Аннотация: Одно небольшое приключение в начале очень далекого ноября.
Зацелованный до окосения глаз и перевозбужденный обжималками, я все же умудрился поссориться с Людмилкой, и сейчас вместо того, чтобы пить чай в ее комнатке, остывал на пути к платформе Университет, что на самой дальней от Питера окраине Нового Петергофа.
Когда, пройдя большую часть пути, я вышел наконец на прямую дорогу, которая выходила прямо на платформу, то увидел поезд, идущий в сторону Ленинграда. Автоматически я поднял руку и взглянул на часы. Мои "Командирские" показывали 00:03, а последняя электричка по расписанию подходила к платформе в 00:42. Не увидев повода для беспокойства, я даже не прибавил шаг.
На платформе я увидел, что окошко кассы закрыто заслонкой, вокруг которой тоненькой ниточкой пробивался свет. Я постучал в окошко. Ничего не произошло, и я постучал снова, но уже громче. После второго раза заслонка отодвинулась.
- Чего стучишь? - спросил меня недовольный мужик из окошка кассы.
- Один до Балтийского, - попросил я.
- Следующая электричка в 5:21, - ответил он, - билеты за 15 минут до прибытия.
- А где 00:42, - возмутился я.
- Ты, парень, охренел, - сказал кассир и задвинул заслонку.
Я посмотрел на часы: на них было все еще 00:03. Время мое, как время всех счастливых, остановилось: именные "Командирские", автоподзавод которых никогда меня не подводил, стояли. И стояли уже давно.
Часы на платформе были разбиты. Я завел "Командирские" и снова постучал в окошко, хотя света за заслонкой уже не было. Да и заслонка на этот раз не отодвинулась, но из боковой двери вышел мужик, собираясь уходить.
- Который час? - спросил я у него.
- Полвторого, - ответил он, бросив взгляд на свои часы, и пошел в ту сторону, откуда пришел я.
Я подвел часы и пошел к небольшому застекленному укрытию на платформе, рассчитывая провести там почти 4 часа до утренней электрички.
Было начало ноября. Пару дней тому здорово похолодало, что нередко в этих местах, и выпал снег. В Питере он растаял под ногами пешеходов и колесами машин, но здесь, далеко за городом, его было много. Снег лежал ровным белым ковром вдали от рельсов и дорог, и грязными кучами вдоль них. На открытой всем ветрам платформе было холодно.
В этот Людмилкин день рождения я был при деньгах от разгрузки двух вагонов с изюмом на Кушелевском хлебозаводе и пригласил ее в ресторан "Север", что на Невском. Потом мы танцевали в Мраморном зале на Васильевском. А после танцев я провожал ее домой в далекий Новый Петергоф. На ночевку на замерзшей железнодорожной платформе я совершенно не расчитывал, и одет был для случая совершенно неподходяще. Поверх черного в мелкую полоску костюма с галстуком - моей студенческой гордости, на мне была черная куртка на рыбьем меху, а на голове оставшийся от армии черный берет.
Внутри укрытия я с ужасом убедился, что из-за сквозняков от высаженных окон там еще холоднее, чем снаружи, а непродуваемого места просто нет. Несмотря на очевидную глупость затеи, я все же решил отыскать себе угол, чтобы просидеть там до утренней электрички, и снова обошел все укрытие. Безуспешно. Все так же холодно и ветренно, и никакого тихого угла.
С твердым намерением вернуться к Людмилке и попроситься переночевать я вышел на платформу. Хоть поссорились мы и основательно, но не прогонит же она меня снова на мороз...
- И не е* же ж твою мать!... - прозвучало от кассы. Сказано это было громко, возмущенно и немного обиженно. У кассы стоял мужик ростом на полголовы выше меня и колотил в окошко. Его черная дубленка была распахнута, черная кепка с пуговкой сдвинута на затылок.
- Ну не е* же ж твою мать!... - повторил он снова и с теми же интонациями.
