Чудесный зимний вечер. Заснеженные деревья замерли от неожиданно спустившейся тишины и спокойствия. Огни города, красные, оранжевые, желтые, зеленые, выделяясь на фоне белоснежного спокойствия, кажется, приглашают тебя в сказку. И ты поддаешься искушению, выходишь из дому и просто идешь по улицам преображенного города, то и дело ожидая появления фей либо эльфов. В такие вечера чудеса становятся ближе. Они смотрят на тебя из витрин магазинов. Они улыбаются тебе в толпе незнакомых лиц. Они манят тебя туда, где действительно могут случиться. И ты не знаешь, то ли это тайна зимнего вечера, то ли пришла твоя очередь получить порцию чуда.
В кафешке с романтическим названием "Первое свидание" так притягательно светятся окошки, приглашая зайти. Наверное, здесь влюбленные парочки проводят свое первое свидание, и одинокая дамочка с наклонностями наблюдателя и распухшим блокнотом вряд ли будет им по вкусу, думаю я, и все равно захожу. Магия запаха и света, что поделаешь. Выбираю столик поближе к окошку, чтобы можно было глядеть на вечерний город и чувствовать, как твоя душа становится чище и тоньше, как боль и волнения постепенно затвердевают, превращаясь в снежинки, и медленно падают на пол, под столик, за которым я сижу. Там они становятся водой, а затем паром, и их уносит прочь пробегающий мимо сквознячок.
Вопрос официанта, наверное, уже не первый, выводит меня из медитативного оцепенения. Чашечку кофе, пожалуйста, быстро реагирую я и беру предложенное меню. Не хочется ничего: ни есть, ни пить, хочется просто сидеть и глядеть в окно на снег. Мне приносят кофе, и я заказываю какой-то десерт под названием "Пламенный поцелуй", уже опасаясь, что мне принесут взбитые сливки с перцем чили внутри. Но десерт оказался не таким уж плохим. Получая истинное наслаждение от нежного вкуса, я наконец-то пробегаю глазами по остальным посетителям. Как и предполагалось, все сидят по парам, рука в руке, ноги слегка соприкасаются, на губах читается жажда поцелуя... Я улыбаюсь улыбкой умудренной опытом старой матроны, хотя мне всего двадцать пять, и вдруг ловлю на себе чей-то взгляд. Это очень красивый, элегантно одетый мужчина, он сидит за столиком один и неспешно пьет свой кофе. Я в смятении отворачиваюсь. Ну не знакомиться же я сюда пришла, еще чего не хватало. В это время он встает и подходит к моему столику.
- Можно присесть? - уверенно спросил элегантный незнакомец.
- Пожалуйста, - ответила я, стараясь говорить как можно более небрежно.
- Вы писательница? - продолжил он, косясь на мой блокнот.
- Да, то есть, нет, не совсем, я... просто люблю разгуливать по городу с блокнотом, - выпалила я какой-то бред.
- Так, одинокая привлекательная девушка с блокнотом решает провести одинокий романтический вечер совсем одна? - спросил он, улыбнувшись.
Я кивнула.
- А я сгораю от желания провести этот вечер с вами. Без блокнота, разумеется. Поверьте мне, один вечер не повредит вашим "отношениям", скорее наоборот, пойдет на пользу. Как вы думаете?
Я не ожидала такой неожиданной атаки и не знала, как себя вести в таких случаях. Видя мое замешательство, незнакомец произнес:
- Позвольте представиться, Роман Голубович, писатель, автор исторических романов.
- Очень приятно, - вежливо пробормотала я, - а я Татьяна. Кстати, по вам не скажешь, что вы пишете исторические романы.
Он улыбнулся немного лукаво. И предложил:
- Давай перейдем на ты?
Я снова кивнула.
- Тебя печатают или ты пишешь для себя?
- Нигде не печатают, - сказала я, покачав головой, - все съедает блокнот. Он очень прожорливый, - добавила я серьезно.
