мисс Климова : другие произведения.

Вк-2: Не кисни, Сеня

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.45*4  Ваша оценка:

   Из тех старых поцев, которые бьют баклуши в садике, что на углу авеню N и Ошен авеню, самый поцеватый - старик Баренбойм. А может статься, что и не только в садике, а во всём Бруклине. Восьмой десяток шлимазлу пошёл, а он всё не угомонится. Сегодня, чтоб у него на роже прыщ вскочил, Розалию Наумовну возьми и спроси:
   - Сенечка-то ваш, не в обиду будь сказано, не из этих?
   - Каких "этих"?! - всполошилась Розалия Наумовна.
   Баренбойма она, как и все завсегдатаи садика, терпеть ненавидела. Грязный язык у того на удивление гармонично сочетался с феноменальным даром к наушничеству и сведению сплетен.
   - Этих, - Баренбойм облизнулся, гнусно хмыкнул и уточнил. - Тухесников.
   Розалия Наумовна ахнула и схватилась за сердце. Предположить, что Сенечка... Кровинка её. Единственная. Как только земля таких носит?!
   - Как таких земля носит! - озвучила мысли Розалии Наумовны старуха Гуревич. Была она с одесского Привоза и за выражениями в карман не лезла. - Хазер, старый дрек! А ну пошёл отсюдова, шмекеле, вонючий шайцман, поц, чтоб ты сгорел!
   Баренбойм, втянув плешивую голову в плечи, ретировался, а Гуревич принялась хлопотать.
   - Ох, Розочка Наумовна, - причитала Гуревич, обмахивая задыхающуюся от гнева соседку по лавке последним номером "Еврейской газеты". - Азох-н-вей, Розочка Наумовна! Чтоб он сдох, этот шмаковатый Баренбойм, чтоб он уже ухезался, чтоб он своим ртом кушать не мог!
   Гуревич сделала перерыв, удостоверилась, что Розалия Наумовна приходит в себя, и задумалась. Баренбойм Баренбоймом, но нет ли в словах старого склочника доли истины? Сенечке уже...
   - Сколько Сенечке лет, чтоб он был здоров?
   - Тридцать два, - всхлипнула Розалия Наумовна. - Он ещё киндер.
   - Киндер, - задумчиво поддакнула Гуревич. - А что ж он, жениться не надумал ещё? Или не на ком?
   Розалия Наумовна смешалась. "Мальчику рано жениться", - говорила она последние десять лет каждому, кому приходило на ум задать этот вопрос. И действительно, Сенечка совсем молодой, очень серьёзный и такой ответственный. Шутка сказать, работает не где-нибудь, а в банке, и не кем-нибудь, а программистом. И не за гроши, как рыжий Лёвка, Баренбоймовский внук, балбес, который баранку крутить и то не умеет, а за большие деньги. И потом, найти не шиксу какую-нибудь, а неиспорченную хорошую девочку в наше время так трудно. И, наконец, у Сени есть мама, которая постирает ему и приготовит лучше любой девочки, к тому же забесплатно.
   - Так что ж не женится-то? - повторила вопрос настырная Гуревич.
   Розалия Наумовна осознала, что "Мальчику рано жениться" видавшей виды рыночной торговке уважительной причиной не покажется. И аргумент, что у мальчика есть мама - тем более: Гуревич произвела на свет шестерых и сбивалась со счёту, перечисляя внуков.
   - Он скоро женится, - помимо собственной воли соврала Розалия Наумовна. - У мальчика есть невеста.
   По возвращении из садика она перебрала детские Сенечкины фотографии, всплакнула и занялась фаршировкой приобретённого в "Золотой рыбке" судака. Выложила его на блюдо, украсила луковыми кольцами и мучными клёцками. Закончив с рыбой, включила русский канал и принялась ждать.
  
