Воиф сидел у костра, задумчиво глядя на пламя. Ночь со всех сторон обнимала маленький клочок света. Цель была почти достигнута, но завтра предстоял еще целый день пути к ней. Сейчас она исчезла во тьме, но путник твердо знал: там, на горе, возвышающейся посреди пустыни, он найдет ответ на свой вопрос.
Когда-то, кажется, давным-давно, к ним в деревню прибыл усталый странник. Он-то и рассказал об этой горе, где каждый ищущий находит ответ на единственный волнующий его вопрос. Добраться до горы будто может любой, путь не так уж и труден. И все же многие поворачивали назад, иные - отказывались идти дальше, стоя почти у ее подножия, третьим словно что-то мешало взобраться на нее.
- Каждому ищущему, - говорил седой человек, окруженный деревенскими жителями, - Творец дает ответ, но не каждый идущий к Нему есть ищущий. Творец смотрит на сердце, а не на слова. Он видит суть человека и Сам только и знает, кого допустить до вершины, закрытой от людского взора тучами. Войдя в облако, человек может обратиться к Творцу и услышать ясный ответ. Но только на один вопрос.
- Сказки всё это, - смеясь, воскликнул Фарст, местный кузнец. - Где-нибудь на вершине прячется человек, который и отвечает на вопросы. Станет Творец общаться лично с людьми! Пф! Он давно уже отстранился от дел и лишь наблюдает за нами, не вмешиваясь ни во что. Иначе разве было бы столько несправедливостей в мире, и зло разве царствовало бы повсюду?
- Я говорю то, что слышал от восходивших на гору и вернувшихся оттуда, - тихо ответил странник. - Быть может, ты и прав в своем убеждении, Но те люди возвращались и говорили открыто, что они получили ответы, или что их вопросы получили явное разрешение. Обычный человек не может ни заглянуть в будущее, ни решить все проблемы одновременно. Возможно, как судили некоторые, то не Творец общался с людьми, а некий бог, думающий, будто он - творец всего мира. Или даже если он и творец, то не всего мироздания, не владыка всего существующего, но лишь один из богов, которых множество, и этот мир, в котором мы живем, принадлежит ему... Всякий склонен верить в то, к чему лежит его душа. По вере твоей и получишь ответ. Я думаю так.
Одним из слушавших странника был Воиф, молодой человек двадцати двух лет от роду. Расспросив наедине седого путника, он загорелся идеей дойти до горы и задать Творцу вопрос, который волновал его уже третий год.
И сегодня при заходящем солнце он увидел вдали гору, вершина которой была скрыта в темных тучах. Вокруг горы расстилалась пустыня. День пути до нее, прикинул Воиф и расположился на ночлег почти у самой границы с пустыней.
Ночь была тиха и даже угрюма. Ни шорохи зверей, ни дуновение ветра не нарушали покоя.
Воиф, глядя на пляшущее пламя, еще раз воскресил в своей памяти те события, что сподвигли его проделать столь длительный путь...
Он, маленький ребенок, стоял у огня, завороженный его яркостью и теплом. Он уже было протянул руку, чтобы коснуться света, как его мать, увидев, в ужасе вскричала:
- Отойди немедленно! Не прикасайся!
- Почему? - он удивленно воззрился на нее.
- Тебя обожжет огонь, и ты умрешь.
- Я тебе не верю. Он такой красивый, приятный и теплый...
- Почему ты меня не слушаешь? - она подхватила его на руки и отнесла подальше от костра.
- Я хочу сам всё узнать, - он капризно надул губы и чуть не расплакался.
- Ты еще маленький, вот вырастешь, узнаешь.
- Я хочу сейчас! - захныкал он.
Весь вечер он проплакал, а намного позже услышал разговор двух паломников, что остановились в их деревне на ночлег. Первый из них, по имени Шедрат, рассказывал второму, Колшу, как Творец насадил для первых людей прекрасный сад, в котором поместил древо жизни, дающее бессмертие причащающимся от него, и древо познания добра и зла, открывающее глаза на зло, ибо добро, как бытие с Творцом, как путь к Нему, был уже известен первым людям.
- И они все-таки съели плоды с древа познания добра и зла? - Колш закрыл рот ладонью. - Я не знал эту историю.
- Не знал? - удивлению Шедрата не было предела. - Все ее знают. Ты что, первый раз совершаешь паломничество?
- Ну да... Я был очищен через погружение только полгода назад, и мы еще не прошли обучение.
- Ах, вот незадача... - Шедрат покачал головой. - Ну, слушай тогда. Человек, не съев плода познания добра и зла, не знал, что есть зло. Как ребенок, который еще не вошел по-настоящему в мир, верит в чудеса и доброту всех людей вокруг, так и первый человек верил, доверял Творцу, жил в добре. И в то же время в нем самом был заложен механизм восприятия всего в мире, в том числе и возможность восприятия зла: человек свободен, человек волен избирать путь как к Творцу, так и от Него. Однако первый человек поначалу не хотел идти против Бога.
- Потому что не знал такого пути? Потому что не был научен ему? - забросал вопросами своего наставника Колш.
- Пожалуй, что так. До поры до времени он должен был научаться в пути к Творцу, в укреплении в жизни с Ним и в Нем. И в определенный момент времени, когда его силы были бы крепки, когда знание о зле не отуманило бы, не одурманило бы, не соблазнило бы его, тогда Творец позволил бы человеку вкусить от древа познания добра и зла. Чтобы он, узнав всё на свете, стал бы как бог, подобным Истинному Творцу, ибо образ должен стать подобием только через развитие, и не избрал бы для себя пути во зле.
- Но ведь получается, что Творец что-то скрыл от человека, и тем самым как бы ограничил его свободу. Разве не так?