Роман рассмеялся и показался вдруг не таким уж холодным красавцем. Сколько же ему может быть? Тридцать пять? Тридцать восемь?
- Пытаешься определить, сколько мне лет? - угадал он мои мысли. - Не спеши, я сам тебе все расскажу.
Он расплатился за кофе и десерт, помог мне одеться и, взяв меня под руку, вывел прямо в расцветающий огнями вечерний город.
- Предлагаю небольшую прогулку, - сказал Роман, - серьезно поглядев мне прямо в глаза.
Секунду до этого я хотела оказаться, и, сославшись на занятость, поспешить домой, но в его глазах читалось восхищение и какая-то почти неуловимая нежность. Было и еще что-то. Этот человек обладал странной, загадочной властью, и так хотелось ему подчиниться.
* * *
Я так благодарна тебе. За твой восхищенный взгляд. За твою нежность. Просто за то, что ты относишься ко мне как к женщине. Это вдохновляет и окрыляет. Это придает силы.
Писатели и психологи ставят себе задачу разобраться в человеческой натуре, и прежде всего, в человеческих чувствах. Это сложно и достойно увесистых трактатов и толстых романов. Я ставлю задачу разобраться только в одном своем чувстве - счастья...
Что делает женщину счастливой? Пусть у нее ничего нет, но есть надежда, и есть человек, который надеется вместе с ней и верит в ее успех. И тогда все получится и получается. Причем, получается мгновенно, неожиданно, сразу... Как будто ты попадаешь в сказку, и она сбывается прямо на твоих глазах, и в этой сказке ты - королева. И ты - автор. И ты - читатель. Время меняет скорость, и у тебя кружится голова, ты еще не успела привыкнуть к такому быстрому полету. Ты летишь на ковре-самолете в своей собственной сказке.
Чем отблагодарить тебя за эти драгоценные чувства? Как снять с тебя груз усталости и подарить немного тепла? И ласки. И любви. Потому что именно в таком состоянии можно дарить любовь.
Чем дальше я пишу, тем дольше мне хочется сохранить это свечение. Пусть оно немного потускнеет, но светлая память о нем останется.
И так не хочется ставить точку...
* * *
Итак, дорогой читатель, я осталась наедине с незнакомцем Романом, к которому меня тянуло и влекло, будто под воздействием некой магической силы. Мы шли под руку на глазах просыпающегося для ночной жизни города. "Скоро Новый год! Скоро Новый год!" - весело пели снежинки, купаясь в разноцветных огнях. И я их слышала, и была счастлива, и несла свое счастье, как драгоценный напиток, который нельзя пролить.
- У тебя потрясающая улыбка, - сказал Роман, глядя мне прямо в глаза, и в его серых глазах я снова увидела восхищение. - Как странно, что мы встретись в этом кафе.
- Почему странно? - не выдержала я. - Название предполагает...
- Теперь это неважно - перебил Роман. - Так много хочется сказать. Я за своей работой ничего не замечаю, просиживаю дни и ночи в прокуренной комнате, питаюсь исключительно кофе и бутербродами и пишу исторические романы, которые мало кто прочтет, а если и прочтет, то вряд ли оценит по достоинству. И вот, когда окончена очередная глава, я открываю окно и валюсь на диван. Только тогда я начинаю слышать звуки улицы, пение птиц и крики детей. Я засыпаю, погрузившись в сладкий сон, а потом несколько дней просто гуляю по городу, обедаю в кафе, разговариваю с незнакомцами и прекрасными незнакомками (тут Роман поглядел на меня), словом, отдыхаю душой.
- То есть, теперь у тебя период отдыха? - спросила я.
- Да, именно так. И я встретил тебя - на этих словах Роман посмотрел на меня нежно-нежно... И я сдалась.
