У меня был отпуск, но я не уехала. Осталась в Питере, рядом со своим любимым, который по-прежнему занимался Степой (наверное, еще и Степиной мамой). Зато я накупила себе красивых летних сарафанов - ярких, подчеркивающих грудь (у меня красивая грудь, мой любимый всегда говорил мне об этом). Я не могла остаться одна без тебя, ты взяла мою жизнь в свои руки, и я отдала ее тебе, не задумываясь. Мне было так легче. На работе я по-прежнему была стервой и начальницей. Но, если посмотреть с точки зрения логики, бухгалтер должен быть твердым, иначе найдет себе на голову приключений. Однако, в этот период я была особенно строга к подчиненным и другим коллегам. Я видела непонимающие взгляды, иногда слышала обрывки разговоров. Они говорили обо мне. Истеричка, стера, самодурка. Так они меня называли. Но мне было все равно. Я оплакивала свою разрушенную любовь. Характер мой сделался очень неровным. Иногда я была спокойна, а иногда неожиданно вспоминала про измену своего любимого и слезы наворачивались на мои глаза. Я могла заплакать в самом не подходящем для этого месте. Один раз разревелась на остановке. Люди странно смотрели на меня. Один мужчина предложил мне платок. Я отскочила от него с испугом. Мужик покрутил пальцем у виска. Я снова стала курить, хотя уже много лет покончила с этой привычкой. На работе я держалась. Вернее старалась держаться. Не могла же я плакать при подчиненных! У меня не было отдельного кабинета, и это обстоятельство осложняло мне жизнь в первый раз. Ведь это я сама настояла на том, чтобы сидеть вместе со своими коллегами. Хотела контролировать их. А теперь они контролируют меня, следят за мной. Я смотрю в монитор и стараюсь думать только о цифрах. Сначала получается, но неожиданно я вспоминаю о своем горе, и слезы начинают течь из глаз, независимо от моего желания. Дыхание делается прерывистым и тяжелым. Я выхожу из кабинета и сижу в туалете, пока не успокоюсь. Наверное, мои коллеги думают, что у меня расстройство желудка. Так продолжался целый месяц. Я не могла ни спать, ни бодрствовать.
Ты отругала меня за то, что я неправильно принимала лекарство. Я должна пить его, как положено. Одну ложку утром, одну вечером.
В тайне от тебя я купила себе в аптеке снотворное. Должна же я спать по ночам хотя бы через раз. Помогло. Последние три ночи я спала, ни разу не просыпаясь. В последний раз я уснула так глубоко, что не смогла встать утром и пойти на работу. Так и проспала целый день. После месяца бессонных ночей мой организм старался взять свое.
Теперь на меня нашел ступор. Все события стали доходить до меня с трудом, как будто через слой ваты. Это защитная реакция такая, наверное. Зато я стала успокаиваться. Пусть лучше быть немного тупой, тем более это временно, чем истеричкой. Ты уговорила меня выехать на пикник к озеру. На самом деле мне больше всего хотелось остаться дома в выходной день и спать, но увидеть тебя мне хотелось еще больше. Ты насильно затащила меня в магазин одежды, заставила купить себе летнее платье и несколько сарафанов. Женщина должна хорошо выглядеть. Это твое правило. А мне после месяца бессонницы и слез не хочется даже думать о своей внешности. Но я очень стараюсь делать все так, как ты говоришь. Ведь ты знаешь, что нужно делать, лучше меня.
