Кинуль Марина Валерьевна. Гусеничка

Гусеничка

редактор: er_tar

На конкурс "Лабиринты историй"

Драгоценной сестре - Юлии

Очень многие истории начинаются с того, как герой-бедолага открывает глаза.

Почему бедолага? Подумайте сами, чего хорошего может ждать счастливчика, который умудрился влипнуть в историю? При этом он иной раз не знает даже своего имени и уж, тем более, какие события накануне привели его в лужу под окнами незнакомого дома. Или в больничную палату.

Или в стеклянный гроб.

Но наша сказка про другое. К тому же, герой в курсе, как его звать, но вчерашнего дня упомнить уж не в силах. И вовсе не потому, что память отшибло -- напротив, он бы даже и не отказался, если бы память сделалась вполовину слабее. Непонятно о чем мы? К сожалению, это ненадолго, вот увидите.

А тем временем герой обводит мутным взглядом плывущие хоромы вокруг: полутьма, дверь закрыта, накрытого стола по случаю его пробуждения нет. Пытается шевелиться, но сразу получает дозу такой боли, что ни словами описать, ни криком. Естественно, он замирает, а кто бы не замер? Вслушивается, насколько может, а может он совсем немного... Никто не возопил от радости, когда герой открыл глаза, никто не зашушукался в углу, а значит -- в хоромах он один, и осталось только дождаться, пока придут его палачи.

Конечно, палачи! Как же иначе?!

Потому герой крепко зажмуривается и еще крепче думает, как дать деру, пока он один, но ничего толкового сообразить не может.

И вот тут деревянная дверь со скрипом открывается...

***

Нам бы очень хотелось сказать, что ситуация вокруг бедолаги могла бы сложиться куда менее безнадежная, если бы не братья Фейны (будь они неладны!) и тот злосчастный костюм. Ну и профессор, конечно, повлиял на ситуацию, когда на студенческом конкурсе предпочел изделию практичному изделие красивое.

А дело вот в чем: костюм -- тыквоголовое создание, такое новаторское и нужное -- выглядел, мягко говоря, непрезентабельно. Конечно, это не умоляло его достоинств, но после оглашения результатов у молодого изобретателя Орри начались зудящие боли в области мозга.

-- Но профессор, -- заявил он ледяным тоном после того, как грамота за первое место отошла двум недоученым -- братьям Фейн. Их позолоченный аэроплан с резьбой на крыльях был точной копией изобретенного недавно летательного аппарата и ничего нового в себе не нес.

-- Ювелирная работа! -- профессор вытирал слезы умиления.

Орри вспыхнул и хотел было заявить, что сборка принципиально нового фильтра в скафандре костюма -- тоже ювелирная работа, тем более, делал он это вручную, без всех этих новомодных приспособлений, которые то и дело мелькают в руках и карманах братьев Фейн. Им родители многое позволяют. Профессор похлопал его по плечу и предложил тщательнее готовиться к осенней выставке.

-- Собственно, -- объявил он студентам, -- это и будет ваше задание на лето. Надеюсь, вы проведете каникулы не только в праздном веселье, но и потратите данное вам время с пользой для ума и рук. Не смотрите на меня волком, мистер Орри. Решение о победителе было принято коллегиально. Вам же коллегия настоятельно советует следить за внешним видом ваших... изделий. Или... выпрямить руки, это уж зависит, что вы сочтете менее затруднительным.

-- Я механик, а не декоратор, -- проворчал Орри.

В целом, Бенджамин Орри был похож на свое изделие. Такой же нескладный и встрепанный. Строгий учебный костюм сидел на нем с утра идеально, но уже к полудню перекручивался самым затейливым образом. На благородном лице, увенчанном печатью аристократии, то и дело появлялись чернильные пятна, а волосы, отросшие за время учебы до плеч, свисали беспорядочными сосульками. Но девушки все равно считали его милым. Он, правда, об этом не знал.

Зато милым его не считали молодые люди.

В особенности однокурсники.

В особенности братья Фейн.

Как только профессура удалилась из актового зала в столовую отмечать окончание года, как двое низкорослых хорьков из рода Фейн заскользили меж коробок к Орри, обуреваемому самыми неприятными чувствами.

-- Не отчаивайся, Бенни! -- они ободрительно тормошили его, зубоскаля за спиной. -- Вот наступит осень, и ты нас всех безмерно удивишь, мы даже не сомневаемся!

-- А и удивлю! -- Орри вдруг почувствовал, как от напряжения заскрипели зубы.

-- Да у нас у всех челюсти поотвисают! -- сказал Тони.

-- Бесспорно! -- откликнулся Энди.

-- Или все же спорно? -- сказал Тони.

-- Я бы даже сказал, что скорее спорно, чем наоборот!

Каким-то далеким отделом мозга Орри понимал, что ему просто жизненно необходимо посоветовать братьям Фейн следовать своей дорогой, но вокруг уже собрался весь курс, и курс этот лыбился, шутил и чего-то ждал.

-- Есть у меня пара задумок... -- загадочно начал Орри. -- Так что к осенней выставке я принесу такую штуку, что все закачаются!

-- Да ну?! Ты так в этом уверен?

-- Клянусь чем захочешь.

-- Даже штативом? -- вкрадчиво спросил Тони и протянул руку Орри. -- Твой штатив против нашего набора, что ты не получишь первое место осенью.

В штативе заключалась вся жизнь Орри, но он уже достаточно плохо соображал, чтобы хватился за вражью руку, как за соломинку. Кто-то из молодых людей под одобрительные крики разбил их, и Энди с Тони заранее начали поздравлять друг друга.

Студенты, у которых на горизонте маячит отмечание такого грандиозного события, как финальная выставка, собираются очень быстро, так что Орри даже не заметил, куда рассосалась толпа: он стоял один посреди разгромленного кабинета с разбросанными стендами, обрывками плакатов и запыленными полотнами на полу. В голове молодой изобретатель прокручивал последние пять минут, соображая, что все же произошло.

До окончания умопомрачительного проекта оставалось пара месяцев.

***

На время каникул Орри с загруженной тяжкими думами головой отправился в отчий дом. Жил он в невысокой башне, как самый настоящий отшельник, окруженный приятными штуками, коробками с полезностями, несгораемым шкафом с пробирками и колбами, одной кроватью и стареньким комодом в темном углу.

Первую неделю он предавался радостному творческому забвению. Отодвинув в сторону незаконченные домашние проекты, уложив на единственный стул тыквоголовый костюм, он завалился на кровать прямо в обуви -- в мозгу кружили чертежи и наброски гениальных идей. Первые два дня он вдохновенно набрасывал зарисовки, а на третий вдруг понял -- это ни к черту не годится. Ни одна из его гениальных идей не кричала, мол, она настолько потрясающа, что бесспорно одержит победу. А на четвертые сутки он вдруг понял - ни одно из них в конечном итоге не будет выглядеть опрятно. Если он хочет покорить профессуру -- не только механиков, но и художников -- ему придется ковать задумку из золота и инкрустировать бриллиантами. Орри злился -- ведь он механик, его изделия должны приносить пользу, а не сверкать на каминной полке. Что-то одно -- либо ты гениальный художник, либо гениальный инженер. В какой-то чаше будет меньше таланта. В академии это никак не хотели понять.

Промучившись еще пару дней, Бенджамин понял -- его проблему может решить только исходный материал -- он изначально должен быть прекрасен. Например, поделочный камень... самооткрывающаяся шкатулка. Пусть кто-нибудь предоставит ему шкатулку из натурального камня, кварца или лазурита...

-- Как банально! -- Орри стукнулся лбом о столешницу.

Вошедшая служанка Адель вскрикнула, то ли от неожиданности, то ли от подлинной трагичности зрелища. Поднос с завтраком чуть не выпал из тонких бледных рук. Бенджамин вздрогнул -- Адель стучалась, но он, как всегда, не услышал ее робких попыток нашуметь.

-- Завтрак, господин, -- голос у Адель был тонкий, щеки красные.

-- Ставь и ступай.

Она подошла, чтобы водрузить поднос на стол, рядом с бумагами и чернильницей.

-- Не сюда! -- сказал Орри. -- Я работаю, не видишь? Ставь на кровать.

Спустя неделю самозаточения Бенджамин Орри впал в черную депрессию. Он не выходил к родителям, не общался с друзьями и вообще старался не покидать башню в попытках найти действительно стоящий проект, который он мог бы собрать из своего неширокого инструментария -- штатива. Но и тот, словно предчувствуя победу конкурентов, начал отдаляться от хозяина.

Прошло еще несколько дней, прежде чем ситуацию изменил последний настоящий друг Бенджамина Орри -- тыквоголовый костюм с принципиально новыми фильтрами.

