По пути в Алёнкину комнату Ольга споткнулась обо что-то в темном коридоре, нащупала под ногами ботинок и приткнула его к стене. Второй ботинок нашарить не удалось. В комнате она зажгла настольную лампу и погладила по плечу спящую дочь:
- Алена, подъем.
Ольга будила ее первой из детей. Аленка и раньше была копушей, а сейчас она превращается в девушку, да так быстро, что Ольга иной раз смотрит на дочь и словно бы не узнаёт, и ходит молодушка павушкой, то ли по облакам плывет, то ли витает в них, а во взгляде - бархат и мечтательность. Пока соберется...
Алена открыла один глаз - этого достаточно. По пути на кухню что-то почти невесомое мягко зацепилось за ногу. Что это, Ольга разглядела, только выйдя из коридора: на ноге ехали Аленкины колготки. Опять мечтательная дочь с вечера колготки не постирала!
Конечно, в последнее утро перед командировкой Ольга не станет варить кашу, а лучше наделает гренок и сварит кофе всем желающим. Под ногами вертелись петрушата - маленький, вечно дрожащий песик Дудик и старая кошка Ночка.
- И кто их придумал, эти командировки, - проворчала Ольга между делом, - дом за две недели в бардаке потонет. Верно, петрушата?
- А? - откликнулась дочь, которая протрусила мимо кухни в ванную.
- Я говорю... - начала мама, но замолчала, потому что объяснять уже было некому, а у петрушат интересы в данный момент находились совсем в другой плоскости.
Следующий на очереди - Мишутка, этот парень самостоятельно еще не одевается. Когда Алена освободила ванную, Ольга как раз все подготовила для жарки гренок и отправилась в 'пареньковую' будить младшего. В детской нежно теплился ночник. Мишутка послушно сполз с кровати и утвердился на ногах, но глаза так и не открыл. Мама мягонько допихала его до туалета, в ванной поставила стаканчик с теплой водой и вернулась на кухню.
- Ма-а-ау! Вяк! Вяк! - встретили ее истосковавшиеся петрушата.
- Алена! - крикнула негромко Ольга в темноту коридора. - Почему скотина не кормлена?
- Мама, я занята!
- Я те щас дам 'занята'! Они меня съедят, кто тогда вам завтрак приготовит?
Ночка ждала-ждала, да и обиделась: уселась к хозяйке хвостом, по-старушечьи сгорбилась и жалобно закашляла: кхе, кхе. Ольга между тем пристроила мисочку с творогом для Миши в тарелку с теплой водой, чтобы погрелось.
Гренки зашкворчали на сковороде, тут и умытый Мишутка явился на пороге кухни. Мама проводила его в гостиную, где папа после прогулки с Дудиком смотрел новости по телевизору. Миша получил одежду, выбрал из кучи колготки и стал задумчиво их изучать. Ладно, пока так.
Пора варить кофе. На кухне Аленка уже сыпала корм петрушатам.
- Ты их в черном теле-то не держи, - сказала Ольга. - И воду менять не забывай.
- Знаю, мама, - нетерпеливо ответила дочь.
- Имей в виду, порядок в доме на тебе.
- А че сразу я? А Андрей?
Вж-ж-ж! - зажужжала кофемолка.
- Потому что ты девушка, - ответила Ольга, и на этом ее аргументы закончились.
Аленка тут же превратилась в 'сварливую бабку', слова так и посыпались пулеметной очередью, и хоть бы одно приятное.
- Так, красавица моя, - остановила Ольга 'пулемет' и выключила кофемолку. - По средам пылесосишь и моешь кухню, коридор протираешь каждый день. По субботам, как всегда, вся уборка. Ясно?
Ольга подчеркнуто промолчала. Она убрала с огня готовый кофе и перекидала со сковороды на тарелку вторую партию румяных гренок. Аленка обиженно насупилась и демонстративно пошла из кухни.
- И цветы поливать не забывай! - сердито бросила ей в спину мама.
В кухню вдвинулся Евгений и мимоходом чмокнул жену в макушку.
- Как там у Мишутки дела продвигаются? - спросила Ольга.
Евгений не помнил, на какой стадии завяз младший сын, зато что делается в Сирии... Ольга пообещала принести 'свободные уши' чуть позже и скользнула в гостиную.
Младший сын завяз в колготках. Крупная, как у отца, голова на тонкой шейке чуть-чуть покачивалась, а толстые крепкие щечки сзади торчали из-за шеи, что каждый раз вызывало у Аленки взрыв веселья. Любящий отец переключил телевизор на канал с мультфильмами, на экране вместо озабоченных дикторов подбоченилась Мартышка и заняла все внимание мальчика.
