и Белой роз, как со стороны Ланкастеров, так и со стороны простого народа, страдавшего от междоусобицы, затеянной Йорками. Хотя сам Ричард считал неоспоримым право своего рода на королевский трон, он признавал, что на Йорках лежит одно черное пятно, которое до сих пор не было смыто, - гибель кроткого короля Генриха Шестого Ланкастера, убитого в тюрьме по приказу его старшего брата Эдуарда. Отец Ричарда, герцог Йоркский, торжественно клялся, что пока Генрих Шестой будет жив, он со своими сыновьями и вассалами будет повиноваться Генриху как своему королю. По идее, любой шаг против своего короля расценивается как тягчайшее преступление, а Йорки к тому же лишили его жизни. Недаром в народе поговаривали, что Генрих Шестой мученик и святой, и Ричард был склонен с этим мнением согласиться. Из аббатства Чартси, где Генриха Шестого похоронили как скромного дворянина, Ричард Третий перевез его останки в роскошную часовню святого Георга в Виндзоре, воздал ему королевские почести, и потом всю ночь молился возле его гробницы, прося именно тень этого короля, так жестоко и немилосердно обиженного его семьей, прийти к нему на помощь в грядущих испытаниях. Король из рода Йорков знал, что вряд ли дух Генриха Шестого захочет ему помочь в борьбе против Ланкастеров, но он не хотел иной помощи кроме как от этого царственного мученика, которого чуть ли не вся Англия презирала за то, что он не мог быть жестоким со своими врагами.
   1 августа 1485 года Генрих Тюдор и его воины поднялись на борт кораблей в Онфлере, и переправились по Сене к заливу Ла-Манш. Они плыли шесть дней, и 7 августа перед закатом солнца флотилия вошла в воды Милфорд Бэй. Армия Тюдора высадилась на берег в маленькой бухте чуть южнее селения Дэйл. Генрих поджег корабли, давая понять, что обратного пути нет. Этот отважный поступок заставил еще больше собраться его воинов. Все понимали - их ждет победа или смерть.
   Путь из северного берега Милфорд Бэй тянулся к Пемброукширу, центру юго-западного Уэльса. Генрих Тюдор не случайно выбрал это место для высадки своих войск. Это место было более свободным от патрулей Ричарда Третьего, и Тюдоры рассчитывали на поддержку своих земляков уэльсцев, которые присоединялись к ним целыми отрядами. Также они получили подкрепление в тысячу шотландцев, которыми командовали Брюс Эршел и Джон Хаддингтон.
   Известие о высадке своих врагов Ричард встретил спокойно, он даже ощутил радость от конца неопределенности. Теперь ему не нужно было ломать голову, какие интриги плетут Тюдоры, вести бесплодные переговоры с увертливым Карлом Восьмым и опасаться новых предательств. Наконец-то он выступит против своих врагов как воин, и постарается одолеть их в честном бою.
   Армия Ричарда Третьего стояла наготове, ему оставалось только проститься со своими близкими. Чтобы его честолюбивая невестка не поддалась соблазну выдать свою дочь Генриху Тюдору, Ричард Третий на всякий случай послал свою племянницу Елизавету составить компанию своему кузену Уорику в замке Шеррифф-Хаттон.
   Ричард созвал к себе всю знать с тем, чтобы собрать в Ноттингеме все силы. С севера страны прибыл граф Нортумбленд, герцог Норфолк из восточной Англии. Королю доложили: захватчики пошли на восток от Шрусбери. Затем они повернули на юг, и пошли по дороге рядом с Личфилдом на Лондон. Армия Ричарда также пошла к югу, построенная в шеренги в виде квадрата. Ричард и его охрана находились в конце двух колонн кавалерии, вместе со всеми перенося тяготы пути. До заката 20 августа они прошли двадцать три мили по направлению к Лестеру, при этом избегая сворачивать с дороги. В своей неизменной заботе о бедняках Ричард строго запретил своим солдатам топтать крестьянские поля с посевами.
   Как опытный военачальник Ричард Третий точно рассчитал, когда нужно солдатам находиться в походе, когда остановиться лагерем. В Лестере подоспели остальные части его армии. Почти сотня знатных лордов и рыцарей откликнулась на призыв Ричарда Третьего. Они поклялись сражаться за не­го до последней капли крови.
   На следующий день королевские войска двинулись на запад от Лестера по дороге, ведущей к Цистерцианскому монастырю в миле от Атерстоуна. Ричард ехал спокойно и величаво, будто Генрих Тюдор, с которым ему предстояло встретиться, был не смертельным его врагом, а самым преданным вассалом и другом. Его голову венчала золотая корона. Напоказ были выставлены все королевские доспехи и оружие. Его окружала свита высокородных господ Англии и самые верные слуги. Впереди процессии возвышался огромный, тонкой работы крест с эмблемой Йорков: солнечные лучи, исходящие от белой розы. На эмблеме красовался личный девиз самого Ричарда Третьего: "Верность делает меня твердым".
   Разведчики короля обнаружили вражеские отряды в Атерстоуне. Там Генрих Тюдор остановился на постоялом дворе "Три бочки" и имел неприятный разговор с прибывшим туда же Джоном Мортоном, епископом Илийским.
   - Ваше преосвященство, что вы хотите мне сообщить? - раздраженно спросил его Генрих Тюдор, вовсе не желая отвлекать свое внимание на этого коварного дипломата перед решающей битвой.
  -- Всего лишь о некоторых предосторожностях, которые нужно принять вашему величеству в случае победы, - невозмутимо ответил Джон Мортон.
   - Говорите, - подумав, разрешил Генрих.
   - Вам нужно срочно послать верных людей в Тауэр, которые могут сделать так, чтобы сыновья Эдуарда Четвертого никогда не смогли бы покинуть эту крепость, - спокойно произнес епископ Илийский.
   Если бы рядом с ним ударила молния, Генрих Тюдор был бы меньше поражен, чем этими словами.
   - Как, что вы сказали?! - все больше бледнея, выдавил он из себя. - Епископ, вы же уверяли, что мальчиков убил Ричард Третий.
   - Что вы, этот чувствительный дядюшка скорее сам наложит на себя руки, чем тронет хотя бы волос на голове этих мальчишек. Он же дорожит ими в память о своем обожаемом брате Эдуарде Четвертом, - иронично сообщил епископ Мортон, насмешливо относившийся к идеализму Ричарда. - Да и зачем ему убивать принцев, лишенных прав на трон. Тогда ему пришлось бы убить всех дочерей Эдуарда Четвертого, к которым перешли бы их права. В Англии, в отличие от Франции, женщина имеет право наследовать трон. Придумал я эту легенду затем, чтобы больше возмутить народ против Ричарда, который не разбирается во всех юридических тонкостях, и привлечь к вам еще больше сторонников.
   - Если бы я знал, что принцы живы, я бы никогда не стал претендовать на корону Англии, - в волнении произнес Генрих Тюдор, поддаваясь своему здравому смыслу. - Я бы помирился с Ричардом, женился на Елизавете Йоркской и занял свое место среди высшей знати Англии.
   - Разве? - позволил себе усомниться Джон Мортон. - А как же ваша ненависть к Йоркам и желание отомстить им?
  -- Чувства должны отступать перед давлением обстоятельств, - сухо ответил Генрих Тюдор. - Получается, что мой брак с Елизаветой Йоркской ничего не даст мне. Мало того, что принцесса незаконнорожденная, так еще живы ее братья, обладающие большими, чем она правами, если они только у них есть.
  -- Почему же, принцесса Елизавета не потеряла своей ценности для вас, мой повелитель, - возразил епископ Мортон, - Если Ричард будет побежден, а принцы исчезнут, будет весьма возможно добиться аннулирования акта о лишении прав детей Эдуарда Четвертого, и тогда брак даст вам очень весомую причину претендовать на английскую корону.
  -- Но тогда нужно будет убить принцев, - глухо произнес Генрих Тюдор. - Мне противно это деяние.
   Вспомните, мой король, они Йорки, Йорки, вы их ненавидите, - напомнил Мортон.
   - Это так, и все же, епископ, они дети, дети, которые никому не причинили зла, - в тон ему сказал Генрих.
   Мортон раздраженно вздохнул - будущий король намеренно не понимал его.
   - Государь, отступать нам некуда, - жестко проговорил он. - Ричард не забудет, как вы назвали себя королем Англии, и не простит вам этого. Теперь вопрос стоит так: кому из вас жить на этом свете - Ричарду с его племянниками или вам. Надеюсь, мой повелитель, что вы выберете все-таки себя.
   С этими словами епископ Мортон поклонился своему принцу, и хладнокровный, как рыба, удалился из комнаты. Генрих Тюдор остался в тягостном одиночестве и принялся размышлять над новостями епископа Мортона. Теперь ему стало ясно, почему королева Елизавета Вудвилл решилась на опасную авантюру, взяв его, лишенного всех прав изгнанника, в союзники, - ставки были слишком велики. Она рассчитывала, сделав приманкой свою дочь, его руками расчистить дорогу к трону для старшего сына, который оказался жив, ибо принцесса Елизавета, конечно, уступала брату в правах. Ненависть к Йоркам из-за вероломства Елизаветы Вудвилл как никогда овладела сердцем Генриха Тюдора. А тут еще старший сын королевы, маркиз Дорсет, зашел к нему, желая еще раз услышать от него подтверждение его намерения взять в жены его сестру. У Дорсета были основания для беспокойства: с тех пор как изгнанники вступили на землю Англии, Тюдоры стали заметно более холодны к нему. Маркиз, желая пробудить в Генрихе Тюдоре личный интерес к Елизавете, стал рассказывать, как красива, мила и обаятельна его сестра, и какую радость всем окружающим приносит ее присутствие. Словом, старшая дочь Эдуарда Четвертого была идеалом жены для любого мужчины. Однако, самое большее, что мог добиться Дорсет от будущего зятя, это его скупого высказывания, что "согласие леди Елизаветы сочетаться со мной браком - это великая честь для меня".
   Стоило только Генриху Тюдору вспомнить, что Елизавета принадлежит к ненавистному для него роду Йорков, острейшая неприязнь овладевала им к незнакомой невесте, и никакая прелесть ее не могла его тронуть. Долгие годы безрадостного, горестного, полного унижений изгнания, наложили неизгладимый отпечаток на личность Генриха Тюдора, и приглушили в нем добрые качества его натуры. Несправедливое лишение в пять лет всех своих фамильных владений, вечный страх его выдачи врагам, унизи­тельные просьбы денег у французских принцев разви­ли в нем подозрительность, расчетливость, скупость и эгоизм. Он неохотно делился деньгами даже с близкими друзьями, и только своей матери и лорду Джасперу Тюдору он доверял как самому себе.
   Глядя на Генриха Тюдора, маркиз Дорсет с тревогой подумал о том, что его юная сестра приобретает себе далеко не самого лучшего мужа, и ему оставалось только надеяться на прекрасные душевные качества самой Елизаветы, на ее кротость и покладистость, которые могли бы смягчить и камень.
   Плохие предчувствия не обманывали маркиза Дорсета. Генрих Тюдор твердо решил про себя как можно больше ограничить в привилегиях свою будущую жену из семьи Йорков и принизить ее значение. Ей предстояло быть всего лишь его наложницей, рожающей ему законных детей.
   Ричард, как и Генрих плохо провел ночь перед решающим сражением, хотя совершенно по иной причине. Люди герцога Норфолка перехватили отряд лорда Стрэнджа, направляющегося к Генриху Тюдору, и король начал сомневаться в верности графа Стэнли, который был близким родственником Стрэнджа. А ведь именно от того, чью сторону примет многочисленное войско Стэнли, зависел исход сражения. Ричард все больше мучился мыслью, что привел своих людей на верную гибель, но у него уже не было времени собирать новых сторонников. Король послал графу Стэнли предупредитель­ное письмо с твердым обещанием казнить лорда Стрэнджа при малейшей попытке предательства с его стороны.
   Утром 22 августа 1485 года армия Ричарда Третьего поднялась на рассвете на самую верхнюю точку Рэдмурской долины возле деревни Босворт и двинулась по ней к западу к горе Амбьен Хил: оттуда открывалась вся панорама возможных боевых действий.
   Ричард обратился к воинам. Он заявил, что сегодняшний день решающий не только для него, но и для всей Англии и всех англичан. Только от них, его воинов, теперь зависит, кто будет хозяином в Англии, они, ее исконные жители, или иностранные наемники Тюдоров, будет ли английский дух господствовать в их стране, или будет попран насилием чужеземцев.
   Его пылкая речь пробудила патриотические чувства солдат, они приветствовали его громкими криками одобрения. В их глазах появилась неудержимая жажда победы, и их вера в него вселила в короля новые силы. После этого выступления Ричард двинулся навстречу врагу. Его военные силы были прекрасно обучены и вооружены: кавалерия мудро перемежалась пехотой и стрелками, которыми командовал герцог Норфолк. Впереди авангарда ехал верхом сам Ричард со своим избранным отрядом.
   Авангарды двух армий увидели противника, и раздался ритуальный клич, возвещающий о начале боя. Обменявшись пушечными ядрами и стрелами, бойцы перешли к рукопашной. Французские солдаты графа Оксфорда прорвали линию защиты Норфолка, но Оксфорд осмотрительно отдал приказ слишком далеко не заходить. Его бойцы перешли в наступление, построившись в форме клина, и держась вплотную. Ричард сначала наблюдал за ходом боя. Нортумберленд по его плану должен был зайти с тыла, но так и не решился. Стэнли со своими тремя тысячами воинов отказался повиноваться Ричарду, и открыто перешел на сторону своего пасынка Генриха Тюдора. В гневе за это предательство король отдал приказ казнить лорда Стрэнджа и решил взять инициативу в свои руки, - схватиться с самим Генрихом Тюдором, благоразумно державшимся на наиболее безопасных участках битвы. Ричард почти физически ощущал опасность, исходившую от этого представителя Ланкастеров для своих родных и для своей страны, даже его племяннице Елизавете, нареченной невесте Тюдора, грозила гибель. Король почувствовал желание спасти их даже ценой своей жизни, он пришпорил коня, вышел из прикрывающего его северного фланга и помчался к главному своему врагу.
   Ричарду удалось убить несколько человек, защищавших претендента Лан­кастеров, перевернуть символ Тюдоров - знамя с алым драконом, но затем в бой вступил граф Стэнли с трехтысячным войском, буквально спасший от гибели Генриха Тюдора. Охрану Ричарда, сэра Рэткдиффа, сэра Чарлтона, Персиваля Трибола, - уложили быстро. Перед превосходящим напором про­тивника Ричард отступился и упал. На него набросились уэльские лучни­ки Тюдоров и растерзали его тело до неузнаваемости.
   Золотую корону Ричарда, которую король носил в бою, немедленно подхватили и водрузили на голову Генриха Тюдора. Сразу же после благодарственной молитвы "Тебя, Боже, славим!", Генрих Седьмой опубликовал свое воззвание к народу, объявляющее изменниками покойного герцога Глостера, незаконно именовавшего себя королем Ричардом Третьим, герцога Норфолка, графа Суррея, виконта Лавелла, лорда Феррерса, и многих других знатных лиц, сподвижников врага Генриха Тюдора.
   Для многих англичан поражение и гибель Ричарда Третьего стало одним из самых черных и трагических событий истории Англии. Погасло солнце Йорков, и страной завладел красный дракон Тюдоров. Через два дня жители Йорка записали в своей городской хронике о 22 августа 1485 года: "В этот несчастливый день наш добрый король Ричард был побежден в бою и убит, отчего наступило в городе великое горевание".
   Граф Нортумберленд испытывал двойственное чувство от исхода битвы при Босворте. С одной стороны, он был рад победе Генриха Тюдора, поскольку понимал, что Ричард Третий никогда не простил бы ему предательства, с другой стороны он сожалел о гибели этого короля, всегда великодушно к нему относившегося. Его же предчувствие, что битва закончится трагически для короля из рода Йорков, увы, оправдалось.
   Оставив пока свои переживания в стороне, граф Нортумберленд решил явиться в ставку Генриха Седьмого, чтобы получить свою долю вознаграждения за предательство Ричарда Третьего. Но новый король встретил его очень холодно, и дал понять, чтобы он, Нортумберленд, был доволен и тем, что его не покарают за то, что он не присоединился в битве к войску Тюдоров.
   Разочарованный Нортумберленд пошел к своему лагерю, сердито торопя своих воинов и слуг. Но возле места на Рэдмурской равнине, где погиб покойный король, он невольно задержался, - никогда он еще не видел трупов в таком количестве в одном месте.
   От груды мертвецов вдруг явственно послышался стон. Граф при свете сгущающихся сумерек стал присматриваться внимательнее в поиске спасше­гося человека, которого он, возможно, в прошлом хорошо знал и с которым может быть состоял в дружеских отношениях. От его внимания не ускользнуло слабое движение непонятно кому принадлежавшей руки. И граф узнал на ней любимое кольцо с жемчужиной Ричарда Третьего, память о покойном отце, с которым король никогда не расставался. Словно ужаленный граф приказал своим слугам освободить от остальных тел выжившего рыцаря, и вскоре его догадка получила подтверждение - перед ним действительно лежал весь израненный, еле дышащий король Ричард.
   В последних проблесках сознания Ричард все еще переживал подробности роковой битвы. Когда он упал от последней раны, к нему молниеносно подскочил его оруженосец Генрих Смолл, и, надев на себя золотую корону, принял мученическую смерть, предназначенную Ричарду Третьему. Уэльские лучники в пылу сражения не заметили подмены, для них королем был тот, кто носил корону, и они представить себе не могли, что приближенные Ричарда Третьего настолько любят его, что, не задумываясь, были готовы отдать за него свою жизнь.
   По знаку графа Нортумберленда, его слуги осторожно положили умирающего короля на свои плащи, и украдкой понесли его мимо буйно праздновавшего свою победу лагеря Генриха Тюдора. Нортумберленд тайно увез Ричарда в лежащую возле Рэдмурской равнины деревню Мэнсетер, где поручил своим людям ухаживать за ним, надеясь на безграничную благодарно­сть короля за его спасение. Он был весьма изумлен тем, что и эта его надежда не оправдалась. Оправившись, Ричард встретил его бранью. Король был в ярости от своего поражения, от гибели своих верных боевых товарищей, и оттого, что Генрих Тюдор теперь носит его корону. Во всех этих несчастьях Ричард винил главным образом предательство Стэнли и спасшего его графа. Не смотря на то, что от Нортумберленда зависела его свобода и сама жизнь, король прямо заявил графу, что также покарает его как изменника.
   В свою очередь возмущенный неблагодарностью Ричарда граф Нортумберленд выдал его лорду Джасперу, дяде Генриха Седьмого. Тот, обрадованный возможностью предать мучительной казни злейшего врага своей семьи, отослал Ричарда под усиленным конвоем в тюрьму замка города Лестер, где томились остальные сторонники Йорков в ожидании решения своей участи в Лондоне. Чтобы унизить бывшего короля, лорд Джаспер бросил Ричарда в застенок, куда обычно помещали узников самого низкого социального положения. Но Ричард не жалел об этом когда увидел там пленных герцога Норфолка, графа Суррея, лорда Феррерса и рыцаря Уильяма Кэтсби. Они же встретили своего короля с возгласами радостного изумления, вставали перед ним на колени и целовали его руки и одежду. Для них его появление было подлинным чудом воскрешения из мертвых.
   Через шесть дней к ним присоединился виконт Лавелл, который также прослезился от радости, увидев живого Ричарда. Король начал расспрашивать его об обстоятельствах его пленения. Лавелл же ответил так:
  -- Мои злоключения не представляют особого интереса, государь, меня настиг отряд шотландцев Брюса Эршела. Гораздо важнее новости, которые я могу вам рассказать, - одна из них хорошая, а другая плохая.
  -- Начинай с хорошей новости, слишком давно у нас не было повода для радости, - нетерпеливо потребовал Ричард.
  -- Генрих Тюдор погиб от случайной стрелы, когда преследовал отряд вашего кузена лорда Невилла, - широко улыбаясь, сообщил виконт Лавелл.
   - Благодарю тебя, Господи, - Ричард от сильного волнения, причиненными этими словами даже закрыл глаза, а его сторонники разразились восторженными возгласами. - Стало быть, я теперь единственный претендент на трон Англии, если только Генрих Тюдор не оставил после себя незаконнорожденного потомка.
  -- Это не совсем так, от Ланкастеров уже есть новый претендент на английскую корону, - осторожно заметил виконт Лавелл. - В этом и состоит плохая новость.
  -- Кто же это, лорд Джаспер Тюдор? - презрительно сощурил глаза Ричард. В его голосе звучал такой гнев, что людям Ричарда стало жаль его неведомого соперника.
  -- Принцесса Екатерина Ланкастер, дочь Генриха Шестого и Маргариты Анжуйской, - с тяжелым вздохом произнес виконт Лавелл. - Ее права настолько весомы, что их может признать вся Англия.
  -- Что ты несешь, Лавелл, у короля Генриха Шестого был только один ребенок - сын Эдуард, - недоверчиво произнес Ричард Третий.
   И, тем не менее, в Англии появилась особа, называющая себя дочерью Генриха Шестого, - виновато ответил Лавелл.
   - Скорее всего, она самозванка! Это ложь, придуманная. Ланкастерами для того, чтобы скрыть свою беспомощность после гибели Тюдора! - гневно воскликнул Ричард.
   - Нет, государь, это известие похоже на правду, - вступил в разговор до сих пор молчавший герцог Норфолк. - После выкупа из плена Маргариты Анжуйской, до Англии начали доходить слухи, что бывшая королева родила в Провансе дочь. Ваш брат Эдуард Четвертый весьма обеспокоился этим обстоятельством и послал в Францию своего самого ловкого рыцаря Гербер­та Кортни с приказом похитить принцессу Ланкастер, если это правда. Но сэр Кортни попал в руки Маргариты Анжуйской и был предан мучительной казни. Вскоре же Маргарита объявила, что ее дочь умерла и назначила на­следником Ланкастеров Генриха Тюдора.
   - Вы все слышали, сама Маргарита объявила, что ее дочь мертва, - громко обратился ко всем слушателям Ричард. - Кем бы ни была эта девица, которую выставляют Тюдоры, она самозванка!
   - Со стороны Маргариты Анжуйской это мог быть хитрый ход, чтобы отвлечь внимание вашего брата от наследницы, - снова не согласился герцог Норфолк. - А самозванка она или нет, это легко проверить. У принцессы была заметная родинка, и король Эдуард Четвертый знал об этой примете.
   Последний довод герцога Норфолка убедил Ричарда в правдивости неожиданного известия. Совершенно подавленный новым обстоятельством про­тивостояния двух королевских родов Англии, он сокрушенно проговорил:
  -- Поистине род Ланкастеров - настоящий заколдованный дракон. Стоит ему отрубить голову, так тут же на ее месте вырастает новая. Теперь только об одном прошу бога, чтобы новоявленная Ланкастер не была подобием своей матушки.
  -- Второй Маргариты Анжуйской Англия не переживет, - содрогнулся лорд Феррерс.
   Их опасения не были напрасными. Миловидная, изящная, черноволосая королева Маргарита Анжуйская своей жестокостью превосходила многих мужчин, о ее расправах с врагами ходили легенды. Ее юная прелесть настолько покорила молодого короля Генриха Шестого, что он вступил с ней в брак, не смотря на полное отсутствие приданного у дочери очень бедного и почти лишенного земель провансальского короля Рене. Лорд Сеффолк, устроивший этот брак во имя прекращения войны с Францией, изматывающей Англию, стал первым лицом в государстве, действовал в союзе с честолюбивой и властной Маргаритой. Король Генрих Шестой был слишком добр и нерешителен, чтобы справляться со склоками английских лордов, со временем становившихся все более ожесточенными. Однако Сеффолк с королевой восстановили против себя почти всех своей непомерной алчностью и хищениями. В 1450 году герцог Ричард Йоркский, отец Эдуарда Четвертого и Ричарда Третьего, вернулся с войском из Ирландии и начал подготавливать государственный переворот. Он добился того, что в виду бездетности Генриха Шестого парламент назначил Йорка наследником престола. В 1453 году у Генриха все же родился сын, принц Эдуард, однако из-за проявившегося в короле душевного недуга Йорк был назначен регентом. Этому воспротивилась Маргарита Анжуйская, сама желавшая стать регентшей. Генрих Шестой со слезами на глазах умолял как королеву и ее сторонников, так и своего кузена герцога Йорка помириться, но обе стороны с презрением отвергли его предложение. Йорк поднял восстание и в битве при Сент-Олбенсе в 1455 году нанес королевскому войску тяжелое поражение. Заменивший Маргарите Анжуйской Сеффолка лорд Сомерсет был убит, а Генрих Шестой попал в плен. Йорк удовольствовался возвращени­ем ему звания протектора и наследника престола, согласившись на то, что Генрих пожизненно сохранит сан короля. Но благодаря интригам Маргарита Анжуйская снова оттеснила герцога Йорка в сторону и стала фактической правительницей страны.
   В 1459 году началась открытая война. Сторонник Йорка граф Уорик в 1460 году захватил Генриха Шестого в плен и восстановил Йорка в его прежних правах. Но в конце того же года, королева Маргарита, собрав новое войско, в битве при Уэкфилде одержала крупную победу. Йорк был убит в сражении. Маргарита Анжуйская казнила его несовершеннолетнего сына Эдмунда, а голову самого Йорка приказала прибить к городским воротам, и в насмешку над его притязаниями велела также надеть на него бумажную корону. Сын герцога Йорка, Эдуард, горя желанием ото­мстить за убитых отца и брата, объявил, что отныне Йорки освобождают себя от всяких обязательств по отношению к Генриху Шестому. Он собрал новое войско, вступил в Лондон и там короновался. Генрих Шестой был схвачен и заключен в тюрьму Тауэра. Но Эдуард Четвертый оскорбил гра­фа Уорика своей женитьбой на Елизавете Вудвилл, в то время как Уорик сватал ему французскую принцессу. Брат Эдуарда Четвертого, герцог Джордж Кларенс, посчитавший, что его обошли при раздаче благ во время во­царения Эдуарда, недолго думая присоединился к Уорику в Франции. Оба они помирились с находившейся там Маргаритой, и при поддержке французского короля в 1470 году Уорик с крупным отрядом высадился в Англии, и, с помощью многочисленных сторонников снова восстановил Генриха Шестого на престоле. Король Эдуард Йоркский вместе с младшим братом Ричардом бежал к своей сестре, бургундской герцогине, чтобы с ее помощью снова собрать и снарядить войско.
   Маргарита Анжуйская была так счастлива возвратом своего прежнего цар­ственного положения, что на время снова сделалась нежной и внимательной супругой Генриху Шестому. Но вскоре вернулся Эдуард с бургундским войском, и стал одерживать одну победу за другой. Он занял Лондон и снова пленил короля Генриха. Герцог Кларенс поспешил примкнуть к брату, и сделал он это вовремя. В битве при Барнете граф Уорик потерпел поражение и был убит вместе со своим братом Монтегю. Маргарита Анжуйская спешно отправилась к французскому королю за помощью, но и она была разбита в битве при Тьюксбери. Ее сын, принц Эдуард, погиб в этом сражении, а сама Маргарита Анжуйская попала в плен, и была заключена в тюрьму. В довершение всех несчастий она узнала, что убийцы нового короля Эдуарда Четвертого тайно умертвили ее супруга Генриха Шестого.
   Бывшая королева в полном отчаянии проклинала весь мир и была готова разбить собственную голову о каменные стены своей мрачной темницы. У нее больше не оставалось никакой надежды отомстить своим врагам и вернуть трон. Муж и сын, которые делали законными ее притязания на английскую корону, погибли, ее войско было разбито, а сторонники рассеяны за границей. Скупой французский король Людовик Одиннадцатый тоже не спешил оказать помощь своей союзнице, без всяких сантиментов прикидывая, может ли ему хоть чем-то быть полезна эта узница, больше похожая на разъяренную львицу. У пленной Маргариты Анжуйской оставалось только одно оружие против ненавистных Йорков - жажда мести Тюдоров, сводных родственников Генриха Шестого по его матери Екатерины Валуа, которые из-за Йорков также лишились высокого общественного положения и блестящих перспектив на будущее.
   Вскоре Маргарита ощутила, как рассеивается окруживший ее судьбу бес­просветный мрак. Сначала с недоверием, затем все с большей радостью бывшая королева убеждалась в том, что она понесла ребенка. Уверившись окончательно, Маргарита дала знать о новости лорду Джасперу Тюдору. Тот воспрянул духом и одновременно встревожился. У рода Ланкастеров появилась надежда на наследника и, следовательно, на возвращение власти, но вместе с тем была велика опасность для королевы Маргариты Анжуйской и ее ребенка. Йорки платили Маргарите Анжуйской ответной сильной ненавистью: если бы не ее принадлежность к женскому полу и родственные связи с большинством королевских домов Европы, давно казнили бы ее без всякой отсрочки. Пока они ограничились для Маргариты заключением в тюрьму, не видя в ней большой угрозы для себя. Но все могло измениться, узнай король Эдуард о беременности королевы Ланкастеров, означавшей появление претендента, обладавшего чрезвычайно сильными правами на английский трон. Лорду Джасперу было ясно - Маргариту Анжуйскую нужно немедленно освобождать от плена, поскольку долго скрывать беременность было невозможно. Тюдор насел с новостью на Людовика Одиннадцатого без особой надежды на успех, но, к его удивлению, французский король сразу ответил согласием на просьбу о помощи. Объяснялось это чудо тем, что юный брат Эдуарда Четвертого Ричард Глостер стал настойчиво призывать английских лордов к новой войне с Францией, представляющей, по его мнению, английское наследство. Подобные призывы не на шутку растревожили осторожного Людовика Одиннадцатого, и привели его к выводу о необходимости поддержки Ланкастеров, всегда лояльно относившихся к независимости Франции. Людовик Одиннадцатый предложил Эдуарду Йоркскому огромный выкуп в тридцать тысяч золотых монет за пленную королеву Ланкастеров. Эдуард, которому нужно было удовлетворять растущие аппетиты родственников своей жены и прихоти любовниц, не мог устоять перед таким предложением, хотя его насторожило, что Людовик Одиннадцатый предлагает немыслимые деньги за никому не нужную, полубезумную Маргариту Анжуйскую, которая уже начала превращаться в тюрьме в старуху.
   Так Эдуард отпустил злейшего врага своей семьи, но осторожность и тут не изменила ему, он послал шпионов за бывшей королевой. Они и проследили ее путь до самого Прованса, этого южного Французского королевства.
   Прованс, объединивший в себе и горные массивы, и морское побережье, собрал в себе коллекцию красивейших пейзажей, пронизанных ослепительным солнечным светом и воздухом лазурного неба. Вперемежку были расположены города и маленькие деревушки, забравшиеся на отвесные скалы. В Провансе почти все дни были солнечными, а мягкий теплый климат Средиземноморского побережья дарил красивейшие экзотические цветы и сладчайшие фрукты.
   Королева Маргарита отправилась прямо к своему отцу, королю Рене Ан­жуйскому, жившему в городе Эксе. Экс был защищен стеной с 39 башнями и славился своими римскими фонтанами, минеральными источниками и церковью святого Жана Мальтийского.
   С приездом дочери миролюбивый король Рене совсем потерял покой. Мар­гарита требовала от него, чтобы он принял непосредственное участие в осуществлении ее беспощадных планов мести врагам, а Рене мечтал только о занятиях поэзией, музыкой и стремился к устройству всенародных праздников. Несогласие с отцом привело к тому, что Маргарита сильно поссорилась с ним, и, покинув королевский дворец, поселилась в одной из башен Экса в ожидании родов.
   Рождение ребенка исторгло у Маргариты Анжуйской новые вопли отчаяния и разочарования. Родился не сын, которого она так ждала, а девочка, сразу показавшаяся своей матери совершенно ненужным существом. Ее доверенная дама, графиня Оксфорд, еле смогла успокоить свою госпожу, напирая на то, что в Англии дочь имеет право на отцовское наследство и их общие надежды вовсе не напрасны. Да и остальные приближенные твердили Маргарите Анжуйской, что нужно благодарить бога хотя бы за то, что ребенок родился живым, а живая дочь гораздо лучше мертвого сына и ее нужно готовить к роли будущей властительницы большой страны.
   Безутешная Маргарита наконец-то вняла увещеваниям, приняла дочь, и девочку назвали Екатериной в честь матери Генриха Шестого. Маргарита принялась воспитывать дочь твердой рукой, и стремилась внушить ей ненависть к Йоркам. В этом она не преуспела. Девочка росла тихой как мышка, ни к кому не питала злобы, и заливалась слезами всякий раз когда какого-нибудь нерадивого слугу наказывали палками. Она явно пошла в своего отца, кроткого и милосердного Генриха Шестого. Маргариту поведение дочери приводило в настоящее негодование, и она старалась хоть в чем-то сделать дочь похожей на себя. Не отставали от королевы английские лорды и их жены, разделившие изгнание с Маргаритой Анжуйской, но все они ока­зались неважными воспитателями. Вместо того, чтобы взвешенно и продуманно внушить ребенку свои убеждения, они стремились в зародыше подавлять ее естественные желания: им не помогало даже то, что в башне Экса проклятия Йоркам звучали чуть ли не через каждые два часа в день. Описание ужасов, жестокости и несправедливостей привело к тому, что заслышав одно только слово "Йорки", маленькая Екатерина начинала дрожать всем те­лом и старалась забиться подальше в какой-нибудь угол. Королева-мать пыталась привить Екатерине хотя бы обычное для человека стремление к власти, ее окружение твердило малолетней принцессе о предстоящем ей блестящем жребии, но и это простое дело оказалось им не под силу, - наследница была не честолюбива. Да и слишком рано Екатерина Ланкастер поняла, что жизнь часто вступает в противоречие с человеческими надеждами и ожиданиями. В этом ее убеждал глубокий контраст ее жизни. Екатерину придворные называли единственной законной наследницей английского престола, а она жила изгнанницей в Провансе, опасаясь любого англичанина, не принадлежащего двору ее матери. Наследница Ланкастеров стояла на высшей ступеньке социальной лестницы, и, тем не менее, ей перешивали старые платья, поскольку не было денег купить новые. С одной стороны ее окружал блеск королевского двора, обладатели которого носили громкие титулы, с другой стороны нужда ощущалась даже в самых важных и необходимых вещах. Старый король Рене любил внучку, он увлеченно рассказывал ей о благах, которыми хотел ее одарить - дворцах, более прекрасных, чем те, в которых они жили, о птицах с великолепным хвостом, именуемых павлинами, о драгоценностях, переливающих волшебным блеском, и прочих чудесных подарках, подсказанных его поэтическим воображением. Маленькая Екатерина радовалась обещаниям деда и наивно ждала момента, когда насладится зрелищем всех этих даров. Но время шло, а она так и не получила ни одного подарка. Когда принцесса время от времени напоминала деду о его обещаниях, старый король так сильно огорчался из-за невозможности их осуществления, что Екатерина решила больше никогда не говорить королю Рене о них, тем более что канцлер Готье с равнодушным видом говорил, что у него нет денег на королевские причуды.
   Что касалось государственной власти, то Екатерина Ланкастер все больше начинала сомневаться в ее благе для себя, наблюдая за поведением французских принцев и итальянских князей, гостивших у ее деда Рене. Эти высокородные аристократы ради присоединения лишнего клочка земли к своим владениям готовы были убить всех своих ближайших родственников, использовали власть для насилия над другими людьми, удовлетворения своих низменных желаний и аппетитов своих алчных фаворитов. Власть развращала их носителей до полной потери человеческого облика, и они даже не замечали этого. Йорков Екатерина представляла себе наподобие этих владык, только в сто раз хуже. Ее неприязнь к ним усилилась, когда торжес­твующая Маргарита Анжуйская сообщила ей:
   - Дочь моя, пойман шпион Эдуарда Йоркского. Он хотел похитить тебя и отвезти в Англию. Там тебя в лучшем случае ждало бы пожизненное тюремное заключение, в худшем тебя умертвили бы как твоего отца Генриха Шестого. Но бог не допус­тил этого злодеяния, он сам попал в наш застенок.
   - Матушка, но кто-то еще, подобный ему, может попытаться снова это сделать, - в ужасе проговорила девочка.
   - Не беспокойтесь, дочь моя. Герберта Кортни пытали, и он выдал всех своих сообщников, - снисходительно ответила Маргарита Анжуйская. - Теперь нам нужно полюбоваться, как палач расправляется с нашими второстепенными врагами, пока мы не добрались до Йорков!
   Герберта Кортни ожидала самая мучительная казнь - колесование. Для начала его тело растянули в разные стороны несколько лошадей, создавая Герберту Кортни невыносимые мучения. Без конца слышались его крики и стоны. Маргарита Анжуйская наслаждалась каждой секундой этой жестокой экзекуции, но она пожелала взглянуть, какое впечатление производит возмездие на ее дочь и ... оторопела. Глаза Екатерины были полны слез, ее дыхание было почти таким же прерывистым, как у пытаемого человека, маленькая ручка была прижата к груди, чтобы не выскочило сердце.
   Заметив ошеломленный взгляд матери, Екатерина бросилась перед ней на колени и принялась молить:
   - Матушка, пощадите!
   Но девочка только ухудшила дело. Маргарита Анжуйская пришла в такую ярость, какой еще никогда не испытывала.
   - Да как ты смеешь, презренная, просить за наших врагов!? С этой минуты ты мне не дочь! - вне себя закричала она.
   Наказание, которому Маргарита Анжуйская подвергла свою дочь, ненамного было мягче пыток Кортни. Королева собственноручно так избила девочку, что ее пришлось везти на лечение в аббатство де Сенанк, и потом не пожелала забрать Екатерину обратно домой после выздоровления. Генриху и Джасперу Тюдорам, прибывшим из Бретани засвидетельствовать свое почтение принцессе Екатерине, Маргарита Анжуйская мрачно объявила, что больше не считает слабодушную девчонку своей дочерью, - она назначает своим наследником Генриха Тюдора, способного расправиться с Йорками.
  -- Но я ведь не Ланкастер, а всего лишь сын сводного брата по матери вашего супруга, королева, - удивился Генрих Тюдор.
  -- Твоя мать, леди Маргарет Бифорт, происходит от первого герцога Ланкастера, значит ты тоже наследник английского престола, - непоколебимо заявила Маргарита Анжуйская. - Не сомневайся, я склоню французского короля на твою сторону.
   Обрадованный внезапно открывшимися блестящими перспективами Генрих Тюдор принял предложение Маргариты Анжуйской, не задумываясь над тем, как воспримет Екатерина новость о лишении ее статуса наследницы. А девочка оказалась очень довольна, узнав ее, ей захотелось остаться в монастыре. Монахини женской обители де Сенанк отнеслись к ней с добром, обращались с неизменной лаской, аббатиса Беренгария не оставляла ее своим попечением и вниманием. Особенно пекся о ней замещавший аббата де Сенанка брат Пьер Ланже, заведовавший также монастырской библиотекой. Он подолгу беседовал с одинокой девочкой, приносил ей ценные рукописи средневековых книг с цветными рисунками, и понемногу учил ее тому, что знал сам, а был он очень образованным человеком, общаться с которым считали за честь самые выдающиеся ученые Европы.
   Со временем Екатерина узнала, что ее духовный отец Пьер Ланже ушел в монахи, чтобы искупить свой грех ненависти к англичанам, разграбившим тридцать лет назад его дом и убившим его семью.
   - Когда-то в молодости я мечтал о воинских подвигах, славе и человеческом восхищении, - рассказывал Ланже Екатерине. - И длилось это до тех пор, пока я не увидел настоящее лицо войны, сгубившей мою семью. Но и тогда я не понял, почему господь послал мне это испытание, проклял всех англичан и поклялся мстить им до последней капли крови. Я поступил в войско Карла Седьмого, но так и не мог найти успокоения своей боли. Напротив, мне становилось все хуже от своей злобы, пока, наконец, ко мне не пришло откровение, что нельзя ненавидеть то, что создал всевышний бог. Если англичане причинили мне жестокое горе, то я должен понять, почему господь счел нужным послать такое испытание моей душе, а не ненавидеть тех, кто был орудием в его руках. Я осознал, что богу было за что наказывать меня - за мою гордыню, честолюбие, жажду сатанинских утех. За то, что я хотел грабить и убивать других людей, бог отнял у меня семью посредством англичан.
  -- Отец Ланже, вы не похожи на человека, способного причинить зло другому существу, - недоверчиво произнесла Екатерина. - Вы самый добрый человек, которого я только знаю.
  -- Такой душевной чистоты я достиг долгими днями раскаяния, покаяния и взыванием о помощи к Пресвятой богородице, дитя мое, - ответил Пьер Ланже, ласково погладив по голове девочку. - И я надеюсь, что тебе никогда не придется испытать моих прежних мучений.
  -- Так и будет, отец Ланже, ведь я решила остаться здесь и принять постриг, - горячо воскликнула Екатерина Ланкастер, выдавая свое самое заветное желание. Аббатство де Сенанк казалось ей надежным убежищем от мира, безумного своей жестокостью, цветущим садом любви посреди пустыни ненависти. Много раз Екатерина становилась свидетельницей того, как люди, потерпевшие жизненное крушение за стенами монастыря, возрождались к жизни благодаря стойкой вере монахов в милосердие бога. Особенно хорошо в старинном аббатстве становилось летом, когда зацветала лаванда, и ее запах смешивался с чистым горным воздухом. Тогда даже звездное небо становилось ярче, и весь мир казался подлинным совершенством.
   Малолетняя принцесса скучала только по своему дедушке Рене и короле­ве-матери, которые отнюдь не были любителями посещения монастырей. И все же Екатерине Ланкастер довелось увидеться с Маргаритой Анжуйской, когда королева неизлечимо заболела язвой желудка. В надежде облегчить ее страдания королеву привезли в аббатство де Сенанк. Принцесса ожида­ла, что теперь мать призовет ее к себе, но напрасно. Тогда девочка по­тихоньку приблизилась к келье, отведенной Маргарите Анжуйской и увидела, что льстивые придворные ее матери теперь совершенно открыто показывают свое к ней равнодушие. Они были разочарованы тем, что их госпожа не могла вернуть себе прежнее величие, и считали зря потерянными годы, отданные службе королеве Маргарите.
   Пользуясь безразличием придворных, Екатерина проскользнула в келью матери. Королева находилась совершенно одна и тщетно пыталась привстать с постели, чтобы позвать на помощь. Увидев дочь, Маргарита замерла, и неподвижно уставилась на нее. Екатерина в невольном порыве бросилась к ней, и, обняв ее, прошептала:
   - Матушка, пожалуйста, не отталкивайте меня. Простите меня, матушка.
   Она просила прощения у матери за то, что не оправдала ее надежд, за то, что ни разу не доставила ей никакой радости. Маргарита молчала, но слезы побежали по ее исхудавшим щекам, она прижала дочь к своей груди, и Екатерина в первый раз почувствовала ее материнскую любовь.
   С их последней встречи прошло четыре года, но Екатерина не передумала принять постриг. Особенно она укрепилась в своем намерении, когда ее духовный отец Пьер Ланже стал аббатом де Сенанк. Дни Екатерины проходили в самых разнообразных занятиях: в молитвах, в переписывании старинных рукописей, в уходе за больными и раненными, обратившимися за помощью в аббатство де Сенанк. Для нее не было большей радости на свете, чем видеть как выздоравливающие люди все больше проникаются к обитателям монастыря теплыми чувствами. Постриг Екатерины немного отложился из-за того, что она пожелала собственноручно ухаживать за двумя итальянскими путешественниками, сильно пострадавшими от горных разбойников.
   Спускаясь во двор, чтобы переменить в тазу воду, Екатерина вдруг заметила возле ворот аббатства крупный конный отряд воинов, да еще под знаменем с изображениями английских львов. "Что делают в нашем аббатстве англичане? " - испуганно подумала Екатерина, и ее сердце заныло от тревожного предчувствия. Особенно всполошилась принцесса, когда она узнала в одном из всадников графа Оксфорда. Девочке сразу захотелось уйти от него подальше, но спрятаться ей не удалось. Граф Оксфорд заметил ее, и, подойдя к ней с остальными рыцарями, неожиданно со своими спутниками преклонил перед ней колено, что заставило ее испуганно вскрикнуть.
   - Собирайтесь, моя королева, мы приехали за вами, - сказал граф Оксфорд, делая вид, что не заметил ее испуга. - Настало вам время занять ваше законное место.
   - Что вы такое говорите, граф? Моя мать назначила наследником Ланкастеров кузена Генриха Тюдора, - протестующим тоном произнесла Екатерина.
   - Ваш благородный кузен убит вашими врагами и теперь никто, кроме вас, не может законно претендовать на корону Англии, - веско проговорил граф Оксфорд.
   - Вы хотите сказать, что теперь пришла моя очередь погибнуть в вашей бесконечной войне? - запальчиво воскликнула Екатерина. - Умоляю вас, граф, уезжайте и оставьте меня в покое. Ни на что я не собираюсь претендовать. Мне предстоит принять постриг, я должна предаваться благочестивым размышлениям, а вы своими разговорами о мирском величии смущаете меня.
   - Я бы повиновался вам, королева, если бы вы признали себя моей повелительницей, и пока вы этого не сделаете, я от вас не отстану, - упрямо заявил граф Оксфорд. - Я никогда не поверю, что дочь благородного Генриха Шестого и отважной Маргариты Анжуйской решится оставить верных слуг сво­их родителей на произвол судьбы. Мы клялись в вечной верности царствен­ным Ланкастерам и надеялись на их ответное к себе участие.
   - Ах, я ничего не хочу слышать. Я не разбираюсь в ваших распрях! - Екатерина зажала свои уши руками и кинулась бежать прочь от опасного собеседника.
   Убежав в монастырский сад, юная принцесса заплакала навзрыд. Не о борьбе за власть мечтала Екатерина. Она была уверена, что больше никогда в жизни не услышит о междоусобице в Англии, которая больше никоим образом ее не будет касаться, и вот появление мрачного графа Оксфорда, который вцепился в нее мертвой хваткой бульдога, разбило ее надежды на мирную жизнь и ее простые радости. Екатерина надеялась, что настоятель Пьер Ланже выполнит свое обещание взять ее с собой в поездку в столицу Ренессанса - чудесную Флоренцию, и главное, - в конце октября в Прованс должен был вернуться ее любимый менестрель Робер Верль из Сицилии, и спеть свои новые песни.
   Вспомнив о настоятеле Ланже, Екатерина повеселела. Его ум обязательно поможет ей выбраться из затруднительной ситуации, он найдет способ избавиться от англичан, приехавших за нею. Принцесса была уверена - ее духовный отец любит ее и не захочет с нею расстаться. Надеясь услышать подтверждение этому, Екатерина поспешила к настоятелю.
   Очевидно, граф Оксфорд успел побывать у Пьера Ланже раньше ее, поскольку из его комнаты явно говорили о состоянии дел в Англии. Но беседовал с настоятелем не граф, а аббатиса Беренгария. Екатерина невольно остановилась и прислушалась к разговору.
