- Ухлопали, значит, Свободу-то нашу, - сказала Швейку его домработница.
Швейк, несколько лет тому назад отказавшийся дать скромную взятку, чтобы не идти в армию, был признан идиотом, и теперь промышлял сочинением курсовых и дипломных работ для нерадивых, но вменяемых студентов.
Кроме того, он ещё страдал ревматизмом, и в настоящий момент растирал себе колени интим-гелем. Не подумайте, что из-за слабоумия. Просто патентованные мази были не по карману, а гель приятно холодил и отвлекал от боли.
- Какую ещё Свободу, пани Мюллер, спросил Швейк. Я знаю двух: Свободу Востричкову, которая за крону грудью разбивает пивную кружку, и Свободу Ружицкую из Лиги феминисток, которая ходит мочиться в мужской туалет. Ни одну из них мне не жалко.
Нет, ухлопали самую главную Свободу. Ту, что стоит в Америке в виде девицы с факелом. Сделали огромную пластмассовую выбивалку для ковров, подняли её двумя вертолётами, и отшлёпали статую по её твёрдому мягкому месту.
- Господи, - вскричал Швейк. - Надругаться над нашей святыней, да ещё так жестоко. Можете не сомневаться: здесь без исламистов не обошлось. Ладно бы чадру на неё надели - это статуе с её красотой только на пользу бы пошло... Свободу один раз шлёпнули или несколько?
- Дважды. Говорят, что публика внизу кричала: "Бис", и не все телекомпании успели снять. Так что пришлось повторить.
- Значит, будет война. И не какая-нибудь, а мировая. Вот не орали бы "Бис", а тихонько радовались и фиги в карманах показывали, так Америка ещё бы пару стран отдемократила и успокоилась... Ну ладно, я пошёл в трактир "У чаши". Если придут за рефератом по истории демократии, за который я взял задаток, то скажите, что я сбросил его на дискету и повёз на дачу лечить от вируса. И, пока не вылечу, буду держать его там, чтобы не заразил остальные файлы.
Трактир "У чаши".
Трактирщик Паливец был потомком древних русских князей, и слыл отчаянным грубияном. Большинство слов его лексикона содержало букву "ё".
В конце каждой фразы трактирщик ставил слово-индикатор, сообщающее об интенсивности высказывания.
Скромное "Ё" или "Ё-й" соответствовало взрыву силой в две-три килотонны тротилового эквивалента, не больше.
Умеренные "Ё-Моё" и "Ёмана" означали землетрясение средней силы.
Шквалистое "Ёмана-Наёмана" свидетельствовало о катаклизме, соизмеримом с апокалипсисом или введением сухого закона.
Величественный и грозный, этот индикатор извлекался на свет только в особо торжественных случаях. Чести полюбоваться им удостаивались лишь избранные собутыльники и налоговые инспектора.
В трактире "У чаши" сидел только один посетитель. Это был агент тайной полиции Бретшнейдер. Он тщетно пытался завязать с трактирщиком доверительную беседу.
Ковырявший в ухе Паливец задумался. Не будь Бретшнейдер полицейским, за такой вопрос следовало бы помыть его голову в унитазе и выставить её за дверь в месте с остальным телом. Но могут последовать санкции.
Трактирщик вздохнул, и вместо ответа ограничился скромным "Ё".
В мирное время перед "Ё" обычно ставилось: "Засунь хобот в кружку, и надирайся молча, не отвлекая людей от дела". Но сейчас, когда всюду ищут террористов, особенно там, где их нет, Паливец решил быть осторожным, и использовать только индикаторы.
- Слышали, что в Америке наделали, - не отставал Бретшнейдер.
- Ё-й, - отрезал трактирщик. Это значило: "Вся ваша Америка - сплошной гей-клуб, делать я на неё хотел".
- Там Свободу отшлёпали, - доверительно шепнул полицейский.
Буравивший ухо палец сделал ещё пол-оборота и замер.
- По заднице? - Заинтересовался Паливец, теряя бдительность. - Так это сутенёры. Они всегда своих девок наказывают, когда те приносят мало денег. Ё-моё.
Тайный агент Бретшнейдер сник, и оживился только с приходом Швейка.
Уперев в него колючий взгляд, тайный агент спросил:
- Вы скорбите вместе с Америкой?
Швейк просиял:
- Не только я. Готов поспорить, что все девицы на объездной сегодня будут в чёрном белье. Съездим посмотрим?..
Бретшнейдер скрипнул зубами, и воцарилась тишина, которую нарушил трактирщик:
- Рожа у этой вашей Свободы паршивая, вот ей задницу и нахлопали. Ё-й.
