Катки затормозились, но многотонная махина еще проскользила юзом пару метров, скрежеща траками и выковыривая булыжники из мостовой. Хорошая брусчатка, до нас веками лежала. Сейчас, когда машина крутой разворот делает, старательно вытесанные и уложенные предками камни веером из-под гусениц разлетаются. Так по броне барабанят - кажется, что под обстрел попал. Впрочем, развороченные дороги - это не самое страшное. И дома с осыпавшимися углами, чего поделаешь, габариты коробочек чуть шире местных улиц - тоже еще не катастрофа. Но жалко. Все здесь какое-то сказочное, книжное. Флигельки, башенки. Лирика.
Машина еще покачивалась на балансирах, а я уже спрыгнул вниз и торопливо провел ладонью по лицу. Пыль и пот - представляю, какие сейчас разводы на физиономии. От вездесущей пыли никакие фильтра не спасают, а кондиционеры у всех заглушены в исполнение очередного распоряжения под длинным номером с приставкой 'дсп'. Жесткая экономия. Водила еще, мудак, у самого штабного прицепа встал. На бегу даже ополоснуться не успеваю. Вдобавок и за внешний вид отгребу. К Бригадиру срочняком просто так не вызывают - будет вставлять. Знать бы, за что конкретно, грехов-то на душе немерено. Пока ехал - все перебрал, что смог вспомнить. Из последних? Недавно мои кирху разутюжили. Понять можно - они на подступах борт потеряли. Без явных признаков боевых действий. Сейчас и не разберешь, кто в той церквушке тогда закрылся - звери, примиренцы или напуганные прихожане. Фарш.
По нынешним временам это и не залет - так, недоразумение. Опять же, в целях экономии - ни единого выстрела.
Штабной прицеп, в просторечии бронепоезд, напоминал украшенную коробками активной защиты стальную фуру на гусеничном ходу. Рядом проветривался шестиколесный генеральский внедорожник с распахнутыми настежь люками.
- Как там Папа? - на бегу осведомился я у заспанного адъютанта, - Один?
- Один. Рвет. Связь была, - вздохнул тот.
То, что приставленный к Бригадиру офицер парился в полированных берцах, каске и бронике, подтверждало - Папа мечет конкретно.
Из-за звуконепроницаемой, в принципе, перегородки прорывался припев хита вековой давности 'Броня крепка и танки наши быстры'. Скачал же где-то. Адъютант ткнул клавишу вызова и только раскрыл рот для доклада, как шлюз несмазанно лязгнул запорами и приглашающе отошел в сторону. Оставь надежду всяк сюда входящий... Был бы верующий - перекрестился, а так, подавив желание зажать ладонями уши, просто шагнул внутрь. Дохнуло жаром - Папа в свое время подал пример, отключив систему кондиционирования. Гимн танкистов гремел так, что я непроизвольно зажмурился. Мерзкое качество звука - высотка хрипит, басы захлебываются. Что поделаешь - оборудование громкой связи в бронепоезде на проведение дискотек не рассчитано.
Я вытянулся, рука дернулась к шлему для отдачи чести. Песня прервалась на полуслове, шлюз, чуть толкнув меня в спину, встал в пазы, а Бригадир, практически неразличимый в клубах сигаретного дыма, фразой 'чё встал, говнюк?' предложил не зацикливаться на условностях. По большому, меня такая манера общения устраивает - это немного лучше холодной официальности. Однако расслабляться не стоит - старательно имитируя строевой шаг, я пересек пространство небольшого кабинета и замер напротив стола. Попытался еще раз доложить, но Папа опять прервал:
- Ну что, полковник?
Посреди стола находилась переполненная пепельница и полупустая бутылка с белой овальной этикеткой, наполненная темной янтарной жидкостью. За три года мы стали неплохо разбираться в таких вещах - Лафражет Винтаж, очень недурственный коньяк. До инфляции, говорят, стоил под полторы тысячи евро.
Я промолчал.
- Ты когда личным составом начнешь заниматься?
Терпеть не могу такие наезды вслепую. Личный состав - как неразорвавшийся снаряд. Сиди и жди, когда долбанет. Тем более - здесь и сейчас. А вообще, пусть у замполита голова болит. Генерал пробуравил меня взглядом опухших, красноватых глаз. Ему не позавидуешь - из героя-спасителя превратиться в козла отпущения.
- Ты куда состав дел?
Вот оно что. Начал с личного, закончил железнодорожным. Состав, это так теперь называется. Двенадцать цистерн, если быть точным. Да, к танкам цепляли и волоком по автобану. Конфедераты пожаловались?
- Не слышу ответа!
- Реквизировал, товарищ ге...
- Полковник, - взвился Папа, - у тебя на плечах что?
- Мои технари отчет натовских аналитиков подхватили! - попытался возразить я. - С топливом и сейчас сами знаете...
- Запасливый, значит. Если каждый такой умник... Ладно. Четверть себе оставишь, остальное - в резерв бригады.
- Есть!
Могло быть и хуже. Обрадоваться я не успел.
- На жопе шерсть! Ты вчера колонну беженцев эскортировал?
К чему это он? Тридцать семь старых 'Неопланов' и шесть оборудованных станковыми пулеметами джипов самообороны, пробивающиеся на север. Дал им в помощь отделение, разведка об одиночных группах противника докладывала, и, если уж на то пошло, скормил пол цистерны солярки.
