Когда поесть не дают.
Семья Агаповых сидела за столом и спорила о возрастах.
- Я сейчас только первый раз всерьез начинаю жизнь. Мне нужна поддержка, потом уже не надо будет, а в ответ - только желание связать мою свободу, - с чувством сказала двадцатидвухлетняя Наташа, старшая дочь Агаповых и опустила ложку на воду в суп, предварительно разбив об нее бутылку шампанского и пожелав ей успешного плавания.
- Кому и нужна поддержка, так это вашей матери!, - гневно сказала мама и лицо у нее от этого перепухло откуда-то с юго-запада куда-то на северо-восток. - Я всю жизнь, всю свою свободу вам отдала, а вы неблагодарные. Ведь я уже небылая. У меня мигрени и климакс, а вы думаете только о себе.
-Кто о себе и думает, так это вы, бабы коварные, я за вас не беспокоюсь, грымзы! - прошипел папа, мужчина 39-54 лет, в пыльном трико и с осоловелым взглядом, протягивая через пол стола волосатую лапу к знатному ломтю черного хлеба. Ссылаться на молодость он уже прекратил, а на старость как-то еще не помогало.
Средний брат Петя, пятнадцати лет отроду, хотел сказать что-нибудь про переходный возраст, самый трудный, так объясняли даже на уроке биологии в школе, но потом подумал, что лень пререкаться и сказал просто:
- Меня тянет к искусству, я хочу только искусства, а вы мне не даете, сволочи, ненавижу вас, ублюдки, - а про себя Петя подумал, как он сильно любит их всех, на самом-то деле, но не знает только, как сказать об этом. Как сильно-то. Всех. Каждого. До атома. Потом Петя подумал, мысль которую он придумал еще вчера на перемене. Дюжий Бурдюков поймал его за шею в туалете и сказал, что сегодня на дворе будут “играть в летчиков” и он Бурдюков “будет пилотом”, а Агапов “у него штурманом”, а если нет, то он “наваляет ему пендюлей от вольного”. Петя подумал и решил, что “пендюля”, это не то, о чем он мечтал в детстве. Но и штурманом он не очень мечтал, тем более у такого прыщавого громилы, как Бурдюков. Он понял вдруг, что хочет стать писателем и будет писать короткие рассказы, потому что так быстрее и приятнее. Вокруг все пошлые, а искусство возвышает, даже над семьей и школой.
Шестилетняя Аленка ничего не понимала, но чувствовала, что что-то делят и не зная, что сказать, начала просто истошно орать. Папа хотел дать ей подзатыльник, а мама ущипнуть, а Петя лягнуть, но Наташа всех опередила, одела ей на голову пустую кастрюлю, ударила несколько раз по ней половником и звонко рассмеялась. Так заразительно, что все стали смеяться, но тут вдруг Аленка заплакала и все расстроились ужасно и стали ее жалеть.
Здесь в столовую из детской высунулась тетя Ирма и попросила, чтобы к ней подошли. Она была парализованная или полупарализованная или непарализованная, никто не знал наверняка, но в детскую ее положили, по ее же выражению, “скоротать последние деньки” еще до рождения детей, она была очень тяжело больна. К тому же она была дальней родственницей и давала понять, что скоро ей конец, и квартира, которая на нее была записана, отойдет потом навечно Агаповым.
Мама к ней пошла с супом и, вернувшись, свернула газету трубочкой, залезла на подоконник и провозгласила, как глашатай, что тетя Ирма просила блинчиков с творогом, но только из свежего творога и с рынка. И ведро крови, но только чтобы кормили с ложечки и с песенками. Все стали гадать, где рынок и ведро, но потом забыли и вернулись к обеду.
Петя тогда вспомнил, что он в ведре пускает кораблики и выбежал в коридор, не доев обед. Все продолжали кушать и тут вошел хахаль Наташи в кепке с несколькими молодыми людьми, их общими друзьями, студентами-поэтами в элегантных шарфах. Хахаль увел Наташу в сторону, а поэтов папа вежливо пригласил к столу. Мама была недовольна, что не дают спокойно поесть. В этот момент собака Лайма родила шестерню и щенки начали повсюду разбредаться и залезать. Мама сказала, что стоит сварить обед, все слетаются, как мухи. В эту минуту Аленка тихонько уползла поиграть с детенышами Лаймы, которая забралась от них на пианино и высунула язык.
