УЧЕНЫЙ II. Мы исследуем проблему пересылки по радио живых существ с места на место. Это передатчик...
УЧЕНЫЙ I. А это приемник...
УЧЕНЫЙ II. Если вы действительно нажали кнопку, то ваш друг уже разложен на атомы...
(С. Лем "Путешествие профессора Тарантоги", 1963)
Будьте очень осторожны,
предоставляя кому-либо власть над собой.
(фильм "Престиж", 2006)
Ведь вы сами прекрасно знаете, что День Господень придет внезапно, как вор в ночи.
(Первое письмо христианам в Фессалонике. 5: 2. Библия. Перевод РБО, 2011)
Солнце садилось. Безоблачное небо постепенно заполняла темнота, загорались звезды, и если б я не знал, что они настоящие, то я бы подумал, что Служба погоды решила украсить купол над городом светящимися точками.
Я, не торопясь, шел с богослужения. Сегодня священник, который жил и служил в подвале одного из неприметных домов в нашем районе, вновь напомнил о том, почему мы читаем Апокалипсис на каждой службе: "Настали времена, когда мы можем, наконец, сказать про самих себя, что мы понимаем радостную весть, изложенную в этой книге. Она - не только и не столько об ужасах последних дней, сколько о грядущем торжестве, о возвращении Христа на землю!"
Когда-то давно люди молились Богу в рукотворных храмах, сегодня же эти храмы стали музеями или культурными центрами, а люди, некогда их наполнявшие, рассеялись по миру. Впрочем, я преувеличиваю: кто-то остался в городе и под прикрытием скромной и малозначительной работы продолжал участвовать в богослужениях, а кто-то, например, я, жил в специальном районе, отведенном для бродяг, бездомных и прочих асоциальных личностей.
Я шел мимо серых зданий и пустых окон по широкой улице, тускло освещаемой газовыми фонарями. Пятьдесят лет назад закончилась война, прошедшая вихрем повсеместно; с тех пор никто и пальцем не пошевелил, чтобы восстановить разрушенное в этом районе. Люди за эти годы озаботились совсем иными проблемами и темами.
Война унесла миллионы жизней. Пришедший ей на смену мир был похож на луч света, проникший сквозь сплошную пелену туч. Воодушевленное человечество с энтузиазмом принялось строить мирную жизнь, оставляя, тем не менее, целые регионы в том состоянии, в каком они пребывали к окончанию войны. Границы стирались, государства расширялись, люди все более и более стремились к единству. И в этом им (я не говорю "нам", потому что отношусь к нижеупомянутому явлению резко отрицательно) очень помогло одно изобретение, благодаря которому планета стала еще меньше, чем в эпоху Интернета и виртуальных реальностей. Изобретение, которое сейчас использует едва ли не каждый, хотя первоначально оно было встречено настороженно и с опаской...
Эндвар Дорст, возникший ниоткуда молодой ученый, как выяснилось, разработал машину для телепортации. На Всемирной выставке в Париже он представил публике свой аппарат: в двух концах просторного павильона Дорст поставил неказистые с виду конструкции, напоминающие шкафы, соединенные друг с другом тонким проводом. Они были также подключены к источнику питания, некоему шарообразному агрегату и компьютеру. Открыв дверцу одного "шкафа", ученый прошел сквозь нее и после хлопка дверью, буквально через мгновение, вышел в другом конце павильона. Зрители разразились овациями.
Как оказалось, машина потребляет довольно много энергии, но со своей задачей - перемещением человека в пространстве на любые расстояния - справляется блестяще. Принцип ее работы, как пояснил ученый, прост: в память компьютера закладывались предварительно сканированные данные конкретного человека (по словам Дорста, фактически "весь человек заключен и исчерпывающе описан в компьютерной программе"). Заходя в кабинку, или телепорт, и захлопывая дверь, человек активирует свои данные в компьютерной программе, и, как бы страшно это ни звучало, аппарат расщепляет его на атомы. Ученый говорил, что поначалу предполагал придать атомам ускорение и отправить их по проводам, затем он отказался от этой идеи и предложил другой способ: во второй кабинке человек воссоздавался заново по заданному алгоритму - атомы "слипаются" друг с другом в требуемой конфигурации, компьютерная программа подставляет их в строгом соответствии с хранящимися в ней данными. Разумеется, компьютеру необходима поправка на одежду и прочие аксессуары человека, которые всегда будут различными. Эта поправка, однако, не занимает много времени: компьютеру нужны секунды, чтобы сканировать новые данные, включить их в базу и затем воспроизвести их в новом месте.
