В крохотном полуподвальном кафе на тихой улице за одним столиком сидели двое только что познакомившихся мужчин, один постарше и понезаметней, другой - много моложе и интересней, и первый рассказывал второму о собаке, выборочно облаивающей автомобили.
- И вот так она может чуть ли не полчаса лежать на одном месте, совершенно ни на что не обращая внимания, или шнырять туда-сюда по своим собачьим делам, а потом вдруг ни с того ни с сего сорвётся и летит, как сумасшедшая, за какой-нибудь машиной, с лаем, с риском угодить под колёса, пока, наконец, не обессилеет и не отстанет. Кричать, звать бесполезно. И тут же может накинуться на следующую, а может опять пойти и лечь, хоть целая автоколонна мимо проезжай.
- Судя по всему, у неё какие-то свои соображения, - экономно поддержал беседу его визави.
- Именно так. У неё есть своё собственное собачье представление о допустимом и недопустимом в автомобильном облике. Свой схематический образ автомобиля, нечто вроде той машины, которую любят рисовать дети в определённом возрасте. Вряд ли они нарисуют автокран или эвакуатор, хотя это тоже, безусловно, машины. Они нетипичны. Вот и у неё в голове есть система критериев - допусков по форме, цвету, звуку двигателя, в пределах которых машина пропускается беспрепятственно, а если нет - облаивается остервенело и беспощадно.
Собеседник улыбнулся:
- Ваша собака очень пригодилась бы какому-нибудь писателю как образ воинствующего мещанства. Она явно всех хочет выстроить по ранжиру и постричь под одну гребёнку. Она, судя по всему, ненавидит всё выдающееся и оригинальное. Будь это собака, скажем, Наполеона, она через полчаса сдохла бы от злости.
- Вы знаете, я люблю свою собаку. Может быть, вы в чём-то и правы, но я её люблю и стараюсь смотреть на это с другой стороны. Она облаивает крайности, которых мало, и благосклонна к общей норме, потому что верит, что, говоря условно, добрых и достойных среди нас большинство, и они - правило, а не исключение. Моя собака - идеалистка.
Собеседник ничего не ответил, и старший продолжал:
- Я внимательно наблюдал за нею, мне было интересно, нечто вроде такой увлекательной игры. Когда к нам приближалась машина, я ещё издали пытался определить, будет она облаяна или нет. Вы знаете, не было случая, чтобы я, так сказать, приговорил машину к облаиванию, и она ушла бы безнаказанно. В этом отношении мои предсказания сбывались на сто процентов. Но было огромное количество автомобилей, которые мне лично казались ничем не примечательными, а у собаки вызывали буквально шквал ненависти. Это озадачивало меня, и я пытался проникнуть в её соображения и резоны.
- Вы меня простите, ради Бога, - прервал его собеседник, - я как-то прослушал, кем вы работаете?
- Оператором газовой заправки. Там у нас газовая, дальше - бензиновая, дизель, мимо - шоссе, автомобилей огромное количество.
- Простите ещё раз.
- Ничего. Так вот, в течение длительного времени я не мог проследить за ходом её мыслей, но постепенно начал отдавать себе отчёт в одном обстоятельстве. Собака, как я и говорил, часто облаивала машины, в моих глазах такой чести явно не заслуживавшие. Но с другой стороны, если внезапно раздавался этот характерный лай, я почти всегда, за исключением редчайших случаев, сразу понимал, какую из проходящих мимо машин она преследует на этот раз. Даже если я, допустим, был занят или стоял спиной, а сзади начинался этот содом, я всё равно прекрасно знал, что это нападение, на, скажем, только что прошедший синий "форд" или чёрный "пассат". Уточняю, чтобы вы меня до конца поняли, что до того я отнюдь не считал этот форд подозрительным, но я почти никогда в подобных случаях не оборачивался в удивлении, мол, на кого это она?
- И вы вывели из этого какое-то общее правило?
