Вечер Петров провёл за просмотром порнухи. Раскочегарив виндовз, он прямиком направился туда, где испытывают на прочность зрелых дам, потому что так ему захотелось, не почему-нибудь ещё. Зрелых этих дам была в порнухе тьмущая тьма, такое чувство, что они там, собственно, были все до единой, и Петров некоторое время не находил, на ком сосредоточиться, но потом ему повезло до никак не предполагаемой ранее степени. Женщина была лет сорока или немногим больше, с понятной русской речью и понятным русским лицом, мягким и ясным, и полускрытое лукавство светилось в ней, как не загоревшая под трусиками попа. Петров поначалу даже расстроился, заволновавшись, что могло привести такую женщину в подобное место. В сознание его, как пена из бутылки, полезли разнообразные Сонечки Мармеладовы, больные дети, полумёртвые мужья, всяческие неподъемные долги и безвыходные обстоятельства, но потом он придумал другое. Эта женщина, решил Петров, была бухгалтером, совсем ещё недавно, вот почти что вот, даже еще раньше. Не главным, потому что не рвалась в начальство, а просто очень хорошим и компетентным бухгалтером, пока однажды не поняла, что, просиживая по восемь часов в сутки за программой 1С, она только уродует тело, иссушает ум и глумится над ненадолго выданною ей живою человеческой душою. Мир истинный сокрыт от нас завесою будней, дабы нас не ослепило сияние и не сокрушил ужас его. Человек, проклятый добывать хлеб в поте лица своего, изначально не способен остановиться в упряжке, оглядеться и узреть таящееся за завесой, но то, что он в безумии сотворил с жизнью своей, назвав это бухгалтерией, воистину совершено по наущению дьявольскому. Каждый шаг наш нелеп и чреват ошибками, но ошибки ошибкам рознь, и всякая будет взвешена сообразно цене своей. Как ни страшна и кровава война, Святой Георгий с небесными лучниками может стать во главе земных батальонов. Сколь ни неблагодарен и тяжек труд пахаря, Спаситель способен положить руку ему на плуг, а Светлая Дева - отереть пот с чела его, но безумно надеяться, что они когда-нибудь сойдут с небесных путей, чтобы исправить ошибки в отчёте по оборотным средствам. Всё это, пусть и не в таких словах, поняла однажды эта славная женщина, поднялась из-за сосущего жизнь компьютера прямо посреди рабочего дня, хотя бы и без двадцати одиннадцать, и ушла, отряхнув с гладких ног своих прах прежней жизни и решив, что даже если всего лишь один хороший и добрый человек подрочит на её образ в одинокую минуту, уже только этим она исполнит своё человеческое и женское предназначение полнее, чем просиживая на казённом стуле ту юбку, которую можно поберечь и снять в другом месте. Вдохновлённому этими дополнительными соображениями, Петрову онанировалось радостно и светло, с женщиной на экране он чувствовал такой важный для него эмоциональный контакт, и хотя не исключено, что он попал в извечную ловушку всех мужчин и обманулся внешностью, думать об этом он сейчас не мог и не хотел. Похоже, кстати, что женщина произвела такое впечатление не на одного только Петрова, потому что половой акт на экране был уважительный и сдержанный, без очевидных шлёпаний и хлюпаний, до некоторой степени даже не без нежности, и по какой-то причине видео деликатно прервалось ещё до семяизвержения, хотя женщина уже приподняла голову и раскрыла рот, что неудивительно, поскольку весь её облик говорил Петрову, что это человек, считающий недостойным требовать себе каких-либо привилегий. Взволнованный Петров лихорадочно пометался туда-сюда по схожим ресурсам, но нашёл разве что пару в чём-то похожих небезнадёжных дам, тем не менее с прошлым ещё не порвавших и духовно Петрову близких не настолько. Судя по всему, они просто подрабатывали на стороне, тем более что один ролик так прямо и назывался "Зрелую секретаршу ебут всем офисом", так что человек явно был трудоустроен.
Сделав закладку на заветном видео, Петров двинулся дальше и совершенно ненамеренно наткнулся на блондинку, массирующую член коня. Петров вздрогнул. Кони и в самом деле существовали, но это единственное, что Петрову о конях было доподлинно известно. Петров не был склонен считать коней и другие животные народы Земли именно меньшими нашими братьями по той лишь причине, что мы в состоянии поубивать их всех нахуй до единого, а они нас нет. Петров не исключал мысли, что у коней другие представления о родстве и иерархии живых существ и что данному конкретному коню вполне может быть и западло. Черт их, этих коней, знает. Конь вообще единственный порноактёр, чьё ржание может означать не только удовольствие, а решительно всё, что угодно. Литературных ассоциаций в голове у Петрова было припасено на все случаи жизни, и Петров способен был предположить, что данный конь на самом деле и не конь вовсе, а законспирированный свифтовский гуигнгнм, и то-то, подсунув йеховскую блядь, мы ему удружили. Поэтому Петров закрыл видео после пяти первых секунд, это было не для него, ему в принципе всегда было стыдно перед конями.
