Аннотация: Финал - Радио Луны "Полет Дракона - 2008"
Мы терзали этот мир, пинали его ногами, а он лишь корчился под нашими ударами, стараясь прикрыть самые болезненные места. А потом он обмяк, скуля и мелко вибрируя, и мы сделали передышку, чтобы собраться с силами и пополнить запасы ярости.
Не так, хочется надеяться, все будет не так.
Пустота напряглась и начала беззвучно вибрировать под тяжелыми ударами.
Мужчина сидел на валуне - неровном осколке, вырванном из тела Вершины, и перебирал четки. Черная тень закрыла небо, затмила половину из миллиардов глаз Космоса, желтых, холодных и немигающих.
Человек ухмыльнулся и прислушался к собственным ощущениям. Усталость медленно уходила, оставляя место азарту. Сферы мягко скользили в ладони, упруго связанные друг с другом нитью незримых сил.
Оставалось просто ждать.
- Снова ты, Наездник.
Возможно, это были тихие слова или очень громкие мысли, вкрадчивый шепот голосовых связок или вопль сознания. Потом налетел шквал. Красная пыль огненным смерчем взвилась вверх, закручиваясь в пульсирующие воронки. Названный Наездником не двинулся с места, только сощурил глаза, оберегая их от песчаных уколов.
Мужчине никогда не нравилось это прозвище, вызывающее в памяти образ монстра, откладывающего свои личинки-паразиты в тело еще живого врага. Оно напоминало о том, что действия человека, в принципе, ничем и никогда не отличались от родительского инстинкта безжалостного хищника.
Вихрь усилился, словно небо, которого здесь не было, невероятным прессом давило на грунт, заставляя вскипать песок. Человек презрительно сплюнул - приход его самого был тих, незаметен и неотвратим. Земля вздрогнула, словно в неё вогнали тяжелые колонны.
- Снова ты, Наездник, - с присвистом зазвучало вновь, одновременно изнутри и снаружи.
- Я, - согласился человек и чихнул.
Пыль начала медленно оседать - на расстоянии вытянутой руки от мужчины в песок вонзился огромный, больше человеческого роста, сине отливающий сталью коготь.
- Снова ты, - донеслось сверху, отразилось гулким эхом от скал, от песка, от звезд.
- Ожидал кого-то другого? - Наездник посмотрел в сторону, а четки на мгновение прекратили свое скольжение в его ладони.
- Пришел уничтожать...
Человек пожал плечами, будто его микроскопический жест мог быть замечен нависавшей над ним громадой.
- Разрушительный, маленький обособленный разум...
- Помнишь? - мужчина легко извлек из четок бусину и начал вращать её в пальцах.
Под тонкой пленкой, переливающейся всем спектром, яркая зелень граничила с глубокой синевой, и белоснежные спирали, чуть подрагивая, плыли, перетекали с места на место. Когда-то эта сфера была черной с красными сполохами.
- В том, что он живет, нет твоей заслуги. Помню... как содрогнулось мироздание.
Наездник никогда особенно не задумывался о способах, но в тот раз все получилось уж слишком... массированно.
- Коллайдер на встречных курсах - слишком грубый инструмент, - человек не удивился ощущению, что не может узнавать произнесенные им слова.
Это его не беспокоило - он привык доверять собственным воплощениям. В высоте что-то тяжело и рокочуще вздохнуло.
- Мы ведь оба слуги. - Наездник небрежно выпустил сферу из пальцев, шар устремился вниз, хрупкий и уязвимый, должный брызнуть осколками от удара о поверхность.
- Нет... Служение свойственно лишь твоей породе.
Сфера тем временем, презрев законы тяготения, по замысловатой дуге юркнула в четки и заняла присущее ей место, раздвинув остальные бусины. Человек даже не посмотрел на ожерелье. Если бы у Наездника поинтересовались, какими силами удерживаются сферы, он бы, не задумываясь, ответил, что их связывает соборность ойкумены. Или, может, эффекты слабых взаимодействий, обусловленных обменом калибровочными квантами. Сказал бы и не удивился.
Еще Наездник мог, не задумываясь, промолчать.
Вообще он всегда предпочитал молчать, стараясь держать в себе не свои слова, но сейчас, именно сейчас, полагал, что нужно общаться. На всякий случай. Впервые за весь разговор он посмотрел вверх, на собеседника. Человеку пришлось запрокинуть голову.