- Погодите. Впрочем, да, пожалуй, что вывел. Момент истины, наконец, настал. Как-то весной к нам одновременно подъехали два одинаковых "опеля". Это даже не было случайностью в чистом виде. Владелец одного работал рядом. А владелец второго подъехал к нему проконсультироваться как раз по поводу машины и как раз потому, что у того был точно такой же автомобиль, но больший опыт обращения с ним. Уезжали они вместе, один за другим.
- И собака облаяла одного и проигнорировала другого?
- Абсолютно так. Две машины одной марки, одного цвета, разнящиеся разве что какой самой малой мелочью да водителем за рулём, вызвали соответственно бурю эмоций и никаких. И это не всё. Через некоторое время с той стороны, куда они удалились, подъехала машина с несколькими нашими работниками. Мы разговорились и как-то случайно выявили такой факт: они не могли не встретить идущие им навстречу два "опеля", но почему-то все до единого запомнили только один и не заметили второго.
- Которого?
- Всем запомнился только приезжий, которого облаяла собака.
- Может, второй свернул?
- Там некуда свернуть.
- Значит, просто не обратили внимания.
- Полностью согласен с вами: просто не обратили внимания. И из совокупности моих наблюдений для меня лично вывод такой: не буду говорить о материальных объектах в целом, но что касательно автомобилей, то в их облике, включая облик водителя за рулём, по-видимому, присутствуют некие трудноуловимые сознанием детали, которые помимо воли заставляют нас обращать или не обращать внимание на этот автомобиль. Какой-нибудь вздор, ерунда - семёрка вместо восьмёрки на номере, или рыжие усы вместо чёрных у шофёра воздействуют на зрителя, будь то человек или собака, совершенно решительным образом. Человек даже не сознаёт, что на него повлияло; что именно чувствует собака, сказать сложно, но и тот, и другая, как уже неоднократно сказано, ОБРАЩАЮТ ВНИМАНИЕ, и одна облаивает, а другой запоминает. Вот и я всегда мог сказать, что в настоящий момент атакован "форд" или "пассат", потому что, глянув до того на них мельком, из-за чего-то запоминал их, не отдавая себе в этом отчёта.
- И я полагаю, на этом вы не прекратили свои наблюдения?
- Нет, я удвоил внимание. И естественно, я стал обращать пристальное внимание на водителей.
- И что же обнаружили?
- Вас.
Молодой человек хмыкнул:
- Ничего себе... Что-то я не припоминаю... Где это, говорите, было?
- Вы прекрасно знаете, где это было.
- Честно говоря, нет. И, честно говоря, не совсем понимаю ваш тон.
- Я предупреждаю вас, что, идя сюда, я подробным образом описал все свои намерения и соображения, письмо я отдал надежному другу с соответствующими инструкциями, и, если со мной что-нибудь случится, вас найдут. Я предварительно выследил вас, и мне многое о вас известно.
- Э... Вы что же, бредите?
- То же самое мне сказали бы в милиции, если бы я пошёл к ним с этим сейчас. Но после всего мне достаточно будет простого анонимного звонка, чтобы вами занялись всерьёз и по полной программе.
- После чего - всего?
- После того, что вы намерены сделать.
- Что я намерен сделать?
- Я не знаю.
- Вы сумасшедший, - молодой человек выдохнул и откинулся в кресле. - Определённо, вы сумасшедший.
- Если я сумасшедший, встаньте и уйдите.
- Я сделаю это сейчас же.
- Вы этого не сделаете. Вы уже собирались сделать это в самом начале нашего разговора, когда я только к вам подсел. Но вы сразу переменили своё решение, как только я заговорил о собаке.
- Ну да. Мне стало интересно. У меня у самого была собака. Откуда же я мог знать, что всё это кончится припадком?
- Послушайте. На протяжении нескольких последних дней вы шесть раз проезжали мимо меня. На разных автомобилях. В разной одежде. С усами и без. По крайней мере, в четырёх случаях из шести вы явно никуда не торопились и, похоже, не имели никакой иной цели, кроме той, чтобы всего лишь проехать мимо. И это только в мою смену.