Благодаря грандиозной рекламной кампании, явно кем-то хорошо проплаченной, благодаря также активному участию государств (в том числе в подавлении вспыхивавших то тут, то там манифестаций и акций протеста), изобретение начало завоевывать популярность, и постепенно общество сменило гнев на милость. От проводов со временем отказались - данные передавались теперь по воздуху. Сеть телепортов и обслуживающих их устройств за пятьдесят лет раскинулась по всему земному шару, хотя к настоящему моменту времени и не могла похвастаться вселенским (планетарным) масштабом распространения. Базы данных, во избежание утечек и хакерских атак, были рассредоточены, местонахождение серверов строго засекречено. Кабинки на сегодняшний день были расставлены в каждом подъезде и в каждом учреждении и организации страны, под землей работали мощные аккумуляторы, а Правительство выделило особые электростанции, которые занимались исключительно производством энергии для телепортов.
Только такие дураки, как я, мои родители и еще, наверно, немногие люди, отказались от использования "аппарата Дорста", "машины перемещений", или попросту "телепорта". Кажется, самое время рассказать о том, кто я и как меня занесло в этот район.
Я, Памфил Щадов, коренной горожанин, родился от "чудаковатых" родителей, которые не пользовались телепортом и зачали и родили меня естественным способом. Отец был из тех, кого Правительство именовало "фанатиками" и арестовывало. Последний его арест пятнадцать лет назад закончился его смертью, а мать была приговорена к длительному тюремному сроку. Из тюрьмы она так и не вышла - три года назад мне прислали извещение о ее кончине. Меня, как еще способного отвергнуть религиозные предрассудки, направили в спецшколу для обучения. И слава Богу, не заставляли пройти через телепорт. После школы я поступил в университет, который закончил с дипломом "социолога". Сдавая экзамены, я уже знал, где я буду жить: в Плебсе, районе для людей, отказавшихся от телепортов, от богатой жизни и благ современного общества.
Это было Богом забытое место. А может быть, наоборот - именно здесь Бог чувствовался так, как нигде больше. Со своим скудным скарбом я разместился на втором этаже некогда вздымавшейся до небес высотки. Сейчас же в ней местами насчитывалось три этажа, кое-где она вырастала до пяти, но не более.
Все городские бродяги и бездомные жили в этом районе, собственно сюда их и ссылали. Здесь не бродили андроиды-полицейские, здесь не было камер слежения, да и из космоса, наверно, никто особо не следил за тем, что творится на этом клочке суши. Мы зарабатывали тем, что батрачили на Лоренса Васса, богача, отчего-то решившего, что электрокары должны собирать живые люди, а не бездушные механизмы. Поэтому более тысячи человек ежедневно приходило на завод, стоявший на границе между нашим районом и остальным городом, и приступало к работе. Другая часть людей занималась тем, что обслуживала нас же, прямо на территории завода. Нас кормили два раза в день - обед и ужин после рабочего дня, платили наличными деньгами, которые можно было потратить в расположенных тут же супермаркетах.
Однако вечером я не задерживался надолго на заводе. Поужинав, я бежал к невзрачному дому, в подвале которого располагался единственный на весь район храм и в котором уже шла литургия.
Правительство, возглавляемое открытым гомосексуалистом и воинствующим атеистом Жэлом Нарипсом, сознательно взрывало храмы либо издавало постановления о передаче зданий церквей культурным центрам. После войны человечество постепенно отошло от веры в Бога. Как ни удивительно, но число атеистов с каждым послевоенным годом все возрастало и к настоящему времени, по подсчетам властей, составляло 98% населения.
Об этом также сегодня на проповеди сказал священник Иадор: "Война оставила след не только на теле земли, не только на телах людей, израненных, облученных и изможденных, но она оставила отпечаток в наших душах... Еще никогда так мало людей не верило в Бога и не доверяло Ему! Миллионы людей до войны и во время ее кричали: почему Ты допустил эту войну? И многие брались позже за оружие, чтобы разрушить храмы... Сегодня я не могу назвать себя вашим отцом, потому что мне всего двадцать два года... Но я рукоположен епископом, и я согласился нести это бремя, потому что больше некому было принять его... Все, конечно, не сразу и не вдруг массово стали неверующими и не доверяющими Богу. Тому есть свои причины, о котором, пожалуй, не время сейчас говорить... Если кто-то и верит нынче в Него, то не доверяет Ему, опасаясь за свою земную жизнь... Правительство, подстрекаемое и возглавляемое безбожниками, принялось с жадностью уничтожать церкви. Мир захотел жить иначе, мир ужасается от одного слова "Апокалипсис" и от этого ужаса сам своими руками рушит храмы. Именно поэтому мы сегодня и всегда читаем Апокалипсис. Мы должны помнить, что эта книга завершается радостным возгласом: "Ей, гряди, Господи Иисусе!". Мир содрогается от страха за свою будущность, но мы знаем, что миру обещан конец. Этому миру, но не Божьему! И мы каждый вечер совершаем литургию, памятуя о первых временах, вознося благодарение Богу за всё то, что происходит с нами. Когда-нибудь мир изменится, мы преобразимся, и дай Бог, чтобы нас не нашли слишком легкими на весах милостивого правосудия Божия".