Так бывалый странник глядит на преградивший дорогу горный хребет, касающийся облаков. Оценивающе, взвешивая собственные силы и немного раздосадовано - ведь путнику нужно на другую сторону.
Вверху, почти на уровне звезд, тускло блестели перечеркнутые вертикальными зрачками фосфорно-зеленые глаза-блюдца. Отражая рассеянный свет чужих солнц. За миллионы лет выгоревшие от этого света. Бесконечно мудрые, бесстрастные, равнодушные. Однако сильнее этих необычных глаз приковывала внимание пасть чудовища. Громадная, сплошь состоящая из зубов. Острые клыки росли в несколько рядов, выглядывая друг из-за друга, производя впечатление неровного, неряшливо вбитого, но густого частокола. Старые, покрытые коричневым налетом, длинные и кривые зубы чередовались с молодыми, острыми, молочно-белыми..
Наездник хищно улыбнулся:
- Рассуждаешь... как всегда.
Чудовище пошевелилось. Когти с хрустом скребнули камень, оставляя овраги-борозды.
- Не так, как вы, привыкшие бездумно брать. И пользовать. Ничтожества, никчемные без своих рабов.
- Рабов?
- Твой скакун. Твои воплощения. Твари, Машины, плоть Мира - только средство.
Человек подавил зевок.
- А как же твои дети, послушные воле Родителя?
Гигантская голова качнулась из стороны в сторону, потрескавшиеся, замшелые пластины, прикрывающие тело, со скрежетом пришли в движение.
- Сколько раз я убивал тебя, человек?
Наездник скучающе потянулся. Наверное, много. Сфер в четках было меньше.
- И каждый раз ты приходишь снова, выслушиваешь меня и ничего не понимаешь. Я - не хозяин, не властелин и не хранитель. Я - равноправная часть общности, самая старая часть древнего рода, первым вдохнувший дуновение Создателя.
- Древнего, - многозначительно повторил человек.
- Древнего. Вам, младенцам, яростным, назойливым, обделенным мирозданием, не понять, что такое Вечность.
- Сколько раз я убивал тебя, Змей?
Наездник не нуждался в ответе. Немного. Меньше даже, чем сфер в четках.
- А ты так и не понял - всегда, когда ты убиваешь меня, ты убиваешь только меня...
- Но когда ты побеждаешь, добавляя новый мир в свое ожерелье, гибнут мои дети. И каждый раз ты пользуешься все более страшными силами. Твоему народу не суждено долгое существование. Когда-нибудь вы пожрете самое себя.
- Когда-нибудь, - человек поднялся, - все когда-нибудь случается.
Разговор можно заканчивать. Раскрученная пращей чужой галактики, приближается смерть. Наездник знает это. До удара остается совсем немного. Здесь будет освобождена не слепая мощь сотрясающего звезды молота, пришло время филигранного выпада отточенного острия.
- Слышишь, старый ящер? Посмотри на этот пока еще свой мир. Когда-нибудь его новые хозяева будут охотиться на последнего дракона.
Крошечная песчинка, пропитанная мощью, гигантский кристалл, брошенный рукой исполина или мюон, разогнанный в магнитном потоке. Мишень - нежно-голубая сфера, будущее украшение в ожерелье ойкумены.
Чудовище закрывает глаза и становится темнее. Судорога проносится по телу, топорщится чешуя, лапы вновь крошат камень. Дракон ревет, подбрасывает свое тело вверх и начинает упруго ввинчиваться в пространство. Наперерез.
Поздно. Неотвратимо.
Человек отворачивается. Он не хочет видеть, как дракон нанизывается на копьё энергий.
Бессмысленно.
Человек не хочет видеть, как вскипают океаны, как проваливаются в пучину материки, как небо становится черным от гари и земля ежится от холода, лишенная ласк светила. Ему не жалко многочисленных и разнообразных детей старого ящера, обреченных в муках освободить мир для его следующих владельцев.
Наездник властным окриком подзывает Скакуна, и тот подобострастно льнет к своему хозяину. Могучее существо с густой развивающейся гривой, хитиновым панцирем и кремниевым сознанием. Тварь или машина. Раб.
