Сегодня, когда мы справляем тристадевяностовосьмилетний юбилей написания трагедии "Гамлет", мы как всегда как никогда ясно видим, что она поистине бессмертна: как всякое классическое произведение, она волновала миллионы читателей до нас, будет волновать миллионы читателей после нас и мало кого волновает в настоящее время. Хотя некоторых всё-таки волновает. Многих. Да практически всех. Вот рыдает старый старик; он актёр, он помирает, и никто не придёт на его одинокую могилку уронить одинокую слезинку, а всё потому, что так и не довелось ему воплотить Гамлета, а воплотил он только Пузырь, Соломинку и Лапоть в разных версиях знаменитой сказки на разных этапах своего творческого пути. Вот корпит за диссертацией учёный-гамлетовед: он сравнивает оригинальный текст "Юлия Цезаря" с французским переводом "Божественной Комедии" и, слава Богу, не находит ничего общего. Вот переливаются цветные огни - это реклама новой мужской парфюмерной линии "Бедный Йорик"; вот сходит со стапелей белоснежная красавица-яхта "Офелия", вот летит из Копенгагена в Лондон самолёт почтовой компании "Розенкранц и Гильденстерн" и чутко охраняет покой мирных граждан система тревожной сигнализации "Полоний". Происходит гамлетизация общества, местами частичная, а местами так и полная, и это ясно видит любой непредубеждённый Непредубеждённый. И вот на фоне этой гамлетизации и я решился опубликовать свои записки, посвящённые важнейшей проблеме гамлетологии - причинам промедления Гамлетовой мести; претендую же при этом отнюдь не на свежесть мысли, а только на некоторую свежесть изложения, и это обстоятельство прошу учесть особо.
Безусловно, ответ на рассматриваемый вопрос давно известен: чистая и благородная душа, воплощение гуманистических идеалов человечества в целом и Шекспира в частности, Гамлет не находит в себе сил и воли для убийства, пусть даже и справедливого, и если вы спросите, кто это придумал, то я не стану скрывать: это придумали мы с Гёте. Точнее, Гёте сформулировал идею, а я намерен привести аргументацию, причём аргументировать я буду собственным методом, я окрестил для себя этот метод методом ткнутия пальцем, поскольку заключается он не в сопоставлении и анализе, а в приведении наиболее характерных и ярких примеров, подтверждающих исходную позицию. Итак, вот несколько наивысших проявлений гамлетовых гуманизма и безынициативности.
Проявление первое - убийство (мгновенное и без колебаний, кстати ) Полония. Заметим, что если в этом случае и имела место ошибка, то в выборе не образа действия, а всего лишь объекта. Заметим также, что жертва - отец весьма жалуемой Гамлетом особы. Способ выражения угрызений совести:
Прощай, вертлявый, глупый хлопотун!
Тебя я спутал с кем-то поважнее.
Ты видишь, суетливость не к добру.
В ответ на вопросы о местонахождении тела - несколько замечаний о бренности человеческой жизни, верных по сути, но совершенно издевательских по форме и в общем и целом явно неуместных и несвоевременных.
Проявление второе. Опосредованное убийство Розенкранца и Гильденстерна. Обратим в этой связи внимание на следующее:
1. Р. и Г. давние знакомые Гамлета, скорее даже бывшие приятели, во всяком случае, их первая встреча происходит вполне приветливо.
2. Р. и Г. хоть и ведут непрерывную слежку в интересах короля, однако неспособны этим нанести Гамлету реальный вред и служат лишь источником досады, но не опасности.
3. Р. и Г. не умышляют против жизни Гамлета; содержание письма им неизвестно; Клавдий в их присутствии говорит не о казни, а только об изоляции или даже простом удалении принца. Это обстоятельство объективное, и оно мало бы служило к характеристике Гамлета, если бы не п.4, который гласит, что
4. Гамлет, очевидно, вполне допускает п.3 и по большому счёту обвиняет Р. и Г. только в том, что они постоянно путались у него под ногами.
5. Гамлет, раскрыв интригу Клавдия и проявив при этом, кстати, недюжинную энергию и расторопность, в состоянии заменить его письмо текстом любого содержания, однако в силу врождённой игривости ума и несмотря на пп.1-4 он предпочитает отправить на казнь людей, слишком глупых, чтобы ему в чём-то помешать, а может быть, даже достаточно глупых, чтобы в чём-нибудь поспособствовать.