***

Единственные соседи, к которым Орри питал трепетное уважение -- чета Пал, полноватые, добродушные, похожие друг на друга, как брат с сестрой. Он не чурался их, хотя стремился избегать всего, связанного с землей и сорняками. Мистер и миссис Пал были заядлыми фермерами и прислугу не держали, считались простоватыми, даже грубоватыми людьми.

На вторую неделю каникул миссис Пал мягким басом воззвала к нему прямо со двора. Орри живо представил, как матушка в гостиной на первом этаже сморщила нос от неудовольствия. Бенджамин высунулся в арочное окно под крышей.

-- Господин Орри, как я рада, что вы дома! -- воскликнула соседка, хлопнув себя по внушительным бокам -- так она иллюстрировала упомянутую радость.

Бенджамин осведомился, что понадобилось соседке в столь... (он глянул на самодельный будильник) ...полуденный час.

-- В яблочной роще бушуют стрекозы! -- пожаловалась миссис Пал.

-- Я не силен в зоологии, -- отозвался Орри. -- Но что-то мне подсказывает, будто стрекозы предпочитают бушевать около воды.

-- В том и дело, господин Орри! В том и дело! Мистер Пал говорит, это могут быть только ядовитые стрекозы! Огромные ядовитые стрекозы! Вы такой изобретательный молодой человек, мистер Орри, я слышала, у вас есть костюм...

Молодой изобретатель стыдился своего изобретения, но и упускать шанса покрасоваться тоже не желал. Если уж драгоценную соседку изводят опасные твари, он вполне может доказать свою состоятельность не только в теории, но и на практике. Говоря проще -- оказаться полезным где-то кроме рабочего кабинета и собственных фантазий.

Он прихватил с собой шлем и комбинезон, сунул в карман распылитель с ядом, после чего впервые за каникулы спустился вниз. Миссис Пал предоставила ему беседку для облачения. Оттуда Орри вышел в светло-бежевом мешковатом костюме с белой тыквой на голове. В руках у него сверкал стеклянными боками заряженный распылитель. Место предстоящей битвы миссис Пал указала издали, робко выглядывая из-за плеча мужа. Тот дымил трубкой в бороду -- мистеру Палу не терпелось поглядеть костюм в действии, Орри не терпелось показать, какой полезный костюм он изобрел.

Но уже на середине пути он вдруг понял, в чем заключались претензии профессуры к его годовой работе. Неудобные одежды цеплялись за кустарники, а тяжелая обувь мешала ровно идти. Нет, он точно обо что-нибудь споткнется и упадет! И это будет самое глупое падение в истории Дарвилля!

Он сделал несколько шагов к зеленеющему ореолу яблонь, прислушался -- где-то в глубине действительно гудели крылья. Большие прозрачные крылья, чей шум способен пробиться через стенки скафандра. Пару раз Бенджамин видел ядовитых стрекоз -- насекомых с ярким красным рисунком, размером с ладонь, а иногда и больше. Видел и укусы -- воспаленные, темнеющие порой до синевы.

Но тут крылатых тварей должно быть не меньше сотни. Орри ясно представил, как падает на землю, в густую траву соседского сада, как шлем слетает с головы, и озверевший улей кидается на беззащитного человека.

"Меня приставят к премии. Посмертно", -- холодея, подумал Орри.

Его окружил тенистый сад. Укромный яблочный уголок встретил его приветливо, хоть и с беспокойным гулом в кустах и кронах. Враг не желал себя обнаруживать, он таился в воздухе. Орри выставил перед собой распылитель, который смастерил из матушкиных духов и отцовской ромовой бутыли. Неуклюжий, одетый в комбинезон палец придавил курок, но жать не спешил -- была бы бутыль чуть больше, можно было бы стрелять не глядя, но удержать такой пузырь даже голыми руками сложно.

Пока Орри прикидывал оптимальный объем бутыли, сбоку мелькнуло увесистое насекомое. Оно сверкнуло крыльями в пронизывающих лучах и чуть не влепилось в шлем изобретателя. Молодой человек жалобно вскрикнул, заваливаясь набок, руки замельтешили в воздухе, пытаясь ухватиться за ветви, бутыль упала в траву. Вслед за ней понеслось тело. Орри все же удалось схватить ветку, но та обломилась, переворошив всю яблоню. Настороженный вой взорвался и словно рухнул серой тучей на распростертого Орри. Единственное, что он успел подумать, прежде чем град из фруктов посыпался на него: "Шлем не слетел! Какое счастье!", и тут же пришлось прикрываться руками от яблок и почему-то камней.

Пара из них врезалась в шлем, тот жалобно треснул, до смерти перепугав Орри. Пожалуй, именно это заставило его нащупать в траве распылитель. Но первая доза паралитического яда струей полилась на шлем -- в панике и спешке он повернул оружие дулом к себе. В итоге обзор заплыл окончательно.

Дрыгаясь и ругаясь, Орри палил вслепую -- фонтанировал вверх, потом вверх и вбок, потом вверх и в другой бок, пока, наконец, не понял, что жужжание стихло. Бутыль к той эпической секунде знатно полегчала. Ослепленный и безоружный боец затих, вслушиваясь.

-- Господин Орри! -- донеслось до него. -- С вами все в порядке?

Он хотел ответить в том ключе, что да, мол, лучше не бывает, но яд уже начал просачиваться сквозь трещины, и Орри зашелся кашлем. Шлем он срывал в надежде, что удушливая отрава в воздухе уже развеялась. Бенджамин сдернул тыкву, задержал дыхание и намеревался уже ползти прочь, как взгляд его приковало странное явление в паре метров от поля боя. Явление занимало низенький пенек в обрамлении яркой травы.

Кажется, то была непомерно большая белая гусеница с красными пятнами и...

-- Не может быть!

-- Господин Орри?

Молодой изобретатель мотнул головой, чтобы убедиться в нереальности увиденного. Но нет -- Орри открыл глаза и снова увидел на пеньке огромную гусеницу с красными пятнами и длинной рыжей бородой. От изумления он забыл, что с отравленной территории следует ретироваться как можно быстрее. Он подполз на коленях к находке -- гусеница конвульсивно дернулась, чуть повернула голову, и изумленному Орри явилось маленькое лицо с длинным носом. То, что привиделось бородой, на самом деле было волосами, подобно тем, что растут на головах у людей.

Гусеничка на пне была непростительно похожа на человека! Но она была бы похожа еще больше, имей она какие-либо конечности. У гусенички имелась только запрокинутая голова, а там, где когда-то росли руки-ноги, теперь цвели красные пятна -- очевидно, тело перевязали тончайшими бинтами из неизвестного материала, но кровь все едино просачивалась. Крохотный человечек лежал на прозрачных стрекозиных крыльях и признаков сознания не проявлял. Ошарашенный Бенджамин не сразу догадался, кто перед ним, а когда догадался, вид его сделался вороватым.

-- Господин Орри!

-- Все в порядке! В порядке! -- уже не скрывая раздражения, выкрикнул он через плечо.

Кажется, перед ним лежал без рук, ног и сознания самый что ни на есть настоящий цветочный эльф. Но что он делает здесь, на соседском пне, да еще в таком нерадужном виде?

Краем глаза Орри заметил, что хозяин с хозяйкой спешат по тропинке в яблочную рощу.

-- Этого не хватало! -- сам себе сказал Орри и, недолго раздумывая, сунул находку в шлем.

Мистеру и миссис Пал он доложил об успешном окончании миссии. Миссис Пал высоко оценила достоинства костюма, но, как и бывает в таких случаях, долгожданная похвала настигла адресата в полнейшем безразличии.

***

Уже дома до него дошло, что шлем с затекшим внутрь ядом -- не самое лучшее убежище для тяжелобольного, может, даже умирающего, эльфа. И уж тем более -- худое прикрытие. Поскольку от добрых соседей он отбрехался тем, что невероятно спешит к обеду в матушкином доме и потому у него нет времени на такие глупости, как переодевание в приличный костюм -- пялилась на него половина города. А из врожденной подозрительности несчастному казалось, будто бы каждый второй норовит заглянуть в шлем.

Как чувствуют, думал Орри.

В башню он ввалился мокрый, с красной физиономией и дрожащими руками. Прежде чем вытряхнуть полуживую находку из шлема, он постелил на кровать чистых платков, а потом насколько мог аккуратно выцарапал обмякшее тело из недр тыквы. При этом Орри повредил одно крыло.

Хоть голову не оторвал, и то ладно.