Человек легко взлетает в седло и сплевывает, услышав последнюю, затухающую мысль поверженного оппонента:
- Придет время, и скелеты твоих детей...
Гелевая ручка порхает над бумагой, из коротких штрихов рождается набросок. Наблюдаю со стороны. Наверное, это Скакун. Действительно, похож на лошадь, закованную в составные средневековые латы. Но только похож - инородность изображенного существа практически осязаема.
Он и в самом деле - гений. Во всем.
- Могу дракона нарисовать, могу само место, могу ожерелье, - Мишка как будто оправдывается. - А Наездника - не могу.
- Ну, воображение у тебя...
Руководитель проекта раздосадовано смотрит мне в глаза.
- Какое воображение? Я эти четки проклятые каждую ночь в руках перебираю. Как поставили установку на отладку, с тех пор и снится.
- Одно и то же?
- Слово в слово. Сначала боялся, что чокнусь. Потом привык.
- Переутомился ты, Михаил Васильевич. По четырнадцать часов над ускорителем колдуем, - я ткнул курсором в иконку, запуская диагностику инжекционной камеры и первого каскада фокусирующих фильтров.
- Слушай, может, перенесем пуск на неделю? Надо пару гипотез обмозговать.
Мандражирует Мишка. Нормально - гении, они вообще натуры тонкие. Другое дело мы - ремесленники. Ему бы действительно отдохнуть дней пять, но сроки, сроки, чтоб их. Ведь те петабайты информации, которую мы снимем сегодня с детекторов, еще обрабатывать придется. А растиражировали на весь мир? Общественность заждалась. И учредители.
Словим, словим мы этот бозон, никуда он от нас не денется. Триллион электрон-вольт на пике - это не шутка.
- Какие тебе еще гипотезы?
- Надо вероятность нелинейных процессов просчитать.
- Да ладно - я понимаю, что энергии запредельные, но у нас же на мишень не пучок, а единичный позитрон уходит. Поимеешь ты Нобеля, не сомневайся.
Поимеет - факт. Ситуация ведь беспроигрышная - будет бозон Хиггса в камере, нам почет и лавры победителей, а не окажется этой гипотетической частицы в заданной области - то и нет её вовсе в природе. А значит мир еще интереснее, чем мы думаем.
- Бред, конечно, но мне эти динозавры покоя не дают...
Талантливым людям можно простить некоторые чудачества. Я ободряюще похлопал напарника по плечу:
- Ми ка эл. Знаешь, как переводится? Тот, кто Бог.
Напиться нам надо, вот сегодня отбомбимся и надеремся, на радостях. Одна за одной, с довольным писком загораются секции подтверждения готовности на мониторах.
- Миш, эти выдумки фантастов насчет аналогии планетарной системы атомов и реальных космических объектов...
- Да не обсуждается даже эта чушь! - Мишка махнул рукой. - Хотя я и на таком тезисе можно несколько красивых теорий построить. И в десяти измерениях частицы-струны чего угодно нафантазировать, и макрообъекты Космоса закольцевать, как прогрессирующие поколения фундаментальных частиц. Но...
Очередная порция гениальных версий. Мишка уже тянется за ручкой и бумагой. До окончания предстартового тестирования аппаратуры, размещенной в тридцатикилометровом тоннеле линейного ускорителя, остается всего ничего. Формулы начинают громоздиться вокруг изображения мифической лошади. Анализирую краем глаза - складно, хотя и базируется, в основном, на допусках.
- Видишь, что творится с гравитацией на этом этапе? - Михаил подчеркивает результат. - Микроскопическая черная дыра? А прогрессия? Это, к чертям собачьим, Армагеддон! Я реально боюсь.
С такими натяжками и санкциями, как в его выкладках, я могу формулировать постулаты рая и ада. Хотя, конечно, построенная им за несколько минут теория небезынтересна.
Система радостно информирует о готовности.
Я тянусь к клавише "Enter". Не красной кнопке, не массивному тумблеру - обычной, слегка затертой клавише "Enter".
- Он сказал - "Поехали!"...
- Знаешь, что сказал мне тогда дракон? - надтреснувшим голосом сообщает Мишка. - "Придет время, и скелеты твоих детей, человек, тоже извлекут из-под песчаных наносов, выставят на всеобщее обозрение и нарекут ископаемыми... Какое-нибудь новое, молодое и безжалостное племя..."