Люди всегда злятся, когда у них что-то не получается. Или когда из-за их неловкости происходят мелкие неприятности. Люди сердятся, настроение сразу пропадает, и лучше б никому из ближних не попадаться под руку в этот момент.
Так было и сейчас. Я нажал не на ту кнопку на планшете (моя личная небрежность), и труд пяти минут печатания пропал. Может быть, его и легко было бы найти где-то в недрах тонкой аппаратуры, но моя досада не позволяла это сделать сию минуту. И разумеется, назло мне (как же иначе!) в кофейне сегодня намечалось выступление местного поэта. Стулья и кресла были расставлены рядами, немногочисленные слушатели и, возможно, почитатели его таланта собрались здесь, чтобы насладиться стихами некоего Станислава Журбина. Я никогда не слышал о таком, впрочем, я и не отслеживаю творчество современных поэтов.
На импровизированную сцену вышел невысокий худощавый молодой человек в белой рубашке и черных брюках. Кажется, он был немного не в себе: взмахнув рукой, он несколько судорожно поклонился, затем нервическим жестом выхватил из принесенной с собой пачки листов один и на каком-то странном надрыве, без приветствий и прочих вступительных реплик, начал:
Тебе - нельзя умирать,
Ты - не должен исчезнуть.
Подумай немного сейчас,
Потом вряд ли успеешь.
Ведь что есть сущность бытия?
И что есть смысл жизни?
Крошки грифеля карандаша,
Или искра, погасшая, мысли?
Ты хочешь поскорее уйти.
Ты слаб и не видишь цели.
Ты хочешь разорвать все круги
И раствориться в мутной Лете.
И ты хочешь убить в себе себя.
Ты хочешь испариться как личность.
Ты хочешь Быть перестать
И себя больше не видеть...
Но окажется, что ты неуничтожим.
Твой дух найдет себе форму,
И вновь ты возвратишься в мир.
В мир новый в теле обновленном.
В мир новый, где боли нет,
Нет воздыхания и печали.
Хочешь ли ты видеть свет,
Иль тьму и смерть предпочитаешь?
Скажи, чего же хочешь ты?
Коль смерти вечной, Бог отступит.
Но законы Его таковы,
Что в никуда не уходят люди.
Ведь небытия и исчезновения нет,
Если Бог абсолютен.
Дух Его проникает везде,
Его энергии разлиты повсюду.
Бог есть даже в аду.
И в этом, наверно, мучение -
Ты выбираешь пустоту,
Но получаешь бессмертие.
Редкие аплодисменты были ответом на внезапную тишину. Я стал понимать, почему я не хочу даже начинать читать современную поэзию. Если б среди тех, кто нынче пишет стихи, был бы кто-то стоящий, то его имя уже бы гремело, не как, конечно, имя Пушкина, Есенина или Ахматовой, но хотя бы наравне с современными прозаиками. Или я просто не в курсе современных гениальных стихов?
Поэт дергано поклонился и, отложив листы на поднесенный официантом маленький столик, все так же, без какого-либо объяснения или "затравки", прочитал другой стих:
Всё закончится для меня со смертью.
А жизнь течь не перестанет.
Кого-то, быть может, утешит,
Что все всегда умирают.
Хочется верить в осмысленность,
Хотя вокруг погружают в случайность.
Хочется верить, что есть справедливость,
Пусть редко видишь идеальное.
Но не всё ли равно, во что верить?
Не всё ли равно, какой жизнью
Я жил до своей смерти,
Что я отверг и что принял?
Одни говорят: надо жить, как ты хочешь.
Надо брать от всего помаленьку.
Ведь всюду разлита духовность
Зачем в единственное верить?
Другие молвят: умерев, разберёмся,
Кто и что, куда деваться.
Нет никого - значит сотрёмся,
Есть кто - пообщаемся.
Третьи говорят: все одинаковы,
Природа человека неизменна.
