ДОСТОЯНИЕ РОССИИ - ГОРОДНИЦКИЙ

А Пушкина не пустят за границу

А Пушкина не пустят за границу --
От "А" до "Ю":
Ни в Лондон, ни в Венецию, ни в Ниццу,
Ни в Падую.
Не даст ему гулять по белу свету
Империя,
Поскольку у жандармов к нему нету
Доверия.
Ах, Пушкина нельзя сильней ударить.
Тоска сильна.
И пишет Пушкин письма государю
Искательно.
Окрестные губернии убоги --
Сойти с ума!
Шлагбаумы, размытые дороги --
Чума, чума...
Друзей твоих уводят по этапу.
Эх, визу бы,
Покуда к Бенкендорфу тебя в "лапу"
Не вызвали!
Заслужишь ты, лишь стоит постараться,
Прощение,
И власть тебе устроит с иностранцем
Общение.

1971



Дух времени

Кто за грядущее в ответе,
Монгол, усатый ли грузин?
Дух времени не есть ли ветер,
Как утверждает Карамзин?
Орошено какою тучей,
Из чьих краёв принесено,
Взошло на почве нашей тучной
Холопства горькое зерно?
Страшнее нет господней кары,
Не отмолить её в ночах,
Опричнина или татары
В нас воспитали этот страх?
Стране, где рабство выше нормы
Укоренилось за года,
Вредны внезапные реформы,
Как голодающим еда.
Земля в вечернем освещеньи,
И понимается не вдруг,
Что не способно просвещенье
Сей тяжкий вылечить недуг.
Откуда брать исток надежде,
Где корень нынешних потерь?
Как мы вперед смотрели прежде,
Так смотрим в прошлое теперь! 

1983



***

Спасенье в том, чтоб налегке
Пространствовать свой век короткий,
Пьянеть от ветра, как от водки,
Сжимая компас в кулаке.
Пусть успокоится душа! --
Легко дышать и жить нетрудно,
На поезд с поезда спеша
И с судна следуя на судно.
Спасенье в том, чтоб, в тишину
Сбежав от громкого успеха,
Смотреть на плоскую волну
И слушать солнечное эхо.
Эстонский медленный язык --
Как музыка -- не всем понятен.
Удобен ворот на халате,
Привычен стол под грудой книг.
Спасенье в том, чтоб в прошлый век
Переместиться, дав герою
Свои черты, хотя порою
Не получается побег.
И углубиться в старину,
Стряхнув обыденности бремя,
Пространство дальнее на время
Сменив вослед Карамзину.
Спасенье в том, чтоб, о душе
Постигнув сложную науку,
Уподобляясь Левенгуку
Или лесковскому Левше,
Смотреть на каплю под стеклом,
Забыв о веке нашем гулком,
Мир ограничив переулком
И спящей бабочки крылом.
Спасенье в том... Да, впрочем, в чём
Спасенье? --
Нет ни в чём спасенья.
Горит напротив лес осенний,
Грохочет транспорт под окном.
И новый день встаёт в дыму,
И всех нас связывает тесно
Единство времени и места,
И нет спасенья никому. 

1985



Офицеры

Мне жаль российских офицеров,
А почему? А потому,
Что не дрожали под прицелом
В пороховом густом дыму.
Гардемаринов и курсантов,
Пошедших по стопам отцов,
Героев брошенных десантов,
Расстрелянных военспецов --
Мне жаль российских офицеров,
Что перед Родиной чисты,
Что были преданы всецело,
И потускневшие кресты
Хранили в дедовской шкатулке
В преддверье будущих атак.
Но не французы и не турки,--
Был посерьёзней этот враг.
Мне жаль российских офицеров:
В Донских степях или в Крыму
Могли, но не остались целы,--
Все сгинули по одному.
И красный маршал Тухачевский,
И белый офицер Турбин --
Все головы сложили честно,
Мы обо всех о них скорбим.
Мне жаль российских офицеров,
Шагающих перед полком,--
Взойдет ковыль или люцерна
Над их истлевшим костяком?
Был дух их неизменно стоек,
И не согнули их потом
Ни суд черезвычайных троек,
Ни танки с ломаным крестом.
Мне жаль российских офицеров.
А почему? А потому,
Что знали собственную цену
И не сдавались никому.
Смешны понятия их чести.
Нет ни покрышки им, ни дна.
Не порознь все лежат, а вместе:
Земля одна, и честь одна. 