- Так точно. Гуманитарная...
- Почему без доклада? Ты пятьдесят шестую директиву коалиционного правительства когда последний раз читал?
Я их, союзников, бумажки, вообще никогда не читаю. Я и наши циркуляры замполиту на откуп отдаю, чтобы потом пересказал своими словами.
- ...?
- Ты их шмонал? На предмет дезертиров? Отбор годных произвел? Полковник, нля, это по законам военного времени - трибунал!
Трибунал, говорите? При зачистке церковь полную людей под гусеницы пустить - это не трибунал. Продовольственную колонну или топливный состав реквизировать - не трибунал. А местных не мобилизовать, пусть они на броне вместо мешков с песком будут, от кумулятивных снарядов защита, за это можно и к стенке. Кто застучал, интересно? Короче, сорвался я.
- Там, из мужиков, пацанва одна! Я в жандармерию не подписывался! Кому мы здесь служим? Конфедератам? Миротворческие силы, мать!
Что поделаешь - у всех нервы.
Бригадир задумчиво осмотрел меня с головы до пят. Запыленные берцы, потертый комбез, обшарпанный шлем. Вчерашняя щетина на требующем пластики лице, память о том, как факелом чадила моя прежняя коробка. Неуставные перчатки без пальцев. Напротив каждого нарушения дотошный канцлер внутри генерала чиркнул галочку - уверен. Сейчас ввалит.
Но Папа вдруг вздохнул:
- Садись, Лис.
Плохо дело - раскис старик. Того гляди - коньяку плеснет. Придется отказываться - завязал. В натуре, сил больше нет. После того, как однажды в пьяном угаре сон увидел. Даже не сон - видение. Эффект присутствия - полный, словно в будущее заглянул.
Будто прошло еще лет десять, а мы все мотаемся по Европе в своих ржавых монстрах. Солярку чуть не мензурками делим, только и хватает, чтобы переползать с места на место. Когда подбираются местные, не разберешь, коренные или исламисты, и забрасывают броню булыжниками, не отвечаем - боекомплект исчерпан, да и какой вред могут причинить камни танкам. Выброшенные на берег киты. Пережидаем, оттираем с бортов дерьмо и тащимся дальше. В никуда.
Так реалистично привиделось - пришел в себя в холодном поту и с трясущимися руками. Самое страшное - очень вероятный расклад. И не самый мрачный - есть и похуже варианты развития событий. Боеголовки сейчас в каждой задрипанной автономии есть. Если у кого нервы сдадут - будем мы по мертвому миру в своих железных гробах колесить. Скорлупа защитит, если в эпицентре не оказаться.
Не думаю, что зажал, скорее всего, в курсе насчет завязки - Бригадир брызнул только себе на два пальца.
- Это ты, Сергеевич, правильно спросил. Кому служим... В курсе - ООН сложила полномочия?
Вот те раз. Теперь точно - писец.
- А наши?
- Для наших мы давно уже убийцы и мародеры.
Да, общественное мнение. И проблем там своих по горло - юго-восточная экспансия. Забыли - в лучшем случае. Откомандировали и забили.
- Янки на Ближнем Востоке по уши завязли. Для них то, что здесь творится - все еще подавление беспорядков силами миротворческих подразделений.
Что же тогда - война?
- Может, к своим попытаемся пробиться?
Генерал покачал головой:
- Не дадут. И не примут. От нас все открестились, кроме конфедератов.
Номинального и разрозненного образования с гордым названием Европейское коалиционное правительство.
Бригадир махнул стакан и затянулся сигаретой на закуску.
- Так что прикажут - будешь мальчишек по лесам ловить.
Он вопросительно перевел взгляд с меня на бутылку. Гори оно все - я кивнул. Генерал достал из-под стола второй стакан и разлил. Выпили. Радостно пошло. Дорогой орехово-медовый букет. Мой взгляд снова остановился на этикетке. Lafragette Vintage Petit Champagne 1934.
- Знаешь, - генерал выдохнул струю дыма, - вчера в колонне шли, на дороге кошку раздавленную видел. Под траки задней частью попала, бедняга. Представляешь, половина тела просто в лепешку раскатана, а она, шок, наверное, лежит и умывается. Лапу вылизывает и за ухом себя трет. Как будто не видит, что по асфальту кишки разбросаны, не понимает, что боль сейчас вернется, не знает, что это конец.
Он мутновато посмотрел мне в глаза. Кошка. Видывал я вещи похуже... и с людьми. Неожиданно для себя понимаю - Папа пьян, сильно, как никогда, практически в усмерть.
- Так и мы, весь наш гребаный мир... ты, полковник, пуговку-то застегни... и обувь почисти. Свободен.
Я отдал честь и вышел. Свежий воздух ударил в голову не хуже генеральского коньяка.
- Ну как он? - участливо поинтересовался адъютант.
- Клинит. Может, отрубится скоро.
- Про кошку рассказывал? Заманал уже всех с ней. Вчера, не поверишь, колонну в марше остановил. Так тормозили, чуть друг на друга не залезли. А он присел возле этой твари, погладил, помолчал, да и пристрелил. Чтобы не мучилась.