Лёгкий сквознячок прошуршал чем-то бумажным на столе, качнул белые занавески на окнах и, будто испугавшись нарушить ночную тишину, скользнул в балконную дверь.
Проворочавшись несколько часов подряд на своём диване, старик понял, что пытаться заснуть - это "дохлый номер", встал и вышел на балкон.
К его удивлению, бессонница посетила не его одного. На соседнем балконе, примыкавшем к его квартире, находился человек в трусах и в майке. Лица в темноте старик не разглядел, но сосед нервно метался по крошечному пространству и был похож на разъярённого леопарда в клетке.
"Я, извиняюсь, вам своей папироской не помешаю?" Сосед отрицательно мотнул головой. Явно обрадовавшись возможному собеседнику, старик зачастил: " Многие папиросного дыма вообще не выносят. Вот вы вышли на балкон в 3 часа ночи свежим воздухом подышать, а я тут дымлю у вас, извиняюсь, прямо под носом. Ну что же делать, если балконы так тесно прижаты? Пожалуй, я брошу папироску, а то и, вправду сказать, неловко получается.
Что, не спится? Ну я-то по стариковски день с ночью путаю, а вы вроде мужчина ещё молодой. Бестактный вопрос задам: вам сколько лет? 56? Ну, я и говорю - молодой. С чего же не спиться-то? С женой поругались? Господи! Как люди себе нервы треплют, здоровье портят! И из-за чего, спрашивается? Ведь небось и не вспомните с чего начали-то.
Я, конечно, извиняюсь, что в душу к вам залезаю, только иногда её, душу-то, и освободить от груза ненужного полезно. Может, и полегчает".
Сосед перестал метаться, но уходить кажется не собирался и, придвинувшись к старику на сколько позволяла перегородка, хриплым шёпотом произнёс: "Из-за чего, спрашиваете?
Из-за котлеты". Вблизи лицо его оказалось круглым, даже одутловатым. Майка обтягивала рыхлое брюшко, казалось, что он под майкой подушку прячет. Сосед нервно подёргивался, как будто порываясь куда-то побежать и кому-то что-то недосказанное досказать.
"Да вы не волнуйтесь так, - старик похлопал соседа по голому плечу, - И не срывайте голос - я хорошо слышу. Давайте спокойно побеседуем - всё равно не спим. Так чего у вас с котлетой вышло?"
"Да, в сущности, ерунда". Сосед застеснялся, неловко помялся, а потом всё-таки решился: " Согласитесь, что можно тысячу раз произнести заклинание: есть на ночь вредно, есть на ночь вредно и т. д., но от полученного удовольствия ещё никто не умирал. Если бы вы знали, как вкусна холодная котлета ночью!" Старик посмотрел на собеседника с опаской: шутит или нет? Нет, вроде переживает всерьёз, жалуется на обидчика:
"Конечно, утром наступает "отрезвление", но покаянные клятвы: " это было в последний раз!" - звучат так же привычно, как радиоприёмник будит нас своим неизменным: "Говорит Москва!" Я же сам кляну себя за слабость характера, и жена, если проснётся и застанет меня у холодильника, нервы мотает: " Посмотрим, как ты утром застегнёшь свои джинсы и кто будет уминать в них твой живот." Но ноги всё равно ведут меня на кухню и рука сама тянется за второй котлетой.
Я жене напоминаю, что Принцесса Диана тоже любила пожевать что-нибудь вкусненькое на ночь, а она мне: "Ты покойников не тревожь, ты о себе подумай!" - и вырывает у меня из рук очередную вкуснятину". Тут старику показалось, что сосед даже всхлипнул, у него ходуном ходили желваки на скулах, кулаки сжимались до хруста костей..
Да-а-а... дела-а-а-а....Откуда столько злобы? Надо было как-то реагировать на исповедь ночного гурмана, но что сказать этому " молодому человеку"? Не лекцию же ему читать о вреде переедания? И старику столько прожившему на белом свете, столько повидавшему и столько пережившему вдруг стало жалко этого "большого ребёнка", плачущего от того, что не дали вкусненького.
"Ночь-то сегодня какая!" - проговорил старик, чтобы не молчать. Сосед с удивлением посмотрел на старика. Ему, видимо, неудобно было за свою дурацкую откровенность: ну чего, дурачина, вывалил на постороннего человека свои семейные неурядицы?