- А я просто учительница. Я преподаю великий и могучий в средней школе. И очень часто сижу днями и ночами над тетрадками и тихонько плачу от грустных мыслей, в частности о том, кто вырастет из детей, которые свою фамилию пишут с ошибками. В десятом классе. А когда у меня случаются выходные, я беру свой толстый блокнот и иду, куда глаза глядят. Чтобы побыть одной. Чтобы поймать всегда ветреное вдохновение. Чтобы поговорить с незнакомцами, хотя кто-то мне говорил, чтобы я никогда не разговаривала с незнакомцами...
Закончив говорить, я посмотрела на Романа, сверху вниз, потому что он был выше меня, наши глаза встретились, и он коснулся моих губ, сначала нежно, потом страстно, потом у меня закружилась голова от восторга, и я окончательно растаяла, я поддалась его власти, его мужской силе, его сексуальности и шарму. Да, я сдалась. И мы целовались долго-долго прямо посреди шумного проспекта, окутанные ореолом падающих снежинок. На виду у всех. Надежно спрятавшись от посторонних глаз.
Я ведь совсем его не знаю, кто он? - не унимался внутренний голос, и непонятно откуда появившаяся мысль назойливо крутилась в голове: Никогда не целуйтесь с незнакомцами, никогда не целуйтесь незнакомцами... Но чем больше я осознавала правильность этой мысли, тем сильнее мне хотелось чувствовать тепло и мягкость этих губ и непонятную для меня силу, которой так хотелось подчиниться.
* * *
Наконец-то закончены все домашние дела, и я могу пообщаться с тобой. Почему, когда женщина влюблена, она стремиться рассказывать предмету обожания всякую чепуху, лишь бы подольше понежиться под его восхищенным взглядом? А иногда она готова рассказывать эту самую чепуху в письменном виде, просто воображая восхищенный взгляд. А потом она представляет, что он ответит, а потом она записывает воображаемый ответ на воображаемый вопрос, и пошло поехало... Вот и письменное сочинение а ля письмо Татьяны Онегину с некоторыми лирическими отступлениями и подставными именами (безопасности ради). А вот станет ли предмет обожания читать этот опус или нет, об этом она не беспокоится, так как точно уверена: станет. И смахнет скупую мужскую слезу, и подумает о ее тонких чувствах, и... Но в отличие от лирической героини, героиня критическая либо скептическая, т.е. автор, знает, что тот идеальный мужчина, которому посвящается письмо, и реальный человек, которому оно попадет в руки, отличаются как небо и земля. И не будет он его читать, если оно больше страницы, и тем более, не станет воспринимать его близко к сердцу, и тем более более, не станет утруждать себя ответом. Ему очень-очень некогда, он очень-очень занят и очень-очень устал. Так что пишите, любезные девушки, и дальше свои раздутые любовные послания, ваш возлюбленный вполне может использовать их для разжигания костра, когда отправится с друзьями на рыбалку либо на шашлыки.
Многие об этом знают, но все равно пишут, потому что человек устроен так, что ему надо с кем-то делиться своими радостями и горестями, а тем более, своими секретами. Да-да, хранить секрет невероятно сложно и часто он выходит на свет в таком зашифрованном виде, что его и за секрет никто не примет. Возьмите стихи: никто не поймет, по какому случаю написано это стихотворение и кому оно посвящено, и вообще, о чем оно, но все будут хвалить образность и живописность, и рифму... Но бумага все стерпит, а то, что не стерпит бумага, стерпит ЖКИ-монитор вашего компьютера, так что продолжайте писать, и пусть ваше вдохновение не иссякает.
* * *
- Я улетел куда-то очень далеко, - наконец, после долгой паузы сказал Роман. - Ты просто чудо! Я спрятала глаза и промолчала, хотя так хотелось высказать все, что так долго скапливалось в душе.
Мы долго шли молча, держась за руки, не замечая домов и улиц, и наконец, остановились у большого катка, посередине которого стояла новогодняя елка. Скоро Новый год, подумала я. Вот чудеса и происходят.
