|
|
||
Соль земли.
''Мрак. Темнота. Нет, он не счастлив.
Он не счастлив! Он сказал это самому себе.
Он признал это. Он носил своё счастье как маску,
но девушка отняла её и убежала через лужайку,
и уже нельзя постучаться к ней в дверь и попросить,
чтобы она вернула ему маску."
Когда же всё это началось? Точно сказать не берусь. Возможно, это случилось, когда я понял, что родители разочаровались во мне. Поняв, что из того милого ребёнка, которого они так долго растили, получился совсем иной человек, нежели они хотели видеть. Было ужасно больно чувствовать их полунеодобрение к тому делу, которым занимаешься. Но хуже было осознавать, что твои собственные родители в тебя не верят. Думаете, мне нужно было им что-то доказывать?
Возможно, это случилось, когда я вдруг пришёл к выводу, что та, которую люблю больше жизни, не может понять простых аксиом моего мироощущения. И она та девушка, кто по смыслу должна быть моей второй половиной, продолжением самого меня. Ну да ладно... В конце концов, я люблю её вовсе не из-за того, что она понимает каждый закоулок моей тёмной души, а за то, что освещает своим присутствием большую её часть. Хуже было опять таки другое. Я неожиданно для себя самого утвердился во мнении: ведь вполне вероятно, что и нет вовсе людей меня понимающих до конца. А значит, я один? Совсем один? Вот это посеяло в глубине меня семена страха.
А может, всё началось тогда, когда всё то, о чём так долго мечтал, случилось? Ты пишешь, пишешь, тебя читает узкий круг людей, которым это нравится, но в глубине души мечтаешь о большем признании. Я годами писал просто так. Для себя и близких. Чтобы просто потешить своё эго, утвердиться и притвориться, что я не такой, как все. Что я писатель, хотя, вполне вероятно, таковым не являлся. А потом посылаешь работу на какой-то конкурс, не будучи уверенным, что она дойдёт до адресата, через неделю забываешь об этом, а через пару месяцев просыпаешься знаменитым. Так бывает? Господи, так бывает, чёрт возьми?!
Бывает. И что, вы спросите, потом? Потом контракты, деньги, долгожданное признание. Но нет главного. Нет счастья и умиротворения.
Я верую. Верую в Бога. Верю, что Он испытывает каждого из нас, учит чему-либо каждого человека. Кого-то Он учит смирению, кого-то излечивает от гордыни. Но я никак не могу разобраться, чего же Он хочет от меня. Почему? Судите сами. Всю жизнь я чего-то хотел, чему-то стремился. Стоило мне чего-то действительно захотеть, и я это получал. Какую-нибудь игрушку в детстве - пожалуйста, здоровье и благополучие родным и близким - получай. Стоило только попросить у Бога, и всё происходило так, как надо. Захотелось мне полюбить и быть любимым - и я уже влюблён, и мне отвечают взаимностью. Захотелось известности и достатка - стоило только попросить у Него...
У меня было и есть всё, что мне надо. Но счастлив ли я от этого? Многие говорят, что я невероятно удачлив, что я счастливчик и чуть ли не гений. Но что от этого всего мне проку, ежели каждый божий день я просыпаюсь с ярким чувством, будто что-то идёт не так?
Итак, когда же это случилось? Когда я слетел с катушек? Когда я наконец понял, что всё то, чем я живу, не доставляет мне радости? Наверное, это случилось сегодня утром, когда я проснулся после очередной вечеринки. Я лежал, смотрел в потолок, борясь с неизбежно подступающей головной болью, и вдруг понял: у меня есть всё, мне двадцать лет, я талантлив, влюблён, обеспечен. Мне больше не к чему стремиться. Я на пике своей жизни. И я не счастлив. И не знаю, как быть счастливым. Я неожиданно для себя осознал, что веду образ жизни, которому всегда противился, и этот образ мне нравится. Я пишу, отказавшись от свободы творчества, будучи связан контрактами и предварительными соглашениями. Я покупаю дорогую одежду и хожу по элитным местам тусовок. Я отрываюсь с толпой знакомых, признающих мою известность и деньги, а не сижу с горсткой друзей у костра. Я понял, что уже и не могу вспомнить день, когда я в последний раз просыпался бы без похмелья и испугался, что качусь в бездну алкоголя. Понял, что снова курю, хотя давно бросил. Я неожиданно ужаснулся мысли: я уже не тот шестнадцатилетний парень назвавшийся писателем, романтиком-реалистом, и находящийся в поисках любви и понимания, доли славы и самоутверждения в мире. Я уже не тот невинный ребёнок. И тогда я не думал, что у меня будет всё, но не будет того, что действительно нужно. Самого главного. "Счастье для всех даром!" Нет. Нету этого счастья. Всё есть. Счастья нету. И самое страшное: а если уже никогда и не будет?