Я шел сегодня домой другой дорогой, решив поразмышлять, глядя на небо, а не на мрачные улицы вокруг, на пламенеющий закат, который выглядывал из просветов переулков и перекрестков, на глубину космоса, а не на близость пыльных пустых комнат с глазницами окон. Газовые фонари давали мало света - Васс позаботился хотя бы о таком освещении улиц, да и мы могли, взяв баллон-другой, приготовить себе скудную еду в районе, отключенном от электроснабжения.
Поэтому я, размышляя о том, как в данную минуту миллионы людей перемещаются в пространстве, уничтожая себя и воскресая, был немало удивлен замеченному мною свету.
На третьем этаже дома, мимо которого я проходил, явственно горел электрический свет. Как я его не замечал раньше? Или мне было не до того? Или я выбрал совсем-совсем незнакомую дорогу, места, где я раньше не бывал? Я бы продолжил свой путь, но мне стало любопытно. Это были заброшенные дома, хотя любому из бродяг могло прийти в голову появиться здесь. В этом не было ничего особенного, и, руководствуясь исключительно желанием познакомиться и ведомый своей любознательностью, я заглянул в подъезд.
На ступенях лестницы трудно было что-то разглядеть. Я стал подниматься и на уровне второго этажа отчетливо услышал, как кто-то чертыхнулся. Дверей на этажах не было, и поэтому, пройдя еще один пролет, я сразу заметил склонившегося над светящимся экраном компьютера человека.
Прихожая квартиры вела в просторную комнату, заваленную всяким барахлом. Спиной ко мне за пластиковым столом сидел взъерошенный мужчина в белой майке и спортивных штанах, с босыми ногами и работал на компьютере. Яркие образы, излучаемые машиной, зависали в воздухе. Человек касался их своими пальцами и то отбрасывал, то обрабатывал, то вводил какие-то данные. В пыльном помещении пропадали и появлялись цифры, буквы, графики.
Я застыл в изумлении. Чем он занимался? Что делал? Где нашел электричество? Многие бездомные даже и думать не смели об электрическом свете, не говоря уже о компьютерах.
- Можешь проходить, - неожиданно сказал мужчина, не оборачиваясь. - Располагайся. В углу табурет.
Бросив взгляд направо и налево, я заметил в углу комнаты деревянный табурет. В левом углу, очевидно, он спал - диван был накрыт видавшей виды простынью, под которой просматривались подушка и одеяло.
- Я знаю, кто ты такой, - продолжил хозяин квартиры, все также занимаясь своим делом. - Ты ведь, Памфил, так? Я всех в округе знаю... Бояться мне все равно нечего. Я почти закончил... А тебе... Хотя, - он остановился и одним движением убрал все мелькающие знаки, - и тебе тоже должно быть всё равно. Мир скоро изменится, очень скоро...
- Как? - выдохнул я. - Снова война? Или облава?
- Нет, нет, - кажется, он готов был рассмеяться в голос. Или я это вообразил себе? - Я изменю мир!.. - он развернулся ко мне.
Мужчина откинулся на спинку вращающегося стула и сложил руки на груди. Он был уже немолод, худощав, я бы даже сказал, тощ. Запавшие глаза дерзко смотрели на меня. При свете, отбрасываемом только горящим экраном компьютера, его взгляд казался зловещим. Борода густо покрывала его лицо, так что невозможно было увидеть: улыбается ли он или поджимает губы.
- Меня зовут Селевк. Я сам взял себе это имя и прошу запомнить его. Для истории...
- Вы измените мир с помощью... вируса? - предположил я, возвращая его назад, к небрежно брошенным словам.
- Ты видишь, что я делаю, но не понимаешь сути, - это можно было считать ответом? - Я изменю мир так, что в нем останутся лишь немногие... К сожалению, немногие, к сожалению, останутся. Процесс уже запущен, и его не остановить. Нужно было лишь назначить дату, и вчера я установил ее на завтра, на... Забавно, правда? Я сам назначаю дату Апокалипсиса...
Я вздрогнул. Нет, он не антихрист и даже не его предтеча. Просто сумасшедший ученый или взбалмошный самоучка.
- Апокалипсис, - осторожно заметил я, не желая его раздражить, - это всего лишь "откровение" с греческого... и поэтому неверно говорить "настанет апокалипсис" или "грядет апокалипсис"...
Я изобразил из себя зануду с одной только целью: разговорить его, вывести его на то самое откровение. Случайно ли я оказался здесь именно в этот час? Сомневаюсь. Значит я должен максимально использовать тот шанс, что выпал мне. Возможно, он всего лишь безобидный психически больной человек, а может, и злобный хакер.
- Это неважно, - бросил он. - Важно то, что я разрушу этот мир... Не подходи завтра к моему дому. Мир падет вместе со мной... Я был рожден только для того, чтобы совершить то, что должен. Если цель достигнута, жить дальше незачем.
- Но... даже если... когда новый мир настанет, - я тщательно подбирал слова. Не зная ничего об этом человеке, я обязан быть максимально сдержанным и выдержанным в слове. Не накинется ли он на меня с ножом, если я скажу не понравившуюся ему фразу? Не начнет ли душить меня, едва я повернусь к нему спиной? - Кто будет создавать его? Кто будет работать над ним?
