Найти ванную оказалось весьма просто: раскрыв дверь в просторную прихожую, он уже смотрел на себя, растерянного, всклокоченного, из ее зеркальной двери, рядом с которой зияла дверь поуже, покрытая черным пластиком, с черной эбонитовой ручкой, куда он давно хотел попасть... Но сначала он направился к той, так же торопливо шлепая по паркету босыми ногами уже оттуда в том же белоснежном одеяле с кровавой изнанкой... В самой ванной от тоже раскрыл дверь на противоположной стене, входя в нее и оттуда, поэтому с каким-то содроганием поскорей закрыл ее и там, в абсолютной темноте уже нащупывая выключатель... Но свет вдруг вспыхнул сам, и он оказался, потерялся ли в зеркальном кубе, где даже раковина и внутренняя поверхность ванны были никелированными, едва выделяясь на фоне стен, которых здесь тоже практически не было, как и его самого... Поэтому он сбросил с себя одеяло предусмотрительно у самой двери, где на едва заметном крючке висела только его одежда, единственный ориентир...
- Понятно, куда эта дама сбегала от одиночества, - уцепился он за первую попавшуюся мысль, чтобы совсем не потеряться в этом мире как бы прямых, идеальных зеркал, которые, оказываются, могут исказить эту реальность намного сильнее и "забавнее" кривых, если не впасть, конечно, сразу в ужас, оказавшись меж ними, увидев хотя бы свои вытаращенные глаза, дико смотрящие на себя самих откуда-то сверху, стараясь уже не смотреть на побелевшее, перекошенное лицо, теряющееся между задниц, яблок раздора и прочего, засунув его поскорей под ледяную струю освежающей влаги такого же цвета... Конечно, к сожалению, но сейчас ему было не до головоломок чужой зазеркальной реальности, хотя попутные мысли о ней тоже мелькали среди хаоса собственной, ставшей куда более иллюзорной в сравнении и со всем этим. - Да наверно это и было для нее великим опять же ленинским отражением ну или проекцией самого себя за неприступные для материалистов поверхности и стены природы режима ведь это все так просто у них не имеющих бога ни в голове ни в сердце совершенно одинаковых адекватных винтиков всемирного будильника пролетариата быдла стада где каждый любой один это толпа и толпа это каждый любой один на одно лицо задницу не важно что и сколько двое трое километр канавы кубометр канала тонны одинакового мяса в тряпках Горького в штанах самоидентификации Маяковского или в матрасах вместе с клопами Гулага Освенцима за терновыми стенами скотобоен разномастных душегубок узурпировавших будущее плоти и пытающихся лишить этого будущего и души адским нечеловеческим ужасом кончины корежащим их энергетические матрицы... Черт некуда и мне некуда деваться не пробиться сквозь эти стены никак только лишь в виде этакого иллюзорного отражения самой материалистической фантазии природы поверхностей или все же... Нет, нет даже свое прошлое не хочу отдавать им даже в обмен на сегодня... пусть шастают там в виде своих отражений в зеркалах нас всегда молодящих оправдывающих... черт но ведь я и там не один и там хватает оборотней и стенобитных задниц... которые не заметны лишь в работе в процессе пока не наступит день зарплаты расплаты... раздающий заплаты на сквозных дырках мозгов, утробы... Но не я, не я, не я , не я!...
- Так, граждане ученые, время переодеваний, переоценок истекло, - раздался глуховатый голос Скляровского сквозь распахнувшиеся двери, впустившие в это столпотворение его и капитана, наконец-то отмывшего свои погоны...
- А где... они?! - слегка ошалело спросил последний, не ожидавший увидеть нечто подобное в квартире даже столь необычно почившего члена райкома. - Ах, вот оно что...
- Не волнуйся, майор, хотя согласен, иллюзия возможности сбежать тут есть, - насмешливо пробубнил Скляровский, верный своему слову, - но только от самого себя... Этим все же теория Отражения Ленина отличается от некой рабочей гипотезы проекции западных подражателей-отражателей... Мы открыто заявили, что наше сознание, душа ли, чисто материальны, простая энергия, но эти соглашатели насмелились выделить там лишь некое подсознание, этакое даже бессознательное подсознание, вполне, даже чересчур материальное у самого горшечника Фрейда, источник всей их самости, сущности, психики всех этих придурков, но они не тронули совсем некое якобы высшее Я, Сверх-Я, этакое Сознание, нечто такое плавающее в небесной проруби над тем горшком и к их якобы науке, к их епархии не относящееся. Но почитайте Кафку, Камю - нет, майор, хоть не нашего, но коммуниста, анне этикетку с коньяка - у кого-нибудь там вы встретите хоть проблески этого Сознания, высшего Я, даже у представляющих себя летающими и ползающими по потолку насекомыми? Увы! На миг мелькнет что-то в башке, шибанется ею о стенку экзистенции и назад, в свою норку... Но я вам скажу большее: всего-то на всего сдули они раздвоенность якобы русской души у нашего опять же Федора Михайловича, тому лишь русский патент и оставив, и кромсают теперь за большие деньги душонки своих с горшка раздвоенных соотечественников... Но где она, эта раздвоенность русской души, где - взгляни сам майор: сколько их тут, в одной ванной, мечется? Две, три? То-то! Так ведь, Андрей Александрович? Надеялись тут обнаружить обычную дырку зеркала в стене и улизнуть через нее в этакую внутреннюю эмиграцию, в самосозерцание, в свое ли сверх-Я? Увы-с! Сверху-то оно еще смешнее смотрится, так ведь? А сбоку и вообще не понятно, а кому из вас бежать-то надо было?
