Два аиста кружили над пшеничным полем. Они летали низко над землей, выискивали добычу внимательными черными глазами.
- Мышей ловят, - сказала Лизетт. - Такие чистые.
Аисты были ослепительно белые, словно из прачечной.
- Старые? - спросил Ленька.
- Да нет, не похоже. Лет пять им, наверное, - ответил я, хотя понятия не имел. Вроде бы это были взрослые птицы, но биться об заклад я бы не стал.
Один из аистов опустился на кучу сухой пшеницы. Но не удержал равновесие и сполз вниз. Попытался взобраться обратно, и снова не получилось. Зевнул. Зарылся узким красным клювом в ворох соломы. Выудил пару стеблей и взмыл в небо к подруге. Длинные ноги вытянул в полете.
- Это хороший, добрый знак, - в восторге твердила Лизетт, пока аисты над нашими головами обвивались телами в воздухе. Затем расцепились и полетели к водонапорной башне. Опустились в гнездо, затихли.
- Первый раз двух вижу, - сказал Ленька и убежал.
Я заметил на куче соломы белое перо с черной каймой.
- Это Иосиф Александрыч, - сказал потом дядя Паша. - В прошлом году поранился, всей деревней лечили. Думали, помрет. А ничего с ним не сталось. Баба у него, птенцы.
- Вот увидишь, - говорила Лизетт, - это хороший знак.
И я ей поверил. Мне хотелось верить.
Если легендарный аист, сам Иосиф Александрович, летал над моим полем и на счастье оставил перо, у меня все должно получиться.
2.15.1. Восхитительный план
Несколько дней и ночей до этого я гуглил. Искал нужную информацию. И вот, воодушевленный полетом аистов, я приготовился к победе.
У меня был план. Восхитительный план, как все исправить. Вырастить то, что погубил. Доказать, что бабушкина земля дает правильные всходы при правильном хозяине. Обрести уважение деревни, трудясь на ее благо. Восстановить бабушкино доброе имя и пивные взаимоотношения между деревнями. Завоевать самоуважение, в конце концов.
- Так что за план? - оборвал Сергей.
- Я посажу пшеницу. Но не яровую, как бабушка, а озимую!
Я ждал признаки изумления, восхищения. Думал, он ударит себя по лбу и скажет: 'Как же я сам не сообразил!' Но Сергей не отреагировал. Смотрел с тем же выражением недоверия на лице.
- Я сам посажу пшеницу. И для этого не нужно ждать целый год, - продолжил я.
Бармен молчал.
- Потому что озимую сажают в конце лета, - растолковал я. - Сразу после яровой!
- Да понял я, - отрезал Сергей.
- И? - спросил я. - Что тебе не нравится?
- Все! Мне не нравится все.
2.15.2. Речь о пшенице, сотах и малине с рыбой
- Нет никого, что ли? - спросил председатель деревни, оглядывая помещение.
Я надеялся, что, не найдя собутыльников, он уйдет, даст мне возможность договорить с Сергеем наедине. Но бармен поставил старожилу графин с водкой.
- Что - все? - тихо спросил я бармена.
Он немного подумал и без обиняков сказал:
- Ты с этим не сладишь.
- С чем? - председателю не было интересно, но других собеседников в кабаке не нашлось.
Сергей молчал, предоставляя мне право самому ответить на вопрос.
- Я хочу посадить пшеницу. Озимую.
Старожил почесал затылок:
- Озимую? Осенью сеют.
- В конце лета, - уточнил я.
- В конце лета, - согласился председатель. - В сентябре прорастает. Через три недели сантиметров двадцать будет.
Вместо того, чтобы поднять меня на смех, Зиновий Аркадьевич продолжил делиться опытом:
- Правда, если снега нет, дожди пошли, она отмокает в воде и все. Пропала. Ее нужно по новой сеять. Только не озимую, а яровую. На том же поле. А если мороз ударит, снег ее закрыл, то до марта просидит.
Председатель выпил.
- В апреле-мае растет, в июне она уже до метра. Колоситься начинает. Растет как соломинка: ничего там нет. А потом наверху образуется колосок. Через время в этом колоске появляются зернышки.
И снова выпил.
Жалея, что под рукой нет диктофона, я надеялся в подробностях запомнить речь Зиновия Аркадьевича.