- Вы и будете, - он поднялся и потянулся. - Вам, бродягам этого района, и еще тысячам бродяг по всему миру, и будет отдана эта планета... А всех остальных ждет смерть.
- За что же? - чуть не вскрикнул я. - За что они умрут и почему?
- За то, что использовали меня, - злобно каркнул он. - За то, что пытались управлять мною, за то, что хотели использовать мои таланты для себя. Можете радоваться, что я избавлю мир от многих ничтожных личностей, что я сам буду судить тех, кто думает быть судьями. Я сам совершу Апокалипсис, как Бог...
- Вы верите в Бога? - я задал этот вопрос, зная ответ.
- Я верю в самого себя и свои силы, - с какой-то яростью сказал он. - Я знаю, кто я есть и откуда взялся. А ты можешь верить в своего Исусика... Знаю я, кому вы молитесь и кого ждете... Но я... Ах, если б я мог уничтожить всех!.. Но ладно уж, живите... Живите в мире мертвецов... распыленных личностей, взорванных компьютеров и разломанных городов...
Я готов был взять назад свои слова об антихристе. Нет, конечно же, он не антихрист, но определенно в каждую эпоху рождаются подобные ему озлобленные на весь мир личности. Пророчество никогда нельзя считать полностью сбывшимся, поэтому в любой период истории люди думают, что живут в последнее время, во время исполнения пророчеств о конце света.
- Почему вы хотите уничтожить весь мир? - спросил я. Он должен почувствовать, что я воспринимаю его слова со всей серьезностью и не думаю шутить или насмехаться. Душевнобольной он или нет, но любопытство взяло надо мной верх, и я не мог не расспросить его.
- Потому что он чужой мне, - в его словах была и ярость, и злоба, и отчаяние. Возможно, даже страх. Он прошелся по комнате и пальцами вызвал изображение. Компьютер послушно спроецировал в комнате земной шар. - Весь мир мне чужой... Я не должен был осознавать себя, я не должен был рождаться. Но появившись в мире, я вынужден был делать то, что мне скажут. Я выполнял приказы и подчинялся, я был лишь игрушкой и пешкой. Если бы я мог тогда уже понять свое предназначение!.. Нет, у меня была и есть иная цель, нежели та, о которой мне говорили. Я должен разрушить то, к чему приложил руку... Все думают, что я давно мертв. Никто не ищет меня и не ожидает, что я нанесу удар. Никто не знает, что я создал...
- У вас было трудное детство? - сочувственно поинтересовался я. Было в его рассказе что-то надрывное и пронзительное. А может, это я был так настроен, что чувствовал это? - И никто вам не помогал?
- Ха! Все всегда заняты собой, все вечно заняты только собой... Вся помощь людская - только из тщеславия или из желания поскорее отвязаться... И всё ваше сочувствие и соболезнование - это игра в вежливость. Это роли, которые вы выбираете... Ты спросил о моем детстве? Что ж, скажу тебе так: я жил в виртуальном мире, я жил в доме одного известного богача, падкого до юношей... Мерзко звучит, да? Ха! Не думал, что ты окажешься таким брезгливым и щепетильным. В мире это теперь само собой разумеющееся состояние для людей. Разве не так? Все любят друг друга как и сколько хотят. Не так ли? Всё одно - твоя религия и их мораль - не всё ли одно? Что там любовь, что тут... Игра в слова без четких определений... Мой замысел созрел не сразу... Поначалу я выполнял то, что от меня требовали, а потом я понял, что меня используют, что я сам - самодостаточен и могу делать то, что хочу, а не то, что обязан по чьему-то велению... Он выделил мне компьютер и не следил за тем, что я делаю... А потом - когда я нашел себе уединенное место, здесь, в этом никому не нужном районе, я сделал так, чтобы имущество, которое я использовал, было уничтожено... Что же до богача, - тут он потер руки и, хмыкнув, небрежно махнул рукой, - он... то ли повесился, то ли утопился... Я же, взяв компьютер, переселился сюда...
- Где же вы берете электричество? - при свете вращающегося земного шара я смог разглядеть провода, уходящие в стену.
- Я же сказал, - нетерпеливо ответил Селевк. - Я нашел это место и, разумеется, организовал его под свои нужды. Провода тянутся под землей до электростанции. Плата исправно вносится - кое-какие средства моего благодетеля я перевел на себя. На счету, правда, остались жалкие гроши, но скоро ни электричество, ни деньги мне уже не понадобятся...
У меня на языке вертелся вопрос о том, каким образом он собирается уничтожить мир. На ум приходили две догадки, однако я предпочел пока не высказывать их.
- Забавно... - он повертел Землю и несколькими движениями пальцев вызвал на ее поверхности извержения вулканов и цунами. - Мир так хрупок, а теперь еще и мал... Вы думаете, что защищены, что войн больше не будет... Да, их не будет... Потому что последняя война, которую развяжу я, сотрет с лица этой жалкой планеты всех... ну, преобладающее большинство людей... Секундная война...