- Не знаю, Скляровский, даже не думал об этом, для меня это обычная оптика, это для вас, марксистов, оно, отражение, и является неким подобием вашей материальной души, которую можно побрить, причесать, отмыть, подтереть, раздвоить, размножить почти до бесконечности, чуть-чуть искривив формы куба, - с невеселой усмешкой, устало отвечал на это Андрей, направляясь к двери. - Так же, поверхностно, вы судите и об остальном, лежащем под поверхностью, недоступном вашему отражению...
- Поразительное замечание, но оно из ряда пораженческих, не из нашего опять же, - насмешливо отреагировал на это Скляровский, резко развернувшись к майору. - Но времена теории закончились, настало ваше время, практиков, майор. Машина здесь? Отлично, отправляйтесь... Три дня, Андрей, запомни, три дня, три... карты, последняя из которых туз, но бубновый, как и... Все, отправляйтесь!
- Да, пройдемте, - хмуро подозвал его к себе Петрович, подманив и своего напарника, к которому и приковал Андрея новенькими, еще в спешно стертой смазке, наручниками. - В путь!
- Поехали! - рассмеялся им вслед Скляровский, пытаясь изобразить такую же улыбку своими тонкими губенками...
- Так, и где же у вас вчера происходили, ну, как бы предварительные дебаты? - спросил капитан вдруг Андрея, когда тот вместе с напарником уселся в Газик, и терпеливо выслушал путаные его воспоминания. - Понятно, Михайло, заскочим по пути во дворик двух братьев... А вы и не знали? Хотя понятно..., это ж из криминала тоже... Там еще в прошлом веке один брат пришил другого за то, что тот якобы у него деньги, целый золотой украл... А потом уже, когда выгребал вещи из карманов в участке, вдруг обнаружил там дырочку такую незаметную, этак сбоку... Тут же во всем и признался...
- Раскололся, - добавил Михайло, лихо заворачивая в тот дворик, который оказался совсем рядом. - У нас и не в таком расколешься...
- Ладно уж тебе, опер, - усмехнулся Петрович, выскользнув из Газика и буквально обежав за минуту весь дворик, лишь несколько раз нагнувшись к земле и что-то пряча в своей полевой сумке.
- Опер... Настоящий опер - это он у нас, - только и успел за это время оправдаться водитель. - Если бы вовремя вступил в партию, был бы уже подполковником, а то и... Нет, там еще и киль для устойчивости, для солидности надо, как у меня хотя бы, а Петрович все как пацан, ишь, как рыскает! Рысак!... И сколько ж раз ты эту бабу-то за ночь, неужто правду говорят? Все, молчок!...
- Поехали! - приказал Петрович, так же шустро заскакивая в Газик. - Так вы, гражданин ученый, тоже, говорят, как бы дырами какими-то занимаетесь?
- Черными, - важно подсказал наконец отошедший от ступора его напарник, густо покраснев при этом, - ну, черными дырами.
- Чего краснеешь, Коляша, чего краснеешь? Лишнее знание еще никого дураком, сволочью не сделало, - заметил на это Петрович, с интересом посмотрев на того, - хотя... Так как же?
- Да, занимаемся, вот, точками Сингулярности или условно Черными Дырами, - ответил Андрей.
- Почему условно? И тут условно, - усмехнулся Петрович.
- Пока всеми считается, что они, как абсолютно черное тело, только поглощают в себя все, ничего не выпуская из себя, как и этот зеркальный куб, - продолжал Андрей, мыслями пребывая где-то в другом месте.
- Всеми, но не вами, как я понимаю, - заметил на это Петрович.
- Трудно сказать, капитан, - признался Андрей, - работу мы ведь еще не закончили, и это пока только сомнения, предположения...
- А прямых улик нет, - добавил Петрович многозначительно. - А с вас, значит, уже результат требуется, практическое применение как бы, перейти от слов...
- К ослам! - не удержался и вставил с хохотком Михайло.
- Это ты сказал! - рассмеялся и Петрович. - Да, а с такой дырой потом следствию уже никогда не разобраться: что в нее попало, то пропало... Понятно! Влип ты, однако, гражданин ученый, по полной... Горе от ума, что называется! Карету мне, карету - вот и подали ему карету... Ладно, официальная-то версия другая, почти героическая, можно сказать, почему ты в нашей карете... пока, поэтому забудь на время о своих черных дырах..., ну, кроме той, что ли..., где тебе тоже не позавидуешь, а то и наоборот!
Тут уже и все расхохотались, особенно молодой напарник, едва успокоившийся у хмурого здания городского КПЗ...
- Я ведь, главное, удивлялся даже, чего это она себя все Алисой называла, когда пригласила квартиру осмотреть на предмет установки сигнализации, но меня почему-то, из убойного, - сказал ему Петрович, когда они шли от Газика, - думал, партийная кличка такая... А вишь, как оказалось? Но я ж только в другом спецпомещении побывал по небольшой надобности, так там, наоборот, все черным черно, как в вашей дыре прямо... Все, даже туалетная бумага!
- Как это? - ошалело спросил напарник, смущенно вышагивающий рядом с Андреем.
- Как это, как это! - озадачено буркнул в ответ капитан, открывая тяжелую дверь КПЗ. - Так это, никак... Думал тоже, мерещится уже, взял с собой кусочек - так и оказалось!
- А лампочка? - нашелся все же напарник.
- И лампочка каким-то черным матом покрыта была, как в ванной - серебристым, - тихо ответил капитан, со скрипом закрывая дверь, - но нам, учти, это все до лампочки! Приехали...