Серафима Андреевна посмотрела на часы и охнула от радости - пора! Она приподнялась с продавленного кресла, отложила в сторону зачитанную до дыр прошлогоднюю газету и очки, позвала мужа:
- Митя! Митенька - пора! Давай иди смотреть, сейчас начнётся. Ты же так хотел посмотреть. Это новое кулинарное шоу с Антоном Пантелеевым, моим любимым. Такой хорошенький, ангелочек просто...Митя, ну где же ты?
Недовольно бурча себе под нос, появился Дмитрий Потапович в классических синих семейных трусах, собравшихся гармошкой, и вытянутой, довольно грязной ( предположительно - белой) майке. Глава семьи источал тихую, ничем не замутнённую печаль, вызванную продолжительным созерцанием пустого чрева холодильника, затянутого заиндевевшей паутиной, которую повадились плести пакостные паукообразные. Они недавно освоили очень сложный рисунок "павлиний глаз", чем, бесстыдники, гордились необычайно. Вот и сейчас - сидит каждый в центре своего творения и раздувается от ложно понимаемого чувства собственного достоинства. При этом зыркает (кокетливо так) всеми восемью глубоко посаженными раскосыми глазками из-под длинных прядей белоснежного меха; пришлось отрастить, под морозилкой жить - чай, не курорт. Одно время, когда они только появились - Дмитрий Потапович имел все основания полагать, что не без участия соседа, Николай Петровича, который был вахтовик и регулярно мотался куда-то в Заполярье - отношение у главы семейства Синегубовых к восьминогим иммигрантам было, в общем-то, индифферентное. Полный нейтралитет - я вас не трогаю, вы - меня. Но не давала, правда, покоя мысль - а что же они тут делают? Кого ждут в своих липких тенетах? Потом, когда однажды Дмитрий Потапович, вынимая последнюю (из выделенной до следующей пенсии квоты) бутылку "Волжанина", имел несчастье влипнуть запотевшим бочком заветного сосуда в одну из сетей, стала очевидной страшная правда. Собравшись в стаю, крошечные троглодиты атаковали толстое стекло малюсенькими жвалами, причём вполне успешно. Прогрызенная сразу в нескольких местах ёмкость моментально дала течь и была высосана вчистую буквально в доли секунды. Вот тут-то Дмитрий Потапович и показал свой крутой нрав бывшего бригадира грузчиков. Ажурное плетение было изорвано в клочья, мохнатые пивокрады разбежались, испуганно бормоча: "Начальника сильно-сильно злой, однако, шибко-шибко сердился...". Но состояние конфронтации длилось недолго, спустя пару дней Дмитрий Потапович, в силу врождённой незлобивости, обнаружив незаконных постояльцев на прежних местах, только проворчал что-то себе под нос, да так и пошло всё своим чередом. Делить им было нечего, до закупки очередного яблока раздора, то бишь, вместилища пенистого заменителя радости, оставалось не меньше декады, и Дмитрий Потапович втайне, по-мужски так, сочувствовал соперникам. Надо отметить, конечно, что пресловутое сочувствие слегка попахивало плохо скрываемым злорадством. Но холодильных паучков такой расклад вполне устраивал - в любом случае разборки-то откладывались на потом, а большего требовать от жизни в создавшейся ситуации было бы просто неприличным. Таким образом, необходимость периодически проверять содержимое холодильника, которая давно превратилась в навязчивую идею, теперь усугублялась неизбежной встречей с обитателями пустующего агрегата. Не то, чтобы Дмитрий Потапович как-то с предубеждением относился к подобным созданиям, но они, гады такие, лишали священный ритуал требуемой интимности. Нет, Дмитрий Потапович отнюдь не ждал, что вдруг, по какой-то прихоти судьбы, пустота обретёт некое желаемое содержание. Эдакое объяснение слишком уж всё упрощало. Скорее можно было бы сказать, что Дмитрий Потапович научился помещать свои самые сокровенные мечты на ярко освещённый алтарь никелированной решетки и медитировать, наблюдая внутренним зрением медленно формирующееся астральное тело созданной тренированной силой воли фата-морганы. Описать, что творилось при этом в его душе, просто не представляется возможным. Если сравнивать, то приблизительно так же венецианский гондольер в пору полыхающего буйством красок заката, вначале каменеет от переполняющих его чувств, затем, прослезившись, берёт в руки весло и затягивает сильным, хорошо поставленным голосом что-нибудь по-итальянски, скажем: "О, соля! О, соля мио!". Только эквивалентом гондолы у Дмитрия Потаповича была эмалированная миска, заполненная серыми слипшимися макаронами, а вместо весла - стальная ложка с продольными царапинами от зубов. Паломничество к холодильнику стойко удерживало по популярности у Синегубовых почётное третье место среди прочих, не менее увлекательных, методов релаксации. Первое место занимал, несомненно, телевизор (он был вне конкуренции), второе - непрерывный контроль за семьёй Федюкиных, проживающих по соседству, за стенкой. Давным-давно, когда единственное чадо Синегубовых, сын Саша, не был ещё женат и жил вместе с родителями, Дмитрий Потапович не поленился просверлить четыре дырки в стене на кухне. Дырки были расположены на разной высоте и имели различный диаметр, причём то и другое подбиралось индивидуально. Довольно