Дальше пошло женское доминирование со страпонами, и Петров испуганно оглянулся, хотя проницательный читатель наверняка уже давно и справедливо предположил, что дома Петров был один. Конечно, он был неглупый человек и прекрасно понимал, что чувствительность к анальной стимуляции может иметь, а может и не иметь ничего общего с гомосексуализмом. Но окружающий мир относился к этому вопросу с такой иронией и, помимо сексуального, придавал ему такой внесексуальный смысл, который Петрову недоставало мужества игнорировать. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, как говорил Маркс, хотя, скорее всего, по какому-то другому поводу, сомнительно, чтобы как раз об этом. Поэтому необходимо было изобрести что-нибудь и здесь, и Петров проник и понял, что молодая пара на экране нежно любит друг друга, но мужчина никак не может обрести слова для своей любви. Непреодолимая преграда внутри него, и нежность его, подступив и заколыхавшись у самого её края, не способна через него перелиться. Мужчине кажется, что если он выскажет своей подруге или даже внутренне себе самому, насколько она ему необходима, то всю силу свою и способность в одиночку противостоять судьбе он сам выпустит из рук своих, передаст в чужие, и это сделает его уязвимым и беззащитным, как лишённого раковины моллюска. Поэтому он всегда внешне суров и сдержан, но время от времени ему просто необходимо продемонстрировать подруге, как он ей доверяет, и тогда под предлогом, что это всего лишь игра и секс, он позволяет ей унижать себя так, как не позволяет никогда и никому, даёт ей радость доверия и обладания, а резиновый хуй, как таковой, ему в жопе, может быть, совсем даже и без надобности. Такую диспозицию Петров посчитал удовлетворительной, и, пока женщина драла мужчину раком, просмотр продолжался, но потом она перевернула его на спину и, упорно двигая бёдрами, одновременно начала мастурбировать его член. Петров отнёсся к этому двояко, однояко не смог. С одной стороны, ему очень пришлось по душе, что женщина озаботилась удовлетворением своего мужчины, а не бросила его, ёбаного, разбираться, как он считает нужным. Петров в принципе придерживался мнения, что если женщина участвует в сексуальном акте только руками, то она исполняет достаточно утомительный труд без явной для себя пользы, и если дрочит, значит, любит. С другой же стороны, изменение мужской позы не понравилось Петрову, что это за доминирование, если не раком, протестовало всё внутри него. По всем признакам, доминаторы доминировали-доминировали, да не выдоминировали, поэтому он мысленно пожелал паре любви и удачи, лично мужчине - скорее снять путы с души своей, двинулся по порномиру дальше и испортил себе весь вечер.
Это была групповуха, студенческая оргия. Что тут за студенты, Петров смотрел-смотрел, да так и не разобрался. Девчат и парней было приблизительно поровну, значит, ВУЗ был не технический и не пед, а судя по наплевательскому отношению к возможным последствиям, и не медицинский тоже; глядя, что они творят, невозможно было поверить, что люди даже и краем уха слыхали про триппер. Бессовестность и бесстыдство оргиантов склоняли Петрова к мысли, что это юрфак; как бы то ни было, здесь собралось не меньше, чем полкурса, и Петров совершенно потерялся в безумном хуепиздовороте. Петров вообще не слишком ценил порномолодёжь: жизни, которая формирует индивидуальность и личность, у них за плечами было совсем чуть-чуть, почти ни про кого из них Петров не мог вообразить ничего особенного или интересного, и все они были ему на одно лицо. Теоретически Петров понимал, что все должны переебстись со всеми, но практически тупо таращился в экран, никак не мог уследить за перемещениями, и ход событий выстраивался у него в голове в странную картину. Казалось Петрову, что, не имея возможности отдаться тому, кого она любит, женщина отдавалась другому, но тот другой искал не ту, кто любит его, а ту, кого он, но та, в свою очередь, любит не его, а ещё кого-то, который любит пятую, не любящую его и любящую шестого, и так до бесконечности, связываясь какими-то односторонними, ущербными, но неразрывными петлями в бескрайнюю сеть всеобщей невесёлой и необязательной ебли, непрорвавшейся нежности и неудавшейся жизни. Сеть эта была закинута далеко-далеко, она держала в себе весь мир, как авоська - арбуз, и Петров вдруг сам остро ощутил себя ячейкой её, узлом и забившейся в ней перепуганной птицей. Петров подумал и выключил компьютер. Это была уже не порнуха. Это была жизнь, и здесь Петров придумать уже ничего не мог.