И наконец, третье проявление духовной чистоты и душевной вялости главного героя - убийство Клавдия, всё-таки в конце концов совершённое Гамлетом к буйной радости тех, кто столько пенял ему за промедление. От ответственности за смерть Лаэрта я его освобождаю, поскольку в горячке схватки Гамлет действительно мог не заметить, что в руках у него не учебное, а боевое оружие, но и без того совершенно очевидно, что по нашему не способному на решительные действия гуманисту плачет минимум тюрьма, а то и виселица. Предвижу возражения. "Что за тенденциозная подача материала? - спросят меня. - А как же великие человеколюбивые деяния, важнейшими из которых для нас являются быть или не быть, что он Гекубе что ему Гекуба и есть много друг Горацио такого? Как же семья пекаря Петерсена, как же сирота Ганс Курячья Ножка и благонравная девица Гудруна, коих Гамлет непременно бы спас от соответственно голода, холода и изнасилования пьяными норвежскими солдатами, если бы судьба предоставила ему такую возможность? Не станете же Вы отрицать, что Гамлет всё-таки не зарезал принёсшего вызов и крайне неприятного ему Озрика и тем более не закопал Лаэрта в могиле Офелии несмотря на его жаркие и недвусмысленные просьбы?" Стану ли я отрицать? Разумеется, не стану: всё это так называемые возражения по существу, и правилами хорошего тона их принято игнорировать, но есть ещё возражение принципиальное, формулируется оно как "А кто ты, собственно, такой?" и на него я отвечу. Да, я сознаю, что великая литература - это не ботаника и не география, для её понимания знание фактической стороны вопроса есть вещь, во-вторых, недостаточная, а во-первых, нежелательная, здесь как нельзя более важно дорасти умом, возвыситься сердцем и выйти рылом. Искусство - это не конюшня, а светлый гений - это не какой-нибудь сантехник, к которому может подойти любой некомпетентный праздношатающийся любопытствующий, сказать: "... твою мать, у тебя ж труба кривая!" и сантехник, потрясённый, заплачет. Утешьте сантехника, обласкайте его, подарите ему новый разводной ключ, и, радостно агукая, он двинется вдоль трубы ползком, потому что ему так удобнее. Он дитя, этот сантехник, чувства его просты, мысли туманны, речь, слава Богу, невнятна, когда взрослые говорят о серьёзных делах, его удаляют из комнаты, но несмотря на всё это и у него на плечах голова, а не кочан капусты, вопреки явному внешнему сходству. Я тоже не потряс культурную осьмушку человечества откровениями в философии, музыке или, не при дамах будет сказано, балете, я родился и вырос в небольшом провинциальном городке и до двадцати двух лет включительно путал пианино с роялем, но знаете ли, и в моём небольшом провинциальном ходят автобусы, и я умудрился до сих пор не попасть не под один из них, а значит, на каком-то, пусть очень элементарном уровне я доказал способность адекватно воспринимать действительность, и бандита от гуманиста уж как-нибудь отличу; я сам пару раз занимался гуманизмом, так потом людям в глаза смотреть не мог.
Поэтому, полагаю, пора прекратить рассуждения о неспособности к единичному убийству человека, убившего своими либо чужими руками троих сознательно, одного в силу фактической ошибки и одного не исключено что случайно. Предлагаю пойти дальше и рассмотреть хотя бы вкратце действительно возможные причины промедления Гамлетовой мести. Вот они:
1. Гамлет - единственный наследник короны. Клавдий, опасаясь интриг с его стороны, заинтересован законным образом устранить его, предварительно скомпрометировав. Таким образом, Гамлет медлит, так как считает появление Призрака провокацией со стороны Клавдия и подозревает, что находится под постоянным тайным наблюдением дворцовой охраны.
2. Гамлет неравнодушен к Офелии, и если он станет королём, она имеет все шансы стать королевой. Таким образом, Гамлет медлит, считая появление Призрака провокацией со стороны Полония, который надеется править Данией посредством своей дочери и зятя и потому заинтересован в ликвидации Клавдия.
3. Убийство короля способно привести к гражданской войне; Гамлет не хочет ослаблять страну в тот момент, когда по её территории проходит норвежская армия; возможно, он считает появление Призрака провокацией со стороны Фортинбраса. Кроме того, не стоит забывать и о британском короле, который давно тяготится своей зависимостью от Дании в целом и Клавдия в частности.
