Аннотация: Рассказ о любви, детях и крыльях. Опубликован в журнале "Шалтай-Болтай" в 2011 году
Цыпа
"Новости" были в общем и целом похожи на "Новости": та же голубая студия, тревожная музыка и динамичная, словно впитавшая в себя всю торопливую суетность времени заставка, тот же белый прямоугольник бумаги в руках у ведущего и, казалось бы, то же лицо. Ведущий, по правде сказать, казался несколько встрепанным и как будто изумленным. Листочек в его руках слегка подрагивал, когда он, оборвав фразу, уставился куда-то в сторону, намекая, что пора давать на экраны картинку. Однако новостные ведущие тоже частенько оказываются самыми обыкновенными живыми людьми, которые, покидая эфирную студию, имеют возможности выпить с друзьями в ресторане или наскочить по неосторожности на ревнивого мужа своей любовницы, вследствие чего и обзаводятся, как и прочие граждане, встрепанным видом и легкой дрожью в руках. Но все-таки, если бы Ганю спросили сейчас, уверен ли он в том, что не спит, Ганя твердо и искренне ответил бы, что совершенно в этом не уверен.
Скорее, он был уверен в обратном: что уснул под монотонный новостной рокот, и теперь спит крепким сном почти здорового, умного и симпатичного молодого человека, не обремененного в жизни ничем, кроме неспокойной, как у любого умного, симпатичного молодого человека, совести. Ему казалось, что именно эта совесть, уже вторую неделю глодавшая его за разрыв отношений с Анжелой, за слишком резкие слова, брошенные в пылу ссоры, за слишком явственное отражение человеческой боли в щедро подведенных кукольных глазах, что именно совесть заставляет его видеть сейчас этот неприятный муторный сон.
На экране крупным планом появилось что-то с трудом определимое, которое, по мере удаления от объекта жадно до подробностей камеры, превратилось в узкую изуродованную кровавыми рубцами женскую спину. Не смотря на то, что камера тщательно обходила своим вниманием руки женщины, Ганя понял, что несчастная не в силах стоять сама и ее поддерживают за локти и предплечья. На мгновение мелькнул тонкий поразительно изящный профиль. Женщина уронила голову на грудь, и камера жадно вцепилась в светло желтый локон, упавший на кровоточащие раны на лопатках.
- Перед вами оперативная съемка, - забормотал за кадром ведущий, - Крылатая красотка Елена Андреопулос, некоторое время назад пропавшая из цирковой труппы "Мифоложик мистери", была обнаружена при проведении секретной операции правоохранительными органами Октябрьского района нашего города.
На экране появилась другая картинка. Тоненькая и грациозная, как сиамская кошка, Елена планировала под куполом цирка на больших белых крыльях, маховые перья которых были щедро покрыты позолотой. Потоки воздуха, плотно обхватывая тело крылатой богини, заставили золотистую тунику прильнуть к ее маленькой высокой груди. Даже на плохой любительской съемке было видно, что если и есть в мире захватывающая дух красота, то ее имя Елена Андреопулос.
- Девушка была доставлена в центральную клиническую больницу, - дрогнувшим голосом продолжал ведущий, - где ей было сделано срочное переливание крови...
Диктор резко замолчал, коротко хрустнула бумага - видимо, решил Ганя, ему передали свежие новости. Картинка пропала, вновь явив на экране еще более взъерошенное и посеревшее лицо ведущего.
- Как сообщили только что к нам в студию... - диктор кашлянул и потянул узел галстука, словно тот душил его, - Мы вынуждены с прискорбием сообщить, что пятнадцать минут назад Елена Андреопулос скончалась от полученных травм, так и не приходя в сознание.