Мало кто выделяется,
Мы все - духовно равномерные.
Всё закончится для меня со смертью...
Но есть мнение, что только начнётся.
Можно ли быть уверенным,
Что нечто останется, когда тело распадётся?
На этот раз зрители и слушатели никак не отреагировали. Несколько человек встало и ушло, что-то недовольно ворча. Кто-то попросил еще выпить. Мне стало как-то неловко за человека: вышел на сцену, "распинается" перед слушателями... С другой стороны, он сам в это ввязался и сам захотел оценок слушателей. Может, кофейне и была какая-то выгода от его выступления, но я пока ее не видел. Мое плохое настроение понемногу начало изменяться на сочувственное. На сколько минут еще его хватит, этого поэта? Когда он поймет, что пора заканчивать, что его не слушают?
Тем временем, Станислав Журбин, словно и не обращая внимания на сидящих в кофейне, взял очередной лист:
Как случайны наши встречи,
Как мимолетны наши судьбы!
Как взгляды пронзают мгновения,
Как быстры расходящиеся руки...
Мы все проходим меж друг друга.
Вспоминая и вновь забывая.
Появляясь, исчезают судьбы,
И руки проходят, не касаясь.
Мы встречаемся часто не с теми.
А расходимся с тем, кого любим.
Мы ищем в пространстве и времени.
Как коротки и скоры судьбы!
Мы просим руки и сердца.
Забывая глянуть в душу.
На Бога что надеяться?
Мы сами знаем, что нам лучше.
О, как случайны наши встречи,
О, как случайны наши судьбы!
И отчего-то всегда верим:
Когда-нибудь сомкнутся руки...
Какой-то девушке, кажется, пришлось по душе это стихотворение, или строчка из него. Она громко захлопала, чем вызвала недоуменные взгляды на себя, и, поняв свою оплошность, прекратила.
Поэт церемонно поклонился ей персонально и впервые произнес фразу в прозе: "Надеюсь, это стихотворение Вам также понравится". И подняв руку к небу, начал читать:
Может быть, это Она...
Как странно переплетаются судьбы!
А может, это пустяк,
Иль страсти безумие.
А может, улыбок игра,
Кокетства и флирта взаимного.
А может, то суета,
Или фантазий разыгрывание.
А может, я опоздал,
И Она уходит к другому.
А может, я не понимал,
Что ничего не происходит.
Да, всё окажется игрой,
Ошибкой глаз и сердца.
Да, Она была мечтой,
И вряд ли я мог надеяться...
Да, все обещанья - ни о чем.
Слова, скорее, вежливые.
Нет и не будет звонков,
Нет даже тени надежды.
Признайся, что это игра,
Что это время ошибок.
Признайся себе, что она
Уже обо всем позабыла.
И ей безразличен сам ты.
Твои терзанья и сомненья.
У ней - другая жизнь
И сердца наполненье.
Оставь ее, живи с собой,
Забудь о страсти поскорее!
Не думай, что ты одинок,
Что сердце никого не согреешь.
Не думай, что будешь один,
Что прошла любовь настоящая.
Когда-нибудь Её встретишь ты
И, конечно же, тотчас узнаешь.
Жидкие хлопки и звук отодвигаемых стульев - вот что услышал он, когда, выдохнув, закончил читать. Он не стал ничего говорить - всё было и так понятно. Я тоже встал, но только за тем, чтобы приблизиться к нему.
- Ваши стихи хорошие, - сказал я, пересилив себя. - Это ведь философская лирика, да?
- Нечто вроде того, - отрешенно ответил Станислав. - Стихи ужасные, не отрицайте. Я ж не поэт в строгом смысле этого слова. Поэтом надо родиться. Это состояние души, это... Фразы сами складываются в стихи, слова сами подбираются в рифмы. Это мысль, облеченная в рифму, но не так, как у меня, а гораздо ярче, возвышеннее и лиричнее. Я - лишь жалкий рифмоплет...