   - Я тут подумала, - говорила Розалия Наумовна, пока Сенечка, всегда любивший покушать, уплетал судака, - что надо бы познакомить тебя с хорошей девочкой.
   Сеня едва не подавился клёцкой. Про девочек разговор не заходил с тех пор, как они с мамой выехали из Москвы в Нью-Йорк на постоянное место жительства, то есть не заходил целых двадцать лет. А до тех пор тоже зашёл всего один раз, когда конопатая Анька Петрова из пятого "Б" опростала бронзовую чернильницу прямиком Сенечке за шиворот.
   - У Гореликов две дочки, - перечисляла между тем Розалия Наумовна. - Идочка и Лиля. У Раппопортов Сонечка. У Зальцманов... нет, ну их, этих Зальцманов. Потом у Баренбоймов.
   Не к месту вспомнив о Баренбоймах, Розалия Наумовна расстроилась и замолчала.
   - Я подумаю, мама, - вяло молвил Сенечка.
   Подумать было над чем. Девочек Сеня не терпел - с тех пор, как обнаружил, что нравятся ему исключительно мальчики. Не все, некоторые. А он - им. Наглое предположение поцеватого Баренбойма было таки правдой. Той правдой, которую не пережила бы Розалия Наумовна, случись ей узнать. До сих пор обходилось. Но теперь...
   Сеню передёрнуло, стоило ему подумать о женитьбе. Тем более на дочке маминых знакомых. Интересно, сколько пройдёт времени с момента женитьбы до того, как его тайна перестанет быть таковой. Минут пять, наверное. Хотя, возможно, удастся отложить до ночи. Этой, как её... Сенечка покраснел от неудовольствия. Первой брачной.
  
  ***
  Утро встретило прохладой и телефонным звонком. "Я назову тебя солнышком!" - голосом Юры Хоя возвестил мобильник из-под дивана в пять утра. Выудив аппарат, я простонала умирающей лебедью:
  - Алло...
  - Танцуй, Маня! - гаркнула Анька-однокурсница. - Нашёлся, недорого!
  - Кто нашёлся? Какие танцы? - одеяло свалилось на пол, и я судорожно пыталась подтянуть его рукой и ногой.
  - Кандидат! - торжественно сообщила Анька.
  Сон как ветром сдуло. Я подскочила и одёрнула пижаму.
  - Рассказывай.
  Моя старшая и единственная сестра Дашка пять лет обитала в Америке. Замужем за самым настоящим америкосом по имени Роберт, который был всего на какой-то тридцатник её старше. Как этого Роберта угораздило подцепить на Арбате Дашку - особая история. Так или иначе, одному из них повезло. Дашка почему-то считает, что Роберту.
  В Штаты я хотела позарез, а гражданину этих Штатов, Семёну Нихамкину, понадобилось ненадолго жениться. Кандидат в супруги ("приличнейший человек" по словам Аньки) был оригинален. За фиктивный брак обладатели грин-карты просили двадцать пять-тридцать тысяч долларов. А мистер Нихамкин денег не хотел: он искал жену, которая понравится маме.
  - Боря Фишелевич, - щебетала Анька. - Ну, помнишь, губастый такой, с параллельного потока. Этот Сеня ему дальняя вода на киселе, свояк восьмиюродный. Так вот, звонит мне вчера Борик и говорит: родственник ищет бабу. Я сразу поняла - этот родственник точно про тебя! Вы друг другу отлично подойдёте!
  Сеня подыскивал временную спутницу жизни с приличным экстерьером и незлобливым характером, способную более-менее изъясняться по-английски, с верхним образованием, от двадцати семи до тридцати. Почти по всем пунктам выходило - меня. Кроме одного...
  - Аня! Кого ты пытаешься приличнейшему человеку подсунуть? Какая из меня еврейка?!
  - Почти настоящая, Марусь. Ты в зеркало посмотри.
  Я пошла и посмотрела, сразу в большое, для надёжности. Худенькая особа в короткой пижаме с цветуём на животе, взлохмаченными тёмными кудряшками, карими глазами...
  - Всё бы ничего, Ань, - отозвалась я в трубку. - Только нос какой-то арийский. И татушка на пояснице.
  - Сомневаюсь, что татушку на тушке его мама углядит. А нос... Ну, с кем не бывает...
  - Минутку... - я решила собрать в кучку всё, что знаю о евреях. "Семь сорок", цимес, Бабель и Шолом-Алейхем, рыба-фиш, анекдоты о Рабиновиче... Увы: анекдоты лидировали с большим отрывом
  - А традиции, Аня?! А язык?
  - Выучишь. Марусь, так я даю Борику твоё мыло? Где и когда ещё найдёшь такой вариант?
  Через день пришло письмо - вежливое, без ошибок, зато с фотографией. На меня смотрел интеллигентного вида субчик - очки, пробор, галстук в шашечку. Приличной девушке иудейских кровей Семён обещал крышу над головой, легальное проживание в стране и примерное поведение - не лезть в душу и не тащить в койку. Предложение выглядело слишком заманчивым, чтобы быть правдой...
  "Семён, а для чего вам, собственно, жена? Неужели только чтобы порадовать маму? У вас в Нью-Йорке её совсем некем порадовать?" - отправила я письмо.
  Вскорости пришёл ответ: "Есть нюанс, которого мама не знает. Я гей. Вас это не смущает?"
  Я ахнула вслух. Хорошенькое "не смущает". Нет, теоретически, конечно, мы цивилизованные люди, и каждый спит с кем ему вздумается, в рамках Уголовного Кодекса. Практически же... Опыта общения с геями у меня не было. Разве что с манерным и вертлявым парикмахером Олегом, да и тот, похоже, под голубого только косил.
  "Геи тоже люди, - пришла уникальная по степени идиотизма мысль. - Жан Маре, Джанни Версаче, Элтон Джон", - обрела она конкретику.
  Твёрдой рукой я настучала: "Не смущает. Согласна".
  Ещё через полчаса поступили условия предстоящего матримониала. Сеня высылает мне приглашение, я получаю в консульстве "жениховскую визу" и лечу себе в Нью-Йорк. Далее в течение трёх месяцев надо понравиться маме. Или не понравиться, и тогда собрать манатки и улететь восвояси.
  