Наташа вернулась со стороны, приговаривая плетущемуся сзади хахалю:
- Тебе все одно. Не могу, устала как собака, мне пора спать, у меня болит голова, мне нужно готовиться к завтрашним экзаменам, у меня месячные.
Замолчала на секунду и потом прибавила:
- Я бы рада, да ты и сам не хочешь.
-Да, чего-то уже не хочу, - согласился хахаль и в задумчивости собрался уходить.
Дом Агаповых был сделан из желе, и Наташа подбежала к хахалю, перед порогом поцеловалась с ним, ласково посмотрела в глаза, и отломала кусочек их “желища”, чтобы ему не было голодно по дороге домой в автобусе.
-Не смей тащить из дома, патаскушка! - завопила мама. Хахаль подмигнул Наташе и побежал по лестнице, а Наташа быстро вернулась к столу. Мама вкрадчиво и спокойно прибавила, глядя доброжелательно на поэтов и накладывая им салат:
- Наташенька, детонька! Сколько раз я тебе говорила, не бери из дома, животик же заболит, попроси, я лучше сама что-нибудь спеку.
-Не люблю печеного, люблю копченое, - пробурчала Наташа, глядя доброжелательно на поэтов и накладывая им салат.
-Спасибо, салата хватит - сказал длинный поэт - передайте, пожалуйста, мясные нарезки и сыры.
-А мне огурчиков - сказал короткий поэт.
- Хотелось бы солений - произнес с требовательной ноткой полосатый поэт.
- А мне рыбу живую, речную - сказал кудрявый поэт, достал балалайку и сыграл: тен-дер-день-тер-день-день-тень! - Или морскую, вяленую - и сыграл: брам-прам-драм-дарарам-пам-пам!
- А, давайте, лучше Аленка вам расскажет стишок - придумал папа - Ведь сегодня такой день и вы будете рады!
Все радостно захлопали в ладоши и закричали:
- Давайте, давайте!.
- Аленка-аа! - зычно прокричал тогда папа, отправляясь на поиски.
Все стали ему помогать, зажгли зажигалки и фонарики и зааукали на разные голоса:
- А-аленка-а-а!
Из-за включенных ламп, фонариков и свечей во всех комнатах было так светло, что ничего не было видно. Вдруг Аленка крикнула:
- Я за столом, а вы где?
Все обрадовались, что Аленку нашли, поставили ее на табуретку и расселись кругом. Но она молчала и что-то показывала руками. Все стали ей говорить: “Аленка, ну, прочитай стишок. Не стесняйся, все тебя слушают” и в общем всячески ее подбадривать. Но она только начала мычать и хлопать руками и ногами.
- Да вы же ее на голову поставили, вверх тормашками- сообразил вдруг короткий.
Аленку перевернули, поставили на ноги и она прочла, держась руками за два бантика:
Щенята запрыгнули с пола
И я обалдела вообще,
Играют в водное поло
В остывшем моем борще.
Послушав, папа вытащил щенят из тарелки, отнес их в комнату к тете Ирме и закрыл дверь в детскую на ключ, а мама томно вздохнула и сказала, что ее душа как платиновая кредитная карточка, от которой пин-код потерян. Наташа обернулась к своим друзьям и промолвила:
- Ребята, милые, это все шалости детские, а почитайте что-ли что-нибудь свое.
- Да, я тоже думаю, что любой из вас подходит Наташе в сто раз лучше, чем ее хахаль. Вы же его друзья, не так ли? - поддержала ее мама - Хочу полюбопытствовать, какой стиль предпочитает каждый из этих прекрасных молодых юношей?
Поэты разрумянились, потерли шарфами спины, сплясали гапака и, наконец, решились.
Первым вышел длинный:
- Я предпочитаю сочинять стихотворения на тему природы и грусти. Без названья.
Я помню это, как сейчас,
В тот день, один, в вечерний час,
Я любовался, как цветут кусты ракит
И как в саду пасутся антилопы,
Когда вдруг сзади подошел ко мне рахит,
И больно ущипнул за попу.
Вторым вышел короткий и сказал, что ему близок длинный, но все же для него первостепеннее темы природы и смерти.
- Называется “Старушка”! - с выражением, помогая челюстям руками, сказал короткий, дернул за фалды своего фрака и прочитал:
С безумным воплем бабушка-самоубийца
С платформы сиганула прямо под колеса.