А летняя ночь и правда была хороша! Тепло и спокойно, не грохочут машины, не слышно перестука колёс близкой электрички. Почти все окна в домах напротив темны и загадочно переливаются отражениями горящих фонарей. А небо хоть и звёздное, но на востоке уже светлеет. Далеко-далеко на горизонте за нечёткими силуэтами домов вспыхивают зарницы. Славная, тихая ночь...
Старик всю жизнь сам с собою спорил: что лучше - лето или зима. И так и не пришёл к чему-то одному. Жару не любил, просто организм не выносил перегрева, но крайности они же не делают погоды, а вообще лето - это же такая благодать! Солнце, зелень, голубизна...
Мороз воспринимался легче, чем зной: одеться только по погоде - и шагай куда глаза глядят.
А весна, а осень? Разве всё это не радует сердце - так о чём же он спорил всю жизнь? Тоже мне конфликт хорошего с ещё лучшим. С вершины своих лет старик многое видит по-другому. Поумнел, что ли?
Взять хотя бы эти праздники, которые в календаре красным отмечены. Ну конечно, существует история возникновения календарей и уходит она в глубины веков, когда люди эти календари придумывали, приспосабливали к своей жизни и своего удобства: ну, когда работать, когда отдыхать, когда зарплату получать....А природе от календарей какая польза? От красных дней календаря что меняется в природе? Ледоход отменится или прилёт - отлёт птиц задержат?
Да птицы и глазом не моргнут на 8 марта или 7 ноября, потому что на Земле есть свой календарь - всем календарям Календарь и называется он Времена года.
Пришло лето - вот и праздник, а будет зима - тоже найдём, чему порадоваться. Или вот такая ночь. Ну разве не праздник!
О чём он думает? А про соседа совсем забыл. "Вы меня простите, дурня старого, у меня мысли скачут, как блохи. Я ночью этой чудесной залюбовался, а мысли увели в такую даль....Вот вы мне про котлеты в холодильнике рассказали и я вас отлично понимаю: вкусно - значит приятно, приятно - значит душа радуется. Но ведь и жену вашу понять можно. Она вас любит, я не ошибся? Да, любит. Значит не хочет вашей болезни, волнуется о вашем здоровье. Вы со мной не согласны?" Молчание было ему ответом.
"Если я вам ещё не наскучил, могу поделиться давнишней историей. Я вспомнил её из-за нашего разговора , как раз на ту же тему. Мы с вами всё равно не спим, а так, глядишь, к восходу солнышка поспеем. Люблю смотреть, как жизнь просыпается.... Ну так как? Рассказать?"
"Валяйте!" Сосед заторопился перейти на любую тему, лишь бы старик забыл его "котлетную" истерику, надеялся, что у того скоро сотрётся из памяти его исповедь, сам же говорил: "мысли - как блохи". Однако, у старика его "блохи" скакали не в рассыпную, а в строгом порядке и привели его к очень давним событиям.
"Вот вам - 56, говорите? Значит родились вы уже после войны с немцами. Небось папка ваш воевал на фронте, а после победы вернулся живой и "салютовали" они с вашей мамой сыночком всем на радость. Я верно говорю? Вот - вот.
А я старше вас намного, но в войну-то я парнем молодым был, а воевал как все, без всяких скидок на возраст.
И забросила меня тогда война в Ленинград, то есть, я извиняюсь, в Петербург.
Да нет, какой Петербург? Именно что - в Ленинград. Никаких других имён тогда у этого города и в помине не было. Запутался я с этими нынешними переименовками.. А я тогда только-только из госпиталя вышел. Ну и попотели над моим организмом тамошние врачи! Я весь осколками мины был начинён, а некоторые из них даже и вынуть побоялись, чтоб значит я не отдал Богу душу. У меня в лёгком осколок до сих пор сидит и ещё не помню где. Мне хирург сказал, когда прощался: "Вот тебе, Сеня, твои осколки на память, а про те, которые не вынули, не думай, пока они молчат - в этом, может, и счастье твоё".
А осколки я так до дома и донёс, они у меня в коробочке спрятаны. Если интересуетесь, заходите - покажу.