большая, чуть ниже остальных, предназначалась для Андрея Никаноровича, престарелого папы Серафимы Андреевны, что объяснялось его слабым зрением. С катарактой и застарелой глаукомой он вряд ли что-нибудь разглядел при меньших размерах отверстия. Две других дыры были абсолютно средние по всем параметрам (правая, пожалуй, чуть поуже левой), и подогнаны аккурат для Саши и Серафимы Андреевны. Выше всех располагалась настоящая смотровая щель - для себя Дмитрий Потапович, как всегда, усилий не пожалел. Поначалу появление в кухонном кафеле зияющих пробоин взволновало недоумевающих Федюкиных, но, благодаря изворотливой смётке Серафимы Андреевны, которая тут же чеканным голосом объяснила их появление необходимостью наладить более тесные связи в борьбе с тараканами, сослалась на указ "О внедрении повсеместного использования замочных скважин, дверных щелей и стенных отверстий для поддержания здоровой атмосферы в коллективах" от 1937 года, назревающий конфликт был исчерпан. Серафима Андреевна ежедневно смотрела программу "Время" и кое-что смыслила в улаживании дипломатических неувязок. Впоследствии регулярное отслеживание семейных сцен Федюкиных вошло в привычку, иногда даже делались ставки. Смысла в этом особого не было, так как неизменным победителем всегда выходила Людмила Федюкина, а исходом было зрелище того, как Михаил Иванович с поля боя уползает зализывать раны в свою каморку. Серафима Андреевна непременно поглядывала на мужа с торжествующим видом: "Как мы вас?!". Дмитрий Потапович на провокацию не поддавался, поскольку значительное преимущество в росте, весе и вокальных данных (в молодости легко заглушал работающий трактор даже при обычной беседе) позволяли угомонить супругу в один момент; но тем не менее, в глубине души, дражайшую половину он, надо признаться, побаивался. Андрей Никанорович же во время Федюкинских баталий просто тихо пыхтел, посапывал, похрюкивал от удовольствия, в обсуждения не встревал. Дмитрий Потапович подозревал, что ему крайне импонировали как пышное тело, так и боевая подготовка Федюкиной. Как старый вояка, Андрей Никанорович не мог не оценить молодецкую удаль соседки. Несмотря на солдафонство, тесть был мужик нормальный. Был у него только один пунктик - произнеси при нём слово "мимикрец", так он сразу под кровать прячется. То ли от контузии это у него было, то ли от тихого бытового пьянства - Бог знает. Ещё любил по квартире на инвалидной коляске разъезжать. Зачем она ему, объяснить тот толком не мог. С утра, бывало, пробежит километров пять, холодной воды ведром обольётся, двадцать раз на кулаках отожмётся (это в его-то восемьдесят пять) и - прыг!- в коляску. И сидит в ней, головой трясёт, вроде как дряхлый и немощный. Иногда для достоверности струйку слюны из угла рта пустит - и хоть стой, хоть падай. Дмитрий Потапович пытался пару разговорить старичка, да только тот ещё сильней трястись начинал и шипел: "Конс-с-спирация! Конс-с-спирация!".
Но сейчас, заслышав зов Серафимы Андреевны, Андрей Никанорович отбросил привычное придурковатое поведение и заскрипел давно не смазанными колёсами коляски из своей комнаты. Дмитрий Потапович тоже занял своё традиционное место на диване. Тем временем закончилась реклама, появилась колоритная заставка передачи, настоящий шедевр компьютерной графики - огромная зажаренная индейка, приплясывая, напевала песенку, в которой рефреном повторялось название телешоу: "Жри от пуза! Жри от пуза!". Потом на весь экран засияла ухмыляющаяся круглая физиономия Антона Пантелеева, который сразу же завопил:
- Вау! Вау! Дорогие мои телезрители. Я ужасно рад приветствовать вас сегодня на нашем кулинарном шоу, которое называется... Юрик, ты помнишь, как называется наше шоу?
Появился долговязый тощий ассистент Пантелеева - полная противоположность толстенькому и низенькому Антону. В отличие от Пантелеева, который традиционно натянул на полосатую майку голубую жилетку (что в сочетании с ярко-жёлтыми бриджами на помочах придавало вид ему вполне попугайский), Юрик, как и положено ассистенту телезвезды, одет был куда скромней. В плотно облегающей серой униформе с логотипом "Жри от пуза" на груди он больше смахивал на гигантского суслика, напялившего поварской колпак. Заморгав огромными голубыми глазами, Юрик бодро ответил:
- Конечно, Антон! Наше шоу называется: "Жри от пуза"! А называется оно так, потому что мы рассказываем о том, как готовить блюда, которые нельзя просто есть. Их надо проглатывать, уписывать, уминать, пожирать!
- Правильно, Юрик! А теперь скажи мне, уважаемый коллега, почему всё, что мы приготовим, получается таким восхитительным, неповторимым, соблазнительно волнующим?
- А потому что в состав всех наших деликатесных блюд входит один ингредиент, который делает их по-настоящему неотразимыми, и это...
Тут Андрей и Юрик завопили хором, тыкая в экран маленькими баночками со светло-кремовой жидкостью, на которых были яркие этикетки:
- Майонез "Саливэ"! Лучшее из того, что вы можете купить за свои деньги! Майонез "Саливэ" - официальный спонсор нашей передачи! Без этого компонента любая ваша готовка обречена на провал!