Швейк возразил:
- Дело не в том, что у Свободы лицо страшное, а в том, что оно неприкрытое. Это всё устроили исламисты из-за кризиса морали. Вот если бы в стриптиз-барах девицы выступали в парандже, никто бы Свободу и пальцем не тронул. Видели, как перед шейхами исполняют танец живота? Пуп выставлен на всеобщее обозрение, а лицо прикрыто. Всё высокоморально, исламисты довольны и никого не трогают. Это потому, что лицо - зеркало души.
Швейк растолкал успевшего задремать трактирщика.
- Вот скажи, ты любишь мусульман, этих нехристей? Им же религия запрещает пить.
Бретшнейдер грозно навис над трактирщиком.
- Здесь часто собираются фундаменталисты?
- Я посетителям в штаны не заглядываю, - отрезал Паливец. - На то есть полиция. Ё-Мана.
- И спецслужбы, - подхватил Швейк.
- Довольно! - Рявкнул Бретшнейдер. - Вы оба арестованы за оскорбление властей и пособничество терроризму.
- Ёмана-Наёмана, - резюмировал трактирщик.
Полицейское управление.
Теракт в Америке наполнил полицейское управление многочисленными жертвами. Их приводили одну за другой, и в канцелярии для приёма арестованных старик-инспектор, встречая их, добродушно говорил:
- Эта Свобода вам дорого обойдётся.
Когда Швейка заперли в камеру, там уже было три человека.
Один из них, добродушного вида толстяк, оказался воинствующим вегетарианцем. Его арестовали за то, что гонялся с бензопилой за хозяином бойни. Исключительно в мирных целях: чтобы тот почувствовал себя агнцем перед закланием и перестал убивать животных.
По словам толстяка, дежурный следователь тоже был вегетарианцем и обещал оформить дело только за нарушение тишины. Причём накажут за это хозяина бойни, так как тот своими криками о помощи заглушал рёв бензопилы.
Другой, флегматичный очкарик, сказал, что вообще не понимает, за что арестован. Он - всего лишь мелкий коммивояжёр, и зарабатывает на жизнь продажей выбивалок для ковров.
- Пластмассовых? - Уточнил вегетарианец.
Коммивояжёр сделал небольшую паузу и разрыдался.
Швейк поинтересовался:
- Родственники на Кубе есть?
Торговец выбивалками затих, и на вопросы больше не отвечал.
Третий арестант, председатель благотворительного общества имени Марии Магдалины заявил, что попал сюда по недоразумению. Просто на банкете, посвящённом успехам общества в борьбе за нравственность проституток, он произнёс тост. Ничем не примечательный, и даже скучный тост, который заканчивался словами:
- Настанет царство Божие, и все распутные девки получат по заднице.
Через минуту все новости сообщали о нападении на статую Свободы.
- Ведь это же случайное совпадение, - трагически заломив руки, прошептала жертва благотворительности.
- Ну это как посмотреть, - заметил Швейк. - Если в суде докажут, что Свободу можно считать распутной девкой, тогда уж не отвертеться. И вообще, наше дело - дрянь. Теперь, чтобы изобразить борьбу с терроризмом, нас всех за этот самый терроризм расстреляют.
- Угораздило же здесь родиться, - вздохнул коммивояжёр.
Не скажи, - возразил Швейк. - Есть и в нашем положении свои плюсы. Будь мы в Америке, нас рассадили бы на электрические стулья и транслировали бы казнь в прямом эфире. С перерывами на рекламу чипсов.
- Диетических чипсов, - заметил вегетарианец, которому уже ничего не грозило.
Он подошёл к коммивояжёру, и положил ему руку на плечо и сообщил:
- Родину не выбирают. - Потом, немного подумав, добавил:
- При рождении.
Швейка повели на допрос. В коридоре, едва различимый в тусклом свете дежурных ламп, висел плакат:
"У тебя есть права, даже если ты - арестант".
Кто-то зачеркнул слово "арестант", и над ним написал: "педераст".
Следователь улыбнулся Швейку, предложил ему сесть, вздохнул и приступил к допросу.
Через полчаса, когда все анкетные данные были проверены и занесены в компьютер, следователь согнал с лица улыбку и протянул бумагу.
- Подпишите.
Отпечатанный на компьютере текст был озаглавлен: "Отказ от адвоката".
Швейк упёрся:
- Я ещё ни от кого не отказывался.
Следователь ласково поинтересовался:
- Хочешь, чтобы тебе переломали все рёбра?
- Не выйдет.
- Это почему? - Удивился служитель правосудия.
- Потому, - мстительно произнёс Швейк, - что это я организовал теракт в Америке.
Пока следователь переваривал услышанное, Швейк на обратной стороне отказа от адвоката написал чистосердечное признание.
Жрец Фемиды прочёл и задумался. Потом на цыпочках подкрался к двери, и, резко распахнув её, выглянул в коридор.
Никого не обнаружив, он вернулся за стол, перечитал признание, и тоскливо пообещал:
- Тебе переломают все кости.