1987



***

Они не боги -- им цена иная.
Не зря они оставлены в живых.
При виде орденов их вспоминаю
Про ордена, что сорваны с других.
Нас учит взгляд их, юношески чистый,
Как жизнь прожить, не замутив воды,
В сороковом не говорить: "фашисты",
В пятидесятом говорить: "жиды".
Неправда, что на них страна держалась
В дни поражений горьких и побед.
Они во мне не вызывают жалость,--
На ком держалась, тех в помине нет.
А этих узнаю я постоянно
В дни юбилеев, в ходе тех минут,
Когда они встают, качнувшись пьяно,
И за Генералиссимуса пьют.
Лакейский их порыв монументален.
Ничуть не изменили их года.
И как бы страшен ни казался Сталин --
Они страшнее,-- в этом вся беда. 

1987



Опасайся данайцев

Опасайся данайцев, дары приносящих,
У ворот с караваном смиренно стоящих:
Сто коней и ослов сундуки эти тащат,
И несметно богаты на вид они,-- но
Молью трачены эти шелка и вельветы,
И фальшивые в перстнях горят самоцветы,
Подведёт тебя в схватке оружие это,
И отравлено в этих сосудах вино.
Ты не их, ни себя понапрасну не мучай,
Не пиши их начальникам оды на случай.
Плохо дело твоё, если ты не научен
Пораженья свои отличать от побед.
Не нужны и задаром твои миражи им,--
Ты об этом без робости прямо скажи им.
Если ценности дарят, то дарят чужие,
Ничего своего у них ценного нет.
Опасайся данайцев, дары приносящих,
Разговоров любезных, что сахара слаще,
Не проси к себе в дом заходить их почаще
И за скромный свой стол не сажай на обед.
Не спеши объявлять с ними общие цели,--
Постарайся проверить, на самом ли деле
Так они неожиданно дружно прозрели.
А кто раньше прозрел, тех простыл уже след...
Опасайся данайцев, дары приносящих
По подсказке товарищей вышестоящих,
Не бери перевязанный лентами ящик,
Не разменивай душу свою на пятак.
Не спеши на себя примерять их наряды,
Не нужны тебе их золотые награды.
Если хвалят тебя и тебе они рады,--
Значит, что-то и где-то ты сделал не так. 

1987



Спасибо, что петь разрешили

Спасибо, что петь разрешили,
Спасибо, спасибо.
Мы все в синяках и ушибах,
Нам петь -- не по силам.
Мы все на дороге к погосту,
В долгах и болезнях.
Оставьте своё эпигонство --
Оно бесполезно.
Спасибо, что петь разрешили,
Спасибо, спасибо.
Мы стали седы и плешивы
И смотрим спесиво.
Поют о другом иноверцы
С других пьедесталов.
Состарился голос, и сердце
Устало, устало.
Спасибо, что петь разрешили.
Спасибо, спасибо.
Мы не были непогрешимы,
Но благ не просили.
От мест отгремевшего боя,
Где нет обелиска,
Мы песни уносим с собою
Не близко, не близко.
Спасибо, что петь разрешили.
Но чуточку поздно.
В январской заснеженной шири
Светло и морозно.
Надолго ли нынче на свете
Погода такая?..
А песня кружится, как ветер,--
Смолкая, смолкая. 

1987



***

Время -- камни собирать.
Время -- быть, а не казаться.
Всё, что можешь ты сказать,
Не откладывай на завтра.
Разделение людей,
Непрощённые обиды,
Разделение идей,
Монолитных только с виду.
Отводить не смей глаза
От всесильного мерзавца.
Всё, что можешь ты сказать,
Не откладывай на завтра.
Год Дракона -- трудный год,
Время зрячих и незрячих.
Кто-то камни соберёт,
И за пазуху их спрячет.
Что нам век сулит опять? --
Крик погрома? Грохот залпа?
Всё, что должен ты сказать,
Не откладывай на завтра. 

1988



***

Как прежде незлопамятен народ,
История -- куда его суровей.
Он как стрелец, устало хмуря брови,
На плаху со свечой в руках идёт.
Ещё он вспомнит взятие Казани,
Азовское сражение в дыму,
Меж тем как высшей меры наказанье
Ему уже готовят самому.
Всегероизм и всепрощенье рядом.
Привыкли так: три пишем, пять в уме,--
И памятник стоит под Сталинградом,
И памятника нет на Колыме.
Шумит толпа. Кричать недолго всласть ей
И палачей умерших обличать,
В то время как тоска по сильной власти
Уже по кругу нас уводит вспять.
Бесцелен этот путь, несметны беды,
Чему и улыбается слегка
Злодей усатый с орденом Победы
На ветровом стекле грузовика. 