  -- Явное безумие посылать на этот остров ребенка, отец де Сеннанк, - возмущалась аббатиса. - Как может малолетняя Екатерина уцелеть в ожесточенной борьбе, в которой погибли могучие рыцари, гораздо более ее сведущие в искусстве воины. А ей исполнилось всего четырнадцать лет, она не выживет в атмосфере постоянных заговоров и интриг. Согласиться выполнить требование графа Оксфорда все равно, что согласиться отдать ягненка стае кровожадных волков.
  -- Вы забываете о божьей воле, что вам вовсе не к лицу, матушка, - проговорил Пьер Ланже с такой суровостью, что Екатерина с трудом узнала его голос. - Я тоже не менее вас надеялся, что молодой граф Тюдор останется единственным претендентом от Ланкастеров на корону Англии и Екатерину минует опасная участь быть вовлеченной в войну Алой и Белой роз. Если этого не произошло, значит, мы не правильно понимали волю бога. Екатерине следует отправиться в Англию с графом Оксфордом. Она родилась на английском троне, с первых минут ее существования на белом свете ей было предназначено быть владычицей своей страны и ее судьба быть королевой Англии вне наших взглядов и желаний. Я тоже ничего хорошего не жду от этого предприятия для нашей при­нцессы кроме возможного пленения и ранней смерти, - ее враги слишком могущественны, - но каждый должен нести свой крест!
   Екатерина замерев, впитывала в себя каждое слово аббата Ланже. Его ду­ховный авторитет был так велик, что она не усомнилась в верности ни одного его слова. Подслушанный разговор произвел полный переворот в душе Екатерины, и она с бесчувственной покорностью дала согласие графу Оксфорду на свой отъезд.
   Проживающие в аббатстве дамы благородного дворянского происхождения почтительно сняли с наследницы английского престола грубое монастырское одеяние из простого холста, надели на нее парчовое платье с золотой вышивкой, и заплели ей косы с жемчужными нитями. Екатерина Ланкастер приобрела облик особы королевского происхождения, за которой приехал отряд знатных англичан, и они с немалым чувством удовлетворения увезли ее из стен аббатства де Сенанк.
   Екатерина тайком проплакала всю дорогу до Парижа, оплакивая гибель кузена Тюдора и свою участь. Принцесса была уверена, что едет в Англию за своей гибелью, а она была очень молода, и ей хотелось жить всем своим существом. Грубое веселье окружавших ее английских баронов навевало на нее еще большую тоску. Но перед встречей с Карлом Восьмым Екатерина постаралась взять себя в руки, и с полным самообладанием говорила с фран­цузским королем, обещая ему от своего имени быть ему верным союзником и никогда не начинать войны с Францией.
   Вступив на берег Англии, Екатерина окончательно распрощалась со своей жизнью. Она решила посвятить себя усилиям, которые способствовали бы увеличению благосостояния ее королевства и согласию с ее совестью. Сначала Екатерина направилась в военный лагерь Тюдоров, встретилась со своим дядей лордом Джаспером и познакомилась со многими своими сторонниками из английской знати, затем поехала в хорошо укрепленный город Лестер, где содержались главные пленники, взятые после Босвортской битвы.
   Узнав, что в тюрьме содержится сам король Ричард Третий, Екатерина Ланкастер выразила желание встретиться с ним и с его людьми. Сами пленники не горели желанием встречи с дочерью своих заклятых врагов, которая сама стала их главной противницей. Но неповиновение грозило им еще большим унижением, поскольку Джаспер Тюдор отдал их под надзор одного из самых больших ненавистников Ричарда Третьего - лорда Томаса Леукнора, чей замок Бодиам король захватил и его семью пленил. Лорд Леукнор не упустил бы случая поиздеваться над пленниками, если только они подали к тому повод.
   Изнуренные долгим плохим содержанием в цепях, пленники медленно поднимались по ступенькам вверх в наиболее благоустроенную часть башни. Екатерина в то время находилась возле горящего камина, тщетно пытаясь согреться: она не привыкла к суровому английскому климату, и от преждевременно наступивших холодов ее не спасало даже теплое платье из плотного зеленого бархата.
   Появление группы людей в оковах, одетых в изодранную в клочки одежду, заставило ее забыть о холоде. Екатерину обдало жаром волнения, - от этой первой встречи многое зависело и в жизни этих людей, и в ее судьбе.
   Принцесса Ланкастер подошла к пленникам, и они увидели подростка, который только что стал девушкой. Екатерина находилась в том возрасте, когда люди больше всего похожи на ангелов. Ее черты лица окончательно сформировались, сменив их детскую неопределенность, но чистота их линий еще не была потревожена неумолимым временем. Свежесть красок подчерки­вала прелесть ее облика, и делало его незабываемым отпечатком особой душевной ясности. Строгий ценитель мог найти кое-какие изъяны ее внешности, но большинство зрителей сочли бы, что более совершенные линии лица не нужны такому обаятельному облику, прекрасному своим соответствием душевной чистоты и оригинальной внешности. На свою мать, Маргариту Анжуйскую, чего сильно опасались товарищи Ричарда Третьего, разделявшие с ним его пленение, Екатерина мало была похожа, она напоминала ее разве что гибкой фигурой и темными глазами. Овал лица и светлые каштановые волосы Екатерина унаследовала от своего отца.
   Екатерина Ланкастер рассматривала пленников не менее внимательно, чем они ее. Она тоже опасалась этой встречи, боясь, что все ее детские страхи, в которых фигурировали беспощадные к ней Йорки, окажутся правдой. Но вместо чудовищного горбуна, чья кровожадность сразу бросалась бы в глаза, Екатерина увидела молодого мужчину с приятным, хотя и изнеможенным от многих лишений лицом, имеющим чуть непропорциональную фигуру. Его спутники тоже ничем не отличались от обычных людей, если не счи­тать крайней изнуренности, напомнивших ей многочисленных страдальцев, искавших приюта в ее родном аббатстве. Над ними черной тенью висело присутствие лорда Томаса Леукнора, которого даже присутствие принцессы не могло заставить отвести от них взгляд, полный открытой ненависти.
   Ричард Третий острее всех переживал униженное положение пленника и, не выдержав, он первый прервал затянувшееся молчание.
   - Если вы вдоволь насмотрелись на нас, госпожа Ланкастер, то проявите христианское милосердие, отпустите нас назад в темницу, - резко проговорил бывший король. - Многие из нас получили столь тяжелые раны, что теперь недолго могут стоять на ногах.
   Лорд Леукнор как коршун, кинулся к нему, и гневно заявил:
   - Хотя бы вы все и подохли, как паршивые собаки, мир бы ничего от этого не потерял. Многие совестливые люди сочтут, что способствовать гибели мятежников это благое дело!
   - Я считал по правилам рыцарской чести - врагов можно изводить только в открытом и честном бою, а не морить беззащитных пленников. Вы не благородный человек, лорд Леукнор, - сжал свои тонкие губы Ричард.
   - Тебе ли толковать о благородстве, узурпатор Йорк?! Благодаря твоим стараниям и стараниям твоих подлых родичей, наша королева Екатерина долгое время была лишена своих законных прав. От этого в нашем королевстве следовала одна беда за другой - принялся было горячо доказывать лорд Леукнор, но Екатерина, видя, что словесная перепалка между ним и королем Ричардом приобретает опасный оборот, поспешно прервала своего защитника следующими словами:
  -- Лорд Томас, прошу вас, успокойтесь, от вашей запальчивости может быть больше зла, чем пользы. Избегайте употреблять по отношению к королю Ричарду слово "узурпатор" пока парламентский суд не докажет этого.
  -- Разве нас еще не осудили? - изумленно спросил Ричард Третий, вспомнив указ Генриха Тюдора.
   - Я намереваюсь пригласить как можно больше известных европейских юристов, чтобы они раз и навсегда прояснили вопрос по поводу наследования английской короны, - твердо заявила Екатерина. - Я встретилась с вами только затем, чтобы сообщить вам об этом и избавить вас от неизвестности по поводу вашей дальнейшей участи. В следующий раз, король Ричард, мы увидимся с вами в Вестминстере, на парламентском суде, где кроме нас будут присутствовать другие особы, имеющие основания претендовать на английский престол, - сыновья вашего брата Эдуарда Четвертого, дети покойного герцога Бекингэма, граф Уорик, и Джон де Поль - сын вашей сестры герцогини Суффолкской. Если решение суда будет не в мою пользу, я удовольствуюсь герцогством Ланкастерским на что, как мне кажется, я имею полное право.
   - Парламент уже собирался по этому вопросу, и высказался недвусмысленно и ясно. Только Йорки имеют право на английскую корону, а мой господин Ричард имел первоочередное право наследования в момент смерти короля Эдуарда Четвертого, поскольку граф Уорик был восстановлен в пра­вах парламентом только год спустя по настоянию короля, - не сдержавшись, сказал граф Суррей. Но его гневная отповедь не смутила душевной безмятежности Екатерины Ланкастер.
   - Как ваше имя, милорд? - терпеливо спросила она.
   - Эдвард Ховард, граф Суррей, - назвал себя тот, и Екатерина продолжила свою речь:
   - Вы верно говорите, граф, но упускаете из виду одно обстоятельство. В момент того заседания парламента, о котором вы упомянули, в зале суда присутствовали юристы только семейства Йорков, так что их решение трудно назвать беспристрастным. Я же пригласила в суд не только законников моей семьи и вашей стороны, но и юристов из Франции, Италии и Бургундского герцогства - союзника Йорков. Надеюсь, вы согласитесь с моим предложением, - предположила принцесса Ланкастер, посмотрев на короля из рода Йорков. Ричард встретился с ней взглядом, и тут же отвел свои глаза, словно их ослепила мощная вспышка солнечного света. Но неведомая сила заставила его снова искать ее взгляд, словно в нем содержались ответы на все его вопросы.
   - Если так обстоят дела, то я согласен с вашими намерениями, принцесса, - высказался Ричард.
  -- Еще бы тебе не согласиться, Йорк, ведь все складывается для тебя как нельзя лучше, - возмущенно фыркнул лорд Леукнор. - Вместо казни под топором, которую ты заслужил, обрекая на эту смерть лучших людей Англии, противящихся твоей тирании, благодаря мягкосердечию моей госпожи тебя ждет лишь справедливый суд, и то касающийся не твоих злодеяний, а твоих сомнительных прав.
  -- Лорд Томас, окажите мне услугу, - окликнула его Екатерина.
   - Да, моя госпожа.
   - Возглавьте мою охрану в дороге. Я собираюсь ехать к моему дяде лорду Джасперу и поговорить с ним, - непреклонно сказала Екатерина, видя, что Леукнору не по душе ее поручение. Но он не посмел ей возразить­, и, выходя из зала, бросил на пленников растерянный и возмущенный взгляд хищника, у которого отняли его добычу.
   - Я вижу, лорд Леукнор плохо обращается с вами. Не можете вы назвать мне имя моего сторонника, на чьем попечении вы предпочли бы находиться, - мягко обратилась к пленникам Екатерина.
   - Думаю, миледи, им бы мог стать граф Стэнли, - осторожно предположил герцог Норфолк, видя, что король не склонен отвечать на этот вопрос - для него все лорды из стана Ланкастеров-Тюдоров были одинаковы. - Он коварен, но не жесток.
   - Вот уж нет, я предпочитаю иметь дело с лордом Леукнором, который, по крайней мере, открыто показывает мне свою вражду, чем с этим двуличным изменником, - резко высказался Ричард, который до сих пор не мог простить себе, что доверился мужу Маргарет Бифорт.
   - В таком случае, милорды, я сама найду вам нового стража, - пообещала им Екатерина, и приказала своей охране отвести пленников в соседнее помещение, более пригодное для жилья, чем их бывший застенок.
   Поразмыслив немного, Екатерина решила доверить надзор за Ричардом Третьим и его людьми капитану французских наемников Филиберу де Шанде. Его, как иностранца, мало касались перипетии войны Алой и Белой роз, у него не было ни одной причины для личной ненависти к Ричарду Третьему, он сражался на стороне Генриха Тюдора исключительно ради платы. Любезный француз согласился выполнить поручение принцессы Ланкастер, включая обязательство хорошего обращения с пленниками и заботы о них.
   Екатерина с легким сердцем начала готовиться в дорогу, а капитан Шанде тут же приступил к своим новым обязанностям. Для узников была доставлена теплая вода для мытья и новая чистая одежда. Они в первый раз за много дней отведали нормальной еды, состоящей из горячего бульона и запеченной дичи, а не остатки обеда остававшегося после слуг. Все происходящее казалось пленникам нереальным сном, и они испытывали невольную благодарность к Екатерине, чье имя раньше вызывало у них только ненависть.
   Ричард Третий как всегда воспринимал события глубже и острее своих приближенных. В то время как они пустились в горячее обсуждение встречи с принцессой Ланкастер, он замкнулся в себе, прислушиваясь к незримо начавшейся новой работе своей души, и даже не услышал, как к нему обращается герцог Норфолк.
   - Государь, вы видели примету, ведь вы стояли к принцессе ближе всех? - был вынужден тот повторить свой вопрос.
   - Я не смотрел на ее руки, я смотрел на ее лицо, - рассеянно ответил Ричард, совсем забывший, как он договаривался с соратниками обнаружить наличие или отсутствие родинки - доказательства происхождения Екатерины Ланкастер. Но лорд Феррерс, стоявший позади короля, утверждал, что родинка была, и Ричард был склонен с ним согласиться, - знакомство с принцессой Екатериной захватило его сердце без остатка.
   Заслышав шум во дворе, предвещавший отъезд Екатерины, он бросился к окну, движимый желанием еще раз ее увидеть, и оставался стоять на месте еще долгое время после того как кортеж принцессы скрылся из вида, весь во власти противоречивых мыслей и чувств.
   Пытаясь вывести своего короля из прострации, рыцарь Кэтсби спросил:
   - О чем вы думаете, государь? - и к своему удивлению получил от него немного сбивчивый ответ: - Принцесса так молода, Уильям, она ровесница моей дочери и носит тоже имя, что и она... Трудно питать к ней вражду.
   - Но если мы этого не будем делать, государь, Ланкастеры нас погубят - заметил герцог Норфолк.
   Ричард ничего не ответил на это замечание, но, начиная с этой минуты, его приближенные явственно ощутили произошедшую в нем перемену. Исчез монарх, находившийся в постоянном гневе из-за непокорства своих подданных, исчез воин, яростно ненавидевший своих врагов. Вместо них в Ричарде вдруг проявился придворным кавалер, трепетно подвластный всем движениям своего сердца и умело придававший им форму, предписанной канонами куртуазной науки. Речь Ричарда стала мягкой, плавной, полной многих метафор и блестящих сравнений. Он стая гораздо терпимее к людям и их недостаткам, чувствовал желание творить для них благо в благодарность за тот подарок судьбы, которым стала для него встреча с Екатериной Ланкастер.
   Сама Екатерина переживала не самые приятные минуты, объясняясь по его поводу с лордом Джаспером Тюдором. Когда она приехала в военный лагерь, чтобы обговорить дальнейшие действия, то обнаружила, что лорд Томас Леукнор уже успел нажаловаться ее дяде за то, что она отстранила его от надзора за пленным Ричардом Третьим. Лорд Джаспер пришел в немалое изумление, выслушав рассказ Леукнора. Разумеется, Маргарита Анжуйская рассказывала ему о странностях своей дочери, но он и предположить не мог, что необычность принцессы Екатерины дойдет до того, что она будет делать явные поблажки своему кровному врагу. Лорд Тюдор попытался сделать строгое внушение своей царственной племяннице, указывая на необходимость публичной устрашающей казни для Ричарда Третьего и его соратников, и наткнулся на не менее твердое заявление Екатерины, что она никому не собирается подписывать смертный приговор: ни о какой мести Йоркам с ее стороны и речи не может идти. Лорду Джасперу с его неприятными предчувствиями оставалось только готовиться к походу на столицу.
   На пути в Лондон Екатерина заметила, что население отнюдь не радо возвращению Ланкастеров, вернувшихся в Англию при помощи французских наемников. Также неприветливо встретили ее 1 декабря 1485 года и лондонцы, - из их памяти еще не выветрилось воспоминание, как армия ее матери Маргариты Анжуйской разграбила город и сожгла половину его домов.
   Вступив в столицу, Екатерина первым делом направилась в Тауэр, но не для того, чтобы захватить арсенал или забрать корону, как думали сторонники Йорков. Не обращая внимания на королевскую сокровищницу Англии, принцесса спустилась в подземную тюрьму, где уже пятнадцать лет томился верный слуга Ланкастеров Роджер Гриффитс, пострадавший за верность ее отцу Генриху Шестому. Он наконец-то дождался двойной радости - радости освобождения и радости видеть свою обожаемую принцессу. Однако потрясение оказалось слишком велико для его ослабевшего сердца, и он умер два дня спустя в Брукском замке Джаспера Тюдора, где остановилась жить принцесса Ланкастер.
   На парламентское заседание в Вестминстере Екатерина пришла в траурном платье по умершему Роджеру Гриффитсу. Скорбь ее была так велика, что она вовсе не прислушивалась к прениям законников, поглощенная собственным бессилием достойно вознаградить преданного слугу. Защиту ее интересов взял на себя Джон Мортон, епископ Илийский.
   Ричарда ее безучастный вид занимал больше, чем все происходящее вокруг. Все обстояло так, как обещала ему Екатерина, - на заседании присутствовали юристы из пяти европейских стран, на чье справедливое и беспристрастное мнение можно было положиться. Были также дети герцога Бекингэма, его племянники Уорик и Джон де Поль, чьи права также досконально разбирались по каждому пункту. Несколько встревожило Ричарда отсутствие сыновей Эдуарда Четвертого, но он успокоил себя объяснением, что королеве Елизавете было бы неприятно, если бы ее дети целый день слушали бы о своей незаконнорожденности, поэтому она не пустила их в Вестминстер. Думая об этом, Ричард пропустил первую часть судебных прений, и стал прислушиваться, когда понял, что против прав Екатерины Ланкастер на английский престол имелись серьезные возражения, выдвинутые советником его сестры Маргариты Бургундской Филиппом де Коменжем. Во-первых, существовал юридический акт, по которому Генрих Шестой передавал права на английский престол Йоркам; во-вторых, род Ланкастеров происходил от незаконнорожденного сына первого герцога Ланкастера, и вообще не мог иметь прав на престол, поскольку в свое время силою сверг законного короля Ричарда Второго, прямого, наследника своего деда Эдуарда Третьего. Джон Мортон блестяще опроверг эти возражения.
   - Покойный государь Генрих Шестой подписал акт под силовым принуждением Йорков, которые первые нарушили взятое в нем свое обязательстве чтить в нем своего короля, что сделало документ недействительным. Вопрос о передаче Йоркам престола возник из-за отсутствия у короля наслед­ников, и поскольку у Генриха Шестого все же появились дети по милости божьей, этот вопрос отпадает сам собой, - говорил он. - Далее. Граф Джон Ланкастер был соответствующим образом узаконен своим отцом, чему я могу предъявить доказательства. Если игнорировать подобные документы, то тогда становится непонятным, для чего существует юриспруденция, и чем мы с вами сейчас занимаемся. И Ричард Второй указал на потомков герцога Ланкастера как на своих наследников, чтобы обеспечить прямую преемственность власти. Следовательно, пока существуют потомки герцога Ланкастера, других наследников быть не может, какими бы правами они не обладали. Что касается низложения Ричарда Второго, то если принимать подобные факты во внимание, придется признать, что никто из присутствующих здесь наследников не имеет прав на трон - все они происходят от короля Эдуарда Третьего, который силой сверг своего отца с престола с помощью своей матери Изабеллы Французской и барона Роджера Мортимера!
   Желающих поспорить с умелым оратором епископом Илийским не нашлось, и представитель римского папы Лоренцо Монтини уточнив напоследок у старшего сына герцога Бекингема, может ли он представить дополнительные документы в свою пользу и, получив отрицательный ответ, торжественно объявил вердикт всех судей:
   - Да здравствует Екатерина, Божьей милостью королева Англии!
   Его возглас подхватили почти все присутствующие кроме самых упорных сторонников Ричарда Третьего:
   - Да здравствует Екатерина, Божьей милостью королева Англии!
   Этот крик вывел Екатерину из ее задумчивости. Она глубоко вздохнула, прощаясь со своей скорбью и ощущая необходимость своего участия во всем происходящем вокруг. Сперва она своим негромким, но четко поставленным голосом поблагодарила своих сторонников за поддержку, затем перевела свой взгляд на пленного Ричарда Третьего.
   - Милорд, если вы сейчас отречетесь от престола и дадите мне клятву верности, то вы и ваши люди получите немедленное освобождение и полное прощение своих проступков против рода Ланкастеров, - сказала Екатерина.
   Ричард заколебался. Он настолько свыкся с мыслью, что является законным королем Англии, что ему было трудно отказаться от этого утверждения. С другой стороны, он не мог найти серьезного возражения против предложения Екатерины, оно не противоречило его представлениям о чести. Ее же предложение было лучшим выходом из ситуации их династического противостояния. Ричард опустился на одно колено и медленно произнес слова отречения и клятвы верности.
   Екатерина облегченно вздохнула, - ей решительно не хотелось снова отправлять его в тюрьму, - и во всеуслышание объявила:
   - Возвращаю вам титул герцога Глостера и связанные с ними земельные владения. Что касается герцогства Йоркского, то, учитывая ваши сложные запутанные семейные отношения, придется разобраться с этим вопросом на дополнительном судебном заседании. Благодарю вас за внимание, милорды, и надеюсь увидеть вас завтра, поскольку накопилось много имущественных споров.
   Стремясь поскорее завершить этот трудный день, Екатерина спешила удалиться в свои покои в Вестминстере, но дорогу ей преградил мрачный лорд Джаспер:
  -- Племянница, вы сегодня подписали смертный приговор не только себе, но возможно всем нам, вашим верным слугам. Ричард Йорк, которого вы отпустили на свободу, не успокоится, пока не вернет себе и своему роду прежнее царственное положение, - жестко произнес он. - Королевское милосердие к изменникам Йоркам имеет пагубные последствия, достаточно вспомнить трагическую судьбу вашего отца Генриха Шестого, которого я до сих пор оплакиваю.
  -- На все воля божья, - устало произнесла Екатерина, не желая с ним спорить и не желая объяснять ему, что простилась со своей жизнью давно, при отъезде из аббатства де Сенанк.
   А Ричард, герцог Глостер, наслаждался вновь обретенной свободой, быстро проезжая на коне по лондонским улицам и ласково кивая бурно приветствующим его лондонцам. Он чувствовал, что для него наступает новая жизнь, и был готов с воодушевлением принять от нее новые сюрпризы.
   К его удивлению, в городском доме Йорков Бейкардз-касл его встретила невестка Елизавета Вудвилл, явно обрадованная его появлением. Она выглядела как женщина, избежавшая смертельной опасности и видевшая в нем своего единственного защитника.
  -- Ричард, как я счастлива, что ты, наконец, вернулся домой! - воскликнула королева Елизавета, быстро подходя и протягивая к нему свои руки.
  -- Что случилось, Элизабет? - с беспокойством спросил Ричард: он никогда не был дорог своей невестке настолько, чтобы ее взволновало его появление.
   - Я должна покаяться перед тобой, Ричард, и попросить у тебя прощения за все мои интриги, направленные против тебя в сообщничестве с Генрихом Тюдором, - ответила, дрожа, королева. - Не смотря на все наши договоренности с тобой, я не смогла примириться с тем, что мои сыновья потеряли свое положение первых лиц в Англии. Я изыскивала способы вернуть им корону, не смотря на здравый смысл. Но когда я услышала о твоей гибели в Босвортской битве, то погрузилась в безграничную печаль, - ты за год сделал мне больше добра, чем вероломный Эдуард за двадцать лет.
  -- Да, я подозревал о твоем сообщничестве с Тюдором, Элизабет, но у меня не хватило решимости бороться с тобой, вдовой моего любимого брата, - грустно признался Ричард. - Я предпочел думать, что если я уничтожу Генриха Тюдора, эта проблема решится сама собой.
  -- Бог чуть не покарал меня за это, - на глазах Елизаветы показались слезы. - Генрих Тюдор подкупил твоего слугу сэра Джеймса Тиррела, что бы он убил моих сыновей Эдуарда и Ричарда в Тауэре. Их спасло только чудо, гибель Генриха Тюдора и воцарение Екатерины Ланкастер. Только тогда я поняла, насколько жизнь моих мальчиков важнее короны, и как ты был прав, предостерегая меня от блестящей, но опасной королевской участи.
  -- Эдварда и Ричарда хотели убить?! - Ричард Глостер побелел от ужаса, представив себе, какая смертельная опасность грозила его любимым племянникам. - Где они, я хочу их видеть!
  -- Они здесь, наверху, в детской, - Елизавета показала на одну из лестниц в доме, и Ричард быстро поднялся по ней наверх, движимый желанием убедиться, что с принцами все в порядке.
   В детской комнате оба племянника радостно бросились к нему, приветствуя его возвращение. Ричард прижал их светловолосые головы к своей груди, и в волнении проговорил:
   - Теперь вы всегда будете рядом со мной, я с вас глаз не спущу, пока вы не вырастете.
   Затем к нему на шею бросилась принцесса Сесиль, проживающая с брать­ями, и Ричард с удовлетворением отметил, что и с племянницей на первый взгляд все обстоит благополучно. Наговорившись с королевой Елизаветой и ее детьми, рассказав им, что ему пришлось пережить за последние ме­сяцы, Ричард с признательностью произнес:
  -- Я и многие мои люди живы только благодаря великодушию Екатерины Ланкастер.
  -- Да благословит ее бог! - восторженно воскликнула принцесса Сесилъ.
  -- Вряд ли стоит призывать божье благословение на соперницу величия дома Йорков, - вновь нахмурилась честолюбивая Елизавета.
  -- Спасение жизней моего дяди и братьев дает мне основание так поступать, - нашлась принцесса Сесиль.
  -- Да, мы остались живы только потому, что Джеймс Тиррел узнал, что Екатерина Ланкастер не одобряет казней, - подтвердили принцы.
  -- Где этот негодяй? - резко спросил Ричард.
  -- Он сбежал во Францию, опасаясь твоего гнева, - ответила Елизавета.
  -- Ничего, я еще до него доберусь, - угрожающе пообещал Ричард, и спросил о своем сыне Джоне Глостере.
  -- Джон был вместе с нами, с тревогой ожидая известий о вашей участи. Услышав новость, что вас, дядя, отпустили на свободу, он успокоился и сказал, что ему нужно посетить кулачные бои. Якобы вам, дядя, нужно непременно знать, кто сейчас является самым искусным бойцом в Лондоне,- недовольно проговорила Сесиль.
   Ричард грустно улыбнулся - его сын оставался верным себе, самым главным в его жизни оставались развлечения. А он давал унизительную процедуру отречения от престола не в последнюю очередь движимый желанием поскорее увидеть своего дорогого мальчика.
   Перед тем как пойти на отдых, Ричард послал гонца с распоряжением скорого приезда к нему старшей племянницы Елизаветы из замка Шеррифф - Хаттон, желая, чтобы в это беспокойное время как можно больше юных наследников Йорков были под его крылом.
   Екатерина на следующий день после судьбоносного заседания парламента принялась вознаграждать своих сторонников за верную службу. Сначала она поторопилась выплатить деньги французским наемникам и выслать их из Англии, видя, как не нравится лондонцам их присутствие. Затем юная королева произвела в рыцари несколько воинов, особо отличившихся в Босвортской битве, и стала наделять новыми титулами своих приближенных. Лорд Джаспер, граф Пембрук, получил титул герцога Бедфордского: Томас, лорд Стэнли и его жена Маргарита Бифорт, мать Генриха Тюдора, были пожалованы Екатериной графским достоинством Дерби, а сорат­ник Тюдоров Эдвард Кортни стал графом Девонским. Лорду Томасу Леукнору был возвращен замок Бодиам, и в награду за свою верность он был наделен титулом барона.
   Возвращение имущества, присвоенного людьми Йорков, и вознаграждение сторонников Ланкастеров стала немалой головной болью для Екатерины, поскольку права обеих сторон были весьма запутанны и неопределенны. Несколько раз она решала проблему тем, что одному из претендентов отдавала собственность, другого наделяла за отказ от нее выгодной должностью. Юная королева то и дело заседала в зале суда, выслушивая длинные юридичес­кие прения, и разбирала целые кипы документов. Во время этого занятия ей не раз приходилось рассматривать бумаги, составленные при личном участии короля Ричарда Третьего, и она ясно видела, что только душевное благородство двигало им в решении многих вопросов, когда он поступал даже в ущерб своим интересам. Изучение его писем помогло ей лучше узнать его. Ричард стремился стать не надменным властелином, далеким от надежд и чувств своих подданных, а первым среди равных по благородным качествам натуры людей. И Екатерины часто жалела о том, что вражда их семей не позволяет ей видеть Ричарда Глостера в числе своих друзей. А преданный друг был ей нужен как никогда, ибо те друзья, которые у нее были, возмущались ее поступками и грозили ее покинуть. Как не старалась Екатерина угодить своим сторонникам, они были недовольны тем, что Ричард Третий и его люди были отпущены на свободу и занимали такое же положение, как и до Босвортской битвы, разочарованы тем, что королева не дала им грабить сторонников Йорков и никак не мстила им за свое изгнание и их лишения. Они же надеялись найти в ней вторую Маргариту Анжуйскую. Новый герцог Бедфорд до хрипоты в голосе уговаривал племянницу одуматься и нанести последний сокрушительный удар Йоркам.
  -- Йорки и Ланкастеры никогда не смогут ужиться вместе, одному роду суждено исчезнуть с лица земли, чтобы процветал другой, так пусть же здравствует род Ланкастеров, - твердил он. - Немедленно прикажите схватить Ричарда Глостера и его рыцарей, предайте их скорой казни!
  -- Я не согласна с вами, дядя, Йорки мои подданные. Сколько бы горя они не причинили мне в прошлом, я должна заботиться об их благе, - ответила ему Екатерина.
  -- Ну, если вы так думаете, то не жалуйтесь, если ваши враги погубят вас в ближайшем будущем, - задохнулся от возмущения лорд Джаспер. - Да будет вам известно, Екатерина, что бургундская герцогиня Маргарет Йоркская снаряжает войско для своего обожаемого братца Ричарда с целью вернуть ему английскую корону. Если их намерения увенчаются успехом, то где же мы тогда все окажемся?
  -- На все воля божья, - последовал неизменный ответ Екатерины, но на душе у нее стало тоскливо. Возможно герцог Глостер, не смотря на свою клятву верности ей, видит в ней только врага своей семьи, и месть будет основным мотивом в его отношении к ней. Но Екатерина не стала изменять своим принципам даже в случае угрозы с его стороны.
   Благодаря тому, что в детстве Екатерина внимательно слушала предания о злоключениях сторонников Ланкастеров, она хорошо знала историю большинства английских знатных семей, и это позволило ей решить большинство их проблем до праздника Рождества. Получив временную передышку, Екатерина издала новый указ, способствующий достижению согласия между сторонниками Йорков и Ланкастеров, а значит мира в стране. Она велела, чтобы сотня знатных юношей и девушек с обеих сторон поселилась при ее дворе. Юная королева рассудила, что ее ровесники будут более склонны к миролюбивым занятиям и любовным играм, чем к междоусобной вражде их родителей, - их браки по личной склонности быстрее изгонят из Англии призраков гражданской войны.
   Первые десять юношей и девушек прибыли в Вестминстер в канун Рождества, и Екатерина разослала праздничные приглашения на бал, как Ланкастерам, так и Йоркам.
   Ричард получил свое приглашение от юной королевы не в самое благоприятное для себя время - из-за его небрежения на нем снова открылись плохо залеченные раны, и герцог Глостер почти все время находился в постели. Но, получив приглашение, Ричард немедленно встал и начал одеваться, не смотря на возражения врача, - он не мог упустить возможности лишний раз увидеть Екатерину. Его приближенные, граф Суррей и виконт Лавелл, неохотно последовали за ним. Им вовсе не хотелось видеть торжество сторонников Ланкастеров, но они не могли отпустить явно нездорового герцога Глостера без всякой поддержки, от любого неосторожного движения у Ричарда возникала острая боль.
   Вестминстер они застали ярко освещенным и весьма оживленным, повсюду толпились празднично одетые люди. В нем Ричард был уже не хозяином, а гостем, но благодаря тому, что Вестминстерским дворцом теперь владела Екатерина, он казался Ричарду более великолепным и торжественным, чем он привык его видеть.
   В парадном зале вновь прибывшие гости увидели почти всю знать юго-западной Англии, издавна поддерживавших Ланкастеров, а также незнакомых им лордов, прибывших из Уэльса. Королева Екатерина, стоя на возвышении, беседовала с лондонским мэром и графом Нортумберлендом. Новоиспеченный герцог Бедфорд неотступно следовал за нею, не выпуская ее из своего надзора. Молодежь собралась возле группы играющих музыкантов и увлеченно танцевала первые танцы, не дожидаясь официального начала праздника.
   Когда большинство собравшихся заметило запоздавших гостей, в зале возникла тишина, волнами катившаяся на остальные ряды придворных. Постепенно смолк смех и говор, и спутники герцога Глостера поняли, что здесь им откровенно не рады, в особенности бывшему королю.
   Екатерина не дала затянуться этому угнетающему молчанию. Приветливо улыбаясь, она приблизилась к последним приглашенным гостями, и мягко произнесла:
   - Очень рада вас видеть, милорды, мне не хватало только вас. Надеюсь, в этот святой для нас праздник Рождества, мы с новой силой ощутим связь между нами как верные последователи Христа.
  -- Таков долг всех христиан, моя королева. Мы будем ждать от вас приглашения посетить вместе с вами все рождественские службы, - с поклоном ответил ей Ричард, и тут же ощутил в своем теле нестерпимую боль. Граф Оксфорд заметил его невольную гримасу, и вполголоса, но с возмущением сказал своим соседям:
  -- Удивляюсь долготерпению королевы, имеющей дело с этим надменным Йорком. Он не может сдержать своей злобы даже в обычном разговоре, требующем элементарной вежливости.
   Мнения графа Оксфорда придерживался не только он. Лорд Джаспер выступил вперед и резко сказал, не удостаивая Йорков ни одним приветстве­нным словом:
   - Екатерина, с тобой хочет побеседовать архиепископ Кентерберийский. Ты заставляешь его ждать.
   Юная королева послушно последовала за своим дядей, и после обмена любезностями с высшим церковным сановником Англии, подала знак к началу праздника. Мажордом вступил в центр зала и объявил начало танцев. Первым была церемонная павана, Екатерине предстояло самой выбрать себе партнера и тем самым показать, кому она желает оказать наибольшую честь в этом зале.
   Екатерина медленно обвела взглядом присутствующих, и задержалась на Ричарде. Заметив это, лорд Джаспер поспешно прошептал:
   - Ни в коем случае, ваше величество! Своим выбором вы обидите ваших верных друзей. Ни к чему привечать вашего смертельного врага, вы сами видели, как его передернуло от ненависти при разговоре с вами. Лучше выберите партнером графа Оксфорда или уэльского лорда Мэредада Фичана.
   - Я все же постараюсь смягчить короля Ричарда, - еле слышно ответила ему Екатерина, и, преодолевая слабость, протянула свою руку по направлению к Ричарду, произнеся имя своего партнера: - Милорд Глостер!
   Ее голос, называющий это имя, произвел эффект внезапной грозы. Все в который раз умолкли, ярко освещенный зал будто потемнел. Застигнутого врасплох Ричарда, не ожидавшего, что на него падет выбор королевы, ее обращение взволновало больше всех. Вместе с тем он засомневался, что сможет выдержать оказанную ею честь, так как чувствовал себя значительно хуже, чем при выходе из дома. Ему бы следовало воздержаться от любых движений, только в этом случае у него был шанс простоять до конца бала.
   Екатерина напряженно следила за внутренней борьбой Ричарда Глостера, чувствуя все возрастающий страх перед публичным унижением быть отвергнутой наиболее опасным из своих подданных. Она уже начала раскаиваться в своем желании вызвать хоть какие-то дружелюбные чувства к себе у Йорка, когда Ричард отбросил все свои сомнения и шагнул ей навстречу. Не смотря на голос благоразумия, твердившего ему, что он поступает опрометчиво, Ричард не мог противостоять соблазну коснуться руки Екатерины и провести несколько упоительных минут в танце, думая только о ней.
   Под взглядами своих растерявшихся приближенных, знавших сколь незавидно его физическое состояние, Ричард, собравшись с силами, поклонился Екатерине, поблагодарил ее за оказанную ему честь, и повел ее к началу блестящей танцевальной процессии. Все увеличивающаяся радость от близкого присутствия очаровавшего его юного существа поначалу столь укрепила Ричарда, что он почти не замечал своей боли, и присутствующие могли в некотором оцепенении наблюдать за зрелищем, казавшимся им прежде невозможным, - видеть как предводитель Йорков танцует с наследницей Ланкастеров.
   Два танцевальных круга Ричард успешно преодолел, но на третьем стал все больше шататься и делать неверные движения. Екатерина с ужасом увидела, как побледнело и заострилось его лицо. Она инстинктивно протянула свои руки, чтобы помочь ему, но не смогла удержать его вдруг отяжелевшее тело, и Ричард без сознания упал к ее ногам. Граф Суррей и виконт Лавелл тут же кинулись к своему повелителю. Они расстегнули на нем темный, шитый серебром камзол и стало видно, что его белая рубашка все больше пропитывается кровью.
  -- Как это произошло? - в недоумении спросила Екатерина, с жалостью глядя на кровавые раны находившегося в беспамятстве Ричарда.
  -- - Милорд Глостер был цел и невредим, когда пришел к нам сегодня вечером.
  -- Это не так, ваше величество, - отозвался граф Суррей. - Наш герцог получил столь тяжелые раны, что через время они снова открылись. Но благородный Ричард Йорк не посмел пренебречь вашей волей и явился на ваше приглашение.
  -- Ах, я ничего не знала о тяжелом состоянии герцога, иначе бы мне и в голову не пришла мысль так рисковать его жизнью, - растерянно проговорила юная королева, и тут же отдала распоряжение своей прис­луге приготовить самую удобную повозку для раненого. Ричарда Глостера подняли с необходимой осторожностью и вынесли под охраной виконта Лавелла и графа Суррея, после чего королева потеряла всякий интерес к балу. Она велела доложить ей о состоянии герцога Глостера на следующий день, и при первой же удобной возможности покинула танцы.
   Через несколько дней, когда в состоянии Ричарда наступило заметное улучшение, королева решила лично проведать его и подъехала со своей свитой к городскому дому Йорков Бейнардз-касл, не смотря на то, что ее сторонники уговаривали ее не делать этого. Для Ричарда ее приезд стал полной неожиданностью, но, не желая, чтобы Екатерина видела его беспомощным и ослабевшим, он приказал слугам задернуть все занавеси балдахина своей кровати. Герцогу оставалось только жалеть о том, что он много сил отдал написанию письма своей сестре Маргарите Бургундской, в котором просил ее воздержаться от присылки снаряженных ею войск - силы ему были нужны для разговора с Екатериной, все больше завладевавшей его воображением. Но герцогу Глостеру нужно было применить весь свой дар убеждения, чтобы остановить сестру. Маргарита обычно трудно поддавалась на сдерживающие уговоры, твердо веря в то, что ее долг способствовать возвышению своей семьи Йорков. Ричард полностью разделял ее убеждения, но чувствовал, что ему все труднее будет причинить какое-либо зло Екатерине Ланкастер, не говоря уже о том, чтобы начать против нее войну.
   Не догадываясь о противоречивых мыслях Ричарда Глостера, Екатерина подошла ближе к его кровати, чтобы он мог хорошо слышать ее голос сквозь плотные занавеси, поздравила его с начавшимся выздоровлением и поделилась с врачом рецептами лечебных мазей, быстро заживляющие раны, которые использовались в ее родном аббатстве де Сенанк.
   От ее ласковых слов Ричард чувствовал все большее облегчение своей душе, перенесшей в последние полгода слишком много жестоких потрясений, и все же он не мог не высказать вслух своего сомнения по поводу иск­ренности ее доброты к нему.
  -- Вы проявляете ко мне столько участия, моя королева, что я все больше чувствую себя недостойным его, поскольку ничем не заслужил вашего хорошего ко мне отношения, - глухо проговорил он.
  -- Вы ошибаетесь, милорд Глостер, я ваша должница, - живо откликнулась Екатерина. - Вы единственный почтили память моего отца и удостоили его останки приличествующему его сану похоронами. Такое не забывается... Когда вы окончательно поправитесь, хочу попросить вас о еще одном одолжении, - присоединитесь к моим молитвам за упокой его души возле его гробницы в Виндзоре.
   Разумеется, герцог Глостер выполнил просьбу королевы, и вся Англия могла убедиться в воцарившемся между ними согласии. Этот факт весьма воодушевил сторонников Йорков, и даже позволил им с надеждой смотреть в будущее. Королева из рода Ланкастеров не только не подвергла их гонениям, но явно была склонна уважать их права наравне с правами своих сторонников. Лорды из северных областей Англии, посовещавшись с герцогом Глостером, окончательно решили признать Екатерину Ланкастер своей королевой и склонить ее начать войну за французское наследство, поскольку этого, по их понятиям, требовала честь Англии.
   На следующий день после совещания делегация во главе с герцогом Глостером отправилась в Вестминстер. У Екатерины в это утро состоялся важный разговор со своими лордами, настаивающими на ее немедленной ко­ронации. Они откровенно недоумевали по поводу того, что Екатерина не спешит с проведением этого важного акта, окончательно закрепляющим за ней верховную власть в английском государстве.
  -- Я не тороплюсь короноваться, поскольку все еще решаю, достойны ли вы быть моими подданными, - прямо заявила лордам Екатерина, чем и привела их в крайнее замешательство полным отсутствием у нее честолюбия. - Со дня нашей первой встречи вы часто игнорировали мою волю, иногда даже противодействовали ей, а так быть не должно.
  -- Племянница, мы всего лишь старались подсказать вам, как поступить в той или иной ситуации, - нашелся герцог Бедфорд. - Вы еще очень молоды и неопытны, и вам нужно прислушиваться к голосу своих советников.
  -- Как бы там ни было, вы не смеете противоречить мне, - не согласилась Екатерина. - Советы вы мне можете давать только, когда я спрошу их у вас. Для меня неприемлемо быть королевой лишь по названию и превращать корону в пустое украшение... - в зал вошел герольд и возвестил о прибытии партии Йорков. Екатерина с удовлетворением заметила:
  -- Вот эти господа ни разу не возразили мне, хотя им, по вашим словам, не по душе моя власть.
  -- Ваше величество, нужно смотреть на суть поступков, а не на форму поведения, - чуть не простонал граф Оксфорд, но Екатерина, больше не обращая внимания на своих собеседников, велела мажордому пригласить к ней приезжих йоркистов.
   К растерянности Екатерины, герцог Глостер повел речь о деле, с которым она никак не могла согласиться, поскольку покой и благополучие ее родины Франции были ей не менее дороги, чем мир в Англии. Даже не дослушав герцога Глостера до конца, юная королева прервала его, сухо заявив, что он может не трудиться быть красноречивым, никакой дар слова не поможет ему добиться ее согласия по поднятому им вопросу. Изумленный непривычной резкостью юной королевы Ричард принялся настаивать на необходимости новой войны с Францией. К его уговорам присоединились его приближенные и даже несколько лордов из партии Ланкастеров, принявшие расписывать королеве выгоды от войны с французами. Но все их доводы оказались напрасными.
   - Запомните, милорды, пока я королева Англии, англичане никогда не начнут войны с Францией, - сказала, как отрезала, Екатерина. - Французский король Карл Восьмой мой союзник, я клялась ему в вечной дружбе, и я не желаю становиться вероломной из-за вашего давления.
   - И это говорит внучка Генриха Пятого, завоевателя Франции! - сокрушенно проговорил герцог Норфолк. Его слова прибавили гневной запальчивости Екатерине, но обрушила она ее на Ричарда Глостера.
   - Не хочется напоминать, милорд, о вещах явно вам неприятных, но настало время прояснить, почему в битве при Босворте бог даровал победу не вам, а моему кузену Генриху Тюдору, - язвительно произнесла королева. - Господь устал терпеть безрассудные притязания англичан на соседнее королевство, постоянно уносящих тысячи жизней, и решил остановить постоянных разжигателей войны, не видящих ничего, кроме своего честолюбия, и попирающих его святую волю. Да, вы идете против воли бога, захватывая чужие земли, поскольку каждая страна имеет свою божественную идею, свое предназначение, и мешать им есть тяже­лое прегрешение, - усилила свой голос Екатерина, видя, что герцог Глостер пытается ей возразить. - Я отказываю вам в вашем прошении, поскольку, во-первых, оно игнорирование воли бога, во-вторых, это, безусловно, безумное предприятие. Англия обескровлена постоянными войнами, ей нужна не война, а длительный мир, который поможет ей восстановить свои силы.
   Ричард уехал из Вестминстера разочарованный, он не ожидал отказа от Екатерины, которая, казалось, разделяла его понятия о чести.
   - Королева по своей матери, месту рождения и чувствам является француженкой. Ее воспитание перебило даже ту малую толику английской крови, которая в ней есть. Пока Екатерина Ланкастер сидит на троне, нече­го надеяться на то, что Англия займет первое место среди европейских государств, - хмуро сказал Ричард своим приближенным, согласно кивающими ему своими головами. Он был не на шутку задет, поскольку являлся истинным патриотом своей родины, радеющим о ее славе, и притягательный ореол юной королевы Екатерины значительно померк в его глазах.
   После этой ссоры в Вестминстере королева и герцог Глостер перестали видеться, считая каждый из них, что вправе быть недовольным другим. Но отходчивая Екатерина вскоре пожалела об их размолвке. Она захотела сделать шаг к примирению, но наткнулась на столь холодную сдержанность главы рода Йорков, что сочла за лучшее не испытывать его терпение, не догадываясь, что в глубине души Ричард терзается не меньше ее из-за их несогласия.
   Неопределенное положение не то друга, не то врага длилось между двумя королевскими родами Англии до начала весны, когда была получена тревожная весть об иноземном вторжении. Двадцатитысячная армия шотландцев с примкнувшими к ним норвежцами и датчанами, шла на Лондон для грабежей, воспользовавшись внутренней смутой в Англии, Ситуация была настолько угрожающей, что требовала от всех англичан немедленных и решительных действий. Ричард созвал на совещание всех лордов союзных Йоркам в Сент-Олбенское аббатство, думая при этом, что юная королева не столь неправа, когда отказалась начать войну с Францией. Тогда положение Англии стало бы катастрофическим, она не смогла бы биться сразу на два фронта.
   Екатерина тоже не могла думать ни о чем другом, кроме как о спасении своей страны. После получения известия она всю ночь провела в молитвах, прося бога вразумить ее и внушить ответ на вопрос как избежать смертельной опасности для Англии. Утро застало ее поникшей перед аналоем, но не спящей, вновь обретшей уверенность в себе. Наскоро позавтракав, Екатерина велела графу Оксфорду, герцогу Бредфорду, графу Дерби и другим военачальникам партии Ланкастеров сопровождать ее в Сент-Олбенское аббатство к Йоркам. Лордам не понравилось ее распоряжение, но они не смели ей перечить. Мягкая и покладистая в мелочах, королева Екатерина становилась неподатливой, когда речь заходила о важных вещах.