Начало было положено. Я ещё не знал, что буду делать, но спокойно влачить такое существование не мог.
Душ стал первым шагом к моему нравственному и моральному выздоровлению. Скинув промокшую от пота простыню, я выбрался из постели и голышом прошлёпал в ванную. Там я встал под холодные струи воды и стоял пока не перестал чувствовать конечности. Затем, насухо вытеревшись, я натянул на себя шорты, кое-как причесался и, удовлетворённо хмыкнув своему отражению в зеркале, побрёл на кухню.
Включив чайник дабы подогреть воды, я открыл шкафчик и осмотрел ряды банок. Рука сама потянулась растворимому кофе, но я вовремя остановил себя. Вместо дешёвого пойла я извлёк на свет божий пакет с зёрнами. Открыл его, вдохнул крепкий, натуральный аромат. Высыпав строго нормированную порцию зёрен в кофемолку, я начал перемалывать, насвистывая какой-то незамысловатый мотивчик. Я делал всё не спеша, наслаждаясь каждым этапом приготовления напитка. Через четверть часа кофе дымился у меня в чашке, разнося по квартире божественный аромат.
Я раздвинул шторы, впустив утренний свет на кухню, и открыл дверцу на балкон. Электронные часы, стоявшие на полке, не мигая, смотрели на меня. 6:22. Город ещё спал. На улицах не было прохожих. В свежем утреннем воздухе раздавалось лишь пение птиц да изредка шелест шин случайной машины. Я целую вечность не вставал в такую рань.
Кофе был чудесным. Такой могла приготовить ещё только Света... От воспоминания об ужасном последнем разговоре с любимой неприятно кольнуло в груди. Пальцы невольно потянулись к пачке сигарет на краю стола. Но, едва коснувшись сигарет, я вздрогнул, посмотрел на них и понял, что надо делать.
Квартира была перетрясена сверху до низу. Я нашёл все табачные изделия, что только у меня были. Вспомнив одну детскую книжку, я с безудержным весельем стал отрезать у сигарет фильтры, а табак вытряхивал в небольшой тазик. Когда с этим было покончено, я стал рыться во всех шкафчиках, доставая бесчисленные бутылки. Всё. Вино, водку, мартини, коньяк, пиво, джин, виски. Я открывал бутылку за бутылкой и выливал всё в тот же тазик. Экзекуции не подверглись только бутылка отличного "Hennesy" и безумно дорогого сливого вина. Переполненный смесью табака и алкоголя тазик я аккуратно снёс в туалет и с чувством глубокого удовлетворения слил в унитаз.
Вот теперь можно спокойно выпить кофе и подумать, что делать дальше.
В какой же момент моей жизни всё переменилось? Что за событие сломало того шестнадцатилетнего идеалиста и превратило в меня настоящего? А может, это была совокупность явлений? Некая реакция на окружающую действительность? Нет. Что-то определённо меня сломало. Ну не мог я тот, романтичный, немного скованный и неуверенный, весёлый и по-юношески безудержный превратиться в надменного, наглого и мрачноватого реалиста. Не могут же те немногие настоящие друзья, что остались у меня, любить и ценить такого человека, как я нынешний. Значит, что-то во мне ещё есть. Значит, они видят что-то оставшееся от меня прошлого. А значит, есть шанс вернуть безвременно ушедшее. Ведь есть? И я смогу выбраться из клоаки затянувшего меня бытия? Надо лишь понять, что повлияло на меня.
И я стал вспоминать. Минуты безмолвно сменяли друг друга на циферблате часов. А я бродил. Бродил по бесчисленным закоулкам своей памяти, переосмысливая период становления себя, как личности.