- Ограничивает ли свободу человека такое воспитание и такой постепенный процесс? - Шедрат многозначительно посмотрел на ученика и продолжил: Ограничивает ли ребенка воспитание родителей, научение навыкам жизни, приучение к добру родителями? Если родители говорят ребенку не совать руку в огонь (при этих словах Воиф вздрогнул и стал слушать еще внимательней), то не должен ли возразить ребенок: почему вы меня ограничиваете, почему не даете это сделать, почему вы по своей воле заставляете меня жить? И ответят ему родители: потому что ты не умеешь жить иначе. Потому что ты не знаешь, чем обернется твое действие, потому что ты не знаешь всех путей. Еще пока не знаешь, но узнаешь позднее. Почему родители так часто говорят: вырастешь и узнаешь? (Воиф чуть не вскрикнул. Шедрат говорил словно про него самого) Почему они не вываливают сразу на ребенка все пакости и мерзости этого мира? Почему не раскрывают перед ним похоть плоти, похоть взора и гордость сердца? Почему не дают ему смотреть на разврат и сцены убийства, курить дурманящие вещества и играть на деньги, ходить по тавернам и спускать деньги на распутных девиц? Кто дал им такое право?
Не в силу ли рождения (происхождения) от этих родителей, не в силу ли их старшинства ребенок признает за родителями право управлять им, воспитывать его? Да, он хочет вырасти и самому всем управлять. Так и будет. Но пока, до времени, ребенка нужно учить, воспитывать, прививать навыки жизни в обществе. Почему же ты говоришь тогда: эй, Творец, для чего ты закрыл перед первыми людьми знание обо всем на свете? Почему Ты не позволил им есть от этого плода, почему не развратил их сразу? Почему не вылил им на головы сразу все нечистоты мира? Почему не открыл им зло? Хотят ли родители, чтобы их ребенок попал в злую компанию, совершал насилие над людьми, пил вино неумеренно и курил дурман беспрерывно? Хотят ли, чтобы их любимое дитя ударилось в разврат и разнузданность?
- Зато этот ребенок живет по своей воле, зато он живет, как хочет, - пробормотал неуверенно Колш, но Шедрат услышал.
- А должен ли он так жить? А по-настоящему хочет ли он так жить, или он это делает в силу своей играющей крови, в силу своего невежества? Творец поступил точно так же. Он позволил первым людям съесть плоды... Или ты думаешь, что Он не знал? Человек был создан свободным существом... Он позволил им спрятаться от Себя... Хотя куда можно спрятаться от Творца? Только безумец ищет укрытия от всевидящего Его ока... Он изгнал их из сада, чтобы они жили самостоятельно. Как родители выставляют из дома детей, чтобы те сами добывали себе на жизнь. Творец, как и сердобольные родители, не оставил человечество, но это уже другая история.
Будь мы с тобой на месте первых людей, мы не хотели бы знать всё и сразу? Обо всем зле, обо всех гнусностях и злодеяниях в мире? Но мы не знали бы даже об их существовании, если б не ели плод. Я бы назвал это неведением, ибо мы даже не ведали бы, что что-то не знаем, в отличие от незнания, когда мы хотя бы представляем то, чего не знаем. И жили бы лучше и спокойнее, не так ли, или...? Задним числом мы понимаем, что без этого знания нам бы жилось куда как легче, но зло, как из какого-то ящика вырвавшееся, уже не загонишь назад, и уже не скажешь: как хорошо было бы, если бы его не было, как хорошо было бы жить в том саду, если б не это знание!
Мы хотим узнать то, что от нас скрыто, не думая даже, что это скрыто, во-первых, до времени, когда бы мы были способны "переварить" это знание и не поддаться его тлетворному влиянию, во-вторых, что оно скрыто для нашего же блага, для нашего же счастья. Как часто дети думают, что родители глупы и невежественны (что они понимают, эти предки!?), а родители желают блага своим детям, а родители знают (жизнь их уже потрепала), чем обернется то или иное событие.
Творец оградил людей от зла, но они так хотели влезть в него... Творец хотел научить людей прежде всего и единственно добру, чистому свету, который вполне может существовать без тени, а уже потом показать изнанку этого мира, однако так, чтобы люди ужаснулись лишь и не впали в грех... Но люди захотели всего и сразу, неподготовленные, ненаученные, необразованные...
Шедрат вздохнул и перевел дух. Немного отдышался и Воиф, затаивший дыхание и боявшийся пропустить хоть одно слово. Колш, чуть открыв рот, не сводил взгляда с наставника.
- Ах, как дети хотят срывать "запретные плоды"! - Шедрат, казалось, говорил уже о чем-то своем. - Родители же глупы и не понимают, что не нужно ограждать детей от бранных слов, от видения разврата и насилия, от всех гнусностей этого мира, дурных книг и прочей скверны! Нет-нет! Следовало бы объявить во всеуслышание: дети, впитывайте зло сразу! Ешьте зло горстями. Родители ведь не различают, что добро и что зло, они невежественны, они - стары в своем восприятии мира. Им неведомо, что составляет истинное счастье детей. Зато дети знают о своем счастье гораздо больше взрослых (побольше сладостей для начала, а что живот скрутит - так то враки взрослых!).