   Екатерина вступила в главный зал аббатства Сент-Олбени, когда обсуждение обороны было в самом разгаре. Ричард, заметив ее, немедленно вскочил с председательствующего места, и подошел к ней, говоря:
   - Мы весьма встревожены дурными вестями, моя королева, и пытаемся решить, как отвести беду.
   - Вы занимаетесь похвальным делом, милорд, но положение Англии касается меня больше всех, поэтому вам придется считаться, с моим мнением, - сказала королева. Ричарду явно не понравился ее безапелляционный тон, к тому же он сомневался, что Екатерина хоть что-нибудь понимает в делах войны - весь ее опыт знакомства с армией ограничивался светскими разговорами с командирами рыцарских отрядов, и предвидел помехи с ее стороны. Лорды партии Ланкастеров довольно зашептались, удовлетворенные тем, что их королева, наконец, осадила надменного Йорка. Но герцог Глостер пересилил себя и холодно спросил:
   - С чем же мы должны будем согласиться, ваше величество?
   - Для начала с тем, что мои войска должны объединиться с вашей армией, милорд Глостер, - спокойно ответила Екатерина. - Согласитесь, что в отдельности они мало смогут противостоять врагам, имеющим численный перевес.
   - Вы правы, королева, но об объединении легче сказать, чем сделать его, - вздохнул Ричард Глостер. - Как бы наши воины не передрались еще до того как увидят врага.
   - Я думаю уладить этот вопрос, назначив на должность главнокомандующего английской армии компетентного человека, - продолжала гнуть свою линию Екатерина. - Им будете вы, милорд Глостер!
   - Я?! - не поверив, растерянно проговорил Ричард. Своим распоряжением Екатерина фактически отдавала ему всю власть в стране. Он же предполагал, что она назначит главнокомандующим своего дядю, герцога Бедфорда, которого слова юной королевы поразили даже больше, чем его. Екатерина по собственной воле отдавала в руки своего врага Йорка не только судьбу Англии, но и собственную жизнь.
   - Вы правильно поняли меня, герцог, - подтвердила свои слова Екатерина. - Вы больше всех подходите на роль главнокомандующего английским войском, поскольку много лет управляли северными областями страны и являетесь наиболее искусным военачальником Англии.
   - Тогда, племянница, отдайте заодно герцогу Глостеру свою королевскую корону, вы в таком случае только избавите всех от лишних хлопот, - гневно заявил лорд Джаспер, не вынеся неожиданного возвышения своего главного врага. Торжество Ричарда стало последней каплей, переполнив чашу его возмущения снисходительным отношением Екатерины к своим кровным врагам. Герцог Бедфорд круто повернулся и покинул зал.
   - Вас, милорды, я призываю немедленно дать присягу на верность герцогу Глостеру, вашему главнокомандующему, - невозмутимо сказала Екатерина своим сторонникам, словно не заметив выходки своего старшего родственника. - Кто откажется подчиниться, тот станет мятежни­ком и государственным изменником.
   Чуть помешкав, лорды Алой розы нехотя стали подходить к еще рас[Author ID1: at Mon Apr 25 16:21:00 2011 ]стерянному и одновременно обрадованному Ричарду Йорку. Они опускались перед ним на одно колено и говорили положенные слова клятвы верности. Когда эта процедура закончилась, Екатерина обратилась с просьбой к аб[Author ID1: at Mon Apr 25 16:21:00 2011 ]бату провести ее в самую удаленную келью, где она без сил упала на узкую кровать и проспала до самого вечера.
   После ужина лорд Джаспер хмуро заявил племяннице, что после ее назначения Ричарда Йорка командующим армией, которое является чудовищным поруганием памяти ее родителей и погибшего брата, он больше не находит нужным оставаться у нее на службе и возвращается в Уэльс. По его непреклонному виду Екатерина поняла с остановившимся сердцем, что дядя говорит серьезно и его не умолить. Она оставалась без своего главного и самого надежного защитника.
   - Хорошо, что королева Маргарита Анжуйская не дожила до этого приско­рбного дня и не видела, как ее родная дочь исполняет все потребности Йорка. Это зрелище окончательно разбило бы ей сердце, - гневно закончил лорд Джаспер свою обличительную речь, пробудив в Екатерине чувство вины перед всеми своими живыми и мертвыми родственниками, для которых она мало что сделала хорошего.
   - Дядя, не уезжайте, не оставляйте меня без своей поддержки, - взмолилась юная королева.
   - Пусть теперь вас защищает Ричард Йорк, для которого вы так много сделали, и другие враги вашей семьи, я же не желаю встречаться с ними каждый день, - насмешливо произнес Джаспер Тюдор и повернулся к двери. Екатерина кинулась к нему и упала перед ним на колени.
   - Пожалуйста, простите меня, дядя, - взмолилась она. - Да, я поступаю дурно по отношению к вам, но у меня нет другого выхода. Ссора с вами разрывает мне сердце, и я сделаю все, чтобы помириться с вами,
   - Встаньте, Екатерина, - с презрением произнес лорд Джаспер. - Если вы не можете поступать как настоящая королева, то хотя бы внешне ведите себя как она. Ваши старания бесполезны, я не останусь с вами, поскольку я сам стал бесполезным с такой слабодушной девчонкой как вы. Злой рок вынуждал меня вам повиноваться!
   Но его обидные слова не пошатнули решимости Екатерины помириться с ним
   - Дядя, я не встану с колен, пока вы не выслушаете меня, - жалобно проговорила она. - Я не прошу вас остаться, если такова ваша воля и желание, уезжайте в Уэльс, но я молю вас не вовсе лишать меня вашего теплого родственного участия. Я знаю, истинный король Ланкастеров это вы, вы бы больше могли принести блеска нашему роду, но я должна думать о своей стране, и ради ее блага рисковать многим, даже своей жизнью.
   Лорд Джаспер ничем не ответил на пылкие слова племянницы, но она увидела, как что-то дрогнуло в его лице, и после его ухода в ней затеплилась надежда на примирение с ним.
   На следующее утро лорд Джаспер прислал свое войско Ричарду Йорку. Сам он так и не мог пересилить себя и уехал в Уэльс, но за него присягу верности герцогу Глостеру дал его родственник лорд Мэредад Фичан, держащий в руке знамя Тюдоров с извивающимся уэльским драконом.
   Ричард был столь признателен королеве Екатерине за мощное войско, которое она предоставила ему для борьбы с захватчиками, что отправился лично благодарить ее за эту милость. Его безмерно радовал тот факт, что под его началом оказались многие искусные военачальники Ланкастеров, чью воинскую доблесть он испытал на себе в полях сражений. Особенно же ему хотелось заполучить Джона де ла Вера, графа Оксфордского, чьими военными талантами он откровенно восхищался, хотя граф Оксфорд при принесении присяги умудрился окинуть его откровенно враждебным взглядом, явно не собираясь прощать обиды, нанесенные ему Йорками. Ричард же любезно улыбнулся ему и выразил надежду на то, что они станут добрыми боевыми товарищами, как прежде были хорошими противниками. Граф Оксфорд только фыркнул в ответ, ему явно не нравилось быть под началом у герцога Глостера.
   Ричард с чистым сердцем и от всей души поблагодарил юную королеву в одной из молелен аббатства Сент-Олбени, но Екатерина удержала его для дальнейшего разговора. Недоумевая, о чем пойдет речь, герцог Глостер уселся напротив нее на дубовой скамье. Екатерина немного задержалась с разговором, ей было нелегко начать его.
   - Милорд, вы видите, что последние события говорят о гибельности на­шей семейной вражды не только лично для нас, но и для Англии, - решилась сказать она.
  -- К чему вы клоните, ваше величество? - настороженно спросил Ричард, предпочитавший не поднимать этой болезненной для них темы.
  -- Фактически страна находится в состоянии двоевластия, ваши сторонники многочисленны и не желают подчиняться мне. В стране должен быть один властелин, и я нашла способ решить этот вопрос, - торопливо произнесла Екатерина.
   - Не понимаю, как можно устранить этот раздор, это невозможно и не под силу человеку, только богу, - нахмурившись, высказался Ричард, невольно начиная подозревать королеву в обмане.
   -- Милорд, я отдала под ваше начало почти всех моих людей, это дает вам прекрасную возможность присмотреться к ним и помириться с ними. Если я увижу, что вы перестали относиться к ним как к врагам, а ви­дите в них в своих подданных, требующих вашей заботы, то обещаю вам, - я отрекусь от короны и признаю вас королем Англии, - сказала Екатерина. В глубине души она надеялась, что этот разговор поможет ей вернуться в свой родной Прованс, и снова поселиться в аббатстве де Сенанк.
   Она ожидала увидеть радость на лице герцога Глостера, поскольку ее приближенные постоянно твердили, что единственной целью коварного Ричарда Йорка является королевская власть, но вместо этого, к своему удивлению, увидела его гнев и разочарование. Ричард не мог поверить в искренность Екатерины Ланкастер, - подобное самоотречение превосходило его воображение, и он заподозрил юную королеву в стремлении заманить его в ловушку, смысла которой он еще не мог разгадать. Ричард резко поднялся и сухо сказал:
   - Ваше предложение слишком хорошо для того, чтобы быть правдой.
   - Но я говорю искренне, - растерялась Екатерина. - Только вы достойны быть королем Англии.
   - В таком случае, после моей победы вы явитесь в мой военный лагерь, подадите себя в мои руки, и я решу, как с вами поступить. Только тогда я поверю в вашу искренность, - сурово произнес Ричард, и вышел, не про­щаясь, оставив Екатерину в совершенном расстройстве. Она рассчитывала на его благодарность, и теперь она недоумевала, что заставило герцога Глостера перемениться к ней в худшую сторону.
   Приближенных Ричарда Глостера также удивил его рассерженный вид, к королеве Екатерине он отправлялся совершенно в другом настроении. Но они не осмелились обратиться к нему с расспросами. Когда Ричард был доволен и спокоен, не было человека более приятного его в обращении, и решительно все могли надеяться на его милость, когда же он приходил во взрывоопасный гнев, его слуги старались лишний раз не попадаться ему на глаза. Только его доверенный советник виконт Лавелл и покойная королева Анна могли без опаски обращаться к Ричарду, в каком бы настроении он не был. Лавелл и на этот раз решил воспользоваться доверительностью их отношений, и осторожно начал расспрашивать герцога Глостера о причине его гнева.
   Ричард глубоко вздохнул и начал жаловаться другу.
   - Я просто поражен коварством Екатерины. Казалось бы, она так молода, что не станет готовить западню другому человеку, но я забыл, что имею дело с дочерью Маргариты Анжуйской, - мрачно проговорил он. - Очевидно, при угрозе иноземного вторжения королева решила загрести жар моими руками, а после усыпить мою бдительность и ударить мне в спину мечами своих вассалов. Я не могу иначе объяснить ее последние поступки.
   Виконт Лавелл не столь скорый в принятии решении как его хозяин, предположил:
  -- Милорд, но возможно королева искренна, нужно посмотреть на дело с двух сторон. Пока мы не знаем ни одного факта, подтверждающего ваши подозрения.
  -- Ты действительно так думаешь, Лавелл? - уныло спросил его Ричард, не зная теперь на кого ему роптать, на себя или на Екатерину.
   - Я предлагаю, мой герцог, запастись осторожностью и внимательно следить за ходом событий, - ответил виконт. - Если войска королевы поддержат нас в бою, и сама она исполнит ваше требование, значит, она вполне искренне предлагала вам свою корону. Лично я склонен доверять Екатерине: она столь не похожа на других людей своей бескорыстностью, что меня не очень удивляет ее предложение.
   - Тогда она святая, хотя в это трудно поверить, - вздохнул Ричард, и тут же угрожающе заметил: - Но если мое доверие будет обмануто, тогда я не знаю, что я сделаю. Во всяком случае, ни на какие договоренности со мной Екатерина Ланкастер пусть больше не рассчитывает.
   Решив на этом, герцог Глостер начал готовиться к походу. Через день длинная стройная колонна воинов направилась к северу Англии, извиваясь подобно бесконечной змее. Лучники герцога Глостера, сидели верхом позади рыцарей в начале и в конце, замыкая собой войско Ланкастеров, помещенное Ричардом Глостером в середину.
   Английская армия двигалась навстречу врагу к озерному краю Лейк. Сначала Ричард укрепился в замке Сейзгер, затем свернул на запад к полуострову Фернесс, где заручился поддержкой монахов Фернесского аббатства.
   Миновав крупнейшее в Англии озеро Уиндермир, армия Ричарда шла к долине Эскдейл, торопясь занять труднодоступный перевал Харднот-пасс и сохранившийся на пути к его вершине римский форт Харднот. Шотландцы и их союзники были совсем близко, в одном дне перехода от них. В этом ме­сте, Ричард, наученный горьким опытом предательства графа Стэнли, раз­делил армию, поместив войско Ланкастеров в стороне от основного места боя так, чтобы горный склон закрывал его людей от возможного нападения ланкастерцев.
   Враг появился через три часа после распределения сил, когда солнце начало клониться к закату, и Ричард без промедления дал сигнал к бою, пользуясь тем, что противник не успел отдохнуть с дороги. Ричард контролировал ситуацию, но врагов оказалось больше, чем ему донесли, и их свежие лавины одна за другой обрушивались на его воинов. Ричард, по своему обыкновению, не стал прятаться за спины своих подчиненных, а во главе своего рыцарского отряда обрушился на нападающих датчан. Когда ему понадобилось сменить поврежденные доспехи, к нему подскочил оруженосец графа Оксфорда с вопросом:
  -- Мой господин спрашивает, какие будут ваши указания насчет наших отрядов, милорд Глостер. Когда нам вступать в бой?
  -- Оставайтесь на месте! - приказал Ричард, не глядя на посланца. - Ваши жизни слишком ценны, чтобы я осмеливался рисковать ими.
   Получив столь саркастический ответ главнокомандующего, граф Оксфорд возглавлявший войско Ланкастеров, некоторое время молчал, возмущаясь пренебрежением Ричарда Йорка. Потом, немного успокоившись, Оксфорд заявил своим рыцарям:
   - Воля нашей королевы состоит в том, чтобы разгромить захватчиков, посягнувших на Англию. Если герцог Глостер не желает дать нам возмож­ности исполнить волю нашей госпожи, то мы отныне свободны от всяких обязательств послушания ему. Лорды, подготовьте своих людей к немедлен­ному бою.
   Разведчики еще ранее доложили графу об особенностях расположения мес­тности, и Оксфорд разделил своих воинов на несколько крупных отрядов, которые должны были по узким горным дорогам прорываться к долине Эск-дейл, а также стараться в бою соединиться с армией герцога Глостера.
   Появление воинов, одетых в оранжевые ливреи с эмблемой графа Оксфорда - серебряной пятиконечной звездой - оказалось весьма своевременным - армия Ричарда уже изнемогала в битве с превосходящими силами противника. Призыв ланкастерцев к святому Георгию, покровителю Англии, стал для обессилевших людей Ри­чарда знаком истинного спасения, и они с удвоенным усердием накинулись на врага. Вступление в битву войск графа Оксфорда, находившихся доволь­но далеко от основной армии англичан, оказалось полной неожиданностью для шотландцев и их союзников. В их рядах произошло замешательство и через полчаса англичане довершили разгром чужеземных мародеров.
   - Я же говорил, Оксфорд, что мы с вами еще станем добрыми боевыми товарищами, - прокричал радостно Ричард, соскакивая с коня и обнимая графа Оксфорда. Он упивался чувствами победы и облегчения от того, что вождь ланкастерцев выдержал на верность его испытание.
   - Мое содействие произошло отнюдь не благодаря вам, милорд Глостер, - кисло проговорил граф Оксфорд, но Ричард только добродушно хлопнул его по плечу и сказал: - Хватит тебе искать предлог быть мною недовольным, Джон! Лучше приходи в мой лагерь ужинать со своими рыцарями.
   Совместное пиршество еще более закрепило узы товарищества между сто­ронниками Алой и Белой роз, еще недавно бывших непримиримыми врагами, и в них зародилось стремление и дальше поддерживать между собой дружеские отношения.
   Через день, дав отдохнуть армии, герцог Глостер направился в свое родное графство Йоркшир, чтобы своими глазами посмотреть на опустошения, произведенные чужеземными захватчиками в его землях, и из своих личных средств оказать помощь его жителям.
   Остановившись в одном из городов Йоркшира Нарсборо, Ричард Глостер написал письмо королеве Екатерине, в котором извещал ее о победе английского оружия и напоминал о ее обещании, прибавляя, что будет ждать ее приезда здесь, в Нарсборо.
   Письмо поначалу так обрадовало Екатерину, что она распорядилась отслужить благодарственные молебны во всех церквях Лондона. Потом ею все больше начало овладевать опасение за себя.[Author ID1: at Mon Apr 25 16:17:00 2011 ] Екатерина не могла забыть о враждебности, открыто проявленной Ричардом Йорком в их последнюю встречу, и воспоминание о ней тем более мучило ее, что она не находила ей причину. Единственным подходящим объяснением поведения герцога Глостера казалось ей объяснение, что он наконец-то проявил свою семейную ненависть к наследнице рода Ланкастеров.
   Но для Екатерины оказалось невозможным нарушить свое обещание, и она начала приготовления к отъезду. Чтобы победить растущий страх за свою жизнь, юная королева обратилась за поддержкой к своему духовнику, без утайки рассказав ему обо всех своих сомнениях и страхах. Набожный священник поспешил ее утвердить в вере во всемогущего бога, который проявляет себя во всех делах, творящихся на земле, и Екатерина приободрилась, снова веря, что ее жизнь находится в руках бога.
   К несчастью, разговор королевы с духовником подслушала ее придворная дама, леди Мери Хилтон, одна из ярых приверженец Ланкастеров. Ее возмутила сама мысль о том, что престол может снова достаться Ричарду Йорку, и она поспешила с неприятным известием к графине Оксфорд. Графине также не понравилось намерение Екатерины, и она обратилась за советом к епископу Джону Мортону, так и оставшемуся непримиримым врагом герцога Глостера. Епископ Илийский, поразмыслив, заверил графиню Оксфорд, что приложит все свои усилия, чтобы переубедить королеву.
   Екатерина отправилась в путь, имея немногочисленную свиту, явно не соответствующую ее сану, - никакая придворная дама не оказалась настолько преданной ей, чтобы отправиться вместе со своей госпожой в опасное и непредсказуемое путешествие к Ричарду Глостеру. Из женщин королеву сопровождали только две служанки.
   Кортеж королевы не успел далеко отъехать от Лондона, когда его остановил отряд неизвестных воинов и приказал путешественникам следовать за ними. Екатерина с отчаянием подумала о том, что герцог Глостер, получив всю английскую армию, решил больше не снисходить до разговора с нею, и заточить е тюрьму. Двери ее кареты так плотно закрыли, что она даже не могла наблюдать за дорогой, по которой ее везли.
   Через два дня, уже поздно вечером, кортеж королевы въехал в Кронклейд и направился в замок епископа Илийского. Полнее смятение овладело Екатериной, когда в новом месте ее поместили в убогую темную комнатку со слепым окошком. Тогда она окончательно уверилась в том, что враги заточили ее в тюрьму и сбывается один из самых тяжелых кошмаров ее детства.
   Утром Екатерина испытала немалое облегчение, увидев не предполагаемых врагов, а своего сторонника епископа Мортона и графиню Оксфорд, и тут же удивилась их неподобающему обращению с ней.
  -- Ваше величество, мы хотели показать вам, что вас ожидает, если вы предадите себя в руки герцога Глостера, - объяснил Джон Мортон.
  -- Подумайте, сможете ли вы выдержать длительное заточение, если даже одна ночь показалась вам невыносимо тягостной. Мы это сделали для вашего же блага, - прибавила графиня Оксфорд.
  -- Вам не следовало так поступать, - мягко упрекнула их Екатерина. - Существует много примеров, подтверждающих, что милорд Глостер благородный и великодушный человек, я верю в его справедливый суд, и в то, что его решение будет благом для Англии.
  -- Моя королева, герцог Глостер великодушен и милостив только для своих друзей и родственников, врагам его семьи нечего надеяться на его снисхождение, - продолжал запугивать ее Джон Мортон. - Вы отняли у него корону, и тем самым так унизили его, что он никогда вам этого не забудет и не простит. Согласен, вы сделали для него много добра, но тем самым предоставили ему великий соблазн покончить с вами раз и навсегда. Не подвергайте свою драгоценную жизнь явной опасности, умоляю вас!
  -- Милорд Глостер немилосердно расправлялся со своими врагами, это верно, но его жестокость с предателями была обоснованной, - машинально проговорила королева.
   От настойчивых гипнотизирующих слов епископа Мортона у Екатерины начала кружиться голова. На мгновение ей представилось, что ее душа наподобие прекрасной принцессы заключена в башню своей твердости, а страх, сомнения, опасения и ужас все больше атакуют ее, усиливая свой натиск. Но она должна была выстоять, чтобы не оказаться вероломной в глазах Ричарда Йорка.
   Екатерина около недели стойко сопротивлялась уговорам Джона Мортона, продолжавшего держать ее в заточении. Наконец самого епископа сломила ее угроза, что если он немедленно не отпустит ее, она непременно отречется от своего сана и пострижется в монахини. Напуганный не на шутку Джон Мортон тут же предоставил ей свободу, и Екатерина продолжила свой путь на север.
   В результате происков епископа Илийского был потерян месяц, и лицо Ричарда Глостера, находившегося в Нарсборо, мрачнело день ото дня. Когда вышли все возможные сроки получения ответа от Екатерины, герцог Глостер вызвал виконта Лавелла и сказал ему:
   • - Лично у меня больше не осталось сомнений, что королева была неискренна со мной.
  -- Увы, ваша светлость, - развел руками виконт, подтверждая его мнение. Ричард глубоко вздохнул и продолжил:
  -- Но я не хочу ничего предпринимать сгоряча. Нужно послать искусных шпионов, чтобы они выяснили, что замышляет Екатерина Ланкастер, и в соответствии с этим принимать решение.
  -- Вполне с вами согласен, ваша светлость, - кивнул головой его советник. - Позвольте порекомендовать вам Уилла Шорби и...
   Тут приветственный залп из пушек прервал речь виконта Лавелла. К герцогу Глостеру спешно подошел мажордом, сообщивший:
   - Ваша светлость, королева почтила нас своим присутствием.
   Лицо Ричарда мгновенно прояснилось, и он поспешил в главный зал замка встречать Екатерину, Юная королева уже находилась там и терпеливо внимала стенаниям графа Оксфорда, возмущавшегося тем, что у нее оказалась до неприличия маленькая свита. Выждав конца его речи, Екатерина приветливо улыбнулась ему и заметила:
  -- Милорд Оксфорд, разве мне нужна иная свита, если здесь в Нарсборо меня окружают самые доблестные рыцари Англии.
  -- Так вы приехали к нам за свитой, государыня? - спросил у нее Ричард после приветствия. - Почему вы так задержались, я ожидал раньше вашего приезда.
   • - Милорд Глостер, я приехала узнать ваше решение, - ответила Екатерина. - Поздно я приехала, потому, что сбилась со своими сопровождающими с дороги.
  -- Что это за решение? - обеспокоенно спросил граф Оксфорд.
  -- Вы узнаете об этом, Джон, когда все знатные лица соберутся здесь, - сказал ему Ричард, и велел мажордому провести королеву в комнату для отдыха.
   Герцог Глостер мало поверил в объяснение Екатерины с путаницей дорог, и он решил допытаться правды от ее свиты. Выбор Ричарда пал на одиннадцатилетнего пажа королевы, и мальчик, напуганный близким присутствием грозного герцога Глостера, быстро рассказал ему о пребывании Екатерины у епископа Мортона.
   Ричард лишился всяких сомнений по поводу принятия решения. Вечером, когда собрались все лорды, бывшие в Нарсборо, он пригласил на собрание Екатерину, и с нею вошел в главный зал замка.
   - О каком своем решении вы собираетесь сообщить нам, милорд Глостер? - обеспокоенно спросил его герцог Норфолк.
   Ричард глубоко вздохнул и объявил:
   - В ознаменование нашей победы я призвал королеву Екатерину, чтобы с вашей поддержкой в скором времени короновать ее на английский престол - это укрепит мощь нашего государства. Пусть всякий, кто изменит королеве, станет также клятвопреступником в глазах бога.
   Слова герцога Глостера вызвали самое горячее одобрение лордов партии Ланкастеров и некоторую растерянность сторонников его семьи, не ожидавших, что Ричард собственными усилиями станет возвышать свою основную соперницу в борьбе за корону. Безучастным не остался никто, все шумели и переговаривались. Екатерина тихо спросила у Ричарда:
   - Зачем вы так поступили, милорд? Я же говорила вам, что без споров уступлю вам свое место, будь на то ваше желание.
   - Я еще раз признал вас своей королевой именно потому, что это ваше место, - ответил Ричард Глостер. - Могу с чистой душой поклясться на Библии, что я никогда не стремился захватить чужое, и, если отстаивал свои права на королевскую власть, то только потому, что так лучше мог защитить свою семью и свою страну. В вас я не вижу угрозы для своей семьи. Что касается моих желаний, то если бы только Бог позволил мне полюбить кого-нибудь всей своей душой - я стал бы самым счастливым человеком на свете.
   Екатерина ничего не сказала на эти слова герцога Глостера, но про себя подумала, что их устремления во многом совпадают.
   Через неделю после заявления герцога Глостера в Нарсборо, в Вестминстере состоялась коронация Екатерины Ланкастер. Над Тауэром взвилось бело-синее знамя с символами новой королевы. Верная памяти своего отца Екатерина взяла его эмблему - королевскую пантеру. Геральдическую пантеру чаще всего изображали разъяренной, огнедышащей, но Екатерина выбрала изображение Пантеры Пробуждающейся, символизирующей существо прекрасное и доброе. На языке геральдики, когда Пантера пробуждается, она своим чудесным пением может увлечь за собою всех животных кроме злобного дракона. Пантера Екатерины Ланкастер была черного цвета - цвета мудрости, в своей вытянутой лапе она держала два скрещенных страусовых пера белое и золотое, бывших также эмблемой короля Генриха Шестого. Белое перо означало чистоту, благородство, а золотое - прочность, богатство. Стремительность Пантеры, обещавшая быстрые благоприятные перемены в сочетании с другими символами позволила Екатерине Ланкастер сочинить для себя личный девиз следующего содержания -"Скорая в милости, стойкая в невзгодах". Подобная символика, отражающая мягкий великодушный характер юной королевы окончательно расположила к ней жителей Лондона и гостей столицы, и они искренне приветствовали коронацию Екатерины Ланкастер. Торжественная церемония была столь же многолюдной, как и коронация Ричарда Третьего, но в настроении людей больше не было напряженной настороженности, ее сменила умиротворенность и неясная надежда на лучшее будущее.
   Из светских лиц герцог Глостер ближе всех стоял к королеве, и его все больше занимал вопрос - проявит ли сегодня себя дух-покровитель Англии, чтобы обеспечить благополучное царствование юной Екатерины. Он стал внимательнее следить за происходящим, подмечал все необычное, что про­исходило вокруг. Но в этот раз Ричард пропустил появление светящегося облачка, и едва не вскрикнул от неожиданности,- увидев, что оно плавно входит в его любимое жемчужное кольцо, память о его покойном отце. Сама Екатерина не смотрела по сторонам, с благоговением внимая архиепископу Кентерберийскому, венчавшему ее на царство.
   После коронации Екатерина по обычаю произвела избранных сквайров в рыцари, и наградила воинов, особенно отличившихся в битве при Хардноте. Больше всех наград получил герцог Глостер. Екатерина сохранила за ним звание главнокомандующего, одарила дорогим миланским оружием, и вернула ему некогда дарованным Эдуардом Четвертым титул лорда-наместника Севера Англии, сделав его вторым после себя лицом в английском государстве. Герцог Глостер получил безраздельное господство над северной половиной Англии, и фактической власти у него оказалось больше, чем у самой королевы.
   Дополнительно ко всем традиционным благам, которыми одаривала коро­лева Екатерина своих подданных в знаменательный для себя день, она возродила древний обычай, согласно которому частичка ее счастья досталась самым обездоленным нищим. Накануне своей коронации Екатерина послала своих слуг искать бедняков, наиболее нуждающихся в помощи, и поручила привести их в Вестминстер. В назначенный час после своей коронации Екатерина в присутствии большинства представителей знати Англии, опустилась на колени и начала мыть многострадальные ноги нищих, босиком исходивших все дороги страны в поисках милосердия. Она осторожно, с явным знанием дела, приобретенным в результате ухода за больными в аббатстве де Сенанк, омывала разбитые ноги бедных людей, стараясь не задеть их раны, и смазывала их по необходимости целебной мазью. При лечении бедняков в ней крепла решимость лечить также свою страну, истерзанную длительными войнами.
   При столь непривычной заботе многие зачерствевшие сердца нищих дрогнули, и они вновь уверовали в божье милосердие, пославшего им добрую королеву. Бы­ли тронуты душевно и многие лорды, обычно не снисходившие до того, чтобы удостоить своим взглядом обнищавших людей. Своими действиями королева Екатерина показывала, что считает нищих равными ей в человеческом достоинстве. Этот пример полного смирения, смыкающего подобно магичес­кому кольцу высшую власть с отверженными ею людьми, вновь соединяющего воедино разные частицы мира, бывшего некогда единым целым, стал незабываемым зрелищем для свидетелей коронации Екатерины Ланкастер. Напоследок королева ласково переговорила с бедняками и одарила каждого из них пятнадцатью золотыми монетами, по числу своего возраста, давая им возможность начать безбедную жизнь.
  -- Сэр Уильям, вам назначение королевы ничего не напоминает? - спросил рыцаря Кэтсби виконт Лавелл после завершения церемонии.
  -- Что вы имеете в виду, милорд? - озадаченно спросил тот.
  -- Видно, что наш господин Ричард Глостер повторяет тот же путь восхождения к власти, который он совершил при короле Эдуарда, - несколько нетерпеливо высказался проницательный Лавелл. - Вспомните, Эдуард так назначал нашего господина сначала герцогом Глостером, затем командующим своими войсками и наместником северных областей Англии. Не думаю, что это простое совпадение. У меня предчувствие, что настанет день, когда мы снова назовем нашего повелителя Ричарда английским королем!
  -- Побойтесь бога, виконт, как вы можете говорить такие вещи в день коронации королевы. Это прямая измена, - обеспокоенно произнес сэр Уильям Кэтсби. - К тому же наш герцог явно не склонен подрывать благополучие королевы Екатерины, наоборот, он всячески укрепляет его.
  -- Но я не говорил, что новое возвышение Ричарда произойдет вопреки воле Екатерины, - на губах виконта Лавелла появилась тонкая улыбка.
  -- Вы говорите невероятные вещи, милорд Лавелл, всему есть предел. Оставим этот бесплодный и опасный разговор, - нервно проговорил рыцарь Кэтсби, и поспешил раскланяться со своим собеседником.
   Мысли самого Ричарда не посещали подобные аналогии в его судьбе, он все больше погружался в размышления по поводу своего жемчужного кольца, в которое неожиданно вселился дух-покровитель царствования Екатерины. Ричард решил, что кольцо-талисман стало слишком ценной вещью, чтобы дальше носить его, и пришел к выводу, что его нужно отдать на хранение доверенному слуге, способному сберечь его от повреждения и потери.
   С такими мыслями Ричард приехал в Бейнардз-касл, и там застал группу людей, весьма, похожих на заговорщиков, что ему решительно не понравилось. Возглавляли собрание лорд Невилл и герцогиня Сесилия Йоркская, которая сразу призвала сына к ответу.
   - Объясни мне твое поведение, Ричард! - обрушилась она на него, как только увидела: - Я сижу в своем замке в полной уверенности, что мой сын начнет возвращать себе утраченное достояние при благоприятном случае, а вместо этого слышу как он, моя надежда и опора всех Йорков, своими руками водрузил свою же корону на голову трижды проклятой Ланкастер!
   - Постарайтесь успокоиться, матушка, в обсуждении столь важной темы эмоции совершенно ник чему, - сухо предложил ей Ричард. - Если юристы стран Европы, включая представителя святейшего отца, признали, что Екатерина Ланкастер больше всех живущих людей имеет право на английскую корону, то значит, так оно и есть.
   - Зачем нам мнение крючкотворов-юристов, морочащих головы людей, если мы знаем, на чьей стороне правда! - вскричала его неугомонная мать. - Твой, светлой памяти отец, мой незабвенный супруг Ричард Йоркский, ясно и недвусмысленно постановил, что корона Англии - это законное достояние Йорков. За это мы, наши родственники и верные слуги на протяжении тридцати лет проливали свою кровь, и что же получается напрасно. Только воля твоего покойного отца должна стать для тебя законом. Ричард, я предупреждаю тебя, не смей нарушать ее, не смей дальше выступать против нее.
   - Матушка, обстоятельства с момента выступления моего отца против Маргариты Анжуйской сильно изменились, мне нужно действовать по-другому, не так как хотите вы, - попытался терпеливо объяснить Ричард, но мать не желала его слушать и возмущенно проговорила:
   - Каким образом обстоятельства могут измениться? Мы Йорки, а девчонка Ланкастер, никакой мир между нами невозможен. Сама она, наверное, точное подобие своей матери Маргариты Анжуйской!
   - В этом вы сильно ошибаетесь, моя госпожа, королева Екатерина воплощение доброты и милосердия, - тон Ричарда значительно смягчился, когда он заговорил о юной королеве. - Сегодня она всех изумила своим состраданием к обездоленным беднякам, собственноручно омыв раны на их ногах. Маргарите Анжуйской и в голову не пришло сделать нечто подобное.
   - Лицемерка! - бросила герцогиня Йоркская. - Она старается, чтобы люди забыли нечеловеческую жестокость ее матери.
   - Знаете, матушка, меня самого враги часто обвиняли в лицемерии и коварстве, когда я искренне обещал им милосердное прощение. Может вам стоит лично познакомиться с королевой, чтобы убедиться, на что она способна? - предложил ей Ричард, но герцогиню Йоркскую затрясло от одного предложения знакомства с дочерью ее смертельного врага.
  -- Как, ты хочешь моего унижения, Дик, моей смерти?! - вне себя воскликнула она. - А я рожала тебя в адских мучениях два дня, и думала, что ты всю жизнь будешь ценить это, и не доставишь мне новых страданий. Но ты, видно совсем не думаешь об этом, если так пренебрегаешь своим долгом перед нашей семьей. Если бы не поддержка твоего кузена Невилла, я бы не пережила эти ужасные дни. Я настаиваю, Ричард, чтобы ты немедленно принял меры по возвращению престола.
  -- Матушка, да любите ли бы меня хоть немного? - спросил Ричард, начиная терять терпение.
  -- Конечно, сын мой. На тебя я всегда надеялась больше, чем на остальных своих детей, и доверяла тебе как самой себе. Почему ты спрашиваешь об этом? - удивилась герцогиня.
   - Вместо того чтобы радоваться, тому, что я сохранил жизнь, свободу и отчасти свое прежнее положение, вы сокрушаетесь только о том, что я потерял корону, - резко ответил Ричард.
   - Я безмерно радовалась, когда получила известие о твоем спасении, но сейчас мы говорим о другом - о возврате нашего прежнего положения, - нетерпеливо отмахнулась герцогиня, и всплакнула: - Несчастные мои внуки, ничего хорошего их не ждет при правлении королевы Ланкастер.
  -- Матушка, я найду способ обеспечить достойное будущее своим племянникам, ведь я восстановлен в звании лорда-наместника Севера, - пообещал Ричард.
  -- Слава богу, что хотя бы на это у тебя хватило ума, - вскинула голову герцогиня.
   - Напрасно вы столь высокого мнения о моем уме, эту завидную должность я получил благодаря милости королевы Екатерины, - иронично проговорил Ричард.
   - Ах, я просто не могу больше слышать, с каким почтением ты отзываешься об Ланкастер, - взорвалась герцогиня Йоркская. - Решай, что тебе дороже - интересы твоей семьи, или интересы этого отродья Анжуйской волчицы. Я требую, чтобы ты начал с нею борьбу за возвращение твоих законных прав,
   - Если я так поступлю, то стану презренным клятвопреступником в глазах всех честных людей, и своих собственных, - парировал Ричард, и его бурный разговор с матерью закончился ссорой. Герцогиня покинула зал, крича, что запрещает Ричарду разговаривать с нею, пока он не одумается.
   Размолвка с матерью тягостно подействовала на герцога Глостера: он так сильно любил и почитал ее, что всегда был склонен исполнять ее волю в ущерб своим желаниям. Но сейчас был случай, когда он никак не мог послушаться герцогиню Йоркскую, и противоречие между приказом матери и своими принципами повергло его в длительную подавленность.
   От мрачных размышлений и безнадежных попыток умилостивить герцогиню Йоркскую Ричарда отвлекло известие, что королева Екатерина сзывает в Тауэр членов королевского Совета. Герцог Глостер поспешил отправиться на Совет, поскольку все касающееся королевы казалось ему важным, и он не хотел ничего пропустить из того, о чем будет говориться на первом совещании царствования Екатерины.
   Его мнение разделяли многие вельможи: когда Ричард Глостер прибыл в Тауэр, весь Совет собрался почти в полном составе, - не хватало только дяди королевы, герцога Бедфорда, засевшего в своем уэльском поместье. Королева Екатерина также не заставила себя долго ждать, и после, взаимных приветствий сказала, обращаясь ко всем присутствующим:
   - Милорды, я позвала вас, надеясь, что вы поможете мне своим советом в важном вопросе, касающегося укрепления судьбы престола. Настало время подумать о моем замужестве. Подскажите, кто, по-вашему, наиболее достоин стать моим мужем, и помните, что подыскивая мне жениха, вы выбираете себе короля. Так поразмыслите об этом человеке, выбор которого должен послужить наибольшим благом для Англии.
   Приглашенные советники поблагодарили королеву за доверие и приступили к обсуждению кандидатуры будущего английского монарха, искренне стремясь выбрать жениха Екатерине, наиболее соответствующего государственным интересам Англии. Они перебрали поименно всех ближайших родственников шотландского короля, арагонских принцев, немецких и итальянских князей, не упустив из виду даже царствующих особ далеких Польши, Венгрии к Чехии. Но до единодушия спорившим лордам было далеко: лорды партии Ланкастеров склонялись к традиционному для Англии брачному союзу с Францией, и советовали королеве выбрать себе в мужья одного из французских герцогов: йоркисты, у которых с французами сложились неприязненные отношения, были решительно не согласны. Против каждой кандидатуры находились какие-то возражения: то жених был намного ниже Екатерины по социальному положению, то союз с ним не сулил никаких выгод, то его нравственные качества вызывали серьезные возражения. Только герцог Глостер не вмешивался в разгоревшийся не на шутку спор, и происходящее все больше вызывало в нем откровенную досаду. Он предпочел бы, чтобы вопрос о замужестве Екатерины вообще не поднимался, ему казалось немыслимым, чтобы рядом с его королевой оказался неведомый муж, которого он и знать не желал. Но сознавая, что рано или поздно эта тема все равно будет обсуждаться, Ричард изобразил на своем лице улыбку и обратился к присутствующим:
   - Милорды, я вижу, вы не очень справляетесь с возложенной на вас задачей. Остается спросить у самой королевы, чью кандидатуру она считает наиболее подходящей, и рассмотреть ее со всей тщательностью.
   Екатерина с благодарностью посмотрела на Ричарда, - из всех присутствующих только он высказал личное участие к ее судьбе и к ее мнению. Без него юная королева все больше чувствовала себя неодушевленным предметом, который не постесняются отдать тому, кто больше за него заплатит.
  -- Благодарю вас за внимание, милорд Глостер, - тепло улыбнулась ему Екатерина. - Я действительно приметила одного знатного жениха для себя, но молчала, поскольку никто не счел нужным упомянуть о нем.
  -- И кто же это? - нахмурился Ричард.
  -- Владетельный лорд Патрик Александр 0"Коннел, потомок древнеирландских королей, - ответила Екатерина. - Я наводила о нем справки. Он наиболее влиятелен среди ирландских вельмож, ему недавно исполнилось двадцать девять лет, он отважный воин, честный и справедливый правитель, никто не может упрекнуть его ни в одном пороке. Лучшего монарха для Англии и желать нельзя.
   Несмотря на все перечисленные королевой привлекательные качества жениха, всеобщее изумление ее выбором воцарилось в королевском Совете.
  -- Как, королева выбрала ирландца?! - только и слышалось во всех углах в перешептывании английских лордов. Для них это было невероятно, поскольку ни к кому англичане не относились столь пренебрежительно как к ирландцам. Ирландия была для них не более чем колонией, которой можно было управлять исключительно по своему произволу.
  -- Ваше величество, ирландцы совершенные варвары, - немного опомнившись, высказал общее мнение граф Суррей.
   - Даже если они не столь образованы, как вы, милорд Суррей, это не дает вам права относиться к ним с презрением, - ответила спокойно Екатерина. - Ирландцы, как и англичане, дети Божьи, создания его рук, и пренебрегать ими все равно, что идти против бога, подвергая сомнению совершенство его творений. У каждого народа свой путь, свои трудности и испытания, но англичанам не стоит быть высокомерными только потому, что в распределении жизненных благ им повезло больше, чем ирландцам. Здесь уместно вспомнить библейскую заповедь: "Последние да будут первыми, а первые - последними", так что опасайтесь, чтобы этот постулат не оказался верным в отношении вас.
   - Здесь не религиозный диспут, моя королева, а совещание, посвященное решению проблем нашего государства. И я уверяю вас, что англичане никогда не признают над собой короля-ирландца, так что прошу вас, откажитесь от своего замысла, - резко произнес граф Оксфорд.
   - Но мой выбор должен решить многие трудные вопросы, сэр Джон, - живо ответила королева. - Надеюсь, вам известно, что сейчас в Ирландии зреет заговор лорда Морхольта, который желает привлечь по свои знамена как можно больше своих земляков, недовольных английским владычеством. Столь угрожающая ситуация возникла во многом благодаря пренебрежительному отношению англичан к ирландцам. Мой брак с лордом О"Коннелом значительно исправит положение и сблизит наши страны. Мы больше станем общаться с ирландцами, и со временем будем сближаться друг с другом. Неравные части всегда отдаляются друг от друга, а равные стремятся к сближению. Если вы хотите сохранить Ирландию, лорды, стремитесь к равенству с ирландцами.
   При этих словах Екатерина посмотрела на герцога Глостера, надеясь обрести в нем поддержку, но по его потемневшему взгляду она поняла, что он является наиболее упорным противником ее намерений. У королевы пропало желание что-либо доказывать своим советникам, и она утомленно произнесла:
   - Судя по тому, что мы так и не смогли прийти к единому мнению, нам следует отложить решение вопроса, но я обещаю рассмотреть кандидатуры, вызвавшие наибольшее количество голосов. Прощайте, милорды.
   Лорды выразили удовлетворение уступкой королевы: и, довольные собою пошли домой, не смотря на то, что ни один вопрос не был положительно решен. В отличие от них герцог Глостер ничуть не испытывал облегчения, понимая всю временность отсрочки.
  -- Рано или поздно один из этих проклятых женихов явится в Англию, - высказал он свою тревогу приближенным.
  -- Да, ваша светлость, и расклад сил может существенно измениться, причем не в нашу пользу, - согласился граф Суррей.
  -- Мой господин, а почему бы вам не посвататься к королеве Екатерине? - как ни в чем не бывало, спросил виконт Лавелл. Ричард остановился на ходу, и изумленно посмотрел на виконта.
  -- Неужели это возможно? - не веря, прошептал он.
  -- Конечно, возможно, - утвердительно произнес виконт Лавелл. - Вы и королева не состоите в близком родстве. Вы - вдовец, она - незамужняя девушка, и вы оба не связаны обязательствами с другими особами. У церкви не будет ни единого возражения против вашего брака.
  -- Даже лорды партии Ланкастеров скорее предпочтут вас в качестве мужа королевы, милорд Глостер, а не какого-нибудь ирландца, - вставил граф Суррей.
   Ричард не сразу ответил на эти заманчивые предложения, некоторое время постоял в раздумье. Совещание в Тауэре раскрыло ему глаза на обстоятельство, мысль о котором он раньше пытался прогнать прочь, - что он влюблен в Екатерину Ланкастер. Страх увидеть Екатерину замужем за другим мужчиной наконец заставил его признать свою любовь и подталкивал к решительным действиям. Но Ричард сомневался, что юная королева благосклонно отнесется к его сватовству. Пятнадцатилетней девочке вряд ли могла понравиться перспектива совместной жизни с мужчиной с изуродованной фигурой и малопривлека­тельной внешностью, который, вдобавок, был, по крайней мере, на семнадцать лет старше ее, и стоял на социальной лестнице ступенькой ниже.
   Но теперь Ричард не хотел сдаваться судьбе без борьбы.
   - Я попробую посвататься к Екатерине, но сначала я попрошу лондонского епископа отправиться к королеве и узнать ее мнение, - сказал он своим советникам.
   Лондонский епископ Томас Кемп издавна благоволил герцогу Глостеру как к благо­честивому прихожанину, и охотно согласился выполнить его просьбу. Отсутствовал церковный прелат довольно долго, и приближенные Ричарда могли видеть, как от волнения бледнеет его лицо.
   Наконец, епископ приехал в Бейнардз-касл, и сокрушенно сказал:
   - Увы, милорд Глостер, я вынужден сообщить вам отрицательный ответ. Королева Екатерина не считает возможным свой брак с вами. Напрасно я убеждал ее дать согласие, говоря, что ваш семейный союз принесет настоящий прочный мир в Англию. Напрасно твердил о ваших высоких моральных качествах, о том, каким прекрасным мужем вы были для королевы Анны, упокой господи ее благородную душу.
   - Не беспокойтесь, ваше преосвященство, я был готов к такому ответу, - невозмутимо произнес Ричард, но пальцы его непроизвольно сжались.
   - Королева объяснила причину, по которой отказывает герцогу Глостеру?- спросил виконт Лавелл.
  -- Да, и, думаю, эту причину сочтут уважительной много людей, - кивнул головой епископ. - Королева сказала, что вы, ваша светлость, достойный жених для любой невесты, но не для нее. Вас разделяет кровавая вражда ваших семей, и она все больше склоняется к кандидатуре лорда ОКоннела.
  -- Действительно, прошлое нельзя изменить, и это ужасно, - пробормотал Ричард, как бы соглашаясь с мнением Екатерины. - Невозможно воскресить ни короля Генриха с принцем Эдуардом, ни моего отца и брата Эдмунда.
   При этом герцог Глостер подумал, что ему все равно придется хлопотать о своей женитьбе, хотя после смерти королевы Анны он поклялся самому себе больше не вступать в брак. Но одиночество Ричард переносил хуже, чем прежде думал, вдовство все больше тяготило его.