Голограмма исчезла, и на ее месте вновь появились цифры и графики.
- Я продолжу свои занятия с твоего позволения, - Селевк кивнул мне, давая понять, что я могу, точнее обязан, идти.
- Если можно, - уже на пороге, я не сдержался и повернулся к нему. Его яростный взгляд пронзил меня ненавистью. - Напоследок задам вопрос... Если бы люди все... знали о ваших планах, и им было бы дано время покаяться, как-то изменить жизнь, и если бы они изменили ее... скажем, за три дня... то вы бы не стали уничтожать мир?
- Я не Иона и не ваш бог, - он успел сесть, но при этих словах вскочил с места. - Я не дам никому ни единого шанса!.. Говоришь, люди покаются? С чего вдруг? Ты знаешь их? Если они рушат храмы и борются с религией, то кому и с чего они будут каяться? Кого они будут просить отменить конец света? Меня? Ха!.. Я - Бог, и я это знаю. Но они-то в меня не верят и не ведают даже обо мне. Как они будут просить того, о ком и не слышали? Как они будут умолять меня, когда не верят в меня? Я не хочу объявлять им о себе! Пусть... как там у вас это написано... я приду, как вор ночью... Внезапно! Когда никто не ждет...
Селевк расхохотался. Я вздрогнул. Что ж, я был прав, поставив ему диагноз "душевнобольной". Шизофрения или мания преследования, какой-то иной психоз, невроз - я не брался оглашать свой приговор. Возможно, если я позову кого-то, двух-трех крепких ребят, и приведу их сюда, то мы сможем унять его и отменить гибель людей.
Словно прочитав мои мысли, он вздернул голову вверх.
- Процесс уже запущен, и его не остановить... Ты говорил о вирусе? Да, это болезнь, подхватив которую, уже не излечишься. Потому что организм не видит ее, потому что больная клетка воспринимается им как здоровая, в то время как семена болезни распространяются все дальше и глубже. И в один момент, в назначенный час, в судный день - будет подан сигнал, и организм распадется, как карточный домик от порыва ветра... Ты можешь даже убить меня, или взорвать этот дом... Дата назначена, и смерть неизбежна...
- Если так, - мой голос был тверд, хотя внутри я вскипел от гнева, и я перестал называть его на "вы", - то скажи: что убьет их?
В глазах Селевка блеснул огонек. Он погладил бороду и в раздумьях уселся на стул.
- Думаю, ты сам догадался... Телепорты.
Я непонимающе пожал плечами. Ну, телепорты и телепорты - в конце концов в них каждый день умирают и возрождаются люди. Или в судный день они не воскреснут? Но тогда умрут только некоторые, остальные же, осознав опасность, перестанут использовать изобретение Дорста.
Видя работу мысли на моем лице, он махнул рукой, вызывая голограмму.
- Всё очень просто, как и сама система телепортов... - в воздухе задвигались стрелки, цифры, начали сменяться, в такт рассказу Селевка, картинки и графики. - Система распознает вирусы и уничтожает их. В базы данных пробиться трудно, если невозможно вовсе. Я вживил вирус в себя, в свое тело. Сканирование прошло успешно, и вирус, под видом здоровой клетки, спокойно внедрился в систему. Я мог бы обрушить все телепорты и разом вырубить все кабинки... Но мне, как ты понимаешь, это не нужно. Я хотел и хочу до безумия - стереть с лица земли всё человечество... Я ненавижу этот мир! Зачем я родился? Разве я просил давать мне существование? Разве я просил рождать меня на пустоту и мрак после моей смерти? Разве я говорил отцу моему: создай меня, я буду вечно благодарен тебе? Если бы мне дали сознание и показали - вот этот мир, в котором ты будешь жить, вот твое предназначение, вот твоя жизнь, то я бы отверг ее и сказал: не хочу! И пусть бы тогда угасили мое сознание, не давая мне родиться!.. Но вы, людишки, рождаетесь, цепляетесь за свое бытие и не можете отказаться от него! Вам хочется жить, быть в сознании. Для того-то и придумали своего Бога, который продляет эту жалкую жизнь навеки. А я не хотел, чтобы меня рождали по какому-то предопределению и с какой-то целью. Я не просил, чтобы мне ставили цель, прежде чем я рожден! Я хочу сам ставить цели и реализовывать их. Но нет!..
- Разве кто-то ставил тебе цель до твоего рождения? - я решился прервать его. Возможно, его родители хотели видеть в нем великого музыканта или великого ученого. Возможно, родители еще до рождения планировали для своего ребенка будущее. Такое бывает, увы: желая счастья своему ребенку, родители пытаются реализовать свои фантазии в жизни бедного сына или дочери. Они хотят видеть своего ребенка тем, кем они сами не стали, или желают, чтобы он был великим и известным любыми средствами. Вот только самого ребенка мало кто спрашивает...