Человек не хочет учиться. Не хочет образовывать себя и совершенствоваться. Он хочет получить всё задаром и сразу. По мановению руки стать великим мудрецом и силачом, каких не видывал свет. Так и с плодом познания: хочется всё знать, не доверяя Творцу, хочется самому стать богом. Хочется плюнуть в Творца, обвинив Его в укрывательстве зла, в необъявлении зла человеку. Дескать, надо сразу, при создании человека вкладывать в свое творение познание добра и зла, чтобы человек сам разбирался, к чему лежит его душа... Но если не разобраться в добре, если не укрепиться в нем, как легко уйти во зло, в небытие, прочь от Творца, погружаясь в познание зла и уничтожая самого себя в нем! Во зле нельзя жить, в нем нет ни света, ни жизни. Хотят ли родители смерти своего ребенка, хотят ли они, чтобы он, удалившись от них, развратил себя и уничтожил? Именно от этого хотел оградить человека Творец - чтобы тот только тогда познал зло, когда у него был бы твердый дух и он мог воистину, по-настоящему взвесить оба пути и свободно, будучи не отягощенным соблазном, но выбирая истинно, избрать путь жизни... Или ты думаешь, чтобы познать оба варианта нужно и во зле "обваляться"? Или ты полагаешь, что для выбора нужно опробовать оба качества - и зло, и добро?..
Колш пожал плечами.
- Нет, лично я убежден, что лучше бы человеку и не знать вовсе о зле... Если б он продолжал возделывать сад, общаться с Творцом, познавая окружающий мир! Постепенно он бы возрастал в добре, укреплял свои силы и тогда, только тогда, узнал бы, что есть и другой путь - к гибели, к смерти, путь без Творца. Вроде бы соблазнительный, вроде бы полный удовольствий, но влекущий... от Творца, в бездну. Захотел бы человек идти им? Дорога - открыта. Выбрал бы он ее? Если так поступил бы, то не гневался бы тогда и не рыдал, когда обнаружил, что Творец позади, и нельзя не идти прочь от Него.
- Почему так? Почему Творец так устроил? - чуть не закричал Колш.
- Он - совершенное добро, - тихо отвечал Шедрат. - Он чистый свет без тьмы. Он не может творить зло, хотя вроде как Он всё может. Но зло - это предательство самого себя, это разделение, разрушение себя... Он устроил так, чтобы человек потрудился, чтобы приобрел знание самостоятельно, а не чтобы оно спустилось к нему сверху... Свет может существовать без тьмы. Может ли Он научить злу? Если Творец создал человека по любви, из любви, разве хочет Он его вечной смерти и небытия?
- Тогда как Он именовался бы Светом, если нет противоположности?
- Всему ли есть противоположность, и должно ли быть так? Если есть добро, должно ли быть зло? Если есть свет, должна ли быть тьма? Это наше понимание, наши слова в нашем, уже измененном мире, но за ними изначально может скрываться и иной смысл, не таящий в себе, не подразумевающий в себе противоположность. Добро может быть без зла, пусть оно тогда не называется добром, но суть его от этого не меняется. Итак, дело всего лишь в словах, но не в сущности вещей.
Человек захотел быть сам по себе, решив, что он самосущий. Что он возник сам собою, что причиной его бытия было небытие, а значит он появился сам из себя. Смотри, кто мы есть. Человек не желает никого слушать, полагая, что он сам умен, сам знает всё или еще узнает когда-то. Человек не любит никого, разве что тех, кто любит в ответ, и корысть с желанием комфорта называется любовью. Зачем Творец этому миру, когда мир можно объявить существующим вечно, пусть и видим мы, как он легко разрушаем, зато он так соблазнителен и приятен, так притягателен...Как огонь для ребенка, который не знает, что случится, едва его пальцы попадут в пламя...
Воиф не узнал, о чем говорили дальше паломники. Его схватила за ухо мать и отвела спать. Но разговор тот запомнился ему навсегда, и сейчас, сидя у костра, он чуть не протянул руку в огонь.
"Может ли быть мир без зла?" - вот что хотел спросить он у Творца. Обязано ли быть зло, если есть добро? Может ли человек быть только добрым, "чисто добрым", без примесей зла, или зло необходимо, зло обязано быть, и человек должен его знать? Может ли быть такое состояние жизни, такое бытие, в котором нет разрушения, нет слез, нет печали, нет насилия и обид? Паломники, часто проходящие мимо его деревни, верили, что после смерти они попадут в лучший мир, где не будет болезни, скорби, плача, горестных воздыханий, но будет бесконечная радостная жизнь с Творцом.
- Если б всё так было после смерти, - неожиданно для себя вслух сказал Воиф.
И в этот миг раздался шорох где-то позади него, и на свет, к костру, вышли два старца в длинных серых плащах. В руках они держали посохи, а на седые головы были водружены внушительных размеров чалмы. В один голос они воскликнули:
- Что же будет после смерти?
- Что? - изумился юноша. - Кто вы?
- Мы идем к святой горе, - сказал надтреснутым голосом один из старцев. - Меня зовут Теодол, а моего спутника - Виатор. Мы идем к Творцу всех, чтобы Он разрешил наш спор, ибо мы убеждены в различных состояниях после смерти... Увидев твой костер, мы не решались приблизиться, хотя изрядно продрогли, но вот ты сказал эти слова, и мы не могли не возопить, поскольку об этом, именно об этом мы спорим друг с другом.
- Что же, - Воиф, представившись, пригласил их садиться к костру, - расскажите мне, если мне позволено будет услышать, в чем же состоит ваш спор.
- Нет, - любезно ответил Виатор, - ты волен спрашивать, а мы с удовольствием поведаем тебе суть наших противоречий. Итак, как известно всем и каждому в этом мире, все умирают. Однако смерти не стоит бояться, потому что она приходит за каждым. Боятся разве что боли, если очевидно, что ее придется испытать перед смертью, боятся мучений, если таковые выпадают перед смертью, боятся страданий перед нею, боятся, что будет за нею, после нее. Но не стоит бояться ее саму, ибо она естественна... увы, увы... для этого мира она естественна. Никто, думается, не уверен, что в отличие от миллионов живших до него только он сумеет избежать смерти. Впрочем, кому не хочется жить вечно?!