   Однако стоило Ричарду задуматься о поисках подходящей невесты, как он сразу осознал, что кроме Екатерины Ланкастер ему никто не нужен. Выпущенная на свободу любовь к ней переполняла собою всю натуру Ричарда. Он часто испытывал жгучее желание поведать о своей любви к Екатерине всем, кто только попадался на его пути мужчине, женщине, ребенку, собаке, дереву и далее каменному столбу. Только опасение смутить покой любимой девушки, холодно отнесшейся к идее брака с ним, заставляло его хранить тягостное молчание. В нем все больше росло желание видеть свою королеву, и он придумывал любые поводы и отговорки, чтобы остаться в Лондоне и посещать дворцовые приемы Екатерины. Править подвластным ему севером Англии он послал виконта Лавелла, отличавшегося острым умом и проницательностью.
   Когда наступило лето, двор королевы отправился на проживание в Виндзорский замок, расположенный в тридцати километрах к западу от Лондона. Ричард последовал за Екатериной, пользуясь тем, что королева привечает каждого, кто помогал ей восстановить мир между сторонниками Ланкастеров и Йорков. При ней по-прежнему находились юноши и девушки из знатных семей Англии, и некоторые из них уже успели вступить по своей сердечной склонности в брачный союз, способствующей политике умиротворения Англии, задуманной королевой. В Виндзор также поехали старшие племянники герцога Глостера.
   Екатерина поняла, почему многие люди ожесточенно борются за королевскую власть. В Виндзоре ее буквально окружало море почитания и восхищения, и королева сполна познала сладость человеческих похвал и ком­плиментов, на которые не скупились окружавшие ее придворные. Особенно отличились поэты и менестрели: они называли Екатерину "самой драгоценной розой Англии", "ангелом-хранителем страны", "королевой прелести". Менестрелю Гауэру ей даже пришлось заметить с улыбкой:
   - Право, милый певец, вы слишком усердствуете в описании моей красоты, пора бы вам отдохнуть. Уделите внимание принцессе Елизавете Йоркской, которая гораздо более достойна, чем я, ваших поэтических вздохов, иначе я подумаю, что у вас слабое зрение, и усомнюсь в искренности ваших похвал.
   Менестрель тут же с готовностью занялся поклонением старшей дочери Эдуарда Четвертого, и Екатерина получила возможность включиться в веселую игру в отгадывание кольца, затеянную ее ровесниками. Извилистый берег Темзы, на котором был расположен Виндзор, способствовал игре в прятки, и дни королевского двора проходили в беззаботном веселье и забавах.
   Все это очень не нравилось посланцу Маргариты Бургундской, Жану де Флавиньи, приехавшему по приказу своей госпожи обговорить с герцогом Глостером совместные действия, и вместо этого вынужденного наблюдать придворную комедию нравов, поскольку Ричард избегал всякого общения с ним. Бургундский советник выговаривал сэру Кэтсби за то, что он не мог повлиять на своего господина в нужную для Флавиньи сторону.
   - Династия Йорков унижена и ограблена, а ваш хозяин предпочитает, как ни в чем не бывало наблюдать, как веселится его удачливая соперница. Герцог Глостер когда-нибудь закончит заниматься всей этой чепухой вроде "судов любви", "стран нежности" и "селений сердца", о которых я слышу здесь с утра до ночи? Моей повелительнице очень не понравится все происходящее здесь, уверяю вас.
   - Милорд Глостер пытается угодить королеве, его поведение - обычная светская любезность, не более того, - осторожно заметил Уильям Кэтсби.
   - Иногда миром можно добиться большего, чем войной.
   - Но не полной капитуляцией! - резко возразил Жан де Флавиньи, и показал рукой. - Смотрите, ваш король просто глаз не сводит с этой самозванки.
   - Тише, мессир, прошу вас, - осторожно прошептал Кэтсби. - Теперь говорить так считается изменой.
   - Измена это то, как ведет себя Ричард Йорк, - возмущенно проговорил бургундец. - Похоже, он собирается принять участие в очередном диспуте по поводу выбора цветов, а не радеть о возвышении своего рода.
   Галантнее молодые люди принялись срывать цветы с кустов роз в честь дам, завладевших их сердцем, и прикалывать их к своей одежде, но и здесь политическая осторожность не покинула их. Были сорваны розовые, желтые, бордовые розы разных оттенков, но никто не осмеливался притронуться к алым и белым розам. Юный граф Уорик замешкался, поскольку роз безопасных окрасок уже не оставалось, а ему хотелось преподнести цветок принцессе Анне Йоркской, третьей дочери Эдуарда Четвертого и Елизаветы Вудвилл, которая в эти дни стела его неизменной спутницей. Королева заметила его затруднение и решила ему помочь.
   - По-моему, граф, цвет вашей дамы запечатлен на розе, находящейся возле вашей левой руки. Берите ее и несите принцессе Анне, - как ни в чем не бывало, произнесла Екатерина, и, сорвав белую розу, подала ее Уорику. Юный граф смущенно поблагодарил королеву и поспешил к своей принцессе. Только тогда Екатерина заметила стоящего рядом герцога Глостера, и удивленно произнесла:
   - И вы, милорд, пришли за цветком?
  -- Разве я так сильно отличаюсь от остальных людей, моя королева, что
не могу испытывать тех же желаний, что и они? - мягко спросил Ричард.
  -- Я не это хотела сказать, я просто не знала, что у вас есть дама сердца, заторопилась сказать Екатерина. - Можно узнать ее имя?
  -- Вы узнаете ее по розе, которую я сорву, - пообещал Ричард, и сор­
вал алую розу. - Из двух роз я всегда выбирал одну, и никогда не думал, что предпочту ей другую.
   - Если дама принадлежит к сторонникам моей семьи, то вам придется
весьма трудно, - сочувственно произнесла Екатерина. - Дай-то бог, чтобы она верность любви поставила выше верности семейному долгу.
   - Я об этом молюсь, но пока молитвы мне не помогают, - подавленно произ­нес Ричард.
   - Видно вам придется еще не один десяток алых роз сорвать, - пошу­тила Екатерина, и поспешила на зов графини Оксфорд, гадая про себя, кто счастливая избранница герцога Глостера. Ричард проводил ее с за­туманившимся от счастья взглядом, и сильнее сжал колючий цветок в сво­ей руке. Алая роза не так легко ему далась, как белая Екатерине: она сопротивлялась, когда Йорк срывал ее со стебля, и в его руке впилась своими острыми шипами в его ладонь, стремясь поскорее расстаться с че­ловеком, враждебному Ланкастерам. Но Ричард только сильнее сжимал алую розу в своих пальцах, словно именно в ней заключалось его счастье, и зловредный цветок, смирившись, перестал причинять ему боль.
   Обремененный многими житейскими и семейными заботами Ричард давно утратил пылкость чувств, свойственную юности, но любовь к Екатерине заставила его вспомнить прежнюю счастливую окрыленность души, которой не страшны никакие преграды. Он чувствовал себя так, словно помолодел на несколько лет, и во многом снова уподобился чистым сердцем юноше, каким был когда-то много лет назад. Ричард мог удовлетвориться одним лицез­рением Екатерины, довольной, счастливой и свободной от женихов, и больше ничего не желать сверх этого. Он торопился насладиться обществом юной королевы, пока ее ничего не связывало с другим мужчиной.
   Вскоре герцог Глостер стал значительно меньше видеть Екатерину, пос­кольку она начала посвящать свой досуг посещению Итона - виндзорского колледжа для одаренных мальчиков, основанного Генрихом Шестым. Королева часто беседовала с преподававшими там священнослужителями, лично знавшими ее отца и боготворившими его память. Ради этих воспоминаний Екатерина хо­тела пренебречь охотничьим сезоном в Вудстоке, но Ричард убедил ее не делать этого, - развлечение охоты могло сильнее сплотить лордов враждебных партий, съехавших на традиционный сезон. Потом Ричард на коле­нях просил у бога прощения за то, что отвлек Екатерину от бесед с итон­скими монахами, но ему очень не нравилось отдаление от него предмета его сердечных помышлений.
   Екатерина не любила охоты, но довод, приведенный ей герцогом Глосте­ром, она сочла достаточно важным для того, чтобы решиться на еще одну утомительную поездку. В конце июля королевский двор переехал в графс­тво Оксфордшир, в небольшой город Вудсток, возле которого было расположено охотничье поместье - дворец, выстроенное еще Генрихом Вторым. Как предсказывал герцог Глостер, съехалось много знатных господ, желающих принять участие в охотничьей забаве. Маленький городок оказался переполненным приезжими, желающими снять подходящее жилье.
   Грандиозная охота была намечена на начало августа, и знатные лорды и леди в богато разукрашенных охотничьих костюмах десятками съезжались б назначенный день к королевскому поместью, и выстраивались в ряд. Ко­гда все собрались, вышла королева, и тем самым открыла начало охоты. Впереди ехали егеря со сворами гончих, с яростным лаем рвущихся с по­водков, за ними следовали знатные охотники с ощущением все набирающего силу азарта.
   Ричард непрестанно любовался Екатериной, отмечая, как даже неброско одетая юная королева выгодно отличалась в его глазах от других прид­ворных красавиц чистотой своей прелести. Для него существовала только она одна, и когда герцог Глостер заметил, как в пылу охо­ты Екатерина отстала от своей свиты и свернула в сторону, то, как привязанный, последовал за нею.
   Екатерина отделилась от охотников, не желая видеть как будут заго­нять до смерти оленей, которых она очень любила. Ей было непонятно, что могут находить приятного люди в столь жестокой забаве. К тому же юная королева уже начала тяготиться обществом излишне шумных и резвых господ, и стала желать, чтобы осенью они разъехались по домам и занялись своими делами. Сейчас она наслаждалась одиночеством, рассматривая с возвышения великолепную панораму густого оксфордширского ле­са, пронизанного лучами солнечного света. Август был самым солнечным месяцем в Англии, и сияющий свет, окутывая каждый ее уголок, выявляя во всей красе ее дикие цветы и травы. Тихая безмятежность леса наве­яла на юную девушку мечтательное настроение, и она ощутила разочаро­вание, когда услышала топот копыт коня другого всадника: она решила, что ее нагоняет один из рыцарей ее охраны, которому поручено вернуть ее остальным охотникам.
   Но всякое неудовольствие Екатерины исчезло, как только она узнала герцога Глостера. Королева ласково потрепала по голове коня Ричарда и спросила:
   - Милорд, вы тоже, как я предпочитаете охотиться за впечатлениями красоты природы, а не присутствовать при убийстве благородных живот­ных?
   -- На самом деле, я охочусь за каждой минутой встречи с вами, моя королева, так как боюсь, что это счастье скоро станет для меня невозмо­жным. Но если своим поступком я нарушил ваш покой, и вызвал ваше неудовольствие, то я немедленно удалюсь от вас, - с невольным вздохом произнес Ричард.
  -- С чего вы взяли, герцог, что ваше общество неприятно мне? - изумленно спросила Екатерина, и задумчиво улыбнулась, вспоминая свои переживания безнадежной любви: - Нет, общение с вами всегда доставляло мне истинную радость. С первой же минуты нашего знакомства я почувствовала, что никто не может сравниться с вами в благородстве и великодушии. Именно ваше присутствие я предпочту обществу всякого другого человека.
  -- Любовь моя, я отдал бы все на свете, чтобы только всегда быть рядом с вами! - воскликнул обрадованный Ричард. - Мне больше ничего нужно.
  -- Милорд, я тоже люблю вас, но я воспитывалась в монастыре и ничего не знаю об отношениях мужчин и женщин. Боюсь, я разочарую вас, - робко проговорила Екатерина, обнаруживая свои страхи, но Ричард стал еще ласковее и нежнее.
  -- Никакого особого поведения не требуется, моя королева, лишь бы все, что ты делаешь, шло от чистого любящего сердца, оно само подскажет как нужно поступить. Когда есть любовь, не нужны никакие ухищрения соблазна, - успокаивал он ее. - Я все приму от тебя, Кэти, любое разочарование, боль и несчастье, если только буду знать, что ты любишь меня... - желание близости все больше охватывало Ричарда. Он соскочил со своего коня, и протянул руки к Екатерине со словами: - Иди ко мне, любовь моя, дай мне, наконец, обнять тебя!
   Екатерина без раздумий подчинилась ему, - подавляемая долгое время ею любовь вдруг без остатка завладела ею и заставила ее забыть обо всем на свете. Она оказалась в новом совершенно незнакомом мире, где даже время остановило свой ход, подчиняясь иным сверхъестественным законам. Значение имело только присутствие рядом с нею Ричарда и его ласки. От избытка эмоций девушка даже не чувствовала его физических прикосновений, она ощущала как от рук Ричарда по ее телу все больше разливается тепло, будто рядом с нею находилось невидимое солнце, сжигающее все воспомина­ния о пережитых ею страданиях и боли. Ее душа обновлялась для счастья подобно сказочному фениксу. Ричард ощущал нечто подобное, и без раздумий отдавался потоку чистого наслаждения, которым наградила его судьба
   Он опомнился только вечером, когда увидел, как солнце с угрожающей быстротой склоняется к горизонту. Нужно было срочно возвращаться в Вудсток, пока их не схватились и не начали искать. Но его королева до сих пор была пьяна первым опытом любви, и никак не могла прийти в себя, не смотря на его уговоры.
   - Мой господин, вы же видите, что я не могу уехать отсюда. Давайте останемся здесь вдвоем и переночуем тут же, - умоляла она его. Ричард держался из последних сил, - остатки благоразумия боролись в нем с сильнейшим соблазном вновь изведать безграничное наслаждение.
   Видя, что Екатерина не способна даже держаться на ногах, он наскоро поправил их одежду, привязал ее коня к своему, и поднял свое сокровище к себе в седло, торопясь в обратный путь.
   Герцог Глостер выбрал самую неприметную дорогу к Вудстоку, и незаметно подъехал к самому поместью. Здесь ему предстояло расстаться с Екатериной, чтобы их вместе не увидели другие люди.
  -- Вы покидаете меня? - удивилась Екатерина.
  -- Наша честь требует этого, любовь моя, но я обязательно найду способ поскорее увидеться с вами, - с болью в голосе произнес Ричард, и Екатерина, наконец, пришла в себя.
   - Тогда до новой встречи, мой Ричард, - еле слышно сказала она, и торопливо поехала к главным воротам поместья.
   Ричард остался один и не мог обрести себе покой, невпопад отвечая на вопросы своих приближенных, встревоженных его долгим отсутствием. Пир, устроенный по поводу удачной охоты, для которого зажарили туши забитых оленей, тоже прошел мимо его сознания, - у него было одно только стремление снова увидеться с Екатериной. Проще всего было под каким-то предлогом прийти в ее покои и попросить свидания с нею. Но в приемной королевы всегда толпились сторонники Ланкастеров, враждебно к нему настроенные, и Ричарду не хотелось сталкиваться с ними, он решил пойти другим путем. Дождавшись полного безлюдья, Ричард быстро взобрался на, дуб, растущий возле окон комнаты королевы, и по нему перебрался в здание.
   Екатерина не сразу поверила в неожиданное появление Ричарда, больше похожего на порождение ее разыгравшегося воображения. Затем она хотела броситься ему в объятия, но Ричард ограничился тем, что нежно поцеловал ее руку.
   - Мы не вправе позволить себе большего, любовь моя, пока не состоим в законном браке, - сокрушенно произнес он. - Кэти, я пришел, чтобы просить тебя выйти за меня замуж, и сделать это как можно скорее. Не хочу в своей любви к вам уподобляться вору, тайком крадущего драгоценное достояние и прячущегося от людей. В своем отношении к вам я должен быть предельно честен.
  -- Но разве наш брак возможен? - испугалась Екатерина.
  -- Не бойтесь нашего союза, любовь моя, - ласково произнес Ричард. - Обещаю вам, что ваши интересы я всегда буду ставить выше собственных интересов.
  -- Но многие люди, особенно сторонники наших семей, воспримут наш брак как кощунство, как поругание памяти погибших в воине Алой и Белой роз, - осторожно проговорила Екатерина, не желая затрагивать эту тему. - Подумайте о своих родных, Ричард. Разве вы сможете доставить им столь большое огорчение как вашу женитьбу на мне?
  -- Один день любви к вам перевесил во мне всю тридцатилетнюю ненависть Ланкастеров и Йорков, Кэти, и я добьюсь, чтобы моя семья признала вас, - ответил Ричард. - Ты беспокоишься о людях, но забываешь, что наша первейшая обязанность жить в мире и в согласии с богом, а не с людьми. Мы оскорбили нашего Господа тем, что предались своей любви прежде, чем преподнесли ее Ему, и нам нужно поскорее исправить эту ошибку. Фактически, Кэти, мы уже стали мужем и женой, и это нельзя изменить, нужно только освятить наш союз в церкви. Узы между супругами самые крепкие и нерасторжимые, перед ними отступают все иные родственные связи. Я буду уговаривать тебя, Кэти, пока ты не согласишься на мое предложение.
   - Но я уже согласна, - улыбнулась Екатерина. - Только сперва сделайте кое-что для меня.
   - Все, что угодно, - радостно воскликнул Ричард.
   - Поклянитесь, что решение судьбы сторонников Ланкастеров будет зависеть от меня, а судьбу союзников вашей семьи я предоставляю вам, - попросила Екатерина. - Только при этом обещании я выйду за вас замуж.
   Ричард тут же дал необходимую клятву. Екатерина обговорила с ним подробности их будущего венчания, после чего окрыленный герцог Глостер вышел из покоев королевы, от радости даже не замечая дежурную даму леди Блаунт, словно она была бесплотным духом. Другие мысли занимали его - он торопился найти священника, который завтра бы смог совершить его венча­ние с Екатериной Ланкастер. Пораженная его уходом, леди Блаунт кинулась к королеве.
  -- Ваше величество, что делал лорд Йорк в ваших покоях? - возмущенно спросила она.
  -- Мы с герцогом Глостером обсуждали важные дела, и наше решение он объявит завтра за обедом, - ответила Екатерина, опуская глаза, чтобы не смущаться еще больше в присутствии этой верной сторонницы Ланкастеров. Она предчувствовала, что для леди Блаунт ее решение выйти замуж за Ричарда Глостера станет страшным ударом, но теперь она не могла отказаться от него. То, что герцог Глостер дороже ей всех людей на свете, Екатерина поняла в первый раз на рождественском балу, когда Ричард неожиданно потерял сознание. С тех пор юная королева пыталась подавить в себе нежные чувства к представителю рода Йорков, считая всякое влечение к нему предосудительным для себя. Некоторое время ей помогали выстоять в поединке разума и чувств перипетии междоусобной борьбы, но сила любви ее избранника необратимо увлекла ее на путь исполнения сокровенного желания.
  -- Неспроста в Англию приехал бургундский советник Жан де Флавиньи, он вместе с Йорками что-то замышляет против вас. Берегитесь, госпожа, вы в последнее время слишком прислушиваетесь к коварному герцогу Глостеру. Не доверяйте Йорку, моя королева, он спит и видит, как снова завладеет английским престолом, - предостерегающе произнесла леди Блаунт, и в сердцах воскликнула:
   - И вообще, все при нашем дворе происходит так как того пожелает милорд Глостер!
   - Но его желания совпадают с моими! - простодушно воскликнула Екатерина, и спохватилась, что чуть не выдала суровой наперснице своего счастья. Видя, что юную королеву не удастся настроить против ненавистного ей Ричарда Йорка, леди Блаунт ушла, сердито пожелав Екатерине спокойной ночи.
   Рано утром Екатерина пожелала видеть духовника, и исповедалась ему, готовясь к таинству венчания. Поскольку грехов у юной королевы набралось немного, ее исповедь длилась недолго. Основное затруднение для нее состояло в отсутствии подходящего наряда для свадебной церемонии. Подумав, Екатерина выбрала новое платье, которое она приготовила для окончания охотничьего сезона, и вместе с двумя служанками удлинила его подол до длины, положенной по этикету.
   Более серьезные заботы были у Ричарда. По каноническому закону венчание проводили через три месяца после помолвки, и Ричарду стоило немалого труда убедить капеллана немедленно совершить обряд. Довод о кознях недоброжелателей, которые могут помешать заключению брачного союза, священник посчитал убедительным, и в обед герцог Глостер объявил собравшимся вельможам о своей предстоящей свадьбе с королевой. Опешившие зна­тные господа, еще не пришедшие в себя после ночной попойки, направились в готическую часовню Вудстока, уже готовую к предстоящей торжественной церемонии. Много знатных лордов, особенно из партии Ланкастеров, считали, что Ричард Йорк и королева Екатерина являются неподходящей парой, но из-за неожиданности сообщения они оказались неспособными препятствовать их браку. Одна леди Блаунт попыталась чинить помехи намечающему бракосочетанию. Она в ужасе кинулась к графу Оксфорду, и закричала:
   - Нужно что-то делать, граф! Нельзя допустить этой свадьбы, которая нас всех погубит.
   Но, к ее изумлению, граф Оксфорд иначе смотрел на происходящее.
   - По мне, пусть королева лучше выйдет замуж за герцога Глостера, чем за какого-то рыжебородого ирландца. По крайней мере, Ричард Йорк англичанин, - невозмутимо ответил он взбудораженной даме.
   Из-за поспешности венчания часовню не убрали, как следует, и ее украшали только несколько, быстро собранных букетов скромных полевых цветов. Ричард ожидал невесту у алтаря, одетый в свое выходное платье темно-синего цвета. На его черном тюрбане сверкал прославленный алмаз "Роза Йорков", который глава семьи носил в особо торжественных случаях. Но лицо Ричарда привлекало больше сияния знаменитого алмаза выражением нетерпеливого ожидания любимой женщины. В Екатерине Ланкастер он, наконец, встретил свой идеал, и всей душой предался счастливому переживанию появления своей возлюбленной. Когда он в первый раз заглянул в ее бездонные чарующие глаза, то сразу безоговорочно поверил в красоту и совершенство ее женственной натуры. Каждое произнесенное ею слово обнаруживало возвышенность ее суждений, и эта возвышенность передавалась большинству близко знающих ее людей. Ее 0x08 graphic
 благородная, льющаяся таинственной музыкой речь, как будто проистекала из неземного мира и наполняла радостью мир земной. Екатерина поистине обладала даром внушать к себе безграничную любовь, которую можно встретить лишь в царстве снов, а не в реальной жизни. Ричард с каждой минутой все больше желал остаться со своей избранницей наедине, и навсегда сделать явь незабываемым прекрасным сном. Минута появления его невесты наполнила его сердце еще небывалым счастьем исполненной мечты.
   Екатерина шла по длинному проходу часовни в великолепном платье, представляющим собою шедевр искусства королевских портных. Темно-красной шелковой основы платья почти не было видно, она только образовывала контуры изящных узоров - цветов, листьев и ягод. Пространство между ними заткали переплетением желтых шелковых и покрытых позолотой серебряных нитей, и ткань казалась золотой, от нее исходило мягкое свечение. Парадное одеяние королевы составляло верхнее и нижнее платье, их рукава были разного цвета и пристегивались булавками к проймам. Шею и затылок Екатерины закрывало белое полотняное покрывало, второе покрывало из материала платья с наколкой из бархата, свободно свисало с ее головы, покрытой небольшой королевской короной с треугольными зубцами. Длинный шлейф платья на метр волочился за Екатериной, и утяжеленный подол придавал юбке форму устрицы.
   Екатерине очень хотелось пойти к брачному алтарю с распущенными волосами, одетой в белое платье непорочной невесты, но она уже отдала свою девственность Ричарду Йорку, и больше не имела права одеваться как девственница. Поэтому ей пришлось в одежде подчеркивать свой королевский сан, чтобы не возбуждать недоумения людей, и всем зрителям было видно, что это королева сочетается браком со своим вассалом. К огорчению Екатерины, среди ее сторонников не нашлось желающих провести ее к алтарю, и она была вынуждена идти к Ричарду Йорку одна, без всякой поддержки, сопровождаемая воспоминаниями об угрозах и запугиваниях леди Блаунт, больше похожих на проклятия. Но Екатерина настолько влюбилась в Ричарда, что была готова перенести все несчастья, предсказанные ей ее придворной дамой, ради чести стать его женой.
   Ричард, видя среди какой толпы недоброжелателей приходится пробираться его Екатерине, не задумываясь, кинулся к ней и взял ее за руку, собираясь самому вести ее к алтарю. Почувствовав его надежную руку, Екатерина ожила, и тут же она почувствовала стыд за то, что ей пришлось в одежде подчеркнуть свой более высокий, чем у него, сан.
   - Прости меня, Ричард, - шепнула она ему. - Это в церемониях я должна выглядеть королевой, - во всех остальных случаях я буду повиноваться тебе как жена мужу, обещаю тебе.
   - Кэти, не проси прощения за то, что мне самому доставляет удовольствие, - невольно улыбнулся Ричард. - Я еще никогда не поднимался так высоко в собственных глазах, как в ту минуту, когда узнал, что стал твоим избранником. Если подумать, почти не найдется вассалов, которые были бы женаты на своих королевах. И меня переполняет счастье при мысли о том, что я стал повелителем своей повелительницы.
   Они опустились на колени перед алтарем, освещенным множеством свечей. Служка помахал кадилом, и священник в темной ризе после молитвы начал обряд венчания, соединяющий судьбы Ричарда Йорка и Екатерины Ланкастер. Обряд, как никогда, показался длительным Ричарду, и он томился во время освящения обручальных колец, желая поскорее уйти с женой от остальных людей.
   Наконец старенький капеллан еле тихим голосом произнес:
   - Я сочетаю вас в браке во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.
   Герцог Глостер получил желанную возможность посмотреть на свою избранницу, ставшую его женой. Лицо Екатерины выражало безмолвный восторг, вызванный полнотою счастья, и Ричард почувствовал себя вознагражденным за все свои прошлые мучения.
   Служка положил на место кадило и принес из-за алтаря непомерно объемистую книгу, которую водрузил на резную подставку. Новобрачные поставили в ней свои подписи, и венчание, задолго предвиденное проницательным виконтом Лавеллом, состоялось. Для Екатерины ее свадьба, на которой множество людей признали ее право быть рядом с любимым человеком, оказалась самым чудесным в ее жизни событием. Полностью она очнулась только на следующее утро, подарившее ей счастье пробуждения возле обожаемого мужа. Утомленный Ричард еще спал - организация их свадьбы и все хлопоты легли в основном на его плечи. Екатерина принялась без помех рассматривать его, думая, что совершила самый выгодный обмен в своей жизни, обменяв свою корону на Ричарда. Его чудное продолговатое лицо, тонкие губы, длинные черные волосы, наследие далеких французских предков, теперь принадлежали исключительно ей, были ее собственностью. Екатерина не знала полной близости с другим человеком, и она казалась ей чудом. С матерью у нее никогда не было подлинного единения, и хотя в детстве ее окружали люди вроде аббатисы Беренгарии, которые были добры и ласковы с нею, такого полного слияния с другим человеком она никогда не испытывала, - между нею и другими людьми всегда существовала дистанция. В случае с Ричардом она постепенно сокращалась, пока не исчезла совсем. Екатерина чувствовала, что у нее и ее мужа одни мысли и желания. Ей казались совершенно ненужными драгоценности, которые муж подарил ей вчера вечером, она даже не взглянула на них.
   Пристальный взгляд Екатерины разбудил Ричарда, и он сонно произнес:
  -- Кэти, иди ко мне, еще рано.
  -- Сожалею, милорд, но утро уже давно наступило, нам следует одеться и спуститься к придворным. Мало того, что я забираю вас себе на все ночи, я отнимаю вас у них еще и днем, - весело проговорила Екатерина.
   - Зачем им нужен такой скрюченный эльф как я, скорее они жаждут снова уви­деть свою прекрасную королеву, - рассмеялся Ричард, увлеченно глядя на жену. Ее неброская красота южанки в минуту его пробуждения приобрела незабываемое очарование. Нежными тонами и свежестью она напоминала цветок, раскрывающий свои лепестки навстречу утреннему солнцу. Блестящие темные глаза юной королевы, обрамленные черными изогнутыми ресницами, влекли к себе подобно звезде, сверкающей в предрассветном тумане. Каштановые волосы, волнами спадавшие на ее точеные белоснежные плечи, надежно укрывали ее полуобнаженные округлые груди. Очень украшали Екатерину высокий ясный лоб и небольшие, всегда полуоткрытые, словно в ожидании поцелуев, изящные губы. Ричард, чувствуя, что ему не по силам расстаться с такой красавицей, прибавил:
   - Но я вас так ско­ро им не отдам, не верится мне, чтобы так быстро наступило утро.
   Екатерина легко соскочила с постели на пол, устланный свежим тростником, и открыла ставни. Солнечный свет потоком залил комнату, а Екатерина загляделась на небо. Никогда она еще не видела в Англии его лазурной чистоты, а такое сияющее солнце было только на ее родине. Солнце Прованса взошло над Англией, посылая ее обитателям свой лучезарный привет, и Екатерина вновь уверовала в милость божью и в его поддержку.
   Ричард огорчился, видя, что день в самом деле настал, но Екатерина своими ласками вновь привела его в благодушное настроение, особенно после того как призналась ему:
   - Ричард, я долго не могла привыкнуть к Англии, и к ее жителям, но ты своей любовью сделал ее для меня настоящим домом, и теперь мне кажется немыслимым делом покинуть ее. Мне даже из нашей спальни не хочется выходить, но нам нужно срочно ехать в Лондон.
  -- Это еще зачем? - удивился Ричард,
  -- Нужно обратиться в парламент, чтобы он возобновил твои права на престол, поскольку ты снова стал английским королем, - объяснила Екатерина.
  -- Кэти, я женился на тебе, чтобы быть твоим мужем, а не для того, чтобы стать королем, - ласково произнес Ричард. - Ты останешься самодержавной правительницей Англии, я герцогом Глостером без всяких изменений. Раз мы заговорили об этой теме, возьми этот предмет. Я давно собирался его тебе отдать, но все не было подходящего случая.
  -- Но это памятное кольцо вашего отца, вряд ли мне подойдет такой подарок, - удивилась Екатерина, увидев, что Ричард протягивает ей свое кольцо с жемчужиной.
   Тогда Ричард рассказал ей, чему он был свидетелем во время церемонии ее коронации в Вестминстере. Но выслушав историю о духе-хранителе своего царствования, Екатерина отказалась взять кольцо.
   - В ваших руках, мой супруг, оно будет не в меньшей сохранности, чем е моих, - заявила она, и Ричард ощутил, как безгранично доверяет ему его юная жена.
   Не смотря на их взаимное нежелание разлуки, вско­ре Ричард отправился просить свою мать принять Екатерину как свою не­вестку. Для него не было большей радости, чем радость находиться рядом с молодой женой, но, не получив поддержки матери, он не чувствовал себя полностью счастливым. Отсутствие признания его нового брака герцогиней Йоркской беспокоило Ричарда все больше и, не выдержав, он задумал совершить поездку к ней.
   Еще до рассвета герцог Глостер и его спутники обратились в часовне с молитвой к святому Юлиану - покровителю путешественников, прося его обезопасить их путь. При выходе из часовни Ричард сокрушенно подумал, что для разговора с матерью ему следовало бы заручиться поддержкой всех святых, которые существуют на свете. Слишком мало оснований было полагать, что неуступчивая герцогиня Сесилия Йоркская благосклонно отнесется к его просьбе. К тому же герцогиня ясно дала понять сыну, что она не желает поддерживать с ним отношений, пока он не сокрушит дочь ненавидимой ею Маргариты Анжуйской. Но Ричард решил попытать счастья, и твердой поступью, вместе с охраной, направился во двор, где стояли наготове быстрые, выносливые лошади, предназначенные для долгого путешествия.
   Весь день, делая остановки только для того, чтобы передохнуть самим и дать отдохнуть лошадям, Ричард и его свита ехали под палящим солнцем без всяких приключений по равнине, орошаемой несколькими реками, через которые они переправлялись вброд или по мостам. К вечеру они увидели в лучах закатного солнца на высоком холме замок Блакместэд. Эту старинную надежную крепость герцогиня Сесилия выбрала для своего постоянного проживания. Путники издалека увидели Блакместэд из-за его высоты, но ехать им к нему пришлось не менее двух часов. Казалось, замок находился совсем близко, нужно было только руку к нему протянуть, и, тем не менее, он был далеким, как мираж. Кавалькада герцога Глостера проехала сквозь укрепленные ворота замка Блакместэд уже темной ночью.
   Когда герцог Глостер прибыл в замок, то понял, что не наш­лось смельчаков сообщить герцогине Йоркской новость о его женитьбе. Эта опасная честь была предоставлена всецело ему одному. Ричарду пришлось отложить волнующий его разговор с матерью до утра, ибо престарелая герцогиня рано ложилась спать.
   Против ожидания утром герцогиня Сесилия приняла сына довольно ласково, она успела соскучиться по нему, к тому же предполагала, что он предпринял далекое путешествие к ней не для того, чтобы напрасно спорить с ней, а выразить согласие с ее волей. От неожиданного сообщения Ричарда на нее напал столбняк. Герцог Глостер с возрастающей тревогой смотрел, как бледнеет и становится безжизненным ее лицо.
  -- Ты осмелился жениться без моего согласия, Ричард? - наконец смогла проговорить она.
  -- Так сложились обстоятельства, моя госпожа. Я позволил своему сердцу увлечь меня, - виновато произнес Ричард. Он припал к коленям матери и принялся просить ее о прощении, надеясь на ее любовь к нему. Герцогиня молчала, все еще пытаясь осмыслить услышанное.
   - Я не могу поверить тому, что ты сказал мне, Дик, - наконец прямо сказала герцогиня Йоркская. - Ты ведь ни в коем случае не мог жениться на дочери наших злейших врагов Ланкастеров, это невозможно.
   - Тем не менее, это правда, матушка, - рискнул снова подтвердить Ричард.
   Герцогиня устремила на него свой неподвижный взгляд и неожиданно мягко сказала:
   - Бедный мой мальчик, тебя околдовали, это ясно. Дочь Анжуйской волчицы поняла, что только с твоей поддержкой может удержаться; на троне и пустила в ход колдовские чары. Хорошо, что ты сумел вырваться от коварной жены. Я знаю одну толковую женщину, она сумеет снять с тебя порчу.
   - Никто не ворожил на меня, матушка, все было не так, как вы предполагаете, - резко возразил Ричард. Когда его мать принялась поносить Екатерину, у него кончилось терпение, и он принялся быстро ходить по комнате. - Екатерина не хотела вступать со мною в брак, - это вам может подтвердить лондонский епископ Томас Кемп, - она вышла за меня замуж по моему настоянию. И перестаньте думать, что Екатерина - подобие Маргариты Анжуйской, прежде всего она дочь своего отца святого короля Генриха Шестого, которому все Йорки в свое время клялись в вечной преданности.
  -- Если ты, Ричард, поддался своему любострастию, значит ты еще хуже своего брата Эдуарда, - Эдуард, хотя бы, не роднился с нашими смертельными врагами, - в гневе сказала герцогиня Сесилия. - Боже мой, когда Эдуард обвенчался с Елизаветой Вудвилл с кучей ее алчных родственников, я думала, что нет брака хуже этой женитьбы, но вижу, что тогда я ошибалась, - все познается в сравнении. Лучше бы ты женился на простой прачке, даже в этом случае я не была бы так задета. Что тебя толкнуло на этот чудовищный поступок?
  -- Я люблю свою жену, - просто сказал Ричард. Нежность в его голосе больно кольнула герцогиню Йоркскую, она стала ревновать сына к нежеланной невестке, и еще больше возненавидела ее. И будь Ричард обычным сыном, а не главой рода Йорков, его мать тут же лишила его наследства за его своевольную женитьбу.
   - Уйди, Ричард, - приказала она. - Пока ты останешься мужем Екатерины Ланкастер, не показывайся мне на глаза. Никогда я не признаю этот твой брак.
   Видя, что дальнейший разговор с матерью бесполезен, Ричард подчинился ее воле. Оба они твердо стояли на своем, и не намерены были уступать друг другу. И герцогиня Йоркская нажаловалась на сына своей дочери бургундской герцогине Маргарите, зная, что найдет в ней полную поддержку своим переживаниям. Ответ Маргариты не заставил себя долго ждать. Секретарь бургундской герцогини с трудом скрывал веселье, записывая излишне запальчивые восклицания своей госпожи, но самому Ричарду было не до смеха, когда он читал письмо сестры, Гласило оно следующее: "Как тебя только выдержала земля, как только небо не обрушилось на тебя после того как ты вступил в брак с дочерью убийцы нашего отца! Неужели гибель наших родных ничего для тебя не значит, Ричард? Я слегла в постель от огорчения, когда наша мать сообщила мне убийственную новость о твоей выходке. Разводись немедленно, до этого я не желаю тебя знать!"
   Екатерина, видя, как сильно письмо огорчило ее мужа, тихо спросила:
   - Ваша сестра очень гневается, Ричард?
   - Прочти письмо, - Ричард протянул ей бумагу.
  -- Но оно адресовано вам, - растерялась Екатерина.
  -- Все равно прочти, Кэти. Ты моя жена, мы с тобой единое целое, и у меня нет секретов от тебя, - твердо произнес Ричард. - Ты можешь читать любые письма, адресованные мне.
   Екатерина прочла письмо бургундской герцогини и тоже расстроилась, но, собравшись с духом, она подошла к Ричарду и принялась утешать его, обещая, что приложит все свои усилия к тому, чтобы завоевать расположение его матери и сестер. Ее кротость и нежность подействовали как лучший бальзам на сердце Ричарда, израненное ссорой со своими близкими родственниками, и он постепенно успокоился.
   У Ричарда оставалась еще надежда на свою сестру Елизавету, и он попросил ее принять его Екатерину. Но герцогиня Суффолкская, хотя и не была столь решительно настроена против его жены, как мать и сестра Маргарита, не хотела ссориться с ними. Ричарду пришлось удовольствоваться ее осторожным обещанием, что она выполнит его просьбу, как только улягутся страсти.
   Екатерину, казалось, никак не задевало то, что старшее поколение семьи Йорков не желало принимать ее в свой круг. Она оставалась такой же ласковой, примерной и терпеливой женой Ричарду, какой она доста­лась ему в день свадьбы.
   Ричард, желая показать матери, что она ошибается, считая, что его больше не интересуют интересы семьи Йорков, принялся, устраивать судь­бы своих племянников и племянниц, заручившись согласием Екатерины. Ричарду удалось добиться желанного союза с португальцами, и он выдал свою племянницу Елизавету за наследного принца Португалии Мануэля, убедившись в том, что прекрасные душевные качества жениха под стать самой Елизавете. Маргарет, дочь брата Джорджа Кларенса, он сосватал за графа Солсбери. Сына Джона Ричард наделил титулом графа Вустера, и женил его, по его же просьбе, на принцессе Сесилии Йоркской. Но больше всего он сделал для сыновей своего брата Эдуарда - заставил парламент специальным указом уравнять их в правах с законны­ми детьми, и снял с них позорное клеймо бастардов. Младшему сыну Эду­арда Четвертого, Ричарду, вернули титул герцога Йоркского, и связан­ные с ними земельные владения, а в отношении любимого племянника Эдуарда Пятого у Ричарда были гораздо более грандиозные планы - он за­мыслил преподнести ему Ирландское королевство.
   Больше всего от парламентского акта пострадали граф Уорик и его сестра, которые в случае его отсутствия могли стать бы главными претендентами на наследство Йорков, но Ричард щедро вознаградил их за потерю, разделив между ними богатое наследство их тетки королевы Анны Невилл, оставив себе только несколько памятных вещиц покойной супруги.
   Екатерина приняла участие в вознаграждении людей, которым Ричард был обязан спасением своей жизни в Босвортской битве. Семье оруженосца Генриха Смолла она предоставила баронский титул и крупное поместье, а в память о подвиге верного оруженосца поместила в родовой герб Смолла изображение королевской короны. Королева повысила социальный статус графа Нортумберленда, возведя его в герцогское достоинство. За первое назначение Ричард был благодарен жене, а насчет второго бурно протестовал, твердя, что предатель-граф ничего не заслуживает. Он считал, что предателей нужно исключать из благородного сословия, какими бы знатными предками они не хвалились, и почитания заслуживают аристократы духа, а не аристократы крови.
   - По какой причине милорд Нортумберленд не действовал, он все же спас вам жизнь, - мягко возразила Екатерина мужу. - И я так благодар­на всем причастным к вашему спасению, мои супруг, что любой награды для них мне покажется мало.
   Королева посмотрела на Ричарда столь любящим взглядом, что он перестал возражать против появления нового герцога. Видя его согласие в этом вопросе, Екатерина попыталась было уговорить его во второй раз принять королевский сан, но Ричард был в этом вопросе непоколебим. Он не видел серьезных оснований для изменения их социального статуса, и из любви к жене продолжал желать, чтобы ее и дальше наделяли королевскими почестями. Для него Екатерина была королевой не только по титулу, но она была королевой его чувств и помышлений. Но Екатерина не отказалась от своего плана: она считала, что Ричард как мужчина, как опытный военачальник, имеющий немалый опыт в государственном управлении, гораздо лучше справится с ролью правителя страны, чем она.
   Вдобавок Екатерину начало подводить здоровье. Она все чаще ощущала непонятную слабость, головокружение, а в день приема послов от шотландского короля, ее начало тошнить. Как Екатерина не старалась, ей не удавалось справиться с плохим самочувствием, и она поручила Ричарду провести переговоры с шотландцами. К ее немалому удивлению муж заметно обрадовался ее нездоровью.
   - Бог посетил нас великой радостью, любовь моя, через несколько месяцев у нас родится сын или дочь, - объяснил Ричард жене. - Я закажу молебны во всех соборах Англии за твое благополучное разрешение от бремени.
   Новость воодушевила юную королеву, но она потеряла всякую способность принимать участие в государственных делах. Ричарду пришлось самому открывать заседание парламента и справляться с делами, требующими присутствия монарха. Видя, что каждая попытка решать вопросы государственной политики становится мучением для Екатерины, Ричард, наконец, согласился снова стать английским королем. В Вестминстере представители английской знати повторно принесли клятву верности Ричарду, затем они, включая королеву Екатерину, опустились перед ним на колени, признавая его своим повелителем и владыкой Англии. Ричард поспешил поднять жену, и тихо сказал ей;
   - Думаю, теперь ты довольна. Если женщина чего-то захочет, она непременно этого добьется.
   Екатерина действительно была рада, отдав мужу власть, ее любовь была удовлетворена. Одновременно она надеялась, что из ее бесед с мужем исчезнет обсуждение государственных дел. Юную королеву охватило извечное женское стремление заниматься только своим домом. Но Екатерина упустила из вида, что с принятием королевского сана, у ее мужа появилось гораздо больше обязанностей, чем прежде, теперь он проводил с нею не так много времени как раньше, что ей совершенно не нравилось. Вдобавок из Ирландии начали приходить все более тревожные слухи, требующие вме­шательства верховной власти Англии в дела этой страны.
   Лорд Морхольт, убивший родного брата и всю его семью, захватывал и грабил владения своих соседей, пока не захватил значительную часть ирландского острова. Он провозгласил себя королем Ирландии и начал сзы­вать своих соотечественников, чтобы вместе с ними бороться против владычества англичан. Как и предсказывала королева Екатерина, высокомерие англичан сослужило им плохую службу, - ирландцы сотнями стекались к Морхольту, привлеченные призывами борьбы за независимость родины. Но также было много ирландцев, которых возмущала жестокость лорда Морхольта и жестокие пытки, применяемые им к пленникам. Они предпочли остаться верными Англии и заручились содействием английского лорда-наместника.
   Противников лорда Морхольта возглавлял Патрик Александр О"Коннел, которого королева Екатерина некогда желала видеть своим мужем. У этого ирландского принца имелась личная причина для вражды с лордом Морхольтом, - самозванец вознамерился взять в жены его сестру Бриджит, привлеченный ее богатым наследством. Лорд Патрик ответил сватам, что предпочитает видеть свою сестру мертвой, нежели женой такого изувера как лорд Морхольт, и прибавил - он спрячет ее так, что ее никто не найдет. Оскорбленный отказом лорд Морхольт поклялся предать обидчика колесованию, но его ищейки не могли, как только не ста­рались, отыскать леди Бриджит, что говорило о незаурядном уме лорда 0"Коннела.
   Поняв, что его ирландские сторонники не в силах самостоятельно справиться с озверевшим лордом Морхольтом и его разнузданными воинами, король Ричард созвал свою армию и начал готовиться к военному походу.
   С собою он взял племянника Эдуарда Пятого, для которого это было первое военное предприятие. Королева Екатерина сопровождала мужа, не смотря на нездоровье, до западного берега Англии, где король нежно простился с женой, выразив надежду, что она подарит ему сына-наследника.
   Ричарда весьма воодушевляло присутствие любимого племянника, оно вызывало в нем ностальгические воспоминания о собственной юности. Плывя к берегам Ирландии, король рассказывал юному Эдуарду:
   - Когда мне было, как тебе сейчас, около шестнадцати лет, Эдвард, за мной в Мидлхэм приехал твой отец и еще со двора сказал, что поскольку я стал настоящим рыцарем, он берет меня с собой на войну против Ланкастеров. Я от его слов пришел в такой восторг, что чуть не выпал из окна. Твой отец засмеялся и крикнул, чтобы я не пробовал летать, - он обещает Йоркам завоевать всего лишь английское королевство, а не Царство Небесное. Таким твой отец навсегда остался в моей памяти, - мудрым, великодушным и решительным сеньором.
   При этом Ричард сжал свои руки в волнении, его глаза подозрительно заблестели, а губы тронула мягкая улыбка. Ричард постоянно помнил сделанное ему добро и всегда старался сторицей воздать за него. Он навсегда сохранил благодарное чувство к старшему брату, рано заменившему ему погибшего отца. Эдуард к тому же осыпал его всевозможными милостями и даровал ему в девятилетнем возрасте высокое звание герцога Глостера.
   Юный Эдуард понял, что его дядя рассказывает об одном из самых счастливых моментов своей жизни, но он уже избавился от прежней детской восторженной любви к отцу, помня какое унижение из-за его безответственности пережили он, его мать, брат и сестры. Его не тронули умиленные воспоминания дяди.
   - Вы многим обязаны моему отцу, дядя, но признайтесь, что он и вас поставил в очень трудное положение после своей смерти, - сухо откликнулся принц.
   - Он не хотел этого, Эдвард, - живо произнес Ричард. - Он умер слишком внезапно, в самый трудный и запутанный момент, и не успел исправить всей двусмысленности нашего положения. Если бы твой отец прожил еще несколько лет, все было бы по-другому: ты, твой брат и сестры были бы законными наследниками. Но он доверял мне и верил моему обещанию, что я сделаю тебя королем, он очень любил тебя, Эдвард, поверь мне. И я благодарю бога за то, что он посылает мне возможность хоть отчасти выполнить свое обещание. Эд, тебя ждет Ирландское королевство
   - Я тоже верю вам, дядя, - с признательностью отозвался юный принц, но предупредил. - Все же вы забудьте о ваших военных походах вместе с моим отцом, вряд ли ваши невольные воспоминания будут приятны королеве Екатерине.
   - Ты прав, мой мальчик, - посерьезнел Ричард.- Мою жену больше не должно затрагивать горестное прошлое.
   Высадившись на ирландский берег, армия короля Ричарда поспешила на соединение с отрядами лорда 0"Коннела. Ричард также желал скорой встречи с лордом Патриком, в надежде обнаружить в нем всевозможные недостатки и убедиться, что он не представляет угрозы для его совместной жизни с Екатериной.
