К системе "Весы" Зубова окончательно подключили пятого мая, но длилось это, может, с год. Сперва он долго мучился, тяжко думал, пока, наконец, не подал заявление, потому что время шло, и хоть Ольга не торопила, а что-то решать было надо. Потом он дневал и ночевал в банке, выматывался душою на бесчисленных тестах, заполнял анкеты из тысячи пунктов, и вопросы в них случались такие, что Зубов, охнув, сидел над ними по часу, и огоньки детекторов перемигивались ему в лицо со снисходительной издёвкой. Сто раз ему хотелось встать, сорвать датчики и уйти, и он на самом деле встал трижды - когда заговорили про командировку в Тулу, потом ещё про аварию и как болела мать; датчики он сорвал и ушёл, когда речь зашла о самой Ольге, но постоял на набережной, поглядел на тошнотные воды и вернулся, на этот раз уже насовсем. Пятого он поставил последнюю подпись, и его данные были введены в систему для окончательного анализа - всё, теперь он мог даже не ходить на работу, отныне его доход напрямую рассчитывался из его человеческих качеств, достоинств сердца и ума, а также ценности его личности для человечества в целом. Душою Зубов был не спокоен, чудился ему во всём этом привкус постыдной халявы, но с ним случилась большая беда - через столько лет он опять полюбил так, как это редко бывает, и с огромным опозданием до дна осознал две простые вещи - что для всего на свете нужны деньги и что денег у него нет.
СМС-ка из банка пришла к нему назавтра с утра, и тут же за нею прислали расчётный. Несколько минут Зубов сидел, раз за разом беспомощно перечитывал файл, не желая верить, хотя до этой минуты ему и казалось, что он был готов ко всему. Потом он сидел просто так, не читая. Потом набрал номер.
- Привет, - сказал он. - Не разбудил?
- Что ты, я не сплю, - ответила она. - Ну что?
- Неважные дела. Похоже, ничего у нас с тобой не будет.
- Сколько? - спросила она, словно там у себя ухватившись за что-то в тревоге.
- Почти нисколько, - Зубов мучительно усмехнулся. - Меньше, чем на работе. Считай, ничего.
Она ахнула и заволновалась в трубку:
- Я не понимаю, я ничего не понимаю. А как же твой роман?
- Не представляет ценности для человечества.
- Что ты говоришь, у тебя талант!
- Для личного развлечения.
- Этого не может быть, тут что-то не так, тут ошибка какая-то... Ты добрый, ты порядочный, глубокий человек...
- Не имеет значения.
- Да как это не имеет значения? А что тогда вообще имеет значение?
- Похоже, ничего, - сказал Зубов. - Ничего, что было бы важно для меня самого. Даже ты.
- Андрей, - горячо заторопилась она. - Подожди меня, я сейчас приеду. В конце концов, мы ведь предполагали, что может быть и так. Пусть хотя бы и в шутку, но может немного и не в шутку же. Ничего ещё не потеряно. Отключимся от этих "Весов", будем жить, как люди живут. Ты всё ещё можешь вернуться в профессию, придётся попотеть, но с твоим умом ты всё наверстаешь за пару лет, а я буду с тобой. Позвоним Лисовичу...
- Лисовичу я звонить не буду, - перебил её Зубов.
- Но...
- Нет. Это не обсуждается.
- Не обсуждается, - повторила она. - Вот даже как. Я не пойму, тебе-то самому что дороже - наше будущее или твоё воспалённое самолюбие?