Вопящих ведущих поддержала невидимая аудитория хохотом, улюлюканьем и аплодисментами. Так они голосили совместно минут пять, потом Андрей вновь обратился к Юрику:
- А можешь ли ты, Юрик, рассказать, почему этот лучший в мире майонез называется "Саливэ"? Давай, может, спросим у телезрителей? Первого, кто дозвонится к нам в студию и назовёт правильный ответ, будет ждать сюрприз! А теперь, - его лицо сложилось в гримасу, какая бывает у человека, который только что узнал страшную, омерзительную тайну и, наконец, дождался момента, когда может предать её всенародной гласности, - рекламная пауза!
Появилась опять заставка передачи, жареная индейка выделывала замысловатые па на подносе, при этом на поднос падали капельки жира. Замерцала надпись: "Майонез "Саливэ" - официальный спонсор передачи". Следующий кадр оказался видом небольшой деревеньки с высоты птичьего полёта, камера ястребом совершила стремительный спуск вниз, крупным планом продемонстрировала здоровенную бородатую харю, выглядывающую из небольшого окошка в бревенчатой стене. По ходу рекламного ролика выяснилось, что пресловутая харя является обладателем огромного мускулистого тела а-ля Арнольд Шварценеггер. Раскинув по печи свои накачанные анаболиками конечности, этот персонаж горестно стенал, как бы между прочим называя себя Ильёй Муромцем, при этом всячески демонстрируя свою немощность. Тут же, как бы в ответ на его вопли, появились калики перехожие. Не теряя времени даром, они извлекли карикатурно огромный флакон с майонезом "Саливэ" и напоили им страждущего. Детина сразу же воспрял духом и вскочил, демонстрируя свою вновь обретённую дееспособность. Мудрые старцы запрыгали, как ужаленные, тыкая указательными пальцами в исцелённого, приговаривая: "Майонез "Саливэ" - лучшее, что вы можете купить за деньги!". Но тут запрыгала по подносу индейка, и, прихохатывая, быстро двигая кулаками перед собой (приблизительно такие же движения при перемещении проделывал Андрей Никанорович на своей инвалидной коляске полувоенного образца с двумя рычагами, как у дрезины), на телеэкране возник Антон Пантелеев. Рядом с ним суетился, раскладывая продукты по сияющим хромированной поверхностью кастрюлькам, ассистент Юрик. Антон восторженно заревел:
- А теперь гвоздь программы, блюдо, которое вы так долго ждали - маринованные соловьиные язычки, тушёные с трюфелями в белом вине! Дипломированный кулинар Юрик... Юрик, ты же у нас дипломированный? Да-да, дипломированный кулинар Юрик покажет нам, как правильно готовить этот деликатес! М-м-м, я предвкушаю, как это вкусно! А пока Юрик проводит подготовку к готовке - ха-ха-ха, каламбур получился! - мы подведём итоги нашей мини-викторины. Победителем становится...Ирина Медведева из города Брянска. Она первая дозвонилась к нам в передачу и рассказала, что название "Саливэ" происходит от слова "саливация", или в просторечии - слюноотделение! Короче - от этого майонеза слюнки текут! Ирина, ты слышишь нас? Ты рада, что выиграла? Насколько сильно ты рада? Вау! Неужели настолько? Мы поздравляем тебя, Ирина, и ты получаешь в подарок вот эту замечательную микроволновку! Надеюсь, ты найдёшь ей применение. А ещё... А ещё ты совершенно бесплатно приобретаешь целую упаковку майонеза "Саливэ"!
Гром аплодисментов невидимой аудитории на время перекрыл голос Антона, слышны были выкрики: "Браво! Поздравляем!". Воспользовавшись небольшой паузой, оператор перевёл объектив на виртуозно орудующего ножом Юрика, нарубающего лук, морковь, петрушку со скоростью кухонного комбайна. В правом верхнем углу экрана проступил мелким шрифтом затейливый рецепт экзотического кушанья. Антон принялся комментировать действия своего помощника:
- Сейчас Юрий поместит соловьиные язычки - вот эти маленькие, розовые такие - на сковородку, она нагретая, без жира, стоит на плите. Язычки вначале будут тушиться в собственном соку, потом добавим немного сливочного масла и белое вино с пряностями... Трюфеля отдельно вымачиваются сначала в молоке, далее в особом маринаде... Юрик сейчас откроет нам свой секрет...