- Ты катаешься на коньках? - робко спросила я, надеясь на то, что прекрасный незнакомец разделит мою любовь к ледовой романтике. Роман утвердительно кивнул, и мы взяли по паре коньков. Я каталась неплохо, но Роман катался отлично. Он был король катка, а я, скромная девушка Татьяна, была почти королевой. Мы катались по кругу, взявшись за руки, быстрее и быстрее, людей становилось все больше, музыка играла где-то за пределами сознания, снежинки начали вращаться в безумном вихре, и вдруг все смешалось: снег, музыка, скорость, вкус поцелуя на губах, запах ели, мерцание огней... Мне не хватало дыхания, я немного замедлила бег и случайно отпустила руку Романа. От неожиданности я налетела на кого-то и упала на лед, больно ударившись головой.
Потом появился взволнованный Роман, боже, как же он был красив: разгоряченный, с сияющими глазами, в расстегнутом пальто... Думаю, половина девушек на катке мечтали оказаться в моем положении, но они мечтали, а я наслаждалась реальностью, и, хотя у меня еще болела голова, я радовалась этой возможности оказаться беззащитной у него на руках. Роман, ничего не говоря, мягко приподнял меня и заглянул прямо в глубину моих глаз, будто пытаясь прочесть мое состояние. Затем он облегченно вздохнул, посадил меня на скамейку, снял коньки и надел сапоги. Он быстро обулся сам, взял меня за руку и куда-то повел.
- Куда мы идем? - спросила я, наконец-то полностью очнувшись.
- Доверься мне, - прошептал он на ухо. И я снова сдалась...
* * *
Я с таким нетерпением жду ночи! Я истосковалась по возможности поговорить с тобой.
Здравствуй.
Я миллион раз представляю, как я скажу тебе это слово. Нежно и немного робко. Нет, уверенно и смело. Нет, радостно и тепло, утопая в омуте твоих красивых глаз. Здравствуй, родной. Близкий, любимый, желанный... Прости за то, что я уже в начале письма несу романтический бред, но, кажется, я влюблена. И так счастлива. А дальше способность к самоанализу берет верх, и я начинаю искать доказательства своей влюбленности.
Доказательство первое. Меня переполняет беспричинное счастье. Я всем улыбаюсь, я всему радуюсь, я летаю на крыльях, иногда совсем забывая о том, что мы живем в реальном мире. Я чувствую себя Ариэлем, вырвавшимся на свободу. Интересно, почему?
Доказательство второе. Я несколько раз за день останавливаюсь возле зеркала и критически разглядываю свою фигуру, и лицо, поправляю волосы, улыбаюсь, и снова занимаюсь делами. Итогом этих диалогов с зеркалом стала полностью изменившаяся прическа, две новых кофточки, джинсы в обтяжку и замечательные изумрудно-серебристые бусы. К чему бы это?
Доказательство третье. Я стала совсем рассеянной. Я забываю на полуслове, о чем говорила. Я несколько раз хожу из комнаты в комнату, пытаясь вспомнить, зачем я шла. Я потеряла счет времени и не знаю, какое сегодня число, зато хорошо помню, какой сегодня день от момента нашей последней встречи. Я частенько забываю поесть и ложусь спать, когда просто падаю от усталости. Утром я просыпаюсь в растерянности, не вполне осознавая, кто я, и что я здесь делаю. Зато я хорошо помню, кто ты. Странно, правда?
Я тебя убедила? Мои доказательства верны? Если ты отвечаешь да, это значит, что я безнадежно влюблена и стою на вершине высочайшей скалы, которую влюбленные называют Скалой Счастья. Но опасаются ее немного, так как внизу простирается Пропасть Отчаяния, и чтобы упасть, необходимо сделать только один неверный шаг. Но не буду тебя пугать, лучше поделюсь своим счастьем.
Жалко, что счастье нельзя насыпать в кармашек...