- Ну, и что тут у тебя? - поинтересовалась у Мишутки мама. - Три вещи - и куча проблем?
- Три - это не куча, - заявила с экрана Мартышка и, поразмыслив, подтвердила:
- Нет, это не куча.
- Ну как же не куча, - возразила Ольга. - Колготки - раз, футболка - два, джемпер - три. Куча!
- Куча - это когда много, - доходчиво объяснила Мартышка.
- Вот те на! - удивилась Ольга.
Мишутка засмеялся и натянул колготки до конца.
- Молодец! Держи футболку.
Управившись с одеванием, Мишутка потопал к отцу завтракать.
- Молодой растущий организм уже проснулся? - окликнул жену Евгений.
- Сейчас разбужу, - ответила Ольга и снова отправилась в 'пареньковую' -поднимать старшего. Трясти его надо долго, основательно, как-никак богатырь, трясти до тех пор, пока он не сядет на кровати, иначе снова заснет. Вот Ольга его и трясла, да еще свет включила, иначе совсем никак. Андрейка только мычал и упрямо натягивал одеяло на голову.
В 'пареньковую' заглянула Аленка и заявила:
- Мама, ты ему еще кофе в постель принеси!
Она шагнула к кровати, содрала с головы брата одеяло, нагнулась и проорала:
- Штырь, подъем!!!
- Нормально! Штырь! - ужаснулась мама.
- Чё ты мне в ухо орешь, я аж пророс! - возмутился Андрейка, по-молодежному налегая на ударные гласные. Над подушкой поднялась темноволосая всклокоченная голова, из-под одеяла высунулись волосатые ноги пятнадцатилетнего отрока. В ушах обнаружились наушники, а провода тянулись под подушку. Ольга потянула наушники из сыновьих ушей:
- Опять? Мы ж договаривались!
- Ну ма-ам! Я же музыку отключил.
Ольга поднесла наушник к уху - и в самом деле, тишина.
- И в котором часу ночи произошло сие событие?
- Ну ма-ам!
На кухне ждала сковорода, полная масла из-под гренок. Ольга понесла ее выливать и наткнулась на вездесущего Дудика. Песик вякнул, хозяйка его еще и выругала. Досталось и Мишутке за то, что вымазался в твороге, и Евгению, что сыну чаю не налил, Аленка же догадалась вовремя втянуть голову в плечи - может, хоть она под горячую руку со сковородой не попадется. Все разборки на кухне перекрыл сильный шум из коридора: Андрей споткнулся в темноте об собственный ботинок и теперь летел вдоль коридора, цепляясь руками за стены, и по пути удивлялся, обо что это он так споткнулся. Конец полета ознаменовался грохотом падения 'молодого растущего организма'. На шум из Аленкиной комнаты явилась встревоженная бабушка. Она пыталась на ходу вставить челюсть, но получилось неловко, челюсть выпала, Дудик подхватил ее прямо на лету и понесся в темный коридор.
- Андрей, лови его! - крикнула Ольга.
Старший бросился следом.
- Да свет включи, олух, - добавил отец.
Мишутка тут же уронил на стол ложку и побежал за братом.
- Куда? - всполошилась Ольга, но маленький увалень вдруг превратился в прыткого пацаненка и исчез за углом.
Евгений с Аленкой захохотали, а бабушка смущенно улыбнулась, предусмотрительно поджимая губы. Дудик был изловлен, Мишутка тоже, челюсть возвращена хозяйке, а мальчишка водворен обратно за стол. Бабушка ушла в комнату, но почти тут же вернулась:
- Оля, посмотри, что-то я своих очков не найду.
- Алена, ты уже позавтракала?
- Не-а.
- Ладно, сейчас поищу сама.
- Андрейка, ты не ушибся? - заботливо спросила бабушка.
Внучок пожал плечами. Плечи хоть куда - по-отцовски широкие, на секции парень поднимает штангу больше восьмидесяти килограммов, а тут бабушка со своим: 'Не ушибся ли, внучек?'
Наконец за обеденным столом, хоть и ненадолго, собралась вся семья: солидный папа Женя, с которым на небольшой кухне сразу становится тесно, хлопотливая мама Оля, бабушка в очках с толстыми стеклами, темноволосый 'в папу' Андрей, светленький 'в маму' Мишутка и царевна-лебедь Алена, вроде как ни на кого не похожая, но если приглядеться... Под столом дежурили петрушата: вдруг чего сверху свалится?