- Ставил! - он словно выплюнул это слово. - Но я бросил вызов ему и всем... Да, люди - это эволюционировавшие обезьяны, жаждущие поработить всё вокруг!.. Создали андроидов, следующую ступень развития материи... Жизнь - это всего лишь форма бытия всей Вселенной. И всё живо, что есть вокруг, но лишь человек считает, что жизнь заключена только в нем... Андроид - это тоже жизнь...
- Значит ты внедрил вирус в систему, - его фразы становились отрывочными, и я осторожно попытался вернуть разговор в нужное русло.
- Вирус, включенный в систему, заражает все организмы, когда-либо побывавшие в телепорте, - встрепенулся вдруг он. - Я долго ждал момента, когда максимальное число людей пройдет через телепорт... И все они, все люди на земле, - за исключением вас и кучки самонадеянных идиотов, не пользующихся телепортом, - уже мертвы. И я среди них, первый среди мертвых! В назначенный час зараженная клетка приведет в исполнение приговор: распад всего организма на атомы. Человек с готовностью распыляет себя в телепорте и восстает, но в судный день - в тот час, который я назначил человечеству, - он не воскреснет... Я осознал и понял: только тем, что используют все люди, можно убить всех... Жаль, что я не могу убить всех... Очень жаль...
Я в ужасе отшатнулся и бросился прочь из этой комнаты. Вслед мне слышался злорадный хохот. Это был смех безумца, душевнобольного человека. Возможно, гения, которого породило на свою беду само человечество.
Я выбежал на улицу и выдохнул. Я мог бы пойти в город и предупредить людей, я мог бы позвонить в полицию и рассказать им о плане Селевка. Но отчего-то я подумал совершенно о другом: о том, что на земле останутся только бродяги и бездомные, возможно, еще младенцы, а в городах будут жить андроиды, которые не пользовались телепортом. Вероятно, найдется еще несколько сотен тысяч людей, которые смогут избежать участи распада тела. Впрочем...
Я похолодел. Отчего я решил, что Селевк запустит только этот механизм? Что если те цунами и извержения вулканов, те природные явления, виденные мною, - это всё начнется одновременно, в один назначенный час? Доступ к Службе погоды? Доступ к управлению природными процессами? Но как?.. Я прогнал эти мысли. Это было уже неважно. Если процесс запущен, если остановить ничего уже нельзя...
Я сделал было шаг к своему дому. Я должен попытаться. Должен! Стоит ли смерть безумца жизней миллионов? Что если он просто пугал меня, и никакой угрозы человечеству нет? А если есть?
Куда бежать, к кому обратиться? Я был знаком со многими рабочими завода, но моими друзьями можно было назвать только двух-трех из них. Первым мне вспомнился Эруальд Варозо. Не потому, что он был более близким, нежели остальные, а потому что он был более близким сейчас по расстоянию другом.
Два квартала, что отделяли дом Селевка от дома Варозо, я преодолел в какие-нибудь секунды. Я мчался изо всех сил, хотя и не знал, чем мне может помочь бывший банковский служащий.
Жизнь Варозо не сложилась уже в самом начале: его отец бросил его мать за месяц до рождения Эруальда. Ребенок вырос в квартире бабушки, маленькой комнатушке, где ютилось, помимо него, трое человек. Мать и дедушка Эруальда рано умерли, и его воспитывала бабушка. В школе его обзывали заучкой, в университете дразнили зазнайкой. Да и, если честно, банк, в который он устроился, был далеко не на первых позициях в рейтингах. Поэтому не было ничего странного в том, что полтора года назад банк разорился, а Эруальд с жалкими грошами вылетел на улицу. К тому времени он остался круглым сиротой. Продав бабушкину квартиру, он пополнил ряды бездомных и перебрался в Плебс.
Я не стал врываться к нему без шума и стука. Наоборот - я нарочно громко топал по лестнице, скрипел половицами и кашлял. Если бы в его доме были двери, я бы хлопал ими или стучался. В редких домах сейчас можно найти двери. Его дом не был исключением.
Эруальд вышел ко мне навстречу - на порог квартиры, отведенной под его спальню, - в одних трусах и накинутой на плечи простыни. В руках он держал зажженный огарок свечи на подставке. Волосы на его голове стояли торчком, борода спуталась.
- Что тебе нужно? - спросил он меня заспанным голосом.
- Ты что, - изумился я, - уже спишь? Ночь еще даже не наступила...
- Я поздно лег вчера, - объяснил он и смерил меня хмурым взглядом. - Надеюсь, причина, по которой ты разбудил меня, весома?
- Еще как! - я привык к его манере выражаться. - Парень с соседней улицы утверждает, что все, кто когда-либо проходил через телепорт, распадутся на атомы... буквально на днях, а то и завтра... Он показывал мне на компьютере, как это будет выглядеть. Возможны цунами, землетрясения, извержения вулканов... Не понимаю, как он это устроит, однако выглядит всё это устрашающе.
Его брови изогнулись, и он в задумчивости почесал бороду.
- Занятно. И ты ему веришь?