Дмитрий Потапович, наблюдая за действиями повара, почувствовал, что начинает погружаться в привычный транс. Он глянул на Серафиму Андреевну и Андрея Никаноровича - оба уже вращали головой, закатив глаза и размахивая руками перед собой. Старик, надо отметить, в последнее время вообще сильно сдал. Сказывался, видимо, давно точивший некогда железный организм, маразм. Раньше бы он к телевизору и близко не подошёл, разве что новости посмотреть, да и те отставной полковник привык узнавать из газеты "Красная Звезда", которую выписывал, пожалуй, полвека минимум. А тут всё чаще и чаще стал присаживаться вместе с домочадцами. И если бы просто присаживался, так нет же - ведь ещё и глаза стал закатывать самым первым. Серафима Андреевна ещё, бывало, только название передачи по слогам прочитает, а Андрей Никанорович в экстазе дёргается, котелком своим крутит, слюной брызгает. Дмитрий Потапович, впрочем, и сам продержался в этот раз недолго - ещё не успели толком потушиться язычки, а он уже присоединился к остальным домочадцам, ритмично вскидывая и опуская волосатые ручищи. Юрик между тем (медленно, но верно) приближался к кульминации действа, оставалось только добавить трюфели и белое вино. Ну и майонез "Саливэ", конечно, куда ж без него. Антон завис над глубокой сковородой, глубокомысленно втягивая дразнящие ароматы раздуваемыми ноздрями, причмокивая и издавая какие-то нечленораздельные звуки. Он поманил пальцем оператора, и камера буквально въехала в булькающее месиво. Следом за этим опять от одного края экрана до другого прогарцевала неизменная индейка, теперь в сомбреро из лимонных долек, за ней неслись маленькие зажаренные цыплятки под бодрое: "Жри от пуза!", вместо пончо на каждого был надет лавашик. Они набрасывали лассо из тугих спагетти на отчаянно удиравшую индейку, после чего неспешно поволокли добычу к себе, в приветливо распахнувший дверцы гриль. Заставку сменило зрелище жестокой сечи - чудесно поднятого с печи Илью Муромца низкорослые кривоногие печенеги (образом и подобием весьма напоминающие иллюстрацию к статье из детской энциклопедии - "Недостающее звено между обезьяной и человеком, где же ты?") рубали кривыми сабельками на мелкие шматочки. Когда богатырь вместе с конём превратился в небольшой холмик окровавленных останков, откуда-то с небес слетел чёрный ворон, сжимая в сухеньких лапках банку с майонезом "Саливэ". Розовые ломтики богатырятинки он щедро намазывал майонезом, который зачерпывал деревянной ложкой, вынутой из-за голенища одиноко валяющегося сапога Ильи Муромца. Под действием целительной силы чудо-продукта отрезанные части тут же срастались и, спустя несколько мгновений, Илья Муромец уверенно сидел в седле. Он облизал остатки майонеза на ложке, одобрительно хмыкнул и ринулся громить оторопевших печенегов. У тех майонеза не оказалось, и они гибли сотнями, сплюснутые могучими ударами шипастой булавы. Ворон летел вслед Илье и тащил в лапах хоругвь, на ней написано было аршинными буквами, стилизованными под старославянский: "Майонез "Саливэ" - лучшее, что вы можете купить за свои деньги!". Ворон на лету оборотился индейкой, покрытой хрустящей золотистой корочкой, хоругвь свернулась в кольцо, по ободку которого огненной вязью горела надпись "Жри от пуза". Показался Антон Пантелеев, золотистые кудряшки на его круглой лысеющей голове слиплись от пота. Вдоволь подёргав за рычаги несуществующей дрезины, он заголосил:
--
Вау! И мы приближаемся к самому ответственному моменту, по крайней мере, для меня он является именно таковым! Как вы думаете, что я имею в виду? Правильно! Это, конечно, дегустация! Оператор, пожалуйста, покажите крупным планом! Да-да, вот так! Чтобы все могли насладиться... Хотя бы внешним видом... Я нечеловеческим усилием воли сдерживаю себя - настолько вкусно пахнет! Посмотрите на Юрика! Он стиснул зубы, чтобы ненароком не съесть всё сразу раньше времени. Юра! Если ты позволишь, я приступлю... Вот так, ням, ням, ням...Вкуснотища... Чав-чав-чав...М-м-м... А ещё подливки немного, закусить солёным огурчиком...
У семейства Синегубовых к этому времени как раз закончилась самая первая, активная фаза транса. Они сидели неподвижно, жадно ловя каждое слово, каждый жест Пантелеева. По подбородкам стекали капли слюны, которую сглатывать уже не успевали. На какие-то мгновения им всё же удалось выдержать выбранный темп; в пустом зале, оклеенном дешёвыми обоями, кое-где уже отставшими, где из мебели кроме дивана и телевизора и не было, в общем-то, ничего, гулко звучало ритмичное: "Глыть! Глыть!". Первым начал сдавать Андрей Никанорович. Его "глыть" всё больше стало напоминать "буль-буль", да и оно становилось всё реже и реже, затем прекратилось вовсе. Лицо приобрело оттенок спелого баклажана, остекленевшие глаза сошлись к переносице, словно созерцая фиолетовый кончик массивного пористого носа. Потом пришла очередь Серафимы Андреевны. Она продолжала таращиться в экран, не в силах оторваться, захлёбываясь слюной и быстро-быстро суча ногами. Пятки отбивали глухую барабанную дробь на покрытом толстым пёстрым ковром полу, как будто где-то внутри Серафимы Андреевны ожила механической куклой юная пионерка, каковой она была лет, эдак, шестьдесят назад. Пионерка била в обитый войлоком барабан, отстукивая последние секунды жизни, промелькнули калейдоскопом в короткий миг все реалити-шоу, все "Рабыни Изауры", все "Санта-Барбары", какие ей довелось посмотреть, затем предстала перед взором надпись белыми латинскими буквами на чёрном фоне: "The End". И это было последнее, что она увидела. Дмитрий Потапович краешком сознания, которое не смог поглотить телевизионный шоу-транс, понимал, что происходит что-то неладное, неправильное, чего быть не должно, но слишком уж поглощён он был борьбой со своими излишками слюны. И всё бы, может быть, обошлось, справлялся Дмитрий Потапович славно. Да только зрелище причмокивающего, сыто отрыгивающего Пантелеева, вдруг сменилось рекламой столь ценимого бывшим бригадиром светлого пива. Янтарный напиток всё наполнял и наполнял тут же запотевающий бокал, уровень белой пены поднимался вверх вместе с пристальным взглядом камеры, но перелиться через край ей было не суждено - сосуд благодаря умелому видеомонтажу казался бесконечным. Даже закалённые стальные канаты, в которые превратились нервные аксоны Дмитрия Потаповича под воздействием жизненных катаклизмов (не без помощи Серафимы Андреевны), не смогли выдержать подобной нагрузки. В необъятной грудной клетке грузчика-профессионала заклокотало, струйки едкой, кислой от зависти, слюны потекли по широко раскатанным губам. Дмитрий Потапович дёрнулся пару раз и затих, хорошенько вытянувшись напоследок. В полной тишине чавканье Пантелеева, прерываемое только короткими, эмоциональными междометиями типа: "Ах! Ух!", могло бы вызвать у стороннего наблюдателя, будь таковой в наличии, смутные ассоциации с "Войной Миров" Уэллса. Именно такие звуки, похоже, издавали пресловутые марсиане, впрыскивая себе кровь невинных жертв. Но тут Антон внезапно перестал гримасничать, лицо его приняло сосредоточенно-озабоченное выражение. Он приблизился к экрану и, слегка наклонившись, заглянул в комнату.