* * *
Мы шли достаточно быстро, и скоро оказались возле девятиэтажного дома, Роман достал ключ и открыл дверь подъезда, мы оказались в кромешной тьме, и вдруг я почувствовала тепло его дыхания, и дальше последовал поцелуй, на этот раз властный, требовательный, настойчивый. Затем лифт, замок двери, чистая аккуратная квартира со множеством книжных полок и везде приглушенный свет. Роман привел меня в спальню и стал уверенно раздевать. Я начала сопротивляться, но он посмотрел на меня своим удивительным взглядом, в котором смешались нежность и восхищение, а от него самого исходило странное ощущение власти и гордости, будто он был повелителем чего-то, о чем я и не догадывалась, но интуитивно чувствовала.
- Татьяна, позволь мне хотя бы на эту ночь избавить тебя от одиночества! - прошептал Роман. Его слова были искренни. В них не было ни капельки фальши. И не было власти. Только надежда.
Я промолчала, уткнувшись ему в плечо. Я наслаждалась этим странным чувством, напоминавшим взбитые сливки с острым перцем. Я глубже и глубже погружалась в неизвестный мне черный омут, который отзывался на имя Роман.
* * *
Глупая, невообразимо глупая традиция, начинать письмо с обращения, а в конце ставить дату и подпись. Зачем нужны эти рамки, пускай это и рамки приличия? Письмо - это лишь письменная фиксация внутреннего диалога, который начинается и заканчивается не на бумаге, так зачем дробить его на части, кромсать на куски, сжимая тисками традиции? Я против таких писем. Мои письма начинаются с середины и заканчиваются посередине. Они вне времени и пространства. Они просто фиксируют пролетающие мысли и чувства. Письмо для меня как зеркало, которое отражает состояние души.
Я пишу прямо в зеркальную гладь, из которой проступает твой образ. Я почти касаюсь твоей руки, я будто вижу, что ты делаешь, и понимаю, о чем ты думаешь. Эта грань невообразимо тонка, тоньше, чем мы предполагаем. Пусть в реальности это будут конверты, марки, почтовый ящик, и сонный почтальон, и аккуратно написанный адрес, и твой письменный стол. Не важно. Читая письма, обдумывая ответ, мы становимся ближе друг к другу. Так близко, что современным технологиям этой близости между людьми никогда не достичь. Это сродни телепатии, это необыкновенно. Когда мы пишем письма, мы развиваем паранормальные способности, ни больше, ни меньше. А мобильный телефон, интернет и электронная почта начисто лишают нас такой тренировки, а стало быть, и развития. Пускай я кажусь немного старомодной, но я до умопомрачения обожаю живые письма, которые хранят запахи и передают переживания писавшего.
Если хочешь подарить мне счастье, просто напиши письмо.
И мы встретимся в ином, тонком мире, где холодная поверхность двух зеркал растворится от тепла сердец.
* * *
Я лежала, удобно расположившись среди подушек, и пыталась отогнать неизбежные мысли, вроде "что будет дальше?", пока Роман готовил на кухне чай. Когда он зашел в комнату с чашками в руках, у меня невольно вырвался восторженный вздох: он был изумительно красив, грациозен и полностью уверен в себе. Мы молча допили чай, и он нежно провел рукой по моей щеке. Я поймала его руку и прижалась к ней губами. И так хотелось сказать: "Остановись, мгновенье!"
* * *
Спокойствие, уединение, расслабление. Вот, чего мне хочется после тяжелого трудового дня. Я привожу себя в порядок и сажусь общаться с тобой, пока пишу письмо. Мне столько хочется рассказать! Каждое мгновение жизни я фиксирую и стараюсь провести его незабываемо, чтобы потом рассказать тебе. Ты - залог моего творческого развития, с тобой я расту и развиваюсь, тебе я спешу показать плоды своего творчества и поделиться радостью создания и созидания. Знаю, мои слова звучат/выглядят/кажутся немного напыщенными, но они правдивы. Пусть я прослыву пафосной, старомодной, чересчур эмоциональной дамой, чем буду лгать сама себе и, заодно, тебе. Такой своеобразный эффект образования: быть внутри простым, а снаружи сложным, в каждом(ой) тексте/песне/идее/музыке/встрече/даже письме видеть многослойность и слои эти понимать и отзываться на них. Создай шедевр, и кто-то поймет только основную идею, а кто-то, приподнимая слой за слоем, увидит твою душу...