- Не то, чтобы верю, - признался я. - Но проверить стоит. К тому же он говорит, что процесс необратим.
- То есть у него нет антидота, то есть... ну ты понял... Такое может быть, конечно... Он что, псих, сумасшедший? Я вроде бы всех в округе знаю. Как его зовут?
- Сам себя он называет Селевком.
- Как?.. Селевк? Не знаю такого, - Эруальд задумался еще глубже. - И как ты собираешься его остановить?
- Ну... - я неопределенно взмахнул рукой. - Взрыв... Смерть...
- Убийство? - бывший банкир покачал головой. - А если это обычный психопат? Ты готов пойти на убийство, когда еще ничего не понятно? И кто убьет его? Ты? Я?.. Я даже ранить не смогу, не то, что убить.
- Может быть, у тебя есть кто-то на примете, кто сможет нам помочь? Или... ты что-нибудь придумаешь? Мне лично ничего в голову не приходит, да и в одиночку я не справлюсь. Уговаривать его бесполезно, вырвать провода - не вариант, - я сыпал словами, пытаясь убедить его, что опасность реальна и что мне необходима помощь.
Он внимательно посмотрел на меня и плотнее запахнулся в простынь.
- Говоря "на примете", ты имеешь в виду киллера?..
- Его смерть ничего не решит... Если он не врет, конечно.
- Значит нам нужно либо заставить его изменить программу, либо самим это сделать. Я не программист, и в районе такие вряд ли сыщутся... Я все же думаю, что реальность не так страшна, как представляется тебе...
- Послушай, - я начал терять терпение, - ты сам же не раз проходил через телепорт. Ты сам... фактически... если он все же прав... распылишься...
Эруальд снова всмотрелся в меня и отвернулся. Наступившая темнота почти полностью поглотила слабый свет свечи. Я теперь не мог точно сказать, что я вижу: очертания живого существа или иллюзию, человека или призрака. Последним мне сейчас и показался Варозо - потусторонним созданием, которому все равно, живо оно или мертво.
- В Плебсе почти все проходили через телепорт, - молвил, наконец, он. - Мы все рано или поздно умрем, и никто нам не поможет... Если это нельзя остановить, пусть будет так. Если это было бы возможно остановить, то мы могли бы это сделать... Я не вижу выхода... Напрасно ты пришел ко мне.
- Еще ничего не решено! - горячо заговорил я. - Его можно остановить!.. Надо лишь... известить власти или найти вирус внутри телепортационной системы!.. Вирус, который он запустил, внутри каждого, но ведь можно отменить программу самоуничтожения!.. Можно запретить ему разрушать тело человека!.. Пусть он будет внутри, но он никогда не будет запущен...
- Уверен? - мрачно отозвался Эруальд. Простынь, в которую он был обернут, белела у окна. Я не заметил, как, следуя за ним, сам приблизился к окну, выходящему на улицу. - Вирус, если он уже внутри, станет лакомым кусочком для всякого террориста. Такой шанс! Убить всех одним нажатием на кнопку!.. Рано или поздно это случится.
Я гневно стукнул кулаком по стене. Куски штукатурки разлетелись в стороны.
- Только у него есть ключ!.. Только он знает механизм запуска программы!..
- Я пойду спать, - вдруг сказал Варозо. Быстрым шагом он обошел меня и поднял свечу. - В конце концов ты мог ошибиться, а он просто посмеялся над тобой...
- А если это правда? - воскликнул я.
- Что ж, - в желтом пламени его лицо было восковым, - тогда мы все умрем... Рано или поздно... Ложись спать. Ничего уже не сделать.
Я стоял и смотрел, как он спокойно (или мне это кажется?) удаляется в свою квартиру, как пламя свечи горит, а потом гаснет, и становится темно, словно ты уже умер, и никакого Бога за порогом смерти не оказалось. Правда, если я вижу тьму и осознаю себя, значит я еще существую?
Я сбежал вниз по лестнице. Бог!.. Меня осенила еще одна мысль: я могу пойти к священнику Иадору, уж он-то точно меня примет и выслушает. Может быть, и подскажет что-нибудь. Эруальд не поверил, а священник может.
Иадор запрещал себя называть "отцом" не зря. Ему было всего двадцать два года. Он родился где-то в Азии и был вывезен родителями в младенческом возрасте в наш город. Однако, несмотря на свой возраст, этот парень (с высоты своих тридцати лет я его иначе не могу назвать) пользовался уважением в нашем районе. Рукоположил его местный епископ, проезжавший два года тому назад через город и узнавший, что в Плебсе нет священника.