Остатки кофе давно остыли и потеряли всякий вкус, а я сидел, практически не двигаясь, лишь изредка машинально стряхивая капельки пота со лба. Утренняя прохлада давно уступила место дневному летнему жару. А я всё сидел, потел и вспоминал. И вдруг всё понял. Холодок понимания пробежал по спине. Совершенно неожиданно мне стало очевидно, что же и кто же послужили истинной и основной причиной смены моего жизненного курса. И самое главное, я абсолютно точно знал, что именно я сделал тогда не так и что нужно попытаться сделать сейчас, дабы не угробить себя окончательно.
Собраться было делом пятнадцати минут. Я достал свой рюкзак, который в глаза не видел уже где-то пол года, побросал туда стандартный набор шмоток, зонтик и, почесав затылок, бутылку коньяка. Затем я натянул лёгкие бриджи и футболку, проверил наличность в кошельке, закинул в карман мобильник и собрался было двинуться. Но взгляд мой остановился на субноуте, что стоял на столе. Нажатием пары клавиш компьютер был разбужен. На экране высветился открытый текстовый документ. Прочитав пару последних строчек, я, поморщив нос, закрыл файл. В директории с нецензурным названием лежало ещё два подобных документа. Это была моя работа. За последний месяц я написал в совокупности несколько абзацев. А через три недели истекали сроки первого контракта. К чёрту! К чёрту эти грёбаные книги! Я со злостью хлопнул крышкой ноутбука и собрался закинуть его в рюкзак. Мало ли пригодится? Нет. Не пригодится. Я отложил ноут обратно на стол. Вместо него я достал толстую тетрадку в клетку и простую шариковую ручку. Вот так. Раньше мне и без излишеств писалось хорошо. Удовлетворённо кивнув самому себе, я застегнул рюкзак, натянул сандалии и закрыл за собой дверь.
Полтора часа спустя я стоял на пороге когда-то хорошо знакомой двери. Так много времени прошло с тех пор, когда я был здесь в последний раз. Чуть ли не четыре года. Я даже содрогнулся, осознавая насколько это большой период моей жизни. Замок щёлкнул, и дверь отворилась.
- Елена Степановна?
Последовала довольно продолжительная пауза.
- Игорь? Игорёк, ты что ли?
- Я, - как-то неловко получилось у меня.
- Господи, как давно я тебя не видела. Ну, проходи, проходи, - она посторонилась, пропуская меня.
- Да я собственно..., - но она уже скрылась в глубине квартиры.
- Сейчас я чайку поставлю, - донеслось из кухни.
Квартира изменилась с моего последнего посещения. Нет, чисто физически всё было так же, ну, может, пыли прибавилось. Но... Вот скажем, если б квартира была человеком, и у неё была душа, то можно было бы сказать, что эту душу из неё вытрясли. И теперь она была какая-то серая, мрачная и неживая.
Я аккуратно пристроил рюкзак у тумбочки для обуви, попереминался с ноги на ногу и побрёл на кухню. Елена Степановна суетилась с чаем. Ей ещё не было сорока. Однако, верна поговорка: женщине столько лет, на сколько она выглядит. А выглядела она плохо.
- Ну, рассказывай, Игорёк, как поживаешь? - она присела за столик и пододвинула ко мне чашку дымящегося чая.
- Всё хорошо. На жизнь не жалуюсь.
- А как родители? - от подобных стандартных вопросов меня коробило.
- Живы-здоровы. Как всегда на дачу на лето умахали. А вы-то как?
- Как видишь, - сказала она.
Потом, как будто спохватившись сказанного, она добавила:
- Всё нормально. Правда, всё нормально.
На кухне повисла тишина. Я делал вид, что пью чай. Она внимательно разглядывала свои руки. Поняв, что продолжать этот бессмысленный разговор глупо, я перешёл к делу:
- Елена Степановна, а Женька когда домой придёт? Я, собственно, к нему, - она вся вздрогнула, как если бы лопнула натянутая внутри неё струна.
- Женька? Так он уж год как здесь не живёт.
- Не живёт? - удивлённо переспросил я. - А где же он?
- С подружкой своей. У неё на квартире.
- А адресок не подскажите? Уж больно надо с ним повидаться.