Даже пальцем не тронут, - заверил Швейк.
Слуга правосудия куда-то позвонил, и виноватым голосом доложил о своих достижениях.
Слушая собеседника на том конце провода, следователь менял цвета как хамелеон. Пунцовый румянец, выступивший на его щеках в начале разговора, разлился на всё лицо и достиг едва наметившейся лысины.
Когда телефонная трубка перешла на крик, румянец отступил, сменившись пергаментным жёлто-белым цветом. К концу разговора появилась синева, и если бы собеседник не отключился, следователь мог бы послужить медицине для проверки зрения у дальтоников.
Швейк сообщил ему об этом и, устроившись на стуле поудобнее, принялся насвистывать арию тореадора.
В кабинет ворвался господин начальственного вида и зарычал:
- Где?!
Следователь поднялся из-за стола, встал в угол и показал на Швейка:
- Вот.
- Начальственный господин отмахнулся, нашёл на столе написанную Швейком бумагу и, сложив её в несколько раз, сунул в карман. Потом подумал, достал её из кармана и порвал. Снова подумал, и сжёг в пепельнице остатки чистосердечного признания.
Развеяв пепел по кабинету, он крикнул в коридор:
- Можно!
Вошли дюжие санитары и упаковали Швейка в смирительную рубаху.
Следователь облегчённо вздохнул.
Санитары посмотрели на него, потом на начальственного господина.
Тот кивнул.
- Нет! - Взвизгнул следователь.
- Для твоей же пользы, - отрезал господин.
Схватка была короткой, и спелёнанного, похожего на брыкающуюся мумию следователя вынесли из кабинета.
Швейк, не дожидаясь приглашения, пошёл следом.
Во дворике полицейского управления начальственный господин проследил как пациентов загрузили в автобус и, поймав за рукав санитара, спросил:
- Смирительные рубашки ещё есть?
- Найдём, - с готовностью ответил санитар.
- Бережённого бог бережёт, - поведал ему начальственный господин, и полез в автобус одеваться.
Когда выехали из дворика, он пристально посмотрел на Швейка и поинтересовался:
- Доволен?
- В такой компании - хоть в преисподнюю, - последовал невозмутимый ответ.
Начальственный господин взмахнул длинными рукавами, пытаясь дотянуться до горла Швейка, но передумал и улыбнулся:
- Ты ничего не докажешь.
- А мне и не нужно. Скажу, что все приказы отдавал вам, вот и выкручивайтесь, как хотите. А когда вы застрелитесь, а вас об этом скоро попросят и даже помогут, скажу, что ошибся. Так что без пенсии ваша семья не останется. У вас есть семья?
Не дожидаясь полной остановки, он распахнул дверь и пинком высадил Швейка из автобуса.
- Вон!
Санитар робко заметил:
- Может быть, с него снять смирительную рубашку?
- Не надо. Такие типы опасны для общества.
Водитель спросил:
- Куда едем?
Начальственный господин посмотрел в окно.
- За углом есть неплохой трактир. Давай туда, мне нужно кое о чём подумать. - И проверил: на месте ли табельный пистолет.
Следователь подал голос:
- А что такое лоботомия?
- Скоро узнаешь.
На свободе.
Вылетев из автобуса, Швейк приготовился к встрече с асфальтом и сгруппировался, насколько позволяла смирительная рубашка. Но напрасно: его подхватили заботливые руки и бережно поставили перед микрофоном.
Упитанный молодой человек дружески хлопнул его по спине и широким жестом показал нацеленные на Швейка телекамеры.
- Пожалуйста. Вас слушает вся страна.
За телевизионщиками, сбившись в стайку, стояли девицы, судя по виду, очень лёгкого поведения. Они отчаянно зевали, и вяло помахивали плакатиками: "Даёшь войну" и "Вместе мы сможем".
Последний лозунг был девизом Лиги Христианско-Демократической Молодёжи, или, сокращённо, Лиги Хридемолов - организации настолько интересной, что о ней нужно рассказать отдельно.
Лига Хридемолдов.
Однажды чешский президент пришёл в американское посольство. За зарплатой. А ему там показали фигу. И ещё накричали. Дескать, где ваша демократическая молодёжь? Почему не видно?
- Как это не видно, - обиделся президент. Вот только утром видел. Прямо у себя дома: сидит в кресле, "Плейбой" читает. Денег просит... А вы зарплату не даёте.
- То, что ваше чадо приобщается к мировым ценностям - это похвально. Но, - посол обрадовался случаю процитировать любимое высказывание своего президента, - настало время поднимать задницу. Чтобы завтра же я увидел митинг. В поддержку.
- В поддержку чего?
- А неважно, - улыбнулся посол. - Пусть наша... то есть, ваша демократическая молодёжь просто приучается поддерживать.
