Дверь, обитая черным дерматином, постоянно открывалась, и в щель просовывалась то вихрастая голова юного сотрудника, то почтенная залысина какого-нибудь доктора наук. Спросив что-то у секретаря и получив благодушный кивок, они исчезали, уступая место другим.
Все сновали туда-сюда и изображали бурную деятельность. Или действительно были заняты делом. Одна я сидела в уголке приемной почти два часа и тупо пялилась в листок анкеты. Злосчастная графа "О себе" по-прежнему пустовала. Мне было абсолютно нечего рассказать о себе.
Секретарша в который раз понесла кофейник своему шефу и, мимоходом заглянув в мою жалкую бумажку, ласково улыбнулась:
- Да не волнуйтесь вы так, пишите все, что вздумается. Главное, чтобы это точно описывало вас и ваш характер.
В ответ я тяжко вздохнула и зажмурилась. Мужчина, что дал мне возможность устроиться на работу, сказал то же самое.
Ситуация была более чем безвыходная. Напиши я правду, и меня тут же выпнут из компании. А за свои двадцать лет я так и не научилась лгать. Думай. Думай, дурья башка!
Девица вернулась на свое место, поправила короткую юбку перед тем, как сесть, и снова застучала накрашенными ногтями по клавиатуре. Секретарша выглядела довольно симпатичной, но мне всё время казалось, что от резкого звука ее правый глаз выскочит на ниточке.
Внезапно у меня скользнула мысль, что все сотрудники ничем от меня не отличаются и скрывают свою тайну с меньшей ловкостью, чем я. Да, я только вступила в эту стадию, а секретарша уже годы прячет под слоем грима полуразложившуюся плоть и провалившийся нос.
Я втиснулась еще дальше в угол скамейки, стараясь скрыться за вечно зеленой пальмой, явно искусственной. Оттуда легче наблюдать за посетителями: сидишь как в джунглях, и никто тебе не мешает. Вот один старичок, молодцевато улыбаясь и обнажая белесые беззубые десны, прижимает к животу плоский чемоданчик. Так он прячет рваную рану и вываливающийся кишечник. Воняет от него, - будь здоров, - но старикашка каждое утро тщательно выполаскивает себя в одеколоне и подхватывает пояском внутренности.
Рядом со мной хлопнулось тело. Костлявыми пальцами у меня выхватили бумагу. Нахмурившись, (но в меру, чтобы лицо не расползлось) я развернулась к нахалу. Им оказался юноша примерно моего возраста.
- Всё еще не знаешь, что написать? - губы его растянулись в улыбке до ушей. Паренек сохранился лучше других; казалось, разложение не успело его коснуться. Но рот был разодран постоянным смехом, и начинающее гнить мясо облепили жирные зеленые мухи.
- Пиши правду, - ухмыльнулся он, царапнув сухим желтым ногтем мою руку. - Ты ведь знаешь, что ты уже сгнила.
- Не сгнила, - пролепетала я, зная, что мои слова неверны. В глубине легких давно что-то хлюпало и выходило наружу бурыми клочьями, кожа припухла, и малейшая ранка начинала сочиться полупрозрачной, дурно пахнущей жидкостью, на которую тут же слетались насекомые.
- Ты уже наша, не бойся, - незнакомец крепко хлопнул меня по плечу - внутри что-то хрустнуло. - Жду тебя.
Он вскинул руку и заковылял к выходу. Черная одежда болталась на нем, как на вешалке. Он сам иссох, только на черепе кожа имела нормальный цвет и текстуру, а уже на шее она была темной, будто обгоревшей.
Еще несколько минут я сидела неподвижно, боясь пошевелиться и наблюдая за остальными. Секретарша с опухшими венами на ногах вновь поднялась и убежала в кабинет к боссу. Толстуха в оранжевом облегающем платье, сидевшая напротив меня, смотрелась в зеркало и пальцами поправляла сползавшие щеки. Под бледно-розовым париком виднелась гладкая кожа, блестевшая от перенапряжения и готовая лопнуть. Жир толстухи отвисал всё больше, грозя женщине переводом в ряды сгнивших. А пока она тщательно маскируется.
Мимо пробежал на удивление ладный человек: одежда сидела на нем как влитая, только землистого цвета лицо, посинелые губы и бурчащие звуки указывали на его принадлежность к гниющим. И запах. Запашок подленько следовал за каждым из нас.
Я вздрогнула. Вот оно - приобщение к толпе. Сколько ни старалась избежать этого, сколько ни гнала мысли прочь от себя, всё равно вернулась к этому и причислила себя к серой массе. Спазм сдавил горло, и я закашлялась. Все присутствующие замерли, вслушиваясь в надрывные звуки. А я задыхалась, пока не выплюнула на чистейший бетонный пол багровый сгусток.
Терять было нечего, озарение пришло.
Графа "О себе" заполнена:
Молодой гниющий организм.