Кто-то взял и убил ангела. Ганя перестал вслушиваться в трескотню диктора и, перевернувшись на живот, закрыл глаза. Город уже вторую неделю терзался вопросом, действительно ли Елена была крылатой женщиной, или все это были лишь дешевые трюки, как и все остальное в "Мифоложик мистерии". И теперь страшная смерть девушки лишила их возможности утолить свою жажду сенсации, оставив с неприятным вкусом крови и тайны на языке.
Ганя поймал себя на том, что совершенно не желает знать, были ли у Елены на спине настоящие крылья или бутафорские, был ли под длинными белыми перьями алюминиевый каркас или теплая кожа и пульсирующие сердечным ритмом сосуды. Ему просто было очень жаль красивую молодую женщину, попавшую в руки извращенцев, и не важно, пытались ли они обрезать ее настоящие крылья или пришить к узкой белой спине облепленный перьями каркас. Если Елена Андреопулос и не была ангелом при жизни, то, Ганя был уверен - после того, что с ней сделали, она им стала.
От этой мысли тоска, мучительно сводившая ему живот, начала медленно отступать. И постепенно отпустила настолько, что в ответ на телефонный звонок Ганя нашел в себе сил побороть нежелание говорить и поднял трубку:
- Доброе время суток, брательник! Живой еще? - завопил в трубку Гриня.
- Привет, рыжий, - хриплым от длительного отсутствия необходимости говорить голосом отозвался Ганя.
- А сам-то, - обиженно ответил брат, - В зеркало посмотрись, Адонис таковский.
- Каковский? - По привычке втягиваясь в перепалку с братом, переспросил Ганя.
- На грубость нарываешься, - буркнул Гриня, - Значит, все еще живой. Ты когда последний раз на улицу выходил, сельдь бочковая? У тебя хоть харч-то в холодильнике е?
Ганя поплелся в кухню, не отрывая трубку от уха, и нехотя заглянул в холодильник.
- Не, - честно ответил он, - полпачки чипсов, тухлая морковина... но молоко есть, - оптимистически закончил он.
- Тысяча восемьсот затертого года выпуска, - добавил Гриня покровительственно, - Ща, приду, спасу брата от голодной смерти. Сходи продуктов купи, курицу, картошки, а я тебе что-нибудь приготовлю.
Ганя промолчал. Из-за этой все больше берущей над ним власть привычки молчать он неделю назад и вылетел с работы. Неизвестно откуда взявшееся после возвращения из больницы омерзение от окружающей действительности оставило Гане единственную форму существования - молчание. Как оказалось, оно совершенно не ограничивало свободы личности, зато здорово экономило силы. Ганя спокойно, без лишних слов и собеседований, нашел себе по интернету работу - технические переводы, и перечисленной вчера недельной зарплатой остался доволен. Постепенно восстанавливалась подвижность руки, но он пока печатал одной. И, признаться, справлялся неплохо. И даже кое-что уже заказал себе в онлайн-магазинах. А о еде забывал...
Забывал постоянно. Как будто вместе с тягой к общению его покинуло и чувство голода. И теперь о том, что организму требуется новая порция питательных веществ, напоминал не желудок, а Гриня.
Ганя оделся и, вынув из шкафа большую спортивную сумку, вышел из квартиры. Он решил, что лучше разом забить холодильник на месяц-полтора, выдержав единовременную порцию хамства доблестных кассирш супермаркета, чем выслушивать ежедневные Гришкины причитания о пустом холодильнике и полоумных братьях.
Хотя март давно остался позади, коты во дворе старались во всю мочь - из-за помойных контейнеров доносился дикий вой и звуки кошачьей драки. Ганя достал из сумки просроченное молоко, открыл пачку, понюхал и, решив, что кошкам оно вполне сгодиться, двинулся в обход помойки, чтобы осчастливить орущих животных литрой пищи, а заодно прекратить их душераздирающие вопли.
Увидев его, коты брызнули в стороны и притаились за пакетами с мусором. Ганя нагнулся, чтобы поставить молоко на землю, и тут над самой головой услышал кряхтение и сиплый приглушенный писк. Он отскочил и уставился на источник странных звуков - висевшую на заборе рваную плетеную сумку.