Ну вот. Ленинград тогда ещё в "кольце" был, немцами окружён, , все дороги были отрезаны, да я и не собирался прятаться по щелям. Молодой, заводной был, рвался драться с фашистами любой ценой.
Ну и назначили меня командиром над группой по борьбе с "зажигалками" - так бомбы назывались: их немец на крыши домов сбрасывал и от разлетевшихся искр пожары начинались.
По крышам дежурили команды из бойцов и мирных жителей, которые ещё могли.. А могли далеко не все. Тяжко было в Ленинграде - не передать словами. Голод, холод - как хочешь, так и выживай. Многие не выжили...
Старик замолчал, положил руку на левую сторону груди, несколько раз судорожно вздохнул. "Что с вами? Вам плохо, - забеспокоился сосед, - дать вам воды?"
"Нет, - старик осторожно распрямился, - я пойду таблетку проглочу, сейчас вернусь".
Вскоре он вышел всё ещё тяжело дыша, вынес табурет, на который тяжело опустился и, немного помолчав, продолжил рассказ. Воспоминания, видимо, сильно взволновали его.
"А команда моя вся из девчонок состояла. Молодые, озорные. Хоть и война, а жизнь она своё берёт. Была там одна кудрявенькая хохотушка - Зойкой звали, мы с ней потом уж, когда немцев отогнали от города, поженились. А многие девчата так до конца блокады и не дожили.
Вечная им память". Старик опять тяжело задышал, а отдышавшись, продолжил: "Мы с моей женой долго вместе прожили, а начинали там в осаждённом Ленинграде. И никогда не расставались..." Опять наступила долгая пауза. " Только вот уже 6 лет как..." Соседу всё стало ясно. Потерял старик свою Зойку и успокоиться не может: " А я со своими котлетами, скотина".
Желая отвлечь старика от тяжких мыслей, сосед заторопил его: "Ну, и как же вы управлялись со своей командой?"
"Жили мы в Красном уголке одного дома. Понимаете, вместе нам было и теплее и веселее и всю еду мы собирали в кучку, чтобы поделить и поддержать друг друга. Эта коммуна нас и спасла.
И вот однажды после очередного налёта стою я во дворе и по верхам смотрю нет ли где дымка, не горит ли чего. Тут ко мне девчонка какая-то подбегает, совсем чужая, я её первый раз видел, и говорит:
- Дяденька, это дом 14?
- Да, - отвечаю.
- А как мне найти военного по имени Сеня Волгин?
- А тебе зачем?
- У меня для него посылка.
- Ну, я Волгин.
- Честно, дяденька?
- Ты что, советскому командиру не веришь? - так я ей гордо говорю.
- Нет, нет, верю, дяденька.
Сунула мне кулёчек и - бегом, пока другая бомбёжка не нагрянула. Я в Красный уголок пошёл, там уже мои девчата собрались. Развернули посылку и ахнули: во- первых, треугольничек письма сверху лежит, а во-вторых - 5 картошек и четвертушка курицы, ну, то что сейчас "ножками Буша" называют. На улице мороз, поэтому все продукты хорошо проморожены, наверное, поэтому и сохранились, но тогда мы на мелочи внимания не обращали.
Шутка ли! Столько еды! И только тут спохватились - от кого?
Я - за письмо. А там такие слова : "Вы меня, конечно, не помните, а я вас до конца дней не забуду. Когда через Ладогу вы помогали раненых перевозить, я была вся перевязанная, ранение головы у меня было, а на ухабах по замёрзшему льду машины сильно трясло, и я головой о борт всё ударялась и сознание от боли теряла. А вы меня к себе на колени положили и как ребёнка всю дорогу везли. А когда вы обратно собирались, перед отправкой раненых на Большую землю, вы мне в кармашек гимнастёрки свой адрес положили и как вас зовут написали. А сами меня и не видели вовсе - одни бинты и кровь".
Я припомнил этот случай, когда сопровождал полную машину раненых, и одна девушка всё стонала и плакала, маму звала, а когда машину встряхивало от близкого взрыва или на ухабах, она замолкала - видно, сознание теряла. Я взял её на руки и качал, она уснула и спала пока не пересекли Ладогу. Не знаю, зачем я ей адрес сунул, на войне всё по-другому, чужие становились роднее кровной родни. Так и эта девчонка показалась мне сестрой.