- Что случилось? - спросил я, и мужик оглянулся на мой вопрос.
- Да е* же ж твою мать, Ульянку проспал, а утром на работу. Вернуться надо... - ответил он мне.
Он уже проспался, но еще не окончательно. От платформы Ульянка до платформы Университет электричка шла минут 45 - 50.
- В первый раз? - спросил я его.
- Х*й там. На прошлой неделе до Ломоносова доехал.
Я заржал в голос, забыв про холод и свои любоные неудачи: до Ломоносова было еще 15 - 20 минут езды в противоположную Ульянке сторону. Отсмеявшись, я подумал, что если мой случайный коллега спит в электричке не впервые, то он знает, как выйти к ночному пригородному автобусу.
- Как на шоссе выбраться, знаешь? - спросил я его.
- А хули. Не в первый раз. Пошли.
И он повел меня к другому концу платформы, где оказался переход через рельсы. Потом мы шли по заснеженному парку, очевидно больничному, потому что от одного из парковых домиков, несмотря на мороз, так несло формалином, что я даже задержал дыхание.
Когда парк закончился, и мы наконец вышли на шоссе, то сразу увидели рейсовый "Икарус", идущий в нашу сторону. Мой попутчик замахал руками. Автобус остановился возле нас, и мы вошли. Я расплатился и прошел в салон. Попутчик же мой о чем-то поговорил с водителем и, когда сел рядом, то поведал, что автобус идет до Володарки. Жаль конечно, что не в Питер, но ему до Ульянки можно и такси поймать, а я пересижу до первой электрички на теплой станции.
Мы ехали минут десять, пока водитель не остановил автобус со словами: "Все, дальше не еду. Вылезайте."
- Ни х*я себе ты летаешь, - заметил мой попутчик, выходя из автобуса: - вжик-х*як - и Володарка.
Электричка обычно шла до Володарки минут двадцать...
Мы вышли и оказались у ворот в автобусный парк, куда завернул наш автобус. Чуть впереди по направлению к Питеру на столбе горел фонарь, а еще чуть дальше стоял столбик с желтой табличкой автобусной остановки. У остановки стоял дед лет 60-ти. Он был небольшого роста в хромовых сапогах, темно-коричневом пальто и в такого же цвета кепке с пуговкой. Мы подошли к нему и спросили, будет ли еще автобус, и как скоро. Дед уверенно ответил, что он ждет уже минут десять, значит следующий автобус будет через 15 - 20 минут.
Я отошел к фонарю, вынул из сумки конспект по физической электронике и начал его читать. Я вникал в расчет электродов Юза-Рожанского, когда ставший очень громким разговор моих попутчиков отвлек меня от формул.
Дед, ждавший автобуса до нашего появления, подошел ко мне со словами:
- А ведь он - мудак! Ну пойди скажи ему, студент, что он - мудак!
Я, ничего не понимая, смотрел, то на него, то на своего первого попутчика.
- Сейчас домой приеду, - начал дед: - приготовлю поесть. Жена моя заведует сберкассой в Володарке...
- А мы не в Володарке? - перебил я его.
- Не, это - Старый Петергоф, - ответил дед и продолжил: - Жена домой придет. Сядем с ней, поедим. Она посуду помоет. Потом посмотрим телевизор. И - спать. А он - мудак. Пойдем, скажем ему что сейчас без пятнадцати шесть.
Говорить я не мог. Меня душил смех. Я лишь протянул деду руку с часами, на которых было 3:15.
От его: "Ох, е* твою мать!!!" деревья припорошили нас снегом.
- Понимаешь, студент, - начал он извиняющимся голосом: - я тут в автобусном парке фрезерую. Сегодня халтура подвернулась - шестерня для мотоцикла. Мы ее с молодыми и отметили. Ну, меня и сморило в бытовке. А вот сейчас встал - и домой. Ах, е* твою мать... Там жена беспокоится.