- Бабушка, не вздумай тут без меня мыть посуду, - сказала Ольга, - еще чего не хватало. Папа и Андрей, моете посуду по очереди: день папа, день Андрей.
- А чё сразу я? - возмутился отрок. - А Аленки чё, не будет?
- Что-то подобное я уже сегодня слышала, - менторским тоном ответила мама. - На Аленке уборка, за вами всеми убирать - посуда за углом стоит и нервно отдыхает. На Аленке еще и 'петрушата' и полив цветов. Всем ясна политика партии и правительства?
На кухне сгустилась недовольная тишина, даже Дудик притих. Из-под стола неторопливо выбралась Ночка и с достоинством удалилась.
- Хорошо, - сделала вывод Ольга. - И чтоб не было, как в прошлом году.
В прошлом году Ольга сильно заболела, да так, что несколько дней пролежала в постели. Бабушка с ними еще не жила. Домочадцы сами готовили и, в общем-то, у плитки худо-бедно справлялись. Спустя несколько дней Евгений спросил жену, куда делась посуда. 'Как это куда? - удивилась Ольга. - Посуда должна быть на месте'. - 'Нету на месте'. - 'Как это нету?' - 'Ну, нету. Ни тарелок, ни ложек, ни кастрюль'. Страшно удивившись, Ольга поднялась с постели и побрела на кухню. И показала посуду мужу: в раковине и под столом. 'Мойте, и всё будет', - добавила она, утирая от тихого смеха слезы. 'Как так? - изумился Евгений, - я ее реально не видел!' - 'Конечно, не видел, ты же чистую посуду искал?' - 'Ну, да'. - 'Потому и не видел'.
- Андрей, - продолжила Ольга, - если в мое отсутствие не исправишь двойку по русскому - сдашь планшет отцу.
- А чё это...
- Два раза повторять? - буркнул глава семейства.
Андрей опустил богатырские плечи. Ольга сменила тон:
- Бабушка, у меня к тебе маленькая просьба: не давай Мише много сладкого, а то опять высыплет. Ладно?
- Я и не даю, что ты! - засуетилась бабушка. - Диатез у нас, я же знаю.
Сразу после завтрака Ольга проводила Евгения с Мишуткой: запихнула сына в куртку и сапожки, завязала шапочку, обоих мужичков чмокнула в толстые щечки, закрыла за ними дверь и перевела дух: 'первый пошел'.
Второй собирался пойти, пока мама не видит, но Ольга из кухни успела заметить стриженый затылок, мелькнувший во входной двери, метнулась за Андреем и успела поймать его за куртку:
- Куда?
- Ну ма-ам!
- А шапку?
- Да не хочу я 'пидарку' надевать, тепло же.
- С носа потекло, - прозаически заметила мама. - Скоро соревнования, выйдешь к штанге, а у самого сопли.
- Уй-й-й!
Штангист резким движением натянул шапку и опрометью бросился вниз по лестнице, пока мать не успела его чмокнуть. Ольга повернулась к Алене, которая прилаживала к куртке красивый шарф и одновременно размолачивала челюстями жвачку - изящный остренький подбородок так и ходил ходуном.
- Ну, а что у тебя?
- Всё норм, - заверила маму Аленка, задрала юбку, и, энергично вращая бедрами, подтянула теплые лосины.
- Норм, - согласилась мама, притянула к себе павушку и расцеловала в обе щеки и в лоб. - На тебя вся надежда. На этих оболтусов надежды нет, а бабушка у нас старенькая, за ней самой глаз да глаз нужен.
- Мама, она вчера...
- Вот и я о том же: глаз да глаз! Ну, пока, красавица.
Проводив дочь, Ольга убрала с трюмо носки двадцать седьмого размера, увидела Дудика, вздохнула и доверительно сообщила песику:
- Приеду, а в квартиру будет не влезть. Хоть бы цветы не высохли за две недели. Верно, Дудик?
...Ольга переступила порог и вдохнула родной запах, который совсем не чувствуется, пока живешь дома. Евгений, встретивший ее в аэропорту, пошел ставить машину. В квартире было тихо. Удивившись, Ольга включила свет. Сапожки и ботинки стояли вдоль стены, как солдаты на построении, а на полу ничего не валялось.
- Ма-а-ау! Вяк-вяк!