А в чистом поле пшеница золотится,
И очи радуют созревшие колосья.
На горных сопках снеговые кучи тают,
Рассветы провожают в путь закаты,
А размордевшие внучата уплетают
На бабкиных поминках ассорти-салаты.
-Ну, как вам понравилось? - с надеждой спросил короткий. Мама сказал шарман, Наташа загадочно заулыбалась, так как вообще думала о своем, а папа просто сказал "отстой", но попросил дать обосновать свое мнение попозже после прослушивания всех соискателей.
Вперед протолкнулся полосатый. Папа сурово спросил, что он имеет им изложить. Полосатый прокашлялся и сказал, что нету ничего чище размышлений о любви. Папа ответил, что трудно не согласится и уютно расположился рядом за картиной на стене на узоре обоев. Полосатый на это сказал, что он просил бы отметить, что произошла небольшая ошибка и на самом деле он не полосатый, а деревенский поэт почвенник-торфянник. Для кого-нибудь эта ерунда, а ему важно потому, что он не в бирюльки играется. Наконец, он закатил глаза внутрь, вставил в рот апельсиновую корку с дырочками и, руками изображая полет орла, продекламировал “Размышления деревенского поэта”:
Дуги темных бровей,
Глаз рассеянный взгляд.
Не пойму я, убей,
Не понять мне опять.
Чем был вызван надлом,
Чем нарушен покой?...
Может, зря с топором
Бегал я за тобой?
- Вот когда чувствуется забота о женщине, то сразу понимаешь, что имеешь дело с доброй душой - со слезами на глазах в полной тишине промолвила мама.
- Так-так, а вы, молодой человек моете за ушами и чем?! - наконец с интересом и уже совершенно спокойным деловитым тоном спросила после паузы мама у короткого.
- Обязательно, мадам, каждое утро и еще всякий раз перед походом к своему личному биржевому маклеру, у которого много моих личных разноцветных карточек и формочек.
-Я чувствую, вы нам подходите, все больше, и больше, и больше, и больше... - загорелась мама, схватив с кушетки рядом с пианино большое ватное одеяло за два верхних кончика, и начала трясти им так, чтобы создался как бы эффект волны.
-Нет! Нееееет!!! - пронзительно закричала Наташа, схватив два нижних кончика и стала тянуть их на себя так, чтобы волна прекратилась. - Я знаю точно, я клянусь вам всеми святыми, он лжет, он нагло вас дурит, он не делает этого, он даже не способен на это, если бы и хотел.
Здесь папа весело и с легкостью по-мальчишески запрыгнул на середину одеяла, и, качаясь в нем как в гамаке, сказал:
- Бог вам судья, но я все-таки, молодые, скажу вам все, что думаю, только пусть уже выступит последний из вас.
И дал рукой отмашку.
Кудрявый залез на пианино, взял на руки Лайму, поцеловал ее в лоб, потом поставил ее на пол и безо всякого старания в разговорной манере произнес:
- Я люблю, как мои друзья выпивают, но стихи их я не перевариваю. Мне очевидно, что самые нужные темы, это проблемные, например, о противоречии и противопоставлении города и деревни, людей и животных, красоты и дерьма. Так, меня однажды возили насильно в одну глухую дыру помогать удобрять картошку, и в связи с этим в одном из своих ранних стансов я написал:
В мои полные печали, вроде
Красивые еврейские глаза
Заглянула в огороде,
С пониманием коза.
Она заметила, что я в перчатках и с лопатой
Был занят передвижением навозной кучи,
И продолжая есть траву, но как-то виновато,
Она подумала: “Ему б к лицу был Gucci”.
- Вот, что-то в таком духе! - уже пафосно, но обращаясь как бы к близким людям, сказал после аплодисментов, полулежа на верхней крышке музыкального инструмента, исполненный уверенности, молодой поэт. Вдруг в стене за пианино появились иссине-фиолетовые губы вечности, поискали как бы глазами (но глаз как таковых у них не было) кого-то, раскрылись, и гигантский бардовый язык протянулся ко лбу кудрявого, со шлепающим звуком прилепился к нему кончиком наподобие липучки и затем молниеносно утащил его по ту сторону губ. Тут же губы исчезли и все стало как прежде, только кудрявого больше не было. Три оставшихся поэта недоуменно поглядели друг на друга и один, наконец, сказал: “фу, ну, как невежливо”.