- Конечно, - она порылась в сумке и достала записную книжку. Переписав оттуда адрес, я начал собираться. Уже на пороге, почувствовав себя несколько виновато, я обернулся.
- А Павлик где?
- Павлуша в армии, - ответила она. Вот и осталась совсем одна. Оба птенца улетели из родного гнезда.
- Спасибо. И за чай спасибо, - я вышел из квартиры и почти побежал прочь.
По нужному адресу я добрался только к четырём. Питер, он, конечно, город маленький, но вот попробуй доедь куда-нибудь, когда надо.
Дверь мне открыла очень даже симпатичная девушка. Стройная, высокая брюнетка, с острыми чертами лица. Но глаза! Бог ты мой, какие глаза! Под чёрными как смоль бровями сидели огромные миндалевидные глубоко-карие глаза.
- Простите, вам кого?
С трудом оторвавшись от созерцания затягивающих омутов, я пробормотал:
- Женю... Евгения. Он дома?
Она хлопнула на меня своими громадными ресницами и сказала:
- Подождите.
Дверь щёлкнула у меня перед носом. Секунд сорок спустя замок снова щёлкнул, и я увидел уже его. Я смотрел на него, не зная, что делать, а он поражённо глядел на меня. Сказать, что за прошедшие три года он не изменился, было бы ложью. Нет... Он изменился. Он стал ещё мужественнее. Юношеское тело совсем окрепло, черты лица слегка огрубели. Он выглядел хорошо... Вот только глаза утратили некогда горевший там огонёк.
- Привет, Женя, - просто сказал я.
- Ты?!
- Я.
Что-то сегодня я определённо зачастил на кухню. Конечно, и ежу понятно, что кухня - это центр человеческого общения...
Было довольно тошно просто сидеть, пить традиционный гостеприимный кофе и смотреть на курящего человека, который когда-то был моим лучшим другом. На человека, которого я когда-то предал и бросил, и который, по сути, проделал тоже самое со мной. Но я, безусловно, виноват куда больше.
- Ну и зачем ты пришёл? - наконец не выдержал Женька. - Уж не кофейку ли просто попить?
- А если и так? Нельзя кофе попить со старым другом? - не выдержал я.
- С другом? С другом-то можно, - он сбросил пепел с сигареты. - Ну, пей, друг... И проваливай.
Собрав всю волю в кулак и выкинув остатки гордости, я произнёс:
- Жень, я пришёл мириться.
- Мириться? - ну что за дурацкая манера так саркастически переспрашивать? - За каким хреном спустя три года ты пришёл мириться?
- Жень, погоди..., - но его уже понесло.
- Нет, вы только послушайте! Наш друг, известный писатель, соль земли, соизволил прийти мириться? С чего это вдруг? Совесть заела?
- Может быть. А может, я только сейчас понял, что совершил тогда ошибку? Может, только сейчас я осознал ту подлость, что тогда сотворил?
- Ну и что ты хочешь? Чтоб я, спустя три года распростёр объятья и всё забыл?!
Я помолчал. Потом едва слышно, как бы в контраст его громкому голосу, проговорил:
- Я просто хотел сказать тебе "Извини".
- Нет. Ты меня бросил. Ты меня предал.
- Да, чёрт возьми! Да, я такой негодяй! Но и ты хорош! - и я плюнул на всё. - Ты был моим лучшим другом. Нет, больше. Ты был мне, как брат, которого у меня никогда не было. Я обожал тебя! Старше на год, ты был мне примером. Я ровнялся на тебя, стремился быть таким же как ты... А ты был идеален! Ты был красив, привлекателен. Девчонки так и липли к тебе, а я только смотрел со стороны. Ты был умён, эрудирован, и я стремился быть таким же. Даже лучше. И в конце концов, я просто завидовал. Всё, чем бы я не занимался, у тебя выходило лучше. Мои рисунки казались мазнёй по сравнению с твоими. Я чувствовал себя бездарностью, когда читал написанное тобой и сопоставлял со своими твореньями. Ты понимаешь, кем был для меня? Почти богом! Я шёл по твоим стопам!
- И что? Думаешь, мне ты был просто приятелем? Просто мальчиком по соседству?