Ганя аккуратно снял ее и открыл.
В сумке лежал ребенок.
Потом, уже в квартире, Ганя никак не мог вспомнить, почему притащил подкидыша домой. Постепенно он уверил себя, что просто не видел другого выхода, потому как забыл мобильный и не мог вызвать ментов прямо с помойки, а оставить младенца висеть на заборе в сумке ему не позволила и без того неспокойная совесть.
Ганя выложил крепко спеленатого ребенка на диван и потрогал указательным пальцем красную младенческую щеку. Подкидыш запищал осипшим голосом, пеленочный кокон зашевелился, словно большая ситцевая гусеница, и от этого шевеления по квартире пополз недвусмысленный младенческий запашок. Ганя промолчал.
Брезгливо принюхиваясь, он уже взял было телефон, чтобы вызвать милицию, но вид красного сморщенного личика подкидыша заставил его положить трубку.
Даже до приезда участкового с ребенком надо было что-то делать, кормить, поить, вымыть, в конце концов. А для начала придется все-таки добыть беднягу из этих тряпок.
Освобожденный из пеленок, подкидыш завопил пронзительнее и тоньше и замахал скрюченными и тонкими как спички конечностями. В нос Гане ударила вонь, источником которой был до краев загаженный подгузник. Ганя вытащил из аптечки пару стерильных перчаток и, лишь надев их, решился расстегнуть чудовищное сооружение на попе младенца. Чтобы не испачкаться, молодой человек поднял мальца в воздух, положил животом на руку и остолбенел.
На худенькой спинке, словно вывихнутые лопатки, торчали голые, покрытые по краю желтым цыплячьим пушком крылышки.
- Вот те и цыпа..., - выдохнул он.
Ганя торопливо поставил чайник и набрал таз теплой воды. В комнате что-то грохнуло, разбилось.
- Лишь бы до компа не добрался, - устало подумал Ганя, пробуя локтем воду. Крикнул в комнату: - Цыпа, мыться будешь?
В открытую дверь вылетел мяч, а следом - древний, еще Гринькиного детства, плюшевый заяц.
Ганя тоскливо поплелся в комнату. Бороться с мальцом. Пернатый карапуз ни в какую не желал купаться. Когда Ганя заталкивал его в таз, орал и брыкался, как полуторагодовалый.
Да по нему никак нельзя было сказать, что дитю едва исполнилось три месяца. Ангелочек рос с такой скоростью, что взятые у старшей сестры младенческие вещи уже трещали по швам.
Зазвонил телефон. Ганя сцапал попытавшегося пробежать в кухню Цыпу, прижал телефон плечом и, сдирая с упирающегося малыша колготки, сипло выдохнул:
- Кто?...
- Клоун в шапито... - весело отозвался Гриня, - Как мой любимый племянник?
- А ты его из душа полей и потри, где достанешь, - посоветовал Гриня. - А я сегодня зайду, шмотки кое-какие занесу. Выпросил у знакомых - типа для малоимущих. Ты ж у меня малоимущий, а? Отец-одиночка...
Гриня хохотнул, а потом обеспокоенно спросил:
- Как участковый новый, не приходил еще?
- Не, - утешил Ганя. Цыпа вырвался и, виляя голой попой, удрал в коридор, откуда через секунду что-то грохнуло и раздалось удовлетворенное "ба-ба-дя-дя".
Две недели назад прежний участковый, большой Ганин друг Мишка Горностаев развелся с женой и, в поисках лучшей жизни, подался на Север. Нового участкового, работавшего всего пару-тройку дней, Ганя еще не видел. Но всезнающие бабули у подъезда хвалили. Грозили, что кончилась, мол, Ганьке вольница. Что прижмет его новый участковый к ногтю и над дитем издеваться не даст. Ганя толкал мимо коляску с Цыпой. Маленькой чудовище извивалось, стараясь выбраться из тугих пеленок.