  ***
  Легенду мы сочинили простую: сайт знакомств, прониклись, влюбились, жить друг без друга не можем. Однако приличным жениху с невестой полагается знать друг о друге чуть больше, чем имя и адрес электронной почты. Мы взялись за изучение подробностей: каждый накатал по списку вопросов, требующих освещения. Выяснилось, что Сеня работает программистом в банке, обитает в Бруклине, в Нью-Йорк перебрался двадцать лет назад. Любит Фрэнка Синатру и старое голливудское кино, по воскресеньям ходит в тренажёрный зал, имеет на ключице родинку в форме капли, спит в пижаме, пьёт грейпфрутовый сок по утрам и молоко перед сном. Мне даже неудобно было писать о неугасимой страсти к советскому панку и кофе с коньяком.
  На этом мы прервались, и я принялась учиться еврейству.
  - Говно вопрос, - авторитетно объяснил Боря Фишелевич, тот самый, что через Аньку сосватал меня заморскому восьмиюродному свояку Сене. - Во-первых, вызубришь идиш.
  - Как идиш?! - ужаснулась я.
  - Кверху каком. Из всего идиша надо знать десять слов. Слушай сюда и записывай. Аид - еврей. Гой - нееврей. Хазер - свинья. Шлимазл - мудак. Шмак - тоже мудак. Шмекеле - опять-таки мудак. Тухес - задница. Халоймес - бардак. Аникейве - блядь. Поц - э-э... ну, ты догадалась. Зафиксировала? Молодец. Далее - праздники. Конспектируй, потом пробьёшь в википедии и заучишь наизусть. Пурим. Пейсах. Суккот. Ханука. Йом-Кипур. Записала? Умница. Теперь жратва. Цимес. Тейглах. Гефилте Фиш. Клёцки. Мацу ты и так знаешь. Поняла? Азох-н-вэй. Ах, да, это ещё одно слово, одиннадцатое. Означает всё, что угодно. Всё поняла? Можешь приступать к объевреиванию.
  На третий день зубрёжки я почувствовала, что достаточно объевреилась теоретически, и возобновила переписку с женихом. Заодно решила закрепить материал в руках и освоить еврейскую кухню на практике. Что-что, а готовить я умела и любила, поэтому скачанные из интернета рецепты пошли на ура. В конце концов, мы вызубрили уйму подробностей той или иной степени интимности, собрали документы, перешли на "ты" и перебрались из почты в "аську".
  - Ну, что, Сеня, ни пуха, ни пера? - настукала я перед выходом в посольство.
  - К чёрту. Я тут подумал...
  - Что ты подумал? - подбодрила я.
  - Маша, нам ведь придётся изображать взаимное влечение. Перед мамой.
  - И в чём скорбь момента?
  - Но ведь ты женщина! Я могу и не суметь.
  - Не кисни, Сеня. Во-первых, я маленькая женщина. Хрупкая как цветок. Ну, или как пацан. Во-вторых, джинсы надену.
  