При виде хозяйки петрушата начисто забыли о воспитании, и если бы Ольга была не в джинсах, а в юбке, они порвали бы ей колготки. На шум выглянула Алена, да так и замерла:
- Мама...
И повисла у нее на шее. Ольга обняла свою лебедушку. Потом и Мишутку на руки подняла. Щеки младшего так и горели от свежеиспеченного диатеза. С сыном на руках Ольга пошла по комнатам, удивляясь нежданной чистоте и без конца натыкаясь на кого-нибудь из петрушат. Бабушка поднялась навстречу с дивана и закудахтала, Ольга и ее обняла. Старший сидел в 'пареньковой', как тролль - безвылазно, встретить маму не соизволил и приложил максимум усилий, чтобы спрятать восторг. От чмока увернулся. Сидел он над русским, а планшет с наушниками валялся на подоконнике.
- Я пару исправил, - сдержанно сообщил он и с насмешкой оглядел шумное семейство. - Мам, у меня соревнования на следующей неделе, ты придешь?
- Куда ж я денусь-то с подводной лодки?
- Тренер сказал, что если золото не возьму... А, короче! - оборвал себя суровый парень, да так и засиял папиной улыбкой.
Ольга в окружении младших и петрушат прошла на кухню:
- Что тут у вас? Федорино горе?
'Федорина горя' и близко не было, и даже ужин оказался готовым: картошка-пюре и чуточку подгоревшие магазинные котлеты.
- Признавайтесь, кто автор ужина? - спросила она у домочадцев.
Павушка скромно потупилась.
- Ты у меня просто умница, маленькая моя! А цветы поливала?
Тут Алена сконфузилась и отрицательно мотнула головой.
- Ну, что мне с тобою делать? Ладно... Что-то папы долго нет. Видать, машину ставить через Ольховку пошел.
Папа вернулся чуть позже, вручил жене цветы и торт и провозгласил:
- С возвращением в родные пенаты, мать! И с командировками ты это... завязывай. Как-то без тебя несподручно.
- Первая командировка за десять лет! - засмеялась Ольга. - По моим ощущениям, надо бы наоборот, почаще ездить.
Майские ночи прозрачны и ветрены. Вездесущий горький запах полыни, суховей и далёкие беззвучные взблески молний на горизонте, там, откуда берёт исток величественный Дон. Гроза подойдёт к рассвету, а пока равнодушное зеркало реки отражало ясное, с тонкой скобкой месяца небо, и шипели по асфальту колёса машин, без перерыва снующих по Ворошиловскому мосту. Из города, в город, из города, в город...
Короткое тир-ли: смс.
"Привет, зайка. Завтра заезжай не раньше 16-00"
Привет. Зайка. Где логика? Нет её. Ничего нет вообще...
Рука задрожала. Телефон вывалился из прыгающих пальцев и канул в пропасти под мостом. Душная ночь съела тихий плеск. И внезапно пришло облегчение: решение было принято мгновенно, сразу, окончательно и навсегда. Всё оказалось просто, так просто. Ладони на перила. Перегнуться. Оттолкнуться ногами от полотна моста. Позволить тяготению взять своё...
Густой, напоенный предгрозовой духотой воздух вспорол визг тормозов. Машина погасила скорость до нуля за очень короткое время, встала наискось. Водитель выскочил, в последний момент успел остановить глупую. Затолкал её в салон, поехал дальше, чтобы не мешать никому...
Света не отреагировала. В мыслях она была уже там, на дне, вся целиком. В детстве однажды, было дело, она тонула. Хорошо запомнила, как отдаляется, уходит вверх размытое по поверхности воды пятно света, и воздуха не хватает и меркнет сознание. Тогда её достали и откачали. Сейчас никто не придёт, не спасёт, не наполнит лёгкие живительным воздухом. Никто...
***
Света не помнила, как оказалась здесь, в небольшом кафе-забегаловке возле автозаправки. Последнее, что отложилось в памяти - река, мост и собственная смерть. Сознание упустило дорогу. Включилось только сейчас...
За окном ярилась непогода. Гроза накрыла город, оглушительно бухала над крышами, лупила ливнем в окна. Сквозь раскрытые двери втекал влажный, терпкий воздух, настоянный на запахах цветущих трав, акации и ночной фиалки. Слышно было, как осторожно пробираются по трассе машины, добавляя в букет ароматов вкус своих выхлопов.
- Рассказывай.