Гусеничка казалась такой белой, что почти светилась в полумраке комнаты. И возможно, Орри стоило крепко задуматься, свидетелем чего он стал и в какие события вмешался, но руки по-прежнему тряслись, а мысли так крепко спутывались, что не оставалось и надежды на здравую мысль.

Впрочем, до молодого изобретателя раз за разом начали доходить простые истины. Например, он вовсе не врач, а перед ним, несомненно, больной. И даже очень больной. И если он был ещё жив на том пне, то поездка в протравленной карете его окончательно добила. Изломанный житель лесов не шевелился. Зато от его вида шевелились волосы не голове Орри.

-- Да если бы я оставил бы все как есть, то он однозначно бы скончался в той роще! -- сказал юноша. -- Под самыми окнами семейства Пал!

Он говорил это, понимая -- ранения несчастного таковы, что нет уже разницы, где сложить голову -- под окнами фермеров или в собственной постели. Орри обнаружил, что стоит на коленях перед кроватью и в упор пялится на гусеницу-эльфа. Крыло было изрядно помято, оно отражало острыми гранями солнце и слегка переливалось.

Надо было как-то померить пульс. Настойчивая мысль спотыкалась о реальность. За всю недолгую и спокойную жизнь под крылом родителей Орри ни разу не мерил никому пульса. Даже здоровому взрослому человеку с двумя руками (а равно и с двумя крепкими запястьями) и сильным сердцем. Орри не знал, с какого края подступиться и для начала потыкал в бескровный бок между двумя страшными перевязками.

Эльфийское тело дернулось постольку-поскольку. Для верности Орри ткнул еще пару раз, прежде чем схватиться за голову: перед ним лежал вовсе не легендарный эльф - редчайший вид, что граничит со сказкой. Нет, сказка давно ушла из этого тела, и теперь в комнате Орри на самой его кровати валялся хладный труп. Пусть и крошечный -- живее он от этого не делался. Орри стоически сдержал подкатившую слезу ужаса и жалости.

"Нитевидный", вспомнил он внезапно. Быть может у маленького эльфа еще есть какой-никакой, а нитевидный пульс, обеспечивающий незаметную, но жизнь. Вот только как его засечь, а главное -- что делать, если эльф еще на этом свете. Пока у Орри был только план на трагический исход (осторожные похороны на заднем дворе, где-нибудь под сливовым деревцем, куда родители не ходят ввиду занятости).

-- Узнай, работает ли сердце! -- приказал себе механик. -- Или зови посторонних!

Тут в нем что-то взыграло. Орри живо себе представил, как господин врач топчет полы его башни сбитыми сапогами, небрежно сворачивает платок с эльфом и запихивает Оррину находку в потертый, широкий... набитый склянками карман.

-- Ну вот еще!

Механик приложил палец к груди букашки. Ощущая слабые толчки где-то за тонкой грудиной, Орри впервые понял, что его гость немного, но одет. На эльфе красовался обтягивающий костюм из эластичных белых листьев. Он уже подгнивал, но даже такой не оставлял равнодушным.

Изобретатель встал, рука потянулась к голове -- снять шляпу, но наткнулась только на взмокшие волосы. Пришлось ограничиваться их взъерошиванием. Кажется, большую часть выходной одежды он оставил у миссис Пал, но кого это сейчас волнует? Орри, не отводя взгляда от огромной гусеницы, прошествовал к арочному окну и тяжело на него навалился.

Мне нужны антисептики, подумал он. Мне нужны антисептики и пара добрых советов. А значит -- аптека и аптекарь в ней. Туда-то Орри чуть не махнул в чем был, без шляпы и даже шлема. Он вовремя избежал страшного конфуза, застыв в проходе. Кинул беспокойный взгляд на кровать и представил, как молоденькая служанка -- Адель, краснея (как она это любит), неловко стучит в дверь и, не дождавшись разрешения, втискивается в узкий проем. А потом видит Это. Затем -- визги, крики! Корзина со свежей одеждой летит вниз по винтовой лестнице, и мать с отцом мчат ему навстречу, гадая, что же стряслось с любимым ненаглядным Бенни.

Дальше он предпочел не фантазировать, и полудохлый эльф перекочевал в верхний ящик резного комода в дальнем углу -- единственное место в его мастерской, где мать отвоевала территорию для постельного белья, одежды и прочих мягких, но совершенно бесполезных вещей. Задвигая ящик, Орри оставил маленькую щель, чтобы гость не задохнулся в новых покоях, после чего, довольный собой, направился к выходу, но тут его поразила новая фантазия.

В ней Адель не глядела на помятую постель господина, а шла прямо к комоду, чтобы уложить в него партию чистой одежды. Дальнейшее развивалось по двум зауряднейшим сценариям. Согласно первому Адель кричала, увидев увеченное тело в недрах ящика, и катавасия с матерью и отцом повторялась. Согласно другому, Адель пела, пребывая в очередных мечтаниях, благодаря чему оказывалась неспособна увидеть под самым носом чудо из чудес -- цветочного эльфа. Все просто: Адель кладет брюки Орри на волшебного гостя, и гость, что понятно, задыхается.

Орри замычал от досады, заметался по мастерской, дабы найти для гусеницы место и мягкое, и безопасное, и скрытое от глаз.

-- Господин Орри! -- сказала за его спиной Адель.

Голос у нее был ангельский, а лицо красное от смущения. Служанка застала господина как раз когда тот пребывал на карачках, исследуя пространство под столом.

-- Тебя не учили стучать? -- спросил Орри, поднимаясь.

-- Я стучала, господин. Два раза, -- ответила она. В руках у Адель действительно покоилась корзина с одеждой.

-- Так в следующий раз стучи три! -- молодой механик отряхнул непромокаемые штаны комбинезона.

-- Я только положу... -- Адель перевела взгляд на комод в тени угла.

Орри вскрикнул и выхватил корзину из рук девушки, и тут же имел честь пронаблюдать, как цвет спадает с её милого, но уж слишком любопытного лица.

-- Не нужно никуда ничего класть, -- сообщил он.

Впечатленная холодным тоном хозяйского голоса, Адель попятилась к выходу.

-- Мне как раз нужен свежий костюм! -- сказал он. -- Я отправляюсь за ингредиентами, так что будьте добры, проследите, чтобы сюда никто не заходил.

-- Да, конечно.

-- ...я ставлю эксперимент.

-- Я прослежу, господин Орри.

-- Он очень сложный и тонкий. И важный.

-- Для человечества?

-- Для человечества? О. Да, конечно.

Перед выходом он еще раз проверил эльфа. Эльф жил, но никак не хотел сознаваться в этом лично.

***

Когда дивный эльф открыл глаза -- ничего хорошего он не увидел. Огромный темный зал, которым представилась комната, всплыл из небытия пыльным демоном с крохотным выходом в мир -- из окна лился полуденный свет. Он попытался прикрыть глаза рукой, но тут заметил, что рук нет. Ни одной.

Видимо, это не было таким уж сюрпризом для их бывшего обладателя, но несчастному вновь захотелось провалиться туда, откуда он вынырнул. Бревенчатый потолок плыл перед глазами. Дверь из красного дерева закрыта, а всякое шевеление отдавалось такой болью, какая способна выбить из головы любую мысль. Кроме той, пожалуй, что уже ничего хорошего его в этой жизни не ждет.

Неизвестно, сколько силы воли ему понадобилось, чтобы отмести желание забыться и заставить себя думать о побеге. Ни единая попытка не увенчалась успехом -- ползти и даже шевелиться он не мог, крылья оказались придавлены собственным жалким весом и, кажется, помяты. А если и не помяты и сложены как следует -- перекатиться на живот, подняться в воздух, да и сигануть вон в то широкое как пещера окно... долго ли он так пролетит? Как быстро на землю шмякнется?

Эльф не удержался от осторожного вздоха: и не связан, и не заперт, а толку?

И тут гигантская дверь в его персональный склеп отворилась, проскрипела над полом, пропуская внутрь великана-людоеда.

Великан-людоед теребил в руках непомерно огромную юбку -- его звали Адель, и он очень боялся, что его застукают. Адель осторожно прикрыла за собой дверь и тихо взобралась на стул под полкой.

Эту книжную полку без единой книги господин Орри соорудил вчера вечером после похода в гости к фермерам Пал. Мало того, что он приделал ей неуместные бортики, так еще и повесил максимально неудобно. Под потолок. Если бы юный механик прибил бы ее с обратной стороны стены, вышла бы неплохая кормушка. Конечно, в башне и без нее хватало странных вещей, непонятного назначения, но тут Адель не утерпела и полезла смотреть, стоило Орри отлучился. Тогда увиденное чуть не заставило ее сверзиться со стула, и всё следующее утро она тщательно избегала не то что комнату -- винтовую лестницу.