Вопрос был риторическим. Воиф кивнул, а Теодол подхватил:
- Ты бы сам не хотел родиться снова? Одна жизнь слишком коротка, чтобы всё в ней успеть и понять. Только начал разбираться, что к чему - и вдруг ты уже мертв. Зато прожив две, три и более жизней, как-то уже начнешь понимать ее смысл...
- Кто-то умирает, не успев даже осознать себя, - прошептал Воиф. Его брат умер, не прожив и трех часов с момента рождения.
- Значит он в прошлой жизни всё узнал, и не хватало только маленького страдания, чтобы вырваться из цепочки перерождений, - усмехнулся Теодол.
- Стало быть, цель жизней - все-таки вырваться из очередных рождений, а не рождаться вновь и вновь, - улыбка чуть тронула губы Виатора. Старцы будто вспомнили каком-то, известном лишь им одним, споре. - А вырваться можно и за одну жизнь, или нет?.. Да и помнят ли все люди свои прошлые жизни? Разве что какие-то "избранные" говорят... Но что же - жизнь и законы ее не одинаковы для всех?.. Вот это было бы настоящим научением, если бы каждый помнил о прошлых жизнях и извлекал бы из них уроки, а так - что одна, что две, что три жизни, но ты не помнишь ни одну из них, и не знаешь, за что страдаешь, за что ты вновь вертишься в этой жизни, и не знаешь точно, что нужно сделать, чтобы вырваться из цепи. Ладно... Мы забыли о главном нашем споре. А эту полемику оставь Диффафу, это он верит в перерождения, а ты, Теодол, противостоишь ему, так ведь?
- Верно, - склонил голову второй старец. - Поговорим о воскресении мертвых...
- Именно, - кивнул Виатор. - Я убежден в следующем. Мы умираем, и наше тело разлагается, наша душа разлагается, распадаясь на духовную пыль, возвращаясь к Творцу. И в тот же миг - как бы уже в ином мире, в вечности - мы обретаем тела, мы предстаем перед Творцом на единственном и всеобщем суде и судимся по делам нашим. Мы как бы проносимся сквозь века и тысячелетия в тот день. Мы возрождаемся в другом времени в тот же, с позволения сказать, миг. Нет никакого промежутка между смертью и тем судом. Нет никакой бессмертной души, нет никаких испытаний души отдельно от всего человека, коим является совокупность, сочетание души и тела. Человек есть неразрывное соединение души и тела. Если отнять тело -душа не есть человек, если отнять душу - тело не есть человек. Если душа может самостоятельно существовать без тела, то зачем нам вообще телесный состав? И каким образом она мучается и стенает по учению некоторых, если она не обладает чувствами тела? Человек, умирая, распадается и в то же мгновение "собирается" на суде, пронзая время и пространство. Человек не исчезает, но на краткий миг он должен пережить распад, разлучение души и тела, чтобы перенестись в новый, отдаленный по времени мир - мир суда и последующего воздаяния. Иначе невозможно перенестись в то будущее, если не распасться на части. Те люди, которые доживут до времени суда, изменятся, преобразятся, им не нужна будет смерть, как разложение тела на долгое время и души на краткий миг, им не нужно будет перенесение через века и пространство, они уже будут в том времени, только пространство изменится - и под это новое пространство изменится тело, но не распадется душа. Я разделяю учение о молитвах умилостивления за упокоившиеся души. Да, признаю, что это необходимо для человека, так как по этим молитвам к Творцу становится ясно - любят ли этого человека до самого суда, просят ли за него и сколько людей просит... Однако эти молитвы возносятся во времени, но человек перескакивает через время и, приходя на суд, уже знает, молились ли о нем за весь тот период, через который он перенесся, который он и не заметил.
- Я верую иначе, - поспешил вставить свое слово Теодол и, обращаясь к оппоненту, спросил: А что Творец есть владыка живых, а не мертвых, ты слышал?
- Так это не противоречит сказанному, - парировал Виатор. - У Творца все живы, потому что смерть - это лишь возможность перенестись в будущее, сразу на суд. Те, кто верил в Творца, даже на суд не идут, но сразу в вечную жизнь переходят. В жизнь в новом теле.
- Помнишь ли ты притчу о богатом человеке и нищем? Это происходит до суда, верно? Помнишь ли ты, как богач мучается в аду, а нищий находится вместе с великим пророком? Где же всё это происходит? До суда, до новой жизни они живы и определены в места мучения и веселия.
- Почему? - вскинулся соперник. - Где сказано, что это происходит до суда? Где сказано, что это не то, обещанное Творцом Царство Его?
- А что говорит богач? Помнишь? Пошли, говорит, нищего в дом брата моего... Пусть он засвидетельствует... То есть пока богач мучается, его братья еще живут, суд еще не наступил, ибо богач спешит предупредить их, чтобы они не появились в сем месте мучения. На что пророк ему замечает, что у них есть пророческие тексты, Писание. Значит это всё происходит до суда...
- Что же скажешь о других текстах? О месте, где говорится, что дух уйдет в землю, и тогда же погибнут все его мысли? И о том месте, где говорится о единой участи людей и животных, и все идут в одно место - в прах!
- Кто говорит об этом? И в какое время? До каких событий, а?.. - Теодол махнул рукой. - Но что препираться о текстах Писания... Я скажу так. Я верую в то, что после смерти бессмертная душа, которую отрицает мой соперник, отлетает от тела. Эта душа предстает перед Творцом, и совершается суд над нею и только над нею. По решению Судии душа отправляется либо... я называю его преддверием Царства, настоящего истинного Царства, которое наступит после Второго суда... либо в преддверие мучительной бездны, огненного озера, куда будут брошены после Второго суда отвергшие бытие с Творцом в Его Царстве. Итак, есть некое кажущееся временное пространство между смертью человека и Вторым судом над ним. Те, кто оправдан на Первом суде, не могут быть осуждены на Втором, однако те, кто осужден на Первом, могут быть по молитвам за них, о коих уже упоминал Виатор, по милосердию Творца, быть оправданы. В этой вечности, назовем ее так, праведники ждут часа суда над всеми, грешники мучаются и ждут того же... Вспомни и иной текст, - вдруг повернулся к сопернику Теодол, - не вопиют ли праведники в белых одеждах перед Творцом о том, что Он не производит суд, о том, что Он еще терпит грех?