  ***
  Посольский работник добродушно ощерился, спросил всё формальное и посмотрел эдак внимательно, на рентгеновский манер. А мне стало вдруг смешно. Глядя на серьёзного господина с залысинами, я думала об одном: "Только бы не заржать". Тот, с минуту понаблюдав за мной, произнёс:
  - Получите визу в окошке номер три. Всего доброго.
  Выйдя из посольства, я попыталась закурить и обнаружила, что руки дрожат. День стоял майский до невозможности: тёплый, деликатно ветреный, в меру солнечный. Всё было подёрнуто особенной весенней дымкой - краски чистые, но не яркие, и воздух полупрозрачный, как тонкая слюда. Я шагала по прекрасной, как никогда, Москве и потихоньку осознавала: скоро уеду. Возможно, навсегда. Больше не будет зеленоватой Яузы с липкими уточками. Больше не будет старомосковских особняков и нахальных стекло-бетонных новостроек. Больше не будет горбатых переулков и широких беспорядочных проспектов. А что там, впереди?..
  
  ***
  Мы договорились, что Сеня встретит меня в "Джиэфкей". Я умудрилась проспать весь перелёт и вышла из самолёта помятая, как та пионервожатая.
  Сеня ждал в зале прилёта, с табличкой для надёжности. Он оказался не таким, как на фотографии. Со своими печальными глазами в чёрных ресницах Семён выглядел трогательным как оленёнок. Таких и называют "ласточка-мальчик": парнишку хочется если не усыновить, то назначить в младшие братья.
  - Маша?
  - Она самая. Привет... - отчего-то я смутилась.
  - Привет... - Сеня замешкался, будто решал какой-то важный для себя вопрос.
  - Берём чемодан и едем?
  По дороге я пыталась разглядеть Америку из окна Сениной "Хонды" и не увидела ничего, кроме не по-нашенски гладкого шоссе. Затем шоссе кончилось, и Сеня объявил: "Бруклин".
  Бруклин оказался смесью аляповатых одноэтажных домиков с кирпичными многоэтажками. У одной из них Сеня припарковал "Хонду", посмотрел на меня и спросил:
  - Страшно?
  - Страшновато, - уточнила я.
  - И мне, - признался Сеня. - Даже поджилки трясутся. Ладно, пойдём, нам на шестой этаж.
  Дверь открыла невысокая полная дама в очках и с чёрными кудрями.
  - Мама, познакомься. Это Маша, моя невеста, - представил меня Сеня.
  - Ах, да я знаю же, что это Маша, неужели ты притащишь с собой ещё кого-нибудь? - мама всплеснула руками.
  - Маша, это моя мама, Розалия Наумовна.
  - Очень приятно.
  - Проходи, проходи, деточка. Устала, небось, с дороги. И проголодалась, конечно. Ничего, я уже и на стол накрыла.
  Розалия Наумовна ворковала, не переставая, а я даже затылком ощущала внимательный, одновременно и оценивающий, и тревожный взгляд.
  После ужина мы смотрели детские фотографии Сени - два толстых альбома. На язык так и просилось: "Андель, чистый андель". Незаметно натикало девять.
  - Сенечка, а как вам постелить? Раздельно? Или?.. - поинтересовалась Розалия Наумовна.
  - Раздельно! - ответили мы в один голос.
  - Вот и славно, - разулыбалась потенциальная свекровь.
  Полночи я ворочалась в рефлексиях, и в седьмом часу утра подскочила с постели - готовить жениху завтрак. На кухне уже сидела Розалия Наумовна в бордовом халате - пила чай.
  - Доброе утро, деточка. Что ты так рано?
  - Доброе утро, Розалия Наумовна. Вот, решила завтрак Сене...
  - А-а... Ну, давай-давай, не буду мешать.
  Розалия Наумовна пила чай и "не мешала" тем же цепким, оценивающим взглядом, что и вчера. Хлопоча мордой, я поджарила омлет по-гречески, поставила вариться кофе и извлекла из холодильника грейпфрутовый сок. Через полчаса явившийся из душа жених подмёл завтрак, наскоро оделся и ускакал в свой банк, а я подверглась допросу с пристрастием.
  - Бабель, - перечисляла я "любимых писателей", с трудом удерживаясь, чтобы не загибать пальцы. - Фейхтвангер, Севела, Шолом-Алейхем, Ремарк, Вайнеры, Ильф и Петров, Рыбаков, Эренбург.
  Розалия Наумовна благосклонно кивала - в Москве она преподавала литературу в старших классах.
  - Эйзенштейн, - перешла я от литературы к кинематографу. - Мейерхольд, Бернес, Гердт, Казаков, Фрейндлих...
  