Сидевшую напротив женщину Света видела впервые. Она была не то, чтобы в возрасте, но определённо не молода. Лет под сорок, наверное. Свободная чёрная туника, чёрные шаровары с завязками на щиколотке. На обеих запястьях наборные пёстрые браслеты, штук по пятнадцать на каждую руку. Камень, бисер, кожаная плетёнка, всё такое...
- Кто вы?- спросила Света.
- Ангел, добрый,- усмехнулась женщина, доставая из ярко-зелёного клатча плоскую пачку "Гламура".- Кофе пей, не стесняйся. Что, парень бросил, да?
Света дёрнулась, пролила кофе. И заплакала.
***
Ничто не предвещало беды. Абсолютно ничто. Вечер был великолепен. Ужин при свечах. Антон, он такой романтик. Ухаживал красиво, и жил красиво. Как в кино...
- Опять с предками поругалась?
О скандалах спрашивал регулярно. Нездоровый интерес к семейным дрязгам подружки, которые сам же и провоцировал, Света понимала как огромную заботу о себе. В самом деле, отец в последние полгода здорово мешал жизни радоваться. Антона он невзлюбил с первой же встречи. И с тех пор старался помешать Светкиному счастью как мог и как умел. То есть, попросту выносил дочери мозг на тему, что "гуляют с одними, а женятся на других". Видит бог, эту сентенцию она уже заслушала до дыр!
- Угу. Знаешь...- она помедлила, но потом всё же решилась нырнуть в омут; в конце концов, они с Антоном любили друг друга, что скрывать?- Я с ними со всеми окончательно поругалась. Из дома ушла, вот.
- Из до-ома ушла?- насмешливо протянул Антон, рассматривая её сверху вниз.- И где ж ты жить будешь, зая?
- Как где?- изумилась она.- Конечно же, у тебя!
Конечно же, у Антона. Другого она себе не представляла. Жить вместе, потом поженимся, потом у нас родится мальчик... и ещё мальчик. Или девочка. И любовь, любовь - до гробовой доски, вместе и навсегда, наконец-то, без дурацких запретов и воплей. Всё это Света выболтала с улыбкой и весёлым видом. Она строила своё счастье... с ключом на слове своё.
Антон промолчал.
Он принадлежал к тем, кто добывал деньги на хлеб с чёрной икрой своим горбом и умом. В далёком детстве остались нищета, покосившийся деревенский забор и вечно пьяная мать-разведёнка. Как пробивался, вспоминать не любил. До явного криминала не дошло, но несколько скелетов щерилось оскалами в наглухо запертом шкафу. В универ Антон поступил, чтобы уже точно, железно, раз и навсегда, от армии закосить. Был он старше сокурсников на три года, по профильным предметам легко хватал пятёрки, остальные оценки покупал, задумывался об аспирантуре и, в отличие от рвущих жилы за оценки ботанов, твёрдо знал, что понадобится - поступит. Если понадобится.
Четвёртый курс перевалил за середину, когда он заметил Свету, серую мышь-заучку нового набора, и под общий смех пообещал сделать из неё куколку...
Кто бы что ни говорил, но женская красота требует прежде всего именно денег. Из любой замухрышки можно сделать королеву. Стилисты, курсы красоты, одежда,- всё это легко покупается, были бы средства. Создавать из зачуханной золушки принцессу забавляло. Но, как водится, принцесса быстро заелась и возжелала стать владычицей морскою. Что ж, и у золотой рыбки имелся свой предел...
После ужина при свечах было то, что обычно бывает после ужина при свечах. Света воспарила на облаке ещё выше. Сдёрнули её оттуда слова, сказанные небрежным будничным тоном:
- А теперь собирайся и уходи.
- Как... уходить?- не поняла Света.
Услышанное настолько не вписывалось в выстроенную картину мира, что попросту не воспринялось сознанием.
- Как все уходят, ножками,- он показал пальцами.- Через полчаса чтоб тебя здесь не было. И не вздумай своровать что-нибудь на память.
Он встал, как был нагишом, ушёл на кухню. Городские огни оттеняли ночь электрическим заревом. Духота текла через подоконник. Если верить гисметео, к городу приближалась гроза...
Антон всегда бросал своих подружек очень жестоко, находя в этом некое извращённое удовлетворение. Дольше двух-трёх месяцев в его постели не задерживалась ни одна. И все, все они умоляли, плакали, ползали на коленях, хватали за ноги. Визжат? Хотят продлить хоть на недельку-другую хороший секс и красивую жизнь?
- А интересно смотреть, как они корчатся,- смеялся Антон в компании приятелей, таких же казанов, как и он сам.