- А помнишь ли ты, что надлежит однажды лишь умереть, а потом состоится суд? Не сказано, что будет второй, но единственный! Ты же вводишь еще какие-то дополнительные места мучения и блаженства, какие-то вторые суды, апелляции... Да и как может тянуться время в вечности? Что, грешники и праведники зависят от времени в нашем мире - они там ждут (как вообще в вечности можно ждать?!), пока тут, во времени, состоится суд над всеми?
- Ты забываешь опыт тех людей, что умирали и возвращались сюда! Что видели они? Бессмертная душа существует, она может жить без тела!
- Ха! - возглас Виатора заставил чуть задремавшего Воифа вздрогнуть. - Что это доказывает? Мало ли что видят люди! Во снах я и то вижу больше. А какие образы порождает их ум перед смертью, так то одному Творцу известно! Рассказывают свои фантазии, а ты и веришь им!
- Я утверждаю, - Теодол поднялся и возвысился над костром, - что ничья участь еще не решена, что все души находятся только в предвкушении или в преддверии того, что их ожидает после Второго суда, что их наслаждения или мучения еще неполны, что они ждут, когда Творец решит взять этот мир и свернуть его, как свиток. Нам ли спрашивать, почему Он долготерпит? Может быть, будет еще множество праведных, но когда-то угаснет вера, и в день суда отыщет ли Творец веру в душах людских?
- Но от времени же, - Виатор тоже встал, - от времени зависят эти души! Как сочетается время и вечность, поясни мне! Как мучимые в вечности могут ждать? Как некие души могут просить Творца ускорить суд или отложить, когда это происходит в вечности, где времени нет?
- Вот Творец и рассудит нас, - с достоинством отвечал Теодол. - Вот зачем мы идем к Творцу, Воиф. Чтобы Он открыл нам: что же случается с человеком после смерти - сразу ли он идет на суд к Творцу, на всеобщий и единый суд, или же поначалу судится отдельно его душа, а потом, на Втором суде, уже окончательно решается его участь.
- Первый суд бессмысленен, - не преминул заметить Виатор. - Зачем он нужен, когда можно сразу, без всяких промежуточных пребываний, перейти к единому суду? И там уже определить: праведников - в Царство, грешников - в огонь!.. И это никак не противоречит ни учению о молитвах умилостивления, ни бессмертию человека...
- Противоречит! - Теодол сверкнул глазами. - Ты допускаешь, что на краткий миг, на какое-то время человек не существует! Ни души, ни тела - всё разлагается. Человек исчезает! Я же не допускаю даже мысли о том, что сознание человека хоть на секунду угасает!
- Моя версия не противоречит ничему, - запальчиво заявил соперник. - Если хочешь, человек не разлагается, но сразу переносится на суд...
- Да ну? - ответил ему ехидный голос. - А тело? Тело-то разлагается, тело-то уничтожается. Распад неизбежен. Как может перенестись человек сразу на всеобщий суд, когда его тело-то... разложилось, в земле? Вот если бы ты допустил существование бессмертной души, то тогда еще можно как-то предположить, что душа переносится сразу на суд, а тело... восстает на суд в свое время.
Виатор пожал плечами.
- Тогда теряется цельность человека...
- А при разложении всего существа человека не теряется?
- Творец помнит обо всех. В Нем Самом все живы.
- Душа разлагается и ждет своего времени... - Теодол опустился на землю и закрыл лицо руками. - Значит сейчас миллионов людей просто нет...
- Для нас их нет, - Виатор последовал его примеру, но лицо закрывать руками не стал. - Для них самих - это даже не мгновение, а просто смена обстановки вокруг. Будто моргнул - и всё изменилось. Моргнул - и ты на суде... А ты что думаешь, Воиф?
Юноша, позевывая, замер, прикрывая рот ладонью.
- Не хочется мне верить, что я... разложусь весь... пусть и на краткий миг, но исчезну...
- Вот! - удовлетворенно сказал Теодол. - Так и есть!..
Он устроился близ костра и, подложив под голову суму, закрыл глаза.
- Завтра всё выясним, - проворчал Виатор и улегся точно так же, как и Теодол.
С рассветом трое путников встали и, позавтракав своими припасами, отправились в дорогу. До горы, по прикидкам Воифа, было часов девять ходу. Старцы, словоохотливые вчера, молчали. Единственное, о чем они спросили у юноши, так это о его цели похода к Творцу. Тем самым они поспешили загладить проявленные ими прошедшим вечером невнимательность и даже эгоистичность. Воиф вкратце передал им содержание разговора, который сподвиг его на размышления.