- Вот сам ты и мудак - подошел мой первый попутчик: - А я пошел такси ловить.
Такси, проходя время от времени мимо, сигналили нам. Но мы-то ждали автобуса... Сейчас такси встало возле нас по первому же взмаху руки.
- До Ульянки? - спросил мой первый попутчик.
- До Володарки? - спросил дед.
- До Ленинского проспекта? - спросил я.
- Трешка. С каждого.
У деда был рубль и проездной. У меня рубль и какая-то мелочь.
- Нет, меньше трешки не пойдет - ответил водитель на наши с дедом просьбы, хотя дедову Володарку он проезжал так и так, а от Ульянки до Ленинского было всего 7 - 8 минут езды.
И мы остались на шоссе вдвоем с дедом, охающим, как же беспокоится его жена, и принялись ловить попутку. Такси мы пропускали, а других машин на дороге почти не было. Наконец, перед нами остановилась ассенизационная цистерна. Ее водитель сказал, что едет в Володарку и спросил с нас по рублю. На вопрос, довезет ли он меня до станции, он ответил, что довезет.
Мы с дедом влезли в кабину и без приключений доехали до станции Володарская. Я вылез, отдал водителю свой последний рубль, пожелал деду удачи в объяснениях с женой и пошел к станционному домику, построенному еще при основании железной дороги на Петергоф. Зал ожидания был открыт и натоплен, как я и ожидал. Пристроившись на стульях, я попытался вздремнуть, но возбуждение этого длинного вечера прогнало сон. Попытка читать конспект тоже не удалась - голова к утру работала уже плохо, и я поменял его на книгу.
С Людмилкой мы познакомились на стрелке Васильевского. После субботних лекций в Эрмитаже, если погода была хорошей, а то и в мелкий питерский дождик под настроение, я выходил гулять на набережные. Пережив очень неудачный, отчасти и по собственной глупости, роман, я сторонился друзей, на глазах которых он развивался, и переживал неудачу наедине с собой. Мои друзья, кто раньше, кто позже, тоже выходили из-под влияния своих "роковых", как мы их называли, женщин, избавивших их от юношеских иллюзий. Новых знакомств с противоположным полом тоже не хотелось. Все произошло как обычно: случайно и как бы само собой. Но это - отдельная история.
Мы оба были заняты учебой и встречались нечасто. А в этом году второй курс университетского матмеха перевели в только что построенные корпуса университета в Новом Петергофе, и встречи наши стали совсем редкими, и все чаще и чаще закаканчивались ссорами. В последнюю нашу встречу я дал ей почитать редкую в те времена некупированную ксерокопию Мастера и Маргариты. Это и была та книга, которую я начал читать в хорошо натопленном помещении станции Володарка.
Когда я дошел до того эпизода, где неотбрасывающий тени Варенуха пришел к Римскому, то почувствовал, что я не один и перевел взгляд с книги на дверь. В проеме стоял Варенуха: в кепочке, с сигаретой в углу рта. И... без тени. Увлеченный Булгаковым, я не сразу сообразил, что человек освещен из зала ожидания, а его тень падает за спину. Он что-то сказал мне, но я еще не пришел в себя и не сразу уловил смысл его слов.
- Развозка шоферская была? - повторил он. Но по моим глазам он увидел, что я не понимаю, о чем он говорит.
- Тут по утрам водителей подбирают. Из автобусного парка в Автово. Пошли встретим. Доедем до Автово раньше электрички.
Мы вышли наружу, прошли до первых домов, и вскоре нас подобрал автобус развозки. После этого он еще долго кружил между домами, подбирая утреннюю смену автопарка, а потом по Петергофскому шоссе довез меня до метро "Автово", откуда я без приключений добрался до "семерки", где даже успел побриться до начала занятий на военной кафедре.
Чудак на букву М и мудак на букву Ч - подполковники Магнюков и Чистяков небритых студентов не жаловали.