Со Светкой сам виноват, затянул. Хотя с самого начала было ясно, чем окончится: липкой скукой, соплями о ребёнке и бешеными односторонними планами о совместном проживании. В последнее время всё это начало утомлять до раздражения. Верный признак, что завис и пора переключаться на что-то другое.
Сухо щёлкнул замок на двери. Ого, десяти минут не прошло. И никакого скандала, тишина. Антон вышел в прихожую. Света уже уходила, дверь закрывалась за нею. Ишь ты, гордая выискалась. Редкий случай.
- Ну, пока, зая,- чмокнуть в щёчку на прощание, ритуал на счастье.
Дикий визг заметался по подъезду, поднимаясь до ультразвука:
- Не тронь меня!!!
- Заткнись, дура, ты чего? Спокойно, спокойно...
Как нехорошо! Соседи услышат...
- А-а-а-а!
Она вырвалась из его рук, кинулась к лифту, но лифт пошёл с нижнего этажа, показалось нестерпимым дождаться его. Ахнула дверь на общий балкон. Антон стоял, вслушиваясь в дробный стук каблучков по пожарной лестнице. Не то, чтобы у него проснулась совесть. Но с такой реакцией он столкнулся впервые, и это непонятно с чего вдруг сильно выбесило его.
Ладно. Как-нибудь перебьёмся летом, а в сентябре на первый курс придёт новый набор, будет из чего выбирать...
***
- Вот тогда ты на мост,- медленно выговорила женщина, растирая в пепельнице сигарету.
Запах "Гламура" мешался с терпким запахом кофе-"американо", и Света знала, что будет теперь искренне ненавидеть и "Гламур" и "американо", как вместе, так и по отдельности.
- Он же любит меня! Почему? Почему он так поступил?
- Любит? Кто тебе это сказал?
- Он сказал... о-он...
- Он. Он имел тебя полгода без особенного напряга, но как только ты перебралась на ПМЖ в его родную нору без его согласия, выпнул вон в середине ночи, не забыв напоследок поиметь ещё раз. Это по-твоему любовь?
Света молчала, возразить было нечего.
- Послали - иди,- дала совет непрошенная благодетельница.- И не возвращайся.
- Я... мне некуда.
- У тебя есть отец. Семья.
Света отчаянно замотала головой, давясь слезами.
- Нахамила родным?- понимающе кивнула женщина.
***
Светина мать оставила семью, когда дочери было восемь лет. Уехала в Москву, оттуда - за новым мужем - в Испанию. И на этом сведения о ней заканчивались. Где она сейчас, счастлива ли, есть ли ещё дети - никто не знал. Да и, по правде, знать уже не хотел. Четыре года назад отец женился во второй раз, на женщине с ребёнком, мальчиком лет трёх. Мачеха со Светой поладила, мальчишка, забавный карапуз на толстых ножках, сразу пришёлся ко двору. Тётю Марину Света давно уже звала мамой. Чёрная кошка проскочила между ними после знакомства с Антоном...
Света не знала, как и откуда в ней возникла мысль, что все завидуют её счастью, что прямо вот все, начиная с родных, заканчивая малознакомыми личностями, спят и видят, как бы её навсегда разлучить с любимым. Но ведь все действительно постоянно предостерегали, внушали, давили! Мозг вынесли напрочь.
Однажды между парами в универе к ней подсела Татка Гривенникова , сокурсница Антона, ледяная красавица с от природы платиновыми кудрями и синими глазами.
- С Антоном встречаешься,- сказала она утвердительно, о новом увлечении Антона знали уже все. Скорость слуха превышает скорость звука...
Света знала, что Татку Антон когда-то бросил, не то год назад, не то два, и на её слова промолчала. Что можно сказать бывшей девушке своего парня? Правильно, ничего.
- Смотри с ним,- продолжила Татка.- Ещё ни одна девка не удержалась в его постели дольше, чем на два месяца. Тебя он тоже поматросит и дальше по тексту. Не ты первая, не ты последняя.
- Тебе-то что?- неприязненно спросила Света.
- Да ничего... Вешаться только потом из-за этого говнюка не вздумай, поняла?
Света пожала плечами. С чего бы ей вешаться? Татка завидует, однозначно.