- Ага, - думал Ганя, - защитит несчастного Цыпу от монстра-папки. А папку кто защитит?
- А как участковый нагрянет, что делать будешь? - не унимался Гринька.
- На лапу дам, - отозвался Ганя.
- Эх ты, малоимущий... А ежели у него лапа чистая?
Ганя хотел было ответить, но на этот раз грохнуло уже не на кухне, а в коридоре. Судя по звуку, что-то сыпалось с потолка - Цыпа добрался до антресолей.
- Перезвоню, - отрезал Ганя, бросил телефон на диван, выглянул в коридор и ... едва не подпрыгнул.
Цыпа волок по полу арбалет. Его - Гани - чудесный, любимый, надежно спрятанный от любопытного Цыпы на антресоли.
"Не мне", - отчетливо читалось на лице малого. Он сбросил паленый арбалет и притворился, что искал зайца. Ушастый мгновенно оказался обмусоленным, мол, к чему нам ваши арбалеты.
Арбалет привычно лег в ганину руку - звал вспомнить старое, пойти на тренировку. Да только какой он спортсмен с такой рукой. Чемпион фигов.
Завернул, убрал подальше, на шкаф в комнате, чтоб пострел не достал. Да разве ж теперь от Цыпы что спрячешь - он три дня как летать выучился, теперь хоть к люстре привяжи, хоть к потолку прибей - достанет.
Начисто потеряв интерес к зайцу, Цыпа неловко, рывками поднялся в воздух. Покружил, отставив попу и растопырив руки, над головой Гани, зацепился за открытую дверцу антресоли, шлепнулся на руки рассерженного воспитателя и заревел. Ганя ласково прижал к себе малыша, похлопал по спинке, погладил по пушистой светлой голове. Цыпа вцепился ему в ухо и принялся вытирать намокший нос о футболку.
- Эх ты, чудо, - прошептал Ганя, - летун фанерный. Над диваном тренируйся, сто раз сказано, так нет. Ревешь вот. Соседи нажалуются, дяденьки милиционеры придут. И что мы им скажем? Что папка твой - и не папка, а не пришей кобыле хвост. И вода-то у нас с тобой остыла.
Цыпа замолк, прислушиваясь к успокаивающему бормотанию, завертелся на руках, слез и потопал в ванную.
- Умница, сыночек, - подбодрил Ганя, - сейчас воду новую нальем и будем купаться.
- Дя-дя-дя, - отозвался Цыпа.
- Да-да, - подтвердил Ганя. - Купаться.
- Ка-ка, - закивал Цыпа.
- Я те дам, кака, - спохватился Ганя, но поздно. Подхватил извивающегося малыша под животик, усадил на раковину и наскоро вымыл испачканную попу, пригрозил:
- Сиди на диване, а то выпорю. Кака ему видишь ли...
Цыпа смиренно уселся на диване, сунул ноги под подушку и изобразил на лице крайнюю покорность. Ганя пошел в коридор убирать "каку".
По ногам дохнуло холодком, но молодой человек не обратил на это внимания. До холодка ли тут. И только когда грохнула оконная рама, побежал в комнату и выглянул на улицу.
- Дя-дя-дя, - отозвался Цыпа, кружась перед окнами, - Дя!
- Я те дам "дя", - шепотом ругал его Ганя, - Ты что, поганец, делаешь. Лети сюда.
Но Цыпа не собирался так быстро расставаться с обретенной наконец волей.
- ДЯ!
Ганя высунулся в окно и понял, что до обормота-летуна ему не дотянуться. А если дотянется - не дергать же его за ногу. Летает еще плохо, упадет, разобьется.
- Да, - радостно подтвердил Ганя, - И про тетю, и про собачку.