Итак, новый сарафан, длинный в пол, очень романтичный. Я не кажусь себе в нем бегемотом, а, наоборот, сексуальной женственной особой. Волосы я распустила, надела темные очки. Даже некоторые мужчины оглядываются на меня на остановке. Может, не все так плохо в жизни? Любовные разочарования бывают у всех, но у меня же есть ты! Я жду тебя у выхода из метро. Я хочу получить ответы на свои вопросы. Так сложились наши встречи с тобой. Ты рассказываешь, объясняешь, я слушаю и впитываю информацию. К следующей нашей встрече у меня уже много вопросов. Я проанализировала информацию, разложила по полочкам, но остались неточности или пустые ячейки. Это вызывает новую порцию вопросов и новый поток информации. Ты составила мой гороскоп, сделала мне прогноз на всю жизнь. Это необъяснимо, но интересно. Тем более, сейчас в душе моей горит огонь, мне трудно успокоиться. Мне важна любая информация, даже с таким источником, который в обычной ситуации вызвал бы у меня сильные сомнения. Как хорошо быть подругой парапсихолога! Сегодня я заставлю себя быть спокойной и веселой.
Все твои знакомые пользуются твоими знаниями. Ты не отказываешь людям, ведь это твое призвание. Недавно ты рассказала, как вылечила мужчину, который потерял способность к половому акту. Молодой и красивый, сказала ты. Я засмеялась в ответ, так как твои глаза заблестели, когда ты говорила о нем. Каким именно образом ты излечила его, спросила я. Мы долго смеялись тогда. Только в твоем обществе мне удается проявлять нормальные человеческие реакции. Твой пациент сталтвоим поклонником, и прислал тебе на работу букет цветов. В твоей поликлинике (ты права, терапевт - слишком скучная для тебя профессия) все завидовали тебе. Я подумала тогда, что мой любимый давно не дарит мне цветы.
Я вижу, как ты вышла из метро, и машу тебе. Ты тоже в желтом, только твой наряд намного короче. Мы садимся в автобус и едем загорать на пляж. Если вода не будет сильно холодной (в чем я сомневаюсь), мы сможем искупаться.
Я не пожалела, что поехала с тобой. Ты отвлекла меня. Мне даже стало интересно разговаривать. В отличие от прежних дней, я стала оживленной и даже улыбалась!
- Как твой импотент поживает? - спрашиваю я.
Ты обиженно вскидываешь на меня глаза.
- Он здоров. Убить бы бабу, которая его до этого довела!
- Значит, это его карма, - возражаю я, смеясь, - значит, он это заслужил в прошлой жизни. Я первый раз ударила тебя твоим же оружием.
- Да, безусловно,- отвечаешь ты, и я понимаю, что ты не хочешь больше это обсуждать
- Значит, все люди, которые много значат для нас сейчас, были кем-то для нас в прошлой жизни? - спрашиваю я тебя, чтобы отвлечь. Солнце печет сильно, но вода ледяная. Мы лежим на одеяле и посыпаем песком друг другу ноги и спину, как массаж. Твои черные волосы развиваются от ветра, ты похожа на ведьму. А мои обесцвеченные прядки собраны в пучок, чтобы загорели плечи.
- Ну, это же очевидно, - отвечаешь ты. Меня поражает твоя уверенность в том, чему доказательств не существует.
- И моего обманщика я бросила в прошлой жизни. Правильно?
- Конечно, это так. Но последствия этого трудно прогнозировать, - разъясняешь мне ты.
Я смеюсь. Я заигрываю с тобой, как будто ты моя старая подружка. Господи, какое у тебя изящное красивое лицо, и миниатюрное тело. Бывает же такая красота.
- Тогда один вопрос. А кем же мы с тобой приходились друг другу в прошлой жизни, если в этой мы проводим так много времени вместе?
- Конечно, любовниками, - отвечаешь ты и смотришь мне в глаза, не мигая, - ты бросила своего обманщика, и ушла ко мне. Просто я была мужчиной в прошлой жизни.
Я начинаю даже хохотать, вот как ты влияешь на меня. Но ты не разделяешь моего веселья. Смотришь на меня пристально и холодно. Я прекращаю смеяться.
- Что? - спрашиваю я. И икаю, как деревенщина.
Ты морщишься. Аристократка, блин, хренова! Предательница. Но тогда я еще этого не знала. Тогда я сидела внутри своего горя, внутри убивающего меня предательства. А ты смотрела на меня сверху, и с ласковой улыбкой цинично уничтожала мое достоинство.