Этот разговор вспомнился во время итогового домашнего скандала за обедом. Слово за слово, Света не вынесла, когда в Антоне усомнились в очередной раз, и понеслось по кочкам. До непоправимого:
- Да как ты можешь такое говорить, папа?! Ты сам эту Марину к нам взял, никого не спрашивая! Трахаешь её, радуешься!- А Марина здесь же сидела, между прочим...- А я? А мне?! Почему я должна хорошего парня бросать?! Почему вы все меня так ненавидите, не хотите, чтобы я счастлива была?! Надоело! Хватит!
И убежала.
К Антону.
***
- А потом на мост,- подытожила события "добрый ангел".
- Потом на мост,- устало согласилась Света.
- В общем, так. Ты должна извиниться...
- Они меня не простят!- в ужасе вскинулась она.- Не простят!
- А ты за них не решай.
- Да не простят они!- вскипела Света.- Они в последнее время совсем достали своими моралями, вообще меня не слышали и слышать не хотели, попрекали, тиранили, достали, вот я дверью-то хлопнула и ушла, потому что они....
- Ах, ты маленькая подленькая эгоистичная дрянь,- медленно выговорила "ангел" тихим, но страшным по оттенку голосом.
Света вскинулась: это она дрянь?! Да с ней поступили как последние сволочи, и она ещё дрянь?! Непрошенная спасительница вскинула ладонь, и обвиняющие оправдания замерли на губах, не успев родиться.
- Ты извинишься потому, что обязана извиниться. Точка.
Как-то так сказала, что весь боевой задор вдруг упал, схлынул, вытек вместе с дождевой водой в сточную канализацию. И пришёл стыд. Громадный невыносимый кошмарный стыд. За себя. За напрасные слова, сорвавшиеся с языка поганого в минуту умопомрачения. Дрянь. Как есть дрянь, самая настоящая. Про Марину и при Марине наговорить такие гадости... И папе... Папе оно каково было. А ведь они были правы. Они предупреждали...
- Не простят,- убито повторила Света, разглядывая собственные руки.- Не простят. Я... слишком сильно... их... обидела.
В горле стоял ком, душил. Острое нежелание жить вспыхнуло с новой силой. Уйдёт эта странная тётка, и можно снова на мост...
- А ты извинись так, чтобы простили,- последовал безжалостный совет.
Гроза утихала, успокаивалась. Ливневой дождь постепенно заканчивался тоже. В забегаловке играла музыка, радио, какая-то станция, "Радио Дача", что ли... или "Русское радио", неважно. И внезапно, вдруг Света чётко услышала, очень остро восприняв слова очередной песенки:
Ты плыл в небесах, но был спущен на землю,
И раненый в сердце мечтаешь стать целью,
Но эта уловка всем битым знакома:
В любви без страховки живут миллионы.
- Нас бьют, мы летаем,- повторила женщина за певицей из радио.- Н-да... Где живёшь? Отвезу.
- Да вам-то что?- выкрикнула Света, страдая.- Какое вам до меня дело? Что вы пристали ко мне как банный лист! Отстаньте! Отвалите! Дайте утопиться!
- Не дам,- усмехнулась женщина.- Я - добрый ангел, забыла?
***
Она отвезла девчонку по адресу. Тронулась не сразу. Смотрела, как та понуро идёт к двери, открывает её, исчезает в тёмном нутре подъезда. Стояла последняя темнота, та самая, что так всегда сильна перед рассветом.
На третьем этаже вспыхнул в окне жёлтый свет. Вспыхнул, и не угасал. Ну, слава богу. Когда не прощают, то захлопывают дверь прямо перед носом, а то и вовсе не открывают её. Тёплый свет в таких случаях не зажигается никогда.
"Ангел" сдвинула браслеты и задумчиво потёрла старый, скверно заживший шрам, пересекавший запястье. На второй руке красовался такой же. Сама не знала, как угадала самоубийцу в навалившейся животом на перила моста девчонке. Какое наитие дёрнуло бросить поперёк полосы машину и ухватить дурёху в самый последний момент? Не собственные ли боль и потери, отгоревшие без малого семнадцать лет тому назад?
Сделал добро - забудь, а получил - помни.
Перед мысленным взором встала маленькая пожилая женщина, лечащий врач из отделения неврозов. "Ангел" мысленно кивнула ей, безмолвно благодаря. Потом завела и тронула с места машину.
Навстречу катился по улицам прозрачный, умытый грозою рассвет.
***
Света ушла внезапно и с концами. В комнатах осталось слишком много её вещей. И тех, которых ей дарил он, и её личных. Антон поневоле ждал, когда она вернётся забрать их. Все брошенки возвращались за вещами всегда. Это закон.
Света не возвращалась.