А мама повела плечами и спросила:
- А мне он уже стал нравиться...Наташенька, солнышко, да и ты вроде начала влюбляться?
- Ну немного, но как он исчез, то я сразу прекратила. Знаешь, люблю, когда есть за что схватиться...Папенька, слезьте же, наконец, с одеяла, мы устали держать.
Папа бодро вскочил и подошел к молодым людям. Те встали в линию, положа друг другу руки на плечи, и раскачивались в такт какой-то песни, которую еле слышно нашептывали губами.
- Я ни на что не надеюсь, но все же на душе радостно - приветливо сказал между словами песни деревенский, глядя на приближающегося главу семейства.
- А вы печатаетесь где-нибудь, публикуетесь в журналах? - стал наступать на них все больше папа, путем надувания вширь и вверх и продвижения нахмуренными бровями по потолку - Вы же не поэты, а заскорузлые пентюхи!! Вы разве думаете о будущем?! - произнося эти слова, он уже занимал больше половины комнаты и практически все пространство под потолком.
- Нет, но это не столь важно - твердо, но с некоторой опаской сказали ребята, прекратив петь, глядя куда-то неопределенно в район люстры, так как точно не было понятно, где плавали глаза Агапова.
Тут в комнату вбежал Петя и замахал тетрадкой в вытянутой вверх правой руке:
- Папа, мама, Наташа и ее друзья, меня озарило! Я должен писать притчами. Я пришел, чтобы с вами поделиться. Вот, послушайте, первую я уже написал. “О любви между близкими и далекими”:
“Вышли как-то погулять перед гаражами сиамские сестры-близняшки Шура и Мура Кривошеевы, страдающие раздвоением личности. Голов-то у них было две и ноги две, но мыслили себя как отдельные четыре личности: Шура толстая, Шура-космонавт, Мура-Пушкиновед и Мура-скинхед. И решила вдруг Шура-космонавт, что она хочет какать, а Мура-скинхед, что пора поиграть в теннис и стали все спорить. Галдеж поднялся страшный. А мимо мужик шел с бородой. Он на них как глянул, так и не заметил у них в глазу соринку, а у себя бревно заметил. И понял он тогда, что судьба его решилась, пришло время жениться и отправился свататься к Муре-Пушкиноведу. И жил потом с ней долго и счастливо, а две Шуры и Мура уехали в другой город и стали кинозвездами”.
Петя прочитал и только ждет, чтобы кто-нибудь как-нибудь отозвался, так папа тут над занавеской как загремит мощным голосом подобно трубе:
- Отзынь, дитято. Сейчас я огнем шмалять начну и увещевать оступившихся!!
И какой-то дымный сгусток быстро переместился от окна к части потолка над поэтами, находившимися перед запертой входной дверью, к которой они все плотно прижались. Из сгустка загудело мощным зыком:
- Мир четко разграничен, шелопаи: по одну сторону - слепая случайность, свирепая природа и всяческий сумбур, по другую - наука, разум и учет. А вы говорите!!!
И с пронзительным свистом по поэтам с потолка начало пулять шаровыми молниями. Длинного на месте припекло, а два других, хоть и порядком поджаренные, бросились сквозь образовавшуюся дыру в двери и дали деру, что есть мочи.
Мама начала метаться по квартире, посылать детей за водой и выть в голос, посыпая голову пеплом длинного:
-Ой, родненькие, опять! Он же весь дом спалит, изверг. В прошлый раз ярость даже на соседей протекла, он еще потом все слесаря вызывать отказывался, газ чуть не взорвался, а сейчас его ж не остановить!!
Но тут в столовую въехала тетя Ирма на своем боевом диване, к которому было прикреплено шесть колес от бронетранспортера и подушка с бойницами. Она крутила над головой, как лассо, грушей от аппарата по измерению артериального давления и голосила в диапозоне сверхзвукового самолета:
- Изыди, тунеядец пузатый, дубина стоеросовая! Да и все хороши, дармоеды, спать не дают, орут - наворачивая круг за круг вокруг стола, исходилась старушка - Вот я отравлюсь, а в записке напишу, что вы виновны и чтоб квартиру отдали ЖЭКу. Ха-ха-хахаха-ха - гомерически смеясь, она эти хахахи исполняла так, чтобы они звучали как “Полет Валькирий” Вагнера.