Когда тебе не надо каждую минуту куда-то бежать и что-то делать, мысли начинают течь медленнее и оформляются в слова, остается только отметить их на бумаге, и вот я перед тобой во всей своей красе, т.е. в наготе, что, в общем-то, одно и то же. Даже обнажая тело, человек не становится таким беззащитным, как тогда, когда он обнажает душу. И, "раздеваясь" перед кем-то, мы больше всего боимся насмешки. Но кутаясь все время в шерстяной плед, рискуешь всю жизнь прожить один, без друзей, без любви, без понимания, без счастья. Поэтому я сейчас раздеваюсь перед тобой. Я беззащитна и открыта, как никогда.
Что еще добавить? Рассказать о том, как я хочу взять тебя за руку и всю ночь гулять по заснеженному городу? Рассказать о том, как я хочу коснуться твоих губ своими и передать тебе теплый, медовый, немного горьковатый восторг своего тела? Рассказать о том, как я мечтаю попасть в твои объятия и раствориться в ореоле необыкновенно мягкого пушистого счастья?
Рассказать или не рассказывать, мой единственный читатель?
* * *
- С Рождеством, - прошептал Роман, заглядывая мне в глаза. И куда только подевалась его таинственная власть и магическая притягательность? Он был открыт, на нем не было маски, и эта открытость обескураживала и притягивала гораздо сильнее.
- Мы еще увидимся? - сказала я прямо в глубину его серых глаз.
- Мне нужно сегодня уезжать, - ответил Роман, немного отстранившись, - позволь не объяснять тебе, зачем. Давай встретимся первого января, уже в новом году, это всего через шесть дней, если не считать сегодняшнего дня.
- До встречи, - шепнула я уходя. - Я буду тебе писать!
Назвав таксисту свой адрес, я закрыла глаза и погрузилась в приятную дрему, и меня обнимали твои нежные руки...
До встречи, Роман.
* * *
Мне радостно и грустно. Я бесконечно изменчивое море, в котором гуляют радостные и грустные волны. И хочется выплеснуть их на берег. Сильнее, сильнее, и вот уже - гляди! - начинается настоящая буря.
Мне грустно, потому что это мое последнее письмо. Мне радостно, потому что я скоро увижу тебя. Это наивные, древние, необъяснимые печаль и восторг бушующего моря. Это море бушует во мне. И я передаю его страсть тебе через скромный лист бумаги. Разве это не чудо?
Я много раз представляла себе нашу встречу, я продумывала все до мелочей, я составляла сценарий и раздавала роли невидимым актерам. Но теперь я чувствую себя как студент перед экзаменом: я ничего не помню! я ничего не знаю! я боюсь! Будь ласковым преподавателем, будь таким же нежным, как в нашу последнюю встречу, и наш экзамен пройдет превосходно.
Наверное, каждая женщина, собираясь на важную встречу, задает себе вопрос "трех что": Что мне надеть? Что мне сказать? Что будет потом?
Я не исключение. Но последний вопрос хочу задать первым: Что будет потом? Есть ли продолжение у Новогодней сказки или с наступлением утра, она растает, как дым? Встретятся ли читатели со своими любимыми героями либо забудут их, как забывается все лишнее в Новогоднюю ночь? Выпьют ли герои по бокалу шампанского, оставляя друг у друга на губах ощущение праздника?
Не слишком ли много вопросов для одного маленького письма?
Не побоишься ли ты дать ответы?
Поцелуешь ли меня так крепко, что я забуду о них?
* * *
Измучившись, истосковавшись, искусав губы, я поднимаюсь пешком в квартиру Романа. Мне открывает дверь девочка лет десяти и на мой вопрос, не здесь ли живет Роман Голубович, она громко кричит:
- Папа, это к тебе!