1988



***

Кто метит нынче в новые мессии,
Тот долго не удержит головы.
Писать, чтобы печататься, в России
Практически немыслимо, увы.
В краю морозов оттепель случайна.
Прозрениям всеобщим -- грош цена.
Писатели писать привыкли тайно,
Надеясь на иные времена.
Собрат ли по профессии, сосед ли,--
Все ненадёжны,-- нету дураков.
Один лишь стол -- их чуткий собеседник,
Хранитель верный их черновиков.
Их автор перечтёт, вздохнёт с досадой
И в папку лист уложит за листом.
И спрячет в стол. Так зарывают клады,
Чтобы отрыть когда-нибудь потом.
Так тонущий письмо кладёт в бутылку
Среди стихии пенной штормовой,
Дыханье ощущая на затылке
Судьбы своей несчастной роковой.
Желтеет ненадёжная бумага,
Рассыплется трухою -- только тронь.
Её, как червь, подтачивает влага,
И пожирает яростный огонь.
И все-таки, безвестны и туманны,
Лежат в столах, до времени тихи,
Замедленного действия романы,
Замедленного действия стихи.
Ещё не входят рукописи эти
В густой петит журнальной полосы,
Ещё живут их авторы на свете,
Замедленные тикают часы.

1988



Русская церковь

Не от стен Вифлеемского хлева
Начинается этот ручей,
А от братьев Бориса и Глеба,
Что погибли, не вынув мечей.
В землю скудную вросшая цепко,
Только духом единым сильна,
Страстотерпием Русская церковь
Отличалась во все времена.
Не кичились седые прелаты
Ватиканскою пышностью зал.
На коленях стальных император
Перед ними в слезах не стоял.
Не блестел золотыми дарами
Деревенский скупой аналой.
Пахло дымом в бревенчатом храме
И прозрачной сосновой смолой.
И младенец смотрел из купели
На печальные лики святых.
От татар и от турок терпели,
Только более всех -- от своих.
И в таёжном скиту нелюдимом,
Веру старую в сердце храня,
Возносились к Всевышнему с дымом,
Два перста протянув из огня.
А ручей, набухающий кровью,
Всё бежит от черты до черты,
А Россия ломает и строит,
И с соборов срывает кресты.
И летят над лесами густыми
От днепровских степей до Оби,
Голоса вопиющих в пустыне:
"Не убий, не убий, не убий!"
Не с того ли на досках суровых
Всё пылает с тех памятных лет
Свет пожара и пролитой крови,
Этот алый пронзительный свет?

1988



***

"Мне говорят, что надо уезжать".
За окнами, хлебнув хмельной отравы,
Шумит чернорубашечная рать
И неотложной требует расправы.
Меня усердно за собой маня,
Предчувствуя неотвратимость бедствий,
В дорогу собирается родня,--
Уже не эмиграция, а бегство.
А я вослед им говорю: "Пока,--
Я опасаюсь временных пристанищ
В безмолвии чужого языка,
Который мне родным уже не станет."
Меня пугают: "Худшей из смертей
Умрёшь ты здесь, растерзанный и голый."
Мне говорят: "Пора спасать детей,--
Теперь не время думать про глаголы.
Недолгий срок тебе судьбою дан
Для нового открытия америк.
Когда вскипает штормом океан,
Не время выбирать удобный берег."
Уже последний отзвенел звонок,
Но медлю я, приникнув, как Овидий,
К родной земле, где я не одинок,--
Где есть кого любить и ненавидеть.

1990



Соборность

Праматерь лагерей,
Любезная соборность,--
От горькой чаши сей
Пускай избавит Бог нас.
Ясна из века в век
Мечта её простая:
Забудь, что человек,
Прими законы стаи.
Спасаясь на крови,
Как все, клыки ощерив,
Любому горло рви,
Кто подойдёт к пещере.
Соборность общей лжи,
Казармы и барака.
С подонками дружи,
Не рвись на свет из мрака.
Соборность паханов
И початой бутылки,
Тех безымянных рвов,
Где дыркою в затылке
Нас соборует смерть,
Дотла стирая лица,
Приученных не сметь,
Не в хоре -- не молиться.
И крест, и пустота,
И в небе над прохожим
На ветке два листа,--
Соседних, непохожих.