- Уважаемый, вы перетрудились. Это был не я. В любом случае, для чего мне это могло быть нужно?
- Вы ездили показаться моей собаке.
Молодой человек зажмурился и помотал головой.
- Повторяю, вы ездили показаться моей собаке. Не знаю, откуда, но уверен: вам известно это её свойство - бурно, я бы сказал - показательно - реагировать на определённые автомобили. Вы меняли машину, собственную внешность, весь свой облик, подбирая такой, на который собака не среагирует. Вам очень нужно, чтобы в каком-то крайне важном и опасном деле, где вы будете на машине, на вас никто не обратил внимания и не запомнил. Вам нужно, чтобы против вас не было свидетелей. Вы задумали преступление.
- Пожалуй, я всё-таки уйду. Знаете, я уже наелся, - молодой человек поискал глазами официантку.
- Вчера поздно вечером, около одиннадцати, вы, наконец, проехали мимо, и собака вас не тронула. В этом, по крайней мере, отношении, вы уже готовы. Я не знаю, что именно за преступление вы замыслили, но, думаю, если вы так тщательно готовитесь, это должно быть дерзким и громким злодеянием. Молодой человек, опомнитесь, не стремитесь в эти ваши Наполеоны, не надо. При всём вашем старании быть незаметным вам уже пришлось столько раз ездить вокруг моей будки, а заметьте, собака ведь свободно пропускает, наверное, три четверти проезжающих. Подумайте, что её всё время настораживало? Кто знает, может быть, на вашем лице уже проявляется та самая каинова печать, которая внятна всему живому и которая выдаст вас всегда и везде, какое бы имя вы не избрали и за какими семью морями не искали бы спасения. Послушайте, я расскажу вам. Однажды ночью, на смене, я запер будку, сел в машину, отъехал на полкилометра и надел на голову плавательную шапочку, потом красный клоунский нос с очками и гитлеровскими усиками...
- Не удивлён, - перебил его визави, - верите, не удивлён. Удивлён, что вы сюда без них пришли.
- В этом виде, - не обращая внимания, продолжал собеседник, - я проехал мимо своей будки, высунув голову в окно, и собака не обратила на меня никакого, ровно никакого внимания. Вы знаете, почему?
- Разумеется. Она узнала хозяина.
- Она облаивает и знакомых, и незнакомых, у неё иные критерии. Она не обратила на меня внимания, потому что обращать его на меня и не стоит. Что бы я с собой ни сделал. Даже если я буду ходить на руках, я всё равно не прыгну выше головы и останусь тем, кем был. Я прожил жизнь воплощением серости, и если на мне и фокусировался чей-то взгляд, то с огромным трудом. Я маленький невзрачный человек, я таким был всегда, но поверьте, каким бы маленьким и невзрачным я ни был, а вас, Наполеона, я остановлю. Мы остановим.
- Мы?
- Мы с Шариком.
Молодой человек вздохнул:
- Дался вам этот Наполеон. Послушайте. Послушайте сами и передайте Шарику. Вы оба ошиблись. Я не ездил шесть раз вокруг вашей будки. Я не припоминаю, чтобы за последнее время меня кто-нибудь облаивал возле какой-нибудь заправки. Я никого не собираюсь убивать. Не знаю, кого вы видели, но вы ошиблись. Возможно, вы ошиблись и не только в этом. Возможно, ваша собака просто реагирует на неприятный запах, к которому она много чувствительней вас. Не знаю. В любом случае, относительно меня вы точно заблуждаетесь. Может быть, вам просто всё приснилось.
- Я никогда не сплю на работе, - покачал головой человек напротив, - никогда, даже ночью.
- Совесть мучает?
- Совесть будет мучить вас. Я просто читаю.
- И что же вы читали в последнее время, хоть бы и вчера?
- Когда вы проехали в последний раз? Честертона. "Рассказы об отце Брауне"