Стас закрыл глаза и для верности прикрыл их ладонями: конечно, всё это глупый сон, ничего больше! Ну, как его, такого перспективного, подающего надежды, - Романович сам сколько раз говорил! - менеджера могут так вот взять - и уволить? Вот же его привычное место, любимый стол, вот фотка Дианы в демократичной неброской рамке, вот матовый квадрат монитора, вот - стопка документов, требующих его, Стаса, немедленного внимания... А, нет, это не сон - это недоразумение! Юля просто ошиблась, в приказе об увольнении напечатала не ту фамилию, а шеф подмахнул не глядя, за ним такое водится! Вот Стас ещё минутку посидит так, а потом откроет глаза - и всё снова будет как раньше, будет хорошо, понятно, стабильно! Прибежит Юлька с извинениями, коллеги ободряюще станут хлопать по плечу: мол, видишь, обошлось, а ты боялся! - и тотчас же позвонит по внутреннему Романович, скажет, чтоб Стас зашёл к нему со сводкой по продажам последнего месяца, и снова закрутится слаженный механизм, в котором он, Стас, - хоть и небольшая, но важная шестерёнка... Стас отнял руки от лица и открыл глаза: ребята за соседними столами старательно отводили взгляд, Сенька уткнулся в монитор, Василий Сергеевич, сдвинув брови, шарил в портфеле - искал сигареты; одна только Оля жалостливо смотрела на Стаса, и, встретившись с ней глазами, Стас вдруг понял, что - да, всё правда, не сон, не ошибка, - реальность!
Конечно, он знал, что кризис, что трудно стало выкарабкиваться фирмам, торгующим товарами не самой уж первой необходимости (дорогие безделушки - то, от чего человек, стеснённый в средствах, откажется в первую очередь), шеф на прошлой неделе собирал всех и говорил, что придётся потерпеть, потуже затянуть пояса, ну, Стас и готов был потерпеть без премии пару месяцев, ладно! Но того, что случилось, он не ожидал совершенно, не был к этому готов, никогда даже не думал, что это может произойти с ним...
Стас неожиданно разозлился: ну, и хрен с вами, придурки безголовые, он-то, Стас, моментально найдёт себе другую работу - у него опыт, знание рынка, чутьё, амбиции... А вы сидите в заднице со своими подставками для ручек, зажигалками "Ronson", малахитовыми пепельницами - со всей этой пафосной, но бессмысленной ерундой, - нет, не просто сидите, а погружайтесь туда всё глубже во главе с дорогим шефом Сергеем Романовичем! Счастливого плавания, gute Reise! - Стас рванул молнию на сумке, стал укладывать внутрь всё, что считал здесь своим: настенный календарь с австрийской выставки, керамическую коллекционную корову, сделанную в виде Элвиса (как Стас тогда в Кёльне веселился, увидев её в витрине, и купил, не пожалел 90 евро, забавно же!), чашку с надписью "Big boss" - подарок девчонок на 23-е, толстый ежедневник в кожаном переплёте... Последней отправилась в сумку Диана. Посмотреть ей в глаза Стас так и не смог: поспешно отвернул фотографию от себя, затолкал в сумковый карман. Вроде всё... Не глядя ни на кого, Стас прошёл между столами к выходу. Очень хотелось хлопнуть напоследок дверью, чтоб знали! Но Диана в сумке этого точно не одобрила бы, и поэтому он не стал. Просто толкнул дверь - и вышел в пустоту и неизвестность.
Найти работу всё никак не получалось, и Стас был близок к отчаянию - подходило время ежемесячных выплат по кредитам: машина, плазменный телек - Стасова гордость, - кухонная техника и мебель. Платить было нечем, занять было не у кого: у всех кругом проблемы, самим бы как-то продержаться... Диана молчала - или говорила какие-то бессмысленно-ободряющие слова, от которых становилось только хуже: ей-то тоже на треть урезали зарплату и грозились вскоре вполовину сократить PR-отдел: кризис жестоко ударил и по рекламе... Стас внутренне корчился от мысли о том, что он, мужчина, не может выполнить своих прямых обязанностей, обеспечить всем необходимым свою женщину, не способен решить проблемы, что он - не справляется. Иногда ему начинало казаться, что он стал очень-очень маленьким и беззащитным, и ни за что больше не отвечает, и тогда, ненадолго, приходило вдруг чувство успокоения, радости даже, Стас как будто смотрел на всё со стороны - и просто любопытствовал: а чем же всё это кончится?.. Потом он пугался этих чувств - и снова возвращался к реальности, точнее, это она, действительность, наваливалась на него всей своей беспощадной тяжестью.