   Через день обе союзные армии встретились, и Ричард получил возможность удовлетворить свои интерес. Встреча разочаровала его - избранник Екатерины оказался весьма привлекательным мужчиной, и по своим внешним данным явно превосходил Ричарда, имея более развитую мускулатуру, пропорциональную стройную фигуру, и красивое лицо с небольшой золотистой бородкой. Как союзник лорд 0"Коннел устраивал Ричарда гораздо больше, - ирландец толково рассказал об обстановке в стране, поделился сведениями о расположении войск противника, и выдвинул свои соображения как им действовать сообща. После совместной разработки плана действий, лорд Патрик представил англичанам своих военачальников и свою невесту леди Элейн, которая сопровождала его в военном походе.
   Наличие невесты у предполагаемого соперника весьма понравилось королю Ричарду и принесло ему немалое облегчение. Он стал внимательно рассматривать леди Элейн. Перед ним стояла юная девушка с роскошными каштановыми волосами, придерживаемыми золотым обручем с драгоценными камнями. Они так светились и переливались, что казалось, будто в них запуталось солнце. Ее маленькое личико-сердечко было необычайно красиво, а ее зеленые глаза напоминали колдовское озеро волшебницы, из которого никому не было возврата.
   Чем больше внешних достоинств находил Ричард в невесте лорда 0"Коннела, тем больше радовался этому, - при такой красивой суженой ир­ландцу конечно и в голову не придет претендовать на его Екатерину. Кому, как не Ричарду были хорошо известны превратности судьбы, и он хва­тался за любую подстраховку, охраняющую его любовь.
   Иное впечатление красота невесты лорда Патрика произвела на принца Эдуарда - он находил ее невыразимо прекрасной! Раньше Эдуард скептически относился к истории Тристана и Изольды, чья любовь оказалась сильнее смерти, - теперь же, глядя на леди Элейн, он понял, что вечная любовь возможна. В голове юноши завертелась старинная песня, воспевающая - это захватывающее чувство: "Разбилось сердце от любви пополам. Тристан и Изольда, Изольда, Тристан..." Их имена звучали в голове английского принца как заклинание любви, и он вспомнил, что Изольда также была ирландской принцессой. Неотрывным взглядом принялся Эдуард следить за другой прекрасной ирландкой. Леди Элейн вела себя так непринужденно, словно знала всех этих неведомых англичан с самого рождения. Она не склонилась перед Ричардом Третьим в униженном поклоне, но приветствовала его древним обычаем своей страны, приложив пальцы к своим губам и сердцу, обещая ему искренность своих чувств и помышлений. Эдуарду понравилось, что в ирландке ничего не было от кокетливой манерности английских леди, которая так раздражала его - она вела себя непосредственно и естественно как чистый душой ребенок. Также англичан поразило то, что ирландская красавица, облаченная в дорогое платье из итальянского бархата, ходила совершенно босая, и не испытывала от этого никакого дискомфорта.
   Дальнейшие размышления принца Эдуарда о леди Элейн прервали распоряжения Ричарда, желавшего сразу приступить к военным действиям. Он поручил лорду О"Коннелу организовать сеть патрулей, препятствующих продвижению полчищ Морхольта на юг Ирландии, и начал подготовку своих войск к встрече противника. Армия английского короля двигалась по ирландскому краю Фермана по местности, поражающей величием небольших гор и неброской красотой сверкающих озер. По дороге принцу Эдуарду не часто выпадал случай заговорить с леди Элейн: она старалась держаться поближе к своему жениху, да и лорд Патрик проявлял заметное беспокойство, когда ее подолгу не было рядом с ним. Их путешествие также не располагало к излиянию любовных чувств: англичане и их ирландские союзники часто натыкались на свидетельство необычайной жестокости Морхольта - разрубленные на части тела дезертиров. Многие ирландцы, столкнувшись со зверствами своего предводителя, осознали, что владычество высокомерных англичан все же лучше господства зверевшего от крови Морхольта, но самые смелые из них, предпочитавшие бежать к лорду ОКоннелу, поплатились за это своей жизнью. Армии Ричарда то и дело приходилось останавливаться, чтобы по-христиански похоронить погибших.
   Воинство Морхольта было сосредоточено в местности, где Нижнее озеро Лох-Эрна сливалось с рекой возле древнего города Эннискеллена. Ричарду удалось выманить врага из хорошо укрепленного замка видимостью малочисленности своей армии, но численное превосходство мало что дало Морхольту, - прекрасная организация английских войск обеспечила перевес сил в их сторону. Ричард, упорно теснивший мятежных ирландцев к Эннискеллену, вдруг заметил, как тяжело приходится в битве его союзнику лорду Патрику. Не смотря на приближающееся поражение, разъяренный Морхольт стремился к одному, - убить лорда 0"Коннела. Основной удар врага была направлен на ирландский отряд, преданный англичанам. Видя, что лорд Патрик ранен, английский король не задумываясь, бросился к нему на помощь, и схватился с самим лордом Морхольтом. Морхольт при виде изящной фигуры своего противника, отнесся к нему с пренебрежением, и это стало его ошибкой. Искушенный во всех тонкостях фехтования Ричард методично и расчетливо бил его своей железной палицей, не испытывая к приземистому коренастому ирландцу ненависти, а ощущая скорее брезгливость к нему, как к отвратительному насекомому, пока не раскроил ему череп. После убийства предводителя среди мятежников началась паника, они бросились бежать с поля боя в разные стороны. Но Ричард не ощущал радости от победы, настолько ему был отвратителен Морхольт.
   Принц Эдуард тоже проявил немалую храбрость в бою, надеясь привлечь к себе внимание леди Элейн, но к его разочарованию она всецело была занята заботами о раненом лорде Патрике. К счастью, раны лорда ОКоннела оказались не смертельными и даже не слишком серьезными, и Ричард немедленно предоставил своему ирландскому союзнику власть над Эннискелленом.
   Английский король начал планировать коронацию своего племянника в Дублине, и, к своему удивлению наткнулся на откровеннее нежелание Эдуарда туда ехать.
   - Я люблю леди Элейн, дядя, и не желаю оставлять ее, - признался принц, и тихо спросил: - Как же мне добиться ее руки?
   Сначала Ричард подумал, что он не понял Эдуарда, поскольку искренне считал своего племянника не способным на бесчестный поступок. Но увидев умоляющее выражение лица юноши, измученного безнадежностью своей первой любви, понял, что Эдуард готов на все.
  -- Опомнись, Эдуард! - сурово произнес Ричард. - Леди Элейн обручена с нашим самым верным и преданным союзником, и было бы величайшим вероломством пытаться отнять ее у него.
  -- Но я умру без леди Элейн, - зарыдал Эдуард, и принялся цепляться за левый рукав Ричарда. - Заклинаю вас вашей любовью к королеве Екатерине, дядя, помогите мне!
  -- Не смей произносить ее чистое имя в этом деле, - разгневался Ричард, но Эдуард не отставал от него.
  -- Мне не откуда больше ждать себе защиты и понимания, кроме как от вашей любви, государь, которую вы испытываете к вашей супруге, - твердил он.
  -- Хорошо, я постараюсь помочь тебе, - устало уступил Ричард, совершенно не представляя, что можно сделать в этой ситуации, не нанеся урона своей чести. - А мнением самой леди Элейн ты поинтересовался? Слепому видно как сильно любит она лорда Патрика. Неужели тебе не жаль разлучать столь прекрасную пару?
  -- Поэтому, дядя, я не осмелился заговорить с леди Элейн о своих чувствах, - тихо сказал Эдуард.
   - А толкать меня на бесчестное дело ты осмелился! - гневно сказал Ричард.
  -- Я надеюсь на вашу мудрость, дядя, - Эдуард посмотрел на него с выражением такой безграничной веры, что сердце Ричарда дрогнуло. - Если бы королева Екатерина отказала вам в своей руке, неужели бы вы смирились с этим и отступили?
  -- Да, смирился бы, и продолжал оставаться ей самым преданным и верным другом, - сурово ответил Ричард. - Если твоя любовь слаба, Эдуард, найди себе утешение в объятиях другой женщины. Если она так безгранична, как ты говоришь, то бескорыстно служи ей, ничего не требуя взамен, ведь счастье любви заключается не только в обладании. И тогда возможно сам бог сжалится над твоими страданиями и расположит к тебе сердце твоей любимой.
   - Дядя, мне трудно быть таким самоотверженным, как вы, - простонал Эдуард.
   - Тогда у тебя нет иного выхода, кроме как отправиться к лорду ОКоннелу, и вызвать его на бой за право обладания рукой леди Элейн. Если лорд 0"Коннел мужчина, в чем я не сомневаюсь, он не уклонится от воз­можности подтвердить, что именно он достоин своей невесты, - твердо заявил Ричард, и добавил: - Подумай хорошо, Эдвард, на что ты идешь. Скорее всего, в случае твоей победы, леди Элейн возненавидит тебя, и ты станешь несчастным на всю свою жизнь. И помни, если ты позволишь себе бесчестный поступок, можешь больше не попадаться мне на глаза.
   Но никакие доводы не могли остановить принца Эдуарда, и на следующее утро он со своей свитой выехал из английского военного лагеря к замку Эннискеллен, где остановился лорд ОКоннел со своим окружением.
   Эдуард увидел, как лорд Патрик со своими приближенными столпились во дворе, собираясь на верховую прогулку. Леди Элейн находилась рядом с ним, и что-то весело рассказывала ему, вызывая его смех. При виде картины их любви и согласия у Эдуарда заныло сердце, и про себя он реши­лся вызвать на бой лорда Патрика хотя бы для того, чтобы тот убил его и прервал его муки от безнадежной любви.
   - Ваше высочество, куда вы так торопитесь рано утром? - приветливо спросил его лорд Патрик.
   - К вам, лорд О"Коннел, просить вашей милости, - мрачно ответил юный принц.
   -_Но какую милость я могу предоставить владетельному английскому принцу? - растерялся ирландский лорд.
   - Если сочтете меня достойным стать вашим противником, лорд О"Коннел - вырвалось у Эдуарда. - Я люблю леди Элейн, и готов оспорить ее руку у вас в рыцарском поединке.
   К удивлению принца Эдуарда его вызов не вызвал у ирландцев никакого возмущения. Они только переглянулись, и лорд Патрик ответил ему:
  -- Нет, принц Эдуард, я не буду с вами сражаться, хотя весьма польщен тем, что вы удостоили меня чести считать себя моим противником. А быть вам или не быть мужем леди Элейн, пусть решает она сама. Что ты скажешь на это, сестра? - спросил лорд О"Коннел у девушки, поворачиваясь в ее сторону.
  -- Пусть принц Эдуард завтра встретится со мной у лодочного причала озера Лох-Эрн, тогда я отвечу на этот вопрос, - заявила юная красавица, окинув Эдуарда взглядом своих зеленых глаз.
  -- Леди Элейн ваша сестра? - с радостным изумлением переспросил принц Эдуард лорда ОКоннела.
  -- Да, она леди Бриджит Элейн ОКоннел, - подтвердил тот. - Когда лорд Морхольт начал притязать на ее руку, я ответил ему отказом и забрал Бриджит из лесной школы друидов к себе. Чтобы еще больше обезопасить сестру от посягательств Морхольта, я придумал назвать ее своей невестой, и тем самим сбил с толку ищеек ненавистного жениха. Против вас, благородный принц, я ничего не имею, и ответ леди Бриджит вы получите завтра, когда выполните ее условие.
  -- Я готов выполнить хоть десять условий леди Элейн. - с жаром заверил лорда 0"Коннела юный принц, и с нетерпением стал ожидать следующего утра.
   Еще до рассвета Эдуард пришел к гладкому зеркалу озера, окутанного густым зимним туманом, и с нетерпением стал ожидать появления своей зеленоглазой волшебницы. Леди Бриджит-Элейн возникла внезапно, подобно видению, порожденным окутывающим Эдуарда туманом, и поманила Эдуарда к качающейся на волнах озера лодке. Принц без колебаний пошел за ней, и тогда леди Элейн довольно сказала:
   - Я убедилась в твоей любви, принц Эдуард, но мне еще нужно спросить свое собственное сердце. На Верхнем озере есть остров, прибежище всех тайных знаний моей семьи. Там я спрошу у судьбы - быть или не быть мне твоей женой.
   Леди Бриджит подскочила к веслам, и начала править лодку к таинственной цели своего путешествия. Эдуард галантно пытался помочь ей, но Элейн отстранила его, - только она могла найти свое таинственное убежище. Завороженный ее обликом, Эдуард подчинялся любому ее указанию. Вскоре они пристали к берегу, неясно проступавшему в сумеречном утреннем свете. Леди Элейн со своим спутником вошла в горную пещеру, где уже на огне булькал наполненный до краев котел. Девушка добавила еще горсть каких-то трав, и проговорила-пропела несколько слов на древнеирландском языке. Элейн осталась довольной тем, что Эдуард нисколько не испугался происходящего.
   - Ты отважен, принц, - заметила она. - Обычно твои соотечественники англичане начинают бледнеть и дрожать от страха, стоит мне произнести самое безобидное заклинание, и стараются держаться подальше.
   - Меня страшит только разлука с тобой, Элейн, - признался Эдуард. Элейн выпила несколько глотков приготовленного зелья, и дала отведать его Эдуарду. Принц совершенно утратил чувство времени, и предался всем существом калейдоскопу картин, где фигурировала его возлюбленная. Очнулся он на медвежьей шкуре, оттого, что Элейн окуривала возле него листья дуба.
   - Принц, в глубине души мы пережили вместе счастье и боль, радость и предательство, выдержав все испытания. Я буду тебе верной и любящей женой, поэтому принимаю твое предложение, - торжественно объявила ему леди Бриджит.
   Принц радостно надел ей на палец свое обручальное кольцо, и они поторопились известить родственников о своем решении. Через два дня в главном соборе Дублина состоялось венчание принца Эдуарда Йоркского и леди Бриджит-Элейн ОКоннел, за которым последовала их коронация. Молодые супруги стали монархами Ирландии, и страна обрела фактическую независимость, номинально подчиняясь Англии. Согласно желанию королевы Екатерины, Ирландия стала самостоятельным государством, но при этом были сохранены те связи, которые способствовали сближению обеих стран в особый мир, проникнутый древним магическим духом Британских островов.
   Король Ричард был доволен развитием событий, но не удержался от того, чтобы не упрекнуть лорда Патрика в излишней скрытости:
   - Мальчик очень настрадался от того, что вы сестру назвали невестой.
   Лорд ОКоннел был удивлен этим обвинением.
  -- Я был уверен в том, что англичанам известно кто скрывается под маской моей невесты. Я предупреждал послов королевы Екатерины, чтобы она не сомневалась в честности моего поведения, - ответил он.
  -- Что у вас были за переговоры, лорд 0"Коннел? - насторожился Ричард.
  -- Они были еще до вашего венчания с королевой Екатериной, - поторопился сказать лорд Патрик. - Послы предложили мне рассмотреть возможность моего брака с королевой Англии, но я хотя и был польщен этим лестным предложением, связывал свою судьбу с Ирландией, и не готов был дать положительный ответ. Все же я просил послов предоставить мне портрет своей королевы, чтобы решить свои сомнения, и они выполнили мою просьбу. Кстати, портрет королевы очень помог мне запутать шпионов лорда Морхольта: они подумали, что изображенная королева моя сестра, и искали девушку, похожую на нее внешне.
  -- Немедленно покажите мне портрет, - потребовал Ричард, ощутив неудержимое желание увидеть лицо своей жены. Лорд 0"Коннел приказал своим слугам принести этот предмет, и Ричард увидел довольно точное воспроизведение черт лица Екатерины. Художнику удалось даже изобразить ее мечтательный взгляд, составляющий главное обаяние ее одухотворенного облика.
  -- Вы должны отдать мне этот портрет, лорд 0"Коннел, - непреклонно сказал Ричард. - Все что касается моей жены, принадлежит только мне.
  -- Возможно, вы правы, государь, - с невольным вздохом признал лорд Патрик, и грустно улыбнулся. - Я опоздал. Как только я решился связать свою судьбу с королевой, до меня дошла новость о вашей спешной свадьбе. Если бы я согласился сразу, все было бы по-другому.
  -- Вовсе нет, - живо возразил Ричард, и высокомерно прибавил, не догадываясь о том, что скоро ему придется усомниться в верности Екатерины. - Сердце моей жены всегда принадлежало, и будет принадлежать только мне, и я никому не собираюсь отдавать его. Вы бы только напрасно хлопотали, лорд ОКоннел.
   Сама Екатерина, преданно ждущая возвращения мужа, не поверила бы, что ей придется оправдываться перед ним за нарушение супружеской верности, но невидимые тучи беды стали сгущаться над ее головой.
   Леди Маргарет Бифорт, графиня Стэнли, с трудом пережила гибель своего единственного сына Генриха Тюдора, - главной целью ее жизни был его успех. Она чуть не умерла от горя, и воцарение юной принцессы Екатерины казалось ей чудовищной несправедливостью судьбы. Ведь это ее сын, рискуя своей жизнью, нанес сокрушительный удар могуществу их врагов Йорков: благодаря его неустанным трудам возникла мощная коалиция европейских государей в поддержку Ланкастеров. Теперь ее сын мертв, а девчонка, палец о палец не ударившая ради их общего торжества, завладела всеми плодами столь трудно выстраданной победы, и все больше потакала ненавистным Йоркам! Леди Стэнли не могло утешить даже богатое графство Дерби, дарованное ей и ее мужу Екатериной, слишком ничтожным казалось ей вознаграждение за все ее потери. Маргарет Бифорт еще терпела присутствие Екатерины на троне, когда она противостояла Йоркам на первых порах своего пребывания в Англии, но когда юная королева вышла замуж за Ричарда Глостера, а потом еще отдала ему корону, ее возмущению не было предела. Леди Стэнли не могла забыть, как Ричард отверг ее бесчестные предложения по установлению мира между ними, и воспрепятствовал осуществлению ее мечты. Графиня поклялась отомстить, и выбрала главной мишенью своей мести Екатерину. Больше не имело значения то, что они были родственницами, в глазах Маргарет Бифорт Екатерина стала предательницей интересов Ланкастеров, особенно после того как снова провозгласила своего мужа королем Ричардом Третьим. Леди Стэнли была в таком гневе, что решилась на план, опасный даже для нее самой, - она решила погубить репутацию юной королевы, создав видимость ее супружеской измены. Если было задето ее сердце, то она поражала насмерть сердца своих врагов. Маргарет Бифорт знала не понаслышке, что больше всего на свете Ричард Йорк ненавидит предательство и вероломство, измены он не прощал никому, и заранее предвкушала, как ненавистный король всей своей мощью обрушится на свою юную жену, с которой он прежде сдувал пылинки, и погубит ее. Мстительная леди Стэнли очень надеялась на то, что оскорбленный Ричард в порыве ярости убьет Екатерину. Тогда-то можно будет рассказать ему всю правду, заставить его мучиться от горя и раскаяния.
   В восторге от своего чудовищного плана Маргарет Бифорт приступила к его осуществлению. В тюрьме Тауэра находился распутный кавалер сэр Хью Ридгрейв, арестованный за огромные долги, разбой и безнравственное поведение. Графине Стэнли была хорошо знакома беспринципность этого молодого дворянина, и он, как никто другой, подходил для ее замысла. Леди Бифорт выкупила сэра Ридгрейва из тюрьмы, и пообещала ему еще десять тысяч золотых монет, если он опорочит королеву. Алчность сэра Хью пробудила в нем храбрость, и он сразу согласился на бесчестное предложение леди Стэнли.
   Их приглушенный разговор удалось подслушать молодой служанке Скай Эббот, и девушка встревожилась узнанной ненароком тайной, поскольку она принадлежала к тому большинству простого народа, который откровенно любил доброжелательную к нему королеву, и был безотчетно предан ей. Скай Эббот решила предупредить Екатерину об опасности и сокрушалась только о том, что ей не удалось узнать имя сообщника своей госпожи. Молодая служанка волновалась также о том, пустят ли ее к королеве, но решила попытаться встретиться с нею, и отправилась в Вестминстер. К ее удивлению, ее сразу пропустили в королевские покои, - стража знала, что их государыня благоволит к просителям.
   Королева Екатерина в то время вышивала приключения своего любимого героя из эпоса о рыцарях Круглого стола сэра Гарета, и слушала поэму Чосера "Книга герцогини", которую читали ее придворные дамы. Радостные известия из Ирландии и надежда на скорое возвращение мужа благотворно отразились на ее здоровье. На щеках королевы Екатерины вновь появился румянец, она вновь почувствовала свои силы, будто не была беременной. Узнав о посещении просительницы, Екатерина с готовностью прервала свои развлечения, попросив напоследок своих дам не продолжать чтения без нее. Королева поспешила в маленькую комнатку, примыкавшую к ее приемной, и там увидела миловидную девушку в скромном платье служанки.
  -- Это вы хотели просить меня о помощи? - ласково спросила Екатерина у посетительницы, бросившейся перед ней на колени.
  -- Нет, я пришла предупредить вас об опасности, государыня, - ответила Скай. - Моя госпожа, леди Стэнли, замышляет зло против вас.
   Королева знаком руки позволила Скай Эббот встать, и недоверчиво проговорила:
  -- Может, ты ошибаешься, Скай? Леди Маргарет моя родственница, как она может злоумышлять против меня?
  -- Графиня до сих пор находится в великом горе из-за гибели своего сына Генриха Тюдора и считает, что вы не по праву занимаете его место, государыня, - бесхитростно объяснила Скай Эббот. - Она решилась обесчестить вас и внушить людям презрение к вам. Берегитесь, королева! Леди Стэнли дошла до того, что желает отнять у вас любовь короля Ричарда, превратить ее в его ненависть к вам и отвращение, подговорив одного бессовестного дворянина прослыть вашим тайным любовником, якобы соблазнившего вас.
   От этих ужасных слов Екатерине стало дурно, - у нее потемнело в глазах, и подкосились ее ноги. Скай успела подхватить ее и усадить в кресло, расторопная девушка расстегнула ворот платья королевы и смочила ее лицо холодной водой из стоившего на столе кувшина. Екатерина понемногу пришла в себя и умоляюще проговорила, обращаясь к собеседнице:
  -- Во имя всего святого, Скай, никому не говори то, о чем ты только поведала мне. От этой правды в королевстве может случиться большая беда.
  -- Но, государыня, я думала нужно предать замыслы леди Стэнли широкой огласке, чтобы предотвратить исходящую от нее опасность, - удивилась девушка. - Нужно поскорее арестовать ее и допытаться кто ее безбожный сообщник!
  -- Нет, Скай, подобные действия наверняка погубят мою родственницу, а она может еще передумает вредить мне. Даже если бы леди Маргарет Бифорт не была дорога моему сердцу, тронуть ее значит поссориться со многими знатными семьями Англии, и вызвать новую войну между Йорками и Ланкастерами, - в волнении проговорила Екатерина. - Ты ведь добрая девушка, Скай, и не захочешь, чтобы снова погибло множество людей из-за того, что одна высокопоставленная дама от горя лишилась возможности здраво рассуждать.
  -- Ваша воля для меня закон, королева, - склонилась в поклоне Скай Эббот. - Я никому не расскажу правды о графине Стэнли.
  -- Благодарю тебя, добрая девушка, - облегченно перевела дух Екатерина. - Я так признательна тебе за твою преданность мне, что если пожелаешь, охотно приму тебя в число своих придворных дам. Благородство твоего поведения с лихвой покрывает твое низкое происхождение.
   Скай Эббот с радостью согласилась на предложение Екатерины, и с этих пор у королевы не было более ревностной прислужницы, чем она. Только Скай, посвященная в тайну внутренних побуждений своей госпожи, понимала, почему Екатерина спешно покинула многолюдный Вестминстер и удалилась в свой уединенный загородный дом Чизвелл Грин, славящийся необычайной красотой сада роз. Знала также Скай, почему королева резко ограничила число своих посетителей, предпочитая принимать только лордов очень по­жилого преклонного возраста, которых, даже имея самую буйную фантазию, трудно было представить в роли тайных любовников. Екатерина от всего сердца надеялась, что принятые ею меры предосторожности помогут ей сохранить репутацию верной жены, никоим образом не задевая леди Стэнли.
   Но Маргарет Бифорт принадлежала к тем людям, которых не останавливают трудные препятствия. Под стать ей был и ее сообщник. Сэру Ридгрейву удалось подкупить двух человек из охраны королевы, и они пообещали в назначенное время провести его в спальню Екатерины. Теперь графине оставалось найти только свидетеля, чье слово никто не поставил бы под сомнение. Ее выбор пал на кузена Ричарда Третьего, лорда Невилла, имевшего славу человека искреннего и прямодушного. Правда, лорд Невилл, как сторонник Йорков, не испытывал к графине Ричмонд дружелюбных чувств, но леди Маргарет было известно, что он не поддержал Ричарда, когда тот женился на Екатерине Ланкастер, был наиболее упорным противником этого брака, и надеялась на этой почве найти взаимопонимание с враждебным ей человеком.
   Зная, что лорд Невилл чаще всего посещает церковь Иоанна Крестителя, Маргарет Бифорт в назначенный день дождалась его прихода, и, изобразив на своем лице приветливую улыбку, двинулась навстречу к вышеупомянутому лорду. Кузен Ричарда Третьего при виде ее инстинктивно шагнул в сторону - леди Стэнли была ему отвратительна и как представительница семьи Ланкастеров, и как опасная интриганка, в свое время попортившая немало крови Ричарду вместе со своим сыном Генрихом. Но правила придворной вежливости вынуждали его терпеливо выносить ее приветственные излияния и рассмотреть ее просьбу об уединенной беседе.
  -- Не понимаю, о чем нам можно беседовать, графиня, - сухо произнес лорд Невилл, мечтая про себя поскорее избавиться от неприятной собеседницы. Графиня улыбнулась еще слаще и сказала:
  -- Напрасно вы не желаете разговаривать со мной, лорд Невилл, вам будет интересен наш разговор, если вы по-прежнему не одобряете женитьбу вашего кузена-короля на Екатерине.
  -- Это так! - подтвердил лорд Невилл. - До сих пор не могу понять, как после брака с достойной леди Анной он мог решиться жениться на вашей племяннице, само имя которой должно внушать ему отвращение.
  -- Я тоже подобно вам, лорд Невилл, считаю подобий брак недопустимым, - поддакнула ему леди Стэнли, пропуская мимо ушей высказанное лордом Невиллом пренебрежение ко всему роду Ланкастеров. - Тем более что Екатерина жалеет о своей супружеской жизни, и раскаивается в поспешности, с которой она вступила в брак.
  -- Вот как! - надменно произнес лорд Невилл, задетый тем, что его кузена Ричарда не оценили по достоинству: - Что ж, лучше поздно, чем никогда. Но расторгнуть брак, особенно королевский, трудно, нужны очень весомые причины для этого.
  -- Об этом не беспокойтесь, лорд Невилл, причина есть, и очень веская. У моей племянницы Екатерины есть любовник, - победно произнесла
Маргарет Бифорт. Лорд Невилл вздрогнул, словно оскорбление нанесли
непосредственно ему, и сильно побледнел.
  -- Потрясающе, что вы нисколько не стыдитесь сообщать мне факт, позорящий вашу племянницу-королеву, - сказал он, обдавая своим презрением саму леди Маргарет, но его собеседница ничуть не смутилась.
  -- О, Екатерина еще слишком молода, чтобы строго судить ее, - снисходительно заметила она. - К тому же вина, возможно, не полностью лежит на ней: видно ваш кузен не способен удовлетворить ее, если она ищет утешение вне брака.
  -- Я бы попросил вас прекратить вести бесстыдные речи! - гневно воскликнул лорд Невилл.
  -- Как вам будет угодно, - легко уступила леди Маргарет. - Теперь, если желаете, поедем в дом королевы, где вы своими глазами убедитесь в наличии у нее любовника. Я заинтересована в разрыве этого неудачного брака, ибо опасаюсь за ее бессмертную душу.
   - В этом я согласен с вами, миледи, - выдавил из себя лорд Невилл, и вышел из церкви.
   Ночь была морозной, беспросветной и мрачной как сама леди Стэнли, но лорд Невилл последовал за нею, намереваясь уличить в измене королеву Екатерину, ненавистную многим старшим Йоркам. Через два часа они уже были в Чизвелл Грин.
   Графиня Стэнли властно и быстро последовала в покои королевы, не давая никому из прислуги предупредить ее. Она прокладывала путь лорду Невиллу. Полуодетый сэр Хью Ридгрейв вышел из своего укрытия, как раз когда они подходили к спальне, и нагло улыбался, глядя на ночных визитеров. Не смотря на то, что лорд Невилл был готов к постыдному зрелищу супружеской измены жены своего кузена, все же он был потрясен тем, что все его подозрения подтвердились.
   На шум из спальни вышла Екатерина, и несколько озадаченно посмотрела на толпу людей, собравшихся в ее покоях в неурочное время. Убаюканная спокойной размеренной жизнью, она несколько позабыла о предостережениях Скай Эббот.
  -- Что здесь происходит? - в недоумении спросила Екатерина.
  -- Не беспокойтесь, моя королева, я вас не выдам, - как ни в чем не бывало, проговорил сэр Хью, глядя на нее с вожделением. Екатерина посмотрела на Ридгрейва и невольно вскрикнула - его красота и непомерный цинизм напомнили ей о грозящей ей опасности. Она закрыла свое лицо руками, невольно стремясь таким наивным способом уберечься от катастрофы. Леди Маргарет Бифорт внимательно наблюдала за всем происходящим и злорадно улыбалась: наконец она чувствовала себя и своего сына отомщенными.
   Лорд Невилл не пожелал больше терпеть безобразное зрелище перед своими глазами, он велел своим рыцарям арестовать сэра Ридгрейва. Но тут вмешалась Екатерина и потребовала отпустить мужчину, обнаруженного в ее покоях, - она опасалась, что сэр Хью выдаст леди Стэнли.
   Подозрения лорда Невилла в постыдной измене королевы окончательно пре­вратились в твердую уверенность, и он немедленно покинул дом, даже не попрощавшись с Екатериной. За ним поспешили леди Стэнли с сэром Ридгрейвом, радуясь про себя удачному завершению своей авантюры. Особенно была довольна графиня, сознавая, что ей удалось нанести самый сокрушительный удар по Ричарду. О Екатерине она ничуть не беспокоилась - безрассудная девчонка, по доброй воле отдавшая свою власть, пусть сполна расплачивается за собственную глупость и пособничество врагу.
   Екатерина осталась одна. По ее щекам непрестанно текли слезы, будто она потеряла навсегда самого дорогого ей человека, и Скай, видя ее страдания, не выдержав, сказала:
   - Теперь вы должны разрешить мне сказать правду, государыня. Вы и так сильно пострадали от происков графини Стэнли.
   Но Екатерина отрицательно покачала головой. Самым дорогим для нее било семейное счастье с мужем, но даже ради него она не могла поступиться покоем и благополучием Англии, - кроме нее этого никто не стал бы делать. Не выдержав подобной безысходности, Скай начала бранить и проклинать леди Стэнли, но Екатерина умоляюще попросила ее замолчать.
   - Не поноси мою родственницу, Скай, мне вдвойне тяжело сознавать, что ты так делаешь из любви ко мне, - мягко сказала она. - Графиня Стэнли одна из самых дивных и благородных созданий на свете, недаром бог создал ее такой прекрасной и наделил ее рядом достоинств, указывающих на ее высокое предназначение. Я сама виновата в том, что леди Маргарет сильно озлобилась на меня, ведь я пренебрегала ею, не уделяла внимания ей и сочувствия ее материнскому горю, в то время как она и ее погибший сын действительно много сделали для того, чтобы вернуть мне отцовское достояние.
  -- Я удивляюсь вашему безграничному долготерпению, государыня, - сказала Скай Эббот. - Зло, причиненное вами леди Стэнли таково, что с каждой минутой оно увеличивается и становится все больше. Но, не смотря на это, вы продолжаете оправдывать вашу коварную родственницу, и даже видите в ней какие-то достоинства.
  -- А я удивляюсь твоему удивлению, Скай, - ответила королева Екатерина. - Разве мои дела и поступки не являются следованием учению господа нашего Иисуса Христа, который говорил: "Любите врагов ваших и благословляйте проклинающих вас". Все мы создания бога, Скай, и наибольшее почтение к Господу мы проявляем, когда чтим и прославляем создания рук бога, а не стремимся возвыситься за счет их унижения и посрамления. Я поступаю как христианка, стремясь помириться с леди Стэнли. Найдя в ней действительно что-то хорошее, я найду путь к ее сердцу.
  -- Сомневаюсь, что я когда-нибудь достигну вашей душевной благодати, моя госпожа, ведь я не умею прощать своих врагов,- уныло сказала Скай. - Но я буду стараться следовать вашему примеру.
  -- Если ты по-настоящему не готова к духовному подвигу, Скай, то воздержись от него, - предостерегла королева Екатерина свою верную прислужницу. - Лицемерие может также способствовать погибели души, как пренебрежение христовыми заповедями. Ты можешь только молиться и стараться чаще бывать в обществе людей добрых и благочестивых. Только этот путь может привести людей, шатких в вере к подлинному душевному очищению.
   Так, вместо того, чтобы поддержать свою королеву в беде, Скай сама получила от нее духовное утешение. Екатерина сама должна была искать выход из ситуации, угрожающей ей полной потерей того, что она больше всего любила и ценила.
   Лорд Невилл, испытывая негодование на королеву за ее мнимую супружескую измену, немедленно оповестил герцогиню Йоркскую о своем визите к Екатерине и чему он стал свидетелем.
   - Я говорила Ричарду о том, что он пожалеет о своем браке с дочерью
Маргариты Анжуйской, и я оказалась права, - с удовлетворением заметила
герцогиня Йоркская, выслушав длительный и обстоятельный рассказ своего
родственника. - Я ожидала, что эта особа Ланкастер, которую лукавый определил мне невесткой, рано или поздно причинит зло моему сыну. Вот что получается, когда дети не слушаются своих родителей, им приходится горько об этом жалеть,
  -- Я с вами согласен, тетушка, но сейчас мы должны поговорить о том, как расторгнуть этот брак, недостойный семьи Йорков, - нетерпеливо произнес лорд Невилл.
  -- Мы напишем письмо Ричарду, и если в нем есть хотя бы капля чести, он порвет с недостойной женой и покарает ее за измену, - предложила герцогиня.
  -- Лучше всего будет, если в Ирландию поеду я, и лично раскрою глаза Ричарду на то, что происходит в его доме, - решил лорд Невилл. - Из моих уст рассказ будет гораздо убедительней.
  -- Бог в помощь, мой благородный племянник. Твой план таков, что лучше не придумаешь, - обрадовалась герцогиня Сесилия.
   Лорд Невилл немедленно снарядился в путь, и через пять дней, преодолев все тяготы путешествия, очутился в Ирландии. Ричард Третий в то время находился возле Эннискеллена, где преследовал остатки отрядов Морхольта на островах озера Лох-Нех, которые не желали сдаваться властям. Узнав о прибытии англичан, недавно приехавших из Лондона, король поспешил в свой шатер, надеясь прочесть письмо от Екатерины. Но, к удивлению Ричарда, перед ним предстал не гонец от его жены, а хмурый лорд Невилл, которого король никак не ожидал увидеть.
   - А-а, кузен, какими судьбами? - спросил Ричард, стараясь скрыть свое разочарование из-за отсутствия вожделенного письма. Разлука с Екатериной как никогда показалась ему невыносимой.
   - Государь, я прибыл, чтобы сообщить вам крайне плохие новости, но в них нет моей вины, - твердо проговорил лорд Невилл.
   - Восстал герцог Бедфорд? - быстро спросил Ричард, зная, что дядя королевы Джаспер Тюдор до сих пор не примирился с его вторичным восхождением на престол.
  -- Хуже. Дело касается вашей супруги Екатерины, - с невольным вздохом произнес лорд Невилл. Ричард побледнел и пошатнулся.
  -- Что случилось с моей Екатериной? Ей плохо, она при смерти? - в страхе обрушил он на кузена ряд вопросов.
  -- Ваша супруга уличена мной в прелюбодеянии, Ричард, - резко сказал лорд Невилл, глядя прямо в глаза королю. К его удивлению, Ричард явно успокоился и с облегченным видом приказал прислужнику налить бокал вина.
   - Будь вы неладны, кузен, из-за ваших недомолвок я кучу страхов себе придумал, - упрекнул Ричард нежданного гостя, выпив вино. - Рассказывайте, почему вам взбрело в голову подозревать в измене мою жену, которая дышит одним только мной.
   - Вы хотите сказать, Ричард, что я лгу?- обиделся Невилл.
  -- Нет, кузен, но я знаю, что вы человек прямодушный и легко принимаете на веру все, что вам говорят, - успокаивающе заметил Ричард.
  -- Так вот, о неподобающем поведении королевы мне сообщила никто иная как ее родственница, графиня Стэнли, - разволновался лорд Невилл из-за недоверия Ричарда. - Ее настолько озаботило неподобающее поведение племянницы, что она решила пресечь его, пока оно не получило широкой огласки.
  -- А я и не знал, что вы водите дружбу с этой достойной дамой, раз она вам так доверилась, - иронично высказался Ричард. - Подобает ли вам, лорд Невилл знаться с этой опасной интриганкой?
   - Я ее не знаю и знать не хочу, но в данном случае наши интересы совпали, ведь никто из нас не пожелал потакать греху королевы.
   Далее лорд Невилл рассказал со всеми подробностями о своем визите к Екатерине. Ричард тяжело задумался, но рассказ лорда Невилла так противоречил его представлению о Екатерине, что он не мог ему поверить. Лицо короля прояснилось, и он уверенно воскликнул:
  -- Нет, кузен, вы были введены в заблуждение. Я вам объясню, что вы видели. К королеве забрался вор, от чего никто из нас не может уберечься, и моя добросердечная жена, известная своим милосердием, предпочла отпустить его без всякого наказания.
  -- Вор, который вместо того, чтобы красть, разделся, и чуть ли не догола? И откуда леди Стэнли могла знать, что ночью к королеве заберется вор? - недоверчиво спросил лорд Невилл, и Ричард снова нахмурился в ответ на его обоснованное недоумение. Некоторое время король молчал, затем взорвался целым потоком слов:
   - Нет, я не верю вам, кузен, не верю. Я немедленно отправляюсь в Англию, там я докопаюсь до истины. Я поверю только своей жене, слышите вы?! - и Ричард стремительно вышел из своего шатра, чтобы отдать приказ о немедленном отъезде. Лорд Невилл сокрушенно вздохнул, видя подобную преданность Ричарда своей жене. Похоже, королева Екатерина выйдет сухой из воды. Ричард поверит любому ее оправданию.
   Король поручил завершить поимку беглых мятежников лорду Томасу Фитцжеральду, графу Килдеру, назначенного им помощником своего племянника Эдуарда, и больше ничто в Ирландии его не удерживало. Он добрался до Англии быстрее, чем его кузен Невилл до Ирландии, и через четыре непо­лных дня уже был в Чизвелл Грин, приехав туда как раз перед закатом солнца.
   Увидев из окна приезжих, Екатерина поспешила выйти из своих покоев, думая встретиться с гонцом от своего мужа, но перед ней на лестнице предстал сам Ричард, который никого не счел нужным предупредить о сво­ем приезде. Он окинул жену беглым взглядом, и не найдя в ней перемен, быстро и облегченно проговорил:
   - Я приехал раньше времени, Кэти, поскольку больше не мог оставаться вдали от тебя. Наша разлука оказалась настоящим чудовищем, не только измучив нас, но и породив в близких нам людях стремление еще больше нас разлучить. Мой кузен Невилл рассказал мне невероятные вещи, вроде того, что в твоих комнатах поймали полуодетого наглеца, которого ты якобы сама добровольно к себе впустила. Но я не поверил этой лжи, Кэти! Знаю, что ты сейчас скажешь мне слова, вновь убеждающие меня в твоей душевной чистоте и неизменной любви ко мне.
   Тон Ричарда стал умоляющим, будто исключительно от Екатерины зависело, будет ли их дальнейшая жизнь безоблачно счастливой или будет отравлена непростительной обидой. И Екатерина осознала, что это действительно так, только от ее слов зависело сейчас ее оправдание. Ей легко было найти необходимые слова любви, когда любовью к Ричарду дышало все ее естество, и 'постоянное пребывание с ним составляло главное блаженство ее жизни. Но королева даже ради своего семейного счастья не могла пожертвовать миром и спокойствием Англии, которой как воздух была нужна передышка от бесконечных войн. Много дней Екатерина думала над тем, какое объяснение она представит Ричарду по поводу обвинений лорда Невилла, но невозможно было оправдаться, не подставляя леди Стэнли. Ей приходилось брать вину на себя, - она знала вспыльчивость Ричарда и понимала, что за эту клевету он не пощадит графиню, которая и так была вино­вата перед ним своими многочисленными заговорами. Екатерина надеялась на безграничную любовь к ней своего мужа; на то, что она совершит чудо и Ричард простит ее, не смотря на то, что она не сможет оправдаться перед ним. Она залилась невольными слезами и умоляюще произнесла:
   - Ричард, прошу тебя, забудь об этом прискорбном случае, будто его никогда не было, и ничто больше не разлучит нас с тобой. Пожалуйста, прости меня!
   Но Ричард отшатнулся, словно внезапно увидел на ее месте безобразное чудовище, и даже закрыл свои глаза. Но гнев позволил ему быстро овладеть собой, и он громко крикнул, призывая командира своей охраны:
   - Шелтон!
   Сэр Роберт Шелтон, суровый рыцарь из северного Йоркшира, немедленно явился на зов своего повелителя, громко гремя шпорами.
  -- Слушаю ваш повеления, государь, - бесстрастно сказал он, делая вид, что не замечает прискорбного зрелища уличенной в измене жены.
  -- Немедленно арестуйте сэра Хью Ридгрейва и доставьте его ко мне! - приказал ему король, и рыцарь Шелтон поспешил уйти, выполняя это приказание.
   Оставшись наедине с женой, Ричард принялся пристально рассматривать ее, не упускал ни одной подробности ее смущенного вида, и наконец удивленно прошептал:
  -- Поразительно, Екатерина, ты изменила мне, но сама, ничуть не изменилась, осталась прекрасной, как всегда, - и угрожающе добавил: - Но можешь оставить всякие мысли о любовниках. У тебя больше не будет другого мужчины, кроме меня, я об этом позабочусь!
  -- Я этого желаю всей душой, Ричард, - робко проговорила Екатерина, осмелившись, наконец, посмотреть на мужа, но ее обращение вместо того, чтобы успокоить его, рассердило его с новой силой, - он не поверил ей. В Ричарде боролись гнев оскорбленного мужа и нежность любящего любовника, в нем стремительно росло желание своими поцелуями стереть в Екатерине всякое воспоминание о постыдных объятиях любовника, укравшего у него верность его жены. Тогда юная королева впервые узнала грубость супруга: теперь в нем начисто отсутствовало стремление своими ласками доставить ей как можно больше удовольствия, он желал только вернуть себе утраченное сознание принадлежности ему любимой женщины. Их былое душевное единство было разрушено, их переполняли разные чувства и переживания.
   Но даже в этот тяжелый для себя час Ричард Третий не желал смешивать небесный дар любви с ненавистью, совершать насилие, и он нашел в себе силы подняться выше своего гнева и отчаяния. Король резко оттолкнул от себя Екатерину и, круто повернувшись, поспешил к выходу, опасаясь снова задеть жену своим гневом. Екатерина побежала за ним, - она боялась не грубости Ричарда, а того, что он ее бросит. Резкая боль заставила ее остановиться и схватиться за живот в невольном желании уберечь от следующих потрясений своего будущего ребенка. Страх за него сде­лал ее недвижимой, и она в отчаянии следила взглядом за мужем, который удалялся от нее все дальше. Розы во дворе цеплялись за одежду Ричарда, но и они были слишком слабы для того, чтобы остановить его и вернуть к Екатерине.
   Ричард быстро направился в Тауэр, желая расправиться с соблазнителем жены, но Шелтон на следующий день виновато доложил:
   - Государь, я не могу выполнить вашего приказа. Выяснилось, что Ридгрейв сбежал из страны.
   Ричард, больше не сдерживая своей ярости, ударил его кулаком по лицу и озлобленно проговорил:
  -- А может, выполнить мой приказ вам помешал недостаток преданности мне, Шелтон? Неужели весь мир состоит из предателей и изменников?! Я уже никому не верю и не хочу верить... - но его несправедливость по отношению к верному слуге немного привела его в чувство, и Ричард пробормотал: - Впрочем, сэр Роберт, если вы измените мне, я не буду на вас в обиде. Я заслужил ваше предательство, так недостойно с вами обойдясь.
  -- Мой король, я не изменил к вам своего отношения, ведь ваш удар предназначался вовсе не мне, а людям, причинившим вам нестерпимую обиду, - преданно ответил Ричарду Роберт Шелтон, мужественно воздерживаясь от того, чтобы не ухватиться рукой за горящую щеку. - Я готов на все, лишь бы доказать вам свою верность.
   Ричард поверил искреннему тону своего испытанного рыцаря, и задумался. Потом он сказал:
  -- Сэр Шелтон, вы мне окажете неоценимую услугу на всю жизнь, если вы возьмете на себя охрану моей жены. Зная, что она находится под вашим присмотром, я буду спокоен и за ее безопасность, и за ее пристойное поведение.
  -- Я готов, - без колебаний ответил Роберт Шелтон, и Ричард, простившись с ним, уехал в Вестминстер. Там он прихватил своего кузена лорда Невилла, и отправился вместе с ним в графство Йоркшир, стараясь всецело погрузиться в дела и отвлечься от мыслей о своем личном несчастье.
   Екатерина не могла заснуть всю ночь, надеясь, что муж одумается и вернется к ней, и только перед рассветом она забылась беспокойным сном. Утро принесло ей новую тревогу. К ней пришел начальник ее охраны лорд Чарльз Трентон, любезный пожилой мужчина, с которым она любила по вечерам играть в шахматы, с жалобой на то, что люди короля Ричарда выгоняют его солдат с их постов, а их командир, сэр Шелтон вообще приказывает им покинуть Чизвелл Грин.
   - Увы, милорд, я пока ничем не могу вам помочь. Я прогневила своего супруга, теперь и вы должны страдать за это. Нам остается только подчиниться, - печально ответила ему Екатерина. - Но, не беспокойтесь, как только представится возможность, я вознагражу вас за пережитые лишения.
   Лорд Чарльз со слезами простился со своей любимой королевой, и со своим отрядом покинул ее резиденцию. Екатерина осталась с сэром Робертом Шелтоном, который не слишком церемонился с нею за ее вину перед королем Ричардом. Оплеуху, полученную им от короля, он относил на ее счет, поэтому не испытывал к королеве никакого сочувствия. Придворные дамы Екатерины тоже жаловались ей на бесцеремонность воинов с севера, больше привыкших к кровопролитным сражениям, чем к придворному обхождению. Солдаты при попустительстве Шелтона чувствовали себя в резиденции королевы как в захваченной крепости, и не стеснялись без спроса заходить в любые комнаты, если считали это нужным. Видя, как тяжело приходится ее прислужницам от непривычного им грубого солдатского обращения, Екатерина отпустила их до лучших времен по домам, хотя и нуждалась в женской поддержке в последние месяцы беременности. Королева оставила при себе только двух пожилых дам, наиболее привязанных к ней, и Скай Эббот. Скай оказалась единственным че­ловеком, который не тушевался перед произволом сэра Шелтона и его солдат: мало того, она своей твердостью и упреками заставила смущаться Роберта Шелтона, и благодаря ее усилиям солдаты стали вести себя более пристойно.