4. Гамлет намерен убрать Клавдия чужими руками. Убийство Полония, безумие и гибель Офелии не случайные события, а звенья тщательно продуманной Гамлетом интриги, цель которой - подтолкнуть Лаэрта к мятежу и казни короля. Как видим, план был на волосок от реализации.
5. Гамлет, получивший образование в Виттенберге, безусловно, разделяет передовые научные идеи своего времени. Столкновение с потусторонним миром оказывает на его психику сокрушающее действие. Безумие, которое принято считать уловкой, подлинное; Гамлет не отдаёт отчёта в своих поступках и не может руководить своими действиями.
6. Гамлет потрясён тем, что его отец, которого он привык считать идеалом человека, после смерти низвергнут в ад и терпит там страшные страдания. Видя, что Божественная воля руководствуется непонятными ему соображениями, Гамлет по-человечески боится убийством Клавдия обречь себя на вечную муку. Кроме того, воочию убедившись в существовании привидений, Гамлет опасается посмертных явлений своего дяди, которого не выносит и живым, не то что мёртвым.
7. Из знаменитого монолога "Быть или не быть" мы видим, что Гамлета крайне интересуют обстоятельства жизни после смерти. Таким образом, он медлит с местью, чтобы вынудить Призрака являться ещё и ещё и всё-таки надеясь с его помощью удовлетворить своё любопытство.
8. Гамлет опасается, что убив Клавдия на основании одних лишь слов Призрака, без реальных ощутимых доказательств, он предстанет злодеем в глазах общества, не сможет оправдаться перед Офелией и навсегда лишится её.
9. Гамлету совершенно безразлична участь отца и, следовательно, месть. Единственная его забота - поскорее вернуться в Виттенберг к студенточкам-первокурсницам и актёрам, к которым он питает такую слабость.
10. Гамлет опасается, что если он убьёт дядю, то Горацио, который только прикидывается верным другом, настучит в деканат, и Гамлета отчислят из университета за некультурное поведение на каникулах.
11. Гамлет боится, что не сможет как следует убить Клавдия и все будут над ним ржать.
12. И так далее.
13. И тому подобное.
Ну и ещё одно, не совсем тому подобное, а потому исключительно для ровного счёта. То есть, чтоб было совсем уж четырнадцать, а то пока ещё не совсем.
Начну издалека.
Надо сказать ( а может, и не надо, но тем не менее скажу ), что я лично долгое время расценивал поведение Гамлета как вполне естественное, и только под воздействием литературной критики я вышел из этого непростительного заблуждения. По молодости лет я был склонен объяснять этот факт тем обстоятельством, что мой ум и характер настолько схожи с Гамлетовскими, что и так далее. Простите меня, я сознался сам и больше так не буду. Затем я утешился объяснением, по своей наглости немногим лучше первого, а именно тем, что я, по всей видимости, единственный из оставшихся в живых ценитель Шекспира, который с наслаждением погружается в мир его пьес и не ждёт с нетерпением, когда же они, наконец, закончатся. Я сдавал позиции медленно, за пядью пядь, но дошёл-таки до последней черты и упёрся в неприступную стену, на которой золотыми литерами сверкают золотые же слова: "Смотришь в книгу - видишь фигу!". Так всех нас в трусов превращает мысль. Но что-то от каждого из пройденных этапов во мне всё-таки осталось, поскольку я до сих пор убеждён, что если читать "Гамлета" пусть не с наслаждением, но со вниманием, если не пройти вместе с Гамлетом весь его духовный путь, то просто-напросто вникнуть в смысл его, а не своих собственных, речей, и самое главное, если предварительно вымести за порог всевозможных Гёте, по поведение Гамлета действительно покажется пусть не естественным, но вполне понятным.