Папа на первом же ее круге вокруг стола быстро предпочел с потолка превратится в ветошь в уголку, взял газетку и со скучающим видом зашлепал тапачками по коридору в направлении уборной.
Мама начала наводить порядок и между выбиванием коврика и протиранием зеркала, крикнула куда-то в коридор:
- Петя-яяя! Все! Иди делай уроки, я не хочу больше краснеть на родительском собрании.
- Мама, ну, я сейчас, мне тут нужно досушить паруса.
- Марш заниматься. Без разговорчиков. - отрезала мама.
Петя ушел в угол и начал ожесточенно дрочить, угрюмо глядя в ковер.
Тут раздался телефонный звонок, тетя Ирма тоже угомонилась и поехала снимать трубку.
- Алло....Кто это? Лина? Да, Лина, это Ирма.
- Ты дома? - спросила на том конце Лина.
- Я, да. А ты? - заинтересовалась Ирма.
- Я...-задумалась Лина. - Конечно, дома, что за глупый вопрос.
- Чтоб ты сдохла, Лина.- сказала Ирма. - Почему же ты не звонишь?!
- Я звоню, а ты меня слышишь? - заинтересовалась Лина.
- Я тебя плохо слышу, когда ты мне позвонишь? - беспокойно спросила Ирма.
- Ты меня хорошо слышишь? Ты меня слышишь?! - надрывалась Лина.
- Алле, Лина?! - не слышу, подумала Ирма. - У тебя нету глюкозина?!
- Нету. Ты меня слышишь?! - волновалась Лина.
- У тебя нету глюкозина, да? Когда ты позвонишь?! - не унималась Ирма.
- Чтоб ты сдохла, Ирма - как-то вдруг в одну секунду устала Лина, бросила трубку и сказала - Целую, пока.
- Представляешь -минуту спустя сказала Ирма маме, убиравшей со стола суп. - Звонила Линочка.
- Да, как у нее дела? - без интереса спросила мама.
-Ты знаешь, ничего. Сказала, что все нормально. Внуки растут, зять много зарабатывает, здоровья только нет и... глюкозина тоже.
- Да, надо бы купить - думая о чем-то совсем другом, бросила мама, когда вдруг раздался звонок и в брешь в двери просунулась голова какой-то опрятной девочки-ховрошеньки, лет семнадцати на вид, и спросила елейным голоском:
- А Петя дома? Я ему карандаш хочу занести.
- Петя-я! Хватит заниматься. Иди, второе стынет, сколько раз я могу разогревать?! - крикнула мама.
Петя же уже шел под руку с девушкой от двери и подошел к маме:
- Мамочка, это девочка-ховрошенька, познакомься, мы с ней учимся в одном классе, она пришла занести мне карандаш.
Мама глядя в стену:
- А сходи-ка ты, ховрошенька, за хлебом, у нас дома кончился хлеб, папа весь слопал, будь любезна.
- Да, нет лучше, я, вот, чего тебе, Петенька, скажу. Я ведь, Петя, кроме карандаша принесла тебе еще подарок, который забыла отдать на твой последний день рожденья.
- Это - сказала она, доставая из-за пазухи какой-то непонятный предмет - фирменная бумагорезка. И тут она быстро схватила Петину руку, засунула в предмет, и резко дернула за ручку.
- А-ааааааа -заорал Петя, у которого от боли глаза полезли из орбит.
Ховрошенька, все еще держала его засунутым в свой подарок и приговаривала, поглаживая его руку своей и заглядывая к нему в глаза с нежностью:
- А ты забавный.. Шебутной, но забавный.
- А-ааааа- продолжал орать Петя.
Тут Наташа подошла к маме и пожаловалась:
- Мама, почему в доме весь день крик? Мне нужно готовиться к завтрашним экзаменам.
Ховрошенька отпустила Петю, юркнула в брешь и растворилась, будто ее сделали невидимой.
- А-ааааа -Петя уже заходился.
- Вот, так всегда. То я сам, я уже взрослый, а чуть что - сразу мама. - сказала мама, усаживая Петю рядом с собой на кушетке и рассматривая то, что осталось от руки -Ну, посиди спокойно, соколик, сейчас пройдет. Мама перевязала бинтом Петину руку. Петя всхлипнул и, успокоившись, спросил с любопытством:
- А что значит шебутной?