   Екатерина все ждала, что Ричард простит ее и вернется к ней: она молилась и надеялась на это, но неделя проходила за неделей, а муж за все ее долгое томительное ожидание не написал ей даже короткого письма, и никак не давал о себе знать. Для Ричарда их разлука была не менее мучительна, чем для нее, он много бы дал за то, чтобы без ущерба для своей чести вернуться к жене, но твердо усвоенные им моральные принципы твердили ему, что потакание и легкомысленное отношение к измене есть не меньшее зло. Да и мать его герцогиня Йоркская открыто возмущалась тем, что ее сын никак не наказал свою неверную жену.
  -- Стал жить отдельно от нее, что это, скажи на милость, за кара такая?! - негодовала герцогиня в разговоре с Ричардом. - Нужно устроить над опозорившей тебя Ланкастер открытый и нелицеприятный суд, развестись с ней, осудить на тюремное заключение. Она заслуживает, по меньшей мере, ссылки в монастырь Бермондси.
  -- Екатерина еще очень молода, матушка, почти ребенок - она ровесница моей дочери Кэтрин. Нужно принять это во внимание и проявить к ней снисхождение, хотя она и допустила непростительную слабость, - Ричард все же нерешительно пытался защитить жену.
  -- У королевы нет возраста и не должно быть человеческих слабостей, Ричард, иначе какой пример для подражания она подает своим подданным, - сурово сказала ему мать, и в сердцах добавила:
  -- То, что ты оставил жену на свободе, весьма тревожит меня. Как бы нам не пришлось краснеть за нее еще раз.
  -- Я оставил ее под надзором сэра Шелтона, матушка. Думаю, он справится с возложенной на него задачей, - мрачно сказал, опустив голову Ричард. Разговор с матерью разбередил его не успевшие затянуться душевные раны.
  -- А вот это правильно! Сэр Шелтон известен как честный и неподкупный человек, - обрадовалась герцогиня Сесилия, и вновь начала уговаривать сына принять по отношению к изменщице самые суровые меры наказания. Гибель мужа и сына Эдмунда до сих пор отдавалась мучительной болью в сердце герцогини Йоркской, и она не желала проявлять ни малейшего милосердия к дочери Маргариты Анжуйской, обрекшей их на смерть.
  -- Твоя слабость вредит твоей репутации, Ричард, - убеждала Сесилия Йоркская. - Люди не понимают опалы королевы и винят в ней твою тиранию.
   Но Ричард не смог ни простить жену, ни проявить к ней жестокость, и не менял неопределенное положение развода, в котором они оба находились.
   Однако даже милосердная сдержанность Ричарда оказалась губительной для его юной жены, отсутствие поддержки с его стороны и постоянные тревоги подорвали ее здоровье, отняли у нее силы, и Екатерина оказалась неспособной родить самостоятельно, когда в начале мая пришло время появиться на свет ее ребенку. Вдобавок слишком узкий таз роженицы мешал благополучному разрешению ее от бремени. Роды у Екатерины превратились в настоящую схватку жизни и смерти. Испуганная акушерка призналась сэру Шелтону, что можно спасти либо мать, либо дитя, но грозный рыцарь непреклонно заявил ей:
   - Спасайте обоих, достойная женщина, в ином случае король отнимет головы у нас двоих.
   Подавленная повитуха поспешила обратно, кляня про себя человеческое невежество, заставляющее требовать от нее невозможного. Роберт Шелтон в волнении расхаживал в приемной королевы, ожидая новостей, но роды дли­лись уже сутки, а Екатерине не становилось лучше. На него налетела Скай Эббот, - ее все больше тревожило тяжелое состояние королевы. И она закричала:
   - Не стойте как пень, сэр Роберт, сделайте что-нибудь! Найдите более искусных повитух. Еще немного, и королева с ребенком погибнут.
   Тут на рыцаря Шелтона снизошло нечто похожее на озарение: он вспомнил, как в одном из военных походов ему довелось стать свидетелем трудных родов у крестьянки, которая тоже долго не могла родить. И только нечаянное известие о том, что в доме начался пожар, совершило чудо. От страха женщина поднатужилась и родила долгожданного ребенка.
   Сэр Роберт больше не медлил ни минуты, он поспешил к мучающейся Екатерине, схватил ее за плечи и грозно закричал:
   - Готовьтесь к смерти, мадам. Только что от короля мне поступило распоряжение предать вас немедленной казни за вашу супружескую измену.
   Видя прямо перед собой свирепое лицо рыцаря, и слыша его страшные слова, Екатерина пришла в ужас, и вдруг у нее откуда-то появились силы сопротивляться ему и неминуемой смерти. На мгновение она забыла об изнуряющей ее боли, и этого мгновения младенцу оказалось достаточно, чтобы с громким криком вырваться на свет. Екатерина содрогнулась всем телом и впала в беспамятство.
   Она очнулась солнечным майским утром, когда нежный ветерок, долетавший к ней из окна, стал ласково шевелить ее волосы. Увидев, что королева пришла в себя, служанки радостно бросились к ней и наперебой старались выполнить любое ее желание. Екатерина попросила принести ей ребенка, и одна из служанок дала ей в руки ее дочь. Это крошечное существо показалось Екатерине подлинным чудом, и она преисполнилась благодарности всему миру за испытываемое ею счастье материнства. Девочка сделалась еще дороже ей, когда королева заметила, как плохо окружающие скрывают свое разочарование от того, что она родила дочь, а не сына. Екатерина вспомнила как ей самой приходилось страдать в детстве от жалоб матери, что она оказалась не мальчиком, и еще теснее прижала крошку к себе оберегающим жестом, ничуть не жалея о том, что из-за трудных родов у нее больше никогда не будет детей. Ее счастье было полным, безграничным и бесконечным.
   Когда Екатерина окрепла, она позвала сэра Шелтона, чтобы лично поблагодарить его за спасение дочери и свое собственное. Притихший Роберт Шелтон вошел в ее спальню в то время, когда королева кормила ребенка - она не пожелала отдать свою дочь в чужие руки кормилицы, хотя этого требовал обычай. Присутствие малышки дарило Екатерине такое счастье, которое она не согласилась променять на самые желанные блага в мире. В своем материнстве юная королева желала уподобиться пресвятой Деве Марии, питавшей своим молоком своего сына. Сочетание материнской любви и религиозного благоговения приносило Екатерине во время кормления дочери безграничную отраду, отчего ее лицо светилось невидимым светом неземной радости.
   Екатерина сначала не заметила рыцаря, все ее внимание было обращено на ребенка, и сэр Шелтон посмотрел на нее с новым чувством уважения и преклонения. Теперь для него не имела значения ее прошлая вина, он чувствовал, что чистая самоотверженная материнская любовь смывает с женщины все ее грехи. На девчушку сэр Шелтон тоже смотрел потеплевшими глазами: он столько заботился о ее благополучном рождении, что теперь испытывал к ней отеческие чувства.
   Когда Екатерина увидела Роберта Шелтона, то ничуть не смутилась того, что он застал ее за интимным занятием кормления дочери, - он теперь казался ей неотъемлемой частью ее мира. Королева ласково пригласила рыцаря сесть, и сказала:
   - Теперь я думаю, что вас послал мне бог, сэр Роберт, без вас моя дочь, и я погибли бы. Если я что-нибудь в свою очередь могу для вас сделать, скажите мне, и я постараюсь это сделать.
  -- Лично мне ничего не нужно, государыня, я счастлив уже тем, что смог выполнить возложенную на меня задачу спасения вашей жизни, - откровенно сказал ей Роберт Шелтон. - А просить вас я хотел бы только о том, чтобы вы больше не причиняли горя моему королю Ричарду. Видит бог, он и так перенес в своей жизни немало незаслуженных страданий.
  -- Я постараюсь оправдать ваше доверие, сэр Роберт, - тихо пообещала королева Екатерина, но у нее не было возможности выполнить свое обещание. Даже рождение дочери не заставило Ричарда Третьего приехать к своей жене, он ограничился холодным письменным поздравлением ей по этому случаю. Герцогиня Йоркская вообще не считала нужным признавать новорожденную принцессу своей внучкой. Знатные лица английского королевства не осмеливались навещать опальную королеву, и только Елизавета Вудвилл, зная по себе каково быть нелюбимой невесткой герцогини Сесилии и искренне благодарная Екатерине за ее содействие в деле возвышения ее детей, тайно навестила молодую мать вместе со своим вторым сыном Ричардом, герцогом Йоркским. Она очень поддержала молодую мать своими утешительными речами о переменчивости судьбы. Вслед за матерью Екатерину навестила ее дочь Сесиль со своим мужем Джоном Глостером, - она издавна питала к Екатерине самую искреннюю симпатию.
   Но ощущение отверженности и заброшенности не могло нарушить полноты материнского счастья Екатерины, более того, она ощущала потребность делать счастливыми других людей. Все чаще Екатерина задумывалась о своей родственнице леди Маргарите Бифорт, ее ужасало состояние души леди Стэнли, которая могла найти себе отраду только тем, что причиняла зло другим людям. Королева Екатерина позвала к себе сэра Шелтона и спросила его:
  -- Могу ли я принять у себя леди Стэнли? Какие у вас указания от моего супруга на этот счет?
  -- Ваше величество, вы вольны делать все, что не выходит за рамки пристойного поведения, но я не советовал вам встречаться с леди Стэнли, которая весьма враждебно к вам настроена, - ответил рыцарь.
   - Вы правы сэр Роберт, но я хочу помириться с леди Стэнли, ведь она моя единственная родственница, - сказала королева.
   Сэр Шелтон, исполняя ее волю, послал гонца с приглашением к графине Стэнли. Леди Маргарет явилась в Чизвелл Грин с высоко поднятой головой, всем своим видом показывая, что не покорится ничьей воле. По ее твердому и удовлетворенному взгляду Екатерина поняла - леди Стэнли ничуть не раскаивается в том зле, что ей причинила, и упорствует в своей враждебности к 0x08 graphic
ней. Но юная королева не собиралась спорить, и тем более ссориться со своей высокомерной и гордой родственницей, наоборот, Екатерина стремилась искупить свою собственную вину перед леди Стэнли.
   - Пожалуйста, присядьте напротив меня, леди Маргарет, - мягко произнесла Екатерина, обращаясь к своей гостье. - Я очень рада, что вы откликнулись на мое приглашение, ведь вы были вправе обижаться на меня за мое невнимание к вам.
   - Этого и следовало ожидать, - сухо отозвалась Маргарет Бифорт. Ее взгляд стал напряженным, она заподозрила, что королева своей приветливостью хочет усыпить ее бдительность и завлечь ее в тайную ловушку.
   - Кому интересно горе матери, потерявшей свою единственную надежду и опору? Мне остается только до конца своих дней оплакивать свою утрату, а вам наслаждаться своим высоким положением, купленным ценой жизни моего сына.
   - Бог свидетель, леди Маргарет, я не хотела занимать это положение, да еще за счет жизни моего брата, - горячо заговорила Екатерина. - Так распорядилась судьба, и тут нет моей вины. Я всегда буду помнить, что семья Тюдоров была главной опорой моей матери, и всегда буду помнить эту преданность, на которую не повлияли тяжелые испытания убийственного изгнания. Не уделяла я вам должного внимания вовсе не из-за отсутствия уважения к вам, а из-за ограниченности моих слабых сил.
   - Как не обстоят дела, меня больше не тронут ничьи уверения, - резко произнесла Маргарет Бифорт. - Мое сердце окаменело от моего несчастья, мне больше нет дела до вас.
   - Вы оклеветали меня перед моим супругом, лишили меня мужа и доброго имени, а мою дочь ее отца. Стали ли вы счастливее от этого, леди Маргарет? - тихо спросила Екатерина. - А мое сердце все же тянется к вам так, что для меня не будет большей радости, нежели примирение с вами.
   -Трудно поверить в искренность ваших слов, Екатерина, - не веря ей, произнесла Маргарет Бифорт. - Вы же должны возненавидеть меня до кон­ца жизни.
  -- Вы были близкой и верной подругой моей матери, утешали и поддерживали ее в самые трудные моменты ее жизни, как же я могу возненавидеть вас, - простодушно сказала Екатерина. - Для меня вы являетесь ее подобием, живой памятью о ней,
  -- Да, мы с покойной королевой пережили настоящий ад из-за мятежа Йорков, - глухо подтвердила леди Стэнли, погружаясь в воспоминания. В это время няня поднесла плачущую принцессу, говоря, что без матери девочка не желает засыпать. Екатерина безропотно взяла дочь на руки, и стала тешиться ею. Ребенок успокоился и затих. Маргарет Бифорт неотрывно смотрела на принцессу, и в ее глазах появилась безграничная тоска, - ей нестерпимо захотелось, чтобы эта маленькая незнакомка, о которой она прежде не думала, стала ее дочерью. Догадавшись о ее чувствах, Екатерина мягко предложила ей:
  -- Если пожелаете, леди Маргарет, то вы можете крестить принцессу.
  -- Вы предлагаете мне стать крестной матерью вашей дочери? - изумилась леди Стэнли.
   - Да, я оказываю вам эту честь, и прошу вас разделить со мной материнское попечение об этой крошке, - сказала Екатерина, с радостью замечая изменившееся настроение леди Стэнли.
   Разумеется, графиня Стэнли не смогла отказаться от столь бесценного дара, и на следующий день она вместе со своим супругом стали крестными родителями будущей королевы Англии. Новорожденную принцессу назвали Маргаритой, и леди Стэнли заново возродилась к жизни.
   Обстоятельства крестин новорожденной принцессы, имя, которое ей дали, очень не понравились герцогине Йоркской, и она не замедлила пожаловаться на это Ричарду.
  -- Твоя жена из рода Ланкастеров снова обнаружила к нам свою враждебность. Мало того, что она не посоветовалась с нами насчет крестин, так еще дала вашей дочери имя своей зловредной матушки, - негодующе высказалась герцогиня Сесилия. - И крестные это твои прямые враги, Ричард.
  -- Моя сестра и ваша дочь, герцогиня Бургундская, также носит имя Маргариты, - напомнил ей сын.
   - Это не имеет значения. Любому человеку понятно, в честь кого твоя неверная супруга назвала свою дочь, - взорвалась герцогиня. - И ты продолжаешь терпеть свое супружество с ней, когда она даже сына не смогла тебе родить.
  -- В этом обстоятельстве, матушка, вы не можете винить Екатерину. На то была божья воля, не нам судить о его мудрости, - возразил Ричард.
  -- Ты должен развестись с неверной женой и взять себе новую супругу, способную родить тебе наследника-сына, - стояла на своем Сесилия Йоркская.
  -- Этого я не сделаю никогда, - возразил Ричард матери. - Если богу будет угодно, он исцелит Екатерину, и она родит мне сына, если же нет, то моей наследницей будет дочь Маргарет
  -- Ричард, ты не желаешь разделять моих переживаний, тогда как я осталась рядом с тобой, чтобы поддержать тебя в это тяжелое для тебя время и направить на путь истинный, - сердито сказала герцогиня Сесилия. - Вижу, благодарности от тебя ждать не приходится. Смотри сам как тебе дальше управляться со своей жизнью. Я возвращаюсь в свой замок.
  -- Матушка, скоро наступит Троица - святой праздник Воссоединения, - безрадостно напомнил ей сын. - Прошу вас, останьтесь и разделите его со мной.
  -- Нет, благочестивые мысли не появятся в моей голове, если я и дальше буду наблюдать, как ты находишься под влиянием своей душевной слабости, - отрезала герцогиня Йоркская. - Когда я услышу, что ты достойно наказал свою изменщицу-жену, тогда я пойму, что ты, наконец, поступаешь как мой сын, и вернусь к тебе.
   Герцогиня Сесилия отличалась последовательностью в своих поступках и не замедлила выполнить свое обещание. Хлопоты по организации торжественного празднования святого праздника и следующего за ним бала легли на плечи одного Ричарда, - он не мог опереться ни на оставленную им жену, ни на уехавшую мать. Король думал обратиться за помощью к своей невестке, но Елизавета Вудвилл внезапно занемогла и неважно себя чувствовала. Ричард, впрочем, успешно справился со своей задачей организатора праздника, в чем могла убедиться его племянница Сесиль, восхищенно рассматривая разукрашенный Вестминстер, освещенный множеством огней. Сесиль не терпелось поскорее попасть во дворец и принять участие в веселых танцах, она думала, что ее муж Джон разделяет ее желания, но когда их карета подъехала к парадному входу, молодой граф Вустер заискивающе сказал, обращаясь к жене:
   - Сиси, милочка, не могла ли ты посидеть в карете, пока я смотаюсь в одно место? Кузен Уорик сообщил мне, что в зверинец привезли небывалого роста медведя с непомерными клыками. Он разрывает других медведей-бойцов как котят. Мне нужно сбегать посмотреть, чтобы убедиться, правда ли это.
  -- Охота тебе, Джон, предаваться варварским забавам! Конечно, я не согласна скучать в карете и ждать, пока медведю не надоедят твои приставания, и он не задаст тебе хорошую трепку, - сердито отозвалась Сесиль.
  -- Любовь моя, я всего лишь на полчаса отлучусь, - умоляюще произнес Джон Глостер.
  -- Твои полчаса растянутся на полночи, я - тебя знаю, Джон, - уверенно произнесла Сесиль. - Сначала ты с кузеном Уориком будете ходить вокруг да около несчастного животного, оценивая его качества, затем вам захочется испытать его в деле, потом вам понадобится выпить за его будущие победы. А когда вы напьетесь, вас потянет самим вступить в схватку с этим мохнатым чудовищем. А я все это время должна сидеть, как приклеенная в душной карете, и гадать, вернешься ли ты до полуночи или нет. Не на ту напал, Джон.
   - Пойми, Сесиль, я не могу допустить, чтобы ты в мое отсутствие флиртовала с другими кавалерами, - Джон покраснел как рак.
   - Тогда выбирай, Джон, кто тебе дороже - я или медведь, - пожала плечами Сесиль. - А я хочу танцевать, и я буду танцевать.
   Она открыла дверь кареты и только начала спускаться по ее лесенке, как Джон вдруг схватил ее за талию и силой затащил обратно в карету. Сесиль отбивалась, как могла, но силы были не равны, вдобавок ее муж ловко стянул с ее ног туфли и, зажав их под мышкой, быстро соскочил на землю, и плотно захлопнул дверцу кареты.
   - Отдай мою обувь, негодяй! - вне себя от злости закричала Сесиль, но Джон послал ей воздушный поцелуй и бросился бежать к конюшням.
   Принцесса сначала заплакала от бессилия, - нечего было думать становиться босыми ногами на холодные каменные полы дворца,- но затем свойственные ей предприимчивость и решительность взяли верх. Сесиль оторвала от своей нижней рубашки две длинные полосы ткани, и обмотала ими свои ноги, обеспечив им некоторую защиту. Когда перевязка была окончена, маленькая графиня Вустер решительно встала и устремилась во дворец.
   Ричард Третий радостно встретил Сесиль, он уже жаждался ее и своего сына.
  -- А где Джон? - спросил он после приветствия.
  -- Надеюсь, что там, где ему хорошо намнут бока, - сердито ответила Сесиль и передала во всех подробностях свой последний разговор с мужем.
   - Джон неисправим, - вздохнул король. Бесшабашность сына немало беспокоила его, но зная его инициативность и сообразительность, он смело поручал ему непростые дела, пользуясь его помощью. Джон успешно проявил себя в качестве губернатора Кале, но Ричард скоро вернул его в Англию, не желая терпеть длительную разлуку с ним.
   - И я сомневаюсь, что даже могила его исправит, - подхватила Сесиль. - Я недоумеваю, ваше величество, как такой совершенный во всех отношениях кроме некоторого телесного изъяна государь, - как вы, мог произвести на свет такого беззастенчивого, бессовестного и безответственного наглеца как Джон Глостер.
  -- Не поверишь, племянница, сам удивляюсь, - улыбнулся ей Ричард Третий. Он любил открытых, бесстрашных и прямодушных людей как юная Сесиль, и симпатизировал им. - Но еще больше я удивляюсь тому, что некая прекрасная, умная, наделенная многими достоинствами принцесса не успокоилась до тех пор, пока не вышла замуж за этого отвратительного малого.
  -- С вами не поспоришь, дядя, - надулась Сесиль. Ричард ласково коснулся ее руки, и предложил, зная ее любовь к танцам:
  -- Давай потанцуем вместе, Сесиль, ведь мы собрались сегодня в Вестминстере именно для этого.
   Предложение дяди мигом подняло настроение принцессы, и она приняла его приглашение. Они протанцевали вдвоем несколько танцев, не разлучаясь, так как находили удовольствие в общении друг с другом. Затем Ричарда отвлекли несколько важных гостей - испанский посол с супругой и их знатные сопровождающие, которым нужно было уделить внимание. Сесиль отошла в сторону, но не выпускала своего дядю из виду, намереваясь присоединиться к нему, как только он освободится, Принцесса заметила, что дамы любили бывать в обществе Ричарда Третьего - он был одним из тех немногих мужчин, которые в разговоре с женщинами не только не подчеркивали своего превосходства над, ними, а наоборот, старались отыскать в них достоинства неведомые мужчинам. Но Сесиль почувствовала, что, несмотря на веселый вид короля Ричарда и его любезное обращение с гостями, его ничуть не радует праздник. Глаза Ричарда были пусты и мрачны, из них будто ушла жизнь.
   Уверив испанцев в своем дружеском расположении к их монархам Фердинанду и Изабелле, король снова подошел к своей любимой племяннице.
   - Как тебе понравился бал, Сесиль? - с улыбкой спросил Ричард. - Что-то ты без меня не танцуешь.
   - Вы великолепно организовали праздник, дядя, но ему явно чего-то не хватает, - откровенно ответила ему Сесиль.
  -- Чего же? - нахмурившись, спросил Ричард.
  -- Королевы, - решилась сказать Сесиль.
  -- Ты же знаешь, Сесиль, у меня есть веская причина избегать ее общества, - помрачнел король. - Екатерина оказалась неверна мне, и ее присутствие было бы неуместным здесь на собрании лучших и благородных людей Англии.
  -- - А я считаю, что вас с нею разлучило какое-то жуткое недоразумение, - упрямо проговорила Сесиль. - Я же вижу, что эта леди из рода Ланкастеров любит вас больше, чем все Йорки вместе взятые.
   - Даже больше тебя, Сесиль? - не устоял Ричард перед искушением подразнить племянницу. Но Сесиль не привыкла лезть за словом в карман.
   - Я люблю вас, как любят старшего родственника, радуясь тому, что он есть и, радуясь его успехам, - сурово заявила она. - Вы можете не опасаться, дядя, что я буду любить вас меньше положенного, и не рассчитывайте на большее, вот так! А королева Екатерина не может быть вам неверна, она без памяти вас любит.
   - Как бы я хотел поверить этому, Сесиль, - дрогнувшим голосом произнес Ричард Третий. - Но поведение королевы Екатерины, ее вид показывал обратное.
   - А я видела, как королева страдает от разлуки с вами, - настаивала Сисель, и тут же прибавила, зная слабое место Ричарда с его рыцарской натурой. - Утешением ей была только ее дочка, - она была такой маленькой, беспомощной, беззащитной, что у меня просто сердце защемило от жалости к ней. Вот и Джон может подтвердить, что новорожденную принцессу нужно поскорее взять под более надежную опеку, - закончила она, увидев как к ним пробирается ее муж в чуть потрепанной одежде.
  -- Ох, отец, Сиси, я еле вырвался, чтобы прийти к вам, - выдохнул Джон, с опаской посматривая на жену.
  -- От кого вырвался, - от Уорика или от медведя? - презрительно спросила Сесиль.
  -- От обоих, - признался Джон.
  -- Ладно, остальные небылицы ты мне расскажешь дома, - нетерпеливо отмахнулась Сесиль. - Теперь ты должен поведать отцу как крошка Маргарет тронула твое сердце.
  -- Отличная девчонка, отец, - оживился Джон. - Цапнула меня за палец, которым я тыкал ей в нос. Такая малышка может за себя постоять, будьте уверены.
   - Боже мой, Джон, вечно ты умудряешься сказать что-то не то, - простонала Сесиль.
  -- Да, Джон, от излишнего почтения ты никогда не будешь страдать,- Ричард пытался напустить на себя суровый вид, но чувствовал, как на душе у него становится легче от его любви к его непосредственным детям.
  -- Не понимаю, чем вы возмущены, - Джон пожал плечами. - Королева Екатерина, напротив, осталась довольна моим поведением. Она заявила, что рада тому, что мне понравилась моя сестра, если я веду себя так непринужденно.
   Чувствуя, что дальнейший разговор о Екатерине может лишить его самообладания, Ричард перевел беседу на другую тему, тем более что ему было, что сказать сыну и невестке.
  -- Джон, ты сегодня опоздал на праздничное богослужение, - сделало он замечание сыну.
  -- Разве? - удивился Джон. - Мне кажется, я пришел в церковь одновременно со всеми благочестивыми собратьями по вере.
  -- Тебе это действительно показалось, поскольку ты не выспался, как следует после вчерашнего кутежа со своими беспутными приятелями, - вставила Сесиль.
  -- Такое небрежение к собственной душе не пойдет тебе на пользу, сын мой. Тебе нужно много молиться и каяться, - стремясь выглядеть как можно внушительнее, сказал Ричард
  -- Постараюсь, отец, но бесов так просто не одолеть, - беспокойно отозвался Джон, опасаясь рассердить отца, известного своим благочестием.
  -- Я прибавлю к своим молитвам еще одну, за твое исправление, мой сын, - пообещал ему Ричард.- И если я увижу, что твои бесы сильнее тебя, то засажу тебя вместе с ними в Тауэр на хлеб и воду. Там ты поразмышляешь на досуге, чего стоит пьянство и разгул.
  -- Я исправлюсь, отец, исправлюсь, - горячо заверил его Джон.
  -- Буду на это надеяться, - отозвался король, и обратился мыслями к своей старшей племяннице. К тому времени Елизавета Йоркская уже стала королевой Португалии, и Ричард еще больше начал принимать близко к сердцу ее проблемы, зная тяжесть венца. Он охотно устроил бы ее судьбу на родине, поскольку был очень привязан к Елизавете, и считал ее подлинным украшением Англии, но ее честолюбивая мать настояла на том, чтобы дочь стала королевой. - Теперь, дети мои, скажите, почему вы забыли о вашей сестре Елизавете? Вы ее очень любили, пока она не вышла замуж за короля Мануэля, души в ней не чаяли. Теперь только я интересуюсь судьбой бедняжки и переписываюсь с ней.
  -- Что переживать за Елизавету, у нее добрый заботливый муж, - высказался Джон.
  -- Государь, мы не любители писать письма. Вот если бы вы пригласили Елизавету с ее супругом в Англию, тогда бы мы обо всем с нею переговорили, - добавила Сесиль.
  -- Отличная мысль, Сесиль, нам, Йоркам, нужно всем собраться на семейном празднике и обновить наши родственные связи - одобрил идею племянницы Ричард Третий. - Веселитесь, дети мои, танцуйте, а я должен сейчас переговорить с канцлером и отдать ему необходимые распоряжения.
   Ричард отошел, но Сесиль не смогла воспользоваться его приглашением, поскольку поранила свои незащищенные ноги. Она поспешила уехать, и Джон, которому бал был неинтересен без жены, последовал за нею.
   Дома принцесса Сесиль дала волю своему негодованию на самоуправство мужа. Когда он вошел к ней в спальню в сопровождении своры своих охотничьих псов, Сесиль громко крикнула:
   - Ну-ка, убирайся отсюда поскорее, Джон! Иди и спи со своим медведем, если он тебе дороже, чем я.
   Нисколько не обескураженный нелюбезным приемом жены, Джон широко улыбнулся ей и сказал:
   - Да полно тебе сердиться, Сиси, ничего страшного не произошло. Твои туфли в целости и сохранности, вот они... - молодой граф Вустер полез за пазуху, достал пару изящных туфелек, тщательно вытер с них несущес­твующую пыль, и с поклоном передал их своей дражайшей половине. Но Сесиль нисколько не умиротворил его смиренный вид, она одной туфлей хлопнула по лбу мужа, приговаривая при этом:
   - Что по твоему лбу стучать, что по стене, все едино. Ты даже не думаешь о том, что ты мне испортил этот чудесный вечер!
   - Так ты из-за танцев горюешь, Сесиль, - наконец догадался Джон. - Не печалься, мы и здесь можем устроить танцы с тобой, так даже лучше будет.
   Граф Вустер принялся напевать застольную песню и пританцовывать на месте, а его охотничьи собаки в совершенном восторге запрыгали около него.
   Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше,
   Милый мой, милый мой!
   Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше,
   Ты, Робин, пьешь неплохо - ты и плут и выпивоха!
   Сидеть же с постной рожей за столом, - вот что плохо
   Робин, ты налей себе еще, да не закончится вино!
   Эх, давай-ка чашу, качнем веселье наше...
   Сесиль не могла не улыбнуться, глядя на эту забавную сцену, и все же сокрушенно заметила:
  -- Ах, Джон, ты любишь только свои развлечения!
  -- В таком случае, моя маленькая женушка, я люблю тебя больше всего на свете, поскольку ты самое главное мое развлечение, - захохотал Джон и потянул Сесиль за руку: - Ну же, пошли танцевать, Сиси!
  -- Я не могу, Джон, у меня болят ноги, - призналась Сесиль. В это время вошла служанка с тазом воды, и начала осторожно разматывать окровавленные повязки на ногах своей госпожи. Увидев раны жены, Джон изменился в липе. Он отослал служанку прочь, занял ее место и сам начал осторожно обмывать раны Сесиль, покрывая нежными поцелуями ее ноги. Подобное доказательство любви не могло не тронуть Сесиль, и она окончательно простила мужа, находя беспрестанную радость в его объятиях. Теперь только одно беспокоило принцессу, - убедила ли она своего дядю помириться с королевой Екатериной. Сесиль от всего сердца желала, чтобы это было именно так.
   Надеждам принцессы Сесилии не были напрасными, разговор с нею усилил в Ричарде Третьем желание увидеть свою жену. Король понял, что больше не может терпеть неопределенность своего отношения к Екатерине, и ему нужно либо решительно порвать с нею, как того требовала его мать, либо помириться и продолжить супружескую жизнь. Но сама мысль о разводе с Екатериной Ланкастер оказалась для Ричарда Третьего невыносимой, ему оставалось только простить ее, даже поступившись своими понятиями о чести и морали.
   Решившись ехать к жене, Ричард ощутил заметное облегчение, даже перспектива людских насмешек над ним, как над обманутым мужем, не могла смутить его. Любовь подсказывала королю явиться перед Екатериной не в обличье судьи, порицающего грех, а предстать перед ней в качестве влюбленного, завоевывающего сердце своей дамы. Ричард, подобно жениху, решил максимально приукрасить свою внешность. Он позвал к себе двух парикмахеров и приказал камердинеру облачить его в самое красивое и нарядное платье из своего гардероба. Камердинер достал упланд из узорчатого бархата - наряд с открытым передом, ниспадающий крупными складками от плеч. Складки фиксировались поясом, к которому прикреплялся кинжал, украшенный мелкими драгоценными камнями. Жесткий воротник, очень высокий сзади, застегивался на серебряные пуговицы сразу же под подбородком. К упланду прикреплялись рукава, выходящие из обычной проймы и расширяющиеся до воронкообразного раструба. Шерстяные чулки прикреплялись к поясу с помощью шнурков с металлическими наконечниками, мягкие сапоги из эластичной кожи для верховой езды облегали ногу как чулок и натягивались за колено. Головной убор "шаперон" плотно облегал голову, и его конец спускался на спину длинным "хвостом". Парикмахеры подстригали волосы Ричарду ниже линии челюсти, и после их работы волосы Ричарда ровными прядями выбивались из-под "шаперона". Тщательно подобрав себе свиту, король поехал к Екатерине.
   В Чизвелл Грин Ричард не застал ее, тогда он спросил о сэре Роберте Шелтоне, надеясь получить все необходимые сведения из его рук,
   - Сэр Роберт находится вместе с королевой в церкви, чтобы вместе с нею вознести благодарственную молитву богу за благополучное выздоровление принцессы Маргарет, - объяснил ему дворецкий.
   Король счел добрым предзнаменованием то, что его первая встреча с женой после размолвки произойдет в церкви перед всевидящим богом, смягчающим и облагораживающим самые грешные сердца, и поспешил в церковь Чизвелл Грин. Обстановка святого места в самом деле способствовала умиротворению страстей. В свете немногочисленных свечей люди представали неясными призраками; на лице сэра Роберта Шелтона, стоявшего возле королевы, Ричард заметил новое благоговейное чувство. Сама Екатерина всецело была погружена в общение с благодатной силой, откликнувшейся на ее призыв унять жар у ее маленькой дочери. В отличие от Ричарда, облаченного в богатую одежду с золотым шитьем, она была одета в простое будничное платье с фиолетовым покрывалом. Но именно эта простота волшебным образом подчеркивала красоту одухотворенного облика Екатерины, и украшала ее так, как других женщин украшают драгоценные камни. Картину довершали ее придворные дамы и помощники сэра Шелтона, застывшие неподвижные стражи сокровенной молитвы королевы.
   Первым заметил короля Роберт Шелтон, издавший приглушенно-радостное восклицание. Екатерина невольно оглянулась, и присутствие любимого мужа показалось ей продолжением чудесного видения ее грез, вызванного ее молением. Отсутствие Ричарда сделалось для нее настолько невыносимым, что два дня назад она решилась ехать к мужу и умолять его снова принять ее как жену, заранее согласившись с его возможным плохим обращением. Сэр Шелтон в последнее время сделался настолько преданным юной королеве, что по ее просьбе содействовал бы этой поездке. Только болезнь дочери остановила Екатерину, но теперь встреча с мужем наполнила ее сердце двойной радостью. Ричард, подавал ей святую воду, невольно сжал ее пальцы, и не желал выпускать ее руку даже тогда, когда они вышли из церкви. Их приближенные, сознавая всю важность примирения короля и королевы, держались на значительном расстоянии от них, не мешая их разговору. Но Ричард и так потерял способность замечать кого-либо кроме своей жены. Он рассказал Екатерине все, что он пережил, начиная с рокового дня их пре­дыдущей встречи, и закончил так:
  -- Возможно, это я виноват в том, что вы изменили мне: может я что-то сделал не так. Обещаю, Кэти, я приложу все усилия к тому, чтобы вы были верны мне по собственному своему желанию, а не по принуждению, и смогли добровольно отдать мне свое сердце.
  -- Мое сердце и так было вашим, Ричард, - невольно сказала на это Екатерина, но муж нахмурился при этих ее словах. Он не любил когда люди изворачивались, не признавая своей вины вместо того, чтобы исправить свою ошибку, и он не поверил Екатерине. Но Ричард пересилил себя, вновь поклявшись ей в своей любви.
  -- Ричард, посмотрите на свою дочь, - предложила ему Екатерина, невольно досадуя на свой промах.
   - Конечно, - спохватился Ричард, удивляясь, как он умудрился совсем забыть про свою маленькую дочь.
   Но долго общаться с нею ему не пришлось. Маргарет все время кричала, недовольная тем, что ее вытащили из колыбели. Ее скоро пришлось положить обратно и оставить в покое. В оставшееся время дня Ричард наслаждался обществом Екатерины, сознавая, что оно необходимо ему как воздух, и он не хотел надолго отпускать ее от себя. После ужина Екатерина все-таки ушла к дочери, чтобы накормить ее и уложить спать.
   Ричард долго дожидался жены, пока, не выдержав, сам не отправился в детскую. Представшее перед ним зрелище немало обескуражило его. Екатерина укачивала на руках не желавшую отпускать ее малышку с таким самозабвением, что Ричарду стало ясно, все его страхи насчет соперников-мужчин ничто перед безграничным материнским чувством его жены. Дочь всегда будет занимать первое место в сердце его Екатерины, если только он не войдет в бескрайнее море любви, окружающее их обеих, и не сольется с ними в едином чувстве бытия их мира.
   Наконец Маргарет позволила себя убаюкать, и Екатерина, утомленная прошлой бессонной ночью, проведенной возле постели больной дочери, и волнениями этого дня, быстро уснула в объятиях Ричарда, усыпленная его нежностью и трогательной заботой. Сам Ричард чутко прислушивался к би­ению сердца жены, ее пульс разносил живительную силу и по его телу.
   На следующий день королева вместе с маленькой дочерью и своим двором переехала жить в Вестминстер к Ричарду Третьему. И хотя король относился к жене так, как и до их размолвки, прежней доверительности в их отношениях не было. Вдобавок их жизнь по-прежнему омрачала не избытая до конца вражда сторонников Йорков и Ланкастеров. Король Ричард доверял своим родственникам и испытанным людям, предпочитая их ставить на важные государственные должности. Приверженцы дома Ланкастеров снова сказались оттесненными от управления страной, что не могло не вызвать их недовольства. Екатерина все больше переживала за них, но ничем не могла помочь им, поскольку ее мужу не нравилось, когда она просила за кого-то из них, Особенно Ричард возмутился, когда застал Екатерину оплакивающей своего кузена Генриха Тюдора в годовщину его гибели.
  -- Не годится поминать плохим словом умершего, но я настолько стыжусь родства с Тюдором, что вовсе не упоминал бы о нем, в отличие от вас, - резко сказал король жене. - Как вы можете оплакивать человека, который не гнушался никакими средствами борьбы против меня, строил коварные козни мятежника при дворах европейских государей, и отдал приказ об убийстве моих несовершеннолетних племянников?!
   Само имя этого сына сводного брата Генриха Шестого, чуть не погубившего весь род Йорков, так и осталось кошмаром для Ричарда Третьего.
  -- Генрих приходится мне братом, и потому Господь повелевает мне любить его и печалиться о нем, не смотря ни на что, - сквозь слезы ответила ему Екатерина. - Он мог бы быть гораздо лучшим человеком, ес­ли бы не наша злополучная семейная вражда.
   - Очень сомневаюсь, - сухо проговорил Ричард.- Ваш кузен Тюдор слишком явно обнаруживал свою жестокость, коварство, расчетливость, скупость, злопамятность и неумение прощать. К моменту нашей встречи на поле битвы Босворта в нем почти не осталось человеческой души. Порывы сердца он заменил сухим расчетом, стремление к подвигу - тщательно взвешенным регламентом, возвышенный дух - мертвыми догматами. Горе и притеснение он нес англичанам, и я молил бога, чтобы он послал мне силы одолеть его и избавить от него Англию. Этот человек вообще был опасен тем, что свои злые умыслы он без колебаний приписывал другим, и позорил их...
   Ричард продолжал свою обвинительную речь, стремясь, чтобы жена была всецело на его стороне, а Екатерина вспоминала свою последнюю встречу с кузеном в Провансе. Тогда Генрих Тюдор был двадцатилетним юношей, вечно подавленным своим униженным положением изгнанника, и все же не окончательно потерявшим добрых чувств к остальным людям. К ней же он проявлял искреннюю привязанность и обещал, что не пожалеет своей жизни ради того, чтобы вернуть ей ее законное наследство. Екатерине Генрих Тюдор казался самым благородным, отважным и самоотверженным рыцарем на свете, и ей немало горя причинили ужасающие метаморфозы, произошедшие в его душе. Кузен не мог одолеть искушения властью, предложенной ему мстительной Маргаритой Анжуйской ради победы над Йорками, и переступил почти через все нравственные законы. Но, не смотря на его моральное падение, Екатерина упорно не желала отказываться от своей лю­бви к нему, и продолжала искать в нем хорошие черты.
  -- Ты во многом прав, Ричард, но мой кузен имел свои положительные качества, о которых ты можешь не знать, - мягко обратилась Екатерина к мужу, стараясь в свою очередь заставить его принять ее точку зрения. - Генрих также радел о благе Англии, мечтал видеть ее сильной, процветающей, думал привлечь в Лондон самых знаменитых ученых Европы. Он собирался реформировать исполнительную и судебную власти в тот порядок, который привлек его внимание во Франции.
  -- Французские порядки в Англии?! Просто невозможно! - вознегодовал Ричард Третий. - Это бы сломило свободный дух англичан, они бы стали несчастнейшими людьми при правлении Тюдоров, как и многие французы. Французские крестьяне живут в ужасной нищете, не знают, что такое мясо, и лишь по праздникам кладут в суп кусок сала: англичане же пьют воду только в наказание и ходят в добротном сукне и хорошей обуви. Любого француза могут осудить без суда и следствия по приказу его сеньора, дело англичанина рассматривается в открытом суде, в присутствии многочисленных присяжных. Наши английские законы, стремящиеся к подлинной справедливости, самые лучшие на свете, и весь мир только выиграл, если бы перенял английский стиль жизни.
   - Но управление страной методами французов сделало бы английское государство более жизнеспособным и эффективным. Англия выдержала бы нарастающую конкуренцию остальных стран Европы, - заметила Екатерина, и примиряющим тоном добавила: - Я вовсе не призываю, Ричард, до мелочи копировать государственное устройство Франции, но перенять его лучшие черти и приспособить их к английским условиям.
   - Хорошо, я подумаю над этим вопросом, Кэти, хотя бы для того, чтобы ты поменьше сожалела о твоем недостойном кузене, - нахмурившись, пообещал Ричард.
   Неохотное обещание мужа мало удовлетворило Екатерину, ей казались необходимыми дополнительные меры с ее стороны по укреплению английского государства. Она знала, как много людей с государственным складом ума среди сторонников Ланкастеров остались не у дел, и решила приложить, все свои усилия, чтобы использовать их таланты и способности на благо Англии.
   В первую очередь Екатерина решила привлечь к себе Джона Мортона, епископа Илийского, несмотря на то, что он был злейшим врагом Ричарда Третьего. Королева помнила о том, что Мортон был ближайшим советчиком Генриха Тюдора во всех делах, касающихся, управления страной, и многие государственные реформы ее кузен задумывал именно с подачи епископа Илийского. Если нравственность Мортона могла подвергаться суровому осуждению, то, как государственный деятель он стоял на голову выше многих политиков Европы, и Екатерина хотела этим воспользоваться.
   Епископ Илийский не посмел пренебречь приглашением королевы, но Екатерина видела, что оно ему не по душе, - свой визит к ней он считал пустой тратой времени.
   - Благодарю вас, ваше преосвященство, за вас скорый приезд ко мне, - улыбнулась она ему. - Признаюсь, я очень хотела вас увидеть.
   - Буду рад служить вам, чем только смогу, ваше величество, но вряд ли в моих силах, с моим ничтожным положением сделать что-либо существенное для вас, - равнодушно отозвался епископ Мортон. - И вообще мое присутствие в Вестминстере мне кажется неуместным.
  -- Епископ, вы сердитесь на меня, потому что вам кажется, будто я недооцениваю вас и ваш незаурядный ум, но поверьте мне, это не так, - просто сказала Екатерина. - Я ценю и уважаю вас настолько, что именно вас я намереваюсь в первую очередь продвигать на государственной службе.
  -- Вряд ли это возможно без согласия короля, а он ни за что не допустит моего возвышения, - недоверчиво произнес Джон Мортон.
  -- Я назначу вас своим официальным духовником, и вы станете кардиналом Вестминстерским, получите право заседать в Государственном совете, - ответила ему королева. - Большего я пока не смогу сделать для вас, епископ, но поверьте мне - это только начало, Я не упущу возможности содействовать вашей карьере, если вы только согласитесь на мое предложение.
   - Разумеется, я согласен, - с заблестевшими от радости глазами сказал Джон Мортон. Он даже свое богатство не ценил так, как возможность применить свои способности. - Вы можете всецело рассчитывать на мою ли­чную преданность вам, ваше величество.
  -- Со своей стороны я попрошу вас проявить ко мне милосердие, ваше преосвященство, - грустно улыбнулась королева Екатерина.
  -- Какого же милосердия вы ждете от меня, моя королева? - удивился Джон Мортон.
  -- Я знаю о ваших враждебных отношениях с королем Ричардом и сомневаюсь в том, что они изменятся, - вы часто выражаете несогласие друг с другом, - призналась королева. - Я прошу вас по возможности воздержаться от мстительности по отношению к королю, который наверняка будет круто с вами обходиться. И если, не смотря на мои просьбы, вам все-таки захочется погубить его, то прошу вас, изведите сначала меня, поскольку сознание того, что я способствовала его гибели, предоставляя вам власть, станет для меня невыносимым мучением. Мой муж - самое дорогое, что у меня есть, и я все равно не смогу прожить без него.
   Холодная эгоистичная натура Джона Мортона до сих пор не знала настоящей привязанности ни к одному человеку, но самоотверженные слова Екатерины тронули даже его. Теперь он явно отделял Екатерину от всех осталь­ных людей, ведь только ей удалось вызвать в нем желание самому совер­шить благородный поступок.
   - Не волнуйтесь, моя королева, моя личная преданность вам будет стоять выше любой обиды, причиненной мне королем Ричардом, - с поклоном произнес епископ Илийский. - Меня будет удерживать сознание, что причинить зло королю, означает тем самым задеть и вас. Этого я никогда не допущу.
   Королева не медлила с осуществлением своего плана в отношении Джона Мортона. Через два дня он во всеуслышание был назначен ее исповедником и кардиналом Вестминстерским. Подобный шаг Екатерины не понравился Ричарду Третьему.
  -- Я еще могу понять вашу печаль по вашему кузену Тюдору и желание приблизить к себе его коварную матушку, эту интриганку леди Стэнли, они как-никак ваши родственники, которые, благодаря моему браку с вами, стали также и моей родней, - сердито выговаривал Ричард жене. - Но я никак не пойму, отчего вам вздумалось возвышать негодяя Мортона, известного своими бесчестными делами.
  -- У кардинала Вестминстерского выдающийся государственный ум, который будет служить интересам Англии, - невозмутимо ответила королева.
   - Мортон открыто искал моей гибели, Екатерина, неужели ты в самом деле хочешь с ним знаться?! - гневно воскликнул Ричард. - И мне придется делить с ним твое внимание!
   - Все это в прошлом, Ричард, теперь его выгода состоит в том, чтобы верой и правдой служить нам, - успокаивающе произнесла Екатерина.
   - Мортон вообще не знает, что такое вера, правда и честь, как же он может бескорыстно служить нам? - не соглашаясь, покачал головой король. - Мне становится страшно, Екатерина, от того, что ты держишь его сторону. Либо Мортон с тайным умыслом вводит тебя в заблуждение, либо ты не испытываешь ко мне той безграничной любви, о которой без конца говоришь, и вводишь в заблуждение меня. Ведь ты изменила мне, значит твое чувство ко мне далеко не совершенно.
   Екатерина давно угадывала эту непрекращающуюся боль мужа из-за якобы совершенной ею измены, и сама мучилась из опасения раскрыть ему желанную правду. На этот раз его сомнение по поводу его искренности было так открыто и явно выражено, что Екатерина больше не могла сдерживаться, и решила раскрыть ему свой секрет.