Цыпа неторопливо подлетел к окну и спустился на подоконник. Ганя помог ему спрыгнуть вниз, после чего карапуз легко свернул белые крылышки и уселся на диван.
- Мути, - приказал он, сдвинув брови.
Ганя включил компьютер и поставил обещанный мультик.
От сердца отлегло.
- Разлетался с голой попой. Лето, конечно, да только соседи увидят, до инфаркта бы не довело. Надо бы рамы заколотить, - подумал он, глядя, как Цыпа, занятый мультиками, то раскрывает, то складывает крылышки. - А то ведь его теперь от окна не оттащишь. Спалимся. И тогда что? Меня в тюрьму, а пупса в приемник, в детский дом. Хотя - какой ему детдом, с крыльями. В лабораторию. Секретную. Вырастят из него какого-нибудь суперсолдата. Для огневой поддержки с воздуха...
Хорошо, если вырастят. А если найдут с исполосованной спиной, как циркачку Елену. Гане с самого начала показалось, что Цыпа и женщина-ангел родня. Не каждый день крылатые рождаются. А с ангелами в этом безбожном мире разговор короткий. Вот и решил: не отдам, ни ментам, ни опеке, ни кому там еще.
Вон как пострел растет. Год-полтора прошухеримся - и, глядишь, на крыло встанет. Ищи тогда ветра в поле.
Гриня помогает, как может. Сестре сказали, что Гане одна бывшая подружка ребенка подкинула. Тоже переживает, советом помогает. Приехать не может - далеко да и у самой дети маленькие, зато вот вещички шлет.
Ганя, решив, что после полетов не хватало ему еще битвы за ванную и душ, натянул на Цыпу колготки. Тот не сопротивлялся, "мути" смотрел. Закипел чайник. Ганя засыпал в миску кашу из пакета, залил теплой водой. Заварил чай.
Недоверчиво прислушался к тишине.
Казалось бы, всего три месяца, а от прежней жизни уже отвык. И тишина, редкая теперь гостья, заставляла настороженно вслушиваться: тихо - значит, пакостит, не иначе...
Чай обжег горло. Пить надо было поскорее. Под веселую музыку по экрану бежали титры. Цыпа набрал воздуха в грудь, собираясь завопить, как только они закончатся.
Но вместо вопля юного зрителя зашелся верезгом дверной звонок.
- Ща, - бросил Ганя, забежал в комнату и завернул Цыпу в плед. Чтоб крыльями не хлопал.
За дверью стояла девушка. Маленькая. Рыжая. Конопатая по самые брови.
Девушка в форме. И девушка эта Гане сразу не понравилась.
- Я ваш новый участковый, - отрекомендовалась она, заглядывая через плечо Гани в комнату. И от этого стала нравиться хозяину квартиры еще меньше.
- Поздравляю, - холодно ответил он.
- Нам поступил сигнал, что у вас из окна выпал ребенок, - торопливо произнесла участковая. - У вас есть ребенок?
- Да, сын сестры гостит, - бодро соврал Ганя, - Вон сидит, мультики смотрит. А сам подумал: "Долетался, снегирь. Эта теперь не отвяжется".
- Можно пройти, глянуть? - вежливо попросила участковая, подозрительно и зло глядя на молодого человека.
- Смотрите, - стараясь казаться равнодушным, ответил Ганя, надеясь, что Цыпе не пришло в голову сбросить плед.
Девушка заглянула в комнату и, видимо удостоверившись, что чадо на месте, вернулась в коридор.
- А что он у вас в одеяле сидит? - спросила она, по-прежнему недоверчиво, - Летом-то.
- А это я его только что искупал. Вот и завернул, чтоб не мерз. И таз еще не вылил. Хотите, могу показать...
От осмотра таза въедливая девица отказалась, зато пристально осмотрела вешалку в коридоре и ряд обуви под ней.