- Красота! Можно заканчивать! - произнёс он удовлетворённо.- Эти были самые последние. Семьдесят пять тысяч восемьсот девяносто три - вот это я понимаю, вот это - результат! Юрик, учись, пока я жив, так вот работать надо: пришёл, увидел и...Юрик, ты чего задумался?
- Да не знаю... Жалко мне их стало как-то...
-Жалко? А вот представь, пройдёт немного времени, твои кулинарные подвиги набьют оскомину, рейтинги передач поползут вниз, где ты окажешься?
- По другую сторону телеэкрана с полным ртом слюны, - ответил, помрачнев, Юрик.
-Так кого тебе больше "жальче": их или себя? То-то и оно, что ты прекрасно знаешь, кого тебе будет жаль в первую очередь. А это слово "жалко" вообще забудь, не для нашей работы эта мутотень. Для сентиментальных хлюпиков, которым нужно оправдать своё неумение и нежелание бабки зарабатывать, придумана такая железная отмазка: нельзя, потому что - "жалко"! Кому они нужны, эти недоумки? Ты сам уже со мной третью передачу делаешь, ну неужели нормальный человек такую лабуду смотреть будет? Ты вместо того, чтобы сопли размазывать, лучше глянь, как люди делом занимаются. Подойди поближе, будет лучше видно, у меня как раз настроено на квартиру, где мы последнюю троицу обрабатывали.
Видишь, зашли четверо с чемоданчиками, у всех униформа, как у тебя, только эмблема с золотым шитьём. Пару лет потрудишься - такая же будет, хе-хе.
Юрий подошёл к внутренней стороне гигантского, в полстены, экрана. Там, в небольшой комнате с обшарпанными стенами, суетились люди в серых комбинезонах, вынимали жутковатые на вид орудия труда, какие-то начинённые сложной электроникой приборы. Чуть в сторонке стоял с большим бубном в руках пузатенький усатый мужичок. Он, видимо, был у них за главного. Ритмично постукивая в свой обтянутый кожей инструмент, негромко, почти шёпотом, мужичок отдавал распоряжения, в которых его подчинённые, похоже, не так уж и нуждались, потому что работали на диво согласованно и слаженно, словно шестерёнки часового механизма. Один, орудуя циркулярной пилой, уже спилил макушку у Серафимы Андреевны; другой, тем временем, оттянув кожу и теменную кость за прядь рыжих, крашенных хной волос, отсасывал содержимое головы с помощью небольшой ручной электропомпы. Третий, дождавшись освобождения необходимого пространства, заливал внутрь светло-коричневое содержимое баночки с броской, крикливой наклейкой: "Майонез "Саливэ". Он же крепил на место отпиленную макушку специальным степлером. Такую же процедуру последовательно провели Дмитрий Потаповичу и Андрею Никаноровичу. Возникла небольшая заминка только когда в полости черепа у отставного полковника вместо того, что следовало там ожидать, обнаружилось неожиданно две пригоршни старых солдатских оловянных пуговиц. После короткого совещания пуговицы высыпали, перевернув старичка вверх ногами и слегка встряхнув. Когда все трое засверкали стальными скобками на темени, каждому закапали в нос по восемь капель формалина и поочерёдно дали мощный разряд, присоединив электроды к вискам. Потом пузатый совершил камлание, низко-низко склонившись над полом, неистово тряся головой и отбивая варварский мотивчик на бубне. Склонившись над Синегубовыми, шепнул что-то на ухо Дмитрий Потаповичу, затем Серафиме Андреевне, в последнюю очередь подошёл к Андрею Никаноровичу, глянул на него с некоторым сомнением, но, в конце концов, наклонился и к нему. Совершив ритуал, служащие аккуратно упаковали оборудование в серые пластиковые чемоданы, толстяк с усами вынул пульт дистанционного управления телевизором, до сих пор зажатый в руке Серафимы Андреевны, и нажал на нём какую-то кнопку. На стене за спиной у него появилась надпись: "Выход", под ней - ярко-жёлтый прямоугольник дверного проёма, куда скромные труженики пилы, насоса и бубна направили свои стопы. Когда они покинули помещение, дверь исчезла бесследно; о происходившем только что у Синегубовых в квартире напоминал только слабый запах формалина. Просочиться через экран он, конечно, не мог, но Юрику показалось, что тошнотворная вонь проникла в студию. Слегка позеленев лицом, он повернулся к Антону. Пантелеев, постукивая пухлыми сарделькообразными пальчиками по столу, уставленному кухонной утварью, разглядывал сценарий следующей передачи. Увидев лицо Юрика, он отложил в сторону толстую стопку листов и осклабился:
- Что, студент, плоховато стало? Так это с непривычки, дальше проще будет. Это тебе не язычки соловьиные жарить, перед камерой кривляться. И не смотри на меня так, будто я злыдень какой, для общего дела стараемся. Всем приходится когда-нибудь чем-то жертвовать.