Во-первых, о гуманизме. По моему глубокому убеждению, человек, проводящий свободное время в разглядывании черепов своих старых знакомых, помнящий, какими они были, видящий, какими стали, и ежеминутно сознающий, что таким же станет и он, действительно способен потерять и волю, и энергию, но вряд ли он когда-нибудь преувеличит ценность чьей-либо жизни, кроме разве что своей собственной. Он слишком ясно для этого видит, что человек - всего лишь мусор, гонимый временем, несчастная тварь, бесконечно дорогая самой себе; он слишком ясно сознаёт, что всем нам по большому счёту одна цена и один конец; он слишком постоянно помнит, что пришедшему в этот мир в любом случае живым из него уже не уйти. Ведь Гамлет чуть ли не с третьей своей реплики, ещё до появления Призрака, говорит о самоубийстве; совершенно очевидно, что он находится в глубочайшей депрессии, и причину этой депрессии я определил бы так: абсолютная неспособность молодого, физически здорового, умного, энергичного и темпераментного человека найти хоть какое-то занятие, достойное его ума, энергии и темперамента, потому что всё на свете кажется ему бессмысленной и жалкой вознёй перед лицом неизбежной смерти. Моё скромное мнение таково, что он прав и все мы в одной лодке; мир, как говорится, склеп, но мы по-разному в этом склепе устроились, поэтому попытаемся разобраться, конечно, в высшей степени поверхностно, что спасает в этой общей для всех ситуации других и почему это не спасло Гамлета. Во-первых, бесконечная одуряющая работа по поддержанию жизни, которая не позволяет ни о чем задумываться, просто потому что не даёт поднять головы. Для Гамлета это исключено, потому что он вельможа и потому что он уже прозрел. Во-вторых, секс или сильное платоническое увлечение. Гамлет слишком развит, чтобы сделать из какой-то женщины идеал и объявить её смыслом своей жизни. Его отношение к Офелии лишь нормальная реакция молодого и восприимчивого человека на присутствие женщины своего типа. С другой стороны, Гамлет, безусловно, и не бабник, это ему минус, но это его дело. Что дальше? Почести, власть, карьера? Если бы Гамлета волновало всё это, то вряд ли бы возник предмет настоящей работы, поскольку его карьера в его руках, и лишь собственная его вина в том, что должность датского короля пока не вакантна. Искусство? Это вопрос серьёзный. Искусство есть способ примирения с окружающим миром путём создания внутри него своего собственного, но хотя Гамлет не чужд творческой жилки и азарта, для него всё ещё слишком велика разница между сценой и несценой, и последнюю первая ему заменить не может. Подозреваю также, что значительная часть людей, сознавая бесцельность жизни, всё-таки находит какое-то удовлетворение в своего рода солидарности со всем человечеством, несущим тот же крест, но перечтите пьесу и обратите внимание, сколько всего человечество наслушалось от Гамлета, что и неудивительно, ведь кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей, как сказал один тип, не имеющий прямого отношения к нашей истории, но тоже кончивший плохо. Впрочем, перечислить все способы примирения с действительностью, начиная с ведения боевых действий и заканчивая ковырянием в носу, не под силу ни мне, ни кому-либо иному, обязательно что-то да забудешь. Поэтому я просто констатирую несомненный факт: к началу пьесы её главный герой застывает в состоянии некого неустойчивого равновесия. С одной стороны, опостылевшая ему жизнь без любимой игрушки душит его и толкает к самоубийству, с другой стороны, причины, изложенные в монологе "Быть или не быть" отвращают его от оного. Замечу мимоходом, что счастье (или несчастье) Гамлета, что он принц, и в его сложной психологической ситуации ему не приходится ещё и добывать хлеб насущный, иначе тяжёлый труд для поддержания ненужной жизни враз бы разрешил все его колебания. Но и без того Гамлет уверенно движется к роковому решению, поскольку время идёт, а ничего не меняется, и следовательно, всё меняется к худшему. И именно в этот момент вдруг появляется Призрак и наполняет жизнь Гамлета смыслом, как сосуд водой: если ты любил отца, отмсти за подлое его убийство. И парадокс ситуации в том, что отныне существование имеет и цель, и оправдание, но лишь до тех пор, пока месть не свершилась и Клавдий жив. И это обстоятельство - главная причина медлительность Гамлета. Если не вдаваться в подробности. Но мы вдадимся.
