Аннотация: Как это часто случается, сильные мира сего не в ладах с самими собой. И чем они сильнее - тем чаще.
Без души
Как вышло, что рок приближал к нему лишь подлых, корыстных людей? Почему с их мнением должен был считаться? Единственные яркие, светлые, сильные воспоминания дарованы навязанными врагами. Забыть.
Течение предопределенности сломлено. Кто-то остался на расколе. Хуже оказаться выброшенной бесцельной лишней щепкой.
Свобода. Не прошенная.
Выкупил старую родительскую квартиру. Ностальгия? Попытка вернуться к лучшему? Не к чему. Понять? Понять.
Ободранные обои, потолок из трещин штукатурки и узоров паутины, скрипучий древний диван. Холодные демисезонные батареи, рассохшиеся прищуры оконных рам, шипение неисправного бачка в туалете. Сотовый - "дайвер" в цвелой воде литровой банки. Хлам.
Зажмуренные глаза, стиснутые скулы, привычные кулаки. Не сняв пальто, Он лежал на диване. Кошмар во сне и наяву.
Не складываются пазлы из потерянных кусочков.
Около двадцати лет аккуратно легли кирпичами в чужой подиум.
Гроза сотрясла воздух, волнуя цельное магнитное поле и разобщенную память. Еще не дождь, но его близость чувствует каждый. Стихия. С трудом предсказуемая. Не управляемая. Пугающая.
Что за пределами боли и страха? Пустота.
Воплощение дерзости, заносчивости - напускное.
Души нет.
В квартире напротив - дедок доходяга. Вспомнил соседа-скитальца сразу: "Дениска, ты ли? Сколько лет. Как родители?" - и рвотно закашлялся. Продлевая существование хромого собственным отрешением, мужчина поспешно хлопнул дверью. Не долго ему. Теперь - совсем мало.
Давно ли перестал мерзнуть, взамен окунувшись в адскую кипящую реку? Напрочь забытый бережно собранными убийственными ощущениями. Никому не позволено касаться мироздания.
А Дэн вмешался в него.
Когда мысли еще были, в попытках определить новое место во вселенной, выгравировали в подсознании: "все правильно, цели достигнуты, механизмы работают. Ты - лишняя деталь". Верно. Тогда, подчиненный самозваному "учителю" Оракулу, вопреки приказам, взвесил шансы, обусловленные пророчеством, свои и Ее. Не думая о справедливости, не испытывая сострадания, не страшась угрызений совести, лишь любя. Денис Шпаков сосредоточился на слабой возможности спасти Роксолану, подавляя чувства, жертвуя собой. Оправданно.
Живи. Мечтай. С ним. Другим.
Влад Заревский - друг, брат - о чем Дэн мечтать не смел. Искренность. Доверие. И Рокси, их общая тайна.
Не такая большая добровольная плата за счастье двух любимых людей. Но кто, и, ради всего святого (если оно существует), зачем, сохранил отданную, не нужную цену- жизнь?
Остался один, потерявший все, филиопат.
Долго он искал выхода среди людей? Пока не понял - прошлого нет. Открывался чужим ушам сквозь крепкие напитки, признавая - настоящее в прошлом. И только стремление доказать - "будущее - в настоящем" заставляло делать следующий вдох.
Не прежний, не изменившийся. Потерянный. Он закрылся, яростно отторгая малейшее покушение на отсутствующий внутренний мир. Любое.
"Вне себя" - это о нем.
Истошный старческий кашель отражался от пустых стен на фоне далекого громового раската. Сосед по площадке из лучших времен, теперь совсем не мальчишка - Денис, полулежал в максимально расслабленной позе. Глупая сила выпущена на долгожданную прогулку. Время.
Спазмы чаще, дольше. Уже почти не прекращаются, отхаркиваясь красным. Бессильные слезы. Телефонная трубка покачнулась тронутая дряблой, вздувшейся синюшными венами рукой, и упала на пол вслед за хозяином. Пульс слабее. Еще слабее. Скорая опоздает. Навсегда.
-Дедуля!
Дэн распахнул глаза, рассматривая хитросплетения нитей судьбы, лишь на мгновение.
-Деда!? Открой! - всхлипы чередовались с глухими стуками в дверь. Суетливая толкотня поспешно завладела подъездом. Любят люди оказываться там, где случается нечто плохое. С кем-то другим. Завывания и рациональные нотки. Звонки во все двери. Ключ не открывает замок. Ругательства.
-Простите, вы не могли бы помочь? - одна дверь.
-Простите, ... - другая.
-Вы дома? - преграда к содержимому квартиры Шпакова подверглась зверскому истязанию. Пожалуй, с применением ног.
"Я помог", - по прошествии месяцев раздора с окружающим, филиопат не рискнул бы утверждать, что все еще человек.
Осиротевшая двушка впустила, наконец, очередь небезразличных жильцов.
Пальто отяжелело, более не впитывая ледяные капли.
Мужчина сидел на спинке ветхой дворовой лавки, склонив намокшую голову и наблюдая за стекающей с волос водой. Отдыхая от пата, паром припавшего к облетелой листве. Несколько наскоро припаркованных легковушек выплюнули не по погоде одетых бегунов. Зонтики оберегали прически хозяев с промокшими ногами, переваривающих ушедший рабочий день и лужи на дороге от метро. Кто-то выглянул из подъезда, не решаясь выйти. Нынешний филиопат видел волновые посылы и отражения, как если бы применял для этого глаза.
-Все-таки это ты, Шпаков, - подавляя неловкость, протараторила приближающаяся девушка под большим зонтом-тростью, покинувшая все же крепость подъезда. - А я думаю, ошиблась, или нет? - Мужчина молча посмотрел на нерешительную улыбку, тронувшую мягкие черты не знакомого лица.
-Никто не смог скопировать твою позу "небрежность на лавочке" по сей день, - подстегивала она. - Не узнаешь? - смущение ощутимо росло по вполне ясным причинам. Сколько ему было, когда последний раз демонстрировал этому двору свою яркую, памятную внешность? Двенадцать? Тринадцать?
-Я - Ира, - совсем уж тихо проговорил зонтик, - Овчар. Овчарка, не вспомнил?
Один раз Дэн отрицательно качнул головой, легко соскальзывая с сидения и быстро удаляясь.
Сам хотел прикоснуться к прошлому, которое разрушить уже не сможет. Заглянул лишь в открытую доброжелательную его ставню и понял: сможет.
Разросшийся дар паразитирует на эмоциях. Что нынче на ужин? Секс, или смерть? Первое он сознательно отверг. Значит...