Вилма Заурецкая

Прекрасная ловушка

"Сильны любовь и слава смертных дней, И красота сильна. Но смерть сильней" (с)Джон Китс

  Прохладный ветерок, приносящий немного свежести в этот жаркий летний день, доносил до него необъяснимые звуки. Он не мог понять, что это: мелодия, музыка? Или, возможно, песня? Направившись в ту сторону, откуда доносился подобно аромату этот звук, он начал лучше воспринимать его. "Да, это музыка" - Подумал он. - " И какая восхитительная музыка!" Забыв обо всем, он прибавил шаг и направился к источнику такого приятного для него звука. Музыка лилась плавно, переходя из одной ноты в другую, создавая самое лучшее, что он когда-либо слышал. Это совершенство нельзя было называть таким простым словом, как "музыка", нельзя было втискивать в эти рамки, состоящие из правил и границ! Мелодия достигала самой души, будоража его эмоции и заставляя кровь кипеть, а ветерок, который нес эти переливы звуков приносил прохладу и небольшое спокойствие, все это вместе вызывало такие эмоции, что ему хотелось расхохотаться от радости в полный голос, известить весь мир о том, как ему хорошо, как он любит жить! И одновременно ему хотелось плакать при мысли о том, что этот чудный и невероятный звук может когда-нибудь кончиться, потому что тогда закончиться смысл его существования, закончиться его жизнь. Он уже не замечал того, что от неспешного шага перешел к бегу. "Еще! Я хочу слышать больше, громче!" - Единственная мысль, которая была у него в голове. По мере приближения он уже начал четко улавливать все звуки и ... слова. "Это песня! Наверное, это ангел спустился с небес, что бы даровать нам свою благодать в виде этой восхитительной песни!" Нежнейший голос, что ему когда-либо приходилось слышать, плавно пел на неизвестном ему языке. Это был очень красивый язык, слова лились, подобно нектару, пить который позволено только богам, и сливались с музыкой. Постойте-ка, нет, не было никакой музыки! Голос, подобный ангельскому, пел настолько плавно, что слова становились мелодиями и переходили обратно в слова. Нельзя было сказать кто поет, женщина или мужчина, да это и не важно. Песня опьяняла, кружила голову и поднимала в его душе все чувства, которые когда либо только мог испытывать человек! Он бежал и бежал, не думая о времени и усталости, песня вела его и он безропотно подчинялся. Наконец, он выбежал на поляну от куда лилась песня. Звук был такой чистый, словно вода из лесного ручейка, мелодии были почти осязаемы, ему казалось, что вся поляна наполнилась светом этой мелодии, а в центре этого света была девушка. Он упал на колени, не в силах справиться с оцепенением, которое вызвала у него она. "Ангел... О, Боги! Зачем вы отправили это самое прекрасное создание во всем мире спуститься на эту отвратительную землю?!" По его лицу медленно катилась слеза. Даже его слеза была не настолько чиста, как ее голос и внешность! Ему вдруг стало стыдно за себя. Как такое ничтожное создание, как он, может находиться здесь, внимать ее голос, чище воды и прекраснее трели птиц, смотреть на нее, сияющую ярче полуденного солнца?! Но, он ничего не мог поделать с собой. Ноги приросли к земле, руки не слушались, он с трудом не забывал дышать, не то чтобы попытаться что-то сделать. Он так и стоял на коленях на краю поляны, с блаженной улыбкой на губах и младенческими слезами, неспешно катившимися из его глаз. Сияние немного померкло и девушка обратила взгляд своих небесно голубых взгляд на мужчину. Ох, что это были за глаза! Само небо отражалось в них, как на ровной поверхности воды. Белоснежное, сияющее словно снег на солнце, лицо, с красивыми чертами. Розовые бутоны губ, словно шепча, то чуть приоткрывались, то немного сужались, но песня, которую создавали эти губы была громкой и четкой, настолько громкой, что он впервые услышал ее, находясь за пять верст от этой поляны. Аккуратный носик, точенные скулы, не единой морщинки, не единого изъяна. Лицо обрамляли светлые кудри, цвета пшеницы, они мягко спускались по ее плечам, достигая бедер. Она сидела на траве, которая из-за ее сияния казалась изумрудной, подол ее белого длинного платья был аккуратно расправлен вокруг нее, оно было настолько длинным, что из под него не было видно ее согнутых ног. Платье нежно окутывало ее тело, оставляя оголенными плечи, выделяя ровно вздымающуюся грудь, облепляя тонкую талию. Само совершенство!