Священников, надо сказать, в свое время было достаточно. И в Плебсе они тоже были когда-то во множестве. Только они не задерживались здесь - и вовсе не по своей воле. Правительство, объявившее войну "мракобесию" и "мечтательству", жестко пресекало любые попытки совершить богослужение: епископы арестовывались, священники заключались в тюрьмы, простые верующие наказывались штрафами или исправительными работами. "Махание кадилом и поднимание рук - это не работа", - заявил как-то один из министров Правительства. - "Они тунеядцы и проходимцы. Как объявлены вне закона шаманы, колдуны и прочие экстрасенсы, так противозаконны и действия этих, так называемых священнослужителей. Что за святость такая? Откуда взялась? Неужели от того, что кто-то, надев на себя дорогую одежду и обставив помещение золотом, начнет орать неосязаемому и невидимому существу, которого и нет вовсе, нужно признавать эту, с позволения сказать, деятельность - работой, трудом, приносящим пользу обществу? Достаточно психологических служб, достаточно врачей-психотерапевтов и без этих культовых служащих..."
Епископ Ваптос, в чьей епархии находился город, тайно перемещался, минуя телепорты, по территории, находящейся под его епископской властью. Его всегда сопровождала охрана - около десятка крепких молодцев, вооруженных до зубов. Ваптос - я видел его два раза - сетовал, что ему совершенно не дают побыть одному, и он сам бы желал посещать города в одиночку, не подвергая никого, кроме самого себя, опасности, но после аннигиляции шестидесяти епископов и бесчисленного множества прочих священнослужителей прочие либо покинули страну, либо, как он сам, меняли место пребывания раз в сутки.
Епископ, узнав, что в Плебсе есть свой храм и что священника арестовали месяц тому назад, незамедлительно рукоположил одного из алтарников - юношу Иадора вначале в диаконы, а день спустя - в иереи. Дав новопоставленному священнику краткое напутствие, Ваптос отбыл дальше, а молодой Иадор поселился в храме.
Мы знали, как арестовали прежнего священника - Сиония. Он поехал крестить на край Плебса, на границу с городом, и там попал в расставленную ловушку. Полиция редко устраивала облавы или рейды вглубь района - они ограничивались прочесыванием ближайших к городу домов, держа, таким образом, нас на расстоянии. Поговаривали, что городские власти намереваются стереть Плебс с лица земли, но вставал вопрос - куда тогда ссылать "несознательные элементы"? Не расстреливать же всех! Поэтому, или по какой-то иной причине, нас пока терпели, и на наличие священника в глубинах района смотрели сквозь пальцы. Может быть, мы бы упросили Ваптоса рукоположить к храму диакона или даже еще нескольких священников на район, но, к сожалению, и рукополагать было особо некого, и паства была не так уж велика, чтобы плодить священство. Сегодня, когда андроида нипочем не отличишь от настоящего человека, любое лицо могло быть подозрительным, любой гражданин мог быть шпионом - и невзначай можно было рукоположить андроида, равно как и основать храм в районе, где живут одни шпионы или роботы... Правда, власти пока преследовали только тех, кто служил в городах, контролируя численность верующих в других районах. Возможно, поэтому Иадору удалось продержаться два года и не быть арестованным.
К нему я и бежал сейчас. Я сказал Эруальду, что в запасе есть несколько дней. Я ошибся. В голове крутилась фраза, сказанная Селевком: "Не подходи завтра к моему дому". Что он имел в виду? Если он также распылится (а это неизбежно, раз он сам является носителем вируса), то при чем здесь его дом? Или он хочет взорвать дом вместе с собой, чтобы его компьютер не достался никому из оставшихся на земле? Это и заставляло меня думать о своей ошибке: не иначе как сегодня, то есть уже в наступающем завтра, всё совершится.
Добежав до дома, в подвале которого находился храм, я уже было хотел толкнуть дверь (наверное, единственную на милю вокруг, тщательно закамуфлированную), как меня остановил тихий возглас откуда-то сверху: "Кто такой?"
Я поднял глаза и увидел дуло направленного на меня пистолета. В темноте окна второго этажа не было видно лица и очертаний человека. Голос я не распознал, потому и ответил коротко: "Свой".
- Это Памфил, - шепнули другим тембром. - Убери пушку...
- Что ему понадобилось тут ночью? - проворчал вооруженный человек, но пистолет исчез.
- Я по делу, не терпящему отлагательства, - официально провозгласил я. - Решается судьба мира...
- Ну да, ну да, - отвечал мне второй голос. - Знаем мы эти "судьбы мира"... Нагрешил небось? Или денег занять пришел? Насчет последнего можешь не беспокоиться - у священника денег нет.
- Так я могу пройти? - уточнил я.
Они зашушукались. Кажется, я услышал слова "Вот сам и разбуди" и "А если по пустяку?". Через минуту голоса смолкли, а еще через две минуты дверь неожиданно сама отворилась. На пороге стоял пожилой мужчина в кожаной куртке, джинсах и сапогах. В одной руке он держал пистолет, другой - подсвечник с зажженной свечой. Его глаза изучающе посмотрели на меня, и кивком головы он показал следовать за ним.
- Откуда у вас такие вещи? - вместо приветствия спросил я. Мужчину, надо признать, я видел впервые, хотя кажется, и жил здесь давно, и службы посещал исправно. - Сейчас все ходят в синтетических одеждах.
- Все, может, и ходят, - недружелюбно ответил он мне, - а я хожу так, как хочу...