Герман
На четвертом курсе я женился на Таньке. После того случая в моей комнате мы долго не разговаривали. Я не просил прощения, да и она бы не простила меня. Через несколько месяцев мы вместе оказались на дне рождения у ее подружки. Она накрывала стол, я пришел с другом. Было много вина и водки, но мало еды. Танька весь вечер на меня демонстративно не смотрела, была весела, много болтала, смеялась и пила. И напилась. Все разошлись по парам. Таньку попытался увлечь в комнату какой-то пьяный прыщавый ботаник. Я этого не одобрил, забрал Таньку сам. Ботаника я выгнал, и сам зашел в комнату к ней, вместо него. Танька была в отключке. Я стал ее гладить и раздевать, пытаясь пробудить к жизни. Долго мне это не удавалось. Но потом она приоткрыла глаза.
- А, это ты. Иди ко мне, - прошептала она. И я пошел. К ней, на нее. Тогда все и случилось. Когда я закончил, Танька уже снова спала.
Утром мы проснулись в одной постели. Танька не удивилась. Хотя я был уверен, что предыдущую ночь она не помнит. Планировала - понял я. Танька забеременела в ту ночь. Нужно было сказать матери, но я не знал, как! Танька идти ко мне домой второй раз отказывалась. Мы решили пожениться без родителей. Подали заявление и расписались. Танька жила в студенческом общежитии и договорилась с комендантом, чтобы я жил с ней. Нам дали целую отдельную комнату. Любил ли я ее? Наверное, да.
У нас было еще несколько счастливых лет до того, как я стал ненавидеть и ее тоже.
Родился Васька. Некрасивый, красный, с кривыми ногами. Рыжий, как Танька. Позже Танька стала работать мастером в ЖЭКе, и нам дали комнату в двухкомнатной квартире на улице Матроса Железняка.
Мать нас не приняла. Через месяц после свадьбы с Танькой я рассказал все матери. Как она кричала! Потом вышвырнула все мои вещи из квартиры, а меня вытолкнула за дверь. Наши соседи давно не удивлялись выходкам моей матери. У нее явно был актерский талант. Но в тот день она переборщила. Пашка помог мне собрать вещи, разбросанные по всему подъезду. Я жил у него, пока Танька не договорилась в общежитии про комнату. Раз в неделю я приходил к матери - она не пускала меня на порог. Звонил - она бросала трубку. Когда родился сын, я пришел к ней с Танькой и сыном. Мать не открыла нам дверь.
- Меня предали второй раз! - через дверь крикнула мать. Я вздрогнул, как от удара. Мне очень хотелось увидеть мать. Я чуть не расплакался. Как ни странно, я очень скучал по ней. Скучал и ненавидел одновременно.
- Я победила, - сказала Танька и пожала плечами.
Тогда я был на стороне Таньки. С матерью мне было плохо, а с Танькой - хорошо. Мать не хотела сына кусками - только всего. Если я ее сын - я не должен быть ничьим мужем, отцом, любовником. Но я смотрел на Ваську. Рыжего, красного, беспомощного. Ответственность перевесила. Васька мне был дороже.
Моя мать умерла в больнице. Много лет она не пускала меня в квартиру и не позволяла мне приблизится к сее.
-Приполз на пузе! - орала она через дверь, - не пущу! Иди к своей потаскухе! С каждым годом я приходил все реже и реже. А звонил раз в месяц. Она брала трубку, я опускал. Ответила, значит живая. Я беспокоился за ее здоровье. Все-таки матери было за шестьдесят. Я был поздним ребенком. Мать родила меня в сорок.
Однажды, когда Ваське было уже пять, я попросил его поговорить с бабушкой. Научил, что нужно сказать. 'Бабушка, этой твой внук Вася! Я по тебе очень скучаю!' Так мы с ним отрепетировали. Я набрал номер и дал Ваське трубку. Васька произнес слово в слово отрепетированный текст. На том конце провода молча положили трубку.