Итак, Гамлет встречает Призрака и узнаёт об убийстве. Что дальше? Как поступает в такой ситуации любой разумный человек, если он не доверяет информации или не склонен к немедленным действиям по иной причине? Естественно, затаивается, усиливает наблюдение и анализирует увиденное в свете полученных сведений. Отчего же этот устраивает цирк, изображает безумие и носится по замку, как дурак в красной шапке, привлекая всеобщее внимание и настораживая всех участвующих в деле лиц? Да оттого, что в глубине души и втайне от самого себя Гамлет вовсе не заинтересован в облегчении своей задачи, напротив, он желает всемерного её усложнения, он хочет, чтобы между ним и Клавдием выросла стена и ощерились бойницы, он предпочёл бы, чтобы месть стала делом почти немыслимым, он вызывает огонь на себя, потому что только увеличение препятствий может оправдать его медлительность в его собственных глазах; а кроме того, он движим тем самым творческим азартом прирождённого актёра и похвальным желанием поиздеваться над окружающими, опротивевшими ему до последней степени крайности. Я предостерегаю читателя от упрощённого понимания одного важнейшего обстоятельства: не стоит думать, что перед внутренним взором Гамлета постоянно горит какая-нибудь фраза, вроде "Вот убью я, Гамлет, Клавдия, и повешусь с тоски, потому что нечем будет мне, Гамлету, заняться" и он, зная об этой фразе, старательно её не замечает. Просто по ходу пьесы довлеющее над ним чувство никчемности и бесцельности жизни как таковой ослабевает лишь на самые короткие периоды самых сильных внешних потрясений, служит фоном всех его раздумий, постоянно прорываясь на передний план, и Гамлет действует или не действует, бессознательно сообразуясь с этим чувством. Сидеть, сложа руки, он не может, убить Клавдия и обречь себя на прежнее тихое гниение он тоже не в состоянии, он изображает активность вовне и беспрерывно терзается внутри себя, изобретая более-менее удовлетворительные отговорки, скорее более, чем менее, потому что они призваны обмануть проницательного оппонента. Безусловно, это не есть отговорки в строгом смысле, в них своя логика и психологическая ценность, и их вполне можно считать дополнительным сдерживающим фактором, а иначе грош цена была бы и им, и Гамлету вместе с ними. Много говорят о том, что долгие размышления о мести лишили героя возможности действовать, но скорее уж неспособность к действию вызвала столь долгие размышления. Ведь Гамлет без конца топчется вокруг заведомо решённого вопроса, его мало заботит техническая сторона задачи и практически не заботит сторона моральная; его раздумья по большей части не есть мысли о мести, это мысли о мыслях о мести, по сути, констатация психологического тупика. Он не может разорвать замкнутый круг, и на это у него есть конкретная внутренняя причина, ведь сплошь и рядом Гамлет действует под влиянием импульса или даже инстинкта, а то и впадает в настоящее буйство, как видно, из-за хронического недостатка энергии. Обратите внимание, какую клятву он даёт Призраку: не "пойду и убью", а "сотру из памяти своей всё, не касающееся мести, буду думать только о ней, пока не отомщу", словно Клавдий находится вне всяких пределов досягаемости и немедленная расправа с ним невозможна в принципе. Гамлет с первой же минуты психологически кодирует себя на промедление, и долгие размышления тут абсолютно не при чём.
Пожалуйте далее и продолжим вникать в подробности. Вот уже сыграна "Мышеловка", уже Гамлет, захваченный театральной эффектностью ситуации и чуть ли не из чистого пижонства зарезал Полония, обвинение сформулировано и брошено королеве, мало того, Гамлет открыто признаётся в симуляции безумия и явно подталкивает мать передать все эти новости королю. Таким образом, Гамлет с одной стороны намерен объявить открытую войну и усложнить тем самым свою задачу до предела, с другой же стороны, зная Клавдия, он уверен, что немедленной развязки не последует, поскольку обвинение дойдёт окольным путём, и у короля будет возможность манёвра. Конечно, всё это на полубессознательном уровне, Гамлет противоречит сам себе, потому что в нём бушует множество сложных чувств, и их равнодействующая постоянно меняется. Надо сказать, что Гамлет совершенно не трусит открытой схватки, у него, бесспорно, повышенный уровень адреналина в крови, а временами так и явная хищная повадка, не заметить это может только тот, кто хочет этого не заметить, и доказывать это примерами всё равно, что доказывать, что Гамлет - принц Датский. Покинув Розенкранца и Гильденстерна, Гамлет как ни в чём не бывало возвращается в Данию и снова слоняется по Эльсинору, как душа без тела, не в силах разобраться в самом себе, пока Клавдий не решает, наконец, взять ситуацию в свои руки. Наступает тот самый конец концов, о котором так много говорят, Гамлет осознаёт, что игра, в которую он странным образом втянулся, в силу объективных причин продолжаться не может, и в ту же секунду убивает короля без жалости и самомалейшего раздумья. И умирает сам. И, возможно, последнее обстоятельство тоже входило в его бессознательные расчёты; во всяком случае, без особой надобности дразня своего могущественного противника, он, безусловно, допускал такую возможность и был ею не слишком озабочен, что в его положении вполне понятно.