  -- Ричард, поверь, я не изменяла тебе... - начала было говорить она, но Ричард сделал отстраняющий жест рукой, и глухо произнес:
  -- Ненужно ничего говорить, Кэти. Я был обманут как муж, и не хочу быть еще обманутым как человек. Чем скорее мы забудем об этой истории, и тем будет лучше.
   Но Екатерина чувствовала, что она больше не сможет вынести непрекращающихся душевных терзаний мужа, которые он испытывал по ее вине. Она удержала собравшегося уйти Ричарда за рукав, и поклялась на распятии спасением своей души, что все сказанное его будет правдой до последнего слова. Такой клятве Ричард не мог не поверить и остался.
  -- Только помните, мои супруг, вы поклялись мне в том, что судьбу приверженцев Ланкастеров решаю я, - предупредила его Екатерина.
  -- Помню, и очень жалею, что неосмотрительно дал вам подобную клятву. Иначе Джон Мортон давно сидел бы в самой крепкой тюрьме Тауэра, - хмуро отозвался Ричард.
   Екатерина предпочла не заострять внимание на недобрых намерениях супруга, и рассказала ему о коварном замысле леди Стэнли, направленном на то, чтобы погубить ее репутацию.
  -- Я знал, что эта женщина настоящая змея, но такой подлости даже от нее не мог предполагать! - взволновано воскликнул Ричард, когда до него дошла вся суть дела.
  -- Леди Маргарет обезумела от потери своего единственного сына. Теперь она раскаялась и является самым искренним моим другом, - принялась уверять Екатерина.
  -- Бог с ней, Кэти... Но как ты могла скрывать от меня подобные вещи? - потрясенно спросил Ричард.
  -- Ричард, я действительно виновата перед тобой, но я безумно боялась твоей вспыльчивости, и того, что ты не пощадишь виновных, - покраснела от стыда Екатерина.
  -- Да, я считаю, что каждого, кто посмеет встать между мною и тобою, нужно стереть с лица земли, - непреклонно заявил Ричард.
   - Если бы ты задел графиню Стэнли, то многие знатные семьи не простили тебе этого, и в стране снова бы началась междоусобная война, которую мы с таким трудом прекратили, - торопливо заговорила Екатерина. - Я поступила как плохая жена, скрыв от тебя правду, Ричард, но пойми, я не являюсь обычной женщиной, на мне лежат другие обязательства перед другими людьми и перед богом. Прежде чем стать твоею женой и матерью нашей дочери, я стала королевой Англии, и мой первый долг - забота о благе моего королевства.
  -- Возможно, ты права, Кэти, но больше не вмешивайся в государственные дела. Теперь благоденствие страны - это моя забота, - строго сказал Ричард.
  -- Хорошо, я буду стараться следовать твоей воле и молиться за твои успехи, - вздохнула Екатерина. Но Ричарду не доставила удовольствия ее покорность, словно все шло не так, как нужно.
   Так, в заботах и тревогах прошли осень и зима, да и весна оказалась омраченной мелкими недоразумениями между супругами, поскольку к Екатерине обращалось много просителей, не приветствуемых Ричардом Третьим. Только в мае душу Екатерины охватило предчувствие праздника - намечался грандиозный турнир по случаю посвящения в рыцари юного графа Уорика его дядей Ричардом Третьим. Король обещал возвести племянника в рыцарское достоинство, если Уорик осмелится бросить ему вызов и сойтись с ним в турнирном поединке. Этот момент настал, юный граф овладел всеми тонкостями искусства ведения боя, и он, без особой охоты выполнил требование грозного родственника - вызвал того на поединок, став зачинщиком турнира.
   Сразу после праздника Вознесения в Вестминстере началась подготовка к боевым потехам. Вокруг турнирного поля выросло целое поселение из шатров и цветных палаток, занимаемыми знатными лицами, пожелавшими принять участие в турнире, их оруженосцами и слугами. К нему стекались реки людей и повозок из соседних сел, городов и замков. Зрители не желали упускать ни одной подробности захватывающего зрелища, а многочисленные торговцы устроили своеобразную ярмарку своих товаров.
   Турниры были не только демонстрацией боевых качеств рыцарей, но и показом последней моды в одежде, доспехах и оружии. Особенно пышно старались принарядиться дамы - ложи и трибуны пестрели от женских платьев из ярких разноцветных камчатых тканей, парчи, канауса - тонкого мягкого, переливающегося разными цветами шелка с тафтяным переплетением. Рыцари не отставали от дам - все детали турнирного доспеха покрывались блестящими тканевыми накидками. Среди них выделялся юный граф Уорик в своих отличных миланских доспехах, в двухцветном намете - покрывале, закрывающем заднюю часть шлема, и в широком плаще с вышитым семейным гербом, изображающем белого медведя с красной мордой. Не один женский взгляд останавливался с одобрением на статной фигуре юноши, и многие дамы желали ему победы, хотя понимали, что против короля Ричарда выстоять трудно.
   Турнир должен был пройти в обычном порядке: начало ему положит поединок рыцарей, только что посвященных в рыцарское звание, и завершится он главным состязанием - сражением двух отрядов. Отряд рыцарей из южных графств возглавлял зачинщик граф Уорик, а отряд "северян" король Ричард.
   На торжественное событие в жизни любимого внука в Вестминстер прибыла герцогиня Сесилия Йоркская, - и тут ее ожидал неприятный сюрприз - она узнала, что ее сын снова принял изменщицу-жену. Хотя это событие произошло довольно давно, никто не осмелился сказать о нем грозной герцогине, пока скрыть этот факт оказалось невозможным. Герцогиня до того была возмущена, что вовсе не показалась на турнире, и запершись в своих покоях, потребовала к себе сына. Король немедленно поспешил на зов матери, и между ними состоялся крайне неприятный для него разговор.
  -- Ричард, если ты примирился с изменой своей супруги, то с чем ты еще можешь примириться? - сразу в лоб спросила его герцогиня, лишь только он появился на пороге. - Может, ты способен еще и мою смерть простить этой Ланкастер, если она сживет меня с белого света?
  -- Матушка, не нужно преувеличивать, - Ричард шел с твердым намерением умилостивить свою мать и уговорить ее показаться на турнире, но чувствовал против воли, что в нем начинает закипать раздражение: - Выяснилось, что Екатерина ни в чем не виновата: недоразумение между нами породили интриги леди Стэнли.
   Но рассказ сына ничуть не убедил герцогиню Йоркскую в невиновности нежеланной невестки, она по прежнему твердо хотела их разлучить.
  -- Ловко придумано, - язвительно заметила она, когда сын закончил говорить. - Вижу, Ланкастер тебя хорошо изучила, и знает, что лучше всего ей удастся сыграть на твоих чувствах великодушия и благородства. Леди Стэнли ее оговорила. Как бы ни так! Для меня яснее ясного, что леди Стэнли является ее верной сообщницей, намеренной покрывать ее тайные похождения.
  -- Я верю своей жене! - упрямо заявил Ричард.
  -- Подумай, Ричард, если бы все было так, как ты говоришь, разве стала бы Екатерина приближать к себе леди Стэнли и оказывать ей высокую честь быть крестной матерью наследницы престола? - сокрушенно покачала головой герцогиня Йоркская, дивясь скудоумию сына. - Совершенно очевидно, что все милости, которыми королева осыпает графиню Стэнли, являются платой за ее молчание.
  -- Матушка, Екатерина любит меня и не способна причинить мне какое- либо зло. Я это чувствую душой, и для меня это важнее всех доводов рассудка, - ответил король.
  -- И за что господь посылает мне такое горе, - простонала герцогиня. -
   Я удивляюсь, отчего мои сыновья, щедро одаренные небом блестящими ка­чествами, оказались столь слабыми в делах, касающихся женщин. Ты заворожен хитростями девчонки из враждебного нам рода. Эдуард отдал власть родственникам своей супруги Вудвилл и подчинялся всем прихотям своих любовниц. Один только Джордж был достойным сыном, он слушался только одну женщину, меня - свою мать! Как можно простить супружескую измену?!
  -- Может, я пошел в своего отца? - хмуро предположил Ричард. - Он тоже простил вас из любви к вам, и признал Эдуарда своим сыном, не смотря на его сомнительное происхождение.
  -- Как ты можешь сравнивать меня со своей потаскушкой женой! - негодующе воскликнула герцогиня. - Я была с другим мужчиной не по своей воле, а из-за обмана с его стороны, а Екатерина сознательно предавалась прелюбодеянию.
   - Простите меня, матушка, - в раскаянии произнес Ричард.
   - Пойми, сын мой, я забочусь, прежде всего, о твоем благе, - смягчилась герцогиня Сесилия. - Я не хочу, чтобы ты стал посмешищем в глазах других людей из-за своей излишней доверчивости и уверенности в том, что якобы жена тебя любит. Подумай, разве юную женщину может увлечь уже немолодой мужчина, когда ее окружают красивые юноши. Посмотрите на себя хотя бы в зеркало, чтобы здраво рассудить о своих любовных возможностях при своей далеко непривлекательной внешности.
   - Матушка, вас послушать, так я вовсе не достоин любви женщины, - усмехнулся Ричард Третий.
   - Я этого не говорила, - встревожилась его мать. - По-настоящему благородная женщина, вроде покойной леди Анны, которую на наше несчастье бог слишком рано забрал от нас, могла бы здраво оценить твои достоинства. Но юная вертихвостка, вроде теперешней королевы, способна лишь морочить тебе голову, чтобы с твоей помощью удержаться на троне.
   Как не старался Ричард не поддаваться гнетущему давлению своей матери, ядовитые сомнения уже начали терзать его душу, когда он вернулся на главную трибуну и занял свое место рядом с Екатериной. Екатерина, видя, что муж не в духе, не пожелала своими расспросами о неудачном разговоре с матерью еще больше раздражать его, и стала следить за схваткой на ристалище, где проходил поединок "жюст" - конно-копейная сшибка. Это было ее ошибкой, так как Ричарду не понравилось, что она лишила его своего внимания. Кроме того, ему показалось, что жена слишком пристально рассматривает юных рыцарей Уорика, носящих плащи с эмблемой белого зазубренного посоха. И в самом деле, Екатерина, подобно многим дамам, от всего сердца желала успеха Уорику. Она любила юношу за его мягкий миролюбивый нрав, и со своей стороны делала все, чтобы помочь ему наладить отношения с Ричардом.
  -- Куда вы смотрите, Кэтрин? - подозрительно спросил Ричард. От его непривычной резкости Екатерина растерялась, и невпопад ответила:
  -- На вашего племянника Уорика, он очень на вас похож.
  -- Что вы придумываете, мадам, Уорик ничуть на меня не похож!- сердито произнес Ричард - неискренность ответа жены еще больше возмутила его.
  -- Но Уорик, по крайней мере, старается брать с вас пример, - поспешно сказала Екатерина, пытаясь примирительно улыбнуться под тяжелым взглядом ревнивого супруга. Но Ричард разгневался еще больше, видя, как Уорик при виде его недовольства смутился и начал совершать один промах за другим. Он всем сердцем хотел, чтобы племянник прославил их род, но Уорик всегда приносил ему одни разочарования.
   - Просто позор, как он бьет копьем. Неужели я зря платил огромные деньги лучшим фехтовальщикам Европы за его обучение, - твердил Ричард, в раздражении ударяя кулаком по подлокотнику своего кресла. Будучи последним одиннадцатым ребенком у своих родителей, он, не отличаясь хорошим здоровьем, стал прославленным бойцом благодаря упорным тренировкам, и ему было непонятно пренебрежение военным искусством у других юношей. Ричард нашел, что Уорик не будет в силах противостоять ему на поединке, и уверенность в этом отбила у него охоту выходить на ристалище. К тому же он не желал выставлять в невыгодном свете боевые способности своего племянника в поединке с собой. Не в силах переносить неудачное выступление своего подопечного, король резко встал и, никому ничего не объясняя, покинул турнир. Сомнение в любви Екатерины снова заставило его страдать, и Ричард поспешил уйти от людей, надеясь в одиночестве найти желанное забвение своих переживаний.
   Его постигла неудача. Отныне в Екатерине заключалась его жизнь, но жена стала для него источником страдания, и теперь само свое существование Ричард воспринимал как непрерывную муку.
   Екатерина в перерыве между схватками поспешила в шатер к Уорику, и постаралась успокоить расстроенного юношу, говоря, что его дядя находится в гневе из-за их супружеской размолвки, а вовсе не по его вине. Уорик приободрился, и вполне успешно провел главное состязание, заслуженно получив из рук королевы главный приз. Правда, его успеху способствовал уход короля Ричарда. Северяне, оставшись без предводителя, растерялись и действовали неслаженно, что и помогло отряду Уорика одержать победу. Но и Уорик во второй части турнира выступал гораздо лучше, чем в первой.
   На протяжении всего дня Екатерина старалась делать вид, будто ничего не случилось, но беспокойство из-за необъяснимого гнева мужа все больше тревожило ее. Она только могла догадываться, что ревность по непонятной причине снова овладела им, и ее начало томить горестное предчувствие разлуки с Ричардом.
   Отсутствие Ричарда за ужином подтвердило опасения Екатерины, и, из-за подступавших к ее глазам невольных слез, она едва замечала окружающих. Но быстрая скачка по окрестностям Лондона несколько остудила гнев короля, и в его душе снова взяла верх нежность к своей юной жене. Он появился в спальне, когда Екатерина уже перестала надеяться на его приход. В первую минуту юная королева не поверила своим глазам, увидев мужа, затем она вскочила, подхваченная порывом нечаянной радости, и, споря быстротою с птицей, подбежала к нему и крепко прижалась к его груди. Выражение счастья в ее глазах наполнило ликованием душу Ричарда, и он снова поверил в то, что весь мир наполнен лучезарным светом любви.
  -- Значит, ты меня все-таки любишь, Кэти, - прошептал Ричард, наслаждаясь присутствием своей жены.
  -- И всегда буду любить, - подтвердила Екатерина.
   - А меня пытались уверить, что твоя любовь ко мне - это притворство, - признался Ричард. - Мол, не может такая очаровательная красавица любить скрюченного немолодого калеку как я.
   - О, Ричард, какая мне разница молод ты или стар, прекрасен или безобразен! - взволнованно воскликнула Екатерина. - Я знаю, что бог создал меня для тебя, только в твоем присутствии я по настоящему живу и чувствую, всю полноту и радость жизни. Ни к кому из людей я не испытываю столь всепоглощающего чувства как к тебе, и я не устаю благодарить за это господа бога. Если ты по-прежнему не веришь мне, то поверь своей любви, силу которой я хорошо узнала. Она способна увлечь и согреть любое сердце, и даже из пустой и легкомысленной кокетки сделать любящую женщину.
   Ричард ничего не ответил на эти слова, но его поцелуи, подаренные Екатерине, стали подлинной благодарностью за счастье, которое она подарила ему своим признанием. Проведенная ночь стала одним из самых лучших воспоминаний их жизни, и Екатерина будто растворялась в любви, думая о ней. Ей казалось, что после такого откровения навсегда должны отступить все заботы и печали, ей хотелось всех вокруг видеть счастливыми, и она немало радовалась, когда ее верная Скай Эббот вышла замуж за сэра Роберта, из служанки превратившись в благородную леди Шелтон. Теперь королева могла делиться с Скай не только тревогами, но и любовными радостями на равных, и мир казался игл обеим состоящим только из любви.
   Идиллия длилась недолго - верные слуги покойных родителей Екатерины все больше нуждались в ее помощи. Кардинал Мортон доносил ей неутешительные известия о том, что права сторонников Ланкастеров все больше нарушаются. Политика умиротворения Англии удавалась Ричарду Третьему гораздо хуже, чем его жене, из-за его предпочтения своих приближенных, и хрупкое равновесие мира в стране все больше грозило исчезнуть. Екатерина поняла, что ей нужно вмешаться во внутренние дела государства, чтобы избежать дальнейшего обострения отношений между двумя могущественными группировками английских феодалов. Она решилась на это, хотя ей очень не хотелось снова ссориться из-за политики с мужем. Екатерина завязала переписку с несколькими влиятельными семьями, до сих пор противостоящих Йоркам, стараясь понять суть проблем. Их представители требовали возвращения на высшие государственные должности лорда Джаспера Тюдора и его друзей. Екатерина согласилась с их требованиями, и в своих разговорах с мужем начала осторожно затрагивать эту тему.
   Растущее влияние королевы на Ричарда Третьего не нравилось его приближенным, они не желали, чтобы при дворе создалась новая могущественная партия, способная угрожать их положению. Все они - лорд Невилл, граф Суррей, канцлер Джон Гантроп, епископ Рассел Линкольнский, • сош­лись на том, что нужно пресечь влияние королевы Екатерины на их господина, и по возможности навсегда отдалить ее от него. Из приближенных Ричарда один только виконт Лавелл был против этого замысла.
  -- Что именно останавливает вас, виконт? - спросил его граф Суррей.
  -- То, что ваш план по-настоящему опасен, милорд, и я очень сомневаюсь в его успехе, - откровенно признался Лавелл. - Король до беспамятства влюблен в свою жену, и не станет слушать никаких наветов на нее.
  -- А вы предлагаете Лавелл, сидеть и ждать пока люди мстительного герцога Бедфорда не вытеснят нас?! - возмутился канцлер Гантроп.
  -- Лавелл, у меня на руках прямые улики того, что королева переписывается с врагами нашего короля и тайно противодействует его воле. С такими доказательствами королю придется считаться, - снисходительно объяснил виконту лорд Невилл.
  -- Я все равно отказываюсь участвовать в этом заговоре, - заявил виконт Лавелл.- Смотрите, милорды, как бы гнев короля не обрушился на вас, вместо того, чтобы пасть на его жену, а в королеве не пробудилась ее Пантера.
  -- Но предупреждение Лавелла не могло поколебать решительности заговорщиков, они твердо решили осуществить свой замысел на следующее утро. В тот день Ричард разбирался с вопросом улучшения связи между отдаленными областями Англии. При нем в стране впервые ввели регулярно действующую почту, и административное управление государством стало более эффективным. На совете король обсуждал с советниками дополнительные меры для развития сообщения с органами правления других городов. По окончании совещания, лорд Невилл встал из-за стола и сказал:
  -- А теперь, государь, мне нужно предупредить вас о тайных умыслах королевы. Она составила оппозицию против вас.
  -- Что означают твои нападки на мою жену, Невилл? Ты хочешь стать моим врагом? - нахмурился король.
  -- Я хочу уберечь вас от врагов, кузен, - невозмутимо ответил лорд Невилл. - Королева Екатерина желает отстранить вас от власти, и назначить своего дядю Джаспера Тюдора лордом-протектором королевства.
  -- Я не потерплю голословного обвинения своей супруги, - яростно воскликнул Ричард. - Горе тебе, Невилл, если у тебя нет доказательств ее вины.
   Лорд Невилл тут же передал королю раздобытые письма королевы, адресованные ее сторонникам. Ричард резко схватил их и быстро прочел. Чтение мало что открыло ему нового, поскольку Екатерина давно говорила в их беседах о необходимости умерить недовольство сторонников Ланкастеров, просила вернуть ее дядю в Лондон, но письма можно было толковать двояко.
   - Государь, нужно провести судебное расследование, чтобы выяснить имеем ли мы дело с государственной изменой, - рискнул сказать ему канцлер Гантроп.
   Ричард не сразу ответил ему, еще не зная как поступить. С одной стороны он твердо знал о том, что Екатерина не составляла заговора против него, с другой стороны ей было выдвинуто подкрепленное доказательствами обвинение. Ричард понял, что из-за своих нравственных принципов он не сможет нарушить закон, и ему придется согласиться на это злополучное расследование. Но он надеялся, что Екатерина с ее даром слова без труда сумеет убедить своих судей в своей невиновности, и ее убедительное оправдание навсегда закроет рты ее хулителям.
   Король нехотя дал свое согласие, и покои Екатерины окружила усиленная стража. Когда она хотела выйти в сад, то дорогу ей преградили два охранника, сообщившие ей, что она находится под домашним арестом.
  -- Что вы такое говорите, вы разве забыли о том, что я ваша королева?- в изумлении произнесла Екатерина.
  -- Простите, государыня, но пока над вами не состоится суд, вы не можете покинуть свои комнаты, - ответил ей один из охранников.
   - Кто меня обвиняет, и в чем? - быстро спросила королева.
   - Король приказал провести расследование по обвинению вас в государственной измене, - получила она ответ.
   У Екатерины потемнело в глазах от этой новости, и она без дальнейших слов вернулась к себе. Никогда Екатерина не предполагала, что Ричард способен так жестоко поступить с нею, и новость просто сокрушила ее, вызвав у нее сомнения в его любви и острую боль в сердце. На судебных заседаниях Екатерина вовсе не проявила свойственной ей убедительности и уверенности в правоте, на что так надеялся Ричард Третий, она отвечала односложно, часто невпопад, угнетенно думал о чем-то своем, что мало имело отношения к происходящему вокруг нее. Думала юная королева о том, что, не смотря на все ее усилия, ей так и не удалось смягчить сердца сторонников Йорков,- которые сейчас обвиняли ее яростно и озлобленно. Это зрелище окончательно подавило и сломило ее, - послед­ний год выдался на редкость тяжелым для нее. Екатерина чувствовала, что она устала успокаивать вечную подозрительность Ричарда Третьего, бороться с происками своих недоброжелателей, и пытаться хоть чем-то помочь сторонникам своей семьи. Когда канцлер Гантроп начала зачитывать оче­редное обвинение королеве в ее преступной переписке с лордом Фичаном, Екатерина поняла, что у нее нет сил бороться даже за свою жизнь. Она резко поднялась и сказала:
   - Милорды, я больше не буду оправдываться. Выносите же мне такой приговор, какой вам будет угодно вынести.
   - Сказав эти слова, Екатерина покинула зал суда, будто проведя между собою и остальными присутствующими невидимую черту. Она имела только одно желание - никогда не видеть людей, находящихся в зале суда, и ничего не слышать о них.
   У Ричарда, державшегося в стороне от хода дела, будто оборвалось сердце, когда он увидел, как Екатерина покинула суд. В нем больше не осталось надежды на благополучный исход дела, вдобавок он чувствовал, как между ним и Екатериной разверзлась целая пропасть. Король без лишних слов бросился за женой, предоставляя обоим приближенным распутывать их проблемы, как они хотят.
   Ричард застал Екатерину, когда она неподвижно сидела в кресле, а Скай хлопотала возле нее, уговаривая выпить горячего вина с пряностями. Король поспешил к жене, и в свою очередь попытался успокоить ее:
   - Ничего страшного не произошло, Кэти. Я тут же прекращу этот суд, если он так расстроил тебя, - говорил он, но Екатерина упорно отнимала от него свои руки. Перед Ричардом теперь была чужая враждебная ему незнакомка с чертами его любимой королевы.
   - Я уже сказала, государь, что приму любое ваше решение. Что вам еще от меня нужно? - холодно спросила Екатерина, но Ричард еще не потерял надежды умилостивить жену.
  -- Кэти, я предполагал, что ты сумеешь расположить своих обвинителей в свою пользу, и они, подобно мне, будут безоговорочно на твоей стороне, - горячо втолковывал Ричард жене. - Во всяком случае, ты всегда будешь находиться под моей защитой, я всегда приду к тебе на помощь, и с тобой не случится беды.
  -- Предать меня на суд моих врагов - в этом состоит ваша защита, Ричард? - презрительно спросила Екатерина.
  -- Монархи тоже подлежат ответственности перед законом, Кэти, но я исправлю это дело, - попытался было уверить ее Ричард, но Екатерина отвернулась от него.
   - Уходите, король, я не хочу вас больше видеть, - отрезала она. Ричард стушевался, чувствуя в ее голосе еле скрытое отвращение, и понял, что ему, в самом деле, нужно оставить обиженную жену. Он вернулся к своим советчикам, и те, видя, как король тяжело переживает размолвку с женой, уже раскаивались в том, что задумали поссорить его с ней, и не осмеливались прервать его продолжительное молчание. Наконец лорд Невилл решился спросить у своего кузена, как он думает завершить судебное расследование. Только тогда Ричард Третий обратил внимание на своих придворных, и в его глазах появился гнев.
   - Благодаря вашим проискам и интригам я только что лишился своей жены, - взорвался король. - Ты спрашиваешь, Невилл, как я закончу постыдное дело, затеянное вами. А вот так!
   Ричард сорвал с себя золотую массивную цепь, признак его королевского сана, и бросил ее перед собой на стол со словами:
   - Я отрекаюсь от трона и снова становлюсь герцогом Глостером. Все дальнейшие указания спрашивайте у королевы Екатерины: теперь она является вашей повелительницей и будет решать вашу участь. Надеюсь, больше никому не придет в голову обвинять ее в какой-либо измене!
   Приближенные Ричарда Третьего с криками ужаса бросились на колени перед королем и умоляли его изменить решение. Но Ричард был непреклонен. Он решился использовать любую возможность для примирения с женой. В эту минуту к нему подошел начальник его охраны, и с поклоном передал ему распечатанное письмо.
   - Что это, сэр Воген? - спросил Ричард, беря бумагу.
   - Признание сэра Хыо Ридгрейва в том, что он оклеветал королеву Екатерину, - ответил Томас Воген. - Не так давно он умер от сифилиса во Франции, и перед лицом смерти решил покаяться в своих грехах. Письмо написано с его предсмертных слов исповедником отцом Жаком Бернье.
   - Если бог послал мне такую радость, значит, я все сделал правильно,- сказал Ричард, воодушевленный тем, что рассеялись последние сомнения в супружеской верности Екатерины. - Да не дрожите вы так от страха, милорды, моя жена милостива и великодушна, она не причинит вам вреда.
   Правда, к самому Ричарду Екатерина не пожелала быть великодушной. Леди Шелтон передала ему, что королева по-прежнему не желает видеть его, и не пустила в покои Екатерины. Ричард счел за лучшее на время пожить на расстоянии от Екатерины, чтобы не раздражать ее еще больше и уехал в свое владение Глостершир, надеясь, что возникшее между ними непонимание со временем исчезнет. Утешением ему стали воспоминания о покойной супруге Анне. Анна подобно ему обладала щепетильностью в вопросах чести, и Ричард был совершенно уверен в том, что она не стала осуждать его за судебное расследование, поскольку стремилась к безупречности своего имени. Герцог Глостер охотно встречался с людьми, близко знавшими покойную королеву, и в то же время надеялся, что Екатерина простит его и позовет обратно.
   Екатерина никого не хотела видеть кроме своей дочери и верной Скай. Наедине с собой она мучилась от душевных терзаний, пока не призналась самой себе в страшной правде - она разлюбила своего мужа Ричарда. Это открытие повергло Екатерину в шок, ее жизнь показалась лишенной ей всякого смысла. Теперь королева не знала, что ей делать. Любить по-прежнему мужа и жить с ним она не могла, признаться ему в своих теперешних чувствах тоже - не смотря ни на что, он по-прежнему был ей дорог. Екатерина могла теперь объяснить свое отдаление от мужа его виной перед ней, и укрываться за этим объяснением. Все чаще приходила к ней мысль о разводе.
   Душевный срыв обессилил Екатерину как после тяжелой болезни - она почти не вставала с постели, потеряв всякий интерес к жизни. Это ее состояние грозило затянуться по бесконечности, до полного измождения пока в один из бесконечно томительных вечеров перед ней не предстал ее духовный отец Пьер Ланже. Екатерина смотрела на аббата де Сенанка, не веря своим глазам, - не мог обычный человек появиться именно тогда, когда он больше всего нужен, словно по заклинанию. Наконец королева неуверенно спросила:
  -- Это вы, отец Пьер?
  -- Да, Екатерина. Я узнал о твоей беде и понял, что нужен тебе, - улыбнулся ей аббат де Сенанк, подходя ближе. - Вижу, тебе приходится еще хуже, чем я думал.
  -- Отец мой, я очень верила своему мужу, но он предал мое доверие, - издала стон Екатерина. - Я думала, он по настоящему дорожит мною и отнесется к сторонникам моей семьи с тем же милосердием, с каким я относилась к его близким. Но все они не упускали случая проявить ко мне свою враждебность. Напрасны были все мои усилия, я так и не могла склонить их к миру.
   Отец Ланже внимательно, не перебивая, выслушал исповедь Екатерины, но на его лице она не увидела негодования против ее притеснителей.
  -- Дочь моя, не ищи виновных, - мягко сказал он ей. - В твоих страданиях виновата ты сама.
  -- Я не понимаю вас, отец мой, - растерялась Екатерина.
  -- Твоя вина состоит в том, что ты слишком сильно любила своего мужа, преклонялась перед ним, сделала из него себе кумира, - вздохнул Пьер Ланже.- Я предостерегал тебя в своих письмах против этого идолопоклонничества, но твоя любовь к мужу настолько ослепила тебя, что совершенно заслонила собою любовь к богу. Только наш господь воистину совершенен, прекрасен и всемогущ, а в любом человеке, какими бы он достоинствами не обладал, всегда отыщутся изъяны, и нужно с этим смириться. В земной жизни человек не может добиться полного совершенства, запомни это, и только признавая это обстоятельство, человек получает возможность развиваться дальше, и тем самым приблизиться к богу.
   - Значит, моя любовь - это грех? - замирая, спросила Екатерина.
   - Нет, если превыше всего ты будешь ставить бога, - успокаивающе произнёс аббат де Сенанк. - Господь недаром послал тебе и Ричарду великую любовь, поскольку вы оба были достойны ее. Но в уме ты наделила мужа поистине божественными качествами, видела в нем полное совершенство, и начала получать один удар судьбы за другим за свое неверное представление о нем. А тебе стоило бы проявить снисходительность к нему, как к несовершенному человеку. Ты просила бога вернуть тебе любовь к мужу, Екатерина, тогда как истинная любовь не исчезает, ты перестала получать удовольствие от своей любви и сочла, что ее нет.
  -- Теперь я многое понимаю после ваших объяснений, отец мой, - прошептала Екатерина. - Ричард как-то сказал мне, что примет от меня все - любое горе, боль и обиду, если будет уверен в моей любви к нему.
  -- Да, твой муж мудрый человек, и я в свое время очень радовался, когда узнал, что ты сочеталась браком с Ричардом Йорком, - одобрительно кивнул головой Пьер Ланже. - Ричард в любви оказался выше и достойнее тебя, Екатерина. Не смотря на все испытания в вашей жизни, он, в отличие от тебя, не отказался от возложенных на вас брачных уз. Ты же отреклась от него, увидев, что он не справляется с теми трудностями, которые были предназначены тебе. А ведь это ты взвалила на его плечи свою ношу, сделав его королем. Ричард способный правитель, но он так и остался, прежде всего, главой клана Йорков. К несчастью, он еще имеет советников, злоумышляющих против своих противников, но он им доверяет как вассалам, доказавшим свою преданность Йоркскому дому. Поэтому твой муж не способен объединить страну, - эта задача возложена на тебя.
  -- Но я тоже не справляюсь с государственным правлением! - воскликнула Екатерина. - Я слишком слаба и неразумна для этого, отец мой.
  -- Тебя сам бог предназначил быть английской королевой, Екатерина, и ты не посмеешь пренебречь его волей, - строго сказал аббат де Сенанк. - Если ты последуешь по пути, указанному им, в трудностях к тебе неизбежно придет нужная помощь. В противном случае тебя будут преследовать беды и несчастья.
  -- Но англичане не любят меня, - пожаловалась Екатерина. - В этом я убедилась на суде. Никто из них не заступился за меня.
  -- А кто тебе сказал, Екатерина, что ты имеешь право ждать любви и благодарности от своих подданных? - прищурил глаза аббат де Сенанк. - Только бог может оценить твои заслуги. Людей против их воли никому не удастся переделать, - это их личный выбор, предоставленный им богом. Нам же следует жить по заповедям Христа. Как бы ни относились к тебе англичане, забота об их благе твой первейший долг.
  -- Я чувствую себя очень больной, я не потяну эту ношу, - прошептала Екатерина. - Отец мой, сжальтесь надо мною, укажите мне другой путь.
  -- Встань. Екатерина, я не собираюсь потакать твоему малодушию! - воскликнул Пьер Ланже, и, видя, что королева медлит, резко вытащил ее из постели. - За тобою вся мощь Англии, а ты плачешь как малое дитя.
  -- Отец мой, не говорите со мною так сурово, иначе я подумаю, что вы сердитесь на меня, - устыдилась Екатерина. - Вы же утверждали, что я не способна вызвать ваш гнев.
  -- Если ты хочешь использовать мою личную привязанность к тебе, Екатерина, будь по-твоему, - улыбнулся Пьер Ланже. - Только откажись хотя бы на время от человеческой логики во имя божественной, и помни, что твоими мыслями и поступками бог творит свою волю в Англии. Ты сама выбрала себе девиз - "Стойкая в невзгодах".
   Аббат де Сенанк ласково простился со своей духовной дочерью, поцеловав ее в лоб, и оставил Екатерину прислушиваться к внутренним переменам в своей душе. На следующее утро юная королева осознала, что для нее наступила новая жизнь. Ее охватила жажда деятельности, и она спешно взялась за дела, требующие безотлагательного вмешательства.
   Приближенные Ричарда Третьего ни в чем не пострадали за то, что преследовали ее в судебном порядке, - она оставила их в прежних должностях; а лорда Невилла Екатерина сделала наместником английских владений в Франции, уповая на то, что его решительность поможет уберечь их от притязаний французского короля Карла Восьмого. Не забыла королева и своих приверженцев, продвигая их на важные государственные посты. За этими заботами Екатерине было некогда думать о своих семейных проблемах, и они напомнили ей о себе визитом в Вестминстер герцогини Йоркской, которая впервые решилась встретиться со своей младшей невесткой. Но Екатерине вовсе не хотелось видеться с нелюбящей ее свекровью, и она послала леди Шелтон узнать о желании герцогини Йоркской, обещая выполнить его в меру своих возможностей. Скай вскоре вернулась и растерян­но доложила:
   - Ее светлость сказали, что ее главное желание - встретиться с вами.
   Екатерине ничего не оставалось, как идти на неприятную встречу в приемную.
   Герцогиня Йоркская заняла самое удобное кресло и хмуро ждала свою невестку, опираясь на трость, прямая и несгибаемая как скала. Ожидание ей скрашивало лицезрение ее любимого гобелена, изображающего встречу Соломона и царицы Савской. Картина привлекала не только яркостью своих красок и красотой рисунка, но и радостным волнением ее внутреннего содержания. Царица Савская, - само земное совершенство, - явно находилась под влиянием человека, открывающего ей мудрость нездешнего мира, существующего по законам любви. Герцогиню Сесилию неизменно трогало это редко встречающееся зрелище полного согласия между сферой небесного духа и земной жизнью, и она всегда ощущала легкость на сердце от ее лицезрения.
   Когда юная королева вошла в приемную, старой герцогине показалось, будто эта долго ненавидимая ею невестка сошла с очаровавшего ее гобелена. На первый взгляд одетая по бургундской моде Екатерина ничем не напоминала библейских персонажей; ее наряд, состоящий из высоко подпоясанного синего платья со шлейфом, горностаевого жакета сюркот и остроконечного головного убора эннан не только говорил о ее высоком социальном положении, но и делал ее его символом, раскрывал все присущие ему возможности. И все же личность Екатерины далеко выходила за рамки отведенной ей роли самодержавной повелительницы. Нежное выражение ее одухотворенного лица, невысказанное ожидание какой-то лучшей участи для себя и окружающих ее людей, затаившееся в ее глазах, выдавали в Екатерине удивительную гармонию далеких библейских времен, когда земля была согрета непосредственным общением людей с богом. Теперь матери Ричарда Третьего стало понятным как эта слабая девушка могла преодолеть множество трудностей, терзающих Англию, водворить в ней желанный мир, а также, почему ее младший сын так упорно держится за свою любовь к ней. Подобное совершенство души, облагораживающее тех, кто находится в непосредственной близости к ней, встречается нечасто, и герцогиня Сесилия еще сильнее ощутила беспокойство при мысли о том, что невестка может отвергнуть ее просьбу о примирении.
   Екатерина еле выдержала ее тяжелый оценивающий взгляд, и все же нашла в себе силы заговорить:
  -- Я пришла по вашему зову, миледи.
  -- Ричард был прав, ты прекрасна своей душевной чистотой, - заметила герцогиня Йоркская, и тростью показала невестке на противоположное кресло. Но Екатерина отрицательно покачала головой.
  -- Я не смею садиться в присутствии матери моего мужа, ваша светлость, ведь мне еще ни разу не посчастливилось вызвать вашу милость ко мне, - сказала она.
  -- Но это я сейчас пришла просить твоей милости, Екатерина, хотя и не надеюсь получить ее из-за моего плохого к вам отношения, - с горечью произнесла герцогиня Сесилия. Узнав, о покаянном предсмертном письме сообщника леди Маргарет Бифорт, полностью снимающем с Екатерины все подозрения в супружеской измене, герцогиня, обладая от природы честной натурой, ощутила стыд за свои несправедливые суждения о ней.
  -- Я уже сказала вам через леди Шелтон, что выполню любое ваше желание, если только оно будет в моих силах, - тихо проговорила Екатерина.
  -- Я пришла к вам как мать, которая поняла, что сделала несчастным своего ребенка, - призналась ей свекровь. - Ведь я приложила все свои усилия к тому, чтобы разлучить вас с моим сыном. Только недавно я узнала, как непростительно я была к вам несправедлива, а встретившись с Ричардом, я увидела, как мучительна для него жизнь вдали от вас. Мне страшно от мысли, что вы никогда не помиритесь.
  -- Обычная супружеская размолвка, не более того, - поспешила уверить ее Екатерина. - Нужно время, чтобы загладить ее.
   Лицо герцогини Йоркской просветлело от ее слов, в эту минуту она почувствовала, что окончательно освободилась от оков ненависти к роду Ланкастеров.
   - Вы сняли большую тяжесть с моей души, - с признательностью произнесла герцогиня Сесилия, и с нетерпением спросила: - Когда состоится ваше примирение?
   - Точно не знаю, но очень скоро, - заверила ее Екатерина, и с почтением поцеловала руку пожилой женщине, которая, наконец, простила ей вражду их семей.
   Встреча с герцогиней Йоркской необычайно укрепила стремление Екатерины к Ричарду. Если она раньше еле допускала возможность общения с мужем, помня, каким тяжелым был их разрыв, и как сильно она была виновата в их ссоре, то теперь свидание с ним стало самым сильным ее желанием, усиливающим ее любовь к супругу. Екатерина с надеждой думала о том, что если прежде неуступчивая мать Ричарда герцогиня Сесилия начала искать примирения, то сам Ричард еще больше жаждет увидеться с нею.
   Внезапный приезд герцога Бедфорда, явившегося из далекого Уэльса, отдалил желанную для Екатерины встречу. Видя решительное выражение на лице своего дяди, королева без труда догадалась о его планах. Известие о ее ссоре с ненавистным Глостером чрезвычайно обрадовало лорда Джаспера. Даже появление его внучатой племянницы не заставило старшего Тюдора признать родство с главой клана Йорков, и его намерение усилить разлад между своей племянницей и Ричардом Третьим, оттеснившим от управления государством его друзей и сторонников, было очевидным.
   Подобная цель приезда старшего родственника не могла понравиться Екатерине, но почтение к нему ей не изменило, и со всей учтивостью она приняла его в Белой башне Тауэра. Эта башня, построенная Вильгельмом Завоевателем, была самой древней частью столичного замка, лишенной привычных удобств и комфорта, но Екатерина знала, что лорду Джасперу импонируют подобные массивные сооружения, и намеревалась угодить дяде совместным проживанием с ним в столь нравившейся ему крепости. Королева надеялась, что незримая сила, заключенная в Тауэре, поможет ей выстоять против нападок герцога Бедфорда на ее мужа.
   Ее предчувствие оказалось верным - едва покончив с обедом, Джаспер Тюдор без всяких предисловий заявил ей:
  -- Теперь вы видите, Екатерина, насколько я был прав, уговаривая вас держаться как можно дальше от герцога Глостера. Беззаконное судилище, которое устроили над вами его бессовестные советники, ясно говорит о его двуличном лицемерном отношении к вам.
  -- Простите, дядя, но возвращение мне Ричардом верховной власти вовсе не говорит о его враждебности, - мягко возразила ему Екатерина.
  -- До каких пор, вы, Екатерина, будете отвергать правду? - вспылил герцог Бедфорд. - Коварный Глостер понял, что зашел слишком далеко, когда обвинил вас, законную королеву, в государственной измене, и пошел на попятную. Король Карл Французский не допустил бы, чтобы вам, его союзнице, угрожали лишением вашего положения, и взыскал бы с Глостера за это злодеяние, настроив против него остальных государей Европы.
   Молодая женщина сдержанно проговорила о необходимости более тщательного рассмотрения дела, но лорда Джаспера ее несогласие только больше толкнуло на спор.
   - Чем хуже о людях судишь, тем правее будешь, - эта пословица абсолютно верна, когда дело касается представителей рода Йорков, и в особенности Ричарда Глостера, - резко сказал непримиримый дядя Екатерины. - Удивляюсь твоему безрассудству, племянница, - слепо отдать свою жизнь в руки человека, который, по слухам, отравил свою первую жену, леди Анну Невилл, способна весьма неразумная девица. Неужели вам хочется стать его следующей жертвой?
   Сопровождающий королеву во время встречи с Бедфордом начальник стражи Томас Воген, затаив дыхание, ожидал, что Екатерина снова заступится за своего мужа, но она промолчала. Джаспер Тюдор с удвоенным пылом начал высказывать свои доводы против Ричарда, и сэру Томасу показалось, что королева своим молчанием проявляет согласие с ним. Верный слуга, герцога Глостера с ужасом уверился в опасности для своего господина. Лорд Джаспер явно склонил племянницу на свою сторону.
   Екатерина не изменила своего отношения к мужу, но она увидела, что спор с лордом Джаспером из-за него будет бесполезным. Ее дядя был настолько поглощен фанатичной многолетней ненавистью к Ричарду, что это чувство, подобно зловредному сорняку, засоряло ясность его представления о происходящих событиях, и мешало верной оценке людей. Екатерине хорошо было известно, что Ричард Глостер не только не боялся войны с Карлом Восьмым, но сам искал ее, и ей понадобилось употребить все свое влияние на мужа, чтобы удержать его от войны с Францией. Также она не могла поверить в способность Ричарда убить женщину, имя которой он до сих пор с нежностью шептал во сне.
   Двухчасовая беседа лорда Джаспера с племянницей не принесла ему никаких плодов. Екатерина не возражала своему старшему родственнику, и ни в чем не уступила ему. Лорд Джаспер добился нечто прямо противоположного своей цели навсегда разлучить Екатерину с Ричардом Глостером, - расставшись с ним, Екатерина поручила Томасу Вогену разыскать ее мужа и привезти его к ней. Гневные филиппики герцога Бедфорда странным образом сделали для Екатерины невыносимой их разлуку, чем больше лорд Джаспер поносил Ричарда, тем больше его жене хотелось его увидеть.
   Но Воген понял ее распоряжение как желание расквитаться с Ричардом за судебное следствие и прочие притеснения, о которых не преминул упомянуть лорд Джаспер. Он отправился в дорогу, надеясь, что найдется препятствие, помещающее цели его путешествия.
   В Глостершире посланцу королевы сообщили, что герцог с несколькими своими приближенными уехал в Дувр. Томас Воген поспешил в указанное место, желая предупредить своего обожаемого хозяина о кознях, которые против него затеял лорд Джаспер, а не исполнить волю королевы.
   Миновав поселок Ричборо, Воген со своей свитой направился к белым обрывистым скалам Дувра, среди которых расположились морской порт и замок. На меловых почвах особенно ярко пламенели красные похожие на капли крови цветки дикой орхидеи. Сэр Томас болезненно вздрогнул, когда их стало особенно много: его зловещие предчувствия, что герцог Глостер потеряет свободу, а возможно и жизнь из-за наветов Бедфорда, постепенно превращались в твердую уверенность под впечатлением окружающей его гнетущей обстановки.
   Переменчивость погоды дала о себе знать исчезновением солнца и накоплением все больше сгущающих серых туч, спускающихся к земле. "Такова нынче судьба моего хозяина Ричарда", - подумал Томас Воген, наблюдая безотрадное природное явление. Даль моря, открывшаяся после отступивших холмов, тоже не радовала взгляд. Его пустоту не нарушала даже слу­чайно затерявшийся в его просторах корабль, и оно грозно шумело, пере­двигалось и волновалось. Беспокойные крики чаек, носившихся над морем, усилили безотчетную тревогу начальника королевской охраны. Он пришпо­рил своего коня, чтобы поскорее добраться до Дуврского замка, но резко подувшей прямо в лицо ветер, казалось, препятствовал этому намерению. Вдобавок из низко нависших туч полил все учащающийся дождь, и к месту назначения посланцы из Лондона прибыли изрядно вымокшие.
   Первым, кто повстречался Вогену, был хорошо знакомый ему молодой рыцарь Ричарда Гью Латимер.
  -- Рал вас видеть, Гью! Скажите, наш господин может принять меня? - тяжело дыша от усталости, спросил Воген.
  -- Да, сэр Томас. Милорд как раз послал меня за вами, узнав о вашем приезде, - почтительно ответил молодой человек, жестом руки приглашая следовать за собою.
  -- Скажите, что делает здесь наш герцог? - с недоумением спросил Томас Воген у своего спутника. - В резиденции милорда мне никто ничего не пожелал объяснить.
  -- Пока это тайна, но вы входите в доверенный круг наших людей, поэтому я открою ее вам, - понизив голос, сказал ему Гью Латимер. - Герцог хочет отправиться к своей сестре Маргарите Бургундской по ее приглашению, чтобы вместе с нею, Максимилианом Австрийским и Феррандом Лотарингским обсудить меры против Карла Восьмого. У французского короля разыгрался непомерный аппетит по отношению к владениям своих соседей.
   Услышав, что герцог Глостер собирается покинуть Англию, Томас Воген почувствовал большое облегчение. Месть лорда Джаспера больше не грозила Ричарду, и его преданный слуга решил скрыть от него о желании Екатерины видеть его в Лондоне. Воген решил представить дело так будто он приехал исключительно для того, чтобы повидаться со своим господином.
   - Я тоже соскучился по тебе, дружище, - тепло улыбнулся ему Ричард, первым делом подводя изрядно продрогшего от холодного дождя Вогена к горящему камину. В домашней обстановке Ричард непринужденностью своего обращения с приближенными ему людьми начисто отметал все различия в их социальном положении, ставя на первое место нравственные качества их натуры, и тем способствовал раскрытию их лучших сторон. Они же испытывали к нему искреннюю признательность за его благородное отношение к ним.
   Подождав пока гость удобно устроится у огня и получит возможность насладиться уютным местом посреди разгулявшейся непогоды, Ричард с надеждой спросил у него:
  -- Какие новости при дворе? Екатерина еще не простила меня?
  -- Увы, мой господин, я не могу порадовать вас этой вестью, - с сожалением произнес Томас Воген. - Напротив, дядя королевы, герцог Бедфорд еще больше настроил ее против вас. Чем скорее вы покинете страну, тем будет лучше для вас.