  ***
  В садик через дорогу от дома мы отправились к полудню.
  - Маша, - представила меня Розалия Наумовна дородной грозного вида старухе с красным вислым носом и не менее красными борцовскими ручищами. - Маша с Сенечкой, они, э-э...
  - Одесситка? - басом громыхнула старуха.
  - Москвичка.
  Старуха поджала губы.
  - В Москве что ж, ещё евреи остались?
  - Остались, - неуверенно подтвердила я. - Не очень много.
  - Это хорошо, - не уточнив, что именно хорошо, кивнула старуха. - Садись, деточка. Тьфу, вон опять идёт, чтоб он сгорел.
  - Кто идёт? - эхом откликнулась я.
  - Баренбойм.
  Я оглянулась. Баренбоймом оказался плешивый сутулый старикан, остроносый и с бегающими глазками под мохнатыми седыми бровями.
  - Проходите, Натан Ароныч, - напутствовала старикана Розалия Наумовна. - Ступайте, ступайте, нечего вам здесь задерживаться.
  - А это кто у нас будет? - проигнорировал напутствие Баренбойм, уставившись на меня.
  - Это Маша, Сенечкина невеста. Всё? Идите уже.
  - Невеста? - удивился Баренбойм. - Надо же. То-то, я смотрю, пигалица нездешняя. И - к ребе не ходи - шикса.
  - Сами вы шикса! - негодующе выкрикнула я, пока дородная старуха хлопотала вокруг схватившейся за сердце Розалии Наумовны. - Шлимазл, вот вы кто. Идите отсюда в тухес.
  
  ***
  Незаметно прошёл месяц. Как-то вечером Сеня с заговорщицкой физиономией вывел меня погулять. В первом попавшемся ресторанчике усадил за столик, принял торжественный вид и заявил:
  - Маша, ты таки нравишься маме.
  - Да?
  - Нравишься. Поэтому я предлагаю... осуществить главную часть договора.
  В мэрии нас расписали за полчаса. В русском ресторане на Брайтоне, куда мы отправились праздновать событие, Сеня проглотил одну за другой три рюмки водки и сказал:
  - Теперь мы съедем от мамы.
  - Как съедем? - ошеломлённо спросила я. - Она что же, будет не против?
  - Ещё как против. Только ей придётся смириться.
  - М-м?.. - я подняла брови.
  - Маш, я прожил с мамой тридцать лет. И устал от этого. Да-да, одна вырастила меня и дала образование. Своим нынешним приличным положением я во многом обязан маме. Тридцать два года я был ей хорошим сыном. Послушным. Я даже женился, чтобы угодить ей. И - хватит. Достаточно.
  - Мама, мы собираемся переехать, - заявил Сеня едва переступив вечером порог. - Хотим жить отдельно.
  - Азох-н-вей! Сенечка, неужели тебе здесь плохо? - всполошилась Розалия Наумовна.
  - Хорошо. Но молодожёнам, - Сеня чуть заметно покраснел, - нужно жить отдельно.
  Розалия Наумовна была великолепна. Она увещевала, заклинала, взывала к Сениным уму, чести и совести и даже попыталась прилечь в обморок. Сеня был вежлив, но непреклонен. В конце концов, побеждённая Розалия Наумовна удалилась в спальню, прижимая к глазам платок.
  Через неделю мы перебрались в трёхкомнатную квартирку за несколько кварталов.
  - Завтра у нас вечеринка - объявил Сеня, едва грузчики расставив мебель, удалились.
  - Новоселье-пати?
  - Вроде того. Будет только один гость.
  - Ишь ты... Вам какой ужин: еврейский, французский, итальянский, немецкий, русский? Китайский не проси, в восточной кухне я не копенгаген.
  Сеня как-то странно посмотрел на меня.
  - Э-э... на твой вкус.
  Следующим вечером Сеня пришёл в сопровождении высокого и плечистого синеглазого брюнета. Сливки генофонда, а не брюнет. Я прочитала про себя коротенькую матерную мантру и постаралась улыбнуться приветливо. Брюнет взглянул так скептически, что я обиделась.
  - Маша, знакомься, это Джошуа. Мой... друг, - собственнически-благоговейно представил спутника Сеня.
  Я, конечно, не эксперт. Но дружище Джош явственно смахивал на капризную салонную шлюшку. Ему было то прохладно, то жарко, то слишком остро, то свет резкий. Таким макаром Джош изнывал целых два часа. Потом господа устроились у телевизора - оказывается, геи тоже смотрят футбол. Я навела порядок и поскучала с ними немного, а потом ушла в свою спальню. Наутро Джоша не было.
  - Как он тебе? - поинтересовался за завтраком Сеня.
  - Твой? Хорошенький.
  