- Как подсолнух: мы сажаем семечко, а оттуда идет какая-то палка. Вот примерно крупная, такой толщины, - председатель показал диаметр, соединив большой палец с указательным.
- До полутора метров дорастает. А потом раз - и что-то раскрывается. И растет. Как шапка круглая. И думаешь: 'А как это так, с одной-то семечки!' А вот с этой круглой там их может быть тысяча семечек. И как так?!
Председатель деревни, старожил и просто бывший секретарь райкома партии был истинным романтиком.
Он с воодушевлением выпил и продолжил восхищаться чудесами природы:
- И чем, наверное, семечко здоровей, тем шапка большая. И там стоко вот, - он развел руки, - Вот как в пчелах соты. В каждой штучке находится семечка. С одного колоска может быть и десять, и пятнадцать. Сколько раз вот так идешь в июле, сорвешь колосок. В руке вот так: раз - и она выскакивает. Зерна. Такие вкусные.
Старожил опустошил графин и указал на него бармену. Сергей наполнил.
- А яровую, - кивнул Зиновий Аркадьевич, - сеют в мае-апреле. У нас в мае. В конце апреля почву готовят. Так же пашут, боронят. Та же сеялка идет. Сейчас-то что! Вручную, раньше было, деды наши до революции и до войны сеяли, ты можешь понять?! А сейчас сеялки. Вот идет такая сеялка, метра три-четыре в длину. И туда, в какое-то корыто, туда несколько мешков засыпают. А потом с каждого выходит. В каждом какое-то сделано, из какой-то твердой резины.
Председатель говорил все медленнее и слова подбирал с трудом.
- Маленькие трубочки. И из этой трубочки зерно попадает в землю. А сзади две-три бороны их засыпают. И она, борона, идет, она с зубьями, металлическими, из железа. И она это засыпает, чтобы не видать было, от птиц. И эта яровая чем хороша? Она успевает. С мая месяца уже до августа вырастает. Можно садить сразу после этого озимую.
Он снова выпил.
- А про пиво что-нибудь знаете? - спросил я.
- Пиво делают с ячменя, - обескуражил меня старожил.
- А с пшеницы?
- С пшеницы не делают. С овса. Его тоже сеют, созревает быстро. Вот он влагу любит. С овса делают муку, пряники. Он сладкий.
Председатель выпил.
- Когда созревает в июне, он сладкий. Из него такой сладкий сок. И вот потому, знаешь, кто любит овес? Медведь! - Зиновий Аркадьевич улыбнулся. - Он вот, если придет в овсяное поле, вот он так берет лапой и в рот. Потому что ему нравится. Он все сладкое любит. Овес, малину, мед, рыбу.
- По домам давайте, - сказал Сергей, убирая графин с водкой.
- Бабушка же из пшеницы пиво делала, - сказал я.
- Да, - неожиданно согласился председатель деревни, - пиво со вкусом моего первого поцелуя. Вот была у меня баба, не поверишь, какая...
2.15.3. Засаленный листок
Я шел домой, размышляя, чего стою.
Могу ли я пойти на такое предприятие, как выращивание пшеницы? Что я знаю о зерновых культурах, кроме того, что рассказал подшофе председатель деревни? Как подготовлю землю, посею пшеницу, а потом соберу урожай?
И ведь это не все. После нужно будет заняться пивоварением, в котором я тоже ничего не смыслю. И тут опять вставал вопрос, который занимал меня, когда пшеницу выращивал Высокий Папа: в чем секрет бабушкиного пива? Почему оно имело разом вкус меда, персиков, малины, первого поцелуя и чего-то давно забытого из детства.
На скамейке у дома меня поджидал дядя Паша.
- Я что пришел? - спросил он и полез в карман рабочих штанов. Вынул оттуда горсть смятых бумажек, долго рассматривал.
- Бери, - наконец, сказал он.
Павел Никифорович протянул засаленный листок.
- Когда Антонины не стало, схоронил у себя.
Вместе с телевизором, плитой, большим баллоном с газом и двумя маленькими, а также неработающим холодильником 'Морозко'.
Дядя Паша пошел к калитке.
Я развернул листок и не поверил глазам.
'Неужели это то, что я так долго искал?! Неужели это рецепт вкуснейшего пива из грустной комнаты?'