Вернувшись домой, президент набросился на сына:
- Время поднимать задницу, а ты "Плейбой читаешь". - И передал ему разговор с послом.
- Не горюй, папец. Сейчас все вопросы порешаем. - И собрал друзей, детей чиновников помельче.
Мозговой штурм был коротким (недаром родители тратились на заграничные университеты).
Вопрос об идеологии решили, проведя небольшое маркетинговое исследование. Пощелкав каналы спутникового телевидения, обнаружили, что лучше всего продаются два вида ценностей - христианские и демократические. Поэтому зародыш организации решили назвать Лигой Христианско-Демократической молодёжи.
От частого употребления бренд немного истрепался, и вскоре члены организации стали именоваться кратко и гордо - хридемолы.
На символике решили сэкономить, и использовать оставшиеся от дня Святого Валентина плакаты с изображением двух сердец. Осталось придумать лишь небольшие дополнения, говорящие о демократичности или, на худой конец, о христианстве.
Здесь разгорелась дискуссия.
Радикалы предложили пририсовать к одному сердцу крестик, а к другому стрелочку, указывающую путь к светлому будущему. Получилось что-то вроде символов Венеры и Марса.
Умеренные заявили, что от символа разит фрейдизмом, и что место ему только в борделе.
Консерваторы с ними согласились, добавив, что кроме борделей символ могли бы использовать поклонники какого-нибудь фаллического культа. Гетеросексуального, разумеется.
Нужно было что-то убрать.
Радикалы, как всегда, рванули с места в карьер, и предложили убрать сердца. Получилось что-то похожее на букву "Х".
Консерваторы хором сказали слово на эту букву, которое первое пришло им в голову.
Радикалы вздохнули, и отозвали проект.
Вопрос решил Президент, заглянувший к сыну узнать: кто так громко кричит по-русски. Он посоветовал всем идти спать, и жирным маркером перечеркнул сердца крест-накрест.
- Класс! - Хором одобрили хридемолы.
Символ стал напоминать два сердца, пронзённые крестом.
Президенту похвала польстила, и эмблема была утверждена.
Пронзённые крестом сердца развесили всюду, куда мог забрести американский посол. Вплоть до туалетов.
Набожные горожане, наткнувшись на символику, ожесточённо крестились и сетовали на разгул сатанистов.
Посол был доволен, и выдал зарплату. Потом заявил, что хочет лично увидеть хридемолов.
Тут возникла проблема. Дело в том, что детей всех высших чиновников он знал лично. А других членов в организации не было.
Бросились искать молодёжь, и расстроились: те, кто хоть что-то из себя представлял, укрепляли трудовую славу Родины. В шахтах и борделях всего мира.
Оставшиеся говорить не умели и должным экстерьером не обладали; все были какие-то тощие, и показывать их можно было разве что врачу. Или священнику.
Решение нашлось неожиданно. На объездной дороге.
Отсеяв украинок, получили передовой отряд чешской молодёжи. С христианским уклоном. Отряд состоял исключительно из девушек, но это было лучше, чем ничего.
Их обозвали хридемолками и раздали партийные значки. Потом вручили задаток и, строго-настрого приказав молчать и не выставлять бёдра, показали послу.
Улыбчивые и кокетливые девицы ему сразу понравились, и папе главного хридемола вручили премию.
По праздникам колонну хридемолок с плакатиками водили вокруг американского посольства, и в Вашингтон полетел восторженный доклад искренне заблуждавшегося посла.
Прочитав его, самый демократичный президент поправил кобуру, спрыгнул с деревянной лошадки, и произнёс одно-единственное слово:
- Задница.
Запахло электрическим стулом.
В Чехию отправили проверяющего. Инкогнито. Слова этого американский президент не знал, но приказал проверяющему высадиться на парашюте, и сразу же закопать акваланг.
Кое-какие слухи всё же просочились, и посол распорядился организовать митинг. В поддержку какой-нибудь войны. И транслировать его на всю страну. А ещё предупредил, что проверяющий может появиться внезапно, самым неожиданным образом. И если он захочет выступить, чтобы его сразу давали в прямой эфир.
Вот Швейка, вылетевшего из санитарной машины в смирительной рубашке, и поставили пред телекамерами.
Не успев прийти в себя, он понял лишь то, что свободен. С чем и поздравил себя:
- Да здравствует Свобода! - И попросил снять с него смирительную рубашку.
В посольстве самой свободной страны грянул выстрел.
Швейка развязали, и он, ещё немного поулыбавшись телекамерам, скользнул в толпу хридемолок.
Домой он добрался измазанный помадой и в приподнятом настроении.
Американского посла накрыли звёздно-полосатым флагом, и тоже отправили домой. Под музыку.
Получив посылку, самый демократичный президент произнёс своё самое любимое слово.