А мой женский батальон меня торопит: читай дальше. Дальше было написано:
"Моя мама живёт в деревне. Там у них тоже жизнь не сладкая. Они ходят в поле, ищут картошку не убранную с осени. Вот и мне прислали что смогли. А я-то знаю вашу жизнь в Ленинграде.
Тут один военврач ехал в ваши края, я ему и отдала письмо и посылку. Уж не знаю, как она до вас дойдёт и вообще дойдёт ли, но очень надеюсь на чудо. Век буду помнить вашу доброту, храни вас Бог. Будьте живы и счастливы. Валя".
И в конце приписка: "Я поправляюсь, мне уже 3 операции сделали, глаза спасли, только слышу слабо и одна рука не слушается. А так всё хорошо"..
Вот такие люди у нас раньше жили. После трёх операций последний кусок от себя отрывают - "а так всё хорошо". Девчонки мои плакали.
Ну, а дальше пошло у нас ликование и обсуждение как это всё съесть так, чтобы на всех хватило и посытнее было. Мне говорят: ты, Сеня, иди во двор, а мы тут всё приготовим. Легко сказать. Затопил я им "буржуйку" ( печки такие в помещениях ставили, чтобы готовить и обогреваться, а трубу - в форточку) . И пошёл запах, от которого можно было сознание потерять. Есть-то хотелось всегда, даже во сне. Уж я подальше отошёл, а всё равно запах еды доходил до меня и с ума сводил.
Когда позвали меня, то увидел я посреди стола что-то вроде пирога, а вокруг в кружках дымится что-то. Это мои рукодельницы запеканку картофельную смастерили с начинкой из курицы. Каждый получил по куску запеканки и бульон в кружке. Вот он где праздник - то, безо всяких там красных дат календаря. Держишь в руках тёплый кусок ароматного кушанья и желудок требует незамедлительно запихнуть его в рот, прожевать быстрее и проглотить. И это не от жадности, а так устроено природой : желудок без приложения сознания - дурак, ему жратву подавай - и всё.
А я своим девчатам говорю: "Подождите, девочки, есть, не спешите. Подумайте сколько рук несло вам эту картошку и курицу. Может, не все эти люди в живых остались. С какой надеждой и благодарностью писала Валя мне письмо и с какой любовью мать собирала ей эту посылку.
Мы приняли её подарок с радостью и пониманием, он нам, можно сказать, жизнь спасает. Так пусть будут живы и здоровы те, кто нам помогал. А теперь ешьте на здоровье".
Да-а-а.... Всё хорошее быстро кончается. Даже посуду мыть не пришлось - все тарелочки дочиста " вылизали". А сколько разговоров, сколько воспоминаний: как разделывали, да как варили, да как чистили... Нет, что я говорю? Ничего не чистили: боялись потерять даже крошечку, помыли - и всё, а картошку в шкурке варили, с ней и съели, даже косточки куриные и те зубами молодыми без остатка уничтожили."
Старик замолчал. Сосед тоже не проронил ни слова, только завозился на своём балконе и тяжело вздохнул.
На востоке занималась заря. Небо розовело на глазах, город просыпался. Соседям впору было разойтись, ночные разговоры утром не обсуждаются. Но что-то казалось недосказанным...
Повздыхал старик и не выдержал: "Извините меня за болтливость стариковскую, но согласитесь, что при хорошей-то жизни люди как-то глуше становятся к чужой беде. А вот прищемит дверью какой-нибудь палец - и сразу человек вспоминает: вот она какая боль бывает и у меня и у другого - у всех боль одинаковая. И беда: сегодня - не у меня, а завтра... не дай Бог, конечно. Нельзя, по-моему жить нуждой только живота своего. А сознание на что? А?"
Сосед ничего не ответил, но как-то церемонно, по-старинному поклонился старику и молча ушёл в комнату. " Не обиделся бы... Соседи ведь всё-таки..."
Старик посидел ещё какое-то время на балконе, посмотрел на разгорающийся ломтик утреннего солнца, который всё увеличивался, превращаясь в пылающую огромную головку голландского сыра, посмеялся над своим гастрономическим сравнением и, покряхтывая и держась за поясницу, ушёл в комнату. Оттуда сразу раздалось: "Папа! Сначала торчишь всю ночь раздетый на балконе, а кто потом будет растирать твой радикулит?"