- Что? Я скажу тебе что! Знаешь, как я стремился быть таким, как ты? Как был рад, что ты куда-то пробился? Поступил в универ, начал карьеру... Будущее уже выкладывалось дорогой из жёлтого кирпича! И там, на этой дороге было место и для меня. Я думал, мы шагнём в будущее вместе, как всегда это делали, - сам не замечая, я вскочил с табуретки и начал расхаживать по кухне. - Но нет! Ты всё испортил. Ты всё бросил. Учёбу, работу, дорогу в будущее. Ты не спросил меня, не посоветовался. Ты просто шагнул прочь с нашей дороги, оставил меня одного. Что я должен был делать? Тоже всё бросить?
- Но я не просил ни о чём...
- О, да! Ты не просил! Ты вообще ничего не сказал. Ты взял и променял одну жизнь на другую. На что ты променял всё, чёрт возьми? На должность продавца дисков в переходе метрополитена? Да? Ты же с детства мечтал стать учёным, изобретателем, инженером. Мой кумир мечтал стать изобретателем..., а стал продавцом дисков. Боже, и что я должен был делать? - вот тут я и замолчал. Всё. Всё закончилось. Сдулось, как воздушный шарик.
Повисло тяжёлое покрывало тишины. Женька смотрел на дымящийся хабарик в пепельнице, я на него, а черноволосая девушка переводила сочувственный взгляд своих миндалевидных карих глаз с меня на него.
- Ты хотя бы должен был попытаться понять, - наконец прошептал он.
- Я не спорю. Тут ты прав на все сто. Я должен был. А вместо этого я просто тебя бросил, перешагнул и пошёл дальше по своей дороге из жёлтого кирпича. И знаешь что... Все эти годы это не давало мне спокойно жить. Это тлело внутри меня, пока сегодня не зажглось факелом. Ты думаешь, почему я приехал? Потому что чувствовал себя предателем. И это заставляло мою душу гнить.
- Чего ж ты хочешь? Отпущение грехов?
- Нет. Всего лишь прощения.
Он вскинул на меня свои воспалённо-красные глаза и сказал:
- Как ты можешь говорить, что я что-то на что-то променял? Тебе не понять, каково мне было, когда я понял, что всё, чем занимаюсь - это совершенно не моё. Когда я вдруг осознал, что всё к чему стремился лишь пустой звук. Неужели не понятно, что я не могу жить под диктовку? Я очень люблю свободу. Свобода делает человека человеком. Если её у него отнять, то можно убить его, как личность. Тебе этого не понять? Не понять, что я катился в бездну гибели?
- Понять, - жёстко сказал я - А сейчас ты свободен и не катишься в бездну?
Он вскинулся на меня, как затравленный зверь.
- Лучше так, чем сидеть и разглагольствовать о том кто, на что что-то променял, - он встал - Пойдём, я тебе покажу одну мену.
Я молча пошёл за ним в комнату, предчувствуя нечто нехорошее. Евгений подошёл к стеллажу с книгами и остановил свой взгляд на одной из полок. Она была заполнена не полностью, но там стоял целый рядок книг. Женька вытащил первые две и бросил на журнальный столик.
- Вот это книги, - я с удивлением взирал на книги. На обложке стояло имя автора. Моё имя. Это были два моих первых сборника рассказов.
Женька взял оставшиеся книжки и швырнул их на пол.
- А вот это макулатура, хлам, - к несчастью на этих книгах тоже значилось моё имя. Это была вся та ерунда, что я написал, будучи связанный договоренностями с издателями.
- Я следил за тобой. А теперь скажи мне, кто и на что тут что-то променял? - я молчал.
- Молчишь?
- Молчу. Мне нечего сказать. Это собственно одно из следствий причины побудившей меня нанести тебе визит мира.
Он оглядел меня, но уже совсем по-другому и крикнул:
- Даша, достань нам чего-нибудь покрепче кофе.
Выпитая водка давала о себе знать. По телу разлилось мягкое тепло, в голове ощутимо шумело, а на душе было удивительно спокойно. Мы с Женькой сидели, пили и болтали о разных пустяках. Болтали просто как старые друзья, которые очень давно не виделись. Когда закончилась водка, я пошёл и принёс бутылку коньяка из рюкзака. Открыв её, я разлил янтарную жидкость по бокалам.