Неужели вот так? Неужели у него такая взрослая дочь? - лихорадочно думаю я и вдруг замечаю на себе чей-то изучающий взгляд. Это, похоже, его жена. Высокая красивая женщина лет сорока, с немного надменным выражением лица.
- Рома, это, наверное, твоя студентка, - сообщает она, приоткрыв дверь в комнату мужа.
- Я, пожалуй, пойду, не буду отрывать от работы, зайду в другой раз, - я начинаю бормотать что-то бессвязное, медленно пробираясь к двери.
- Проходите, девушка, - отрезая мне путь к отступлению, произносит его жена, - проходите в кабинет.
Я иду и чувствую, как с каждым шагом все холодеет внутри.
- Здравствуйте, Татьяна, я - Роман Голубович, кандидат исторических наук, писатель, - представился мне незнакомый мужчина лет пятидесяти.
- Здравствуйте, - произнесла я ватными губами и медленно опустилась в кресло. Тон моего собеседника был немного резковат, и было видно, что он не желает тратить на меня свое время.
- Перейдем сразу к делу. Пока мы с женой и дочерью были в отпуске, здесь жил мой племянник Женя, по моему мнению, редкостный разгильдяй. Вообще он живет в Москве, но так как они с женой продают квартиру и переезжают в Париж, он несколько дней жил у нас. Он ведет в Москве какие-то эзотерические курсы, и считает себя, по меньшей мере, королем вселенной.
Это было сродни холодному душу в двадцатиградусный мороз. И стало понятно, откуда у Романа, простите, Евгения, такая магическая притягательность.
- Не знаю, что между вами было, и какой лапши он вам навешал, но ни о каких отношениях между вами речи быть не может, и попрошу нас больше не беспокоить. Я терпеть не могу расхлебывать чужие дела. Да, кстати, заберите ваши письма. Естественно, никто их не читал.
Настоящий Роман повернулся в кресле и углубился в свои бумаги, но, заметив, что я еще сижу, он встал и сказал довольно резко:
- До свидания, Татьяна.
- До свидания, - прошептала я, схватив пачку писем и густо покраснев.
Как ошпаренная, я выбежала из дома, прижимая к груди свои письма, непрочитанные, невскрытые, немые письма. Я пробежала через весь парк и остановилась у реки. Река медленно несла свои воды, пробиваясь через снег и лед, и не обращала внимания на происходящее вокруг. На ступеньках, которые спускались к реке, я споткнулась, и конверты упали в снег. Сдерживая подступавшие рыдания, я стала собирать письма, но их оказалось не шесть, а семь. Седьмое письмо лежало в неподписанном конверте. Дрожащими руками я достала этот кусочек бумаги.
Милая Татьяна, (так начиналось письмо от Жени)
Обстоятельства (как много можно спрятать в этом слове) вынуждают меня срочно уехать, и больше мы не увидимся. Спасибо тебе за незабываемый рождественский вечер (а также ночь) и твою сияющую улыбку. Я буду всегда тебя помнить (в чем я уже сомневаюсь).
С Новым годом! (будто ни в чем не бывало, будто поздравляет бабушку...)
Такое странное письмо. Без подписи. Без адреса. Без возможности обратной связи. Письмо-точка.
Почему-то мужчине легко поставить такую точку, размышляла я, медленно проходя вдоль реки, а у женщины вообще не бывает точки, только многоточие. Он думает, что я так же просто скажу "С Новым годом, Женя" и все. Он не знает, сколько еще времени я буду переживать, и терзать свой бедный блокнот, и бродить по ярко освещенным улицам, восстанавливая в памяти наш маленький совместный путь.
Я остановилась посреди моста. Пусть река поглотит обман и боль, я разорвала его письмо на мелкие кусочки и бросила в реку, и долго наблюдала, как они плывут, намокают и растворяются в черной воде. А шесть своих выстраданных писем я положила в карман. Это часть моей души, а душу не топят в замерзающей реке.
До свидания, читатель. Здесь наши дороги расходятся.