- Я, пожалуй, согласился бы с наставником паломника, - по окончании рассказа Виатор решил поделиться своими мыслями. - Это сегодня нам, знающим о зле, трудно представить и понять, как можно жить в мире без зла, как можно не знать зло и не совершать его. Незнание о зле не есть ущербность людей. Наоборот, засорение мозга информацией, которая ему не нужна, растление тела действиями, которые не ведут к его благу, к процветанию души, - вот это ущербно для людей. И он прав в том, что Творец ничего не скрывал и не утаивал от человека, как родитель ничего не скрывает и не утаивает от ребенка, ничего из того, что было бы полезно, что служит ко благу, что укрепляет в добре ребенка. Знание о зле для тех, кто не научен рассуждению, трезвости мысли и крепости сил, гибельно и пагубно. Родители, как и Творец, не спешат ввести ребенка в мир чувственных удовольствий, разврата и насилия. Родители стремятся оградить ребенка до поры до времени от зла... Плохо ли это желать добра своему ребенку? Да, он всё равно узнает о зле, да, он все равно войдет в этот мир, и никак не оградить его от тлена мира. Однако в первоначальном бытии человека это было возможно, и человек, не зная о зле, мог довериться Творцу и сказать себе: я дождусь того времени, когда Он разрешит мне вкусить плод, когда Он разрешит мне познать всё. И человек не сделал бы эгоистический шаг, он не предал бы доверие Творца к нему (потому что древо было доступно, и запрет лишь содержался в словах, в договоре, в уговоре с Творцом). Но человек захотел раньше узнать то, к чему он не был готов.
Некоторое время они шли молча. Потом Теодол, словно беседуя сам с собой, сказал:
- Ты, Воиф, привел слова странника о сомнениях в единственности Творца, и я вспомнил об одном паломнике, который обошел, наверно, все значимые святые места. Его мучал один-единственный вопрос: Тот Творец, что открылся нам, Тот, что, как мы верим, говорил через пророков, - Он действительно единственный, Он действительно Творец всего-всего, или Он - лишь Творец нашего мира, и только в нем Он полновластный хозяин, но не во всем пространстве, не за гранью этого, нашего мира? Этот паломник боялся, что он верит не в Творца всех, не в истинного Создателя и не в Того, из Которого всё, но в одного из... в некоего бога, мнящего себя творцом всего, в ложного "всетворца", убежденного в своей единственности или желающего уверить в том нас, верующих в него. Страх терзал его всю жизнь. Он не мог успокоиться, не мог найти достаточных доказательств ни в Писании, ни в своей душе. Он посещал святые места, чтобы, как он надеялся, там ощутить истину, понять для самого себя единственность Творца...
- И чем всё закончилось? - спросил Воиф, когда старец ненадолго остановился, прервав свою речь.
- Я говорил с ним. Он хотел, чтобы я убедил его, но такое знание открывается только верою и дается только верующему. Как я могу доказать, обосновать ему, что Творец не только создатель нашего мира, но и других миров? Для того, чтобы опытно исследовать это, нужно перебрать все миры, если таковые имеются, нужно посетить их и точно узнать, что их тоже создал Тот Самый Творец. Ибо если Писание не убеждает его, если сердце не открывает ему эту истину, то что я могу сделать своим ничтожным словом? На любой мой ответ он может сказать: нет, Творец властен над всем в нашем мире, но есть иные миры, где Он не властен. Он старается нас убедить в своей единственности, но как знать, быть может, есть иные творцы других миров. Быть может, каждому из них отдан отдельный мир, в котором он считается единым, единственным...
- А где начало всего? - вставил Виатор. - Кто создал этих творцов, кто дал им миры? В каком пространстве находятся они сами и их миры? Должен быть Создатель всего...
- Он может отстраниться от дел, - возразил Теодол в полемическом запале. - Он может позволить действовать другим творцам, а Самому пребывать в покое. Как знать - может быть, Он создал все миры, потом почил от своих дел, отдав миры своим "сыновьям"...
- Вот ты и докатился до ереси, - не преминул заметить Виатор.
- Не я, а тот человек... Я намекнул ему на то, что он подозревает Творца в лукавстве. Ведь если Творец обманывает нас сознательно, то Он - лжец. На что я получил ответ, что творец может заблуждаться, что он может быть уверенным сам для себя, будто он единственный, однако же над ним, выше его, не видимым и не осознаваемым им находится другой, высший творец, демиург. Наш творец, продолжал говорить сомневающийся, убежден, что он настоящий, истинный и единственный, однако это совсем неочевидно... Я махнул рукой на него. Если уж Творцу неведомо о Его единственности, если уж Творец, в таком случае, не является всеведущим (не только в рамках нашего мира), то что тогда говорить о человеке, который не доверяет ни Творцу (пусть и добросовестно заблуждающемуся), ни некоему демиургу, который невесть почему прячется от всех творцов, невесть по какой причине отстранившийся от дел и невесть отчего не желающий и знать свои творения... Так можно дойти до абсурда, ведь мы никогда не сможем точно и определенно сказать ни об одном творце, что он есть Творец всего, потому что тут же можем усомниться в его компетентности и всезнании. Всегда, получается, за фигурой любого творца будет маячить тень вышестоящего... И так до бесконечности... Я верю в Творца, как нашего Отца и Любовь, заявил я тому человеку, на что он (он, обошедший все святые места!) усмехнулся и сказал, что любовь творца несовершенна, потому что несовершенен он сам. Если есть кто-то выше, стало быть, есть кто-то лучше и совершеннее...
- Разве может называться любовью тот, кто скрывается и не желает объявиться любимым? - Виатор приложил руку козырьком ко лбу и посмотрел на гору. - Пусть этот демиург хотя бы покажется, объявит о себе, а то прятаться и молчать - как-то не к лицу творцу всего на свете...
- Он не столь тщеславен, как наш Творец, так мне ехидно заметил тот человек, - Теодол отпил из бурдюка, который нес с собой, немного воды. - В общем, этот человек дошел не просто до недоверия Творцу, но и... перешел к прямым обвинениям и упрекам. Мол, пусть творец задумается: один он или нет, вот человек, его творение, сам ему намекает, дает ему эту мысль... Смешно? - Воиф не сдержал смешка. - Да, этот человек сам возгордился, решил, что он умнее Творца, раз додумался до такой мысли... Я сказал ему, что пусть даже (ох, крамольная идея!) Творец не творец всего, но Он обещает нам единение с Ним, Он есть Любовь, Он любит нас, и я лучше буду с Его любовью, которую чувствую и которую знаю, чем буду с каким-то неведомым, спрятанным демиургом, непонятно каким, от которого неясно, что можно ждать...