К вечеру, правда, только Орри сунул нос за порог (в последнее время он слишком часто отлучался), Адель, сжавши кулаки, взяла штурмом башню. В этот раз переломанная кукла престала перед ней в тонких бинтах, а потому не такая страшная и более сказочная. Игрушка дышала, и Адель припомнила рассказы про гомункулов. Уж не нагрешил ли ее господин сверх меры? Догадка про эльфа застала ее уже ближе к ночи, так что за несколько часов Адель успела переволноваться до первой седины. Оставшиеся нервы лопнули к полуночи -- Адель мучилась новой догадкой, от чего вертелась юлой. К утру наволочки и простыни оказались под кроватью.

Виновник измятых простыней оказался доступен к просмотру, когда стрелка перевалила за полдень. Господин Орри, насвистывая, улетел в неизвестном направлении, Адель же, убедившись, что дома больше никого, взбежала в башню, где и застала бывшего гомункула в более чем живом сознании.

Стул норовил развалиться под ее скромным весом, жалобно скрипел и покачивался, потому ей пришлось схватиться за шершавые досочные стенки, встать на носочки, и только тогда глаза поравнялись с маленькой фигуркой на полке. Он был чуть больше ее ладони. Да и был бы с ладонь, если бы те чудовища, что избавили его от рук и ног, сняли бы еще и голову.

-- Здравствуйте, господин, -- сказала она и улыбнулась. -- Меня зовут Адель. Ваше имя можете не называть, я знаю, что вы слишком слабы, а кроме того, у вас даже нет рта.

Рта у эльфа действительно на лице было не видать. А если бы он был, думала она, кто знает -- может, и выражение на лице было бы чуть понятнее. А так -- не разобрать, только маленькие черные глаза моргают. Лицо его, как заметила Адель, напоминало юную луну -- вытянутое с торчащим острым подбородком и длинным носом. Ей тут же вспомнились картинки в детских книжках, которые отпечатывал дядюшка на книжном заводе. Бракованные страницы он приносил домой.

-- Ну конечно же ты не гомункул! -- сказала Адель.

Книжек про эльфов она не видела, но ей хватило сходства с луной.

-- Господин Орри, -- начала Адель и хотела объявить, что господин Орри добрый и в обиду не даст, но как раз в ту секунду упомянутый господин проплыл по садовой дорожке прямехонько к парадному.

Адель вскрикнула от неожиданности, прикрыв рот рукой, эльф вздрогнул, глаза его округлились -- то, что великанша-людоедша увидела в окне, испугало ее, но он никак не мог догадаться, чем.

Девушка же тем временем легко соскользнула на пол и поспешила убраться из комнаты. Эльф покрылся холодным потом. Больше всего на свете ему хотелось сейчас спрятаться.

***

Господин Орри, наворачивая лестничные пролеты, пел одну из тех песен, что его матушка называла дикарскими. На самом деле это были народные песни, которые переиграли на свой лад новомодные малые ансамбли, какие, по обычаю, выступают в кабаках или на праздниках. Орри бережно снял с плеч сумку, и мешок добра перекочевал на кровать. Шляпа полетела в другой угол, сам же Орри, не разуваясь, запрыгнул на стул, который минуту назад радовала своим присутствием маленькая Адель. Треск подкашивающихся ножек разлетелся по мастерской, но верный четвероногий друг выдержал и на этот раз. Возможно, потому, что механик не стал раскачиваться на нем туда-сюда, а замер.

-- Эй, -- сказал он тихо.

На полке одиноко пылилась тряпка. Никаких эльфов на ней не значилось. Орри вскинул руку, чтобы встряхнуть темную ткань, но неосторожное движение стало последним в жизни стула. В попытке удержаться Орри схватился за полку, но та, будучи прибита его кривыми руками, себя-то едва держала. В ней что-то надломилось, один из поручней треснул в его пальцах, и они вместе полетели вниз. Полка опасно накренилась, и тряпка съехала к самому бортику. Это Орри понял, уже лежа на полу и сходя с ума от боли в затылке. В какую-то секунду борьбы сил природы победило притяжение, и тряпка соскользнула с полки.

"Подозрительно быстро летит", -- успел подумать Орри.

Еще он успел подставить руки -- машинально. Очень не хотелось получать пыльной тканью по носу. Но выставленные пальцы нащупали в складках запутавшееся тело, из-за которого он чуть не разбил себе голову.

-- Чудеса, -- сказал Орри сквозь зубы. Он осторожно достал эльфа -- тот с закрытыми глазами обвис в пальцах и продолжал беспамятствовать. -- Спрятался от меня, значит? Чуть обоих не угробил.

По итогам эльф был жив, затылок горел, голова раскалывалась, а стул не подлежал починке. Тайник под потолком тоже разлетелся вдребезги, и Орри только порадовался, что родители с утра укатили в город и никто не придет выяснять, какая из очередных адских машин взорвалась на этот раз.

-- Ну и куда мне тебя девать?

Орри расположился на полу у кровати, он прижимал к гудящей голове колбу с водой и благодарил небеса за холод колодца. Плеск за ушами напомнил ему о каждодневной обязанности поить и кормить гостя. Не самое простое занятие даже для здоровой головы. Но сегодня, к счастью, он добыл пипетки с тончайшим кончиком, а значит, мучения закончились. Он вспомнил первый вечер, когда вдруг понял, что никакого рта на лице и в помине нет.

К утру оказалось, что есть. И даже там, где принято носить такую штуку, как рот. Просто эльф его мастерки прятал. Сегодня не терпелось использовать новую аппаратуру, но с учетом рухнувшей полки Орри для начала взялся за сверло.

Скрепя сердце, он наметил мелком вентиляционную дырку в дверце ящика и в два оборота испортил старинный комод. Когда матушка увидит эту внушительную дырку -- поднимется буря. То, что воздухопровод можно было сделать сзади, он понял слишком поздно. А когда понял, только и смог, что закрыть лицо ладонями. При этом он оцарапал нос о сверло.

***

Грохот в башне чуть не довел Адель до обморока. С тех пор как Орри вернулся в кабинет, она беспокойно вслушивалась к происходящему наверху. Она представила: вот молодой господин влетает в комнату, кидает сумку (чем она опять забита?) на кровать, шляпа летит в другой угол, а сам Орри прыгает с разбегу на стул (скрип), чтобы поглядеть на проснувшегося эльфа. Дальше по всему господин должен был что-то сказать. Что-то вроде: "Ну и как ты сегодня?", или "Тебе лучше или хуже?", но вместо этого башню сотряс грохот, докатившийся до самой кухни. Адель прижала к себе свежую морковь.

Она мучилась в догадках ровно до тех пор, пока спокойный голос молодого господина не попросил ее принести холодной воды из колодца. Еще никогда она не выполняла поручения с таким рвением.

В комнату ее никто не пустил, но пока Орри разглядывал земляные пятна на фартуке Адель, та успела разглядеть стену над его головой.

-- Ваша полка, господин Орри! -- сказала она, передавая кувшин.

-- Сделаю новую! -- ответил он, и дверь перед любопытным носом в веснушках захлопнулась.

Адель спустилась в кухню. Именно на лестнице ей впервые пришло в голову, что молодой господин не лечит эльфа, как ей показалось сначала, а наоборот -- сделал все, чтобы тот не сбежал.

***

-- Это я перевязываю тебя, дурень ты маленький!

Вот, собственно, первые слова, которые услышал эльф от гигантского властелина его маленькой жизни. Первая встреча произошла на дне ящика под тремя слоями рубашек, когда Орри в поисках эльфа опустился не только до фанерного дна, но и до кабацких выражений, слышанных от не одобренных матушкой друзей.

-- В жизни не видел таких мастеров убегать! -- сказал Орри, поднимая эльфа вверх тормашками.

Эльф морщился от множества неприятных ощущений и как-то злобно поглядывал в самые глаза. Растрепанные рыжие косы покачивались, когда их обладатель машинально пытался перевернуться.

-- Кивни, если понимаешь меня! -- приказал Орри.

Черные глаза сузились еще сильнее, крылья пришли в движение и беспорядочно захлопали, поднялся сквозняк.

-- Да, небось, на вашем языке эта фраза означает "Я сожру тебя живьем"! -- Орри огляделся, подыскивая место, куда можно усадить озлобленного эльфа.

Пока он оглядывался, эльф успел перевести последнюю фразу и, впечатленный ей, раскрыл свой далеко не малый рот с совершенно не маленькими зубами, извернулся и тяпнул благодетеля за палец. Орри вскрикнул, пальцы разжались, получивший свободу эльф, не растерялся -- крылья загудели, беглец ринулся на свет. Ему бы и удалось вырваться из башни, если бы несколько дней назад Орри не помял крыло, когда доставал его из тыквы дрожащими руками.