1993



***

Ответственность не возлагают, а берут.
Взыскать вину с других -- напрасный труд,
И собственную признавать не просто,
Как это сделать с легкостью могла
Взрывающая школы "Хаз-Балла",
Или как немцы после Холокоста.
Когда гремит за окнами гроза,
И вспышка озаряет образа,
Подчёркивая Божье недовольство,
Кого терзает детская слеза?
Кто на себя вину возьмёт, как за
Убитого царя народовольцы?
Ответственность не возлагают, а берут.
За ложь правителей, за обнищалый люд,
За то, что своему покорен страху,
За новую неправую войну,
За то, что лямку прежнюю тяну,
Не в силах на груди рвануть рубаху.
Ответственность не возлагают, а берут.
Ждёт Лизу бедную заросший ряской пруд,
Ждёт Кудеяра путь нелёгкий к Богу.
А суд истории, да и Господень суд,
Невинно убиенных не спасут,
И покаянья заменить -- не могут.

1995



Духовенство

Дорогой тернистою шла, как известно,
Духовность российская от духовенства,--
От тихого пенья и вязкого звона,
От полоцкой кельи отца Симеона.
От злой симеотики семинарий,
Что в робкую оттепель семенами
В подзолистом слое всходили упрямо,
Питаясь золою сожжённого храма.
Поймёшь только под вечер, путая даты:
Мы все из поповичей вышли когда-то.
Не нас ли гурьбой за соблазном предерзким
Манили с собой Чернышевский с Введенским?
Не вы ли, аскеты, пошли в разночинцы,
Готовя пакеты с гремучей начинкой?
Забывшие требы, спешили не вы ли
Дорогой Отрепьева и Джугашвили,
Чтоб снова потом, вспоминая обеты,
Наперсным крестом заменить партбилеты?
От ветхих заветов до "Краткого курса"
Нас школила эта кровавая бурса,
И мучило долго, неся по теченью,
Стремление к догме и нравоученью.
Воздастся ли каждому полною мерой,
Кто ереси жаждал как истинной веры?

1996 



***

Монархии в России не бывать.
А если повторится, повторятся
Кровосмешенья и детоубийства,
Иван, Борис и Пётр Алексеич,
Художник Репин: "Грозный убивает
Царевича", или художник Ге:
"Царь Пётр судит сына Алексея".

Монархии в России не бывать.
А если повторится, повторятся
Варяги, ляхи, немцы и татары,
Что русский перехватывали трон:
"Придите к нам и володейте нами".

Монархии в России не бывать.
А если повторится, повторятся
Любезные народу самозванцы:
Лжедмитрии, Петры и Александры,
Святые подозрительные старцы,
Сбежавшие в Сибирь из Таганрога,
Отрепьев и свирепый Пугачёв.


Монархии в России не бывать.
А если повторится, повторятся
Цареубийцы, заговоры, Пален
С шарфом в руках, продрогший Гриневицкий
Со взрывпакетом, смертники, бомбисты,
В подвале окровавленном Юровский
С расстрельною командой. "Мы пойдем
Другим путём",-- говаривал Ульянов.

Монархии в России не бывать.
Поскольку раб не создан быть царём,
Как сказано у Киплинга, а прочих
В России нет. Они лежат во рвах,
Что "От Москвы до самых до окраин".
Уже никто не даст нам избавленья,--
"Ни Бог, ни царь и не герой", как пели,
Благоговейно поднимаясь с места,
В том гимне, что пришёл к нам вместо:
"Боже, Царя храни".
Увы, не сохранил.

Монархии в России не бывать.
История не воротится в русло,
Размытое однажды половодьем,
Хотя и мало, в сущности, надежды,
Что мы освобождения добьёмся
"Своею собственной рукой", привыкшей
Не к мастерку, лопате или кисти,
И не к компьютерной клавиатуре,
А к топору, гранате и ножу.