  ***
  - У меня через неделю отпуск, - заявил Сеня, уплетая пятничный ужин.
  - Поздравляю, - я сменила тарелку из-под собственноручно сотворённой гефилте фиш на чистую. - Куда поедешь?
  - Не поеду, а поедем.
  - Да, извини. Я упустила из виду Джоша.
  - У Джоша каникулы, он улетел на месяц к родителям в Колорадо.
  - Понятно. То есть ты поедешь с мамой? Или... - до меня внезапно дошло. - Неужели ты хочешь поехать в отпуск со мной?
  Сеня засопел и нахмурился.
  - А что тут такого? - выдал он наконец. - Мы, кажется, не чужие люди? Где, ты говорила, живёт твоя сестра?
  - Ох, - я бросилась ему на шею. - Ты правда хочешь свозить меня в Солт-лейк-сити?
  - Ну да. Надо же мне познакомиться с родственниками. И потом - там неподалёку Лас-Вегас. Я давно хотел побывать.
  - Со мной?! - ахнула я.
  - С кем же ещё? - вновь принялся сопеть и хмуриться Сеня. - Я, между прочим, как-то и где-то на тебе женат.
  В Лас-Вегасе мы провели четверо суток. Это было что-то. Нет, не что-то, это было... Я завороженно смотрела на белых львов в "Мираже". Закрыв глаза, слушала поющие фонтаны в "Белладжио". Кормила с руки розовых фламинго в "Хилтоне". Визжа от страха, с лязгом неслась в вагонетке по хребтам американских горок на крыше "Нью-Йорка".
  - Понравилось? - спросил Сеня в такси, везущем нас в аэропорт.
  - Он ещё спрашивает. Спасибо тебе. Постой... Ты имел в виду Вегас?
  - Ну, не Солт-лейк-сити же, - Сеня смутился. - Извини.
  В роскошном двухэтажном особняке на берегу озера мы пробыли неполные сутки. Я, потупившись, ковыряла вилкой что-то безумно изысканное на ещё более изысканном золочённом блюде и не могла поверить, что надменная тётка напротив - моя сестра Даша.
  - Я бы отсюда сбежал, - тоскливо сказал Сеня, когда после ужина мы оказались в спальне. - Этот Роберт, он действует мне на нервы. По правде сказать, он просто напыщенный павиан. И ещё мне показалось... знаешь, геи чувствуют такие вещи очень тонко. Мне показалось, что Дарья смотрит на тебя, словно... - Сеня запнулся и замолчал.
  - Ну. Договаривай.
  - Неважно. Забудь.
  Наутро мы распрощались с хозяевами, и уже в три пополудни здоровенный чёрный таксист, улыбаясь от уха до уха, лихо вывернул с Сахара-авеню на Стрип - кипящую азартом и бурлящую жизнью артерию Вегаса.
  