Эльфу это аукнулось самым неприятным образом. Траектория полета стукнула его о подоконник и повалила на запылившийся пол, где и тот и замер под злорадный смешок Орри. Механик зажимал палец -- кровь разве что не фонтаном била из раны. Похоже, придется объяснять Адель происхождение подозрительных пятен на рубашке, а потом еще и матушке -- она обязательно влезет разбираться. Чертыхаясь, он вынул из кармана уже обагренный платок и обмотал поврежденный палец.

В какую-то секунду после ему в голову пришла далеко не самая светлая идея лишить эльфа возможности убежать по воздуху, но когда Орри понял, о чем думает, обругал себя последними словами. По итогам размышлений он решил просто закрыть окно.

Затем Орри занялся перевязкой. Он перевязал палец, раны эльфа и самого эльфа, чтобы тот не улетел. Теперь его гость, прикрепленный к чернильнице, действительно напоминал пленника, но Орри выкинул лишние мысли из головы. Он установил чернильницу с эльфом на стол, сел напротив. Прошло немало времени, пока эльф не пришел в себя. А может, ему просто надоело притворяться спящим. Наконец, наступила секунда, когда оба они были в сознании, в комнате, и никто никуда не бежал.

-- Не думаю, что улететь -- хорошая идея.

Можно было биться об заклад -- эльф не согласен с сиим утверждением. Это было ясно по непроницаемому мрачному взгляду.

-- Тебе, наверное, сейчас непросто... мягко говоря, -- стушевался Орри. -- Вот видишь, тебе непросто, а ты еще мне условия ставишь.

На лице эльфа отразилось нечто схожее с секундным удивлением или иллюстрация фразы "а как же иначе?". Орри принял это за добрый знак, если в таком положении вообще имелось место для добрых знаков. О чем говорить с тем, кто тебя не понимает и которому так много нужно сказать? Всякий раз, когда Орри пытался открыть рот, он чувствовал себя глупо, словно говорит сам с собой или отражением. Эльф и вовсе никаких попыток коммуникации не предпринимал.

-- Да ты хоть понимаешь, что я спас тебя? -- проникновенно спросил Орри.

При этом он покраснел, потому, как сам не был уверен, что действительно спас калеку. Может, наоборот, чуть не убил его, вырвав из лап их скорой эльфийской помощи. Он задумался: а если те "ядовитые стрекозы" несли раненого с поля боя в цветочный госпиталь? Нехорошо получается...

-- ...и если ты не поймешь, то так мы ни до чего не договоримся. Если ты не догадался еще, то говорю прямо: ты мне должен.

Наверное, Орри показалось, но брови эльфа (или то место, где должны были быть брови) слегка поднялись: "Да неужели?"

-- Но это не значит, что я буду угрожать тебе голодом, -- продолжал гнуть свою линию Орри самым благородным тоном, на который был способен. Внутри он сгорал от раздирающего чувства неуверенности. Ему казалось, все метания отражаются на лице, и раненый эльф читает его пуще открытой книги.

-- Я, между прочим, не планировал этот разговор, -- Орри выдохнул и обмяк на стуле, словно в нем выключили маленькую электрическую станцию. -- Я, между прочим, думал, как тебя спасти, а не о своей выгоде. Хотя, конечно, имел в виду и ее тоже. Ты хоть слово понимаешь? Дай мне знак!

Вместо знака эльф перевел взгляд на узел поперек тела.

-- Это чтобы ты... не навредил себе, -- придумал Орри.

Он почувствовал себя еще глупее. Запер все входы и выходы, привязал к банке с чернилами, и кого? Крохотного калеку, голодавшего неизвестное количество дней, наверняка напуганного, наверняка все еще умирающего. И даже учитывая все это, Орри не чувствовал себя ни хозяином положения, ни спасителем. Наверное, будь у эльфа в наличии хотя бы одна рука, Орри бы уже лежал на полу убиенный или бесчувственный.

Давненько он не казался себе таким трусом.

-- Вот что. Бежать некуда, -- сказал он. -- Я развяжу тебя, а ты не будешь торопиться, идет?

Идет или не идет, как было уже понятно, Орри мог определить только после того, как развяжет узел. Чего он ожидал? Разве того, что освобожденный эльф тут же пустит в ход зубы, взмахнет крыльями и просочится через какую-нибудь щель на улицу?

Освобожденный, в общем, не удивил его неожиданным действием, но и не оправдал ожиданий: он остался сидеть там, где сидел, буравя маленькими глазками исподлобья, навалившись на чернильницу. Он только пару раз глубоко вздохнул, и Орри подумал, что своими перевязками мог запросто придушить эльфа. Со дня их первой встречи во внешности последнего мало что изменилось, он оставался все тем же умирающим бедолагой. Только будучи в сознании он наводил на Орри тихий ужас и кидал в пучину беспомощности, хотя и должно было быть наоборот. Изменения постигли только странный наряд из цветочной ткани -- она расползлась и потемнела почти везде. Таким образом, платье эльфа из снежно-белого превратилось в грязное. Единственные белые пятна на нем светились в местах дыр, где проглядывала болезненно-мраморная кожа.

Цвет эльфийского лица также нельзя было назвать здоровым. Орри почувствовал, что самое время проникнуться к несчастному сочувствием. Но оно никак не могло вытеснить с насиженного места настороженность. Даже безрукий и безногий эльф -- коробка сюрпризов только потому, что о них нет ни одной достоверной строчки, ни в одном учебнике - только догадки. Чуть больше рассказывалось в легендах и сказках, но отец бы крепко высмеял его, если бы сейчас юный исследователь направился в библиотеку, чтобы взять с полки книгу сказок. Впрочем, он высмеял бы его и в том случае, если бы Орри сказал, что содержит в мастерской эльфа. И смеялся бы ровно до секунды встречи с эльфом. Все же крылатые демоны с королями не очень-то знаются...

Орри и сам не мог поверить сначала. Все искал объяснение. Собственно, этим он и занимался круглые сутки -- искал объяснение, бинты и антисептики. Аптекарь закидал его неприятными вопросами, пока собирал пакет, и Орри приходилось делать то, чего он ни делал никогда в жизни -- сочинять на ходу. К вечеру, после терзаний и метаний, он пришел к выводу, что виноват во всем эльф. По крайней мере, Орри винил во всем эльфа.

-- Если ты будешь сидеть тихо, то я принесу тебе еды и воды, -- сказал он. -- Надеюсь, против ты ничего не имеешь?

Если и имел, то не сказал. Адель принесла с кухни "всего понемногу". Она вновь попыталась заглянуть в комнату, но на этот раз ее остановил тяжелый взгляд красных хозяйских глаз. Они поздоровались и попрощались через узкую щель проема, и от Орри не укрылось настороженное любопытство служанки. Мысленно он пометил этот пункт красной галочкой, когда закрывал коленом дверь (руки были заняты увесистым подносом с едой).

Эльф оставался там, где его оставили, от чего Орри ощутил себя победителем. Дальнейшие его слова посему отдавали великодушием. Он обложил гостя свертками с кусочками сыра, хлеба и ветчины, предлагая кивнуть на тот, в котором пища привычнее. Гость окинул свертки безразличным взглядом, и не успел Орри подумать, что цветочные жители предпочитают пыльцу, как его личный эльф повалился на бок и замер.

Он даже не повалился, а медленно опал, подобно увядшему листу. Орри испугался, что судьба вновь настигнет его неосторожные пальцы, когда он потянется ткнуть исхудавшее тело. Несмотря на явную возможность голодных обмороков, Орри не мог перестать думать, будто эльф приводит в исполнение дьявольский план побега. Это дикое животное с бесконечным запасом сил и здоровья, пусть конечности у него закончились, но голова еще на месте, и начинена эта голова не сказать что привычными человечьими мозгами. Сколько раз Орри обманывался, когда с умилением глядел на пушистую кошку во дворе? Сколько раз она пакостила, воспользовавшись его доверием!

Первым порывом исследователя было выплеснуть из банки на столе наведенную им полгода назад брагу и накрыть тело, пока то не выкинуло очередную шутку или не уползло в неизвестном направлении.

Что-то подсказывало Орри, что умирать в алкогольных парах от недостатка кислорода -- поганая судьба. Он выудил из ящика с инструментами заготовленный для кормления пинцет (по этому случаю он был даже протерт спиртом из батюшкиных запасов), затупленные клювы того коснулись эльфийского бока как раз в том месте, где платье рвалось и проглядывали выступающие ребра. Холод металла по соображениям исследователя, должен заставить вздрогнуть кого угодно, кто в силах вздрогнуть -- как бы сильно не хотелось притвориться бессознательным. Упавший не шелохнулся. Орри нахмурился. Прошло еще пятнадцать минут, прежде чем он понял, а вернее даже начал понимать и припоминать, как аптекарь настоятельно не рекомендовал передозировать обезболивающее -- от него, мол, не только радужные видения, но и другие симптомы.