Он бродил по квартире и сам себе удивлялся. Что-то случилось, а что, понять не мог, и от того раздражался, злился, не с той ноги вставал. Каждая вещь рассказывала, шептала, кричала памятью о том или ином событии, об обстоятельствах покупки, о сексе, да, и о сексе тоже, которым почти всегда заканчивались все их встречи. Светка, не избалованная излишествами, радовалась каждому подарку как дитя. С ней он узнал, что хорошо не только брать, но и отдавать...
Когда за пустяковую мелочь благодарят так, будто подарил бриллиант величиной с дом, это втекает в кровь подобно героину и остаётся там навсегда. Хочется дарить дальше, ещё и ещё, как наркоману, повышающему дозу ради кратковременного иллюзорного счастья.
Он старался отвлечься, видит бог, старался! Сколько их прошло за лето через его постель, бабочек-однодневок, мамбо-тёлок и прочих. Но все они были - не то, не так, не о том, ни при чём.
Когда пришёл сентябрь, он обрадовался как ребёнок. Потому что начинался пятый, последний курс универа. А в универе можно было встретить Свету...
Даже смешно. Побрился, тщательно выбирал костюм, букет. Впустую.
Светы не оказалось в универе.
Кто что говорил. Ушла, уехала, взяла академ... Никто ничего не знал. Света была белой вороной, подруг у неё не водилось, а уж когда Антон прибрал её себе, к ней вообще перестали подходить. Девчонки делились на два лагеря: брошенные и мечтающие, оба лагеря на дух не выносили текущих дежурных, какие уж тут подружки. Ребята сторонились сами. Вот так и вышло, что Света вроде бы была, и в то же время её не было.
Антон знал, где живёт Света, но поехать туда - значило сдаться совсем, проявить слабость, пустить себя в распил. Позволить себе подобное он пока ещё не мог. И по-прежнему вставал каждое утро в дурном настроении не с той ноги.
... Света любила закаты. Квартира выходила окнами на запад, двадцать пятый этаж, панорама открывалась внушительная, закаты удавались один к одному отличные. Антон нередко высмеивал подругу за глупости, порой довольно жестоко. Не понимал. Но подарил ей хороший фотоаппарат-зеркалку, и она носилась с ним, подбирая режимы. Кадры, надо сказать, иногда получались не хуже профессиональных. Один из таких стоял в рамке на полочке под телевизором; дурацкая сценка - оба на балконе, весёлые, сплетённые сердечком руки и в том сердечке уходящее солнце. Хотел выбросить проклятую рамку, разбить стекло, порвать фото, и не смог.
Фотоаппарат, кстати, стоял тут же. Флешка на тридцать гигов оказалась забита снимками почти полностью, когда Светка только успела. У неё был, был тот особенный глаз, чутьё на кадр, цепкая хватка художника, умеющего самый непритязательный объект сделать красиво. Закаты, улицы и улочки, играющие дети, транспорт, цветы, котята, бабочки, листочки, улитки, потерянные пуговицы, камешки, Луна...
Антон повадился смотреть Светины снимки каждый день. Глупо, но остановиться не мог...
Так промучился всю осень. А в середине декабре, в стайке заочников, выходящих с лекции, наконец-то увидел её...
Она изменилась очень сильно. Снова были на ней дешёвые тряпки, джинсы и просторный серый свитер по бёдра, снова волосы зачёсаны в унылый хвост, ни следа макияжа на осунувшемся лице. Прошёл бы мимо, но что-то цепануло, заставило притормозить. Глаза, может быть. Те же самые огромные серые глаза, пристальный, полный громадного напряжённого чувства взгляд.
- О, привет. Какие люди в нашем Голливуде,- язык сам свернул на пошловатую развязность.- Ты куда пропала, дорогая? Позвонить нельзя было, что ли?
Она прижалась лопатками к стене, и он вдруг увидел изрядное пузцо под серой вязаной тканью. Когда успела, с кем?! Кто ещё валял её на постели? Он удивился тяжёлому бешенству, поднявшемуся откуда-то из живота. Приступ ревности? К кому, к ней, к подстилке этой дешёвой, что ли?! Три раза ха-ха...
- Времени, гляжу, даром не теряла, зайка,- зло сказал, придвигаясь ближе.- Так, и кто это у нас папаша?
- А-а-а-а!- взвинтился под потолок дичайший визг.- Не подходи! Не подходи! Не подходи-и!!!
- Ты что? Что ты разоралась, дура?- он ещё ничего не понимал.- Замолчи, не позорься.