На бирже труда, куда пришлось в конце концов обратиться, потрясали пачками похожих на Стасово заявлений и предлагали несусветную чушь: место ночного сторожа в библиотеке, или должность курьера, или курсы водителей трамвая... Стас с негодованием отметал эти бредовые варианты, рылся в Инете, покупал газеты с предложениями работы. Пару раз сходил на собеседования: после первого ему так и не перезвонили, а со второго Стас сам ушёл, услышав смехотворную цифру своей будущей зарплаты...
Дома Стас не находил себе места, дёргался, возмущался; Диана же, напротив, казалось, становилась всё спокойнее: вела себя очень сдержанно, всё больше молчала, спать ложилась раньше обычного, отодвинувшись на самый край широкой семейной кровати. Стас не решался её трогать, лежал без сна, вздыхал, ворочался. Иногда тихонько плакал - думал, что Диана не слышит, но как-то, после особо жалостного Стасова вздоха, жена, не поворачиваясь, вдруг чеканно сказала: "Знаешь, а я теперь рада, что у нас так и не получилось с ребёнком. Это здорово". Стас не нашёл, что на это ответить, и больше они так и не сказали тогда друг другу ни слова, а потом Стасу приснился сон: он парит, свернувшись клубочком, в тёплой пустоте, и пустота эта - даже не пустота, а что-то мокрое и вязкое, очень знакомое и уютное. Стасу хорошо и спокойно, он чувствует себя в безопасности, он отгорожен от мира надёжной оболочкой, приглушающей звуки, оберегающей, не пропускающей свет... И вдруг разом приходит понимание, что он - в животе у Дианы, а значит, он и есть их долгожданный ребёнок, теперь всё понятно и просто, теперь-то всё будет, наконец, хорошо... Стас проснулся в недоумении: сон был очень ярким, выпуклым, и даже к вечеру не выцвел, не стёрся из памяти, - но что бы всё это могло значить, Стас понять так и не смог. И, почему-то, не стал рассказывать сон Диане, как у них было обычно заведено: он, вроде, и собирался - но где-то внутри знал, что этого делать не нужно, ни в коем случае, что в этом будет что-то неправильное, неестественное даже... Но вспоминать время от времени чудной сон было почему-то приятно.
Теперь, когда звонил телефон, Стас никогда не брал трубку: было ясно, что опять звонят из банка, и ничего хорошего от этих разговоров ждать не приходилось. Сначала Стас вежливо объяснял про временные трудности, потом - заводился с пол-оборота и орал, что денег у него нет и взять ему негде, потом - просто коротко посылал. Теперь вот - понял, что не отвечать на звонки - самый разумный вариант, экономящий его, Стаса, и без того уже расшатанные, бедные нервы... Отчаявшись найти работу, Стас как-то даже успокоился и повеселел: лежал целыми днями на диване, клацал пультом от драгоценной (недовыплаченной) "плазмы". Телек, впрочем, тоже начинал раздражать: всюду болтали про кризис, как будто не было никаких других тем, ей Богу: то вещали про сотни тысяч безработных, то завывали про какого-то немецкого бюргера, который перестрелял всю семью - жену, детей, - а потом и сам застрелился - не вынес банкротства... Стас недовольно хмыкал и переключал на MTV: вот сюда кризис пока не добрался, девические стати были всё так же упруги - силикон по-прежнему давал природе 100 очков форы... Ещё можно было смотреть "Евроспорт": фигуристы порхали по льду так легко и радостно, лыжники сигали с трамплинов так самозабвенно, что сразу становилось ясно: кризис - глупая придумка яйцеголовых экономистов, и совсем скоро всё опять наладится и будет хорошо...