Пантелеев задрал полосатую майку - начиная от шеи, вниз тянулся уродливый фиолетовый рубец, на уровне левого соска он под прямым углом сворачивал под левую подмышку. Было такое впечатление, будто кто-то гигантским "Паркером" поставил на Антоне галочку: "Одобряю!".
- Всё имеет свою цену, - продолжил Пантелеев, подмигивая Юрку, - зато теперь можно позавидовать.
Он повернулся спиной и его массивный зад с колыхающимися ягодицами оказался в непосредственной близи от Юрика, тот инстинктивно отпрянул, так как много был наслышан о нравах, царящих среди шоумэнов. Но опасения оказались напрасны - тот просто решил продемонстрировать блестящий пропеллер, торчащий из спины на уровне поясницы.
--
Крылья, сам понимаешь, нынче не в моде, моветон,- заметил Антон, - поэтому мне по моему рангу... Впрочем, ты, возможно, не в курсах - я же ведь Ангел Смерти шестого разряда. Ты сам через годик, если останешься в этом бизнесе, получишь первый разряд. А вот чтобы шестой получить... Ты себе не представляешь, сколько дерьма слопать надо, чтобы получить шестой разряд. И это не оборот речи такой, сам понимаешь, а жестокая действительность. Хотя, раз ты собеседование при устройстве на работу проходил, то кое-что ты уже усвоил. Так ведь? Первый раз обычно тогда дают попробовать. Но немножко - не больше тарелочки. Давали? Ага, покраснел. Значит давали. Да ты не смущайся, через это все должны пройти - нечего стыдиться. Дальше веселей будет, придётся каждый день наяривать и ещё спасибо говорить. В общем-то, ты как раз за это деньги и будешь получать. Когда приползёшь к шестому разряду - а путь это неблизкий, усеян терниями - приём дерьма станет шестиразовым. В смысле - шесть раз в день. Ты очень молодой ещё, зелёный, кое о чём тебе, пожалуй, рано говорить. Но мне можно многое, я в прошлом году получил "Хрустальную косу", на мне рейтинги держатся, поэтому я могу позволить любую прихоть, в том числе пооткровенничать с тобой. Ты мне симпатичен, я вижу в тебе юного Антона Пантелеева, я был таким же. Я с детства знал, что мне уготована судьба не такая, как у моих сверстников, я готовил себя к величию. Тренироваться начал ещё в школе. Одноклассники по углам на переменах печенье с мармеладками жевали, а я уже из бумажного стаканчика от мороженого дерьмо чайной ложечкой выковыривал. И где же теперь эти чистюли, мои однокласснички? Кто на рынке огурцами торгует, кто на заводе за копейки горбатится. А я - Антон Пантелеев, меня вся страна знает, таксисты - и те бесплатно подвозят, представь себе. Как сказал один хороший человек в одной интересной ситуации: "Я звезда, а ты п...да!". Да ты, впрочем, должен помнить эту историю. Но, должен заметить, потребление дерьма - это ещё не всё. Ты бывал хоть раз в сортирах для VIP-персон? Если бывал, то запомнил наверняка, то унитаз там в виде гигантского вантуса, резиновой присоской кверху. Подобная конструкция имеет цель двоякую. Во-первых, создаются условия для того, чтобы вышеозначенная VIP-персона могла практически без усилий совершить задуманное: специальный насосик создаёт разрежение и содержимое кишечника выдавливается, как зубная паста из тюбика. Во-вторых, не пропадает ни капли драгоценного вещества - всё, что таким образом добывается, идёт дальше на стол персонам рангом пониже. И так далее, но не до бесконечности, а только до стадии, когда полученный продукт полностью теряет какие-то индивидуальные черты. Количество переходит в качество, по сути - это новое агрегатное состояние, осталось лишь разлить бурую жидкость по банкам и наклеить этикетку: "Майонез "Саливэ". Но и это ещё не всё, самую тонкую фильтрацию проходит данная субстанция в тот момент, когда тупое быдло в супермаркетах выкладывает свои кровные за эту пакость. Обратившись в денежную массу, виртуальные единички и нолики на банковских счетах, обретя, так сказать, золотой эквивалент, дерьмо приоткрывает свою истинную сущность. Мы, пользуясь языком алхимиков, выделяем из него квинтэссенцию. Это как если бы "Абсолют" пропустили через перегонный куб и подвергли ещё одной дистилляции. И когда хрустящие банкноты попадают на самый верх иерархической пирамиды, то круг замыкается. Такая вот политэкономия получается. Нет, я вовсе не к тому тебе корпоративные секреты раскрываю, чтобы ты терзался муками выбора: есть или не