На следующий день мне позвонил Пашка, друг детства и бывший сосед. У матери случался инсульт, ее увезли в больницу. Когда я приехал, матери уже не было в живых. Она успела рассказать медсестрам, что сын ее бросил, ушел жить к потаскухе. Врачи смотрели на меня презрительно.
Много лет, пока мать была жива, я страдал от желания вернуться к ней. Вдали я тянулся к ней, как измученный жаждой умирающий человек тянется к стакану с водой. А вблизи... Мать не открывала мне дверь, и я не мог годами увидеть ее. Зато она иногда отвечала на телефонные звонки, и разражалась криком, оскорбляла, давилась своими словами, потом начинала громко рыдать.
- Ты бросишь эту сучку и вернешься домой! Или забудь, что у тебя есть мать! Ты предатель, весь в отца!
Перед глазами у меня начинало плыть, а в голове все четче прояснялся образ моей матери: высокая аристократичная прическа, длинное платье, бусы из искусственного жемчуга, на губах красная губная помада. А на лице насмешливая презрительная улыбка. Она всегда отчитывала меня с такой высокомерной жалостью, что вызывало во мне первобытную ярость, бешенство, желание ударить это безупречное лицо.
- Гера, как ты будешь работать? Ты же ничего не можешь, ты же не умеешь работать, - сказала мне мать, когда я сообщил, что устроился на работу. Голос ее был настолько ласковый, что мне трудно было поверить, что она говорит мне очередную гадость. Именно это несоответствие смысла ее слов и звучания всегда обманывали меня и вызывали досаду. И я начинал бояться. Действительно, а что я буду делать, когда приду на работу? Я же не умею работать! Но матери я уже не мог не возражать.
- Мама, у меня высшее образование, все так начинают.
- Все - это все. А ты - это ты. Когда я начинала, таких больше не было. Механики молились на меня. Талант! А ты? - мать настаивала на своем.
Ненависть моя тогда отошла, стала не такой жгучей. Вспыхивала только после разговоров с ней. От встреч она уклонялась.
А с Танькой мы жили сначала абсолютно нормально. Я не мог насытится ее свежим молодым телом, запахом ее густых рыжих волос. Потом она подарила мне сына. Танька была легкая, смешливая, часто шутила. Любила сына и меня. Я стремился домой с работы каждый день. Летел на всех парусах. Моя жена никогда не упрекала меня профессией.
-Проектировщик - это хорошо, это престижно, - говорила она. - И только для умных.
Мать считала, что я ее разочаровал, когда получил непонятный диплома непонятного ей института. Архитектор - творческая профессия, а проектировщик - нет.
- Я потратила даром на тебя много сил и денег. Ничего не вышло, - говорила она.
Ей казалось, что архитектор от слова архи. Архиважно, архисекретно, что-то сверх. А проектировщик - это обычно, обыденно. Устроишься в обычный НИИ и будешь чертить на кульмане линии. Глупо.
Я устроился и чертил. Я старался. Дома была Танька с теплыми глазами, и вечно зареванный и такой беспомощный сын.
Чтобы что-то приобрести, нужно сначала потерять. Это правило жизни. Я потерял мать, чтобы приобрести семью. Потом я потерял свою жену и семью, чтобы приобрести любовь, Машу и всю ее душу. Сейчас я теряю ее. Единственную женщину, которую я вообще мог любить. Что же я приобрету, кроме одиночества, отчаяния и начавшегося старения? Старею. Нужно записаться к косметологу. И сделать маникюр. Если Машка бросит меня, то нужно будет соблазнить какую-нибудь очень молодую, и слишком глупую девочку. Может быть, даже, девственницу. Нужно хорошо выглядеть.
Венера.