   ***
  Джош стал наведываться к нам всё чаще и чаще. После ужина я уходила спать пораньше - не хотела мешать. Да и не очень тянуло смотреть лишний час на физию Джоша. А по правде сказать, и лишних пять минут тоже.
  - Тебе он не нравится? - спросил Сеня как-то утром, едва Джош, виляя бёдрами, скрылся за входной дверью.
  - Прекрасный вопрос.
  - Ладно. С понедельника начинаются курсы.
  - Что? Какие курсы?
  - По утрам - английского в Бруклин-колледже. Три часа в день, рассчитаны на полгода. Позанимаешься, подтянешь язык, смягчишь акцент. По вечерам там же возьмёшь какие хочешь - по специальности. Тут, правда, полугодием не отделаешься. На аккаунтера учиться года полтора. На сетевого администратора - два с половиной.
  - Ты шутишь? - я от удивления едва не сыграла со стула. - У меня нет денег за это платить.
  - Ты хотела сказать "у нас нет"? Найдём деньги, авось, не обеднеем.
  - О господи! Представляю, что скажет мама.
  - Ни черта ты не представляешь. Это как раз её идея. Ну, в смысле, наша с ней общая.
  
   ***
  Как-то вечером Сеня пришёл без лица. Краше в Мавзолей кладут.
  - Сень, что случилось?
  Он закусил губу и посмотрел на меня.
  - Мы с Джошем...
  - Что вы с Джошем?
  - Расстались, - Сеня привалился к двери спиной и стукнулся о неё затылком. - Он меня бросил
  - Ох ты...
  Ночью я не могла уснуть. Сеня ходил по квартире, стараясь не шуметь, но было слышно. Я крутилась с боку на бок и потихоньку зверела. А потом вспомнила, что где-то когда-то у меня был "Донормил"...
  Я прошлёпала на кухню и включила свет. Мать честная! На столе красовалась разграбленная аптечка, таблетки были сложены аккуратными разноцветными кучками, по соседству стояла бутылка вискаря. Супружник медитировал над этим бардаком.
  - Ну-ка, повернись ко мне.
  Сеня послушно поднял голову. Я размахнулась и влепила пощёчину. Вторую! Третью! Сеня не сопротивлялся.
  - Что ты отсюда съел?!
  - Ничего, - промямлил Сеня. - Только выпил немного...
  - Выпил?! Нажрался и решил, что из-за этого поца с глазами жизнь не мила? Так?
  Сеня виновато кивнул.
  - Шмак безмозглый, - я влепила ещё одну затрещину. - Шлимазл! Кретин! Жить он передумал, шмекеле поцеватый!
  Сеня поморщился так, будто ему жал галстук.
  - Маш, хватит.
  - Хватит ему... Живо убирай весь этот халоймес.
  Сеня принялся складывать таблетки в тубы. Пальцы у него подрагивали, таблетки не попадали в горлышки. Я посмотрела на безобразие и присоединилась.
  - Давай кофе сварим? - предложил Сеня.
  - Угу.
  Мы навели порядок и устроились за столом с кружками. Пили кофе молча, но без напряжения - уютно, как бывает между очень своими уставшими людьми. Рассвет занимался, и вдалеке, над Ист Ривером, небо уже порозовело.
  - Знаешь, Маш, я иногда забываю, что ты...
  - Что я фиктивная?
  - Что ты не еврейка.
  Рука у меня дрогнула, кофе выплеснулся на скатерть, и пятно разбежалось по ней звездастой кляксой.
  - С чего ты взял?
  - Да знаю. Давно уже.
  - Как?!
  - Ещё тогда. До Лас-Вегаса, - улыбнулся Сеня.
  - Неужели Дашка?.. - обомлела я.
  - Угу. Она и сказала.
  - Зачем?
  - Да просто всё очень. Она тебе, Маш, позавидовала. Я это сразу понял, ещё до того, как она сказала. И не хлопай ресницами, геи такие вещи чуют не хуже баб.
  - Разведёшься со мной?
  Сеня вздохнул, поднялся, взъерошил мне волосы.
  - И кто из нас после всего шмак и шлимазл? Дурёха ты, Машка, даром что шикса. Разведёшься, скажешь тоже. Когда мне так с женой повезло.
  
  
  
Оценка: 5.45*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"