  Девушка сомкнула губы и улыбнулась ему, при этом не прекращая мелодию. Без слов мелодия казалась незавершенной, не такой идеальной, но ее улыбка была лучшей компенсацией этого. И мало того, эта улыбка предназначалась ему, только ему! Она подняла руку, которая до этого покоилась на ее коленях и легким жестом, как тот свежий ветерок, что некогда нес ее песню, подозвала его к себе, при этом все также улыбаясь и напевая мелодию. Он открыл рот, но не смог произнести и звука. Он хотел встать, но так и не смог сделать и малейшего движения. Он в отчаянии поднял на нее свои глаза, полные слез, несвойственных взрослому мужчине. Девушка все продолжала держать руку протянутой в сторону мужчины, она разомкнула свои губы, похожие на лепестки самого нежного в мире цветка и песня снова заполнила поляну. Эта песня звала его к ней, невидимой шелковой лентой протягиваясь к нему, помогая подняться и идти, не падая наземь. Но и это не удержало его на своих, стертых в кровь от долгого бега и окаменевших от долгого коленоприклонного положения, ногах. Упав на изумрудную траву, такую мягкую и шелковистую на взгляд и такую твердую и жесткую на самом деле, он не стал вставать повторно, а пополз. Ему было плевать, что в жизни он не разу не перед кем даже спину не согнул, напротив, это перед ним все преклонялись и ползали на коленях! Возможно, со стороны, это показалось бы смешным: мужчина, который считал всех женщин предметом быта, украшением, да и только, всегда презиравший их, сейчас полз к одной из представительниц этого пола. Но какой смысл в том, кем он являлся, если сейчас он просто ничто. Он полз к ней по этой твердой и жесткой траве, стирая ладони в кровь, изнемогая от усталости, но как он мог остановится, если она звала? Он бы не посмел остановиться и не поддаться ее зову, никогда! И вот уже совсем маленькое расстояние разделяет сломленного, измученного и опьяненного мужчину от хрупкой и изящной фигуры девушки. Еще немного и он добрался до нее! Схватился за ее нежную, белую, как сверкающий на солнце снег, ладонь, как утопающий хватается за палку, протянутую с берега. Но изнеможение дает свое, и он падает на подол ее белоснежного платья, не отрывая взгляда от ее губ, напевающих эти прекрасные неизвестные слова и не отрывая соей грязной, израненной и черствой руки от ее нежной и хрупкой. Девушка притронулась ладонью к его щеке и посмотрела ему в глаза. Он положил свою вторую руку сверху на ее и потерся своей щетинистой щекой об ее ладонь. А она ласково и нежно смотрела ему в глаза, все продолжая напевать прекраснейшую песню во всем мире, на земле и на небе. Большим пальцем руки, покоившейся на его щеке она стерла новую слезу, покатившуюся из его глаза. Он вымученно улыбнулся и закрыл глаза. Здесь лежа у нее на коленях, чувствуя нежность ее кожи и внимая благословенные звуки ее песни, он нашел свое успокоение. Ему стало так хорошо и спокойно, как никогда ранее, это было похоже на то ощущение, какое испытывает ребенок, находящийся в утробе матери. К его губам прикоснулось, что-то мягкое, как сочный плод и нежное, как лепесток розы. Ох, эти губы! Он думал, что сейчас умрет от счастья! Но... Он не понимал, что действительно умирает. Поляна, залитая светом, ярче полуденного солнца. Изумрудная трава мягкая и шелковистая на вид, но твердая и жесткая на деле. Девушка, прекраснее всех ангелов на небе, с кожей, сияющей, как снег на солнце. И сломленный, измученный, но невероятно счастливый мужчина у нее на коленях, из которого выходила жизнь, которого покидала душа. Она пила его жизнь через его губы, как пьют дорогое вино, через хрустальный кубок. Небольшими глотками, смакую вкус и растягивая удовольствие. Он больше не раскрывал свои веки, полностью отдаваясь эйфории, он уже не слышал, что мелодия прекратилась и стало так тихо, как будто весь мир остановился, он уже не видел, что сияние померкло и свет исчез, растаял, как туман по утру, не заметил, как сумерки окутали поляну и тени залегли повсюду. Он не знал, что черты создания, которого он называл ангелом, изменились, что ее лицо потеряло былую краску, что ее кожа потеряла былую нежность, что ее губы потеряли былую сладость. Она пила, все больше и больше, каждый глоток его жизни она брала с жадностью человека, умирающего в пустыни от обезвоживания. Его рука уже больше не держала ее так крепко, она безвольна лежала подле его тела, его губы уже больше не отвечали на ее сладкие поцелуи, они онемели, его душа уже не владела этим телом, она умирала вместе с ним. Теперь душа этого человека проклята, она никогда не отправится в сады Эдема, она умрет и переродится во что-то темное, вечно голодное и жаждущее смерти, чужой и... собственной. А девушка, выпив до дна все естество, всю жизнь этого несчастного смертного, почувствует долгожданное насыщение, она закроет глаза и почувствует небывалое наслаждение, она будет ликовать, и чистый, звонкий, невинный смех радости заполнит поляну, только уже не будет не сияния, не света, это будет смех во тьме, в которой она всегда пребывает. Так будет, пока голод снова не завладеет ей, и тогда, свет и сияние снова затопят поляну, трава станет изумрудной, а девушка прекрасной. Ветер подхватит переливающиеся звуки ее песни и понесет другому несчастному, который непременно попадется в эту прекрасную ловушку.