- А помнишь, какими беззаботными юнцами мы были? Помнишь, как носились по полям и холмам близ нашей деревеньки? Лишь ветер мог нас догнать.
- Каждый миг. Каждое мгновение той жизни. А как мы гоняли на великах? Ведь мы исколесили всю округу! Нашу речку помнишь? Мы, наверное, целый месяц бродили с велосипедами вдоль её берегов, составляя никому не нужную кроме нас карту.
- Да! А как ракету запускали, помнишь?
- Это ту, что мы начинили прессованным порохом, который выклянчили у Сашки?
- Точно. А ведь она всё-таки полетела...
- Два метра над землёй, полёт нормальный! - мы вместе рассмеялись шутке, смешной только нам.
- И целую неделю потом тушили торфяники после её приземления.
Женька неожиданно посерьёзнел.
- А ещё я помню, как мы представляли, какие у нас будут девчонки.
- О, да! Я помню!
- Ну и как? У тебя есть кто-нибудь?
Улыбка сбежала с моих уст при воспоминании о Светке.
- Есть. Она чудесная. Настолько чудесная, что я иногда даже не понимаю, за что Господь её мне послал. Вот она-то действительно соль земли. Таких не бывает... Помнишь, мы тогда представляли себе таких девчонок, которые будут считать нас гениями. Она считает. Боже, она действительно считает меня гением! Меня-то гением! Я порой смотрю на неё и хочу плакать.
- Ты её любишь.
- Люблю. И она меня. Вот только мой безумный, ужасный характер... Как она его терпит? Правда, порой и не терпит...
- Да, что-что, а характер у тебя не ангельский, - подмигнул мне друг. И от этого так на душе стало широко и приятно, что захотелось зажмуриться и замереть. Остановись мгновение, ты прекрасно!
Когда они с кареглазой Дарьей ушли спать в комнату, постелив мне на кухне матрас, я ещё и не думал о сне. У меня внутри всё пело и ликовало. Я был счастлив. По настоящему счастлив за последние годы. Я был пьян, молод, влюблён, счастлив. И я хотел творить.
Тетрадь и ручку я достал из своего рюкзака; как хорошо, что я их взял. Я сел за столик, привычно потёр виски, и мы с моей музой переплелись в порыве страсти вдохновения. Это было чудесно. Я снова писал свободно. Без обязательств. Без необходимости. Я творил исключительно по велению свой души. И остановился лишь, когда закончилась бумага. Потом я вышел на балкон, подышал свежим воздухом, выключил свет и лёг спать. Ах, если бы все дни моей жизни заканчивались так же хорошо!
Но сон не шёл. Мысли роились в моей голове. То ленивые и медленные, то стремительные и деятельные. Я обдумывал весь прожитый день, а заодно и всю жизнь. Что же делает нас счастливыми? Что заставляет нас поступать так, а не иначе? И почему мы делаем выбор? Господи, почему же ты даёшь нам право выбора тогда, когда выбирать совсем не стоит и не даёшь его тогда, когда альтернатива просто необходима? Мы, люди, не счастливы и когда вольны выбирать и, тем более, когда этой свободы у нас нет. Кто же мы такие? Что нами движет? Мы вечно мним себя, принижаем свои достоинства, подчёркиваем недостатки, тешим своё эго или наоборот полностью отрешаемся от него... И вдруг, совершенно неожиданно в голове родилась удивительно ясная и простая мысль. Мы те, кто мы есть. Не нечто большее или меньшее. Просто те, кто мы есть. А секрет счастья, вот он. Прост, как дважды два. Не надо делать вид, что ты другой. Будь тем, кем и являешься. Не надо что-то показывать. Не надо претворяться. Не надо уходить от себя самого. Надо всего лишь быть тем, кто ты есть. Надо быть счастливым.
Вот почему мы счастливы в столь редкие минуты. Мы загоняем себя в собственноручно созданные рамки. А ведь надо просто любить, дружить, понимать, помогать, сочувствовать, сопереживать, шутить, делиться, творить так, как можешь, как умеешь. И не стоит претворяться, что способен делать всё это по другому. Ведь, в конце концов, мы люди. Не боги. Мы те, кто мы есть.