- А сестра ваша где? - спросила она, заметив полнейшее отсутствие женской обуви. Проследив за ее взглядом, Ганя мысленно обругал себя за просчет и решил в следующий раз поставить под вешалку старые Анжелкины тапки.
- Сестра на рынок уехала, а потом к подруге хотела, - попытался отбрехаться Ганя, - Так что ждать долго. Может, вам в других квартирах поспрашивать, не пропал ли ребенок?
Но хитрый маневр не увенчался успехом. Участковая еще раз окинула взглядом квартиру. Раскиданные игрушки. Миску с кашей.
И решила подождать.
Посмотрела Ганин паспорт. Попросила документы на ребенка, но Ганя ответил, что они у сестры. Из сумочки не выложила - с собой унесла...
Цыпа мирно смотрел мультики. Девица, взопревшая в наглухо застегнутом для строгости кителе, сидела на кухне. И упорно игнорировала чашку с чаем, которую поставил перед ней Ганя. Дел у нее больше нет - тут сидеть.
- А вы недалеко живете? - спросил он. - Вас, наверное, дома ждут. А как сестра придет, я вам позвоню. И вы с ней встретитесь.
- Я подожду, - бросила участковая, изо всех сил стараясь выглядеть "при исполнении".
- А вас как зовут? Вы представиться забыли, - зашел с другой стороны Ганя. Выпроводить бы эту мадаму хоть на полчаса, а там Цыпу подмышку и деру. Переберемся к Гришке, а там подумаем.
- И давно в органах? - не унимался Ганя, старательно улыбаясь.
- Недавно, - уклонилась от ответа конопатая Ульяна Владимировна.
В комнате, где по-прежнему бормотал компьютер, что-то грохнуло. Заскучав, Цыпа принялся за любимое занятие - разгром квартиры.
- Что это там? - встревожилась участковая.
- За игрушками полез, не переживайте, - успокоил Ганя, для большей убедительности положив руку на плечо девушке.
- Руку уберите...
Ганя принялся многословно извиняться, в то же время чутко прислушиваясь к звукам из комнаты. Летает, поросенок. Как пить дать. Люстра звякнула. Потом снова грохнуло. Заскребло по полу.
- Да что у вас там? - не выдержала участковая. - Покажите немедленно.
- Да нормально все... - начал было Ганя, но участковая уже поднялась со стула и решительно направилась в комнату.
Ганя бросился вперед нее, загораживая от рыжей пигалицы дверь и то, что она могла увидеть за нею.
- Да что вы, в конце концов, - участковая рванула дверь на себя. Ахнула и отступила назад.
И в этот момент что-то свистнуло в воздухе, и Ганя почувствовал, как его швырнуло назад. Плечо взорвалось болью. Он рухнул навзничь, нащупывая над раной что-то длинной, тонкое как карандаш...
Потолок медленно заваливался на бок, к горлу подкатила тошнота. А потом вместо потолка появилось лицо. Бледное, испуганное, усеянное апельсиновыми конопушками. Чудное лицо.
- Вы живы? - спросила участковая.
- Где? - выдавил из себя Ганя.
- Улетел, - охотно подсказала девушка, - С арбалетом.
Ганя застонал, пытаясь поднять голову.
- Нет-нет, вы не переживайте, - попыталась успокоить его Ульяна Владимировна, - и полетел хорошо - не упадет. И арбалет у него уже разряженный. И стрел больше нет. А вам я сейчас скорую вызову...
- Ну и пусть летает, - подумалось Гане, - вон, каша на столе. Есть захочет, вернутся. А там и Гришка придет, покормит обормота. А у этой рыжей красивые глаза... Даже очень красивые. Зеленые глаза... И ручки такие маленькие, нежные...
И Ганя провалился в сон - белый и глубокий. И в этом сне был маленький крылатый карапуз и красивая, золотая, как осенний клен, участковая Ульяна Владимировна...