"Тонкая натура", - мгновенно подумал я. - "Если что-то не получилось, то сразу человек впадает в самобичевание... Что там моя пропажа данных на планшете! Тут трагедия...".
- Может быть, вы еще что-то прочтете? Для меня.
Это вырвалось у меня само собою. Разве это могло утешить человека? Но кажется, он искренне обрадовался. Остальные слушатели уже разошлись или сели за столики, поэтому он подсел ко мне и, быстро перебрав стопку, чуть ли не шепотом прочел мне:
Если б можно было не проживать вчера.
Если бы никогда не был день вчерашний,
То сегодня, наверное, рассеялась бы мгла,
И судьба унесла горечи чашу.
Если б можно было не возвращать вчера.
Если бы прошлое забыто было.
И не приходила вновь и вновь судьба,
И отчаяние так на грудь не давило.
Если б можно было забыть, что было вчера.
Если бы прошлое захлопнуло двери.
И было б вечное всегда,
И жизнь была б без времени.
Если б можно было уйти от вчера.
Если б день вчерашний исчез из мира,
То не оставила бы шрамов на душе судьба,
И память образами бы не щемила...
Я откашлялся. Что бы ему сказать? "Занятно"? "Неплохо"? "Зачем вы это написали и для кого?". Ухватившись за последнее, я спросил:
- Как вы считаете, почему и зачем поэт вообще пишет стихи?
- Наверно, потому и для того, что делает любой творческий человек, - он пожал плечами, будто и не заметив моей уклончивости от оценки стихотворения. - Не могу не писать, не могу не высказываться, не могу сдерживать в себе творческие порывы. Просто у одних это выражается в стихах, у других - в прозе, у третьих - в красках, у четвертых - в камне... У кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Вы же понимаете, что настоящая поэзия - это не просто рифмованные фразочки. Когда ты читаешь Истинную Поэзию, ты проникаешься ее духом, ты воодушевляешься, ты... Разве вы не чувствуете вдохновение, или задумчивость после прослушивания настоящей поэзии?
- Но зачем же вы выступаете, если вы сами говорите, что ваши стихи ужасны? - вновь уклонился я от ответа на вопрос.
- Это обкатка, - так прозаически сказал он. - Я пытаюсь понять, чего мне не хватает: задора публики, техники стиха, наполненности смыслом или чего-то еще. Я ищу себя... Надеюсь, этот поиск не продлится долго. Деньги на исходе...
- А вы где-то работаете?
- Я менеджер в одной строительной фирме...
- Стало быть, поэзия - это хобби?
- Нет, - он сверкнул глазами. - Это мое истинное предназначение... Но разве поэт может в нынешних условиях существовать?
- Вы не печатаетесь?
- Меня не понимают, - он вздохнул и поднялся. - Мне пора. Спасибо, что уделили мне время. Я ведь прекрасно понимаю, что вам не понравилось, хоть вы и назвали мои стихи хорошими... Напоследок прочту то ироничное, что о себе сам написал:
Писать зарифмованными мыслями -
Достойно ли поэта?
Ведь не просто слог возвышенный
Достигает неба.
Нет ума воспаренья,
Нет никакой фантазии,
Нет метафор и упражнений
В словоизобретательстве.
Нет никакого уменья -
Плети свои рифмы.
Зато поэт без сомнений,
Со всегда ясным смыслом.
Пиши зарифмованными мыслями
И не мечтай о поэтической славе.
Ты её не достигнешь,
Но её ли всё время желаешь?
- Засим прошу простить меня, - на этот раз он церемонно поклонился мне. - Я должен идти. Работа не ждет... Прощайте! Может быть, когда-нибудь услышите обо мне и прочтете меня!
Он ушел, а я, отчего-то воспрянув духом (не от того ли, что кому-то хуже в творческом плане, чем мне?), продолжил печатать свои незамысловатые сочинения.