1997



***

"И не сообразуйтесь с веком,
Но обновлением ума
Преобразуйтесь"-- было слово,
Что к римлянам обращено.
Припоминая это снова,
Смотрю в замёрзшее окно.
Недавний юбилей отметив,
Оставив молодость внизу,
На перевал тысячелетий
Уже по старчески ползу,
Где пламенем мерцает белым
Беременный лавиной снег.
Он видится водоразделом,
За ним начало новых рек.
Одним глазком на них и мне бы
Взглянуть назавтра поутру.
(Так человек глядит сквозь небо,
Просунув голову в дыру,
По лестнице забравшись сдуру
Превыше всех небесных тел. --
Я эту старую гравюру
Когда-то в книге углядел).
И замереть у края бездны
Над тающею темнотой,
Где повторятся век железный,
И бронзовый, и золотой.

1998



* * *

Что мы знаем о прошлом, не ведая мнений иных,
Перед алгеброй строгой теперь, как и прежде, младенцы?
Оказались подделкою повести лет временных,
Что Петру перепродали ушлые прусские немцы.
Академик Фоменко, былые спрессуй времена,
Чтобы правдой сменилась видавшая виды неправда!
Куликовская битва на площади Ногина,
Где с Москвою-рекою сливается речка Непрядва,
Неизменно кончается общим пожаром Москвы
И отходом поляков по Старой Смоленской дороге.
Храм Христа восстановлен, и наши хазарские боги
Вслед за статуей Ленина канули в Лету, увы.
Там другие цари, и иначе стоят города.
Снова справа налево листается древняя книга.
Мы Орды не боимся, поскольку мы сами -- Орда.
Наше иго родное -- страшнее монгольского ига.
И история тает подобно снежку в кулаке,
Увязать невозможно минувших событий моменты.
И татарин Ермак, как Чапаев, плывёт по реке --
Вместо царской брони на плечах пулемётные ленты.

1998



***

Опять в тона кровавые окрашен,
Горит закат преддверием беды,
И алкаши шумят в парадной нашей,
Что, мол, Россию продали жиды.
Из них любой, кого ни опроси я,
Кричит о том, стуча ладошкой в грудь.
И все-таки не продана Россия,
А пропита - возможно в этом суть.

1998



Родство по слову

Неторопливо истина простая
В реке времён нащупывает брод:
Родство по крови образует стаю,
Родство по слову - создаёт народ.
Не оттого ли, смертных поражая
Непостижимой мудростью своей,
Бог Моисею передал скрижали,
Людей отъединяя от зверей.
А стае не нужны законы Бога:
Она живёт Завету вопреки.
Там ценятся в сознании убогом
Лишь цепкий нюх да острые клыки.
Своим происхождением - не скрою -
Горжусь и я, родителей любя.
Но если Слово разойдётся с Кровью,
Я СЛОВО выбираю для себя.
И не отыщешь выхода иного,
Какие возраженья ни готовь:
Родство по слову порождает СЛОВО,
Родство по крови - порождает кровь!

1999



Памяти подводной лодки "Курск"

Наша держава, как судно, сбивается с курса.
Век приходящий, как прежний, тревожен и лих.
Вечный покой морякам затонувшего "Курска",
Вечный позор адмиралам, покинувшим их.
Дым от разрывов расходится в небе морозном.
Сраму не имут лишь те, кого нету в живых.
Вечная память солдатам, убитым под Грозным,
Вечный позор генералам, подставившим их.
Снова нам жить, меж собою мучительно ссорясь,
Спорить о том, что такое свобода и честь.
Мир поделён на подонков, утративших совесть,
И на людей, у которых она ещё есть.
Бой барабана ударит в усталые уши,
Струны гитары сердца позовут за собой.
Бой продолжается снова за юные души,
Самый последний и самый решительный бой.
Наша держава, как судно, сбивается с курса.
Век приходящий, как прежний, тревожен и лих.
Вечный покой морякам затонувшего "Курска",
Вечный позор адмиралам, покинувшим их.

2001



*****

Не спорьте со стихиею слепой,-
Обманчива коварная природа.
Когда народ становится толпой,
В нем мало остается от народа.
И горестных времен круговорот
Рождает снова бешенство тупое,
И в ужасе безмолвствует народ
Увидев сотворенное толпою.
Там факельные дымные огни,
И злобой перекошенные лица.
Толпа орет: 'Распни его, распни' !
Чтобы народу плакать и молиться.
Нащупав указующую нить,
Покончивший со злом бесповоротно,
Он будет храмы к небу возносить,
И создавать бессмертные полотна.
Чтобы потом, преобразившись вмиг,
Под небосводом, тлеющим багрово,
Опять сооружать костры из книг
Толпою став, готовой для погрома.