Когда Орри потчевал гостя снадобьем (а делал он это регулярно), то проявлял себя с самой щедрой стороны. Иными словами, по подсчетам Орри эльф пребывал в глубоком дурмане. Врачеватель надел кожаные перчатки, в которых охотился за полевыми мышами, и принялся за перевязку.

***

Мед, белок и фрукты -- вот и весь рацион эльфа. Сыр оказался ему непривычен, мясо он предпочитал сырое, и прошло несколько дней, прежде чем Орри догадался до простой фразы: "У меня идет эксперимент, Адель. Сырое мясо мне нужно для эксперимента". Где матушка хранила провизию, знала только Адель. Под этим предлогом девушка носила в комнату очень странные вещи. И пока Орри подкармливал отощавшего вечно пьяного эльфа, Адель покорно ждала своего часа.

Когда-то же господин Орри должен выползти из башни и прогуляться в город! Но тот выходил лишь за инструментами в подвал да наказать мальчишкам сбегать на рынок и принять у них купленные товары. Ел он в башне, спал иногда даже за столом. В целом, он и раньше предпочитал отшельничество молодежным увеселениям, но в этот раз даже безграничное терпение матери поизносилось. Матушка потребовала отчетности, и Орри совершенно нечего было ей предъявить.

-- Я в растерянности, -- сообщил отец из-за утренней газеты, когда родители вытянули сына на завтрак. -- То ли назвать тебя бездельником, то ли трудоголиком, а то и вовсе неудачником, который не сумел получить и приблизительного результата за целую неделю!

Адель слышала разговор, щеки её горели от обиды за господина Орри. И тем не менее она с замиранием сердца ждала, когда тот покинет башню. Действительно с замиранием -- она вздрагивала всякий раз, как дверь над винтовой лестницей скрипела и эхо доносило до ушей ее имя.

-- Адель!

Она подскакивала в надежде, что хозяин сейчас легкой походкой сбежит вниз и скажет что-то вроде: "Я ненадолго в аптеку, Адель. Передай всем, чтобы не совали нос в мастерскую. Ты в том числе". И она тут же скажет: "Как прикажете, господин". А как только темная фигурка в свежем костюме удалится за ограду, Адель, не теряя ни минуты, побежит совать нос. Ей бы только убедиться! Только найти доказательства, что Орри действительно лечит эльфа, а не наоборот. Но вместо этого она слышит:

-- Принеси-ка мне...

А дальше озвучивался список из десяти или пятнадцати наименований. По ним и по тому, что приносили из различных лавок мальчишки, можно было строить догадки. И догадки эти заставляли Адель ужаснуться.

***

Богатства на столе кому угодно могли показаться пестрым мусором. На самом деле это от того, думал Орри, что стол маловат. Малое количество рабочего места, ящиков и стеллажей превращали поле деятельности в свалку нужных вещей. Скрепки, наперстки разных размеров, иглы, проводки и раздолбанные часы играли в чехарду, прятались и вообще вели себя по-свински. Крохотные шестеренки валялись буквально везде. Ночами Орри находил их впившимися в лопатки, а днем -- в тарелке (было и такое). Он регулярно сваливал их в специальную коробочку, но они неведомым образом расползались опять.

-- Ах вы, поганцы! -- журил их Орри.

Почему-то его отцу казалось, если человек может плести из проволоки сложнейшие узоры, то уж собрать сундук для этих проволок -- и подавно не составит трудностей. И он никак не хотел поверить, будто сундуки и механизмы -- далеко не одно и тоже. Все полки, стеллажи, ящики Орри разваливались еще до начала эксплуатации, а их внешний вид оставлял желать лучшего. Сколько заноз о них насадили служанки и слуги, выносящие горе-изделие вон...

-- Плотничество -- тоже искусство, -- говорил Орри за ужином. -- И требует тщательного изучения. Умение делать полки не прилагается подарком к другим умениям, отец!

-- Вот и изучи тщательно, -- отвечал тот, наклоняясь к ложке с горячим супом.

-- Я занят другими... изучениями, отец.

Именно поэтому он больше не рисковал здоровьем эльфа и не подвешивал его судьбу на самодельную виселицу. Вместо глупейшей книжной полки Орри придумал держать эльфа в птичьей клетке. Это была большая красивая клетка с плотной тканью поверх серебристых прутьев. Дно ее было сделано из красного дерева, и оставалось только гадать, почему новый дом для эльфа стоил так недорого.

В любом случае, большие трудности составлял не поиск средств на него, а скорее поиск путей доставки -- клетку нужно было пронести внутрь, не задев ничьего любопытства. В итоге Орри придумал дождаться ночи и протащить через окно. Мальчишки, доставившие товар через заблаговременно прокрученную дырку в заборе, запрятали клетку в розовом кусту. К колечку на макушке прикрутили прочную нить мышиного цвета. К счастью, день наметился пасмурный, и отец с матушкой не выходили в сад, иначе они наверняка бы заметили бесхитростный тяг.

Ночью Орри потянул веревку, но тут случился конфуз, о котором матушка вспоминала еще неделю -- клетка так вжилась в куст, что, когда пришло время расставаться, Бенджамину пришлось вложить немало усилий, чтобы разлучить эти два одиночества. Вырвавшись из колючих объятий, конструкция запулила прямехонько в решетку родительской спальни. А в довершение проскрежетала по стене. В это же время этажом выше Орри разве что не стонал от досады, но продолжал упорно тянуть. К тому светлому мигу, когда контрабанда упокоилась в самом темном углу, под старыми тряпками, дом уже стоял на ногах. В ряду заспанной прислуги пронеслось многозначительное "воры", подхваченное от миссис Орри. Бенджамин выскочил из комнаты и принял участие в общей суматохе, из неё он, правда, мало что запомнил.

Утром мать упорно допрашивала его, слышал ли он ужасный шум из сада. Конечно, он не слышал. Орри спал сном праведника и ничего не учуял. Вроде бы даже на этих словах Адель внимательно оглядела его свежую домашнюю форму. Было что-то в ее взгляде. Она не видела следов того самого праведнического сна в складках его платья.

Как бы там ни было, клетка заняла место у окна, и эльф лежал на ее дне, лицом в прутьевой свод. Солнце освещало его целиком, как есть -- на теле остались только повязки, остальная одежда догнила и сползала лоскутьями. Из раскрытого окна дул слабый ветер с моря, но он не приводил в движение ничего. И шторы на окне, и волосы эльфа в тугих жгутах -- все это было слишком тяжело для легкого бриза. Гость пялился куда-то в отштукатуренное небо за прутьями, Орри напевал что-то кабацкое.

-- Ты остался жив, у тебя есть крылья! -- сказал Орри с рабочего места. Дело спорилось, детальки собирались в единый орган, сплетаясь в естественный понятный только механику узор. -- И благодаря современной медицине ты не сбрендил от боли.

Эльф не шелохнулся. Каким-то местом Орри прекрасно понимал, что гость из сказочного мира понимает каждое слово, но отвечать поганец не желал. Быть может, просто не умел -- такая пасть, если подумать, годится только для кусания за пальцы. Орри усмехнулся -- ранки на его руках не желали затягиваться и все еще ныли. Что тоже тормозило работу.

-- А вот меня уже наверняка считают за психопата, -- он просверлил дырку в наперстке и просмотрел в просвет. -- Говорю сам с собой... Тут нужна прокладка... О, нет, если вставить тряпку, боюсь, эта штука будет тебе мала. Придется взять размер больше.

Орри больше не стеснялся. За это время он так привык к обществу эльфа и его молчанию, что свободно говорил с собой, даже когда эльфа не было рядом. То есть когда Орри вырывался из башни. В такие редкие минуты клетка перекочевывала в металлический шкаф -- единственное место в доме, от которого у Орри был ключ. Прочный шкаф содержал в себе колбы и банки с таинственными порошками, которые отец в шутку называл алхимическими. Сейчас богатства пылились в углу -- вытесненные эльфийской обителью. Изящная кормушка для птиц пошла под болты, а поилка встала на очередь среди других, менее необычных банок. Они ждали, когда разобьются их наполненные сестры. Наполненные раствором, порошком или смыслом -- для Орри это было одно и то же.