Неожиданно, по прошествии четверти пути, им навстречу показался странник. Он брел от горы и тихо что-то бормотал себе под нос. Одет мужчина был в лохмотья. Жилистой, черной от загара рукой он сжимал посох, длинные до лопаток волосы были заплетены в косу. Он прошел бы мимо них, даже не обратив внимания, если б его не окликнули.
- Эй, добрый путник! - обратился к нему Теодол. - Побывали ли вы на вершине?
Ответом ему был хриплый смех. Из-под густых черных бровей блеснули два уголька.
- Побывал... - мужчина не сделал и шага в их сторону. Он стоял боком к старцам и юноше и, едва удостоив их взглядом, повернул голову в сторону. - Я задал Ему вопрос: что есть наивысшая цель в жизни, к чему единственно стоит стремиться... И Он сказал: ко Мне. Творец есть цель... И я понял одну простую вещь тогда: все люди, все-все, до единого, я уверен в этом, - он вновь хрипло рассмеялся, - все-все... Все только пользуются Творцом, для всех Он - лишь средство. Для получения здоровья, денег, славы, избавления от бед и прочего. Для чего люди ходят в храмы? Чтобы договориться о лучшей для себя доле с Творцом. Чтобы всё было хорошо в жизни, никто не болел... Для всех Творец не цель... Кто стремится к Нему, кто живет Им и ради Него? Все хотят только что-то получить от Него, какое-то благо для себя... Жалкие потребители... И те, кто верит во множество богов, - что они хотят от них? Разве соединения с ними, разве боги - это их цель? Нет, они хотят стать равными им, они сами хотят стать богами, чтобы попрать бывших богов. Они используют магию, чтобы принудить богов совершать нужные людям действия. Вот где воистину открывается душа человека: использовать богов для собственных целей, боги - это лишь средство для достижения человеком собственного "величия"... И открылась мне другая, сходная с пришедшей ранее мыслью, вещь: Сам Творец воспринимает людей не как средство, но как цель... Если боги вынуждены мириться с людьми, использовать их самих как любовников, как инструменты для удовлетворения собственных амбиций, то Творец... не играет с людьми. Для Него люди - дети, любимые дети, которых нужно привести ко благу. Для Творца цель - счастье каждого человека... О, если б я знал это раньше!.. Я-то думал, что я сам знаю, что такое счастье для меня... Но разве я, отягченный грехом и обремененный всяческими язвами в уме, могу понять, что доставит мне истинное счастье, что не утянет меня на дно мироздания и что не убьет меня... Если б я мог доверять Творцу...
И не говоря больше ни слова, он отправился дальше. Теодол молча переглянулся с Виатором, и троица двинулась в путь.
На пути к горе им встретились еще три человека, однако те предпочли молчание и, будто не видя Воифа и старцев, прошли мимо. Юноша заметил также несколько групп людей, которые шли в другую сторону. Гора располагалась почти в самом центре пустыни, протяженность которой из конца в конец составляла примерно два дня неспешного шага.
Почти у самого подножия путники увидели оазис, окруженный пальмами. Близ небольшого озерца стоял каменный дом, из которого навстречу приближающимся людям вышел старик. Единственной его одеждой был кусок белой ткани, обернутый вокруг бедер. Седая борода достигала пояса, но босые ноги твердо стояли на горячем песке.
- Проходите, проходите! - вскричал он, кланяясь Воифу и его спутникам до земли. - Пожалуйте под мой кров, переночуйте, чтобы завтра выступить назад...
- Назад? - Виатор вздернул вверх кустистые брови. - Мы идем к горе, старче.
- На вершину вам дороги нет, - ласково посмотрел на него и на остальных житель оазиса. - Если пойдете, то упретесь в невидимую стену, которая не пустит вас дальше. Хотите попробовать - воля ваша, но если известен итог, зачем пытаться?
- Откуда ты это знаешь? - недоверчиво воззрился на него Теодол. - Кто ты?
- Меня зовут Фот. Пожалуйте сначала в дом, - старик снова поклонился до земли и повернулся лицом к своему жилищу. Они последовали за ним. За входной дверью была комнатка, из которой вправо и влево вели две другие двери. "Для гостей и для меня", - пояснил Фот и пригласил всех в гостевую часть дома, скромно меблированную, но чистую и прохладную. Гости заняли деревянные стулья, а хозяин присел на лавку. - Я живу при горе, и все направляющиеся к ней не минуют ни меня, ни моего названного брата - Агафокла. Он живет на той стороне горы. Творец - да будет милость Его на нас всегда - открывает нам Свою волю о тех путниках, которые уже получили ответы на свои вопросы... Им незачем подниматься вверх, ибо их вопрос не требует ответа от Самого Творца...
- Стало быть, на наши вопросы мы уже получили ответы? - в голосе Виатора послышался сарказм. - Вот только когда? Еще сегодня, в дороге, мы спорили с Теодолом...
- Вы знаете, что такое вечность? - вдруг спросил его Фот.
- Нет. Откуда...
- Если вы не знаете, то как вы можете говорить о том, есть ли в ней время? Время в нашем мире отнимает у нас минуты жизни, убивает наших родных, убивает и самих нас. В нашем мире время - это убийца, жестокий и безжалостный. Однако отчего вы решили, что времени, не такого, как в нашем мире, не будет там, где Творец? У Творца все живы, и в саду Его множество мест, где находятся самые разные люди... Там время никого не убивает, потому что там Царство Творца, Который не допускает совершиться уничтожению, какому-либо ущербу или печали...