есть? Выбора у тебя, собственно, и нет. Жрать дерьмо всё равно придётся, так или иначе. Вопрос в том, как именно ты это будешь делать. Когда ты постигнешь всю красоту подобного замысла создателя, всю утончённую прелесть этой бессмертной пирамиды, над которой не властны ни время, ни отдельные людишки с их мелкими, безмозглыми, низменными страстями... Причащённый к таинству, обретёшь навсегда душевное спокойствие и экономическое благополучие. И что самое интересное, - тут Пантелеев понизил голос до заговорщического шёпота, - тебе ведь это начнёт даже нравиться, без пары ложек дерьма на ночь заснуть не сможешь, уж поверь опытному человеку. Радуйся жизни, пока молод, полон сил и идей, энтузиазма. Если играть по правилам, то всегда будешь на коне. А ежели кто морщит носик, и говорит: "Фи, какая гадость! Я это не буду!", так это те, кому просто не предлагают. Им завидно! Они бы рады, да рылом не вышли. Достанется, конечно, и этим неудачникам, да только уже разлитое по баночкам, разве может оно сравнится с чистым продуктом... Ты должен гордиться!
Юрик мотнул головой в сторону служителей, которые потихоньку убирали реквизит, двигали софиты, сматывали толстые, в руку толщиной, кабели:
--
Антон Вячеславович, а то, что вы при них эти... Ну, в смысле секреты раскрываете. Это как? Вдруг кому-то расскажут?
Антон расхохотался прямо в лицо Юрику, обдав его волной формалинового амбре пополам с мятой:
--
Ты что, слепой? Это же свежие зомби, преимущественно из союзных республик, они двух слов связать не могут, им даже обязанности по работе втолковать не получается, приходится программировать. Вот глянь.
Пантелеев подошёл к одному из рабочих и засунул руку ему за воротник. Когда он вынул руку, измазана была ладонь в зеленоватой жиже, двумя пальцами сжимал Антон жёлтую пластиковую карточку с мелкими отверстиями.
--
Смотри вот здесь, вверху, - он ткнул холёным наманикюренным указательным пальцем левой руки в сложный узор из маленьких отверстий, - устанавливается время прихода на работу, чтобы не смел опаздывать. Следующий ряд - это круг служебных обязанностей. Всё, что ниже - ограничители. Не вздумай препираться с руководством, не имей привычки требовать больше положенного, никогда не слушай, то, что предназначено для других ушей.
Антон Пантелеев проделал ту же самую манипуляцию, только в обратном порядке, вернув перфокарту на место. Постоял немного молча, о чём-то размышляя. Потом продолжил:
--
Как я уже говорил, выбора-то у тебя, в общем и нет. Контракт заключал? Заключал. Помнишь тот самый тринадцатый пункт, который надо подписывать кровью? Когда тебя покупают со всеми потрохами, значит, ты себе больше не принадлежишь. Помнишь фразочку про "нематериальную составляющую"? Ты хоть осознал, о чём, собственно, речь? Думал - шутка? Ха-ха-ха! Вот это действительно смешно! Шутка! Ха-ха-ха! Нет, милый мой, отнюдь не шутка. Хотя, если хочешь посмеяться над этой шуткой, то подумай-ка, кто же это всю передачу тебя подбадривал аплодисментами, смехом? Видишь маленькую железную дверцу в стене? Да-да, с маховичком, как на сейфе. Открути и загляни.
Молодой человек нерешительно приблизился к указанной двери и покраснев от натуги, начал откручивать маховик, после трёх поворотов дверца неожиданно подалась внутрь и Юра чуть не упал прямо в открывшийся проём. Просунув голову внутрь, Юрик несколько секунд провёл в оцепенении, потом захлопнул металлическую дверь и с неожиданным проворством завинтил снова маховик. С той стороны послышались стоны, несколько раз что-то тяжёлое лязгнуло по железу. Потрясённый, Юрик повернулся к Антону, по коже лица, которая приобрела изумрудный оттенок, катились градом крупные капли пота. Он сделал несколько шагов к столу, потом его вывернуло прямо в кастрюлю с тушёными язычками. Когда он смог поднять голову, лицо уже имело цвет кумача, заикаясь, он выдавил из себя:
--
О-о-они же там все... Они же...
--
Это наши сотрудники, у которых истёк срок годности, - участливо произнёс Антон Пантелеев, - в таком состоянии на телеэкран им дорога заказана, так хоть с озвучкой помогут, тоже дело. Всё лучше, чем скрежет зубовный на веки вечные, как ты считаешь? Не дрейфь, до этого нам ещё далеко. Хватит киснуть. Поехали, я тебе ресторанчик такой покажу - закачаешься. И что самое главное - никакого майонеза!