-- Я не верю, что ты желаешь оставаться таким до конца дней своих, -- сказал Орри, когда шестеренка выскользнула из его рук. Орри чертыхнулся и полез под стол, искать ее. -- С другой стороны, если бы хотел, то давно помог бы мне! Ведь я...

...тут он треснулся головой о столешницу в попытке подняться, зажатая в пальцах деталь выскользнула вновь и стукнула о паркет.

-- ...ради тебя стараюсь! -- сквозь зубы сказал он. -- Если пораскинешь своими крохотными мозгами, то, может, поймешь, что без моей помощи тебе путь только в могилу! Но мне нужны ваши чертовы эльфийские секреты! Я ведь в курсе, что вы все поголовно механики!

Орри поднялся, его фигура черным вороном нависла над клеткой. А там -- ни единого шороха. В порыве ожесточения механик отбросил с таким трудом найденную шестерню на стол, рывком открыл клетку. Эльф и ахнуть не успел, как оказался сжатым в огромной лапище. Задурманенный взгляд с трудом сфокусировался на лице гигантского людоеда. Крылья вяло шевельнулись, и это словно отняло у эльфа последние силы -- рыжая голова безвольно повисла на шее, но глаза продолжали буравить пространство перед собой.

-- Ах вот как, -- Орри вдруг почувствовал, как сам холодеет. -- Если уж обезболивающее так сковывает тебя, обойдемся без него!

***

-- Я объясню, что мне нужно! Если ты еще способен слышать...

Орри мерил шагами комнату, пальцы зарывались в волосы. Когда он проходил мимо зеркала, то каждый раз вздрагивал, не узнавая себя. Особенно ничего не изменилось -- всклокоченность всегда была частью его имиджа, Орри пугал собственный взгляд. Почему глаза такие круглые? Когда он спал в последний раз? Он не помнил, спал ли вообще когда-нибудь.

Орри ждал, когда с эльфа схлынет дурман. Тогда ему придется заговорить, даже если он не умеет говорить.

-- Они считают -- это сказки, техноэльфы и подземные города! Автоматизированные ульи, крохотные летательные аппараты и даже машины, способные доплыть до океанического дна! Не знаю насчет батискафов, но их создатель вот! Прямо передо мной! Почему бы тебе не сотрудничать со мной? Почему бы не рассказать пару секретов? Я сделаю тебе дивные конечности, ты это понимаешь?

Эльф лежал весь странный. В той же позе, так же неподвижно, но что-то неуловимо изменилось в его лице. И Орри то старался не смотреть, то пристально вглядывался, выискивая проблески сознания. А может, страданий?

Последний прием лекарств они пропустили час назад.

-- Из меня плохой дипломат, я знаю! Но и ты знай, я спасаю тебе жизнь, как могу.

Представитель чужой культуры глубоко вздохнул. День клонился к закату, солнце ушло из арочного окна башни. Комната погрузилась в сумерки, температура упала, и Орри потряхивало, как он думал, от холода. Мышцы сводило от усталости, а челюсти так и вовсе болели от постоянного сжатия. Через полчаса таких хождений молодой человек не выдержал и обмотался шарфом, что был просунут в щель проема Аделью. Шарф не смог унять внутреннего холода. "Только сделал палача еще более нелепым", -- подумал Орри. На образе палача механику потребовалось сесть.

Никогда не знаешь, во что тебе придется переквалифицироваться, когда прижмет. Орри уже жалел о своей вспышке гнева на ассамблее. Если бы не идиотский спор, сейчас он был бы бесконечно спокойнее! Ну конечно, все дело в кратком сроке, оставалось не больше месяца до заветной даты, а ставка, на которую он положил все, шаталась и вообще выглядела угрожающе.

Мечты рушились. Как часто он представлял лица этих самоуверенных дурачил, когда предъявит им протезированного эльфа. По его понятиям, цветочный житель должен был с первым открытием глаз познакомиться со спасителем и предпринять все меры, дабы воплотить в жизнь благотворную идею Орри. Он ни за что бы не думал, что у существа в подобном состоянии найдутся силы выпендриваться и ставить условия.

-- А не веду ли я себя подобно маньяку? -- спросил он у комнаты. -- Быть может, мне ничего не нужно, кроме доли терпения? Но о каком терпении может идти речь, когда на календаре уже пятнадцатое число!

И все бы ничего, но в истории с садом миссис Пал ему виделся рок -- когда на голову увядшего изобретателя падает не только гениальное решение, но и редкая, почти нереальная возможность. Казалось бы, все в его руках отныне. Не может быть таких совпадений. Не может быть.

Только как донести простую мысль до невменяемого раненого гостя, что он вовсе не раненый эльф, а нереальная возможность, средство для достижения цели? Кто бы такое понял? А вот этот вот несчастный -- что с ним? Раскинув мозгами, Орри давно уже пришел к выводу, что эльф мог бы понять -- Орри желает ему помочь, а не наоборот, и хоть как-то пойти навстречу, а не кусаться и прятаться. Вот и сейчас он лежит без движения, но механику упорно кажется, будто бы, отходя от наркоза, тот пользуется положением и с бешеной скоростью сочиняет план побега. Проснувшаяся боль, по расчетам Орри, должна была вышибить из головы пришельца любую мысль, кроме одной.

-- Подло, но куда деваться? -- отметил Орри вслух. -- Иначе мы не договоримся. Я не садист. Не садист, но ты же не можешь говорить в таком состоянии, понимаешь?

Когда больной издал первый нечленораздельный звук, напоминающий стон, сердце Орри окатило из ледяного душа, оно застучало быстрее, то ли от холода, то ли ободренное крохотной победой. Но радовался Бенджамин недолго -- эльф дернулся и снова замер. На протяжении следующего часа он то оживал, то снова валился куда-то вглубь себя. Но при этом неизменно терял цвет лица, который Орри умудрился вернуть ему за последние несколько дней. Эльф бледнел и покрывался испариной, в сумерках механику казалось, будто тот намеревается отдать концы, и в ответ Орри тоже начинал бледнеть, по вискам струился пот.

Под черепной коробкой не на жизнь, а на смерть боролись гуманизм и чувство безграничной власти.

Ночь показалась ему нестерпимо долгой. Чудовище в клетке попеременно то затихало, то вновь возбуждалось. И тогда начинались непонятные шорохи, вздохи и стенания. Несколько раз Орри пытался заговорить с эльфом, но тот, казалось, игнорирует своего спасителя. За окном начало светать, а их отношения никуда не продвинулись, только взгляд у эльфа сделался осмысленнее и ожесточеннее.

Утром Адель была успешно проигнорирована вместе с завтраком. Дверь перед ней так и не открылась, но девушка не спешила уходить, чем приводила последние выжившие нервы Орри в состояние тайной истерики. Она настойчиво интересовалась у молодого господина, все ли в порядке и не ввязался ли молодой господин в дурную историю. И если еще не успел ввязаться, то она -- Адель -- очень просит его не ввязываться. После такой встряски Орри сильно захотел выпить чего-нибудь сладкого, вроде матушкиного компота, но вот беда, компот был спущен с лестницы обратно на кухню вместе с гонцом в юбке.

-- Гонец слишком много знает, -- отметил сам для себя Орри.

Когда фраза отразилась от стен обратно в хозяйские уши, молодой человек треснул себя по лбу. Он уже заговорил, как те самые плохие ребята из приключенческой книжки Т. Д. Геккона.

Орри весь испереживался, представив, как будет строить планы по устранению свидетеля. Само собой, попутно он состроил два-три годных к применению плана. И все ради чего? Неужели набор братьев Фейн стоит всего этого?

В терзаниях Орри забыл про эльфа и вспомнил только на сто двадцатом кругу по комнате, когда понял, что со стороны клетки не прозвучало ни единого звука за утро.

"Неужели оттопырился?!", -- в ход пошли самые тяжелые выражения. Он оглянулся на клетку и замер в недоумении -- на прутьях лежала тяжелая ткань, но механик не помнил, чтобы накрывал эльфа. По спине пробежал неприятный холодок, дрожащей рукой Орри откинул черное полотно.

В глаза бросилось красное.

Эльф был мелко и бесповоротно расчленен. Словно батон для бутербродов с колбасой и сыром, которые мама делает к завтраку. Сегодня на завтрак как раз были такие бутерброды, и Орри сам от них отказался! Неужели потому, что всю ночь готовил что-то подобное? Размокшие от крови жгуты рыжих волос и пластинка лица, с которой на Орри пялились два черных птичьих глаза. Орри отпрянул от комода, зажимая рукой рот -- но когда он успел сделать это? Он совершенно не помнил, у него вообще нет ножей в комнате, если не считать пилу по мясу...