Но и это ещё не всё.
Есть один момент, крайне деликатный и рискованный для изложения. Я далёк от мысли, высказанной гораздо выше в качестве шутки, что Гамлету на самом деле была безразлична судьба его отца. Но. Если он и проникся негодованием по поводу его убийства и жаждой мести, то всё же не в той степени, которую он стремится продемонстрировать и окружающим, и в первую очередь самому себе. Крайне показательна в этой связи сцена с королевой после премьеры "Мышеловки". Во-первых, стиль, в котором Гамлет говорит о своём отце: он слишком громок, слишком напыщен и в то же время бездушен; в таком стиле письмоводители поздравляют с юбилеем своего столоначальника, а не любящий сын вспоминает о потерянном отце. Вообще странно слышать такие слова из уст человека, который признавал, что если бы всех принимали по заслугам, то никто бы не избежал порки. Упоминая отца в других эпизодах, Гамлет намного проще, интимней и естественней. Во-вторых, обвиняя королеву, Гамлет настолько громогласен и необуздан, призывает на её голову такие громы и расписывает её проступок в таких красках, что становится совершенно ясно, что он сам не до конца верит в то, что говорит и попросту заводится, стараясь перекричать самого себя. Причём так явно и неискусно, что даже придавленная своей виной и насмерть перепуганная королева не удерживается от иронии: "Нельзя ль узнать, в чём дело существо, к которому так грозно предисловье?" Я не обвиняю Гамлета в бессердечии. Но кто знает, не сознавал ли он где-то очень глубоко внутри, что смерть его отца, каким бы прекрасным человеком он ни был, то самое чудовищное и невообразимое злодеяние, "убийство из убийств", за которое Гамлет был призван отомстить, есть банальнейшее преступление, продиктованное банальнейшими честолюбием и похотью, что всё это нормальная человеческая грязь, не ставшая более значительной от к нему, Гамлету, непосредственного касательства? И что с точки зрения природы и вечности жизнь его отца не бОльшая ценность, чем жизни всех тех, чьи черепа выбрасывали у него на глазах из могил весёлые могильщики? И не казался ли Гамлету в свете всего этого его святой и непреложный долг чуть менее святым, чуть менее непреложным и чуть менее способным наполнить его жизнь значением и смыслом? И не было ли в этом чуть более самообмана? Пусть Гамлет так и не выпустил все эти чуть на поверхность сознания, но тем сильнее они раскачивали его изнутри и добавляли оттенков в его чувства и неразберихи в намерения. "Убийца и холоп, смерд, мельче в двадцать раз одной десятой того, кто был вам мужем; вор, своровавший власть и государство... король из пёстрых тряпок", - всё это Гамлет о Клавдии. Это ли достойный противник? Чего здесь больше, ненависти или презрения, и не исключает ли одно другого? И вообще, если желание мести было так огромно, то и чувство, противостоящее ему, должно было быть столь же сильным или даже сильнее; в таком случае, почему же Гамлет так и не сумел определить его и дат себе в нём отчёт? И сколько бы ещё прожил Клавдий, если бы к необходимости мстить за отца у Гамлета не добавилось яростное желание мстить за себя?..
Как бы там ни было, Гамлет умирает. Финал трагедии. Конец великой внутренней войне, от которой до нас долетели лишь слабые неразличимые отголоски, ведь все эти Клавдии, Офелии, Лаэрты и Полонии - лишь случайные фигуры, мирные жители, не успевшие укрыться и разорванные шальными снарядами. Гамлет умирает, дальше у него тишина, и как жестоко было бы вновь вздёргивать на дыбу жизни Лира, так жестоко было бы спасать Гамлета, потому что и для него жизнь - пытка, но скорее пытка голодом. Гамлет умирает, и самое время дать моральную оценку его жизни и деятельности. Задёргивается занавес, сворачиваются декорации и актёры уходят на покой. Спасибо всем, но браво тому, на кого стоило посмотреть. Браво тому, кто выпросил самую трудную роль, а дальше в рукописи, с которой я сейчас печатаю, следует такой набор напыщенных трескучих фраз, что я гляжу и не понимаю, как я мог такое написать. Правда, это было лет восемь назад, я был намного моложе, собственно, тоже, наверное, на восемь лет... Но всё же - как я мог? Пожалуй, лучше будет просто на этом закончить, и так уже неплохо - 25827 знаков с пробелами.