Диана приходила с работы теперь раньше обычного, и Стас старался не замечать незнакомую напряжённую складку возле её губ, и синие жилки, проступившие под глазами, и странный, будто обращённый внутрь себя, взгляд, которого раньше у жены он никогда не видел. Всё это пугало его, тыкало носом в реальность, но он только брезгливо отворачивался, не желая замечать очевидного.
С машиной Стас расстался сравнительно легко: ездить ему теперь всё равно было некуда. Друзья, не пожелавшие дать в долг, как-то вдруг перестали звонить, и мир незаметно сузился до одной яркой спасительной точки - мерцающего всеми цветами радуги плоского экрана. Утром Стас любил смотреть детские передачи: головой он понимал, что глупо взрослому дядьке пялиться на Телепузиков, но сердце блаженно затихало, когда он наблюдал наивные шалости пушистых человечков, и Стас не смел противиться этой тёплой успокаивающей волне...
Исчезновения кухонной мебели Стас почти не заметил: готовила всё равно в основном Диана, у него же в последнее время аппетита вовсе не было, и часто случалось так, что о необходимости съесть что-то Стас вспоминал только вечером, когда жена звала его к столу. Он жевал, уперев взгляд в тарелку, наскоро глотал чай - и возвращался к телевизору. С Дианой они больше не разговаривали.
За телевизором пришли днём, и Дианы, конечно, не было дома, поэтому свидетелями того, что случилось, были только равнодушные, повидавшие на работе всякое, широкоплечие парни из коллекторской конторы. Стас открыл им дверь и поначалу не мог взять в толк, что ещё нужно этим странным людям: ведь он уже абсолютно всё отдал им, и сполна: машина и кухня были ведь уже наполовину выплачены, а они их забрали, бессовестные... Стас искренне недоумевал, когда они стали говорить что-то о телевизоре - было непонятно, чего хотят от него эти чужие дядьки, и немного страшно. "Вот мама придёт - она вам ка-а-ак даст!" - жалобно ворковал Стас. Ребята переглянулись, старший покрутил у виска - и они споро ухватились с двух сторон за тяжеленную плиту "плазмы". Тогда Стас обиженно заревел, кинул в обидчиков пультом, потом бросился на диван, свернулся калачиком, натянул на голову одеяло - и затих.
Стасику тепло - мама закутала его одеяльцем, подоткнула заботливо со всех сторон - вот так, хорошо, теперь совсем не дует, и ехать в коляске - одно удовольствие: мимо проплывают всякие интересности, вот - пёстрая картонная коробочка на асфальте, Стасик тянется к ней рукой, но поздно, мы едем дальше, ну, и ладно, ведь навстречу движется теперь смешная толстая тётька, а за ней - такое длинное, ушастое, на ножках - а, так-са! Стасику хочется потрогать таксу, но мама не велит, ну, и правильно, мама ведь большая, она лучше знает, что можно, а что нельзя, а он, Стасик, - маленький, он должен быть хорошим мальчиком и слушаться старших, ну, и хорошо, всё ясно и просто: вот, сейчас они приедут домой, и мама будет кормить его яйцом всмятку с ложечки, и читать книжку - с картинками! Стасик счастливо смеётся, и ниточка слюны тянется изо рта, сверкает на зимнем солнце.
Диана мерно шагает по парку, толкая коляску впереди себя, и мысли её в стотысячный раз пробегают по старому кругу: "Мы все получаем то, чего заслуживаем. Будьте осторожны, желания имеют свойство исполняться - но, как правило, не совсем так, как мы того ожидаем... А трудности либо убивают нас - либо делают сильнее... Она так хотела ребёнка - и она его получила. Он - зависит от неё, любит её, слушается... По утрам он улыбается ей, а когда она читает вслух книжку - он счастливо ухает и тыкает пальцем в картинки. Он хороший мальчик, только вот никак пока не хочет ходить. Но ничего, он ведь ещё совсем маленький, - утешает себя Диана, - он обязательно научится! Ведь все мы получаем в итоге то, чего заслуживаем".