Однажды в электричке

        * * *

Однажды в электричке
мы думали о птичке,
 
а птичка чуть повыше
сидела и смотрела,
 
Как едет электричка
с нами, с нашими головами с птичкой внутри,
 
а если б захотела,
подумала: замри!

        * * *

С годами рос мой кругозор,
меняя мой обзор.
Я вижу дальше, больше, но
Забавно одно:

И раньше, пусть бы и на дне
колодца (мало места!),
без кругозора,
                        было мне
не скушно
и всё главное – известно.

        * * *

Текут ручьи, а
тебе всё мало.
Велеречиво
твердишь: пропала

Вся жизнь земная,
Вся жизнь небес, и
Кругом такая
Тоска и бесы...

            Ты режешь вены,
            из вен – водица.
            Дурак ты, Вася,
            как говорится!

        * * *

Штатным психологом,
штатным ли критиком –
А не запомнили
И не увидели.

Вот и прорежены волосы
седью.
Полосы длинных столов
сеном, снедью.

То ли лошадки
пришли – не покушали,
То ли вы просто меня
не дослушали.

        Песенка

А зачем мне даётся вода?
Чтобы знала, зачем и куда
            направляться волною,
            наполняться виною –
вот зачем мне даётся вода.

А зачем мне даются года?
Чтобы знала, о чём и когда
            петь, смеяться и плакать
            (это – смех, это – слякоть),
вот зачем мне даются года.

А зачем мне даны господа?
Чтобы видеть себя иногда.
            Эти глупые рожи
            как-то странно похожи
                                    на меня,
            Но это нет, не беда.

            Все эти глупые рожи
            как-то странно похожи
                                    на меня,
            И это нет, не беда...

        * * *

Куда-то мы скакали.
Куда-то мы бежали.
Чего-то мы хотели.
            Но не успели.

И вот стоит матрёшка
В серебряной рубашке.
НИЧЁ не понимает.
            И подгоняет.

А если это рано?
А если так не надо?
Ведь ни себе, ни людям!
            А так и будет.

        * * *

Куда ты идёшь, отвратительный путник
и что ты несёшь в рюкзаке?
Как прыгают рыбы, как плавают руки
В заученно синей реке.

В окошке
            безмолвно, бестактно, бессонно
навек
            зацветает сирень.
И небо
            так непроницаемо ровно
В заученно синей реке.

        * * *

            ...кроссовки трупа "каши просят".
                                    (из протокола)

Вот отходит от основы
светлая подошва.
Жизнь, конечно, будет снова,
только где? И можно

понадеяться, разнежить
сердце, печень, лоб?
Вот, – сказать, – не так и страшно.
Не навеки в гроб!

Вот, – сказать, – а черви это,
знаете, пустяк.
Что червяк? В потоке света
даже не червяк.

Что куски котлет и хлеба?
Поминать – смешно.
...А подошва роет небо.
Так заведено.

        * * *

Рубят лес, летают щепки.
Как снежинки, обещанья, конфетти.
Мы сравнениями блещем,
Мы кричим,
            мы рукоплещем.
Лес, лети!

...Но постепенно на ладоши
выпадают чувства наши –
                        слёзы, стыд.
Непредвиденно и горько.
Только топоры и... Только.
Странный вид.

        На кухне

Такая тишь, такая рань –
И человек, похожий на герань.

Он думает: всё будет хорошо.
Он думает: я всё перепишу,
я всё позаберу,
я всё переотдам.

Как жаль, как это жаль,
                        что у него
Не может получиться ничего.
И эти мысли – льдышки и фигня.
И никуда не годные слова.
Зато хороший скоро будет чай.
Герань на подоконнике. И всё.