***

Удар по темечку сокрушил мир вокруг и, к счастью, заставил Орри проснуться. Стучали в дверь.

-- Господин, если вы сейчас же не ответите, я войду! -- паниковала Адель.

-- Не входи! Я спал! Я раздет! -- крикнул в ответ Бенджамин.

Он не знал, какому чувству предаваться -- радости за смену реальностей или ужасу возможного проникновения Адель в обитель тайн и секретов.

-- Уже обед, господин, -- сказала Адель. -- Вам не мешало бы пройтись, ваша матушка...

Орри вежливо попросил девушку заткнуться и убираться. Не дождавшись шагов за дверью, он метнулся к клетке, которую так и не накрыл, прежде чем провалиться в тревожный сон. Эльф лежал целый. Целый, но бледный, почти синюшный и почему-то весь мокрый. Зрелище было такое жалкое, что у Орри сжалось сердце. Почти сразу же он понял -- сам виноват, доигрался. Через секунду ему хватило решимости открыть клетку. Эльф не дышал и выглядел еще хуже, чем в тот день, когда они первый раз увиделись. Орри осторожно взял его за длинные рыжие волосы и поднял. Тот повис без каких-либо протестов.

-- Помер, -- горько констатировал Орри. -- Какое же я чудовище!

Он готов был предаться самоуничижению, но в комнату, подобно урагану, ворвалась Адель, дверь отлетела и громыхнула о стену.

-- Как это помер?! -- тихо ужаснулась девушка, бледные ручки прижались к сердцу, а в глазах уже заблестели слезы, словно она их заготавливала.

Ошарашенный Орри даже не стал спрашивать, откуда Адель знает, что в этой комнате действительно есть кому умирать. Он позволил ей подойти поближе и поглядеть на висящего покойника. Адель не жалела слез. Подол она тоже не жалела, вытирая им все, что набежало от горя. Через минуту Орри тоже начал предательски всхлипывать. За пеленой слез оба не заметили, как шевельнулись крылья.

-- Ты не чудовище, -- пропели они. -- Ты идиот.

-- Что ты сказала, Адель? -- не понял Орри.

-- А разве это не вы меня только что назвали идиотом, сэр? -- спросила она, вытирая лицо передником.

-- У меня и в мыслях никогда не было называть девушку идиотом.

-- Ты подсадил меня на морфий, идиот, -- отчетливо сказали крылья. -- Единственная причина, по которой я еще не убил тебя, заключена в моем чудесном спасении от полчищ мерзких болотных эльфов, которое, я могу поклясться, дело случайности, а не доблести.

От удивления Орри чуть не выронил эльфа.

-- Жив! -- охнула Адель. -- Ожил! Да что же вы его за волосы держите, господин, ему же больно!

-- Меня так сильно тошнит, что уже все равно, -- пожужжали крылья.

Эльф моргнул в подтверждение.

-- И от света глаза режет.

Адель бережно взяла эльфа в руки и прижала к себе.

-- Нэ здви! -- квакнули крылья между пальцев.

-- Ну ладно, хватит, -- виновато сказал Орри, шмыгая носом, -- развели тут романтику...

-- Заткнись, -- сказал эльф беззлобно.

Через час он лежал в коробке, которую Адель устелила чистыми платками из личного запаса. Лежал на животе и не переставая жаловался девушке, какой непроходимый тупица её господин и как ему теперь плохо. А ещё он говорил, как им всем несказанно повезло, что эльфы знают секрет устранения любых зависимостей. И если они принесут ему кое-что из волшебного леса, то он отблагодарит их по-королевски. Адель кивала и записывала необходимые ингредиенты.

В общем, цветочный гость из сказок оказался редкостным треплом. Звали его, кстати, Шаман. И он ни черта не разбирался в механике.

***

Когда потрясенной публике надоело молчать, поднялся невообразимый гвалт. Профессор пытался откашляться, но у него не очень хорошо получалось. Братья Фейн стояли с разинутыми ртами, девчонки повизгивали от умиления, перемешенного с восторгом. Все взгляды были направлены на стол Бенджамина Орри, на котором в миниатюрном креслице из кукольной коллекции соседской девочки восседал рыжий эльф с золотыми протезами вместо рук и ног.

В плечевых шарнирах поблескивали драгоценные камни, а на пневматических трубках вились узоры. Узоры были настоящие, эльфийские, а вот камни -- искусственные, их эльф сам впаивал в золото, первой парой рабочих протезов. К выставке он обзавелся тремя парами тяпок с разными набалдашниками. Четвертая -- декоративная -- отправилась с ним на выставку.

-- Тончайшая работа, -- наконец нашелся профессор. -- Где вы нашли такие крохотные шестерни?

-- Пусть лучше спросит, сколько они стоили, -- сказал эльф (ему пришлось оторвать спину от удобного кресла, чтобы дать крыльям свободу слова). -- И где мы нарыли такие деньги...

Его слова привели девушек в восторг. Под потолок полетели банты, чепчики и чертежи гладильных установок. Дабы дополнить успех, эльф наклонился к маленькому столику по правый протез. На столике уместилось блюдце из маменькиной коллекции сервизов для варенья. В розетке лежали виноградины самого мелкого сорта. Эльф наткнул на острый кончик протеза ягоду и на глазах у ликующей публики запихал в огромный зубастый рот. Но апогей волнения зала достиг, когда сказочный герой взлетел и уселся на плечо Орри.

Кто-то с первого ряда даже отправился в глубокий обморок. К Орри подошли шокированные братья Фейн. Их самоговорящий аппарат с рубиновыми глазами оказался благополучно вознесен профессурой до небес и пребывал там, пока им не предоставили последнюю работу выставки. Тони протянул чемоданчик с набором инструментов.

-- Держи, ты честно заслужил, -- сказал он, заикаясь и косясь на эльфа.

Тот отсел на самый край плеча, чтобы взлохмаченные волосы механика не мешали крыльям говорить.

-- Зачем человеку, который протезирует своих эльфов золотом, этот жалкий набор?! -- сказал он, положив протез на протез.

Тони открыл рот, но Орри жестом попросил публику умолкнуть, и вовремя -- любое слово крылатого сопровождалось взрывом комментариев со стороны внезапно приблизившихся наблюдателей и профессуры. Они оказались в окружении плотного кольца.

-- Я не заслужил, -- сказал громко Орри, с правой стороны к нему подбирался профессор. -- Мои руки собирали детали, но без настойчивости моего маленького друга, его ювелирного мастерства и поддержки моей служанки, Адель...

-- Это первое место! -- воскликнул профессор, выхватил безвольную руку Орри и отчаянно затряс. -- Несомненно первое место!

-- Как всегда, объективно до предела, -- улыбнулся Орри. -- У меня даже сил нет с вами спорить!

У черного выхода их ждала Адель. Орри знал, что бежать придется тайно, отрываясь от толпы. Ему пришлось соврать нескольким преподавателям, так что теперь его ждала толпа людей, но, к счастью, в совершенно другом месте. Адель поймали повозку, и они втроем улетели прочь из столицы еще до захода солнца.

-- Вы выиграли, господин! -- воскликнула девушка. -- Вы счастливы?

-- Я рад, что вся эта отчетная программа за спиной! -- сказал Орри, выпуская эльфа из сумки.

-- Ты чуть не помял мне все крылья своим баулом! -- взвизгнул эльф.

-- Но на самом деле мне не терпится запереться в мастерской, -- продолжал Орри. -- У нас с Шаманом есть пара идей.

-- Пара Десятков идей, дубина! Выучи сначала математику, кривая твоя голова!

-- И одна из них тебе очень понравится, Адель! Что ты думаешь о самонагревающихся кастрюлях?

-- Я на такое не подписывался!

-- Надо же нам на чем-то зарабатывать, если уж тебе так приспичило строить космические корабли!

-- Космические корабли, господин Орри?!

-- Ты проболтался, идиот.

Повозка уносила их домой, а мысли -- совсем в другую сторону.

На том все и... началось.

2013-2014г.

Комментарии: 2, последний от 17/08/2014. © Copyright Кинуль Марина Валерьевна (nnii-sama@yandex.ru) Размещен: 13/08/2014, изменен: 13/08/2014. 69k. Статистика. Рассказ: Фэнтези, Юмор Папка 4		Ваша оценка:
Аннотация: Юный механик ввязывается в безнадежный спор, по итогам которого, само собой, он проиграет единственный инструмент из своей драгоценной коллекции инструментов... Тут на его голову сваливается гениальное решение, которое, правда, угрожает ему потерей чего-то большего, чем материальны предмет. Жанр: фентези, стимпанк, юмор

Кинуль Марина Валерьевна : другие произведения.

Гусеничка