Я вскочил с постели и начал обшаривать карманы в поисках мобильника. Найдя, набрал забитый в память номер и стал слушать гудки.
- Да? - голос был очень сонным, но совсем не раздражённым.
- Света, солнышко, ты мне нужна, - я сказал то, что было на душе. Ничего надуманного.
- Что, прямо сейчас?
- Не знаю. Да... Нет... Просто нужна. Нужна, как никогда.
- Сейчас три часа ночи. Почему ты не спишь? - простой вопрос поставил меня в тупик. Я помолчал.
- Свет, помнишь, я рассказывал тебе про Женьку, моего друга? Мы помирились. Мы снова вместе. И знаешь, мне совершенно всё равно кто он теперь и чем живёт. Он просто мой друг... Прости, ради Бога, что потревожил тебя. Я только хотел поговорить, услышать твой голос, поделиться частичкой своей души. Мне так много нужно тебе сказать, а слов так мало, - усталый смешок в трубке на том конце.
- Это у тебя-то мало слов? - пауза - Хорошо. Мы обязательно поговорим. Я плюну завтра на работу; ты, кстати, не забыл, что некоторые ещё работают? Мы утром поговорим. И вообще сделаем всё, что хочешь... Но сейчас ложись спать. Если не ради себя, то хотя бы ради меня. Договорились? - и снова в голосе ни доли раздражения или упрёка.
Чувствуя себя несколько неловко, я пролепетал:
- Конечно. Завтра. Прости.
"Прости" я говорил очень не часто. Видимо это её обеспокоило.
- Я, правда, рада, что ты помирился с другом. Ничего не случилось?
- Нет. Ничего. Спокойной ночи, любимая.
- Спокойной ночи.
Нет. Ничего не случилось. Просто я теперь совсем другой человек.
Было довольно рано, когда я добрался до дома. Ещё совсем утро. Тёплое, ласковое, счастливое июльское утро. Я открыл входную дверь, скинул кроссовки в прихожей и глянул на часы. 8:01. Эти цифры навсегда отпечатались у меня в голове кровавыми шрамами. Ещё миг я не верил своему обретённому умиротворению и счастью. Не верил, что вновь обрёл друга и что через пару дней мы обусловились ехать с ним на рыбалку. Не верил, что снова обрёл вдохновение. Ещё только миг. Потом я опять стал другим человеком.
8:01. Я не помню, как ответил на звонок. Не помню, что именно говорила Даша. Зато отчётливо помню её голос. Он был страшный, продирающий до костей и глубже, уносящий прочь из этой реальности. Ещё миг назад мой друг, брат, кумир был жив, и вдруг его не стало. Повесился у себя дома после моего ухода. Господи, разве так бывает, чёрт возьми?!
Я тупо сидел в прихожей прямо на полу. Мне было всё равно, я был не здесь. Я был далеко. Я мчался вместе с Женькой по изумрудному лугу, и только ветер мог нас догнать. Цифры на часах бесстрастно отмечали ход времени. А я сидел. Не плакал, не кричал, не смеялся.
Неожиданно я почувствовал, что меня бьёт крупная дрожь. В тридцатиградусный июльский день мне было холодно, как зимой. Я встал и побрёл в ванную. Не снимая одежды, я забрался внутрь и включил душ. И мне было абсолютно всё равно, когда горячие как кипяток струи стекали по моему телу.
Света так и нашла меня, стоящим под обжигающим душем не знаю, сколько времени спустя. Она вытащила меня оттуда, раздела, вытерла насухо. Потом обняла крепко-крепко и не отпускала. Она появилась именно тогда, когда действительно была мне нужна. И если б она не пришла, не знаю, что бы со мной было. Как хорошо, что у неё были ключи...
Прошло очень много времени, несколько часов, прежде чем я очнулся. Я сидел, раскачивался и смотрел вникуда пустыми глазами. А Света всё так и держала меня в объятиях. У бедняжки, наверное, совсем затекли руки, но она не отпускала меня. И хорошо.
Я расцепил её руки, поднялся с кровати и сел за стол. Ручка сама легла ко мне в руку. И я начал писать. Писать так, как никогда в жизни. Привычно потерев виски, я вывел первые четыре слова: "Одному потерянному другу посвящается."
16.07.05 - 28.07.05