  -- Да, я намерен так поступить, - подтвердил Ричард, но по его грустным глазам Воген легко угадал, как сильно ему не хочется покидать Англию, и как сильно он тоскует по Екатерине. - Но этот отъезд еще больше осложнит мое положение, и отдалит мое примирение с женой.
  -- Ах, милорд, самое главное, чтобы вы были живы и были в безопасности, - вырвалось у Томаса Вогена. - Умоляю вас, мой герцог, забудьте о своей надежде на супружеское примирение, - что и говорить, госпожа Екатерина в сильной обиде на вас за то злосчастное судебное расследование, затеянное против нее. Она делает вас слабым перед происками ваших врагов.
  -- Меня теперь ничто не пугает, Томас, - печально ответил Ричард. - Раньше мне была невыносима всякая мысль о слабости с моей стороны, теперь же я сознаю, что есть куда более важные вещи, чем мое неизменное превосходство. Ты призываешь меня остерегаться королевы и не искать сближения с нею, но, по божьей воле, супруги обязаны укреплять свой внутренний союз, не смотря, ни на какие испытания. Мужу, сохраняющему свои себялюбивые желания, грозит опасность не узнать полноты земного бытия, ведь мужчины и женщины созданы, чтобы своими достоинствами восполнить недостатки друг друга. За преодоление моего себялюбия мне в награду досталась та безграничная любовь к моей жене, перед которой меркнут все земные обиды и огорчения. Когда Екатерина в нашу последнюю встречу своим холодным взглядом сказала мне о своем желании нашей вечной разлуки, я в ответ захотел отдать ей взамен решительно все, что у меня есть, если она отвергает меня.
  -- Мой герцог, прекрасно, что вы столь сильно любите вашу жену, но вспомните, что вы также нужны Йоркам - вашей семье, и нам, вашим верным слугам. Наше благополучие связано с вами, и мы пропадем без вас,- обеспокоенно проговорил Томас Воген. Он так горячо принялся убеждать герцога не отменять свой отъезд, что Ричард, тронутый его заботой, с невольной улыбкой дал ему необходимое обещание. Воген успокоился и, после отдыха, отправился обратно. В дороге он принялся размышлять над тем, какое объяснение провала своей миссии ему нужно представить по приезде королеве.
   Ожидая приезда мужа, Екатерина решилась предложить своему дяде встретиться с Ричардом Йорком и попытаться примириться с ним, когда они прогуливались по смотровой площадке Белой башни, любуясь видом на Темзу.
  -- Екатерина, неужели все мои доводы были для тебя пустым звуком? - опешил лорд Джаспер от этого неожиданного предложения,
  -- Возможно, если вы найдете с Ричардом общий язык, злодей-муж передумает лишать меня жизни, - невольно улыбнулась Екатерина.
  -- Злая насмешница, - проворчал лорд Джаспер. - Я считал, что ты всерьез воспринимаешь мои слова, а ты втихомолку посмеивалась надо мною все эти дни.
  -- Над вами невозможно смеяться, дядя, - вздохнула королева. - Это все равно, что смеяться над Тауэром. Ваша мощная сила, подавляющая любое сопротивление, бесспорна, поэтому я и избегала бесполезных споров с вами,
   Екатерина несколько лукавила, говоря эти слова. Энергетика Тауэра оправдала возложенные на нее надежды, и, выступив ее таинственной союзницей, наделила ее такой внутренней силой, что присутствие лорда Джаспера больше не подавляло ее. Лорд Джаспер сам ощутил, что перевес в разговоре начал склоняться на сторону Екатерины, что его совсем не устраивало. Он приехал с твердым намерением окончательно разрушить влияние на нее Глостера, но племянница теперь и вовсе не поддавалась его внушению.
   Герцог Бедфорд смотрел на Екатерину, чья фигура на фоне массивной крепости казалось еще более хрупкой и изящной, и видел, как естественно она гармонирует с грозной твердыней, наводящей ужас на большинство англичан. Он с удивлением в первый раз воспринял свою племянницу как истинную королеву. А Екатерина осталась такой же, какой он знал ее на протяжении многих лет: мягкость ее обращения с людьми ничуть не изменилась, ее улыбка обладала прежней приветливостью, а взгляд поражал чрезмерной добротой. Время от времени она с удовольствием бросала кусочки овеянной лепешки к доверчиво подлетавшим к ней воронам, находя этих пернатых стражей Тауэра более приятными компаньонами, чем своего мрачного родственника, стремившего пробудить в ней ненависть прошлого.
   Но лорд Джаспер, не желая признавать ее правоты, не хотел сдаваться без боя, и в последний раз попытался воздействовать на нее и передать ей свои убеждения.
   - Долгие годы я и мои сподвижники верой и правдой служили твоей семье, Екатерина, не жалея своей жизни ради ее торжества. Теперь, когда ты на троне мы по-прежнему остались в стороне, а враги Ланкастеров, благодаря твоему мужу, занимают все важные посты в государстве, словно не было Босвортской битвы. Разве это справедливо? - спросил он, бросая на свою племянницу тяжелый взгляд. - Ты совсем не думаешь о нас.
  -- Это не так, дядя. Люди Йорков занимают должности по своим способностям, а я неоднократно добивалась возвышения ваших друзей, - возразила Екатерина. - В судебном порядке меня преследовали именно за их поддержку.
  -- Мы, победители, вынуждены довольствоваться второстепенными ролями из-за того, что ты по глупости влюбилась в Ричарда Йорка и вышла за него замуж, - вспылил лорд Джаспер. - Тебе совершенно безразличны несчастья твоих родителей и гонения сторонников Алой розы, - он так резко схватил племянницу за руку и потащил ее к концу смотровой площадки, что все кусочки овсяной лепешки высыпались из ее рук, и вороны с негодующим карканьем разлетелись по сторонам. - Смотри, в той Архивной башне Тауэра, в часовне зарезали твоего отца во время молитвы. Пойдем туда, и может окровавленная тень Генриха Ланкастера пристыдит тебя и заставят проявить больше участия к требованиям лордов нашей партии.
   Но смертельно побледневшая Екатерина всеми силами начала отвергать это убийственное приглашение.
  -- Молю вас, дядя, не заставляйте меня идти в Архивную башню, - с невольными слезами проговорила она. - Это единственное место в моей стране, куда я никогда не осмелюсь войти. Меня убьют те стены, в которых убили моего отца. Ничто не поможет мне совладать с тем ужасом, который во мне вызывает один только вид этой злополучной башни. Мне кажется, - не будь ее, мой отец остался жив, и был бы жив мой брат Эдуард. Я никогда не встречалась с моим отцом, он погиб еще до моего рождения, но я будто знала его при жизни, - его благая тень повсюду следует за мною и не дает о себе забыть.
  -- Ты чтишь память своего отца, а между тем без колебания вышла замуж за брата его убийцы, - с горечью упрекнул ее лорд Джаспер. - Не многого же стоит твоя дочерняя любовь, племянница! Меня известие о твоей свадьбе потрясло так же сильно, как и сообщение о преступном умерщвлении Генрика Шестого, ведь оба эти деяния почти равнозначны друг другу.
  -- Моя дочерняя любовь состоит в том, что я стараюсь быть похожей на своего отца и поступать так, как поступил бы он, - твердо ответила Екатерина. - Король Генрих всегда стремился к миру в доверенной ему богом стране, старался облагородить своих подданных, а я продолжаю его дело. Вы укоряете меня в том, будто я украла победу у своих приверженцев, но цель вашей победы вы видите в том, чтобы совершить те самые злодеяния, в которых вы обвиняете йоркистов. Победители должны быть великодушны, и я старалась дать им возможность, не опасаясь давней вражды и преследований, мирно благоустроить свою жизнь и восхвалить за это бога.
  -- Лорды Белой розы заслужили наше мщение, - стоял на своем лорд Джаспер, но в его голосе не слышалось прежней убежденности.
  -- Потом вы станете объектом мщения, - терпеливо продолжала увещевать его Екатерина. - Иногда самый верный способ избавиться от обиды, сделать вид, будто ее не существует, и она сама собой уйдет в прошлое без лишних последствий. Вы попрекаете меня любовью к кровному врагу, и возможно имеете на это право, но вы не были женаты, и не знаете каково это - жить другим человеком. Мой духовный отец Пьер Ланже утверждает, что бог не случайно посылает любовь человеку, и я на примере своей жизни убедилась в верности его слов. До встречи с Ричардом Йорком я была мало на что годной, слабой, боязливой девчонкой, теперь моя преданность ему делает меня сильнее земных испытаний.
   Она больше не чувствовала себя беспомощным ребенком как тогда, в самом начале своего прибытия в Англию. События последнего года открыли ей понимание, что неудачи в гораздо большей степени могут способствовать достижению жизненной цели, чем необременительное везение: в их случае узнаешь истинную цену всего происходящего и принимаешь правильные решения. Открывшаяся истина придала душевной твердости Екатерине, и она могла на равных беседовать со своим грозным дядей, внушая ему мысль, что своего мужа, как бы он не старался, она не отдаст ему на растерзание.
  -- Иными словами, настраивая тебя против Ричарда Третьего, я вырываю у тебя из рук самое сильное твое оружие, - засмеялся лорд Джаспер, и, помолчав, нехотя добавил:
  -- Хорошо, Екатерина, ты почти убедила меня в своей правоте. Должно быть, я и в самом деле уже мало что понимаю в жизни, и делаюсь бесполезным стариком.
  -- О нет, дядя, я готова повторить, что это вы истинный король Ланкастеров! - воскликнула Екатерина, хватая его за руку. - Но нам не доступен смысл нашего существования, поскольку наше сознание помрачено греховными помыслами и страстями. И потому не будем искать себе врагов и тем более наживать их. Виноватых и всеведущий бог простит: ваше дело, дядя, защищать нашу партию Алой розы, поскольку вы были и остаетесь ее предводителем, а мое - содействовать вам по мере моих возможностей.
   Закончив говорить, Екатерина с облегчением увидела на лице лорда Джаспера проблески понимания ее слов: его губы даже тронула застенчивая детская улыбка, словно он был мальчиком, которого суровый наставник по снисхождению отпустил на прогулку.
   - Я рад, Екатерина, что вы стали королевой, и тому, что я способствовал вашему возвышению, - неожиданно сказал Джаспер Тюдор. Екатерина даже растерялась от его капитуляции, но быстро нашлась с ответом.
  -- А я буду очень рада, дядя, когда вы помиритесь с моим мужем после его приезда, - сказала она. - Дождитесь же его!
   - Это значило бы помешать вашему нежному воркованию, моя госпожа, - не без юмора проговорил лорд Джаспер, - этому третьему сыну королевы Екатерины Валуа не была чужда душевная тонкость. - Ни к чему на любовном свидании присутствие такого мрачного одинокого волка, как я. И я еще не готов признать Ричарда Йорка своим племянником, это значило бы предать в душе моего настоящего племянника Генриха Тюдора, твоего кузена.
   - Тогда я буду ждать, когда вы будете способны радоваться нашему союзу, дядя, - со вздохом сожаления проговорила Екатерина.
   Лорд Джаспер на это пробормотал, что он в чудеса не верит, и никогда он не будет способен обрадоваться появлению Ричарда Глостера, но в нем не было прежней непримиримости. Он чувствовал небывалую гордость за свою племянницу, и подумал, что проводимая ею политика, пожалуй, не была фатальной ошибкой и слабостью с ее стороны. Узы крови, соединяющие их, как никогда прежде твердо заявили о себе их общим настроением во время дальнейшей прогулки. Королева со своим старшим родственником спустились к часовне святого Петра и встали неподалеку от Ворот Предателей, желая посмотреть с близкого расстояния на смотр лучников, которые как раз выходили из кордегардии на лужайку Грин. Екатерина только собиралась сказать слово, а лорд Джаспер уже точно зная, что именно собиралась говорить его племянница, поскольку подобно ей испытывал чувство восхищения перед английскими лучниками, успевавшими выпустить несколько стрел в минуту. Особо отличившихся в упражнениях солдат лорд Джаспер щедро наградил несколькими гинеями, а его наградой стало чувство возросшей родственной любви к племяннице, которая в ответ начала относиться к нему с особой нежностью.
   По подсчетам Екатерины отъезд герцога Бедфорда должен был совпасть с приездом Ричарда, и она решила достойно подготовиться к встрече мужа. По ее распоряжению обновили покои в королевском дворце тауэрской крепости, привезли туда любимые книги Ричарда, доставили фазанов для приготовления изысканного блюда. Но, к разочарованию Екатерины, Томас Воген прибыл в столицу не только с опозданием, но и без ее мужа.
   - Милорд не может приехать, моя королева, поскольку он спешит в Бургундию на важные переговоры со своими континентальными союзниками,- объяснил Екатерине рыцарь, избегая смотреть ей в глаза. - Молю вас о прощении за то, что не смог выполнить вашего приказа.
   Екатерина не могла поверить, - Ричард отказался приехать к ней, когда она позвала его. Как же сильно должно было измениться его отношение к их браку, если он пренебрег возможностью встречи с нею. Екатерина боролась с отчаянием, грозившим поглотить ее сердце, и в упор разглядывала Томаса Вогена, все больше чувствовавшего себя неуютно под ее взглядом. Сэр Томас был по натуре правдивым человеком, и ему было нелегко лгать даже ради спасения Ричарда Глостера своей госпоже, которой он клался в вассальной верности.
   По его смущенному виду юная королева скоро догадалась, что сказанные им слова не совсем соответствуют действительности, и он не ознакомил Ричарда с ее намерениями. Первым порывом Екатерины было желание приказать Томасу Вогену немедленно доставить к ней герцога Глостера, не смотря на все отговорки и увертки, но она сдержалась, - подобный шаг был бы проявлением насилия и по отношению к Ричарду, и по отношению к его верному слуге Вогену, она же не хотела, чтобы этих дорогих ей людей коснулось бы какое-либо зло, да еще по ее вине. По обычным представлениям, ей полагалось бы негодовать из-за того, что ее слуга пренебрег ее приказом. А она даже ощутила к нему теплую благодарность за то, что ее муж так дорог ему, что он готов рисковать ради него своей головой. И все же Екатерине было обидно ощущать затаенное недоверие Томаса Вогена к себе; ей казалось, она не давала к этому ни малейшего повода, но ради согласия с ним Екатерина решила ответить доверием на его недоверие. Пусть сэр Томас решает - состоится ли ее скорое примирение с мужем, она вручит свою судьбу в его руки.
   Подумав минуту, Екатерина решила скрыть от рыцаря, что она заметила его ложь, а заодно и подшутить над ним, представ перед ним в облике капризной повелительницы, какой он ее себе представляет. Воген хорошо понимал только язык приказов и подчинения, и ей следует лишь слегка подтолкнуть его в верном направлении. Верное сердце сэра Томаса само должно подсказать ему, что послужит благом для его хозяина Ричарда, и принять нужное решение.
   - Разве вы не могли настоять, сэр Томас, чтобы герцог Глостер прислушался к вашим словам? - спросила королева. - Долг подданного состоит в том, чтобы следовать монаршей воле.
   Обескураженный неожиданно резким тоном обычно кроткой Екатерины, Томас Воген проговорил:
   - Я виноват, моя королева, но мне показалось, что желание герцога Глостера отправиться в Европу соответствует благу Англии и защите ее интересов. Поэтому я взял на себя смелость не отвлекать его от этого важного предприятия.
  -- Очень самонадеянно со стороны одного человека, кем бы он ни был, думать, что только он знает, в чем состоит благо Англии, - для этого существует Верховный Совет, - с иронией заметила Екатерина. - И если лорд Глостер считает, что он может свободно уехать из страны, не поставив меня об этом в известность, то я вполне могу узаконить его свободу.
   Эта угроза королевы о разрыве ее отношений с мужем не на шутку испугала Томаса Вогена, и он осознал, что его усилия могут серьезно навредить Ричарду. Екатерина с удовлетворением заметила беспокойство на его лице, и ласково произнесла:
   - Можете идти отдыхать, сэр Томас. Дорога была нелегкая, и я освобождаю вас от службы на неделю, чтобы вы набрались сил.
   Подавленный рыцарь поклонился ей и ушел. К вечеру Екатерина послала самого ловкого пажа разузнать, что делает Томас Воген. Шустрый мальчик скоро вернулся и сообщил ей о спешном отъезде начальника охраны. Губы Екатерины тронула довольная улыбка - все вышло так, как она предполагала. Теперь, если Томас Воген доставит ей ее мужа, то это дело будет проявлением свободной воли их обоих. Но вместе с тем юная женщина ощутила неясное беспокойство, она уже была не так уверена в благоприятном исходе дела. Один раз события повернулись не так, как она ожидала, будет ли успешной вторая попытка? Вдруг Ричард затаил на нее обиду за ее холодную непримиримость во время их ссоры и вовсе не хочет с нею встречаться? Екатерина решила за лучшее выяснить отношения с мужем вдали от людских глаз, и переехала в свой загородный дом Чизвелл Грин.
   Томас Воген снова пустился в дорогу, опасаясь не застать герцога Глостера в Англии. Он жалел о том, что в прошлый свой приезд оставил Ричарда в полном неведении, поступи он иначе, у него не было бы необходимости сообщать угрожающие новости, но Ричард задержался в Дувре, желая совершить заупокойную службу по своей умершей супруге Анне и их сыну Эдуарду. Из личных чувств Ричард больше всего дорожил семейными узами: он никогда не забывал близких ему людей, и не упускал случая почтить их память. Все поглощающая любовь к Екатерине Ланкастер не изгнала из его сердца память о первой жене. Напротив, их непростые, запутанные отношения еще больше подчеркивали достоинства королевы Анны. Она была его неизменной помощницей и верной единомышленницей на протяжении всего их супружества, и всегда оказывала ему неоценимую поддержку.
  -- Ты успел снова по мне соскучиться, Томас? - удивился Ричард, увидев в своих покоях рыцаря Вогена.
  -- Я должен вам признаться, что обманул вас в свой прошлый приезд, мой господин, - в раскаянии сказал начальник охраны.
  -- Зная твое бескорыстие, в это трудно поверить, - недоверчиво произнес его хозяин.
  -- Я умолчал о тон, что королева Екатерина послала меня за вами, - вздохнул Томас Воген.
  -- Екатерина хочет меня видеть?! - лицо Ричарда отобразило сильное душевное волнение. - За это радостное известие, Томас, я прощу тебе все твои прегрешения.
  -- На самом деле радоваться нечему, милорд, - печально произнес Воген. - Королева желает вас видеть не потому, что хочет вашего примирения, а потому что ей наговорили о вас много дурных вещей. Лорд Джаспер прямо обвинил вас в отравлении леди Анны Невилл, и намекнул королеве, что и ее идет та же участь. Похоже, ваша супруга желает обезопасить в себя и держать вас под надежной стражей. Лорд Джаспер последовательно внушал ей мысль о необходимости нового возвышения партии Алой розы. Я хотел рассказать вам об интригах Бедфорда еще в первый свой приезд, но вы собирались плыть в Бургундию. Я счел, что вы там будете в безопасности, и не хотел смущать ваш покой. Но королева пригрозила расторжением вашего брака, если вы не появитесь в столице, и я подумал, что только вы можете решить как нужно поступить - исполнить волю королевы или бежать в Бургундию.
  -- Мне нужно ехать в Лондон, - быстро сказал Ричард.
  -- Но, мой господин, вероятнее всего вы там попадете под власть герцога Бедфорда, который давно мечтает о мести вам, - встревожился Воген.
  -- А ты предлагаешь мне стать мятежником, Томас, и бежать от собственной жены, - невольно развеселился Ричард Глостер, и его сердце радостно забилось от предвкушения встречи с женой, какой бы она не была. - Не беспокойся, если Екатерина согласится выслушать меня хотя бы один час, то я верну себе ее сердце. Что значит против меня вся клевета мира, если я люблю ее больше чем все остальные люли на свете вместе взятые. Одно свидетельство любви перевесит все нагромождения лжи. Итак, мой многострадальный Томас, собирайся снова в дорогу.
   Однако на этот раз сэр Воген перенес дорожные тяготы лучше, чем раньше. Счастливая уверенность его господина в благополучном конце их путешествия невольно заразила и его.
   В предместье столицы к ним навстречу выехал Роберт Шелтон. Шелтон служил теперь непосредственно королеве, и носил на своей ливрее ее эмблему - Пробуждающуюся Пантеру.
  -- Меня ждут в Вестминстере, сэр Роберт? - спросил у него Ричард, но Шелтон отрицательно покачал головой.
  -- А где же? - настороженно спросил Томас Воген.
  -- В Чизвелл Грин, ваша светлость, - ответил Ричарду посланец королевы, и герцог Глостер без колебания направил своего коня в нужную сторону.
  -- Он добрался до цели своего путешествия, когда начало закатываться солнце, и встретился со спешившей к нему Екатериной на лестнице. Их встреча произошла именно так, как об этом мечтал Ричард - она во всем напомнила ему злополучное свидание с женой после его возвращения из Ирландии. Тогда вместе с жесточайшей душевной болью Ричард испытал сильнейший прилив любви к своей юной жене, и сочетание этих чувств убедило Ричарда в том, что, не смотря ни на что, он всегда будет любить свою Екатерину. Она и тогда казалась ему самой прекрасной и желанной женщиной в мире; теперь же, когда с нее было снято всякое подозрение в супружеской неверности, она предстала перед ним подлинным идеалом его самых чистых юношеских грез.
   Екатерину смутило упорное молчание мужа, неотрывно смотревшего на нее, но Ричарду нужно было снова привыкнуть к той безграничной радости, которую ему дарило ее присутствие, вновь насладиться идущим от нее манящим запахом провансальской лаванды. Боясь, что их былое согласие больше не восстановится, она тихо сказала ему:
   - Вы, кажется, забыли, милорд, что являетесь женатым мужчиной. Если вы желаете изменить свое положение, чтобы свободно разъезжать по Европе, то вам только стоит высказать свое пожелание, чтобы оно было удовлетворено.
   Некоторая небрежность слов Екатерины мало соответствовала мягкому нежному тону ее голоса, обнаруживавшего ее глубокое сердечное волнение от присутствия любимого человека. Ричард сразу уловил это несоответствие своей чуткой душой, и, заключая жену в свои объятия, сказал:
   - Моя воля теперь состоит в том, чтобы соответствовать вашей воле, моя королева. А сердце мне подсказывает, что вы не хотите со мной расстаться.
   Ричард был так счастлив от встречи с нею, что у Екатерины пропали всякие опасения, что он помнит обиду, нанесенную ему ею в прошлом. Она снова позволила ему увлечь ее своей любовью и наполнить радостью часы их общения в день их примирения. Снимая в спальне сапоги с уставшего с дороги мужа, Екатерина наслаждалась ощущением принадлежности ей Ричарда не меньше, чем их последующей телесной близостью, закончившейся только с восходом солнца.
   Обычно влюбленные не любят появление разлучавшего их солнечного светила, но для Ричарда эта яркая звезда стала самым лучшим в мире живописцем и величайшим художником мягко, но верно очерчивающим в светлеющем воздухе неповторимые черты лица Екатерины.
   - Если бы ты знала, как ты хороша, любовь моя, - в восхищении сказал: Ричард жене. - Ты много потеряла от того, что не можешь сейчас видеть саму себя. Слава милосердному богу за то, что он не позволил глупцу Томасу, уверенному, что мне грозит тюремное заключение, сбить меня с тол­ку и увести меня от тебя.
  -- На самом деле это я, Ричард, попала в плен любви к тебе, - призналась Екатерина. - Его мир настолько прекрасен, что мне не хочется выходить из этого заточения до конца моих дней.
  -- Обещаю тебе, Кэти, что я буду самым снисходительным тюремщиком в мире, - с нежностью произнес Ричард. - Своей узнице я буду предоставлять гораздо больше свободы, чем самому себе.
   Для них обоих время волшебным образом словно повернулось вспять. Именно этими признаниями во взаимной любви должно было отмечено их воссоединение после злосчастного отъезда Ричарда в Ирландию. Он и Екатерина словно наверстывали упущенное тогда счастье, потерянное из-за происков недоброжелателей.
   Они прожили, не расставаясь, несколько дней с убеждением, что больше ничто не может их разлучить. Но вскоре пришло известие о ссоре лорда Джаспера Тюдора с его давним соратником лордом Эдуардом Чейни. Она достигла таких размеров, что только присутствие и суд королевы смогли бы их примирить. Екатерине предстояло самой ехать в Уэльс, - приезд Ричарда Глостера не способствовал бы успокоению ее дяди лорда Джаспера.
  -- Я еще полностью не возместила те обиды, Ричард, которые причинила тебе нежеланием загладить нашу ссору, теперь же я снова вынуждена огорчать тебя своим отъездом, - с печальным сожалением проговорила Екатерина, прощаясь с мужем во дворе своего дома в Чизвелл. Грин.
  -- Для меня так драгоценно наше настоящее, наш разговор, Кэти, что я почти не помню прошлого, и даже не слишком переживаю из-за будущего, - признался Ричард в ответ, и все же предупредил ее: - Но ты постарайся поскорее вернуться из Уэльса, любовь моя. Если ты там задержишься, боюсь, мне подобно тайному любовнику придется приехать в Уэльс под видом простого слуги, и встречаться с тобою, избегая глаз твоего грозного дяди.
  -- Тогда я точно постараюсь поскорее вернуться, чтобы ты не нанес урона моей репутации, - засмеялась Екатерина. Ричард помог ей сесть в дорожную карету, и через минуту кортеж королевы начал свое далекое путешествие на запад страны.
   Герцог Глостер еще полчаса простоял на том же месте где он простился с женой, не желая принимать факт ее отъезда. В глубине души он надеялся, что какое-нибудь чудо вернет ее обратно к нему. Затем, смиряясь с неизбежностью, он взял себя в руки, и напомнил себе о необходимости самому заняться государственными делами.
   Сначала Ричард ознакомился с новыми административными законами, предложенными кардиналом Мортоном, желая приспособить их к особенностям условий жизни подвластных ему северных областей Англии. Одновременно он, передумав ехать в Бургундию, решил пригласить любимую сестру в Англию и занялся подготовкой ее приезда.
   Покончив с наиболее важными и неотложными делами, Ричард навестил свою мать и дочь Маргарет.
   После знакомства с Екатериной герцогиня Сесилия обратила свое внимание на внучку, которую прежде не признавала. Маленькая принцесса Уэльская воспитывалась у своей крестной, и герцогиня нашла, что леди Стэнли чересчур избаловала ребенка. Она решила сама взяться за воспитание нас­ледницы престола и перевезла ее в свой дом Бейнардз-касл. Ричард понял, что его матери не слишком удается это дело, с первых же минут встречи.
  -- Леди Стэнли так испортила принцессу, что теперь вряд ли можно исправить ее поведение, - устало пожаловалась герцогиня сыну, который проводил ее к креслу возле резного камина парадного зала Бейнардз-касл. - Маргарет знает только свои желания, и не знает никаких запретов.
  -- Не слишком ли вы строги к ребенку? В конце концов, Маргарет всего лишь малое дитя, - усомнился Ричард, глядя на свою маленькую дочь, окруженную толпою придворных дам. Но, похоже, его мать была права - девочка не слушалась наставлений фрейлин, и отворачивалась от них.
  -- Детей нужно любить так, чтобы они об этом не знали, иначе они сядут старшим на голову, - назидательно заметила герцогиня. - Ты, Ричард, потакал своему старшему сыну, и из него вырос шалопай. До сих пор я жду, когда из этого бездельника Джона получится что-нибудь путное.
  -- Когда ко мне приедет крестная? - вдруг обратилась к ним с вопросом крошка Маргарет, держащая в руках какого-то облезлого котенка.
  -- Баловство крестной тебя не доведет до добра, - вместо ответа сказала ей бабушка, желая продолжать свои обличительные речи. - Когда, ты Маргарет, станешь старше, я расскажу тебе как пороки стали причиной преждевременной смерти твоего дяди Эдуарда. Надеюсь, ты извлечешь нужный урок из этого печального примера.
  -- Крестная меня балует, потому что я люблю ее больше всех на свете, - заявила девочка, - А вы, бабушка, конечно, сердитесь, что я вас не так сильно люблю как мою милую крестную.
  -- А маму свою ты любишь, Мэг? - спросил задетый за Екатерину Ричард.
  -- Королеву я люблю только по праздникам, когда она приходит ко мне с подарками, - простодушно ответила девочка. - Крестная говорит, у мамы важные дела, ее нельзя отвлекать.
  -- Маргарет такая упрямая, что ее нельзя переубедить, - пожаловалась мать Ричарду. - Во дворце много красивых благородных животных, а она нашла где-то это облезлое чудовище, и ни за что не желает с ним расставаться, сладу с нею нет.
  -- Ричард решил внести свою лепту в воспитание дочери.
  -- Такой красивой девочке вовсе не подходит некрасивый котенок, его нужно отдать слугам, - сказал он, надеясь улестить дочь. Но Маргарет никак не отреагировала на его слова, разве только теснее прижала к себе безобразного котенка. Да и котенок, чувствуя в Маргарет свою единственную защитницу и покровительницу, готовую отстаивать его до последнего, тянулся к ней.
  -- Маргарет, ты слышала, что тебе сказал отец? - сурово окликнула внучку герцогиня Йоркская.
  -- Слышала, он назвал меня красавицей, - невозмутимо ответила крошка, признавая только то, что она желала признавать.
  -- Ну и характер, что из нее будет, когда она вырастет?! - простонала герцогиня Йоркская.
   Ричард еле удержался от смеха; в первый раз его грозная матушка спасовала, и перед кем - перед крошечным ребенком. Правда, девочка была необычной, уже сейчас она вела себя как настоящая властительница, ничуть не сомневаясь, что окружающие должны подчиняться ее воле. Ричард подумал, что возможно именно с нею сбудется древнее предсказание о том, что в Англии будет править великая королева, при которой страна достигнет своего наивысшего расцвета. Его тронула необычная взаимная привязанность маленькой девчушки и беспомощного звереныша, отвергнутого всем остальным миром, и он, с нежной осторожностью подняв на руки дочь, предложил ей:
   - Мэг, давай поедем в гости к твоей старшей сестрице Кэтрин, графине Хартингтон. Она тоже очень любит животных, и будет рада принять и тебя, и твоего котенка.
   - Я бы поехала с вами, отец, если бы не ждала крестную, - ответила девочка. - Пусть Кэтрин приедет к нам.
   Леди Стэнли была легка на помине, - она была так привязана к крестнице, что навещала ее в Бейнардз-касл каждый день, несмотря на нелюбовь к ней герцогини Йоркской. На этот раз Маргарет Бифорт привезла в подарок девочке куклу, сделанную собственными руками.
   Принцесса при появлении своей крестной матери заметно оживилась, сразу подбежала к ней и показала облезлого котенка. Леди Стэнли не дрогнувшим голосом объявила, что это самый замечательный котенок в мире, поскольку он принадлежит принцессе Маргарет, и, похоже, сама графиня в это верила. Морщинки на лбу Маргарет разгладились, и она довольно начала рассказывать что-то своей любимой крестной. Они решили, что котенок, найденный девочкой, не простой, а волшебный, и назвали его Мерлин в честь легендарного мага времен короля Артура.
   В леди Стэнли Ричард ощутил странную беспощадность, не ту беспощадность, с которой он встречал врага на поле битвы, ярко вспыхивающую и скоро проходящую, а особую, упорную материнскую беспощадность к самой себе ради блага любимого ребенка, которая только крепла со временем. К своему удивлению, герцог Глостер обнаружил в себе к этой женщине, бывшей его давним непримиримым врагом, чьи опасные коварные интриги, приведшие к гибели многих его соратников, до сих пор возбуждали в нем жажду мести, чувства похожие на уважение и почтение. Леди Стэнли не принимала на себя перед ним невинного вида: ее осознание собственной вины проявляло себя в том достоинстве, с каким она встречала неприязнь герцогини Сесилии, и в ее стараниях быть полезной королевской семье Англии. Искупая свою прошлую вину, Маргарет Бифорт стремилась стать в будущем поистине безупречной в нравственном отношении леди. Ричард возблагодарил судьбу за то, что она послала его дочери эту вторую мать, потому что Екатерина, при всем своем желании, не могла заниматься дочерью, поглощенная делами английского королевства.
   На следующий день в Бейнардз-касл приехала Екатерина, удрученная ссорой между своим дядей и его давним соратником. Она не могла удержаться от того, чтобы не поделиться с мужем и со свекровью своим удивлением парадоксам человеческого поведения.
   - Мои дядя и лорд Чейни были давними боевыми товарищами, они были готовы жизнь друг за друга отдать, и теперь они стали враждовать из-за какой-то старой покосившейся мельницы, - изумлялась она.
   - Дело в том, что герцог Бедфорд и его друг слишком привыкли к военным походам, обычная мирная жизнь кажется им скучной, вот они и вносят в нее разнообразие, на которое они способны, - объяснил ей Ричард, вправляя крыло своего раненного охотничьего сокола, которому требовалось срочное лечение. - Не беспокойся, Кэти, мы найдем им занятие, достойное их воинственного пыла, и они помирятся.
  -- У нас для вас есть хорошая новость, Екатерина, - поведала герцогиня Йоркская. - Уорик и моя внучка Анна решили заключить свою помолвку.
  -- Прекрасно, - Екатерина обрадовалась и новости, и тому, что ее, наконец, признали членом семьи Йорков. - Давайте отпразднуем помолвку в Чизвелл Грин, это необычайно красивое место.
   Герцогиня кивком головы выразила свое согласие с ее предложением, и Екатерина тут же распорядилась приготовить свою любимую резиденцию к радостной церемонии. Заботливо взлелеянный ею сад Чизвелл Грина восхищал обилием роскошных цветов, которые росли на ее родине Провансе; его красота, цветущая под тенистыми сводами южных деревьев, заставляла забыть обо всех горестях и трудностях земного мира. На одной земле с английскими яблонями, орехами и ясенями благодаря заботливому уходу росли ладанник, дикая фисташка, карликовая пальма, лимонное дерево; и юной королеве хотелось, чтобы Уорик и принцесса Анна начали свой счастливый жизненный путь в ее саду, напоминающем потерянный Эдем.
  -- Кэти, я хотел бы поговорить с тобой об еще одной помолвке, - сказал муж.
  -- Кто же жених и невеста? - с любопытством спросила Екатерина.
  -- Мне кажется, что можно обручить нашу дочь Маргарет с моим младшим племянником Ричардом, герцогом Йоркским.
  -- Не слишком ли рано об этом говорить? - усомнилась герцогиня Йоркская. - Маргарет еще совсем крошка, а юному Ричарду придется слишком долго ждать невесту, пока она достигнет брачного возраста.
  -- Пусть мой племянник покажет, что он достоин руки моей дочери и высокого жребия, который я ему уготовил. Высокая цель - самое лучшее средство воспитания в юноше безупречных черт характера, - заявил Ричард, все время стремящийся к возвышению Йоркского дома. Благодаря Екатерине в его руках снова сосредоточилась все исполнительная власть в стране, и он не упускал случая воспользоваться ею для благополучия членов своей семьи. - Конечно, эта помолвка будет возможна, если на нее согласятся королева Елизавета и герцог Йоркский.
   Искушенной в житейских делах герцогине Сесилии замысел сына, не соответствующий обстоятельствам, казался неверным. Она понадеялась, что Екатерине он тоже покажется несвоевременным. Но ее невестка, как всегда, поторопилась выразить полное согласие с намерениями мужа. Она любила его до самозабвения, и никогда не говорила "нет", если он сказал "да".
   - Мне по душе ваш выбор зятя, Ричард. Я помню герцога Йоркского как доброго учтивого мальчика, - высказалась Екатерина, глядя на мужа взглядом полным обожания.
   Королева Елизавета Вудвилл была в восторге от предложения герцога Глостера, - сбывалась ее заветная мечта видеть одного из своих сыновей на английском троне, и, конечно же, она хотела, чтобы ее самый младший сын, любимец Ричард, стал английским королем. Юный герцог Йоркский тоже с готовностью дал свое согласие: королева Екатерина была в его глазах образцом женской прелести, и он надеялся, что ее дочь будет на нее похожа.
   После церемонии инвеституры, делающей юного герцога Йоркского принцем Уэльским, Ричард, потрепав младшего племянника по золотоволосой макушке, заметил:
   - Ну, сорвиголова, если дело так дальше пойдет, то скоро у тебя окажется больше титулов, чем у меня.
   - Даже когда я присвою себе все почетные звания в нашей стране, дядя, никто не будет подчиняться мне в ущерб вам. Все знают, кто у нас в семье главный, - со свойственным ему остроумием ответил мальчик.
   Герцог Глостер изумленно посмотрел не по годам развитого младшего тезку и произнес:
   - Однако, Дик, ты становишься похожим на своего озорного кузена Джона Глостера.
   - Это Джон-то образец озорства? - от души развеселился новоявленный принц Уэльский.- Да это сама строгость и благопристойность, цербер нравственности и огнедышащий дракон морали, истинный внук нашей достопочтенной бабушки Сесилии Йоркской. Когда нас с Маргарет сговорили, Джон подошел ко мне, поджал губы и сказал, предварительно поклявшись всеми святыми, что не даст свою бесценную сестричку Маргарет в обиду. Он будет за мной следить, и если узнает, что я изменил невесте, то подвергнет меня страшной каре - сначала выпорет как следует розгами, затем вываляет в смоле и напялит на меня шкуру осла. Маргарет идея Джона пришлась по вкусу. Она в восторге захлопала в ладошки, сказала, что очень хочет увидеть меня в ослиной шкуре и стала требовать от меня, чтобы я ей изменил. Я ответил ей, что ее желание для меня закон. Джон рассердился на нас и ушел, а мы с Маргарет долго над ним смеялись.
   - Ну и ну, Дик, я думал, что в проделках с Джоном никто не сравнится, но похоже ты и Маргарет превзойдете даже его, - удивляясь легкомыслию младших отпрысков Йоркского дома, покачал головой Ричард. Да, именно дети могут преподносить самые неожиданные сюрпризы.
   - Вы же сами говорили, дядя, что я и Маргарет теперь во всем должны быть первыми, - скромно потупив глаза, с юмором напомнил ему его питомец.
   - Хорошо, иди проказник, - не найдя чем возразить на эти слова отпустил его Ричард, и всерьез задумался над тем, что, пожалуй, его мать была права, отговаривая его от поспешного заключения брачного контракта юного герцога Йоркского и престолонаследницы Маргарет. Его племянник и младшая дочь, в которых он видел будущих монархов Англии, явно не были готовы по возрасту брать на себя брачные обязательства, и видели в них своего рода игру. Герцог Глостер решил с помощью строгого воспитания сделать их более ответственными, но сразу почувствовал, что его любовь к младшим детям не даст ему силой подавлять их волю. Ему представилось более правильным развивать их добрые природные наклонности, и, тем самым, мягко направлять их в нужную сторону. Озорная выходка малолетних жениха и невесты в ответ на угрозу Джона, была естественной реакцией на то искусственное положение брачной пары, в которое их поставили, и их поведение вполне соответствовало традициям карнавальной смеховой культуры, широко распространенной в средневековой Европе. Веселые карнавалы средневекового общества, берущие начало от древнеримских сатурналий, были неотъемлемой частью этого общества, где царили многочисленные табу и строгое религиозное благочестие. Карнавалы, во время которых было многое позволено, в определенной мере смягчали давление запретов на человеческую психику, и, таким образом, укрепляли ее. Ричард, осознав необходимость праздничного веселья для близких ему людей и своих подданных, постарался сделать празднование помолвки Уорика и принцессы Анны как можно более пышным и веселым.
   Через месяц в Чизвелл Грин состоялась помолвка графа Уорика и третьей дочери Эдуарда Четвертого и Елизаветы Вудвилл принцессы Анны. На семейный праздник приехали все Йорки, включая герцогиню Маргариту Бургундскую, Елизавету Йоркскую с мужем и короля Ирландии Эдуар­да с супругой Бриджит. Общее число гостей из-за присутствия всех важных вельмож английского королевства с семьями приблизилось к тысяче, прислуживающих им слуг было еще больше.
   Стояла прекрасная августовская погода, возле яблоневых деревьев со спелыми плодами весело передвигались под музыку нарядные радостные люди. Маленькие красивые дети осыпали цветами принцессу Анну, когда она прошла к своему месту под руку с Уориком под звуки фанфар. Счастливая невеста, щедро залитая солнечным светом, очень напоминала юную богиню весны, и привлекала к себе взоры всех присутствующих. Ричард в первый раз за долгое время с одобрением смотрел на своего племянника Уорика: он переменил свое прежде нелестное мнение о нем, поняв, что некоторая слабость характера юноши все же не помешает ему стать достойным человеком. Уорик так сильно старался следовать советам людей, уважаемых в обществе, и заслужить их одобрение, что было ясно, - став постарше, Уорик принесет немалую пользу своей семье и своей стране. Теперь герцог Глостер радовался тому, что юный Уорик его родной племянник, и он вернул ему свое расположение, которым щедро одаривал всех своих родных.
   Остальные молодые супружеские пары из царствующего дома - Джон Глостер и Сесиль, Эдуард и Бриджит-Элейн, Елизавета и ее муж, Мануэль, всем своим видом говорили о возможности счастья в земном мире.
   Всех удивил, в том числе и свою жену, старший сын Ричарда, легкомысленный граф Вустер, решивший проявить свою артистическую натуру во всем блеске. Он неожиданно принял участие в религиозном представлении в честь святого Петра, сопровождаемого пением придворного хора мальчиков 0x08 graphic
вестминстерской капеллы, и проявил незаурядные актерские способности.
   После представления для молодежи начались танцы. Группа менестрелей услаждала слух гостей постарше любимыми балладами о воинской доблести английских рыцарей и их верности своим дамам. Разыгранная мистерия и царившее вокруг радостное предсвадебное возбуждение вызывали предвкушение нового счастья, служили своеобразной прелюдией будущим свадебным торжествам в Лондоне. Гости не очень охотно покидали летний сад, в котором узнали много удовольствий, когда настало время идти в пиршественный зал дворца королевы, украшенный цветами, лентами и эмблемами знатнейших родов английского королевства.
   Королева Екатерина в этот момент стояла возле балюстрады центральной смотровой площадки дома и улыбалась кланяющимся ей гостям. Она ласкала любимца своей маленькой дочери Мерлина, который из полудохлого котенка превратился в упитанного кота потрясающей красоты. Ее руки гладили пушистое животное, а любящий взгляд был часто обращен на мужа, оживленно разговаривающего со своими родственниками. Каждый человек загадка, - загадка не только для окружающих его людей, но и для себя самого, поскольку никто до конца не знает, кем он является на самом деле, и что с ним случится в будущем. Екатерина чувствовала, что тайну своего мужа Ричарда Глостера она готова разгадывать без конца, и она будет оберегать его от всех бед и несчастий насколько это будет в ее силах. Благодаря ее чувствам к нему он снова правил Англией, и правил ею по праву любви, а англичане продолжали почитать его как своего короля.
   Ее радостное настроение поддерживалось сознанием того, что все гости выглядели довольными и счастливыми, она нигде не замечала негодующего или скорбного лица. Ее любимая подруга Скай, не смотря на свое низкое социальное происхождение, держалась очень достойно в кругу знатных дам, ничем не отличаясь от них по изысканности манер. Молодая королева от всей души пожелала, чтобы свет, исходящий от этого праздника, воссиял бы по всей Англии и осчастливил ее население. У Екатерины были основания предполагать, что ее надежды не напрасны. До ее царствования в Англии делали не больше нескольких тысяч метров сукна, при ней эта цифра достигла двадцати тысяч в год, и продолжала расти. Соответственно производству сукна росли обороты торговли с другими странами. Этот путь развития страны не сулил такого быстрого обогащения как военная добыча, но зато он был более надежным и верным. Благодаря усовершенствованному порядку налогообложения, из-за которого недобросовестные чиновники больше не могли наживаться, государственная казна существенно пополнилась, и Екатерина смогла построить несколько новых приютов для нуждающихся бедняков, а также расширить учебное заведение Итона - детища своего покойного отца Генриха Шестого. Для Екатерины подлинное богатство страны заключалось не в накоплении золотых слитков, а в наличии умных образованных людей, способных успешно справляться с проявлениями животных инстинктов человеческой натуры и уверенно возводить стра­ну на новую высоту. В достижении этих целей с роскошью можно и подождать. Эти размышления позволяли Екатерине с надеждой смотреть в будущее, тем более что ее духовный отец, аббат Пьер Ланже, в своем последнем письме выразил удовлетворение ее усилиями, и благословил ее на новые труды на благо подвластных ей людей. Он уже не сомневался в том, что его воспитаннице удастся превратить Англию в цветущий сад.
   Ричард постоянно ощущал на себе взгляд жены, и в свою очередь все больше желал присоединиться к ней. Он ревновал даже к коту, которого держала Екатерина, и сам внутренне смеясь над своей нелепой завистью к пушистому животному, удобно расположившемуся на руках его любимой, подошел к ним и передал кота слуге с приказом отнести его взявшей над ним опеку леди Стэнли.
  -- Я, кажется, не виделся с тобою целую вечность, любовь моя, - пожаловался Ричард, когда они остались наедине.
  -- Всего только полдня, мой господин, но я согласна с тобою - это очень долго, - улыбнулась ему Екатерина.
   - Ты довольна тем как я устроил праздник, Кэти? - стал допытываться Ричард, окрыленный расположением к нему жены, за которой он всегда оставлял последнее, решающее слово.
   - О да, я увидела, что наша любовь не только не обездолила остальных людей, но помогла и им найти путь к своему счастью, - призналась Екатерина. - Обычно люди стараются преуспеть ценой горя и лишения других, мы же неповинны в этом грехе. И наш долг, Ричард, быть счастливыми, чтобы мы могли поделиться своим счастьем с остальными людьми, которым меньше, чем нам, повезло в радости, надежде и любви. Тогда и Бог будет хранить нас и никогда не разлучит.
  -- Твои желания легко становятся моими желаниями, моя королева, только поделись со мною твоим благородством, - проговорил Ричард, увлеченный образом мыслей жены.
  -- Поверь, мой дорогой, тебе вполне хватает собственного благородства, и тебе нет нужды занимать его у других, - ответила Екатерина, нежно глядя на мужа.
   Их любовь, являясь не чувственным увлечением или удовлетворением эстетического вкуса, имела характер обоюдного непрерывного совершенствования души, и обещала быть вечной и неизменной. В полном согласии, рука об руку, они поспешили к гостям, которые уже заждались их на пиру, и появление королевской четы было встречено всеобщими искренними приветствиями.
   Этот праздник навсегда похоронил все прошлые обиды и размолвки в семье Йорков, и обеспечил Англии долгожданный прочный мир.
   КОНЕЦ
  
   Художник: Данте Габриэль Россетти.
  
  
   PS. Для читателей, желающих новой встречи с любимым королем-героем, готовится новый роман "Кариад". Если повесть "Ричард Глостер, король английский" написана в жанре "альтернативной истории", то роман представляет собой образец традиционной исторической прозы. События в нем представлены глазами единственной дочери Ричарда Третьего Кэтрин.
  
  
  
  
  
  
  
  

17

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"