Юрик закивал головой, он был согласен на всё, лишь бы убраться из этого ужасного места. Промокнув лицо новеньким накрахмаленным фартуком, он вместе с Пантелеевым направился к выходу из студии. Антон, как бы невзначай, обнял юношу за талию, но тот, похоже, даже не обратил на это внимание. Печально взирали им вслед незрячие очи отключенных телекамер.
А у Синегубовых в этот момент происходило следующее: понемножку выходя из забытья, обводя мутным взглядом ничуть не изменившиеся интерьеры родной квартиры, Серафима Андреевна, Дмитрий Потапович и Андрей Никанорович постепенно пришли в себя. Вдруг Серафима Андреевна хлопнула в ладоши и заголосила:
--
Ой! И что это я сижу, надо же рецепт записать! Митя, ты не запомнил, какой рецепт сегодня был?
Дмитрий Потапович почесал затылок:
--
Ты знаешь, Серафима, у меня чего-то башка разболелась, просто страсть, как болит. Ничего не соображаю.
Он ещё раз почесал голову, из под стальных скоб на макушке выступила сукровица. В синеватом отсвете от работающего телевизора пресловутые скобки придавали ему отчётливое сходство с Франкенштейном, страдающим от ожирения. Андрей Никанорович, скрипя коляской, отправился к себе в комнату, непривычно было видеть суровые черты отставного полковника растянутыми в широкой, до ушей, улыбке. Он даже по дороге несколько раз принимался хихикать, негромко так, конспиративно. Что его так развеселило, Дмитрий Потапович спросить постеснялся, к тому же что-то ему подсказывало, что тесть всё равно не ответит. Не такой это был человек. Дмитрий Потапович приподнялся, слегка покряхтывая, и понёс свою тюленеобразную тушу на кухню. Открыл шкафчик, спугнув парочку заполошных прусаков, пошарил на полочке в поисках аспирина. Но ни аспирина, ни цитрамона не оказалось, Дмитрий Потапович в бессильной ярости догнал одного из тараканов, и прихлопнул его тапочком. Чуть-чуть отпустило. Он заглянул в дырку, ведущую на кухню к соседям. Людмила Федюкина резала лук на аккуратные кольца, напевая: "Микроволновка, микроволновка, микроволновка...".
--
Наверное, тоже выиграть хочет, - подумал Дмитрий Потапович,- смотрела, видимо, передачу вместе с нами.
Какая-то белая полоса протянулась вдоль плинтуса, Синегубов нагнулся, чтобы рассмотреть поближе, что это такое. Длинной вереницей маленькие мохнатые паучки направлялись прочь из своего морозного обиталища. Крохотный паучонок тащился за своей длинношерстной мамашей, увешанной котомками, причитая:
--
Куда же мы теперь? Зачем мы уходим? Нам же здесь хорошо было!
Паучиха отвешивала ему подзатыльники, приговаривая:
--
Умный ты больно, однако! А кушать ты что собрался? Скоро в этом холодильнике ничего, кроме майонеза не будет! Что тогда?
Услышанный диалог заставил Дмитрия Потаповича обомлеть. Пустота внутри, зовущая, сосущая, получила, наконец, своё имя - майонез! И головная боль утихнет, и не надо будет давиться склеившимися макаронами, майонеза на них чуток - и все дела!
Решено, сейчас же соберётся, и в магазин. И купит баночку майонеза, а лучше две, не пропадёт. Дмитрий Потапович надел тапок обратно на ногу и хотел уже идти одеваться, но появилась Серафима Андреевна. Она была уже собрана, увешана хозяйственными сумками.
--
Митенька! Я быстренько прошвырнусь до магазина и обратно, -сказала Серафима Андреевна, - а ты пока поставь макароны варить. Я только схожу, майонез куплю, я так думаю - баночки три, каждому по одной.
--
Серафима, ты - прелесть! Я было собирался сам идти...
--
Да ты пока соберёшься, старый дурак, я уже дома буду!
Серафима Андреевна встала перед зеркалом, тщательно зачесала волосы, чтобы не было видно поблёскивающие проволочки на темени. Когда хлопнула входная дверь, Дмитрий Потапович не услышал. Он стоял у открытого холодильника, на пустой решётке которого могучая сила воображения рисовала плотные ряды майонезных баночек. На какое-то время в мечты Дмитрий Потаповича вклинилось нечто не совсем понятное, куда-то исчезли окружающие его бетонные стены, кафель с бурыми ошмётками от раздавленных тараканов. Между существами, которые его окружали, не было границ, словно каждый из них был нотой прекрасной завораживающей мелодии, и, казалось, что ничего красивее и не может быть, чем эта пленительная музыка, смутно знакомая с детства. И Дмитрий Потапович вдруг понял, что любит всех этих людей, иногда смешных, иногда жалких, но без любого из которых гениальная симфония превращалась сразу же в безобразную бессмысленную какофонию. Более того, он осознал, что является воплощённой частицей этой вселенской любви, и ещё что-то такое стало ему доступно, для чего и слов-то не придумали. Но тут вздыбилась гневным девятым валом светло-коричневая дрянь, и Дмитрий Потапович вновь уставился в пустой холодильник.
--
Скорее бы, что ли, Серафима приползла. Только за смертью посылать, делов-то - майонез купить, - проворчал он вслух, буравя взглядом никелированную решётчатую полочку.
И жадно сглотнул слюну с неприятным привкусом формалина.