- То есть там есть время? - уточнил Виатор. - Однако наш спор был несколько об ином...
- Всегда ли можно выбрать один вариант из предложенных? - старец весело подмигнул Теодолу. - Или можно дать ответ, не укладывающийся ни в один из предполагаемых?.. Вы хотите спросить Творца - может ли Он прервать процесс жизни человека хотя бы на секунду?..
- Здесь дело вот в чем, - Теодол счел, что Фот обращается к нему с вопросом. - Виатор, мой друг, уверен, что бессмертной души нет, что человек переносится после смерти сразу на суд и там восстанавливается в своем теле. Я же уверен, что есть бессмертная душа, которая покидает тело после смерти. Разумеется, она не есть полноценный человек, поэтому и те блаженства, если человек жил праведно, не могут доставить ей той духовной радости, что предназначена всему целому человеку. Виатор, кажется, даже согласился с тем, что человек состоит из души и тела, но что после смерти есть какой-то промежуток... какое-то преддверие мучений или блаженства - с этим он никак не может согласиться.
- Что же вдунул при сотворении человека Творец в прах? - Фот приложил раскрытую ладонь ко рту и дунул. - Стал человек живой душой... Прах стал человеком. Тело могло существовать и до человека, как животное. Тело могло жить животною душою... Но Творец захотел выделить для себя одно существо, одно творение, которое хоть и похоже на всё в этом мире, ибо всё в этом мире несет некую схожесть, как бы отпечаток Творца, однако отлично от всего животного, растительного своей душой, или лучше сказать - духом... Духом обращения к Творцу, духом разумения, духом постижения себя и осознавания себя, духом знания о себе, в том числе и знания смертного... Итак, если в человеке есть дыхание Творца, то куда оно движется после смерти тела? Может ли дыхание Творца умереть, исчезнуть хотя бы на миг? Может ли дух, данный Творцом, раствориться в земле или испариться, растаяв в воздухе? Дух идет к Творцу, возвращается в землю свою, как говорит Писание. Где его земля? Где земля духа? Там, у Творца... Да, и писал человек эти слова еще до известных событий, изменивших всё понимание посмертной участи, изменивших всю жизнь людей как живших до нас, так и нас самих, и наших потомков... Душа рвется ко Творцу, но на ней лежит груз грехов, наслоений, впечатлений, страстей, которые впитываются в душу, становясь ее частью, ею самой. Может ли принять ее Творец в таком виде? Может ли Он допустить ее к Себе в таком состоянии? Такой ли Он вдыхал ее в человека? Не надлежит ли очистить душу?.. Творец может сделать это, если сие не повредит самой душе, если душа после очищения Творцом не изменится так, что она уже не будет нести в себе черты человека. А если она не будет соответствовать новому обновленному телу, если она не сможет быть самой собой, как бы не сможет встроиться в новое, предназначенное для вечной жизни тело, потому что ее "скрепы" не подходят к "механизмам" тела, то чем же она будет?.. Итак, если душа способна подвергнуться очищению, если это не будет ущербно, пагубно для нее самой, для ее бытия, то она, чистая, войдет в обители Творца. Если же нет, если грех впитался в нее так, что не отделить душу и грех, не убив души, то Творец премудро дает душе бытие вне Его Самого...
- Так есть или нет временной разрыв между смертью и судом? - воскликнул Виатор.
- Для Творца, а следовательно и для того мира, в котором Он пребывает и куда Он селит своих возлюбленных чад, один день может быть как сто и более лет, так и сто лет могут быть как один день... Можно ли сказать достоверно и точно, сколько времени в нашем мире и в том мире прошло с момента смерти конкретного человека до времени суда?
- Всё ясно, - Теодол не мог скрыть разочарования. - Четкого ответа нет... Выходит, мы оба правы?
- Вы хотите получить ответ на вопрос, который не может быть разрешен в этом мире... Из нашего мира можно уйти в другой, пробыть там минуту и вернуться в наш мир, в котором за этот "промежуток" пройдет сто лет... Нет строгой и прямой зависимости времен. Стоит помнить главное: у Творца все живы, никто не исчезает ни на миг. Здесь на земле мы говорим о человеке, когда он без сознания, а время движется, что он ничего не чувствует, да и он сам, очнувшись, не понимает, сколько времени прошло... Но он, тем не менее, жив, хотя и не осознает себя в это время. Но его душа в нем, хотя кажется, что он безжизнен. Можем ли мы в таком случае понять соотношение времен? Творец дает жизнь этому миру, пока еще есть в нем праведные, пока еще появляются в нем те, кто способен попасть к Нему, пойти к Нему...
- В общем, ты немного был неправ, Виатор, - Теодол самодовольно улыбнулся. - Душа есть, душа живет после смерти тела... А что до времени суда... Видно, каждому свое: кто-то сразу попадает на суд, а кто-то судится первый и второй раз...
- И все же, - его друг с сомнением покачал головой, - почему Творец не допустил нас к себе...
- Может быть, потому, чтобы не было между вами раздоров и торжества одного над другим? - эта мысль внезапно осенила Воифа. - Вы каждый по-своему правы, и невозможно отдавать первенство кому-то одному... К тому же, внеся ясность, Творец бы закрыл пространство для свободной мысли людей и веры, для доверия и надежды...
- Юноша прав, - Фот склонил голову в сторону Воифа. - Вас двое, и вы друзья, вы можете поддержать друг друга, дать ответы и помочь друг другу в познании истины... Ваш вопрос, кроме того, не касается сути вашей жизни, не затрагивает само ее существо. Вы вполне спокойно можете прожить свою жизнь, так и не узнав точно и достоверно ответа на него. Для многих же, приходящих сюда, волнующие их вопросы есть вопросы их жизни или смерти. Это вопросы их личного существования, а не философские или теологические споры.