Вуаля, теперь все, что делает твой мужчина, все его поступки, все слова, обращенные к тебе, стали для тебя признаками его предательства. Я постаралась! Ты в своей слабости дошла до того, что обсуждаешь со мной каждый его взгляд, каждое движение! Благодаря мне все это свидетельствует против него!
- Тебя предали! О тебя вытерли ноги! - говорю я тебе.
Ты молчишь, только смотришь затравленно. Потом начинаешь плакать. Ты слаба. Ты можешь начать плакать в любой момент. Даже на работе. Девочка моя, я знаю, как ты стараешься держаться, как ты пытаешься вести себя достойно! Но у тебя ничего не получается. Вот, ты сидишь на работе, уставившись в свой глупый монитор, руки твои бегают по клавиатуре. Все спокойно. Но, один миг, только миг воспоминания! Измена, предательство! И глаза твои за долю секунды наполняются слезами, руки начинают дрожать! Ты не можешь уже разговаривать спокойно! И начинается твоя маета, боль грызет тебя! И ты обращаешься ко мне! Тебе нужно поговорить с кем-то! Лучше говорить, чем проваливаться в одиночество и отчаяние! Молчание для тебя невыносимо. Поэтому ты звонишь мне. Когда я уже не могу объяснить тебе твои обстоятельства с точки зрения логики, я начинаю нести свою колдовскую чушь! Реинкарнация, надо же! Это самый легкий способ объяснить необъяснимое! Тебе сейчас необходимо услышать хоть что-то! Тебе нужно успокоиться, и я способствую этому! Все мирские страдания - только иллюзия! Ты даже не понимаешь, что твоя ноящая боль невыносима не потому, что тебя предали! А потому, что я так действую на тебя! Я разжигаю твою искру до размеров громадного пламени! Я увеличивю преступность поступков твоего мужчины до размеров армагедона! И это я, только я увеличиваю твои страдания до такой степени, что ты не хочешь жить! Я давлю на больную мозоль сколько есть силы! Я уверяю тебя, что такое нельзя простить! Я ввожу тебя в состояние паники! А потом даю тебе облегчение. Я представляюсь тебе врачем. Нет, не психологом, а терапевтом. Это тебе понятно, это дает тебе повод чувствовать себя в безопасности рядом со мной. Ты считаешь, что я помогаю тебе.
***
С того дня, как мой отчим стал моим близким единственным другом и защитником, жизнь моя заиграла новыми красками. По-прежнему, я не могла позволить себе быть собой в собственном доме, но тайна, возникшая в моей семье, упорно скрываемая, намеренно не выносящаяся на поверхность, разнообразила мои скучные будни. И не только мои. Отец Головы теперь с удовольствием приходил домой каждый вечер. Он спешил ко мне! Это чувство, что кто-то хочет тебя видеть, желает тебя, подпитывало меня некоторое время, которое мне осталось прожить в моей семье. Моя семья наконец-то стала семьей: меня понимали! Я училась в школе, и у меня даже были подруги, вернее, приятельницы. Училась я хорошо, несмотря на то, что никто не заставлял меня. Никто не интересовался моими оценками! Перехожу из класса в класс - и ладно! Дома было настолько много дел и забот, что моя учеба отодвигалась на десятый план! Главное - Голова! Ее жизнь, здоровье, настроение! Паша защищал меня, и Голова немного притихла! Наш тайный тандем спасал меня от отчаяния! Да, я по-прежнему не была собой для матери и сестры. А для отчима я была тем, кого он хотел видеть. Я одевала маски, каждый день, каждый час меняя их. В зависимости от того, какая нужна именно сейчас. У меня были сотни масок: для сестры, для матери, для отчима, для подруг, для учителей. Среди этих чудовищных масок я потеряла свое лицо! Потеряла так давно, что теперь, когда я имею возможность не скрывать его, маски так надежно прилипли к нему, что нет возможности справиться без них. Я просто теперь не знаю, какое мое лицо?! Где настоящая я из всех образов, которые я одеваю на себя?